Группе предстояло пройти еще около ста километров, уже без партизан. Мы старались наверстать упущенное, большую часть пути шли по азимуту.

Еще при подготовке к вылету в тыл врага мы много тренировались в хождении по азимуту. Теперь, совершая переход за переходом, разведчики настолько научились выдерживать направление, что к концу двадцатикилометрового пути выходили точно к намеченному пункту, как летчики говорят, «на цель».

Вот и сейчас группа уверенно шла по намеченному азимуту, стараясь до наступления дня достичь рощи – конечного пункта перехода.

На востоке загорелась заря. Она разрасталась с неимоверной быстротой. Восточная часть неба превратилась в гигантский солнечный веер. На горизонте появился красный холмик. Вот он превратился в огромную раскаленную копну. Копна росла и меняла свою красную окраску на оранжевую. В тот момент, когда мы входили в лес, копна переросла в шар. Шар оттолкнулся от земли и быстро начал набирать высоту. Подымаясь, солнце уменьшалось в размерах и становилось все ярче и ярче.

Вместе с восходом солнца пробуждалась жизнь на земле. Трепыхнулся воробей и живо спросил соседа: «Жив?» В ответ со всех сторон понеслось радостное: «жив», «жив», «жив»… Бабочка встряхнула крылышками, но спросонья еще не могла лететь и, шевеля усами, уселась на листике. Застрекотал кузнечик. Из норки высунул мордочку суслик и огласил поле пронзительным «пи-и». Подсолнухи своими шляпками, увенчанными желтыми лепестками, жадно ловили солнечные лучи. Цветы раскрывали манящие объятия, готовясь принять пчел. Пчелы улетали на разведку… Из муравейника выглянул хозяин-муравей, выпучил на солнце глаза, потер друг о дружку передние лапки, как бы говоря: «Ну, что же? Начнем, пожалуй!» И пришла в движение многотысячная муравьиная семья, напоминая нескончаемую ленту конвейера.

В селе заскрипели калитки, по засохшим комьям проселка застучали колеса телеги. Для всех начинался трудовой день.

И только для нас наступило время отдыха. Но не того спокойного отдыха, в котором мы нуждались. А отдыха, полного тревог и неожиданностей. Нам предстояло отыскать убежище, как зверю берлогу, и затаиться до ночи.

Группа вошла в рощу, разрисованную множеством тропок, оставленных стадом. От кустов, благодаря старанию коз, остались лишь прутья, да и те без коры. Роща просвечивала насквозь. Уцелевшие дубки, липы и ясени имели истерзанный вид, как будто им пришлось перенести сильный артиллерийский обстрел. Колдобины, вырытые свиными «пятаками», напоминали воронки от снарядов. Ветки изломаны, кора с большинства деревьев содрана. На стволах деревьев клоки шерсти, оставшейся от прикосновения животных. Запах навоза неприятно щекотал в носу. Все это нам очень не нравилось. В довершение всех неудобств, в середине рощи находился загон для скота. Длинные жерди прибиты четвертными гвоздями прямо к деревьям.

Останавливаться на дневку в такой роще мы не могли. Но куда же идти? Вблизи другой рощи нет.

Время торопило нас. Солнце уже бросало свои лучи промеж деревьев, ярко освещая весь лес.

Идти дальше мы опасались. Не хотели снова нарваться на врагов.

– Надо под покровом тумана пройти к реке, — предложил Кормелицын. — Расположимся в камышах,

– В камышах сыро, — возразил я.

– Надо хоть на время укрыться, а там видно будет.

Выбора не было. Пошли…

Мы окунулись в туманное облако и пошли по высокой, густой траве. Желтые лютики и светло-голубые колокольчики, белая кашка, напоминающая мелкие жемчужины, ромашки, дикий горох задевали нас за ноги. Нам было не до них.

Вдруг из тумана показались кусты лозняка. Они занимали площадь в двадцать-двадцать пять квадратных метров и были настолько низки, что не скрывали стоящего человека. Пришлось довольствоваться тем, что можно было сидеть. Маскировке способствовала высокая и густая трава, заполнявшая кусты.

Располагаясь в кустах, мы рассчитывали на то, что они не привлекут ничьего внимания. Из двух зол выбирали меньшее.

На скорую руку перекусили и уже собирались спать, как до нашего слуха донеслись голоса и звон кос. Сквозь гибкие ветки лозняка мы увидели, что на луг пришли косари. Всего человек двадцать. Их сопровождали три вооруженных полицая с белыми повязками на рукавах и невысокий, лысый человек в очках, с портфелем в одной руке и саженью в другой. Несколько минут они стояли и громко разговаривали. А затем лысый начал вышагивать с саженью, отмеряя равные участки. Отсчитав несколько саженей, он оставлял одного из крестьян, гурьбою следовавших за ним. и продолжал шагать. И чем дальше он шел, тем меньше оставалось с ним косарей. Но вот задание получили все.

Вдоль луга на равном расстоянии друг от друга готовились к работе крестьяне. А лысый возвратился к полицаям, поговорил с ними некоторое время и ушел в село.

Покос, на котором располагалась наша группа, достался невысокому, широкоплечему мужику с рыжей бородой. Он снял пиджак, поправил белую косоворотку, поплевал на руки.

– Бог на помощь, — пожелал он не то себе, не то соседу и привычно взмахнул косой.

Коса мягко и легко вошла в зеленую массу и, издав первый «чшах», срезала целую охапку травы.

Приступили к работе и другие косари.

«Рыжая борода» спокойно и уверенно гнал двухметровую полосу, оставляя за собой вал зеленой, сочной и душистой травы. Видно было, что косу он держит не впервые и владеет ею, как опытный парикмахер бритвой. По-видимому, не один гектар земли пришлось ему «остричь». Только на этот раз, видно, крестьяне не для себя «стригли» траву. Об этом говорило присутствие трех вооруженных полицаев.

Начало припекать. Косари сняли рубашки, подставили свои спины солнечным лучам. Временами они останавливались, чтобы перевести дух. Вынимали из-за голенища оселки и точили косы, оглашая луг скрежетом камня о сталь.

Господа полицейские не имели особого желания печься на солнце. Они уходили в рощу и располагались в тени. После их ухода темп работ снижался. Слышался разговор.

– Мытрич, ну ты, брат, розшагався, — говорил лысый старик, обращаясь к «рыжей бороде».

– Нихто ж за мэнэ нэ будэ нормы робыть, — отвечал тот.

– Твоя правда, — соглашался лысый. — Тилькы скажу тоби, нэ лэжать до цього рукы.

– Нэ лэжать, говорыш? Так воны можуть повыснуть, як у Хведоровыча… Абож до Ниметчыны…

– Типун тоби на язык…

– Дывысь, черт нэсэ заику, — сказал «рыжая борода», указывая головой в сторону рощи.

Подходил полицейский. Косари снова усиленно замахали косами…

Некоторые могут подумать: и чего прятаться? Не лучше ли выйти из укрытия и уничтожить их, избавив местных жителей от палачей? Да, иногда лучше. Мы не должны упускать ни одного удачного случая, чтобы не навредить противнику, не нанести ему потери, не держать его в напряжении и страхе. И не удивительно, что сейчас разведчики горели желанием уничтожить и этих предателей. Но на этот раз я был против. Предположим, уничтожим мы трех полицейских. Встревожатся немецкие гарнизоны. Против нас вышлют карательный отряд, который, если не уничтожит нас, то сделает невозможным выполнение нашей основной задачи.

Мы сидели в кустах и с тревогой следили за приближением «рыжей бороды» к кустам.

Нас палило солнце. Мучила жажда. Петя, Костя и Володя начали рыть колодец. Финкой вырезали квадрат дерна, а затем начали выковыривать влажный суглинок. Они рыхлили грунт ножом, а затем выскребывали его руками. Лунка постепенно углублялась. Почва становилась влажнее. Наконец появилась жидкая масса пепельного цвета. Мы пустили в ход крышки от котелков. Со стенок колодца тонкими жилками стекала мутная жидкость. Когда колодец достиг метровой глубины, на дне появилось нечто подобное ключу. Глубже рыть мы не имели возможности: не было инструмента. Пришлось довольствоваться достигнутым.

Мутная подпочвенная вода медленно стекала в наш колодец. За двадцать-двадцать пять минут наполнялась крышка от котелка. Вода была перемешана с илом. Мы процеживали ее сквозь марлю, свернутую вчетверо. Однако и после этого на зубах хрустел песок.

– Ну, как там? - спрашивал Рыбинский.

– Тече помаленьку, — отвечал Стрелюк, вспоминая кинофильм «Тринадцать».

Вода имела горьковато-болотный привкус. Но ее все-таки хватало для утоления жажды.

День тянулся медленно. Зато косарь приближался быстро. Разведчики залегли. Может, не заметит. Не будет же он кусты срезать. Но вот он подошел вплотную к кусту, замахнулся косой и, изумленный, застыл на месте.

– Тихо, — поднял палец Кормелицын.

Он постоял миг.

– Не показывайтесь… Полицаи, — сказал крестьянин и деловито взмахнул косой, продолжая обкашивать кусты.

У нас отлегло от сердца.

Несмотря на рыжую бороду, мужчина выглядел молодо. Ему нельзя было дать больше сорока. Что его заставило отпустить бороду? На оккупированной немцами территории можно было встретить мужчин разного возраста. По-разному для них сложилась жизнь. Одни отстали от своих частей при отступлении и возвратились к своим семьям или завели новые. Другие по каким-либо причинам не были мобилизованы. Третьи бежали из плена и не могли перейти через линию фронта. А были и такие, которые просто увильнули от службы в Красной Армии, то есть дезертировали.

Теперь перед ними стоял нерешенный вопрос: как поступать? Идти в полицию? Ехать в Германию? Или идти в партизаны? Наиболее сознательные шли в леса и пополняли ряды народных мстителей. Были и такие, которые по разным причинам шли в полицию. Но были и такие, которые не шли ни в партизаны, ни в полицию. «Авось удастся отсидеться», — рассуждали они. Такие вели себя ниже травы, тише воды. Старались быть незаметными, остаться в тени. Хотели «на всякий случай» быть «хорошими» и к полицаям, и к партизанам. Чтобы избежать Германии, отпускали бороды, одевались неряшливо, прикидывались дурачками. Однако так продолжаться долго не могло. Немцы разоблачали их тактику. Забирали хлеб, скот, а самих угоняли на работы в Германию.

К категории выжидающих, видимо, относился и косарь «рыжая борода». Перемолвившись с нами несколькими фразами, он закончил свой загон, вытер косу, вскинул ее на плечо и неторопливой походкой направился к роще, где косари, развернув свои узелки, приступили к обеду. Вместе с ними трапезничали и полицейские.

Мы следили за «рыжей бородой». Он сидел в сторонке от полицейских и в разговор с ними не вступал. Это нас окончательно успокоило. Наш отдых не был нарушен…

Может показаться смешным описание мелочей.

Но встречи с такими мелочами приучали нас к выдержке, спокойствию, хладнокровию. День ото дня мы привыкали к перенесению жары и холода, дождя и бури. У нас вырабатывалось чутье в выборе места для дневки. Мы научились укрываться от врага в кустарниках, расположенных непосредственно у шоссейных дорог, в посевах, среди скошенных хлебов, в огородах и других местах.

Усваивая все эти мелочи, мои юные товарищи превращались в храбрых воинов и опытных разведчиков, способных самостоятельно решать возложенные на них задачи.