Декабрь пришел с обильными снегопадами и снежными буранами. Хлопьями валит снег. Не успеют снежинки коснуться земли, как их подхватывает порывистый ветер и, покружив в воздухе, вновь бросает на землю. Встречный ветер заставляет прикрывать лицо воротником шинели. Кони, изогнув шеи колесом, не хотят идти против ветра и норовят свернуть в сторону. На дороге снежные заносы. Лошади увязают по брюхо в сугробах и с трудом тащат розвальни. Разведчики время от времени соскакивают с саней, чтобы согреться и помочь лошадям.

На вторых санках со мною Костя Стрелюк, Володя Савкин и Сережа Рябченков. Впереди метрах в пятидесяти от нас едет Коля Гапоненко с четырьмя разведчиками. Снежная вьюга скрывает их от нашего взора и заметает след саней. Но вот впереди замаячили сани. Подъезжаем ближе. К нам подбегает облепленный снегом Гапоненко.

– Лошади не идут, выбились из сил! — старается он перекричать завывание вьюги. — И дороги не видно…

– Оставайся, Коля замыкающим. Мы поедем вперед, — прокричал я в ответ.

Сережа дернул вожжами, лошади нехотя свернули с дороги, обошли санки Гапоненко и вышли вперед. Теперь мы пробивали дорогу для остальных четырех саней. Торопились. Надо было до наступления ночи добраться до большого леса…

В лес въехали, когда было уже темно. Даже луна не помогала. Зато ехать стало легче. Ветер нас уже не донимал, лишь угрожающе гудел в вершинах сосен. Почувствовав под собой дорогу, лошади пошли резвее.

Нам предстояло за два перехода проехать около ста пятидесяти километров, выйти к реке Стырь западнее Домбровицы и взорвать два железнодорожных моста. Взрывы необходимо произвести в ночь с 4-го на 5 декабря. В это же время должны взлететь в воздух мосты на железных-дорогах западнее, восточнее и южнее Сарн, а также в районе Столина. Туда ушли группы Кульбаки, Цымбала, Подоляко и другие. Этими диверсиями предусматривалось вывести из строя сарнский железнодорожный узел, который, как спрут, впился своими щупальцами в Полесье и Ровенщину. Он обеспечивал переброску гитлеровских войск и грузов по дорогам Ковель-Киев, Лунинец-Ровно, связывал магистрали Брест-Гомель, Ковель-Киев, Львов-Киев.

В нашей «чертовой дюжине» в строю находилось всего тринадцать человек, так как Лапин, Рыбинский, Маркиданов и Щербаков еще не выздоровели после ранений. Володя Зеболов получил специальное заданное по разведке железной дороги, а Вершигора, радистка Аня Маленькая и их ездовой с нами на задание не шли. Поэтому нам в качестве усиления выделили из двенадцатой роты пять человек с пулеметом. Возглавлял эту группу командир роты Сарапулов.

Отправляя группы на задание, Ковпак сказал:

– Смотрите, хлопцы, чтобы мне все мосты взлетели в воздух вовремя.

А комиссар добавил:

– Посмотрим, насколько вы способны самостоятельно решать боевые задачи.

После такого напутствия каждому не хотелось попасть впросак…

Всю ночь ехали лесом. Сделали всего две остановки по тридцать минут: подкормили лошадей и дали им передышку. К утру снежную вьюгу сменил крепкий мороз. От вспотевших коней валил пар. Хвосты и гривы засеребрились.

Впереди показались заснеженные крыши домов. Из труб подымались ровные столбики дыма. Избы манили теплом. Здесь была намечена дневка. Но как только мы подъехали к околице, в селе поднялся переполох. Это нас насторожило. Выслали вперед разведку. Оказалось, что причиной переполоха явились мы сами. Дело в том, что большинство из нас были одеты в форму немецких солдат и офицеров. Кто-то из жителей увидел нас, принял за немцев и предупредил соседей. По селу полетела тревожная весть.

Прежде чем расположиться на отдых, мы организовали охрану села. И тут-то выяснилось, что в населенном пункте есть партизаны… К нам пришли три вооруженных человека, назвавшиеся разведчиками отряда «дяди Пети». Их появление меня удивило. Тем более, что о таком отряде мне ничего не было известно. Отправляясь в дальний путь, я не думал встретить здесь партизан. Мне казалось, что мы забрались в места, где еще не ступала партизанская нога, и мы будем первыми вестниками от народных мстителей. Но не так-то было! Правда, мы сначала не доверяли им. Но жители подтвердили, что это действительно партизаны. Одна женщина так и сказала: «Это партизаны нашего «дяди Пети».

Из бесед с разведчиками «дяди Пети» выяснилось, что, кроме их отряда, в Полесье и севернее действуют еще и другие партизанские отряды и группы. Это известие нас обрадовало. Появилось такое чувство, как будто мы встретили старых и хороших друзей. Значит, мы не одиноки. Партизанское движение с каждым днем ширится, разрастается.

От новых знакомых мы узнали, что мосты, которые нам предстояло взорвать, находятся на недействующей узкоколейной дороге. Вполне понятно, что ехать туда не было смысла.

– А что, Сарапулов, если взорвать этот, — ткнул я пальцем в то место на карте, где обозначен мост через реку Случь возле хутора Хлевки севернее Домбровицы.

– Ты старший, тебе и решать, — ответил он не задумываясь.

Подошел лейтенант Гапоненко, долго всматривался в карту, вынул из полевой сумки циркуль-измеритель, прошагал им по черной линии, обозначавшей грунтовую дорогу, еще подумал и лишь тогда сказал:

– Попробуем.

Путь наш сократился километров на пятьдесят. Выехали с наступлением ночи. До Хлевков нас сопровождали разведчики «дяди Пети». На место приехали часам к одиннадцати ночи.

К мосту провести вызвались два пожилых веселых полещука. Надо было пройти около двух километров. Прикрываясь кустами, пошли вдоль высокой железнодорожной насыпи на некотором расстоянии от нее Вслед за нами ехали санки со взрывчаткой и станковым пулеметом. Погода, как назло, стояла тихая и лунная. Под ногами звучно поскрипывал снег.

Вот и мост. К мосту примыкает высокая платформа. По ней взад и вперед прохаживается часовой. Его шаги звонко раздаются в ночной морозной тиши. При виде часового и моста сердце невольно учащает стук. Вот он, объект нашего нападения! От того, удастся ли нам бесшумно снять часового, во многом зависит успех дела.

В кустах, недалеко от моста, залегли. Выждали, когда часовой спустился за насыпь к казарме. Послышался стук закрываемой двери.

– Вперед! — тихо скомандовал я.

Мгновение – и разведчики под мостом. До нашего слуха донеслись шаги.

– Смена на пост идет, — высказал вслух свою догадку Гольцов.

Мы решили захватить часового без стрельбы. Не хотелось подымать шума, чтобы из Домбровицы не привлечь немецкого подкрепления. Из-под моста я пробрался на платформу. Вслед за мной прокрался и Савкин. Над нашими головами прохаживался часовой. Вот он доходит до края платформы, поворачивает обратно, и в этот момент автоматы мой и Володи Савкина, как по команде, легли на край платформы. Тихо приказываю:

– Руки вверх!

Однако часовой, не раздумывая, бабахнул из винтовки в воздух, но тут же свалился от автоматных очередей. Не ожидая команды, партизаны выскочили из-под платформы и моста и бросились к казарме, в которой размещалась охрана. Надо было торопиться, пока не пришли в себя немцы в Домбровице.

– Мурзин и Землянко, с пулеметом на ту сторону моста, — распорядился я. — Остроухов, подготовить взрывчатку!

Первыми в казарму ворвались Костя Стрелюк и Володя Савкин. В это время зазвенели стекла и кто-то выскочил в окно. Костя дал очередь вслед беглецу и осмотрелся. В тесном помещении у стен стояли двухъярусные нары. В пирамиде шесть винтовок. Посредине комнаты докрасна накаленная буржуйка. В казарме тихо и душно.

– О, валенок! — обрадовался Костя, заметив добротный валенок под нарой. Он схватил его и начал вытаскивать, но вместе с валенком показалась нога, а затем и вторая. Из-под нар вылез полицай. Не успели Костя и Володя опомниться, как из-под других нар один за другим выползли еще четыре охранника.

Разведчики готовы были открыть огонь из автоматов, но полицейские поспешили поднять руки, и один из них, видимо старшой, дрожащим голосом произнес:

– Все, ч-что з-здесь есть, и м-мы, — в-ваши.

– Теперь-то и мы видим, что вы наши, — сказал с иронией Костя.

Когда я подбежал к казарме, то увидел, как один полицай в нательном белье и босиком улепетывал через реку, обходя полыньи. По нему, не целясь, стрелял Сережа Рябченков. Полицай увязал в снегу, падал, подымался и вновь бежал.

– Черт с ним, пусть бежит, — махнул рукой Сережа.

Оставив пленных под наблюдением Савкина, Костя побежал через мост, чтобы заминировать железную дорогу со стороны Домбровиц.

Вася Демин, Илья Краснокутский, Юра Корольков и бойцы двенадцатой роты подносили взрывчатку. Под мостом орудовали минеры во главе с Колей Гапоненко и Мишей Остроуховым. Мост был длиной двести семьдесят метров, на высоких деревянных опорах. Решили взорвать три опоры, подложив под каждую из них по восемьдесят килограммов толу.

– Мост к взрыву готов! — доложил Гапоненко.

В это время мое внимание одновременно привлекли два обстоятельства. Первое то, что на юге небо озарилось вспышкой, а затем донесся глухой взрыв. Это сработал кто-то из наших, вероятнее всего Цымбал. Второе то, что со стороны Домбровицы послышался стук приближающегося эшелона, затем показался «глаз» паровоза.

– Подкрепление идет с опозданием, — проговорил Остроухов.

– Эх, взорвать бы мост, когда на него взойдет эшелон! — сказал Гапоненко.

– Да эшелон взорвется на мине, которую установил Костя, — напомнил Володя.

Так оно и случилось. Паровоз подорвался на мине, и в это время залпом ударили три взрыва под мостом. Мост вздыбился, надломился и рухнул в своенравную быструю реку Случь, которая, несмотря на сильные морозы, в этом месте так и не успела полностью покрыться льдом.

Чтобы довершить разрушения, по шпалам и настилу уцелевших пролетов моста мы разбросали термитные шары. Доски и шпалы, пропитанные мазутом,, легко загорались. Осмелевшие пленные вспомнили, что возле казармы есть бочка с керосином. Облили помещение и подожгли его. Бочку выкатили и вылили остатки горючего на мост. То, чего не сделали взрывы, довершил огонь.

Задание командования нами было выполнено.

Восстановление моста гитлеровцы продолжали до мая 1943 года. Но и после этого он действовал лишь месяц, а в июне был взорван партизанами «дяди Пети», которые вели в тот период «рельсовую войну»…

Пленников, которых мы забрали при подрыве моста, оставили в Хлевках. Мы были уверены, что они не пойдут больше к немцам, там их ждет расправа. Понимали это и сами пленные.

– Возьмите нас с собой, мы хотим кровью искупить свою вину перед родиной, — просили они в один голос.

– Если вы хотите смыть свой позор перед народом, то организуйте свой отряд или идите в местный действующий партизанский отряд, — советовали мы.

Надо сказать, что они последовали нашему совету, ушли в партизанский отряд. В мае 1943 года мы встретили их в Пинских лесах. К этому времени они уже сумели в боях с врагами заслужить уважение товарищей. От них же нам стало известно, что полицай, который в одном белье убежал из казармы перед взрывом, на следующий же день был повешен гитлеровцами за плохую охрану моста…

Возвращаясь в отряд, мы узнали от пленных, что в трех километрах, в Залужье, находится откормочная база скота для гитлеровской армии. Охрана – всего двое полицейских. Пройти мимо такой «находки» мы не могли. Выполнить задание вызвались Володя Савкин, Сережа Рябченков, Мурзин и боец двенадцатой роты Николаев. Не прошло и двух часов, как ребята пригнали полсотни коров и бычков.

Около трех часов ночи группа выступила в обратный путь. Надо было до наступления дня углубиться в лес.

Полная луна, окаймленная морозным радужным кругом, освещала нам дорогу. К утру группа была уже километрах в двадцати от места диверсии. На отдых остановились в селе Озерах.

Выставив охранение на окраине села, я шел улицей с единственным желанием поскорее добраться до теплой избы, обогреться и отдохнуть. Однако моим мечтам не суждено было сбыться. В избе меня ждала молодая, невысокого роста женщина.

– К вам, товарищ капитан, — сказал мне Гапоненко, указывая глазами на женщину.

– Я вас слушаю.

Она поднялась, подошла ко мне и тихим, мягким голосом сказала:

– Мам цось поведеть, — на мгновение замялась и добавила: — Тылько з ока на око…

Меня заинтересовало, что хочет сказать с глазу на глаз эта полька.

Когда мы остались вдвоем, женщина сказала, что здесь, в Озерах, есть один человек, который хочет непременно встретиться со мной.

– Кто же этот человек? — поинтересовался я.

– Доктор Сатановский.

– В чем же дело? Пусть приходит.

– Нет, ему нельзя. Надо, чтобы никто не догадывался о вашей встрече. В противном случае все станет известно немцам… Надо вам к нему прийти…

Я дал согласие навестить Сатановского. Женщина ушла. Наш разговор я передал Гапоненко. Кто он, этот доктор? Какая цель встречи?

Придумать предлог для посещения врача не представляло особого труда. Я начал жаловаться на зуб. «Зубные боли» становились все сильнее и сильнее. Заботливая хозяйка забеспокоилась. Она грела песок, заворачивала в тряпочку и прикладывала к моей щеке. Не помогло. Налила рюмку самогона-первача и посоветовала взять в рот и подержать на больном зубе. «Занемеет», — пообещала хозяйка. Самогон сквозь зубы прошел в рот и обжег горло, по телу разлилось тепло. Но «боль» не унималась… Испробовав все известные ей народные средства лечения и не добившись успеха, хозяйка сказала:

– Если вам пан доктор Сатановский не поможет, то больше никто не поможет.

– Видали мы этих докторов. Никакого толку в них, — не соглашался я.

– Э, не скажите. Пан Сатановский хороший доктор, и человек он хороший, душевный…

Я постепенно сдавался и наконец к большому удовольствию хозяйки согласился пойти к доктору. Разыскать дом, в котором жил доктор, помогли сельские мальчишки. У калитки стояла уже знакомая нам женщина. Она и провела меня в амбулаторию, которая размещалась в маленькой комнатушке.

Встретил меня невысокий, светловолосый, еще молодой человек с приятным румяным лицом.

– Роберт Сатановский, — сказал он, протягивая руку с белыми гибкими пальцами.

Доктор пригласил меня сесть и сразу без всякого вступления на чистом русском языке начал излагать свои планы по созданию польского партизанского отряда. Он говорил энергично, торопливо перелистывая свою записную книжечку.

Слушая Сатановского и наблюдая, как он жестикулирует руками, я подумал, что мой собеседник больше напоминает композитора или дирижера, чем доктора. Даже вспомнил такого же белокурого и беспокойного дирижера кз какой-то кинокартины.

Наша беседа продолжалась около часа. Из рассказов Роберта Сатановского я узнал, что у него много друзей, готовых в любой момент по его зову явиться и составить ядро партизанского отряда. Более того, некоторые начали вести скрытую борьбу против гитлеровцев. К открытой еще не перешли. Почему? Нет оружия. На тридцать человек всего три карабина.

Хотя я и не очень верил в планы, которые передо мной излагали, но мне нравился этот человек. Его планы шли далеко за рамки создания одного партизанского отряда.

– Чем я могу вам помочь? — спросил я доктора.

– Советом и оружием, — коротко ответил он.

– Сейчас мы можем передать вам лишь семь винтовок, патроны к ним и гранаты, которые захватили при подрыве моста. Устроит вас?

– Благодарю. Для начала будет достаточно…

Условились, что оружие ему мы передадим на ближайшем хуторе в доме ксендза, а к концу декабря Сатановский придет в Глушкевичи и там ему будет оказана помощь и оружием, и советом.

Перед уходом я, как бы между прочим, высказал Роберту свою мысль, что ему больше подходит музыка, чем медикаменты. Сатановский улыбнулся, а затем доверчиво сказал:

– Представьте себе, вы правы. До войны я и не думал, что буду доктором. Но сейчас это самый надежный способ общения с народом…

Вечером, как и условились, на хуторе нас встретил Сатановский, и мы передали ему обещанное оружие. Я тогда даже не мог предположить, что меньше чем через год, уже в сентябре 1943 года, под командованием «пана пулковника» Сатановского будет хорошо вооруженное польское воинское соединение в несколько тысяч человек. И что сам Сатановский будет получать это оружие в Москве.

…На обратном пути нам повстречались двадцать один человек бывших бойцов и командиров Красной Армии. Они бежали из немецкого плена и были все без оружия. С большой радостью они восприняли мое согласие довести их до нашего штаба.

От жителей узнали, что в Старое и Новое Село прибыло много немецких войск. Пришлось возвращаться глухими тропами и просеками. Дороги вообще не было. Лошади выбивались из сил. Скот увязал в сугробах. Не меньше уставали и люди.

– Разрешите сделать передышку, — с одной и той же просьбой подходили ко мне то Гапоненко, то Сарапулов.

– Потерпите. Нам во что бы то ни стало до наступления утра надо пересечь дорогу из Березова на Глинное, — отказывал я.

Но, когда на одном из хуторов подошел ко мне старший группы бывших военнопленных и попросил дать возможность обогреться полураздетым и почти босым товарищам, я сдался.

– Двухчасовой привал. Обогреть людей, накормить лошадей… Часовых и дозорных сменять каждые двадцать минут.

Партизаны, свободные от наряда, входили в хаты и тут силы покидали их. Разведчики засыпали, кто сидя на скамейке, а кто прикорнув на полу. Отогревшись, они уходили на посты, а их места занимали другие. Под полотняным зонтом на подвешенной металлической решетке, потрескивая, горят сухие еловые коренья и освещают комнату. По избе расплывается смолистый запах. Огненные блики мелькают по стенам и потолку. Так бы вот сидел и не отрывал взгляда от языков пламени!…

Незаметно пролетели два часа. Люди обогрелись и отдохнули. Лошади набрались сил. Но этот отдых был для нас роковым.

Большак Березово – Глинное пересекли на рассвете. Тропа углубилась в лес и повернула вправо. Мы некоторое время пробирались вдоль большака. В дозоре двигался Гапоненко. За ним гнали скот. Остальные ехали следом. Казалось, опасность миновала.

Достигли речушки Ствиги. Здесь произошла задержка. Речушка всего метров шесть шириной, но с обрывистыми берегами. Через нее переброшен мостик. Это по сути дела не мостик, а простая кладка, состоящая из двух бревен, перекинутых с берега на берег. Настилом служили круглые жердочки, уложенные на бревна.

Первые санки проехали благополучно. Но, когда прошло стадо, мостик почти полностью разрушился. Незакрепленные жерди разъехались. Пришлось заново их укладывать. Но только следующие сани въехали на мост, жерди вновь разошлись, и лошади провалились. Вытащили. И так все подводы. Оставалось переправить последние санки, как вдруг Миша Остроухов крикнул:

– Немцы!

Справа, метрах в ста пятидесяти, из леса двигалась цепь гитлеровцев. К этому времени дозорные санки уже скрылись за холмом, а стадо как раз поравнялось с немецкой цепью.

– Противник справа, к бою! - не раздумывая крикнул я.

Партизаны ложились там, где их застала команда, и открывали огонь по врагу. Рядом с мостом заработал ручной пулемет Землянки.

– Почему станковый не стреляет! — прокричал я, а когда посмотрел в сторону, где должен быть пулемет, то ужаснулся.

«Максим» оказался метрах в пятидесяти от противника. Сарапулов и расчет пулемета к бою изготовиться не успели. Сами попали под вражеский огонь и начали отползать, отстреливаясь из автоматов. Одна за другой повалились лошади, находящиеся в пулеметной упряжке.

– Куда вы ползете?! Назад, к пулемету! - кричал я Сарапулову и пулеметчикам. Но они продолжали отползать. Ими овладел страх.

– Смотрите, смотрите! — послышался рядом со мною голос Юры Королькова.

Навстречу пулеметчикам в одной ватной телогрейке без оружия скользила по снегу девушка. Это была радистка двенадцатой роты комсомолка Катя Рыкова. Видимо, ей стыдно стало за своих товарищей, оставивших боевое оружие.

– Прикрыть огнем! — передал я по цепи.

Усиленно заработали партизанские автоматы. Мой взгляд сосредоточился на маленькой фигурке, двигавшейся в сторону противника. А девушка тем временем оставила позади себя пулеметчиков. Вот она подползла к санкам. Вокруг нее взвилась снежная пыль, поднятая вражескими пулями.

– Огонь, огонь! — неслось по нашей цепи, хотя и без этой команды все поникали, что жизнь девушки на волоске.

Немцы тоже начали приближаться к пулемету. Однако девушка, пренебрегая опасностью, в тридцати метрах от врага сняла чехол и попыталась стащить пулемет. Но, видно, это ей было не под силу. Да и немецкие пули не давали возможности развернуться. К тому же рядом начали рваться гранаты. Видя, что пулемет вытащить не удастся, Катя открыла крышку короба, вынула замок и поползла обратно. Не успела она отползти и десяти метров, как на санках у самого пулемета взорвалась еще одна граната. Но и этот взрыв не причинил вреда отважной комсомолке.

Девушка совершила героический подвиг, а мы ее даже не поздравили. Парням стыдно было смотреть в глаза этой тихой и незаметной девушке.

Потеря пулемета сказалась на ходе боя. В панике заметались безоружные новички и только мешали стрельбе. Старший их группы погиб. Пришлось их отвести в безопасное место и направить по дороге на Глушкевичи. Это я поручил одному из разведчиков.

Охватив нас полукольцом, гитлеровцы приближались. Путь отхода возможен только влево. Но здесь обрывистые берега реки. Санки переправить трудно. А обстановка сложилась не в нашу пользу. По всему было видно, что нам долго не продержаться.

– Демин, разыщите место переправы через реку, — приказал я.

Осмотревшись, подзываю Сережу Рябченкова.

– Установите связь с лейтенантом Гапоненко и внезапным огнем во фланг немцам отвлеките их внимание от основной группы…

Сережа проворно пополз в сторону и скоро скрылся из виду.

Не смолкая, строчил пулемет Землянки, примостившегося за пнем. Автоматчики вели прицельный огонь. Дело дошло до гранат. Гитлеровцы залегли. Мы попытались атаковать противника и отбить пулемет. Не удалось. Натиск врага вновь начал усиливаться. Трассирующие немецкие пули не давали поднять головы. Стрелюк поднялся, чтобы перебежать в другое, более выгодное для стрельбы место, и тут же в нескольких сантиметрах перед его глазами пролетела очередь трассирующих пуль, опалив брови.

– Видал! - крикнул испуганно Савкин.

– Заметил, — спокойно ответил Костя, однако тут же залег, протер глаза и короткими очередями из автомата срезал двух фашистов.

Я не переставал удивляться его спокойствию. Везде и всегда он вел себя хладнокровно, как опытный воин. Припомнился бой под Ямполем на Сумщине. Тогда нам улыбнулась фортуна. Там появление противника для нас не было неожиданным… Как здесь найти выход из трудного положения?

На дороге в предсмертных судорогах бились несколько коров. Остальные, перепуганные стрельбой, разбежались по лесу. Нам было не до них.

Полукольцо гитлеровцев все сжималось. Еще немного, и мы не сумеем спасти уцелевших подвод. Да и самим придется туго. Вдруг слева от нас во фланг немцам застрочили автоматы Гапоненко, Рябченкова, Краснокутского и Шамураева. Гитлеровцы, видимо, не ожидали такого оборота событий, развернулись влево и начали отражать наступление группы Гапоненко. Основные же их силы продолжали вести огонь по нашей группе. Однако теперь мы получили возможность отвести обоз и переправить его через речку. Вслед за этим я подал команду на отход.

Противник заметил наш маневр и усилил стрельбу. Его попытки подняться в атаку пресекли огнем наших автоматов и пулемета. Я с тревогой наблюдал за перебежками товарищей. Как только кто-нибудь падал, у меня обрывалось сердце.

Наконец мы за высоткой. Поднялись во весь рост, перескочили через речушку и пробрались к месту, где ждал нас Демин с обозом. Подоспел Гапоненко с товарищами. Сели в санки. Лошади с места сорвались в галоп. Вскоре мы догнали наших новичков, которые шли по дороге в направлении Глушкевичей.

Было обидно, что так хорошо начатое дело мы не сумели довести до конца, да еще потеряли одного товарища и пулемет.

Долгое время недоумевали: как появились немцы на глухой лесной дороге и сумели нас перехватить. Со временем нам удалось узнать, что гитлеровцы, встревоженные диверсиями, решили отомстить партизанам и снарядили карательные отряды. Но, кроме нашей, ни одну группу им не удалось настичь. Наше движение задерживал скот. Воспользовавшись этим, гитлеровцы взяли себе проводником священника села Березова, который и вывел их лесными тропами наперерез нам. Однако немцам не удалось полностью осуществить свой замысел. Они нам нанесли незначительные потери, в то время как сами потеряли около десяти убитыми и несколько человек ранеными. В том числе был ранен их проводник – священник, ему пулей отбило нос. Эта примета дала возможность нашим разведчикам поймать предателя.

Диверсиями, которые провели группы нашего соединения, был парализован Сарнский железнодорожный узел. Эта операция получила название «сарнского креста».

Вполне понятно, что гитлеровским властям диверсии партизан пришлись не по душе. Надо было ждать ответных действий немецких войск.