Однажды самурай (впрочем, тогда ещё не самурай) Цюрюпа Исидор стоял в очереди на получение квартиры, но это было давно и кончилось ничем. Свой номер в очереди (который не менялся очень долго) он уже не помнил, потому что номер был воистину велик, а память на числа у самурая была соответствующая его статусу — то есть, без надобности. Номер был единственным, что привязывало его к той очереди, и самурай расстался с ним (и с нею) без малейших сожалений.

У других людей, однако, пребывание в очередях становится временами значительной частью их гражданской активности. Возьмём, скажем, Такэто Нутипа, доброго соседа самурая Цюрюпы Исидора из квартиры снизу. Такэто Нутипа чувствует себя в очередях много лучше, чем дома, ибо в очередях у него есть перспектива, которой дома у него нету. Выстояв очередь, даже самую протяжённую, Такэто Нутипа никогда не чувствует себя усталым и подавленным. В прошлом, конечно, такое случалось, не забыты ещё времена, когда в ходу были рекламные призывы «только по два пузыря на рыло» и «за мной сказали не занимать (здесь очень сильное эхо)». Тогда прохождение очереди могло и не привести к получению человеком желанного удовлетворения. Но такого с добрым соседом Такэто Нутипа уже давно не случается.

Другое дело — очередь, которую собирает в своей приёмной какой-нибудь государственный муж. Длина очереди в таких случаях имеет большой поучительный смысл и характеризует значение государственно-мужнина поста. Чем протяжённее очередь на приём, тем выше важность принимающего. Поэтому размеры таких очередей и скорость продвижения в них приближаются часто по характеристикам к той самой квартирной очереди, в которой состоял в своё время самурай Цюрюпа Исидор.

В то же время, довольно трудно представить себе человека, который, подобно доброму соседу Такэто Нутипа, чувствовал бы себя и в таких очередях оптимистично и жизнерадостно. В общении с государственными мужами (а временами и с государственными жёнами) вообще нет ничего приятного, это всегда процедура исключительно вынужденная и крайне мучительная именно своей неизбежностью. А теперь прибавьте к этой пытке стояние в очереди на неё, и вы поймёте, почему рассказанная далее ужасная история непременно должна была произойти.

Цюрюпа Исидор сперва категорически отказывался верить в то, что такие штуки бывают в реальности; весь его жизненный опыт противился тому. Но опыт самурая — это одно, а опыт Карла Фортовича Жантарии — совсем другое. Карл Фортович был стояльцем в учрежденческих очередях с огромным стажем, и стаж этот увеличивался с каждым днём, с каждым часом и каждой минутой. При этом минута шла когда за три, когда за пять, потому что Карл Фортович обычно состоял одновременно в нескольких очередях. Общий его очередной стаж, таким образом, уже давно превысил продолжительность его жизни и вот-вот должен был перевалить со второго на третий век.

Темы для его стояний были самые разнообразные: коммунальные, гражданские, налоговые, электоральные, визовые, юридически-оформительские и даже законодательно-инфоромационные. Карл Фортович был чрезвычайно законопослушен, и каждый раз, когда чиновники рекомендовали ему получить какой-то документ, он этой рекомендации послушно следовал. В результате жизнь его превратилась именно в то, во что и следовало ожидать.

Ошибкою, однако, было бы думать, что свою ношу Карл Фортович нёс с той же безропотностью, с какой крестьянин префектуры Кагосима принимает ракетные запуски, осуществляемые с соседнего космодрома Утинора. Со временем он начал подозревать, что смысла в его пребывании в очередях много меньше, чем в ракетных запусках. Несомненно, именно растущее неудовлетворение Карла Фортовича и привело к возникновению явления, которое учёные назвали «эффектом Жантарии», а пресса — просто «жантаром». Появился также глагол «жантырить», но уважающие себя издания его употребления избегали.

Эффект этот проявлялся в двух вариантах.

В подавляющем большинстве случаев Карл Фортович, заняв за кем-нибудь очередь, вдруг оказывался в ней первым. Попытки выяснить механизм этого явления не удались никому из исследователей. Жантарии не уступали очередь, не продавали номер, не ставили вперёд с криком «он тут был ещё до всех нас!», не рвали ради него тщательно оберегаемый от поруганий и передаваемый по наследству список — Карл Фортович в какой-то миг просто сам собой оказывался в самом начале очереди, причём никто из других очередников не воспринимал этот поразительный фазовый переход с естественными для подобного события удивлением, обидой и агрессивностью.

Второй вариант проявления «эффекта Жантарии» ещё менее поддавался пониманию. В крайне редких случаях переноса в позицию наименьшего ожидания не происходило, а вместо этого пребывание Карла Фортовича в очереди приобретало для него смысл. Смысл этот был задкументирован со слов самого Жантарии, воспроизведению в лабораторных условиях это отклонение так и не поддалось, хотя перспективы успех такого эксперимента сулил ослепительные — вплоть до онтологических.

Увы, перспективам так и не суждено было воплотиться в жизнь (хотя всеобщее стремление было именно таково). После первых публикаций об «эффекте Жантарии», после вполне понятного скептицизма публики и серии наглядных экспериментов, этот скептицизм развеявших, Карл Фортович получил заманчивое предложение от некой продюсерской компании. Компания эта бралась, во-первых, организовать для солидных коммерческих клиентов специальный представительский сервис, который давал бы им за вполне умеренные деньги возможность оказываться во главе всех упорядоченных списков; во-вторых, Карлу Фортовичу предлагалось открыть курсы по обучению «жантару» талантливой и пробивной молодёжи.

С того момента, как Карл Фортович дал этой продюсерской компании принципиальное согласие и инсайдерская информация об этом попала на биржу, события стали развиваться по-акульи стремительно и беспощадно. Последствия появления целой группы активных «жантаров» в бизнесе и системе государственного управления были холодно взвешены, прибыли и потери от их появления сочтены и найдены чрезвычайно весомыми. Карл Фортович немедленно был внесён одними силами в списки подлежащих всемерной охране, а другими — в списки подлежащих скорейшему уничтожению. «Эффект Жантарии» сработал безупречно, в результате чего во всех этих списках Карл Фортович закономерно оказался на первом месте, потеснив даже страшно подумать кого.

Дар обернулся кошмаром. Кроме очередей, которые выбирал для себя сам Жантария, в мире внезапно обнаружились очереди, которые выбирали его, и поделать с этим он уже ничего не мог. Жизнь Карла Фортовича повисла на волоске.

Вышло так, что задание перерезать этот волосок получил ни кто иной, как самурай Цюрюпа Исидор. Хаос, в который по вине простодушного Жантарии мог ввергнуться мир, нимало не устраивал руководство дома Мосокава, а Цюрюпа Исидор слыл одним из самых вдумчивых и достойных доверия самураев клана. Стоит ли удивляться, что именно ему было поручено решить «проблему Жантарии». С высочайшим приоритетом.

Цюрюпа Исидор взялся за дело без промедления: он тут же представил себе Гипсового Будду и спросил его, существует ли очередь на отправку чистых душ в нирвану. Не успел Будда ему ответить, как «эффект Жантарии» сработал и Карл Фортович оказался в этой очереди первым, на полторы секунды опередив мирно покидающего бренный мир настоятеля мытищинского филиала монастыря Кэнтё-дзи.

Впрочем, чистых душ среди буддистов чрезвычайно много, так что, даже если бы почтенный настоятель пребывал во здравии, Карл Фортович всё равно «отжантырил» бы в нирвану раньше, чем его успели бы достать киллеры. Киллерам, как известно, сперва надо получить задаток и гарантии, что обычно занимает много больше полутора секунд.

Это был первый и последний случай проявления «эффекта Жантарии», в котором прыжку в начало очереди сопутствовало обретение Карлом Фортовичем смысла пребывания в ней.