В ее просторной, но довольно душной палате на подоконнике стояла в керамическом горшке герань. За окном трещали февральские морозы, днем обманчиво заливая палату ярким солнечным светом. На свету ее каштановые волосы казались седыми. Они и по правде были седыми — стали такими после того как Ксения два дня подряд вместо института с самого утра бежала в церковь и возвращалась оттуда лишь к ночи. На ее щеке огромный синяк — это она во сне принялась биться головой о стену, повторяя: «Господи, забери мои силы, Господи, прости». А потом встала, принялась шарить по комнате, нашла у Нади в тумбочке бутылку водки, припрятанную Саней, и попыталась залпом ее выпить, пока Надя, на ходу вызывая по телефону скорую, бежала вниз, чтобы позвать дежурного вахтера.
— Ой, как темно! — сказала она приехавшему по вызову врачу, когда тот измерял у нее температуру и давление.
Температура была нормальной, тридцать шесть и восемь. Бутылка водки стояла на тумбочке, и врач посматривал на нее, соображая, может ли такое твориться с девушкой, выпившей грамм пятьдесят спиртного, или нет.
— Забирайте ее, заразные и буйные мне здесь не нужны! — заявила дежурившая вторые сутки подряд Бурласова. — С чего она такая, мне не знать, но здесь же полно вокруг народу! Все хотят выспаться, а она орет уже полчаса, пока я здесь. А сколько до этого орала, не представляю! Все, разговор окончен, забирайте!
Врач нехотя позвонил куда-то и долго выяснял, какая больница дежурная: «Да я насчет Пряжки или Степашки спрашиваю, посоветуй, куда везти, буйная у меня здесь отыскалась, сама иногородняя. Нет, транспорт оттуда ждать некогда, администрация напирает, чтобы мы ее отсюда увозили. Слушай, я двадцать лет работаю, и грипп от психического отличаю».
Ксения не сопротивлялась. Да и если бы даже захотела, то не смогла. Она ничего не ела с момента того самого ужина в отеле с Георгием и в следующий раз поела уже утром в больнице, большую тарелку ячневой каши.
Врач скорой оказался прав, это не был грипп, которого все в общежитии так боялись.
— Шизофрения, — сказал заведующий отделением приехавшей через два дня из Череповца матери Ксении. — Более подробно смогу сказать через пару-тройку дней, когда обследуем получше. Обострилась, бедняга. А раньше вы за ней ничего такого не замечали? Кажется, она помешана на сексе и на том, что у нее больше нет сил сопротивляться неясно чему. Молодежь нынче такая, ниже пояса только и живет.
— Нет, — испуганно ответила мама Ксении. — Знаете, у нее и парня-то не было. Даже не представляю, что могло случиться.
— Бывает, вы не расстраивайтесь, — с несколько наигранной снисходительностью произнес врач. — Может, предрасположенность была, может, у кого-то в роду в скрытой форме была, а вот у нее обострилось. Учеба, нагрузки, чужой незнакомый город, стресс, этому многое способствует. Тем более из института к нам пришла справка, что ваша Ксения учится на одни пятерки, старается.
— А забрать ее в Череповец?
— Зачем? — пожал плечами врач. — Мы ее здесь подлечим, поймем, в чем дело, через пару недель симптомы снимем, таблетки выпишем, будет принимать и спокойно учиться себе, где и училась. Вы, мамочка, не волнуйтесь. И ей не показывайте, что волнуетесь. Да и ничего страшного нет, у нас шестьдесят процентов населения психическими расстройствами страдает, но ничего, ведь живут люди, работают, учатся.
Черного пятна, спускающегося с потолка и тянущего к ней свои руки, Ксения больше не видела — в этом врач был абсолютно уверен. Лекарства не могли не подействовать.
Ксения смотрела в окно, на занесенный снегом больничный парк и на высокую кирпичную трубу, возвышавшуюся из-за соседней с их корпусом низенькой пристройки. Обыкновенный больничный колорит, в котором Ксения старалась усмотреть нечто удивительное и необычное, оно, по ее мнению, обязательно должно было отыскаться. Соседи по палате просили Ксению отойти от окна: они лежали на своих койках после принятия лекарств и читали. Читала и Ксения — «Лунный камень», растрепанную, с подклеенным корешком, взятую на посту у медсестер книгу. Ей было легко, она читала неторопливо и вдумчиво.
В том, что черная субстанция оставила в покое Ксению, врач, конечно, заблуждался. Изредка пятно снова появлялось. Ксения залезала на свою кровать и старалась накрыться одеялом с головой и так просидеть как можно дольше. Когда она увидела пятно у себя над головой в третий раз, то, вместо того, чтобы пугаться, сделала вид, что не замечает его, как и ее соседки по палате. Она не стала прятаться, а подошла к окну. За окном, закрытым решеткой из тонких металлических прутьев, вовсю резвились воробьи. А внизу, в парке, опираясь на скамейку, стоял Ксива.