Илья Сергеевич Глазунов родился 10 июня 1930 года в Ленинграде, в семье историка Сергея Федоровича Глазунова. Его мать, Ольга Константиновна, родом из древней дворянской семьи. Ее прадед - знаменитый ученый Константин Иванович Арсеньев, один из воспитателей царя-реформатора Александра II.

«Я родился в самом красивом городе мира, в столице великой Российской империи - Санкт-Петербурге. Я не знаю, как сложилась бы моя судьба художника, если бы я с детства не был окружен великолепием петербургских дворцов, казавшейся мне беспредельно широкой Невы и исполненных поэтической грусти парков Царского Села, Павловска, Петергофа».

Дед художника Федор Павлович Глазунов был Почетным Гражданином Царского Села, а бабушка, Феодосия Федоровна, работала во время Первой мировой войны медицинской сестрой в госпитале, который находился под личным патронатом государыни Марии Федоровны.

Самым ярким впечатлением будущего художника в детстве были торжественные залы Эрмитажа с собранием творений старых европейских мастеров и Русский музей с гениальными произведениями русских мастеров - В. Васнецова, В. Сурикова, А. Иванова, П. Федотова, И. Репина, Н. Ге.

Запомнились художнику бескрайние поля русских деревень, расположенных вблизи города Луги, где обычно летом снимала дачу семья Глазуновых. В книге Россия распятая Илья Сергеевич пишет: «Первое мое впечатление в сознательной жизни - кусок синего неба, легкого, ажурного, с ослепительной, белой, пенистой накипью облаков. Дорога, тонущая в море ромашек, а там, далеко, - загадочный лес, полный пения птиц и летнего зноя. Мне кажется, как будто кто-то включил меня и сказал: "Живи!" — и с этого момента я начал жить!».

Мужчина в кепке. 1950

Лодки. 1953

В 1941 году детство будущего художника резко изменилось, как и у всех детей его поколения. Началась страшная, голодная и холодная блокада Ленинграда, когда на глазах одиннадцатилетнего мальчика умирают от голода его отец, мать и близкие родственники. Эта трагедия многое объясняет в творчестве Глазунова, который был спасен и по льду Ладожского озера вывезен в марте 1942 года в деревню Гребло Новгородской области.

«Эти годы, проведенные в деревенской глуши, у озера Великое, стали на всю жизнь памятны мне как годы познания жизни русской деревни, а я, как все крестьянские дети, молотил лен, пас коров и ходил за дровами в дремучий, нескончаемый бор». Глядя на многие работы художника (пейзажи, исторические полотна и иллюстрации к русской классической литературе), понимаешь, откуда появились у него эта проникновенная любовь и познание давно ушедшего крестьянского быта.

В России распятой художник пишет: «Какая хрупкая, нежная прелесть в северной русской природе! Какой тихой, невыразимой музыки полны всплески лесных озер, шуршание камыша, молчание белых камней... Чахлые нивы, шумящие на ветру березы и осины... Приложи ухо к земле, и она взволнованно расскажет о былинных вековых тайнах, сокрытых в ней, поведает о прошедших поколениях людей, спящих в земле под весенней буйной травой, под белоствольными березами, горящими на ветру зеленым огнем.

Как поют птицы в северных новгородских лесах! Как бесконечен зеленый бор с темными, заколдованными озерами! Кажется, что здесь и сидела бедная Аленушка, всеми забытая, со своими думами, грустными и тихими. Как набат, шумят далекие вершины столетних сосен, на зелени мягкого мха мерцают ягоды.

Плес. Голова женщины. 1950

Девушка с кошелкой. 1953

В бору всегда тихо и торжественно. Тихо было тогда, когда я после мучительных месяцев, казавшихся мне долгими годами, вступил, как в храм, в сень весеннего бора. Будто вернулся в довоенное детство, только не было со мной моей мамы, которая почему-то все не едет ко мне! Тишина - первое, что поражало. Тишина и пустынность небес. Новый мир обступил меня, успокаивая и открывая свои вечные красоты. Все как до войны, только почти не видно мужчин. Они на фронте».

В 1944 году, когда была прорвана 900-дневная блокада, Илья возвращается в пустынный, вымерший, но по-прежнему прекрасный родной город и успешно держит экзамен в среднюю художественную школу при Институте имени И.Е. Репина.

В бывшую Императорскую Академию художеств попала бомба, отопление не работало, было холодно в высоких гулких мастерских, где когда-то, начиная с XVIII века, учились многие поколения великих русских художников.

Уже ранние работы художника, тогда ученика СХШ, поражают высоким мастерством и творческой зрелостью.

В 1951 году, по окончании СХШ, молодой художник поступает на живописный факультет Института имени И.Е. Репина.

О профессиональном уровне его мастерства можно судить по экзаменационной работе Голова старика натурщика. К сожалению, случилось так, что большинство работ Ильи Глазунова студенческих лет погибли, однако и по сохранившимся работам видно, каким виртуозным мастером, прошедшим школу классического реализма, был он уже в юности. Поэтому так убедительно звучат и сегодня слова основателя Российской Академии живописи, ваяния и зодчества, что тот художник, который не прошел школу высокого реализма, обречен лишь на дилетантизм быстро меняющейся моды.

Работоспособностью Глазунов поражал и поражает сейчас. Художник, как некогда Врубель, вошел в институте в поговорку за свою неукротимую энергию в преодолении поставленных перед студентами задач. Его работы были отмечены И.Э. Грабарем и Б.В. Иогансоном, который принял его в свою мастерскую.

«Я всем обязан своим учителям, но, в особенности, копированию великих мастеров в Эрмитаже и Русском музее. Главное для художника - уметь передать таинство гармонии реального мира, но я убежден, что только тот может стать художником, кто осознал высоту духа и мастерства великих художников прошлого. Мы в годы учебы рисовали бесконечное число гипсов, копировали классиков, осознавая всю сложность передачи красоты отношений и реальной формы окружающего нас мира».

Обнаженная. 1967

Утро. 1956

Прошло много лет с той поры «бури и натиска», «восторга и преодоления». Но и в наши дни, глядя на работы студентов Академии, основанной Народным художником СССР И.С. Глазуновым, мы понимаем, что ее ректор сумел передать своим ученикам понятие о великой школе высокого реализма, которой он сам владеет в совершенстве.

Известно, что Илья Глазунов - виртуозный рисовальщик, колорист и мастер многофигурной композиции. Он убежден, что вершиной художественного искусства является создание картины - многофигурной композиции, которая подобна роману в литературе или симфонии в музыке. Главное в рисунке - форма и тон, окрашенный же тон - есть живопись. Памятны слова столь любимого им В.И. Сурикова: «Есть колорит - есть художник. Нет колорита - нет художника».

Живопись Глазунова всегда отмечена удивительным колористическим даром и звучит каждый раз по-новому в его столь разносторонних работах. Серьезные критики у нас и за рубежом всегда отмечают эти качества Глазунова, живописца, рисовальщика и автора столь изысканных по цвету и тону графических произведений.

У самовара. 1950

Старик. 1953

Цыганка. 1948

Илья Глазунов еще в годы учебы постиг всю сложность понятия школы, а школа - это крылья для художника. Вот почему, будучи еще студентом, он получил Гран- при на международном конкурсе в Праге, а в 1957 году была открыта его первая персональная выставка, имевшая огромный успех, когда понадобилась конная милиция, чтобы наводить порядок среди тысяч зрителей, желающих попасть на выставку и обсуждение. Впрочем, на всех выставках Глазунова, даже уже в XXI веке, многолюдные толпы зрителей и наводящая порядок милиция стали обычным явлением, характеризующим народную любовь.

Однако долгие годы Илью Глазунова не принимали в Союз художников, что тогда было равносильно лишению гражданского паспорта. Ему не могли простить его смелого и дерзкого таланта, вызвавшего такую восторженную реакцию у публики. Ведь в те годы был непререкаемый диктат социалистического реализма: парады, рукоплескания вождям, веселые переплясы колхозников - словом, как говорил лауреат Нобелевской премии Альберт Камю, «от художника требовался реализм того, чего не было».

Глазунов был первым, кто осмелился выступить против лжи социальных манекенов в искусстве и с неподдельным поэтическим чувством и силою показать в своих работах нашу действительность и свое понимание добра и зла. Ведь в те времена игнорировалось даже творчество Ф.М. Достоевского, которого считали мракобесом, реакционером и монархистом. Потому с особым интересом зрители восприняли иллюстрации Глазунова к Братьям Карамазовым, Неточке Незвановой, Белым ночам. Бесам, Преступлению и наказанию, Идиоту, а также наделавшую столько шума в зарубежной прессе картину Утро и другие работы его городского цикла. Это была правда жизни, которую ждали и ждут наши зрители, уставшие в те годы от социальной демагогии, а ныне - от вседозволенности авангардного творчества.

В советские времена по поводу творчества молодого художника, сразу получившего такую народную славу и любовь, писалось (и пишется по сей день, уже в зрелые годы маэстро) немало злобных, клеветнических и завистливых статей и доносов.

Мальчик в тужурке. 1950

Тутаев. Колокольня. 1968