Паучок паутинку плетёт Словно кружево, цвета седого. За окошком метёт, да метёт… Мне не нужно покоя другого. Мне мороз подарил кружева Только снежного, белого цвета. На стекле так затейна кайма. Я от жизни не знаю ответа…

Ну, что ты сетуешь на старость, — Мамаша бедная моя? Ведь были в жизни твоей радость, Желаний плеск и красота?! Живёшь так долго не напрасно, — Ты учишь доброму сердца: Терпению, участью, ласке И силы черпать у творца…

У калитки пылает рябина, — Ярки кружев её обшлага. …У канавы подёрнулись тиной, Ряской бусин её берега. И жасмина кустов чарованье Белым облаком дышит вослед. О, июнь! Ты – моё вспоминанье: Нежной зорькой расцвёл бересклет. Пролетит над зимой моя песня, Через вёсны дыханье в цвету, Соловьиною ночкою здесь я Буду нянчить и нежить мечту…

Разгулялся ветер за окном, Он и воет, и скребёт когтями, И пугает в ночь пред Рождеством Нас грешными на земле путями…

Иду я вновь Бобыльскою дорогой, И пусть она почти забыта Богом, Скучна. А что мне до её названья? Куда ведут концы и в чём призванье? Отец и мать ходили, вероятно, Дорогой к станции, потом обратно. Старушка – мать, когда отца не стало, — Крыльца не дале горевать осталась… Совсем прохожих нет и так пустынно! А на дороге тенью длинной – длинной Встаёт цыган со жгучими усами, Улыбчив, с смоляными волосами. – Люблю тебя и жду, – цыган глаголет. Не пьян ли? – Нет, не пью! Глазами молит: Моя ты королева! Это ясно. — Ну, что за бред, скажу, – такой напрасный? …В какой бы день и час я вновь дорогой Бобыльскою не шла – и вновь с тревогой Я встречи жду с улыбчивым цыганом: — Люблю тебя всю жизнь!.. А жизнь обманна… Ах, лучше ты – дорога без названья Была, и не было б ко мне вниманья! Цыган сидел бы на своём пороге, — Так нет! Стоит, как идол, на дороге!

О как ты зла, – ночная красота! Весь облик твой для глаз недосягаем! Твой мир для нас святой – неприкасаем. Помучила виденьями, ушла… Я от неё завесой заслонюсь, — Что сном зовётся, чистым и спокойным, И будет рядом – ОН, – пера достойный: Себе самой я девочкой приснюсь. Волненья, трепет башен и дворцов… Ночная красота – обманны дали… Мы – зрячие, а у слепой украли Лишь смерти страх – желание творцов.

Какой контраст меж бурым и зелёным: ростки младые лезут из земли, у их подножья – прошлым опалённая лежит трава без жизни, без любви… Её сожгут, иль вырвут с раздраженьем, чтоб не мешала поросли в пути. Юнец пока не видит отраженья: ему по жизни нелегко пройти.

Красиво цокают копыта Каурых сильных лошадей! Смелы наездники, завиты — Самодовольный сорт людей. Взнуздали их – четвероногих, Горячих, взмыленных, и спесь, И норов, укротив в дороге, И воли, и свободы смесь. И вот несётся пылью серой Копыт-колёс лихой прогресс. Над ним Пегас летит без меры, — Неукротимой, вольной силой, Со звёздной пылью до небес!

Живите без наркотиков! Вам жизнь дарует сон, — Сладчайший из наркотиков, Волшебный, дивный сон!

Как жила ты, милая, все-все эти годы? — Ты не подойдёшь, не спросишь у меня. Где нашла ты силы, проходя сквозь броды, Сколь мостов разрушила и сколько их сожгла? – Я летала птицею, падала в ущелья, В темноте бродила долго по оврагам, Тяжко пробуждаясь утром от похмелья, Когда в винный кубок подливали брагу. И сластила бражка ручейки застольные, Дружеские клятвы звенели до небес! А пришла пора – забыты они, вольные, И разбились вдребезги на устах повес. Запираю накрепко я горькие обиды, Предательницы – слёзы прячу второпях. Что ж! Пытай, испытывай ты – моя планида! Только не бросай меня больше в дураках!

Всё время звенит пустота, пустота… И ощущенье такое, что ты не нужна Совсем никому. И страшный вопрос я себе задаю: Для кого, для чего я живу? Нет вкуса у жизни: одна преснота… И ощущенья такие, что ты не одна — Давно миновали. Биение сердца забуду едва ли, И дни, и часы, когда тебя ждали… Все краски у жизни не для меня… И ощущенье такое, что цвет – пустота. Звенит пустоцвет. На страшный вопрос ответа мне нет. Теряюсь в догадках, не знаю ответ. Бедняге – прохожему: пусть и не я, Копеечка вдруг поможет моя?!

Захлестнули меня междометия, — А во всём виновата весна, Проходя по лицу отметиной, А по сердцу – острее ножа. Я внушаю подростку-девчонке, Что глупышкам не мил белый свет. …Неподвижно молчанье в сторонке И лишь взмахи ресниц в ответ. Я же вижу и знаю, что в книжке Вот уж целый пятнадцатый год Между строк возникает… мальчишка, Вверх тормашками жизнь идёт!

Отцвёл жасмин, завяли розы… Ушёл от мира старый друг. А в небе полыхают грозы, Трава спалённая вокруг…

Ты развеял мне кудри упрямые: Кто ты? Мой друг – Ветерок. В мысли закрался, в те – самые, И веер поднял из-под ног. Листья со вкусом отравы В зеркале лужи стихают. Вы – мой мучитель, не правы, С годами больнее стихами. Веткой на дереве жизни Я уже выросла. Всё же И не единожды – трижды, Миг становился дороже.

Я в зеркало смотреться не люблю, — Всегда стесняюсь, особенно прилюдно. Лишь мимоходом взгляд другой ловлю И отворачиваемся обоюдно. Другая – и мудрее, и хитрей. И, кажется, что она милей, моложе, Что будто бы счастливее, стройней. Мы разные, а две жизни так похожи…

Косит серп луны Меркнущие звёзды… Отжили, отцвели Голубые вёсны. Августа закат Машет мне рукой. Млечный звездопад, — Ты – предвестник мой! Падают миры Синими ночами, Бедствия Земли Тонут с их лучами… Как же донести Мысль мою живую? Как же нам спасти Красоту земную?

Покажите мне дорогу к счастью. Счастье – когда всем всегда доволен: Сытной пищей, тёплым платьем, властью И собой распоряжаться волен? Проложите мне дорогу к счастью. Счастье – когда рядом нет унылых, Потерявшихся в ночи, в ненастье, Нелюбимых, злых, совсем бескрылых? Подарите мне дорогу к счастью…

Ты – мастер клеить ярлыки, И ценники, и этикетки. Развесил настроенье на крюки И расхотелось быть кокеткой. Мне важно мнение твоё, Когда чеканя слово в слово, Ты выдаёшь с пристрастием его, Хотя оно мне и знакомо. Я – хитроумна для тебя, Практична в жизни и с «расчётом»? Ну, что ж! Пусть так! Благодарю себя, Что жизнь сложила с «оборотом»! Зачем мне копия ломать? На это сил давно уж нету. И, видно, нечего терять: Я в легкомыслие одета! Хотя… бываю разною… Зеркальною, стеклянною, Но явно: не бумажною! Но! Я лукавлю, знай «пальто»! Не мненье твоё важно, – тема. Душа моя упрятана давно: Она глуха к тебе и нема!

Что нам ещё от жизни ожидать, Когда уходит молодость куда-то: В далёкий край, в иную благодать С названьем «мир иной», откуда нет возврата? Как близко к нам порой подходит смерть! Повеет холодком вокруг то, кого избрала, И всё кончается, и жизни круговерть Уходит в прошлое, как будто не бывала. Поплачьте! Слёзы душу облегчают. Мы здесь сейчас и будем вместе там. Пусть светлые дела и мысли дорогу очищают Всем уходящим. Их помнить я желаю вам!

Растворилась небесная хлябь И водою пронзила всю землю. На реке – беспокойная рябь. Я природным материям внемлю И люблю соблюдать тишину На лесной глубине, в перелеске, Волн морских наблюдать вышину. Как они величавы в гротеске! Вдоль залива – песчаник сырой Сохраняет следы ненадолго. Их опять смоет пеной морской, Где девчонка дурачится звонко…

Опустился на землю туман, Кисея принакрыла деревья. Дышит мирно – спокойно деревня, Проводив журавлей караван… Ей приснится таинственный сон: Поутру вдруг весна постучится И сегодня зимы не случится, И пробудит дурман – перезвон.

Пляшет дождь по крышам и по лужам, Не уймётся ветер до утра… Старый пёс устал, промок, простужен. Наступает осени пора… Охра-цвет – тому всегда приметой, Да грустинкой тает блеск в очах. В синь-тоску душа моя одета. Осень – пёстрой шалью на плечах. Как же быстро, скоро пролетели Март, Апрель и жизни моей Май! Отзвенели Вёсны и капели. Осень ты покорно принимай!

Повисла между нами тишина… Она нерукотворно сплетена, — Нежнейшей, тонкой паутинкой. Затих уже к утру раскатный гром. Обиды растворились и теплом Осушены в глазах слезинки. Дотронься до руки моей, дружок! От взгляда-взгляд и от стежка-стежок, Как в вышивке моей – картинки, — Картинки нашей жизни и мечты. Мы любим помечтать: и я, и ты. Искусны наши паутинки!

Незримо, ненавязчиво, безмолвно — Тебя, мой друг, я ощущаю. Не помню уж речей твоих дословно, Но время встреч не забываю… Скрипит берёза, жалуясь на старость, — Февраль, наверное, – причина. А до весны-поры чуть-чуть осталось. Уйдёт в апреле та кручина, Что мучила тоской тебя унылой. Надейся, жди ты перемены. Листва родится у берёзки милой И явит радость непременно!

Какая ерунда, – по сути: Прошло ведь столько лет! Теперь ты Богу неподсуден: Тебя со мною нет. И только иногда, порою, Где длинны вечера, — Из тучи, тёмно – снеговою, Встаёшь… А флюгера Звенят, поют тоску на крышах, Всё в горницу просясь… И стонет ветер в душах-нишах, Нисколько не стыдясь… Вошла души твоей хозяйка, И другом назвалась. Сказала мне: «Пора! Узнай-ка!» Тихонько рассмеясь… Ну, что ж! За давностью лет спишем, На сердце наступив. Оно уж не кровит, а свыше Вновь послан мне порыв!

Последний день любимой осени восходит К лесам, что за моим окном встают, И, будто, выше, выше – к небесам уходит… Как и мой лучший друг, презрев уют… А дружба наша нескончаемой казалась? За что же, оттолкнув её, ты не спросил… Нет, нет, я не корю, обидно только малость. Жалею больше, что в тебе уже нет сил Бороться, петь, лечить и пестовать мозоли, Делиться мыслями, несбыточной мечтой. Тебе желаю я стихов и песен вволю. Ты будешь жить, доколе я живу тобой!

Женской мелодии вечные ноты Мудро сплетаются в образ-клавир. Смолкли кларнеты, гобои, фаготы… В прошлом остался утраченный мир. Грустной мелодии нежные звуки Струны волнуют, рождая мотив. Сцены прощанья, любовные муки, — Руки всё помнят, обиды простив. Сколько фантазий в мелодии женской?! В чёрных одеждах проходит печаль… Радость, – напротив: та – в белых и венских, — Чёрных и белых цветов пастораль.