«Свеча сгорает у окна…»
Свеча сгорает у окна.
Светает…
Из воска лепится строка
И тает…
В душе скребётся странный кот
Когтями…
А облака плывут вперёд
Ладьями…
«Себя до муки…»
Себя до муки
не люблю.
К ночи объятия
раскрою.
До утренней зари
не сплю,
Не отпуская думы,
не ведаю покоя…
Кленовой пёстрой
лапою
В костре заклятия
сгораю.
Шальные мысли
лапаю
И взмахами ресниц
слезинки рассекаю…
Звенит капель…
Звенит капель и сумрачные мысли
Относит шалый ветер безвозвратно вдаль…
Весна по – новому, с надеждой мыслит,
Доверюсь ей и прогоню тоску – печаль!
Нельзя хандрить, коль солнце жизнью брызжет
И пробуждает снова землю ото сна.
Живём под ним, пока дотла не выжжёт.
Пускай же сердце отболит тобой сполна!
Натальин день
Не хочу, чтобы кончился день —
Он прозрачный и светлый такой.
Ты платочек дарёный надень,
Выходи, у порога постой.
Не устану глядеть на тебя —
Тень тревог от лица отведу,
И словами утешу, любя,
И слезинки-грустинки смахну.
Дождь в окно стучится мокрой лапой…
Дождь в окно стучится мокрой лапой,
Улетают птицы в тёплый край, —
К морю, солнцу, что зовут Анапой —
В светлый и неприхотливый рай.
Про Анапу выдумала верно:
Кто же знает, птичий, где приют.
От снегов, ветров и прочих терний
Улетят и зиму проживут.
Ну, а я грустить теперь останусь,
Южный берег только лишь в мечтах.
В облаках увижу белый парус —
Наяву или в счастливых снах.
Спросить у Бога
Как жить мне дальше? О, Боже! Подскажи!
А может встать пораньше, у светлой, у межи?
Помыслить надо, молитву сотворить,
И ждать отрады, любить и верить, просто жить!
Ну, что глядишь ты с укоризной?
Ну, что глядишь ты с укоризной, —
Голубка сизокрылая?
Вина игристого мне брызни,
Развей печаль унылую.
Рубины в кубке заискрятся,
Теплом сердец и нежностью
Во взглядах наших отразятся,
Пред вечной неизбежностью…
Я давно уже не плачу…
Я давно уже не плачу,
От обиды – каменею.
И глаза в ладони прячу,
Застываю и немею…
Ты прости, мой гость непрошенный:
Наступает отрешенье…
И платок, на плечи брошенный, —
В утешенье…
Милая, хорошая!
Милая, хорошая!
Где ты пропадаешь?
Сердце растревожила.
А зачем? Не знаешь…
Встречи наши нежные
Памятью хранимы.
Ночки безмятежные
Вряд ли повторимы.
Жизнь уже привычная —
Столько лет в разлуке!
Тронула ты личное, —
Застонали звуки.
Милая, хорошая
Девочка родная!
Сердце растревожила.
А зачем? Не знаю…
Всю ночь бушевало ненастье
Всю ночь бушевало ненастье
И ливень шёл до утра…
Любимый когда-то, несчастный —
Один на семи ветрах.
А может, обласкан другою, —
Спокойно, праведно спит?
Зачем же душа моя ноет
И бьётся волной в гранит?
Струится вечер… Небо ясно
Струится вечер… Небо ясно
И тишь холодная вокруг…
Скажи ты мне, что всё напрасно, —
Мой бывший настоящий друг.
Скажи: напрасные тревоги,
Сомненья не дают заснуть,
Иду я правильной дорогой
И вижу ясно весь свой путь!
И ты мне верь, мой друг сердечный!
Не верь насмешкам, клевете.
Я для тебя такой, как прежде,
Всегда: отныне и везде!
Нет у меня стихов…
Нет у меня стихов, одни страданья,
Непрестанные обиды в голове.
Хоть и стены стерегут молчанье, —
Нет покоя даже в редком сне.
Клевета людская одолела.
Как, скажи, отмыться от неё?
Свечка не горела, только млела…
Под окном кружилось вороньё.
Тихий голос шепчет: в «Акапулько»
Ты своим терзаньям дашь приют,
От беды схоронишься, Натулька,
Сны счастливые к тебе придут.
Ярко вспыхнула свеча, погасла,
Ослепила искоркой огня.
Мне моя судьба сказала властно:
– Не сбежишь бесследно от меня!
Песня другу
Ветер, ветер, – ты вторую ночь
В дверь стучишь и рвёшь стальные петли.
Вихри, вихри, – улетайте прочь!
Обо мне скучаешь, друг мой, нет ли?
Чем тебя обидела вчера?
Не сказал ни слова, лишь глазами
Холод высек и упрёк, а я
Проводив, умылася слезами.
Песня, песня, – ты в седую ночь
Полети моим посланьем другу:
Нет моей вины, не нашу дочь
Унесла неласковая вьюга…
С вихрем, ветром ревности тоска
Улетай, не мучай, я страдаю.
Пой, любви гитарная струна,
И сердца, и взгляды согревая!
Я хочу упорхнуть в тишину…
Я хочу упорхнуть в тишину
От заботы, хлопот, разговоров
И надеть на глаза пелену
Волшебства и любви без укоров.
Я хочу упорхнуть в небеса
Птичкой певчей не для развлеченья,
Чтобы чудились мне голоса
Только доброго разума пенья.
Не гневите друг друга словцом,
Крепко смоченным в духе безумья.
Помолитесь на образ с Творцом,
Не спеша в кутерьму без раздумья.
Старый Новый год
Зима одела в кисею кусты,
Деревья расписала.
Идти мне по дороге с полверсты, —
На встречу зашагала.
Дорога сумрачна, и ни души.
В домах играют свечи,
Гирлянды посреди моей глуши.
Спешу к тебе навстречу.
Отпразднуем сегодня новый год —
По-новому, – он старый.
И загадаем, вдруг, да и прольёт?
Источник небывалый!
Источник счастья, веры и добра, —
Родник неистощимый,
Поверим снова мы и, как всегда, —
На встречу поспешим!
Розовые сумерки, в облаках луна…
Розовые сумерки,
В облаках луна.
Тени, словно умерли,
На окне свеча.
– Ты про смерть, – не рано ли?
Свечка говорит.
Тень моя от пламени
Дышит и смолит!
Не бросай любимого, —
Сердцу тяжело.
Ночка шалью синею
Скроет вновь его.
От беды, от горюшка
Спрячет, сохранит.
Вот такая долюшка:
Сердце – не гранит.
С фиолетом сумерек
Проплывёт луна.
Скоро, скоро утренник —
Мудрости заря!
Мне плохо! Слышишь ты, – дружище?
Мне плохо! Слышишь ты, – дружище?
Неприбранною бредить у окна…
Не там покой, не там ты ищешь,
Иди туда, где находил всегда!
Колючие, без жизни ветви
Склоняют свои головы ко мне…
Я не могу им обещать, что светлый
Прибудет день, не чувствую в себе.
Я в тупике, конца не вижу,
Хороший день лишь грезится слегка.
Как ненависть глуха! Чем ближе, —
Тем дальше твоя крепкая рука…
«Рассветной порою на зорьке…»
Рассветной порою на зорьке
Усталые очи сомкну,
Ладонью прикрою и горько
Тревоги полночья всплакну.
Всплакну, как сестрицы-берёзы
Обычно льют слёзы весной,
Пред тем, как сплести свои косы.
…А месяц прошёл стороной…
Я – не балерина!
Как жаль порою: я не стала балериной,
К заветной славе я не прорвалась!..
Перед глазами: вальсы, пачки и картины:
В мечтах о танце жизнь и пронеслась!
…Крутила б фуэте изящной, тонкой ножкой,
Летала бы, как лебедя перо…
Устав вечор от славы шумной и немножко
Грустила бы в объятиях пьеро…
Ах! Эта слава-искушение для многих!
Не каждому по силам, по плечу.
Так долга к ней и так длинна порой дорога!
В желаниях я тридцать два кручу!
Как хорошо, что я не стала балериной!
А то бы с детства к славе я рвалась!
С разбитым сердцем сидела б на руинах,
И половина жизни в рыданьях пронеслась!..
А у нас опять поют метели…
А у нас опять поют метели,
Завывают вьюги по полям…
И собака бродит еле-еле
Без хозяина и ласки там.
Всё бредёт, повесив хвост уныло,
Виновато смотрит на людей.
Никому ненужную прибило
К воротам моим. Я вышла к ней.
Покормив, согреться предлагаю.
Боязливо глянула она,
И своей судьбиной помыкая,
Горемычно снова побрела…
О своём, о женском…
Захотелось наряжаться —
Значит, будем жить!
Надоело мне сражаться
И побитой быть.
Пусть недоумённы взгляды
Седеньких мужчин:
Не для них мои наряды —
Вот ответ один!
Месяц нынче звонкий, тонкий…
Месяц нынче звонкий, тонкий,
Небольшой морозец, воздух свеж.
Март пришёл и песнью звонкой
Прорубает первый свой рубеж.
Ночку светлу, – ветер шалый, —
Не буди её ты, не тревожь, —
Видишь: спит она, устала.
И мерцает звёздно-млечный дождь…
Ветер стих и под калитку
Заползает, грешный, чуть дыша…
Месяц тонкий, – он с молитвой
Проплывает в небе, не спеша….
«В шалаше с любимым рай…»
В шалаше с любимым рай.
Хоть и многим это непонятно.
Сохрани, не потеряй!
Потерял, – уж не вернёшь обратно!
Не все скажу я о себе
Не все скажу я о себе, —
Вдруг ты позавидуешь?
Дёрнешь ниточки в судьбе,
Одуванчик выдуешь?
Сыграй, гитарка, перебором
Сыграй, гитарка, перебором
Про жизнь нескучную мою
И память ласковым укором
Не обижай, – тебя молю.
На тёмно-чистом небосклоне
Горит заветная звезда,
А ветер травы книзу клонит…
Так было до меня всегда.
И двести лет назад, и больше
Синело небо, цвёл жасмин.
Огонь в душе пылал бы дольше,
Кабы не время – господин.
Звени же тонкою струною —
Гитарка юности моей,
Я песнь свою тотчас подстрою,
Посмотрим – кто из нас звончей!
Ты отчего, мой друг, мрачнее тучи?
Ты отчего, мой друг, мрачнее тучи?
Нависла над тобой она – свинцовой глыбой.
Какой такой немилосердный случай
Огнём сжигает душу и пытает дыбой?
Всё ниже, ближе грозовая туча.
Через неё не проникает лучик солнца.
Слова безумные готовы мучить,
Задёрнув шторкой божий свет в моём оконце.
Как долго длятся громы и раскаты!
Хуленья и упрёки бьют проклятой пулей.
А ВРЕМЯ – без души и чувств утраты
Хоронит в вечности часы свои – пилюли…
…Качаю в колыбели сына (из жизни матери)
…Качаю в колыбели сына,
Потом стремглав бегу во двор:
Там не попал бы под машину —
Шалун. Пролез через забор!
Среди обычной суматохи
Стихи мне в голову летят.
Ловлю я лишь поленьев вздохи,
Что в печке стонут и трещат.
Перо не попадает в руки,
Газеты все пожрал огонь!
А строчки в памяти, как звуки
Обрывочны – их только тронь!
Они звенят, толпятся разом
И просятся их записать!
Но где тут! Детские проказы —
Заполнили мою тетрадь!
…Любовь у дочки,… Что тут скажешь?
За двойки стоит ли ругать?
Луч света улыбнулся в саже,
И жизнь вращается опять!..
Старая кукла
Эх, кукла – старая подружка!
Всегда молчишь, на всё согласная,
Лежишь покорно на подушке.
Твоя хозяюшка не ласкова:
Не сменит бантики, причёску,
Не приоденет в платье новое.
– А ей бы день, – да не в полоску!
А мне б – в цвет розы, – не лиловое!..
«Мне больно глотать свои слезы…»
Мне больно глотать свои слезы, —
Солёная горечь от них.
Скучней становлюсь я и строже.
Что проку в упрёках моих?
Волною закат отразился,
Затейно облако вдали…
Две линии соединились
Благодаря, не вопреки?
Придёт покой вслед за радугой?
Вернётся ль её волшебство?
Ведь песни пока не радуют.
Где зыбкое счастье моё?
Вот нежно небес касается
Оранжевым кругом луна.
Шептаться с камнем пытается
Седая морская волна…
Ах, отчего я больше не пою стихов?!
Ах, отчего я больше не пишу стихов
И не пою тебе веселых песен?
Всё от того, что чей-то мне вердикт таков:
Сидеть уныло в клетке, где весь мир так
пресен, тесен…
Я не могу расправить крылья, как бывало
И полететь с журавушками в пену облаков,
Мне воздуха живительного очень мало, —
Вот почему я не могу ни петь
и ни писать стихов.
Мой бедный друг! Нет сил тебя поднять
Из страшной пропасти тоски и злобы.
Как ты позволил духу скверны обуять
Все существо твоё и волю, и утробу?
Так хочется кричать, а кто услышит?
Для помощи, спасенья не найду я слов.
Лишь припаду к груди: ещё он дышит?
Дышит!
…Ах, отчего я больше не пою стихов?!
«В оранжево – жемчужном ожерелье…»
В оранжево – жемчужном ожерелье
Луна красуется с небес…
Всё тонко и непрочно в отношениях:
Опять меня попутал бес!
Как справиться с собой? Не понимаю.
Словами-иглами поранила того,
Кого люблю, кого совсем не знаю,
В ком сила-слабость, грех-добро…
Отметь, луна, мне путь-дорогу звёздную,
Трепещущее сердце подхвати
И отведи от нас ты тучу грозную,
Дай сил, огня измученной любви!
«И верю, и не верю…»
И верю, и не верю,
Что жизнь пойдёт на лад
Ну, что ж, по крайней мере, —
Так звёзды говорят:
– Успех, карьера, деньги,
Известность ждут тебя!
…Нет, – «шапка не по Сеньке», —
Не в том судьба моя.
Твоя звезда
Ты слышишь: я зову тебя,
Чтоб ты пришёл и в дождь, и в стужу.
Ты видишь: я звезда твоя,
Сберечь смогу твою я душу.
Её коварством, клеветой,
Чтобы никто не опорочил.
Закрыть от зависти людской
Смогу, сумею я. А… впрочем:
Свою земную жизнь пройти
И нахлебаться вдоволь горя —
Ты должен сам, меня прости.
Гореть, светить – вот моя доля.
Какая нынче полная луна!
Какая нынче полная луна, —
Неисчерпаемое вдохновенье!
В полночный час душа обнажена —
Все вездесущи откровенья.
О сути нашей жизни, бытия,
О Добродетели, – ей нет здесь места:
Средь алчности и прочего «зверья».
Перевернулся мир, и стало тесно.
Тогда Атланты превратились в миф, —
Нам Геродот с Платоном указали.
А горы злата сдвинули в обрыв, —
И Добродетель, и скрижали.
Как часто восхищаемся!
Как часто восхищаемся
Мы гордым тем орлом:
В монете размещающимся
И в выборе притом:
Ну, попади ко мне, ну, выпади!
И ластимся к нему.
Бери ж меня, ну, выбери! —
К всесильному орлу.
Обман себя нам выгоден.
Какой же был дурак! —
В сердцах потом я выпалил, —
А всё одно: пятак!
И к мудрости не пришлая, —
Простите вы меня!
От мудреца услышала
И в стих произвела.
Последняя январская колдунья-ночь
Морозец важный крякнул. Из – под крова
Красавец – месяц на смотрины вышел, засветился.
И вот свидание я наблюдаю снова:
Небесный свод слезами звёздными нежно окропился!
Последняя январская колдунья-ночь
Хрустальные колодцы разбивает,
Мечты опутывает снами… Становится невмочь:
Её оковы всё сильней меня сжимают.
И снится, грезится ль мне сон? Его не обуздать.
В нём белая, как лунь, и очень странная корова
Стремится в шоры рогами меня взять.
В кровавом платье я и, вот на грех,
нет у меня другого!
И как ни жаль свиданье нежное прервать,
Но зорьку я прошу: скорей обнять луга.
Кто в странном образе – Жизнь иль Смерть,
и не понять.
А мысли набегают, как на волну волна…
Портрет Неизвестной
Тобою восхищаюсь ежечасно
И вглядываюсь я в знакомые черты.
Загадкой кажешься, и тайною опасной
С портрета на меня взираешь Ты.
Тебя я Незнакомкой величаю.
В Тебе вновь вижу лик надменной красоты.
Когда Ты мимо проезжаешь, замечаю
Печаль Мадонны… Не с иконы ль Ты?
Чем больше я и дальше проникаю
Во взор чудной Диковинки Прекрасной,
Заметной только мне улыбкой, понимаю,
Усилья разгадать Тебя – напрасны!..
К матери
Почему мы беспечны и ветрены,
когда рядом родимая мать?
Мы незримыми узами скреплены,
хоть порой забываем обнять…
Вы целуйте их нежные руки
и глядитесь почаще в глаза.
Материнские вечные муки, —
их не выстрадать и не сказать.
Не сказать, как бывает обидно,
как бывает и горько порой.
С колокольни дочерней не видно,
что у матери боль за спиной.
Потому мы беспечны и ветрены —
когда рядом родимая мать.
Мы незримыми узами скреплены.
Тяжело их навек потерять.
Горит свеча, не угасая…
Горит свеча, не угасая
И сторожит мою печаль…
Крылом взмахнула белым стая
И унеслась в иную даль…
Зима лютует за окошком,
Протяжно воет на дворе.
К утру накроет все дорожки,
Застынут ветки в серебре.
Мне нет покоя в этом мире, —
Чем дальше, тем грубее он.
Всё меньше нот в моём клавире.
Однообразен сердца стон.
Прекрасно мгновенье
Прекрасно мгновенье, которое в вечность
Ушло, улетело. Прощай, человечность!
Его я, как бабочку, будто пришпилю
В альбом своей памяти, если осилю…