У меня не нашлось слов, чтобы описать такое полное единение. Молния — слишком холодно; величие — слишком вяло; слава — слишком блекло; спасение — слишком размыто; преданность — слишком безлично. Кто бы ни говорил со мною в тот головокружительный миг — бог ли, дракон ли, — он оттолкнул меня от порога саморазрушения, и я ухватился за его слово, как тонущий ребенок за руку отца. В этом слове было столько горя, сожаления и нежной заботы, что даже за год я не смог бы осмыслить их все. Он знал меня. Он назвал меня так, как называл Роэлан, когда я был молод. Это слово пел мой бог, наполняя мир музыкой. Ужас и отвращение, охватившие меня, когда я узнал, что музыку мою питал чудовищный зверь, исчезли, смытые потоком любви этого создания. Ни один зверь не способен так любить. Душа у меня трепетала, полная радостных воспоминаний, а спутники мои ничего не поняли: я не мог рассказать им об этом, вообще не мог говорить — ведь тогда бы кончился этот неописуемый миг.

— Именем Единого, что мы натворили? — ахнул Давин, заставив меня поднять голову и заглядывая в лицо прозрачными серыми глазами.

— Мы сделали все, что требовалось. Если это ему не по силам, лучше узнать об этом сейчас.

Золотистые отблески драконьего огня играли на их лицах.

— Нарим, — Давин уставился на друга, задыхаясь от ярости, — да ты же ему так ничего и не объяснил! Ты в своем уме?!

— Давай-ка уведем его отсюда.

— Нарим, дружок, его жизнь — не наша, мы не вправе ею распоряжаться! Ты посмотри — он же плачет кровавыми слезами!

— С тех пор как он попал к нам в руки, я не мог найти случая все ему рассказать. Человек в отчаянии теряет способность рационально мыслить. А в последние два дня, уж не знаю, как, все прочие додумались до того, что мы с тобой уже знаем. Его уже пытались убить и от своего не отступятся — они решили, что в нем таится опасность.

— Это тебя не оправдывает!

— Когда на кон поставлена жизнь целого народа, обычные представления о справедливости и честности теряют силу. А что касается Эйдана Мак-Аллистера, то сейчас он или на пути к жизни, или действительно мертв. Сомневаюсь, чтобы он предпочел вернуться туда, откуда пришел. Так что давай уведем его отсюда и посмотрим, какой путь он выбрал.

Во всем этом я не понял совершенно ничего. Они поставили меня на ноги, провели по длинному коридору и посадили на каменистый склон; проснувшийся утренний ветерок унес запахи серы и тлена. Я изо всех сил старался удержать в памяти голос Келдара, но воспоминание стало меркнуть, и я беспомощно отпустил его. По себе оно оставило такую тоску, что я едва не застонал вслух. Только тогда слова элимов стали понемногу проникать в мое сознание, и мне снова стало интересно, кто же это хотел меня убить и что я такого сделал.

— Клыки драконьи, он что, совсем свихнулся? — Этот голос послышался у меня из-за спины. Странно. Почему-то я думал, что носитель его уже мертв.

— Нет, — очень серьезно отозвался Давин. — С тех пор как дракон закричал, он молчит. Может быть, мы вообще убили его всей этой затеей. Но некоторым до этого, как видно, и дела нет.

— Он что, так испугался глупого рева? Да любой элирийский ребенок слышал еще и похуже, ну да, само собой, не так близко… — Это была та женщина, Лара. Я не обернулся, но ясно почувствовал запах подкопченной кожи. В пяти шагах от меня, прямо у входа в туннель, упали ее перчатки.

— Послушали бы меня. Зря время тратите. Если зверюга и "заговорит", то не во время зимней спячки. С чего вы вообще взяли, что у него есть имя и он его еще не позабыл?

— Келдар, — тихо ответил я. Ее легкомыслие укололо меня. — Его зовут Келдар.

— О Единый! Келдар. Мы подозревали, но… — Давин вдруг опрокинулся на спину и рассмеялся, глядя в рассветное небо и не в силах сдержать радости. — Ух! Ничего себе…

— Вы его услышали? Он назвал свое имя? — Нарим присел передо мной, уставясь мне в лицо. Да уж, его не так легко взволновать, как Давина. — А что он еще сказал? Вы его услышали или слова возникли у вас в голове?

— Да он просто догадался, что тварь слепая! — презрительно бросила женщина. — Увидел, что у нее бельма на глазах, вот и назвал ее именем слепого бога! Ничего, кроме звериного рыка, он не слышал, как и все мы!

— Я драконьих глаз раньше никогда не видел, — отозвался я. — Он что, правда слепой?

Она фыркнула и не снизошла до ответа. А Нарим словно бы и не заметил ее слов.

— Это было так же, как когда вы говорили с Роэланом? — продолжал он допытываться.

Я мотнул головой.

— Совсем нет. Тоже очень четко, но с Роэланом никогда не было так… больно… остро… сильно… Нарим, я… — Голос у меня звучал до странности спокойно, вовсе не отражая бурю внутри.

В голове моей бурлила смесь кристально ясных образов, сменявших друг друга, подобно вспышкам фейерверка: ослепительная огненная радуга, ощущение теплой грязи под руками, чудовищная какофония звериного рыка, оглушающее драконье зловоние. Миг, полмига душераздирающей четкости — и видение испарялось, но не успевал я услышать рассветную тишину, и меня снова захлестывал следующий образ. Будто в мозг то и дело вонзали кинжал. Мне приходилось прилагать массу усилий, чтобы сосредоточиться на словах, даже моих собственных, не то я упустил бы половину и ничего не смог бы сказать.

А между тем мне было что сказать, но пока я собирался с мыслями, вмешался Давин. Он перекатился на бок и оперся подбородком на руку.

— Конечно, было трудно, это понятно. — Глаза его блеснули в лучах зимнего рассвета. — Ну, отчасти дело в тебе, конечно. В том, что с тобой сделали. В том, как тебя изувечили. Но вообще-то дело в самих драконах. Все-таки слишком долго они были в рабстве. Их слишком долго держали в диком состоянии. Мы и сами сомневались, можно ли до них докричаться, даже если ты с ними заговоришь. Даже когда ты был на вершине могущества — незадолго до ареста, — Нарим боялся, что ты не сумеешь сделать все как надо. Ну да, Роэлан — это да, но если бы мы знали, кто из них Роэлан…

Роэлан. Мой "бог". Дракон. С ума сойти.

— Но ведь вы говорили, что я… дозвался… не только до него…

— Да, само собой. Не до всех, разумеется. Возможно, твоя музыка тронула только Роэлана и шестерых других старших. Мы не знаем. Несколько лет после твоего исчезновения влияние музыки было заметно и на других драконах, и мы надеялись, что ты как-то с ними общаешься, но со временем…

— Десять лет, — ответил я. — С первого дня голос Роэлана слабел, а потом… потом и вовсе… Через десять лет он перестал отвечать мне. — Я снова оказался на грани отчаяния, и лишь одно-единственное слово, запечатленное в памяти, удерживало меня по-прежнему.

Давин ласково глядел на меня, а Нарим поднялся, отошел в сторону и присел на склоне, бесстрастно глядя в утреннее небо.

— Мы ведь думали, что тебя больше нет, — тихо уронил Давин. — Мы и представить себе не могли, куда тебя запрятали. Должно быть, Единый, который направляет всех нас, послал тогда Нарима в Лепан.

Мне нужны были ответы на вопросы. Четкие и ясные.

— А этот дракон… Келдар… — Мне удалось произнести это имя, хотя разум яростно сопротивлялся. Отказавшись поверить, я оказался бы снова в темнице отчаяния, но согласившись с тем, что видел, я не смог бы больше сдерживать волну безумия.

Давин взглянул на женщину. Та скинула кожаные доспехи и теперь неторопливо и тщательно складывала их в сумку, нарочито не обращая на нас внимания.

— Ах да. Ну, в общем, лет восемнадцать назад, незадолго до твоего ареста, этот дракон улетел из Кор-Неуилл, а правила им очень храбрая и предприимчивая тринадцатилетняя девочка. Она много лет только и мечтала о том, чтобы полетать на драконе, и даже пробралась на поле битвы и сняла там кровавик с убитого Всадника. Это был не личный камень этого дракона — Келдара, — не его декай'цет, как они это называют. Дракон, связанный с ее камнем, был ранен, когда погиб его Всадник. Клан, конечно, убил зверя; они же не умеют давать дракону новый камень. А Лара была уверена, что, раз у нее есть камень, она сможет летать на драконе. И смогла. Она была девочкой отважной и умелой. Но главной ее ошибкой было то, что она решила, будто это кровавик позволил ей увести дракона. На самом деле мы думаем, что это был ты. Ты побывал в Кор-Неуилл за два дня до этого. В лагере тогда незнамо что творилось: драконы перестали слушаться Всадников и напали на них, они прорвали Всаднический Круг, и тогда-то она и решила оседлать дракона.

Лара раздраженно запихнула в сумку перчатки, и я вдруг подумал, что эту часть рассказа Давина она вовсе не хочет вспоминать.

— Она решила вернуть дракона в лагерь и тем доказать Клану, что тоже может быть Всадником. Но дракон отказался поворачивать назад. Видишь ли, управлять драконом с помощью кровавика, принадлежащего другому зверю, а не декай'цета, который носит его собственный Всадник, страшно трудно. Именно поэтому Клан убивает зверей, лишившихся своих камней. У этого же дракона была своя цель.

— Озеро?

— Не знаем. Только он понес ее в Караг-Хиум, а она изо всех сил пыталась им править. И зверь налетел на утес…

Я представил себе это очень живо: ребенок, который привел дракона в бешенство, показав ему ненавистный камень… схватка… катастрофа… пламя…

— Ну вот, — заключил Давин, увидев по моему лицу, что я понял достаточно. — Оба выжили. Нарим нашел Лару и принес ее в Кор-Талайт. О судьбе дракона мы ничего не знали, пока пять лет назад Лара не набрела на него в этой пещере — должно быть, он заполз туда, чтобы умереть или выздороветь. Ну и с тех пор она…

— Вот что, хватит, — оборвала его Лара, взваливая на худое плечо тяжелую сумку. — Я тебе что, неразумная зверюга вроде той, что спит там, в пещере? Послушай-ка, ты, сенай. — Синие глаза вспыхнули, а жуткие шрамы на левой щеке побагровели. Она резким движением отбросила за спину длинную косу. — Я — дочь Клана, и, что бы там обо мне ни говорили, я никого не предала. Я просто взяла кай'цет. Он мой по праву. Я не верю, что у драконов есть разум. Я не верю, что они разговаривают. Я не верю, что трусливый музыкант-сенай может или когда-нибудь мог сделать их тем, чем они никогда не были и не станут. Все, что мне надо, — это летать на драконе и не обжечься. Мой народ мне этого не позволит, поэтому у меня осталась одна надежда. Знаешь, Давин, я буду страшно признательна, если ты прекратишь обо мне трепаться.

Лара в ярости зашагала прочь, более не удостоив нас с Давином ни единым взглядом. Однако когда она проходила мимо Нарима, который так и сидел, оцепенев, на склоне, элим, к моему удивлению, поднял руку, и она крепко пожала ее, не замедляя шага. Нарим снова утвердил подбородок на коленях и продолжил отрешенные раздумья.

— Он целый год ее выхаживал, — тихо пояснил Давин. — Заставлял ее двигаться, чтобы мышцы работали, а ей было так больно, что она и шевельнуться не могла, не закричав. Все горы облазил, все города прочесал, а ведь раздобыл ей лекарства — и чтобы раны зажили, и чтобы боль унять, и чтобы шрамов осталось поменьше. Она-то поначалу проклинала его за то, что не дал ей умереть, но теперь уж они друзья навек. Ее, бедняжку, на части раздирает — она так хочет, чтобы Клан принял ее назад, и при этом Нарима любит, и к тому же в глубине души боится, что на самом деле это он знает правду о драконах, а она ошибается. И очень, очень, очень хочет летать.

Солнце высушило туман над серо-зеленым кустарником, и мы глядели вслед прямой тоненькой фигурке Лары, спускавшейся в долину. И тогда мне пришлось все-таки вернуться к истине, открывшейся мне этой ночью. Мне самому надо было с ней сжиться, и элимам стоило об этом знать.

— Спасибо вам, — произнес я не без труда. — То, что здесь произошло, чудесно и невероятно. Никогда этого не забуду. Только вот… — Слова Давина, ярость Лары, выжидательный взгляд Нарима, который я чувствовал на своей спине, лишь укрепили меня в принятом решении. — Если вы думаете, что я смогу еще раз поговорить с ним, еще раз… Давин, я действительно почти умер. Когда я услышал его имя и еще… то, что услышал… у меня сердце по-настоящему остановилось. Если бы он сказал еще что-нибудь… мне бы уже не выйти оттуда. Простите меня, простите. Я не могу ничего для вас сделать. — Судьба все-таки очень странно шутит. Они даровали мне то, ради чего стоит жить, а я не могу принять это и не умереть.

Давин вздохнул и удрученно взглянул на Нарима.

— Надо было нам тебя предупредить.

— Нарим был прав, — торопливо добавил я, чтобы утешить его. — Я не хочу умирать. Простите меня, вы не представляете себе, как горько мне это говорить, но я ничем вам помочь не могу.

— Но в этом-то все и дело. — Нарим рывком поднялся и теперь смотрел на меня сверху вниз. Его взгляд проникал мне в самое сердце. — Вы как раз только что доказали нам, что прямое общение вас не убьет, хотя, конечно, вынести его непросто. Способность к общению — ваш дар — никуда не делась. Можно делать следующий шаг. Видите ли, я знаю, что предпринять дальше, и все, что нам нужно, — это чтобы вы были живы…

Голова у меня заболела.

— Чтобы я был жив?

— Я надеялся, что можно оставить вас в Кор-Талайт, пока вы не будете готовы к дальнейшим действиям, но, как выяснилось, это невозможно. А отпускать вас туда, где вас поджидают Всадники и люди вашего кузена, нельзя никак. Похоже, все на свете спят и видят, как бы вас убить или взять в плен.

— Я совершенно уверен, что тебя найдут даже здесь, — кивнул Давин.

— Так что я знаю только одно безопасное для вас место. Будет нелегко, но я ее уговорю.

Давин с деланным стоном повалился наземь.

— Совсем спятил, — сообщил он. — Она же ненавидит его пуще, чем Гарн Мак-Ихерн, а норов у нее еще покруче!

— Постойте! — взмолился я. Их слова никак не могли сложиться в цельную картину. — Объясните! Какой следующий шаг?!

Нарим сел передо мной, обняв колени.

— Дракон, которого вы называете Келдаром, ранен. К счастью, раненые драконы впадают в спячку, пока их раны не заживут или они не умрут. Но Лара научилась будить его и управлять им при помощи камня. Вы это видели. Она загоняла в пещеру дичь, чтобы кормить дракона, так что мы надеемся, что весной он проснется сам. Теперь, когда у нас есть вы, мы можем преподнести зверю еще один дар. Мы проведем трубу в его пещеру и подадим по ней воду из Кир-Накай.

— Озерную воду, — тупо повторил я. — То есть вы считаете, что я смогу с ним разговаривать.

Разговаривать с драконом. Не так, как я говорил с моим богом, а попросту. Как живое существо с живым существом. Как в элимских легендах. Нет, немыслимо.

— Элим с этим не справится. — Терпение явно давалось Нариму с трудом. — Мы — проклятие драконов, и едва ли элим, на которого падет взгляд дракона, проживет еще хотя бы миг. И Лара тоже не годится. Во-первых, у нее кровавик, и к тому же…

— Она не верит, — кивнул я.

— Именно. Он ей и отвечать не станет. Так что вы — единственное существо на свете, которому по силам получить ответ.

— Какой ответ? — Ох, как мне было тяжко.

— Вы должны добиться от Келдара, как можно освободить его братьев и сестер из-под власти кровавиков. Тогда мы сможем собрать драконов к озеру, и они снова займут в мире подобающее им место.

Давин не вмешивался — смотрел и слушал, предоставив Нариму одному передавать мне бремя знаний. Однако моя мучительная неспособность понять, чего от меня хотят, заставила его вмешаться. Он смахнул с левого глаза непокорный завиток:

— Эйдан, пойми, это опасно. Мы не знаем, как тебе удавалось дозваться драконов раньше, и неизвестно, способен ли ты на это теперь, после всего, что произошло. Мы даже не знаем, действительно ли возможно говорить с драконами, ведь прошло столько времени — пятьсот лет! — с тех пор, как драконы испили воды из огненного озера. Может быть, в них уже нечему пробуждаться. Может быть, остались только ненависть и жажда крови.

Я медленно покачал головой. Теперь, после этой ночи, я точно знал, что в существе, оказавшемся Келдаром, есть и разум, и душа, только они очень глубоко. Но я добрался до них. Я знал это точно.

Но Давин не отставал.

— Тебе придется снова пойти в пещеру и предстать перед этой тварью как есть, беспомощным и беззащитным, а ведь дракон убивает людей десятками тысяч и не задумывается об этом ни на секунду! Если с наступлением весны он не проснется сам, его разбудят тем самым камнем, который повергает его в безумие! Надежды на успех так мало, что в тот миг, когда ты согласишься, я начну сочинять тебе надгробную надпись!

Разве был у меня выбор? Любимый мой. Отзвук этих слов заставлял меня трепетать от благоговения и проснувшейся надежды.

— Ладно. Куда вы хотите меня отправить? — спросил я.

Бледный Нарим просиял. А Давин устало потер лоб и ответил, криво усмехнувшись:

— Он отправит тебя в пасть к дракону еще до того, как ты снова пойдешь к Келдару. Знаешь, что он задумал? Поселить тебя у Лары.