Уфляндией Иосиф Бродский называл экстравагантный поэтический мир Владимира Уфлянда. Новая книга Уфлянда «Рифмованные упорядоченные тексты» включает все предыдущие, в том числе самую первую – «Тексты» (1955-1977), вышедшую в знаменитом издательстве «Ардис» в 1978 году, а также два российских издания 1993 и 1995 годов и новые стихи. Достаточно прочесть всего несколько текстов, помеченных пятидесятыми годами, чтобы убедиться в правоте Бродского, называвшего Уфлянда (наряду с Евгением Рейном) своим учителем. Но в ранних стихах Уфлянда можно обнаружить не только поэтические формулы, впоследствии запатентованные Бродским. Оборвите на середине почти любое стихотворение молодого Уфлянда, отмените рифму в двух последних строчках – и получится Дмитрий Александрович Пригов. Причем характерный Пригов, но с разницей в двадцать пять лет: многое из того, чему Пригов научился у «лианозовцев» и Севы Некрасова во второй половине 70-х, Уфлянд делал уже в 50-х.

Вот, например, текст 1957 года, «Рассказ пограничника»:

Когда шпион в Америке родится,

в семье политика или юриста,

в тревоге просыпается граница.

И ветер над границею ярится.

Когда он в школе у себя по всем предметам

оказывается впереди,

то нет уже ни сантиметра,

где мог бы он границу перейти.

Когда он начинает сверху вниз

поглядывать на средних жителей,

мы ставим на границе механизм

для безотказной ловли нарушителей.

Поэзия Уфлянда 50 – 60-х годов – это своеобразная ироническая реплика и опровержение мифов и иллюзий советской поэзии этого периода. И не потому, что стихи Уфлянда лучше: критерий «лучше-хуже» в применении к поэзии некорректен. Как, впрочем, и оборот типа «адекватное отображение времени». Однако как легко в начале перестройки многие шестидесятники списали все свои грехи на счет своей былой неосведомленности: мол, мы не знали всех фактов, потому и были конформистами. Уфлянд, родившийся в том же 1937-м, имел точно такие же возможности знать или не знать, понимать или не понимать. Но его творчество – еще одно доказательство в равной степени банального и радостного соображения: в любые времена остается возможность для трезвого отношения к жизни.

Сегодня, вспоминая ситуацию сорокалетней давности, Уфлянд утверждает, что тогда поставил перед собой задачу реалистического описания жизни. Но мир оказался по-советски абсурдным – настоящая Уфляндия. Уфлянд и описал ее, пока другие приспосабливали свои иллюзии к советскому истеблишменту. Уфляндия жива, иллюзии, естественно, устарели.

1997