Солженицын не без умысла выбрал для своего повествования благополучный день из лагерной жизни Ивана Денисовича и самого Ивана Денисовича сделал не избалованным интеллектуалом, а рядовым советским человеком, колхозником, солдатом, работягой. Он не хотел действовать на воображение читателей кровавыми зрелищами, а хотел представить жизнь такой, какая она есть, в обыденной повседневности. Языком своего Ивана Денисовича Солженицын описал будни несколько приукрашенного ада.
Один из персонажей моего повествования — Эрвин Зиннер — рассказывал мне, сравнивая свои лагерные переживания с жизнью Ивана Денисовича, о своем начальнике лагеря. Так тот заставил зэков летом, пока почва не промерзла, рыть себе могилы, а потом гонял их зимой и летом на работы мимо этих могил. Смертность среди заключенных достигла рекордных цифр.
Правда о жизни в Советском Союзе прозвучала со страниц книг, написанных великими страдальцами и страдалицами — Солженицыным, Евгенией Гинзбург, Надеждой Мандельштам. По сравнению с их судьбами и их писательским даром моя судьба и мои возможности описать ее ничтожны. И все же я беру перо и пишу, и художественный прием, к которому прибег Солженицын в своей повести поддерживает меня. Самая обыкновенная жизнь, описанная самым обыкновенным языком. Исключительно счастливая жизнь — по количеству прекрасных людей, которых посчастливилось встретить и полюбить. Некоторые наиболее трагические события моей жизни я обхожу молчанием — всего не расскажешь. Да и задумана книга была, чтобы рассказать не о себе, а о других, а потом, волею судеб и игрою случая превратилось мое повествование в мою биографию.
Я родилась в России «при царе». Я эмигрировала из Советской России на пятьдесят восьмом году ее существования. Описана моя жизнь там. Как возникла идея уехать и что ждало меня за границей, я расскажу, быть может, в другой книге.
Несколько отрывков из книги напечатаны в журнале «Время и мы», № 50, 64, 65. Я получила несколько писем с указанием на мои ошибки и несправедливости. Я внесла исправления. Их я оговариваю в тексте.