Подсудимые песни

Бергер Анатолий Соломонович

И тайна жизни навсегда ясна

Навек для нас неведомой природе

 

 

«Всё разрослось на родине моей …»

Всё разрослось на родине моей, —

И полнозвучно лес шумит высокий,

Ручей бежит, вода в нём зеленей

От спелых трав, и тины, и осоки.

И всё белей круглеют облака,

И всё синей и круче свод небесный,

Я месяц не был здесь.

Прошли века

Иль миг один всего лишь?

Неизвестно.

По — своему считают времена

Леса, ручьи, звезда на небосводе,

И тайна жизни навсегда ясна

Навек для нас неведомой природе.

1984 г.

 

«Над хмурою леса окраиной …»

Над хмурою леса окраиной

Глухая воронка небес,

Прощально в душе и отчаянно,

Огромен и сумрачен лес.

Во мгле тишина вереницею

Иссохшихся листьев кружит,

Сверкнёт и погаснет синицею

И смутно опять ворожит.

Над бедностью пней, над канавою,

Корягой, упавшею вкось,

Кустов набежавших оравою

И вставших кому как пришлось…

И пахнет глухою сторонкою,

Дремучей тоскою до дна,

И тёмной своею воронкою

Засасывает вышина.

1981 г.

 

«Опять Медведица горит …»

Опять Медведица горит,

Полнеба закогтив огнисто,

И сонной тишины гранит

Стоит кругом темно и чисто.

Как одинок он — звёздный зверь

В своей пунктирности подробной!

Попробуй, душу разуверь,

Что избежишь судьбы подобной.

Среди вселенской немоты

В ночи недвижной и огромной

Гореть вот так же будешь ты —

Неугасимо и бездомно.

 

«Звезда одна единственная в небе …»

Звезда одна единственная в небе

Мерцает, раздвигая облака.

Как холодно ей там!

Как древний ребе,

Она пророчит, словно на века.

И в сны мои врывается без спросу,

И вижу я пожары и мечи,

Среди руин пророк длинноволосый

Взывает и слова, как звёзд лучи.

Он одинок в глухом ряду столетий,

Зол Вавилон и пал Иерусалим,

Но он — звезда ночная на рассвете,

И я во сне рыдаю вместе с ним.

1987 г.

 

«Иеремия к пораженью звал …»

Иеремия к пораженью звал,

Но речь его была словами Бога,

Накатывался вавилонян вал

Всё яростней и всё не шла подмога.

«Он притупляет воинов мечи!

Военачальники слабеют духом

А чьи его слова, ты знаешь — чьи?

Народ же тёмен, верит всяким слухам», —

Князья царю кричали.

И во прах

Пал город, золотой Иерушалаим.

Пожар и разрушенье, смерть и страх,

Изгнание — мы помним всё и знаем.

Господь нещаден в правоте своей,

Иеремия был его устами,

Но если вновь под стенами халдей —

Кто прав — боец с мечом, пророк ли в яме?

1988 г.

 

Монолог византийского иконописца Лазаря

Ладони выжжены. Нет сил

И ложку поднести к губам —

Ты это ведал, Феофил,

Когда приказывал рабам!

О, раскалённость тех пластин,

О, смерти запах, тьма в глазах!

И слышу шёпот свой: «Един

Ты на земле и в небесах…»

Молитва ли меня спасла,

Иль вопияла к небу плоть

Сквозь жар желез, что жгли дотла —

Про это знает лишь Господь.

И вновь сияет белый свет,

И колокольный звон вокруг,

И только рук как будто нет,

Как будто раны вместо рук…

Но я поклоном и мольбой,

И незажившей болью ран,

Своею собственной судьбой

Твой лик пишу, о, Иоанн!

И да пронзит той краски дрожь,

Как бы ожогами крича,

Лихих времён слепой правёж,

И власть, и злобу палача!

1973 г.

 

«О, Боже, Господи святой …»

О, Боже, Господи святой,

К Тебе душой взываю всею,

Твой клич с горы Синайской той

Звучал глаголом Моисея.

Морские волны бросил вспять,

И в голод пищей спас небесной,

И вёл весь путь за пядью пядь,

И Сына предал муке крестной.

Но, Боже, Боже, чья вина,

Что Сына именем и славой

Творили зло и даль темна,

И нет конца судьбе кровавой.

Дай сил созданью Твоему

Понять Твои предначертанья,

Столетий ведая страданья

И роковых вопросов тьму…

1974 г.

 

«Расплавленно и тяжело …»

Расплавленно и тяжело

Над лесом жёстким и корявым

Пятно холодное взошло,

Пугая отсветом кровавым.

Над белой тишиной земли,

Над вспышками аэродрома,

Над хмурым городом вдали,

Над крышею родного дома,

Над жизнью и судьбой моей,

Над мира суетою вязкой,

Над вросшей в землю с давних дней

Заржавленной солдатской каской.