Май, между 14 и 15 числом, 1939 г. 00–00 по Гринвичу

Огаст почти согрелся, но продолжал лежать на кровати без сна: стоило закрыть глаза, как из черной воды всплывала дряблая распухшая рука, на ней изгибался подковой фиолетовый след от укуса. «Ты убил ее, ты!» — Огаст вылез из постели, взял блокнот, карандаш и разобрал свой утренний кошмар, как детские кубики, — нет, злобная старуха мало напоминала графиню Таффлет.

Ее черты затенял надвинутый капюшон, но он точно помнил крючковатый нос, сухощавую фигуру, и руки — очень крепкие, цепкие, почти мужские руки в грубых перчатках. Еще он тщательно зарисовал эмблему, которую видел на щите своего спасителя- рыцаря, — «Адамова голова», символ христианского спасения и искупления греха жертвенной Кровью

Христовой: череп на фоне скрещенных берцовых костей. Только у рыцаря фоном для черепа служили не кости, а две скрещенных сабли.

Мистер Картрайт набросал эмблему в блокноте — череп получился очень похожим на набалдашник трости княгини Львовой. Только информации в таком знании было до обидного мало: черепа использовали как эмблему все кому не лень — от монахов-аскетов до морских «джентльменов удачи»!

Он долго сидел, подперев голову ладонью, — мысли путались, но не спешили уступить место сну. Жаль, что в его идеальный череп своевременно не пришла мысль попросить у доктора Рихтера снотворного или хотя бы успокоительных капель!

— Огаст… Оооооогааааст… Гааасссси — ас- ссссиии… иии…. — позвали его из темноты.

В спальне он был один, но звук не замер — он продолжал сочиться как комариный писк, проникая прямо в мозг; противно щекотал внутри черепной коробки и принуждал встать и идти, идти на этот ноющий, всепроникающий звук. Он вышел из комнаты и отправился в путь по бесконечному коридору.

Гроза закончилась, лунные лучи струились сквозь оконные переплеты неоготического стиля, но ему не нужен был свет: невидимый поводырь уверенно подталкивал его вперед и вперед, пока не привел к двери кабинета.

Дверь была не заперта и бесшумно открылась, стоило слегка надавить на нее. Здесь было свежо — порывы ветра распахнули двери узенького балкончика, на пол натекла целая лужа воды, наглотавшиеся лунного света головы из этнографического собрания семейства Колдингейм излучали мерцающий свет, тяжелые портьеры намокли от дождя. Огасту показалось, что за одной из них кто-то стоит: влажная ткань облепила человеческую фигуру, а ниже совершенно явно просматривались очертания носков обуви.

Мистер Картрайт затаил дыхание, как можно тише и незаметнее пошарил рукой по стене и дернул за шнурок звонка — одновременно с его движением портьера оборвалась и с глухим звуком рухнула к его ногам вместе с телом. Огаст мог бы грохнуться рядом или заорать, но за последние дни ему довелось перевидать столько тел в самых неожиданных и плачевных состояниях, что на этот раз он предпочел молчать и сохранять вертикальное положение до появления мистера Честера.

Дворецкий молча вручил Огасту лампу, опустился на колени и осторожно разобрал складки ткани, представив его взору знакомую шелковую косынку, прямой профиль, высокие скулы и стриженые волосы леди Уолтроп!

Обеими руками Маргарет прижимала к груди книгу — Огаст немало удивился, вытащив том из замерших пальцев: это был любовный роман с золотистым корешком — из тех, что он видел в девическом обиталище мисс Львовой. В игривой виньетке поблескивало название: «Железная дева».

Железная дева — так называлось средневековое пыточное устройство с острыми иглами внутри, протыкавшими тело несчетной жертвы сразу во многих местах. Маргарет очень подошло бы такое прозвище! Только не сейчас — сейчас Мардж была больше похожа на тряпичную куклу, чем на «железную деву»: расслабленные конечности выскальзывали из рук джентельменов, пытавшихся устроить ее на кровати, а голова съезжала с подлокотника кожаного дивана, на который ее пытались уложить. Жизнь в ней еще теплилась, в этом Огаст убедился лично, прижав дрожащие пальцы к голубой жилке на шее. Кожа Маргарет была теплой, она дышала — но никак не реагировала на происходящее. Огаст добросовестно хлопал ее по щекам и растирал ладонями уши, как советуют поступать в справочниках по первой помощи с людьми, испытавшими переохлаждение. Мистер Честер попытался влить «ее милости» в рот коньяка — единственного напитка, обнаруженного в кабинете, но эта мера тоже не возымела успеха. Тогда дворецкий вытащил английскую булавку и без всякого пиетета уколол леди в руку — она даже не дернулась. Чтобы вызволить телесную оболочку Мардж из мокрой одежды и запихать в плед, пришлось вызвать с кухни экономку (которая уже возилась с завтраком).

Леди Уолтроп требовалась срочная медицинская помощь!

Несмотря на ранний час, доктор Рихтер, которому Огаст бросился звонить, пока Мардж переносили с дивана на кровать в освободившейся спальне, выслушал его со вниманием и пообещал прибыть незамедлительно.

Надо было успеть привести себя в порядок! — из- за временного отсутствия Лесли дворецкий помогал Огасту облачиться в утренний туалет лично.

От недостатка сна мистер Картрайт пришел в философское расположение духа и размышлял вслух:

Если бы сэр Эндрю знал, в каком состоянии находится сейчас его единственное дитя, то счел бы это результатом левацких экспериментов мисс Уол- троп! — Огаст отхлебнул шоколад, пока мистер Честер выбирал ему шейный платочек: они успели прийти к согласию, что в такой ранний час галстук будет выглядеть излишне формально. — Разумеется, лорд был бы прав. Огаст лично вообще не понимает, почему состоятельные и благополучные молодые люди вроде Маргарет или Бёрджиса с его кембриджскими приятелями ищут такие экстравагантные развлечения? Неужели им мало делать ставки на скачках или самими играть в конное поло?

Мистер Честер объяснил, пристегивая ему воротничок:

Люди сталкиваются с проблемами независимо от наличия финансовых средств или социального статуса: им недостает любви, здоровья, искренности. Они живут среди небрежения и обмана, скованные сетями светских условностей, как кандалами, стареют и умирают, как и все остальные, — ну почти все. Поэтому у некоторых состоятельных и благополучных людей возникает опасная иллюзия. Им кажется, что, если сменить политического лидера или общественное устройство, а еще лучше — вовсе отменить деньги, тогда их личные проблемы разрешатся сами собой, и они слишком поздно понимают, что подобное невозможно, — мистер Честер иронично улыбнулся, защелкнул запонки и полюбовался своей работой — полностью одетым и причесанным Огастом, после чего спросил: — Мистер Картрайт, простите мое любопытство, но почему вам пришло в голову заглянуть в кабинет?

Не знаю… — Огаст хотел пожать плечами, но воздержался, чтобы не измять так удачно повязанный шейный платок. — Кажется, она меня позвала…

То есть когда вы вошли, леди Маргарет могла говорить?

Нет. Понимаете… — Огаст запнулся в поисках подходящих слов и почему-то перешел на шепот: — Был такой… неявный звук… просто движение внутри моей головы…

Ясно, — мистер Честер поставил на поднос пустую чашку и вскинул белесую бровь: — Почему бы вам в качестве эксперимента не позвать ее милость таким же образом?

Таким же образом?

Именно. Доктор Уолтроп ратует за справедливость и равенство, это будет вполне справедливо: сначала она позвала вас, теперь вы позовите ее!

Он взял поднос и вышел.

Считать ли предложение дворецкого шуткой? Огаст еще некоторое время раздумывал над этим, сидя перед зеркалом, пока ему не стало казаться, что отражение в серебряной амальгаме, упрятанной под слоем драгоценного венецианского стекла, изменилось. Он не узнавал себя прежнего — не потому что осунулся из-за бессонных ночей, а потому, что его зеркальный двойник по собственному хотению перебрался на жительство в мир иллюзий и снов и их больше ничего не связывало, кроме шейного платка одинаковой расцветки.

Наконец Гасси решился.

На огромной кровати под узорчатым балдахином лежала леди Уолтроп в длинной, отороченной кружевами ночной рубашке, по всей вероятности позаимствованной из невостребованного приданного экономки. Выглядела она спокойной и совершенной, как сказочная спящая красавица. Огаст осторожно присел на краешек постели, взял ее за руку, потрогал коротко остриженные ногти — под ними осталась земля, а кончики пальцев были расцарапаны и стерты почти до крови. Он закрыл глаза, как можно точнее вспомнил свое зеркальное отражение, коснулся платка, посылая ему внутренний приказ:

Маргарет… Марджиии…джиии…иии…

Звук еще звенел где-то внутри, а леди уже села на кровати, зевнула, потянулась, оглядела комнату и себя, и подозрительно прищурилась:

Что это за место?

Графская спальня в Энн-Холле, — Огаст совершенно опешил от такого успеха.

Интересно, как я здесь оказалась? Гасси, ты что, напоил меня, привел сюда и раздел?

Я?!? Маргарет, зачем бы я тебя раздевал? Мне ничего подобного даже в голову прийти не могло — я позвал прислугу…

Гасси, ты что, совсем рехнулся? Извращенец! Меня что, действительно раздевал ваш одомашненный упырь «мистер-честер»? Я тебе не певичка из мюзик-холла, чтобы так со мной развлекаться! Я с тебя, гаденыш, скальп сниму своими руками, я тебе сейчас устрою… — Маргарет соскочила с кровати, но запуталась в длинном подоле рубашки. — Откуда взялся этот кошмар фетишиста? Где моя нормальная одежда?

Леди со всей силы швырнула в него подушкой — Огаст едва успел увернуться: никогда, никогда больше он не будет поступать с людьми по справедливости! Надо оставить это опасное занятие в удел профильным специалистам: психиатрам и политикам.

Маргарет, погоди, успокойся! Твоя одежда вся в грязи, ее пришлось отдать прачке — похоже, ты бродила по кладбищу под дождем.

Не выдумывай, Огаст!

Ты совсем ничего не помнишь? — он более- менее правдиво рассказал леди Уолтроп, в каком состоянии обнаружил ее в кабинете с книжкой в руках, перепугался и вызвал доктора Рихтера и как она чудесным обозом очнулась.

Нахмурившись, Маргарет выслушала его и попросила сигарету: последнее, что сохранила ее память, — пиво, которое они заказали в деревенском пабе на ярмарке. Все.

Дальше зияла бездонная воронка: смерть графини Таффлет, прогулка под ливнем, несанкционированный визит в дом — все события вчерашней ночи исчезли в зыбучих песках забвения. Маргарет посмотрела на свои исцарапанные пальцы и задумалась — лоб пресекла глубокая, похожая на шрам морщинка, а в уголке глаза хрустальной искоркой сверкнула слезинка: Мардж очень боялась. Боялась стать похожей на свою мать: покойная леди Уолтроп закончила дни в психиатрической клинике…

Она хорошо помнила вчерашнее утро — как Огаст свалился с солнечным ударом и они с Горрин- гом оттащили его в засекреченную клинику доктора Рихтера. Помнила она и мистера Мак-Грегора, валявшегося в траве и имевшего малохарактерный для «человека цивилизованного» вид. Именно неуемный научный энтузиазм любителя этнографии привел Маргарет к древнему капищу: днем раньше мистер Мак-Грегор прислал ей миленький букетик из роз, свою карточку и приглашение на дружеский обед в сельском стиле. Впрочем, обед вышел скорее деловым: ученый любитель поделился с Маргарет намерением реконструировать старинный ритуал друидов в естественных условиях. Для этого ему требовался человеческий череп, и он знал наверняка: таковой имеется либо в амбулатории, либо в кабинете покойного доктора Форестера. Мистер Мак-Грегор просил нового доктора одолжить ему череп буквально на несколько часов! За эту необременительную услугу он готов был внести финансовую компенсацию.

Доктор Уолтроп в деньгах не нуждалась, но готова была помочь из научного интереса, при условии что этнограф разрешит ей понаблюдать за ритуалом и произвести измерение некоторых медицинских показателей — чтобы выяснить, каким образом подобные вещи влияют на здоровье. Этнографа такой подход не слишком обрадовал, он обязался сохранить в тайне подробности ритуала, описание которого добыл с большим трудом, но в итоге договаривающиеся стороны нашли компромисс: перед ритуалом мистер Мак-Грегор обещал заглянуть в амбулаторию, где доктор сможет измерить пульс, давление, частоту дыхания — вообще все, что сочтет нужным, и передаст ему череп. А через два часа — ритуал займет именно столько времени — Маргарет может прибыть к каменному капищу, произвести повторные измерения и забрать череп.

Сначала все шло согласно плану: всесторонне обследованный любитель этнографии взял череп и отбыл совершать свой ритуал. Любознательная доктор Уолтроп не стала дожидаться оговоренных двух часов, а когда прошло каких-то полчаса, взяла велосипед и покатила к каменным глыбам, старясь особо не афишировать своего присутствия, но вместо мистера Мак-Грегора обнаружила там двух джентльменов, развлекающихся утренней игрой в волан!

Графиню она не видела, во всяком случае, не помнит! — хотя должна была ее заметить, ведь ехала по той же самой дороге. Череп Маргарет спрятала в заросли лопуха, пока они таскали Огаста в санаторий, а потом без всяких приключений забрала и вернула в кабинет покойного доктора Форестера. Хотя никакой этнографической ценности череп, по мнению доктора Уолтроп, не представлял, скорее его можно назвать продуктом черного медицинского юмора: он был собран из удачно подогнанных друг к другу фрагментов нескольких черепов. Остается надеяться, что среди душеприказчиков покойного доктора Форестера окажутся люди, способные оценить такой анатомический кунштюк по достоинству.

Где, при каких обстоятельствах она исцарапала руки, Маргарет не знала. Царапины пустяковые, достаточно обработать их йодом или любым спиртовым раствором для дезинфекции. Но если доктор Рихтер увидит ее в эдаком балахоне, то моментально поставит диагноз «шизофрения». Поэтому Огаст должен немедленно принести ей что-нибудь из нормальной одежды, хотя бы из своей — они практически одного роста. Ничего ужасного с его гардеробом не случится, — с Горрингом он же постоянно меняется тряпками! — а если будет капризничать, Маргарет пойдет и возьмет сама! Решительная леди выглянула в коридор, но сразу юркнула обратно: по лестнице в холл спускалась печальная процессия.

Во главе ее вышагивал лакей Слайс — ссадину на его щеке залепили пластырем, с ним он выглядел как настоящий герой; перед собой он держал два аккуратно свернутых пледа, увенчанных подушкой. За ним следовала экономка миссис Крэйг с плетеной корзиной для пикников в руках, за корзиной стелился шлейф из запахов свежей выпечки, жареной ветчины и апельсинов — такого запаса провизии наверняка хватит, чтобы обогнуть земной шар, а потом перезимовать на Южном полюсе. Далее следовали капитан Пинтер с недовольной и помятой физиономией и мистер Гор- ринг — напротив, во вполне приподнятом настроении. Будущий лорд держал под мышкой объемистый томик Шекспира, и только узкий круг посвященных знал, что под непритязательной обложкой фолианта в специальном углублении сокрыта фляжка виски. Замыкал процессию мистер Честер с подносом для писем в руках, на котором лежали вечерние газеты.

Понаблюдав за этим шествием через щель — дверь она прикрыла не до конца, — Маргарет тихонько полюбопытствовала:

Горринг собирается устроить пикник в такую рань?

Нет, джентльмены возвращаются в тюрьму.

Надеюсь, на этот раз Эджи никого не покалечил?

Насчет твоего Никого — не знаю, он подбил глаз полицейскому сержанту. После ленча придется ехать к достопочтенному Паттерсону — вымаливать снисхождение суда…

Мардж фыркнула, молнией скользнула в спальню Огаста и стала рыться в шкафу, абсолютно игнорируя его протесты. Чтобы не удавить наглую налетчицу голыми руками, Огасту пришлось призвать на помощь всю свою благовоспитанность и углубиться в томик, озаглавленный «Железная дева».

Роман представлял собой слабый раствор сочинения Филдинга о найденыше Томасе Джонсе, пролитый на современную почву. В аннотации книгу называли «загадочной и романтической», но на деле она была просто вульгарной и наверняка сошла бы за порнографию во времена добрейшей королевы Виктории.

Сюжет был затрепан до банальности: юная аристократка из разорившегося семейства ищет легкого заработка и устраивается в иллюзион. Девушка придумывает номер в стиле Гуддини под названием «Железная дева» — выбирается из стальной статуи с шипами внутри, куда ее запирают партнеры по номеру. Актриса становится звездой эстрады, любимицей светской публики и попадает в тенета циничного аристократа. Результатом порочной связи стало дитя, отданное в приемное семейство. Чтобы сохранить связь с малюткой, мать отказалась от блеска эстрадной карьеры, а также от руки и сердца, предложенных безусловно положительным персонажем, и устроилась прислугой в дом, где рос мальчик. Она следила не только за его обедами и уроками, но и за тем, чтобы малютка оставался единственным возможным наследником. Когда в семье появился собственное дитя, «Железная дева» выкрала крошку, подбросила в приют, а несчастную мать уверила, что новорожденная умерла.

Во второй части книги подросшие мальчик и девочка, преследуемые жестокими законами сентиментального жанра, встретились и полюбили друг друга! Затем стали жертвами злобного шантажиста, уверявшего, что они брат и сестра. Тогда на помощь бестолковой парочке пришла леди-детектив миссис Флит, лучший в англоязычном мире специалист по расследованию семейных тайн и секретов, владеющая уникальным психоаналитическим методом дознания. Конечно, мудрая миссис Флит быстренько отыскала и возвратила: сыну — мать-прислугу; семье — потерянную дочь; влюбленным — семейное счастье! Оставалось только пожалеть, что возвратить потраченные на эту ерунду деньги и время читателю уже никто не сможет, — таков был приговор Огаста.

Пока он пересказывал книгу, леди Уолтроп как раз успела нацепить его любимую рубашку из кремового шелка и абсолютно новые фланелевые брюки в клетку, фасона «принц Уэльский». Подходящей обуви для нее не нашлось, и Маргарет позаимствовала в комнате индийца его ночные шелковые туфли без задников, зато с вышивкой бисером и каменьями. Все вместе выглядело несколько экзотично, но свежо. Мардж прошлепала по комнате, взяла книгу, повертела в руках, взглянула на форзац, пропустила странички между пожелтевшими от йода пальцами.

В жизни доктор Уолтроп не читала подобной ерунды. Но! В доме покойной графини Таффлет полно романов этой… она перевернула книгу и прочитала имя автора: Диана Флер-дю-Мар. Маргарет не раз видела книги с такими же слащавыми обложками и аляповатыми золочеными корешками в руках писклявой компаньонки графини.

Вот кто благодарный читатель историй с королевской свадьбой в финале!

Охотничьи угодья, особняки, фамильные бриллианты, вышивки, кружева и брачные перспективы занимают весь объем фарфоровой головки княжны Львовой, считала леди Уолтроп. Она на днях спросила малютку Анну, что та думает про доктора Рихтера. Что доктор — плохая партия для девушек нашего круга, объявила свой вердикт милая мисс, ведь у него нет ни титула, ни состояния!

Знаешь, Маргарет, ты тоже собираешься замуж отнюдь не за члена гильдии нищих, — не выдержал Огаст. — Ты помолвлена с будущим лордом, а не с боксером, саксофонистом, товарищем из профсоюза металлургов или летчиком!

Ведешь учет моих поклонников?

Мардж, не будь буржуазной ханжой, назови их любовниками!

Какой ты сплетник, Гасси, хуже любой бабы. Девок Горринга ты тоже считаешь?

Не надо создавать поводов — и сплетен не будет!

Горрингу наплевать на сплетни, его не волнует, где я и с кем! Для будущего лорда он очень современных взглядов.

Но не все лорды таких передовых взглядов, Мардж!

Ты на что намекаешь?

Я констатирую, а не намекаю. Если сэр Эндрю узнает про твои шашни с летчиком — не с этим доходягой-циркачом, а с русским летчиком, он найдет способ закатать тебя в миссию Красного Креста в какой-нибудь восточной Гвиане на вечные времена. Думаешь, это большой секрет? Наверняка в Коминтерне его обыскались: не так много русских пропало в Испании без вести. Если товарищам повезет его найти, я очень, очень ему сочувствую…

Огаст, по-моему, очень недальновидно и глупо верить в пропаганду, которую сам же придумываешь! Наверняка это джентльмены из Внешней разведки, которые занимают кабинеты по соседству с твоим архивом, в целях пропаганды сочинили байку, что в Советах расстреливают любого и каждого, кто вступал в связь с иностранцами.

Нет, Мардж, за сочувствие анархо-синдикалистам ему точно не поздоровится!

Ой, Гасси, издай книгу «Как стать гением шпионажа, не покидая клуба»!

Знаешь, леди Маргарет, следовать глупой моде на коммунизм — это одно: половина Лондона бегает на приемы в Советское посольство есть икру и глазеть на tovarishchej, как в прошлом веке ходили в опиумные курилки, а привести под кров сэра Эндрю, столпа Консервативной партии, зятя из Коминтерна — другое…

Я вообще не собираюсь замуж, ни за кого — ясно тебе?

Они уже готовы были перейти от слов к затрещинам и кулакам — им частенько приходилось драться в общем детстве под кровом лорда Уолтропа, — но прибыл доктор Рихтер и сторонам пришлось заключить временное перемирие.