Май, 75, 1939 г., понедельник 09–25 по Гринвичу
Из-за внезапно постигшей Энн-Холл нехватки лакеев мистеру Честеру пришлось самому распахивать дверь за дверью, пока мистер Картрайт и леди не добрались до цели.
После ночного происшествия кабинет успели привести в состояние, близкое к идеальному: портьеры сменили, мокрый ковер унесли, деревянные поверхности натерли воском — теперь они выглядели теплыми и ласковыми, — а мозаичный паркет начистили так, что от него исходило сияние.
Доктор Рихтер! — объявил дворецкий, пропуская их в комнату.
Психиатр стоял посреди чистоты, заложив руки за спину, и разглядывал заключенные в шкаф этнографические раритеты. Он обернулся, кивнул молодым людям в знак приветствия и обратился к дворецкому:
Здесь у вас в Энн-Холле очень славно, мистер Честер! Светло и чисто — как в хорошей операционной. Мистер Картрайт, вам очень повезло с дворецким!
С дворецким повезло скорее Энн-Холлу, а мне неловко, что я вас побеспокоил, — принялся извиняться Огаст. — Но леди Маргарет уже стало значительно лучше.
Жизнеутверждающая новость! — доктор улыбнулся молодой женщине и добавил, кивнув в сторону шкафа с коллекцией: — Не беспокойтесь, мистер Картрайт. Мне стоило встать пораньше и приехать сюда ради таких редкостей… Можно взглянуть поближе?
Мистер Честер отпер шкаф, доктор нырнул в его темное нутро, как тюлень в морские воды, и принялся изучать головы одну за другой, бормоча:
Впечатляет… Действительно, очень занятно! Я впервые вижу такую обширную частную коллекцию ритуальных голов. Хотя!.. — доктор Рихтер говорил без свойственного многим германским эмигрантам акцента, но рублеными фразами, которые предпочитал начинать с местоимения «я». — Я не обнаружил самого главного.
Самого главного?
Именно. Если следовать логике коллекции, в ней обязательно должен быть гибридизированный череп, если это корректное название. Смотрите, — доктор встал у шкафа, как лектор перед классной доской, и принялся поочередно указывать на экспонаты: — Вот мумифицированные головы — выглядят жутко, но их возможности невелики: они позволяют шаманам воздействовать на врагов, не больше того. Вот череп из города инков с дырой от ритуальной трепанации, знаменательный артефакт для истории медицины. — Доктор просунул палец в разукрашенный череп, оценивая отверстие. — Но как эзотерический объект неказист: позволяет душе проникать в мир мертвых, и ничего иного. Вот этот трансформированный череп уже куда более ценен, он позволял жрецам входить в иные миры, а потом возвращаться обратно, быть посредниками между реальностями. Но особые духовидческие возможности служителям культа открывает именно череп человека, объединенный с черепом животного…
Жрецы собирали конструкции вроде этих из человеческих и звериных костей? — заинтересовалась Маргарет.
Не вполне. В более развитых и сложных культах, например в религии бон, кости животных трансплантировали в череп избранного монаха при его жизни, так он обретал особые способности, продлевавшие его земное существование до нескольких сотен лет. Такой совершенномудрый гуру мог принять решение о переходе в иной мир по своему произволу, тогда его череп подвергали посмертной обработке и хранили как величайшую святыню. Боюсь, сегодня древнее искусство боннских лам претерпело много искажений…
Искажений? Доктор Рихтер, это абсурд! Такое не-воз-мож-но! Даже при современном высоком уровне развития медицины! И уж тем более немыслимо сделать даже самую примитивную трепанацию каменным ножом без малейшего представления об асептике…
Ничего невозможного нет, — возразил доктор, — просто человеческое знание ограниченно на каждом историческом этапе, а прогресс, который превратился в новую религию человечества, всего лишь иллюзия знания. Карантинные мероприятия, которые эффективны до сих пор, разработали во времена средневековых эпидемий, задолго до возникновения микробной теории.
Племена, сохранившие первобытный жизненный уклад, продолжают использовать ритуальное шрамирование: рассекают кожу и натирает ранку кровью члена племени, переболевшего опасными инфекциями, примитивный аналог вакцинации. Европейские эскулапы переливали своим пациентам кровь животных — они ведать не ведали, насколько это опасно, и получали успешный результат исключительно в силу своего неведения! Полевые хирурги выполняли успешные трепанации черепа еще в шестнадцатом веке — извлекали пули и закрывали отверстие серебряной монеткой, прополоскав ее в вине: никто не читал им лекций об асептике, они руководствовались только практикой и интуицией, но их пациенты жили после операций еще долгие годы!
В анналах Королевского научного общества можно найти многочисленные описания таких случаев, и даже еще более любопытных: например, в 1739 году некий британский аристократ, искушенный в науках, заменил часть мозговой оболочки своего ловчего, Джима Уотерса, раздробленную во время несчастного случая на охоте, фрагментом черепной коробки волка. Ловчий выздоровел и прожил еще пятнадцать лет — вы наверняка слышали эту историю…
Маргарет смотрела на ораторствующего доктора незнакомым, прозрачным взглядом, от которого Огасту стало тревожно: он вспомнил гобелен, висевший в холле. Несчастного серого хищника ждет участь куда более плачевная, чем стать чучелом. Был ли аристократ просвещенным эскулапом или всего лишь воспользовался случаем и вернул в мир древнюю, чужеземную магию? И кто совсем недавно здесь пытался повторить его ритуал: убил волка, черного петуха, но так и не нашел достойной человеческой жертвы?…
— Какая дикость царила в медицине всего триста лет назад — ставить жестокие эксперименты на человеке! Сегодня в Британии подобное невозможно.
Сегодня в Британии — всего лишь незаконно, — иронично уточнил доктор.
Мистер Рихтер, с такими взглядами вам не стоило уезжать из Германии, говорят, там по-прежнему в чести медицинские эксперименты на сумасшедших и «низших расах».
Ха-ха, мисс Уолтроп! Признаюсь, мне очень не хотелось попасть в число подопытных, именно поэтому я переехал сюда, в Британию.
Вы еврей? — удивилась Маргарет.
Нет, конечно. Я коммунист. Сказать точнее, я разделял коммунистические убеждения в молодые годы, боюсь, излишне активно; в Германии моих былых заблуждений не забудут и не простят. Зато в Британии царит социальный договор, здесь никому нет дела до чужих убеждений, если ты играешь по общепринятым правилам. Даже ученому позволено верить в то, что…
Что?!
…что в монастырях секты бон, расположенных высоко в горах, где низкие температуры и снежный покров создают условия естественной асептики, а растительные наркотики заменяют анестезию, монахи производили достаточно экзотичные операции, и продвинулись по пути гибридизации гораздо дальше нас, даже дальше, чем русские доктора Воронов или Иванов…
Леди Уолтроп может считать это не фактом, а медицинскими байками: право каждого иметь собственное мнение — основа буржуазной демократии. Доктор Рихтер сложил пальцы в некую восточную мудру, уставился на нее, разрешил внутреннее сомнение и продолжил:
— Такой череп — гибрид человека и не-человека существует.
Доктор Рихтер видел его лично. Своими собственными глазами, хотя их свидание длилось всего несколько секунд. Он стоял, смотрел на череп и задыхался от счастья!
Перед самой войной русский этнограф Горовой возвратился из экспедиции по внутренней Монголии и продемонстрировал череп среди прочих находок в Географическом обществе. Тогда он, Генрих Рихтер, был еще желторотым студиозусом, и ему фантастически повезло: профессор с кафедры физиологии позволил сопроводить его на демонстрацию, которую проводили для членов Географического общества!
Необычный череп больше не выставляли. По слухам, его вывезли из России во время революционных волнений. Когда речь идет о Советах, сложно отличить правду от пропаганды. Вполне возможно, они продолжают его использовать…
Как можно использовать старый череп со следами трепанации?
Разумеется, по его прямому назначению — как культовый предмет!
В двадцатых годах Советы много экспериментировали в самых неожиданных областях, объяснил доктор. В двадцать первом году красные войска вторглись в Монголию, оккупировали ее и объявили социалистической страной. Следом за конницей туда отправили сотни ученых, десант прогресса атаковал древние ламаистские монастыри. Каждый день они изымали, описывали и отправляли в Москву тысячи «единиц хранения»: ритуальную утварь, музыкальные инструменты, книги, ковры, одеяния, статуи… Даже резные колонны и штукатурку с текстами и росписями снимали со стен, упаковывали в ящики и вывозили специальными эшелонами. Монахов сгоняли с насиженных мест, запихивали в железнодорожные вагоны вместе с их ручными воронами и лохматыми псами и тоже увозили неизвестно куда.
Он лично не участвовал в этом красном шабаше — его научные интересы находились в иной сфере. Знает только, что многочисленные экспонаты так и не попали в музейные экспозиции, а каталоги не были опубликованы. Ни в агитационных листках, ни в солидных научных сборниках так и не появились статьи о религии черных монгольских лам. Почему так случилось, уже не выяснить: прошло несколько лет и тех, кто выпотрошил монгольские святыни, тоже загнали в тюремные камеры, многих расстреляли. Устоял только сам профессор Горовой — стал академиком, получил все возможные награды, сегодня он весьма авторитетное лицо в советской науке!
Он действительно знаменит, раз доктор Уолтроп тоже слышала о нем.
Обнаружил ли советский академик то, что искал? Доктор Рихтер не знал ответа — он успел покинуть Москву в двадцать восьмом, но это уже не важно…
После такого эмоционального рассказа психиатр выглядел взвинченным и добавил:
Важно совсем другое! Мисс Уолтроп, не подвергайте себя больше риску переохлаждения и прочим неприятностям, разгуливая по кладбищу, не ищите могилку ловчего Джима Уотерса: черепа с заплаткой из волчьей кости там нет. Поверьте мне как товарищу, коллеге и человеку, который лично перерыл проклятое кладбище вдоль и поперек. Извините, я не хотел вас напугать! Но вы приняли меня за призрак и убежали быстрее, чем я успел вас окликнуть…
Пока доктор говорил, Маргарет побледнела и впилась пальцами в подлокотник кресла с такой силой, что вскрикнула и отдернула руку:
Я видела, я помню — дождь, и кладбище, и надгробную плиту: Джим Уотрес, 1709–1754, и череп… Я все помню!
Да, действительно, под датой на надгробии изображена так называемая Адамова голова, — кивнул психиатр. — Но сейчас май 1939 года, доктор Уолтроп. За триста лет череп мог выкопать любой, у кого есть лопата или заступ, а не только ногти: любознательные джентльмены из семейства графов Колдингейм, наш покойный коллега Форестер или какой-нибудь симпатичный энтузиаст вроде мистера Мак-Грегора.
Как, кстати, он себя чувствует? — вежливо полюбопытствовал Огаст исключительно затем, чтобы дать Маргарет передышку: она выглядела подавленной и нечастной. Встала с кресла; шаркая расшитыми туфлями, подошла к окну и застыла, глядя на зеленые травы…
Так же. Ток подействовал на него не больше, чем на тряпичную куклу.
Мы уведомили страховую компанию, где он служит, о его болезни телеграммой. Без подробностей. Неужели древний ритуал может сотворить с человеком такое?
Сложный вопрос, мистер Картрайт. Сколько бы наши современники ни гордились прогрессом, тем, что создали механизмы, способные летать в небе и плавать под водой, о собственной психике люди знают ничтожно мало. Что происходит с сознанием во время транса? Шаманов или жрецов наставники учили годами, они сдавали своеобразные экзамены — проходили инициации. Они понимали, как миры сознания взаимодействуют с объективной реальностью, что надо сделать там, чтобы получить желаемый результат здесь. Неофиту недоступны такие тонкости. Современный экспериментатор механически воспроизводит ритуал, его душа перемещается в иные миры, блуждает там и не знает, как вернуться обратно, в результате имеем длительную, глубокую кому…
Но если его духовная сущность заблудилась неизвестно где, надо просто позвать его обратно в наш материальный мир, — предложил Огаст.
Доктор Рихтер посмотрел на него с профессиональным интересом, но леди Маргарет только отмахнулась:
Огаст, что за чушь? Ты же сотрудник Министерства иностранных дел, пора сменить круг чтения с манускриптов некромантов на раздел политических новостей в газетах, — она повернулась к психиатру: — Доктор Рихтер, представляете, наш доблестный инспектор извлек из подвалов под коттеджем покойной графини целую гору человеческих скелетов и разрешил приехать взглянуть на них.
Огаст не знал, на какую реакцию рассчитывала коварная леди, но ее ожидания не оправдались: доктор Рихтер ничуть не смутился, а, наоборот, преисполнился энтузиазма:
Спасибо, я — с превеликим удовольствием, в Девоне бушевало несколько крупных эпидемий, наверняка кости сохранили их следы. Очень, очень интересно — поедете с нами, мистер Картрайт?
Нет, это зрелище не для Огаста, его тошнит даже при виде раздавленной мухи!
Мистер Картарйт мог бы возразить: во-первых, то была не муха, а паук — причем огромный! Во-вторых, такое случилось всего один раз, и очень-очень давно! В-третьих, он ужасно устал от инсинуаций леди Маргарет. Но вынужден был отказаться от дискуссии об арахнофобии в пользу более приятной обязанности — принесли записку от мисс Львовой: у княжны возникла надобность переговорить с ним по юридическому вопросу, и он поспешил откланяться:
— Сожалею, но не смогу составить вам компанию — мне придется предпочесть визит к судье Паттерсону, пока старину Горринга не вздернули над городскими воротами!