Прелюдия
— Так вы хотите сказать…, всю вашу лабораторию и военную базу… разгромил один единственный человек?..
Вопрос был скорее риторическим, из цикла «с больной головы на здоровую». На письменном столе перед генералом стоял компьютерный монитор. На мониторе шестнадцать ячеек — стоп–кадры упомянутого единственного человека во всевозможных ракурсах со всех возможных камер наблюдения. Звезда армейской фотосессии: практически голый плечистый бугай (в белых трусах и парусиновых тапочках). Тут он громит научную лабораторию, тут расшвыривает, как котят охранников по коридорам, здесь на орехи достается только что прибывшему в качестве подкрепления спецподразделению. На последнем кадре — железные ворота болтаются на петлях сиротливыми и драными ошметками…
Все в купе: душераздирающее зрелище для любого материально ответственного лица.
Генерал печально простился с загодя подшитой к семейному бюджету квартальной премией. Поднял выпуклые серые глаза на человека в измятом медицинском халате:
— Тарас Григорьевич, — взволнованно заблеял гражданский тип, — я бы не советовал вам столь уверенно называть это с у щ е с т в о человеком…
Начальник взорвался долгожданной шрапнелью и грохнул кулаком о стол:
— За стаканом горилки я тебе «Тарас Григорьевич» буду!!! Я тут тебе «товарищ генерал», а не дружок на посиделках!!! Распустились, понимаешь ли… А? — внезапно подавился текстом Загоруйко. — Чего? что ты там бормочешь, я не понял…
Кандидат каких–то там наук Игорь Аристархович Коваль очень напоминал Загоруйко высушенного, заморенного книгами ученого таракана: халатик, лысинка, очёчки на вислоносой харии, ножки тощие приличным колесом, — никакой, черт подери, выправки! — манеры барышни–курсистки! Интеллигентный Игорь Аристархович раздражал генерал–майора Загоруйко до кислой боли в скулах. Тарас Григорьевич только ждал повода для начала разбега…
Практически помчался, разогнался…
Споткнулся на каком–то «существе».
— Чего ты там бормочешь, Игорь Аристархович? — сурово и внимательно засопел Тарас Григорьевич.
Изрядно струхнувший научный умник пожал плечами, прижал локти к бокам и развел ручонки в стороны:
— Кхм, товарищ генерал… я как бы…
— Да что ты там елозишь, как девка по скамейке в бане?! Говори — четко, ясно, по уставу! — На щеки заведующего лабораторией мгновенно накатила синюшная бледность. Загоруйко понял, что панибратская направленность тона выбрана, может быть, и верно, но излишне громко. Тарас Григорьевич понизил звук: — Ладно, Игорь Аристархович, считай — проехали, забыли. В ногах правды нет, садись поближе. Рассказывай.
— Так тут как бы…, — завлаб стыдливо указал пальцем на стопку бумаги перед генерал–майором, — все в рапортах описано…
Загоруйко (нормальный вояка, не большой любитель канцелярщины), кисло поглядел на споро сочиненные отписки, нахмурил кустистые пшеничные брови, собрал на пуленепробиваемом лбе морщины–складочки, и сделался насквозь добродушным отцом–командиром:
— А ты, Игорь Аристархович, без писанины…, по–простому, по–свойски, своими словами. Садись давай, рассказывай, как на духу, что тут у вас произошло?
Доцент Коваль приказ исполнил: вяло доковылял до стула, душевно проклял день и час когда согласился работать на министерство обороны… — вояки обещали средства выбить… Умаслили. Хотя, надо проявить справедливость, денег на лабораторию и испытательный полигон армейцы наскребли достаточно…
Глядя на ковыляющего к стулу очкарика, Загоруйко успел многоэтажно проклясть день и час, когда вместе с погонами при одной большой звезде на него повесили коромысло из книгоедов–заморышей и секретной военной базы в крымских степях. Три года полигон работал как командирские часы. Очкастые умники как–то умудрялись даже средства сами выбивать… Министр Григорьевича похваливал, кабинет в Киеве пошире выделил… Не жизнь — малиновый компот со сливками!
Все полетело к черту пять дней назад.
О том, что на полигон завезли какого–то странного мужика, Загоруйко проинформировали сразу же — по телефону.
Вначале прилететь на вверенный объект помешал сумасшедший ураган, бушевавший практически сутки.
Потом образовалась нехилая рыбалка с генштабистами…, девочки там, камыши укромные, бани–сауны…
Вспомнив убойно симпатичную «русалку» с погонами лейтенанта, Загоруйко аж вспотел от ужаса! Если в министерстве узнают, по какой причине генерал–майор, получив с и г н а л не вылетел на объект… Баня будет уже на министерском ковре, вместо веника — пинок под практически пенсионерский зад.
Надо срочно искать стрелочника, решил взопревший армейский шаркун. Козла отпущений в белом халате.
— Ну–ка, Игорь Аристархович, приступай, докладывай, — ласково и вкрадчиво приободрил очкарика отец–командир. Плотоядно ухмыльнулся: — Своими словами, дорогуша, с самого начала. Откуда этот парень взялся, а?
— Да я собственно еще по телефону…, пять дней назад…
От намека на временную промашку, у генерала нехорошо засвербело в подложечке. Загоруйко свел пшеничные бурты бровей к переносице, и доцент залопотал живее:
— Собственно говоря, сигнал о появлении в рыбацком поселке странного ч е л о в е к а поступил от участкового. Капитан Глушко знал, что рядом с поселком расположен секретный военный объект и обратился прямиком сюда…
От заявления, о том, что каждая местная участковая собака в чине капитана знает о расположении по соседству с е к р е т н о г о о б ъ е к т а, у генерала даже глаза зажмурились! Прости, прощай генеральская пенсия, пропали, блин, с трудом добытые погоны! Придется каждый рапорт лично вычитывать, собак выкапывать, намеки подчищать…
Коваль тем временем, послушно рапортовал о поразительных событиях.
Безоблачным августовским вечером на крымском берегу о б р а з о в а л с я человек. Как единогласно уверяли свидетели–рыбаки, развешивающие на том берегу сети для просушки, появлению человека в странном одеянии предшествовал оглушительный хлопок — мужики даже решили, что это гром среди ясного неба ударил — человек буквально взялся ниоткуда, вокруг его ботинок закипала морская вода… (Чуть позже рыбаки списали данный казус на нешуточные возлияния в честь благополучного завершившейся путины, в связи с чем и возник оптический обман.) Человек в странной одежде потерянно крутил головой и, кажется, не понимал, где находится.
Рыбаки опасливо подошли к п р и ш е л ь ц у. Помогли ему встать на ноги. Пришелец что–то лопотал на непонятном языке, рыбаки додумались — на берег выбросило иностранного шпиона с подводной лодки одной из стран НАТО. Поскольку иной версии в туманных головах элементарно — не нашлось.
Шпион же вел себя примерно. Драться не изволил. Крутил башкой и пытался что–то донести до слушателей на иностранном языке.
Рыбаки изрядно растерялись, потянулись к мобильным телефонам, но сигнализировать участковому Глушко не успели, так как погода прекратила вести себя приветливо. Начала выделывать чудные кренделя: на только что чистейшее небо стремительно набежали грозовые облака, черные тучи в одно мгновение скрутились в зловещую воронку… Шквальный ветер чуть не унес в море сети.
Забросав снасти камнями, рыбаки поспешили в поселок.
Шпион за ними.
Завязая в песке тяжелыми ботинками, шел за испуганными рыбаками и, судя по интонациям, просил о помощи.
Мужики решили проявить типично хохлятское гостеприимство–благородство. Помощь шпиону оказали в близлежащем доме деда Остапа, чей внук Родион, приехавший на каникулы из Житомира, шибко соображал в английском языке.
Пока ждали внука Родьку, застрявшего по причине непогоды в гостях, по извечной малоросской традиции решили жахнуть — выпить за знакомство, для сугреву, снять стресс с себя и расслабить иностранного разведчика.
Расслабились на сутки с лишком.
Вокруг поселка бушевал злостный ураган, в окна лупил, поднятый бурей песок; Родион застрял в гостях у тети по соседству, шпион, переодетый в дедовы подштанники и тельняшку, за рюмкой самогона уверенно осваивал украинскую мову. (Дней через шесть, все сотрапезники истово клялись на допросах, что когда разведчик переступил порог дома Остапа Сергеевича, по–украински он был — ни бум–бум. За сутки, на глазах подвыпивших мужиков насобачился так, что с вернувшимся Родькой уже вел беседу запросто.)
— Протоколы о п р о с о в сельчан подшиты в синюю папку, — на этом месте повествования уточнил, довольный расторопностью доцент Коваль.
— Позже ознакомлюсь, — весьма заинтересованный рассказом, быстро проговорил генерал–майор. — Что было дальше?
А дальше было вот что. Ураганный ветер повалил столбы энергоснабжения, повредил вышку сотовой связи. Но сарафанное радио в поселке работала отменно, всепогодно: на вторые сутки, не взирая на бурю, в дом Остапа Сергеевича начали стягиваться любопытные односельчане, по причине чего — самогонки стало не хватать.
Кто из ушлых соседей уволок в магазин для натурального обмена — комбинезон и штиблеты шпиона на ящик горилки — осталось тайной. Продавец молчит, как камбала об лед.
— Он что — не запомнил человека, принесшего в магазин костюм и ботинки? — жестко поинтересовался генерал, набирающий штат стрелочников.
— Да врет, конечно, — беззлобно отмахнулся ученый. — Продавец…, кажется Михайло Пуговкин…, помешан на зеленых человечках. Как выяснили наши службы, он созвонился по обычному телефону с каким–то дружком уфологом, тот приехал в поселок на «газоне», забрал одежду…
— Уфолога нашли? — резко перебил Загоруйко.
— Нашли. Но комбинезон и ботинки до последней пуговицы и шнурков растворились где–то в Киеве.
— Остолопы, — зло буркнул генерал–майор.
— Ну–у–у…, — протянул ученый, — бывали прецеденты… У русских тоже какой–то Кыштымский карлик пропал неизвестно куда. Говорят, мумию японцы перекупили, спрятали, теперь — исследуют.
— Дальше.
Дальше было вот как. Заинтригованный странным стечением местного к о н т и н г е н т а к дому Остапа Сергеевича, на застолье явился участковый. Минут сорок капитану Глушко понадобилось для выяснения обстоятельств, приведших к полномасштабной попойке (шпион, надо сказать, оказался наиболее трезвым среди застольщиков, хотя, по общему мнению, совершенно не отлынивал от рюмки) и вычислению среди сельчан неопознанной подозрительной личности. Замызганная дедова тельняшка очень тому вычислению мешала, шпион походил на рыбака из соседнего поселка, застрявшего в гостях.
Уяснив суть происшествия, проникнув до самой глубины нетривиального события, Глушко надел штормовку и на мотоцикле, сквозь дождь и ураганный ветер, поехал к военному объекту.
— Дельный служака, — буркнул здесь генерал Загоруйко, — надо отметить и привлечь к розыскам.
— Вы думаете? — тонко усмехнулся доцент.
— А ты, блин, сомневаешься. Служака не к своим пошел, к вам…, но есть к нам — пришел. Шпионы — наша епархия!
— Ну–ну, — лукаво прищурился Игорь Аристархович: — Вернемся к истории с участковым чуть позже. Я продолжаю.
На базе к сигналу капитана Глушко отнеслись на удивление серьезно. К рассказу о происшествии капитан присовокупил обескураживающие метеосводки, логически прицепил к ним громовой хлопок, возникший среди ясного неба, последующий ураган. Не вполне доверяя нетрезвым свидетельствам, доложил все же и о «закипающей морской воде вокруг ботинок странно появившегося субъекта».
Военно–научная машина закрутилась. Не больно резво, в пол–оборота. Слишком невероятными казались сведения, вещественные доказательства в виде комбинезона и ботинок предъявлены не были…
За странным гостем рыбаков отправили по непогоде бронетранспортер.
Увидев мужчин в военном облачении и с автоматами, необычный гость повел себя так, словно давно ждал их прибытия: спокойно встал из–за стола, вышел за приехавшими на улицу и сел в машину. Молча.
В дороге до базы не произнес ни слова. Старший прибывшей группы майор Синеглазов пытался задавать вопросы, но, как ему показалось, г о с т ь посчитал, что у майора не хватает полномочий для его расспросов.
— Хочу добавить, — на этом месте повествования замялся Игорь Сергеевич, — утечку информации предотвратить не удалось… Как только восстановили сотовую связь, внук Родион отправил друзьям по Интернету сообщение о появление в поселке «инопланетянина»… Тут уж простите, товарищ генерал, вопросы к вашим службам — не предусмотрели развлечения ребенка.
— Бар–р–рдак, — рыком высказался генерал.
Но тут же вспомнил, как сам первоначально отнесся к с и г н а л у и прикусил язык.
Коваль продолжал рассказ.
На базе г о с т я встретил Яков Самуилович Кацман. И именно он забил тревогу.
— Почему забил? — пытливо прищурился военный.
— Ну как бы вам сказать… у Якова Самуиловича есть хобби — антропология, точнее даже антропометрия.
— Уточни, что за хрень такая.
— Наука о происхождении человеческих рас, — быстро доложил доцент. — Кацман увлечен систематизацией признаков…
— Короче!
— Строение черепа с у щ е с т в а не попадало под классификацию ни одной из известных науке рас. А их, товарищ генерал, поверьте достаточно, чтобы подобрать хотя бы отдаленное подобие…
— Да что ты заладил — «существо, существо», — перебивая, недовольно поморщился Загоруйко. — Он сам–то себя как–то называл?
— Конечно, — чуть насмешливая улыбка опять скользнула по губам ученого. — Он представился нам «Зевсом».
— Кем–кем?!?!
— «Зевсом», товарищ генерал.
— Этим — из Греции… «Громовержцем» что ли?!
— Не исключаю. Но сам лично я этой ф а м и л и и от него не слышал.
На мгновение генералу показалось, что ученый таракан над ним издевается. Присмотревшись внимательнее, Загоруйко понял — доцент обескуражен обстоятельствами не менее начальства.
— Место рождения, какие–то географические привязки З е в с давал?
— Нет. Он обходил эти вопросы молчанием.
Генерал задумчиво побарабанил по столешнице толстыми веснушчатыми пальцами, раздул щеки…
— Фигня какая–то… Зевс, Громовержец… Может — псих? Сдвинулся на экскурсиях по Греции, пошил «космический костюм»…
Кандидат наук Коваль развел руками:
— Я сам вначале не очень разобрался и этого не исключал.
Тарас Григорьевич выдержал паузу, заполненную раздумчивым сопением.
— А почему же все–таки «существо»? — спросил как будто сам себя, а на самом деле ученого в измятом белом халате.
— А это опять–таки к Якову Самуиловичу, — с некоторым облегчением подсказал Коваль. — Генетика — его хлеб–соль.
— То есть? — густые пшеничные брови уползли к ровному серебристому ежику волос, очертившему квадратный генеральский лоб.
Поплевывая на субординацию Игорь Аристархович обругал в душе всех в купе самоуверенных вояк и нерадивых отцов–командиров, что ленятся глаз бросить на исписанные страницы рапортов. Подумал, как бы ловчее донести до слушателя суть научного вопроса, дабы — не нарваться; пошел простым путем, не залезая в дебри.
— По мнению Якова Самуилович — а его мнению можно доверять всецело! — Зафс Варнаа не мог родиться на Земле. Его цепочка ДНК — идеальна. Она не несет ни одного «битого» гена и не имеет аналогов, родственных аллей ни с одним из существующих…
— Стоп! — как и ожидалось, перебил вояка, отвечающий за безопасность вверенного ему объекта, но никак ни за его научные разработки–изыскания. — Ошибки быть не может? «Существо» не имеет земных корней? Он — НЕ ЧЕЛОВЕК?!
— Я бы не стал сейчас погружаться в дебри научной софистики, — вильнул Коваль, — подробная расшифровка всей цепочки ДНК займет еще некоторое время, вам лучше поговорить об этом с Яковом Самуиловичем…
— А я сейчас с тобой сейчас разговариваю, — налегая грудью на стол, грозно пробасил Загоруйко. — Когда стало известно, что с у щ е с т в о не человек?!
— Мне? — испуганно отшатнувшись, уточнил ученый.
— Тебе!!!
— Четыре дня назад.
— А кто понял раньше тебя?!?!
— Кацман.
— Почему сразу не доложили?!
— Так это…, мы как бы докладывали…
— О чем?! О том, что в море мужик, якобы в скафандре всплыл?!?! Для подробных и детальных сообщений существует спецсвязь, могли бы и открытым текстом оповестить — у нас форс…, этот, как его… мажор!! Я бы на истребителе сюда в любую бурю прилетел!! Головотяпы, мать вашу!!
— Прекратите на меня орать!! — неожиданно взвизгнул перенервничавший научный муж. — Я вам не сопляк–новобранец на плацу!! Моя диссертация пропечатана в ряде научных мировых изданий, мое имя знают в университетах Европы!
Перепалка в генеральском кабинете грозила обернуться полноценной базарной разборкой. Вставший на дыбы ученый, взвился над столом, как кобра с раздутым капюшоном; у генерала появилось желание схватить эту «очкастую гадюку» за тщедушную шею и маленько придушить.
…Минут через десять, уже за низким угловым столиком в углу, разгоряченные спорщики хлебали коньячок из запасов начальственного кабинета. Полоскали в алкоголе нервы.
— Ты, Игорь Аристархович, горячку не пори, — благодушно ворчал изрядно вспотевший от перебранки генерал, — не лезь на рожон. Еще успеешь научными регалиями потрясти в других м е с т а х. Я в нашей конторе еще не самый страшный тип, поверь… Давай–ка рассказывай, как получилось, что наверх не сигнализировали полностью и вовремя?
— Товарищ генерал…
— Да ладно тебе, Аристархович, — плеснул еще толику добродушия в голос Загоруйко, — давай без брудершафтов…, но с субординаций — Тарас Григорьевич.
Коваль хмыкнул. Так как был давно не против.
Столичный генерал устроился в кресле удобно: наискосок, нога на ногу, поболтал в фужере не плохим армянским коньячком… Эдакий добрый дядюшка в гостях у бедного племянника. Атласный халат с кистями так и просился поверх генеральского кителя…
— Расскажи–ка ты мне, Игорь, как на духу, почему это Кацман странное в этом парне заметил, а ты прохлопал — внимания должного не обратил, не доложил?
Формулировка вопроса не слишком понравилась ученому. Показалось, Загоруйко уже крайнего пунктирно обозначил…
— Товари… Тарас Григорьевич, вы раньше о Кацмане что–нибудь слышали? Знаете его историю?
— Ну–у–у… Нет. А что такое?
Коваль снял очки, зажмурился, помассировал двумя пальцами переносицу и, с максимальной деликатностью подбирая выражения, посвятил столичного паркетного шаркуна от инфантерии в особенности тонкого душевного мира обычного гения и типичного параноика Якова Самуиловича Кацмана. О злокозненной судьбе последнего поведал.
Лет пятнадцать назад, уже будучи почти светилом, Яков Кацман перебрался из бедноватой Украины (конкретно из космополитической Одессы) на историческую родину. Устроился не плохо. Обыкновенному гению (и тогда отнюдь не параноику) обеспечили для работы условия, от которых у наивного одессита дух захватило. Лаборатория, финансы, новейшая аппаратура, никаких особенных претензий по поводу перерасходов…
Кацман трудился истово. На недалеком горизонте забрезжила мечта о номинации на Нобелевскую премию… Грандиозное будущее маячило, новые перспективы…
Действительность разобралась с мечтой довольно быстро и очень гадко. Кое–что из своих трудов доверчивый, чистосердечный Яков Самуилович нашел опубликованными под чужими фамилиями в европейских научных изданиях.
Удар под дых.
Предательство коллег Яков Самуилович переживал в психиатрической больнице Тель — Авива. Жена свалилась с инсультом и вскорости скончалась. Дочь и внуки давно уже перебрались за океан в Америку.
Слегка выздоровевший Яков Самуилович поплакал на могилке Розы Моисеевны, собрал нехитрые пожитки и с исторической родины вернулся на р о д н у ю землю.
Устроился завлабом в военный НИИ. Как небезосновательно подозревал Игорь Аристархович Коваль, работа на военных прельстила Якова Кацмана безусловной с е к р е т н о с т ь ю разработок. Режимностью объекта, где каждую бумажку отдают под роспись — в сейф. Где всё с л у ш а ю т, всех видят, никого с ч у ж и м клочком бумажки за ворота не пропустят.
На полигоне в крымских степях к странным параноидальным вывертам простого гения относились с ласковым терпением. Так как в остальном общении и обиходе, Яков Самуилович был милейшим тихим сумасшедшим.
… — Надеюсь, зная теперь всю подоплеку печальной истории Якова Самуиловича, вы, Тарас Григорьевич, можете представить, как я отнесся к конфиденциальному заявлению коллеги Кацмана «у нас в гостях, уважаемый товарищ Коваль, — инопланетное существо». Житель чужих миров, зеленый человечек.
— А как быстро Кацман раскусил этого парня Зевса? — задумчиво покачивая начищенным ботинком, тихо поинтересовался генерал.
— С точностью не отвечу. Кацман первым встретил Зевса в лабораторном корпусе…
— Зевса пропустили в с е к р е т н у ю лабораторию? — быстро перебил военный. — Кто позволил, почему?
Коваль усмехнулся:
— А вот тут–то мы и подходим вплотную к сути, Тарас Григорьевич. К тому, что ни один здравомыслящий человек не отважится описать ни в одной официальной бумажке.
— То есть? — брови Загоруйко ушли наверх к серебристому ежику.
— Есть опасение, что после подобных отчетов нас всех, во главе с Яковом Самуиловичем, признают пациентами психиатрических лечебниц. Помните, я обещал вам чуть позже вернуться к истории участкового Глушко?
— Ну.
— Так вот. Осыпать наградами капитана нет никакой необходимости, Тарас Григорьевич. Приехав на полигон, Глушко не смог с достаточной убедительностью объяснить п о ч е м у он приехал с ю д а, а не отправил гостя рыбаков в районную кутузку, поскольку никого удостоверения личности у человека, появившегося вблизи государственной границы не наблюдалось.
— Нормальный ход, — нахмурился военный.
— А я о чем? Картина маслом. На КПП, сквозь дождь и бурю, на еле живом мотоциклете приезжает насквозь вымокший местный участковый. Докладывает о появлении в поселке неизвестно откуда взявшегося человека без документов. Начальник караула к нему с вопросом — «а, почему, собственно, к нам, почему не в район, не к своему начальству?». Глушко пожимает плечами, бормочет что–то неразборчивое, вроде «а сам не знаю, но так н а д о». Синеглазов решает проверить, что это за «иностранный» парень нарисовался поблизости от вверенного ему объекта. Едет в поселок и… везет «шпиона» прямиком на секретный военный полигон.
— Не быть майору «подполом», — бурчит Загоруйко.
— Не торопитесь с выводами, Тарас Григорьевич, — усмехнулся Коваль. — Дослушайте, что было дальше…
Не особенно надеясь на образное мышление столичного вояки, доцент увлеченно обрисовал ему картину появления в с е к р е т н о й лаборатории широкоплечего молодца в драной тельняшке и невообразимых подштанниках. Легонечко коснулся вытянувшихся физиономий научной братии…
Молодец, как установили позже по съемкам с камер наблюдения, простоял на пороге, заставленной научным оборудованием лаборатории секунд тридцать. Уверенно подошел к компьютеру, и уселся перед ним за стол.
Позже Кацман голову отдавал в заклад — парень компьютер впервые видел. И зацикленному на осторожности сумасброду можно верить, он придирчиво следил за каждым жестом нового посетителя.
А его лаборант позже поклялся, что субъект в тельняшке задал ему вопрос «как это работает?».
Но съемка с камер наблюдения этого вопроса не зафиксировала. На ней г о с т ь молча сел перед монитором. И начал п о л ь з о в а т ь с я, столь тщательно оберегаемой техникой параноика Кацмана. Яков Самуилович тем временем преспокойненько стоял, как вкопанный и наблюдал за, все более уверенными действиями молодого мужчины.
— Чего–то я не понял? — нахмурился Загоруйко. — Парень сел за компьютер, начал работать… Он — умел, или — не умел?!
— Получается — умел. Но я больше верю Кацману, заявившему, что Зевс видел компьютер как таковой впервые в жизни.
— Так как же тогда…
— Зевс задал мысленный отправной вопрос лаборанту Панину и в ы т я н у л из его мозга всю необходимую информацию по работе компа. Телепатически.
— Т е л е п а т и ч е с к и? — откинулся на спинку кресла генерал.
— Сейчас я в этом совершенно уверен, — серьезно кивнул Коваль. — Вопрос, Тарас Григорьевич, в другом. ПОЧЕМУ сверхсущество осталось на военной базе? Если, как я теперь уверен, он по дороге сюда прозондировал мысли майора Синеглазова… А они, смею вас уверить, наверняка были, мягко выражаясь — угрожающими… Почему он с ним поехал и остался? — ученый сделал внушительный глоток коньяка, пожевал губами и сам ответил невероятным набором вопросов: — Не потому ли, что в мыслях лаборантов и Кацмана перед словом «полигон» он увидел определение не «военный», а «научно исследовательский»? существо не прочло в мыслях ученой братии — угрозы для себя?.. Зевс пришл сюда за… и н ф о р м а ц и е й о н а ш е м м и р е? Так получается? — Коваль потерянно улыбнулся.
У генерала пока получались только мысли набекрень. Субъект, легко, практически при помощи начальника охранных служб, проник на полигон, спокойно вошел в секретную лабораторию, уселся перед компьютером, наверняка имел возможность считать всю информацию с секретных файлов…
Кошмар. Позор и стыд на все седины. Погоны уже хлипко держатся и хлопают, как крылья голубя–пенсионера.
Кого бы выбрать в стрелочники?!
Сумасшедшего параноика Кацмана? Синеглазова?! Или вот этого Игорька…
Не ошибиться бы при выборе…
— Послушай, Коваль, а как быстро Кацман до всего додумался?
— Я думаю, довольно скоро. Кацман — гений.
— Так почему же ты к нему не прислушался?! — снова вспыхнул генерал. — Какую–то несусветицу мне плел по телефону — «неизвестный мужик на берегу, документов нет, просим санкций на изучение объекта»?!
Ученый поднял голову вверх и, глядя в полок, хрипло, с ноткой истерики расхохотался.
— Да потому!! — выкрикнул секунд через десять. — Как я мог поверить басням Кацмана о зеленом человечке в тельняшке?! Как?! — Коваль сел полубоком в кресле, развернулся всем телом к грозному начальнику и заскользил влажными от выбитых хохотом слез глазами по генеральскому лицу. — Вот вы сами, Тарас Григорьевич, поверили бы человеку с репутацией Кацмана? Поверили бы в появление телепата, сверхсущества…, до которого рукой можно дотронуться. Не по телевизору увидеть, а так, запросто, каждый день! Я чуть умом не тронулся, когда все п о н я л!! Кацман же поделился со мной своими подозрениями, когда я и сам уже начал догадываться — КТО живет в гостином комплексе!
— А как ты, кстати, сам–то понял? — негромко, усмиряя тоном истерические выкрики ученого поинтересовался Загоруйко.
Доцент отвернулся и пожал плечами:
— Постепенно. И даже не понял, а скорее удивился — что происходит на полигоне? почему непонятный молодой человек разгуливает всюду, где ему угодно? легко вскрывает защищенные электронными кодами двери, нос везде сует? Для него ведь, Тарас Григорьевич, тут не было препятствий, — Коваль перегнулся через подлокотник кресла, неловко взял бутылку за горлышко, щедро наполнил бокалы. Отхлебнул. — Зевс запросто подходил к любой двери, и охрана только что на караул не брала. Пропускала всюду безропотно, как будто им глаза отвели.
Генерал задумчиво поскреб в затылке:
— И чего он тут четыре дня шастал?.. Убрался бы подобру, поздорову… никто б не пикнул, как я посмотрю…
— Вот–вот. А все Яков Самуилович, все его неистребимая исследовательская тяга к неизведанному…
— Поподробнее, пожалуйста, — прищурился столичный кабинетный житель. — Все Кацман замутил?
— А кто ж еще, — усмехнулся Игорь Аристархович с истиной горечью интеллигентного человека, заложившего ближнего своего. — Яков Самуилович первым догадался о необычных способностях Зевса, первым начал его исследовать, собрав биологические образцы пришельца с посуды и туалетных принадлежностей…
— Подождите, — перебил Загоруйко. — Если прибывшее сверхсущество, как вы уверяете, — телепат, то почему он позволил себя и с с л е д о в а т ь, как подопытную лабораторную крысу?
— Ах, да, — усмехнулся Коваль. — Вы же не читали донесений с н а м е к а м и… Яков Самуилович, Тарас Григорьевич — гений. В мыслях он перешел на идиш. Начал думать на неизвестном существу языке.
Загоруйко уважительно присвистнул.
— Да, да, товарищ генерал, Яков Самуилович довольно быстро уловил нестыковки — Зевс задает точечные вопросы, не получает вербальных ответов, но начинает действовать в грамотном порядке. Так же Кацман обратил внимание, что гость больно уж ловко открывает любой кодированный замок и понял — ответы существо черпает прямиком из мыслей охранников, персонала, да и нас любезных. Дня через два Кацман заметил, что когда он думает на идиш, пришелец больно странно на него поглядывает, выяснил, что Зевс по Интернету залез на сайт, предлагающий программу самообучения по идиш и прервал с ним всяческие контакты. — Ученый медленно отпил глоток коньяка, утер губы тыльной стороной ладони, проложил грустно: — А после того, как поделился со мной своими подозрениями и нашел единомышленника, убедил и меня избегать контактов с существом. Тогда–то, Тарас Григорьевич, все и закрутилось…
Избегая лишних повествовательных красок, Коваль рассказал о з а г о в о р е двух ученых, поведал, как нелегко приходил к мысли о внеземном происхождении гостя и произведя под влиянием Кацмана эксперимент с «витаминизированным соком», окончательно уверился — на базе проживает телепат. Сверхсущество с оперативными мыслительными способностями, обгоняющими в скорости мощный сервер военного полигона и чуждым землянам метаболизмом.
Коваль уверовал и поддался на уговоры гениального теоретика и практика Якова Самуиловича — исследовать существо своими силами. Накропать матерьялец на пару Нобелевских премий, прославиться навеки.
Закрывшись в старом подземном бункере от всего света и телепатических эманаций сверхсущества, ученые заговорщики разработали ПЛАН.
— Убедить Зевса в необходимости добровольного проведения научных исследований получится навряд ли, — бойко рассуждал гениальный Яков Самуилович. — А заставить его силой подключиться к аппаратуре — и думать нечего. Так что предлагаю — усыпить. И заказать из Киева новый томограф.
— С томографом может и получиться под шумок, — раздумчиво соглашался Игорь Аристархович, — усыплять Зевса — не советую. Лучше попробовать контакт наладить.
— Как?! «Уважаемый инопланетянин, позвольте мы у вас во внутренностях немного поковыряемся»?! Больно вам не будет!..
Ученые спорили несколько часов. В результате Кацман быстренько составил убойной силы снотворный препарат, через третьи руки вручил его начальнику столовой, приказал незаметно добавить «витаминный коктейль» в сок Зевса. И ни в коем случае не появляться в тот момент в столовой. Стакан сока должна отнести гостю — неведающая ни о чем официантка Танечка.
Танечка пришельца н а п о и л а. Пришелец выпил — ухом не повел, глаз не сомкнул в течении часов восьми.
— Вот! Что я говорил! Иной метаболизм! — задирая указательный палец вверх, нелогично радовался Кацман. Сутки с лишним провел в медицинском отсеке лаборатории (пока Зевса не было поблизости), где еще раньше провел исследования кусочков остриженных ногтей и собранных с расчески волос пришельца. Из этих фрагментов Кацману удалось выделить остаточные следы некоего вещества, по мнению гениального ученого — близкого родственника земного снотворного. — Это должно подействовать, — уверенно заявил Яков Самуилович. — Состав на удивление элементарен, задействованы простейшие составляющие, все дело в их комбинации. Поверьте, Игорь Аристархович, уже на этом препарате можно нобелевку заработать… Бесподобное решение! Простое и действенное, проверил только что на крысках. Изволят дрыхнуть все двенадцать особей.
Игорь Аристархович энтузиазм немного сумасшедшего исследователя поддерживал не в полной мере. Стал напрягать момент: инопланетное существо ведет себя на базе, полной вооруженных мужиков, как беспечная курсистка на бале первокурсниц. Приглядывается, но без ненужной нервозности; общается по выбору, уходит от излишних притязаний на свободу так ловко и непринужденно, словно все ему привычно и абсолютно не страшно.
Ведет себя самонадеянно.
По мнению Коваля, Зевс выглядел подозрительно уверенным в своих силах. Создавалось впечатление, будто он может уйти с базы в любой момент по собственной прихоти и никто не в состоянии чинить ему препятствий.
А это — напрягало. Настораживало и пугало.
Коваль сигнализировал в военное министерство о начале эксперимента и попросил прислать дополнительные силы для охраны объекта. Получил подтверждение, разрешение на исследование и, дождавшись появления на территории полигона грузовика с прибывшим спецподразделением, позволил Кацману «зарядить» официантку Танечку.
И дальше все пошло… по писанному: «Хотели как лучше, получилось как всегда».
Из недалекого подземного бункера Ковали и Кацман наблюдали по следящему монитору, как Зевс выпил «витаминный» препарат…
И замер.
Не уснул, а именно — застыл. Как будто оглушенный. Сидел на стуле в офицерской столовой и глядел в одну точку.
Так парень просидел все полторы минуты, пока доставленный из бункера на подножке газика Кацман не влетел в столовую.
Осторожно обойдя существо кругом, Яков Самуилович присел перед ним на корточки, погладил по колену…
Пришелец смотрел на ученого так, словно впервые видел.
Самуилович ласково забормотал, заставил Зевса встать со стула — гость залопотал что–то на неизвестном языке, зажестикулировал, впрочем, совершенно не отбрыкиваясь от мягких рук хитреца профессора. Позволил приветливому дяденьке вывести себя из столовой, дошел под ручку с Кацманом до подготовленной к исследованию медицинской лаборатории… По пути все что–то горячо втолковывал, пытался нечто объяснить…
Перешагнув порог кабинета, пришелец застыл. Коротким секундным взглядом обвел кабинет. Мазнул зрачками по разложенному креслу с тянущимися к нему присосками–датчиками… Резким движением сбросил с плеча ласковую руку Кацмана. И озверел.
Пока из–за прикрытой двери не подоспели охранники, два лаборанта и Кацман повисли на пришельце аки пиявки. Вцепились тридцатью пальцами и одной челюстью в легкую курточку и штаны сиреневого медицинского костюма, выданного Зевсу по прибытию на базу; пришелец скинул «медицинских пиявок» с тела, словно невесомые пушинки.
Правда, вместе с обрывками одежды — пуговицы от куртки летели в разные стороны со скоростью автоматной очереди, прицельно попадая в склянки, по причине чего Зевс остался только в белых трусах–плавках и парусиновых тапочках на босу ногу.
И именно благодаря тому, что выданные тапочки сорок четвертого размера были на резиновым ходу, влетевшим в кабинет охранникам досталось не слишком больно. Первого верзилу Зевс отправил в нокаут четким попаданием резинового каблука в область уха, второго очень метко ткнул носком в живот, третий улетел в угол от пинка в бедро и треснулся затылком о стену уже самостоятельно.
Присутствующим в лаборатории (слегка побитым) лаборантам показалось, что они наблюдают невероятный балетный танец в исполнении народного артиста — ноги Зевса порхали с быстротой немыслимой для обычного танцора.
Разобравшись с первой троицей, Зевса вылетел в коридор, где и произошла грандиозная встреча пришельца с доброй половиной прибывшего спецподразделения, распределенного неподалеку от дверей в лабораторию.
Парни из спецназа — не лыком шиты и непальцем сделаны. Из лаборатории неслись истерические выкрики ученого Кацмана «не стрелять!!! не стрелять!!», парни попытались остановить пришельца живым щитом.
Зевс прошел через мускулистый щит, как острая спица сквозь теплый брусок сливочного масла. Парни остались стекать со стен коридора массивными жирными кляксами.
Майор Синеглазов и капитан спецподразделения Карпов встретили пришельца на крыльце. Стояли — крепко. Плечом к плечу.
Что произошло дальше, позволила разглядеть только замедленная съемка с камеры наблюдения.
Зевс выбросил вперед правую руку и как будто п о г л а д и л шею майора. Поглаженный тут же безвольно осел на ступеньки, скатился вниз. Карпов попытался отбить атакующий удар существа…, ушел в сторону и… в стороне наткнулся на, выброшенное вверх колено.
Пришелец перепрыгнул командиров. Помчался к пропускному пункту внутреннего периметра базы.
На пути ему попался огромный военный грузовик, на котором приехали спецназовцы, водитель только–только заводил машину в гараж, где для него освободили место…
Зевс запрыгнул на подножку. Оторопевший шофер не нажал на тормоз, а ехал, как ехал — медленно, к распахнутым воротам гаража…
Пришелец несколько секунд п о н а б л ю д а л за действиями водителя… Потом протянул в кабину руку и резко, словно котенка — за шкирку, выкинул шофера вон.
Запрыгнул на водительское место. Свидетели со стороны позже уверяли — существо п р и м е р и в а л о с ь к педалям и ручке газа, как будто впервые село за руль. Машина рычала и сопротивлялась странному водителю, стоящий в уголке двора Коваль кусал кулаки и молил движок — заглохнуть…
Зевс справился. Не используя заднего хода, заставил тяжелый грузовик развернуться — подоспевшие к тому времени охранники и спецназовцы порскнули в разные стороны из–под колес, как перепуганные куры в камуфляже, — и двинулся на всем ходу к воротам.
Отовсюду неслись матерные и вполне цензурные ругательства, растрепанный Кацман с подбитым глазом орал громче всех, так чтобы услышали сверхсрочники на вышках:
— Не стрелять, мать вашу!! Не стрелять!!!
Ему противоречил выкрик одного из командиров:
— Стреляйте по колесам!! Прицельно — по колесам!!
Автоматные очереди добавили в переполох грозные ноты. Грузовик таранил ворота.
Вырвавшись из внутреннего периметра, армейский транспорт, вихляя задом по дорожке, помчался к пропускному пункту внешнего периметра.
Там, расторопные вояки успели перекрыть выезд дополнительными ежами. Встав на одно колено, охранники лупили по колесам и капоту короткими очередями… Пули рикошетили от кузова, парочка из них прошила ветровое стекло…
С профессором Кацманом случился нервный припадок. Осипшим голосом ученый грозился всех отдать под трибунал!
Разогнавшийся на почти полукилометровом отрезке степи: от внутреннего до внешнего периметра, грузовик наехал на ежи — перевернулся, перекрыл дорогу.
Зевс выскочил через разбитое боковое окно, как чертик из коробки.
Задержался на дверце кабины на одно мгновение и рухнул на охранников, держащих автоматы на изготовку, так ловко, что разом смял двоих, а одного достал в полете мыском ноги.
Оставшийся в кабинке пропускного пункта лейтенант выстрелить тоже не успел. Вначале побоялся уложить беглеца наповал — по связи уже поступил приказ «шкуру беглецу не портить», а потом стрелять стало не из чего. Разъяренный парень в белах трусах вырвал автомат из рук, как эскимо у первоклашки и хлестким ударом о железный столб, погнул дуло к чертям собачьим.
Не напрягаясь, Зевс перепрыгнул шлагбаум и невероятно длинными, плавными скачками помчался по выгоревшей степи к недалекой, заросшей кустиками балке.
Грузовик погони застрял на перегороженном собратом выезде. По причине чего, солдаты, понукаемые командирами, отправились вдогонку пешим маршем.
Розыски длились до темноты — безрезультатно. Существо растворилось в крымских степях, как призрак ночи, не взирая на грамотно прочесывание местности и дополнительное оцепление.
… — Вот так оно и было, — уже не вполне трезво, подытожил рассказ Игорь Аристархович. — Аппаратура вдребезги, ворота всмятку, грузовик оттащили бронетранспортером к гаражам — починят.
— Хорошо хоть без жертв обошлось…, каким–то чудом, — пробасил согласно, впечатленный генерал.
— Никаких чудес, — развел руками Коваль. — Мне представляется, если бы существо хотело принести людям непоправимый вред, вы отправляли бы «двухсотых» пачками.
— А почему вы думаете, существо взбесилось? Вроде бы, по вашим словам он вел себя довольно мирно…
— Так вы ничего не поняли по моему рассказу?.. — удивился ученый. — Тарас Григорьевич, помилуй бог, Зевс память потерял! После приема препарата он з а б ы л наш язык и вновь заговорил на непонятном наречии!
— Кацман что–то перепутал в рецептуре? — прищурился военный.
— Возможно. Но скорее не перепутал, а заменил имевшимися под рукой аналогами. Препарат как–то подействовал на короткую память существа, оставив нетронутыми более глубокие слои.
— Пожалуй, — пожевав губами, согласился военный. — Как ведутся розыски Зевса?
— Эти вопросы не ко мне, — ухмыльнулся, отчитавшийся ученый, — я здесь не компетентен. Коллегу Кацмана, тоже, кстати, советую не теребить. Яков Самуилович переживает очередное «нобелевское» фиаско. Так как справедливо полагает, что после всего происшедшего, полученному, благодаря Зевсу препарату и всем событиям придадут гриф секретности. Он прав?
Загоруйко не ответил. Крутил в мыслях думу о том, на сколько новое вещество может быть полезным в военных целях. Если повезет — останутся погоны. Сейчас бригада каких–то умников, специалистов по «промыванию мозгов» работает в рыбацком поселке. Если удастся остановить утечку информации, чем черт не шутит, могут и вторую звезду на погоны повесить. Рты затыкают разными способами, порой легче наградить, чем под зад коленом…
Коваль попросил разрешения откланяться, встал из кресла, но, дойдя до двери, остановился:
— Кстати, Тарас Григорьевич. Одному из ваших спецназовцев во время погони за Зевсом почудился у дороги шум удаляющегося автомобиля с хорошим двигателем. Остальные ребята этого не услышали, но, может быть, у них неполадки со слухом или они располагались дальше? Проверьте, вдруг Зевса подобрал автомобиль?
* * *
Как должен поступить нормальный пацан, когда на него из кустов выпрыгивает полуголый мужик и начинает быковать, понятно каждому — дать в бубен.
И желательно с опережением.
Это нехитрое уличное правило Алексей Николаевич Сулема (в бытность свою больше известный в определенных кругах и оперативных сводках как «Лёха — Гуцул») усвоил еще в нежном детстве.
Позже закрепил на малолетке. Сам стал проповедовать уже в мордовских лагерях, где государство Союз Советских Социалистических Республик пыталось научить его качественному пошиву брезентовых рукавиц. Нынче это правило подручные авторитетного Алексея Николаевича соблюдали не так свято, смотря по обстоятельствам. Порой бывало нужным — потерпеть…
Но только не на пустынной дороге от мужика в трусах и тапках. И не в растрепанных нервах.
Водитель головной машины кортежа из двух приличных тачек — микроавтобуса марки Мерседес и вседорожника Субару — был очень зол. Вначале Вове выпал жребий вести микроавтобус, когда остальные пацаны, вспоминая вчерашнюю рыбалку у дяди Михея, вольготно попивают в кондиционированном салоне пиво под жирную рыбку из богатых запасов Михея Петровича. Потом он заблудился на развилках, пропустил нужный поворот и оказался у черта на куличках — километрах в десяти от трассы. В каких–то степях, на дороге, окруженной непролазными кустами…
Корявые пыльные дебри стискивали узкий рукав проселочного тракта, ни одного указателя за восемь километров. Из кустов, в довершении всего, практически под колеса, выпрыгивает полуголый верзила. Расставляет руки, лапает на капот…
Вова с удовольствием нажал на тормоз. С в е р ш и л о с ь! Необходимая разрядка сама на бампер прыгнула, подставляется под оплеухи.
Водитель следующего за Мерседесом джипа, где ехал Сулема, едва не врезался в задницу микроавтобуса, но благо скорость на отвратительной каменистой дороге была не шибкой, успел затормозить. Ругнулся:
— Это что за Маугли такая?!
Гуцул глянул сквозь тонированное окно на здоровенного бугая в белых трусах, вспомнил, знакомый по детству мультик и мысленно согласился с Павлом Сергеевичем — действительно похож на Маугли. Такой же рослый, безупречно сложенный. Немного диковатый.
Зная в каких нервах сейчас пребывает трезвый Вова, Гуцул, предвкушающее усмехнулся, устроился на сиденье, как в партере и начал ожидать с п е к т а к л я. Вован молотила знатный, покажет голому аборигену мастер–класс. Развлечет компанию маленько, проветрится, поучит наглого бизона.
Поигрывая мускулистыми плечами, Вован неторопливо спрыгнул на землю с водительского кресла, крякнул молодецки. Всесторонне растопырил пальцы:
— Ты чо, чудило–мученик, рамсы попутал?.. На кого хвост задираешь, чмо недоделанное?! А!!!
Маугли стоял спокойно. Руки свободно висели вдоль тела, грязная, располосованная потеками пота мускулистая грудь вздымалась высоко, но мерно, как после хорошего непродолжительного бега.
Продолжая поругиваться, Вова немного увел правую ногу назад, плечо пошло в замах…
Сулема понял, что сейчас последует хороший хук. И начал улыбаться.
Улыбка еще сидела на устах Гуцула, когда последовал полет Вована до канавы.
Причем, как в точности это получилось, Алексей Николаевич практически не разглядел. Неразличимо быстрое движение ноги полуголого нахала — раз! И Вова летит вверх тормашками в пышную поросль придорожного чертополоха… А Маугли невозмутимо запрыгивает на освобожденное Вовой водительское место микроавтобуса, двигает рукой, пытаясь нашарить рычаг передачи…
Не вышло — Мерседес с автоматической коробкой передач.
Словно не замечая, что пацаны в микроавтобусе за его спиной резко сделались недружелюбными, амбал беспечно упражнялся с педалями, хмурил брови… Один из пацанов попытался взять шею оборзевшего бизона в локтевой захват сзади. Но не успел даже качественно приблизится, сам получил точнейший удар локтя в переносицу и несколько затих.
Пацаны зароптали. Нетрезво загудели.
Маугли и ухом не повел. Свободно выпрыгнул из Мерседеса и невозмутимо взял курс к Субару.
Водитель Алексея Николаевича был профессионалом, а не вытянувшим жребий пацаном. Едва поблизости образовалось угроза несанкционированного проникновения в салон, мгновенно заблокировал снаружи двери и глядел на подходящего верзилу глазами загипнотизированного кролика.
Верзила подошел к машине. Подергал ручку водительской дверцы… Оглянулся.
Сзади подлетели пацаны. Все шестеро, плюс Вован с осторожными охами выползающий из чертополоха.
Не налетели. Взяли в оцепление. Настороженно примерились.
Маугли чуть–чуть набычился, оглядел шестерку и подползшего Вована…
Совершенно не подозревая, что совсем недавно интеллигентные лаборанты с военно–научной базы мысленно сравнивали бой парня в белых трусах с балетным танцем в исполнении Народного артиста, Алексей Петрович вдруг вспомнил краковяк. На мгновение ему показалось, будто пацаны создали круг вокруг солиста, собрались похлопать в ладоши, наблюдая, как тот выделывает кренделя с элементами брейк–данса… С напряженной заинтересованностью Сулема почти расплющил лицо о стекло дверцы…
В мгновение ока Маугли превратился в волчок–веретено — нижние подсечки, точечные удары по корпусу, пара зуботычин: на пару секунд шесть неплохих бойцов Гуцула создали компанию оторопевшему, забывшему охать Вовану.
Маугли стремительно оценил обстановку: семь мужиков барахтаются на присыпленных песком камнях и особенной угрозы не представляют. Поднял с обочины внушительный булыжник и целенаправленно двинулся к ветровому стеклу Мерседеса.
Давней страстью авторитетного человека и нынешнего промышленника Сулемы были — бои. По правилам и без оных, легальные и не очень: Гуцул уже с десяток лет выступал на них, как промоутер, выставлял своих бойцов на Украине и за ее пределами.
Такого одержимого, опытного бойца, как парень в белых трусах и тапках, Сулема не встречал. Наблюдая быстротечный бой, Алексей Николаевич попытался на глазок определить вид и школу, используемую Маугли, но не нашел даже приблизительных подобий: парень был индивидуален и невероятен. Пластика невиданных приемов — завораживала, скорость точечных ударов — поражала.
За мгновение до того, как булыжник собрался встретиться с лобовым стеклом автомобиля, Гуцул выпрыгнул из Мерседеса и, поднимая на уровне груди раскрытые ладони, заговорил:
— Тихо, парень, тихо… Не надо делать кипишь… Договоримся. — Маугли настороженно и молча глядел на Сулему, пятерня с зажатым камнем остановила ход… — Спокойно, — ласково проговорил магнат–промоутер. — Ты хочешь уехать, да? Тебе нужна машина?
Странный парень не отвечал. Смотрел немного исподлобья, и было видно — усиленно соображал.
— Ша, парни! — заметив, что кое–кто из окружения поднялся на ноги, собрался продолжить разборки. — Парень — свой. Ему нужна помощь. Давайте–ка в тачку, я сам тут разрулю.
Пацаны забурчали недовольно. Невероятный Маугли даже не обернулся на грозное бурчание шестерых не маленьких, разозленных мужчин. Сулема догадался — бойцу достаточно отражения противников в тонированных стеклах Мерседеса: коли что, коли кто дернется, не поворачиваясь, уложит наповал любого.
— Спокойно, паря, мы свои, — увещевал Сулема, в мыслях уже представивший тотализатор, где на неизвестного бойца ставят один к… даже представить трепетно такой расклад! — Садись в машину, мы тебя отвезем, куда скажешь… Ну–ка, Пал Сергеич, открой–ка мальчику дверцу… Со мной поедет. — И далее сквозь зубы пацанам: — Чего застыли?! Быстро по местам!
То, что прежде чем сесть в машину, Маугли равнодушно выбросил в траву булыжник, Гуцул посчитал отличным знаком. Во–первых, парень, как бы поставил точку в разборках; во–вторых — Сулема не ошибся: даже на чужой территории парень продолжает чувствовать свое превосходство. То есть, боец из Маугли — незаурядный. Чудо–юдо чудное! Задарма, можно сказать, доставшееся.
За мгновение до того, как шедший в кильватере Мерседес свернул за пышную поросль кустов с прямого участка, Сулема оглянулся и увидел, что на проселочную дорожку из зарослей выходят цепью автоматчики.
Ого, мелькнула мысль. А не за тобой ли, паря, волкодавы направляются?
Покосился на невозмутимого попутчика, прикинул вероятный драйв и прибыль, и плюнул. А черт с ними, с автоматчиками — кажется ни один из них головы в хвост «мерину» не повернул, а такие знатные бойцы не каждый день на дороге встречаются…
Поздним вечером следующего дня Сулеме позвонил Михей. На телефонном определителе высветилась какая–то цифирная абракадабра, старый приятель звонил с чужого номера.
— Здорово, Лёха, — хрипло поздоровался Михей Данилович. — Как доехал, как дела?
— Твоими молитвами, Данилович, — хмыкнул Алексей Николаевич и, мысленно, легонько укорил себя за невнимание к старому корешу. Закрутился Сулема с обустройством н о в о г о п р и о б р е т е н и я, забыл отзвониться другу, поблагодарить за знатную рыбалку, за гостеприимство, сообщить, что доехал нормально.
— Рад за тебя. А у нас тут, знаешь ли, Алеша, чудные дела творятся…
Настороженный, потаенный тон приятеля заставил Гуцула мгновенно насторожиться.
— По дворам ходят странные людишки…, вопросы задают, — вкрадчиво продолжал Михей Данилович. — Интересуются, кто был, что видел… Я вот и подумал — а все ли у тебя в порядке, Леша?.. Смотался в район, зашел на почту… Звоню вот. Б е с п о к о ю с ь.
Богатый опыт бывшего криминального, а нынче просто авторитетного человека ударил в голове Гуцула в нешуточный набат. Если дядя Михей не решился звонить со своего аппарата и даже от соседей, а в район поехал… Дела и в самом деле творятся — страннее некуда.
— А что случилось–то, дядя Михей? — деланно беспечным тоном, рассчитывая на искушенность в недомолвках, на чутье видавшего виды сидельца, спросил Гуцул.
— Да вот, говорят, какой–то психованный душегубец из психбольнички сбежал. Ищут.
Сулема стремительно прокрутил в голове информацию, свел воедино встречу на дороге, тревогу старого приятеля:
— Так ли уж и псих сбежал, Михей Данилович? — осторожно поинтересовался.
— А кто ж его знает. По дворам не легавые ходят…, не санитары из психушки, а люди п о с е р ь е з н е й…, вроде как — Контора. Или вояки. Но народ суровый однозначно.
— Что спрашивают?
— А спрашивают, не видел ли кто парня? На вид лет двадцать с небольшим, рост за метр девяносто. Темно–русый с короткой стрижкой, глаза серые, пронзительные. Я фотку видел… Не «фас и профиль», а с обычной камеры слежения, сверху брали…
— То есть…, — задумчиво пробормотал Сулема, — лажа получается? Душегубец из больнички по милицейским базам не проходит? Фотки только от наружки имеются…
— Вот–вот, Алеша. И я так подумал. Чего это у ментов н о р м а л ь н о й карточки на душегубца не нашлось? Финтят чего–то черти, Леша… Но ищут — всерьез, без дураков. На дорогах кордоны, каждую тачку шмонают, документы проверяют, не хуже погранцов… Я пока до райцентра доехал, запарился объяснять, что ко врачу отправился, зуб дергать…
— А про нас чего–нибудь спрашивали? — уже совсем невинно поинтересовался Гуцул.
— Так у кого ж им спрашивать? — не менее простодушно протянул Михей. — Хутор мой на отшибе…, бабка лишнего слова не вымолвит — были люди и нет их. Кому какое дело?.. А село… село тоже, Леша — у ч е н о е…
Хитрый п р о с т о в а т ы й дяденька Михей давным–давно держал близлежащее село крепкой финансовой хваткой: выкупил в смутные времена консервный заводик, рыбакам и садоводам на нужды щедро подкидывал… Справедливый третейский суд на з е м л я х правил. Помогал, коли беда какая.
— Да и далековата психбольница–то от нас, Алеша. Поиски вокруг военной базы сосредоточены. Понимаешь, о чем я? База в пятнадцати километрах, вам мимо нее не ехать было… Я просто так, по–стариковски, беспокоюсь…
— Спасибо, Михей Данилович, за беспокойство, но я тут ни при чем. Пропылил по степи до шоссейки, никого не встретил.
— Ну и ладно. Ты, Леша, парень взрослый — сам знаешь, что делаешь.
— На том стою.
Распрощавшись с другом, Гуцул надолго замер в кресле.
Молчаливого, сильно заинтересовавшегося его парня он привез вчера прямиком к себе домой. Подобрал ему одежду, накормил. Определил в комнате на втором этаже, охране приказал — глаз не спускать, приглядывать.
Сегодня утром не утерпел, отвез в спортзал.
Поставил в спарринги Гоги — Молотобойца. Маугли уделал Гоги за три секунды реального времени.
За обедом в ресторане, начал разговаривать. (А Сулема уже стал подозревать, что парень ему немой попался.) Говорил со странным, неопределяемым акцентом, слова подбирал медленно и не всегда правильно, о себе пока рассказывать — отказывался.
Сулема мрачно смотрел на семейный портрет, повешенный в кабинете над камином — жена, две дочери, внучка пятилетка… И задавал себе вопрос: «Кого привел домой?»
Убийцу? Сумасшедшего маньяка? Нелюдь со стальными нервами, пудовыми кулаками и звериной реакций?
Или… врут все легаши? Парень не засвечен в милицейских базах, иначе его фотоки «фас и профиль» были бы подшиты к делу…
Михей ведь тоже не вчера родился, если б опасность была реальной, позвонил бы и предупредил конкретно — шухер, Леша, какой–то бес поблизости шнырял, гляди–ка не нарвись…
Но дядя Михей учуял в людишках Контору, а Контора психами не занимается… Сбежавших чокнутых не ловит.
Может… переправить парня через литовскую границу в Польшу, купить в Варшаве паспорт и прости, прощай ридна мамка Украина, привет Евросоюз?
У панов можно выставить Маугли на проверочные бои, в октябре хорошие люди в Германию стекутся… Ставки будут — закачаешься!
Как быть?
Проявить осторожность, дать парню лаве и пусть отваливает подобру, поздорову?
Или… сдать ментам по–тихой?.. Когда–нибудь зачтется, если псих реальный…
Нет, только не ментам. Извечный антагонизм сидельца к злыдням — неискореним. Пусть сами ловят.
Сулема тяжело поднялся из удобного кожаного кресла, на секунду остановился возле большого портрета и, нахмурившись, пошел наверх. К комнате в торце длинного коридора.
Маугли сидел на краешке прибранной постели, в руках держал дистанционный пульт от телевизора, не обращая внимания на вошедшего хозяина, перескакивал с программы на программу. Остановился на новостном блоке. Повернул лицо к Сулеме.
Некоторое время Гуцул смотрел на невозмутимого гостя сверху вниз, потом спросил:
— Чего ты хочешь, парень? — Маугли не ответил, и Сулема уточнил вопрос: — Чего ты хочешь от жизни?
— Жить.
Простой ответ.
— А как?
— Я не хочу никому доставлять беспокойство.
— А ты можешь его доставить? Беспокойство…
Парень снова не ответил, позволил выбирать Гуцулу, что значит беспокойство для того.
— Ну что ж…, — надул щеки авторитетный человек, — я сделаю тебе предложение с оговорками. Если ты его примешь — я тебе помогу. Если нет — дверь открыта. Денег на дорогу дам. Сам знаешь — тебя ищут.
О том, на сколько тщательно Контора ищет Маугли, Сулема узнал только в декабре от того же Михея.
К тому времени, Алексей Николаевич уже успел поездить по Европе, привязаться к парню. Талантливый боец не мог не вызывать восхищения у страстного болельщика: на ринге, парень, получивший в новом паспорте имя Иван, заставлял трепетать каждый нерв Гуцула. Выброс адреналина подбрасывал руки Сулемы вверх, из горла вырывались дикие первобытные выкрики, шум стадиона оглушал, рвал перепонки…
Какой боец!
Его, его, его находка!!
Браво, Ваня, браво!!!
Окрыленный успехами подопечного Сулема допустил промашку и в конце ноября, поддавшись на уговоры голландского промоутера, выставил «Ураган Маугли» на официальные бои. Фотографии Ивана появились в прессе.
Через три дня после опубликования первой нечеткой фотки, к дяде Михею заявились г о с т и — «люди в сером». Михей Данилович выждал время и позвонил приятелю с чужого аппарата:
— Алешенька, — с вкрадчивой, многоговорящей ласковостью приступил к беседе старый кореш, — ко мне тут давеча людишки приходили… И н т е р е с о в а л и с ь. Давно ли ко мне друг Гуцул в гости наведывался, спрашивали. Ты там нигде не н а с л е д и л, Алеша?
— Да вроде как вокруг спокойно, — совсем не обманул Гуцул.
— Смотри. Людишки серьезные, не легашам чета… Интересовались н у ж н ы м днем, спрашивали не наезжал ли ты рыбалить… Я пока дурачка валяю, но ежели всерьез взялись — узнают. Не от меня, конечно, от соседских кумушек… Работает — Контора.
— Уверен?
— Не первый день живу.
Сулема поблагодарил приятеля, попрощался. В сердцах чуть не разбил мобильный телефон о стену!
Три месяца Гуцул надеялся, что беглеца перестанут разыскивать, положат розыскное дело в долгий ящик, все само собой остынет. Быльем зарастет, другими делами накроется.
Не вышло. Просчитался. Ваню Маугли продолжают разыскивать со всем усердием.
А ведь прежде чем начать р а б о т а т ь с новым бойцом, Сулема, через верного человека прогнал отпечатки пальцев Маугли по милицейской базе, убедился: никаких следов психованного душегубца в базах нет. Нигде Ванюша не проходил, не засвечивался, чист, аки ангел.
Да и самому Маугли Гуцул поверил. Прежде чем придти к согласию, вывозить из страны в Европу «кота в мешке», поставил условие — о прошлом, паря, как на духу, как перед попом на исповеди все до донышка.
— Я ничего о себе не помню, — твердо глядя в глаза Сулемы, проговорил боец. — Ни имени не помню, ни места рождения. Отправной точкой воспоминаний служит место: обширный зал, где обедали люди в военной форме. Далее меня провели в какой–то медицинский кабинет со сложной аппаратурой. Оттуда я у ш е л и встретился с вами.
Сулема детально вспомнил фантастическую встречу на пустынной дороге, подумал о том, что такой боец, как Маугли мог уложить его ребяток «наглухо» и даже не вспотеть… А у ребяток только пара носов на бок свернулись и одно ребро треснуло — да и то, это Валера неловко на булыжник приземлился…
И получается, что… не похож парнишка на сумасшедшего убийцу. Вот хоть режьте, хоть пытайте — не похож! Ненормальный псих такие навыки в узде не удержал бы. Чисто на автомате уложил бы всех ребят в канаву штабелем и был таков.
А Маугли бил не насмерть. Аккуратно бил и бережно.
Сулема покрутил в голове некие ассоциации, вызванные рассказом, нахмурился, сказал:
— Есть у меня дружок один…, так вот его кум Миша как–то на работу к москалям подался — в Воронеж, где сестра замужем проживает. Приехал в город, значит, позвонил с вокзала и… пропал. Нашли бедолагу спустя два года, тоже на вокзале, но под Смоленском. Ни черта мужик не помнил. Ни имени, ни Родины, ни мамки с папкой. Дежурная по вокзалу отвела Мишаню в вокзальную мусарню, там пальцы откатали — только так и узнали, кто таков, откуда взялся. Кума у кореша еще при Горбачеве закрыли, пальчики Мишани у москалей остались в базе.
Маугли напряженно слушал рассказ Сулемы, казалось, даже не дышал, кулаки пудовые стискивал.
— Кореш тогда в Смоленск смотался, забрал Мишаню из больнички, домой привез. Рассказывал, что тот башкой крутил, как будто жену и дочку, дом родной впервые видел… Сам худой да изможденный, словно за краюху хлеба на каких–то каменоломнях два года вкалывал… Мы тогда, дело прошлое, решили — опоили какие–то черти Мишу на вокзале да в рабство увезли… С тобой, как мне кажется, дело по–другому было.
— Как было? — хрипло подстегнул рассказ боец.
— Да вот кажется мне, паря, что с тобой…, как бы это сказать… вояки поработали. Беспамятные бедолаги и раньше на вокзалах появлялись, но были — в чем только душа держится. А ты… Ты, парень, другое дело. Тебя, по всему видно, — готовили.
— К чему?
— А бес их солдафонов знает. Возле места, где мы тебя подобрали какой–то военный объект стоит, слухи о нем и раньше нехорошие ходили. Я, парень, думаю, тебе как–то мозги промыли, всяких специальных знаний в пустую башку напихали. Рефлексы ускорили, тренировали, готовили из тебя, как в американском фантастическом кино — боевую машину в человеческом обличии. — Маугли понуро глядел в пол, кажется, привыкал к мысли, что он искусственно созданная военная машина. — Ты Интернетом пользоваться умеешь? — с ноткой жалости в голосе, спросил Сулема. Парень покрутил головой. — Научим. Сам погуляешь по сети, найдешь рассказы о подобных найденышах, к себе примеришь. Годится?
Пользоваться компьютером «искусственный человек» научился так стремительно, что Сулема только укрепился в мысли — перед ним сверхсущество созданное в секретной военной лаборатории. Не только физические, но умственные возможности Маугли намного превышали обычный человеческий уровень.
Уже в варшавской гостинице, спустя неделю с лишним, «Иван Погребняк» и Сулема, за рюмкой сливовицы вернулись к прежнему разговору.
— Я долго думал и анализировал, Алексей Николаевич, — проговорил Иван, — все, что я почерпнул из Интернета о схожих со мной случаях — не попадает под мою копирку.
— И не должно попадать, — уверенно проговорил Сулема. — Ты — продукт военных разработок. Вокзальные найденыши — сбежавшие или выгнанные рабы с плантаций.
— Алексей Николаевич! Я до сих пор д у м а ю на другом языке! Я очнулся, разговаривая и думая на языке, которому до сих пор не могу найти аналогов в…
— Подожди, подожди, — заинтересованно перебил Гуцул. — Ты что хочешь сказать…
— Я выучил русский язык, на котором сейчас с вами разговариваю гораздо позже!
— Когда? — опешил Сулема.
— За сутки, что провел рядом с вами!!
— Не факт, — быстро опомнился собеседник. — Ты в с п о м н и л русский язык, как только встретился с людьми, на нем разговаривающими.
— Да ничего я не вспомнил, — горько отмахнулся Маугли, — я его — выучил. Учил и выучил. За это — отвечаю. Мне все вот это, — парень очертил рукой круг, показывая на гостиничный номер, — кажется чуждым, н е п р а в и л ь н ы м… Я как будто живу в мире, вывернутом наизнанку и этого я не могу понять, принять, логически обосновать. Во мне оставили нестертыми простейшие жизненные навыки, но предметы обихода каждый раз бьют по глазам — неправильностью. Чужеродностью. Весь этот мир, каждая мелочь раздражает, скребет по нервам!
— Намекаешь, — усмехнулся Сулема, — ты — не отсюда, да? — Могучий парень, доискивающийся внутри себя какой–то странной и вероятно — не нужной правды, вызывал жалость. — И каким же тебе кажется н а ш мир, приятель?
— Доисторическим маразматическим дерьмом.
После того разговора прошло три с лишним месяца. «Ваня Погребняк» старался больше не выходить на откровенность с шефом, прятал мысли в отговорках, не велся на шутливые подначки. Получив от дяди Михея сигнал, Сулема пришел в гостиничный номер лучшего бойца и, кривя лицо, бросил на прикроватную тумбочку новый паспорт:
— Вот, это тебе, — проговорил хмуро. — Придется, Ваня, расставаться.
— Что–то случилось? — Привыкший к неприхотливой кочевой жизни Маугли, никогда не выражал желания уйти. Сулема решал, улаживал за него все организационные вопросы с властями. Гуцул и несколько сопровождавших их ребят, стали единственной семьей Ивана. Якорем скоротечных, трехмесячных воспоминаний, надежной гаванью–защитой, где никто не приставал с расспросами, не удивлялся странностям «Погребняка».
Алексей Николаевич рассказал о разговоре с крымским корешем, тяжело оседлал подлокотник кресла и, печально глядя на «приемыша», сказал:
— Будь моя воля, Ваня, я бы с тобой ни за что не расстался. И так придется отказываться от боя, неустойку бюргерам выплачивать…
— Много влетело? — поинтересовался Ваня.
— Не бери в голову, решу, — отмахнулся шибко заработавший на бойце промоутер. — Ты о себе побеспокойся. Твоя задача, парень, — исчезнуть, как тебя и не было. Направления мне не говори, открыток к рождеству не посылай, — усмехнулся, неожиданно проникнув в полной мере, как привязался к странному молчаливому бойцу. — Но если подопрет — не скромничай. Чем смогу — всегда пожалуйста. Ты мне не чужой.
— Спасибо, Алексей Николаевич, я понял. Но…, вряд ли вы когда–нибудь обо мне услышите.
— Не зарекайся!
— Я не зарекаюсь, я рассуждаю здраво. Вы помогли мне притереться к этой жизни, теперь я смогу бесследно раствориться. Не привлекать внимания о с о б е н н о с т я м и. Я буду осторожен.
Маугли исчез из гостиницы той же ночью. Утром, выйдя на завтрак в ресторанный зал отеля, Алексей Николаевич увидел за угловым столиком новичков: парочку накачанных парней с внимательно–рассеянными глазами.
«Вовремя ушел Ванятка», — подумал Сулема, раскрыл спортивную газету и начал неторопливо потягивать кофеек из крошечной белой чашечки.
1 часть.
Подмастерье
Первым пришел кот.
И Воронцов даже не понял, почему вдруг открыл ему входную дверь квартиры.
Стоя на пороге в измятых спальных трусах, успел удивиться. Потом обрадоваться, мелькнула мысль — «я становлюсь н о р м а л ь н ы м?!», память перестала регистрировать мельчайшие детали бытия, пропустила, не отпечатала в анналах звонок в дверь… Какие–то шалопаи позвонили, хихикая сбежали вниз по лестнице. Кот дотянуться до звонка не мог, будь даже он из цирка.
Захар сосредоточился… Невероятная фиксирующая все и вся память, мгновенно восстановила порядок.
Воронцов проснулся не от звонка. Встал с постели. Поддернул резинку широких клетчатых шортов. И, зевая, поплелся к двери.
Звонка оттуда, точно — не было. Был только, сидящий на коврике под дверью крупный полосатый кот с драным левым ухом. И некое странное, призывно–требовательное, щекочущее ощущение, заставившее Захара подойти к двери и отпереть замок. Воронцову показалось, что к двери его, как будто бы — позвали.
Кот позвал.
Вот засада, всерьез расстроился мужчина, начинается, блин, заново! Точнее — продолжается. Вот уже несколько дней Воронцову казалось, что его голова временами превращается в телевизор заполненный «белым шумом». Причем телевизор древний, с ручками настройки на корпусе, которые некая нетерпеливая рученка постоянно покручивала, пытаясь выловить в мельтешащем черно–белом крошеве устойчивую передачу: найти канал трансляции.
А подобных странных ощущений Воронцов боялся до одури. Человек, семь лет ходящий по тонкой грани между сумасшествием и здравием, не мог беспечно отнестись к любым возникшим вдруг кульбитам рассудка: ощущение «белого шума» Захар испытывал впервые. Тумблер «настройки» щелкнул в голове четыре дня назад. Причем, мягко говоря, — не вовремя. «Шум» накатил в особо трепетный момент, когда Захар нежно мял пальцами ладошку Дины, уговаривая любимую назавтра отправиться в ЗАГС.
Диана что–то отвечала… Воронцов не слышал. В голову залетели и привольно расселились мириады жужжащих черно–белых мошек, зрение расфокусировалось, лицо Дианы исказила зыбкая, плескающаяся пелена…
Предложение руки и сердца вышло комканным; Захар даже забыл о бархатной коробочке с бриллиантовым колечком, что так и осталась лежать в кармане джинсов.
Смущенно извинившись перед — вроде бы? — невестой, Воронцов почти бегом, ничего не видя перед собой, ушел из парка. Диана осталась на лавочке возле фонтана.
Захар бежал по улицам небольшого южного городка, задыхался не от бега, а от ужаса — сумасшествие его настигло! некие преграды, препоны для безумия, оставленные в голове подопытного учеными с военной базы — рухнули! Кошмарные видения из снов, проникли наружу, начали затапливать сознание, словно канализационные стоки темный подвал.
И этого Воронцов ждал и боялся всегда. Что сделали с его телом и рассудком ученые из военной лаборатории, узнать невозможно. Действенность некоторых разработок можно проверить только временем. Временные рамки раздвигаются медикаментозно, лишенный препаратов сбежавший «подопытный кролик», вполне оправданно ожидал каких–то сбоев в организме.
Сбой подло вдарил по мозгам. Хотя Воронцов предпочел бы жить в хилом теле, но здравом рассудке.
Семь лет назад, выбирая между собственными ощущениями и логикой, Захар — тогда еще Иван Погребняк, убедил себя, что отторжение мира, в котором он очнулся, вызвано опытами, проводимыми над его интеллектом. Н е п р а в и л ь н о с т ь, окружающей его действительности он списал на побочные действия вмешательства в мозг «кролика». Искать иное объяснения он не отважился: иное лежало в области фантастики, эзотерики, мистики, психиатрической лечебницы.
Ученые, противодействуя ощущениям, втолковывал себе Захар, ускорили мои интеллектуальные операционные возможности, «растормошили» спящие зоны мозга, раздвинули пределы оперативной памяти, сделав ее практически безграничной; телесные реакции, рефлексы довели до совершенства.
Как долго интеллект и тело могут существовать в подобном ускоренном режиме — не известно. Захар Воронцов ожидал, что сбой может произойти в любой момент. Однажды он может проснуться и не узнать себя в зеркале. Однажды он может очнуться на вокзале среди бомжей. В камере среди уголовников, обвиненным в убийстве, краже, ограблении. Но самым страшным было б п р о б у ж д е н и е в смирительной рубашке…
Жить под таким прессом — жутко. Жить без обычных человеческих привязанностей — невыносимо. Пять лет Воронцов запрещал себе даже помыслить о семье и дружбе. Мотался по земному шарику, петлял, сбивая со следа возможных преследователей: денег, что он заработал на боях, хватило бы года на полтора скромнейшей жизни. Предвосхищая недостаток средств, месяца через два после побега из европейского отеля, Воронцов вычислил по биржевым сводкам японскую фирму, хиреющую на разработках бытовых приборов, скупил их акции и отправил на электронный адрес японцев кое–что из своих придумок.
Через семь месяцев, как и ожидалось, деньги потекли рекой. Еще в первые дни после «пробуждения» в столовом зале военной базы, Воронцов постоянно изводился ощущением неправильности, архаичности любого кухонного или бытового прибора: будь то жернов кофемолки, щетка пылесоса, шариковая авторучка, прибор для измерения кровяного давления, «дворник» ветрового стекла, аккумулятор, мобильный телефон, вокзальный репродуктор, существование жутких и затратных железных дорог для наземного транспорта, автомобили вообще — готовые железные гробы!..
Все было не так! Все словно бы состряпано наспех, без полета мысли, с отсутствием воображения, без расчета на потенциал.
Воронцов мог бы сплавлять с в о и м японцам гаджеты каждый день и пачками, но не захотел привлекать к раскрутившейся вдруг фирмочке излишнего внимания. Для страховки купил акции подобных европейских и американских фирм и начал «помогать» им тоже. Уравновесил странности на рынке технологий.
Первое время, соблазнившись упорядоченной сытой жизнью развитых стран, Захар жил то в Лондоне, то в Вашингтоне, то в Монако… Чуть позже, ознакомившись с менталитетом жителей, добровольно и с радостью стучавших на соседей, понял — четко структурированные общества не подходят беглецу. И если захотелось уже остановиться где–то на чуть более продолжительное время, осесть, залечь на дно, придется выбирать страну, где жители презрительно относятся к фискалам.
Выбор и подготовка новых документов много времени не заняли. Воронцова почему–то исключительно тянуло к месту, где очнулся. Как будто некая сила внутри Захара, пытаясь управлять им исподволь, влекла его поближе к Крыму, к степям, на побережье Черного моря…
Поселиться на Украине, где в секретных военных файлах обязательно остались приметы сбежавшего «подопытного кролика» Захар не решился. Для длительной остановки был выбран юг России. Тихий сонный городок с нелюбопытными жителями, приветливыми улочками, полноводной судоходной рекой. Менталитет российских граждан, широта и простота души, позволял надеяться на невнимание. Извечную рассейскую беспечность и достославное мздоимство власть имущих.
Не привлекая внимания к деньгам, Воронцов купил две крохотные квартирки в одном доме, но разных подъездах. Квартирки соприкасались несущей стеной. Однажды, во время праздничного майского салюта, старый пятиэтажный домик тихонько дрогнул. Кое–кто из жителей решил — снаряд случайно сбился с траектории, по крыше шандарахнул.
Но пожара и прочих неприятностей не произошло, подгулявшие жильцы списали ба–бах на исключительную силу празднеств.
Подгадавший тайную перепланировку к салюту, Захар тем временем, спокойно убирал обломки кирпичей в образовавшемся проходе. При помощи швеллера, перфоратора и самолично изготовленной крио–установки (на установку ушли остатки холодильника «Ока», две медицинские капельницы и кое–что из запчастей автомобиля Запорожец), Воронцов пробил в несущей стене несколько шурфов, заполнил их подходящей для заморозки жидкостью… Выполнил приготовления, точечный удар по каменной кладке — бах! и небольшой проход соединил квартиры.
Потайную дверцу беглец спрятал за просторным шкафом. В одной квартирке обустроил личные, непритязательные апартаменты скромного холостяка. В другой — лабораторию, от вида которой разрыдались бы завистливо профессора большинства заштатных институтов. Пять лет Захар боялся подвергнуть себя медицинским исследованиям, не доверял больницам, опасаясь выделиться из числа обычных пациентов — ждал. Ждал, когда представится возможность осесть где–то надолго, найти помещение для размещения лаборатории с самолично изготовленной аппаратурой для подробных тестов организма. Голову терзали опасения: Воронцов всерьез предполагал, что некая хитрая настройка, данная ему в военной лаборатории однажды засбоит, и стоит быть готовым к неприятностям любого рода. Будь то диарея кишечника, неконтролируемые мысленные извержения или приступ пароксизма. Повод для подобных опасений был более чем серьезен: отправной точкой воспоминаний служило место — столовая военной базы. То есть: «сбой» произошел неконтролируемо, внезапно, в людном месте. Захар отлично помнил, как просидел в заполненном офицерами помещении добрых полторы минуты, прежде чем за ним явился обеспокоенный мужчина в белом халате и не начал заговаривать зубы засбоившей «боевой машине».
И это было против логики. Если бы память «подопытному кролику» стирали намеренно, он о ч н у л с я бы не просто в лабораторном корпусе, а конкретно, в том самом кабинете, на том самом кресле, окруженном медицинским оборудованием, куда его вели. Но его привели в медицинский кабинет гораздо позже через открытое пространство плаца. И это — факт. «Боевая машина», продукт военных технологий в н е з а п н о вышла из строя — на свою способность в построении логических схем, Захар никогда пожаловался, иного объяснения событиям он не находил.
Так что, необходимо, важно, познать с е б я и быть готовым обойтись без официальной медицины. Опасаясь внезапной потери памяти, Воронцов наклеил на стенах и зеркалах несколько записочек на языке, который жил в нем с первой минуты п р о б у ж д е н и я в столовой. Записочки напоминали Захару кто он такой и как очутился в этих помещениях и направляли его к нижнему ящику письменного стола, где в тетрадке, исписанной теми же странными письменами хранилась необходимая информация для человека, потерявшего — себя.
…Место под лабораторию было расчищено. Соседи думали, что в двух квартирах поселились разные молодые люди: в первом подъезде странноватый очкарик в пыльной беретке и всепогодной серой хламиде на двух разномастных пуговицах, во втором — аккуратный молодой мужчина, с короткой стрижкой и мускулистыми руками.
Немного обустроив «лежбище», Захар занялся поиском работы.
Работать ради пропитания, Воронцову не требовалось совершенно: он мог бы день–деньской торчать в лаборатории, мастерить необходимую аппаратуру, заказывая запчасти россыпью и блоками по Интернету, валяться на диване с книгами в руках… Но представляя подобную жизнь анахорета, Захар так же понимал, что чокнется быстрее в четырех стенах. Одиночество — изводило. Стены давили молчанием. Временами хотелось задрать голову вверх и словно волк–одиночка на луну, завыть на люстру.
Это состояние накатывало все чаще, однажды утром Захар буквально выбежал из дома и, радуясь каждому встреченному на улице лицу, «пошел в народ». Ощущая себя немного идиотом, бродил по городу, толкался в магазинах, локтями чувствуя л ю д е й. Беглец догадывался, что он дошел до края. Жизнь одиночки сведет его с ума быстрее любых сверхперегрузок интеллекта.
На глаза попалась вывеска «Ремонтная мастерская». На скромном рекламном плакатике изображение утюгов, пылесосов и телевизоров. Воронцов подумал лишь секунду и храбро вошел в небольшое помещение ателье.
Длинную как пенал комнату разделял надвое прилавок. За прилавком сидел немолодой лысоватый мужчина с внушительным вислым носом и, прищурившись, глядя в глазную лупу, длинной отверткой ковырялся во чреве древнего транзистора. За его спиной стояли стеллажи с принятой к ремонту и уже починенной техникой. В углу, в огромной телевизионной коробке лежала груда всяческого хлама: резисторы, транзисторы, останки лампового радиоприемника, магнитофон невиданной модели, с корпусом, обклеенным рисунками полуголых красоток в доисторических купальниках, разнообразнейшие мотки разноцветной проволоки и прочая, прочая восхитительная дребедень.
Вид коробки с раритетным хламом заворожил Захара практически до немоты. Воронцову вдруг смертельно захотелось по локоть погрузить в коробку руку и найти, нащупать там исколотыми пальцами какое–то сокровище. Деталь для давно придуманного космического аппарата, реле мечты — для магнитно ядерного томографа.
Ах, как изумительно пахло в той мастерской! Горячим паяльником, солями серной кислоты, пыльными внутренностями теле и радио приемников, горелыми проводами и вспыхнувшими предохранителями…
— Что у вас? — уныло исследуя отверткой труднодоступные места транзистора, невнимательно буркнул лысоватый брюнет. В руках у Воронцова ничего не было, но на застекленной до половины двери ателье висело объявление, что здесь берут в починку мобильные телефоны.
— Добрый день, — вежливо проговорил Захар и стушевался. Когда человеку кажется, что он попал на свое место, становится страшной его потеря по глупому недоразумению. — Я как бы… работу ищу. Вам не нужен помощник?
— Нет, — не отвлекаясь от заупрямившегося аппарата, буркнул мужчина.
— Я много не попрошу, — впервые услышав в своем голосе просительные нотки, произнес Воронцов. — Мне как бы, перекантоваться…
— Мне бы самому перекантоваться, — впервые поглядев на посетителя сквозь лупу, хмыкнул ремонтник. — На хлебе и воде…
В принципе, после этого уже можно было уходить. Воронцов получил идею — ему следовало искать место в подобных ателье, где становятся оправданными капельки кислоты на руках, ожоги от паяльника, интерес к препаратам и химикалиям, так напрягающий органы правопорядка, в особенности отвечающими за борьбу с террористами–подрывниками.
С губ Захара почти сорвались прощальные слова и извинения за беспокойство…
— Папа!! — раздалось возмущенное восклицание из комнаты, куда вела открытая дверь в углу приемной ателье. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не оставлял огрызки?! Мухи налетят!
В «Кодекс безопасности беглеца» Захар давно занес параграф: обязательное изучение языков и диалектов, встречающихся в странах временного пребывания. Прибыв в Россию, Воронцов бегло, но достаточно ознакомился с языками стран СНГ — ремонтник и, судя по обращению, его дочка, разговаривали на армянском.
— Ну разве можно…, — продолжая распекать отца, в конторку вышла слегка растрепанная длинноволосая девушка лет семнадцати с мокрой тряпкой в одной руке и знатно заплесневевшим яблочным огрызком в другой. — Ой, — пробормотала, увидев Воронцова, и извинилась по–русски с легким тягучим акцентом: — Простите, я не знала, что у нас посетитель…
На щеки девушки налетел пунцовый румянец, она смущенно, тыльной стороной запястья, попыталась убрать со лба налипшие, выбитые уборкой волосы…
Воронцов окостенел. Огромные, миндалевидные глаза, цвета полированной меди, заинтересованно окинули Захара, на миг прикрылись пушистыми ресницами… Девушка закусила пухлую, готовую к улыбке, нижнюю губу, смущенно повела плечом и предъявила папе причину нагоняя:
— Смотри. На огрызок уже мушки тучами слетелись.
— Диана! — в сердцах отбрасывая отвертку и лупу, разошелся папа армянин. — Сколько раз я тебе говорил: женщина должна заниматься своими делами — МОЛЧА!!
Услышав имя девушки, Воронцов почувствовал, как сердце сбилось с ритма и заскакало в груди, отбивая ритмом — судьба, судьба, судьба… Сотни раз Захар чувствовал подобные толчки при звуке этого или созвучного с ним имен, объяснить подобный казус никак не мог, но в этот раз…
В этот раз сердечные мышцы колотились о ребра так отчетливо, что сомнения не оставалось: на этот раз, действительно — судьба. Одетая в цветастый сарафан, разгоряченная, вошла в конторку на тонких длинных ножках.
Внезапно обретя уверенность человека, не собиравшегося упускать мечту, Захар взял с прилавка отвертку, повернул к себе разверстое чрево радиоприемника и, пробормотав:
— Позволите? — углубился в их изучение. Секунд на двадцать.
Потом попросил разрешения «пошарить» в дивном ящике и воспользоваться паяльником, отсоединил и перепаял несколько проводков…
— Оригинальное решение, — пробормотал ремонтник, задумчиво вглядываясь во внутренности заработавшего аппарата. — Гамлет Давидович.
— Что? — слегка опешил Воронцов. Он все еще слегка терялся от присутствия очаровательной юной брюнетки.
— Это папу так зовут! — рассмеялась девушка. — А я — Диана. Дочь Гамлета Давидовича, по совместительству и на каникулах — уборщица.
— Этот парень работу ищет, — словно бы примериваясь к рослому нетрудоустроенному гражданину «а хватит ли тебе, любезный, скромной зарплаты на прокорм — тебе, поди, не мало надо?», сказал Давидович. — Образование какое? — хмуро поинтересовался.
По правде говоря, за сутки с небольшим Воронцов мог бы представить господину ремонтнику диплом о высшем образовании любого образца. Но, видя нерешительность возможного работодателя, смущенно опустил глаза:
— Не доучился. Загремел в армию с четвертого курса политеха.
— Ах загремел, — довольно оттопырив нижнюю губу, блеснув расчетливо глазами, слегка напыжился армянский папа длинноногой прелести и обладатель ящика «чудес». — Ну…, много платить не смогу… Сам, видишь…, — показал на полупустые полки за спиной, — едва свожу концы с концами… Договоримся об испытательном сроке. Пока. А дальше видно будет.
А дальше полки небольшой ремонтной мастерской стали заполняться под завязку поломанной или закапризничавшей аппаратурой. И месяца не прошло, в ателье дяди Гамлета начали свозить последние новинки электроники и техники со всего города. Слухи о чудесах самой сложной электронной реабилитации понеслись вприпрыжку. Для составления расписания вызовов на дом, где требовалась починка тяжелых бытовых агрегатов или огромных телевизоров, Амбарцумян завел толстенный новенький гроссбух в солидном переплете. Через два месяца заметно раздобрел. Округлился животом и щеками, приобрел степенность серьезного предпринимателя. Нанял н а с т о я щ у ю уборщицу. На вызовы к наиболее значимым городским нуворишам обязательно выезжал вместе с Воронцовым, где важно обходил заблаживший аппарат. Выслушивал хозяйские причитания о том, как быстро пролетел гарантийный срок, а за обслуживание в сервисной мастерской дерут три шкуры — разумнее очередную новинку прикупить! — а ждать прихода вышедшего из срока сменного блока аж две недели… Попутно руководил Захаром, вскрывающим начинку, глубокомысленно совал в начинку нос, бормотал какую–то научную абракадабру и, сказав подручному:
— Ну? Все понял, парень? Работай. — Степенно удалялся пить с хозяевами отличный буржуйский кофеек.
Тут надо упомянуть, что однажды Воронцов расправился с взбесившейся кофемашиной за три минуты, прикрутив плотнее предохранительный клапан. А Гамлет Давидович только–только закончил дальнеприцельный диалог о достоинствах армянского коньяка, собрался предметно обсудить, увиденный французский Арманьяк …
Обидное недоразумение случилось. После данного случая ремонтные работы заканчивались по условному сигналу, отведавшего деликатесов руководства.
Обретший новую, живую, теплую и человеческую мечту беглец, относился к причудам лукавого армянина с юмором и вкалывал на дядю Гамлета без перерывов–перекуров.
Он каждый день ждал часа, когда в мастерскую, с обеденным туеском в руке, зайдет Диана. В мастерской раздаться мягкий бархатный голос девушки, от каждой ноты которого спина Воронцова превращалась в маршевой плац для взвода мурашек. «Привет, ребята. Есть хотите? Папочка, сегодня твоя любимая долма…»
Гамлет Давидович давно мог столоваться в любом из окрестных ресторанчиков, но не поддался искушению покрасоваться, не отказал себе в удовольствие понаблюдать, как заботливо дочка расправляет перед ним салфеточку в крошечном кабинетике (третьем помещении ателье), как потчует драгоценного папеньку. (И, что немаловажно, не имеет лишней минуты шляться по городу с подружками: дочку Гамлет берег и пестовал, как орхидею первозданной свежести.)
Вначале Воронцова приглашали на семейные обеды в качестве жеста благотворительности к бедолаге, трудившемуся за сущие копейки. Довольно скоро, Амбарцумян оценил к а к о г о работника обрел случайно, и обеды превратились в задушевные застолья–сиесты.
За бокалом красного вина Гамлет Давидович благодушно распинался «за жизнь», рассказывал о своем прежнем житье–бытье в Баку, вспоминал покойную матушку Дианы — «фантастически прекрасную азербайджанскую девушку Каринэ». (Вообще–то, матушку Дианы звали несколько иначе — Карина, но Гамлет вспоминал жену исключительно на армянский лад.) Слал проклятия на головы руководителей, разваливших Великую Социалистическую Державу, шовинистически брюзжал, вздыхал:
— Как дружно жили! Хлебосольно — мой дом, твой дом. Свадьба — на всю улицу. Хороним — всем городом оплакиваем. Но…, — признавался честно, — даже в советские времена армян в Баку не слишком жаловали. Армянина могли оставить крайним чисто машинально. Что говорить о временах — ниспосланных нам карой! — после Карабахского конфликта… Натерпелись, парень. Много. После смерти моей ненаглядной Каринэ, совсем туго стали. Дианочка даже в школу один год не ходила. Моя родня погибла при спитакском землетрясении, — приехали сюда.
Сюда, на довольно космополитичный юг России, Гамлет Давидович приехал снабженный через третьи родственные руки номером телефона загадочного, но солидного человека Магомета Хасановича.
— Ты о нем слышал, — чуть напрягая лицо, говорил Амбарцумян и напоминал Захару о паре случаев, когда на них «наезжали» работники сервисных служб разнообразных громких марок с требованием не отнимать клиентов.
Тогда дяде Гамлету чуток бока помяли, пока Воронцов из задней части, из подсобки подоспел. Захар повыбрасывал самонадеянных нахалов из ателье…, чуть позже приезжала — крыша.
Злопыхатели–ревнители испарялись мигом и навсегда.
— Солидный человек, — горестно вздыхал Амбарцумян. И быстро оживлялся: — Но даст бог, с твоей и божьей помощью за все за это, — круговой жест короткопалой ладони, включающий в себя не только застольный кабинет, но и прочие помещения, — расплатимся.
На первом же свидании, далекая от всяческих уверток Дина поведала Захару, что п о к а мастерская к а к б ы принадлежит солидному человеку Магомету Хасановичу. Обосновавшись в российской глубинке, Гамлет Давидович решил и здесь работать по ремонтной части, у влиятельного в определенных и не только кругах Магомета Хасановича свободное помещение нашлось…
— Папа много был должен, — вздыхала Диана. — Для ремонта сложной электроники его знаний уже не хватало, до твоего прихода папа уже подумывал открыть в мастерской салон–парикмахерскую или домашнюю кулинарию… Но сейчас, вроде бы почти разделался с долгами. Спасибо тебе, Захар… Ты нас очень выручил.
Ласково посмеиваясь над батюшкой простодушная Диана в лицах рассказала, как переживает папенька, что золотой работник сорвется в Сколково или любой другой научный центр России (где, по секретному мнению просвещенного Гамлета Давидовича гениальному подмастерью самое место), что соблазнится на посулы конкурентов от крутых импортеров…
— Я не уйду, Диана, — утопая в глазах цвета полированной меди, говорил Захар.
Он давно мог предложить армянину–хозяину денег и выкупить у неприятного солидного человека не только мастерскую, но и всю его недвижимость в жарком городке… Но пока молчал. Мультимиллионер хотел, мечтал, чтобы его полюбили не за что–то, не в благодарность, а ради него самого — «скромного работяги» Захара Воронцова.
Все годы скитаний беглец любви боялся, избегал ее как мог. Хотя целибата отнюдь не соблюдал. Воронцов закручивал стремительные и необязательные романы, шикарно обставлял расставания с девушками без обоюдных претензий. Привязанности, боялся как черт ладана, з а в я з н у т ь не решался. Влюбленный мягкотел и рассредоточен, жажда абсолютной близости развязывает язык и душу — впускает внутрь себя другого человека.
А беглецу впускать — нельзя. Опасно для любимого и близкого. Может быть — смертельно.
Воронцов не позволял себе даже ненавязчивых приятельских отношений. Пару раз нарывался на откровенное недоумение дружков, когда не смог оценить элементарную шутку или неглубокий экскурс в прошлое — упоминание героев известной мыльной оперы не получилось адекватно применить к обстановке. Наткнулся на задумчивый взгляд случайного собутыльника в пивной. А дело было в Лондоне, где недавно произошли террористические акты…
Пришлось смываться. Срочно. И не только из пивного бара.
В России дело обстояло еще хуже. Нагромождения синонимов, выверты рассейского менталитета порой настолько закрывали суть беседы, что Воронцов однажды нарвался на вопрос:
— Ты что, парень — шпион, что ли? Это ж каждый малолеток знает!
Небогатый, но благодарный клиент ремонтной мастерской случайно встретился и предложил взять в магазине «Чебурашку». Отвлекшийся на что–то Захар невнимательно ответил: «Здесь нет отдела с мягкими игрушками». Прослушал отповедь насчет шпиона. Позже через Интернет узнал, что в народе «чеберашками» прозвали бутылочки спиртного.
Вот так–то вот. Чего уж ждать от близких отношений.
Два года Воронцов терзался, мучился, подумывал и вовсе, пока окончательно не завяз, уйти из мастерской — удержала порядочность и обещание Диане «я не уйду, я вас не оставлю». В целях профилактики сдержанности, издевался сам над собой — влюбленный недоумок, платонический воздыхатель, свидания–ромашки, блин!..
Через два года Диана сама призналась Воронцову в любви. С первого взгляда, с первой минуты, с первого слова.
Захар так ошалел от счастья, что потерял контроль над разумом и телом: подмастерье и дочь хозяина мастерской стали любовниками. Неопытная девушка сама все решила за робкого и деликатного кавалера.
Это произошло неделю назад. Через три дня с Воронцовым случился первый приступ «белого шума». Еще через три дня на пороге квартиры появился полосатый кот с рваным ухом и светло–бежевой грудкой, в «носочках» того же колера.
Загадка бытия.
Одной рукой придерживаясь о косяк, грудой мышц нависая над порогом, Захар сумрачно разглядывал гостя в полосатой шкуре. Кот неотрывно глядел ему глаза. Воронцов в о т к н у л с я в черные кошачьи зрачки, показавшиеся вдруг бездонной, как глубины космоса воронкой… На секунду зрение запорошили черно–белые мушки…
И будто некий тумблер щелкнул в голове: «канал» настроился. Пошло изображение.
Совершенно четко, без помех Захар увидел себя со стороны: широкоплечий заспанный верзила в измятых клетчатых трусах тискает косяк, башкой трясет.
Ракурс — снизу. Оттуда, где сидит невозмутимый зверь. Цвета и четкость — нереальные, не ч е л о в е ч е с к и е.
Опешивший Захар отпрянул в прихожую. Голова кружилась, рассудок не находил для происшествия — пришел кот–телепередатчик?! — логического объяснения. Вернулись страхи: экстаз любовных отношений сбили некий мозговой блокиратор, «белый шум»…, теперь контакт с животным… Я совсем схожу с ума?!
Пока Воронцов путался в раздрае логики и личных ощущений, кот вроде бы вздохнул разочарованно — трансляция вида снизу Захара Воронцова прекратилась; независимо задрав вверх хвост, вошел в квартиру и уверенно потопал к кухне.
Хозяин, громко шлепая босыми пятками и все еще пошатываясь, двинулся за ним.
Довольно крупный по кошачьим меркам зверь зашел на кухню, протопал к холодильнику и, вплотную прислонив нос к щели дверцы: замер. Толи принюхиваясь, толи намекая на угощение.
— А ты нахал, приятель, — растерянно пробормотал хозяин. Опасливо обошел странного когтистого визитера, распахнул дверь холодильника и только тут понял, что дико, до спазмов живота хочет пить! Причем не охлажденной минералки, а очень точно — молока.
Задумчиво поглядывая на кота, Воронцов плеснул с пиалу — поставил чашечку на пол перед г о с т е м, себе налил в полулитровую кружку. Выпил.
Оперся задом на кухонную тумбу: нахмурился, прислушиваясь к ощущениям…
И удивился. Недавняя паника схлынула так же внезапно, как и началась. Под черепной коробкой сновали только с в о и мысли — причем весьма беспечные, словно появилась уверенность, что с приходом в дом непрошенного полосатого зверюги все должно наладиться. Нервный внутренний зуд прекратился совершенно, осталось некое, крайне уютное ощущение ПОКОЯ.
Невероятно.
Захар лодыжкой зацепил ножку, стоявшей под столом табуретки, ловко выдвинул ее на середину кухни: сел. Задумался.
Во всем, что здесь твориться отсутствует малейший признак логики. Следуя из нешуточного и жутковатого опыта сбежавшего подопытного кролика, сейчас он должен биться в пароксизме головой о стену: кошмар, кошмар, я докатился до общения с котом!!!!! Ничего не могу с собой поделать, любопытствуя, пытаюсь «подключиться» к мозгу животного!!!
Действительно — кошмар, абсолютно спокойно рассудил Захар, не найдя в душе и намека на панику. Сижу на табуретке, отвлеченно разыскиваю логику вещей, ищу взаимосвязь событий: кот пришел, щелкнул тумблер в голове — пошло изображение. Я реально перетрусил. Сейчас — пью молоко и рассуждаю.
Вроде бы — не предвзято. Трезво.
Может быть — привет ку–ку…, нагрянуло сумасшествие? Безумец никогда не признает себя неполноценным, он предпочтет признать неполноценным мир.
Воронцов стремительно перемножил в уме пару семизначных цифр… Оперативных способностей безумие как будто не затронуло, цифры щелкались, как семечки. Попробовать что ль операцию с…
В спальне загремел будильник! Кот и человек слегка подпрыгнули. И Захару показалось — переглянулись словно заговорщики, перепугавшиеся чего–то одновременно и напрасно.
Совсем — ку–ку. Затейливые выверты разладившегося искусственного интеллекта из научных сказок. Полноценный бред.
Но невзирая на все загадки, Воронцов чувствовал себя прекрасно как никогда, напевая, пошел в ванную комнату. Погляделся в зеркало — порядок. В крошечной щетине можно разглядеть каждый волосок по отдельности, зрачки — не п л а в а ю т.
Голова работала свежо, исчезли малейшие страхи, Захар стоял под душем, отфыркиваясь, предвкушал прогулку до ателье по тихим улочкам мягким сентябрьским утром. Если бы не вчерашний разговор с Дианой, все было бы совсем отлично.
Вчера, настороженно и пугливо прикрывая глаза пушистыми ресницами, любимая спросила:
— Когда ты поговоришь с папой, Захар?
Эта бесподобная манера Дины: опускать глаза вниз, под шелковистую защиту ресниц и золотистой, нежной кожи век — ресницы слегка подрагивают, изгибаются от легкого движения глазных яблок, — всегда действовала на Захара завораживающе. Он взора не мог оторвать от бесподобной линии трепещущих ресниц, душу заполняла до краев, затапливала нежность!
— Завтра я поговорю с Гамлетом, — сам не заметил, как произнес Захар. Через мгновение обругал себя последними словами: ты — сумасшедший, парень! псих! у тебя в голове разладившийся телевизор! что ты — сбрендивший беглец, может дать этой незаурядной девушке?!
Жизнь в бегах или визиты в психушку. Вердикт неумолим. Любовь готова загнуться от отравляющих инъекций порядочности.
Сегодня ко всем прочим обвинениям прибавилась нетрадиционная форма общения с котами.
Кранты. Грудь разрывают рыдания отравленной сверхщепетильностью любви.
Из ванной Воронцов вышел не таким безоблачным. Возникло вдруг желание схватить кота за шкирку и выбросить с балкона второго этажа.
Но кот исчез.
И если бы ни пустая плошка из–под молока, Воронцов решил бы, что зверь ему пригрезился. А сумасшествие набирает обороты, подсовывая к двери иллюзии, вроде видения котов–трансляторов.
* * *
Погода и самом деле была дивной. А вот прекрасное настроение, еще недавно обещавшее беспечную прогулку по тихим улочкам — испарилось, как будто и не посещало. Крутя головой во все стороны, разыскивая поблизости от дома полосатого зверюгу, Воронцов спустился с крыльца, рассеяно пожелал двум бабушкам на скамейке доброго утра и двинулся вперед.
Пройдя метров двести, резко шагнул к замершему у двери в рыбный магазин бело–черному коту — кошара опешил, прижал уши, вжал голову в плечи…
Секунд десять кот и человек, не мигая таращились глаза в глаза.
Первым не выдержал бестолковых гляделок зверь: прижимаясь брюхом к асфальту, убрался подобру поздорову от странного мужика, юркнул в крошечную амбразуру подвала.
Воронцов тихо выругался — настроение испортилось окончательно: «Совсем с ума съехал, придурок! — разозлено топая на работу, мысленно ворчал. — Котов, блин, на контакты вызываю! Еще скажи, что тот полосатый приятель продукт генных разработок, работает на иностранную разведку, к тебе подослан в качестве вербовщика с предложением трудиться на Масад!» Душу затапливало разочарование, досада, вернувшиеся страхи назойливо сверлили голову. Захар анализировал утреннее происшествие и, не находя иного объяснения, валил все на обострившуюся паранойю — жизнь беглеца в состоянии искалечить самую крепкую психику! И это Воронцов понимал совершенно четко.
Дверь в ателье уже была отперта, из кабинета доносилось фальшивое пение Гамлета Давидовича, хозяин арию герцога о сердцах красоток пытался исполнять. Воронцов снял с крюка в углу серый рабочий халат…
Резко обернулся! Показалось, что по карнизу за окном, зацепленная боковым зрением, мелькнула кошачья шкура памятной расцветки.
Карниз был пуст.
Захар сел, поставил локти на прилавок, запустил пальцы в густые короткие волосы, зло помассировал череп: докатился!! кота выглядываю, как любимую девушку!! Если так пойдет, посватаю сегодня не хозяйскую дочку, а попрошу руки и сердца подзаборной кошки!!
Но глаза постоянно притягивались к огромному окну в торце длинного помещения ателье. Захар собрался сообщить распевшемуся Гамлету, что прибыл на работу, поставить хозяина на приемку–возврат техники и уйти в подсобку, где паяльник, лупа и россыпь мелких запчастей отвлекут сознание от тяжких размышлений. Но не успел. Вначале увидел через окно, как к мастерской лихо подрулили два солидных автомобиля: обе машины были хорошо известны Воронцову — прибыл Хасанович с эскортом. (Вопрос, зачем деловой дядя берет с собой охрану в мирное ателье, в первое время нешуточно озадачивал Захара. Потом Диана, увидев эту картинку в окно, фыркнула: «Личные охранники в России, как шикарные часы и лондонский портной — показатель статуса».) Не дожидаясь галантерейной помощи подручных, Магомет Хасанович выпрыгнул из джипа. На ходу одернул костюм, решительно двинулся к крыльцу.
Три хмурых парня заспешили за хозяином. Магомет небрежным кивком поздоровался с подмастерьем Воронцовым, хмурая троица изобразила исключительную занятость и сосредоточенность на вопросах государственной важности — Захара хамски не заметили.
Один из парней — в черных лакированных ботинках, отутюженных брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом — сложил руки на причинном месте, взглядом «пригвоздил» подмастерье к стулу: «Сиди смирно — останешься целым», застыло на низколобой физии подручного.
Происходит нечто неординарное, слепо глядя в незаполненный бланк заказа, подумал Воронцов. Обычно Магомет оставляет охрану на тротуаре, к Гамлету идет вразвалочку, по приятельски. Сегодня — он стремительно ворвался в кабинет с двумя охранниками, и это не к добру.
Захар скосил глаза на неандертальца в лакированных штиблетах — у этого амбала никакого оружия нет, под рубашкой даже кастет не спрячешь, брючки узкие в обтяжку…
Перебросил взгляд через плечо неандертальца на оставшихся на улице его коллег, типа, бодигардов…
Парни расслаблены, подвоха не ждут — покуривают, разговаривают, но стволы могут лежать в «бардаках» автомобилей…
Может, не пороть горячку, Гамлет огребет пару раз по шее, вмешаюсь — только хуже сделаю? Пусть сами разберутся… Давно знакомы мужики.
Но что там происходит?! в кабинете за закрытой дверью.
Едва Захар успел оформить мысленный вопрос, мысленный же взор как будто на секунду пошел рябью — щелк! и кабинет, как на ладошке: обзор берется от окна, от подоконника. С трудом удержав в горле возглас неожиданности, Воронцов услышал голоса: пакет услуг «трансляции» включал и звуковое оформление.
«Мать твою! — про себя суматошно выругался подмастерье. — Полосатая шкура за окном не показалась! кот опять включил свои шуточки, работает передатчиком. Но почему так вовремя… он телепат?!»
Нет времени на рассуждения, оборвал себя Захар, сосредоточился на «передаче».
…За письменным столом хозяина вольно развалился солидный гость. Гамлет Давидович скорчился на стуле; напротив него, широко расставив ноги, расселся спиной к окну здоровенный парень в пиджаке. В углу, хмуро ухмыляясь и слушая дядю, расслабленно притулился к шкафу племянник Хасановича — Марат.
… — Я относился к тебе, как брату, — с «чистосердечным» огорчением вещал Магомет, — за тебя просили серьезные люди… Ты был мне должен — я счетчик не включал. Не торопил. А ты?.. Чем ты мне отплатил, Гамлет?..
— Так он работал!! — испуганно разводя руками, лепетал Амбарцумян. Схватил со стола небольшую серую коробочку, повертел ее в руках: — Прибор работал, мы же с тобой вместе проверяли, Магомет Хасанович, уважаемый!..
Серую коробочку, прочный пластмассовый корпус, куда уложил свою последнюю «игрушку», Захар вспомнил моментально. Не далее как три дня назад, хозяин зашел в подсобку, где Воронцов колдовал над заглючившим мобильником, и, неловко замявшись, произнес:
— Тут у меня к тебе просьба есть, Захар… У одного моего хорошего знакомого электронный замок на сейфе постоянно фордыбачит… Замучался приятель сервис вызывать… Обратился ко мне — просит изготовить электронную отмычку. Сделаешь, Захарушка, а? поможешь человеку?.. «Сочинишь», — любимое словечко шефа, — приборчик?
Воронцов хмуро глядел на хозяина — история шита белыми нитками, обращение «Захарушка» указывает на крайнюю степень нервозности и смущения Амбарцумяна.
Ни раз и ни два хозяин обращался к подмастерью с дурно пахнущими, однотипными просьбами: то просил вмонтировать подслушивающее устройство в явно бывшую в использовании дорогую зажигалку, то вставить камеру в пуговицу диванной подушки или в глаз игрушечной киски… Неловко посмеивался: «Приятель жену в неверности подозревает. Решил — проверить, убедиться».
Ничего особенно противозаконного Захар в тех просьбах не находил: подобные устройства можно купить весьма легко. А то, что камеры и микрофоны монтировались в предметы давно бывшие в чьем–то обиходе… Что ж. Бывает всяко. Любимая плюшевая кошка не привлечет внимания неверной жены, валяясь в кресле. Зажигалка затерта руками пользователя до абсолютной привычности каждой царапинки…
Просьба «сочинить» электронную отмычку история другого рода. Если бы Воронцов несколько дней подряд не изводился вопросом: «Порядочно ли попросить руки единственной дочери, «жениху», блин, с разладившимся телевизором в башке?!», то вероятно придумал бы причину для отказа. Но заискивающий голос потенциального тестя, нешуточная дрожь в его руках, не позволили Захару ответить отрицательно.
Воронцов довольно быстро «сочинил игрушку», вставил ее в серый пластиковый корпус.
И вот теперь эта «игрушка» снова в трясущихся руках Амбарцумяна.
Захар давно пришел к уверенности, что все подобные приборы он делает для подозрительного господина в поблескивающих костюмах.
— Магомет Хасанович! — рвался разрулить недоразумение хозяин. — Может быть, это твои ребята что–то неправильно сделали,?! Может это…
— Гамлет дорогой, — с вкрадчивой мягкостью опасного зверя, зашелестел, перебивая Магомет, — ты хочешь сказать… Что мой племянник Маратик, закончивший в Москве х о р о ш и й институт, получивший образование, диплом инженера… — ишак безмозглый?!?! Да?!
От грозного рыка гостя Гамлет Давидович испуганно отшатнулся; как будто ожидая удара, скорчился на краешке стула. За его спиной ухмылялся дипломированный инженер Марат.
— Если бы мы стали родственниками, — как по мановению волшебной палочки утихомирившись, с обманчивой ласковостью продолжал Магомет, — если бы ты не упрямился — отдал Дианочку за Маратика… Я бы пришел к тебе по–родственному. «Гамлет, дорогой, что за байда случилась? Ты же не хотел меня огорчить, верно, мы же родственники, да?» Но ты не понял…
— Я не хотел, Магомет Хасанович, я не хотел тебя огорчить!! — прижимая ладони к сердцу, запричитал Амбарцумян.
Хасанович брезгливо нахмурился, бросил взгляд на подручного в черном пиджаке, тот немного отодвинулся, и Воронцов «увидел» то, что раньше загораживала спина верзилы: к колену Амбарцумяна амбал прижимал ствол пистолета.
Верно угадав пожелание солидного хозяина, амбал осклабился:
— Да что с ним разговаривать, Магомета Хасанович! Давайте прострелю ему коленную чашечку… всех–то делов. Колено в работе — не помощник, починит все руками, сидя на попе ровно…
Уклончивый ответ Магомета на предложение искалечить потенциального тестя, Воронцов уже прослушал на подходе к неандертальцу в лаковых ботинках.
И подошел он так невинно, с бурчанием «мне тут надо бланк заполнить, а печать у шефа…», что дальний родственник человечества, пожалуй, и не вспомнит, почему вдруг оказался прикорнувшим в уголке за стеллажом.
Держа пустой бланк заказа, как верительную грамоту — перед собой, только что не с поклоном, Захар п р о с о ч и л с я в кабинет.
Не успев и рта раскрыть, мгновенно оценил обстановку. Привлеченный его появлением амбал немного сместил руку, если произойдет даже случайный выстрел, пуля, не задев ноги Амбарцумяна, уйдет в пол. Марата можно вырубить дверным полотном по носу. И добавить в пах.
Последнее Воронцов проделал бы с огромным удовольствием. Вернувшийся с учебы в столице Маратка заладил с визитами в мастерскую, как медом здесь намазано. Путался под ногами, приставал к Диане с разговорами, без устали приглашал в кафе и на речку…
Но о том, как далеко оказывается дело зашло, Воронцов узнал только что. Марат — собрался свататься. Вот сволочь гладкая!
И почему Диана не сказала о притязаниях хлыща? Почему скрыла разговоры о сватовстве?
В пах мерзавцу, в пах! И замком из рук добавить по загривку!!
… — Гамлет Давидович, простите, — залепетал Захар, — у вас печать тут в сейфе… Ой! — как будто бы впервые увидел пистолет. — А что у вас тут происходит?!
— Артур, — небрежно махнув рукой амбалу, сказал Хасанович, — разберись…
Секундный взгляд на папу–шефа — в глазах Амбарцумяна Захар увидел дикий ужас и принял его взгляд за просьбу о помощи. Короткий точечный удар сомкнутых в острие копья пальцев под ухо вооруженного охранника. Пистолет не успел долететь до пола, Воронцов подхватил и ствол, и падающего ему под ноги верзилу. В наклоне правая нога ушла к углу, где ухмылялся соперник — бац! Маратка с безразличным видом валяется под вешалкой.
Захар бережно пристроил верзилу на полу, распрямился, поглядел на пистолет глазами ребенка, заполучившего нежданную и странную игрушку. Перекинул равнодушный взгляд на солидного человека в хозяйском кресле.
Магомет Хасанович вцепился в подлокотники и, разинув рот, выпучился на незапыхавшегося подмастерья с пистолетом в руках:
— Ты это, парень…, — просипел придушенно, — аккуратно…, положи ствол…
Воронцов небрежно отвернулся, спросил Амбарцумяна:
— У вас все в порядке, Гамлет Давидович?
Папа самой прекрасной на свете девушки суматошно закивал.
— Ты это парень…, — продолжил сипеть недавно грозный гость. Судя по мечущимся зрачкам, Магомет раздумывал, что будет, если кликнуть парней с улицы — успеют подоспеть до шапочного разбора? Попутно удивлялся, куда запропастился, оставленный в дверях неандерталец.
— Я вас слушаю, Магомет Хасанович, — вежливо проговорил Захар. Про себя он уже решил, коли события перестают быть томными, если его вынудят прорываться с боем: с парнями на улице он разберется без проблем и существенных увечий — придется вывозить с е м ь ю из города.
Возможно в этом решение всех проблем. Денег на обустройство в любом месте земного шарика — хоть завались. Собраться — только подпоясаться.
— Где мой охранник?! — наконец–то обретя полный голос, фальцетом вскрикнул гость.
— Отдохнуть решил. Немного.
— Ты его…
В углу заворочался Марат. Потряхивая головой, встал на ноги…
— Ну сука, сейчас я тебя буду р–р–резать…
Воронцов нахмурился, Хасанович прикрикнул:
— Заткнись, Марат! У него ствол!
Захар небрежно поднял пистолет на уровень груди, выщелкнул из него обойму, проверил нет ли пули в стволе. Коротким точным движением выкинул обойму в форточку. Уперся взглядом в лицо крутого жениха–неудачника, помечтавшего его прирезать.
Между двумя, готовыми к разборкам мужчинами, мгновенно возник армянский папа. И заговорил почему–то не с распетушившимся молодняком, а обращаясь к главному гостю:
— Магомет Хасанович, Магомет Хасанович, это не я отмычку делал, это Захарова работа! Если вы его угробите, мне в жизни «игрушку» не наладить!!
Только что драчливый настрой Марата сменился на небрежную ухмылку:
— А я что говорил? — обернулся к дяде. — Этому, — небрежный тычок пальца в грудь Амбарцумяна, — в жизни такую штуку не изобрести. Здесь — этот чепушила поработал, — смерил насмешливым взглядом, прикрываемого хозяином подмастерья.
— Да не такой он, как я посмотрю, чепушила, — задумчиво проговорил дядя Магомет. — Ну–ка, парень, — гость дотянулся до серой коробочки, перебросил ее, ловко поймавшему Захару, — глянь, в чем тут дело? почему «игрушка» не фурычит?
Привычным движением ногтя большого пальца Воронцов колупнул заднюю крышку, глянул на начинку…
К любой плате, на которую припаивались элементы, Воронцов относился, как художник к полотну. Помнил расположение каждой серебристой капельки припоя, схема протравленных дорожек складывалась в индивидуальную, неповторимую картину… Захар любил свои п р о и з в е д е н и я, как истинный творец.
С прямоугольным «полотном», упрятанным с серую коробочку, кто–то поработал позже. Причем — ни сколько неумело, скорее — целенаправленная диверсия имела место быть: прибор испортили намеренно.
Кто, зачем здесь гадил, вопрос для Воронцова не стоял — «жених» с дипломом инженера расстарался. Наверняка знал, что дядюшка осерчает нешуточно, приедет разбираться… А с перепуганными отцами завсегда о сватовстве договориться легче…
Бросив на напрягшегося ловкача тяжелый взгляд, увидев, как расширились, тревожно замерцали зрачки, Воронцов мгновение раздумывал: врага я все равно заполучил, так стоит ли вновь поднимать разборки?.. Дядя с племянником всегда договорятся, а гаденыш, судя по всему, попался мстительный. Не дай бог на Диане или Гамлете отыграется.
Подбросил на ладони плату, кивнул:
— Наверное, роняли, отпаялось кое–что. Сейчас исправлю.
Вернувшись в кабинет, Захар застал в нем мирную картину: наполненные коньячные бокалы в трясущихся руках хозяина и двух его уверенных гостей (оглушенный амбал, видать, берег здоровье трезвостью, но хмурился на Воронцова многообещающе, не исключено — глуп был, позабыл, кому обязан легкими ушибами). Надтреснутым от пережитого волнения голосом, Гамлет Давидович громко распинался о достоинствах работника:
— А уж как Захар с теми бугаями из сервиса расправился! Просто праздник! Прямо — телевизор, бой претендентов!
— Телевизор, говоришь? — задумчиво разглядывая Воронцова, вытягивая губы дудкой, говорил гость Магомет. Судя по всему услышанному, раньше все «сочиненные игрушки» хитрый армянин приписывал себе и важно пыжился ученостью. О бойцовых способностях подмастерья не заикался вовсе…
Воронцов с неудовольствием поморщился:
— Получите. Работает, — скользящим толчком ладони отправил по гладкой столешнице коробочку. Серый прямоугольник метко воткнулась в кончики пальцев з а к а з ч и к а. — Я могу идти?
— Иди. П о к а.
Минут двадцать Захар мрачно сидел за прилавком. Из кабинета доносились громкие выкрики подвыпившего Амбарцумяна. Наконц–то гости двинулись на выход.
— Чао, чепушила, — глумливо попрощался инженер Маратка. — Скоро свидимся.
— Багаж заберите, — скосив глаза в угол, где продолжал отдыхать неандерталец, буркнул Воронцов.
Племянник босса переадресовал напоминание о бесчувственном грузе верзиле в пиджаке. Напевая что–то демонстративно и неразборчиво, сбежал с крыльца: Воронцов видел в окно, как окружившие племянника хозяина охранники оживились, мозгляк Марат их по широченным плечам снисходительно охлопывал.
«Фигляр, придурок, но опасный», — подумал Воронцов.
Из кабинета важно выплыл Магомет Хасанович.
— Ну…, Гамлет…, мы обо всем договорились…
— Я слово дал! — напыщенно воскликнул Амбарцумян. — Мужчина слов на ветер не бросает!
Сердце подмастерья сжалось: «О чем? О чем они договорились?!»
Помня обо всем, что с ним происходит, Захар — не исключено! — мог бы даже заставить себя ОТКАЗАТЬСЯ от любимой!
Ради ее блага. Рассуждая о порядочности. Думая о детях, рожденных от «заглючившего телевизора»!
Но Марат… Такого мужа Диана не заслужила. Это не мужик — проклятие. Глиста с дипломом инженера.
Получится ли уговорить Диану и Гамлета уехать из города?!
Признаться, что работал за краюху хлеба, имея в иноземных банках миллионы. Чтобы поверили, набить баксами рюкзак, чемодан, фургон грузовика: сманить, увезти…
А дальше? Будь, что будет, главное — с е м ь я обеспечена?
Будь ты проклята — НАУКА!!
* * *
Нетрезво пошатываясь, Гамлет Давидович выбрал в стопке, висящих на крючке объявлений предупреждение «Мастерская закрыта по техническим причинам», пришпилил его к дверному стеклу. Повернулся к Воронцову.
— Захар, — сказал значительно, — нам надо поговорить. Немедленно.
И пошел к кабинету. С видом человека, собравшегося дать нагоняй нерадивому работнику.
Работник шумно вздохнул — разборки с выпившим (прилюдно перетрусившим) начальством испытание не для слабонервных: могут-с отыграться и пары спустить на стрелочника, могут достать второй стакан для слушателя и до самого вечера топить в коньяке унижение, сетовать на суку–жизнь.
Объявлять Воронцову о решении выдать дочь замуж за племянника «солидного человека», вроде бы нет повода — Захар не родственник, ни друг, он — подчиненный.
А это обнадеживает. Вероятно, предстоящий разговор пойдет по одному из первых двух сценариев. Возможен симбиоз, как в неком фильме: «Вначале намечались танцы, затем аресты. Потом решили совместить».
Воронцов зашел в кабинет: странно задумчивый Гамлет сидел за письменным столом, глядел не на вошедшего, а на серую коробочку перед собой. Тихонько постукивал по ней коротким волосатым пальцем.
— Ты меня подвел, Захар, — не поднимая глаз на подмастерья, проговорил с чрезмерно искренней, тягучей печалью. — И не только меня. Но и других людей. — Поднял голову, взглянул на работника, как поп на нераскаявшегося грешника. — Не хорошо обманывать, Захар. Нехорошо.
Воронцов слегка опешил, недоверчиво нахмурился:
— Не понял. В чем я обманул?
— А вот в этом, — короткий палец отчетливо постукал ногтем по коробочке: — «Игрушка» не падала на пол, Захар. И в этом я согласен с Маратом. Если бы прибор роняли, на корпусе остались бы отметины… Но здесь — нет ни единого следа падения. Ты просто небрежно «слепил» прибор и он отказался работать в самый ответственный момент.
— «Ответственный момент»…, как я понимаю, наступил…., когда ваш «хороший приятель» торопился из с в о е г о сейфа документы достать? — насмешливо уточнил работник.
За время тягучего назидательного монолога Амбарцумяна, Захар успел подумать о многом. О том, что зря не заложил гаденыша Марата, а вот теперь менять что–либо поздно: Воронцов сам, своими руками уничтожил, исправил доказательства. Гаденыш это понял и бил наверняка. И начинать бодягу заново бессмысленно: сейчас уже никто не поверит, только наткнешься на лишние обвинения — теперь в попытке оболгать «отличного парня–инженера». Подумал о том, что кто–то из двух «приятелей» брешет, словно сивый мерин: либо Магомет использует Амбарцумяна втемную, и тот сейчас на голубом глазу бормочет об «ответственном моменте», либо сам Гамлет элементарно валит с больной головы на здоровую, пытается заставить подмастерье страшную вину почувствовать…
Ответ–намек на обвинения шефа показался Воронцову наиболее употребимым. Он показал начальнику, что тот не на простачка нарвался. Что с преданным работником надо говорить по–честному, не надеясь, что Воронцов килограмм лапши на ушах стерпит.
Как и ожидалось, Гамлет вспыхнул, разобижено зафыркал, заерзал в кресле, вскидывая руки, словно слов не находя на несправедливые упреки. К окошку «огорченно» отвернулся…
Но все это проделал молча. Если не считать театральных пофыркиваний, которые за вразумительную отповедь не катят.
Возможно подвыпивший шеф фыркал бы еще долго, но сжалившись над запутавшимся армянским папой, Захар сел на свое привычное место — напротив Амбарцумяна через стол, спросил негромко:
— Что происходит, Гамлет Давидович? Что вы пообещали Магомету Хасановичу?
Амбарцумян надул щеки, согнал на загорелый лоб морщины и повернулся к шкафчику за спиной, где стояли чистые бокалы. Поставил перед подчиненным пузатую посудину под коньячок…
Задействуется второй сценарий, мысленно вздохнул Воронцов и накрыл бокал начальника ладонью:
— Потом, Гамлет Давидович, потом, сначала поговорим.
Давидович покладисто отставил в сторону бутылку. Кивнул. Поиграл задумчиво бровями и щеками, изобрел умное начало, приступил издалека:
— У нашего дорого Магомета есть очень хороший друг. Депутат. Он много помогает людям…
О доблестях депутата, судя по всему прикормленного Магометом, Давидович распинался минут десять, Захар уже притомился слушать, какого замечательный человека родила земля, как Зыкин Александр Михайлович радеет за народ и Государство: больницам помогает, деткам жалует, стариков не забывает и лично Магомета Хасановича…
— Но вот однажды Александр Михайлович совершил ошибку. От ошибок же, Захар, никто не застрахован, да? — подмастерье неуверенно мотнул подбородком, и шеф продолжил: — А один нехороший человек — Кусков Федор Павлович, узнал об этом и теперь шантажирует Александра Михайловича. Заставляет того уйти в отставку, освободить место для своего человека… Понимаешь?
Воронцов еще раз невразумительно кивнул. Шеф сказал «уф», утер пот со лба — вроде бы представил события в достойном ракурсе. Пытливо поглядел на подчиненного:
— И вот представь, Захар, что наш дорогой Магомет Хасанович пообещал своему другу Зыкину достать имеющие на него у Кускова компрометирующие материалы. Материалы хранятся у Кускова дома. В сейфе. Магомет Хасанович голову сломал, придумывая, как в тот дом попасть: придумал поломку на телефонной линии. Ребятки пришли «чинить», отвлекли жену Кускова, а «игрушка»… не сработала. Сейф ребята не открыли. Понимаешь, какой облом случился по твоей вине, как ты подвел хороших людей, а, Захар?
Захар хмуро разглядывал, требующего проникнуться идеей робингудства и крепкой мужской дружбы шефа, и думал в основном о том, какого черта Маратик так обломал родного дядю?
Вариантов несколько. Первый: «дипломированный инженер» не справился с простейшей задачей по взлому электронного замка, завалил все дело, неудачу перекинул на соперника, испортив позже отмычку. Второй: Маратке от неутоленной страсти голову снесло, решил ударить по сопернику наверняка — в любви, как на войне, все средства хороши, какой тут дядя…
— И вот теперь, — важно выпятив грудь, назидательно продолжил папа лучшей прелести на свете, — мне пришлось дать слово, что раз ты все испортил, ты все и исправишь. Это справедливо.
— В смысле? — удивился Воронцов. — Что я исправлю? Прибор работает…
— Ты меня не понял. Я сказал, что теперь ты с а м пойдешь с ребятами в тот дом и сам вскроешь сейф.
— Что–о–о?! — Воронцов привстал со стула.
— Спокойно, — поднял вверх ладони шеф. — Я пообещал, что ты пойдешь…
— Грабить что ли?!?! — перебил Захар.
— Ну. Да. Но вообще–то ты пойдешь восстанавливать справедливость и помогать хорошему человеку.
Подмастерье плюхнулся на стул и очумело поглядел на шибко довольного своей способностью изобретать непробиваемые аргументы Амбарцумяна.
Похоже у Гамлета Давидовича могуче отлегло от задницы. В качестве неустойки за провал «телефонной операции» у хитрого армянского папы попросили…, можно сказать, г о л о в у Захара… Во всех смыслах. Он отдал ее с готовностью — ведь не его же голова.
Пожалуй, неожиданность и странная развязка…
И все же что–то тут не то, недоуменно смотря на Гамлета, рассуждал Воронцов. Еще недавно Давидович боялся, что работника сманят в другую фирму, что Воронцов сам в какой–нибудь наукоград отчалит… И вдруг…
Он что — не понимает, что замазав Захара на краже со взломом, Магомет его уже не отпустит?! Привяжет к себе, заставит выполнять, что скажут! Глазом не успеешь моргнуть — Захар Воронцов в федеральном розыске!
Эх, если бы не Диана!! Если бы не чумовая влюбленность, заставившая молодых людей стать любовниками! Запутанный выбор: что более порядочно — жениться на неопытной, ответившей на любовь девушке, или сгинуть, пока «заглючивший телевизор» не уложил в психушку… Захар уже не понимал, какой поступок более честен! Что выбрать, что предложить Диане — разлуку или свадьбу.
Но точно знал — мужа уголовника любимая не заслужила.
Чувствуя, как жестко двигаются желваки на скулах, Воронцов глухо произнес:
— Это не мои проблемы, Гамлет Давидович. Я свою работу сделал — отмычка в полном порядке, от остального — увольте. Криминал не мое поле деятельности.
У только что довольного армянского папы сделалось такое лицо, будто подмастерье в него смачно плюнул. Улыбка самодовольства буквально с т е к л а, утягивая вниз челюсть, Амбарцумян налег круглым животиком на стол и с детской непосредственностью поинтересовался у работника:
— Ты смерти моей хочешь, да?
— Магомет вам угрожал? — напрягся Воронцов.
— Ты хочешь моей смерти от ПОЗОРА?!?! — Амбарцумян картинно вцепился в волосы, запричитал по–армянски: — Вай, горе мне несчастному, вай, горе! Я думал, рядом — человек! А рядом — мышь трусливая…
Разглядывая (совсем чуть–чуть) паясничавшего шефа, Воронцов догадался, как Магомет добился от темпераментного южного мужчины с гипертрофированным чувством собственного достоинства обещания отдать любимого работника: Хасанович Давидовича напоил. Причем — не хило, можно было б сразу догадаться. Экзальтации подобного накала случались с шефом дважды, и оба раза он пребывал в нешуточном подпитии.
Что делать? Запредставлявшегося артиста–папу стало совсем жалко. Назавтра протрезвеет, уже реально волосы повыдирает: поймет, куда ввязался.
— Гамлет Давидович, — прервал стенания Захар, — а может быть еще не поздно отказаться? Я тут недавно…
Договорить загодя сочиненную ложь о свалившемся на днях наследстве, Воронцов не успел. Горячий «мужчина на двести процентов» воскликнул:
— Нет!! Нет! И не говори об этом! Я сам пойду! Я сам исправлю твою промашку, твою небрежность! Это стало делом м о е й чести!!
Приехали, расстроился Захар. Если дело коснулось «чести настоящего мужчины», уговаривать армянского папу откупиться от Магомета — думать нечего. Амбарцумян сел на любимого конька.
— Давайте–ка сначала домой пойдем, — ласково сказал работник, убрал со стола бокалы, бутылку в шкаф упрятал. — Пойдемте, Гамлет Давидович. Поспите дома, отдохнете…
Шеф встал, горделиво отмел руку помощи «трусливой мыши» и, пошатываясь, вышел в приемный зал. Обернулся, раскрутившись на пятках, с картинной горечью обвел глазами заполненные техникой полки, и отвесил им глубочайший, до земли поклон. Чуть не упал.
— Прощай… прощай любимая мастерская, — натурально всхлипнул Давидович. — Сколько сил в тебя вложено… ик!.. сколько трудов! Ик… ик…
Приступ икоты превратил трагедию в водевиль. Но «прощание» с ателье Амбарцумян провел достаточно убедительно.
— Магомет грозиться отобрать помещение? — хмуро поинтересовался тайный мультимиллионер.
— Это уже не твои проблемы, — печально отмахиваясь от «мыши–предателя» проговорил хозяин и вензелями закачался к выходу.
* * *
Рабочую записную книжку Гамлета Давидовича Воронцов выучил на зубок уже давно, по производственной необходимости. Доведя совсем «поплывшего» шефа до дома и перепоручив его Диане, Захар мысленно представил страничку с буквой «А» на уголке, где на первой строке, аккуратным каллиграфическим почерком Амбарцумяна начертано «Алиев Магомет Хасанович». Представил каждую цифру длинного номера мобильного телефона, набрал его на своем сотовом.
— Магомет Хасанович, это Воронцов. Нам надо поговорить.
— Надо. «Игрушку» только захвати, — легко согласился Алиев и пригласил подмастерье к себе. В огромный загородный дом, вероятно, надеясь произвести на скромного работника о г л у ш и т е л ь н о е впечатление.
Нет нужды врать, что — произвел. Обилием раззолоченной мебели, картин в тяжелых рамах, яркой выставкой посуды, множеством ковров и прочей безвкусной чепухи. Жить в таком аляповатом кошмаре Воронцов не согласился бы, приплачивай ему Алиев за каждый прожитый здесь день. Кричащая смесь красок — с ума сводила.
В просторном холе Воронцова встретил давешний амбал Артур. Открыв Захару дверь, попытался нацепить живот подмастерья на могучий кулак, Воронцов легко ушел в сторону:
— Не балуй, парень. Я здесь в гостях, по делу.
Не повторяя попыток отыграться, Артур хмуро оглядел хозяйского гостя, цыкнул зубом…
— Проверить надо, — протянул лапищи, собираясь обшарить визитера на предмет оружия в карманах.
Воронцов снова не позволил до себя дотронуться: задрал вверх футболку, продемонстрировал, что ни в тесноватых карманах джинсов, ни за поясом ничего нет, посчитал конфликт исчерпанным.
Не вышло.
— Мобилу сюда положи, — велел широкоплечий холуй. — С трубой не пройдешь.
И это приказание Захар посчитал разумным. Выложил на небольшой раззолоченный столик сотовый телефон. Артур повел его вглубь дома.
Господин Алиев со племянником сидели в кабинете, кофе пили. И если бы не ерническое, надменное выражение глаз Маратика, Воронцов бы посчитал, что приняли его вполне радушно.
— Рад, дорогой, рад, что ты пришел, — предлагая расположиться в глубоком кожаном кресле, говорил Алиев. — Коньяк, кофе?..
— Где шефа потерял? — не удержался от насмешки племянник, но, поймав резкий недовольный взгляд дяди, осекся и заткнулся.
— Гамлет Давидович посвятил тебя в суть дела? — спросил хозяин.
— Магомет Хасанович, попросите вашего амбала не торчать за моей спиной, — оставив без внимания вопрос, проговорил Захар. Натужное сопение разозленного холуя действовало Воронцову на нервы, да и оглядываться не хотелось. А мужик — опасный.
Алиев хохотнул, небрежно повертел в воздухе пальцами. Сопение переместилось в угол и там совсем затихло. Теперь Захар цеплял Артура боковым зрением.
— Повторять не буду, — раскуривая толстенную сигару, произнес Алиев. — Скажу, что времени решить проблему у нас много, но все надо сделать максимально быстро.
— Как быстро? — не стал выкаблучиваться Воронцов. Идя сюда, он уже решил, как поступить, осталось выяснить пустяки — где, когда и что.
— Кусков на десять дней уехал отдыхать, прошли уже сутки… Так что девять дней имеем.
— Я сделаю, — кивнул Захар. — Скажите, в каком виде храниться компрометирующая информация, остальное — не ваши заботы.
Племянник и дядя искоса переглянулись. Маратка хмыкнул, как бы говоря — а я предупреждал, проблемы — будут. Магомет слегка нагнулся над длинным низким столиком, стряхнул крохотные белесые чешуйки с сигары в пепельницу.
— Ты не понял, — сказал распрямляясь. — Это когда ребята в первый раз х о д и л и, дом был нараспашку: жена Кускова и один охранник во дворе — до офиса Федора полторы минуты неспешного бега, там основная часть охранников базируется, если что всегда усеют на выручку. Сейчас, Захар, все по–другому. Уезжая отдыхать, Кусков поставил дом под н а с т о я щ у ю охрану. Все под сигнализацией, как минимум два человека периметр обходят, предполагаю, что еще один человек постоянно сидит в доме у мониторов камер наружного наблюдения…
— Это не ваши заботы, — не слишком вежливо оборвав рассуждения хозяина дома, повторился Воронцов. — Вы мне говорите — что вам конкретно нужно, я — приношу.
— Ты справишься о д и н с тремя в о о р у ж е н н ы м и охранниками? — пряча удивление за насмешливостью, сказал Алиев. — Тебя не надо прикрывать?
— Не надо. Я работаю один. Это мое условие.
— Он тут условия нам ставит, — поворочавшись в кресле, хмыкнул Маратик. — Ничего не попутал, чудило?
— Ша, Маратик, — предостерег племянника от перепалки дядя. — Дай молодому выступить.
— Мне кажется, — продолжил «молодой» гость, — Гамлет Давидович дал вам слово, что компромат на Зыкина будет у вас, так?
— Ну.
— Компромат будет у вас. Сколько дней вы мне дате на разработку деталей?
— Деталь пока одна, Захар, — разглядывая Воронцова, словно диковинный экспонат, проговорил Алиев, — из сейфа Кускова должно исчезнуть ВСЕ.
— Почему? — нахмурился Захар.
— Потому, что Федор Павлович не должен догадаться, за чем к нему залезли. Из сейфа нужно выгрести все подчистую, пускай ломает голову — простое ограбление произошло, или что иное… Нам меньше головоняка, Захар. — И ухмыльнулся: — Догоняешь?
Воронцов слегка опустил голову, стремительно прокрутил все варианты, ища возможный подвох, пришел к выводу: в словах Алиева есть рациональное зерно. Если обставить визит за компроматом под обычное ограбление — путей к заказчику Зыкину будет меньше. А соответственно и ниточка к Алиеву и самому Захару не протянется…
О том, что господину Кускову будет нанесен некий материальный ущерб, Воронцов не слишком переживал. Человек, пробавляющийся шантажом, затеявший подковерные политические игрища — тот еще ангел. Не обеднеет, да и вряд ли держит все яйца в одной корзине — не последние крохи Воронцов из его сейфа унесет.
— Я сделаю, — сказал Захар. — Мне нужен план дома и точное расположение сейфа.
* * *
Как зачастую случается в небольших российских городках, новые многоэтажные постройки базируются на окраинах, в самом центе царит буколическая идиллия. Практически повсеместно — буржуйская малоэтажная, местами — историческая с вкраплениями (фрагментарно жутко покосившегося) частного сектора скромных пролетариев.
Ночами этот упорно непродажный частный сектор пролетариев случается — пылает. Несчастных погорельцев развозят по окраинным многоэтажкам, пожарища расчищают под дворцы новорусской элиты, предпочитающей жить в географическом центре города. В тиши.
Рядом с домом Федора Кускова, через забор, как памятник упорству, из обугленных бревен торчала прикопченая печная труба. Скромный сосед Федора Павловича полыхнул совсем недавно — пожарище не успело затянуться сорняками. Между двумя участками пролегал внушительный, более чем двухметровый забор из красного кирпича.
Вид останков бедолаги–дома окончательно примирил Воронцова с совестью. У забора на стороне участка Кускова лежали аккуратненькие столбики подготовленного кирпича — Федор Павлович собирался расширять поместье за счет соседа–погорельца.
Урод, пригвоздил Павловича Воронцов, поправил настройку бинокля и сосредоточился на детальном разглядывании наружных камер наблюдения.
Слабеющее вечернее солнце грело спину. Захар лежал на крыше трехэтажного желтого домика через улицу от Кускова, любовался видом сверху на тенистые лужайки «нехорошего человека», на кроны старых плодовых деревьев, рачительно сохраненных при строительстве особняка.
Рядом с Воронцовым, щурясь на закат, сидел кот. Кот и Захар снова встретились у дверного коврика, когда Воронцов вернулся в квартиру, подбирать экипировку для разведывательной операции.
Не сказав ни слова, Воронцов покрутил ключом в замочной скважине, распахнул дверь — кот зашел без приглашения, как к себе домой. И сразу к холодильнику.
Захар почти не удивился, почувствовав, что ему дико захотелось сырого мяса. Или хотя бы сардельку.
Сошлись на паре сырых сарделек. Молча закусили. Попили молока и двинули. Голова Захара была занята предстоящей диверсией.
Воронцов вывел из гаража во дворе неказистый жигуль–девятку (с нешуточно форсированным движком). Кот самочинно запрыгнул в салон, улегся на заднем сиденье.
Когда Воронцов подъехал к желтому домику в нужном переулке, порскнул в подъезд и, вместе с «разведчиком–диверсантом» взбежал до чердака. Глядел спокойно, как Захар умело вскрывает нехитрый навесной замок чердачной двери, сидел, не шелохнувшись на ступеньке.
Воронцов относился к полосатому спутнику с почти суеверным трепетом. Скажи ему кто раньше, что небольшая зверюга может так подействовать на «боевую машину», продукт секретных разработок — послал бы к черту.
Сейчас ему казалось, что кот именно чертом к нему и подослан. Поскольку никакого иного объяснения Захар не находил: ч е л о в е ч е с к а я наука «сочинить» подобное животное пока еще не в силах. В случайные мутации поколений городских котов–телепатов Воронцов не верил. Мутируют — тараканы под воздействием пестицидов. И мушки дрозофилы под воздействием пытливых умов. Коты даже не кролики и не лабораторные мартышки.
Полосатого зверя Захар слегка побаивался, хотя и отдавал отчет, что ежели что — уложит щелчком пальца.
Кот, кажется, подобный расклад сил принимал — уступал везде дорогу, под ногами не сновал. Сидел смирнехонько, наблюдал, как Захар таращится в бинокль.
— Та–а–ак, — толи к коту обращаясь, толи мысля вслух, протянул Воронцов. — А это — неприятно. Периметр закольцован камерами… Забор полностью под наблюдением.
На охране дома Федор Павлович не экономил: на угловых столбах забора жестко сидели современнейшие камеры, работающие ночью в инфракрасном режиме. Под козырьком крыши грамотно располагались камеры на поворотных механизмах. Они давали круговой обзор лужаек, приглядевшись к их работе, Воронцов уяснил: «слепых углов» не будет. Мониторы наблюдения в доме мгновенно засекут проникновение.
Паршиво, огорчился Воронцов. Перемахнуть через забор, щедро снабженный поверху спиралями колючей проволоки — пара пустяков. Место для разбега на соседнем участке предостаточно. «Взбежать» по гладкой кладке забора помогут кеды на резиновой подошве. «Колючка» тоже не проблема: в квартире–лаборатории на мощном сварочном аппарате прикорнули отличные рукавицы для сварочных работ. Такие не поддадутся запросто «колючке», а в том, что руки метко проскользнут в полете мимо железных завитков, Захар не сомневался — простейшее акробатическое упражнение для человека с его реакциями.
Но вот камеры… И двое, а может быть и трое вооруженных охранников…
Калечить людей Воронцов не хотел, не собирался. Мужики — работают. Не их вина, что шеф затеял игры с опасными людьми.
Что делать? «Ослепить» камеры, устроить сбой в сети? Или, еще лучше, обесточить весь район, лишить улицу освещения?
Пожалуй — не проблема.
А смысл? Камеры — отличные, с автономным питанием. В темноте охранники насторожатся вдвое. Пойдут гулять с фонариками по участку.
Укладывать их «баиньки» по одному? Встречать в укромных уголках, тихонько оглушать…
Собаки. Только что в городском поместье было тихо–благодатно, но вдруг залаяли собаки.
И это не менее паршиво, чем отличные камеры слежения, наверняка псов ночью выпускают из вольера…
Назначить операцию на дневное время? Прикинуться водопроводчиком… Или еще лучше электромонтером, а прежде обесточить весь район…
Так. Стоп. В этом квартале детская больница. Что если по извечному российскому головотяпству в больнице не запустится резервное питание… Могут погибнуть дети, подключенные к медицинской аппаратуре жизнеобеспечения.
Обесточить весь район и думать нечего, решил Воронцов. Работать индивидуально под одну единственную улицу и даже дом — подозрительно, охранники могут перестраховаться и вызвать подмогу из расположенного неподалеку офиса Кускова…
Собаки возле дома Федора Павловича лаяли все громче, безмерно огорчая наблюдателя, один из псов показался в кустах у забора — получалось, что охранники, в отсутствие хозяев, выпускают и днем хоть одного волкодава шнырять по участку! — начал прыгать, царапая когтями угловой столб.
Воронцов переместил окуляры выше… и обомлел. В тоннеле, образованном спиралями колючей проволоки вольно прохаживался полосатый кот. На беснующегося внизу кобеля — ноль кошачьего внимания.
Не доверяя собственным глазам, Захар оглядел крышу рядом с собой. Ошибки быть не может: по забору прогуливался е г о котяра.
Остервенелый собачий лай, видать, подействовал на нервы охранникам, высокий худощавый парень в расстегнутой белой рубашке выскочил из дома, увидел животину на заборе, замахал руками — кыш, кыш, пошел!!
Кот даже ухом не повел. Мягко переставляя лапы в бежевых «носочках» невозмутимо прогулялся по тоннелю до противоположного столба… Повернулся спиной к камере… Задрал хвост и… Пометил монитор могучей струей.
Воронцов чуть бинокль не выронил!
А что произошло с охранником!! На несколько секунд парень в беспечно расхристанной рубашке лишился дара речи. Опомнился. И озверел не хуже кобеля!
На вычищенных лужайках не нашлось ни одного булыжника. Рассвирепевший охранник смотался к стопке кирпичей и начал метать их в нарушителя порядка!
Собака создавала шумовое оформление.
Воронцов чуть от хохота не умер, представляя, как перед глазами, приникшего к мониторам охранника в доме, вначале возникла, увеличенная экраном кошачья задница, потом…
Потом, короче, стало плохо видно.
Кирпичи летели мимо, метким попаданиям шибко мешали спирали «колючки», кот демонстративно уселся мыться возле самой камеры, «бомбардировка» прекратилась: озверевшему охраннику хватило ума понять — за разбитую кирпичом камеру слежения, заплатишь из кармана. Парень почти плакал. Воронцов почти рыдал от хохота. Собака совершенно чокнулась от такой кошачьей наглости. Из дома высыпали оставшиеся два сикьюрити.
Оп–паньки, обрадовался Воронцов. Значит, слова Алиева верны — во время отъезда хозяев дом охраняют три человека. За эту информацию коту уже спасибо.
Вот если бы он смог проделать такой фокус еще раз…
«Разведчик» размечтался. Кот не только загораживает спиной камеру, но еще и отвлекает на себя внимание. Охрану расхолаживает. Поскольку ни один человек в здравом рассудке не заподозрит полосатого зверюгу в целенаправленной диверсии. В нужный момент охранники и собаки соберутся в одном месте, как и сейчас «облаивая» нарушителя с хвостом. В том, что кот снова вернулся к своей «метке» никто подвоха не увидит — коты так делают всегда: один раз «застолбил» за собой территорию, наведается снова.
Получиться «договориться» с умным зверем? Воспримет ли кот мысленную или вербальную просьбу Воронцова повторить спектакль?
Попробовать, пожалуй, стоит. Сейчас он как–то у г а д а л, что мешает человеку незаметно в дом пробраться… Начал действовать не дожидаясь даже чуть оформленной подсказки.
О том, как и почему это получается, Воронцов старался не думать. Самое малейшее сосредоточение на фантастических способностях зверя, нагоняло страх. Рассудок метался между реальностью происходящего и невероятностью событий, логика искала объяснение странностей и упиралась лбом в тупик, за тонкой стенкой которого притаилось безумие. Захару казалось, эту стенку только тронь — она прорвется и голову затопит жуткая смесь, сдерживаемых противоречий, кошмарных сновидений, ставших явью, он погрузиться в безмерные пучины безумия и потонет в них навечно!
Воронцов п р и к а з ы в а л себе не зацикливаться на рассуждениях! Приказывал рассудку принимать события, как данность, неизбежность, фатум!
Перестать ДУМАТЬ было невероятно сложно. На задворках сознания бродили страхи, на мягких лапах там бегало безумие, щекочущее чувство предвкушения краха ВСЕГО, накатывало… Причем накатило особенно сильно, в момент отсутствия полосатого зверя.
И это пугало больше всего. Кот начинал действовать на Воронцова, как некий успокоительный наркотик–транквилизатор.
Не думать! не думать!! не думать!!!
Плевать на все странности невероятного кошары, если он поможет разрешить проблему с собаками и камерами! Охрану на себя возьмет.
Не прибегая к помощи бинокля, Захар наблюдал за разворачивающимися внизу событиями. Два здоровенных парня лихо подтаскивали к забору лестницу, их расхристанный коллега волок за дом — наверное, к вольеру — сумасшедше упирающегося кобеля. Кот смотрел на суету невозмутимо: сверху вниз.
Смехота.
Дождавшись момента, когда кот легко спрыгнул во двор сгоревшего дома, Воронцов взял бинокль и начал детально обследовать, заросшие сорняками участки двора — готовить место для разбега так, чтобы позже не возникли сюрпризы в виде ям или, разбросанных головешек.
Довел взгляд до обгоревшего угла… На черных обугленных бревнах висело нечто, что раньше Захар принял издали за обрывок яркой ткани, случайно залетевшей во двор и повисшей на торчащем из бревна гвозде.
На гвозде висела не тряпка. А почти новый погребальный венок из дешевых пластмассовых цветов. Внизу под ним пылился скромный завядший букетик из четырех гвоздик.
Хорошее настроение, как рукой смело. Похожие погребальные венки Воронцов часто видел на обочинах дорог — так близкие отмечали место аварии, при которой душа их родственника рассталась с телом.
В доме, по соседству с Кусковым сгорел человек. Погорельцы приходили сюда — прощаться. Оставили венок, букет. Ушли.
Душу Захара затопила ненависть. Нувориш, не сумев договориться с соседями о продаже участка, сжег их дом вместе с кем–то из жильцов!
Сволочь. Мразь. План выемки из сейфа компромата мгновенно претерпел изменения. Кусков должен заплатить за поджог, случившийся по его приказу.
С нешуточным трудом Воронцов заставил себя не включать в план наказания охранников — наверняка обычные сикьюрити, обычно «грязную» работу выполняют люди со стороны.
Сгибаясь, поднялся на ноги и быстро покинул крышу.
Кот ждал Воронцова во дворе возле автомобиля. Одного взгляда на полосатого зверя хватило, чтобы черная ненависть, чуть не задушившая Захара на крыше, покинула душу. Мысли поскакали в обычном порядке, покой и мир стали первостепенными.
«Транквилизатор» полосатый, дери его за ногу!
* * *
Ощущая себя полноценным пациентом психбольницы, Воронцов чертил на листе бумаги план поместья Кускова и, крестиками отмечая расположения камер, показывал их коту.
— Вот здесь, приятель, надо засесть в первую очередь, — тыкал карандашом в крестик–камеру на столбе забора. — Ты тут был. Потом, желательно, переместиться к камере над входом в гараж. Здесь удобно козырек расположен, можно задницей закрыть объектив. Потом, когда я пересеку открытый участок…, в зависимости от того, где будут собаки и охранники, бежишь сюда…
Умора. Сумасшедший дом на выезде! Если бы кот так внимательно не следил за малейшим передвижением карандаша по ватману, Воронцов влепил бы себе пощечину — очнись, дурило! с кем разговариваешь?!
Полноценный сумасшедший вдумчиво беседовал с котом. Вначале Воронцов заподозрил (с некоторым беспокойством), что Приятель следит за карандашом, как за игрушкой. Мгновение и лапой поддаст по «мышке»!
Мгновения проходили. Кот сидел перед бумагой, как вкопанный. Ушами чутко прядал.
Невероятно, но приходилось признавать — полосатый Приятель внимает каждому слову. Когда же в ответ на одно из предложений Захара, кот осторожно дотронувшись лапой до карандаша н а п о м н и л человеку об еще одной камере… Воронцов чуть реально не тронулся! Причем прежде, увлекшись, машинально ответил коту:
— Да помню я, помню, тут деревья меня прикрыть должны!
Ответил и выронил карандаш. Карандаш покатился по столу. Кот, нажав лапой, остановил его перед самым падением на краю стола. Воронцов с трудом заставил себя поверить, что это все ему не сниться, все происходящее не бред «заглючившего телевизора», происходит наяву, не чудится: кот р е а л ь н о понимает его слова, участвует в детальной разработке плана.
— Ты меня понял? — осторожно и хрипло спросил Захар. — Ты все, Приятель, понял?
Кот вроде бы повел плечом. И спрыгнул со стола, направился на кухню доедать сардельку.
«Если я все же брежу и кот ничем мне не поможет, — глядя на независимый кошачий шаг, подумал Воронцов, — у меня еще есть фора в несколько дней. Будем считать, сегодня — пробный шар. Буду крайне осторожен, постараюсь не засветиться».
Туманным ранним утром из среднего подъезда спящего в тихом переулке дома вышли кот и человек. На человеке был черный обтягивающий костюм спортивного покроя а*ля ниндзя, мягкие кеды, за спиной удобный рюкзак.
Чуть позже эти двое оказались во дворе сгоревшего дома. Человек присел на корточки, достал из рюкзака рукавицы и черную трикотажную маску с прорезями для дыхания и глаз, надел рюкзак обратно на спину — попрыгал: не гремит ли в нем чего, удобно? нацепил маску и варежки, приготовился к разбегу.
Кот тем временем вскарабкался на крайнее к забору дерево, по тонкой веточке перебрался к буртам ключей проволоки, перепрыгнул на забор…
В голове Захара пошла трансляция. Не испытывая ни малейшего неудобства Воронцов внимательно «оглядел» подступы к забору, «заметил» дремлющую под кустом собаку.
Пора! скомандовал мысленно.
Представление вступило в активную фазу. О начале кошачьего спектакля возвестил отнюдь не третий звонок, а оглушительный лай пса! Волкодав выпрыгнул из кустов, аки разъяренный дьявол, через долю секунды к нему присоединилась вторая псина… Корноухие собаки осатанело забрехали, оглушая друг друга и окрестности.
Не обращая на псов внимания, вытянув шею, Приятель таращился в сторону центрального крыльца особняка. За мгновение до того, как два заспанных и один резвый охранник выскочили из дома и, промчавшись к забору, показались непосредственно из–за угла, за стопками кирпичей приземлился человек, перемахнувший через забор с нечеловеческой простотой и легкостью.
Как и надеялся, немного знакомый с работой охранных служб Захар — смены обычно производятся через сутки в утреннее время, — из дома выскочили те же ребятки, что днем уже гоняли Приятеля по забору. В том, как слаженно пара охранников побежала за приставной лестницей, Воронцову почудилось нечто мстительно личное: наверняка пару вечерних часов парни провели не за пивом перед мониторами, а снимая со столба и отмывая «помеченную» котом, слегка ослепшую камеру.
Подобная сосредоточенность на поимке нарушителя–кота Захара радовала.
Котяра, вдоволь подразнив собак и людей, отправился «выступать» в дальний угол двора. Рассерженные зрители, бегом, оглушая окрестности матом, за ним. С лестницей наперевес. Собаки мельтешили под ногами.
Не встретив и малейшего препятствия, Воронцов свободно обогнул беседку, прошел по дорожке и вошел в раскрытую парадную дверь (со двора все глуше доносились разъяренные вопли и остервенелый лай), за несколько секунд справился с кабинетной дверью — проник внутрь комнаты.
С сейфом тоже не возникло проблем. На отключение сигнализации и вскрытие электронного замка Захар потратил меньше четырех минут. Откинул в сторону бронированную дверцу, глянул внутрь: богато. Стопочки валюты, на удивление мало бархатных коробочек с драгоценностями — всего три штуки, в большой шкатулке россыпь колечек и кулончиков попроще, в длинном, вытянутом вдоль стенки отделении шкатулки тугой столбик золотых монет царской чеканки. Четыре штуки дорогих наручных часов. В антикварной коробочке золотые карманные часы марки «Павелъ Буре»: двуглавый орел на крышке в бриллиантовой окантовке, гордая приписка «Поставщик двора его императорского величества». Годится. Прежде чем отправиться на «дело» Воронцов немного полистал страницы Интернета, узнал о Федоре Павловиче много интересного и в частности, наткнулся на подборку фотографий, где приятель антиквар преподносит Кускову на день рождения ошеломительный подарок: раритетные карманные часы Буре. На снимках Федор Павлович сияет словно майское солнышко. Лобызает друга в обе щеки.
Валюту и драгоценности Воронцов ссыпал в мешочек на кулиске, документы, флешки, компьютерные диски — распихал по отделениям рюкзака. Часы Буре положил в застегивающийся карман спортивной куртки.
Закончил операцию.
Выглянул в окно — три потных охранника носятся вдоль забора, собаки уже заперты в вольере, но брешут оттуда еще оглушительней. Кот беспечно гуляет в тоннеле на верхушке забора. Один из охранников достает из кобуры подмышкой пистолет.
Опасность! мысленно крикнул Воронцов. То, что кот сможет довести охрану до пальбы тихим утром в центре города, Захар совсем не рассчитывал. Но кот, видать — допек мужиков. Те плюнули на доводы рассудка и превышение служебных полномочий, собираются устроить тир в поместье нувориша. Приз — дохлый кот и, возможно, увольнение.
Получив от Приятеля легкий успокаивающий посыл, Воронцов на пару минут заглянул в комнату охраны. При помощи изящно сочиненной «игрушки» подключился к охранному серверу, выбрал показания нужных камер, стер с них данные последних десяти минут и запустил по новой. Две другие камеры отключил, обеспечив отсроченный запуск через девяносто секунд, и преспокойно вышел через главное крыльцо.
Все это время Приятель «транслировал» ему происходящее у дальнего пролета забора. Вид сверху: два более разумных сикьюрити висят на обезумевшем от кошачьей наглости коллеге, не дают ему открыть пальбу.
Порядок, котяра в безопасности. Поправив на спине рюкзак, Захар легко перемахнул забор, выпрыгнул прямиком на улицу и неспешно зашагал к машине.
Минуты через полторы его догнал, слегка взъерошенный Приятель.
* * *
— Документы у меня, — прижимая к уху мобильный телефон, спокойно произнес Воронцов.
Молчание в ответ. Маратка собирался с мыслями. Вчера подмастерье спрашивал на разработку деталей операции немного времени, ему дали для связи телефон племянника Алиева, велели обращаться, если потребуется помощь — уже управился.
— Хорошо, — без всякой радости в голосе отозвался Марат. Назначил место встречи в глухом переулке неподалеку от мастерской.
Воронцов пришел на нее только что не с паяльником в руках — густо пропахший запахами ателье, но зато с набитым рюкзаком. Марат и доверенный амбал Артур приехали на машине последнего: хозяин за рулем, племянник на сиденье рядом. Воронцов невозмутимо запрыгнул на задний диван салона, положил на колени груз. Одним движением развязал тесемку, вынул толстую пачку документов:
— Бери, — перебросил стопку Маратику.
По возвращению домой, Захар пролистал бумаги: в основном там были учредительные документы нескольких фирм, принадлежащих Кускову. Какие–то договора.
Хмуро шевеля бровями и губами, Маратик те бумажки поворошил, поискал в них что–то…
Воронцов тем временем произвел отрепетированный дома финт: небрежно, с приличной высоты высыпал на свободный участок сиденья внушительную гору драгоценностей. Отточенным, незаметным для глаз, движением мизинца, словно фокусник выщелкнул из сверкающего потока нехилый алмазный перстень. Отброшенное кольцо закатилось под сиденье Марата…
Артур повел себя как нужно. Сделал вид, что не заметил, куда богатство ненароком завалилось. Только глазки жадно заблистали.
Увлеченный документами Марат расстроился:
— Зачем все высыпал? Нашел место, собирай обратно.
Захар покладисто засуетился, замельтешил. Движением верного мизинца незаметно пропихнул царский червонец в щель между сиденьем и спинкой… Этого аттракциона не заметил даже алчный Артур…
— Я свободен? — протянул мешочек Маратику.
Племянник солидного дяди усмехнулся, кивнул на дверь — проваливай, и ничего не ответил подмастерью.
Прихворнувший после вчерашних возлияний хозяин на работу в тот день не вышел. Оставил мастерскую на Захара. Когда к крыльцу ателье лихо подрулили две солидные машины, Воронцов решил, что это дежавю.
Практически в том же порядке из автомобилей повываливались бойцы Алиева. Обшарили глазами окрестности. Напрягал момент: сегодня почти все парни были в пиджаках, под которыми угадывались очертания кобуры.
Приехали, расстроено нахмурился Захар. Общительный армянский папа ни сколько экономил на приемщике товара, сколько ради возможности лишний раз поболтать с клиентами сам занимался обслуживанием посетителей в зале. Так что сегодня ввиду «болезни» шефа, Воронцов находился в ателье один. Уборщица приходит только вечером. Но это радует — зачем пугать пожилую тетушку разборками…
Первым в помещение ателье зашел Артур, придержал перед Магометом Хасановичем дверь, дождался пока войдут племянник и пара костоломов, повесил на дверцу табличку с предупреждением «Закрыто».
Совсем приехали, подумал Воронцов. В том, что его попробуют побить, подмастерье практически не сомневался. Но это бабушка сказала не надвое, а натрое. Костоломы не успеют до пестиков дотронуться, как лягут баюшки. Оставшиеся на улице ребятки тоже не проблема: взять Хасановича в качестве щита и путь свободен…
— Ты снова не выполнил обещание, — глядя на сидящего за прилавком Воронцова, мрачно заявил Алиев. Захар приподнял брови, авторитетный визитер продолжил: — Мы договаривались, что ты принесешь компрометирующие материалы — их на флешках не было.
Мгновенный анализ ситуации…
Алиев лжет. При передаче содержимого сейфа из дома Кускова, Маратик, очень удивив Захара, небрежно принял электронные носители памяти: в горсть, не пересчитывая, не глядя, пересыпал в карман легкого летнего пиджака. Документы же его заинтересовали куда больше. От их перелистывания даже шелест ссыпающихся на сиденье драгоценностей не отвлек.
И это показало Воронцову — в дом Кускова его отправили не за каким–то компроматом, а очень неспроста приказали вынести ВСЕ. Алиева интересовали: учредительные документы на предприятия Кускова. В связи с чем Захар сделал вывод: Хасанович, вероятно, готовит рейдерский захват. Время подгадали к отъезду Федора Павловича на отдых. По возвращению Кускова ждет «сказочный сюрприз».
— Как мне кажется, с о м н о й вы вообще ни о чем не договаривались, — сев прямо, задирая подбородок, напомнил Воронцов.
— Вчера. У меня дома. Ты сказал, что сам принесешь мне материалы. — Раздельно выдавливая слова, с тягучей угрозой проговорил Магомет. — Где они?
Воронцов развел руками:
— Я обещал, что принесу вам содержимое сейфа Кускова…
— А мне не нужно с о д е р ж и м о е!! — нагнетая, поднимая в себе злобную волну, прорычал Алиев. — Мне нужны конкретные материалы? Где они?!?! — ударил кулаком по прилавку перед Захаром: — Где, я повторяю!!
— Да пошел ты к черту.
Секундная пауза. Руки трех охранников метнулись к подмышкам…
Захар успел немного погрустить: за его спиной стоял старенький телевизор бабушки, живущей над мастерской — хорошая старушка, жаль, что пули раскрошат экран. Паре кофемолок и тостеру тоже достанется…
Магомет Хасанович повел себя нестандартно. За мгновение до того, как Воронцов, напружинив икры, готовился перемахнуть прилавок, не вставая со стула, Алиев вдруг пробормотал весьма приязненно:
— Нет, вы видели такого паршивца, а?! Он меня к черту посылает…
— Ты ничего не попутал, чудило?! — в привычной манере прорычал из–за дядиной спины Маратик.
— Ша, Марат, не гони волну. Парень перенервничал. Не понимает о чем и с кем бакланит.
Не собираясь соглашаться, Воронцов в упор смотрел на странно уступчивого господина в отличном костюме. Взгляд говорил — я понимаю, о чем и с кем. А вот что ты задумал?..
Магомет Хасанович поддернул брюки на коленях, полубоком присел возле Захара на прилавок, заговорил:
— Люблю таких ершистых. — Красноречивое мараткино хмыканье неподалеку показало — снова дядя врет. Ершистых дядя на дух не выносит, обычно отдает для порки. — Давай, по–чесноку, приятель. Ты. Мне. Должен. Так?
Воронцов решил пока помолчать, узнать, почему странный господин вдруг остановил охрану, откуда взялась такая забота, в чем его интерес к подмастерью. Информация не будет лишней, а дальше поглядим по обстановке. Надавать охранникам по шее, всегда успеется.
— Так, — за Воронцова ответил Магомет Хасанович. — Теперь дело в следующем. Из хорошо информированного источника нам удалось установить, что наиболее важные документы Кусков хранит в ячейке банка. Банк принадлежит его приятелю, Кусков сам является там соучредителем, но ячейка открыта на подставное лицо, да и ячеек может быть несколько. Понимаешь, о чем я говорю?
Захар отлично понимал: Алиев подводит беседу к ограблению банка. Зачем–то для налета ему понадобился подмастерье Амбарцумяна. Возможно, Захар перестарался с впечатлением, которое произвел, в одиночку добыв содержимое домашнего сейфа Кускова… Вероятно, для ограбления потребуется сочинить еще пару электронных «игрушек». Но возможны варианты. Глаза Маратика блестят уж больно злокозненно, многозначительно и ждуще.
— Я думаю, будет справедливо если ты п о м о ж е ш ь нам добыть то, в чем сам прокололся. Я правильно рассуждаю?
— Не правильно. Я не собираюсь ни в чем вам помогать. Это не мои проблемы. И вообще… работы много. Шли бы вы…
— Сядь! — заметив, что Захар привстает, прикрикнул Алиев. — Я не закончил! Меня не интересует, что ты собираешься, а что нет! Ты уже — ЗАМАЗАН. Если ты не пойдешь с моими людьми в банк…, то не оставишь мне выбора! — наклонился над Захаром, посмотрел в глаза: — Понимаешь, о чем я говорю, парень?
Конечно, мысленно кивнул Воронцов: ты раскрыл передо мной карты, сообщил о готовящемся ограблении, теперь я — нежелательный свидетель. А подобных убирают наглухо.
Эх, жизнь! придется надавать по шее и в отрыв. Жаль, что не удалось заранее изготовить фотографии для новых паспортов Дианы и Гамлета… Теперь и им нечего делать в этом городе, Амбарцумян не глупый человек — у й д е т с Захаром. Узнав о «наследстве».
Вот только как их вывезти?.. Если Алиев догадается поставить людей у дома Дианы… Один Захар оторвется и от двух десятков неандертальцев. С Дианой и похмельным папенькой, проделать это будет гораздо сложнее.
Уйти вначале одному, а их вытаскивать потом?..
Все эти размышления проскочили в голове Захара за одно мгновение, в течении которого Алиев пытался давить на него красноречивым взглядом, гнетущим баритоном:
— И даже если ты не пойдешь в банк… Ты все равно не вывернешься, в банке у вскрытых сейфов останется некая маленькая коробочка серого цвета… с твоими отпечатками пальцев на плате. Догоняешь? Ты по уши в дерьме, Захар. Уже не отвертеться, обратного хода в таких делах не бывает.
В полной уверенности, что загнал строптивого подмастерья в угол, Магомет смотрел сверху вниз на Воронцова, обещал глазами выполнить угрозу в точности, покачивал начищенным ботинком.
Придурок, мысленно припечатал Воронцов: не доверяй глазам, не все есть истина что кажется. Семь лет проведенные в бегах, заставили Воронцова взять за правило — не оставлять н и е д и н о г о отпечатка пальцев, ни на одной вещи, до которой дотронулся. В первый же месяц после бегства из европейского отеля, Захар «сочинил» состав, который ежедневно наносил на ладони — состав был абсолютно гигроскопичен, не мешал тактильным ощущениям, но совершенно скрывал под собой папиллярные линии.
Воронцов был готов в любой момент исчезнуть, не беспокоясь о «чистоте» апартаментов.
Безусловно, в жилище оставались биологические следы беглеца. Но их сбор и исследование забирают гораздо больше времени и средств. А Воронцов не собирался давать повода для такой проверки — он был везде законопослушным гражданином.
Подумывая, не послать ли снова к черту Магомета и компанию, не начинать ли раздачу слонов, Захар услышал:
— Да и на обойме твои пальчики остались, парень. Помнишь, ты вчера обойму в окно выбросил? — одобрительный взгляд на племянника: — Марат ее аккуратно в платочек подобрал, до времени припрятал. Вот что значит — образованный человек…
Обойма? В банке ожидается перестрелка?!
Такого поворота Воронцов не предусмотрел. Конечно, Алиевых ожидает сюрприз — на обойме не найдут отпечатков пальцев подмастерья, но это дела не меняет.
— Вы собираетесь повесить на меня убийство кого–то из персонала банка? — наряжено перебил Магомета, читающего дифирамбы дипломированному племяннику.
— Или кого–то из клиентов, — заметив, что впервые пробил бронированную уверенность подмастерья, быстро сориентировался Хасанович. — Это — как пойдет.
— А как пойдет?
Хасанович подумал, что полновесные аргументы таки подействовали. Легко соскочил с прилавка, одернул костюм:
— Детали позже. Позвони Марату вечером. Артур, дай Захару телефон для связи. — Кивнув Воронцову, играючи зашагал к выходу, с видом человека, вразумившего упрямого и глупого дитятю. Но вдруг остановился на пороге. Обернулся к Захару и, с наигранной сердечной грустью произнес: — И не дай бог тебе, парень, какой–то фортель отколоть. Про отпечатки ты уже слышал… Но мы ведь не полиция… Мы тебя и без отпечатков из–под земли достанем.
Нешуточным усилием воли Воронцов не выполнил давнего желания, не послал повторно опасного урода в преисподнюю.
* * *
Что натворили с его разумом и телом в военной лаборатории, для Воронцова так и осталось загадкой. Захар мог литрами пить любое крепкое спиртное и совершенно не пьянеть, единичные опыты с наркотиками давали тот же результат — даже сверхубойные дозы на «подопытного кролика» не действовали. После ухода Алиева с компанией, беглец впервые пожалел об эдакой особенности организма. Воронцову захотелось вдрызг напиться.
Усталости после бессонной ночи не было — Захар мог проводить на ногах по нескольку суток, не испытывая малейшего дискомфорта; хотелось просто — отключиться. Хотя бы ненадолго. Перестать думать, анализировать, высчитывать вероятности и ложные ходы, беспокоиться о каких–то незнакомых людях…
По сути дела — кто они ему? Случайные посетители заштатного банка, служащие без лица и имени, сикьюрити, операторы, кассиры…
Кто они ему?! Какое отношение Захар Воронцов будет иметь к пулям, пробившим их тела?! НИКАКОГО!! Забыть о тех телах — безымянных и безличных! исчезнуть, увезти с собой любимую!
Ответственность. Ответственность сильного, ответственность личности, превосходство справедливости над суетностью желаний. Дамоклов меч, висевший над Захаром, пожалуй, с самого момента пробуждения в столовом зале. Чужая жизнь — священна.
И спасения от этого понимания не существовало.
Отвлекая себя от множества роившихся, зудевших под черепной коробкой мыслей, Воронцов забавлялся с «царицей наук». Ночи напролет, за столами многих приютивших его гостиниц, покрывал тетрадные листы математическими формулами. Находил себе виртуальных оппонентов — величайших ученых современности, и как бы споря с ними, исписывал тетради доказательствами их ошибок. Мозг повелительно требовал абсолютной загрузки, Захар перегружал извилины математическими вычислениями. Пробовал в таком же порядке разобраться с законами физики — классической, квантовой, релятивистической… и в бешенстве рвал исписанные листы! Ощущение н е з р е л о с т и науки доводило до исступления! Множество разгадок, бродивших по поверхности, но не увиденных «великими умами» заставляли хвататься за ручку и писать, писать, писать!
Однажды Воронцов даже решился отправить по электронной почте свои труды одному из столпов современной науки… Но в последний момент не смог заставить себя нажать на клавишу. Непреодолимое чувство ОТВЕТСТВЕННОСТИ за любой поступок, за мир — пусть и неправильный, архаичный, задымленный, алчный! — в котором вынужден влачить существование, заставило руку безвольно опуститься.
После этого случая, загружая мозг работой, Воронцов забавлялся только с наиболее чистой и отвлеченной «царицей наук». Но и открытия, сделанные на этом поле, оставлял в себе. Мир — не готов. Пока есть вероятность, что даже прикладные вычисления будут использованы не во благо, а в целях разрушения — Захар не хочет быть участником военных игрищ.
Обидно?
Да. До бешенства. До боли в стиснутых челюстях. Обидно за каждую бессонную минуту и оставшуюся втуне радость первооткрывателя. Ни сколько не кокетничая, Воронцов понимал, что самый великолепный мозг современного человечества ржавеет в бездействии и постоянном страхе сумасшествия! Он мог бы з а с т а в и т ь себя придти к ученым — ночных открытий накопилось слишком много! — но трезво и реально оценивал обстановку: он не совсем, не полноценный — ч е л о в е к. Захар Воронцов всего–то лишь продукт военных разработок. Он сам — придумка, воплощенная идея чьего–то гения. Он ничего не мог с собой поделать, чувствовал себя немного в е щ ь ю, продуктом, на который предъявят права.
Так что не факт, будто он успеет всласть наговориться с академиками. Есть вероятность, что и с к у с с т в е н н о г о мыслителя быстренько запрут в какой–нибудь лаборатории, исследуют как крысу… И на его примере наштампуют новых «сверхлюдей». Причем — навряд ли во благо науки.
Дабы не поддаться искушению, не показать себя миру, Воронцов представлял каким пренебрежением, какой брезгливостью покроются лица н а с т о я щ и х ученых, когда тех известят: вы, господа, беседовали с подопытным кроликом… С обезьянкой. С лабораторной крысой. С дрозофилой.
Воронцов намеренно культивировал в себе подобные картинки: воображаемые брезгливые движения многих губ помогали не поддаться искушению, помогали — держаться. В тайне, в тяготах жизни беглеца.
Невозможность жить открыто, в полную силу, угнетающе действовала на психику, и пару раз Захар вполне серьезно, не шутейно подумывал о том, а не заделаться ли ему эдаким Бэтменом, сверхчеловеком, в борьбе за справедливость использующим чудеса науки и собственные неординарные способности? способности и финансы позволяли…
Теперь, вплотную столкнувшись с проблемами морально–этического порядка, Воронцов почувствовала, что — растерялся. Запутался в первостепенности: чужие люди, гибнущие в банке, или личная ответственность за доверившуюся ему девушку? абстрактность или близкая реальность? предотвращение несчастья или бегство от проблем?
Дилемма. Не математическая формула.
Воронцов выбрал предотвращение и наказание. Если где–то на первых днях побега с Дианой и Гамлетом он получит вдогонку газетную статью о вооруженном ограблении банке, при котором пострадали люди, то не сможет жить достойно на самом благополучном из солнечных островов. Трусливые оправдания в виде распределения приоритетов не вылечат испачканную трусостью и кровью душу.
Захар встал из–за прилавка, скинул и аккуратно повесил на крючок синий рабочий халат. Запер мастерскую и вышел на улицу. Вчера он долго сидел за интернетными страницами, проглядывал газетные публикации местных газет, многое умело прочитывал между строк. Память сохранила каждую запятую, малейший намек на тайную жизнь персонажей.
Два стародавних соперника Федор Павлович и Магомет Хасанович пришли в бизнес с диаметрально противоположных сторон. Кусков притопал прямиком из Комсомола, Алиев прибыл поездом из ИТК под Соликамском. Пока Федя Кусков заседал на конференциях и съездах, Магомет валил деревья. Федя ловчил в верхах, Магомет подбирался к власти низом. В общем — антагонизм был неизбежен, исторически предрешен, понятен.
Последние лет десять Федор Павлович обрастал жирком и связями, Магомет Хасанович потихоньку подгребал под себя тихий городок. Столкнулись лбами напрямую совсем недавно, после того, как дочь приятеля Кускова вышла замуж за племянника начальника полиции: Федор Павлович начал надеяться на поддержку властных структур, мечтал войти в круг избранных отцов города, проталкивался наверх нешуточными денежными средствами…
Алиев решил лишить Кускова финансового поплавка.
Разумно. И, пожалуй, с точки зрения Алиева — вовремя. Если дать «комсомольскому вожаку» еще немного форы — будет не остановить. Магомет Хасанович действовал на опережение.
Рассуждая о странностях бытия и российского бизнеса в контексте, Воронцов доехал на общественном транспорте до городской окраины, прошел через ворота гаражного кооператива и через пару минут показался в тех же воротах на мощном современном байке.
Порыкивая двигателем, проехал через город, завел Харлей на парковку дома по соседству со своим жилищем. Прошел в средний подъезд, через десяток минут появился из третьего подъезда в личине утлого очкарика в беретке. Придерживая переполненный мусором пакет, остановился возле бабушек, сидящих на лавочке, печально пожаловался:
— Опять ночью брат заявился… Прям надоел — бардак, сигаретная вонь! Храпит еще… Не знаю, куда от него деваться…
Бабульки понятливо закивали седенькими головами. «Брат–байкер» утлого очкарика был еще одной личиной Воронцова и притчей во языцах для местных кумушек.
Выбросив мусор в контейнер, Захар–очкарик вернулся в дом. Через полчаса, под упрекающими взглядами кумушек на лавочке, по дорожке прошел, затянутый в черную кожу, длинноволосый бородатый мужичина в круглых солнцезащитных очках и бандане с изображением оскаленной черепушки прямо надо лбом. Байкер завернул за угол дома и исчез, бабульки дружно засудачили, сочувствуя скромному отшельнику в беретке:
— Вот ведь, живет бедолага — людей чурается, неделями из дома не выходит, а тут — такой братишка шумный наезжает… Жалко, жалко, человека…
Кумушки кудахтали, Воронцов ехал к антиквару Капрельскому — школьному другу Федора Павловича, отцу прелестной дочери, вышедшей замуж за племянника главного полицмейстера. В кармане куртки лежала припрятанная от Алиева страховка — старинные часы с брильянтами и двуглавым орлом на крышке. Именно Капрельский Эммануил Владленович в позапрошлом году подарил часы Кускову в день рождения.
И вряд ли забыл малейшую царапину на корпусе раритета.
А то, что старинные часы вновь попадут в его салон, выглядит вполне логично: вещица раритетная, не новодел с поддельными брильянтами — куда ее нести? Конечно в наиболее раскрученную, известнейшую в городе антикварную лавочку господина Капрельского. Тут нет вопросов, каждое логическое построение Воронцов доводил до безупречности.
…Пофыркав для порядка движком, Захар остановился напротив лаконичной, претенциозной вывески «АНТИКВАРЪ». Спрыгнул с байка и в раскорячку зашагал к салону. Ради полнейшего вхождения в образ хрюкнул носом, смачно и метко харкнул в урну возле элегантного крыльца с кованными перилами…
За прозрачной дверью салона насторожился высоченный прилизанный сикьюрити в дорогом костюме. Благообразный юноша–продавец поочередно: перетрусил, поглядел нет ли чего тонкого поблизости, но быстро восстановил на лице надменную внимательность к, вероятно, дурно пахнущему посетителю…
Захар по–хозяйски вошел в салон. Покрутил головой по сторонам, зацепился взглядом за антикварное зеркало в золоченой раме — выковырял из щелки между зубов какой–то кусочек. Поддернул чресла.
— Здорово, — прохрипел благоприятному юноше. — У меня тут, типа, часы в наследство обломились… Возьмете котлы не торгуясь?
Продавец задумчиво наклонил голову набок, Захар шлепнул на прилавок золотые «котлы»…
На благонравном личике юноши, привыкшего дурить старушек с серебряными ложечками, не дрогнул ни единый мускул. Только жилка на виске забилась в сумасшедшем пульсе, да рука плавно скользнула под прилавок, где, судя по всему, имелась пара кнопочек для вызова в нештатных ситуациях начальства или вооруженного наряда полицейских.
Захар надеялся, что парень не просто выглядит благоразумным, а его проявит и прежде посоветуется с боссом.
— Какие–нибудь документы на часы имеете? — оттягивая время, негромко поинтересовался приемщик–продавец антиквариата.
— Неа, — беспечно ухмыльнулся байкер. — Бабуля, типа, не сохранила.
— Что ж… Надо посмотреть…
— Сережа, — раздался мелодичный голос, — какой у нас сегодня гость, однако…
Воронцов повернулся: из–за резной двери в углу салона выходил в торговый зал Эммануил Владленович. Импозантный седовласый господин при кокетливом шейном платочке миленькой расцветки. Шагая через длинное помещение, еще не видя, что в точности выложил на прилавок нетипичный посетитель, Капрельский приязненно улыбался — порой подобные немытые субъекты приносили интересные н а х о д к и, и незачем гнать сразу же волну.
Капрельский подошел к прилавку:
— Нуте-с, нуте-с…, что у нас здесь… — На секунду замер над часами. Умело справился с недоумением, достал из кармана фиолетового бархатного пиджака глазную лупу, вставил ее в наморщенные веки, забормотал: — Интересно, интересно… — Перевел взгляд на самодовольного байкера: — Откуда, позвольте полюбопытствовать, такое чудо?..
— Дак это…, — натужно нахмурился патлатый посетитель, — я говорил уже — бабуля в наследство оставила.
— Ах, вот как, — приветливо улыбнулся антиквар. — Вам повезло, молодой человек, бабуля вам оставила прекрасное наследство. Пройдемте, — ласково подцепил Воронцова за кожаный рукав, — с такими д о р о г и м и посетителями я беседую приватно. В кабинете. Кофейку не желаете?
Захар задумчиво поскреб пальцами наклеенную бороду:
— Дак как бы… время мало…
— Пойдемте, пойдемте, я вас ненадолго задержу… Сережа, т ы т у т п р и с м о т р и…
— Не извольте беспокоиться, Эммануил Владленович, — понятливо кивнул Сережа.
«До приезда полицейских у нас есть три–четыре минуты, — рассудил Захар. — За это время надо постараться все расставить по местам». Того, что полицейские скрутят ему руки и отвезут в кутузку Воронцов не боялся, он уйдет отсюда даже если придется бросить на стоянке байк. Выйти на владельца через мотоцикл будет не просто, потребуется не менее нескольких дней. Но Воронцов пришел сюда не драться с полицейскими, а «порешать дела». Повесить незаметную удавку на Алиева.
— Проходите, пожалуйста, сюда, располагайтесь, — убалтывал посетителя Капрельский. — Сейчас вам Людочка кофейку принесет…
Секретарша Людочка с приклеенной улыбкой жалась в угол.
— А может — коньячку? — вдруг «вспомнив» о запасах, радостно оживился антиквар. — У меня есть…
— Давай, папаша, о деле, — грубовато оборвал Захар. — Сколько дашь за котлы?
— Ну что вы прямо так сразу, — заюлил Владленович, — мне надо их как следует рассмотреть…, понять их стоимость… Вещица неординарная…
— Ты мне тут, типа, не вколачивай. Говори — сколько даешь, и я отваливаю. — Время реверансов заканчивалось, в голове Захара тикал метроном. — Если не даешь…, — рука Воронцова потянулась к часам…
— Не надо, не надо! — накрывая раритет наманикюренной ладошкой с перстнем, запричитал Капрельский. — Не будем торопиться, я часы беру!
— Бери. И деньги на бочку. — Почти минута из отпущенного срока ушла на представление. — Сейчас.
— Один момент. Я должен позвонить. У меня есть покупатель как раз на такую вещицу, он может сразу привезти всю требуемую сумму, и даст гораздо больше…
Изобретая неимоверные враки об отказе от процента, Капрельский набирал на мобильном телефоне некий номер, ласково и доверчиво смотрел в глаза бородатого мужика в кресле…
— Алло, здравствуй дорогой! — дозвонившись до абонента, быстро заговорил антиквар. — Как отдыхаешь, как дела… Рад, рад… А у меня для тебя сюрприз есть… Т о ч н о т а к и е часы, как ты хотел на день рождения в позапрошлом году… Нет, нет, я говорю — х о т е л, но кажется н е п о л у ч и л… Да. Да. П р о д а в е ц сейчас у меня. В кабинете. Ошибки быть не может.
Изображая исключительного тупицу, Воронцов слушал «кодированный» разговор двух школьных дружков, таращился по сторонам.
— Хорошо, дорогой, посмотрю, что можно сделать… Да, да, дров не наломаю… Адью, целую, на созвоне. — Капрельский положил мобильный телефон на стол между собой и посетителем, «рассеяно» накрыл его светящийся дисплей листом исписанной бумажки…
«Кусков еще на связи, слушает», — догадался Захар.
— Ну что ж, молодой человек, — сердечно заулыбался Владленович, — у меня для вас хорошие новости…
— Деньги давай, — вновь перебил Захар.
— Не торопитесь. Цена может возрасти, если у ваших часов есть любопытная история. Например, мгм, ваша бабушка была фрейлиной при дворе его императорского величества и имела…
— Послушай, дядя, — налегая грудью на письменный стол, разделявший хозяина и посетителя, хрипло произнес Захар, — через пару минут сюда приедут мои друзья, если я не выйду отсюда с деньгами…, разнесут твою богадельню к чертовой матери и ищи ветра в поле! Мы народ кочевой. Разыскивать запаришься.
Текст произвел. Антиквар растерянно оглядел кабинет личной «богадельни», заполненный изящными и хрупкими вещицами. Представил кучу разъяренных бородатых байкеров в торговом зале…, среди картин и безделушек, напомаженного сикьюрити на фоне байкеров представил. Немного побледнел:
— Ну зачем же так… сразу? Я же не отказываюсь, я…
— Осталось полторы минуты. Или… вся жизнь. Живи и бзди, папаша. — Захар сделал вид, что поднимается: — Договоримся или я пошел?
— Договоримся! — пожалуй, удивляясь своей храбрости, воскликнул антиквар. И добавил тихо–тихо: — Но мне нужна история.
— Обойдешься, сам напишешь, я в претензии не буду. Деньги давай.
В кабинет, резко распахнув дверь, ворвались парни в бронежилетах. Антиквар зажмурился. Воронцов маленько помахал руками, вышвырнул парней за дверь и, прикрыл ее, крепко держась за ручку:
— Ну все, п а п а ш а… Бзди теперь!!!
— Давайте договоримся!! — не распечатывая век, заорал антиквар. — Я обещаю, что вы уйдете отсюда без последствий!!!
— Какие на хрен последствия?!?! — рычал бородатый байкер, удерживая крепкой рукой, подрагивающую ручку: — Ты теперь, блин, покойник, батя!!
— Остановите!!! Все остановите!!!
Через двадцать три минуты, болезненно щурясь подбитым глазом, Эммануил Владленович выслушивал «правдивую» историю часов. То же самое, через мобильный телефон достигало и ушей Кускова. Группа немедленного реагирования — вне ведения происходящего — дожидалась за дверью безболезненного (подбитый для острастки глаз антиквара в счет не шел) разрешения ситуации с захватом заложника (родственника полицмейстера) в центре города. Воронцов уже сделал видимость «серьезного разговора с братухами» по мобильнику, якобы дал братухам временную отмашку, но, в случае чего, просил: если к нему отнесутся как к «полному дерьму», наведаться в салон попозже и не раз. А при каждом удобном случае, проезжая мимо славного города, в память крепкой байкерской дружбы.
— Значит так, дядя, — говорил Захар, — давай договоримся на берегу. Я тебе вываливаю все по–чесноку. Ты меня проводишь мимо «чертей» и живешь спокойно. Мои ребята…
— Да понял я, понял, — придерживая у глаза прохладный шелковый платочек с шеи, отмахивался антиквар. — Мне неприятностей не надо. Ты — говоришь, как к тебе попали часы, тебя — отпускают.
— Замазались?
— Зуб даю…, ой. Насчет зуба я погорячился…, ой!
— Тогда слушай. Про бабку все туфта. Котлы к нам чистыми попали. Слушай сюда…
Будучи на солнечном берегу Мальдивских островов Федор Павлович — шля осанну бдительному другу и везению! — слушал довольно складную, хоть и странную историю обретения е г о часов байкерской компанией.
Дело было так. Ехала себе, ехала байкерская команда к морю: пыль, жара, песок на зубах хрустит. Решила отдохнуть на берегу тенистой речки, ополоснуться.
Расположились. Две девочки отлучились в кустики. Через пять минут бегут назад:
— Парни, сейчас какой–то бизон тяжелую блестящую бирюльку в воду бросил!!
Одна из девочек дайвингом не хило увлекалась, акваланг везла.
Слазала девчонка в воду, по дну прошлась, глядь — котлы камнями на дне сверкают!!
Денег у компании было в недостатке. Решили котлы толкнуть.
— Тут, дядя, типа, — клад, — мечтательно проговорил бородатый мотоциклетный викинг. — Мне, типа, кажется — двадцать пять процентов, законно будет…
— Решетка тебе законно будет, — не удержавшись, буркнул антиквар. — Котлы — ворованные. Говори, как выглядел тот бизон…
— А на фига? Девчонки номер его тачки срисовали. Ща позвоню, пиши.
Когда Эммануил Владленович записывал номер автомобиля Артура, не мог скрыть счастья. Еще полнее счастье стало, когда сообщенный полицейским по телефону номер обрел владельца и подтверждение вероятности истории опасного бородатого мужика, находящегося в непосредственной близости от дорогих сердцу тонких вещиц и личной безопасности.
Эммануил Владленович прибрал часы в верхний ящик письменного стола, изобразил побитым лицом — инцидент исчерпан, пора вам, господин хороший, на выход пробираться. Байкер вынул из кармана кожаной жилетки пятирублевую монету, на глазах антиквара свернул ее двумя пальцами в рулончик — снова произвел, спросил, приглядываясь к старинному письменному прибору, украшенному бронзовым карабликом:
— Все понял, дядя? Или еще чего продемонстрировать?
Лапища байкера потянулась к мачте бригантины, Капрельский с ужасом представил, как сминается, хрустит под чугунными пальцами бородача бронзовое чудо конца восемнадцатого столетия…
Взвизгнул:
— Нет! Нет!! Мы обо всем договорились! Вы уходите.
— С тобой, дядя, с тобой, — ухмыльнулся викинг и за шкирку вытащил антиквара из кресла.
Присевшие в углах салона полицейские, совсем не удивились, когда из, взятой под прицел автоматов двери, первым показался взъерошенный, побитый хозяин лавочки:
— Не стрелять!! — болтаясь в могучей байкерской руке, словно нашкодивший котенок, вопил Капрельский. — Дайте нам уйти!! Мы обо всем договорились!! — Горестный взор Владленовича метался по, увешанным картинами стенам, по выставке коллекционной мебели, по фарфоровым безделушкам и посуде; попутно взор молил спецназовцев не открывать пальбу, не наносить урон, не приводить к разору и разрухе…
Прикрываясь щуплым антикваром, Воронцов прошел на улицу, сел на байк, Эммануила Владленовича забросил позади себя.
— Обними меня покрепче, батя, — приказал. — Не дай бог, тряхнет, вылетишь на скорости без шлема.
Капрельский тихо ойкнул, облапил широченный байкерский торс и вжался в кожаную спину с доверчивостью младенца.
— Поехали, — возвестил моторизованный викинг и гаркнул так, чтобы услышали, засевшие поблизости бойцы: — Если за нами не поедете, отпущу папашу за городом! Папаша. Подтверди.
— Не ездите за нами! — охрипшим фальцетом взвизгнул антиквар. — Он меня отпустит, я ему не нужен!
Погоня прониклась и не двинулась с места.
В полукилометре за городской чертой Воронцов простился с родственником полицмейстера. Еще через пару километров с большим сожалением расстался с байком: утопил его в реке. Прошел чуть дальше по берегу, избавился от байкерской экипировки, ненужного мобильника с левой сим–картой, и, оставшись в легких шортах и футболке, тщательно отмыл лицо от театрального грима, остатков клея на подбородке.
До города добрался на попутке.
* * *
Еще не войдя в квартиру, из–за двери Захар слышал, как надрывается мобильный телефон. Добежать и взять трубку не успел, звонки прекратились. На дисплее стояло сообщение о трех пропущенных вызовах Дианы. Воронцов набрал ее номер тут же:
— Как дела, любимая? — спросил негромко, нежно.
— Захар, Захар, где ты пропадал, я не могу до тебя дозвониться!!
— Тихо, Диночка, не волнуйся, я забыл дома телефон. Что у тебя случилось?
— Захар…, — любимая всхлипнула, — о н и что–то задумали… Что происходит?!
— Кто задумал? — спокойно произнес Воронцов.
— Они! Марат и Артур! Сидят у меня дома, я подслушала их разговор, они что–то готовят… Для тебя готовят!!
— Марат и Артур у тебя дома? — напрягся Воронцов. Чудовищная неожиданность. Артуру скоро сядут на хвост — если уже не сели, вычислив его местонахождение через оператора сотовой связи, — совсем некстати получилось, что он сейчас рассиживается у Амбарцумяна.
— Да. Они пришли час назад. С каким–то идиотским тортом… Попросили приготовить кофе, я вышла на кухню, потом вспомнила, что кофе закончился, пошла спросить, не сойдет ли им чай… Услышала из–за двери, что Мара и Артур разговаривают о тебе. — Диана снова всхлипнула. — Сейчас с ними папа…, я говорю из своей комнаты…
— Что конкретно говорили Марат и Артур?
— Гадости, — брезгливым тоном бросила Дина. — Они тебя обзывали и говорили, что скоро… скоро ты не будешь доставлять им хлопот. С о в с е м не будешь, понимаешь?.. Захар, что происходит?! Они говорили, что ты никуда не денешься, что тебе кранты…
— Не волнуйся, — перебил любимую Воронцов. — Они самоуверенные болтуны.
— Да знаю я, что они болтуны и хвастуны! Куда они тебя втянули?! — И снова всхлипнула: — Захар, я боюсь…, очень боюсь…, давай уедем… Они и папу куда–то втягивают, я чувствую…
«Посиделки в доме Амбарцумянов пора заканчивать», — решил Захар.
— Диана, как думаешь — они у вас надолго?
— Да! Папа коньяк достал!
Совсем паршиво. Если не нарушить идиллию этой компании, вечеринка затянется за полночь… Под пьяную руку и армянский коньяк, Амбарцумян вполне способен пожаловать Маратке руку дочери тут же и навеки.
— Я скоро буду!
Гамлет Давидович восседал в кресле важно, как князь на троне, помахивал наполненным бокалом. Маратик и Артур вольно расположились на большом диване и, практически не скрывая насмешливого выражения глаз, слушали разговорчивого армянского папу.
Захар заглянул в комнату, отстранил Диану и первым прошел в гостиную. Недовольно поглядел на длинный низкий стол: участки полированной столешницы между ажурных салфеточек щедро усевали крошки торта–безе. Такие же крошки густо рассредоточились по домашней футболке Гамлета Давидовича. Давидович был в сильном градусе. На старые–то дрожжи.
Маратка пренебрежительно вытянул худые ноги далеко вперед, надменно ухмыльнулся:
— О. Чепушила заявился. — Осклабился: — Чего такой смурной, лошара? Нервишки пошаливает, да? В мандраж кидает? Давай, лечись, — с насмешливым гостеприимством указал на почти опустошенную бутылку с коньяком.
— Сам не буду и вам больше не советую, — нахмурился Захар.
— Гляди–ка, — обращаясь к приятелю, фыркнул племянник авторитетного дяди, — он нам советовать будет…
Артур уже давно подобрался, глядел на Воронцова исподлобья, готовился принять или ударить.
— Гамлет Давидович, — наклоняясь над Амбарцумяном, произнес Захар, — давайте я вас в ванную отведу. Вы весь в торте перемазались.
— Спокойно! — качнувшись, отстранился ремонтный шеф. — Я контори… контролирую себя! — тыльной стороной ладони обтер губы, почувствовал на коже скользкий крем и крошки. Очень удивился. — Пожалуй…, не лишено…, — пробормотал и начал подниматься.
К папе подлетела Диана, взяла его в охапку, повела к умывальнику…
— Ты чо вмешиваешься, чепушила?! — взвился с дивана Марат. — Куда ты лезешь?! Мы тут сидим…
— Цыц, — невозмутимо перебил Захар. — Идите досиживать в другое место.
Дипломированный инженер принял неумелую боксерскую стойку, засучил перед брезгливо наморщенным носом подмастерья сжатыми кулачонками.
Мозгляк, подумал Воронцов и несильно ткнул в распетушившегося инженера пальцем.
Мозгляк вернулся на диван, откуда в воздух взвился Артур.
Его боксерская поза вызывала больше уважения.
Но не реакция.
Захар увернулся от пары ударов, перехватил запястье драчуна, пребольно вывернул…
— Тихо, Артурчик, тихо, — внезапно, не по–русски заговорил Марат. Язык был не армянским и не азербайджанским, но не остался тайной для Захара. — Этот баран еще свое получит. Дядя велел его не трогать.
«Чего тогда на рожон полезли? — немного удивился Воронцов. — Коньяк по незрелым головам ударил?»
Или ревность?
Захар откинул от себя амбала с незаметной удавкой уже надетой на литую шею. Поддавать пинка не стал, сердечно посоветовал:
— Шли бы вы, ребята, отсюда. Дядя Гамлет устал, ему завтра на работу…
Марат поднялся с дивана. Одернул джинсовую рубашку и, в упор глядя на Захара, произнес:
— До завтра. Тебе очень повезло, придурок, что завтра ты нам нужен. Утром звони, получишь указания. Пойдем, Артур.
И первым вышел из квартиры.
Диана плакала. В соседней комнате храпел Гамлет Давидович. Держа девушку за плечи ладонями, Воронцов целовал ее мокрые щеки.
— Захар, Захар, давай уедем, — не зная, что мольбы не нужны, причитала девушка. — О н и нас не оставят…
— Почему ты не сказала мне, что Марат посватался? — шептал Захар.
Диана отстранилась, чарующе опустила ресницы вниз, вздохнула:
— Я не хотела, чтобы ты набил ему морду. Он мог бы отомстить.
Воронцов с трудом удержал улыбку — девушка всерьез расстроена, и довольная физиономия обожателя сейчас не к месту. Но от вопроса не сдержался:
— Ты была уверена, что победа останется за мной?
— Конечно, — огромные миндалевидные глаза цвета полированной меди недоуменно распахнулись на Захара. — Разве ты не понимаешь… Ты такой… такой… мне ничего с тобой не страшно! Давай уедем, поговорим с папой…, попробуем поговорить или записку ему напишем… — Диана крепко–крепко обняла Захара, Воронцов чуть не задохнулся от затопившей душу нежности.
Если бы эти слова он услышал день, два назад! Он был бы самым счастливым человеком на земле и это не избитая фраза, а сумасшедше точная, обкатанная многими влюбленными банальность–истина! Он мог бы унести Диану на руках. Нес и не чувствовал усталости, баюкал, нежил, лелеял, орал на всю вселенную дурацкие счастливые песни…
Сегодня в формулу абсолютного счастья добавился фактор ответственности. Он пригибал к земле, мешал с безоглядной влюбленностью парить в облаках.
— Диана, — сев перед девушкой на корточки и став очень серьезным, произнес Захар, — завтра тебе и папе нужно сходит в фотоателье и сделать фотографии для российского и заграничного паспорта.
— Папа не согласится!
— Папу я беру на себя. Я попрошу твоей руки…
— Заха–а–ар! — перебила Диана. — Ты не понимаешь! Папа сквозь пальцы смотрел на наши отношения, пока был спокоен в завтрашнем дне! Он говорил — «с Захаром, Дианочка, не пропадешь, у парня золотые руки и голова». Сегодня происходит что–то страшное, папа перепуган до смерти — поверь, я хорошо его знаю — он очень испуган и оттого лезет к бутылке.
— Он много должен Магомету? — слегка нахмурился Воронцов.
— Не очень. Но тут…, — Диана смешно наморщила нос, — вмешались какие–то обычные мужские амбиции…, папа что–то о долге чести говорил… Ты не знаешь, что он имел ввиду?
— Знаю, — не стал лукавить с любимой Воронцов. — Магомет надавил на твоего папу и заставил его дать слово на мое участие в… в не очень хорошем деле.
— В преступлении?! — ужаснулась девушка.
Воронцов всегда знал, что не смог бы влюбиться в глупую женщину. Дина слышала правду между слов.
— Диана, ты мне веришь?
— Да, — коротко и просто проговорила девушка.
— Я обещаю тебе, что ничего плохого с тобой и папой не случиться. Что папа согласится отдать тебя мне в жены, и мы все вместе, навсегда уедем из этого города.
Захар вышел из дома Амбарцумяна поздним вечером. И понял, что его «приняли».
От дальнего угла дома отлепилась неясная тень и поплелась в кильватере. Едва Воронцов вывернул из переулка, за кустами неярко вспыхнули фары: потащились параллельным курсом вдоль сквера, через заросли.
Паршиво, огорчился опытный беглец, сработали оперативно. Черт побери «жениха» Маратку, приперся сам да еще Артурчика с невидимой удавкой захватил, смешал все планы.
Попадать под серьезное внимание правоохранительных органов Захар не торопился. Он слишком мало знал о предстоящей операции по ограблению банка, засвечиваться рано — теряется мобильность. Он даже название банка не узнал, не был в курсе его месторасположения, не отработал детально и посекундно пути отхода!
Воронцов не собирался пускать на самотек предстоящую операцию, он собирался лично убедиться, что никто не пострадает.
Как все не вовремя… Назавтра Захар собирался принять участие в разработке плана ограбления, внести свои корректировки…
Так. Стоп. Магомет говорил, что Кусков является совладельцем этого банка… Подобные сведения легко найти в сети…
Уф! Можно расслабиться и выдохнуть. Название установим через информационную базу, черновой план путей набросаем по схеме города. Главное — за Артурчиком и Маратом пущен хвост. Что бы не случилось с подмастерьем из скромной мастерской, безнаказанно проказничать в банке банде Алиева не позволят.
Надо только навести полицейских на этот банк, дать точную временную наводку и достаточную фору на подготовку контр–операции.
Утихомирив нервы, Воронцов неспешной походкой ночного гуляки вошел в средний подъезд своего дома и из квартиры, через щелку в жалюзи, увидел, как за сараями–гаражами неподалеку машина филеров встала на прикол. Устанавливают контакты Артура, понял Захар. Так просто не отцепятся.
Воронцов умылся, расстелил постель, прежде чем уснуть, позволил себя немного удивиться: «Где пропадает кот?» Приятель постоянно исчезал по каким–то кошачьим делам, не сказать, чтобы в самый ответственный момент — но странно. Почему–то Захар думал, что зверь совсем не случайно прилепился к беглецу, и теперь будет находиться при нем неотлучно.
Ошибся. Хотя бывало это крайне редко.
«Может быть, увлекся красоткой–киской?» — подумал на грани сна Воронцов. Пожелал Приятелю успешного развития романа. Провалился в сон.
* * *
Марат позвонил поздним утром на телефон, вчера врученный Воронцову Артуром.
Захар сидел в задней комнате ателье, ведьмачил над разладившимся пылесосом, не мешая рукам, в уме мелькала калька городских коммуникаций, привязанная к расположению банка «Содружество», сходились и расходились транспортные пути. Три высотных дома выстраивались в шеренгу за тупиковым проулком…
— Ждем тебя по адресу, — приказным тоном произнес Марат. Уточнил координаты, дал на сборы и дорогу двадцать минут и отключился.
Зная, что хозяин не будет противоречить, Воронцов сказал Гамлету Давидовичу:
— Меня ждут, — и вышел из мастерской.
Амбарцумян смотрел на работника глазами человека, по глупости отдавшего на заклание лучшего друга: с тоской, неловкостью, ощущением невозможности что–либо изменить.
Захару было жалко запутавшегося армянского папу, но разговоры о совместном побеге он отложил до обеденной сиесты или вечера — как дело сложится. Гамлету Давидовичу следует черпнуть унижения и раскаяния как следует, полной мерой, чтоб до печенок проняло.
В просторной комнате скромного домика на окраине города, собрались шесть человек, включая Воронцова. Магомет Хасанович держался немного поодаль, как будто наблюдая со стороны за составлением плана ограбления. Сидел в древнем, ободранном кошками кресле, покачивал закинутой на колено ногой, вертел в пальцах незажженную сигару.
Первые минут двадцать все слушали жилистого мужика с прилично татуированными руками и связанными в тощий хвостик пегими волосенками. Пересыпая речь профессиональными терминами, мужик, — которого все звали просто «Сова», водил указательным пальцем по схемам сигнализации «Содружества», доходчиво делился своими наработками и предлагал примерный план действий.
— Попасть ночью в хранилище банка, пожалуй, невозможно, — стряхивая упавший на разложенный план пепел сигареты, говорил тертый медвежатник Сова. — У охранников строжайший приказ — не впускать посторонних даже на прилегающую к банку территорию… Так что, пройти внутрь банка штурмом или обманом — думать нечего. Своего человека у нас в охране нет…
— Можем обеспечить, — многозначительно хмыкнул Артур и поглядел на молчаливого «бригадира» Аслана. — У всех есть жены–дети–мамы–папы…
Сова поморщился:
— Не катит. Долго, «грязно», есть вероятность — нарваться на идейного. Да и толку? — задумчиво поскреб длинными худыми пальцами грудь под джинсовой жилеткой, одетой на голое татуированное тело. — Ну пропустит нас охранник внутрь, а дальше? На ночь хранилище запирается на тысячу запоров, пока возимся с отключением сигнализации, замки вскрываем… С безопасностью в «Содружестве» хорошие спецы работали, я со швейцарскими замками часа три могу провозиться… А там повременной контроль охраны задействован. Не успею уложиться — нарвемся точно.
— Предлагаешь идти днем? — подал голос Магомет Хасанович. — Нахрапом, когда двери хранилища нараспашку для клиентов?
— Да тоже не верняк, — хитро не взял полную ответственность Сова. — Можно войти под обеденный перерыв, прежде «поработать» с городскими телефонными линиями, пресечь работу «тревожных кнопок», создать помехи для мобильников, но…, — медвежатник–электронщик исподлобья поглядел на заказчика Алиева: — Всегда есть вероятность, что где–то в офисе засел банковский «планктон» пофигист, сидит себе перед обедом в «Одноклассниках» и в ус не дует… Успеет отправить дружку «сигналку» — SOS, нас грабят… И пиши пропало. Все кабинеты мы обшарить не сможем, много волокиты. Надо отсекать банковские серверы, а к ним так запросто не подобраться, служба безопасности не лаптем щи хлебает, как только обнаружат попытку подключения — тринденц! Обычные городские телефонные линии и сотовая связь — одно, банковский сервер совсем дру…
— Эту проблему я беру на себя, — перебивая медвежатника, впервые заговорил Воронцов. — Охранный и прочие серверы работать не будут.
Еще полчаса назад, когда Захар только вошел в комнату, Сова поглядел на него пытливо и не особенно приветливо. Вероятно, Алиев отрекомендовал подмастерье, как восходящую звезду квартирно–банковской «бомбежки», в глазах медвежатника сидел интерес основательно присоленный профессиональной ревностью.
Уверенный голос «звездочки» заставил опытного шнифера хмыкнуть:
— Берешь, говоришь?.. Не туфли загибаешь, паря?
По голосу Захар догадался, что «загнутые туфли» имеют отношение к обману и самоуверенности.
— На изготовление устройства мне нужны сутки, — глядя в основном на задумчивого Хасановича, спокойно произнес Захар. — И возможность непосредственно в момент операции находиться поблизости от банка. Я должен работать с компьютером не привлекая внимания.
— То есть…, — усмехнулся вдруг Маратка, — ты хочешь сказать…, что в банк ты с нами не пойдешь? Просишь подыскать тебе удобные кустики п о б л и з о с т и?
— Чтобы обеспечить сбой в работе серверов, мне нужен мощный ноутбук, — не обращая внимания на дипломированного племянника, продолжал Воронцов, — и место вне зоны действия устройств, заглушающих работу сотовой связи.
Говоря все это, Захар знатно привирал, случись ему надобность р е а л ь н о подключиться к банковским серверам, он сделал бы это вне зависимости от «игрушек» мастера-Совы из любого места. Здесь Воронцов элементарно воспользовался ситуацией. Нашел в наметках медвежатника слабое место и выставил условия: дополнительные сутки (силовым структурам надо дать временной люфт — вникнуть в суть проблемы и разработать контр операцию) и возможность маневра по собственному усмотрению. «Пойму, что внутри банка может потребоваться помощь — «сочиню» устройство, работающее в любых условиях, увижу, что силовики взялись за банду крепко — оставлю все на спецназ, уйду мгновенно».
— Хорошо, — тягуче произнес Алиев. — Даем тебе сутки. Завтра в это же время ты нам продемонстрируешь работу устройства. — Поглядел на гастролера–медвежатника — Сова смежил веки, как будто говоря «правильно рассуждаешь, Магомет Хасанович», — и отпустил Захара. В детальное обсуждения вооруженного налета, его решили не посвящать, и Воронцову казалось — он знает, почему. О том, что в банк идут исключительно за компроматом, Алиев снова врал, банда готовилась вычистить «Содружество» основательно. Вроде бы как — «для отвода глаз».
Воронцов прошел по тенистому саду, окружающему дом в предместье, вышел за калитку, бросил «невнимательный» взгляд по сторонам… Метрах в двухстах на столбе висел «монтер», стояла «ремонтная» машина с люлькой — работают ребята, догадливо усмехнулся Захар и неторопливо потопал к своему автомобилю, припаркованному на соседней улице.
Сегодня утром он немного поупражнялся с подаренным ему мобильником, через компьютер аккуратно «засветил» все номера, внесенные в контакт, мог быть уверенным: силовики уже подозревают, что в городе затевается грандиознейшая пакость. Наверняка такой красочный субъект как медвежатник Сова известен правоохранительным структурам, его приезд в тихий патриархальный городок взят на заметку, навевает…
Дай бог, чтобы не произошла утечка. Алиев не последний человек, конечно же имеет свои подвязки в полиции, но и Захар не зря ходил в антикварную лавочку. Капрельский с родственником полицмейстером играют на противоположной стороне, найдут возможность перекрыть утечку информации о разработке Магомета и компании.
* * *
— Гамлет Давидович, сменить паспорта и уехать из города, единственная возможность избавиться от Алиевых, — битый час уговаривал Амбарцумяна подмастерье. Захар уже доложил о «полученном наследстве», продемонстрировал платиновую банковскую карту и даже подарил ее Давидовичу, сообщив пин–код. Уже попросил руки единственной хозяйской дочери и получил невнятное согласие. Оставалось малое: встряхнуть осоловелого послеобеденного Амбарцумяна, отправить в фотоателье.
В своей квартире–мастерской Захар мог наштамповать российских паспортов хоть дюжину — жизнь научила этим штукам. Пустыми «корочками» — точнейшей копией государственного образца, он обзавелся давно, вклеить фотографии, заполнить графы — дело получаса.
— Гамлет Давидович, от вас мне нужны только фотографии. — И пошутил: — Мои здесь не пойдут. Идите. Диана уже сфотографировалась, завтра я принесу в мастерскую готовые документы.
Невероятные способности — или связи? — подмастерья с двойным дном, заставляли Гамлета проявлять осторожность. Захар обещает избавить всех от Магомета, но вот сам…, какой–то неожиданно мутный оказался… Не попасть бы из огня да в полымя…
Давидович медленно встал из кресла, прошелся по кабинету:
— Хорошо. Я сфотографируюсь…, когда в парикмахерской побываю. Но прежде, — Амбарцумян красноречиво покачал банковской карточкой перед носом подмастерья, — я проверю, что здесь лежит.
— Проверяйте, сколько хотите! — обрадовался Воронцов.
Если бы тогда он знал, какое оглушительное впечатление произведет на армянского папу сумма банковского счета…, то, наверное, скрутил бы шефа и запер в кабинете. Смотался в магазин, купил хорошую фототехнику и все необходимые причиндалы: щелкнул физию привязанного к стулу папы и, сделав паспорта, держал Амбарцумяна под замком в течении ближайших суток. Пока не проветрятся «старые дрожжи».
Но Воронцова так опьянило невнятное согласие отдать ему Диану в жены. Обрадовало не принципиальное согласие на отъезд из города… Что Захар полностью положился на благоразумие потенциального тестя и с головой ушел в «сочинительство» очередной игрушки.
Трудился долго, практически до самого закрытия мастерской, изредка отвлекаясь на обслуживание посетителей. Захар требовал от изобретения неукоснительного подчинения различным приказаниям, но главное — в небольшой корпус требовалось уместить устройство самоликвидации. «Дарить» изобретение Сове или дипломированному инженеру с криминальными задатками Воронцов не собирался.
Закончив работу, Захар запер мастерскую и на машине поехал домой.
Возле дома, соседствуя лавочкой с бабушками, дремал полосатый Приятель. Бросив на исхудавшего котяру косой взгляд, Воронцов поздоровался с кумушками, прошел в подъезд. Кот нагнал его на лестнице.
— Где шлялся? — открывая дверь, буркнул для проформы и получил неожиданный внутренний удар видения: небольшой двухэтажный домик с палисадником, за тюлевой шторкой в окошке первого этажа — симпатичная рыжая киска. Пушистый хвост обвивает стройные лапки, желтые глазищи кокетливо щурятся… — Мгм, — только и нашелся что сказать Воронцов. Привычно ощутил нешуточный позыв испить молока и стрескать парочку сарделек, распахнув дверь настежь, сбросил сандалии и потопал к холодильнику.
Приятель уминал сардельки с непривередливой жадностью утомленного любовника. Захар, усмехаясь, глядел, как шустро двигаются уши на голове жующего кота. Пил кефир.
В дверь позвонили.
— Захар, я мимо пробегала, — быстро чмокнув Воронцова в щеку, говорила Диана, снимая в прихожей туфли. — Папа получил фотографии, мои тоже здесь… Ой. — Девушка остановилась на пороге кухни. — Откуда у тебя э т о т кот?
— Что значит — этот? — нахмурился Захар.
— Да он постоянно за мной ходит, — удивленно разглядывая, севшего умываться Приятеля, сообщила девушка. — И не просто ходит — на автобусе со мной катается! Такая умница…
— Приятель катается с тобой на автобусе? — задумчиво переспросил Воронцов.
— Да! Я тогда на него внимание и обратила! — Диана села на табурет, обмахиваясь пакетом с фотографиями, повела рассказ: — Представь. Захожу в автобус — кота тогда еще не заметила — слышу, как кондуктор закричала «кыш, кыш, пошел отсюда!». Оглядываюсь: — этот самый кот преспокойненько проходит в угол задней площадки. Садиться. Кондуктор в крик. Кот забирается под лавку. Едет «зайцем». Я проезжаю несколько остановок, выхожу у рынка — кот выпрыгивает следом. Я закупаю продукты — где твой Приятель был в это время, не знаю. Может быть под прилавками шнырял… Подхожу на остановку, жду обратного автобуса — сидит. Как ни в чем ни бывало, сидит у лавочки! Подходит автобус, кот снова прыгает за мной и сразу прячется от кондуктора под сиденье, едет до моей остановки…
— Когда это было? — перебил уже достаточно показательный рассказ Воронцов.
— Когда?… — нахмурилась Диана. — На рынке я купила баранину…, плов мы съели три дня назад… Пять дней прошло! — уверенно сказала. — Да, точно, это было в прошлый четверг.
— Ты не ошибаешься? — недоверчиво переспросил Захар. Приятель появился рядом с Дианой гораздо раньше, чем возник на пороге этой квартиры!
— Нет, это точно. Я и потом встречала этого кота не раз, у него приметный шрам на ухе.
Нормальный номер, слегка опешил Воронцов. Кота он уже привык считать собственной диковинкой, имеющей отношение е д и н с т в е н н о к нему, и вдруг известие: Приятель давно ходит по пятам за Диной.
— Он странный, ты не находишь? — беспечно поинтересовалась девушка. — Такой умный, как будто понимает, о чем люди говорят. У нас в доме один противный мужик живет, — беззаботно щебетала Дина, — вечно ротвейлера без намордника гулять пускает… Так вот, я иду, издалека вижу, как этот тип выходит из подъезда с собакой — а кот рядом со мной по улице идет. Говорю «шел бы ты отсюда, котик, сейчас собаку спустят»… Договорить не успела, повернулась — твой приятель уже шагает по забору школы, хотя мужика с собакой видеть не мог! Я ему — «осторожнее, этот ротвейлер постоянно за кошками гоняется». И представь дальше! — Диана хохотнула: — Кот доходит до угла забора — ротвейлер уже внизу беснуется. Я кричу хозяину, чтобы он пристегнул на собаку поводок… Тот ухмыляется.
Дальше Диана поведала вовсе не удивившую Захару развязку: кот метко спрыгнул на загривок собаки. Ротвейлер вскачь понесся. Приятель немного поездил на собачьей спине и в результате, под вопли хозяина, загнал, трусливо повизгивающую собаку в угол беседки.
— Отважный кот, — одобрительно подытожила Диана.
«Еще какой, — мысленно согласился Воронцов. — Отважный и странный. Разобраться бы — откуда взялся? И почему конкретно интересуется мной и Дианой?»
Притворяясь совершенно обычным котом, Приятель сосредоточенно намывало лапой морду. Диана протянула ладонь к полосатой спине: кот позволил себя погладить, но на руки не дался. «Вечером устроим «разбор полетов»", — мысленно пообещал коту Воронцов. То, что зверь каким–то образом «контактирует» с «подопытным кроликом» вызывало страх и удивление, Воронцов боялся ковыряться в этих ощущениях, боялся прорвать тонкую пленку между странностями и реальным бредом наяву. Теперь, когда дело коснулось любимой девушки, время уклончиво–доверительного сосуществования — кончилось. За себя Захар не переживал, но странный кот, бесстрашно разбирающийся с огромными собаками — опасное соседство для нежной и доверчивой девушки.
— Папа спать лег, — говорила между тем Диана, — хочет назавтра быть в полной форме. Захар…, Захар ты меня слушаешь?
— Конечно, — опомнился, задумавшийся обожатель.
— Что ты ему сказал? Папа жутко доволен, какие–то планы строит, говорит, что лучше всего в Москву переехать… Как ты смог так легко убедить его на отъезд?
«Предъявил ему «наследство»", — мог бы ответить Воронцов, но не стал намекать простодушной девушке на меркантильность батюшки.
— Гамлет Давидович разумный человек и желает счастья любимой дочери.
— Поверить не могу, — вздохнула Дина и протянула к Захару невесомые, ласковые руки.
Любимая ушла поздним вечером. Перед расставанием Воронцов попросил Дину передать отцу, что завтра опоздает на работу. Утром у него важные дела, «связанные с их отъездом».
Нежно поцеловав на прощание, Захар закрыл за девушкой входную дверь, вышел в небольшую гостиную, увидел кота, свернувшегося на тумбочке под двумя фотопортретами: Эйнштейна с высунутым языком и бородатого, напряженно глядящего Перельмана. (Существование этих двух ученых в одной с ним реальности, когда–то примирило Воронцова с действительность.) Подошел к тумбочке вплотную — хитрый (или деликатный) зверь моментально «проснулся» и сел, — сказал:
— Ну что, Приятель, пообщаемся, поговорим?
Человеку свойственно приписывать животным обладание сходных с ним эмоций. Домохозяйки расписывают, вернувшимся с работы мужьям, как сегодня их котик или собачка «переживали стресс» после шлепка по попе тапкой: «Милый, в глазах Мурзика я увидела такое недоумение, разочарование, тоску!..» Старушки повсеместно уверяют, что их питомцы способны мимикой передать любое настроение.
Воронцов с животными общался мало и совсем их прежде не очеловечивал. Но в тот момент, мог голову отдать в залог: Приятель повел себя так, словно давно ждал разговора по душам. Уселся прямо — в глазах мелькнуло выражение «ну наконец–то!» — и вперил взгляд в визави Воронцова.
Захар насторожено «открылся». Подготовил мозг к восприятию на другом уровне, отправил мысленный вопрос: «Кто ты такой?»
Ответа не последовало. Перед Воронцовым сидел обычный кот.
«Откуда ты пришел?»
Замелькали образы… Видеоряд проносился перед мысленным взором Захара с сумасшедшей скоростью, Воронцову показалось, кот как будто листает в фантастическом темпе цветной журнал… Но снимки размывались!
— Тихо! Тихо! — отстранился беглец. — Я не успеваю за тобой!
Кот разочарованно — ей же ей разочарованно! — прекратил трансляцию. Тяжело дыша, Захар спиной допятился до дивана, рухнул, как подкошенный…
Грудь вздымалась как после стремительного часового бега. По лицу струился пот, горло стискивала жажда, Воронцов посмотрел на часы — трансляция длилась не белее минуты!
А вымотала так, словно Захар бегом на гору забирался.
Зверь продолжал сидеть на тумбочке, с укоризной глядел на человека. В голове Воронцова возник образ огромной книги: закрытой, запечатанной.
— Мне… мне нужна книга? — прокашлявшись, хрипло спросил Захар. — Я должен найти какую–то книгу?
Кот раздраженно потряс ушами, как будто ответил «нет». Продолжил общаться с Воронцовым мысленными образами: большая книга распахнулась, под легким ветром затрепетали пожелтевшие страницы…
— Книгу надо открыть?… Перелистать страницы не середине?.. Мне надо открыться?! Я сам — закрытая книга?!
Приятель довольно смежил веки.
Кот просил человека полностью ему открыться! Напряжение и страх, так долго жившие в Захаре, превратили его сознание и душу в плотно запечатанный фолиант, для полноценного контакта зверю не хватало — ДОВЕРИЯ.
— Так просто не получится, — пробормотал Захар, неловко слез с дивана и, пошатываясь, побрел на кухню. — Наверное я не готов… Мне надо пообвыкнуться с этой мыслью…
Воронцов заварил большую чашку крепкого чая, сел на табурет лицом к окну и, слепо глядя в заоконную темень, задумался.
Довериться коту? Открыться навзничь?
Легко сказать.
А чем закончится эксперимент? Превращением травоядного кролика в мелкого домашнего хищника? в иную ступень пищевой цепочки, да? Жил себе почти спокойно подопытный сверхразумный человек, математические формулы, как семечки щелкал, стало скучно, решил рискнуть. Где наша не пропадала.
Рискнул. А назавтра пришла Диана и увидела, как Воронцов лакает молоко из блюдца. Языком умывается.
Смешно.
И жутко.
Но больно уж придавливает искушение узнать о себе, о скрытых, нереализованных возможностях. Может быть, кот знает о подопытном человеке нечто важное? Не зря же он сюда пришел!
Черт, как не вовремя! Искушение УЗНАТЬ совершенно дьявольское! Но сегодня Воронцов взял на себя ответственность за любимую девушку и ее отца, пообещал им быть защитником.
Без меня Диана и Гамлет не справятся, стиснув скулы, подвел черту под размышлениями уже совсем жених. Сегодня, да и в ближайшие дни рисковать рассудком категорически нельзя. Не известно чем закончится эксперимент с Приятелем…
Додумать, докрутить в голове трезвую мысль Захар не успел. На сознание вдруг опустилась волна такого сожаления, горечи, обиды, что Воронцов, отвернувшись от окна, негромко крикнул:
— Прости, Приятель! Сейчас я не принадлежу себе! Попробуем потом. Я обещаю.
Размытый образ колышущегося тюля на окне в гостиной, балконные перила, прыжок в темноту.
Воронцов вышел в комнату. Полосатый искуситель испарился. «Ах, милый, сегодня я шлепнула Мурзика по попе тапкой… Он т а к расстроился!»
* * *
Утром из третьего подъезда дома вышел, сосредоточенно рассеянный очкарик в беретке и пыльном сером халате–плаще. Возле э т о г о подъезда, как ни в чем ни бывало, лежал на лавочке полосатый кот. Захар почти не удивился невероятной осведомленности Приятеля, обладавший сверхъестественными способностями кот, уверенно выбрал дислокацию у нужного подъезда и поджидал «очкарика» совсем невозмутимо. Как будто не было вчера размолвки.
Воронцов вышел со двора, медленно побрел по улице. Личину «дебильноватого очкарика» он признавал наиболее удачной своей находкой. Скукоженые плечи, близорукий взгляд, под растянутой футболкой скрывается подвязанный «животик», добавляя фигуре рыхлости, интеллигентской мягкотелости. В такой экипировке можно не привлекать внимания ни в книжных магазинах, ни у помоек. Слегка распрямляя плечи и делая взгляд более осмысленным, Воронцов спокойно собирал с полок самый странный книжный набор и стаскивал дорогие фолианты и тощие книжонки в квартиру лабораторию. При случае, опустив вниз челюсть, можно с самым идиотским видом поковыряться в урнах, разыскивая пустые банки из–под пива. Потертый и засаленный серый плащ превращал его в незаметного человека при любой погоде и обстоятельствах, и даже высоченный рост помехой не был. В походке отсутствовала спортивная подтянутость, Воронцов казался меньше ростом сантиметров на десять: по улице брел полноватый неухоженный субъект неопределенного возраста и рода занятий. Толи бомж, толи сбрендивший интеллигент, толи просто чмо в беретке. Воронцов шел к банку «Содружество» произвести прикидку на местности.
По плану города из Интернета он уже отлично представлял расположение домов в тупиковом переулке. Высчитал расстояние от дверей банка до расположенного напротив, через парковку и пару газонов со скамейкам, ресторанчика. Немного расстроился тем, что переулок замкнут тупиком, прикинул примерные пути отхода через канализационные люки, через ресторанчик, по плану БТИ имеющий выход во двор. Понимал, что выезд из переулка будет перекрыт…
Но пути отхода не главная забота Воронцова. Захара тревожили снайперы.
В том, что при операции по захвату налетчиков на месте, снайперы будут, он совершенно не сомневался. Оставалось вычислить наиболее вероятные места их «лежки», сектора обстрела, и постараться заранее выбрать наиболее безопасное место для машины, из которой он собирался контролировать недавно сочиненную «игрушку». В том, что Алиев и компания пойдут навстречу его требованиям, Захар тоже не сомневался. После сегодняшней демонстрации, до которой еще осталось несколько часов, подмастерье будет беречь, как зеницу ока, как дорогого родственника.
…Останавливаясь у каждой урны, заполняя холщевую сумку сплющенными каблуком банками, Воронцов добрался до переулка. Скосил глаза в сторону: перед крыльцом рыбного магазина торчала полосатая фигурка кота. Приятель тоже представлялся: изображал голодный полуобморок, выпрашивал у милой тетеньки хвостик минтая.
Получил рыбью голову. И очень довольный, высоко задирая шею, резво потащил ее за угол, в нужный переулок.
Захар пошел туда же.
Сел на лавочку, обтер вспотевшее лицо рукавом всепогодного плаща, поглядел на небо…
Наиболее вероятными местами расположения снайперов были крыши двух высоких современных многоэтажек, построенных за старым трехэтажным зданием, образующим непосредственно тупик. Остальные крыши каре из нескольких домов либо прикрывались густыми кронами деревьев, либо были неудобными — скатными, любая снайперская лежка, как на ладони.
Захар прикинул сектора… Крыши узких высоток не шибко просторные, от стрелка, засевшего на левой многоэтажке можно укрыть машину за рекламным банером… От снайпера с правой крыши…, если поставить автомобиль впритирку к дому, закроет стена.
Закрыться от двух снайперов одновременно нет никакой возможности.
Паршиво. Если бы Воронцов собирался уходить один, то он особенно не переживал бы. Вывалился из машины кубарем, согнулся в три погибели, в три шага–броска доскакал до ресторана, на заднем дворе которого собирался оставить свою машину с полным баком. Он был уверен в мышечных реакциях, снайпер, натренированный на обстрел о б ы ч н о г о человека, обязан растеряться хоть на секунду от подобной прыти, дернуться, замельтешить, через секунду стрелять станет не в кого.
Но Воронцов не мог уйти один. Ему был нужен — свидетель. Спасенный им из–под обстрела, увидевший, что подмастерье сам удирает без оглядки от ментов.
Если уже сейчас все идет как надо, этот факт вкупе со всеми предыдущими вообще и до конца отметет от работника Амбарцумяна любые подозрения в двойной игре.
Но лишняя страховка не бывает лишней. Из города Захар сорвется не один (его отъезд вполне логичен — парень перепуган, за ним спецслужбы попятам), с ним уезжает девушка и ее немолодой отец. И здесь нужна стократная перестраховка. Захар уже засветился в подготовке ограбления, если помимо правоохранительных органов за ним припустят и разозленные бойцы Магомета Хасановича…
Дианой рисковать нельзя. Захар обязан остаться абсолютно чистым перед Алиевым, тот не должен помешать побегу.
Продолжая сидеть на лавочке, «интеллигентный бомж» перегнулся через ее подлокотник, бросил стыдливый взгляд в урну, не нашел в ней ничего полезно и поплелся дальше по перпендикулярному переулку проспекту.
Кот, сидевший в кустах неподалеку, закончил отмывать измазанную минтаем морду и неспешно потрусил туда же.
В комнате заполненной непритязательной обшарпанной мебелью, на этот раз собрались только четверо: Сова, Алиев, Марат и Воронцов. Недоверчиво взвешивая на руке обычный фумигатор — прибор для травли комаров, Магомет Хасанович глядел на Воронцова:
— Это в с е?
— Да, — невозмутимо кивнул Захар. — Это устройство достаточно воткнуть в любую электророзетку внутри помещения банка. Хоть в туалете. У вас есть т а м надежный человек?
Алиев и Сова переглянулись.
— Ну…, человечка мы найдем. А как это работает?
— Не важно, как работает, главное в работе серверов возникнут неполадки, связь с внешним миром любого порядка — прекратится.
— Прибор прервет работу серверов и телефонных линий через обычную э л е к т р и ч е с к у ю розетку? — уточнил Алиев.
— Да. И помехи будут индивидуальной направленности для каждого вида устройств.
Воронцов не скромничал, а намеренно набивал себе цену. Ценного «сотрудника» берегут, идут на уступки, терпят капризы, вообще — в живых оставляют.
— Уверен?
— Проверьте.
С, пожалуй, невольной бережность, непредусмотренным уважением Алиев передал Сове «прибор для травли комаров». Медвежатник покрутил синий прямоугольничек в руках, взвесил, прикидывая насколько тот отличается по весу от обычного магазинного фумигатора, кивнул:
— Хорошая «игрушка». Но посмотрим, как фурычит… — Подошел к стене, воткнул вилку в розетку и вернулся к столу, где Захар попросил поставить для демонстрации какой–нибудь ноутбук. — Валяй, «Кулибин».
Воронцов держал на коленях свой ноутбук с модемом. Чувствуя, как за его спиной, наблюдая, наряжено засопел Марат, быстро пробежался по клавишам…
— Завис, — через мгновение довольно, с толикой недоумения глядя на монитор проверочного «железа», констатировал Сова. — Уверен, что так же «заглючишь» серверы?
— Попробуйте позвонить по телефонам, — не отвечая на поставленный вопрос, напомнил Воронцов.
Троица наблюдателей принялась упражняться с кнопочками мобильных и городского телефонов…
— Связи нет, — удовлетворенно кивнул татуированный шнифер. — Объяснишь, почему твой «ноут» работает, а остальное «железо» и телефоны зависли?
— С компьютером и городским телефоном я работаю через электрические сети, для модема, расположенного неподалеку от «игрушки» выбрал иную чистоту.
Простое объяснение произвело на опытного медвежатника достаточный эффект. Сова нахмурился, поворочал мозгами:
— Подробнее объяснишь?
— Не теперь, — покачал головой Воронцов. — «Игрушка» моя страховка.
— Долю хочешь? — хмыкнул за спиной Маратка.
— Свободу, — лаконично ответил подмастерье.
Магомет и Сова переглянулись, в секундном обмене взглядами Захар углядел примерный диалог:
«Если что, ты без этого темнилы справишься?» — спрашивал Алиев.
«Навряд ли, — говорили глаза Совы. — Попробовать можно… Но смысл? Время подпирает, темнила, вроде бы со своей задачей справляется…»
«Хорошо. Но мы тоже будем страховаться. Полностью зависеть от этого странного парня — опасно», — сказал сумрачный взгляд Алиева. Магомет Хасанович вслух обратился к племяннику:
— Марат, забирай «игрушку», отдашь ее…
Фразу авторитетный дядя не закончил, нахмурился совсем уже угрюмо… Пожалуй, поняв причину заминки, зеркально насупились Сова с Маратом.
Еще только придя в этот дом, Воронцов почувствовал витающее напряжение. Перед его приходом здесь явно обсуждали нечто злободневное, тревожное. Во дворе Захара встретили три костолома из приближенных Алиева, перед воротами «безразлично прогуливались» несколько громадных ребятишек в пиджаках…
Воронцов сломал гнетущую паузу вопросом:
— Что–то случилось, что–то идет не так?
— Не твое дело, чепушила!! — как настеганный взвился Марат. — Сиди, б…, на кнопочки нажимай, «Кулибин» долбанный!
— Имею право знать, — невозмутимо отрезал Воронцов. — Сейчас мы в одной связке.
Магомет и Сова снова начали играть в гляделки, на этот раз Захар много в их игре глазами не прочел, поскольку не знал сути, явно возникшей в рядах тревоги. Но показалось, что медвежатник нашел требование нового подельника обоснованным, Алиев пожевал губами и разродился неожиданным вопросом:
— Где ты был вчера вечером?
Неисчислимо краткое мгновение Захар перебирал варианты ответов, искал причину странного интереса к его местонахождению, ответил правду:
— Дома.
— Это может кто–то подтвердить?
Захар пожал плечами:
— Я живу один, — не вполне по теме, но тоже правдиво ответил подмастерье.
— Да знаю я, к т о может подтвердить!! — еще более неожиданно и яростно взметнулся Марат. Подскочил вплотную к креслу, где продолжал сидеть Захар, нагнулся низко, забегал выпученными глазами по лицу соперника, захрипел: — Я знаю, сука, чем ты вчера занимался, я знаю кто…
— Марат!! — гневный выкрик дяди не вынудил обезумевшего от ревности племянника даже чуточку отстраниться от Захара. Лицо Марата кривилось в припадке бешенства, но все же он себя немного контролировал — в драку не полез. Выдохнул в лицо Воронцова порцию несвежего дыхания, смачно плюнул ему под ноги и отошел к окну, где уперев кулаки на поясе, замер.
Сова расстроено покачал головой, пробормотал тихонько:
— Не гоже, парень, в хате плеваться…
Магомет никак не стал оправдывать поведение племянника, ответил Захару на поставленный вопрос:
— Вчера вечером Артур перестал отвечать на звонки. Сегодня к нему ездили домой, подружка говорит, что он не появлялся там давно… Как ушел вчера утром сюда, так и не возвращался. Артур тебе не звонил? Ты его не видел?
— Он вчера до вечера в мастерской проторчал. — Стоящий спиной к обществу Марат неожиданно подтвердил алиби соперника.
А Воронцов обругал себя за беспечность. Возвращаясь вчера из мастерской, он заметил плетущегося попятам «рассеянного» амбала в клетчатой рубашке, но отнес его на счет небрежной работы правоохранительных структур. А оказалось — бугая Маратка в хвост пустил.
Так что паршиво дважды. Вчера Диана пришла неожиданно, без звонка, находясь поблизости от дома Воронцова. За многими заботами Захар не успел предупредить девушку о том, что не стоит демонстрировать их отношения. Филеры «приняли» подмастерье у дома работодателя, в том не было ничего особенного — работник зашел с отчетом к «прихворнувшему» боссу.
Но то, что дочь хозяина на следующий день зашла к холостому парню и оставалась в его квартире до позднего вечера… Совсем другой коленкор. Особенно для Марата.
Диана вчера была слишком расстроена, перегружена проблемами до макушки, Воронцов не решился отправить девушку домой в таком состоянии. Пожалел. И не смог отказаться от вечера с любимой: строгий батюшка спать завалился, не позвонил ни разу с контрольным вопросом «ты где, Дианочка, ты с кем, а как зовут подружку, когда вернешься?».
Непростительно расслабился, надо было проявить благоразумие. Стоило намекнуть Диане, что время для длительного визита не слишком подходящее.
Обвинять во всем, что сейчас происходило Воронцов мог только себя: неимоверного влюбленного дуралея!
Навряд ли Диана хотя бы намекала Марату, в чем причина ее отказов от свиданий. В мастерской, да и вовсе на людях Диана и Захар держались более чем в рамках. Не исключено, что племянник Алиева подозревал о некой сердечной привязанности Дианы…
Теперь он стал уверен.
Взбешен. Если бы не заинтересованность дяди и Совы в подмастерье, если бы Воронцова уже не включили в план операции, если бы можно было отсрочить операцию, а верный Артурчик был под рукой…
Захар не хотел даже на секунду представить до каких пределов дошла бы ненависть мстительного ухажера–неудачника! Спина Марата выражала трудно сдерживаемую ярость. И подобная выдержка Воронцова, пожалуй, не то чтобы пугала — настораживала.
Марат готовит пакость, подвох. У банка, где могут загреметь выстрелы, надо быть настороже.
И предупредить Диану. Попросить Амбарцумяна не слишком доверять племяннику Алиева.
Не показывая, чем заняты мысли, Захар участвовал в разговоре:
— Артур не мог где–то загулять? Выпить лишнего, зависнуть…
— Артур — НЕ МОГ, — резко отвернувшись от окна, оборвал предположения Воронцова Марат. — Он не баран, не лох обкуренный! Следи за базаром, чепушила!!
Магомет мрачно смотрел на нервного племянника, Сова кривился, словно зуб разнылся…
— Если у вас пропал человек, — медленно проговорил Воронцов, — предлагаю отменить операцию.
О том, что произошло с доверенным лицом Алиевых, Захар догадывался почти наверняка: Артура «взяли». Почему так произошло, Воронцов не слишком понимал: изымать из бандитской операции одну из ключевых фигур — неимоверная глупость! Налетчики насторожатся, могут отменить операцию, а привязать их к подготовке вооруженного нападения на банк — пустая трата времени, отвертятся при помощи хороших адвокатов.
Так почему Артура — взяли?! К чему такая глупость и самонадеянность?!
Захар слишком понадеялся на грамотную разработку банды? Полицейские не смогли наладить прослушку разговоров…, Сова как–то обеспечил приватность беседы…?
Воронцов бросил взгляд искоса на хмурого шнифера… Он — мог. Сова мужик умелый. Вполне могло сложиться, что вчера днем «монтер» висел на столбе бесполезным предметом…
Так же могло получиться и следующее: Артур засек слежку, и филеры пошли на опережение — скрутили доверенное лицо Алиевых прежде, чем тот успел подать подельникам сигнал тревоги.
Интересно — Артура раскололи? Воронцов слышал от Дианы, что тот дальний родственник Алиевых, предан хозяину как пес… Но если за верного Артурчика всерьез возьмутся, используют запрещенные методы воздействия — психотропные препараты или тяжелые дубинки, вопрос стоит предельно просто: как долго Артур продержится? Не исключено, что во всем произошедшем более всех виновен, трижды перестраховавшийся Захар… Воронцов отлично видел, как жадно заблестели глаза амбала, когда из сверкающего потока выпал и закатился под сиденье его машины драгоценный перстень. Безусловно, Захар не надеялся, что Артурчик тут же понесет перстень в скупку или любимой девушке подарит. Привязывая понадежней подручного Алиевых к ограблению сейфа Кускова, он засунул между подушками еще и золотой червонец…
Если полицейские догадались незаметно обшарить машину, засвеченную перед антикваром бородатым байкером…, могли — рискнуть. Стараниями Воронцова, доказательств — больше, чем достаточно. Его уверения «я ни при чем! часы в глаза не видел!», в расчет не примут.
Артур попался крепко. Его — дожмут.
Схожие мысли, судя по настороженному блеску глаз, посещали и залетного медвежатника Сову. Вербально он их не оформлял, но глядел на заказчика ограбления так красноречиво, что слов не требовалось. Алиев на этот взгляд ответил:
— В Артуре я уверен. Операцию отменять не будем. Пойдете завтра.
Воронцов и Сова глядели на Магомета Хасановича без особенной уверенности в успехе завтрашнего мероприятия, Алиев взвился, повторил:
— В Артуре я уверен!! Он — не предатель!
— Но что же с ним случилось? — осторожно произнес Сова. — Может быть стоит перебздеть…
— Бзди молча!! Здесь я решаю!
Взвинченные нервы Хасановича не позволили опытному шниферу развить тему. Сова смирился, дотянулся до новой «игрушки» Воронцова, лежащей на столе, и сменил направление разговора:
— Хорошая штуковина, грамотно замыслена. Если воткнуть ее в любом офисе — внимания не привлечет: девчушек комары зажрали.
— Не советую вскрывать, — предупредил Захар. — Здесь вставлено устройство самоликвидации.
Сова уважительно присвистнул, осторожно положил прибор на место:
— Потом — поделишься?
— Оставлю в вечное пользование, — обманул Захар. Через двадцать четыре часа «игрушка» покончит жизнь самоубийством.
Сова адресовал уже не потенциальному собрату шниферу приязненную улыбку, Магомет Хасанович радостные переглядки оборвал словами:
— Сегодня ты ночуешь здесь.
Сказать по правде, к подобному повороту Захар был подготовлен. Параноидальная подозрительность должна была возрасти по мере приближения часа «Ч». Ответил, якобы в растерянности:
— Это невозможно. У меня еще есть дела…
— У тебя сейчас одно дело! — перебил Алиев: — В живых остаться!
— Но это невозможно! «Железу» — Воронцов пренебрежительно ткнул пальцем в весьма–весьма приличный ноутбук, — не хватает мощности! Я привез его для демонстрации, чтобы справится с банковскими серверами, я должен усилить процессор! Сова — скажи!!
Подкупленный «игрушкой» собрат медвежатник задумчиво надул щеки:
— Не исключаю.
— Мне нужно провести ряд тестов! Вы меня торопите! — продолжал нагнетать Воронцов. — Необходимое оборудование есть у меня дома…
— Хочешь, я за ним смотаюсь? — тут же предал сотоварища лукавый, любопытный шнифер.
Воронцов как будто захлебнулся негодованием, позволил себе выглядеть трусом:
— Ага. Сейчас. Бегу и падаю. Я вам нужен только до тех пор, пока вы не уверены, что сами сможете воспользоваться моими наработками! А что будет, когда я карты выложу?! А?! — Встал из кресла, откуда так удобно производил наглядную демонстрацию работы прибора «фумигатора», негодующе фыркнул!
Когда с параноиком начинают разговаривать на понятном ему языке, параноик — проникается и верит. Захар все верно рассчитал: Алиев сощурил внимательные глаза, прикинул, просчитал, понял, что подмастерье имеет право волноваться.
— Ты поедешь домой с моими людьми, возьмешь необходимое оборудование. Работать будешь — здесь.
Захар потряс головой и развел руками, как будто только что услышал речь недоумка:
— Да вы хоть знаете, сколько мне придется вначале разбирать, а после собирать здесь технику?! Вся ночь уйдет!! — Бросил «беспомощный» взгляд на Сову: — Ну скажи хоть ты им! Если меня сейчас заставят всю эту бодягу разводить — я не то что к завтрашнему дню не успею, я сутки провожусь!!
Захар перебросил выбор — время или безопасность, на заказчика и шнифера.
Первым сдался медвежатник:
— Он, типа, не врет. Геморрой серьезный.
Алиев твердо поглядел в глаза Воронцова и произнес:
— С тобой дома будут мои люди.
— Твои люди, Магомет Хасанович, — не менее прямо глядя на авторитета, проговорил Захар, — будут сидеть у моего подъезда. Не люблю, когда в квартире воняет чужими потными носками. Отвлекает от работы. Присутствие посторонних за спиной раздражает, рассредоточивает, а времени мало.
Не сказать, чтобы Захар эти слова произнес как–то по–особенному вкладываясь. Вроде бы все прозвучало разумным продолжением перепалки, хоть и слегка обидным. Но разозленный неожиданностью «творец серьезных игрушек», имел право на некоторую дерзость. (Да и логичное объяснение нежелания чужого присутствия в доме должно быть озвучено сразу, пока не закопались в выяснениях — у кого хвост круче загнут.)
Обстановку, что странно, разрядил Марат. Выступил, пока дядя к «грязным носкам» не прицепился:
— Пусть едет, — проговорил тягуче, многообещающе. — Куда он денется. Я с а м прослежу, чтобы подлянку нам не кинул.
* * *
Из окна квартиры Воронцов видел, куда пристроился огромный вседорожник наблюдателей. Машина не встала напротив подъезда, но заняла удобную позицию в углу соседнего двора.
Удачи, господа бандиты, усмехнулся Воронцов. Именно предвосхищая подобную ситуацию, существовал в соседнем подъезде мягкотелый очкарик в беретке.
Примерно через полчаса из третьего подъезда показалась невзрачная фигура с застойным кухонным агрегатом подмышкой. Вслед за фигурой, размытой тенью поскользил крупный полосатый котяра, до того сидевший в кустиках неподалеку от джипа наблюдателей…
«Останься здесь, — приказал Приятелю Захар. — Если люди из джипа выйдут из машины и направятся к квартире, по дереву запрыгнешь на балкон — окно открыто. В прихожей возле двери найдешь…»
Мысленными образами Захар нарисовал понятливому зверю клавиатуру компьютера. Описал очередность действий…
«Если начнут трезвонить в дверной звонок, нажимаешь лапой на эту кнопку: посетители услышат «пошли все к черту, я занят!». Если будут настаивать…»
Последующая записанная речь Захара не была бы пропущена цензурой.
Кот до конца «прослушал» пояснения, свернул в первый же дворик и исчез в зарослях акации. Воронцов спокойно поглядел на мелькнувшую в кустах полосатую спину, на кота можно рассчитывать всецело — умная зверюга не подведет, «обматерит» из–за двери любого визитера. Даст Захару алиби.
Пренебрегая общественным транспортом, потертый утлый очканавт тащил подмышкой тяжеленный архаичный комбайн к мастерской Гамлета Давидовича, благо было не слишком далеко — всего две автобусные остановки. Глядел под ноги, бубнил что–то неразборчиво, временами, возвращая выскальзывающий агрегат подмышку, подпрыгивал абсолютно не спортивно…
Возле дверей ателье ничего подозрительного Воронцов не заметил. Приступ заразительной паранойи заставил его еще дома положить в карман прибор–глушилку для возможных микрофонов, вынудил внимательно приглядеться к припаркованным у недалекого магазина машинам: в парочке из них, за тонированными стеклами, сидящие в салонах мужики угадывались. Может это мужья и сыновья мамаш с покупками дожидались, а может быть какой–то ушлый оперативник из участвующих в разработке банды, заподозрил в ремонтном ателье средоточие кромешного зла…
Не угадать. Но одна из машин расположилась больно уж удачно, из нее видно не крыльцо мастерской, а конкретно большое, убранное негустой решеткой окно приемного зала заведения Амбарцумяна.
Воронцов пару раз подпрыгнул на ступеньках мастерской, неловко скособочившись открыл дверь в небольшой тамбур, просочился в зал… Над головой мелодично тренькнул колокольчик, предупреждая печального армянского папу о посетителе. Гамлет Давидович бросил невнимательный взгляд на затрапезного верзилу в беретке… И раздумал приветствовать его вставанием: не велика особа, притащил работу с минимальным выхлопом — заморочек будет больше.
Захар на секунду обрадовался: Амбарцумян не узнал работника. Подошел к прилавку и тяжело опустил на него реликтовый кухонный комбайн:
— Вот, — сказал, — здрасьте. Хочу отремонтировать.
Грустный Гамлет отложил в сторону газетку с кроссвордом, не поглядев в лицо посетителя, потянулся к агрегату…
— Гамлет Давидович, — услышал едва различимый, но хорошо знакомый голос подмастерья, — на меня не смотрите, делайте вид, что производите осмотр. Сильно не торопитесь, я сейчас устрою маленький спектакль.
Взмахнув широкими рукавами, Захар заголосил:
— Только не вздумайте меня обманывать! Я в технике понимаю! Починил бы сам, но нет необходимых материалов! — Согнувшийся над комбайном армянский папа от этого ора слегка испуганно присел, Воронцов, продолжая работать на возможную публику за окном, не прекратил вращать рукавами, но заговорил негромко: — Под кожухом комбайна ваши новые паспорта и билеты на поезд на завтрашнее число. Я их заказал по Интернету. Если не успею к отходу поезда, уезжайте с Дианой, я вас найду. Тут же спрятан мобильный телефон, используйте его только для связи со мной, номер забит в память… И не вздумайте содрать с меня хоть лишнюю копейку!
Не поднимая взгляд от комбайна, Гамлет Давидович прошептал:
— Все так плохо, Захар?
— Хуже некуда, — не стал лукавить Воронцов.
— Прости…, я тебя втянул…
— Прорвемся. Билеты, деньги и телефон сейчас же спрячьте в камеру хранения на вокзале. Я не хочу, чтобы все это было при вас. Вы должны иметь возможность сорваться в любой момент. В случае чего, бросайте вещи, уходите в чем есть.
— Боже! — еще больше присел армянский папа.
— Сами на вокзал не ездите. Уложите все в небольшую сумочку, отправьте к камерам кого–нибудь из соседей. — Воронцов ткнул в аппарат палец с видом Моисея, добывающего воду из камня, принял значительную позу, пророкотал: — Чините. Я вернусь сюда завтра. Проверю.
В образе горделивого городского сумасшедшего, Захар покинул ателье, стараясь не светить лицо перед машинами на парковке. В развивающейся аки накидка римского консула пыльной хламиде прошел перед парковкой, взял на курс на дом.
Смертельно хотелось пройти хотя бы под окнами Дианы, поймать случайный силуэт на шторах… — нельзя. С любимой Воронцов попрощался вчера, если бы не изготовленные паспорта, вообще бы близко ни к кому из Амбарцумянов не сунулся!
В холостяцкой квартире Воронцова царил покой: коту не потребовалось «проигрывать» на компьютере трехэтажные посылы. Приятель сидел на балконе, через щелку в ограждении приглядывал за джипом.
«Порядок?» — мысленно спросил Захар.
В голове промелькнули образы: здоровенный как вставшая на дыбы электричка мордоворот выпрыгивает из машины, через десяток минут запрыгивает снова с пакетом провизии из местного супермаркета…
Порядок, похвалил наблюдателя Воронцов. Глянул в окно на безмятежно загорающий под вечерним солнцем вседорожник, и через дверцу в шкафе прошел в квартиру лабораторию.
Остановился посредине большой, изрядно захламленной комнаты — не посвященный человек здесь в жизни не разберется: какие–то запыленные проводки куда–то тянутся, везде клавиатуры и пульты управления, масса кнопочек и тумблеров рассеяны в кажущемся произвольном порядке…
На то, чтобы в комнате не осталось ни одного действующего прибора, Воронцову не понадобилось бы и минуты. Достаточно в ключевых местах дернуть за пару разноцветных букетов из проводов, вся машинерия придет в негодность. Захар намеренно не придавал изобретениям законченного вида, собирал все, так сказать, на живую нитку, одно «неловкое» движение рукой: «игрушка» рассыпается на составные части, нужные и подставные для отвода глаз блоки перемешиваются — изобретение превращается в кучку бесполезного электронного хлама. Через небольшой промежуток времени, все можно собрать заново, или плюнуть, собрать в совок и начинать «сочинительство» заново. С удовольствием разрабатывая новую изящную придумку.
Захар прошел по комнате…, чувствуя себя немного убийцей, грустно и поочередно обрывал тонюсенькие проводки — ПРОЩАЛСЯ. С томографом, энцефалографом, хитроумным био–анализатором, электронным микроскопом, стопочками тиглей, выставкой прозрачных колб… Как жаль. Захламленная берлога утлого анахорета вросла Захару в душу каждым проводком. Когда–то, возможно через месяц, или через год, сюда войдут чужие люди: соседки, обеспокоенные исчезновением «приличного, хоть и странноватого молодого человека», участковый Колычев, любопытные соседские мальчишки просочатся и при возможности распихают по карманам какие–то блестящие электронные бирюльки…
Потом соседки посовещаются и поставят в церкви свечку за упокой души запропастившегося бедолаги. Все вещи очканавта, кроме беретки и плаща — на месте. Ушел болезный куда–то, попался на глаза злым людям, те его и отоварили по пьяному делу. Или сам упал. Свалился в придорожную канаву или в речку — утоп тишайший очкарик. Сгинул.
Захар смел с подзеркальной тумбы в пакет коробочки с гримом и клеем — рядиться больше не понадобится, оставил на видном месте тетрадку со смешными, нелепыми схемами «вечного двигателя», ничего не взял на память и, неожиданно почувствовав нешуточную, почти до слез, печаль, — ушел, оставив за спиной берлогу, утратившую родство с беглецом букетами оборванных капилляров–проводков.
Через дверцу в похожем шкафе, Воронцов вернулся в совершенно не схожую с захламленной лабораторией квартиру примерного аккуратиста, почувствовал мягкое и ободрительное прикосновение к мозгу: «Не переживай, — как будто успокаивал Приятель, — берлоги дело наживное, нельзя к ним кожей прирастать… Отряхни прах с ног своих и следуй дальше…»
Захар усмехнулся, погладил, разлегшегося на подоконнике кота, взглянул во двор и… всяческая грусть слетела с него, как прошлогодние листья с зимнего дерева: к джипу наблюдателей подъезжал претенциозно красный кабриолет Марата.
Если бы в нетривиальных способностях Воронцова присутствовала возможность испепелять противника взглядом–лазером, кабриолет полыхнул бы в ту же секунду!
Еще ни разу на короткой памяти Захара не отпечаталось подобной ненависти к человеку!
Захар запрещал себе проявления крайних эмоций. Любовь его уже расслабила, ненависть способна окончательно лишить здравости рассудка!
Марат мозгляк, напоминал себе Захар. Глиста с дипломом инженера. Таких не ненавидят — п р е з и р а ю т. Презрение чувство растушеванное, брезгливость не способна на глубинные и крайние проявлений, кому есть дело до паразита–таракана…
Сжимая и разжимая кулаки, выравнивая сбитое приступом ярости дыхание, Воронцов стоял за шторой и глядел во двор. Пока он прощался с лабораторией, на улице совсем стемнело. Две машины — алая и черная, выехали из–под фонаря, спрятались в темноте за детскими качелями…
Воронцов прищурился — черт, ничего не видно!! И сразу же пошла трансляция: отличное ночное зрение кота показывало то, что происходит в темноте. Краски потеряли ч е л о в е ч е с к у ю яркость и цвета, но фигуры людей стали различимы и четки.
Марат, разговаривая с двумя из трех наблюдателей, стоял возле кабриолета.
Приезд соперника — неожиданное везение, стремительно подумал Воронцов. Велев коту не прерывать контакта, быстро перешел в соседнюю квартиру и через третий подъезд, загороженный теперь рядами гаражей–сараев, прошел к своей машине.
Вряд ли кто–то из соседей торчал в это позднее время у окна, да и кому есть дело, что парень, живущий в среднем подъезде, вышел вдруг из крайнего? Захар кого–то навещал, теперь вот возвращается…
Продолжая «видеть», что твориться в темноте за детской площадкой, Воронцов не тратя лишней секунды, вывел из гаража «скромную» девятку с форсированным движком и резво помчался во двор, расположенный в тылу ресторана напротив банка «Содружество».
На такое неожиданное везение, беглец, по правде говоря, и не рассчитывал. Навряд ли Алиевы позволили подмастерью оставить страховочную машину неподалеку от банка. Проделывать все это на глазах наблюдателей — и думать нечего, появятся вопросы.
Захар завел машину в тихий дворик, остановился за мусорными кагатами и быстро поменял номера на автомобиле. Теперь установить владельца «угнанной» из–за ресторана девятки станет совершенно невозможно. Вчера Воронцов немного «поколдовал» в гараже над парой цифр в номерах движка и кузова, перебил пятерку на шестерку, единицу превратил в четверку — ищите, господа, владельца угнанного жигуля. Вспотеете искать.
Прежде чем уйти, Захар достал из багажника девятки загодя приготовленный длинный деревянный брусок и припрятал его в заросшей сорняками клумбе поблизости от задней двери ресторана.
Кажется — готово. Оставлять заранее бесхозную машину в чужом дворе Воронцов побоялся. Наверняка по окрестностям походили полицейские, бдительно прошелся участковый, проверил каждый угол, мог с жильцами или персоналом ресторана побеседовать — не появилось ли чего необычного во дворах, не ходят ли тут странные людишки? Посторонняя машина, надолго застывшая у мусорных бачков обязательно привлекла бы внимание, насторожила.
…Из–за дальности расстояния кошачья трансляция прекратилась, голоснув на проспекте частника, Захар поехал к дому. Метров за триста, до того, как автомобиль остановился в соседнем переулке, Воронцов поймал отличную картинку: Марат и вздыбившаяся электричка усаживаются в кабриолет. Парни из джипа смотрят вслед отъезжающей машине хозяйского племянника…
Воронцов успел заскочить в крайний подъезд за мгновение до того, как джип вернулся на прежнюю, более удобную наблюдательную позицию.
В принципе, Захар не слишком взволновался бы, если б бандюганы заметили его в о з в р а щ е н и е домой — не его проблемы, что подъехавший племянник пацанов отвлек. Воронцов мог сказать, что ходил в круглосуточный супермаркет денег на телефонный счет положить…
Но напрашиваться на вопросы не хотелось. Успел незаметно проскочить в третий подъезд и, слава богу. Головняка и без того хватает.
Стараясь не смотреть на разоренную лабораторию, не сосредотачиваться, Захар быстро прошел между кучек электронного лома, вернулся в холостяцкую квартиру и занялся ненужной дополнительной проверкой углов, шкафов, всевозможных ящиков: занимая руки и голову бестолковой работой, исследовал углы и щели на наличие завалившихся предметов, «говорящих» бумажек, случайных газетных листов с пометками — подчищал концы. Опять ПРОЩАЛСЯ.
Ночью Воронцов проснулся от смутного ощущения чужого присутствия в спальне. За мгновение до пробуждения память зафиксировала странные звуки: по квартире как будто шквал пронесся — на кухне забряцали друг о друга полоски жалюзи на окне, тихонько зазвенели колечки на карнизе для штор в гостиной, тяжелая портьера в спальне выгнулась парусом под порывом ветра…
Воронцов открыл глаза.
Перед кроватью плавал призрак.
Мягкое голубоватое свечение нарисовало дивное, фантастически прекрасное лицо юной девушки с пушистыми, развивающимися от легкого сквозняка волосами. Такой же ирреальный ветерок трепал почти прозрачное, собранное на тонкой талии платье на бретельках. Девушка протянула к Захару призрачные руки, ее губы зашевелились беззвучно…
Воронцов отрыгнул от прекрасной химеры так резко, что треснулся головой о стену — не помешали ни подушки, ни подголовник кровати! Подтянул ноги к животу, очумело и все еще немного сонно уставился на жуткую г о с т ь ю.
Увлечение религией прошло у Воронцова давно. Первые годы, пытаясь разобраться — или обрести поддержку мечущейся, истерзанной душе? — он исследовал религиозные учения, как будто надеясь на некий отклик из глубин стертого сознания, как будто пробуя на вкус, примерял к себе различные течения, искал Бога извне, внутри себя. Надеялся молитвенным экстазом пробить ту стену, что разгородила его прежнего и нынешнего…
Увлекся буддизмом. Во время одной из медитаций чуть реально не съехал с катушек. На раскрепощенное, очищенное и готовое к восприятию сознание нахлынуло такое безгранично множественное количество «Я», что Воронцов едва успел сбежать из плена чужих, бредовых воспоминаний! За неимоверно растянувшееся в пространстве и времени мгновение, он ощутил себя одновременно: воителем, степенным старцем, седоком на спинах странных животных, пилотом межзвездных кораблей, сотни раз умер, родился заново и прожил сотни жизней!
Едва Воронцов испуганно отринул чуждые ведения, рассудок словно бы заново сузился, померк… В памяти Захара Воронцова остался только жуткий страх перед необъятностью насланной информации и обрывочные воспоминания видений: туманные морские дали под фиолетовым небом с несколькими тусклыми светилами, ярчайшая россыпь неизвестных звезд на фоне глубокой черноты космоса, ощущение полета… Женское лицо. С каждой минутой теряющее четкость.
Тогда Воронцов подумал, что столкнулся с доказательством реинкарнации. Во время медитации, он тронул некий пласт генетической памяти, добрался до первородных глубин, увидел свои прежние воплощения.
Еще подумал, что теория о внеземном происхождении человечества получила на его примере нешуточное подтверждение. Ощущение полета сквозь межзвездное пространство, видения чужих миров, чужого неба, не имеет ничего общего с памятью личности, привязанной к одной планете…
Захар перелопатил массу литературы в этой области, нашел похожие случаи, прочел научные комментарии… Решил не углубляться. Воронцов боялся свихнуться в любой момент на ровном месте, что будет, заиграйся он с неведомым? Он превратится в еще одного ненормального, утверждающего, что побывал в космосе, на другой планете, беседовал с зелеными человечками?
Четко структурированный мозг «искусственного» человека разрывался между абсолютной трезвостью суждений и вывертами подсознания, постоянно напоминающего о н е п р а в и л ь н о с т и существующей реальности. Воронцов много лет потратил на изгнание ощущения чуждости окружающих его вещей, порядков и устоев. Он поборол в себе отторжение внешнего мироустройства, закапываться вглубь себя — прямая дорога в сумасшествие, а не в осознание.
Во всяком случае для человека без корней, без ясной цели, да и без желаний. Ощущение спрятанного внутри могущества ставило препоны душе и разуму — не навреди. Не следуй напролом. Воронцов устал смирять рвущиеся наружу таланты, он искал — ПОКОЯ.
…Рука Захара невольно сотворила крестное знамя, губы прошептали — изыди! Память услужливо подсказала слова православной молитвы.
Призрак не растаял. Нематериальная гостья как будто вздохнула, опустила руки и поплыла к окну. А Воронцов почувствовал уже не раз испытанное н а с л а н н о е спокойствие: на подоконнике, за раздувающейся шторой сидел кот. Глаза зверька приобрели странное свойство — полыхали отраженным зеленоватым светом, горели, словно фантастические угольки. Призрак подплыл к коту, и Воронцову показалось, что гостья и Приятель ведут некий диалог на недоступном ему уровне. Кот легонько шевелит ушами, призрак пытается его в чем–то убедить, Приятель не соглашается, упорствует…
— Вы скажете мне, что здесь происходит? — хрипло проговорил Воронцов.
Успокоительные эманации кота усилились, Захар догадался, что зверек пытается дать ему понять: «Не беспокойся, опасности нет, к тебе пришел друг…»
— Какой, к черту, друг?! — вспылил Воронцов. — Что вы здесь задумали?!
Призрачная девушка, как будто моля о чем–то Захара вновь протянула руки…
От фантастически прекрасной гостьи исходили волны любви и добра. Горящие зеленоватыми светлячками глаза кота точно просили друга–человека довериться другу–призраку… У Захара уже не оставалось сомнений: кот и призрачная девушка действуют заодно, они зачем–то пришли к Захару поочередности, Приятель, вероятно, не смог исполнить некую миссию — девушка явилась помочь.
Или навредить?
Нет, прекрасное лицо исполнено безыскусной природной добротой, злом не искажена ни одна черта, ничто не намекает на коварство…
— Приятель, перестань меня зомбировать! — прикрикнул Воронцов. — Я сам могу разобраться, где тут добро, а где злоба!
Призрак всплеснул прозрачными руками, от кота перестали поступать успокоительные импульсы…
Захар сполз к краю кровати, сел, свесив ноги до пола. Прямо посмотрел в иллюзорное лицо с едва угадываемыми огромными глазами…
Призрачная девушка смотрела на Захара с ласковой улыбкой. Губы неслышно шевелились, гостья пыталась достучаться до «искусственного» сознания человека, пыталась найти читаемую его восприятием волну… Кажется просила ей открыться…
Не получалось! Захар видел только беспрестанное шевеление губ, привычная недоверчивость сковывала разум, душа — не открывалась. Привычки не было. И повода.
Понявший безуспешность попыток призрак отступил. Плечи девушки обвисли, голова огорченно помоталась из стороны в сторону; искреннее сожаление девушки всколыхнуло что–то внутри Захара, не понимая, что он делает, Воронцов протянул ей руку…
Пальцы призрака и человека встретились. Рука Захара потеряла материальность, как будто вытянулась в невероятно длинную тонкую нить, казалось — мизинцем Воронцов смог бы дотронуться до Луны, легко огладить ладонью красноватый шарик Марса. Еще мгновение и за рукой потянется все тело… Захар Воронцов превратится в тончайшую сверкающую иглу и унесется в глубины космоса…
Неведомый вихрь был готов подхватить, теряющего вес и материальность человека! Мгновение и человек исчезнет из этой комнаты, из Солнечной системы, из галактики, увлеченный прохладным вихрем пронесется по Вселенной… Куда–то, зачем–то, к кому–то…
За малую долю мгновения до полного подчинения желанию призрака — унести, Захар отдернул руку. Комната, только что подернутая зыбкой пеленой, обрела нормальное место в пространстве и времени с болезненным ударом по нервам, по всей сущности Захара Воронцова.
Призрак, покачиваясь, колебался перед глазами человека. Захар был готов увидеть на иллюзорном лице обиду, разочарование и даже гнев…
Ничего подобного не различил. Девушка печально изогнула губы, покачала головой, исчезла.
Комната стала прежней и темной, шторы понуро обвисли, ветерок ушел вслед, флиртовать с прекрасной незнакомкой. У Воронцова осталось ощущение тяжелейшей потери. Он чувствовал себя человеком, отказавшимся от чего–то необъятно дивного, он видел себя глупцом, отринувшим ПОДАРОК, которого даже осмыслить не в состоянии.
Его позвали за собой, он струсил. Ему предложили открыть самое себя — он предпочел остаться слепым червем.
— Приятель…, — негромко позвал Захар. Почувствовал легкое прикосновение к ноге теплой шкуры, опустил вниз руку, дотронулся до меховой спины. — Ты ей скажешь…, что сейчас не время заниматься всяческими глупостями?
Неуверенный, чуть насмешливый голос человека не обманул кота. Захар пытался внушить себе, что поступил правильно, что у него есть важные обязательства перед людьми, которым он пообещал защиту…
Но горечь прорывалась! Кот запрыгнул на кровать и положил лапу на бедро человека, как будто сказал: «Я понимаю, ты не мог предать. Не мог уйти. Ты поступил правильно».
Воронцов прижал к себе кота, шепнул в чуткое ухо:
— Она еще придет? Она не откажется еще раз п о п р о б о в а т ь? Я обещаю, что не стану з а к р ы в а т ь с я…
Приятель поднял морду и лизнул Захара в щеку. Горечь безвозвратной потери исчезла, пушистый транквилизатор тихонько урчал, как самый обыкновенный кот.
* * *
Черный джип привез Воронцова к полуразрушенным железобетонным остовам какого–то завода. Огромную, заброшенную территорию окружал все еще прочный забор, бесхозные ворота скрепляла проржавевшая цепь, в бурьяне гуляла настороженная и дикая собачья стая.
Под дырявой полукруглой крышей внушительного пустотелого ангара, стояли несколько машин; в микроавтобусе с тонированными стеклами и раскрытой настежь дверью, расселись несколько бойцов — придирчиво вертели в руках короткоствольные автоматы, щелкали затворами, прицеливались в стены. За парнями наблюдал хмурый Аслан. Одетый во все черное широкоплечий бригадир отдавал бойцам короткие приказы, те, не отвечая, продолжали проверять оружие.
Обстановка была слегка взвинченной, но вполне рабочей.
Воронцов выпрыгнул из джипа, неподалеку, покусывая зубочистку и щурясь, стоял Марат. Захар молчаливым кивком поприветствовал общество, Маратка хмыкнул и демонстративно — в любимой манере — выплюнул зубочистку.
Через десяток минут Воронцов прилично удивился, узнав, что в сопровождающие ему назначили хозяйского племянника. Марат так явно подчеркивал неприязнь к подмастерью, что становилось непонятно, о чем думал Алиев, объединяя двух соперников в одну команду?! Конкуренты за девичье сердце сжигали друг друга взглядами, в машине так сгустится атмосфера — малейшая искра, все полыхнет и полетит к чертям!
Стараясь излишне не дразнить Маратку ответным оценивающим взглядом, Захар «проверял» свое вооружение — ноутбук с усиленным процессором, попутно думал: «Хорошо бы отвертеться от общества «дипломированного инженера». Получивший отставку кавалер, не лучшая компания счастливцу, в любой момент жди пакости. Но вот кому б его спихнуть?..»
Магомет Хасанович на подготовке не присутствовал, Аслан руководил только бойцами, жаловаться — некому. Хозяйский племянник чувствовал и вел себя как полноправный босс.
Марат провел ладонью по довольно длинным, стильно постриженным волосам, встрепенулся, глянув на часы, и, распахивая дверцу неприметного старенького Фольксвагена, буркнул Воронцову:
— Садись, чепушила. Поехали.
У машины оказался неожиданно хороший, отрегулированный движок. Бодро уминая асфальт приличными шинами, Фольксваген ехал по городу, в салоне царило напряженное молчание. Каждый думал о своем и вероятно догадывался о мыслях попутчика.
Спасать, вытаскивать из–под снайперского обстрела Марата Воронцову, мягко выражаясь, совершенно не хотелось. Маратку бы он сдал властям с чувством глубокого удовлетворения и выполненного долга — туда паршивцу и дорога: на зону, на зону, тайгу валить без перерыва лет восемь…
Но если рассудить здраво и непредвзято… Получить в свидетели непричастности к облому — племянника босса, знатная удача. Судя по всему, Алиев решил держать ретивого родственника подальше от эпицентра, не светить его гладкую мордашку в непосредственной близости от банка, доверил дитятко Захару. Воронцов уже доказал, как ловко избегает стычек с охраной, как предусмотрительно относится к любого рода неожиданностям.
Так что… Между личной неприязнью и доводами рассудка, выбор не стоит, все есть предельно просто: как ни крути, придется вытащить Марата. Авось — зачтется.
— Марат, пока не прибыли…, я бы хотел объехать квартал, — довольно мирно произнес Захар и положил на колени разложенный ноутбук. — Хочу поглядеть, откуда лучше «берет».
На самом деле Воронцов хотел попасть во двор за рестораном, убедиться, что девятка стоит на месте за мусорными бачками, а рядом не устроил временную базу полицейский координационный штаб, не стоит готовый к штурму автобус спецназа. Двор длинного, загнутого с обеих сторон дома для подобных целей мало подходил — возле банка есть парочка дворов гораздо удобнее, но лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Проехаться не трудно?
Марат ничего не ответил, даже не кивнул. Как будто показал: твои просьбы, чепушила, здесь не котируются. Сиди, помалкивай, делай что прикажут.
Но, не доезжая до поворота к банку, машина затормозила, Марат, держа ладони на руле и глядя перед собой сквозь черные очки, проговорил:
— Слушай сюда, чепушила, — проскрежетал, с видимым усилием разжимая, сведенные ненавистью челюсти. Захар напрягся «ого, однако, как тут все запущено!». — Твоя девка и ее папаша у нас. Если ты хоть шаг без приказания сделаешь, хоть на сантиметр в сторону дернешься… Их закопают живьем. Вначале п о б а л у ю т с я с девкой, а потом зароют. Понял?
Каждое слово Марата превращалось для Захара в тугую, осязаемую петлю. Петли обвивали горло, стягивались, на какой–то момент Воронцову показалось, что в салоне кончился кислород: в глазах потемнело, сознание уплывало в расцвеченную красными мушками темноту…
От удара локтем в переносицу Алиева спас только некий выкрик из темноты — не смей!!! погубишь девушку!!
Подчинявший каждое действие логике Воронцов в первое мгновение не понял, не оценил в полной мере чудовищного плана племянника и дяди. Логика протестовала: невозможно! невозможно за два десятка минут до начала операции выводить из строя главное звено! Недюжинная часть задачи лежит на плечах человека, которого только что под дых ударили! так саданули, что померкло зрение и задрожали руки!
Что происходит?! Алиевы — сбрендившие садисты–самоубийцы? Они решили положиться на работу человека, возненавидевшего их до помутнения рассудка?!
ЗАЧЕМ?!?!?! Неужели не подумали о том, что если в нужный момент у Воронцова не хватит сосредоточенности, он расклеится, завалит операцию?!