— Добрый день, полиция Нью-Йорка, отдел убийств! — Курт буквально ввалился в кабинет предпринимателя. Ззздраавствуйте, — протянул хозяин дома, не понимая происходящего. — Чем могу быть полезен? Вы обвиняетесь в укрывательстве преступника, убившего десять человек, — вынимая наручники, детектив одним движением приковал его руки в металлические браслеты, пожилой бледный мужчина в красном халате явно не рассчитывал на подобное утро. Я…Я вас не понимаю…У вас есть право хранить молчание. Все что вы скажете может быть обращено против вас в суде. Я никуда не поеду! — уже оклемавшись, худощавый мужчина отступил к стене, даже находясь прикованным наручниками. Офицер, зафиксируйте сопротивление властям при задержании, — хватая за халат хозяина дома, проговорил детектив. Нет проблем, детектив, — поддакивал Митч, приблизительно находясь в том же состоянии непонимания, что и задержанный. Укрывательстве кого?! — практически вопил хозяин дома. — Может вам нужна какая-то информация? Я не понимаю. Вы вообще ни имеете право? У вас есть ордер? Ты что, мать твою, не слышал в чем тебя обвиняют? — голос Курта не позволял использовать бас или даже повышенные тона, но для подобных случаев он всегда добавлял холодный оттенок, и слова, сказанные детективом, становились еще устрашающее. — Если этот суки сын ускользнет из-за тебя мы ходатайствуем о пожизненном для тебя. Будь уверен. Ааааа кто маньяк? — в голосе задержанного уже читались расслабленность и страх. Джейсон Морис. Этого не может быть… Ааааааа, кажется я понял, — уже более уверенно сказал мужчина. — Вы плохой полицейский, а он хороший, — смотря на лейтенанта, предположил хозяин дома. Нет, приятель, — с печальным видом произнес Митч. — Хороший полицейский остался в тачке. Мы оба засранцы. Вчера твоя охрана не позволила проехать оперативной группе и задержать его. Из-за этого в четверти мили от твоего особняка было совершено еще одно убийство, — снова включился холодный тон Брэдли. — Вчерашняя жертва исключительно на тебе. Джейсон Морис не мог никого убить. Почему? Отпустите меня, и я покажу.

Особняк был просто огромным. Бесчисленные комнаты были прикрыты дверьми из темного орехового дерева, длинные коридоры были расстелены красными ковровыми дорожками, на стенах висели головы животных и древние оружия в виде клинков, саблей, мечей.

— Если бы вы сняли с меня наручники мы бы смогли передвигаться быстрее, — заметил хозяин дома.

— Мы никуда не торопимся, мистер Шульц, — придерживая за локоть мужчину, заметил Курт.

— Как меня зовут вы знаете, а как ваша фамилия?

— Конор, — даже не дернув нервом на лице, произнес Брэдли. — Так куда нам идти?

— Я обязательно свяжусь с вашим руководством, детектив Конор.

— Можешь связываться хоть с президентом. Но за подобные вечеринки, которые проходили у тебя вчера ответить придется.

Краска с лица задержанного спала. Он бросил мимолетный взгляд на Брэдли, но тот явно говорил серьезно.

Зайдя в комнату, взгляду предстали множество мониторов.

— Твою мать, — только и произнес Митч, увидев запись, которую продемонстрировал хозяин дома.

— Теперь, надеюсь, никаких вопрос ко мне и к мистеру Морису не осталось.

— Всего доброго, — только и произнес Томсон, покидая комнату с мониторами.

* * *

— И кто же мог знать, что этот сукин сын голубой, — попивая клюквенный сок, произнес лейтенант. — Единственный подозреваемый и тот слился.

На позолоченных часах Алекса, стрелка медленно подбиралась к трем часам дня.

— Рассматривал вариант, что он мог покидать место преступления? И точно-ли это был он? — поинтересовался Фитцжеральд, аккуратно разделывая яблочный пирог.

— На видео все подробно видно. В течение пяти часов он находился в зоне видимости, — рассматривая свой бухгалтерский блокнот, произнес Курт.

— Только подумай — два часа ему вставлял негр. Просто жееееесть, — объявил Митч.

— Ты видео изъял?

— Я что похож на извращенца, мать твою.

— Проводя анализ, можно опять вернуться к фактам. У нас 10 трупов. Из ни 9 трупов объединяет криминальное прошлое, — размышлял в слух Курт.

— Один, мать его, бармен.

— Спасибо, Митч.

— Плюс ко всему их объединяет судебное производство. Все они были подзащитными Мориса и были освобождены, — добавил Алекс.

— Кроме бармена.

— Спасибо, Митч, — уже хором сказали напарники.

— У всех покойников найдены игральные карты… Даже у бармена. Эксперты сообщили, что 99 % из ста — действовал один и тот же персонаж. Подчерк похож, а именно убивал ножом, точным попаданием в артериальные вены. Жертвы умирали от потери крови. Причем по нашим предположениям у нас есть портрет убийцы: физически сложенный мужчина, военный, прошедший подготовку либо в морских котиках, либо в рейнджерах, имеет четкую цель. Перед убийством играет с жертвой. Убийства всегда происходят около леса, затем он их оставляет на пустыре. Вроде, как все, — Курт захлопнул блокнот. — По крайней мере, что есть у меня. Есть кому, что дополнить?

— Видения… Ко мне по очереди приходили четыре жертвы. Поньо, Линтер, один из мексиканцев и одного не рассмотрел. Все призраки обращались ко мне. Вид у них был явно недружелюбный. После того, как они произносили пару слов, они садились за стол и играли в карты.

Курт задумался от сказанных слов. Минутное молчание прервал лейтенант:

— Не обращай внимания на последние показания. Он же псих. Не забывай откуда мы его забрали час назад.

В этот момент телефон Курта завибрировал.

— Есть контакт, — спокойно произнес, Курт. — Мы знаем, где еще работал этот бармен. Айтишники взломали почту и прислали адрес.

— Не томи, не будь Фитцжеральдом вторым, — буркнул Митч.

— 72 авеню.

— Погнали.

* * *

Пламя ада рано или поздно поджарит наши задницы. Но больше я боюсь за испепеленную душу… Как же часто на одни и те же вещи мы смотрим разными глазами, и почему-то мне вспоминается книжная лавка на углу Бродвея. Я помню ее с самого детства, в то время она мне казалась кладезю никому ненужной бумаги, даже не понятной для чего. Когда стал повзрослее начал думать о количестве сказок, мифов и легенд, исписанных узорчатыми шрифтами и яркими картинками. А сейчас думаю о продавце, который за столько лет ни разу не сменился, а просто старел. Каждый новый взгляд предавал мне очередную порцию для размышления.

Так и сейчас. Это была маленькая деревушка на юге Кореи. Я с детства любил пальмы. Для меня они были символами чего-то теплого, чего-то неизведанного, знаки отдыха и южных побережий. Однако, за время военных действий, проведенных мной в Африке и Азии я возненавидел пальмы. Сейчас они были для меня предвестниками войны. Причем бессмысленной. Я как Форест Гамп во время Вьетнамской войны искал какого-то Чарли, а зачем и для чего не знал. Однако, в отличие от главного героя художественного фильма я умел убивать. Причем самые профессиональные киллеры могли курить в стороне над моими методами ликвидации абсолютно различного количества противников. Но что-то в этом задании мне не нравилось. Все чувства говорили мне: «Жди беды». Возможно из-за того, что операция была моей последней перед уходом на покой, возможно потому что мне бросила писать сестра, а может что-то внутри меня научилось определять опасность. Не знаю, что, но у меня даже руки начинали трястись, хотя такого у меня не было уже лет пять, еще с военной академии. Опыт все-таки дает о себе знать. Все делалось на автомате. Даже вспарывание брюха человеку может стать автоматическим действием, если это специфика каждодневной рутинной работы. Говорю ужасные вещи на деловом языке. Этому, кстати, тоже учат. Нас учат всему. Как нужно правильно дышать, когда бежишь, как правильно дышать, когда стреляешь, как правильно дышать, когда маскируешься. И это только простое действие дышать. А человек помимо того, что дышит выполняет сотни других действий.

Можно очень много об этом мусолить, но если уже удосужились читать мысли психопата, то могу погрузить вас в свой мирок. Обещаю описывать только самые запоминающиеся мелочи. Например, бревно. Обожаю это упражнение. Стоишь по шее в воде, а тут дождь хлещет на твою лысую макушку, и ты думаешь о бревне, которое держишь над собой. Веселое упражнение, но кто-нибудь именно после простого упражнения льет слезы и уезжает обратно в свой штат. Слезы могут быть разными. Слезы победы, когда мы только выпускались из этого ада, называемого начальной школой подготовки военной воздушных сил США. Или слезы слабости, когда не прошел какое-нибудь испытание и сломался. А тут ломались все. Просто кто-то слишком явно, а кто-то тихо внутри себя. И это считалось нормальным. Чем больше мы ломались, тем полезнее для нас были те или иные испытания.

Сегодня погода выдалась просто благоприятная. Луна полным диском освещала гораздо лучше любого мощного прожектора. Все были здесь. Наш дембельский аккорд. Последняя нота, последний рубеж. Ничего сложно — просто ликвидировать небольшое селение. Было много вариантов. К примеру, с воздуха, как мы делали это раньше. Но было решено отправить штурмовой отряд. Меньше шума — больше эффекта. Нас всегда было 14 человек. Но вчера мы схоронили Весельчака, и нас осталось 13. А я до чертиков был суеверным.

Кровавый эльф поднял руку. Во всех войсках мира этот жест означал одно и тоже. Всем остановиться и притаиться.

Тишина перед бурей всегда кажется идеальной. Даже падающие капли кажутся пустыми и тихими. И вот они, те самые пальмы — сочные-зеленые, наполненные соком жизни. Сейчас они были маскировочным элементом американских солдат, нас послал сам дьявол для ликвидации деревни. Наш отряд проделывал подобные операции десятки раз. Но почему-то именно перед последним заданием душа не на месте. Проклятье! Нужно сосредоточится и сделать тоже самое, что мы делали и раньше… Мои братья со мной! Плечом к плечу мы обогнули пол света, но ни как путешественники, а как терминаторы. И остался последний шаг… Господи, хоть бы все прошло гладко… Хотя, когда такое было? Поднятая рука опустилась и указала три направления. Снайпер остался на этом же месте, три группы в быстром темпе веером начали огибать небольшую деревню. Кто-то сверху включил дождь на полную, и водяной занавес стал еще одним союзником, ведь именно в таких условиях проходили все тренировки в военных академиях. Никто не проронил ни слова. Что-то из поэзии — гении творят в тишине. Ровно 113 секунд. К этому времени все должны были занять свои позиции. Еще мгновение до начала.

Кого мы стираем с лица земли? Зачем это нужно? Какая от них угроза? К черту все эти вопросы… Еще немного и домой!

По звуку можно было определить какой калибр пули пустили в ход. 7.62 летел, прорезая воздух и ливень. Спустя мгновение послышался женский истерический крик, будто сирена завыла на полную мощь! Стратегия неожиданности и выгодного месторасположения являлась ключом завершения любой войны, что уж говорить о мелких столкновениях. Начался переполох. Все жители деревни начали бежать подальше от начавшегося ада, хотя ад даже не открыл свои врата. Кто-то обняв младенца, кто-то схватив заранее заготовленный сверток, кто-то быстро, кто-то хромая… Похожие на мелких насекомых, чей муравейник начали засыпать отравленной жидкостью, они спасались. Будто и впрямь веря в положительный исход. И вот тут и началась заветная часть операции, которую по праву называет «Преисподней».

Ракеты, пущенные из базуки, влетали в соломенные хижины. Ближайшие дома поджигались из огнеметов. Возможно, если вы сидите в кинотеатре и наблюдаете эту картину, то она до ужаса прекрасна: проливной дождь, перемешанный вместе с горящей соломой и кусками тростника. Что может быть прекрасней, когда две противоположности объединяются. Вода и огонь — заклятые враги, но сейчас делают одно и тоже дело — помогают убивать. Но они находились там и чувствовали обжигающую боль огня и терзающую словно лезвии ножей капли тропического ливня. Хижины горели подобно факелам.

Хватило трех минут для завершения и этой части операции. Дальше по плану «Чистка». Огнеметы прекратили пускать языки пламени, взрывы гранат затихли. Это могло означать только одно — кульминация битвы прошла. Сейчас нужно прочесать деревню и добить оставшихся. Крики и рыдания мирных жителей постепенно затухали. С каждым выстрелом с каждой секундой. В тот момент мы были предвестниками смерти, всадниками апокалипсиса в военных камуфляжах. Тогда я и увидел их. Мальчика лет пяти и девочку лет четырех.

Они сидели, обнявшись в углу хижины, которая чудом не полыхала, хотя была расположена в центре деревушки. Слезы на их лицах еще не высохли, прокладывая влажную дорожку на загорелых и грязных азиатских лицах. И эта картина была куда страшнее ада. Если я даже попаду в преисподнюю, то у меня есть рассказы, от которых даже у самого Дьявола волосы на дыбы встанут. В этом маленьком доме пять на пять метров не было ни кишащих чудовищ из фильма ужасов, ни серийных маньяков с бензопилами… Единственным чудовищем здесь был я. Может кто-то и ощущает власть, когда его боятся. Я же в тот момент чувствовал себя настоящим зверем, которому уготована лишь клетка. Этого зверя нельзя любить, так как он не способен ответить взаимностью. А если решите угостить его из рук, то он откусит руку по самый локоть. Чудовище … Это я!.. Вы понимаете это?!! Тогда я пытался успокоить детей. Я сложил автомат за плечи и протянул руку…

Ввалившийся Сэм пустил очередь. Какая-то яркая вспышка ослепила военных. Спустя мгновение послышался раскат грома. А тела детей больше не излучали боль или ненависть.

— Ты что творишь?! — вскрикнул офицер. — Это же дети… — Приказ ликвидировать всех. Я не хочу из-за мелкой оплошности еще месяц заниматься этим. Пошли!

Я уже служил не первый год, но эта была последняя капля… Во мне что-то сломалось. То чем мы занимались не было защитой страны от врагов, не было святой миссией. Мы творили зло. Отстрелить себе половину черепа — не вариант. Это слишком простой способ решить проблему. Как перейду на гражданскую жизнь — все оставшиеся дни буду искупать грехи за эти багровые реки. Клянусь!