— Это что теперь? Мы играть больше не будем? — возмущалась Арис, нервно постукивая мячом в обновлённом мирике Котовски. — А как же аплодисменты и всё такое?

Котовски в ответ лишь качает головой.

— Жаль. Игры нет, прожекторов нет.…Одно это вот, прям как… у Соби. — Протянула Арис и болезненно замолчала. Мирик Котовски теперь не залит тьмой, не заставлен рамами и театральными прожекторами. Он теперь совсем другой. Больше всего он напоминает дворцовую залу. С троном, огромными пиршественными столами, уставленный рыцарскими доспехами и увешанный гобеленами.

Как в замке маркиза Карабаса…

Котовски пьёт вино из бокала тонкого стекла, печально улыбается, а Арис возмущённо поедает торт.

Через некоторое время она с набитым ртом смотрит на ушастого друга и боится что-то сказать. Котовски понимающе гладит её по руке:

— Соби до сих пор не открылась?

Арис мотает головой — рот заполнен кремом, а Котовски тяжело вздыхает:

— Ничего, Арис… Скоро она и тебе поможет.…Слиться с Лаэреном.

***

В огромном небе ни облачка. Ветер щекочет волосами лицо и не охота одевать маску. В последнее время Лукреция ненавидит их. И не режет больше кукол.

Последнее время она сидит на окне и смотрит вдаль. Она ждёт.

Ждёт, когда Арис, Котовски или Рум, а может, все они вместе влетят в её бархатный мирик и с радостью сообщат, что Соби открылась…

— Мы тебе больше не нужны? — спросил её тонкий голосок. Лукреция обернулась на зов. В тёмных креслах сидели две девушки, разного возраста. Младшая весело болтала ногами, а в руках сжимала плюшевого зайца, залатанного шрамами.

Обе они были одеты в красно-чёрные одежды, похожие на платье Лукреции.

У обоих были красного цвета глаза.

Лукреция улыбнулась им:

— Я не знаю, миньоны. Не знаю. Мне тяжело судить.

Та, что старше, улыбнулась, прижимая к груди не менее залатанного медведя:

— Мы были бы счастливы стать единым целым с тобой.…Но мы так и не нашли третью… Она затерялась среди Лаэрена.

— Может быть, Соби поможет нам, дорогие… — Лу, веря в свои слова, с надеждой смотрела на миньон. Её единственные подруги, частицы её нетленной души, разбитой прикосновениями отца…

— Я тоже его ненавидела. Но нам было легче стерпеть его жажду, поэтому ты и создала нас. — Улыбнулась старшая миньона. — Лу, мы найдём третью и навсегда станем едиными с Лаэреном.

— Вы не боитесь потерять свою личность?

Обе в ответ покачали головой:

— Нет, наше рождение — необходимость. Мы жаждем стать снова единым, как раньше.

Лу приобняла их. Впервые в ней жила надежда.

На слияние с Лаэреном.

***

Руминистэ только что покормила кроликов. Устало разогнулась и провела рукой по затекшей шее.

Теперь она полноценная. Никакой боли, никакой смерти.

Никакой игры под названием ЖИСТОКАСТЬ.

Вернее, Жестокость.

Там, в настоящем мире, она никогда не была такой. Никогда не чувствовала всей полноты ощущений. ТАКОЙ глубины.

А теперь может.

Ведь на её шее пульсировала красная нить, единственное напоминание о прошлом. Мирик вокруг больше не был искажением, кривым зеркалом её души. Он стал её домом.

И Руминистэ ждала, когда этот дом обретут остальные. Только Соби всё не выходила. Даже изменив Котовски, она не простила себя и посчитала произошедшее случайным везением…

Но Руминистэ ждала.

***

Велиар молча пил чай. Временами он смотрел то на свой сад, то на свою гостью.

— Ты любил её? — спросила она, поправляя ненароком волосы.

— Я сделал всё, что ты просила. Её больше нет. Тебе больше ничего не грозит.

— Ну что ж, теперь ты свободен. Ты никогда не вернешься в ТОТ мир. — Подчёркнуто произнесла она.

Какое-то время царила тишина. Розовый сад благоухал, его любимые цветы становились всё красивее. Жаль, что этого не увидит Соби…

— Я всегда поражалась твоей честности, Велиар. Учитывая твоё прошлое, — усмехнулась гостья. — Ты умеешь держать слово. Ты же мог попросить Соби вернуть тебе жизнь? Эти красные нити… такие наивные всегда.

— Ты просто ревнуешь. — Холодно заметил Велиар. — Но радуйся же, второй Анубис больше нет. А я и в Лаэрене стал убийцей.

— Тебе не привыкать, мой дорогой. Скольких ты лишил жизни в том, реальном? — гостья весело рассмеялась, разливая чай на белой скатерти. — А что до Соби, то её мирик навсегда запечатан. Все будут думать, что она выбрала заточение.

— А потом?

— Мне остается Лу и Арис. — Прошептала она. — Я заберу их довольно скоро.

— Как всегда. Ты всех забираешь, мучаешь…

— Конечно, вместо умерших Анжелики и Виктора будут новые, но пока их пустые палаты меня нервируют. — Не слушая Велиара, продолжала она.

— Анубис, зачем ты возвращаешь их назад? Не даёшь оставить ужасную и невыносимую жизнь? — в глазах Велиара застыла грусть. Его гостья хищно улыбнулась, наматывая на палец красную нить.

— Это мой мир, Велиар. МОЙ. Я здесь и бог, и судья. Я просто люблю играть человеческими жизнями…

— Ты не даешь им посмертие. Но ты их проводник, когда-нибудь они бросят тебя. Предадут… Оставь в покое Котовски и Рум…

— Молчи! — гневно прокричала она, дергая носиком. — Они слишком трусливы, даже твоей Соби не помогли, хотя знали. Трусливые, ни на что ни годные твари!

Она размазала красную нить по скатерти, а та даже не пискнула, когда стеклянная оболочка треснула и красная пульсирующая жизнь разлилась.

— Видишь? И куда они денутся?

Она допила чай:

— И не называй меня Анубис. Мне не нравится… Я больше люблю, когда меня называют по имени. Анна Васильевна. Как-то роднее звучит.

— Хорошо, Анна Вас… Васильевна. — Замялся Велиар.

Когда он ушла, Велиар направился к Соби. Она лежала на постели, усыпанная розами, и словно спала. В Лаэрене не было тлена, поэтому тело Соби не менялось ни капли.

Он пригладил её рыжие волосы. И поцеловал в холодные губы.

Он… он свободен теперь от всего — от той, страшной жизни в ТОМ мире. Свободен от обещания, свободен от Анубис.

И больше всего он хотел, чтобы таким его видела Соби.

Но он убил её — такова цена его свободы.

Он выбрал сторону Анны Васильевны, полагаться на смелость красных нитей было бы глупо. Он знал, что его жизнь принадлежит вовсе не Соби. Потому что у того, то был убийцей в обоих мирах, не было нити. Не имея собственной, он обрывал чужие. Но теперь он свободен. У него есть мирик, розы и Соби. Которая никогда не откроет глаза и не улыбнётся ему. Велиар хлопнул в ладоши и ее тело накрыл стеклянный купол. Навсегда…

Он сел около постели, прижавшись к кованой ножке, закрыл глаза в надежде отыскать покой.

И потому не увидел, как рядом с ним стояла другая Соби, в белых одеяниях и перевитая красными нитями, и качала головой.