ГЛАВА ПЕРВАЯ

Джон Маклейн выскочил на площадь перед аэропортом Далласа в Вашингтоне и, сквозь летящие хлопья снега увидел, что впереди «форда», который принадлежал его теще, пристроился «краб». Двое полицейских уже подцепили его машину за передок, готовясь оттащить ее на штрафную площадку. Рядом суетился толстяк с черными курчавыми волосами, торчащими из-под форменной фуражки, и в темно-синем пуховике, отороченном мехом. Он размахивал руками и что-то кричал, очевидно отдавая распоряжения.

— Эй, подождите! Я уже здесь! Я здесь! — Джон пробивался сквозь толпу, пытаясь предотвратить скандал, который устроит ему миссис Дженеро, и без того не очень-то жалующая мужа дочери.

Как же! Такая талантливая девочка и вышла замуж за простого копа!

Цепи натянулись, «форд», заскрежетав, задрал нос и застыл, приподнявшись на задних колесах.

— Что вы делаете? — возмутился Джон. — Полегче тут!

Прохожие спешили мимо, не обращая на них никакого внимания, гудели, проезжая, машины. В этот рождественский день каждый был занят своими делами.

Толстяк, лишь искоса взглянув на высокого светловолосого пижона без шапки и в распахнутом драповом пальто, радостно ответил, доставая из кармана квитанцию:

— Ничего, парень. В следующий раз смотри на знаки.

Его черные глазки сверкали, толстые губы растянулись в улыбке, а второй и третий подбородки, выползающие, как передержанная квашня, колыхались в такт словам над тугим воротничком сорочки.

Здесь твердо стояли на страже порядка!

Толстяк обошел машину, уставился на номер и стал вносить его в квитанцию.

— Слушай, я здесь встречаю свою жену, — Джон не оставлял надежды все же уладить это дело. — Она прилетает четвертым рейсом.

— Оооччень хорошо. Она прилетает четвертым рейсом, а ты заплатишь сорок баксов! — полицейский захохотал, довольный своей шуткой. Складки у подбородка затряслись и от него пахнуло джином.

— Ну подожди… Не пиши, не пиши. Понимаешь, это машина моей тещи… А с ней у нас… У меня и так достаточно поводов волноваться… Посмотри. Я полицейский из Лос-Анджелеса, — Джон лихорадочно достал значок, но толстяк даже не взглянул на него. — Я прилетел сюда по делу…

Роби, так звали весельчака, немедленно вспомнил, как на «Диком западе» некая красотка обобрала его до нитки, затащив к подружке и вышвырнув за дверь, когда бумажник мужчины опустел.

— Я был там однажды. Мне ужасно не понравилось, — и он решительно вписал цифру «40» в соответствующую строку.

Похоже, с этим мешком сала не договоришься!

И тут снова жалобно скрипнул «форд», призывая к сочувствию. Джон вздохнул.

— Поаккуратней там! Поаккуратней! Слышите? Да подождите вы! — эти задницы не обратили на его призыв никакого внимания! — Я был полицейским в Нью-Йорк-сити тоже, — он понял, что упомянув Лос-Анджелес, допустил ошибку. — Переехал туда только потому, что моя жена нашла там работу… Ну, что скажешь? — толстяк не ответил. — Вот я там, а ты здесь, в Вашингтоне… поддерживаем демократию… Что, так и будем придираться друг к другу? — Джон улыбнулся почти дружески. — Поздравляю тебя с Рождеством, приятель!

При слове «приятель» Роби хмыкнул и приподнял кустистые брови. Его черные глазки засветились злорадством.

— Так, понятно, — он закончил заполнять квитанцию и предупредительно свернул ее вдвое, чтобы оштрафованному удобней было засунуть ее в карман. — Может тебе еще новую машину преподнести в подарок? С Рождеством, парень, — и торжественно вручил бумагу «полицейскому из Лос-Анджелеса». Знай наших! Потом махнул толстой лапой напарникам, — Давай, поехали!

«Краб», мигая вертушкой, потащил плененную машину прочь от несчастного владельца.

— Сукин сын! — бросил в сердцах Джон, глядя вслед толстяку, который отправился выискивать новую жертву.

Порыв ветра насмешливо швырнул в лицо пригоршню снега, и в эту минуту зазвучал биппер.

Господи, это же Холли! Сейчас, малышка, сейчас!

Джон, раздвигая толпу плечом, бросился ко входу в аэровокзал.

Центральный терминал напоминал гудящий пчелиный улей. Толпы пассажиров сновали туда-сюда в ожидании своих рейсов, уютно устраивались на длинных скамейках встречающие. Служащие компании приветливо улыбались всем, кто обращался к ним с каким-нибудь вопросом, изредка поправляя цветы в вазах, которые стояли сегодня на всех столиках, стойках, конторках. Рождество.

Огромная ель, тянущаяся к потолку в центре зала, украшенная шарами и гирляндами, подмигивала разноцветными электрическими огоньками своим маленьким сестричкам, которые в более скромных нарядах замерли по углам. Воздух был пропитан праздничным ароматом хвои, апельсинового сока, шоколада и тонких духов.

Откуда-то доносилась чистая мелодия детских голосов:

Джон окинул взглядом зал и заспешил к стойке компании «Ти-Ви-Эй», откуда на него смотрела зелеными глазами улыбающаяся девушка в розовом блузоне, всем своим видом выражающая готовность оказать любую услугу.

— Здравствуйте, — приветливо сказал Джон. — С праздником. Скажите, где здесь телефон?

— Да прямо за вами, — она кивнула куда-то за его спину.

— Спасибо.

Парень быстро зашагал прочь, обходя толпу. Девушка легко вздохнула и отвернулась к телевизору.

«ПОСЛУШАЙТЕ ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ, КОТОРЫЕ МЫ ПОЛУЧИЛИ МИНУТУ НАЗАД», — привычно бодрым голосом провещала дикторj На экране возникли военные в пятнистой форме, и совершенно раздетый корреспондент в рубашке с короткими рукавами, радостно улыбаясь во весь экран, будто поздравляя всех с Рождеством, доложил:

«СИЛЫ БЕЗОПАСНОСТИ СЕГОДНЯ СОБРАНЫ В АЭРОПОРТУ БАНАНОВОЙ РЕСПУБЛИКИ. ПРАВИТЕЛЬСТВО СООБЩАЕТ, ЧТО ИЗ ЭТОГО АЭРОПОРТА БУДЕТ ПРИВЕЗЕН В СТРАНУ ГЕНЕРАЛ ЭСПЕРАН-CO…»

Джон нетерпеливо топтался у телефонов, но как назло все автоматы были заняты. Похоже, абсолютно всем сейчас было необходимо срочно переговорить!

А биппер пищал и пищал. «Хорошо, хорошо. Сейчас я позвоню тебе, малышка!» Плотная дама, вытирая пот, что-то доказывала невидимому собеседнику и, наконец, рассердившись, обрушила трубку на рычаг, едва не вывернув его из аппарата.

Какой-то шустрый очкарик рванулся к освободившемуся телефону, но Джон решительно оттер его крепким плечом.

— Извините…

Она ответила сразу.

— Алло…

— Говорит Маклейн. Кто-то мне просигналил…

— Наверное, «кто-то» — это я.

Господи! Это был ее голос! Такой нежный, любимый и чуть насмешливый. Он нравился Джону всегда. При первой же встрече, когда на его вопрос: «Как вас зовут?» она ответила чуть с придыханием: «Холли,», он на мгновение застыл, пораженный мелодичностью этого удивительного «Холли»… И даже когда она сердилась, голос звучал мягко, будто боясь обидеть собеседника.

— О, дорогая… — Джон увидел ее улыбку, словно она находилась рядом. — Что ты там делаешь в своем самолете?

— Разговариваю с тобой, дорогой. Сейчас ночь. Самое время для микроволн, факсов и радиотелефонов.

— Да брось ты… Все это бесчувственные тупые куски пластика и другого дерьма. Скажи-ка лучше, когда ты приземлишься?

— Через полчаса. С детьми все о’кей?

— Они там балдеют от сластей, которыми их пичкают твои родители…

— Ты там не разрушил еще мамину машину?

О, боже! Толстая рожа местного блюстителя порядка тут же выплыла перед ним и подмигнула, ехидно ухмыляясь. Джон вспомнил жалобный скрежет «форда».

— Нет, — неуверенно сказал он. — Еще нет… — и поторопился отогнать от себя мерзхое видение. — Слушай… Когда ты приземлишься, может быть где-нибудь возьмем машину, закажем отель, оставим детей твоим родителям… закажем ужин в номер… — возьмем бутылочку шампанского… Что скажешь?

— Ты неисправим… Увидимся через полчаса.

— Люблю тебя. Пока, — он повесил трубку и на мгновение замер.

Это была сущая правда. Джон действительно любил Холли, и она это знала. Он любил ее лицо, огромные карие глаза, распахнутые навстречу его взгляду. Любил пышные вьющиеся волосы цвета спелого каштана, обрамлявшие тонкое лицо. Любил ее мягкие губы, так нежно отвечавшие на его жадные поцелуи, тонкие руки, стройные ноги, гибкое тело… Всю. Она была очень красива, его Холли.

Год назад, в рождественский вечер, когда группа террористов захватила Здание фирмы «Накатоми», и они чуть не погибли, Джон узнал, что она еще и очень мужественная, его Холли. А на службе ее ценили так, что никакому мужику и не снилось, так как она была очень умна, его Холли. Словом, Холли была совершенством.

Холли опустила трубку радиотелефона и задумалась.

Господи, Джон, казалось, не менялся с возрастом. Уже восемь лет они вместе, ему тридцать два, а он остается все таким же, каким она встретила его впервые. Большой добрый ребенок, который, правда, бывает и достаточно опасен. Конечно, не для нее…

Джон многое мог, кроме одного — быть равнодушным. И сколько бы его ни били за это, он снова и снова ввязывался в драку, казалось, совершенно не касавшуюся его. Год назад он спас пятьдесят ее сотрудников, и вместо благодарности ему пригрозили судом. Какого черта полицейский из Нью-Йорка (он тогда еще не переехал в Лос-

Анджелес) лезет не в свое дело. Но если бы не Джон, они бы погибли. Все до единого.

— Какая великолепная у нас технология. Не правда ли? — полная пожилая дама вернула Холли к действительности. Она смотрела на девушку, сидевшую рядом с ней, из-под очков с толстыми стеклами, чуть наклонив седую голову с тщательно уложенными в немыслимую прическу волосами, которые седым венчиком светились вокруг личика… Розовые дряблые щечки сморщились в приветливой улыбке.

— Мой муж так не думает, — улыбнулась в ответ Холли.

— Зато я так думаю, — соседка расстегнула черную сумочку, лежащую у нее на коленях. — Раньше я носила с собой здоровенную дубину, но сейчас… — она ловко выхватила новенький «шокер» и повертела им перед собой. — Я прижгу любого ублюдка, который полезет ко мне. Я попробовала его на моей маленькой собачке. Бедняжка, она хромала целую неделю, — миссис покачала головой с сожалением, причмокнула губами и упрятала оружие подальше от посторонних глаз.

Холли удивленно посмотрела на старушенцию. Это же надо додуматься — ткнуть «шокером» в любимую собачку! А если бы та погибла? Но дама, очевидно, об этом не думала. Она отодвинула сумочку и снова уткнулась в книгу, упиваясь Диккенсом.

Холли откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Интересно, что сейчас делает Джон? Ей показалось, что он не совсем уверенно ответил на вопрос о состоянии маминой машины. Точно, что-то там не так. Но в конце-концов, ничего страшного произойти не могло. Ответил же он на вызов радиотелефона. И она не собирается портить себе Рождество из-за какой-то паршивой машины.

Джон очень ценил это качество Холли — не создавать лишних проблем.

Она отвернулась к иллюминатору и увидела облака, укрывавшие землю пышным серебристым ковром, мягко светившимся в бледных лучах полной луны. Где-то дальше, на западе, откуда летел самолет, они были розоватого цвета, окрашенные последними мазками уходящего солнца.

Господи, как прекрасен мир, созданный тобой! Если бы еще не венец твоего творения, который то и дело пытается все испоганить.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

В просторном номере учебного центра абсолютно голый мужчина занимался гимнастикой у-шу, строго следя за точностью движений. Бронзовое мускулистое тело отражалось в зеркалах, покрывающих всю стену, и это создавало иллюзию присутствия противника, такого же ловкого и умелого, осторожного и резкого, на которого приятно было смотреть.

Голубые, глубоко посаженные глаза, тонкий нос, узкие, плотно сжатые губы, короткие волосы с ровным пробором, словно приклеенные к коже, ни разу не вздрогнувшие при резких выпадах, литые руки и ноги, крепкий живот без единой лишней складки. Этот человек в зеркале положительно нравился полковнику Стюарту. Никто не мог бы дать ему сорока девяти, с удовольствием подумал он.

На журнальном столике светился экран телевизора.

«…ИЗ ЭТОГО АЭРОПОРТА БУДЕТ ПРИВЕЗЕН В СТРАНУ ГЕНЕРАЛ ЭСПЕРАНСО. ДВА ГОДА НАЗАД ЭСПЕРАНСО ПОКИНУЛ БАНАНОВУЮ РЕСПУБЛИКУ, ЧТОБЫ ВОЗГЛАВИТЬ КАМПАНИЮ ПРОТИВ КОММУНИСТИЧЕСКИХ ПОВСТАНЦЕВ, КОТОРАЯ

ФИНАНСИРОВАЛАСЬ АМЕРИКАНСКИМИ ДЕНЬГАМИ И ПОЛЬЗОВАЛАСЬ УСЛУГАМИ АМЕРИКАНСКИХ СОВЕТНИКОВ…»

Шустрый корреспондент бойко тарахтел с экрана, и полковник Стюарт, оторвав взгляд от своего отражения, быстро послал ногу вперед, зафиксировав пятку у сверкающего улыбкой рта парня. И, словно ощутив удар, тот исчез.

На экране появился генерал Эсперансо в сопровождении группы вооруженных людей. Абсолютно такой, каким его помнил полковник. Сухощавый, стройный, как юноша, с шапкой седых вьющихся волос. Он шел с высоко поднятой головой, с видом человека, исполнившего свой долг.

«…ЧТОБЫ УКРЕПИТЬ СВОЮ ПОШАТНУВШУЮСЯ ВЛАСТЬ, ЭСПЕРАНСО СТАЛ ЗАНИМАТЬСЯ ТАЙНЫМИ ДЕЛАМИ. ОН ОТВЕРГ ОБВИНЕНИЕ В ТОМ, ЧТО ЗАМЕШАН В НЕЗАКОННОЙ ТОРГОВЛЕ ОРУЖИЕМ…»

Генерал посмотрел прямо в камеру, и Стюарту показалось, что взгляды их встретились. Он кивнул, продолжая проделывать пассы руками, и снова дважды выбросил ногу вперед, посылая удары сопровождающим.

На руке прозвенел будильник. В ту же секунду полковник прекратил занятия и направился к шкафу. Костюм и рубашка, аккуратно висевшие на плечиках, быстро перекочевали на стул, готовые прикрыть обнаженное тело.

«…ТЕПЕРЬ ПОЯВИЛИСЬ СВИДЕТЕЛЬСТВА, ЧТО СИЛЫ ГЕНЕРАЛА ЭСПЕРАНСО НАРУШАЛИ ГРАНИЦЫ НЕЙТРАЛЬНЫХ СТРАН. КОНГРЕСС НЕ ДАЛ ХОДА ЭТОМУ ДЕЛУ. ОДНАКО, ЕСТЬ ДАННЫЕ, ЧТО ОН РУКОВОДИЛ И КОКАИНОВЫМ БИЗНЕСОМ. ХОТЯ ГЕНЕРАЛ БЫЛ СНЯТ СО СВОЕГО ПОСТА В НАЧАЛЕ ГОДА, РЕШЕНИЕ НЕ ВСТУПАЛО В СИЛУ ДО СИХ ПОР. ГОВОРЯТ, ЧТО ПРИЧИНОЙ ЭТОГО ПОСЛУЖИЛ ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК, ПОСТУПИВШИЙ ОТ…»

Откуда поступил звонок, Стюарт не услышал. Резким движением он схватил дистанционное управление и, почти не целясь, как из пистолета, выстрелил в диктора. Экран мгновенно погас, и полковник отправился в душ. У него хватало времени на это и даже на то, чтобы выпить не обжигаясь стакан кофе.

Ровно в три часа он распахнул дверь своего номера и вышел в коридор.

Стюарт шагал не оглядываясь. Да ему и не нужно было этого делать. Он точно знал, что за спиной с двух сторон бесшумно открываются двери, и его парни присоединяются к своему шефу. Восемь пар тяжелых солдатских бутс, твердо впечатываясь в ковровую дорожку, шли по длинному коридору. Не издавая ни звука, глядя прямо перед собой, с неподвижными лицами группа подошла к лифту. И только тут полковник остановился, пропуская их вперед.

Вот они — его парни, его команда, его машина, послушная каждому его слову, готовая, не раздумывая, исполнить любой его приказ, пускай даже ценой собственной жизни.

Они — профессионалы высшего класса, умеющие абсолютно все, и вопросы морали их давно уже не волнуют.

Полковнику ничего не нужно было говорить. Свою задачу каждый отлично знал, все было рассчитано до мелочей. Механизм запущен.

Они вошли в кабину лифта и застыли, плотно прижавшись друг к другу. Молодые, крепкие, уверенные в своей правоте н гордые величием поставленной перед ними задачи.

…До начала операции осталось четверть часа.

Когда они подъехали к аэропорту, тот поразил их обилием огней. Казалось, рождественское сияние окутало всю землю.

Так же молча семь человек вышли из пикапа и разделились на две группы. Трое — Джонни Амон, Денис Фанк и Вильям Скотт — направились в аппаратный зал.

Остальные во главе с полковником — в центральный терминал. Двое проследовали дальше.

Тысячи людей заполняли аэропорт Далласа в эту ночь, и у каждого были свои проблемы. Гул взлетающих и прибывающих самолетов, не прекращавшийся вне здания, здесь был почти не слышен. Из репродуктора доносилась какая-то музыка, слышался смех, разговоры. Толпа то и дело сменялась у табло отправления и прибытия. В воздухе висела радостная атмосфера ожидания.

Полковник Стюарт шел прямо сквозь толпу, ни на ком не задерживая взгляд. Следом за ним спешил Гарри Краун, п&убоглазый стриженый блондин с большой головой, коротким носом и квадратной выдвинутой челюстью. Его длинные, свисающие почти до колен руки делали Гарри похожим на огромную обезьяну, которая преданно вышагивала за своим хозяином. Правая рука была «на всякий случай» засунута в карман синей куртки, а левая старалась оградить полковника от нежелательных столкновений. И все же он не углядел. Высокий пижон с глупой улыбкой на физиономии, размечтавшись, наверное, о рождественской ночи, таки налетел на мистера Стюарта. Гарри вздрогнул и крепче сжал револьвер.

— Извините, — вовремя извинился раззява и уставился на полковника, продолжая улыбаться. — Почему Ваше лицо мне так знакомо?

Джон Отошел от автомата и отправился к табло прибытия, проверить, ничего ли не изменилось. О, черт! Он смотрел поверх голов на светящиеся буквы и налетел на импозантного блондина в шикарном пальто, за которым следовала какая-то горилла, очевидно, телохранитель.

— Извините…

Ему вдруг показалось, что этого человека он давно и хорошо знает.

— Вы не знаете, почему ваше лицо мне так знакомо?

— Я выступал по телевизору… — блондин улыбнулся, как оскалился.

— Да? И вы тоже?

Мужчина пожал плечами и отправился дальше, но пройдя несколько метров, остановился и задумчиво посмотрел на Джона. Ему показалось, что он тоже видел этого человека, правда, не мог вспомнить где.

Если бы полковник вспомнил, он вряд ли оставался бы так же спокоен.

* * *

Белая протестантская церквушка пристроилась среди деревьев в пяти минутах езды от аэропорта. Сегодня деревья были одеты пушистым снегом, и она выглядела нарядной невестой в подвенечном платье на фоне темносинего неба, окруженная пушистыми букетами.

Херби Ройс, пожилой сторож шестидесяти двух лет, пристроился в глубоком кресле в правом притворе и с удовольствием потягивал чай с вишневым вареньем. Седые волосы его растрепались и свисали на багровый лоб, покрытый бисером пота. Видавшая виды клетчатая теплая рубаха была расстегнута у ворота, и из него торчала морщинистая шея. Густые седые брови нависали на выцветшие глаза, на которые когда-то заглядывались прихожанки. Он отдыхал.

Пятьдесят два года Херби Ройс провел под сводами этого храма. Вначале мальчиком-служкой, потом помогал в уборке, и когда потерял жену, и вовсе стал проводить все свое время здесь. Собственно, идти ему все равно было некуда. Теперь церковь собирались закрыть, а он сторожил, сам не понимая что, решив остаться в своем прибежище до конца. Ему нравилось аскетичное убранство храма. Голые высокие стены и скамьи для прихожан, казалось, больше подходили для общения с Богом, чем пышность православной церкви. Здесь во всем чувствовался покой и умиротворение.

На столике стоял телевизор, и мистер Ройс напряженно вслушивался в речь диктора.

«МЫ ПЕРЕДАЕМ РЕПОРТАЖ ИЗ АЭРОПОРТА, ГДЕ ГЕНЕРАЛ ЭСПЕРАНСО ТОЛЬКО ЧТО ПРИЗЕМЛИЛСЯ ПОД УСИЛЕННОЙ ОХРАНОЙ. НАСТРОЕНИЕ У НЕГО, КАЖЕТСЯ, ОТЛИЧНОЕ. ОН УЛЫБАЕТСЯ, И ВООБЩЕ ВЫГЛЯДИТ КАК ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЛЕТИТ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ ПОЛИТИЧЕСКОЕ УБЕЖИЩЕ. БЕЗ СОМНЕНИЯ, У ГЕНЕРАЛА МНОГО СТОРОННИКОВ, КАК ЗДЕСЬ, ТАК И ЗА РУБЕЖОМ. ГОВОРЯТ, ЧТО ДАЖЕ КАПИТОЛИЙСКИЙ ХОЛМ ЕГО ПОДДЕРЖИВАЕТ.»

Господи! Зачем людям заниматься такими беззаконными делами? Или не знают они, что ТЫ все видишь, и гореть им в геенне огненной? Ради чего истребляют сами себя? Прости им, Господи, ибо не ведают они, что творят. Обратили бы силы свои на дела добрые. Но им все мало. И все хватают, хватают. А на том свете все равно предстанут перед тобой обнаженными, с душой, почерневшей от грехов своих.

Мистер Херби вздохнул, и в этот момент раздался сильный стук в дверь. Оторвавшись от телевизора, он тяжело поднялся и, шаркая ногами, пошел открывать.

Белый пикап подрулил к самой церквушке и замер у главного входа. Два огромных креста на створках двери охраняли церковь от различных темных сил, внушая почтение и трепет прихожанам.

Артур Бакер, молодой крепкий мужчина с довольно привлекательным лицом, подошел к двери первым. За ним, чуть отстав, следовал Ленни Мейген. Совсем мальчишка, он впервые принимал участие в такой операции. Красные каски, красные костюмы ремонтных бригад, в которые оба были одеты, казались кровавыми кляксами на фоне белоснежного храма. Очень деликатно Бакер постучал в дверь, и через пару минут она распахнулась.

«Какой старый», — отметил Мейген, и на секунду ему стало немного не по себе. Но он тут же взял себя в руки. «Цель оправдывает средства», — вспомнил он слова, которые любил повторять полковник Стюарт.

Старик молча смотрел на них.

— Извините, сэр, мы проверяем оборудование, — ответил на его немой вопрос Бакер. — Можно нам пройти на задний двор?

— Да, конечно, пожалуйста, — сторож сделал шаг в сторону, пропуская их в храм.

На стенах церкви тускло светились фонари, а высокие окна тоже украшали кресты. Было сумрачно, пахло воском и красками. Очевидно, кто-то пытался что-то подновить. Вдоль стен, перед кафедрой, стояли дубовые скамейки с высокими спинками, и больше ничего. Они шли узким проходом, и старик, обрадовавшись, что есть с кем переброситься парой слов в рождественскую ночь, говорил и говорил, пытаясь передать хоть каплю любви, которую он испытывал к храму, этим незнакомым молодым людям.

— Вы, наверное, слышали, что эту церковь хотят закрыть? Конечно, ее уже трудно поддерживать, она не такая, как прежде. Но все-таки, посмотрите, какая красота, — он поднял лицо к овальным окнам, и оно засветилось восхищением. — Я бы здесь с удовольствием отдал Богу душу.

У них было очень мало времени.

— Да, ты прав, — сказал Артур Бакер, доставая из-под комбинезона «штар-даймлер ГБ-80».

И когда старик повернулся к нему, еще шире улыбаясь от слов незнакомца, Артур плюнул в него куском свинца 38-го калибра. Толчок в грудь, кровавый цветок на клетчатой старой рубахе, и все поплыло и закачалось. Высокий купол наклонился и пополз в сторону. Удивленно распахнулись детские глаза, рука потянулась к груди, и мистер Херби Ройс повалился на скамью. Она опрокинулась под тяжестью падающего тела и превратилась в лежанку. Глаза старика устремились ввысь, вторая рука взметнулась и легла на грудь. Он так до конца ничего и не понял.

«Ну что ж, ты умер, где хотел», — подумал Бакер и сунул пистолет на прежнее место.

На столике диктор продолжал вещать с голубого экрана, как будто ничего не изменилось в мире.

«ВОЙНА АМЕРИКИ ПРОТИВ НАРКОТИКОВ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ОНА НЕ МОЖЕТ ЗАКОНЧИТЬСЯ ВЗЯТИЕМ ОДНОГО ПРОТИВНИКА…»

Верно. Все правильно. Мы еще повоюем. Артур посмотрел на Денни, который стоял, потупив глаза, и ему стало смешно. И зачем полковник взял на дело этого ребенка? Его же трясет. Небось, уже в штаны наложил.

Он подошел к телевизору и нажал на кнопку, одновременно вынимая рацию, быстро набрал код и, услышав ответ,„спокойно произнес:

— Эуо Бакер. Объект свободен.

Операция началась.

* * *

Том Байер, высокий негр с огромными глазами, толстыми губами и плоским носом, стоял у столика кафе рядом со своим другом Нилом Кокренсом. Они знали друг друга с незапамятных времен. Тому нравился Нил. Настоящий парень. Сильный, уверенный в себе, отличный боец. Когда он был рядом, Тому было спокойно. Они понимали друг друга без слов. По малейшему жесту, движению глаз. Как организм с единой нервной системой.

Смешная блондинка с круглыми глазами рапортовала с экрана, четко выговаривая слова, словно на экзамене:

«В ЭТОТ АЭРОПОРТ СКОРО ПРИЛЕТИТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СИМВОЛИЗИРУЕТ ДЛЯ АМЕРИКИ ВРАГА В БОРЬБЕ ПРОТИВ КОКАИНА. ОН, КОНЕЧНО, НЕ ЕДИНСТВЕННЫЙ, НО ВОЙНА ПРОДОЛЖАЕТСЯ. САМАНТА КОПЛЕНТ. НОЧНЫЕ НОВОСТИ.»

Она закончила рапортовать и лучезарно улыбнулась.

Точно, детка, как ты догадалась? Борьба продолжается!

Том взглянул на Нила, и они весело рассмеялись.

— До следующей связи, — Сол Мейген дал отбой, сунул рацию в карман и вышел из кабинки междугородней связи. Теплый пуховик его был распахнут. Короткие волосы немного взмокли от жары, лицо порозовело. От уголков серых глаз побежали морщинки — он довольно улыбался. Все было тип-топ.

Сол подошел к столику и взял свой стакан с соком. Парни вопросительно смотрели на него, ожидая, что он скажет.

— Все нормально. Я переговорил со всеми. Они уже на местах. Что с погодой? — повернулся он к Нилу.

— Ураган идет с северо-востока, — ответил тот улыбаясь.

— Да, Бог все-таки любит этого офицера, — хохотнул Том.

Сол кивнул и запустил руку в бездонный карман.

— Приступим. Сверим часы. 3:51.

Абсолютно одинаковые антиударные, водонепроницаемые, точные, и еще бог весть какие часы щелкнули крышками и исчезли в карманах.

— Сверили. Скоро увидимся, — Том Байер подхватил большую коробку, кокетливо перевязанную лентой с огромным красным бантом посередине, и отошел от товарищей.

Другая, точно такая же, с таким же бантом, осталась под стойкой на полу, у ног Нила Кокренса.

Джон Маклейн решил скоротать время до прибытия самолета из Лос-Анджелеса в открытом кафе за стаканом «оранджа». Честно говоря, он с удовольствием выпил бы сейчас чего-нибудь покрепче, но, во-первых, Холли не любила запах спиртного, а во-вторых, он за рулем.

Здесь было душновато. То ли кондиционеры плохо работали, то ли народу было полно. Ну, конечно же, набились, как сельди в бочке! Как же — Рождество. Он уже выпил два стакана сока, третий стоял наполовину пустой. Больше не хотелось, но идти все равно было некуда, и он мучил этот несчастный стакан уже неизвестно сколько.

За соседним столиком устроилась семья. Отец, мать и ребенок. Мать пичкала парня, стараясь всунуть в него третий бутерброд, но тот упирался и отталкивал ее руку, пока не закашлялся. О, господи, и чего пристали к ребенку. Захочет есть, сам попросит.

Джон отвернулся, и взгляд его остановился на троице за столиком наискосок. Они сверяли часы. Странно. Как будто договариваются о какой-то важной встрече. Не война же… Здоровенный негр в куртке с откинутым капюшоном подхватил рождественский подарок подмышку и пошел прочь. Красный бант на коробке смотрелся нелепо в его огромных ручищах. Джон усмехнулся. Какую красотку он сегодня облагодетельствует? И что за это потребует…

Знакомый «кусок сала» с напарником, расталкивая толпу, направился к стойке кафе.

Оставшаяся парочка вдруг как-то засуетилась, поворачиваясь спиной к полицейским, явно что-то скрывая. Что? Джон опустил глаза. Под столиком нервничали четыре ноги в «джамп-бутсах». Одна, принадлежавшая высокому шатену с усиками, задвинула поглубже точно такую же коробку с идиотским бантом, с какой ушел минуту назад негр. Что это у них там, что нужно скрывать от полиции?

Честно говоря, если бы не Холли, которая должна приземлиться в этом дерьмовом аэропорту, где полицейские штрафуют полицейских, он бы пальцем не пошевелил ради этих придурков в форме. Но сейчас другое дело. Джону не хотелось, чтобы здесь была какая-нибудь заварушка. Рождество все-таки, и не нужно портить праздник.

Он пошел к стойке, на которую облокотился его недруг со своим напарником.

— Пару джина, — сказал толстяк бармену, и Джон тронул его за плечо. Тот медленно повернул голову со съехавшей на затылок фуражкой.

— Извините, что оторвал вас от любимого занятия, — широко улыбаясь сказал он, глядя в заплывшие глаза «сдирателя штрафов». — Но мне кажется, что у вас сегодня будет много работы.

Физиономия тоже расплылась, как блин, намазанный маслом, и огромный живот пополз вперед, так как толстяк облокотился о стойку.

— Да? Ну, и кто ты такой? — гнусный голос, казалось, висел прямо на толстых губах, нисколько не затрагивая глотку. Голова ехидно покачивалась.

— Элвис. Элвис Пресли, — все так же лучезарно улыбаясь ответил Джон и пошел прочь.

Напарник хлопал глазами, ничего не понимая. Причем здесь Пресли?

— Чертов турист. Нарушитель порядка, — объяснил ему толстяк и потянулся за своей порцией джина. 6 конце концов, не хватало ему слушать всяких придурков, которые к тому же не умеют парковать машину.

Когда Джон повернулся к столику с теми двоими, их уже не было. Огромный бант плыл среди толпы, и Маклейн, повинуясь своему чутью двинулся следом пытаясь обойти людей, которые почему-то теперь все шли ему навстречу.

— Извините, извините… извините^..

Бант удалялся.

* * *

Саманта Коплент закончила двухминутное сообщение и теперь носилась по аэропорту, пытаясь отыскать кого-нибудь достойного для интервью Это была невысокая крашеная блондинка с круглыми, всегда удивленными карими глазами и полуоткрытым по-детски ртом. Она то и дело выпячивала нижнюю губу и сдувала со лба челку, которая почему-то так и норовила попасть в распахнутый глаз.

О, на скамейке сидят ребята из ФБР. Их она научилась отличать сразу по подтянутому виду, гладко выбритым щекам и аккуратным прическам. В плащах защитного цвета, светлых рубашках и при галстуках, как два брата-близнеца, они застыли в абсолютно одинаковых позах.

Она протолкалась между стискивающих ее людей и подлетела к ним, тыча в лицо микрофоном, даже не глядя, идет ли за ней Ароне — ее оператор.

— Извините, пожалуйста. Ночные новости. Какой-нибудь особенный визит у вас?

— Нет, совершенно обычный, — ответил первый.

— Вы что-нибудь можете добавить к этому? — микрофон мгновенно перебросился к подбородку второго.

— Спасибо, — микрофон разочарованно поник в опущенной руке.

Да, этих парней нельзя назвать слишком разговорчивыми. Саманта вздохнула и снова сдула непослушную челку. Ароне топтался рядом, удерживая тяжелую камеру на плече.

И тут, о, счастье, она увидела… Да, это был он, тот самый человек, который неделю назад давал по телевидению интервью, горячо защищал, генерала Эсперансо, называя его оплотом борьбы с красной чумой. Стройный, моложавый, в легком пальто с ярким шарфом он шел через зал пружинящим шагом — мечта всех женщин.

— Посмотри, — она толкнула Аронса, и его чуть занесло — камера была все-таки тяжелой. — Это же полковник Стюарт.

Вот кто ей нужен сейчас! Это будет шикарное интервью! Полковник, защищающий демократию, говорит перед самой доставкой в порт генерала Эсперансо!

Бедные люди… Кто не успел отступить от этого несущегося смерча, получали такие толчки, что испуганно отлетали в стороны…

Полковник Стюарт направлялся в церковь. Гарри Краун шел следом, едва успевая за шефом.

Он не уставал восхищаться своим боссом. Вот это человек! В самые напряженные минусы он оставался абсолютно спокоен, заражая этим спокойствием всех окружающих.

Хотя сейчас, если говорить начистоту, Гарри все же немного нервничал.

— Там не будет никаких проблем… с персоналом…. со службой безопасности? — он старался спрашивать небрежно, чтоб не выдать своей тревоги.

— Не волнуйся. Все давно просчитано. Делаем все легко, шутя, — полковник улыбнулся, но улыбка напомнила оскал собаки. В этот-то момент перед ним и возникла какая-то полоумная дура с микрофоном в руке. Полковник легко обошел ее, но она бросилась вслед, тыча ему под нос свою хреновину.

— Полковник Стюарт, можете сказать несколько слов для…

— Только два: Пошла к матери… — и он прошагал дальше легкой походкой, оставив растерянную Саманту переваривать услышанное.

Ароне направил было камеру в спину полковника, но тут на объектив легка огромная пятерня.

— Никаких кадров, сучья свинья, ясно? — и камера уткнулась объективом в пол, едва не грохнувшись под тяжелой лапой Гарри Крауна.

— О, какие нервные, — глаза Саманты распахнулись еще шире, и челка взлетела вверх, подброшенная сильной струей воздуха, вылетевшей из переполненной негодованием груди журналистки.

* * *

Джон с трудом догнал парня с коробкой, когда тот был уже у двери. Осторожно оглянувшись, тот достал из кармана ключ. Дверь, немного приоткрывшись, пропустила его и снова захлопнулась, демонстрируя всем надпись: «Багажное отделение. Посторонним вход воспрещен.»

Ах, ты… Джон ринулся за ним и едва не сбил худущую как жердь даму, которая тащила на поводке шпица.

— Извините, — пробормотал он.

Дама брезгливо окинула его взглядом, словно столкнулась с драной кошкой, и укоротила поводок, прикрикнув на несчастную собаку.

Джон подошел к двери и тронул ручку. Заперто. Он огляделся.

Возле большой тележки с кладью стоял носильщик, парнишка лет восемнадцати. Его худое темное лицо под фирменной шапочкой выражало страдание. Огромный чемодан, венчающий пирамиду, грозил рухнуть вниз, похоронив под собой взмыленного бедолагу, а если очень повезет, то еще и парочку стоящих рядом провинциальных раззяв.

— Эй, парень, — окликнул его Джон.

— Что такое? — мальчишке, наконец, удалось водворить чемодан на место.

— У тебя есть ключи от этой двери?

— Да, а в чем дело?

— В тон, что я хочу, чтобыты открыл ее, вот в чем, — Джон достал значок и повертел им перед лицом носильщика.

Тот быстро закивал головой и открыл дверь.

— Здесь есть какие-нибудь полицейские? — спросил Джон, наполовину втиснув в щель свое тело.

— Полиция аэропорта.

— Быстро вызови их, — приказал Джон и закрыл за собой дверь.

Парнишка пошарил глазами поверх голов публики, но сообразив, что здесь он вряд ли увидит того, кто ему нужен, махнул рукой и, плюнув на чемоданы, побежал искать ближайший пост.

* * *

Джон закрыл дверь и огляделся. Багажный зал напоминал чрево огромного животного. Длинные трубы, как кровеносные сосуды, окутывали это мрачное помещение.

Иногда из них с жутким шипением вырывался белыми горячими струями пар. Стальные каркасы, словно скелет, переплетались замысловатыми фигурами, тускло сверкая в красных вертушках, предупреждавших об опасности. В несколько этажей, горизонтально и под разными углами, торчали транспортеры, заваленные чемоданами и сумками пассажиров. Повсюду стояли тележки, на которых грудами лежал багаж. Стойки с приборами высились тут и там. Балконы, переходы, соединяющие стойки, проходили на всех уровнях.

Пффффффф…. вырвалась очередная струя пара. Пфффф… второй горячий столб возник почти рядом, и Джон едва увернулся от обжигающего влажного воздуха.

В глубине зала, возле стойки с приборами, негромко переговариваясь, копошились две фигуры. «Хорошо, прекрасно…» — долетело оттуда, и Маклейн, зажав в одной руке «смит-вессон», а в другой полицейский значок, крикнул:

— Эй! Это закрытая зона! Что вы там делаете? Меня, что ли, ждете?

Они синхронно обернулись. Да, это был тот самый усатый парень, а рядом с ним негр, которого Джон видел в зале. Одинаковые куртки и одинаковая настороженность. Они пытались ее скрыть под беспечной приветливой улыбкой.

— Да мы здесь работаем! — крикнул усатый,

— Да что вы говорите! Это как раз и мое любимое занятие. — Джон помахал над головой полицейским значком.

— Веселый парень, — хмыкнул негр и отвернулся к стойке.

— Никаких проблем, — поддакнул усатый и тоже повернулся к полицейскому спиной.

У Джона была отличная реакция. Он успел отскочить за стойку.

Бгам… Бгам… Бгам… Одновременно разрядились три пистолета, и охота человека на человека началась.

Маклейн перелетел через транспортер и спрятался в глубине ниши. Те двое бросились за стойку.

Они застыли, притаились среди металла, живые существа из мяса, костей и крови. Такие крепкие и такие хрупкие. Готовые расстаться с жизнью, дарованной им, и взять чужую, не ими созданную.

За одиннадцать лет службы в полиции Джону приходилось многих убивать, и многие пытались убить его. Ни то, ни другое ему не нравилось. Вернее, он ненавидел всю эту бойню. Но таковы издержки профессии — чтобы защищать людей и себя, приходилось делать ЭТО.

Тому тоже не доставляло удовольствия убивать. Но это тоже была его работа. Либо ты, либо тебя.

А Нил… Нил просто не задумывался над такими мелочами. Дело есть дело.

Джон отпрыгнул за перекрытие и затаил дыхание, вслушиваясь в каждый шорок, напряженно вглядываясь в сумрак за стойками. Эти парни на его вопрос ответили пальбой. Интересно, что они уже успели натворить?

Ухватившись за перекладину, Маклейн подтянулся и осторожно взобрался на перекрытие, тянувшееся над транспортером. Ему казалось, что здесь он невидим. Под ним поехали чемоданы, сумки… Но как же тихо… Тишина обманчива… Он знал, что сейчас она взорвется грохотом пальбы.

Том и Нил прижались к стойкам в десяти шагах от места, где прятался этот проклятый коп. И какого черта он сюда сунулся? Ну что ж, сучий потрох, здесь ты и останешься.

Том молча сделал знак Нилу. Указательный палец левой руки трижды ткнулся вверх. Друг кивнул — понял — и, сунув пистолет в карман, чтобы легче было выхватить его в нужный момент, ловко, как обезьяна, стал взбираться по металлическому каркасу перекрытий. Он надеялся накрыть врага сверху.

Джон затаился. Он заметил силуэт* карабкающийся к верхним балконам. Бандит был осторожен, но и Маклейн не новичок.

Бгам, бгамбгамбгам… — негр выскочил из укрытия. Пули свистели рядом, отскакивали от металла, впивались в вещи, проезжавшие мимо и мешавшие целиться. Джон втянул голову в плечи и спрыгнул вниз. Он стрелял в скачущее черное чудовище, пытаясь поймать его на мушку. И в этот момент… Твою мать… Он даже застонал. Идиотская сумка, сброшенная вниз пулей негра, врезалась в руку…

— Господи… — выдохнул отчаянно Джон.

Его пистолет, его «смит-вессон» 45-го калибра, тихо поплыл вверх рядом с дурацким чемоданом, одинокий, потерянный хозяином.

Маклейн до крови закусил губу, лихорадочно соображая, что же ему теперь делать. Одному, безоружному, против двух вооруженных головорезов. А то, что они парни серьезные, в этом он не сомневался. Неужели конец?

Черная спортивная сумка с яркой белой надписью «Спорт», скалясь расстегнутой молнией, проплыла мимо. Правильно, осталось только в гольф играть — она была набита клюшками…

Том Байер не мог понять, почему этот тип перестал стрелять. Он где-то прячется. Затаился, гад! Ну ничего, мы тебя все равно сделаем.

Боком, держа «штар-даймлер» перед собой, он стал пробираться к месту, откуда только что раздавались выстрелы. Рука слегка подрагивала от напряжения, во рту чувствовался солоноватый привкус страха.

Том не был трусом, но не любил драться с невидимым противником. Он шел, оглядываясь по сторонам, вертясь всем корпусом.

Страшный удар чем-то тяжелым обрушился на его плечи и руки. Револьвер отлетел далеко в сторону, и пока

Байер успел повернуться, он потерял и радиотелефон, вылетевший из кармана…

…А почему бы и нет? — подумал Джон и выхватил одну клюшку. Когда из-за поворота появился кучерявый негр, он изо всех сил врезал ему своим новым оружием по плечу, стараясь выбить «кольт». — Ну? Кто скажет, что гольф — скучная игра? — Бандит взмахнул рукой и клюшка, прочертив в полумраке серебристую дугу, последовала за пистолетом и радиотелефоном.

Теперь они оба были безоружны.

Черные глаза с ненавистью впились в голубые. Рот Тома оскалился, и оттуда вырвалось грозное «Х-а-а!» Одновременно с этим рычанием взметнулась нога, и тяжелая «джамп-бутса» врезалась в грудь противника. Том был достойным учеником полковника Стюарта. И если бы Джон оказался чуть послабее, это «Ха-а-а!» вполне могло бы стать последним, что он услышал в жизни.

Маклейн отлетел к стойке, стукнувшись о нее спиной.

Хпрр — захрипел металл от сильного удара, когда в него врезался человек.

Джон, качаясь, поднялся, и, когда негр приблизился, правым крюком отбросил его голову, чуть не оторвав ее от шеи. Тот замотал башкой и, придя в чувства, снова нанес сокрушительный удар ногой в плечо противника.

«О, господи! Где он научился так махаться?» — мелькнуло в помутневшем сознании полицейского. Ноги подкосились, и он тихо осел на корточки.

И человек бросился на человека, чтобы добить его, разорвать.

Джон из последних сил вцепился в распахнутые отвороты куртки и рванул негра на себя. Хрясьсьсь — лицо Тома встретилось со сталью стойки. Не отпуская противника, полицейский поднялся на ноги и дважды головой ударил в черную физиономию, с уже слегка окосевшими глазами.

Они дрались, как звери. Нет, хуже зверей. Звери никогда не дерутся до смерти. Но там ставка — самка или территория. Здесь — жизнь.

Маклейн понимал, что если он не уложит этого парня сейчас, потом будет поздно. Вмешается другой, а с пулей сами понимаете, особенно не поспоришь. Он вложил всю силу в последний удар. В прямой правый, неотразимый, как называли его в полицейской академии.

Это было что-то страшное. Том почувствовал, что голова его наполняется чем-то тяжелым и гулким. Она рванулась назад, унося за собой тело, которое перелетело через транспортер, увлекая за собой поклажу пассажиров.

Теперь он был в нокдауне! Перед глазами прыгали белые искорки, собираясь в замысловатые пятна и снова разбегаясь отдельными точками. Где же этот засранец Нил? Почему он не стреляет? Том, шатаясь, поднялся на ноги и увидел плывущий мимо огромный чемодан. Собрав все силы, он рванул его с транспортера, неимоверным усилием воли оторвал от ленты и бросил в ненавистную харю.

Вот это он сделал зря. Пасть чемодана распахнулась, из него полетели дамские платья, юбки, кофточки, блузки, сорочки, трусики, бюстгальтеры, баночки и флакончики.

И вдруг тугая едкая струя ударила Тому в лицо. Он закричал и зажмурил глаза, вытирая руками дезодорант, розовый от крови, сочащейся из разбитого лица.

Джон успел пригнуться, увидев летящий в него красный ящик. Тысячи бесполезных женских штучек посыпались на бетонный пол. И тут прямо к самым ногам подкатился пестрый флакон дезодоранта. Он подхватил его и ткнул прямо в окровавленную рожу этого ублюдка. Негр замахал руками, стараясь защититься от жгучих, выедающих глаза брызг, а Джон все жал и жал на пластмассовый колпачок.

Дзинь! — флакон вылетел у него из рук, разорвавшись в воздухе.

Усатый, появившийся на верхней площадке, вступил в схватку.

Будь ты проклят! Джон метнулся в сторону, перепрыгивая через балки и транспортеры. Он вскочил на один из них и, проехав несколько метров, перепрыгнул на мостик.

Дзинь! — вдребезги раскололся фонарь, и стекла брызнули ему на голову и руки.

О-о-о, мать твою! Маклейн выругался, как плюнул, и скрылся за лестницей.

Нил Кокренс не мог вмешаться раньше. Когда шла перестрелка, он как раз взбирался на очередное перекрытие. А после Том и коп сплелись в один прыгающий клубок, и стрелять в такой момент решился бы только полный идиот. Лишь после того, как они оказались на расстоянии полуярда друг от друга. Нил выпустил несколько пуль в этого гада. Заколдованный он, что ли? Флакон разорвался, фонарь раздолбался, а эта погань уже куда-то ускакала.

Нил стоял на площадке, опасливо озираясь. Куда подевался чертов коп? Он сжимал пистолет, готовый в любую секунду спустить курок.

— Ааавааааааа, — дикий вопль раздался над самой головой Кокренса, а мгновением позже что-то с шумом обрушилось ему на плечи. Нил был не слабым парнем. Строго говоря, даже довольно сильным, но под тяжестью тела Маклейна он пошатнулся и инстинктивно сделал шаг вперед. Один маленький шажок. Но оказалось, что и этого вполне достаточно. Вполне достаточно. Мысок бутсы зацепился за какую-то, — мать ее! — железяку. Нил подался вперед, споткнулся окончательно и не поймав равновесия полетел вниз, вместе с оседлавшим его полицейским.

Они вместе рухнули на транспортер, который, шурша, полз как раз под ними. Причем, что самое хреновое, коп вновь оказался сверху.

Том, наконец, протер, глаза и отдышался. Где-то там стрелял Нил. Сухой, отрывистый кашель «штар-даймлера» он знал прекрасно и не спутал бы ни с чем. Значит проклятый ублюдок безоружный. Ну что ж, они вдвоем быстро надерут ему задницу.

У Тома вновь заслезились глаза. У, сука… Он пошарил вокруг и подобрал свой пистолет, который, как оказалось, валялся совсем рядом. Жаль, он не нащупал его раньше. Ну, теперь держись, засранец.

Дверь тихо скрипнула, и Том услышал голоса. Он осторожно высунул голову — у входа в зал стояли двое. Свет бил им в спину, однако Том сумел разглядеть полицейские фуражки.

— Как темно! Здесь нужен фонарь, слышишь? — сказал один из патрульных. Не очень, впрочем, уверенно.

Твою мать! Кой черт их принес? Том плотней прижался к стойке.

Маклейн оседлал усатого и, схватив за плечи, пару раз приложился лбом к его роже. Старый, испытанный прием. Тот яростно захрипел разбитым ртом и пытался ударить Джона в скулу.

— Ух ты… Тебе мало, парень? — костяшки кулака врезались в переносицу бандита.

Нос хрустнул. Кровь хлынула мгновенно, словно полицейский разрушил некую плотину и освобожденная вода рванула на волю. Она заливала усы и струйками стекала по шее за воротник куртки.

Транспортер тащил живой багаж все выше и выше.

Нил повернул голову и увидел в полуярде над собой чемодан, который заглатывали мощные катки. Он отчаянно рванулся, но было уже поздно. Его рука давила на горло врага, еще одна попытка…

Через мгновение череп его, жутко сдавленный механической силой, хрустнул, как переспевший арбуз, заглушив предсмертный хрип, вырвавшийся из глотки.

Голова «усатого» лопнула, и Джон зажмурился от отвращения. Лента остановилась. Тело дернулось и затихло. Тягучая кислая слюна заполнила рот.

Ну вот. Рождество началось. Сколько будет еще трупов в эту ночь?

Внизу послышался шорох. Негр, оглядываясь, крался между тележками, приближаясь к выходу.

Вцепившись в трубу, обжигающую ему пальцы, Джон застыл над каром с вещами. Хррр, — захрипела труба, и струя жара, прорвавшись в щель, зашипела над головой.

— Аааааааа, — Маклейн разжал руки и плюхнулся на чемоданы.

Том уже бежал. Он слышал за собой топот ног, и это придавало ему силы. Во рту было солоно от крови, и он сплюнул, оставив на полу жирную красную метку.

Впереди виднелся следующий зал. Только бы добраться туда. Там он затеряется, исчезнет, испарится.

Как он ненавидел сейчас и этих копов, и полковника Стюарта, втянувшего их в эту аферу, из-за которой погиб Нил Кокренс, и все-все на этом дерьмовом свете, где от него требовалось только одно: убивать… убивать…

Он ворвался в просторный зал и замер. Целый состав багажа преградил путь к выходу. Том оглянулся…

Он уйдет, подумал Джон, чувствуя, что силы оставляют его. Их разделяло шагов сорок. Но тут взгляд его остановился на сияющей хромом и свеженькой краске шеренге велосипедов, ожидающих отправки. Маклейн вырвал один из пирамиды и встал на педаль…

Этот поганый коп надвигался неотвратимо, как возмездие. Том даже не успел ничего сообразить. Он упал на тележку, сбитый девяностокилограммовой массой, навалившейся на него прямо с колеса. Сумки, чемоданы, пакеты посыпались сверху… Конец… Все…

Груда самого разнообразного, невероятно тяжелого багажа обрушилась на голову Джона. Он отпихивал чужое барахло руками, как вдруг почувствовал на своей щеке холод стали.

— Замри! — услышав приказ, Маклейн скосил глаза в сторону. Ну надо же, мать твою, а?

Над ним навис напарник толстяка, с которым тот пил джин в баре, а рядом, расплывшись в улыбке, стоял парнишка-носильщик. Господи, друг, я же тебя просил позвать полицейского! Полицейского!!! А ты кого приволок?

Вдалеке последний раз мелькнула куртка негра и растворилась в дверном проеме.

Джон устало откинулся на чемоданы. Все равно его уже не догнать…

— Отличная догадка, придурок, — сказал он, глядя в глаза «блюстителю порядка». — Я полицейский, а преступник, благодаря тебе, только что выскочил вон в ту дверь, — и он кивнул в сторону, где скрылся негр.

— Да? Ну и где же, в таком случае твой значок? — грозно спросил «придурок», все еще не опуская «кольта».

Джон похлопал себя по бокам, но значка нигде не было.

— Где-то здесь прилип.

«Здесь» это был зал, в котором его только что чуть не убили, и в котором все еще лежал труп с раздавленной головой.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Кто летал рейсами авиакомпании «Транс-Америка», отлично знает, как там обслуживают пассажиров! Восхитительно вежливые стюардессы, с неизменной улыбкой на губах, порхают по салонам, стараясь исполнить любое ваше желание. Конечно, в разумных пределах, но, поверьте, пределы эти очень велики. Кухне мог бы позавидовать любой ресторан на Земле, так как авиакомпания стараются снабжать свои рейсы первоклассными продуктами. Вам подают такой ужин, что можно проглотить его вместе с тарелкой, если вы, конечно, голодны. А впрочем, ужин и обед в самолете уже превратились в некое развлечение. К тому же, пассажирам первого класса положено по две баночки джина или виски, а так же шампанское.

Ричард Торберг, журналист из «Вашингтон Ньюс», все это прекрасно знал, так как его работа требовала частых и срочных перелетов. Но сегодня…

Эти чертовы куклы подходили ко всем, кроме него. Кет, к нему тоже… но с каким холодом и безразличием они это проделывали! Естественно, ведь он летел в салоне туристического класса! И тогда Ричард не выдержал. Оставив Питера, своего коллегу, он немедленно потребовал у стюардессы, — которые только и умеют, что вертеть задом перед носом у состоятельных пассажиров, — немедленно перевести его в первый класс, а заодно и обслужить так, как это требовалось по всем правилам.

Холли Маклейн сидела за портативным компьютером, который устроила на откидном столике, и продолжала составлять отчет. Она должна была его сдать сразу после Рождества, а зная Джона. Холли понимала, что дома заняться этим вряд ли удастся.

Шторки, отделяющие салон от других помещений, резко раздернулись, и Ричард Торберг вошел вслед за стюардессой, плотно поджав губы.

Кэтти был глубоко неприятен этот тип, но она изо всех сил старалась сдержать себя. Она согласилась перевести его в салон выше классом, потому что там было одно свободное место, а еще, чтобы не трепать себе нервы. Надменный хлыщ разговаривать с ней так, словно Кэт была не стюардессой, а его личной домработницей.

Кристин, ее напарница, удивленно вскинула брови, когда увидела, кого она привела сюда. Кэт в ответ лишь молча пожала плечами.

Вы так и не можете мне объяснить это, — сказал тип, очевидно, продолжая начатый раньше разговор.

— Послушайте, — терпеливо ответила Кэт. — Вы находитесь на борту и должны оставаться на месте. Я нарушаю из-за вас правила…

— Прекрасно, я это понимаю. Но все же требую еду, которую заказал по первому классу! Вы знаете, кто я?

И вот тут Кэт взорвалась. Конечно, только внутренне. Внешне она продолжала изображать самую очаровательную гостеприимную хозяйку.

— Да, — любезно ответила она. — Мы обе смотрели ваши программы, — Кэт взглянула на Кристин, и та согласно кивнула. — Ваш репортаж вызвал у нас сильные возражения. Он не способствует безопасности полетов.

— А этот эпизод, где стюардессы показаны, как летающие шлюхи, особенно остроумен, — подхватила напарница.

Торберг заморгал. Он вспомнил этот репортаж! Ну и что особенного? Все знают, что компании оплачивают аборты своих стюардесс, чтобы не терять специалистов, на обучение которых они затратили большие деньги. Разве это не правда? А эти девицы строят из себя невесть что, да еще ехидно хихикают над ним, словно над идиотом.

— Вы думаете, это смешно?

— Мы думаем, это смешно… — ответила Кэт и повернулась к нему спиной.

— Прекрасно, — он взял себя в руки. — Принесите мне газету, пожалуйста, — обратился он ко второй.

— Но у вас есть своя в кармане, — возразила та, продолжая улыбаться.

— Прекрасно, — Торберг задохнулся от бессильной ярости. Ну погодите, шлюшки, я еще не такой репортажик сделаю про вас!..

Он опустился в свободное кресло и отвернулся к иллюминатору… О, господи!… Этого ему еще не хватало… У окна, глядя прямо на него, сидела Холли Маклейн, которая год назад дала ему пощечину перед камерой… И он стал посмешищем всего телевидения! Месяца два коллеги, издеваясь, спрашивали, как ему понравился пог целуй Холли Маклейн?

Торберг вскочил с кресла, словно увидел в двух шагах кобру, готовящуюся к прыжку.

— Стюардесса? — крикнул он.

— Мистер Торберг! — Кэт холодно посмотрела на капризного журналиста. — Вы отнимаете у меня все время.

— Вы видите эту женщину? — он кивнул в сторону миловидной молодой дамы с шикарной гривой каштановых волос.

— Извините? — не поняла Кэт.

Женщина мило улыбнулась.

— Он имеет ввиду, что сильно настроен против меня.

Ее голос звучал тихо и мелодично. Очаровательная леди, подумала Кэт.

Она ей сразу понравилась, тем более, что с Торбергом у них, очевидно, не самые лучшие отношения.

— Я запретила ему находиться ближе пятнадцати футов ко мне, продолжила дама, все еще улыбаясь.

— Пятнадцати ярдов! — горячо возразил журналист. — Посадив меня сюда, вы соответственно, нарушили эту дистанцию. Так что, либо я уйду, либо уйдет она. Эта женщина оскорбила меня! Причем, сделала это публично! — и он вдруг почувствовал, что щека загорелась и заныла, словно ее ладонь снова нанесла ему оплеуху.

Ах, какая замечательная леди! Жаль, что мы не можем это сделать! Служба… Кэт наклонилась из-за спинки кресла к даме и, улыбаясь, спросила:

— Что же будем делать?

— Не обращать внимания, — ответила Холли и тоже улыбнулась девушке.

— Может быть, хотите шампанского? — спросила стюардесса, и, не дожидаясь ответа, благодарно наполнила стакан удивленной женщины.

Холли вспомнила его сразу, как только он вошел в салон и открыл рот. Да, собственно, она никогда и не забывала этого долговязого хлыща с чуть выпученными глазами на глупой и самодовольной физиономии. Из-за него они чуть не погибли.

Год назад, когда террористы захватили здание фирмы, Джон один сражался с этой бандой. Он мог одолеть их. И в конце-концов, так и случилось, но чего это им стоило!

Этот… Холли даже не находила подходящего слова, мерзавец… поехал к ним домой и на всю страну показал ее детей по телевизору. Она навсегда запомнила слова дочери: «Мама, поскорей возвращайся домой!» Понятно, что она почувствовала в тот момент. И бандиты сразу определили, к кому приехал Джон Маклейн — их семейная фотография лежала на ее рабочем столе. Она никогда не забудет руку, сжимающую горло, когда ее тащили, как заложницу, выманивая Джона из укрытия. И пистолет у виска будет помнить всегда. И отчаянные глаза мужа, который стоял под прицелом у главаря и его помощника, волнуясь за жизнь Холли больше, чем за свою.

А когда все кончилось, этот… мерзавец еще посмел подойти к ней и спросить, что же «миссис Маклейн» теперь чувствует.

Ну, Холли и показала, «что». Она, конечно, слабая женщина, но затрещина, которую она влепила по улыбающейся физиономии, отбросила его ооооочень далеко.

Никогда, никогда ей не забыть ту ночь перед Рождеством.

Именно поэтому Джон настоял, чтобы они отправились в Вашингтон в эти праздники. Хотя и не испытывал особой любви к ее матери.

А теперь этот сукин сын сидит рядом с ней и тоже летит туда же. Ничего себе подарочек… Называется, уехать подальше, чтобы не будить неприятных воспоминаний.

Холли была незлым человеком. Она знала все десять заповедей еще с детства. И «возлюби врага своего» тоже знала. Она не знала только одного — как «возлюбить» эту мерзкую рожу.

Но, проработав у японцев два года, миссис Маклейн научилась владеть собой, как замечательная актриса. Она сидела с легкой улыбкой на губах, хотя ее всю трясло от желания повторить ответ на прошлогодний вопрос этого урода.

Холли отвернулась и посмотрела в иллюминатор. Слава богу, облака скрывали землю, всю ту мразь, которая там копошится.

Она снова подумала о Джоне. Как он там?…

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джон ждал на том же месте, где его «арестовал» местный служака.

«Господи, сколько можно копаться? Как будто они обшаривают целую планету, а не жалкий кусок багажного отделения!»

Надо было торопиться. Сообщить о подозрениях главному в этом участке. В том, что здесь замышлялась какая-то диверсия, он был почти уверен.

Один преступник скрылся, но был еще труп. Нужно думать, это что-нибудь даст.

Голова гудела, как бильярдный шар, по которому только что стучали кием, гоняя от одной лузы к другой.

Из зала выкатили каталку с черным пластиковым мешком для трупов. Там, очевидно, лежал тот, раздавленный. Джону вновь стало не по себе.

К нему подошли двое. Рядом с первым полисменом появился новенький, которого Джон еще не встречал.

— Извините, офицер Маклейн. Вот ваш значок, — сказал «напарник» и протянул удостоверение и «смит-вессон», который обнаружили при поиске значка.

— Благодарю, — Джон спокойно принял свои вещи, и тут же до его слуха донесся громкий говор, восклицания, крики. Кто-то кого-то звал, кто-то переспрашивал, кто-то смеялся. Казалось, в фойе концертного зала собралась публика и обсуждает приезжую знаменитость.

Он подошел к распахнутой двери…

Огромная толпа репортеров толкалась там, где только что произошла трагедия. Каждый норовил пробраться поближе к месту события. Они спешили передать свой репортаж побыстрее, опередив соперника.

— Боже мой! — вырвалось из глотки Джона восклицание, похожее на стон. — Что здесь делают все эти люди? Кто позволил им сюда пройти?

— Это распоряжение капитана, — пожал плечами «напарник».

— Какого еще капитана?! — Маклейн был готов хватать их за шиворот и пинками гнать отсюда подальше. — Немедленно отведите меня к нему!

И пошел первым, бесцеремонно расталкивая эту толпу, клацающую затворами фотоаппаратов, жужжащую камерами, строчащую в блокнотах.

Нет, нельзя сказать, чтобы он ненавидел репортеров вообще. Но, во-первых, после этого неуправляемого стада невозможно будет отыскать следы, а во-вторых, один такой щелкопер из-за своей глупости чуть не лишил жизни Холли, его самого и еще огромное количество людей в прошлое Рождество. Урод.

Какая-то крашеная блондинка на мгновение замерла, что-то вспоминая и, видимо, память не сработала, бросилась в самую гущу толпы, работая локтями, грудью и бедрами.

Капитан Лорензо сидел за столом в своем кабинете и рассматривал серый лист протокола о происшествии. "Чай в стакане почти остыл и вызывал у него патологическое отвращение. Он был итальянцем, и не любил ничего «почти». Джин должен быть крепким, чай — горячим, девушка — темпераментной.

На углу стола высилась отличная модель «Боинга», что давало ощущение причастности к делам аэрофлота. Лорензо очень гордился этим подарком, который ему преподнес в день Ангела сам управляющий компании «Ти-Ви-Эй» мистер Мэл Натчез в знак глубокой симпатии.

Лорензо сидел спиной к окнам, как раз напротив двери, чтобы можно было сразу оценить входящих.

Пластинчатые жалюзи были опущены, но сквозь щели виднелась симпатичная белая церквушка, правда, протестантская, но в хорошую погоду, когда она освещалась солнцем, окрашивающим ее стены в розовый цвет, капитан часто поворачивался спиной к столу и с удовольствием думал, какой замечательный вид открывается из окон его кабинета.

Сейчас Лорензо было не до обозрения красот.

Несколько минут назад ему доложили, что какой-то полицейский из Лос-Анджелеса устроил перестрелку в багажном отделении и, в довершение всего, пристрелил человека.

Пресса буквально атаковала его вопросами «кто да что», и он порекомендовал им пройти на место и там самим все выяснить.

— Полиция ведет расследование. Пока все, — улыбался Лорензо разводя руками.

Девица из «Ночных новостей» была самой настырной. Она лезла со своим микрофоном и все просила сказать пару слов. И если бы капитан был не при исполнении, он бы ей точно сказал пару таких слов, что надолго бы отбил желание брать интервью. А так, лишь посоветовал ей встретиться с Маклейном…

— Он вам все расскажет.

Капитан с трудом избавился от пишущей братии. Теперь, наконец, он мог заняться делом.

Уже несколько дней, как в аэропорту участились кражи. Конечно, ничего особенного, но все же…

В дверь громко постучали и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел длинный пижон в сопровождении двух его парней.

— Капитан Лорензо? — спросил он громко. — Я — Джон Маклейн.

Капитан откинулся в кресле. Господи ты боже мой! Здесь и так дел по горло, а еще этот придурок провинциал, который устроил всю эту заварушку в багажном отделении. Ну украли бы пару чемоданов. Ну и что? Компания бы рассчиталась за ущерб. А теперь? Принимай меры, веди расследование, ищи-свищи ветра в поле… А еще пресса. Попробуй не найти того, второго, который удрал. Такой вой поднимут в газетах. «Полиция бессильна в борьбе с преступностью!» «Снова полицейские проиграли!» Мать вашу… А вы бы встали на это место и боролись. Так нет. Писать разное там дерьмо любой может. А все из-за этого…

Он посмотрел на вошедшего почти с ненавистью.

— Я знаю, кто ты. — Лорензо поднялся и с силой отодвинул кресло. — Ты тот полицейский ублюдок из Лос-Анджелеса, который носится по моему аэропорту и стреляет во все стороны. Как ты это назовешь? — он вышел из-за стола и встал напротив Маклейна.

Невысокого роста, едва достающий Джону до плеча, кругленький, с огромной лысиной и свинячьими глазками на лунообразной физиономии, он производил бы довольно комичное впечатление, если бы Джон не был так зол. Сейчас он с презрением уставился на тонкую полоску усов, которая дергалась и щетинилась, когда Лорензо кричал.

— Я тебя спрашиваю, как ты это назовешь? — капитан затряс перед лицом «провинциала» серым листком.

— Самозащита.

— Может, удостоверение полиции Лос-Анджелеса дает тебе право на бесплатный обед и еще что-нибудь типа того?

— Нет. Только на профессиональное любопытство, — Джон все еще старался сдерживаться.

— Это в аэропорту, в рождественскую неделю? Ты, наверное, издеваешься? — Лорензо отошел от стола и плеснул в стакан свежего чая.

— Хорошо. К черту любопытство. Я — профессионал. Твои ребята поработали там всего десять минут, а все корреспонденты уже знают о том, что произошло. В багажном отделении настоящее столпотворение. Нужно немедленно закрыть это место. — Маклейн чувствовал, что сейчас сорвется.

— Ты мне еще будешь указывать, что мне закрыть, что открыть. Я знаю, что делаю. Снимем отпечатки пальцев, все сфотографируем. Все сделаем, что нужно.

— Какие отпечатки пальцев? Там три сотни человек. Вам повезет, если вы вообще что-нибудь найдете! Нужно срочно закрыть эту зону.

Коротышка подпрыгнул, и глаза его побелели от бешенства. Он тяжело задышал и забегал по кабинету, размахивая руками.

— Ах, закрыть зону? Ты думаешь, так легко это сделать? У меня сейчас здесь делегации по соглашению, у меня куча проблем. Бойскауты, мать их, потерянные дети, собаки!

В этот момент миловидная секретарша сунула голову в дверь, вытянув перед собой зажатую в руке стопку бумаг. Капитан так рявкнул на нее «Не сейчас, позже!», что она мгновенно испарилась. И он продолжил:

— Здесь куча иностранных дипломатов из разных стран! Сотня самолетов, черт знает откуда, должна сейчас прилететь! — Лорензо чувствовал себя начальником аэропорта. — Но у Джона Маклейна есть маленькая проблема! — он повернулся к долговязому, который неподвижно продолжал стоять у стола. — Так давай, иди и все тут закрой! Весь аэропорт! Иди, иди! Встань у всех на виду, а я им объявлю, что Джон Маклейн закрывает аэропорт.

Джону стало тоскливо. Похоже, этому чурбану ничего не удастся объяснить. Но нужно же было что-то делать, а не только размахивать руками и брызгать слюной.

И он почти спокойно посоветовал:

— Лучше сними трубку и все выясни.

Нет, эти скоты воспринимают сдержанность, как слабость!

Капитан подскочил к нему и замахал ручками почти у лица Маклейна.

— Мне не нужны идиоты, которые будут советовать, что делать! Из-за какого-то ублюдка, который воровал багаж..

Джон сунул кулаки в карманы, чтоб не хлопнуть эту тупую тварь по башке.

— Багаж? А ты знаешь, что у этого «ублюдка» был пистолет немецкого производства, который стоит больше, чем ты зарабатываешь в месяц?

— Ты удивишься, узнав, сколько я имею в месяц, — коротышка забежал за стол.

— Да, это, кстати, неплохая идея, узнать о твоих доходах.

— Слушай, Маклейн, перестань давить на меня. Все то, что ты мне здесь рассказываешь, это просто сенсационное дерьмо для телевизионщиков. Ты сейчас в моем маленьком пруду, а я здоровенная рыбина, которая здесь всем заправляет, — Лорензо сделал паузу и ждал ответа. Но Джон молчал. — Ну, хорошо, ты помог нам обезвредить одного преступника. Я пошлю доклад об этом твоему капитану в Лос-Анджелес, — он нажал на кнопку звонка, и в кабинет вошли двое парней. Это были те ребята, которые привели Маклейна сюда. Увидав подмогу, капитан сразу приободрился. — А сейчас убирайся из моего кабинета, пока тебя вообще не выдворили из аэропорта.

Нет, каков сукин сын! Джон, конечно, не ждал благодарности, но выставить его из кабинета, да еще с угрозами!

Он развернулся и направился к двери. Двое патрульных следовали за ним, не отставая. Скулы свело, и на них отчетливо обозначились два прыгающих желвака. Не оборачиваясь, он чувствовал уставившиеся в спину два сверла черных глаз.

Маклейн на секунду замер, потом резко повернулся и, глядя прямо в горящие точки зрачков сидевшего за столом капитана, выдавил:

— Я тебе вот что скажу. Это первое правило детектива: чтобы сохранить задницу, нужно шевелить мозгами. Козел.

Лорензо открыл рот, очевидно желая сказать что-нибудь столь же едкое, но так и не нашел нужных слов. Его рука дрогнула, и на край полированного стола выплеснулось несколько капель чая. О, черт! Капитан так старательно принялся вытирать их платком, как будто от этого зависел покой аэропорта.

Мимо спешили люди, но Маклейн их не замечал. Он шел, сам еще не зная куда, лишь бы уйти подальше от этого кабинета, насквозь пропитавшегося запахом глупости своего хозяина. Джон ощущал этот запах почти физически. Тяжелый, густой, как патока, серый и ужасно дурно пахнущий. Он заполнял легкие, желудок, вызывал характерные спазмы и накапливал во рту вязкую слюну.

Что-то в последнее время под сводами кабинетов начальства дурно пахнет. И если бы не встречались ребята вроде его парней, можно было бы подумать, что в полиции работают одни идиоты.

Слава Богу, что он не встретил такого Лорензо в начале своей службы. Иначе Джон никогда бы не стал полисменом.

* * *

— Кретинидиотматьтвою, — выругался сквозь зубы Маклейн, но ожидаемого облегчения не наступило. Наоборот, заныло раненое плечо, и тонкие иголки прошили руку от кончиков пальцев вверх до самого локтя.

За одиннадцать лет работы Джон научился нутром чувствовать опасность. Каждой клеточкой тела, которое сразу становилось напряженным, как у зверя перед прыжком.

Что делать? Нужно же что-то делать! На местную полицию надеяться, похоже, не стоит. Значит, должен ОН. Он не имел права молча ожидать беды. Но ЧТО делать?

Мимо проплыл черный пластиковый мешок, который везли двое рабочих. Они шли сосредоточенно и безразлично. Казалось, они только и занимаются тем, что возят покойников.

Вот оно!

Джон бросился к стойке какой-то компании. Из-за спешки он даже не разглядел таблички.

Миловидная девушка что-то оформляла какой-то плотной даме.

— Да. да. Подпишите, пожалуйста, здесь.

В этот момент, стараясь не толкнуть пожилую леди, возник молодой мужчина с горящими глазами и, вежливо улыбнувшись, быстро проговорил:

— Здравствуйте. Извините, я одолжу у вас это и это. Сейчас верну, — он схватил со стойки подушечку с краской для штампов, чистый лист бумаги и исчез так же быстро, как и появился, не дав открыть рта удивленной служащей.

— Эй, ребята, подождите! — он бежал по служебному проходу, куда уже свернула каталка с покойником. — Подождите, ребята! — рабочие удивленно остановились. — Кое-что нужно проверить, — Джон продемонстрировал им значок.

Он расстегнул молнию, вытащил уже холодеющую руку бывшего противника, затем поднес к ней подушечку для штампов и стал прикладывать ее к холодным пальцам.

Глаза рабочих поползли наружу, как бы желая получше разглядеть происходящее.

— Что ты делаешь?

— А, свою чертову работу, — небрежно ответил Джон, пытаясь усыпить их бдительность. — Нужно снять отпечатки с этой клешни. Потом повезете.

— О, господи. Вы же должны делать это в морге… — в голосе молодого звучало сомнение в правомерности происходящего.

— Какой морг! — большой и указательный пальцы деревенеющей руки уже оставили свой след на бумаге. — Времени нет совсем! — средний… безымянный… мизинец… Все! — Спасибо, ребята! — он посмотрел на пятерню, которая так и осталась торчать вверх, словно за что-то голосуя, и с силой уложил ее на место. — Везите дальше! — разрешил Джон и, помахав в воздухе бумагой, чтобы высохла краска, удалился. — Хорошо, что я догадался сделать это, — буркнул он, возвращаясь к стойке. — Может удастся узнать, кому принадлежат отпечатки.

То, что здесь работали профессионалы, у Маклейна не вызывало сомнений. Может быть пальчики этого парня есть в картотеке Интерпола? И если удастся идентифицировать личность убитого, возможно появится шанс разобраться, что за дерьмовая заваруха затевается в этом аэропорту. И надо поторопиться, пока ещё не поздно. Если, конечно, УЖЕ не поздно.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Он бежал не только от погони. Да Том и не видел, чтобы кто-нибудь преследовал его. Байкер опаздывал к полковнику Стюарту.

Раздавленное тяжелыми «джамп-бутсами» белое покрывало темнело черными рваными кляксами, оставленными человеком. Он не замечал ни свинцовых туч, — нависших низко над землей, ни бешено пляшущих в свете фонарей и прожекторов снежинок, не чувствовал секущих порывов ветра, слепящего глаза мокрыми хлопьями. Том не чувствовал НИЧЕГО, кроме страха.

Страх заползал ему за шиворот и стекал струйками холодного пота по спине между лопаток, сжимая икры ног, выворачивая их и мешая бежать. Он хватал сердце ледяной лапой, сбивая дыхание.

Церковь уже не напоминала невесту в подвенечном наряде. Так чистая девушка, захваченная шайкой разбойников, превращается в грязную девку, которую каждый использует в своих целях.

На колокольне возились двое, тянули какие-то кабели, словно опутывая ее, связывая прочными канатами. Артур Бакер и Денни Мейгер уже многое успели сделать.

Чуть сбоку, в нескольких метрах, зияла, как рана, грязная канава, оголяя толстые жилы кабеля. Работа кипела.

У заднего крыльца с сигаретой в зубах застыл Гарри Краун. Увидев бегущего Тома, он посмотрел на часы, сплюнул, бросил окурок себе под ноги и тщательно растоптал ребристой подошвой бутсы.

— Где Кокренс? — вопрос прозвучал довольно резко.

— Он остался там, — негр махнул рукой в сторону здания аэропорта и влетел в помещение.

Полковник Стюарт стоял в центре комнаты, склонившись над расстеленной на столе картой и высчитывая время, оставшееся до прибытия самолета.

Это уже была не церковь. Вдоль стен расположились радары, контрольные приборы, панели радиосвязи. Казалось, это настоящий диспетчерский пункт. Да нет, не казалось. Это и БЫЛ НАСТОЯЩИЙ диспетчерский пункт, полностью дублирующий КДП башни Далласа.

Том застыл за спиной полковника, не решаясь нарушить его работу. Стюарт даже не поднял головы. Он только оторвал карандаш от бумаги и, опираясь двумя руками о стол, бросил:

— Ты опоздал.

От этих слов Тома передернуло, как будто по его телу пропустили ток.

— Простите, полковник, но у нас там были проблемы… Какой-то полицейский, возникший неизвестно откуда… Он убил Кокренса. Я еле успел уйти, — Том стоял навытяжку и смотрел на Стюарта не мигая.

Это ничего не меняло. Ну погиб Кокренс… И что? Гибель одного человека не дает права другому опаздывать к назначенному времени. Здесь все рассчитано по минутам и не должно быть ни малейшего нарушения графика. Иначе, вся четко продуманная операция рухнет к черту!

Полковник выпрямился.

— Ты пришел за моим решением?

— Да, сэр. Но Кокренс…

Стюарт не дослушал. Глядя прямо в глаза негра, он достал из кобуры «кольт».

— Наказание будет жестоким, — черное дуло ткнулось в потный лоб Тома.

Негр молча смотрел в водянисто-серые глаза, не отводя взгляда. Палец медленно потянул курок… Раздался сухой щелчок… и… Ничего. В барабане не было патрона…

Он сумасшедший. Ему доставляет радость убивать. Этот псих пустит пулю в лоб родной матери, если та не успеет вскочить, когда он прикажет: «Встать!»

Полковник весело оскалился. Его позабавила собственная шутка. Но каков парень! Даже не вздрогнул. Отличный боец. И, согнав с лица улыбку, Стюарт жестко закончил:

— Еще раз подведешь меня, и чердак будет пустой. Свободен, — и снова отвернулся к карте.

Стрелки на часах показывали 4 часа 25 минут.

* * *

Лайл Тодор — первый пилот военного самолета ФМ-1 — был в отличном настроении. Это его последний полет. Честно говоря, ему давно все осточертело, и он даже рад, что может уйти на пенсию.

Старушка Мэри прогрызла ему уже всю черепушку. Когда да когда мы сможем пожить по-человечески. В ее понятии «по-человечески» — означает либо мотаться туда-сюда по всей стране, либо принимать гостей, либо играть с ней и ее трепливыми подругами в бридж! Все. Другие варианты рассмотрению и обсуждению не подлежат.

Но в одном она права. Пора поберечь здоровье. Сердчишко действительно пошаливает. Он и так слишком долго ходит на медкомиссии, затаив дыхание, с трепетом ожидая, когда же его выпроводят на пенсию, или, говоря проще, просто дадут пинка под зад.

Лайл пригладил рукой седой ежик волос и покосился на второго пилота.

Билл Крамер — на двадцать лет моложе его. Ему было ужасно грустно, что это их последний вылет. Конечно, такого первого у него больше не будет. Они летали вместе уже шесть лет и понимали друг друга с полуслова, с полужеста. Все правильно, если мотор не тянет, ему нужно дать отдохнуть. Но все же, все же…

— Эй, чего нос повесил? — Лайл, даже не глядя на Билла, уловил его настроение. И легко усмехнулся.

— А ты не знаешь!.. Смешно, старик. Можно подумать, что ты разваливаешься на части! Ты же еще молодой мужик!

— Почти как ты. Да ладно, не дрейфь. Все будет тип-топ.

Они помолчали.

— Эй, Лайл, смотри. Эскорт нас покидает.

Два истребителя, сопровождавшие их, вдруг развернулись и, качнув крыльями пошли обратно.

— Это не имеет значения. Мы теперь в безопасности. На всем пути до Штатов будет спокойно. Сколько еще осталось?

Билл взглянул на часы — 02:25.

— Три с половиной часа.

— Теперь уже скоро. Вернемся домой, жду тебя. Мэри обещала закатить грандиозный банкет. О’кей?

— Договорились.

Они молча вели самолет, но Лайл почувствовал какую-то тревогу. Подсознательно. Конечно, он понимал, что здесь они уже вне опасности, но все же… Уж слишком опасный у них был груз.

* * *

Генерал Эсперансо тоже слышал рев удалявшихся истребителей.

Он сидел, облокотившись о спинку скамейки, и смотрел прямо перед собой. У двери, отгораживающей пассажирский отсек от кабины пилотов, застыл молодой солдатик, с неподвижными черными глазами. Руки и ноги генерала были закованы в цепи, которые, впрочем, довольно свободно свисали к полу.

— Чертовы цепи! — сказал Эсперансо, потирая ногу. — Сынок, ты не мог бы снять их? — парень молчал. — Ты думаешь, я смогу убежать куда-нибудь отсюда?

Солдатик сжал губы. Этот человек, сидевший напротив, смотрел на него добрыми, чуть прищуренными глазами. На лице его было написано страдание и усталость. Конечно, о нем говорили, бог весть что. И что он убийца, и мафиози, и многое еще… Но… кто может разобраться в делах больших людей?

— Извините, генерал. Мне не разрешили этого делать, — в его голосе звучало сожаление. Но приказ есть приказ.

— Хорошо, сынок, хорошо, — покорно согласился Эсперансо. — Ты прекрасный солдат, — он немного помолчал и достал из нагрудного кармана кителя сигару (цепи пс помешали ему это сделать). — Может, вместо свободы дашь мне огоньку?

Хуан, так звали солдатика, на минуту задумался. Ему строго-настрого запретили общаться с пленником. Но ведь дать прикурить генералу, который к тому же назвал тебя «прекрасным солдатом», когда ты отказался снять с него кандалы, это не общение. Все равно как подать жаждущему стакан воды…

Эсперансо ждал. Подойдет или нет? Он мял в пальцах сигару, опасаясь сломать ее, выдать волнение. Только бы подошел.

Взгляд его оставался таким же скорбным и покорным, как у мученика, невинно страдающего за свою веру.

Солдатик еще потоптался на месте. Потом полез в карман форменных брюк, извлек зажигалку и медленно направился к генералу. Остановившись в метре от пленника, он щелкнул колпачком и протянул чуть дрожащую от напряжения руку.

Эсперансо откусил кончик сигары и потянулся к огню, который слегка подрагивал в полумраке отсека.

— Спасибо, сынок.

Он с удовольствием затянулся и проводил взглядом мальчишку, который, пятясь, отошел на место.

Ничего, сосунок, главное — начало положено.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Пауэлс — чернокожий полицейский с огромными карими глазами на круглом, вечно сияющем, лице, — сидел за столом в родном участке и уписывал пончики.

Пончики он обожал. Он мог поглощать их десятками. Пол даже стыдился этой своей привязанности. И когда приходилось расплачиваться в булочной, на удивленные взгляды продавцов всегда бормотал, оправдываясь, что его беременная жена не может без них обойтись. И это для нее. На самом деле из-за этой слабости он сам уже выглядел, как беременная женщина на восьмом месяце.

Весь участок знал о его пылкой любви и слегка подсмеивался над ним. Но не зло, потому что Пол был отличным парнем и неплохим полицейским. А что он постоянно жует, так ведь это никому не мешает. Есть гораздо худшие пороки, и люди мирятся с ними.

На столе резко звякнул телефон.

Пауэлс отодвинул пакет и взял трубку правой рукой, продолжая двумя пальцами левой сжимать надкусанный пончик.

— Пол слушает.

Джон прислонясь к стойке авиакомпании «Нортутс» (наконец-то он разглядел табличку) звонил в Лос-Анджелес единственному человеку, который сейчас мог ему помочь.

— Пол Пауэлс слушает, — пророкотала трубка.

Маклейн увидел друга так ясно, будто тот сейчас находился рядом. Он усмехнулся.

— Привет, инспектор. Для начала положи этот кусочек себе в рот.

— О, Джон, привет! Как дела? Ты откуда?

— Из Вашингтона. Я здесь в гостях у родителей своей жены.

— А… Ну и как родители твоей жены? Очень любят полицейских?

— Перестань. Все нормально, Пол, — Джон покосился на девушку, которая с нескрываемым любопытством уставилась на странного мужчину. — Да ничего особенного… Да. Я здесь в аэропорту Далласа. Слушай, факс, который тебе недавно поставили, работает? Скажи мне номер.

— 555-32-12, — ясно. — Джон не может говорить нормально. Какого черта он забрался в аэропорт?

— Так. — Маклейн взял еще лист бумаги и, извиняясь, улыбнулся служащей. — …32–12. Подожди немного, — он потянулся к факсу, стоящему на столе. — Извините.

— Ты что-то хочешь передать?

— Точно. Сейчас кое-что к тебе перейдет, — и прижав трубку плечом, спросил у служащей: — какой стороной вставить лист?

— Не имеет значения, — Сью — так звали блондинку — улыбнулась. Этот парень ей явно нравился. Она поправила бумагу и быстро набрала на клавишах нужный номер.

— Принимай, — Джон кивком поблагодарил девушку.

Пол положил трубку и перешел в другую комнату, туда, где стоял факс. По дороге он-таки умудрился дожевать свой пончик.

На бумаге красовалась чья-то пятерня.

— Прекрасно. Это твои отпечатки пальцев?

— Нет. — ответил Джон. — Это лапа одного парня. Я хотел бы, чтобы ты проверил его по картотеке Интерпола.

Пауэлс присвистнул. Ничего себе рождественские празднички у родственников! Нет, Маклейн, точно, снова влез в какое-то дерьмо. Но помочь все-таки надо.

— Хорошо, — и, не выдержав, — спросил: — А что за дело?

— Да так, — замялся Джон. — Ничего особенного. Просто предчувствие.

— Лучше бы ты предчувствовал, кто и когда будет грабить банк, — хмыкнул Пол.

Но друг не ответил на шутку.

— Мой номер факса… — Маклейн вопросительно посмотрел на девицу.

— Вверху страницы, — подсказала она.

— Вверху страницы, которую ты получил,

Пол вытащил лист. В верхнем углу стоял номер факса и надпись: «Аэропорт Далласа».

— Это в аэропорте? Какого черта ты там делаешь? Слушай, ты, наверное, опять нассал в чужой бассейн, да?

— Да нет… Так… славы ищу… Ну, я жду, пока, — и Джон положил трубку. — Благодарю вас.

Девушка расцвела.

— Рада помочь.

* * *

В башне Далласа чувствовалось напряжение. Приближался шторм, и это тяжело сказывалось на людях, хотя здесь, в аэропорту, туман только начал опускаться на землю белесыми рваными клочьями.

Обычно в радарной работают четырнадцать диспетчеров. Каждый ведет свои самолеты, которые находятся в зоне действия их КДП. Здесь царит спокойствие, поскольку, когда говоришь с пилотами, они должны слышать уверенный голос. Но это спокойствие внешнее, скрывающее огромное напряжение.

Все четыре стены (радарная не имеет окон) заняты всякого рода оборудованием — экранами, контрольными приборами, панелями радиосвязи.

На темно-зеленых экранах горели яркие точки, которые появлялись, как только в радиус: сорока миль попадал какой-нибудь самолет. Сегодня этих точек было необычайно много. Они плодились со скоростью микробов.

Этажом выше, в застекленном помещении, — так называемой «будке» — откуда руководитель полетов дает указания о передвижении самолетов на земле, их взлетах и посадках, было не так спокойно.

Начальник башни Дрюдо, высокий импозантный мужчина лет пятидесяти, стоял у панорамного окна, из которого было видно все поле. Взлетные полосы и рулежные дорожки, ярко освещенные фонарями и прожекторами, он знал, как линии на собственной руке. Еще ничего страшного не произошло, но уже стало ясно, что светло-серые космы тумана скоро скроют все.

На экране отплясывали завихрения приближающейся бури.

— Так, начинается шторм. Скоро видимость снизится практически до нуля. Вы посмотрите, как фронт идет, — обратился Дрюдо к главному инженеру, который стоял за его спиной. — Это чертовски меня беспокоит.

Сол Барни, худощавый негр невысокого роста, едва достававший до плеча начальника, расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки.

— Я могу связаться с самолетами и посадить их по лучу. Дай мне только время.

Он был уверен, что с их техникой никаких проблем при посадке самолетов вслепую не будет. Конечно, приятного мало, но подобное случалось и, слава богу, все проходило нормально.

— Давай, время у тебя есть, — Дрюдо. отошел от экрана.

Он взял в руки микрофон и включил селектор.

— Внимание! Свяжитесь со всеми самолетами! Замедлите их движение, до того, как мы приготовим посадочные полосы, — его голос гремел в радарной, и диспетчеры, подняв головы к динамику, вслушивались в каждое слово. — Как только шторм дойдет до Миссисипи, все начинают записывать показания.

Немедленно заработала связь. И пилоты всех самолетов, находившиеся в радиусе сорока миль, получили приказ держаться в воздухе до дополнительных указаний.

* * *

О, черт! Ричард Торберг чувствовал себя так, словно его посадили голым задом на ежа.

Всю жизнь ему не везло. Нет, нельзя сказать, чтобы он был неудачником вообще. Но, как нарочно, каждый раз, как только Ричарду казалось, что он ухватил удачу за хвост, на него обрушивалась какая-нибудь неприятность!

Вот и сейчас, кто мог знать, что рядом окажется эта весьма агрессивная дама. Она так посмотрела, что, казалось, еще немного, и эта ведьма бросится на него и расцарапает всю физиономию. И вертихвостка-стюардесса, мало того, что ничего ему не подала из того, что положено в салоне первого класса, так еще и издевается. Проходит мимо него, словно кресло пустое.

Кэтти старалась не замечать журналиста. Она подошла к «замечательной леди», и, совершенно игнорируя мистера Торберга, улыбаясь предложила ей:

— Хотите еще шампанского?

— Нет, спасибо, — ответила Холли и тоже улыбнулась в ответ, — меня угнетает мысль, что придется видеть это лицо еще двадцать — двадцать пять минут.

Ричард сжал зубы» — во, промолчал. Ну не драться же с ними, в самом деле! Но ему очень захотелось сказать что-нибудь такое язвительное… стершее бы эти наглые улыбки, как губкой. Нет, наждачной бумагой.

И тут зарокотал динамик.

— Леди и джентльмены! Из-за плохой погоды аэропорт не дает посадки. Мы пробудем в воздухе немного дольше. Спасибо, — первый пилот выключил микрофон, и динамик щелкнул, поставив точку.

Холли вздохнула и протянула пустой стакан стюардессе. Та наполнила его шампанским, виновато улыбнувшись, будто это ее вина, что некоторое время «замечательной леди» еще придется терпеть общество этого типа.

Ричард передернул плечами, словно ему стало зябко.

Ну вот. Опять не везет! Сколько еще болтаться в воздухе и терпеть это унижение?

* * *

Джон Маклейн стоял, облокотившись на стойку авиакомпании, не отходя от нее ни на шаг. Он, конечно, понимал, что Полу потребуется время, чтобы выяснить все об этом парне. Пока передаст факс ребятам из Интерпола, пока те получат данные из компьютера, пока вернут факс, пройдет не одна минута. Но все равно, это должно произойти достаточно быстро.

Вдруг резко запахло клубникой. Джон огляделся, откуда появился этот проклятый запах? Неужели мозг подает сигнал грозящей беды? Снова срабатывает его знаменитая интуиция?

Восемь лет назад они брали одного маньяка, который убил торговца овощами и фруктами. В разгромленной лавке, рядом с хозяином, лежавшим, поджав ноги с простреленной головой, смешавшись с его кровью, валялась раздавленная клубника. Она была всюду — на полу, на полках, на крохотном прилавке, на подоконнике. Тогда же этот ублюдок ранил Джона в плечо, выстрелил в первого, оказавшегося в помещении полицейского. Он смотрел безумными глазами прямо перед собой, держа в правой руке «кольт» 38 калибра. Левой, перепачканной кровью, убийца засовывал в рот горстями крупную клубнику. Потом выяснилось, что у него просто не было денег, чтобы расплатиться за ягоды… Парень накануне, сошел с ума, а до этого, говорят, был неплохим человеком. Психа, отправили в больницу, но Джон хорошо помнит его — безумные глаза и крупные ягоды в окровавленной ладони.

С тех пор в минуту опасности Маклейна начинал преследовать этот запах — раздавленной клубники и крови Господи, опять…

— Вы не хотите что-нибудь выпить? Девушка-служащая смотрела на него с улыбкой. Ей явно понравился этот парень.

— Простите, дела…

Он тоже улыбнулся, изо всех сил стараясь скрыть тревогу.

Спокойно… Еще ничего не известно… Что же молчит

Пол?

Пауэлс вертел перед собой лист с данными на Нила Кокренса, которые он только что получил, и ничего не мог понять.

Откуда Джон достал отпечатки этой пятерни? Судя по факсу, пальчики были свежими… И снял их Маклейн. О, черт! Ладно, пускай сам разбирается, что да как.

Джон схватил трубку сразу, словно по этому телефону могли позвонить только ему.

— Да, я слушаю.

— Это ты, Джон?

— Конечно. Ну как, ты узнал что-нибудь?

— Сейчас для тебя поступит информация, — Пол сунул лист в факс, продолжая говорить по телефону. — Он мертв.

— Компьютер это так быстро зафиксировал? — Маклейн хмыкнул.

— Нет, ты не понимаешь меня. Согласно данным Министерства Обороны, он мертв уже два года.

— Чтоооо?

— Да. Сержант Кокренс. Американский советник в Гондурасе. Погиб в 1988 году в вертолетной катастрофе.

Девушка протянула Маклейну факс. Точно. На него оттуда смотрел тот самый парень, который погиб полчаса назад. Под фотографией темнели десять отпечатков пальчиков сержанта. Так, начинается! Это уже не клубника, Джонни-бой. Это — самое настоящее дерьмо!

— Знаешь, Пол, у меня такое ощущение будто я вляпался во что-то очень дурно воняющее и оно отольется мне о-огромными неприятностями.

— У меня тоже, — подтвердил Пауэлс.

— Ладно. Все равно большое спасибо, дружище…

— Да ради бога. В любое время. Пока.

— Пока, — Джон опустил трубку на рычаг и свернул лист.

И этот придурок Лорензо еще будет говорить ему о багажных ворах!

— Ну так что? Вы, кажется, закончили со своим делом? — девушка мило улыбнулась, обнажив ряд великолепных зубов. — Может выпьем немного?

— Нет, спасибо.

Джон приподнял руку и пошевелил пальцами, демонстрируя обручальное кольцо, как бы извиняясь за отказ…

Она все поняла. И улыбнулась еще шире, слегка позавидовав его жене.

Немного найдется интересных мужчин, которые бы так хранили верность! И не в постель же его приглашали, а просто провести время!

— Спасибо за факс, — бросил Маклейн на ходу и заспешил прочь, продираясь сквозь толпу.

Саманта Коплент увидела, наконец, того, кто ей был нужен. Этот высокий симпатичный парень и есть тот самый полицейский, которым год назад восхищалась вся страна. А сегодня он уложил в багажном отделении какого-то бандита! Сейчас он снова куда-то спешит. И она, только что дозвонившись до редакции, произнесла скороговоркой:

— Подождите, подождите. Я тут кое-кого увидела. Перезвоню вам попозже, — и, бросив трубку, ринулась на героем своего будущего репортажа.

Саманта перехватила его у турникета.

— Поздравляю с Рождеством! — радостно прокричала она, округлив глаза. — Вы Маклейн? Полицейский из Лос-Анджелеса?

Он и не подумал остановиться. Вообще, Джону было не до разговоров, тем более, что эту девушку он видел в толпе корреспондентов, осаждавших багажный зал. Но она не отставала. Поэтому пришлось отвечать, хотя Маклейну совершенно этого не хотелось.

— Да, — коротко бросил он, лишь бы отвязаться.

— А я — Саманта Коплент. Ночные новости.

— Извините, — Джон еще энергичней заработал ногами.

— Ну подождите, подождите! — она никак не могла сунуть ему свой микрофон — все время мешали люди, которые то и дело вклинивались между ними. Наконец, Саманте это удалось. — Скажите, чем вы здесь занимаетесь? Расследование ведете?

— На спицах вяжу! — ответил он в микрофон и, оставив остолбеневшую девицу, отправился дальше.

Нижняя губа ее мгновенно выдвинулась, и челка обиженно взлетела вверх.

— Тоже нервный, — пробормотала Саманта, глядя в шину удаляющемуся полицейскому.

Артур Бакер приварил последний кабель к распределительному щиту, снял сварочную маску и достал рацию.

— Все готово, полковник.

Стюарт окинул взглядом радары. За ними застыли Том и Гарри, с ожиданием вглядываясь в еще темные экраны.

— Включайте.

Через секунду экраны ожили, и на них зазеленели точки самолетов.

— Отлично.

Его парни могли вес. И работать диспетчерами, и сварщиками, и убийцами. Абсолютно все. С такой командой проиграть просто невозможно.

— Начинаем через пять минут. Всем быть на местах.

И ни единого лишнего слова. Зачем? приказ будет исполнен в точности. Полковник почувствовал, как легкая дрожь пробежала по спине, и мышцы напряглись, словно у волка, изготовившегося к прыжку.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Нет, Дрюдо это определенно не нравилось.

Вначале легкие снежинки, кружась, словно танцуя, опускались на землю в лучах прожекторов, но вот уже примерно с полчаса снег валил со страшной силой. Он ложился толстым слоем на взлетные полосы, и ветер начал наметать сугробы, пряча темные разрезы рулежных дорожек.

Начальник башни спустился в диспетчерскую наземной службы, которая находилась двумя этажами ниже.

— Мы уже выслали шесть снегоочистительных машин и «сноубласт».

«Сноубласт» шел за снегоочистителями и всасывал мощными насосами снег, выбрасывая его за пределы взлетно-посадочной полосы.

— Но пока ничего угрожающего нет. Мы справимся, — сказал наземный диспетчер и, оторвав глаза от крупномасштабной карты аэропорта, где он делал какие-то пометки, посмотрел на Дрюдо.

— Я надеюсь, — ответил тот и заспешил к себе в «будку».

И тут к нему подкатился Лорензо. Словно оправдываясь, он что-то стал докладывать об убийстве в багажном отделении, о репортерах, о каком-то полицейском из Лос-Анджелеса, о том, что тот лезет не в свое дело…

Дрюдо слушал его в пол-уха. Он быстро поднимался по лестнице, перешагивая через ступеньку. В такую погоду начальник диспетчерской службы предпочитал находиться у себя, чтобы наблюдать лично за взлетами и посадками.

— Что, шеф? Как дела? — из радарной вышел главный инженер.

— Прекрасно, — ответил Дрюдо. — Теперь и взлетные полосы обледенели.

— Да, придется поработать.

Сол Барни произнес это так, словно сам сейчас сядет за руль грейдера и будет скрести лед.

— Вот и я говорю, — снова вмешался Лорензо, — там их собралось сегодня человек пятьдесят. Репортеров…

— С чего бы это? — спросил Дрюдо.

— Как? Вы не слышали сообщение, что скоро сюда прилетит генерал Эсперансо?

— Слышал, будь он неладен.

— Что касается меня, я бы выгнал всех репортеров из аэропорта, — ручки Лорензо замелькали в воздухе, как крылья мельницы. На лысине проступили капли пота. — Но только агентства поднимут такой шум! С ними лучше не связываться! Убийственный. По телевидению. Оглушительный…

Он хотел еще что-то добавить, но не успел.

На лестничной площадке появился Маклейн.

Отвязавшись от девицы, Джон снова подошел к багажному отделению. Черт возьми! Этот козел так и не убрал репортеров из зала! Они продолжали сновать туда-сюда, все больше затаптывая следы. Полисмены спокойно наблюдали за всей этой кутерьмой, сложив руки за спину.

Нет, с Лорензо говорить бесполезно! Нужно найти хоть кого-нибудь здравомыслящего. Начальника аэропорта ночью, конечно, нет. Остается…

Маклейн направился к главному диспетчерской службы.

Их было трое. Джон окинул всех одним быстрым взглядом и понял, что все здесь спокойны, как слоны. Абсолютно. Вроде бы ничего и не произошло! И в аэропорту не орудует банда, готовящая преступление!

— Вы здесь дождетесь, что вам скоро всю башню разнесут, — голос Маклейна звучал глухо.

Он стоял, раскаляясь от гнева. Казалось, плюнь сейчас на него, и полицейский зашипит, как утюг, включенный на отметку «полотно».

Дрюдо вздрогнул. Откуда посторонние в святая святых — контрольно-диспетчерском пункте?

— Кто это? — он в упор смотрел на высокого светловолосого парня, который стоял, раскачиваясь на носках, у входа в «будку».

— Я — Маклейн. Офицер полиции, — блондин подошел к ним, протягивая на ходу значок и удостоверение.

Лорензо взорвался. Он подпрыгнул и вплотную приблизил свое, ставшее багровым, лицо к лицу Джона.

— Эй, Маклейн, это моя территория! Она находится в моей юрисдикции! Ты понял? Я здесь не шучу! Ясно? — казалось, еще немного, и он бросится на Джона. «Козла», сказанного ему в физиономию при подчиненных, Лорензо не забудет никогда в жизни!

Джон даже не взглянул на капитана.

Дрюдо внимательно посмотрел удостоверение.

— У вас какие-нибудь проблемы, капитан Маклейн?

— У меня? Никаких проблем. А вот у вас похоже они скоро будут, причем в огромных количествах. Капитан Лорензо, я уверен, хотел объяснить вам небольшие детали по самой маленькой из них, — Джон постарался взять себя в руки. — А как ему удастся объяснить это? — и протянул начальнику диспетчерской службы листок, полученный по факсу.

Дрюдо взял документ. С фотографии смотрел высоколобый молодой мужчина. Под ней десять отпечатков пальцев. «Сержант Нил Кокренс. Американский советник в Гондурасе. Погиб в 1988 году в вертолетной катастрофе», — прочитал он.

— И что? Зачем вы мне это принесли?

— А то, что парень о котором здесь говорится лежит сейчас в вашем морге. Он умер полчаса назад.

— Не понял? — Дрюдо действительно не понимал, что за чушь несет этот лейтенант. Это как? Умер, воскрес, снова умер?

— Мне бы тоже было в это трудно поверить, но я лично снял с него отпечатки пальцев двадцать минут назад!

— Ясно… Значит, он оказался в морге дважды? Лейтенант, может ваш компьютер что-нибудь напутал?

— Нет. Кто-то собирается устроить в этом аэропорту серьезную заваруху…

— Что вы имеете в виду? — Дрюдо настороженно посмотрел на полицейского, но тот молчал. Он словно прислушивался к чему-то происходящему у него внутри. — У вас с головой все в порядке? — тот снова не ответил.

Этот вопрос словно подхлестнул Лорензо. Это дерьмо даже не посмотрело на него! Явился, сукин сын, из своего Лос-Анджелеса и лезет не в свое дело! Еще и дураком его выставляет перед всеми!

— Ты думаешь, ты — гений, мать твою, а мы все — полные му…ки, да? Ну ладно'. Раз уж ты такой распрекрасный полицейский может, скажешь, кто это все собирается сделать, а?

— Не знаю… To-есть, я не уверен…

— Ах, он не уверен! Не уверен, так какого мать твою, дьявола ты лезешь, куда тебя не просят, Маклейн?

— Эти люди — профессионалы, а не багажные воры и не идиоты, — твердо сказал Джон, и голос его зазвенел. На скулах заиграли желваки.

— Профессионалы в чем? — вмешался в разговор главный инженер, до сих пор стоявший молча. У него было впечатление, что слова лейтенанта не пустой звук.

Маклейн выхватил факс у руководителя полетов и протянул его Солу Барни.

— Посмотрите! Это не свидетельство профессиональной преступности. Здесь, сейчас может произойти такая катастрофа, какой вы еще в жизни не видели. Приведите всех в боевую готовность, а потом будете задавать сколько угодно вопросов.

— Между прочим, первый труп сделал ты! Помни об этом! — Лорензо ткнул пальчиком-сарделькой в грудь Маклейна.

— Я помню.

Господи, ну что за дерьмо! Снова заныло плечо. В ушах звучал голос придурка из Лос-Анджелеса, который на прошлое Рождество орал ему по рации: «Вы ответите, Маклейн! Из-за вас погиб человек!» Все бездари похожи друг на друга, как близнецы, рожденные одной матерью — самодовольством. А отец у них — глупость. Эта чета имеет множество детей и никогда не страдает бесплодием. К сожалению.

Дрюдо взял факс из рук Барни и, еще раз внимательно просмотрел его. Верил ли он Маклейну? Бог его знает. Дрюдо не смог бы сказать однозначно. Но, на всякий случай, решил все-таки усилить контроль.

— Лорензо, — произнес он медленно, глядя на Маклейна. — Вызови всех своих ребят. Пусть предоставят мне отчеты.

— Что? — капитан побагровел.

— То, что слышал. Пусть докладывают мне обо всем, что заметят хоть немного необычного. Понял?

Голос начальника звучал твердо.

— Понял, — сквозь зубы ответил Лорензо.

— Дрюдо. Дрюдо, идите сюда скорее! — громко окликнули его от окна.

— Что такое?

— Посмотрите! Огни гаснут!

— Господи, — выдохнул Маклейн.

Они быстро подошли к окну. Сквозь мутную белую пелену просматривалось огромное поле с продольными и поперечными линиями огней, освещавших взлетные полосы и рулежные дорожки дрожащим светом. Отсюда, сверху, оно казалось целым ночным городом с горящими окнами. Вдруг один за другим огни стали гаснуть. Погасла одна улица, потом другая… Черный мрак отвоевывал часть за частью. Скоро там, внизу, мигали только слабые огни снегоочистителей, грейдеров и «сноубласта». Они растерянно заметались и замерли, словно не зная, куда двигаться дальше.

— О, господи, — это произнес уже Дрюдо.

— Немедленно включите аварийное освещение, — распорядился Сол Барни, и все засуетились, бросившись к своим рабочим местам.

— Аварийная система не работает, — ответил инженер-электрик.

— Включайте с другого терминала.

— Вся сеть вырубилась.

Началось! И снова в ноздри Джону ударил запах клубники. Клубники и крови. Он расползался по диспетчерской, заполняя всю башню. Тяжелый густой сладковатый запах смерти.

Маклейн стоял в стороне, глядя на эту суету. Сейчас его меньше всего волновали эти люди. Одна мысль билась в голове, впиваясь раскаленным жалом в мозг: «Зачем он настоял, чтобы Холли летела в Вашингтон?» Она мешала сосредоточиться, понять, что, собственно, происходит.

— Может, отключили электричество? — повернулся к Дрюдо Сол Барни.

— Так. Нужно немедленно проверить все системы. Слышите? Немедленно. И срочно свяжитесь с энергокомпанией!

Главный инженер бросился к приборам. Нужно очень спешить — над аэродромом кружат десятки самолетов, ожидая посадки. И кто знает, сколько горючего у них в баках.

Артур и Денни заканчивали работу на земле. В толстых резиновых перчатках один держал электропилу, другой — топор. И били, били по кабелю, черным нервам огромного живого организма, называемого «аэропортом Далласа». Наконец, им удалось прикончить его. Черные разорванные концы отлетели друг от друга. Парализованный, ослепший, неуправляемый аэропорт лежал у их ног, еще не полностью осознавая всю степень свалившейся на него беды.

— В чем дело? — крикнул Сол Барни, скатившись по лестнице в радарную.

Диспетчеры щелкали клавиатурой, уставясь на зеленые экраны, с которых вдруг пропали все сигналы.

— Господи! Контроль приближения вышел из строя!

— Межатлантическая система тоже отключилась!

Казалось, будто кто-то стер с плоских лиц экранов все, и они бледнели зеленым мертвым светом.

— Кошмар! Все системы вырубились! Кошмар! — Барни растерянно заметался по радарной, бросаясь от одного прибора к другому. Потом внезапно остановился и отчаянно развел руками, словно призывая всех в свидетели. — Я не знаю, что делать, — и с силой шлепнул себя по бокам, будто надеясь выбить оттуда ответ.

Он обезумел, — вяло подумал Джон. Можно же что-то предпринять! Ну хоть что-нибудь!

Дрюдо подошел к столу и включил микрофон.

— Внимание всем! Свяжитесь со всеми самолетами. Скажите, что у нас неполадки. Все самолеты, какие возможно, нужно повернуть на другие аэропорты. Те, которые уже близко, нужно подержать в воздухе. Самолеты, которые в зоне приема, пусть держат контроль по аэромаркерам. Удачи вам.

Он щелкнул тумблером и отошел от стола.

Сол Барни уже немного успокоился, глядя на четкие действия Дрюдо. Конечно, такого ему еще не приходилось испытывать, нo ведь все когда-то происходит в первый раз.

Лорензо чувствовал себя отвратительно. Этот Маклейн, небось думает, что умыл его. Турист чертов.

— Так, сейчас решим, что делать в аэропорту… У нас здесь собралось, наверное, около пятидесяти тысяч человек. Мы не должны допустить паники, — Дрюдо строго смотрел на Лорензо, и тот быстро кивнул. — Это может продлиться час или два, — взгляд начальника башни перешел на Барни.

— Все самолеты, у которых хватит топлива, будут кружиться. А остальные…. — Сол снова развел руками.

— Хорошо… Маклейн, это то, о чем вы говорили?

Джон некоторое время помолчал, глядя в полные тревоги глаза Дрюдо и грустно покачал головой:

— Думаю, это — только начало.

Как объяснить ребенку, что такое «горячо», пока он не притронулся рукой к лампочке или огню? Женщине, не имевшей детей, что значит рожать? Мужчине, ни разу не побывавшему в бою, что значит удар пули? Людям, не испытавшим то, что испытал он, это удивительное чувство приближающейся опасности, когда каждая твоя клеточка словно замирает, готовясь отразить беду; запах опасности, вкус. Иногда кажется, что ее можно даже пощупать рукой, так осязаема она становится. Как сейчас. Но этого объяснить им невозможно. Никому. Они видят только свершившееся, а он предчувствует беду кожей.

Резкий сигнал зуммера вывел всех из оцепенения.

— Система аварийной связи заработала… — растерянно произнес Сол, продолжая оставаться на месте.

— Ее починили? — Лорензо тоже стоял, словно приклеенный.

— Может, кто-то хочет с вами поговорить? — предположил Джон, глядя на Дрюдо.

— Включите переговорное устройство.

Тот подошел к столу и нажал на клавишу.

И тут на всю диспетчерскую загремел динамик. Все лица повернулись к нему, ловя каждое слово.

— Внимание, башня Далласа! Внимание! — голос звучал ровно, безо всякого напряжения. — Мы можем достигнуть взаимного соглашения, если будем действовать очень простым путем. Сейчас вы слепы и глухи. Я думаю, что привлек ваше внимание. Так как магнитофоны включены, я буду краток. Свое презрение выразите мне потом.

— Кто это? Как он попал на эту линию? — Дрюдо почти кричал.

Маклейну показалось, что он уже где-то слышал этот голос.

Стюарт устроился удобней, присев на краешек стола. Он смотрел в окно, из которого была видна башня и почти видел всех этих суетящихся людишек. Пожалуй, это было бы даже забавно, если бы не серьезность поставленной задачи. Интересно, кто это так смешно вскрикнул: «Как он попал на эту линию? Кто это?» Наверное, Дрюдо, начальник диспетчерской. Полковник усмехнулся и продолжил:

— Кто я, это не важно. Важно, что мне нужно. Так вот. Если вы не хотите, чтобы самолеты стали шлепаться на землю с пустыми топливными баками, внимательно выслушайте мои условия. Это очень важно. На этот аэродром через пятьдесят восемь минут приземлится военный, самолет из другого государства. ФМ-1. Вы все наверняка знаете, какой уникальный груз прибывает на нем. Я говорю о важности.

В башне Далласа стояла гробовая тишина. Казалось, было слышно биение сердец, Дрюдо пристально посмотрел на Маклейна и кивнул головой, боясь проронить хоть слово. Но они и так прекрасно поняли друг друга.

— Так вот, этот самолет никто не должен встречать. Я повторяю, на земле около самолета никого не должно быть. Он приземлится по моим координатам. Никто не должен приближаться к нему. В этом заключаются мои требования, и вы отвечаете за их выполнение. Второе. В это же время вы приготовите мне «Боинг-747» с полными баками горючего. Надеюсь, я понятно излагаю свои мысли.

А теперь слушайте главное для вас. Даю вам две минуты для того, чтобы связаться с самолетами по аварийной связи. После этого любые ваши попытки восстановить систему связи будут наказаны самым серьезным образом.

— Он блефует! — взвизгнул Лорензо.

— Разрушения? Вы не посмеете этого сделать! — произнес Дрюдо, стараясь казаться спокойным.

— Вы так считаете? Ну что ж, тогда попробуйте что-нибудь предпринять, — ответил голос, — И сами увидите чем все это закончится.

И все поняли, что он действительно сделает ЭТО.

Это не человек. Зверь. Нет, нельзя обижать животных. Самое наихудшее творение Бога, потерявшее совесть, жалость, инстинкт сохранения рода, наконец — люди. Ему наплевать, что там старики, дети и женщины. Только потерявший разум человек может уничтожать себе подобных десятками, сотнями, тысячами. Кто еще из тварей способен на массовое убийство?

Джону стало страшно. Страх парализовал его тело, и оно больше не подчинялось хозяину.

Он стоял, уставившись в одну точку остекленевшими глазами. Сколько это продолжалось? Минуту, две, а может быть, вечность. Он не знал. Мозг услужливо подсовывал разноцветные картинки — мечущиеся по крыше здания фирмы «Накатоми» люди с трясущимися от ужаса руками; взрывающиеся мины и яркое пламя, охватившее верхние этажи; управляющий фирмы, лежащий в луже собственной крови… И Холли, его Холли с пистолетом у виска.

Но тогда под угрозой были пятьдесят человек. А сколько может погибнуть сейчас?

— Так, ребята, будьте готовы. Мне сейчас понадобиться ваша помощь, — голос Дрюдо вернул Джона к действительности.

— Если Эсперансо захочет захватить самолет, мы не справимся с ним силами вашей полиции, — тихо произнес Маклейн, отгоняя от себя видения.

— Зря так говоришь. У меня отличные ребята, — Лорензо понял, что пришла пора действовать. Пригладив мокрый венчик волос ладошками, поправив «кольт», он достал рацию и нажал на клавиши. — Я не думаю, что террористы подошли близко к аэропорту. Сейчас свяжусь с ребятами, и мы…

Его взгляд наткнулся на ухмыляющуюся рожу этого ублюдка из Лос-Анджелеса. Что он корчит из себя «крутого» парня?! Тоже мне, «Грязный Гарри» хренов!

Лорензо подскочил к Маклейну и, тыча пальчиком тому в грудь, с перекошенным от бессильной ярости лицом процедил сквозь зубы:

— По-моему, ты наслаждаешься этой ситуацией.

Джону до смерти захотелось схватить за паршивый пальчик и пинками выбросить этого придурка из помещения. Нет, поистине, идиотизм — счастливая привилегия начальников полицейских участков!

С большим усилием он преодолел это искушение. С ненавистью глядя на прыгающие усики, чтобы не смотреть в выпученные рачьи глазки, Маклейн сказал:

— Слушай, ты… Моя жена кружит сейчас в одном из самолетов над этим аэродромом. И должна приземлиться на это чертово поле, — слова слетали с губ, тяжелые, как оплеухи. И тут Джон сорвался. Он заорал так, что все головы мгновенно повернулись на этот крик. — Я сорок минут назад говорил тебе, что нужно принять меры! Я говорил, что вы будете по уши в дерьме!

Лорензо отскочил на всякий случай на пару шагов к Дрюдо, и голос его зазвенел.

— Тааак! Давай, убирайся отсюда! Слышишь?! Здесь я командую! — он орал, брызгая слюной, но этот тип и не собирался двигаться с места. — Эй, служба безопасности! — два дюжих молодца возникли в будке, как из-под земли. — Уберите его отсюда! Нам здесь не нужны посторонние! — и повернувшись к Дрюдо объяснил: — Я должен контролировать ситуацию.

Молодцы тяжело топтались рядом, не решаясь что-либо предпринять. С одной стороны, Лорензо, конечно, начальник участка, но с другой — здесь распоряжается начальник башни. А тот молчал.

Сол Барни стоял рядом с Дрюдо, пытаясь объяснить ему свой план.

— Все, что нам нужно сделать, попытаться обеспечить работу передатчиков. Кто-то должен пробраться в аппаратный зал и задействовать компьютеры. Может удастся наладить связь через них.

— Остановка за малым — как это сделать незаметно. Представь, что они действительно нас контролируют, а их угроза — не пустые слова? Что тогда?

И тут в будке появилась девица с лошадиной челкой и круглыми нахальными глазами. Перед собой она держала микрофон, выставив его вперед, как пистолет.

— Добрый вечер. Саманта Коплент. «Ночные новости». Можно пару вопросов?

— Нет, нет, нельзя, леди, — быстро затараторил Лорензо, зная бульдожью хватку этой дамы.

Он постарался развернуть ее спиной и тихо выпроводить подальше, но журналистка давила на Лорензо, пытаясь через его плечо дотянуться своим паршивым микрофоном до Дрюдо.

— Вывести отсюда всех посторонних, — отчаянно заорал Лорензо.

— Освободите от них башню, — кивнул начальник, и это послужило сигналом службе безопасности.

Они схватили под руки мужчину, и отчаянно сопротивлявшуюся нахальную девицу.

Конечно, Маклейн мог расшвырять этих розовощеких дубин. Но не станет же он драться с полицией, в самом-то деле.

Джон вырвался и пошел к выходу, страшно ругаясь на ходу.

— Отвалите от меня, дерьмо собачье! Скоты! — он оглянулся у ступенек, ведущих вниз. — Ты, капитан, будешь сидеть на своей дерьмовой заднице, пока эти подонки не разнесут к чертовой матери все ваши коммуникации. И тогда уже сам Господь Бог не поможет посадить самолеты! Ублюдки!

Сильными толчками в спину их загнали в лифт.

Лорензо на несколько секунд потерял дар речи. Он заморгал, рванулся, словно собираясь догнать этого нахального типа и навешать ему как следует, потом что-то зашипел и, наконец, разразился целым потоком брани, одновременно нажимая на клавиши рации, которую он сжимал в побелевших пальцах.

— Мерзавец! Корчит из себя, Бог знает что! Он один умный, а здесь собрались одни идиоты! Козел! — и тут же, опомнившись, прокричал в микрофон. — Служба безопасности зала! Мы тут на лифте отправили двоих посторонних. Проследите, чтобы никто из них не оказался снова в башне. Нам не нужны неприятности на Рождество!

— Вас понял, — ответил молодой высокий полицейский, дежуривший в зале, метрах в пятидесяти от служебного лифта. Он кивнул своему напарнику, такому же крепкому парню. — Пошли, — и уже на бегу добавил. — Кошмар!

Подонки, сволочи, сукины дети! Там люди могут погибнуть, а эти уроды носятся со своими амбициями. Джон нажимал на кнопки лифта, пытаясь опустить его на цокольный этаж.

Саманта Коплент стояла, прижавшись спиной к стенке, кипя от негодования. Конечно, их могли обругать, послать, закрыть перед ними дверь (работа такая), но хватать лапами и заталкивать грубо в лифт, такого в ее практике не встречалось. А тут еще этот Маклейн тычет во все кнопки, хотя кабина стоит на месте и двигаться, судя по всему, не собирается. Она убрала микрофон и в упор посмотрела на полицейского.

— Что здесь происходит? Мы что, застряли?

Он даже не взглянул на нее.

— Подождите-ка. Отойдите. Вы мне мешаете, — и задвинул девушку в угол, а сам, забравшись на бортики, тянувшиеся в метре над полом, стал толкать крышку, расположенную на потолке, пытаясь открыть люк.

— Вы хотите сделать из лифта тюрьму? — Саманта никак не могла понять, что делает этот парень. — Что происходит в аэропорту? Стреляют, бегают! — он уже распахнул люк и высунул наружу голову. — Послушайте, Маклейн. Скажите хотя бы два слова.

Джон подтянулся на руках.

— Пожалуйста. Пошла к матери.

— Спасибо, — девушка усмехнулась и даже не сдула челку, которая снова упала на глаза. — Но я это уже слышала от полковника Стюарта.

— Стюарт? — Маклейн замер. — Господи! Ну конечно! Так вот кто это был! Мать его!

Поздравляю, Джонни-бой, ты влез в настоящее дерьмо, да еще и в самом глубоком месте.

Перед его взором возник импозантный блондин с аскетичным лицом. «Я выступал по телевизору», — сказал он. Точно. За неделю до Рождества полковник давал интервью газете «Вашингтон Пост», в котором жутко ругал «красную заразу» и защищал генерала Эсперансо! Теперь понятно, почему этот голос показался ему знакомым.

— Что? Что вы говорите? Вы с ним знакомы? — Саманта пыталась получить ответы на свои вопросы у нижней половины полицейского, так как верхняя уже протиснулась наружу. — Что вы делаете?

— Тихо, — зашипел Маклейн и вытащил вторую половину своего тела на крышу кабины, — я это уже делал. На прошлое Рождество.

Люк захлопнулся, и девушка осталась в одиночестве. В ту же секунду лифт дрогнул и быстро пошел вниз…

Дверцы распахнулись, и перед ней возникли двое полицейских.

— Привет, — приветливо сказала журналистка.

Лица у мужчин вытянулись, челюсти отвисли, и они завертели головами. Саманте стало смешно. Она едва затолкала внутрь рвущийся на волю смех.

— А где второй-то пассажир? — Наверное, потерялся по дороге, — голос прозвучал весело, в глазах прыгали чертики. Оттопырив нижнюю губу, Саманта дунула изо всех сил, и челка победно взлетела над высоким лбом.

Она легко шагнула вперед, оставив за спиной оторопевших блюстителей порядка, которые тут же вошли в опустевший лифт, шаря глазами по всем щелям, ничего не соображая, как будто этот второй мог раствориться в воздухе, мать его!

* * *

— У нас есть автономная система дальней связи, — Сол Барни стоял в центре диспетчерской перед картой аэропорта. Справа и слева, внимательно слушая его, застыли Дрюдо и капитан Лорензо. — Но самолеты настолько близко, что она не поможет, — глаза главного инженера подозрительно блестели. Он чувствовал, что бессилен что-либо предпринять.

— Если мы не свяжемся с ними за полчаса, то все, кто сейчас кружит над нами, потерпят катастрофу, — сказал начальник диспетчерской, глядя перед собой.

— Надо наладить аварийную связь. Я сейчас же вызову своих ребят, и они вас проводят в аппаратный зал, — Лорензо старался хоть как-то загладить вину. В конце концов, откуда он мог знать, что здесь орудует настоящая банда, а не какие-нибудь мелкие жулики.

Дрюдо кивнул. Внешне он оставался спокоен. Ему даже думать было страшно о том, что будет, если это им не удастся. Как сказал тот полицейский из Лос-Анджелеса: «Здесь, сейчас может произойти такая катастрофа, которой вы в жизни не видели.» Страшно поверить, но очень может быть, офицер Маклейн. Очень может быть.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Цепляясь за толстые жгуты электрокабеля, он спустился в лабиринты машинного зала.

Здесь все напоминало подземное царство какого-нибудь дракона. Грохот и лязг работающих агрегатов впивался в уши. Огромные трубопроводы шипели, выпуская пар, тускло поблескивая в бледных лучах светильников. Низкие потолки нависали над головой, прижимая к бетонному полу.

— Кошмар! Не могу в это поверить, — тихо сказал Маклейн, вглядываясь в полумрак закоулков, которые ответвлялись от центрального прохода.

Пахло раскаленным машинным маслом и чем-то горьким. Маклейн тяжело вздохнул и сделал несколько шагов.

— Целый лабиринт, мать его. Сильно подозреваю, что тебе, Джонни-бой, предстоит блуждать здесь до скончания века, одно утешение — не придется встретить этого идиота еще раз.

Мысль о Лорензо немного взбодрила его. Так было всегда, когда Джон сталкивался с непроходимой глупостью и ему предстояло спасать положение, то-есть действовать самому, вопреки дурацким указаниям «не лезть не в свое дело».

Впереди чернел люк. Маклейн осторожно подошел к нему и заглянул вниз. Крутые металлические ступеньки спускались еще ниже метра на два, в другой зал, в котором, похоже, грохот был все-таки послабее.

Где-то впереди звучала тихая музыка.

О, господи! Что это? Знакомая мелодия звала, успокаивала и в то же время настораживала. Джон двигался, как зачарованный, на страстный голос Эллы Фитцджеральд, поющей о любви в безумном мире смерти. Как проникла она сюда, в этот дышащий огнем подвал? Прямо наваждение, ей Богу…

Он двигался мимо каких-то стоек, стеллажей, заставленных приборами, дальше и дальше, стараясь найти поющее чудо. И не потому, что музыка очаровала его. Просто она казалась здесь неуместной, как девушка в белом наряде на похоронах. Джон заглянул в очередной аппендикс и замер…

В маленьком закутке, на полке, стояли статуэтки, игрушки, возвышаясь над столиком с допотопным проигрывателем, на котором быстро вращалась пластинка, так поразившая Джона своей неуместностью.

Он попытался поднять лапку, и игла грубо проехалась по диску, оставляя на черной пластмассе глубокую царапину. В ту же секунду на плечо Маклейна легла чья-то ладонь. Он не слышал шагов приближающегося человека.

Джон развернулся, и «смит-вессон» 45-го калибра ткнулся под скулу худого человека с огромной плешью, который застыл, выпучив глаза, прижатый к стене сильной рукой полицейского. Куртка, скрученная у ворота кулаком Маклейна, сжимала тощее горло, напуганный рот скривился, бледные губы тряслись.

— Кто ты такой? — вопрос прозвучал резко, и мужчине показалось, что незваный гость сейчас разнесет ему голову, размазав по стене его мозги. На лбу и проплешине появились крупные капли пота, а под ложечкой гадко засосало.

— Я — Марвин, — прошипел он, задыхаясь.

— Марвин? — переспросил Джон. Этот парень, похоже, думает, что все на свете должны его знать, как будто он — Джордж Вашингтон или, на худой конец Рональд Рейган.

— Я работаю здесь, — мужчина скосил глаза на нагрудный карман форменной куртки и пару раз мигнул, предлагая убедиться в правдивости его слов.

Не опуская «пушки», Маклейн левой рукой извлек из кармана удостоверение.

— Я просто люблю слушать пластинки, — словно извиняясь, произнес Марвин, облегченно вздохнув, почувствовав, что опасность миновала. — Неужели это такой большой грех?

— Успокойся, парень. Все о’кей. Можешь слушать их сколько угодно. Но потом. А сейчас мне потребуется твоя помощь.

Господи, что с нами случилось? Почему человек, столкнувшись с человеком, испытывает животный ужас? Или хватается за оружие, готовый убить себе подобного? Нет, наше общество смертельно больно, если застыло на грани самоуничтожения, спокойно ожидая своей гибели.

* * *

Отпущенные для связи с самолетами минуты истекали. Дрюдо надел наушники и включил связь.

— Внимание всем самолетам, — голос его звучал сдержанно и спокойно. Ни у кого, кто его сейчас слышал, не должно возникнуть ни тени сомнения в правдивости информации. — Говорит башня Далласа. У нас технические неполадки. Плохие погодные условия осложняются тем, что временно у нас вышло из строя передающее устройство. Система наведения тоже. И, скорее всего, через несколько минут мы перестанем отвечать…

Во всех кабинах звучали эти слова, и пилоты затаили дыхание. Как, черт возьми, в такую погоду надеяться на посадку вслепую?! А башня Далласа продолжала вещать слишком спокойно для того, чтобы это звучало правдоподобно. «Мы хотим, чтобы вы по-прежнему держали курс по аэромаркеру. Ждите дальнейших указаний. Постарайтесь продержаться в воздухе, на сколько хватит топлива. Удачи, — и через паузу. — Господь хранит вас».

Да что у них там стряслось?

Этот вопрос мучил всех, кто сейчас кружил над аэродромом.

Дрюдо устало снял наушники и положил их на стол, Все. Для тех, кто был в воздухе, он сейчас больше сделать ничего Не мог. Нужно позаботиться об ожидающих отправки и прибытия.

— Измените информацию на табло, — так же спокойно сказал начальник башни, не обращаясь ни к кому лично. И только когда капитан Лорензо и главный инженер отправились исполнять распоряжения, позволил себе чуть расслабиться. Но только чуть-чуть, чтобы никто из дежуривших диспетчеров не смог этого заметить.

В залах ожидания все еще царила праздничная атмосфера благодушия.

Вдруг на электронном табло замелькали огоньки.

Рейс 47 из Буэнос-Айреса — задерживается.

Рейс… из Нью-Йорка — задерживается.

Рейс……….. — задерживается…

Слово «ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ» сменило все цифры в правом углу табло.

Дама с собачкой тихонько ойкнула, молодой человек с замысловатой прической и жвачной резинкой во рту еще активней заработал челюстями. Стриженый здоровяк мрачно чертыхнулся — парни грозились уйти, если они с Мэри опоздают на вечеринку. Уйти-то может и не уйдут, но выпить точно все выпьют не дождавшись их.

Старушка, ожидающая внучку на рождественские каникулы, вздохнула и помолилась, чтобы Бог дал нормальную погоду и ничего не случилось.

И вся масса народа зашевелилась, продвигаясь ближе к табло и теряясь в догадках, что могло произойти, если все рейсы вдруг задерживаются?

* * *

Они склонились над огромным листом ватмана, на котором крупным планом были изображены все службы и соединения аэропорта. Марвин водил ручкой по чертежу и объяснял Джону линии и кружочки, штрихи и углы, нанесенные на карте.

— Так что нужно делать, если здесь вся связь вырубилась? Где у вас запасные передатчики? Ни черта не понимаю, куда они должны направиться? — Джон смотрел в чертеж, положив на него свои ладони.

— В аппаратный зал.

— Так. Значит, аппаратный зад. Верно? Покажи-ка; мне, как отсюда попасть туда?

Марвин уже почти пришел в себя. Во всяком Случае, руки его не тряслись и выглядел он достаточно сносно — легкий румянец покрыл недавно синюшные щеки.

— Это, похоже, вот тут, — его карандаш проследил за линией, ведущей в угол чертежа. — Здесь вот поднимающаяся платформа. Она как раз внутри зала. По ней можно туда пройти.

— Хорошо, — кивнул Джон, прокладывая в воображении путь. — Ваш аппаратный зал — прекрасное место для засады. А ну-ка, дай мне этот план.

Теперь Маклейн знал, что ему нужно делать.

Их было пять человек. Молодые, сильные, симпатичные — ударный отряд Лорензо. В защитного цвета костюмах и шапочках, они прогромыхали «джамп-бутсами» и замерли в будке, ожидая Сола Барни. Приказ, который отдал им капитан, был прост: сопровождать главного инженера в аппаратный зал для налаживания связи с самолетами.

Сол Барни натянул пуховик, захватил кейс с инструментами и бросил на ходу Дрюдо:

— Я буду информировать вас по радиотелефону.

Джон прошел последний поворот и остановился перед вентиляционной трубой. О, черт! Он еще не забыл такие же узкие металлические кишки, по которым ему пришлось ползать год назад в здании фирмы «Накатоми». Похоже, путешествие по трубам становится его рождественской традицией!

— Прекрасно! Хорошенькое у меня Рождество получается! — Маклейн стянул с себя свитер, чтобы не цепляться за сварочные швы, которых там встречается вдосталь. — Все отлично! Замечательное Рождество! Индеечка, елочка… — он сорвал решетку, прикрывающую узкое отверстие, и отшвырнул в сторону. — Но сейчас… — Джон тяжело вздохнул, — опять этот траханный тоннель!

Он ухватился за край трубы и втянул свое тело в горловину отверстия. Там он перевернулся и пополз, больно ударяясь о довольно грубые швы соединений.

— Скоты! Ублюдки! Ползай здесь вместо того, чтобы спокойно сидеть за праздничным столом.

Они вошли в галерею, соединяющую основное здание с аппаратным залом.

Впереди, сжимая в руках «Хеклер и Кох», шел главный группы Херби Стендли, смуглый красивый парень, уверенный, стремительный.

— Этот вид работы не совсем по моей части, — сказал Сол в спину впереди идущего.

— Не волнуйтесь, мистер Барни, мы вас прикроем, — Херби был уверен в своих ребятах, как в себе.

— Вы так думаете? Лучше себя прикройте… — проворчал главный инженер, пристально глядя вперед.

Сол достал из кармана радиотелефон. Не останавливаясь, он вызвал Дрюдо.

— Так, мы приближаемся к аппаратному залу. Как только узнаем, что здесь происходит, я вам позвоню, — и дал отбой.

Они замерли на пороге и огляделись.

Здесь как раз шел ремонт, и зал скорее напоминал склад. Бочки с краской, ведра, коробки с оборудованием, стремянки, стоящие тут и там, громоздящиеся повсюду леса, создавали ощущение неряшливости и запустения.

Стриженый парень в белом комбинезоне возился и коробке, которая стояла рядом с транспортером. На лесах второй рабочий красил стену, тщательно обмакивая валик в банку с краской. Чуть поодаль стоял охранник.

Вильям Скотт, Джони Амон и Денис Фанк как раз заканчивали работу, когда в зале появились посторонние.

Параболическая антенна была нашпигована минами. Осталось только нажать кнопку дистанционного управления, чтобы все взлетело к такой-то матери так, что чертям в аду станет тошно.

Полковник Стюарт приказал им никуда не отлучаться из зала, и при первой же попытке администрации аэропорта наладить связь, все взорвать.

— Мы не кровожадные дикари, но они должны понять всю серьезность наших требований, — сказал полковник, хотя обычно не опускался до объяснений с подчиненными.

Когда «эти», вооруженные автоматами и винтовками М-16, ступили на транспортер, Вильям нагнулся, нажал красную кнопку и, остановив движущуюся ленту, отвернулся к своему ящику. Пистолет привычно лег в правую ладонь.

Джони Амон отложил валик и потянулся к автомату, который чернел рядом.

Денис Фанк подошел к другому ящику и стянул с него тряпку. Его «Хеклер» лежал сверху. Он взял автомат и нажал заветную кнопку.

От неожиданной остановки движущейся дорожки их сильно качнуло вперед. Сол Барни больно ткнул кейсом в спину Херби Стендли, и тот совершенно озверел. Это же надо быть таким недоумком, чтобы остановить транспортер, когда по нему идут люди! Придурок, мать его!

Стендли покрепче стиснул автомат и заорал:

— Что происходит? Эй ты, ублюдок! — тот гаденыш даже не оглянулся на его крик! — Я к тебе обращаюсь, идиот! — парень продолжал ковыряться в своем вонючем ящике. Тогда Херби пошел на этого кретина, твердо решив надрать ему задницу. — Я тебе ничего не напоминаю, недоносок? — его красивое лицо побледнело от гнева;

— Напоминаешь… — Вильям повернулся и, прежде, чем вскинул руку, добавил: — Мишень.

Бгам… — кусок свинца впился в лоб Херби и окрасил его кровавой жижей. Она стекала по бледному лицу, заливая глаза и полуоткрытый в немом крике рот.

Он не успел понять', что происходит. Сильный удар отбросил тело назад, прямо на руки парню из его команды. Мертвые удивленные глаза уставились в потолок, но руки по-прежнему цепко сжимали автомат.

Бгам…бгам…бгам…бгамбгамбгам… — заголосила винтовка второго стрелка, но было поздно. Вильям, выстрелив, бросился в сторону, и достать его было непросто. Ящик брызнул кусками металла, но бандит был уже далеко. К тому же, сгрудившиеся на узкой ленте транспортера, парни Лорензо мешали друг другу. А тут еще этот инженер, оказавшийся между ними и стрелявшими.

— О, господи… Боже мой… Боже мой… — шептал Сол Барни, прижимаясь к полу.

— О, господи, — Джон услышал выстрелы, но до конца этой проклятой трубы было еще далеко.

Он понял, что оказался прав. В аппаратном зале засада. Усиленно работая коленями и руками, не обращая внимания на впивающиеся в тело заусенцы швов, Маклейн пробирался вперед все дальше и дальше. Звуки стрельбы били по нервам, впивались в уши, и он задыхался от тяжелого запаха раздавленной клубники, который полз ему навстречу, заполняя проклятую трубу.

Вильям, сжимая пистолет, схватил автомат, который лежал у разбитого пулями монтировочного ящика. Четверо уже успели отступить с транспортера и поливали огнем пустоту, так как здесь, слава богу, было, где укрыться.

Джони Амон осторожно высунул голову и увидел копа, который стоял как раз напротив у стремянки, стреляя в сторону, где только что был Вильям.

— Ну получай, падаль!

Бгамбгамбгамбгам, — Джони нажал спусковой крючок и коп, взмахнув руками, повалился, потянув за собой лестницу и какие-то рейки. Все это с грохотом обрушилось, похоронив под собой мертвое тело.

Бгамбгамбгам, — третий из команды направил свою винтовку на леса, но Джони уже успел откатиться в сторону.

И тут из-за груды хлама вынырнул Френк. Пока его еще не видели. Короткая очередь, и парень, только что пытавшийся убить Джони, повалился навзничь с пробитой грудью, купаясь в луже собственной крови.

Сол Барни перебросил тело через перила транспортера и пополз к коробкам с оборудованием, надеясь укрыться от пуль. Они свистели над головой, впивались в приборы, стойки, стены. Сверху сыпались стекла, воняло порохом и дымом.

— Безумный, безумный мир… — он почти добрался до ящиков. Сол уже плохо соображал, что творится вокруг.

Вот повалился с раздробленной головой четвертый парень. Он падал неестественно, как в замедленной съемке.

Казалось, его руки, ноги, тело существовали отдельно, независимо друг от друга. Он механически сделал несколько шагов назад, и рухнул, врезавшись в стекло, отделявшее одно помещение от другого. Острые осколки брызнули на Сола, тот поднял руки, закрывая голову, и огромный острый кусок, раскроив непрочную ткань куртки, вонзился в предплечье.

— Аааааа! — крик вырвался помимо воли из сжатой ужасом глотки Барни. Он смотрел на кровь, которая стекала вниз, капая на брюки, и, смешиваясь с пылью, собиралась у ног грязной лужицей.

Автоматы все продолжали громыхать, но уже гораздо реже. Сол огляделся. Рядом с ним, неестественно вывернув ногу, лежал пятый из парней Лорензо.

— Господи, что же это такое? Зачем ты допустил эту бойню в рождественскую ночь?

За трупом валялся кусок трубы, и Сол, передернувшись от подступавшей к горлу тошноты, достал его, почти придавив безжизненное тело. Теперь он был хоть как-то вооружен.

То, что никакой связи ему наладить не удастся, главный инженер хорошо понимал. Сейчас перед ним стояла другая задача — выбраться из этой мясорубки.

Пятясь, отталкиваясь ногами от пола, он отползал к выходу, пока не наткнулся спиной на один из ящиков. Холодная лапа ужаса провела по волосам, и Сол почувствовал, как они зашевелились, тихонько приподнимаясь на затылке. Он на мгновение замер… Нет. Это только ящик… нужно высунуть голову и посмотреть, свободен ли путь к отступлению.

Вильям Скотт видел, как упали пятеро. Где шестой, тот, что был в куртке, он не знал. Тихо, стараясь не скрипеть битыми стеклами, Скотт обходил помещение, разыскивая шестого — живого или мертвого. Лучше, конечно, мертвого, меньше возни. Но можно и живого. Естественно, до встречи с ним, Вильямом. Стюарт не простит, если кто-нибудь вырвется отсюда.

Шестой сидел к нему боком, высматривая кого-то по другую сторону ящика. В руке этот придурок сжимал кусок трубы, надеясь, очевидно, что этим можно сражаться против «Хеклера» и «штайр-даймлера». Еще пару шагов, и холодный ствол пистолета ткнулся в седой затылок негра.

«Кажется, там никого», — подумал Барни, и в этот момент почувствовал, как что-то жесткое и холодное ткнулось ему в затылок.

Сол осторожно повернул голову… колючие серые глаза впились в его зрачки. Черная сталь пистолета переместилась к виску.

«Ну, вот и все», — промелькнуло в голове Барни. Он увидел нервно подрагивающие ноздри бандита, словно у собаки перед тем, как она бросится на противника, сомкнув в смертельной хватке челюсти.

«Ну что, парень, от тебя уже попахивает дерьмом», — Вильям смотрел в выпученные глаза шестого, почему-то медля нажать на курок. Он не испытывал ни ненависти, ни жалости. Скотт просто выполнял свою работу.

Стрельба прекратилась.

Маклейн дополз до решетки, которая закрывала вентиляционную трубу футах в семи над полом. Он прижался к ней лицом, пытаясь увидеть, что же происходит в аппаратной.

В нескольких шагах от стены сидел главный инженер с пистолетом у виска. Бандит почему-то не стрелял.

Через мгновение раздался треск, и выломанная решетка полетела вниз.

Вильям услышал посторонний шум и оглянулся, на секунду выпустив из внимания Сола.

Сверху, прямо на него, падала декоративная решетка. Он вскинул руки, но выстрелить уже не успел. Несколько пуль 38-го калибра пробили грудь и вышли под левой лопаткой; забрызгав пол бурыми каплями. Белый комбинезон быстро пропитывался кровью, и скоро алое пятно с рваными неровными краями покрыло всю спину. Колени Вильяма подогнулись, и он рухнул на пол, устланный осколками стекла и желтыми гильзами.

— А, мать твою! Откуда взялась эта тварь? Отверстие, из которого стреляли, было расположено как раз на уровне лесов, где лежал Джони Амон.

Он мгновенно развернулся и послал очередь в того ублюдка.

— Получай, засранец… — Амон еще раз нажал спусковой крючок, но «Хеклер» молчал — кончились патроны. Чертыхнувшись, бандит вытащил пустой магазин…

Дэн Фанк думал, что все уже закончилось, когда вновь услышал пальбу. Какой-то урод выпустив несколько пуль, как обезьяна спрыгнул из черного отверстия вентиляционной трубы и тут же шмякнулся на пол.

— Эй ты, ублюдок! — Дэн послал в него очередь, но тот кувыркался по полу, как клоун, перекатываясь с живота на спину и стреляя в ответ. — Сейчас я тебе надеру задницу, урод! — у, черт! — автомат захлебнулся, нужно было срочно сменить магазин.

Сол Барни так и застыл на полу, втянув голову в плечи, не понимая, почему он до сих пор еще жив. Все произошло мгновенно. Раздались выстрелы, и бандит, секунду назад еще прижимавший к его виску пистолет, лежит на полу, накрытый решеткой. Снова пальба, офицер из Лос-Анджелеса прыгает вниз и отстреливается…

Мозг фиксировал отдельные картинки, как стоп-кадры. Опять на какое-то мгновение затишье.

— Беги отсюда! — услышал он, как сквозь вату, голос полицейского.

И тут все завертелось, убыстряя бег до сумасшедшей гонки…

— Беги отсюда! — крикнул Маклейн негру, который продолжал сидеть на полу.

Тот смотрел на него, ничего не понимая и не меняя позы.

— Я сказал, беги отсюда, твою мать! — сейчас эти перезарядят автоматы, и тогда будет поздно. — Ну, ты слышишь?!

Главный инженер встрепенулся и, подхватив свой кейс, пригнувшись, рванул в сторону. Слава богу, одной заботой меньше!

Джон прыгнул между металлическими стойками. Хоп, бросок на пол. И он оказался точно под лесами, с которых стрелял бандит. Сейчас, парень, подожди немного.

Он нажал на курок, и пули продырявили доски над головой, разбрасывая в стороны щепки.

— Ах ты, дерьмо! — Джони Амон, перекатившись на край лесов и направив автомат под стойку, нажал на курок.

Бгамбгамбгам… — пули впивались в пол, высекая бетонные брызги.

Этот урод вдруг перестал стрелять, должно быть, уже отбросил копыта. Но Джони продолжал поливать огнем все пространство, где валялся неизвестно откуда появившийся тип.

Вдруг стойка медленно накренилась, и он почувствовал, что валится вниз.

— У, сволочь! Ну, давай, давай!

Маклейн откатился к противоположной стороне лесов. Этот гад поливал его из «Хеклера», как цветок из лейки, Джон тихо поднялся и, уперевшись ногами в бетон, что было сил налег плечом на тяжелое основание лесов. Оно было металлическим, да еще щиты, которые лежали сверху, да бугай, харкающий огнем, да краска. К счастью, тот продолжал стрелять, ничего не замечая. Наконец, громадина сильно качнулась и начала заваливаться.

Амон упал на спину. Широко открытыми глазами он с ужасом смотрел на летящие сверху банки с краской, кисти и что-то еще… Махина наклонилась, на мгновение зависнув над ним…

Последнее, что он увидел, была огромная металлическая перекладина. Она приближалась, вырастая до гигантских размеров, и вдруг обрушилась ему на грудь, ломая ребра, расплющивая сердце и легкие, и изгоняя жизнь вместе с фонтаном крови, выплеснувшимся из перекошенного рта.

Теперь их осталось двое.

Джон стрелял в прыгающий силуэт, посылая вместе с пулями проклятья. Все, какие только знал.

Бгамбгамбгам, — но противник все приближался к нему, словно заколдованный.

Сильный удар в спину бросил Джона на пол, выбив из рук пистолет. Тот, тускло блеснув, отлетел в сторону и шлепнулся на серую ленту транспортера. Сам Маклейн очутился на полу, придавленный невероятно тяжелой огромной дверью. Господи, ну кому понадобилось расставлять здесь все это дерьмо? Ну надо же додуматься, устроить из аппаратного зала склад для всякого… Кретины!

Он беспомощно смотрел то на пистолет, то на здоровенного верзилу, который приближался к нему спокойно, словно на прогулке…

Дэн Фанк видел, как шлепнулся этот придурок, потеряв оружие. Теперь он мог не торопиться. Медленно, получая огромное удовольствие от того, что это ничтожество сейчас умоется кровью, он нажал на курок.

— Черт! — обойма была пуста.

Дэн отшвырнул ее и пошарил у пояса, где хранились запасные магазины… Нет… Пусто… Все патроны кончились.

Он зло сплюнул. Ну ничего, этот тоже без оружия.

Дэн перемахнул через перила и встал на ленту транспортера, который вел прямо к врагу.

— Ну, сейчас я тебе всю задницу разорву, засранец… — он оскалился и сделал шаг. Перед ним в луже крови лежал труп того молодчика, который интересовался у Вилли, ничего ли он ему не напоминает…

Вдруг лента вздрогнула и поехала к этому малому валяющемуся под дверью, приближая час расплаты.

Джон смерил расстояние до пистолета. Нет, так ему нс дотянуться. Он пошарил рукой по полу, и пальцы нащупали какой-то обрубок трубы. Какое-никакое, а все-таки оружие! Он горько усмехнулся, глядя на «Хек-лер» в руках убийцы. Но тот почему-то не стрелял. Потом отшвырнул магазин и зло щелкнул затвором. Значит, он тоже безоружный? Ну, тогда, парень, мы еще посмотрим, кто кого.

Он дотянулся трубой до панели и отчаянно ткнул в зеленую кнопку. Транспортер поехал, приближая к хозяину его «кольт».

Дэн слишком поздно понял, что задумал противник. Только увидев тянущуюся вперед руку, он заметил лежащий на ленте пистолет. Перепрыгнув через труп, Фанк огромными шагами бросился вперед.

— Ыыыыыыыыы! — вырвался из глотки крик ненависти и отчаяния. Оставалось сделать всего несколько шагов. Еще два…

Джон вцепился в рукоять своего «смит-вессона» и нажал на курок.

Бгамбгамбгам… — громила зашатался. Голова его откинулась, зубы оскалились, он протянул вперед руки, словно желая захватить с собой на тот свет своего убийцу, и рухнул лицом вниз.

Еще несколько секунд Маклейн не мог оторвать взгляд от затихшего тела. Но противник лежал не двигаясь, медленно приближаясь к нему на продолжающем двигаться транспортере.

Джон застонал и ткнулся головой в обессилевшие руки, все еще сжимавшие пистолет.

Сол Барни вышел из-за угла и, ткнув в красную кнопку, остановил ползущую ленту. Как-то очень спокойно он стащил со своего спасителя дверь и, усадив его прямо здесь же на пол, сполз по стене, опустившись рядом. Вся левая рука его была залита кровью.

— Господи, — Джон думал, что этот человек давно уже сбежал отсюда подальше. Ведь несколько минут назад он был в совершенно невменяемом состоянии. То, что тот нашел в себе силы остаться, нс бросить его одного, несколько примирило Маклейна с человечеством. — С тобой все в порядке?

— Да, да. Только я не привык к таким спектаклям, — и Барни отвернул голову к панорамному окну.

У кромки поля что-то ярко вспыхнуло.

— Ложись! — заорал Джон и повалил Сола на пол, прикрыв его голову своей рукой. А тот, уже лежа, пытался натянуть кусок своей куртки на полицейского.

Раздался страшный грохот. Раскаленные ошметки бывшей антенны взлетали в воздух и опускались на поле широким пылающим веером.

Взрывной волной выбило стекла. Они со звоном сыпались в зал. Сверху падала штукатурка, летели банки, ведра. Воздух наполнился гарью и пылью.

— Кошмар! — простонал Сол, когда взрывы прекратились. Он смотрел за окно.

На поле догорали небольшие костры — жалкие ошметки металла, все что осталось от параболических антенн.

Маклейн проследил направление взгляда главного инженера, потом посмотрел по сторонам. Там — костры, здесь — плавающие в крови трупы.

Лица Джона и Сола блестели от пота, отражая багровые всполохи огня.

— Все кончено, — устало сказал Джон и вытер пот рукавом рубахи. — Мы принесли в жертву лучших парией Лорензо. Я думаю, вы только зря теряете Йремя, пытаясь наладить связь, а у нас его и так мало. Нужно найти этих ублюдков.

Маклейн тяжело поднялся. Крови сегодня здесь было полно, не хватало только раздавленной клубники.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ричард Торберг не мог усидеть на месте. В иллюминатор, у которого расположилась миссис Маклейн он видел бортовые огни круживших недалеко oт них самолетов. Они то поднимались, то опускались, все это напоминало хоровод над грозовыми облаками. Огни святого Эльма Ричард вскочил с места, быстро перешел в кресле отлучившейся куда-то старушки.

— По-моему, это все-таки ближе, чем пятнадцать ярдов, — женщина что-то писала в блокноте. Она даже не взглянула на Торберга, но тот прилип к окну, почти касаясь ее плеча, что было омерзительно.

— Посмотрите, посмотрите, там самолеты. Их много Слишком оживленное движение в воздухе! — горячо проговорил он, завороженно глядя на пляшущие огоньки.

— Да, как бы пробка не образовалась, — насмешливо ответила она.

— Это совершенно ненормально, — Ричард постарался не замечать иронии. — Понимаете, у меня тренированный глаз. Я часто вижу то, чего другие люди не видят, Некоторые совершенно не любопытны.

— Может, они просто не суют нос, куда не надо? — довольно откровенно заметила Холли, давая понять, что не желает с ним разговаривать.

Вот мегера. Она будет указывать журналисту, как ему работать!

— Я считаю, что люди имеют право знать все и обо всех. Вы не можете игнорировать это! И, в конце концов, мы, журналисты, для того и существуем, чтобы влиять на поступки людей, а может, и на их жизнь.

Торберг понимал, отчего она завелась. Подумаешь, показал семью по телевизору! Он же хотел сделать как лучше… А то, что те бандиты узнали, что Маклейн ее муж, так это простая случайность. Проколы бывают у каждого.

— Слушай, ублюдок, — Холли секунду помедлила, сжав руки, так ей хотелось снова залепить оплеуху этой скотине. — Ты подвергал опасности жизнь моих детей… У тебя нет никакого морального права ни на кого влиять. Мне даже кажется, что ты вообще не замечаешь людей. Ты же запросто можешь перешагнуть через любого, — она посмотрела на него с ненавистью. Господи, сколько еще ей терпеть рядом это ничтожество? Поскорей бы приземлиться, что ли.

Ричард оторопел. Это же надо, столько злости в таком хрупком теле! На секунду ему стало неуютно. Нет, лучше держаться подальше от этой разъяренной тигрицы.

* * *

Джон сидел на полу аппаратного зала и бинтовал руку Барни. К счастью, рана оказалась не глубокой, к тому же, главный инженер держался молодцом. Будто крещение кровью пошло ему на пользу.

— Да, я жив! — кричал он в трубку радиотелефона. — Я жив. Только вся команда Лорензо мертва. И главная антенна тоже разрушена… Да, да… Что-то странное здесь происходит.

Мимо них сновали рабочие, убирая трупы своих и чужих, полисмены. (Вот их, оказывается, здесь сколько! Вас бы сюда чуть пораньше!) Ведут расследование, козлы. Этим нужно было заниматься сорок минут назад! Может и не случилось бы трагедии.

Маклейн понимал, что несправедлив, — в конце концов, эти парни не виноваты, что их шеф — идиот, — но ничего не мог с собой поделать. Погибло пять таких ребят! Лучших. А кто за это ответит?

В этот момент Джон услышал характерный вызов радиотелефона. Пиканье доносилось откуда-то справа. Он завертел головой и…

У стены, лицом вниз, лежал труп амбала в форме охранника.

Маклейн бросился к нему, на ходу обойдя врача, который осматривал одного из парней Лорензо, очевидно, пытаясь отыскать в нем признаки жизни.

Он быстро расстегнул мундир, перевернув тело, и сунул руку за пазуху. Точно. Черная военная рация мигала красным глазом и пищала, пищала, требуя ответа.

Гарри Краун пытался вызвать парней из аппаратного зала. До них донесся грохот взрыва, и Стюарт приказал узнать, что же там, в конце концов, стряслось. Денис Фанк должен был докладывать абсолютно обо всем, но тот уже десять минут молчал.

— Эн-Экс-Ти, дайте подтверждение. Повторяю, дайте подтверждение, — твердил он снова и снова. — Эн-Экс-Ти, ответьте.

Полковник молча стоял рядом, напряженно уставившись на рацию. Это был уже непорядок. Что Же там случилось, черт возьми?!

В церкви повисла гнетущая тишина ожидания.

Джон нажимал на клавиши, но рация продолжала питать.

— Возьми, посмотри, что с ней, — Маклейн протянул плоскую коробочку Солу.

— Настройка сбита, — ответил инженер, даже не взглянув на нее.

— Ты можешь ее поправить?

— Нет. Видишь, здесь панель кодов. Даже если мы поправим настройку, ты не услышишь их.

— Расшифруй код. Ты же инженер. Мы должны знать, что у них там происходит!

— Послушай, Маклейн. Здесь на панели десять кнопок, это больше миллиона комбинаций.

— Так разбей этот код к такой-то матери,

Нет, ужасно упрямый парень, этот полицейский из Лос-Анджелеса!

Сол наугад нажал кнопки, и вдруг рация перестала пищать. От неожиданности он оторопел. Потом, глядя на Джона, заговорил:

— Сэр, нам здесь пришлось немного подраться. Команда Лорензо во главе с главным'инженером уничтожена. Антенну мы тоже уничтожили, — он видел улыбающиеся глаза Маклейна. Тот одобрительно кивнул ему, и Сол уже твердо закончил: — Действуем по расписанию.

Теперь все было в порядке. Полковник Стюарт облегченно вздохнул. Но администрация нарушила его условия. Пора показать им, что они шутить не собираются и всякое своеволие будет, наказано.

Стюарт подошел к телефону и вызвал башню.

— Внимание, башня Далласа. Мистер Дрюдо, я знаю, что вы слушаете. К сожалению, вы не сочли, нужным прислушаться к моему совету и попытались восстановить систему связи. Потеряны жизни и время ради бессмысленной цели. Теперь мне придется доказывать вам, что я не шучу и не бросаю слов на ветер.

Джон слышал его через радиотелефон. Голос из динамика доносился и сюда.

— Пять офицеров убито, полковник Стюарт. Тебе этого мало?

Когда в башне заработал динамик, все замерли. Сейчас было важно, что скажет тот человек, что ставил им условия. И вдруг в разговор вклинился Маклейн. Лоре-нэо подскочил к селектору и заорал, выпучив глаза, как будто его могли увидеть там, в аппаратном зале:

— Маклейн, не вмешивайтесь не в свое дело!

Капитан хотел сказать еще многое этому выскочке, но Дрюдо положил руку на тумблер и выключил передатчик. Он так посмотрел на начальника участка, что тот не посмел возразить. Он стоял, покусывая нижнюю губу, и усики его подергивались от кипевшего негодования.

Теперь Стюарт вспомнил. Ну, конечно, тот парень, с которым он столкнулся в главном терминале… Как же он сразу не узнал его?!

— О, Маклейн! — полковник умел уважать достойных противников. — Джон Маклейн, — в его голосе не было насмешки, хотя Стюарт позволил себе улыбнуться. — Герой-полицейский, спаситель заложников. Читал о тебе в журнале. И без ума от твоих подвигов.

— Эй, полковник. Сколько заплатил тебе Эсперансо, чтобы превратить в предателя? — казалось, Маклейн сейчас вцепится зубами в плоскую коробочку, словно в горло проклятого полковника.

— Как бы тебе получше объяснить? — спокойно ответил Стюарт. — Наши действия — это просто реакция на реальные факты. Я очень уважаю Эсперансо. У этого человека, в отличие от многих, хватило мозгов противостоять коммунистам.

— И поэтому ты начинаешь убивать полицейских? Это условие вашей новой сделки? Или ты собрался взорвать аэропорт? — процедил Джон сквозь зубы.

Полковник секунду помолчал.

Все, слышавшие его в башне, ожидали ответа.

Дрюдо, по-бычьи наклонив голову, исподлобья смотрел на приборы. Лорензо, приоткрыв рот и выпучив глаза, уставился на динамик. Казалось, что у него кончился завод, как у механической куклы.

Диспетчеры, привстав, замерли у своих мест.

Джои и Сол ждали в аппаратном зале. Наконец, Стюарт ответил.

— Нет, — медленно и раздельно произнес он. — Пока мы попробуем что-нибудь попроще. Смотри на поле.

— Дайте мне номер самолета, который поближе, и у которого осталось поменьше топлива, — получил приказ Гарри Краун и тут же бросился его исполнять.

Денни Мейген сжался у радара. Он еще не понимал, что задумал Стюарт, но предчувствовал нечто ужасное.

Он сумасшедший. Мысль снова промелькнула в голове Денни. Господи, ну зачем я ввязался в эту авантюру?!

— Экспресс рейсом из Санта-Марии, — Гарри выбрал из груды карточек наиболее подходящую, вытащив судьбу сотен людей.

— Включить систему посадки.

— Слушаюсь, — ответил Денни и выполнил приказ

— Минус двести футов.

Руки парня одеревенели. Он даже не мог возразить. Широко открытыми глазами полными тоски и ужаса Денни смотрел на зеленый экран, не в силах пошевелиться.

«Это же катастрофа, катастрофа, КАТАСТРОФА.»

— Опустите луч на двести футов, — голос полковника звучал жестко.

«Мы прилетим к тебе на Рождество, Денни. Не скучай. Это ведь будет совсем скоро. А я привезу тебе крокодила. Знаешь, какой он зеленый. Только не говори маме. Она и так называет меня болтуном… Ну, пока.»

Боб счастливо смеялся, пока мать отбирала у него трубку.

Племяннику исполнилось шесть лет. Они жили в Санта-Марии, в Калифорнии…

Тяжелая рука легла на плечо Денни, и он ощутил железную хватку этого маньяка. Пальцы были длинными и цепкими. Холод от них проникал даже через толстое сукно мундира…

Четко понимая, что он бессилен перед этой безумной машиной убийства, онемевшими руками солдат двигал какие-то рычаги, нажимал на кнопки.

Наконец, белая линия поползла вверх, приблизившись к блестящей точке на несколько миллиметров. Там, где светился «ноль», появилась цифра «200».

Гарри смотрел на сосунка, наложившего в штаны с перепугу, скривив рот в брезгливой ухмылке. И какого черта его понесло в армию? Занимался бы своей электроникой на гражданке, так нет… Небось, за длинной-деньгой погнался, а теперь трясется, сучий потрох. Лично он, Гарри, с удовольствием посмотрит грандиозный спектакль, который начнется здесь через несколько минут. К тому же, за организацию его хорошо заплатят.

Стюарт уставился на экран, крепко сжимая плечо солдата. Пожалуй, он ошибся в этом парне, слишком долго он раздумывал, прежде чем выполнить приказ. Этого полковник не прощал. Ну, ничего, закончится операция, потом разберемся. А пока… Он и так потерял уже сегодня много людей…

Ладно…

Линия поднялась на двести футов…

Да, это будет полезным уроком для этих идиотов из башни…

Он поднес к губам рацию и заговорил…

Они слышали каждое слово этого скота. Каждое. Все, кто находился в будке. И застыли в немом ожидании беды, скованные невозможностью что-либо предпринять, предотвратить надвигающуюся катастрофу. Спасти самолет не было никаких шансов. Если только тот выродок не одумается.

Сколько жизней унесет сегодня костлявая? Сто? Двести?

— Господи, они подняли землю на двести футов! — ноги Дрюдо вдруг стали ватными. Он тяжело опустил руки на стол, как бы ища опоры. — Проклятье! Неужели они сделают это?!

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Командир самолета «Боинг-707», летевшего экспрессом из Санта-Марии, с тоской смотрел в лобовое стекло. Черт бы побрал эту метель, черт бы побрал третий двигатель, который пришлось выключить, потому что он перегрелся полтора часа назад, черт бы побрал эту башню Далласа с их техническими неполадками.

Сто девяносто пассажи ров, утомленные перелетом, уже начинали волноваться, не понимая, почему они до сих пор не приземлились.

Справа и слева мигали огни других самолетов, и нужно было глядеть в оба, чтобы с кем-нибудь не столкнуться. А башня молчала, не давая никаких указаний. Казалось, все самолеты Америки кружили сейчас в узком пространстве над аэродромом. И хотя Фрэд Эванс понимал, что это не так, все равно на душе было достаточно гадко.

Второй пилот, худощавый блондин с ястребиным носом, был полной противоположностью командиру. Марк Прескотт слыл в кругу друзей весельчаком. Он никогда не унывал. «Хорошее настроение, отличное пищеварение, красивая женщина — залог долголетия», — любил говорить Марк. При этом широко открывал рот и хохотал так заразительно, что окружающие начинали улыбаться, хотя и не находили в этом довольно спорном утверждении ничего смешного.

Вот и сейчас он втолковывал Сью, их старшей стюардессе, что беспокойство пассажиров — это всего лишь маленькие издержки ее великолепной профессии.

— Они всегда беспокоятся, Сью. Главное, подходить к этому вопросу философски. Что бы ни было, ты ведь ничего изменить не можешь. Кроме одного — чем больше ты улыбаешься, тем они спокойнее, — и он отправил в рот сэндвич с ветчиной и сыром, который принесла ему стюардесса.

Вот болтун, беззлобно подумал Фрэд, и в этот момент в наушнике что-то щелкнуло.

— Борт 114, борт 114. Это говорит башня Далласа.

— Где же вы были, черт возьми?! — наконец-то проснулись. Фрэд облегченно вздохнул. Ну, лучше поздно, чем никогда.

— Борт 114, у нас были технические неполадки. Сейчас система отремонтирована. Вам разрешена посадка по глиссаде на полосу «2». Постоянно держите связь с башней Далласа.

Мапк посмотрел за окно. Снег валил сплошной стеной, устраивая вокруг самолета бешеную пляску, стараясь закружить, смять, швырнуть на землю стальную громадину. Из-за этого марева ни хрена не видно, и садиться по лучу в такую погоду весьма и весьма проблематично. Ну, ничего. Все будет олл райт.

— По-моему, эти ребята там нанюхались бензина. — Стюарт весело оскалился, глаза его светились торжествующим огнем.

Самое страшное — его абсолютно не интересовал самолет 114. Это было что-то абстрактное, существующее только как средство психологического воздействия, чтобы все поняли, кто здесь диктует условия. И все. Остальное — ерунда. Пустяк. Полковник не испытывал ни любви, ни ненависти к тем, кто находился там, в самолете. Он просто не думал о людях. По крайней мере, как о конкретных личностях в реальном времени. Для Стюарта они уже умерли. Об их судьбе, о жизни, о том, что кто-то не дождется матери, отца, сына, дочери полковник не думал тоже… Какое это имело значение?

Он уже отпустил плечо солдата и стоял у окна, глядя на взлетное поле.

— Борт 114, выравнивайтесь, чтобы точно зайти на посадку на полосу «2»…

Буран, кажется, начинал стихать, но снег все еще падал огромными хлопьями, покрывая поле толстой коркой.

Маклейн сжал в руках радиотелефон. Костяшки пальцев его побелели, зубы сжались, и на скулах резко обозначились прыгающие желваки. Он подбежал к панорамному окну, вглядываясь в даль, пытаясь увидеть что-то сквозь белую пелену. Ах, сволочи. Ублюдки.

— Господи! Они же сейчас врежутся в бетон! Почему они их слушают?! — крикнул Джон Солу, который стоял, прижав к груди раненую руку.

— Потому что они говорят на нашей частоте, — тихо ответил главный инженер.

— И вы ничего не можете сделать?

— Нет, — Сол в отчаянии замотал седой головой.

Тaк… Значит…

Нет… Безвыходных положений не бывает…

Маклейн метался по залу, стаскивая тряпки со столов. Вот… Это то, что нужно… Пятилитровая канистра с бензином нашлась на козлах у колонны… Теперь нужно где-то взять пару металлических труб… Пакля… Нет… Здесь нет… Банки слетели на пол, сметаемые широким движением руки… Здесь тоже нет… Можно обойтись и тряпками.

Джон стащил с какого-то стеллажа длинное белое полотно, укрывавшее приборы и стал остервенело отрывать от него куски.

— Дайте мне пальто, — бросил он через плечо Барни.

— Что ты собираешься делать? — тот уже срывал с себя куртку, забыв о руке.

— Все, что смогу. — Маклейн схватил брошенный ему пуховик и стал лихорадочно натягивать его на себя.

Нет, черт возьми, мы еще поборемся!

— Леди и джентльмены, — раздался мелодичный голос стюардессы, появившейся в дверях салона, — мы начинаем снижение и через несколько минут приземлимся в аэропорту Далласа. Извините за некоторые неудобства, которые вы терпите, но скоро все кончится.

Пассажиры встретили эту речь аплодисментами и радостными воплями. Кое-кто даже вскочил со своих мест, выражая свой восторг. Особенно радовались дети. Какой-то мальчишка лет шести подпрыгивал на сиденье, издавая дикий крик и прижимая к груди зеленого крокодила.

— Успокойся, Боб, — молодая красивая блондинка безуспешно пыталась угомонить сына. — Веди себя прилично.

Куда подевалась усталость от длительного перелета и задержки в воздухе!

— Прошу всех сесть на свои места и пристегнуть ремни.

Мальчик еще раз подпрыгнул, понимая, что больше ему этого не позволят.

— Садись, садись. — Сью ласково улыбнулась малышу, и мать, наконец, защелкнула пряжку ремня на его тощей груди, а стюардесса прошла дальше.

Очень аккуратная, какая-то воздушная старушка с бледным лицом сидела, словно вжавшись в кресло, напряженно, глядя прямо перед собой.

Сью ласково прикоснулась к сухонькой руке и сказала, присев на корточки:

— Все будет нормально. Скоро мы приземлимся.

Женщина благодарно кивнула, но ничего не ответила.

И стюардесса прошла дальше. Нужно же проследить, чтобы все пристегнулись. В такую погоду при посадке возможны толчки, и, не дай бог, кто-нибудь ушибется…

Маклейн выбросил из окна канистру (в таком снегу ничего с ней не случится), обрезки трубы, на которые он намотал тряпки, и, наконец, уцепившись за длинный белый жгут, свернутый из полотна, стал спускаться вниз.

Сол, уперевшись ногой в стену, изо всех сил стараясь не выпустить тряпку, потому что держал ее почти одной рукой. Левая снова начала кровоточить и страшно разболелась, будь она неладна.

Когда до земли оставалось метра полтора, Джон спрыгнул. Он подхватил самодельные факелы и, на ходу поливая их из канистры, побежал ко второй полосе.

Снег слепил глаза, и ему приходилось низко наклонять голову. Ноги утопали в пушистом месиве, скользили, и Маклейн боялся упасть. Ветер старался отшвырнуть его назад, но человек еще ниже пригнулся и продолжал бежать, сгибаясь под его напором.

Господи, дай ему удачи. Помоги ему.

Сол, высунувшись по пояс из окна аппаратного зала, следил за Джоном, не обращая внимания на ветер, пронизывающий его прикрытое только белой форменной рубашкой тело.

— Удачиииии, Маклееееейн!!! — изо всех сил заорал он, но Джон не услышал его.

Когда он добрался до конца полосы, рев моторов был уже близко. Он вытер руки о снег и чиркнул зажигалкой.

Теперь они шли на автопилоте. Их вела башня. Конечно, так было спокойней, но все равно, в такую лихую погоду. Фрэд Эванс не мог расслабиться ни на минуту.

Он крепко сжимал в руках штурвал, безуспешно пытался пробиться взглядом сквозь белую мутную завесу.

— Мы вошли в зону посадки, — третий пилот следил за приборами, которыми была нашпигована кабина.

— Даллас, это борт 114, — раздался в церкви голос командира корабля. — Мы уже в зоне посадки.

Стюарт подошел к столу и остановился за спиной солдата. Перед ним на экране белела только линия глиссады, пока еще свободная.

— Борт 114, борт 114, говорит башня Далласа. Слышим вас хорошо, желаем удачной посадки.

В этот момент в правом углу экрана появился самолет. Он двигался точно по лучу, внутри голубого сияния.

— Мы вас видим прекрасно. Все нормально. Мы вас держим…

— Господи! — Лорензо метался по будке, размахивая руками. Он подскочил к Дрюдо, который неподвижно стоял у смотрового окна. — Они же сейчас врежутся!

— Замолчи, — оборвал его начальник башни, даже не повернув головы.

— Сволочи, — цедил капитан побелевшими губами. Он схватил бинокль к направил его на вторую полосу. — Что там такое? Там кто-то есть!

Все, кто находился в этот момент в будке, бросились к окну. Дрюдо протянул руку.

— Дай, — и Лорензо безропотно отдал ему бинокль.

В конце полосы маячил человек, размахивая над головой двумя факелами. Невозможно было поверить, что кто-то мог решиться на такой отчаянный поступок!

Господи! Если бы не метель… Пилоты бы точно его увидели. А сейчас… Его же могут смести, смять, размазать по бетону…

— Это Маклейн… — прошептал Дрюдо. — Маклейн… Это он…

Фрэд Эванс пробивался сквозь снежное крошево. Черт, ну хоть бы какие-нибудь огни под брюхом самолета. Но впереди только снег, снег, снег.

— Дайте карту приближения, — скомандовал командир корабля.

Третий пилот колдовал у приборов.

— Высота 140, 130, 120. Они ошибаются на двести футов! — вдруг заорал он.

Фрэд повернул к нему голову.

— Ты уверен? Может, что-то с приборами?

— Отлично выглядите, — донесся из наушников голос диспетчера башни. — Мы вас видим очень хорошо. Будьте осторожны, посадочная полоса обледенела. Желаю мягкой посадки. Мы держим вас.

Маклейн отчаянно размахивал факелами. Подняв их высоко над головой. Они должны увидеть его и вынести самолет на новый заход на посадку. Смотрите! Ну же!

Огромная ревущая машина надвигалась на него, и Джон понимал, что через несколько секунд будет поздно. Командир шел по лучу, ведущему в ад.

Они пронеслись над его головой, почти сбив с ног вихревым потоком. Но Джон устоял.

— Назад! Назад! — кричал Маклейн чуть не плача, развернувшись вслед промчавшемуся над ним «Боингу». — На-за-а-а-а-ад!!!!

Они заметили его. Заметили…

Два факела сумасшедше плясали над головой черневшей на снегу фигуры человека, ровно на двести футов выше черты горизонта.

— Твою мать! — заорал Фрэд и рванул на себя штурвал.

Но было слишком поздно.

Тяжелая громадина врезалась в бетон, сминая и коверкая шасси. Срывая обшивку, машина неслась дальше на брюхе, переваливаясь с боку на бок, по снежному насту, ледяной корке, плавя ее до бетона.

— АаааааааааППШ — дикими воплями огласился салон.

Обезумевшие люди прикрывали руками головы, защищая от летевших сверху вещей, хватались за передние кресла, вцеплялись друг в друга, еще не понимая, что это — Конец.

КРААААААХ — с треском отлетело одно крыло, и самолет завалился набок. Он все еще продолжал двигаться вперед, как подбитая гигантская птица, пытаясь убежать от смерти.

Груууууум!!! — позади раздался взрыв, и в воздух полетели ошметки потерянного хвоста, озаряя землю кровавыми сполохами.

КРААААААХ, — ахнуло второе крыло, и тут же развалилось на куски, далеко отлетающие раскаленными осколками.

Даже потеряв хвост и часть фюзеляжа, останки самолета все еще катились по инерции вперед. Наконец, он ткнулся носом в бетон и закувыркался вверх тормашками.

Рванули топливные коммуникации, баки…

Пламя взметнулось высоко в небо, озаряя поле кроваво-красным светом…

Маклейн лежал на земле, далеко отшвырнув теперь ненужные факелы. Он ткнулся лицом в обожженные руки и плакал, как ребенок, не стыдясь своих слез.

— Господи! Господи… — стонал он и вдруг услышал страшный взрыв — «боинг» послал последнее «прощай» этому миру.

— Ублюдки! Твари… — Джон сел и повернул голову к огромному костру, пожирающему человеческие жизни.

Потом он медленно поднялся и побрел туда, где только что произошла катастрофа.

— Господи!… — Дрюдо стоял, низко опустив голову, чтобы не видеть этого кошмара; И только плечи его вздрагивали при каждом очередном взрыве, словно кто-то невидимый хлестал их тяжелой плетью.

Гарри Краун застыл у окна с безумной улыбкой на обезьяньем лице. Это было славное зрелище. Вся вторая полоса светилась кострами, озаряя машины, которые мчались туда, непонятно зачем. Его опьяняло чувство власти над жизнью и смертью.

Денни Мейген сидел, опустив на стол руки. Рот его был полуоткрыт, глаза уставились в точку, где на экране самолет пересекся с линией горизонта. Самолет 114, следовавший по маршруту Санта-Мария — Вашингтон, аэропорт Далласа. Он прибыл к точке назначения. К конечной точке существования. Денни не слышал взрыва, от которого вздрогнула церковь. Он вообще ничего не слышал. Он увидел его в своем воображении еще тогда, когда самолет полз по экрану в голубом сиянии луча. И это было самое страшное видение в его жизни.

Стюарт подошел к окну, когда раздался первый взрыв. Он завороженно смотрел на «дело рук своих» и машинально повторил в рацию:

— Мы держим вас…

Потом отошел от окна и развернулся лицом к башне, как будто те, кто находился в ней, могли видеть его.

— Закончен первый урок, — жестко произнес полковник Стюарт. Конечно, ему было неприятно, лишних жертв он не любил, но это было необходимо, чтобы эти… скоты выполняли их требования. — Если «Боинг-747» будет готов к назначенному времени, и генерал Эсперансо останется невредим, то дальнейших уроков можно будет избежать, — и он отключил связь.

С диким воем неслись по полю пожарные машины, гасить костры, покрывшие полосу, «скорые помощи», спешившие спасать неизвестно кого, сновали люди…

Маклейн бродил среди островов огня, как будто надеясь найти что-то важное. В стороне от горевшего остова «боинга» ткнувшись пастью в снег лежал зеленый крокодил, словно отдыхая от пережитого ужаса.

— Кошмар! Это просто кошмар! — шептал Джон, склонившись над игрушкой.

Он поднял уцелевшее чудо, стряхнул с него снег, машинально удивляясь, как он не сгорел в этом адском пламени, и пошел дальше.

Нет, никто не уцелел в катастрофе. Даже трупов не было. Все, все пожрал жадный костер человеческой подлости, кроме, разве что, этой зубастой твари.

Маклейн молча бросил игрушку в огонь, догонять своего маленького хозяина или хозяйку на пылающей дороге в лучший мир.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

До последней минуты Дрюдо надеялся, что катастрофы все-таки не будет. Но эти маньяки не умели щадить ни детей, ни стариц ков. Им было плевать на жизнь невинных людей…

Он вышел из диспетчерской и бросился искать Сола Барни.

Проходя мимо зала пресс-службы, начальник башни увидел десятки журналистов, которые суетились, орали, сгрудясь у телефонов, борясь за право первому сообщить новость своему издательству.

У, воронье, подумал Дрюдо. Слетелись, почувствовали запах крови.

Он не испытывал любви к этой нахальной и пронырливой части человечества. Их не смущает ничто. Что им до человеческого горя?! Лишь бы была, сенсация!

Стараясь не столкнуться с кем-нибудь из этой братии, Дрюдо прошел в комнату отдыха для служащих.

Сол сиде;л на скамейке, хмуро уставясь перед собой. Только что врач вкатил ему противостолбнячную сыворотку и бинтовал рану, которую уже успел обработать.

— Барни! — резко сказал Дрюдо, не обращая внимания на врача. — Если этот лунатик и дальше будет представлять нашу башню, он натворит бог знает что с другими самолетами. Сделай, пожалуйста, что-нибудь, чтобы связаться с ними.

— Как?!!! — заорал Сол, оскалившись, содрогаясь от собственного бессилия.

— Я не знаю, как! Сам придумай, ты у нас главный инженер! — рявкнул Дрюдо в тон Барни.

— Вот список жертв, — молодой служащий протянул начальнику башни лист, в котором чернели фамилии ста девяносто восьми пассажиров «Боинга», потерпевшего катастрофу. Отдельно значились пилоты и стюардессы, обслуживавшие рейс 114.

Он так спешил избавиться от списков, словно держал в руках не бумагу, а раскаленный металл.

— Ладно, иди, — кивнул Дрюдо, и парень исчез так же бесшумно, как и появился.

На нижней площадке лестницы, ведущей в гардеробную, тяжело опустив руки, ссутулясь, сидел Маклейн. Казалось, за эти часы он постарел на несколько лет.

Дрюдо подошел я мужчине и остановился, боясь нарушить молчание.

Лицо Джона было измазано сажей, на лбу кровоточила большая ссадина, щеки лоснились от пота… На этом блестящем фоне едва светились тусклые глаза затравленного зверя.

— Я представляю, Маклейн, что ты чувствуешь.

Джон попытался проглотить комок, застрявший где-то в горле. Он мешал дышать, говорить. Хотелось впиться в него пальцами и рвать, рвать, пока не вытащишь наружу и не отшвырнешь куда-нибудь подальше.

Что ты можешь понимать, Дрюдо? Разве это ты подбирал детскую игрушку и швырял ее в костер? Разве ты уговаривал свою жену обязательно лететь на Рождество? Разве она кружит сейчас там в воздухе, над этим страшным аэродромом, где сидят ублюдочные выродки, вытворяющие что хотят? Разве твоей жене грозит этот жаркий адский огонь? Разве это ты обожрался страшным запахом клубники так, что тебя сейчас начнет выворачивать наизнанку прямо здесь, у ног изумленной публика?

— Я чувствую себя бесполезным… — выдавил из себя Джон.

В его тусклом бесцветном голосе звучало такое отчаяние, что Дрюдо передернуло. Он не знал, как успокоить этого сильного мужчину, вдруг превратившегося в убитого горем человека.

— Мы связались с правительством… Вызвали армейское подразделение, которое уже имеет опыт борьбы с террористами. Они должны быть здесь с минуты на минуту, — ему было трудно говорить с Маклейном, но Дрюдо ощущал необходимость рассказать этому полицейскому из Лос-Анджелеса все это. В конце концов, во всей этой дерьмовой истории он единственный оказался на высоте. Нужно было сказать ему что-то еще, главное, что могло его успокоить. Ах, да… — Самолет твоей жены по-прежнему передает нам информацию, но, к сожалению, мы не можем ему ответить, — и совсем тихо добавил: — У них осталось топлива на двадцать пять минут.

Маклейн ожил. Он посмотрел на начальника башни и встал.

Нет, Холли, нет. Ты только не волнуйся… Мы еще поборемся…

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Холли пыталась отвлечься от тревожных мыслей, посеянных этим ублюдком. Действительно, в воздухе творилось что-то невообразимое. Почему огни сверкают со всех сторон, и ни один самолет еще не зашел на посадку? Аэропорт Далласа один из самых крупных в Штатах. Он не закрывается даже всвязи с метеоусловиями, а сейчас за овалом иллюминатора была не такая уж сильная буря. И вроде бы даже и эта начинает утихать… Что же происходит?

Со своего места опять поднялся Ричард Торберг и приклеился к стеклу.

— Слушай, Дик… Так ведь тебя зовут? — Холли очаровательно улыбнулась. (Когда она хотела, это у нее получалось отлично.) — Если ты так и будешь постоянно приближаться ко мне, то, может, поменяешь одеколон?

Ого! Торберг внутренне хохотнул. Он, конечно, знал, что нравится женщинам, но миссис Маклейн… А казалась такой неприступной… А она прехорошенькая…

— Да… я весь внимание… — он игриво приподнял бровь. — И на какой же.

— Мужской запах был бы лучше.

Тоже мне, королева! Да нужна ты мне сто лет!

Ричард встал, окинув женщину презрительным взглядом.

Его брови и уголки губ сразу сползли вниз, подбородок вздернулся, он тряхнул головой, словно отбрасывая назад волосы, хотя отбрасывать, собственно, было нечего — яйцеобразную голову венчала короткая стрижка, и прошел к себе на место.

Нет, хоть убейте меня, но тут что-тО не так. Но им, конечно же, ничего не сообщают, как всегда. Умники чертовы… Стоп… Питер!.. Питер!

Он сорвался с места и бросился в салон туристского класса.

Питер, худощавый брюнет, спокойно сидел в своем кресле и продолжал читать детектив. «Ничего его не трогает, — подумал Ричард. — Ну никакой интуиции! Вот так и останется дерьмовым репортером на всю оставшуюся жизнь!»

— Питер! — Торберг положил ладонь на плечо товарища. — Да? — сквозь толстые очки на Ричарда уставились серые близорукие глаза. — Что случилось?

— Слушай, ты свою игрушку сдал в багаж, или она с тобой?

— Ты что, тронулся? Хочешь, чтобы ее заметили?

— Дай-ка ее мне на секундочку.

Питер вздохнул, (как же, его оторвали от этой мути, которую он читал), полез в спортивную сумку и вытащил оттуда миниатюрную коротковолновую рацию, которая ловила все на свете. «По ней можно связаться с раем и адом», — любил говорить он, ласково поглаживая свою игрушку.

— Можешь ты настроить ее на полицейскую частоту?

— В любое время. А что? '

— Я хочу узнать, что там происходит.'

Питер кивнул и начал крутить настройку. В наушниках что-то хрипело, свистело, шуршало… ц больше ничего.

Ричард нетерпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну?

— Там ничего нет, — озадаченно произнес Питер.

— Твоя фигня работает или нет? Этого просто быть не может!

— Но там нет ничего! — в наушниках вдруг раздался какой-то писк. — Вот аэропорт пищит… Но такое впечатление, что башни там нет.

Так и есть! Он же чувствовал это! Чувствовал всем нутром журналиста!

— Ясно. Оставайся на этой частоте! И слушай, слушай. Там точно что-то происходит…

* * *

Стюарт ждал.

Он сидел перед телевизором, из которого вещала та самая девица, что пыталась взять у него интервью в главном терминале.

За ее спиной догорали останки самолета, суетились люди, пожарные машины поливали из брандспойтов огонь, пытаясь загасить костры. Полковник усмехнулся. Он так и думал. Этих кретинов не хватило даже на то, чтобы понять: пламя могло бы послужить отличным маяком в воздухе. Черные жирные столбы дыма поднимались вверх, покачиваясь от налетавших порывов ветра,

Гарри Краун застыл за его спиной, ожидая приказа. Но Стюарт молчал.

— Реакция такая, какую мы и предвидели, — негромко произнес Гарри, боясь нарушить ход мыслей полковника.

«ПОКА НЕ БЫЛО НИКАКИХ СООБЩЕНИЙ ОТ ОФИЦИАЛЬНЫХ ЛИЦ.»

Ясно, а что они могут сообщить?!

«ТОЛЬКО ОДНА ПОЛОСА СЕЙЧАС ЗАКРЫТА ИЗ-ЗА ТРАГЕДИИ, РАЗЫГРАВШЕЙСЯ В АЭРОПОРТУ ДАЛЛАСА. С ТОГО МЕСТА, ГДЕ Я СТОЮ, ВИДНЫ

ОГНИ ДЮЖИНЫ САМОЛЕТОВ, КРУЖАЩИХ,В ВОЗДУХЕ. НО НИ ОДИН ИЗ НИХ НЕ ЗАХОДИТ НА ПОСАДКУ. НЕИЗВЕСТНО, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ НЕПОЛАДКИ В БАШНЕ ПОСЛУЖИЛИ ПРИЧИНОЙ ЭТОЙ АВАРИИ. НО МОЖНО С УВЕРЕННОСТЬЮ СКАЗАТЬ, ЧТО ЕСЛИ ПОЛОЖЕНИЕ БУДЕТ УХУДШАТЬСЯ, ПРОБЛЕМЫ У УПРАВЛЯЮЩЕГО ПЕРСОНАЛА АЭРОПОРТА ВОЗРАСТУТ.»

Ах ты, умница! Это, конечно, глубокомысленное заявление.

«МЕТЕЛЬ ПОЧТИ ПРЕКРАТИЛАСЬ, ТАК ЧТО, МОЖНО НАДЕЯТЬСЯ, ЧТО СКОРО ВСЕ САМОЛЕТЫ БУДУТ ИМЕТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ПРИЗЕМЛИТЬСЯ. САМАНТА КОПЛЕНТ. НОЧНЫЕ НОВОСТИ.»

Стюарт откинулся на спинку стула.

А вот это, девочка, еще неизвестно, еще неизвестно.

Он смял в руке лист радиограммы, которую пять минут назад подал ему Артур Бакер, и швырнул на пол.

* * *

Аэропорт испугано затих в ожидании грядущих событий. Не слышно больше смеха, музыки, громких разговоров.

Взрослые с тревогой вглядывались в голубые экраны, надеясь поймать хоть какие-то сообщения, которые прояснили бы, что же в конце концов происходит. Дети прижимались к родителям, чувствуя их настроение. Они не хныкали, не приставали с просьбами, словно понимая, что сейчас не до них.

И только нарядные ели все еще мигали разноцветными огнями иллюминации, показавшейся бы дикой и неуместной, если бы кому-нибудь пришло в голову обратить на них внимание.

— Понятно, понятно, — начальник аэропорта, срочно вызванный Дрюдо, слушал его доклад. — Но какого черта вы полезли в этот траханый зал и нарушили их условия? Сотни людей на твоей совести, Дрюдо… Ну, улетел бы этот генерал, и что? Жизнь бы остановилась? Страна потеряла бы что-то ценное? Да хрен с ними со всеми… А теперь расхлебывай твою кашу! Немедленно отдай распоряжение, чтобы им приготовили… Что они требуют?

— «Боинг-747» — ответил Дрюдо, едва сдерживая гнев.

— Ну так приготовьте его, черт возьми! Не хватало нам новых жертв… Какие меры вы еще приняли?

— Вызвали спецкоманду по борьбе с террористами. Они сейчас прибудут.

— Это хорошо… Нужно их встретить, — начальник развернулся и пошел в кабинет.

Дрюдо с ненавистью смотрел ему в спину.

Тебя бы сюда чуть пораньше. Интересно, какое решение ты принял бы? Легко рассуждать задним умом…

Он чувствовал себя, как мальчишка, с которого публично стащили штаны и высекли перед толпой, хотя кроме них двоих при разговоре никто не присутствовал.

Ветер косматой лапой рвал отвороты одежды, пытаясь затолкать за шиворот колючие пригоршни снега, хлестал по лицу, заставляя людей ежиться, втягивать головы в плечи.

Они стояли у главного здания, наиболее освещенной площадке на всей территории аэропорта, задрав головы вверх, вглядываясь в темное небо.

Наконец, со стороны города до них донесся рокот моторов, и два «Хьюи», разгребая мощными лопастями винтов снежную завесу, появились недалеко от сгрудившейся группы встречающих.

Они приземлились почти одновременно. Из черного проема посыпались спасатели. Они вытаскивали ящики с аппаратурой, рюкзаки, автоматы, расползаясь, как зеленые пятнистые муравьи, спешащие на спасение горящего муравейника.

Коренастый негр с приплюснутым носом на плоском лице, в лихо сдвинутом на правую бровь синем берете с голубой эмблемой, подошел к ожидающим и представился, щелкнув каблуками тяжелых армейских бутс:

— Майор Грант. Команда «Голубого света».

На него смотрели с надеждой, как на единственного человека, кто сейчас мог взять контроль над ситуацией в свои руки. Лорензо, вообще, едва сдержался, чтобы не щелкнуть каблуками в ответ.

— Начальник аэропорта…

— Начальник башни…

— Лорензо, начальник полиции.

Они протягивали ему руки, и майор приветливо пожимал их, широко улыбаясь. В его глазах искрился огонек превосходства над этими штатскими, которые не смогли справиться без его помощи с такой пустячной проблемой.

Солдаты, уложив вещи, уже застыли за спиной своего командира, вытянувшись в линейку.

— Если вы что-то хотите, вы получаете! — весело сказал Грант.

Какого черта он радуется?

Маклейн стоял чуть в стороне и пересчитывал одетых в камуфляж спасателей. Господи, всего шестнадцать человек! И это для того, чтобы обшарить аэропорт и обезвредить команду профессиональных террористов. Сколько их там? Десять, двадцать? Никто не знает, а этот придурок улыбается, словно они прибыли на празднование Рождества…

— Что получили? Только один чертов взвод? — он шагнул к майору.

— Одна ситуация — один взвод, — Грант повернул голову к мужчине, который ему не представился:, Ты кто? — вопрос прозвучал довольно резко.

— Я — Маклейн, — Джон не собирался отчитываться перед вновь прибывшим.

— Маклейн?! — майор прищурившись посмотрел на задающего вопросы, словно оценивая его. — Я слышал, ты кому-то уже здесь яйца отстрелил..—

Откуда бы такая осведомленность? Ведь они только что вышли из вертолета?!

…Это, конечно, замечательно. Но сейчас тебе придется отойти в сторону, — и глядя на рванувшегося к нему Джона, жестко добавил: — Сюда пришли профессионалы.

Лорензо утвердительно кивнул головой. Точно. Он был рад, что этого выскочку поставили на место. Лезет всюду, куда не просят, мать его. Молодец майор. Настоящий мужик.

Маклейн прищурился, оценивающе посмотрев на Гранта.

— А выглядите вы, ребята, как профессионалы с большой дороги, — он крепко сжал зубы, чтобы не сказать еще что-нибудь похлеще.

Повисла неловкая пауза. Они стояли друг против друга — человек, которому уже пришлось участвовать в. схватке с этой бандой, и официально присланный правительством руководитель группы захвата.

Ладно, сейчас не стоит ссориться. Может, эти парни в чем-нибудь и помогут…

— Если вы не будете очень осторожны, вы можете потерять всех своих людей, — примирительно произнес Маклейн.

— Нет, этого я не допущу, — майор почувствовал, что напряжение понемногу оставляет его. — Мы получили приказ обезвредить террористов, и мы это сделаем, — и уловив сомнение в глазах Маклейна, уверенно сказал: — Я работал с этим полковником и знаю, что он может сделать, — и развернулся к своей команде, которая вытянувшись ожидала дальнейших распоряжений.

— Но, может быть, он научился чему-нибудь новенькому с тех пор, — бросил ему в спину Джон.

Майор пожал плечами и не ответил. Он уже приступил к выполнению задания.

— Давайте, придурки, все по местам. Жду вас через пятнадцать минут, — и команда мгновенно рассыпалась, как лопнувший стручок гороха. — Пошли, — приказал Грант, повернувшись к местному начальству, и зашагал к главному зданию. Все покорно последовали за ним.

Впервые в жизни Джон наблюдал, чтобы такие высокие чины так послушно следовали за обычным солдафоном…

— Эй, Дрюдо! — окликнул Маклейн начальника башни, который шел последним. Тот остановился и повернул голову. — Как ты думаешь, будет лучше или хуже?

Дрюдо не ответил. Он задумчиво посмотрел Джону в глаза и бросился догонять остальных, которые уже входили в помещение.

* * *

— Послушай, шеф, как тебе этот парень? — Дрюдо догнал начальника аэропорта, когда тот входил в свой кабинет.

Херби Уорен молча прошел к столу и, только устроившись в кресле, недружелюбно спросил:

— Какой?

— Ну, этот, майор Грант.

— Нормально, а что?

— Не знаю, но… он не вызывает у меня доверия. Понимаешь, эта фраза насчет Маклейна…

Это ведь я звонил в правительство… Но о Маклейне им не говорил. Откуда он знает о нем? — Дрюдо задумчиво покусывал кончик сигары, не решаясь закурить.

Они работали вместе уже семь лет и относились друг к другу с уважением.

Их нельзя было назвать приятелями, но в тяжелые минуты они знали, что могут положиться друг на друга.

Уорену нравилась уравновешенность начальника башни, его профессионализм, молчаливость. Дрюдо никогда не позволял себе срываться, кричать на подчиненных. К начальству он относился без подобострастия, но с должным почтением, не преступая дозволенной черты. Его лобастая голова отлично работала, но он никогда не выпячивал свое превосходство, внимательно прислушиваясь к чужому мнению. И то, что Дрюдо стал обсуждать майора, было совершенно на него не похоже.

— Ну, мало ли… Может, кто-то другой звонил туда… И вообще, кто этот Маклейн? Какого черта он сует нос, куда его не просят?

— Он спас Барни.

— Спас Барни! — Уорен почувствовал раздражение. — Спас Барни, а пять человек погибли. И антенны грохнули. Ладно, хватит. Сейчас сюда прибыли профессионалы. Каждый должен заниматься своим делом, а с террористами они сами справятся. В конце кондов, эти парни лучше нас с тобой знают свое дело. А Барни, раз уж его спасли, нужно скорее наладить связь с самолетами. И уйми своего Маклейна, ради бога! По вашей милости уже погибли люди, а сейчас в воздухе восемнадцать самолетов, насколько мне известно. Это уже тысячи жизней, Дрюдо.

— У него там жена…

— Ну и что?! Это не значит, что мы можем рисковать остальными. Я прошу тебя, держи его где-нибудь подальше. Он, конечно, хороший парень, отличный полицейский, но из-за него нарываться на неприятности…

В радарной стоял невообразимый гам. Диспетчеры, отвернувшись от мертвых приборов, рожали одну идею за другой, но все они отвергались остальными. Кто-то сидел на стульях, развернув их к центру, кто-то стоял, размахивая руками.

Когда вошел Сол Барни, Лайл Ройс, двадцатипятилетний парень с некрасивым большеносым лицом, но с огромными добрыми глазами, оседлав стул, словно ковбой мустанга, вцепился одной рукой в спинку, а кулаком другой дубасил ее изо всех сил, излагая очередную «гениальную мысль».

— Оградительные огни! Мы разложим костры по краю… — но закончить не успел.

— Они не оградят нас от плохих людей! — оборвал его Мэл Натчес, второй диспетчер, с седыми, коротко стрижеными волосами. — Что насчет телефонной идеи? — повернулся он к инженеру по связи.

— К сожалению, телефоны есть только у пяти самолетов из восемнадцати.

— Мы можем с ними связаться?

— Я уже дозвонился троим…

— Какая ужасная ночь, — Сол прошел в комнату и остановился рядом с метеорологом, вглядываясь в экран, на котором по всему фронту косматились белые завихрения шторма. — Ты проверил погоду?

— Надо сигналить им аэромаркером. Как бы они в такой кутерьме не врезались друг в друга.

— Аэромаркер?… Аэромаркер! — вдруг завопил главный инженер, и все с опаской посмотрели на него — не сказывается ли сильное потрясение, которое он испытал в аппаратном зале. — Черт! Аэромаркер! — Сол восторженно уставился на метеоролога. Глаза его сияли, словно он выиграл в лотерею миллион. — Он же пищит! Точно… — и увидев десяток пар удивленных глаз, пояснил. — Мы пошлем сигнал на частоте этого аэромаркера. Никто не будет знать, что мы с ними разговариваем! — и он бросился в башню.

Они рассредоточились по всему аэропорту, люди Гранта, высматривая и прослушивая все и вся. Двое устроились в башне — один с военным передатчиком, другой — с переносным пеленгатором.

Молодой парнишка в наушниках сидел перед рацией, а рядом нетерпеливо ожидая ответа, стоял Маклейн.

Джон не был пессимистом по натуре, но он реально оценивал шансы, а те говорили что горстке, пускай даже хорошо обученных людей, вряд ли справиться с командой

Стюарта. До сих пор никто не знал, где обосновались террористы и каков будет их следующий шаг.

— Ну как? Что они-ответили?

— Ничего хорошего. Начальство говорит, что подкрепление будет только через два часа.

— У нас нет двух часов.:. — Джон зло отвернулся и прошептал, чтобы не слышал парень. — Мать их так…

— Да вы не волнуйтесь. Я, правда, был включен в эту команду только вчера, у них заболел радист, но начальство считает, что Грант — отличный военный, настоящий профессионал и лучше всех справится с этим заданием.

— Об этом надо спросить полковника Стюарта, — Маклейн отошел от паренька. Конечно, Грант знает Стюарта, но ведь и Стюарт знает Гранта… Кто из них сильнее?

Сол стоял посреди башни и объяснял свой «грандиозный план».

— В зоне башни установлен подавитель сигналов. Если его найти, то можно связаться по аэромаркеру.

— Подавитель сигналов расположен в багажном отделении, — подал голос невысокий негр, работавший с пеленгатором.

— Вот, — Джон подскочил к Лорензо, который стоял у окна. — Я вам говорил? Багажные воры…

— Да' пошел ты… Эй, парни, двое в багажный зал с радистом.

Урод! Ведь если бы они сразу обшарили тот чертов зал… Что было бы, Маклейн не успел додумать.

Мимо прошла целая делегация. Впереди, сильно выворачивая наружу носки, шагал майор Грант. Его окружали несколько боевиков, а сзади, едва поспевая, семенил начальник аэропорта, Дрюдо и еще несколько служащих.

— Что с чертовым самолетом, который просили эти гады? — спросил майор таким тоном, словно строгий учитель у провинившихся школьников, направляясь к лифту.

— Готов, — ответил Херби Уорен.

— Прекрасно. Сейчас все обсудим в вашей комнате совещаний. Без посторонних, — майор первым вошел в лифт. За ним последовали боевики, служащие и, наконец, Дрюдо и начальник аэропорта.

Маклейн бросился за ними.

— Штатским нельзя, — Херби Уорен вытянул руку, преграждая ему дорогу.

— Ах ты… — Джон от возмущения задохнулся и уставился на Дрюдо, ища у него поддержки.

Начальник башни вздохнул и отвел глаза.

Последнее, что увидел Джон, были насмешливые глаза майора.

Двери лифта мягко закрылись, отрезав Маклейна от остальной группы. Он тупо уставился на блестящий пластик, где какой-то юморист нацарапал смеющуюся рожу.

«Так… Значит, я уже не нужен. Мавр сдёлал свое дело, мавр может удалиться», — с горечью подумал Джон.

Он прислонился спиной к двери, задыхаясь от бессильного гнева.

Как эта скотина ему сказала?! «Штатским нельзя!…» Все правильно. Подставлять под пули свой зад можно, а совещаться в вашей вонючей компании рылом не вышел. Представляю, что вы там нарешаете! «Штатским нельзя!» Да в гробу я вас видел, и если бы не Холли…

У Джона снова сжалось сердце. Перед глазами встала картина пылающих останков самолета, зеленый крокодил, сиротливо валявшийся в снегу и запах… Жуткий запах керосина, жареного мяса, кожи, расплавленного металла и… раздавленной клубники… От этого майора тоже пахло клубникой…

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Мэл Олгви, командир корабля, следующего из Лос-Анджелеса рейсом номер четыре, молча смотрел на панель с приборами. Топлива оставалось на десять минут, а аэропорт продолжал молчать, словно там все вымерли к чертовой матери. Пока они находились в более высоких слоях, самолет был недосягаем для бури, а теперь их прилично болтало, несмотря на внушительную массу лайнера. Посадить самолет без глиссады в такую погоду да еще и ночью не было никакой надежды, а КДП — контрольно-диспетчерский пункт — не подавал признаков жизни.

В наушниках раздавался только надоевший писк аэромаркера. И это продолжалось уже довольно долго, с тех пор, как башня Далласа перепоручила заботу о них Господу Богу.

— Что за черт?! — голос Диксона, инженера по радиосвязи, звучал взволнованно. — Что такое?

— Аэромаркер пищит, — буркнул бортинженер, пытаясь хоть что-нибудь найти на замерших радарах.

— Но он еще и говорит что-то! — за всю практику своей работы в авиации ни у кого из них не было случая, чтобы передачу вели на волне аэромаркера.

Все напряженно стали вслушиваться во взволнованный голос.

Сол Барни стоял в наушниках перед панорамным окном, вглядываясь в черноту ночи, чуть раскрашенную белыми штрихами снега. Он словно видел летающие над аэропортом самолеты., их экипажи, ловящие каждое слово, доносившееся к ним с земли. Темное лицо Сола светилось такой непоколебимой верой в то, что его услышат и это спасет кому-то жизнь, что он сейчас был прекрасен. Все, находящиеся в данный момент в будке, невольно заразились этой верой, и им казалось, что даже метель, прислушиваясь к взволнованному голосу, притихла и присмирела.

«ВНИМАНИЕ! ВСЕМ БОРТАМ В ВОЗДУХЕ! С ВАМИ ГОВОРИТ ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР БАШНИ ДАЛЛАСА. МЕНЯ УПОЛНОМОЧИЛИ ВВЕСТИ ВАС В КУРС СОБЫТИЙ. ПОКА ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ КАНАЛ, ПО КОТОРОМУ МЫ МОЖЕМ С ВАМИ ГОВОРИТЬ…*

…голос наполнил эфир и прозвучал в кабинах всех лайнеров, находящихся в радиусе сорока миль от башни. Конечно, ничего радостного в этом сообщении не было, но во всяком случае, исчезла та проклятая неизвестность, которая, как известно, хуже любой правды,

— СИТУАЦИЯ СЛЕДУЮЩАЯ: ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО ДВА ЧАСА НАЗАД…

Ричард Торберг, как завороженный, смотрел в иллюминатор на плывущие рядом огни самолетов, не решаясь приблизиться к миссис Маклейн. Господи, ну что же там происходит, в конце концов?! И тут к нему подошел Питер. Он молча взял приятеля за руку и потащил за занавеску буфетной.

— Послушай-ка это, — и протянул ему наушник.

— …ТЕРРОРИСТЫ ЗАХВАТИЛИ ВСЕ СИСТЕМЫ БАШНИ. ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ОТВЕЧАТЬ НА НАШЕЙ СТАРОЙ ЧАСТОТЕ…

Холодная испарина покрыла лоб мгновенно побледневшего Торберга. Господи! Что же с нами будет?! Глаза его широко открылись и засветились огоньками ужаса. Он на минуту растерялся. '

Но Питер уже достал портативный магнитофон и подключил его к рации. Стюардесса попыталась зайти в буферную; но он, со словами «Подождите-ка секундочку», задернул перед ее носом занавеску. Та удивленно пожала плечами и отошла, даже не успев сообразить, что ее выставляют из служебного помещения.

— ПОВТОРЯЮ, НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ГОВОРИТЬ НА НАШЕЙ СТАРОЙ ЧАСТОТЕ.

— Господи, — выдохнул Торберг и прислонился плечом к перегородке.

— СПЕЦИАЛЬНОЕ АРМЕЙСКОЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ, КОТОРОЕ ДОЛЖНО НОРМАЛИЗОВАТЬ ОБСТАНОВКУ, ПРИБЫЛО В АЭРОПОРТ…

— Господи! — еще раз повторил побледневшими губами журналист и опустил наушник.

Холли обернулась. Она видела, КАК они стояли в буфетной и что-то слушали по рации, побледневшие и взволнованные. Ну не музыкой же, в самом деле, отправился этот урод с приятелем наслаждаться в служебное помещение, да еще н выгнав оттуда хозяйку! Нет, что-то происходит… Что-то происходит!… О, господи…

* * *

Нет, что они себе думают, черт возьми! Что он так просто отойдет в сторону и будет спокойно ожидать, пока самолет с Холли, не дай бог, тоже не грохнется на землю? Скоты.

Джон бежал уже знакомым маршрутом, проходя поворот за поворотом, мимо труб, котлов, стоек…

Еще не известно, кто такой этот майор! А то, что он служил вместе со Стюартом, никак не добавляло оптимизма… И что у них были за отношения, тоже не известно….

… Вниз по ступеням…

А как Грант посмотрел на него из лифта, дерьмо собачье! Будто он главнокомандующий, а тут путается под ногами какой-то салага-новобранец…

…еще несколько метров. Вот, уже слышна музыка!

Марвин жевал сэндвич, запивая его кофе из термоса под тихое пение Эллы, как он любовно ее называл. У него было свое хозяйство, и все бури, происходящие наверху, сюда почти не долетали.

«Побудь со мной еще немного…» — тихо и страстно просил голос певицы, и Марвин не возражал.

— Привет, Марвин, — прогремел над ним совсем другой голос.

— Привет, — подземный король повернул голову. Перед ним, в распахнутой куртке, с раскрасневшимся от бега лицом, стоял тот самый парень, что тыкал в него «кольтом». — Что-нибудь интересное, полицейский?

Маклейну очень захотелось схватить его за шиворот и сдернуть со стула, но он сдержал себя. Сдернуть можно, но сложно будет потом получить то, что тебе нужно, тем более, что его действия законными можно назвать с оооочень большой натяжкой.

— Слушай, у меня нет ни минуты. Ты должен помочь мне пройти в комнату совещаний или куда-нибудь поближе к ней. Желательно туда, где стеклянные двери. Ну так как?

Марвин и не подумал встать. Он продолжал сидеть, раскачиваясь на задних ножках стула, и жевать свой сэндвич.

— Черт! — выругался Джон и потянулся к чертежам, которые стояли в углу каморки, свернутые в рулоны.

— Не трогай! Не трогай! — заорал Марвин, мгновенно вскочив и прикрывая свои сокровища грудью. — Ты нарушишь мне всю систему! Я сейчас сам все найду, — он понимал, что этот «крутой» мужик не отступит от своего. Быстрым, каким-то почти изящным движением он запустил руку в стоящую пирамиду и выудил оттуда даже не глядя трубочку. — Так, комната совещаний… — Марвин развернул лист и разложил его на столе. — Это в главном здании.

И тут из-под листа раздался знакомый голос:

— Это полковник Стюарт. У нас все идет по плану. Закончил связь. Все.

Маклейн вздрогнул. Вначале он даже не понял, в чем дело. Откуда здесь Стюарт? Потом, сообразив, быстро сдернул бумагу…

Под чертежом, уютно устроившись на столе, лежала «уоки-токи». Точно такая же, как он взял в аппаратном зале у бандита, но настроенная на ту самую, единственную нужную ему волну!

— Это что такое? — тихо спросил он.

— Я нашел ее под дверью… Она там валялась… Ну и что такого? — Марвин никак не мог понять, чего так разволновался этот чудак. — Что, тебе такая штучка нравится, что ли, очень?

… Нет, он даже не понимал, дуралей, какое сокровище нашел!

А Марвин продолжал болтать:

— Ты, может, дашь мне за него двадцать долларов? Отдаю по дешевке.

— Нет, я дам тебе гораздо больше, — усмехнулся Маклейн, — Я оставлю тебя в живых.

— Так и быть. Договорились, — легко согласился «король», и Джон взял рацию со стола.

* * *

Полковник Стюарт стоял, положив руки на кафедру, и оглядывал свое «войско», словно полководец перед решающей битвой.

Вот они — его парни, оставшиеся в живых.

ГАРРИ КРАУН — довольно несимпатичная обезьяна, но отличный боец, хороший специалист, а главное — верный, преданный ему человек, готовый за Стюарта умереть не задумываясь, если за это хорошо заплатят.

АРТУР БАКЕР — хороший специалист, отличный боец, но темная лошадка…

ДЕННИ МЕЙГЕН — смотрит исподлобья, похоже, осуждает, сопляк…

ТОМ БАЙЕР — этот, пожалуй, может пустить пулю в затылок, если неосторожно повернешься к нему спиной…

Ни в одних глазах не увидел Стюарт дружеского расположения. Ну и хрен с ними! Выполним задачу, а после разберемся.

— Джентльмены! Вечер близится к концу. Неудач, надеюсь, больше не будет, — полковник растянул губы в резиновой улыбке.

— Приступаем к выполнению главной задачи. — Полковник, самолет генерала на связи! — крикнул Гарри. — Отлично, — Стюарт направился к рации, потом, что-То вспомнив, подошел к телефону…

— Внимание, башня Далласа! — прогремел в динамике суровый голос, и все, кто находился в будке, настороженно вскинули головы — что еще несет им новое сообщение? — Не пытайтесь, я повторяю, не пытайтесь приземлить самолеты. Помните, мы контролируем каждый Ваш шаг.

— Что будем делать? — тревожно спросил Сол Барни у Дрюдо, который ссутулившись стоял у окна.

— Повиноваться, — ответил Дрюдо, и его плечи опустились еще ниже. Казалось, на них взвалили неподъемную ношу.

Лайл Подор страшно устал. И это же надо, чтобы в свой самый последний рейс вляпаться в снежную бурю. Нет, конечно, пока они летели над всем этим белым дерьмом, было еще ничего, хотя сам по себе перелет довольно утомителен* Но тут, спустившись пониже, самолет попал в настоящую болтанку. Его трясло, словно в конвульсиях. Нет, это здорово, что с завтрашнего дня он будет расхаживать в шлепанцах, и плевать на все эти погоды, метеоусловия, хреновия…

— Башня Далласа вызывает борт ФМ-1, — ожила вдруг рация.

Лайл усмехнулся. Значит, они уже вошли в сорокамильную зону.

— «Фоустрот», мы вас слышим, — ответил командир корабля и подмигнул второму пилоту — скоро конец этой болтанке. — Говорит ФМ-1.

— ВАМ РАЗРЕШЕНА ПОСАДКА НА ПОЛОСЕ 1–5. ПОВТОРЯЮ, 1–5.

Генерал Эсперансо отбросил голову назад и судорожно схватился за ворот кителя. Он ловил воздух широко открытым ртом, и из, глотки вырывался жуткий хрип.

О, черт, еще помрет тут! Конвоир, как загипнотизированный, смотрел на генерала, не зная, что же ему делать. Врач в таких перелетах не предусматривался. А первую помощь мог оказать любой из экипажа, да и их обучали всяким приемам. Но сейчас он был на часах…

— Сынок, — задыхаясь простонал Эсперансо, — здесь, в верхнем кармане кителя у меня лекарство. Помоги… — и голова генерала откинулась еще больше.

Хуан Катоне бросился к генералу и трясущимися пальцами попытался расстегнуть пуговицу, никак не попадая в петлю.

Прекрасно, мальчик, прекрасно. Ты добрый парень…

— Спасибо, сынок, — простонал умирающий, и в ту же секунду тонкая цепь, сковывающая руки Эсперансо, захлестнулась на шее солдата.

Хуан рванулся, но было поздно. Он упал на колени, чувствуя, как холодный металл впивается ему в горло, не давая дышать.

Генерал вскочил и рванул на себя все еще сопротивляющееся тело. И снова толкнул локтями в спину, стягивая все туже тощую шею. Раздался отвратительный хруст, и парень повалился на пол с выпученными глазами, рванув за собой генерала. Они упали вместе. И только когда конвоир окончательно затих, Эсперансо ослабил цепь и, размотав ее, тяжело поднялся.

— В этой жизни, сынок, никому нельзя доверять, — запыхавшись пробормотал он, глядя на распростертое у ног тело.

Все остальное не составляло большого труда. Ключи от кандалов висели на поясе часового, заряженный «кольт» 38-гО калибра — в кобуре.

Пока всё хорошо, сынок, все нормально.

Лайл Подор ничего не понимал. У него была четкая инструкция, а команда диспетчера не совпадала с ней. Черт! Ни хрена не могут согласовать свои распоряжения, а тут ломай себе голову, кого слушать.

— Мы же должны были приземлиться на полосу 1–0. Нас там ждут представители… — возразил он, и тут почувствовал холодную сталь у виска.

— Капитан, пожалуйста, следуйте указаниям башни, — тихо проговорил голос за спиной.

Подор повернул голову и скосил глаза. Прямо над ним, сжимая в руке «кольт», возвышался генерал Эсперансо! Без цепей! С вежливой улыбкой на тонких губах, словно радушный хозяин, приглашавший гостей последовать в столовую к шикарно накрытому столу.

— Следуйте указаниям башни, — настойчиво повторил он. Как он освободился, подонок? Солдата, ясное дело, прикончил. Но как? Убийца проклятый. Все никак не напьется кровью, дерьмо!

Спокойный последний полет. Прогулка, мать их! Лайл с ненавистью вспомнил начальника полетов… Привезешь жене что-нибудь из Вашингтона… Привезешь!… Как бы его самого не привезли в деревянном саване.

Лайл нерешительно посмотрел на второго пилота. Крамер кивнул.

— Башня Далласа, хорошо… Мы приземлимся на полосу 1–5.

Эсперансо усмехнулся. Эти кретины считают, что он слепой, только что появившийся на свет котенок. Не замечает, как они перемигиваются! Ну, давай, выродок, что ты там придумал?

В ту же секунду второй пилот вцепился ему в кисть правой руки, пытаясь вырвать пистолет. Недоумок. На что он рассчитывал? На неожиданность? Так генерал не пацан из охраны, которого легко застигнуть врасплох. Бгамбгамбгам… — пистолет харкнул смертью в живот и грудь Крамера. Тот продолжал еще сжимать руку Эсперансо, и одна пуля угодила в боковое стекло. Сразу раздалось шипение. Воздух рвался наружу, и давление резко стало падать.

Плевать. Как-нибудь дотянем…

Эсперансо повернулся к командиру корабля, который так и остался в кресле, вцепившись в штурвал.

Грохот выстрела услышали в башне. Дрюдо и Барни тревожно переглянулись, не понимая, кто мог там стрелять.

Стюарт отшатнулся от рации. Ощущение было такое, что его сильно ударили по ушам. Что, черт возьми, там происходит?

— Борт ФМ-1. «Фокстрот», отвечайте! — заорал он через секунду, взяв себя в руки. — Что у вас там! Борт ФМ-1! Борт ФМ-1!!!

Снег влетал в дыру, кружился по кабине, оседая на панели с приборами, на креслах, на глазах лежащего на полу мертвого летчика.

Он заполнял пространство, слепил, мешал смотреть и таял на лицах живых, стекая по ним тонкими струйками, словно оплакивая погибшего.

— Ты хочешь убить меня? — спросил Подор, не глядя на генерала. — Кто же будет вести самолет?

— Насчет- этого не волнуйся. ЭТО не твоя проблема, — спокойно ответил тот н так же спокойно разрядил пистолет в голову пилота.

Из расколотого черепа брызнул красный фонтанчик, и несколько капель попало на генеральский мундир, расползаясь по нему багровыми пятнами.

— Дерьмо! — Эсперансо схватил труп подмышки и вышвырнул из кресла на пол, освобождая место у штурвала.

— «Фокстрот», говорит башня Далласа! Отвечайте! Лайл Подор, выходите на связь! «Фокстрот»! Лайл Подор, отвечайте!

Эсперансо быстро отключил рацию самолета, чтобы ни одна живая душа, кроме тех, кому это предназначено, не могла слышать их разговор.

Протянув руку он извлек из-под панели с приборами радиотелефон. Генерал точно знал, где его искать.

Телефон уже был настроен на нужную волну, и оставалось только нажать на кнопку. На панели засветился зеленый огонек. Можно говорить…

— «Фалькон», ответьте мне! — сказал Эсперансо в микрофон.

Стюарт орал, не понимая, почему не отвечает ФМ-1. Гарри напряженно застыл рядом, гадая, чем может обернуться потеря связи лично для него.

И вдруг заговорил радиотелефон.

— «Фалькон», ответьте мне! «Фалькон»!

Стюарт выхватил из вытянутой руки Гарри «уоки-то-ки» и закричал:

— Мы слышим вас, говорите!

— Кабина разгерметизирована. У меня падает давление внутри. Видимость нулевая. Я смогу продержаться очень недолго в воздухе в таких условиях. Сажусь на ближайшую полосу. Повторяю. У меня теряется давление. Я не смогу дотянуть до полосы 1–5.

Марвину стало ясно для чего полицейскому нужна эта штука. Они слышали все, до единого слова. Все, о чем говорили террористы.

— Ну, давай займемся делами, Марвин, — Маклейн понял все. Значит, тот ублюдок захватил самолет. Иначе, как бы он мог оказаться в кресле пилота. — Быстро покажи мне кратчайший путь-до посадочной полосы;

Над креслами обоих пилотов светились ярко-желтые огни и надрывно гудел сигнал бедствия — давление воздуха стало опасным для жизни.

Эсперансо почувствовал мучительную боль в барабанных перепонках. Парализующий холод сводил пальцы, лицо покрыла снежная корка.

— Повторяю, я не дотяну до полосы 1–5, — твердил он посиневшими губами.

— Так, все приготовиться. Ждите «Фалькон».

Как его угораздило нарушить герметизацию, черт возьми?! Теперь все осложнялось. Полоса 1–5 была ближайшей к церкви, а до той, куда собирался приземлиться генерал, еще нужно успеть добраться. Желваки запрыгали на бледных скулах полковника.

— Сэр, вот его координаты! — Артур Бакер протянул ему листок.

— Повторяю, я долго не смогу находиться в воздухе.

Я должен сесть немедленно. У меня падает давление. Видимость нулевая.

О, Господи! Да понял я, понял, черт тебя возьми!

И едва сдерживая гнев, стараясь казаться абсолютно спокойным, Стюарт произнес:

— Мы вас встретим.

И снова лабиринты подземного царства. Дышащие паром трубы, машины, стеллажи, приборы… И повороты, повороты…

Зажав в одной руке «уоки-токи», в другой — «смит-вессон», Джон бежал вперед, боясь пропустить поворот и ловя каждое слово террористов.

«Я должен сесть немедленно…»

Поворот.

«У меня падает давление… Видимость нулевая…»

Снова поворот. Двери, еще двери…

— Где же эта чертова линия?!

— Если вы поможете мне сесть, я буду очень благодарен.

Стюарт подошел к щиту и перевел рукоятки рубильника.

Маклейн бежал уже под полосой. Огромные колонны подпирали свод, чтобы он не рухнул под многотонной тяжестью самолетов.

«Я вижу огни, Они прямо передо мной. Я приближаюсь к посадочной полосе. Пожелайте мне удачи».

Сволочи! Для этого ублюдка они, конечно, включили полную иллюминацию!

«Мы встретим вас через пять минут».

— Через пять минут! — воскликнул Джон и остановился у металлической лестницы, круто ведущей вверх.

Через решетку, перекрывавшую люк, сюда летел снег, и здесь внизу он таял, превращаясь в серо-коричневую жижу. Не заботясь о том, что в ботинки заливается холодная грязь, Джон, сунув в карман «уоки-токи», ухватился за перекладину и стал взбираться вверх.

У Дрюдо перехватило горло.

По краям первой полосы побежали огоньки, и она вся засверкала от падающих на снег лучей света.

Память услужливо подсунула ему пылающий жертвенный костер самолета из Санта-Марии. И этот могучий мужчина прикрыл глаза и ухватился за стол, едва сдерживая проклятья, готовые сорваться с пересохших губ.

Сол Барни схватил полевой бинокль с пятидесятикратным приближением и жадно вглядывался в сияющее пространство, надеясь увидеть и запомнить все до мелочей.

— Варвары, варвары, — шептал он беззвучно, проклиная человеческую жестокость.

— Варвары возвращаются, — зло выкрикнул Джон, хватаясь за последнюю перекладину.

Решетка оказалась неподъемной.

Джон упирался в нее спиной и плечами, но она только вздрагивала под могучими ударами спины.

— Твою мать! Да открывайся ты, скотина! — он задрал голову и увидел огромный амбарный замок, ехидно пялившийся на Маклейна черным глазом отверстия для ключа. — Ах ты, сволочь! — Джон отвел руку с «кольтом» и спустил курок.

Дзинь, — жалобно звякнули петли, и кусок металла рухнул вниз, едва не задев успевшего увернуться человека.

— Черт! — выругался Маклейн и снова подналег на тяжелую раму.

Наконец, она, скрипя и протестуя, немного поддалась, позволив Джону просунуть в узкую щель руку. И снова прижала его, не желая подчиняться. Еще толчок… Вот уже голова и плечи выбрались наружу, и Маклейн смог оглядеться.

Яркий свет ослепил его.

Люк выходил на поверхность как раз по центру полосы, футах в ста от ее окончания…

И тут Джон услышал гул моторов приземляющегося самолета…

Если через минуту он не выберется из этого капкана, стальная громадина пронесется по полосе и расплющит его, перерубит тяжелой крышкой пополам.

Я должен выбраться, должен, должен, должен, должен, должен.

Решетка не отпускала человека, цепко ухватившись j за куртку острыми ребрами краев. Колеса ФМ-I уже коснулись земли. Огромное чудовище с черными глазницами темных окон летело на него с дикой скоростью.

И снова этот жуткий запах… Он забирался в ноздри, переполнял легкие, грозя взорвать их изнутри, сдавливая мозг, выталкивая из орбит глаза…

— Аааааааа!!!!!! — заорал Джон и рванулся изо всех! сил из цепких лап тошнотворной патоки. |

… Маклейн выбросил тело на снег и откатился в сто- j рону за секунду до того, как громадные колеса прихлопнули челюсть люка, замершего с разочарованно распахнутой пастью.

Всего в нескольких футах пронеслась Смерть, бросил: на Джона тень своих крыльев — плоскостей, промелькнувших над его головой.

…Маклейн лежал, ткнувшись лицом в снег, еще не веря в спасение.

Но двигатели ревели уже где-то позади, и нужно было подниматься и идти. Подниматься и идти… Подниматься и идти…

Джон с трудом встал и оглянулся на гул моторов, которые все еще продолжали работать.

Ну что ж… С приземлением тебя, генерал Эсперансо! Принимай встречающих.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Огни возникли внезапно, словно сквозь черную муть ада кто-то проложил сияющую дорогу в рай.

Эсперансо смотрел на светящиеся фонари сквозь слипшиеся, покрытые голубоватым инеем ресницы и вдруг понял, что это и есть счастье — в полной мгле, замерзающему и задыхающемуся человеку увидеть мерцающий свет надежды.

Рот растянулся в кривой ухмылке, болезненной для застывших посиневших губ. В рай — с тремя трупами за спиной! Он не чувствовал ни вины, ни раскаяния. Так было нужно. И это лишь малая цена за свободу, обретенную им.

Чуть было жаль парнишку, но это издержки, а пилоты сами виноваты — не дергались бы, исполнили приказ, и были бы живы. Наверное. Может быть.

Эта мысль лишь слегка коснулась его оледеневшего от стужи мозга и мгновенно отлетела, освобождая место радости.

Совесть, надежно убаюканная гордыней, крепко спала, оставленная в нищей хибаре, где он провел детство.

Уже тогда маленький Рауль понимал, что прав тот, у кого больше прав. А больше прав у того, кто имеет больше денег и власти. И он сделал все, чтобы завоевать и то, и другое.

Сейчас все подтверждало эту теорию: никто не захотел бы помочь, если бы ему было нечем платить!

Кто посмеет упрекнуть его в наркобизнесе? Полно, господа. Именно эти денежки платит вам «преступник», покупая себе свободу. И что-то отдернутых от этой «грязи» рук не так уж много…

А нарушение границ третьих стран…

Их нарушают президенты и конгрессы, утверждающие их решения, так что не вам обвинять меня, господа…

Торговля оружием?

Просто бизнес, господа, просто бизнес…

Многие самые уважаемые люди Штатов, Германии, Франции и других стран сколотили свои капиталы именно на этом, господа. Слово «господа» он мысленно произносил с ненавистью и презрением к этому страшному лицемерному миру, который вначале делает из человека преступника, а после пытается осудить его.

Колеса коснулись земли, и самолет покатился по ледяной дорожке, освещенной яркими огнями, отчего окружающая полосу тьма казалась еще непроглядней.

Вдруг он подпрыгнул, наткнувшись на какое-то препятствие и, проехав еще футов сто, застыл, как присевшая отдохнуть гигантская птица.

Эсперансо несколько мгновений не шевелился, пытаясь прийти в себя после страшного путешествия. Потом, сдирая снежную маску, провел по лицу рукой.

Панель белела небольшими ледяными холмиками. Из-под одного из них торчал кусок рукоятки «кольта»… Негнущимися пальцами генерал извлек пистолет, принадлежавший когда-то мальчишке-конвоиру, отряхнул его и сунул за пояс.

Немного усилия, и он уже на ногах. Браво.

Носком ботинка Эсперансо отодвинул в сторону, как мешающийся хлам, окоченевший труп командира корабля и вышел в пассажирский салон. Еще минута потребовалась генералу, чтобы привести себя в порядок и натянуть на лицо лучезарную улыбку. Наконец, он нажал на ручку и распахнул дверь.

Ветер рванул китель, жестко провел лапой по волосам, приветствуя человека. Он на секунду ослеп от яркого света…

— Свобода! — выдохнул Эсперансо, замерев в черном проеме двери.

— Еще нет, — раздался чей-то голос.

И в ту же секунду тяжелый кулак врезался в скулу, отшвырнув генерала назад.

Не ожидавший удара Эсперансо опрокинулся на спину, забыв о пистолете. Широко открытыми глазами он смотрел на человека, прыгнувшего к нему с земли. Тот был пропитан ненавистью. Она переполнила его и взметнулась в пространство, изливаясь на генерала.

Самолет остановился как раз на фоне жирных черных столбов дыма, поднимающихся от жертвенных костров, разложенных бесчеловечностью. Придавленные снегом, они расползались все шире, вздрагивая под налетавшими шквалами ветра.

Это было жуткое зрелище. Сверкающая полоса и косматые черные столбы.

Когда падаль, в честь которой принесли страшную жертву, появилась на пороге и произнесла слово «свобода», Джон почувствовал, что должен убить его. Но этого делать было нельзя. Подручные ублюдки устроили бы здесь такой фейерверк, что стало бы жарко даже в аду.

Пускай с ним потом разбирается суд, а пока он нужен Маклейну как заложник.

— Еще нет! — сказал, как плюнул, Джон и врезал генералу по скуле, вложив в удар всю свою ненависть.

Маклейн стоял над поверженным генералом, как святой Илья над издыхающим змеем. Слова слетали с его уст, как пощечины.

— Ты должен оставаться в самолете. Это твоя временная тюрьма. И в твоем меню свобода не значится, — черное дуло «кольта» подчеркивало бесполезность возражений.

— Кто ты? — спросил генерал, поднимаясь и даже не пытаясь достать оружие.

Они застыли друг против друга, люди, забытые Богом, потому что если сказано, что Бог — есть Любовь, то в их душах сейчас это отсутствовало. Ненавидящие взгляды пронзали друг друга насквозь.

— Я — полицейский — ответил Джон, не опуская «кольта». — Нормальный человек. Есть хорошие ребята, есть — плохие. А есть такие, как ты, выродок. И я заставлю тебя пожалеть об этом. Как заставил пожалеть ублюдков, угрожавших моей жене год назад. Если…

Закончить мысль он не успел.

Бгамбгамбгам, — затарахтели «хеклеры» из подъезжающего «джипа».

Генерал отскочил в сторону и выхватил пистолет.

— Назад! — крикнул Маклейн. Он спустил курок и отпрыгнул за дверь.

Пуля, разорвав сукно, впилась в плечо Эеперансо, пробив его навылет.

Они метались по тесному салону, беспорядочно стреляя, не давая друг другу возможности прицелиться получше.

Маклейн посылал пулю за пулей в этого подонка, пытаясь успокоить руку, вздрагивающую от ненависти.

Ты не имеешь права жить, Эсперансо! Ты — бешенный волк, которого нужно уничтожить!

Ты не имеешь права жить, Стюарт! Ты — бешенный волк, которого нужно уничтожить!

Денни Мейген застыл на заднем сиденье «джипа», сжимая в руках «хеклер». Ему хотелось крикнуть, остановить машину, которую вел Гарри, вцепиться в полковника и заглянуть ему в глаза.

Что можно прочитать в этих «зеркалах души»? Какие еще страшные мысли бродят в безумной голове человека, который не задумываясь убивает сотни людей, лишая жизни ни в чем неповинных детей…

А самое ужасно, что он, Денни Мейген, САМ, своими руками направил тот самолет в землю.

Была ли в нем сестра с племянником? Он не знал. Да теперь это уже ничего не меняло.

Денни понимал, что умрет, но сначала он уничтожит этого пса. Они вместе, в обнимку, отправятся в ад, потому что им нет прощения. Да, вместе. Вдвоем…

Когда произошла катастрофа, он был настолько потрясен, что ничего не мог делать. Вместе с самолетом, казалось, взорвалось его сердце и разум. Руки и ноги онемели, и Денни сидел, не в силах сдвинуться с места. Тогда он не думал о Стюарте. И лишь через некоторое время, которое потребовалось ему, чтобы прийти в себя, он решил, что Стюарт умрет. И Эсперансо тоже.

Бгамбгамбгам, — огненные струи тянулись из автоматов к самолету, пытаясь пробить его, уничтожить врага.

Сейчас… Сейчас… Ты погоди секунду, Стюарт. Вначале должен умереть Эсперансо, а ты пойдешь за ним. Иначе нельзя, Твои верные прислужники уЖе не дадут мне шанса прикончить его. Денни выскочил из «джипа» первым.

Он нажал на курок и повалился вниз, встреченный пулей из «кольта» Маклейна. Перед тем, как упасть, он удивленно посмотрел на Джона. Как же это? Ведь я так хотел тебе помочь?! Это было последнее, что он успел подумать.

Никто даже внимания не обратил на Денни.

Гарри Краун и Артур Бакер продолжали стрелять, Стюарт оставался в машине.

Нужно уходить, где-нибудь исчезнуть, затаиться до прихода полиции. Должны же они когда-нибудь появиться, черт возьми.

Маклейн ощущал себя зверем, попавшим в ловушку. Продолжая отстреливаться, он отпрыгнул к кабине и, рванув на себя дверь, вырвался в заснеженное помещение, где на полу лежали два трупа.

— Сволочь! Сволочь! — растерянный генерал с окровавленной рукой стрелял в дверь, не надеясь пробить ее, бледнея от бессильной ярости.

— Где он? — ворвался в салон Артур Бакер.

— Там, — кивнул на кабину Эсперансо и тут же набросился на сержанта. — Я не могу поверить! Вас так много, но встречает меня почему-то полицейский-одиночка! — и, развернувшись, пошел к выходу.

Ах ты, ублюдок! Артур поливал дверь из автомата, но та не поддавалась. Идиот! Да она же бронированная! Кой хрен ее пробьет!

Он подскочил к какой-то металлической полосе и с силой вбил ее в скобы по краям двери, надежно заперев ее со стороны салона,

Ну что ж, парень, теперь тебе пришел конец! Сейчас ты отправишься к праотцам!

Генерал вывалился из самолета прямо в сильные руки Гарри. Эсперансо гневно рванулся в сторону — тот неосторожно задел рану.

— Генерал! — Стюарт облегченно вздохнул, увидев его живым, — Как вы?

— Прекрасно, — сдержанно ответил Эсперансо, хотя ему очень хотелось сказать несколько крепких слов, — Не могли как следует подготовиться!

— Где он? — спросил полковник у Артура, который уже спрыгнул на землю.

— В кабине.

— Отлично, — Стюарт оскалился. — Сейчас он отправится в ад! — полковник посмотрел на генерала, но тот уже направился к «джипу». — Эй, Маклейн! — закричал он, обойдя самолет и остановившись перед его носом. — Я считаю, что ты хороший солдат! Сейчас мы устроим тебе настоящие солдатские похороны, достойные тебя!

Он кивнул Артуру и Гарри, которые встали по бокам, и первый нажал курок.

Бгамбгамбгам.

Пули отскакивали от металла, но крушили стекла, которые со звоном обрушивались в кабину сплошным потоком.

— Приготовьте гранаты! — весело, словно разыгрывая перед Эсперансо спектакль, крикнул полковник, приглашая генерала поразвлечься.

В черные дыры с торчащими осколками окон полетели металлические шарики.

Когда террористы стали стрелять, Маклейн бросился к выходу. Он повернул ручку, толкнул дверь плечом, но тщетно. Его заперли, и, пожалуй, крепко.

Загромыхали выстрелы, и сверху посыпались стекла.

Твою мать! Джон присел на корточки, прикрыв голову руками, лихорадочно соображая, что же делать?

— Принимай подарки, Маклейн! — послышался мерзкий голос, вызывающий спазмы в желудке.

Что еще задумала эта мразь?

Джон осторожно опустил одну руку и открыл глаза.

Клонг… Клонг… С короткими промежутками в кабину влетали гранаты Ф-I. Они попадали на кресла, скатывались вниз, к мертвым летчикам и дальше, к ногам Маклейна, не оставляя тому шанса на спасение.

Твою мать… Сейчас эти штуки взорвутся, и он полетит к чертям вместе с ребятами, лежащими рядом, на полу. Глаза Джона наткнулись на кресло. Сколько секунд еще осталось в его распоряжении?

Маклейн вскочил и, переступив через мертвого пилота, втиснулся в кожаное сиденье, лихорадочно работая руками, пристегивая крепежные ремни.

— Счастливого пути, Маклейн! — Стюарт расхохотался, и вся команда направилась к «джипу», который уже отъехал подальше от самолета, чтобы не попасть под осколки.

Раздался взрыв, потом еще, еще..;

Яркая вспышка пламени и страшный грохот рвущихся гранат и баков с горючим…

Они стояли у машины, повернувшись лицом к последнему убежищу полицейского.

Огромный огненный столб с останками самолета взвился вверх. Куски кабины, ошметки трупов, останки приборов — все смешалось в этом страшном вихре.

Аааааааа — дикий крик донесся из центра красно-оранжевого гриба.

И когда уже все на мгновение замерло перед тем, как рухнуть на землю, одно кресло продолжало стремительно подниматься. Потом оно отделилось и полетело вниз, а в небе расцвел купол парашюта.

— Везет скотине! — процедил Стюарт сквозь сжатые зубы.

Джон успел катапультироваться на долю секунды раньше, чем произошел взрыв.

Страшная сила швырнула его вверх, сжимая виски раскаленным обручем и давя на барабанные перепонки.

Ааааааааа — заорал он от дикой боли, выпучив глаза. Казалось, еще секунда, и они выскочат из орбит.

— О, черт! — кресло отвалилось и понеслось вниз, набирая скорость.

Над головой раздался хлопок, тело рванулось вверх, и он плавно закачался под огромным куполом.

Господи, неужели жив?

Внизу, рядом с машиной, направив на него автоматы, задрав головы, стояли террористы, ожидая, когда он приблизится достаточно, чтобы прошить очередью беспомощно болтающееся на стропах парашюта тело.

Мигая огнями, с диким воем сирен по полю, не разбирая дороги, неслись шесть полицейских машин.

— О, черт! Возвращаемся в церковь! Немедленно, — Стюарт с сожалением проводил взглядом плывущий в небе парашют. — Везучий ублюдок…

Они забрались в «джип», захлопнули дверцы и рванули с места за минуту до того, как подъехали полицейские.

Он больно ударился о землю бедром и тут же запутался в опустившемся на него белом шелке.

— О, боже, где же эта чертова дверь?! — ослепленный, ничего не соображающий Джон барахтался, пытаясь выбраться наружу под музыку моторов полицейских машин, которые урчали уже совсем рядом.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Что же молчит эта проклятая башня?

Мэл Огилви, командир корабля, с тоской смотрел на панель, где тревожно мигала красная надпись: «КОНЧАЕТСЯ ТОПЛИВО».

Еще немного, и Они шлепнутся с пустыми баками на землю.

Занавеска дрогнула:

В кабину, виновато улыбаясь, заглянула Кэт, милая стюардесса из первого класса, которая постоянно баловала летчиков чем-нибудь вкусненьким с пассажирского стола.

— Они там все волнуются, — тихо сказала она и, не получив ответа, добавила. — Я, собственно, тоже.

— Включи им телевизор. Вечерний канал, — ответил Огилви, не оборачиваясь; — Он работает без перерывов.

— Так же, как и я, — засмеялась Кэт.

И в этот момент замигала красная лампочка. Пи-пи-пи, — запищал сигнал, призывая летчиков посадить, в конце концов, лайнер, а не испытывать судьбу, продолжая кружить в воздухе, с пустыми баками.

Кэт вздрогнула.

Господи, что же это происходит в аэропорту?

Но она была опытной стюардессой, и умела не задавать вопросов, на которые все равно никто бы не ответил.

Она тряхнула головой, вздернула вверх подбородок, улыбнулась и вышла.

— А она — классная девчонка, — сказал Диксон Дюмер. — Ведь, наверняка знает, чем вся эта фигня может закончиться. А как держится! Вот приземлимся, приглашу ее в бар! А что? Ты видел, какая она веселая, даже сейчас. А что будет на земле? Нет, точно, приглашу в бар, когда приземлимся. А может, и в ресторан.

— Когда приземлимся… — буркнул Огилви, глядя прямо перед собой за темные лобовые стекла, где все еще отплясывала метель, и кроме летящих белых хлопьев больше ничего не было видно.

Нет, внешне все оставалось так же, как и раньше.

Кто-то читал, кто-то тихо беседовал. Но, казалось, абсолютно все в салоне пропитано тревогой.

Было как-то необычно тихо. Вот что… Никто не шутил и не смеялся. Отсутствовало обычное оживление, которое бывает перед посадкой, да еще и в праздничную ночь.

Холли оглянулась.

Этот Дик, сунув в ухо маленький наушник, очевидно, от портативной рации, сидел с бегающими глазками на глупой физиономии и что-то строчил в блокноте.

— Пишешь вступительное слово для своего грязного репортажа?

Вопрос женщины прозвучал настолько презрительно, что журналиста передернуло.

— Прикуси-ка язычок.

Господи, если бы эта тигрица знала то, что знает он, с нее сразу бы слетела вся спесь. И она превратилась бы в мокрую курицу.

Ричард Торберг нутром чувствовал — вот он, его звездный час. Он как раз размышлял над тем, как лучше подать этот потрясающий материал, а эта дуреха сбила его с мысли…

Значит так… Дамы и господа, этот репортаж мы ведем.

— Дамы и господа, — в салон вплыла стюардесса. — Мы предлагаем вам посмотреть передачи из Вашингтона по первому каналу…

Вот оно! Сейчас они все увидят! Сейчас… сейчас. Посмотрим тогда, кто лучший журналист в редакции.

Он сорвался с места и двинулся но проходу к телефон ну, тихо бормоча себе под нос от переполнявшего его восторга:

— Хорошо… Хорошо… Хорошо…

Ричард снял трубку телефона, висевшую на стене, у дверей туалета.

— Мистер Торберг, займите, пожалуйста, свое место.

Мы можем приземлиться в любую минуту, — пыталась остановить его стюардесса.

— Я займу: займу, — он вошел в туалет и плюхнулся: на унитаз.

— Идиот! — сказала Кэт возмущенно. Хоть бы дверь закрыл!

И, словно подслушав ее мысли, Ричард прикрыл дверь и повернул ручку.

«ЗАНЯТО».

Едва попадая пальцем на кнопки, он набрал нужный номер.

— Это «Вашингтонские новости»? — заговорил он за-. душенным голосом, стараясь, чтобы его не услышал никто из посторонних — Позовите, пожалуйста, из соседней комнаты Рубена.

— Он должен сейчас выходить в эфир, — ответил женский голос.

— Я знаю это. Поэтому он мне и нужен.

— Вам придется подождать, сэр.

Только бы она не бросила трубку!

— Я подожду, подожду. Только позовите мне его как можно скорее.

Он сидел на унитазе, прижав к уху, трубку, и весь светился. Глаза его сияли лихорадочным блеском безумца или гения, когда к тому приходит вдохновение. В такие минуты человек никого и ничего не видит и не слышит. Его мысли направлены только на одно — как бы не расплескать драгоценное состояние творчества.

* * *

Все-таки осколок задел руку прилично.

Джон сидел в КДП перед врачом, который обрабатывал его рану, стараясь не морщиться от боли.

В двух шагах от него застыл Том Байер, внимательно слушая Маклейна. Чуть поодаль вышагивал между столами капитан Лорензо.

— Эсперансо приземлился. Я ранил его в плечо, — врач закончил накладывать повязку, и Джон устало откинулся на спинку стула. — С ним человек пять.

— Говоришь, пять? Сказал бы уж лучше пятьдесят, чтобы произвести впечатление! — Лорензо не мог простить этому выскочке, — что он снова обошел его. — Хочешь, чтобы мы тебе посочувствовали? Восхищались тобой!

Нет, Маклейн нрав. Наш капитан все-таки идиот. Барни стало стыдно перед этим парнем, который спас ему жизнь и, похоже, один делает гораздо больше, чем псе остальные. Если бы этот кретин послал свои машины раньше, разве ушел бы генерал Эсперансо? А группа захвата? Где они были? И Лорензо еще смеет что-то говорить!

Из-за поворота, в окружении своих боевиков; появился майор Грант; Глаза его метали молнии. Он шел широким шагом, готовый дать отпор каждому, кто посмеет посягнуть на его права».

— Так, Маклейн, — началон, как только (увидев полицейского. — Мне нравится твоя храбрость, но ты лезешь не в свое дело. Представляешь, какую кашу ты заварил! Они теперь могут взорвать еще один самолет!

— Они не будут этого делать, — оборвал Джон майора. — Эсперансо уже приземлился.

— Но они придумают еще что-нибудь! Теперь они могут стать гораздо изобретательнее! — он уже орал, вплотную приблизившись к Маклейну. — О чем ты думаешь?!

— По крайней мере, я все-таки думаю! — тоже заорал Джон и вскочил. Казалось, они сейчас бросятся друг на друга — два человека, делающие одно дело.

Но если для майора это была просто «очередная операция», то для Маклейна — вопрос жизни и смерти Холли. И если никто ни черта не делает, то он будет предпринимать все, что сможет для спасения жены и других людей! Конечно, пока он будет в состоянии. И пускай все эти «профессионалы» катятся к такой-то матери!

— Слушай, ты, умник! Попридержи язык! — лицо майора стало каким-то синюшным от прилива крови. — У нас есть опыт такой работы! Ты — не тот парень, понял! И не там, где надо!

— Да я это слышу постоянно!

— И чтобы больше ты не путался под ногами! — ноздри плоского носа раздулись и подрагивали, как у рычащей собаки.

Лорензо согласно закивал головой, но майор так на него зыркнул, что капитан тут же стушевался и отступил в сторону.

— Майор, вас просят пройти в комнату совещаний! — запыхавшийся солдат вырос на пороге помещения.

— Спасибо, — Грант круто развернулся и вышел, бросив своей команде: — Можете идти за мной!

И они исчезли, громко топая, так же быстро, как и появились.

Джон проводил их тяжелым взглядом и тоже пошел к выходу.

Нужно же что-то делать!

Он уже ничего ни от кого не ждал.

Если сидеть, сложа руки, может случиться самое страшное.

И снова перед глазами возникло прошлое Рождество — перепуганные люди на: крыше, которая через пару минут взлетит на воздух…

Пистолет у виска Холли…

… и зеленый крокодил со стеклянными глазами-пуговками, затерянный среди снега и горящих головешек, словно вопрошающий у неба: «За что?»

— Маклейн… — тихо позвал главный инженер.

— Да, Барни! — Джон оглянулся.

— Значит, этот ублюдок сел не на ту полосу?

— Да…

— А через пять минут его встретили?

— Да…

— Они должны быть где-то совсем близко. Очень близко.

— Я знаю…

— Пойдем, я тебе что-то покажу, — он подвел Маклейна к листу ватмана, развернутому на столе.

На чертеже читались дороги, которые тянулись от аэропорта, и в правом верхнем углу, как раз за центральным зданием — несколько небольших квадратиков.

— Посмотри-ка вот здесь, — карандаш остановился в верхней части листа. — Вот. Они должны быть где-то очень близко, — повторил Сол. — Это план, который был составлен несколько лет назад. Мне кажется, я знаю, где они расположились. Здесь есть несколько старых зданий. Очевидно, их можно найти там. Пошли!

Конечно, Сол никогда не имел дела с террористами. Естественно, ему было немного страшновато. Но самое главное, он не мог бросить этого парня наедине с его бедой. А в том, что Маклейн не остановится, Барни был абсолютно уверен.

— Пойдем, — утвердительно повторил он…

Маклейн не ответил. Он просто молча последовал за главным инженером, который уже выбирался из КДП, раздвигая здоровым плечом людской водоворот.

* * *

Почему этот шелкопер заперся в туалете со своими бумагами и рацией?

Эта мысль не оставляла Холли. Она вертелась в голове, словно писк назойливого комара, от которого невозможно избавиться. Чем он так занимается, этот урод? Взгляд, который он подарил на прощание женщине, выражал такое превосходство, что даже менее проницательному человеку стало бы ясно — этот тип снова что-то задумал. А столкнувшись с методами воплощения его «великих планов и идей», можно опасаться какой-нибудь очередной мерзости.

Пожилая дама, сидевшая в соседнем кресле откинувшись на спинку и прикрыв глаза, слушала плейер. Она изо всех сил старалась казаться спокойной. Но наконец, не выдержала. Решительно сдвинув левый наушник, чтобы слышать свою соседку, она негромко, но довольно резко, сказала:

— Кто-то должен будет ответить за этот беспорядок!

— Конечно, — ответила Холли. — Но боюсь, нам придется обвинять только себя и никого больше. Не надо было лететь в Рождество! Она же чувствовала, что ничего хорошего из этого путешествия не получится!

— Лучше бы я поехала на автобусе! Так нет, хотелось выиграть время! — дама как бы подхватила мысль своей спутницы.

— Кто же мог такое предположить…

Нет, здесь точно что-то происходит. И этот негодяй знает ЧТО.

Стюардесса снова разносит прохладительные напитки…

— Извините, — позвала ее Холли.

— Да, я слушаю вас, миссис, — девушка явно пыталась казаться спокойной.

— Мы должны были приземлиться сорок минут назад… Долго мы еще будем так крутиться! — она внимательно смотрела в глаза стюардессы, пытаясь найти ТАМ ответ, подозревая, что если даже что-то случилось, никто не будет вводить пассажиров в курс дела.

— Не беспокойтесь. Такие проблемы часто возникают, — девушка улыбнулась, но в глубине ее глаз плескалась тревога.

— Благодарю, — ответила Холли и откинулась в кресле. Нет, она явно что-то скрывает.

Холли достала радиотелефон и вызвала Джона.

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Он словно попал в какой-то сказочный мир, не имеющий никакого отношения ни к людям, ни к их кровавым драмам.

Огромные деревья, покрытые толстым белоснежным слоем, величаво замерли у ограды, словно часовые Санта-Клауса. У их подножия уютно расположилась изгородь из покрытых пушистым снегом кустов. Синие, зеленые, красные, желтые гирлянды фонарей висели в воздухе, окрашивая это великолепие всеми цветами радуги.

И невозможно было поверить, что всего в нескольких сотнях футов отсюда шла настоящая бойня, и снег окрашивали кровью и черной гарью.

Сол осторожно провел Маклейна по всем строениям, лежавшим поблизости, но следов террористов нигде не было видно.

У последнего невысокого здания они остановились.

Барни достал чертеж и, стряхнув толстой слой снега с стоящего здесь «форда», разложил его на капоте машины.

— Не могли же они управлять ниоткуда, — он снова уставился на план местности. — Вот. У нас последняя возможность. Здесь старая церковь. Нужно проверить ее. Пойдем.

Они завернули за угол, и из-за деревьев вынырнула белая красавица-церквушка.

— Да, вот она, старушка, — Сол толкнул Джона локтем, но тот уже и сам все увидел.

Рядом с ней стоял «джип» и чуть поодаль застыл пикап с надписью «техпомощь».

Это был тот самый «джип».

Маклейн узнал его сразу. Как лицо человека, доставившего вам немало неприятностей, запоминаешь надолго и узнаешь, едва увидев.

— Сейчас посмотрим, — тихо сказал Сол.

И тут из-за угла вынырнул какой-то амбал в защитной форме. Он шел, настороженно озираясь по сторонам, словно проверяя, нет ли за ним слежки.

— Это, наверное, охранник, — Сол уже шептал, хотя они находились на достаточном расстоянии, чтобы не быть услышанными.

— Да нет, это, наверное, человек, который ищет свои вчерашние следы, — Джон толкнул Барни за огромный ствол дерева. — Так. Останешься здесь и вызовешь морячков, — и он, пригибаясь за кустами, пошел вперед.

— Я думаю, что они наземные.

— Да какая разница. Все они одинаковые, Будь здоров, — и Маклейн перебросил тело через заборчик.

Джон понимал, что без отряда он все равно ничего не сделает, но если разведать обстановку, можно намного сократить время захвата.

Он перебежал дорогу, скрываясь за машинами, которые оказались между ним и амбалом, стоявшим на крыльце.

Если бы Маклейн не знал точно, что там, за этой дверью с крестами скрываются бандиты, ему бы никогда это не пришло в голову.

Все кабели и провода были протянуты на заднем дворе, а здесь никаких следов, разве что машины… А почему, собственно, у церкви, когда в ней идет ремонт, не может стоять «техпомощь» и «джип»?

«Биппер», лежащий у него в кармане, вдруг нетерпеливо запищал. Этот сигнал прозвучал, как оглушительный взрыв порохового склада в абсолютной тишине, окружающей церковь.

— О, господи, малышка! Перестань! Ты же убиваешь меня!

Он сунул руку под куртку, еще не зная, как заставить замолчать этот сигнал, такой желанный и такой несвоевременный сейчас…

Маклейн прилип к пикапу, пытаясь зажать «биппер» в кулак…

Что-то заставило его поднять голову… Это была реакция Дикого Зверя, уловившего опасность как что-то осязаемое…

Такое обостренное чувство опасности не раз спасало Маклейна во всяких схватках…

И сейчас оно снова не подвело Джона.

Сверху, распахнув пасть в немом крике, вытянув руки вперед, чтобы схватить, смять, задушить врага, разорвать его на части… Сверху на него летел тот самый амбал что стоял на крыльце.

Маклейн успел принять стошестидесятИфунтовое тело на руки, и они покатились по земле, пытаясь вцепиться друг другу в глотку.

Сол высунул голову из-за кустов, но Джона нигде не было.

Он быстро достал радиотелефон и вызвал полицию. Капитан ответил сразу.

— Лорензо? Это Барни, — негромко сказал Сол в микрофон.

Их звонка ждали. Никто не мог понять, куда подевались эти двое.

Майор устроил Лорензо целый допрос, пытаясь узнать, куда пропал этот «шустрый парень, который только и знает, что устраивать разные неприятности и новые осложнения в работе, и почему тот, черт возьми, вообще упустил его!»

Они собрались в кабинете капитана. Майор, пять парней, всегда находившихся при нем, и начальник полицейского участка.

— Где ты находишься? — заорал Лорензо, чуть приободрившись от того, что Барни, наконец, обнаружился. — И где Маклейн?

— Маклейи со мной; Мы возле старой церкви. Быстро пришлите сюда спецподразделение. Тут расположился штаб. Быстрее приезжайте.

Лорензо едва успел записать на листке два слова — г-«церковь-штаб», как майор выхватил из-под его руки бумагу и двинулся к: выходу, даже не взглянув на капитана.

— За мной, живо, — кивнул он на ходу своим парням, и они вышли на улицу.

Боевики сидели в военном грузовике на скамейках у бортов, друг против друга. Все в белых маскировочных кобинезонах и таких же белых шапочках, похожие на снеговиков; В крепких ладонях они сжимали стволы автоматов, зажав ложе между коленями. Все молодые, крепкие, суровые парни — настоящие борцы с терроризмом.

— Джентльмены, приготовиться к действиям, — коротко бросил майор.

И сразу все синхронно щелкнули затворами, вставив новые обоймы. Потом, зажав свои «хеклеры» коленями, подняли руки и оттянули отвороты шапочек вниз.

И сразу лица их оказались закрытыми белыми масками, с чернеющими прорезями для глаз и рта.

Теперь они могли совершенно слиться с белым покровом земли, оставаясь невидимыми для врага.

Хрррррр — выдохнул Маклейн, когда амбал, ухватившись за отвороты куртки, шарахнул его о борт грузовика — пикапа. -

— Будь ты проклят, ублюдок! — Джон подтянул ноги и изо всех сил пнул противника в живот, стараясь оттолкнуть как можно дальше. Тот все-таки был очень здоровым парнем. Просто огромным. Удар не отбросил его, а лишь заставил отшатнуться. Да и то совсем немного. Амбал ощерился и снова кинулся на Маклейна. Они, сцепившись, покатились по земле, заваливая на себя пустые и полные краски бочки, которые падали со страшным грохотом, грозя придавить дерущихся.

Амбал был явно сильнее: Он довольно легко сумел повернуться и тут же достал Джона огромным кулаком, больше напоминающим кувалду, по больному плечу. Острая боль разлилась по телу, заломило затылок, захотелось прилечь и ни о чем не думать.

Господи, что это я?! А как же Холли!..

Генерал Эсперансо отдыхал в кресле. В том самом, в котором пару часов назад сидел старик-сторож.

Раздражение, вызванное накладкой со встречей самолета, еще не оставило его. И это люди, которые займут ключевые посты в его кабинете, когда он, вернувшись в Банановую республику, возьмет власть в свои руки!

— Самолет будет через тридцать минут.

Полковник Стюарт протянул генералу дымящуюся чашку с горячим кофе.

— Если не будет больше сюрпризов, — процедил Эсперансо, принимая чашку и согревая ею окоченевшие руки.

Он даже нё взглянул на вытянувшегося рядом с креслом полковника.

— Ну… я сейчас… разорву… твою… поганую… задницу…

Что же им все так не нравится моя задница? — подумал Маклейн.

Гарсиа Беннети, так звали амбала, месил своими кулачищами лицо и грудь проклятого копа, стараясь размазать его по стене сарая, где теперь продолжалась драка.

— ФФФФФФФ, — Маклейн вывернулся и едва успел нырнуть под руку, которая тут же врезалась в тяжелые доски, чуть не проломив их.

Он чувствовал, что теряет силы, и если сейчас не придумает что-нибудь, то через пару минут тут будет валяться его труп.

Джон рванул огромное тело на себя, и они снова рухнули на землю.

И все-таки эта громадина подмяла Маклейна.

Выпучив глаза, оскалив зубы, он сидел верхом на бедрах Джона, схватив его правой рукой за горло, а левой, сжимающей длинный охотничий кинжал, пытался нанести последний удар, намереваясь поставить точку в их и без того не очень длительных отношениях.

Полицейский, завороженно глядя на сверкающее лезвие, напрягая последние силы, сдерживал руку бандита. Жилы вздулись на руках и шее, губы напряглись, выталкивая воздух и со всхлипом втягивая его в легкие. Зубы сжались до хруста. Ему казалось, что еще немного, и они утонут в раздробленных деснах.

Хватка на секунду ослабла, и Джон, чуть повернув голову, увидел у самой головы поленницу. Острая, большая, словно кол, щепа валялась рядом.

Ыыыыыымымыы — давил Гарсиа на руки Маклейна, отвоевывая миллиметр за миллиметром. И вдруг сопротивление прекратилось. Совсем. Это произошло настолько неожиданно, что он не успел напрячься, удержаться и повалился куда-то вправо… А нож вонзился в мерзлую землю.

Сейчас Джон видел только набрякшее багровое лицо с налитыми кровью глазами.

— Получай, урод…

Он резко расслабил руки и ужом скользнул в сторону, переворачиваясь на бок, лихорадочно нащупывая щепу. Громила не удержал шаткого равновесия и рухнул мордой прямо в утрамбованный спиной Джона сугроб.

— Аааааааааа, — Заорал он в ярости и резко откинулся назад, извлекая свое тело из плотного снега.

В ту же секунду острый деревянный «стилет» вонзился Гарсиа в левый глаз, проткнув его насквозь, и глубоко вошел в мозг.

Это был какой-то кошмар… Словно в фильме ужасов!

Вначале раздался дикий рев смертельно раненого животного, потом хрип… рот захлопнулся…

Несколько секунд Гарсиа еще стоял… с деревяшкой, торчащей из глазницы и сползающей по щеке кроваво-студенистой кашицей.

И вдруг все ЭТО закачалось и рухнуло на Маклейна.

Корчась от отвращения, Джон сбросил с себя мертвое тело и сел, опираясь спиной о поленницу.

Горькая тягучая слюна наполнила его рот. Было такое ощущение, что кто-то натолкал туда растоптанной и смешанной с кровью клубники.

Ммммм… Маклейн приподнялся на ватных ногах, и его вывернуло тут же, рядом с трупом, прямо на сложенные в ровные ряды дрова.

Конечно, Он убивал и раньше, бандитов, преступников…

Но никогда еще Джон не видел безобразный оскал смерти так близко. Он подставил мокрое лицо снегу, чтобы очиститься от этой скверны.

Ни одной звезды!

Казалось, небо загородилось снежной завесой от человечества, оскверняющего землю своими страшными деяниями…

Они подъехали к церкви без обычного воя сирен — три полицейских машины и грузовик с командой захвата.

Сол встретил их у дерева.

— Сюда! — крикнул он Гранту и Лорензо, когда те вышли из машин.

Парни в белом посыпались из грузовика на запорошенную землю.

От церкви, шатаясь, как привидение, не разбирая дороги, брел Маклейн.

— Что это с ним? — подумал Барни, глядя на приятеля.

— Эй, Маклейн, сюда! — Сол махнул рукой. Полицейский с трудом перевалил через изгородь свое измученное тело и устало зашагал к ним на ноющих ногах, то и дело норовящих подломиться в коленях.

— Господи, Маклейн! — Грант уставился на окровавленную куртку Джона. — Что с тобой случилось? Ты в порядке?

Тот не ответил.

Он стоял, сунув руки в карманы, весь как-то съежившись, втянув голову в плечи. Посеревшие губы кривились в жалкой улыбке.

И тут разразился речью Лорензо.

— Маклейн, какого черта ты здесь делаешь? Играешь в Джона Уэйна? — Джон тупо смотрел на него, все еще не в силах ответить.

Глаза капитана засверкали гневом. Он чувствовал себя сейчас по крайней мере главнокомандующим, отчитывающим нерадивого солдата.

— Не желаешь ли провести остаток ночи в камере?

— Заткнись ты, ублюдок полицейский! — зло оборвал его майор. — Лучше иди регулируй движение на улице.

Лорензо даже подпрыгнул от негодования. Щеки его стали пунцовыми, тараканьи усы вздыбились… глаза чуть не выскочили из орбит,

— Ты не имеешь права так со мной разгова-вари-вать! — взвизгнул он.

— Чтоооо? Эй, ребята, уберите-ка этого бюрократа от мистера Маклейна подальше!

— С удовольствием, сэр! — два дюжих молодца встали по бокам капитана.

Лорензо не стал дожидаться, пока его потащат под руки. Он вздернул подбородок, круто развернулся и зашагал прочь, сопровождаемый солдатами, которые шли за ним, на случай, если «начальник полиции» вздумает проявить гонор.

— Майор, все на местах, — отрапортовал парень в маске.

Грант оглянулся. Белые фигуры окружили церковь, направив на нее автоматы.

— Отлично. Пойдите сзади. Всем действовать по моей команде!

Эта перебранка как-то тонизирующе подействовала на Маклейна. Он весь подобрался и уже не выглядел, как побитый пес. А четкие распоряжения майора и действия его команды даже вызвали уважение.

— Да, я был неправ по отношению к тебе, В конце-концов, ты не такая уж и задница, — и Джон улыбнулся, почувствовав облегчение. Кто знает, может, все еще и обойдется.

И Грант тоже улыбнулся Маклейну. Широко, дружески. Впервые за эту ночь.

— Нет, ты прав. Я, конечно, задница. Но примерно такого же размера, как, и ты.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Запищала и замигала наружная сигнализация, предупреждая, что на территории церковного двора появились посторонние.

— Гарри! — крикнул полковник Стюарт сержанту. — Немедленно проверь, в чем там. дело.

— Специальное армейское подразделение окружило нас с трех сторон. С заднего хода тоже. — Гарри стоял у витражного таена на лесах, которые тянулись вдоль всех стен.

— Какие-то проблемы, полковник? — повернул голову генерал Эсперансо.

— Никаких проблем! — Стюарт сменил обойму в автомате. — Джентльмены, вы знаете, что делать.

Джентльмены знали.

Все вытащили из «хеклеров» магазины и вставили новые, перетянутые синей липкой лентой. Гарри смахнул со стола краску, кисти, какие-то банки и положил на него «кейс». Он извлек оттуда маленькую черную коробочку на магнитах и прилепил к щиту. Плоская мина плотно присосалась к металлу и замигала красными глазками. Тупой ствол ткнулся в витраж, и цветные стекла, жалобно дзинькнув, посыпались наружу.

Еще витраж, еще…

И церковь разразилась треском автоматов, поливая огненными струями людей, находившихся за ее стенами.

— Ложись! — крикнул Маклейн, и все бросились ничком на снег.

Но тут же «морячки» ответили шквалом огня.

— Давай, друг! — Грант подмигнул Джону и пополз вперед, стреляя из пистолета.

Они не должны уйти, эти сволочи… они не должны уйти…

Маклейн собрал остаток сил и приказал себе встать.

Теперь у каждого прибора мигали красные огоньки.

— Генерал, — окликнул Стюарт, — пора, — и рванул рубильник, разом отключив все радары, мониторы, освещение. Церковь погрузилась во мрак. И лишь злобные огоньки мин, моргая, отсчитывали секунды, оставшиеся до конца ее жизни.

Они были рядом — Маклейн и майор Грант — в этой проклятой драке.

Майор лез под пули, не оглядываясь, не прячась за спины солдат. Его черный берет мелькал то там, то здесь, и, казалось, он был везде и всюду одновременно.

— Пошевеливайтесь, придурки! — кричал он своим парням. И это «придурки» не звучало для них оскорбительно. — Давайте, надерем им задницы!

Лорензо, стоя в сторонке, с уважением подумал, что название «Голубая молния» очень подходит этой команде, а особенно— майору Гранту.

— Смотри, смотри! — вдруг закричал Джон.

— Что? — не понял майор. Он как раз шел На штурм крыльца.

— Сзади!

У заднего крыльца террористы срывали белый маскировочный брезент с какой-то груды хлама, продолжая отстреливаться.

Пять новеньких аэросаней взревели моторами.

— Уйдут! Уйдут! Давайте же! — орал Маклейн.

— Двигайтесь! Двигайтесь! — неистовствовал майор, видя, что его парни все еще стреляют по крыльцу.

Моторы взорвались жутким треском, и сани вырвались из оцепления.

Сол Барни влетел в церковь первым… вслед за ворвавшимися туда парнями Гранта.

— Господи! — он изумленно застыл, вертя головой во все стороны. — Это же наше оборудование! — и бросился к пульту управления.

— Не трогать ничего! — рявкнул Грант. — Они могли поставить здесь взрывчатку.

Естественно! ‘Повсюду виднелись мигающие плоские коробки, о назначении которых было нетрудно догадаться.

Радист подошел к одному из этих ящичков и Внимательно осмотрел его, присев на корточки.

— Да, похоже, вы правы. Они действительно заложили здесь чертовы мины.

Майор развернулся и замахал руками, тесня всех к выходу,

— Быстро освободить помещение! Они заминировали все оборудование!

— Черт! — вырвалось у главного инженера. — Ведь мы не сможем посадить ни один самолет! У, душегубы чертовы!

— Успокойтесь, Барни. Сейчас все равно ничего не удастся сделать. Лучше освободите побыстрей помещение и дайте работать специалистам,.

Сол нехотя повернулся и направился к выходу.

Что же будет дальше? Ведь сейчас на поле начнут шлепаться самолеты. И они ничем, ну абсолютно ничем не могут им домочь,

— Эй! — окликнул его Лорензо, появившийся неизвестно откуда. — А где же этот чертов Маклейн?

Он вздрогнул.

Маклейна, действительно, нигде не было! И никто не заметил, когда и куда он подевался!

Он бежал за ними один, спотыкаясь о сугробы и цепляясь за кусты, не думая о том, что будет, если он, не дай бог, их догонит. Хотя, догнать, конечно, не было никакой возможности.

Аэросани врезались в деревянный забор и, подмяв жалобно хрустнувшие доски, рванули дальше.

Джон видел, как бандиты одолели пару трамплинов, на минуту зависнув в воздухе, прежде чем снова опуститься на землю. Все происходило как во сне.

— Назад! Стойте! Стойте! — орал он перекошенным ртом, захлебываясь собственной яростью.

И стрелял, стрелял в эти проклятые спины, продолжая бежать. '

Бгам… бгамбгамбгам…

И вот пятый, не успев преодолеть первый трамплин, выпустил руль, взмахнул руками и повалился вбок вместе с машиной.

— Даааааа!!! — завопил Маклейн на ходу, снова нажимая курок.

Стюарт обернулся и что-то крикнул четвертому.

Тот нажал на тормоз, но сани продолжали катиться вперед, хотя и начали сбавлять скорость.

— У, сволочь! — бандит вскинул автомат, но тут же упал, пробитый пулей Маклейна.

Первая тройка была уже довольно далеко.

— Уйдут, ублюдки…

Маклейн отшвырнул труп и вскочил в седло, прихватив с собой «хеклер и кох» убитого. Эта игрушка была посерьезней его «кольта«. Теперь мы еще поборемся!

Стюарт оглянулся. Кто там следует за ним?

Так… Их осталось только двое, не считая генерала, которого он усадил за спину Гарри Крауна.

До конца операции оставалось совсем немного.

Полковник верил, что все кончится благополучно. Иначе, зачем тогда вся эта херня? Гибель его парней; зачем? Нет, они не должны проиграть!

Из-под лыж летели брызги, обильно смачивая брюки и ботинки… Ничего… Скорей… Скорей… Так… в самолете… обсохнем…

Нужно пропустить Гарри с генералом вперед. Не дай бог, с Эсперансо что-нибудь случится! Тогда все надежды на лучшую жизнь рухнут, как песочный замок, небрежно смываемый набежавшей волной.

Он не оставляет в этой стране никого и ничего, о чем бы можно было сожалеть. Ни жены, ни детей, ни черта собачьего. Для этого не оставалось времени… Всю жизнь он отдал службе на благо родины. И что получил взамен? Полковничьи погоны? Несчастные гроши, которые платят ему, как подаяние… Хватит… Увольте, господа… Теперь у него начинается другая жизнь, Эсперансо твердо обещал портфель министра в своем кабинете в случае удачи. И Стюарт добьется своего, даже если ему придется взорвать к чертям собачьим этот вонючий аэродром в этом паршивом демократическом болоте…

Он снова оглянулся…

На извивающейся дороге, проложенной между деревьями, появился кто-то четвертый…

Зачем Маклейн гнался за ними, он точно не знал. То, что они хотели сделать, эти ублюдки уже сделали, и теперь ничего нельзя изменить. Но тогда зачем же?

Наверное, он просто не мог допустить, чтобы они ушли, не заплатив по счетам. За жизни десятков людей, за тех, которые могут еще погибнуть, за черные головешки на взлетной полосе, за зеленого крокодила, брошенного им в огонь.

Он жал на газ и видел, что расстояние постепенно сокращается. Их разделяло теперь футов триста.

— Так. — Стюарт притормозил, поджидая Тома Байера. — Взять его!

Этот ублюдок сам напросился!

Сколько лучших парней он сегодня убил! Восемь! Скотина!

Полковник вынул обойму и вставил новую с красной наклейкой.

Джон видел, как от троицы отделились одни сани и, сделав крутой вираж, помчались ему навстречу. Он бросил руль и взял наизготовку автомат. Так… Остальные тоже стали разворачиваться.

Бгамбгамбгам… — плевались они пулями друг в друга, но оба пока оставались живы.

Наверное, очень бросает на ухабах… Черт! Тот дерьмовый наездник, все еще невредимый, возвышался над седлом проклятых саней. Ну, недолго, парень, тебе осталось! Бгамбгдмбгамбгам… опять мимо!

— Твою мать, — процедил Джон сквозь сжатые зубы и снова спустил курок.

Бгамбгамбгамбгам!!! Ни хрена!

И тут остальные присоединились к первому. Они устроили какой-то санный хоровод! Катаясь по кругу, поливая его огнем, террористы сжимали и сжимали кольцо^ а он ничего не мог сделать. Сколько Маклейн не стрелял, всё пули ложились мимо цели.

— Ааааааааа!!!!! — взревел он и, нажав на газ, рванул из этого проклятого кольца.

Сани дёрнулись и встали на одну лыжу, когда Джон слишком резко вывернул руль.

И тут оказался проклятый сугроб. Маклейна вынесло прямо на него, швырнуло вверх…

… Пуля Стюарта пробила бак, когда он был в воздухе.

Когда этого сукиного сына выбросило вверх, полковник выстрелил ему прямо в бок. Чтобы не рисковать… Чтоб наверняка… Чтоб он сгорел к такой-то матери!

— Лааааааа!!! — пронеслось над ними, и грохнул взрыв. Бак рванул так что генерал даже поморщился. Огненный клубок пролетел еще несколько ярдов и рухнул где-то за кустами.

— Думаю, этого, ему хватит, чтобы сдохнуть, — спокойно сказал Стюарт, глядя на догорающую машину. Поехали.

Маклейна отшвырнуло взрывной волной на кусты, и это спасло ему жизнь.

Он лежал в снегу с окровавленным лицом и рукой и стонал:

— Господи, что же это у меня с глазами? Господи…

Джон приподнялся и провел ладонью по лицу… Вроде; все на месте..

«Хеклер» отбросило от него на несколько футов вперед. Сзади догорали сани. Маклейн пополз к автомату, превозмогая боль, которая теперь уже прочно поселилась в его теле.

Он не мог промахнуться! Стрелять почти в упор по такой огромной и неподвижной цели, как Стюарт, — очередью, и ни одного попадания! Этого просто не могло с ним случиться, если только не повреждены глаза.

Дрожащей рукой Джон схватил торчащий из снега ствол и потянул на себя. Потом выдернул обтянутую синей лентой обойму…

О, боже! У него перехватило дыхание…

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Они стояли на опушке леса, окружавшего взлетное поле — генерал Эсперансо, полковник Стюарт, Гарри Краун и Артур Бакер — все, кто уцелел из команды на этот час.

— Внимание, башня Далласа! — Стюарт сжимал радиотелефон черной перчаткой, скрывающей уродство шрамов, которые он тоже заработал на службе отечеству. — Это полковник Стюарт! — он впервые представился своим именем, так как это уж ничего не меняло. — Наш самолет готов?

Его голос разносился по всему КДП.

— Да, он в одиннадцатом ангаре. Этот «Боинг» легче всего вывести на взлет, — Дрюдо старался говорить спокойно, все еще надеясь, что эти ублюдки, наконец, уберутся отсюда, не натворив еще больших бед.

— Пришлите техников, чтобы они проверили готовность самолета, — жестко сказал полковник.

Команда майора уже сидела в будке грузовика.

В церкви работали техники, полиция и еще масса всякого народа топталась вокруг. Здесь были и репортеры, которые мешали всем, выспрашивая и вынюхивая, жадно ловя обрывки разговоров.

Грант сидел в наушниках рядом с радистом, настроившим рацию на волну башни. Он и так был в ярости, а услышав слова Стюарта, взорвался окончательно.

— Дрюдо! Вы что, верите словам этого ублюдка? — заорал майор в микрофон. — Полковник, вы сами в состоянии оценить техническую готовность самолета. Не заставляйте нас поставлять вам бесконечных заложников!

— Майор Грант? — спросил Стюарт, и по голосу чувствовалось, что он улыбается.

— Ты вспомнил меня, полковник! Так ты, наверное, помнишь и на что я способен. Залезай в свой чертов самолет! — и щелкнул тумблером. Потом повернулся ко всем, кто спал у машин, и добавил: — Я собственными руками оторву башку этому Стюрту.

Лорензо, открыв рот, смотрел на майора. Он стоял у машины, ловя каждое слово Гранта. Вот это парень! Как вмазал чертову полковнику! Конечно, он, наверняка, выдерет ему задницу!

— Лорензо, — прервал майор размышления капитана. — Возвращайтесь в аэропорт. Смотрите, чтобы там все было нормально. И пусть никто не высовывается, если начнется заваруха. Проследите, чтобы нам никто не мешал. Мы со всем справимся сами.

— Понял, — вытянулся капитан, с восторгом глядя на бравого майора.

— Отлично. Поехали.

И машина помчалась к одиннадцатому ангару на «героическую битву с террористами».

Лорензо проводил их взглядом и бросился исполнять приказание Гранта:

* * *

— Слушай, что за чушь ты там несешь! Это же несерьезно!

Рубен Пенейро, редактор «Ночных новостей»; высокий мексиканец с худощавым лицом; стоял у Монитора в студии «Вашингтонских новостей» и слушал бред Ричарда Торберга; или Дика, как его звали все, с одним желанием — поскорей избавиться от этого болтуна»

Через пять минут эфир, еще неизвестно, какой материал давать, в студии полно людей, и каждый лезет со своими шутками и вопросами, он не успел поужинать, Мэри, их секретарь, только что принесла ему сэндвичи и горячий кофе, а этот кретин болтает что-то о каких-то террористах, которых увидел; скорее всего, во сне. — Рубену никогда не нравился этот не слишком чистоплотный парень, который мог копаться в любом Дерьме, лишь бы выудить оттуда дешевую сенсацию. И теперь он звонит из самолета и хочет, чтобы кто-то поверил в его горячечный бред.

Ричард сидел в туалете перед плевательницей с телефонной трубкой в одной руке, а другой зажал хвост жар-птицы — магнитофонную запись с обращением главного инженера башни Далласа к командирам кораблей. Конечно, он предполагал, что Рубен ему не поверит! Они там, на земле, ни хрена не знают, что происходит у ник под носом! Естественно, им и в голову не может прийти, что кто-то мог так отлично сработать вдали от места событий.

Глаза его сияли, и по всему телу бегали восхитительные мурашки предвкушения славы.

— Это же несерьезно* г — повторил Рубен.

— Я ничего не выдумываю. Хочешь доказательства, вот они. — Дик нажал клавишу воспроизведения и прижал магнитофон к трубке.

…Террористы вывели из строя все системы посадки, — услышал Рубен и задохнулся дымом сигареты. — Армейское подразделение прибыло, чтобы нормализовать обстановку…

— Господи, — прошептал он.

— Пустите меня в эфир! В самой ближайшей передаче! — настаивал Дик.

Все, кто находился в студии, слышали голос, доносившийся из динамика. И поэтому повторять просьбу не пришлось.

— Хорошо, хорошо. У нас есть пять минут. — ответил

Рубен и тут же отдал команду: — Выход в эфир через пять минут.

— Ну вот, и мой звездный час пришел.

Ричард устало откинулся на сливной бачок, достал сигарету и с удовольствием закурил, глядя блаженно-отсутствующим взглядом на плевательницу, которая возвышалась на тонкой ножке, как кубок победителю.

Завтра, нет, сегодня, о нем заговорит вся страна. Люди будут узнавать его на улице… Это вам не какая-нибудь Саманта Коплент..

Завтра…

* * *

Грузовик слегка трясло на ухабах, и при каждом броске дружный смех оглашал фургон.

Настроение у всех было прекрасное. Операция завершилась удачно. Все целы, все здоровы и скоро прибудут к финишу.

Майор Грант повернул голову и посмотрел на сидящего рядом радиста. Что-то не нравился ему этот парень! Не было в нем настоящего задора. Когда в команде появляется новичок, всегда сложно, а этот…

— Слушай, не хочешь поменяться? А? Я буду заниматься рацией, а ты — захватывать равных придурков! — весело спросил он.

Воздух буквально взорвался от могучего хохота, вырвавшегося из двадцати здоровых молодых глоток.

Парень пожал плечами, но ничего не ответил. Он продолжал сидеть, уставившись прямо перед собой застывшим взглядом.

Майор взглянул на часы.

— Пять минут… Через пять минут мы к ним присоединимся.

И снова веселый смех огласил фургон.

— Вы в этом уверены? — раздался тусклый голос радиста. И совсем тихо добавил: — Предатели…

Майор обладал отличным слухом. Он достал пачку сигарет и угостил всех. Потом протянул одну соседу…

Тот, поколебавшись, принял подарок и полез за спичками.

— Уверен, — спокойно сказал Грант. — Но только сначала… — он нагнулся и вытащил из карманчика-чехла, пришитого с внешней стороны брюк у голени, кинжал с длинным острым лезвием. — Я сделаю вот так, — и он резко провел по худой шее парнишки от уха по уха.

Радист удивленно распахнул глаза, как бы не понимая, что, собственно, произошло. Голова его дернулась назад, обнажая красную плоть. Потом из рвущегося горла раздался отвратительный хрип и кровь, особенно алая на белоснежном фоне маскировочного костюма, хлынула на грудь.

Майор вытер о костюм юноши испачканный нож и вложил его в карманчик. Потом достал вафлю и спокойно стал жевать, невозмутимо оглядев остальных, нет ли сочувствующих.

Если кто-то и думал иначе, он постарался спрятать свои мысли подальше. Никому не хотелось повторить участь парня, который посмел невовремя открыть рот и за это навсегда закрыл глаза…

Майор дожевал и посмотрел на часы.

В ту же секунду заработала рация.

— «Фалькон», это майор. — сказал он спокойно. — Все идет по расписанию. Все на местах.

Они были уже в ангаре.

«Боинг-747» стоял заправленный, ожидая пассажиров, чтобы унести на своих крыльях из этой враждебной для них страны.

Люди рядом с этой громадиной казались маленькими букашками, копошащимися у ног исполина.

— Отлично, — сказал Эсперансо, спускаясь по трапу. — Я думаю, они выполнили все условия. Сейчас главное — выбраться, наконец, отсюда.

— Все будет о’кей, генерал. Пока мы не взлетим, они не смогут посадить ни один самолет, поэтому в их же интересах, чтобы мы отчалили как можно скорее.

Он достал рацию и вызвал машину.

— Все на местах, — закончил майор бодрым тоном.

— Отлично, майор. Мы здесь в безопасности. Даем вам зеленый свет. Повторяю, зеленый свет.

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Редакция гудела от жуткого сообщения Ричарда Торберга. Все носились по студии взмыленные, не зная, за что раньше схватиться.

— Быстрей, быстрей! — командовал Рубен, хватая за руку диктора и устраивая ее перед камерой.

Девушка сопротивлялась.

— Дай хоть причесаться, полоумный!

— У кого есть расческа? Дайте ей быстрее расческу! Между прочим, могла бы это сделать и раньше, а не распивать кофе до последнего!

Дикторша схватила протянутый ей гребень и провела пару раз по волосам.

— Так, включаю!

Оператор вытянул перед собой руку, сосчитал:

— Раз, два, три! — и дал отмашку.

Над камерой вспыхнул зеленый огонек.

— Внимание, специальный выпуск новостей, — начала диктор, глядя прямо в камеру, проклиная себя в душе за то, что забыла подкрасить губы.

Люди уже немного успокоились после сообщения об аварии. Жизнь есть жизнь, и что бы ни случилось, а она продолжается.

Кто-то ужинал в кафе, кто-то пил в баре. Некоторые, устроившись в креслах, обсуждали происшедшее, но уже не так нервно, как вначале. Ожидание утомило всех, так как близилось утро, и на страсти больше не хватало сил.

По телевизорам, установленным в зале, шла какая-то развлекательная программа…

Господи, когда же кончится эта страшная ночь?

Концерт завершился, и на экране появилась заставка: «СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК НОВОСТЕЙ».

Молодая симпатичная девушка, со слегка встрепанной прической, возникла на экране и прошелестела:

— ВНИМАНИЕ! СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК НОВОСТЕЙ!

Марвин отдыхал.

У него не было телевизора, и никакие катаклизмы не потрясали его подземное царство. Правда, сегодня здесь; пару раз возник полицейский^ но, слава боту, все обошлось, если ни считать того, что этот ненормальный чуть: не застрелил его по ошибке.

Он только что сменил пластинку, тихо подсвистывая Нату Колу, который очень просил кого-то там вернуться и никуда больше не уходить. Осторожно взяв двумя пальцами за Центр диска, чтобы, не дай бог, не засалить дорожки, он укладывал в конверт Эллочку, когда на лестнице что-то загрохотало, и в подвал, буквально кубарем, скатился тот самый полоумный коп. Он растянулся на полу, весь окровавленный, в разорванной до пупа рубахе, и вообще, черт знает в каком виде.

В раненой руке парень сжимал автомат.

— Боже мой! — выдохнул Марвин и бросился на помощь. — Офицер, откуда же ты свалился?

Джон приподнялся, сел и замотал головой, тяжело дыша открытым ртом.

— Тебе помочь,? Посмотри, А каком ты виде! В хорошей же переделке ты побывал, должно быть?

Маклейн не мог~. произнести ни Слова. Он только смотрел на этого смешного человечка, который пытался привести его в чувства, и хватал воздух, пытаясь отдышаться.

Твою мать! Из тысяч людей, работающих здесь, только этот чудак постоянно помогает ему! Никто даже слушать его не хочет. В этот момент Джон позабыл о Соле Барни…

— ВНИМАНИЕ! СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК НОВОСТЕЙ!

Все лица повернулись к огромному экрану. Кто-то еще продолжал жевать, кто-то пить, но разговоры смолкли.

— НЕСКОЛЬКО МИНУТ НАЗАД ПОТЕРПЕЛ КАТАСТРОФУ САМОЛЕТ В АЭРОПОРТУ ДАЛЛАСА. ОСТАЛЬНЫЕ САМОЛЕТЫ НАХОДЯТСЯ В ВОЗДУХЕ. ОТ ОФИЦИАЛЬНЫХ ЛИЦ НЕ ПОСТУПИЛО НИКАКОЙ ИНФОРМАЦИИ. А СЕЙЧАС МЫ ХОТИМ ПРЕДСТАВИТЬ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ РЕПОРТАЖ НАШЕГО КОРРЕСПОНДЕНТА, КОТОРЫЙ НАХОДИТСЯ НА БОРТУ ОДНОГО ИЗ САМОЛЕТОВ.

В левом верхнем углу экрана возник портрет взъерошенного молодого человека с удивленными круглыми глазами и полуоткрытым ртом. Под фотографией была надпись: РИЧАРД ТОРБЕРГ…

— Я ОДИН ИЗ ТЫСЯЧИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ КРУЖАТ СЕЙЧАС В САМОЛЕТАХ НАД СТОЛИЦЕЙ. МНОГИЕ СЧИТАЮТ, ЧТО ЭТО ОБЫЧНАЯ ПРОБЛЕМА, НО ПРАВДА ДАЛЕКА ОТ ВАШИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ. ИСТИНА УЖАСАЮЩА.

В его голосе звучали трагические нотки. Чувствовалось, что этот мужественный человек собрал всю свою волю, чтобы оставаться спокойным и раскрыть миру глаза на лицемерие и ложь официальна лиц.

Фотография увеличилась и физиономия занята весь экран.

— ЭТО ЗАПИСЬ РАЗГОВОРА МЕЖДУ ГЛАВНЫМ ИНЖЕНЕРОМ БАШНИ ДАЛЛАСА И КАПИТАНОМ ОДНОГО ИЗ САМОЛЕТОВ…

— Посторонись! Осторожней, посторонись!

По главному терминалу мчался красный электрокар, на котором стояли лысый рабочий в комбинезоне и окровавленный человек с автоматом. Вид у последнего был устрашающий.

Они орали и размахивали руками, стараясь не задеть никого из находящихся в зале людей.

— Осторожней! С дороги! С дороги!

Ожидающие отскакивали в стороны, уворачиваясь от столкновения. И снова сливались в гудящую толпу, как только кар проезжал дальше. Отовсюду неслись возмущенные крики.

— Ненормальные!

— Разъездились здесь!

— Куда смотрит администрация?!

В участке царила суматоха. Одни полицейские входили, другие спешили выйти, уже получив указание начальства.

— Я сказал — всем! ВСЕМ заниматься этим! У нас нет времени! — орал Лорензо в телефон. Стоя у письменного стола в своем кабинете.

Вдруг за дверью раздался страшный грохот.

— Все! — крикнул капитан и, бросив трубку, выскочил из кабинета.

И тут Лорензо увидел этого ненормального из Лос-Анджелеса!

— Маклейн! — заорал он, брызгая слюной. — Ты что, спятил? Въезжать сюда на этой штуке?! — казалось, он сейчас от гнева затопает ногами.

Маклейн ничего не слышал, — Он смотрел на «козла», который побагровел, как свекла, и что-то орал ему, выпучив побелевшие глаза.

— Где ваши люди? — г наконец спросил он.

— Они пытаются разминировать аппаратуру в церкви.

— Это здорово! А минеров здесь нет? Вместо того, чтобы бороться с террористами…

— Сейчас майор с ребятами уже в пути. Они возьмут этого сукиного сына с минуты на минуту! — Лорензо вспомнил замечательную команду Гранта.

— Они не будут его брать! Они просто улетят с ними! Ты хочешь спасти ситуацию? Быстро отправь туда своих людей!

— Ты что, совсем чокнулся? — Лорензо искал подходящие слова, но они выветрились из головы, и она наполнилась звоном, как пустой котел.

— Капитан, подумай хоть один раз головой, — продолжал Джон, страстно желая достучаться до этой тупой башки. — Почему никто не погиб у церкви, хотя все поливали друг друга огнем, как из лейки цветы? Почему дали уйти аэросаням? Почему твой майор не нашел здесь абсолютно ничего, кроме того, что было уже известно?

Лорензо не терпел, когда с ним спорили. И он привел единственный возможный для него аргумент:

— Маклейн, ты мне надоел! Ты арестован!

Он выхватил из-за пояса наручники и шагнул к Джону.

Нет, эта дубина так ничего и не поняла. Ни одна извилина (а, похоже, она была у него единственная) даже не потрудилась шевельнуться.

И Джон вспомнил, КАК с Лорензо разговаривал майор Грант: этот ублюдок уважал только СИЛУ.

Он поднял автомат и с ненавистью выпустил очередь прямо в ненавистную багровую рожу.

Лорензо сжал голову руками и скрючился…

Девушка-секретарша спряталась под столы…

Полицейские, а их здесь было трое, мгновенно выхватили «кольты» и направили их на Маклейна, приготовившись стрелять.

«Ну что, согнулся ублюдок!» — промелькнула злорадная мысль у Марвина.

Но ничего не произошло. Лорензо медленно опустил руки и выпрямился. Он стоял с бледным, как полотно, лицом, стараясь овладеть своим трясущимся телом…

Джон выхватил обойму и, отшвырнув автомат в сторону, зло протянул ее капитану.

— Видишь, что использовали эти ребята из спецподразделения? Холостые патроны!

— Господи! — пролепетал Лорензо.

Он бросился к телефону и, все еще с опаской поглядывая на Маклейна, заорал в трубку:

— Говорит Лорензо! Все офицеры полиции должны явиться ко. мне в полной боевой готовности через пять минут!

Отдав приказ, он снова почувствовал себя уверенней. Капитан выхватил из кобуры «специальный полицейский» и вогнал туда обойму.

— Настало время вздрючить этих' ребят как следует! — сказал он и, решительно вздернув подбородок, бегом бросился к выходу.

— Ага! — радостно завопил Марвин, взметнув вверх сжатый кулак. — Вот такими же и мы были!

Сейчас он был счастлив. Это он привез сюда на каре этого отличного офицера. Это он помог ему уничтожить бандитов на башне, указав дорогу. Это он направил его на взлетную полосу! А значит, и его будет заслуга, если разделаются с этими засранцами!

* * *

В аэропорту творилось что-то невообразимое. Люди, побросав сумки, пытались вырваться наружу, все равно куда, лишь бы подальше от этого страшного, проклятого богом места.

Они бежали, не видя ничего вокруг. Толпа, сминая все, что попадалось на ее пути, рвалась к выходу.

Какая-то девушка упала, и парень, что был с ней, попытался ее поднять, но их повалили, и целое неуправляемое стадо, пронеслось прямо по ним.

Молодая женщина поставила ребенка на стол, и мальчишка визжал над матерью, размазывая по щекам слезы. Она пыталась заслонить сына от обезумевшей толпы, выставив перед собой руки.

Старушка присела на скамейку и поджала ноги, чтобы ее не растоптали…

И над всем этим гремел голос Ричарда Торберга:

— ДО СИХ ПОР БАШНЯ НЕ МОЖЕТ УСТАНОВИТЬ КОНТРОЛЬ НАД СИТУАЦИЕЙ. ТЕРРОРИСТЫ ОБЕЩАЮТ ДАЛЬНЕЙШЕЕ УЖЕСТОЧЕНИЕ МБР, ЕСЛИ ГЕНЕРАЛУ ЭСПЕРАНСО НЕ БУДЕТ ПРЕДОСТАВЛЕНА ВОЗМОЖНОСТЬ УЛЕТЕТЬ! СЕЙЧАС СИТУАЦИЯ В АЭРОПОРТУ НАПРЯЖЕННАЯ. ПРИБЫЛА СПЕЦИАЛЬНАЯ КОМАНДА, АРМЕЙСКИЙ ОТРЯД. СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА УЖЕ БЛИЗКА,

А она уже шла. Эта схватка. Здесь, в переполненных залах, где каждый боролся за свою жизнь, пытаясь вырваться даже ценой чужой жизни.

Бледный Дрюдо стоял в башне и с ужасом смотрел на — мониторы, где было видно все, что происходит в терминалах.

— Этот тупой сукин сын — помешанный! Что же он наделал?!! Он передает это на весь аэропорт!

А над его головой «сукин сын» вещал с экрана телевизора:

— СИТУАЦИЯ ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛАЯ, И В НЕБЕ, И НА ЗЕМЛЕ. ЗАДУМАЕМСЯ ОБО ВСЕХ ЛЮДЯХ, КОТОРЫЕ НАХОДЯТСЯ В АЭРОПОРТУ. ИХ МИРНЫЙ ПРАЗДНИК ПОД УГРОЗОЙ!

Уже летели стекла у дверей. Кто-то споткнулся и упал лицом вниз. Сзади надвигалась ревущая и визжащая толпа. Вот упал второй, третий… И уже не различтить ни голов, ни ног в этой куче истерзанных тел, по которой шагают другие люди, давя и топча их…

Холли застыла в кресле.

Вначале она слушала музыку, звучавшую в наушниках плейера. Но вдруг на экране возникло знакомое лицо ублюдка Дика. И до нее дошло, ЧТО он говорит!

Господи, вот почему не отвечал Джон на ее вызов!

А эта тварь все вещала и вещала своим гнусным голосом. И Холли поняла, ЧТО он делал в туалете! А что такое паника, она, прекрасно знала. Это они уже проходили ровно Род назад.

Соседки не было, очевидно, она куда-то отошла.

Холли тихонько потянулась к ее сумке, лежащей на столике, и осторожно достала шокер.

«Ну, негодяй, я предупреждала, чтобы ты никогда не появлялся ближе пятнадцати ярдов от меня!»

Перепуганная мать тащила за руки мальчика и девочку. Они упирались. И та, почти сходя с ума от страха за детей, волокла их по терминалу, едва не выворачивая руки.

Уже снесли рождественские елочки, которыми недавно любовались, на полу валялись потерянные шарфики, сумочки, саквояжи. А ревущая толпа продолжала напирать, как будто сюда, в здание аэропорта, набилось все человечество земного шара.

— Пропустите! Пропустите! — орал Лорензо, пробираясь сквозь живую стонущую массу. — Пропустите! Полиция!

Но его никто не слушал. Их зажали и, словно волной, вынесли в проем, бывший когда-то дверьми.

Выбравшись на привокзальную площадь к полицейским машинам, Лорензо орал, пытаясь перекричать рев толпы.

— Все слушают меня! Четвертое подразделение, по, машинам! Нааапрааавляяяееемсяяя к одиннадцатому ааангааруу! — и, увидев Джона, который продирался через лес хватающих рук, позвал: — Маклейн, садись в ту машину! Быстро! — и бросился к дверце у кресла водителя.

Сейчас не время было сводить счеты и выяснять отношения.

Джон забрался на переднее сиденье с другой стороны, где уже кто-то сидел.

— Маклейн, познакомься с моим братом, — предложил Лорензо. трогаясь с места.

Джон повернул голову.

Нет, у этого «козла» братом мог быть только «козел»!

Толстая рожа с поросячьими глазками, незабываемая, самодовольная, повернулась к нему и, поджав губы, кретин, который оштрафовал его и арестовал тещину машину, гнусавым голосом произнес:

— Счастливого Рождества; — и дохнул джином.

— Привет, — буркнул Джон.

«Нет, это не я добру», — подумал он, и их машина, которая была головной, врезалась в такси, переполненное убегающими от беды людьми.

— Черт! Что это такое?! — завопил Лорензо и выскочил на площадь. — Убирай свою дурацкую машину к черту! Какого хрена ты сюда попер! Что, совсем мозги пропил?! Убирайся, быстро! Слышишь?! Немедленно!!!

Брат тоже выкатился, и они вдвоем, ругаясь по-итальянски, бегали вокруг такси, пинали его ногами и толкали, стараясь убрать с дороги.

Брат потерял в пылу борьбы фуражку и сверкал своей лысиной, такой же, как у Лорензо, только чуть пообъемистей,

— Убирайся с дороги, сволочь! — налегал он плечом на покореженную машину.

Джон открыл дверцу и выскочил наружу.

Толпа забила всю площадь, и теперь машинам не вырваться из этого плена. А у них совсем не оставалось времени. Еще пару минут, и всеооо! Эти ублюдки улетят!

— Эй, Коплент! Саманта Коплент! — заорал он, увидев вдали знакомую челку и руку с микрофоном, который она даже сейчас умудрялась подсовывать людям. — Коп-лееееент! Саманта Коплент! — все кричал он, пытаясь пробиться сквозь людской поток.

Она-то ему и нужна! Джон сам видел вертолет с белой надписью на зеленом округлом борту:

«НОЧНЫЕ НОВОСТИ».

Саманта, наконец, услышала призыв. Пару раз подпрыгнув, она увидела спешащего к ней Джона Маклейна, у которого хотела получить интервью, а услышала лишь три слова: «Иди к такой-то матери».

— Хей! — крикнула она и помахала рукой. — Я здесь!

Никогда ему еще не давали столько времени в эфире!

Ричард был счастлив. Он говорил и говорил, упиваясь своей значимостью. Простой репортер, которому каждый мог заткнуть рот, в центре внимания всей страны.

Перед унитазом, на котором восседал Торберг, висело зеркало, и он внимательно всматривался в свое лицо, придавая ему то угрожающее, то саркастическое выражение.

— И все мы, фактически, являемся, заложниками террористов, Мне не особенно нравится сейчас находиться в воздухе. И совсем не хочется отдавать свою жизнь и талант, — здесь он встряхнул головой, как бы отбрасывая назад волосы, — ради желаний каких-то сумасшедших людей. — Ричард выдержал трагическую паузу. Он медленно поднялся и встал во весь рост. — Может быть, это мой последний репортаж.

— Ты прав, Дик, — услышал он и свалился от сильного удара.

Холли быстро объяснила Кэт, что происходит, и девушка ни секунды не колеблясь, согласилась сделать все, что предлагала «потрясающая леди». Она открыла служебным ключом дверь туалета и, когда этот хлыщ, урод, идиот ненормальный вещал на всю страну: «МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО МОЙ ПОСЛЕДНИЙ РЕПОРТАЖ», Холли ткнула в него шок ером соседки, от которого «маленькая собачка хромала неделю».

Выпученные глаза тупо пялились в какую-то точку на стене.

Растеряв свое величие, Торберг, скрючившись, сидел у подножия унитаза, выронив из онемевшей руки трубку. Вторая рука, с диктофоном, уютно покоилась на сливном бачке.

Торберг почему-то замолчал. В студии на мгновение повисла пауза и, еще не соображая, что же произошло, (может, самолет потерпел катастрофу), главный редактор «Ночных новостей» закричал в трубку:

— Дик! Ты где, Дик?! Где ты сейчас?

— Валяется в, сортире, в обнимку с унитазом, — ответил женский голос. Потом на секунду снова наступило молчание, и тот же голос добавил: — Передача окончена.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Полковник Стюарт и генерал Эсперансо отдыхали в салоне самолета. Внизу суетились люди, проезжали автокары, шли последние приготовления я полету.

— А этот Маклейн — крепкий орешек, — задумчиво проговорил Эсперансо. — Жаль, что он не был в вашей команде, полковник.

— Теперь он будет служить в другом полку, — Стюарт ухмыльнулся. — Да, этот ублюдок чуть не сорвал нам операцию…

В этот момент запищал зуммер.

— Полковник, подъехала машина, — отрапортовал Гарри Краун.

— Отлично. Открыть ворота, — приказал Стюарт и улыбнулся генералу. — Все по расписанию. Работаем по часам.

Он легко поднялся и пошел к выходу.

Полковнику казалось, что он сбросил пару десятков лет. Стюарт вновь чувствовал себя молодым парнем, перед которым открываются все дороги.

Он остановился на верхней площадке трапа и сверху наблюдал, как огромные многотонные створки ворот ангара поехали в стороны, пропуская внутрь военный грузовик с командой майора Гранта.

— Какая потрясающая история, — захлебываясь от возбуждения тараторила Саманта Коплент, едва поспевая за Маклейном, г- Я бы такую никогда не придумала! — ффф, — нижняя губа послала вверх струю воздуха, и челка задорно взлетела надо лбом.

— Ее придумал человек, которого я ищу.

Маклейн пробивался сквозь бегущую толпу, которая хотя немного и поредела, но все же была достаточно плотной.

Люди продолжали кричать и звать друг друга. Растерянные, несчастные, раздавленные ожиданием чего-то страшного, они неслись, не зная, где искать спасения.

И все из-за того негодяя! Нужно было свернуть ему башку еще год назад, там, в Лос-Анжелесе! Эта кукла, тоже, наверное, не лучше… Но сейчас она была единственным человеком, который мог ему помочь.

Генерал и полковник еще спускались по трапу, а майор, лихо спрыгнувший с машины, уже спешил к ним с широкой улыбкой на плоском лице.

— Полковник! — Грант щелкнул каблуками и взметнул к виску руку. — Если можно так выразиться, вы проделали отличную работу!

— Спасибо, майор, — весело ответил Стюарт. — Ты сам отличный парень. — Он пожал протянутую руку и обнял Гранта, одобрительно похлопав по спине.

— Поздравляю с освобождением, генерал!

— Спасибо, майор, Но настоящее освобождение наступит, когда мы все будем на свободе.

Гарри Краун и Том Байер стояли рядом с полковником. Они имели на это право, как люди, исполнившие самую тяжелую часть операции.

Все, кто прибыл на машине, уже выстроились за майором, крепко сжимая в руках автоматы.

Стюарт окинул их взглядом. Молодые, здоровые „не ведающие сомнений, готовые на все, на любое.

Он не позволил себе закончить эту мысль.

— Поздравляю вас, джентльмены! — его голос звучал торжественно v— Поздравляю с очередной славной победой в вашей жизни. Я горжусь вами! — он секунду помолчал и уже нормальным тоном произнес: — А теперь, все в самолет.

И пошел, пропустив вперед генерала, вверх по трапу, не желая задерживаться в этой стране ни одной лишней минуты. И, словно стадо за вожаком, за ними затопали остальные.

Все. Они отряхнули прах этой земли со своих ног.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Маленький, похожий на головастика, вертолет с надписью «Ночные новости» на округлом боку легко оторвался от земли. Сделав небольшой вираж, он ринулся в снежную пелену, пробиваясь к одиннадцатому ангару. Винты месили плотную белую массу, и «чоппер» то и дело швыряло из стороны в сторону,

Саманта Коплент сидела сразу на двух креслах. Вернее сказать, между двух кресел, так как на одном из них восседал Ароне со своей камерой, а на другом — Маклейн. Но это не мешало ей наслаждаться полетом. Она абсолютно не реагировала ни на какие рывки их милой букашки, как Саманта называла вертолет, и удивленно прислушивалась к странным звукам, рвущимся из горла полицейского. Что-то между «Ы» и «Уы»!

Пилот усмехнулся.

— Что, ковбой, укачивает? — спросил он, не поворачивая головы.

— Да, не люблю летать, — сдавленно ответил Маклейн.

— Так что же ты здесь делаешь? — в голосе Майка, так звали лётчика, звучало неподдельное удивление. — Летаю. Потому, что я не люблю проигрывать, еще больше, чем летать, — Джон с трудом загнал обратно рвущийся из живота к горлу тугой ком.

Быстрей… Быстрей… Нельзя дать уйти этим сволочам… Они должны за все ответить.

— Сколько снега! Я, наверное, за всю жизнь столько не видел, — Грант смотрел на равнину за окном иллюминатора.

Он сидел за спиной генерала, который уверенно вывел самолет из ангара.

Все поле с рулежными дорожками и взлетными полосами было покрыто белоснежной праздничной скатертью. Заносы и сугробы отсюда не различались, и оно казалось совершенно гладким, без складок и морщин, Гранту почудилось, что такое великолепие он никогда больше не увидит.

И, словно проникнув в его мысли, с кресла второго пилота хохотнул Стюарт:

— Да, тебе придется в тропиках обходиться без него.

Он не был сентиментальным, этот полковник. И предпочитал провести остаток жизни среди вечной зелени в Банановой республике, которую они сделают достойной страной, черт возьми, чем прозябать здесь.

— Не волнуйтесь, майор, мы его импортируем для вас, — улыбнулся Эсперансо. Это была первая улыбка с тех пор, как он приземлился в аэропорту Далласа.

Турбины ровно гудели, заглушая бурное веселье, царившее в пассажирском салоне.

Парни Гранта хлопали друг друга по спине и плечам, трясли руками в крепком пожатии и радовались, как дети, которым удалось увильнуть от наказания.

Здоровенный «борец с террористами», раскачиваясь от легких толчков самолета, подсел к Гарри Крауну. Тот расположился у прохода, удобно развалившись в кресле, и с наслаждением курил сигарету с травкой, позволив себе расслабиться. Теперь он имел да это право.

— Поздравляю, парень. Отлично сработали.

— Угу. — промычал тот и сделал новую затяжку. И вдруг расхохотался, обнажив крупные пожелтевшие зубы.

Смейся, сука. Том отвернулся к иллюминатору. Этому засранцу наплевать на всех. То, что погибли Нил и другие ребята, его совершенно не трогает. Лишь бы собственная паршивая задница была целой. Ублюдок. И полковник такой же. Ну ничего, скотина, мы еще не попрощались. Еще, как говорится, не вечер.

— Смотрите! Смотрите! — закричала Саманта. — Вон они!

Маклейн. уже тоже заметил их.

Огромный «Боинг-747» медленно полз по рулежной дорожке, пробираясь к взлетной полосе, как гигантское чудовище, выбирающееся с тесной тропы на просторную дорогу.

Они надеются уйти, подонки! Оставив здесь кровавое месиво, оставив костлявую поднимать остальные самолеты, которые еще кружат над аэродромом, эти шакалы уходят!

— Так, догони его! — заорал Джон, чувствуя, что его скулы сводит от ненависти. — Выйди ему во фронт иди бей в хвост! Но делай что-нибудь! Снижайся!

— Это невозможно, Маклейн! — ответил пилот, стараясь перекричать шум мотора, — Я, конечно, сумасшедший, но не до такой степени! Как ты себе это представляешь? Да от нас мокрого места не останется, а этот мастодонт даже не почувствует нашего комариного укуса!.

Майк, в отличие от Джона, был трезвым парнем. И перспектива валяться обгоревшим среди останков их маленького «чоппера», даже в такой прекрасной компании, ему не. улыбалась.

— Господи, но нужно же что-то делать! — Простонал Джон.

— БАШНЯ ДАЛЛАСА, — прозвучал в наушниках пилота чей-то голос. — БАШНЯ ДАЛЛАСА. ОТВЕЧАЙТЕ. ГОВОРИТ БОРТ 094.

Джон побледнел, он знал, чей это самолет.

— ОТВЕЧАЙТЕ. ГОВОРИТ БОРТ 094. У НАС КОНЧАЕТСЯ ТОПЛИВО. МЫ ВЫНУЖДЕНЫ СОВЕРШИТЬ ЭКСТРЕННУЮ ПОСАДКУ. МЫ САДИМСЯ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ.

Дрюдо стоял, склонив голову; и тяжело молчал. И все, кто был в КДП, тоже молчали. Они ничем не могли помочь этим несчастным. Теперь все во власти божьей.

— Да поможет вам бог, — прошептал Сол Барни, уставившись на темное заснеженное поле. В его глазах стояли слёзы/ и от этого они казались бездонными черными озерами на измученном лире.

— Этот самолет сейчас рухнет на землю, — тихо сказал пилот.

— Это самолет моей жены. — эхом ответил Маклейн.

И все повернулись к нему.

Говорят, перёд смертью человек видит всю свою жизнь, словно её прокручивает на кинопленке. Джон увидел ИХ С ХОЛЛИ жизнь. Всю. С первой встречи. С робкого поцелуя… Рождение детей… Ее отъезд в Лос-Анджелес. Их рождественскую встречу и примирение… Страшную схватку с террористами, захватившими здание фирмы «Накатоми»… Ее испуганные глаза, когда она волновалась за него, стоя полу заду шейная с приставленным к виску пистолетом, в лапах вождя этих ублюдков… И последнюю их ночь, когда он просил ее Лететь в Вашингтон…

Какая-то жуткая тоска захлестнула его, словно огромная волна в море во время шторма. Она накрыла Джона не дакая дышать… и нужно было собрать все силы, чтобы сбросить ее, выйти из оцепенения…

— Так… — Он приложил руку к лицу н с силой провел по нему Ладонью, оттянув вниз щеки, словно стараясь снять с себя отвратительную липкую маску. — Зависни над ним.

Нет, ребята, все не так просто, как вам кажется… Не так просто…

* * *

Тоненькая стрелка нервно прыгала на нулевой отметке. Все, кто сидел в кабине, как зачарованные уставились на нее, не понимая, каким чудом они ещё держатся в воздухе. Все. Если немедленно не посадить самолет, он может сорваться в черную пропасть в любую секунду. И Мэл Огилви решился.

— …БАШНЯ ДАЛЛАСА. МЫ САДИМСЯ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ…

Он тяжело вздохнул и переключил микрофон на внутреннюю связь.

Ни у кого из пассажиров не оставалось иллюзий относительно причин задержки — по телевизору сообщили, что происходит внизу. Теперь они знали, что их жизнь сейчас в руках Господа и командира корабля. Все сидели притихшие, вжавшись в кресла. Никто не разговаривал, и только р конце салона тихо плакал ребенок.

Неужели это конец? Господи, как все глупо. Как ничтожна человеческая жизнь. Кто сказал, что все зависит от тебя, и человек имеет свободу выбора? Выбора чего? У них выбора не было.

Холли с тоской смотрела в иллюминатор, на огни других самолетов, в которых сидели еще тысячи несчастных, и у них ТОЖЕ НЕ БЫЛО ВЫБОРА.

— ВНИМАНИЕ, ПАССАЖИРЫ, — нарушил тишину голос первого пилота, доносившийся из динамика. — ГОВОРИТ КАПИТАН. У НАС НЕТ ВЫБОРА.

Холли горько усмехнулась. Надо же! И у них его тоже нет!

— МЫ СОВЕРШАЕМ ВЫНУЖДЕННУЮ ПОСАДКУ. ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ И ПРИМИТЕ ПОЗУ ДЛЯ ВЫНУЖДЕННОЙ ПОСАДКИ.

Все мгновенно зашевелились. Холли помогла соседке справиться с замком ремня. У той от волнения так тряслись руки, что она никак не могла этого сделать.

Стюардессы привели под руки трясущегося журналиста. Он с трудом передвигал ноги и все время бормотал слова благодарности. Когда его усадили в кресло и пристегнули ремень, Торберг откинулся на спинку и, вдруг дико вскрикнув, закрыл бледное лицо руками я зарыдал, даже не пытаясь скрыть своего страха…

Все наклонились вперед, стараясь прижать голову к коленям.

— Господи Иисусе, ради пречистой матери своей, спаси нас, — Холли перекрестилась и опустила голову, полагаясь на волю Божию.

Больше полагаться было не на кого…

Мал Огилви снова включил канал башня.

— БАШНЯ ДАЛЛАСА. МЫ НАЧИНАЕМ СНИЖЕНИЕ. ПОЖАЛУЙСТА, ВЕДИТЕ НАС.

Ну вот и все. Если они выберутся из этого дерьма, нужно идти в церковь и ставить огромную свечу, потому что спасти их сейчас мог только Господь Бог. И то разве что по случаю большого праздника.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

«Боинг» уже вырулил на взлетную полосу. Турбины заревели громче, и самолет покатился быстрее, набирая скорость перед тем, как оторваться от земли. Этот рев заглушал шум винтов «чоппера», который казался комариным писком над ухом рычащего льва.

Они были уже футах в шестидесяти от хвоста исполина.

— Снижайся! — крикнул Маклейн пилоту.

— Вы с ума сошли! — Саманта Коплент еще надеялась удержать этого безумца который уже отодвинул в сторону дверцу.

Ветер ворвался в кабину. Он сек лица колючими иглами снега, заставлял щуриться, защищая глаза.

— Что вы задумали! — журналистка вцепилась в рукав куртки Маклейна. — Вы же разобьетесь к черту!

— Ничего! Все будет нормально. Это как раз та история, о которой вы мечтали, — Джон выбрался на подножку, едва удерживаясь сразу оледеневшей рукой за дверной проем.

Сейчас они как раз висели над левой плоскостью, которая казалась огромной площадкой в сравнении с маленьким вертолетом. При необходимости на ней запросто разместилось бы несколько таких же «чопперов».

— Ниже! Ниже! — командовал Маклейн. Он уже спустился на лыжу и примеривался к прыжку. — Еще ниже!

Майк вел машину над самым центром крыла, стараясь держаться как можно ниже, но так, чтобы остался шанс не врезаться в «Боинг».

Джон чуть согнул колени и прыгнул вперед, приземлившись на ноги. Яростный ветер тут же повалил его и покатил, стараясь сбросить человека на землю. Но он удержался, вжимаясь всем телом в металл, врастая в него, прикипая к крылу самолета силой ненависти и отчаяния.

— Ну, Маклейн, — приказал он себе, — подумай, что ты можешь сделать этому чортовому самолету, мать его! Может быть руки и плохо слушаются хозяина, но голова-то работает! Через секунду Джон рванул «молнию» и принялся стаскивать плотную куртку…

Сейчас… Еще пару секунд, и они взлетят!

Генерал положил руку на руль высотой, ничего. Он еще раз попытался потянуть штурвал на себя… Бесполезно. Руль застрял в мертвой точке, упорно не желая двигаться ни вперед, ни назад.

— Черт! Что-то не в порядке! Элероны заклинило!

Заклинило элероны! А это значит; что они могут проторчать на этом проклятом аэродроме хоть до конца света, но так и не суметь оторваться от земли. Он быстро повернул голову к проклятому элерону, пытаясь разглядеть сквозь толстое стекло колпака, что же случилось…

… Из закрылка, задранного вверх, торчал, развеваясь на ветру, кусок какой-то тряпки. В нескольких футах от него, распластавшись по серебристому металлу, полз… Этого не может быть!!!!

Эсперансо не поверил своим глазам. Он тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя видение. Но нет. Там, на крыле самолета, был МАКЛЕЙН! Значит, этот сукин сын не погиб!!!!

— Это Маклейн! — сказал он вмиг осипшим голосом. — Он чем-то заклинил руль высоты! Мать его!

Майор Грант приподнялся в кресле. Его лицо приняло землистый оттенок. Зубы сжались, и тугие шарики желваков заиграли под натянутой кожей скул.

— Сейчас я прикончу эту сволочь! — процедил он.

— Только на этот раз сделай это как надо…

Стюарт вскочил. Слова генерала он воспринял, как

упрек за допущенную им оплошность. Ведь это ОН упустил Маклейна. — Я пойду с тобой.

Его глаза сверкали бешенством. Этот ублюдок, действительно, оказался на редкость живучим! Ну, черт с ним. Выжил так выжил… Но как он очутился на крыле, мать его!

— Только не стреляйте! — предупредил Эсперансо. — Крыло заполнено топливом!

Маклейн понимал, что его заметили. Он ощущал каждой клеткой тела мощную волну направленной на него ненависти, которую излучали убийцы.

Они сейчас выйдут, чтобы попытаться вытащить куртку… Ну, идите, ублюдки… Давайте… Еще посмотрим, кто кого.

Он застыл у двери, ведущей в салон, приготовившись к броску, как зверь. Джон втянул ноздрями воздух… Нет… Он еще раз принюхался, прислушиваясь к себе… Нет!!! Его не было!!! Не было этого проклятого запаха! Запаха раздавленной клубники!

И он поверил, что будет жить.

Они спустились из кабины в салон и прошли мимо ничего не подозревающих парней. Грант приплюснул лицо к стеклу двери, но Маклейна нигде не было. Только рукав куртки трепыхался на ветру, как бы приветствуя его. Неужели этого урода сбросило ветром? Очень может быть, хотя майор не знал, чего бы он желал больше: встретиться с противником в смертельной схватке, или чтобы с тем уже расправился ветер.

Но времени на раздумья не было. Нужно скорей освободить элероны — взлетная полоса не бесконечна.

Грант распахнул дверь. Она сопротивлялась, пытаясь втолкнуть человека обратно и стать на место. Майор протиснул в щель свое тело и, сгруппировавшись, прыгнул на плоскость, зажав в правой руке «кольт».

Грант успел сделать всего пару шагов, как сзади на него обрушился Маклейн. Пистолет вылетел из замерзших пальцев…

Джон смотрел на напряженную спину майора и вдруг почувствовал огромный прилив сил. Словно кто-то извне посылал ему их для последней схватки.

Он оттолкнулся от фюзеляжа и прыгнул на Гранта, всей своей массой толкнув того в спину.

— Получай, скотина!

Они отлетели друг от друга на несколько футов. Упали… Снова вскочили, настороженно двигаясь по кругу, примериваясь для удара.

Майор, проклинал себя за то, что выпустил пистолет, но он уже остался где-то позади, на снежной дороге.

— Дааа, — выдохнул Джон и с силой выбросил ногу, вперед..

Грант опрокинулся на спину, и Маклейн кинулся на, него сверху, пытаясь вцепиться противнику в глотку.

Ххэ! — нога майора врезалась Джону в грудь, и теперь уже он оказался лежащим на спине.

Хах! — носок тяжелого солдатского бутса впился Джону под ребра, наполнив тело острой болью.

Полковник Стюарт стоял в проеме двери, крепко сжимая в руках автомат. Правда, Эсперансо приказал не стрелять, но если будет нужно, он не задумываясь выпустит очередь в говенного ублюдка Маклейна.

Этот парень умел драться. Он умудрился прыгнуть на Гранта со спины, и полковнику даже на минуту показалось, что коп может одержать верх над майором. Но только на минуту. Стюарт даже расхохотался от удовольствия, когда Грант саданул Маклейну в грудь бутсой, н тот грохнулся на спину. Как он получил под ребра, несчастный!… Майор бил его с таким остервенением, что менее сильный противник уже давно бы размазался по плоскости, а этот еще пытался сопротивляться… Но было ясно, что Маклейну конец, и Стюарт отвлекся… Всего на секунду…

Ххааа… Джон согнул ногу и изо всех сил врезал каблуком Гранту вниз живота. Тот, охнув, застыл, скорчившись от страшной боли.

Сволочь… Маклейн вскочил и бросился на противника, сбил его с ног, повалил и, прижав к крылу левой рукой, нанося удары кулаком правой в ненавистное лицо, делая его еще более плоским.

Ты недоносок проклятый!

Удар…

Сволочь поганая!

Еще удар.

Предатель, скотина, мразь!..

Грант упирался в грудь Маклейна, пытаясь другой рукой вцепиться в лицо, достать до глаз. Пальцы, скользнув по носу Маклейна, зацепились за губы.

— Ничего не выйдет, Маклейн, сейчас я тебя достану, — хрипел майор, стараясь разорвать рот врага — старый бандитский прием…

Джон рванулся…

Через секунду они, сцепившись, уже катились вниз, к переднему краю крыла.

… Маклейн так и не понял, как ему удалось разорвать железное кольцо объятий.

— Только вместе, друг, только вместе, — сипел Грант,

Джон врезал ему лбом по носу, и майор на мгновение ослабил хватку.

Маклейн рванулся, и Грант не сумел удержать его.

— Пошел ты в задницу, ублюдок! — задыхаясь, крикнул Джон. — У меня достаточно друзей! — собрав остатки сил, он толкнул майора ногой. И тот заскользил дальше по наклонной плоскости, но уже один, прямо к ревущей турбине. В последний момент ему все-таки удалось перевернуться на живот… Но был поздно…

Грант завис над соплом, чувствуя, что его тянет, засасывает мощная струя воздуха. Тело стало непомерно тяжелым, словно кто-то невидимый повис на ногах и изо всех сил тащит куда-то вниз.

— Ааааааааааа… — закричал он. Скрюченные побелевшие пальцы разжались, и через мгновение Грант превратился в кровавые брызги.

Маклейн осторожно подполз к краю плоскости и заглянул вниз.

Боже, какая дравшая смерти.

Майор исчез… Только края сопла окрасились в красный цвет.

А повернув чуть-чуть голову, Джон увидел чернеющую рядом с двигателем надпись «Топливный бак».

Это то, что нужно. Он отбросил створку лючка и, что было сил рванул предохранительную крышку резервуара с горючим.

Стюарт обернувшись посмотрел на поле битвы-

Гранта уже не было. И только тот подонок сидел на краю крыла.

— Ну хорошо, — Маклейн. Сейчас я с тобой поговорю, — он нагнулся, вытащил из-за голенища бутсы кинжал и спрыгнул на плоскость, нисколько не сомневаясь в исходе поединка.

Джон услышал полковника и оглянулся в тот момент, когда Стюарт прыгнул вниз.

Он быстро отполз от края, упираясь ногами и руками, стараясь оказаться как можно ближе к центру и не пропустить момент броска. Времени подняться у него уже не было.

— Я как раз тот, кого ты ждешь, — почти спокойно проговорил Стюарт и, подняв над головой отточенный кинжал, бросился на Джона.

— Аааааааааа!!!!! — заорал Маклейн, когда нож пронзил его правое плечо.

Стюарт расхохотался. Эта тварь смеялась над ним! Джон сомкнул челюсти на правой руке полковника. Зубы впились в край ладони. Рот наполнился солоноватой горячей жидкостью, и Джон, рванувшись, выплюнул ее вместе с куском плоти.

— Ааааа!!! — теперь уже орал Стюарт.

Он отпрянул назад, зажав рану.

В ту же секунду Джон своим знаменитым «левым крюком» отбросил его от себя, опрокинув на спину.

… Они молотили друг друга с упорством смертников.

Стюарт не зря ежедневно тренировал свое тело. Последний взмах ногой, и Маклейн покатился вниз, точно так же, как перед этим летел Грант. Его ноги болтались в воздухе, но чуть в стороне от сопла, как раз у топливного бака. Правой рукой он ухватился за кольцо крышки, а левой еще удерживал свое тело на краю плоскости.

Полковник захохотал и, хлопнувшись на зад, подъехал к Маклейну.

— Ну что, сволочь? Теперь ты понял, что с нами бороться бесполезно? Мягкой посадки, ублюдок!

Он с силой пнул проклятого копа в грудь.

Рука соскользнула с крыла, и «ублюдок» рухнул вниз, кувыркаясь в воздухе.

— Прощай, Маклейн! — крикнул Стюарт и пошел освобождать элероны.

В закрылке торчала поганая куртка. Полковник выдернул ее, скомкал, швырнул вслед владельцу и направился в салон, зажимая рану.

Все. Неожиданности кончились.

Эсперансо еще раз потянул на себя руль высоты. Вроде все нормально. Он дернул сильнее… Отлично. Можно взлетать.

Генерал пощелкал тумблерами, и «боинг», задрожав, понесся по взлетной полосе, набирая скорость.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Маклейн осторожно пошевелился. Конечно, раненая рука болела, но все остальное, казалось, цело… Бог хранит его в этот раз!

В ста пятидесяти футах от него мчался по взлетной полосе самолет, а за ним тянулась глубокая канавка горючего — оно хлестало из сливного отверстия, открытого полицейским. И дорожка эта начиналась рядом с Джоном.

Стюарт ничего не заметил! Естественно, он сразу бросился к закрылку, ему некогда и незачем было разглядывать место, откуда свалился коп.

Джон сунул руку в карман и, достав Оттуда зажигалку, щелкнул колпачком.

— Теперь ты стал целью, сволочь! — сказал он и швырнул зажигалку в канавку.

Горючее вспыхнуло мгновенно. Огонь весело побежал по дорожке, догоняя «боинг».

Это восхитительное чувство свободы!

Стюарт сидел в кресле второго пилота и любовался точной работой Эсперансо.

«Наверное, он все-таки классный пилот!» — подумал полковник, но ничего не сказал — не стоит мешать, когда самолет идет на взлет или посадку.

Эсперансо покосился на Стюарта. «Отличный парень, этот полковник. Во всяком случае, он убрал этого подонка, и теперь можно считать, мы почти дома».

Ровное гудение двигателей перерастало в грозный рев.

Генерал одной рукой толкнул от себя штурвал, а другой взялся за секторы газа. Самолет продолжал набирать скорость, и когда она превысила сто пятьдесят миль, потянул штурвал на себя. Носовое колесо оторвалось от полосы.;. Еще мгновение, и самолет поднялся в воздух.

— Ура!!! — восторженными криками разразился пассажирский салон.

Руки боевиков взметнулись вверх. Они сжимали кулаки и орали, посылая не очень лестные тирады в адрес тех, кого оставляли на земле.

— Ну что, суки дранные! Плевать мы на вас хотели! Можете теперь поцеловать меня в задницу! — кричал Гарри Краун.

Говорят, под Рождество сбывается задуманное…

Огонь догнал их уже в воздухе. Он влетел по струе в заполненные горючим баки левого крыла…

Раздался страшный грохот, и плоскость развалилась на мелкие куски, которые взлетали в небо уже автономно.

Взрывом выбило гермошпангоуты в грузовом отсеке, и огненная река хлынула по фюзеляжу, сжигая все, что попадалось на ее пути.

— Аааааааааааа!!!!…

Это был славный салют в честь Рождества и гибели ублюдков, погубивших сегодня Столько народу!

Тысячи галлонов топлива, до отказа наполнявшего баки, превратились в ослепительное ярко-оранжевое облако, в котором, кувыркаясь, плавали черные покореженные куски бывшего исполина.

Маклейн на мгновение прикрыл глаза, не в силах выдержать обжигающий свет пламени.

— Ха-ха-ха-хахахаха!!! — вырвалось из его глотки, и он вдруг захохотал, катаясь по снегу, окрашенному его кровью.

— УуууаааааоооооШ!

Он хлопал по нему уцелевшей рукой и продолжал кричать:

— Аааааааааа!!!!!!!

Голова его была запрокинута и болталась из стороны в сторону.

— Холлиииииииии!!! Холлиииииииии!!! Хол-лиииииии!!!! — протяжно крикнул Джон, словно жена могла его услышать. — Это же чертова полоса для приземления!

* * *

В пассажирских салонах были приняты все меры предосторожности для вынужденной посадки. Стюардессы проверили, успели ли все пристегнуться, помогли тем, кто не смог сделать этого сам, объяснили, как нужно сидеть. Пожилому джентльмену в четырнадцатом ряду стало плохо, и Кэт принесла ему таблетки и стакан минеральной воды, стараясь успокоить перепуганного старика.

Соседка Холли уткнулась лицом в руки и вздрагивала всем телом, проклиная себя за то, что не поехала автобусом.

Холли тихо молилась, призывая на помощь Деву Марию.

И вдруг ей почудилось, что она слышит голос Джона. Он звал ее!

— Холлииииииии!!!!

Это какой-то бред, — подумала она, но он все настойчивей кричал:

— Холлиииииииии!!!

Башня Далласа молчала. Мэл напряженно вглядывался в ночную тьму, словно хотел пробить ее взглядом и увидеть хоть что-нибудь, дающее представление о том, где может находиться взлетное поле.

— Башня Далласа! Башня Далласа! Ответьте. Башня Далласа… — твердил он в микрофон, все еще надеясь на чудо.

И вдруг прямо перед ними возникло- зарево. Кто-то разложил костры, а дальше, по всей длине взлетной полосы, протянулась огненная лента.

— Смотри! — крикнул второй пилот.

— Я вижу, — Мэл Огилви зачарованно глядел на ленту жизни. — Башня Далласа. Мы вас видим. Благодарим за помощь. Мы видим вас.

В КДП перед панорамным окном стоял Дрюдо. С ним Сол Барни и еще несколько диспетчеров.

— Смотри! — заорал вдруг главный инженер.

На взлетной полосе 4–2 вспыхнула яркая, огненная дорожка, и через пару секунд раздался страшный взрыв.

— Что это? — прошептал Дрюдо,

Полоса 4–2 была ближайшей к одиннадцатому ангару,

— Это Маклейн! Я точно знаю, это он… — Сол был счастлив.

Все-таки Джон надрал этим ублюдкам их паршивые задницы!

— Башня Далласа! Мы вас видим! Говорит борт 094! Мы видим вас, — вдруг затрещал динамик.

— Они же видят этот огонь! — заорал Барни. — И все увидят его!

Он засмеялся и хлопнул Дрюдо по плечу, потом схватил его руку и горячо сказал:

— Все будет нормально! Вот увидишь… — и пожелал тем, кто находился в воздухе. — Благополучной посадки вам…

Мэл сухо скомандовал:

— Включить посадочные огни! Закрылки — под углом пятьдесят градусов.

Второй пилот выполнил команду.

Самолет стремительно снижался.

Он с ревом пронесся над краем поля. Впереди, у самого начала посадочной полосы, полыхали костры.

Мэл выровнял машину и прикрыл все четыре рычага. Рев двигателей ослаб, и сквозь него стал слышен пронзительный вой ветра.

Самолет коснулся колесами шасси взлетной полосы, едва не задев бушующее пламя догоравшего «Боинга».

Командир поднял закрылки и включил реверс. Двигатели, взревев, заработали в режиме «торможение».

Лайнер начал замедлять ход.

Мэл изо всех сил нажал на педали. Истошно завизжали тормоза, и самолет, прокатившись еще триста футов, остановился.

— Молодец, капитан, отличная посадка! — сказал Диксон Дрюмер. Он до последнего момента ловил в наушниках хоть какой-то сигнал башни, но так и не дождался его. — С удачным окончанием рейса, дружище, — второй пилот тяжело откинулся, в кресле.,

— Спасибо, — Мал уронил руки на колени и не моргая смотрел прямо перед собой подозрительно влажными глазами.

* * *

От здания аэропорта мчались машины «скорой помощи», аварийки, пожарные, спеша к застывшему в конце полосы самолету.

Тягачи оттащили его в сторону, освобождая место для второго лайнера, который уже коснулся земли и теперь, замедляя движение, катился по той же взлетной полосе. А следом заходил на посадку третий, четвертый…

Остальные кружили над заревом, служившим хорошим ориентиром для летчиков. Оно поднималось все выше над летным полем, светя надеждой для заблудившихся во тьме.

Джон бежал к НЕЙ.

Ноги его заплетались. Он спотыкался и падал, больно ударяясь о наст. Уцелевшая рука служила плохой опорой, но с ее помощью Маклейн удерживал равновесие. Он размахивал ею в воздухе, как раненая птица, которая никак не может оторваться от земли, и поэтому бежит по ней, отставив в сторону здоровое крыло.

— Холлиии!!! — кричал он. — ХоллииииииШ!

Джон понимал, что ему не докричаться через половину поля, но не мог остановиться и продолжал звать:

ХоллиииииП! Холлллииииииииии!!!!

Она не понимала уже, что происходит вокруг. Самолет, кажется, приземлился нормально. Все, вроде, живы. Сейчас их выпустят, и она съедет по надувному трапу, который прикрепили у выхода…

Но Холли словно одеревенела… Было такое ощущение, что она не может даже пошевелить пальцем.'

— Вам нехорошо, мадам?

Холли подняла голову и увидела стюардессу, которая помогла ей справиться с Торбергом.

— Нет, ничего… Все нормально…

— Давайте, мы поможем вам.

— Благодарю, я сама…

— Нет, мадам, нет. Будет лучше, если мы вам все-таки поможем.

— А где… этот? — Холли кивнула на кресло, где только что сидел журналист.

— А… ему уже помогли…

Девушки взяли ее под руки и осторожно повели к выходу.

По трапу спускались люди, съезжая, словно мальчишки с ледяной горки, а внизу их подхватывали парни из техпомощи.

Холли нерешительно остановилась в проеме двери, стягивая на груди кофту.

— Холлнии! Холииииии!!! — донесся до нее знакомый голос.

Она пошарила глазами среди толпы снующих людей, которых вдруг оказалось удивительно много.

— Хооооллии! Хоооллиии! — Она, наконец, увидела его!

Джон добрался до самолетов, когда там уже сновала масса народа.

Журналисты стрекотали камерами (они всегда и везде успевают раньше всех); бежали санитары с носилками; понаехало всякого начальства до черта (где они сидели, когда нужно было обезвредить террористов?); полицейские машины медленно прокладывали себе путь сквозь толпу встречающих (тех, кому повезло уцелеть).

— Хооллиии! Хоооллиии! Где ты, Хоооллии!?

Джон не знал, в каком из самолетов его жена. Он

метался между тремя лайнерами и все звал и звал ее.

— Хоооллиии!

И тут он увидел ЕЕ. Она стояла в черном проеме, такая маленькая и несчастная, но ЖИВАЯ.

— Холли! — тихо выдавил Джон, заталкивая обратно вопль, рвущийся из груди.

Она протянула к нему руки и шагнула на трап.

Ребята из техпомощи поймали ее внизу, Джон тут же подхватил ее и крепко прижал к себе, не обращая внимания на боль в правой пуке. Да Он, кажется, в этот момент и не чувствовал боли.

Он целовал глаза Холли, волосы, оставляя на ее лице следы своей крови.

— Господи, крошка! Как я рад снова тебя видеть! Как ты?

Как я счастлив, что ты жива, любовь моя!

— Со мной Все нормально… Как у тебя?

Почему ты весь в крови, мой хороший?!

— Я так люблю тебя, — и снова прижал Холли к своей груди.

Он даже подумать боялся, что было бы, если бы…

— Мне сказали, что аэропорт захватили террористы, — она попыталась посмотреть ему в глаза.

— Да, я знаю.. — и снова прижал ее лицо к своему лицу.

По их щекам лились слезы. Они не стыдились их и не замечали, потому что снежинки, падавшие на лица, таяли и смешивались с солеными каплями, делая их невидимыми.

«Чоппер» приземлился, выбрав себе площадку как раз между застывшими самолетами.

Из его круглого брюшка вынырнула Саманта Коплент. Она спрыгнула на снег, а за ней, зажав в руках кинокамеру спустился и ее верный рыцарь — Айронс. Следом и пилот Майк,

Саманта еще сверху углядела Маклейна, обнимающего жену.

Господи, ну почему, почему ей не встретился ни один мужчина, готовый отдать за нее жизнь?! Да, что там жизнь, хоть бы в ресторане какой-нибудь черт расплатился за ее ужин!

— Боже, как красиво! — девушка покачала головой, любуясь этой удивительной парой.

— Да… — протянул Ароне и включил камеру.

Саманта протянула руку и накрыла ладонью объектив.

— Не надо.

— Действительно, ребята, это потрясающе, — Майк посмотрел на Саманту.

Девушку словно подменили: ее глаза сияли, губы тронула нежная улыбка, и она вдруг стала такой прекрасной… Словно чужая любовь, к которой они нечаянно прикоснулись, озарила ее, вытащив на свет то лучшее, что Саманта так старательно прятала в тайниках своей души.

Она сунула микрофон в карман и впервые убрала челку рукой, не решившись нарушить улыбку.

— Как я люблю тебя, малышка. Если бы ты только знала, как я люблю тебя!

— Джон, почему это случается именно с нами? И каждый раз на Рождество!

Холли посмотрела на мужа заплаканными глазами, такими прекрасными, что у Маклейна внутри что-то дрогнуло.

«Ну как тебе объяснить, малышка?…

Я не могу не вмешиваться «не в свое дело», как говорят эти кретины. Я не моту пройти мимо, когда кому-нибудь грозит опасность. Я не могу допустить, чтобы всякая мразь безнаказанно проворачивала свои грязные дела.

Я не могу.

Вот поэтому, малышка. Поэтому, очевидно, это не последняя неприятность в нашей жизни».

Но вслух Джон ничего этого не сказал.

Он только вздохнул и снова поцеловал ее глаза.

— Поедем домой, — и обняв ее за плечи, он шагнул и направлении главного здания.

Ричард Тогберг лежал на спине не в силах подняться с земли.

Его спустили по трапу, там поймали какие-то парни и отправили дальше. Дик еле передвигал ноги, все еще не оправившись от шока. Он сделал несколько шагов и, поскользнувшись, упал, больно стукнувшись затылком.

Люди проходили мимо него, огибая лежащего человека, словно бревно, досадно валяющееся на дороге.

Он протягивал к ним руки, взывая о помощи, но никто не откликнулся на его зов.

Едва взглянув в лицо «героя» и узнав его, все спешили поскорее прочь.

Неизвестно, сколько бы он так еще пролежал, но тут у него пробудилась надежда.

Мимо шла та добрая дама, которая сидела рядом с Холли Маклейн.

— Леди, помогите мне, пожалуйста, — Дик протянул к ней руки.

Старушка, соседка Холли по самолету, шла, кутаясь в кофту, пронизываемую порывами ветра, пытаясь найти автобус или какую-нибудь машину, которые отвозят людей в здание.

— Кто-нибудь, помогите мне, — услышала она с дороги.

На спине, одетый в теплую куртку, лежал тот мерзкий тип, который вел свой гнусный репортаж из самолета.

— Леди, помогите мне, пожалуйста, — он протянул к ней руку.

— Ублюдок! — презрительно бросила дама и, переступив через «эту кучу дерьма», прошла дальше с гордо поднятой головой.

* * *

Маклейн бережно укутывал Холли в плащ-палатку, стараясь укрыть ее от ветра.

Она уже не плакала, только тесно жалась к нему, словно боясь потерять.

Красный электрокар остановился перед ними, мигая желтыми огоньками.

— Эй, офицер! Офицер!

Маклейн поднял голову. На водительском месте лихо восседал Марвин. На шее у него висел плейер, а на голове красовались наушники — наверное, он слушал свою любимую Эллу. Губы Марвина растянулись в широкой улыбке.

— Твой «мерседес» подан, — сказал он и расхохотался, довольный таким шикарным названием своей «тачки».

— Марвин! Что ты здесь делаешь, чертушка подземный?!

— Тебя встречаю! Хорошенький праздник ты здесь устроил! — и он снова захохотал, выражая свой восторг. Нет, такого замечательного копа он еще никогда не встречал!.

«Какой славный мужик», — подумал Маклейн. — «Ни одной скотине и в голову не пришло сказать ему хоть какое-нибудь доброе слово, а этот «мерседес» подкатил».

Он опять почувствовал, как сжалось горло.

Светлая машина с надписью «Полиция» притормозила в двух шагах от Маклейна.

Открыв дверцу, на снег соскочил капитан Лорензо.

О, боже! Он, оказывается, умеет улыбаться!

— Эй, Маклейн! — капитан был сама любезность. Он помахал перед своим лицом каким-то листком. — У тебя сохранилась та бумажка о штрафе в моем аэропорту?

О, господи, «в моем»! Ну, индюк самодовольный! Ни хрена ничему не научился!

— Да. Кажется, сохранилась.

— А, какого черта! — Лорензо разорвал квитанцию и подбросил клочки вверх, пустив их по ветру. — Рождество же все-таки, твою мать!

Он все еще улыбался, очевидно, считая, что совершил большой подвиг, порвав этот — почти официальный! — документ.

Маклейн посмотрел на его сияющую физиономию и ничего не ответил.

— Пойдем, Холли.

Они уселись на платформу, тесно прижимаясь друг к другу.

— Поехали, Марвин.

— Эгей, посторонись! — весело заорал Марвин, и кар плавно тронулся с места, оставляя суетящихся людей, которым совершенно не было дела до того, кто сегодня даровал им вторую жизнь.

Они что-то делали, шумели, куда-то шли на фоне разгорающегося зарева и страшных черных столбов, которые тянулись вверх.

Джон еще крепче обнял Холли.

Он поднял лицо к небу и вдруг вспомнил песню, которую услышал, когда приехал в аэропорт.

 

Среда

В четырех кварталах позади Библиотеки конгресса, сразу же за пересечением улиц Юго-восточной А и Четвертой, стоит трехэтажное, второе от угла здание, отделанное штукатуркой. Приютившееся среди других городских домов, оно вряд ли привлекло бы к себе чье-либо внимание, если бы не его цвет.

Яркая белизна здания резко выделяется на фоне поблекших и выцветших соседних фасадов — красных, зеленых и грязно-белых. Кроме того, невысокая чугунная ограда и небольшой, хорошо ухоженный газон способствуют тому, что здесь царит атмосфера некоего спокойного достоинства, которого соседние дома полностью лишены.

Тем не менее, лишь очень немногие из прохожих обращают внимание на это здание. Для местных жителей оно давно уже стало неотъемлемой частью хорошо знакомого и привычного городского пейзажа. У сотен же чиновников, которые трудятся в расположенных на Капитолийском холме государственных учреждениях и в Библиотеке конгресса и каждый день проходят мимо, просто нет времени обращать на него внимание. Большинство туристов, что толпами бродят по окрестностям, также никогда не добираются до этого здания, так как оно расположено в стороне от самого холма. А те немногие, которые все же оказываются по соседству, попадают сюда, как правило, случайно, в поисках полицейского, чтобы тот помог им выбраться из этого пользующегося дурной славой района «повышенной преступности» под сень безопасности национальных памятников.

И все-таки, если какой-нибудь прохожий по странной случайности заинтересуется этим зданием и начнет внимательно рассматривать его, он не обнаружит в нем ничего примечательного или необычного. Вот прохожий остановился перед оградой. Вероятно, прежде всего он заметит за ней бронзовую доску (размером метр на полтора), установленную на газоне и извещающую, что в здании расположена национальная штаб-квартира «Американского литературно-исторического общества». Но в Вашингтоне, городе сотен достопримечательностей и штаб-квартир бесконечного числа организаций, подобным предназначением здания никого не удивишь. Если же прохожий неравнодушен к архитектуре и проявляет интерес к достижениям дизайна, то он почти наверняка будет заинтригован великолепной черной деревянной дверью, по непонятной причине изуродованной непропорционально большим дверным глазком.

Если любопытство нашего прохожего не сдерживается его застенчивостью, то он, возможно, откроет калитку. При этом он, по всей вероятности, не обратит внимания на легкий щелчок магнитной защелки, которая является звеном в электрической цепи сигнализации. Затем несколько коротких шагов — и вот уже наш прохожий поднимается на крыльцо и нажимает кнопку звонка.

Если Уолтер пьет кофе в маленькой кухне, как это чаще всего бывает, или приводит в порядок ящики с книгами, или же подметает пол, то посетитель слышит неприятно резкий голос миссис Расселл, которая кричит «войдите!» перед тем, как нажать на своем столе кнопку, чтобы сработал автоматический замок.

Первое, что замечает посетитель, войдя в помещение штаб-квартиры общества, это царящие здесь исключительный порядок и чистоту. Когда он останавливается на нижней площадке лестницы, то его глаза находятся практически на одном уровне с крышкой стола Уолтера, на котором совершенно отсутствуют какие-либо бумаги. Если судить по передней стенке стола, изготовленной из пуленепробиваемой стали, он никогда для них и не предназначался. Когда посетитель, повернув направо, начинает подниматься по ступенькам лестницы, он видит миссис Расселл. В отличие от рабочего места Уолтера, ее стол завален бумагами, скрывшими под собой даже старенькую пишущую машинку. За этой кипой «переработанной древесины» восседает миссис Расселл. Ее редкие седые волосы, как правило, взъерошены и слишком коротки, чтобы придать хоть какую-нибудь привлекательность ее лицу. Брошь в виде подковки с выбитыми по ней цифрами «1932» украшает с левой стороны то, что можно назвать лишь подобием груди. Миссис Расселл беспрестанно курит.

Однако лишь немногим посетителям, за исключением почтальонов и посыльных, удается так далеко и беспрепятственно проникнуть в помещение штаб-квартиры общества. Эти немногие, после того, как испытующий взгляд Уолтера, если тот на месте, удостоверится в их благонадежности, поступают в распоряжение миссис Расселл. Посетителя, пришедшего по делу, она направляет к соответствующему сотруднику, убедившись, разумеется, прежде в том, что у посетителя имеется необходимое разрешение. Если же посетитель всего лишь один из «смелых и любознательных», то миссис Расселл прочтет ему пятиминутную, до одури скучную лекцию по истории создания общества, расскажет о целях и задачах литературного анализа, а также успехах и достижениях их ведомства. Потом она вручит посетителю несколько брошюр, которые он в общем не очень-то и жаждет получить, и заявит, что сейчас нет никого из сотрудников, кто мог бы ответить ему на возможные дальнейшие вопросы, и для получения дополнительной информации предложит направить письмо, не сообщив при этом, кому и по какому адресу. Затем она решительно произнесет: «До свидания!»

Обычно посетители, ошеломленные таким напористым обращением, послушно ретируются, вероятно, так и не обратив внимания ни на маленький ящик на столе Уолтера, который уже запечатлел их внешность на фотопленку, ни на красную лампочку над дверью, которая загорается всякий раз, когда с улицы открывают калитку. Разочарование посетителя уступило бы место богатой игре его воображения, если бы он узнал вдруг, что только что побывал в помещении одного из отделов ЦРУ.

Центральное разведывательное управление было создано в 1947 году в соответствии с Законом о национальной безопасности, а также вследствие известных событий второй мировой войны, когда США были застигнуты врасплох нападением японцев на Перл-Харбор. Ныне это ведомство является крупнейшим и самым активным звеном в широко разветвленной системе американской разведки.

Эта система имеет около двухсот тысяч сотрудников, и ее годовой бюджет составляет многие миллиарды долларов. Деятельность ЦРУ чрезвычайно многогранна и охватывает широкий спектр мероприятий — секретные операции и шпионаж, технические исследования, финансирование различных групп политических действий, поддержка дружественных правительств и прямые полувоенные операции. Разнообразие этой деятельности, подчиненной выполнению основной задачи — обеспечению национальной безопасности, — превратило управление в один из самых важных органов правительства США. Бывший директор ЦРУ Аллен Даллес однажды заметил: «Закон о национальной безопасности 1947 года… обеспечил нашей разведке гораздо более влиятельное положение в нашем правительстве, чем имеет разведка в любом другом правительстве мира».

Одна из важнейших сторон деятельности ЦРУ заключается в простой и очень кропотливой исследовательской и аналитической работе. Сотни его сотрудников ежедневно рыскают по страницам всевозможных технических журналов, американских и иностранных периодических изданий, прослушивают записи речей и выступлений, следят за теле- и радиопередачами. Этой исследовательской работой занимаются два из четырех управлений ЦРУ. Информационное управление отвечает за техническую разведку, и его сотрудники составляют подробные отчеты о самых последних достижениях науки и техники во всех странах мира, включая США и их союзников. Управление тайных служб занимается специализированной формой научных исследований. Около 80 процентов информации, которая проходит через это управление, поступает из открытых источников: журналов и периодических изданий всех видов, радиопередач и книг. Управление обрабатывает эту информацию и на ее основе составляет отчеты трех основных видов: первые включают в себя долгосрочное прогнозирование в отношении регионов или проблем, представляющих особый интерес для США; отчеты второго вида содержат ежедневные обзоры основных международных событий и общего политического положения в мире; в отчетах третьей категории делается попытка обнаружить имеющиеся недостатки в деятельности ЦРУ.

«Американское литературно-историческое общество» с его штаб-квартирой в Вашингтоне и небольшим закупочным отделением в Сиэттле является секцией одного небольшого отдела, известного в Управлении тайных служб, как отдел 17.

Главной задачей сотрудников общества является выуживание в литературных произведениях всех примеров и описаний актов шпионажа и связанных с ним действий. Другими словами, сотрудники общества постоянно читают шпионские и детективные романы. Ситуации, описанные в тысячах томов детективов, регистрируются со всеми подробностями в «делах», а затем тщательно анализируются. Таким образом были досконально изучены произведения всех возможных авторов детективного жанра, начиная с Джеймса Фенимора Купера.

Большинство книг, принадлежащих ЦРУ, хранится в центральном комплексе в Лэнгли, штат Вирджиния. Однако штаб-квартира «Американского литературно-исторического общества» располагает своей собственной библиотекой, в которой имеется почти три тысячи томов. В свое время общество размещалось неподалеку от госдепартамента, но зимой 1961 года, когда ЦРУ переехало в новый комплекс в Лэнгли, общество также перевели в пригород Вашингтона. В 1970 году количество поступающих книг, необходимых для исследований, стало создавать серьезные проблемы как в отношении хранения, так и в смысле финансовых затрат. В довершение всего, заместитель директора ЦРУ, возглавляющий Управление тайных служб, поставил вопрос о целесообразности содержания такого многочисленного штата сотрудников, имевших высшую категорию секретности, которая, в свою очередь, предполагала и более высокую оплату труда. В результате общество вновь перевели в пределы городской черты Вашингтона и разместили в непосредственной близости от Библиотеки конгресса, что было весьма удобно для его работы.

Исследователи и аналитики общества внимательно следят за всеми литературными новинками детективного жанра и распределяют работу между собой, как правило, по взаимному согласию. Каждый сотрудник является авторитетом в определенной области детектива, что соответствует его личным интересам, а также симпатиям к тому или иному автору.

В дополнение к составлению краткого содержания всех получаемых детективов и детального описания методов и техники проведения секретных операций, использованных автором, сотрудники общества ежедневно получают из комплекса ЦРУ в Лэнгли специально подготовленные для них отчеты. Эти отчеты представляют собой предельно краткое изложение реальных фактов и событий с упоминанием лишь самых необходимых деталей, но без указания имен действующих лиц. Факты конкретной операции, содержащиеся в отчетах, сравниваются с похожими эпизодами детективов, хотя те и являются плодом авторской фантазии.

Если между ними будет замечено малейшее совпадение, то аналитики, получив дополнительные материалы из Лэнгли, проведут дальнейшее расследование. Если и в результате этого расследования совпадение подтвердится, то информация по этому вопросу будет направлена для проверки в более секретное подразделение Управления тайных служб. Здесь сделают вывод, является ли это совпадение случайным, иди же автор знает гораздо больше того, что ему положено знать.

Если подтвердится последнее, то автору явно не повезло, так как в этом случае соответствующие рекомендации будут направлены в вышестоящие инстанции для принятия необходимых мер.

Предполагается также, что исследователи и аналитики общества должны составлять сводки полезных советов и рекомендаций, которые могут быть использованы оперативными сотрудниками и агентами в практических действиях.

Эти сводки направляются соответственно инструкторам, которые постоянно изыскивают новые методы и «трюки» для осуществления секретных операций.

В то утро Рональд Малькольм как раз должен был работать над составлением одной из таких сводок. Однако вместо этого он сидел верхом на деревянном стуле, положив подбородок на его поцарапанную ореховую спинку. Было без четырнадцати минут девять, и он сидел в таком положении с того самого момента, когда, расплескивая черный кофе и громко чертыхаясь, забрался по винтовой лестнице в свой кабинет на втором этаже в восемь часов тридцать минут. Кофе Малькольм уже выпил и очень хотел еще, но не решался оторвать взгляд от окна.

Дело в том, что каждое утро, между восемью сорока и девятью часами, невероятно красивая девушка проходила мимо окна Малькольма по направлению к Библиотеке конгресса. И каждое утро Малькольм, если только ему не мешала болезнь или какое-нибудь неотложное дело, наблюдал за ней. Это стало для Малькольма своеобразным ритуалом, помогавшим ему ранним утром уговорить себя выбраться из уютной постели, быстро побриться и отправиться пешком на работу.

Погода была по-настоящему весенней. Аромат цветущей вишни упорно пробивался сквозь утренний туман. Краешком глаза Малькольм увидел девушку, придвинул стул поближе к окну и привстал.

Девушка не просто шла вдоль улицы. Она плыла по ней, двигаясь целеустремленно и с чувством гордости, рожденным из еще робкой, но уже хорошо осознанной уверенности в себе. Ее блестящие каштановые волосы струились вдоль спины и ниспадали каскадом почти до самой талии. Она не пользовалась косметикой, и, когда не носила темные очки, можно было видеть, что ее глаза — огромные и пропорционально поставленные — прекрасно гармонировали с прямым носом, широким ртом, округлым лицом и твердым подбородком. Коричневый свитер плотно облегал фигуру. Юбка из шотландки подчеркивала крепкие, полноватые бедра. Стройные икры ног плавно переходили в лодыжки. Еще три твердых шага, и девушка скрылась из вида.

Малькольм вздохнул и опустился на свой стул. Из каретки пишущей машинки торчал наполовину отпечатанный лист бумаги. Он решил, что этого вполне достаточно для утренней нормы, взял пустую чашку и вышел из своего небольшого красно-голубого кабинета.

Подойдя к лестнице, Малькольм остановился. В здании было две кофеварки: одна на первом этаже в помещении маленькой кухни, расположенной позади рабочего места миссис Расселл, вторая на упаковочном столе на третьем этаже, за открытыми стеллажами для книг. Каждая из кофеварок имела как свои преимущества, так и недостатки. Кофеварка, установленная на первом этаже, была большего объема, и ею пользовались почти все сотрудники. Кроме того, рабочие места миссис Расселл и бывшего инструктора по строевой подготовке Уолтера («Сержант Дженнингс, если не возражаете!»), а также кабинеты руководителя общества доктора Лаппе и нового бухгалтера-библиотекаря Хейдеггера находились тоже внизу, поэтому все они пользовались этой кофеваркой. Варила кофе, конечно, миссис Расселл, среди многих недостатков которой отсутствие кулинарных способностей не числилось. Однако кофеварка первого этажа имела и два серьезных неудобства. Если Малькольм или Рэй Томас, тоже аналитик, кабинет которого также находился на втором этаже, пользовались ею, то они рисковали встретиться с доктором Лаппе. А встречи эти вряд ли можно было назвать приятными. Вторым неудобством была сама миссис Расселл с присущим ей сильным запахом духов, или, как Рэй имел обыкновение называть ее, «наша парфюмерная Полли».

Кофеваркой же третьего этажа мало кто пользовался, так как только Гарольд Мартин и Таматха Рейнольдс, тоже аналитики, были постоянно приписаны к ней.

Иногда и Рэй и Малькольм использовали свое право выбора. Время от времени и Уолтер осмеливался забраться наверх, чтобы освежиться чашечкой кофе и заодно лишний раз полюбоваться хрупкой фигуркой Таматхи. Таматха была приятной во всех отношениях девушкой, но она и понятия не имела, как нужно варить кофе.

Когда Малькольм пользовался этой кофеваркой, то он не только становился жертвой кулинарного варварства Таматхи, но и рисковал быть загнанным в угол Гарольдом Мартином с его спортивными новостями, результатами прошедших матчей, различными мнениями и прогнозами из области спорта, за которыми следовали ностальгические воспоминания и истории о смелых похождениях времен обучения в средней школе. Малькольм решил поэтому спуститься вниз.

Когда он проходил мимо стола миссис Расселл, она приветствовала его своим обычным презрительным ворчанием. Иногда Малькольм, желая проверить, не переменилась ли она к лучшему, останавливался около нее, чтобы «поболтать».

В этом случае миссис Расселл принималась лихорадочно перебирать свои бумаги, и, о чем бы Малькольм ни говорил, она заводила бессвязный монолог о том, как много ей приходится работать, как она больна и как мало ее ценят. В это утро Малькольм решился лишь на ироническую улыбку и подчеркнуто вежливый поклон.

Когда Малькольм с чашечкой кофе в руке начал подниматься по ступенькам лестницы, он услышал позади себя щелчок открывшейся двери и уже смирился с тем, что ему придется выслушать очередную лекцию доктора Лаппе.

— О, мистер Малькольм, можно мне… разрешите мне поговорить с вами? Я задержу вас всего лишь на минутку.

Ух, пронесло! Говорящий был Хейдеггер, а не доктор Лаппе. Улыбнувшись и вздохнув с облегчением, Малькольм повернулся к маленькому, тщедушному человеку с таким багровым румянцем на лице, что казалось, светилась даже его лысина. Традиционная белая рубашка с пуговками на уголках воротничка и узкий черный галстук как бы отделяли его большую голову от тела.

— Привет, Рич, — сказал Малькольм. — Как поживаете?

— Хорошо… Рон. Хорошо, — нервно хихикнул, как обычно, Хейдеггер.

Несмотря на шестимесячное полное воздержание от употребления алкоголя и тяжелую физическую работу, его нервы были все еще напряжены. Любой вопрос о состоянии здоровья Хейдеггера, даже самый невинный и вежливый, напоминал ему о днях, когда он, замирая от страха, тайком проносил спиртное в туалет, а затем как безумный жевал резинку, пытаясь отбить запах, превращавший его в «потенциальную угрозу» для безопасности всего ЦРУ. После того, как он «добровольно» согласился на лечение и, замкнувшись в себе, прошел через ад одиночества, и потом постепенно стал приходить в норму, доктора шепнули ему, что его выследили сотрудники службы безопасности, которые наблюдали негласно за туалетами…

— Не зайдете ли вы… я имею в виду, можете ли вы зайти ко мне на минутку?

Малькольм был рад любому предлогу, лишь бы не работать:

— Конечно, Рич.

Они вошли в крошечный кабинет, предназначавшийся для бухгалтера-библиотекаря, и сели — Хейдеггер за свой стол, а Малькольм на мягкий стул, оставленный бывшим обитателем кабинета. В течение нескольких минут они сидели молча.

«Бедный маленький человек, — думал Малькольм. — Напуганный до смерти и все еще надеющийся, что он сможет вернуть себе благосклонность начальства.

Все еще верящий в то, что ему восстановят высшую категорию секретности и он сможет перебраться из этого пыльного зеленого кабинета мелкого чиновника в другой, тоже пыльный, но более секретный.

Может быть, — думал Малькольм, — если тебе повезет, стены твоего нового кабинета будут выкрашены в один из тех трех цветов, которые, по мнению руководства, должны способствовать созданию „максимально эффективной рабочей обстановки“, может быть, ты получишь красивую голубую комнату того же самого оттенка, в который выкрашены три стены моего кабинета и сотен других правительственных помещений».

— Так вот… — голос Хейдеггера прозвучал неожиданно раскатисто в маленькой комнате. Смутившись, что он говорит слишком громко, Хейдеггер откинулся в кресле и продолжил: — Я… мне очень неприятно вот так беспокоить вас по пустякам…

— О, никакого беспокойства.

— Ну, хорошо. Итак, Рон… вы не возражаете, если я буду звать вас Роном, правда? Итак, как вам известно, я новичок в этой секции. Поэтому я решил просмотреть документацию за несколько последних лет, чтобы поближе познакомиться с характером работы. — Он нервно хихикнул. — Инструктаж доктора Лаппе был, можно сказать, менее чем достаточным.

Малькольм последовал его примеру и тоже хихикнул. Если кто-нибудь осмеливается вслух подшучивать над доктором Лаппе, то, значит, это толковый человек. Малькольм решил, что в конечном счете Хейдегтер может ему понравиться.

— Ладно. Итак, вы здесь работаете уже два года, не так ли? С момента переезда из Лэнгли, да? — продолжал Хейдеггер.

«А ведь действительно так», — подумал Малькольм и кивнул головой в знак согласия. Два года, два месяца и несколько дней.

— Так вот, я обнаружил некоторое… несоответствие в документации, которое, я считаю, необходимо выяснить. И я подумал, может быть, вы сможете мне в этом помочь. — Хейдеггер сделал паузу.

Малькольм в ответ лишь молча пожал плечами, что означало одновременно и его готовность, и некоторое удивление.

— Так вот. Я обнаружил два странных расхождения или, вернее будет сказать, расхождения в двух областях учета. Первое имеет отношение к бухгалтерским отчетам: например, суммы денег, переведенные на наш счет или выплаченные нами, зарплата и тому подобное. Вероятно, вы не имеете никакого представления о таких вещах, так что в этом деле я должен буду разобраться сам. А вот второе касается книг, и я сейчас пытаюсь выяснить этот вопрос со всеми сотрудниками секции, в том числе и с вами, для того, чтобы посмотреть, не удастся ли мне обнаружить какое-нибудь объяснение этому, прежде чем пойти со своим докладом к доктору Лаппе. — Он опять сделал паузу в ожидании утвердительного кивка со стороны своего собеседника, и Малькольм вновь не разочаровал его.

— Вы когда-нибудь… я хочу сказать, вы когда-нибудь замечали, чтобы у нас пропадали книги? Нет, подождите, — произнес он торопливо, увидев выражение замешательства, появившееся на лице Малькольма, — разрешите мне выразить свою мысль еще раз, более понятно. Вам известно что-либо о случаях, когда у нас не оказывалось книг, которые мы заказывали, или книг, которые должны иметься в нашей библиотеке?

— Нет, насколько мне известно, я никогда не слышал о таких случаях, — ответил Малькольм, начиная скучать. — Если бы вы могли сказать мне, каких книг не хватает или каких может не хватать… — Он умышленно не закончил фразу и дал повиснуть ей в воздухе.

Хейдеггер сразу же подхватил ее:

— Вот в этом-то все и дело. Я действительно не знаю. Я хочу сказать, что я не совсем уверен, пропали ли у нас вообще какие-либо книги, и если они пропали, то какие именно, и почему они исчезли. Все это какая-то сплошная путаница.

Малькольм молча согласился.

— Вы знаете, — продолжил Хейдеггер, — где-то в 1968 году мы получили большую партию книг от нашего закупочного отделения в Сиэттле. Мы получили все книги, которые они направили нам. Однако совершенно случайно я обратил внимание на то, что наш сотрудник, получивший эту посылку, расписался за пять ящиков книг. Тем не менее, в накладной об отправке посылки, на которой, хочу добавить, стоят соответствующие отметки о проверке груза и подписи как нашего агента в Сиэттле, так и работников автотранспортной компании, говорится, что нам было отправлено семь ящиков. Таким образом, получается, что у нас пропали два ящика книг, хотя на самом деле все отправленные нам книги фактически в наличии. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Немного покривив душой, Малькольм сказал:

— Да, я понимаю, что вы хотите сказать, хотя я считаю, что, вероятнее всего, произошла элементарная ошибка. Кто-то, возможно наш сотрудник, просто не умел считать. В любом случае, у нас, как вы говорите, все книги на месте. Так почему бы не оставить все как есть?

— Ничего-то вы не понимаете! — воскликнул Хейдеггер, наклонившись вперед и поразив Малькольма внутренним напряжением, которое прозвучало в его голосе. — Я несу ответственность за эти документы. Когда я принимал дела, то я должен был подтвердить, что вся документация в полном порядке и соответствует действительному положению вещей. Я так не сделал, а теперь эта ошибка путает всю отчетную документацию. А это уже совсем нехорошо. Если это когда-нибудь обнаружится, то винить будут меня. Меня! — К тому времени, когда он закончил говорить, он так наклонился вперед, что практически уже лежал поперек стола, а громкие раскаты его голоса опять отзывались в маленькой комнате эхом.

Малькольму все это окончательно надоело. Перспектива выслушивать бессвязную болтовню Хейдеггера о несоответствиях в учетной документации ни в малейшей степени не интересовала его. Кроме того, Малькольму совсем не нравилось, как загорались глаза Хейдеггера за толстыми стеклами очков, когда он распалялся и входил в раж. Пора было уходить. Он наклонился к Хейдеггеру:

— Послушайте, Рич. Я хорошо понимаю, что эта путаница создает для вас серьезную проблему, но я боюсь, что ничем не смогу вам помочь. Может быть, кто-то из наших сотрудников знает что-нибудь такое, чего я не знаю, хотя я и сомневаюсь в этом. Если хотите моего совета, забудьте обо всем и замните это дело. Ну, как будто вы вообще ничего и не обнаруживали. Именно так поступал в подобных случаях ваш предшественник Джонсон. Если вы все же намерены расследовать это дело дальше, то я советую вам ни в коем случае не ходить к доктору Лаппе. Сначала он, безусловно, очень расстроится, затем все настолько запутает, что концов не найдешь, потом раздует это дело до невероятных размеров, а в результате все будут чувствовать себя отвратительно.

Малькольм поднялся и пошел к двери. Оглянувшись, он увидел маленького, дрожащего от страха человека, который сидел, уставившись пустым взглядом в открытый журнал бухгалтерского учета.

Лишь дойдя до стола миссис Расселл, Малькольм вздохнул с облегчением. Он выплеснул остатки холодного кофе в раковину и отправился к себе наверх.

Войдя в кабинет, он уселся на свое место, положил ноги на стол и закрыл глаза.

Открыв глаза минуту спустя, он уставился на репродукцию картины Пикассо «Дон-Кихот». Репродукция вполне заслуженно занимала место на стене его кабинета, наполовину выкрашенной в красный цвет. Все началось ведь именно с Дон-Кихота. Это благодаря ему Малькольм получил такую увлекательную работу и стал агентом ЦРУ. Два года тому назад…

В сентябре 1970 года Малькольм сдавал письменный выпускной экзамен по литературе, который он так долго откладывал. Первые два часа все шло просто отлично: он очень содержательно и интересно изложил аллегорическую суть эстетики Платона, проанализировал настроение двух странников из «Кентерберийских рассказов» Чосера, обсудил роль и значение крыс в романе Камю «Чума» и проявил незаурядную изворотливость при описании деяний Холдена Колфилда в произведении Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Когда же он подошел к последнему вопросу, то словно уперся лбом в кирпичную стену: от него требовалось

«детально проанализировать, по крайней мере, три важных эпизода из романа Сервантеса „Дон-Кихот“, отразив при этом символический смысл каждого из них и связь как между собой, так и с содержанием романа в целом, а также показать, каким образом Сервантес использовал эти эпизоды для того, чтобы более емко охарактеризовать Дон-Кихота и Санчо Пансу».

Малькольм вообще не читал «Дон-Кихота». В течение пяти драгоценных минут он сидел, упершись взглядом в текст вопроса. Затем он очень осторожно открыл чистую экзаменационную тетрадь и принялся писать:

«Я никогда не читал „Дон-Кихота“, но, мне думается, он потерпел поражение в борьбе с ветряными мельницами. Я не совсем уверен, что произошло с Санчо Пансой.

Похождения Дон-Кихота и Санчо Пансы, этой неразлучной пары благородных героев, которые, как принято считать, боролись за справедливость, можно с успехом сравнять с приключениями двух главных персонажей детективных романов писателя Рекса Стаута — Неро Вулфа и Арчи Гудвина. Так, например, в классическом приключенческом детективе „Черная гора“ Вулф…»

После того, как он закончил длинное и весьма подробное описание похождений Неро Вулфа, использовав для этого в качестве основного источника детектив «Черная гора», Малькольм сдал экзаменационную работу и отправился домой.

Через два дня Малькольма вызвали в кабинет профессора испанской литературы. К его удивлению, ему не устроили разнос за его экзаменационную работу. Вместо этого профессор поинтересовался, действительно ли Малькольм проявляет такой искренний интерес к чтению детективов. Озадаченный этим вопросом, Малькольм честно признался, что чтение таких книг помогло ему сохранить некоторое подобие нормальной психики во время своего обучения в колледже. Улыбнувшись, профессор спросил его, не хочет ли он «сохранять нормальную психику» за деньги? Вполне естественно, что Малькольм ответил утвердительно. Профессор позвонил кому-то по телефону, и в тот же день Малькольм встретился за ленчем со своим первым агентом ЦРУ.

Нет ничего удивительного в том, что профессора колледжей, деканы и другие представители академических кругов выступают как вербовщики потенциальных кадров для ЦРУ.

Два месяца спустя проверка Малькольма была закончена, и он был рекомендован «для ограниченного использования» на работе в ЦРУ, как и 17 процентов всех желающих стать сотрудниками ведомства. После специального, но довольно общего и поверхностного курса обучения, Малькольм впервые поднялся по чугунным ступенькам «Американского литературно-исторического общества», где он в компании миссис Расселл и доктора Лаппе и провел свой первый рабочий день в качестве полноправного агента секретной службы.

Малькольм улыбнулся, глядя на стену своего кабинета, которая напомнила ему о хорошо продуманной победе над доктором Лаппе. На третий день своей работы в обществе Малькольм отказался от костюма и галстука. Прошла неделя, в течение которой в воздухе носились неясные намеки, прежде чем доктор Лаппе вызвал его для небольшой «дружеской» беседы по вопросам этикета. Хотя «добрый доктор» и согласился с тем, что бюрократия имеет тенденцию к созданию серой и несколько удушливой рабочей обстановки, тем не менее, он дал понять, что вместо того, чтобы носить «чуждую приличиям» одежду, следует более активно изыскивать другие способы, с помощью которых, по его выражению, можно «впустить солнце» в эту обстановку, то есть сделать ее более яркой, свежей и разнообразной. Малькольм ничего не ответил на эту тираду, однако на следующий день он явился на работу пораньше, одетый, как и требовалось, в костюм с галстуком. С собой он принес большую коробку.

К тому времени, когда Уолтер в десять часов утра доложил о происходящем доктору Лаппе, Малькольм уже почти закончил красить одну из стен своего кабинета в ярко-красный цвет пожарной машины. Ошеломленный доктор Лаппе молча сидел, в то время как Малькольм с самым невинным видом объяснял ему свой новейший способ, как «впустить солнце» в рабочую обстановку.

Когда еще два аналитика внезапно ворвались в кабинет и начали громко выражать свое одобрение, «добрый доктор» задумчиво заметил, что, пожалуй, Малькольм был прав, когда решил придать более яркий и свежий вид своей внешности, однако вряд ли следует распространять подобный метод на служебное помещение. Малькольм не замедлил выразить свое искреннее согласие с этим мнением. Краска и кисти отправились на третий этаж в кладовку. Костюм же и галстук Малькольма снова исчезли. Доктор Лаппе счел более разумным отступить перед бунтом отдельной личности, чем оказаться перед лицом массового восстания против правительственной собственности.

Малькольм вздохнул, прежде чем вернуться к описанию классического метода Джона Диксона Карра по созданию ситуации «закрытых дверей».

Между тем Хейдеггер был занят делом. Он воспринял совет Малькольма по поводу визита к доктору Лаппе, но был слишком запуган, чтобы попытаться скрыть обнаруженную ошибку от руководства. Кроме того, он понимал также, что если ему удастся сделать удачный ход и добиться успеха в прояснении этой запутанной ситуации или, по крайней мере, хотя бы доказать, что он может вполне ответственно подходить к решению сложной проблемы, то в этом случае шансы на восстановление благосклонного к нему отношения руководства значительно возрастут. В результате из-за своей амбиции и панического страха (что всегда является плохим сочетанием) Хейдеггер и совершил роковую ошибку.

Он написал короткую служебную записку на имя начальника отдела 17. В тщательно подобранных и завуалированных, но вместе с тем наводящих на размышление выражениях он изложил все факты этого дела точно так же, как он рассказал о них Малькольму. Все служебные записки обычно визируются доктором Лаппе, хотя известны и случаи исключений из этого правила. Если бы Хейдеггер придерживался установленного порядка нормального прохождения документов, все было бы превосходно, так как доктор Лаппе никогда бы не разрешил пустить по начальству служебную записку, содержащую критические выводы в отношении работы его секции. Хейдеггер, понимая это, лично положил конверт с запиской в мешок для отправки документов.

Два раза в день, в полдень и вечером, две автомашины с вооруженной охраной объезжают все подразделения ЦРУ, расположенные в Вашингтоне и его окрестностях. Они забирают внутреннюю корреспонденцию, которая затем отправляется за восемь миль в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, где она сортируется для доставки адресатам. Служебная записка Рича ушла с очередным рейсом в полдень.

Странная и совершенно необычная история произошла затем со служебной запиской Рича. Как и вся входящая и исходящая корреспонденция «Американского литературно-исторического общества», служебная записка исчезла из экспедиции еще до начала сортировки почты и вскоре появилась в просторном кабинете восточного крыла здания на столе у человека, страдающего астмой. Человек этот прочел записку дважды, один раз быстро, а затем еще раз очень и очень медленно. Он вышел из кабинета и принял необходимые меры к тому, чтобы все «дела» с документами, имеющими отношение как к работе, так и к сотрудникам общества, исчезли из картотеки. Затем он вернулся в кабинет и договорился с кем-то по телефону о встрече на проходившей в то время выставке изобразительного искусства. После этого, сказавшись больным, он сел в автобус и отправился в город. В пределах часа он уже был занят оживленной беседой с человеком представительной внешности, который, судя по всему, мог бы быть и банкиром. Они беседовали, медленно прогуливаясь вдоль Пенсильвания-авеню.

Вечером этого же дня человек представительной внешности встретился еще с одним человеком, на этот раз в шумном и переполненном баре «Клайд», расположенном в районе Джорджтауна, который регулярно посещается обитателями Капитолийского холма. Они также совершили прогулку, время от времени останавливаясь и разглядывая отражения в витринах магазинов. Внешность второго человека тоже была представительной, хотя для более точной характеристики, пожалуй, следовало бы определить ее как «впечатляющую» или же «поразительную». Что-то в его глазах подсказывало, что он наверняка не был банкиром. Он слушал, в то время как первый человек говорил.

— Боюсь, что у нас возникла небольшая проблема.

— Правда?

— Да. Уэзерби перехватил сегодня вот это. — И передал второму человеку служебную записку Хейдеггера. Второй человек прочел ее только один раз.

— Да, я понимаю, что вы имеете в виду.

— Я знал, что вы сразу поймете. Мы действительно должны позаботиться об этом, и немедленно.

— Я приму все необходимые меры.

— Разумеется.

— Вы понимаете, что, кроме этого, — сказал второй человек, помахав служебной запиской Хейдеггера, — могут возникнуть и другие «осложнения», о которых также, возможно, придется позаботиться.

— Да, конечно. Мне очень жаль, но это неизбежно.

Второй человек понимающе кивнул головой в знак согласия и приготовился слушать дальше.

— Мы должны быть совершенно уверены, абсолютно уверены в том, что касается этих «осложнений».

Второй человек вновь кивнул, ожидая продолжения.

— Есть еще один момент. Это быстрота. Время является абсолютно существенным фактором. Поэтому действуйте, исходя из этой предпосылки.

Второй человек задумался на несколько секунд и затем сказал:

— Излишняя торопливость может стать причиной… поспешных и неверных действий.

Первый человек вручил ему портфель с «исчезнувшими» документами общества и сказал:

— Делайте то, что требует от вас долг.

После этого они расстались, кивнув друг другу на прощанье. Первый человек прошел пешком четыре квартала и повернул за угол, прежде чем сесть в такси.

Он был доволен, что встреча окончилась. Второй человек смотрел некоторое время ему вслед, потом подождал еще несколько минут, внимательно изучая проходящих мимо людей, затем направился в бар и позвонил кому-то по телефону…

В 3.15 ночи Хейдеггер отодвинул защелку дверного замка на стук якобы полицейских. Открыв дверь, он, однако, увидел двух мужчин, одетых в штатское, которые улыбались ему. Один из них был очень высокий и болезненно худой. Второй был весьма впечатляющей внешности, но если бы вы заглянули в его глаза, то могли бы сказать, что он ни в коем случае не был банкиром.

Двое вошли внутрь и захлопнули за собой дверь.

 

Четверг

(С утра до полудня)

В четверг с утра зарядил дождь. Проснувшись, Малькольм почувствовал, что заболевает — у него першило в горле и слегка кружилась голова. Мало того, что он проснулся больным, он к тому же еще и проспал. Поразмыслив несколько минут, он решил все же отправиться на работу. Зачем тратить отпуск по болезни на такие пустяки, как простуда! Торопливо бреясь, Малькольм в спешке порезался, потом никак не мог пригладить волосы, торчавшие над ушами, с трудом вставил контактную линзу в правый глаз и в довершение ко всему обнаружил, что куда-то запропастился плащ. Пока Малькольм преодолевал бегом расстояние в восемь кварталов до своей работы, его вдруг осенило, что, по всей вероятности, он опоздает и не увидит сегодня свою девушку. Свернув на Юго-восточную А, он с надеждой окинул взглядом улицу и увидел ее как раз в тот самый момент, когда она уже входила в подъезд Библиотеки конгресса.

Малькольм так напряженно следил за девушкой, что уже не смотрел под ноги и, конечно же, угодил в глубокую лужу. Он, пожалуй, больше смутился, чем разозлился на себя. Однако, как ему показалось, человек, сидевший в голубом «седане», стоявшем у тротуара на некотором расстоянии от здания общества, не обратил никакого внимания на его оплошность.

Миссис Расселл приветствовала Малькольма коротким и недоброжелательным: «Ну, наконец-то!» Поднимаясь по лестнице к себе в кабинет, он вдобавок расплескал кофе и обжег себе руку. Бывают же такие дни, когда все получается шиворот-навыворот!

Где-то после десяти в его дверь тихонько постучали, и в кабинет вошла Таматха. В течение нескольких секунд она молча смотрела на него через толстые стекла очков, застенчиво улыбаясь. Ее волосы были такие редкие, что Малькольм подумал, что он может разглядеть каждую отдельную прядь.

— Рон, вы не знаете, что с Ричем? Может, он заболел? — прошептала она.

— Не знаю, — гаркнул Малькольм и шумно высморкался.

— Ну, хорошо, хорошо. Но почему вы кричите? Просто я беспокоюсь за него. Его нет на работе, и он даже не позвонил.

— Это черт знает, что такое, — умышленно выругался Малькольм, хорошо зная, что Таматха всегда нервничала, когда ругались в ее присутствии.

— Господи, какая муха укусила вас сегодня? — робко поинтересовалась Таматха.

— Я всего-навсего простыл.

— Сейчас я принесу вам таблетку аспирина.

— Не беспокойтесь, — нелюбезно ответил он. — Все равно не поможет.

— Вы просто невыносимы сегодня! До свидания! — Таматха вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

«О, господи», — подумал Малькольм и вновь принялся за роман Агаты Кристи.

В 11.15 зазвонил телефон. Малькольм взял трубку и услышал бесстрастный голос доктора Лаппе:

— Малькольм, у меня есть для вас поручение, и, кроме того, сегодня ваша очередь идти за бутербродами. Мне думается, что сегодня все предпочтут остаться в помещении.

Малькольм посмотрел в окно, по стеклу которого непрерывно барабанил проливной дождь, и пришел к тому же выводу.

— Таким образом, вы сможете убить сразу двух зайцев — выполнить мое поручение, а на обратном пути захватить бутерброды, — продолжал доктор Лаппе. — Уолтер уже обходит сотрудников и собирает их заказы. Так как вам нужно будет отнести пакет в старое здание сената, то я советую взять все сразу в ресторанчике «Хэп». Вы можете отправляться тотчас.

Спустя пять минут беспрерывно чихающий Малькольм не без усилий пробрался через подвал к маленькой дверке в задней стене здания, которая предназначалась для доставки угля. Никто из сотрудников раньше не знал о ее существовании, так как она вообще не была обозначена на первоначальном плане здания. Она так бы и оставалась скрытой за шкафом с выдвижными ящиками, если бы Уолтер не отодвинул его однажды, преследуя крысу. Тогда-то он и обнаружил небольшую дверцу, которая выходила наружу. С внешней стороны ее не было видно, так как она была скрыта кустами сирени, но при желании можно было без особого труда протиснуться между ними и стеной. Дверца открывалась только изнутри.

Малькольм с недовольным ворчанием бежал до старого здания сената. Время от времени он шмыгал носом, а проливной дождь все лил и лил, как из ведра.

Когда он добрался до цели, дождь уже превратил его замшевый пиджак из светло-бежевого в темно-коричневый. Светловолосая секретарша, сидевшая в приемной сенатора, сжалилась над Малькольмом и налила ему чашку кофе, пока он обсыхал. Она сказала, что «официально» он ожидает расписки в получении пакета. Она совершенно случайно закончила пересчитывать книги именно в тот момент, когда Малькольм допил кофе. Девушка приветливо улыбнулась ему, и Малькольм решил, что доставка сенатору детективов о таинственных убийствах, может быть, в конце концов и не окажется полной потерей времени.

Обычно для того, чтобы добраться от старого здания сената до ресторанчика «Хэп», требуется пять минут ходьбы, но из-за дождя Малькольм проделал этот путь за три минуты. «Хэп» пользуется большой популярностью среди работающих на Капитолийском холме чиновников, потому что обслуживание там быстрое, пища вкусная и, кроме того, ресторанчик имеет особый, собственный класс.

Малькольм вручил официантке листок с заказами и попросил принести ему бутерброд с мясными фрикадельками и стакан молока…

…Пока Малькольм в приемной сенатора с наслаждением пил маленькими глотками кофе, какой-то джентльмен в плаще и низко надвинутой на лоб шляпе, которая скрывала большую часть его лица, свернул с Первой улицы на Юго-восточную А и двинулся вдоль нее по направлению к стоявшему у тротуара голубому «седану». Сшитый на заказ плащ прекрасно подходил к впечатляющей внешности незнакомца, однако на пустой улице никто не смог оценить это.

Джентльмен будто бы небрежно, но вместе с тем очень цепко осмотрел улицу и расположенные на ней здания, после чего не без элегантности скользнул на переднее сиденье «седана». Плотно закрыв за собой дверцу, он выжидающе посмотрел на водителя и спросил:

— Ну как?

Не отрывая взгляда от здания общества, водитель выдохнул с характерным астматическим хрипом:

— Все на месте, сэр.

— Отлично. Я понаблюдаю за зданием, пока вы будете звонить. Скажите им, чтобы подождали десять минут, а потом начинали действовать.

— Слушаюсь, сэр. — Водитель начал было уже выбираться из машины, когда резкий голос остановил его.

— Уэзерби, — незнакомец сделал паузу для большего эффекта, — ошибок быть не должно.

— Да, сэр, — с напряжением проглотив слюну, ответил Уэзерби.

Уэзерби направился к телефону-автомату, висевшему на стене около бакалейной лавки на углу Юго-восточной А и Шестой улицы. В баре «Мистер Генри», на расстоянии пяти кварталов по авеню Пенсильвания, высокий и болезненно худой человек откликнулся на имя мистера Вазбурна, когда бармен, взявший трубку зазвонившего телефона, громко произнес его. Краткие указания Вазбурн выслушал молча, в знак согласия кивая головой. Он повесил трубку и вернулся за свой столик, где его ждали двое. Они заплатили по счету за три кофе с коньяком и, выйдя из бара, проследовали по Первой улице до узкого переулочка, который был расположен сразу за Юго-восточной А. На перекрестке около светофора им повстречался молодой человек с длинными волосами в насквозь промокшем замшевом пиджаке. Пустой микроавтобус желтого цвета стоял между двумя домами в самом начале переулка. Все трое забрались в него и стали готовиться к утренней работе…

…Малькольм только-только успел заказать себе бутерброд с мясными фрикадельками, когда почтальон с болтавшейся на шее сумкой свернул с Первой улицы на Юго-восточную А и зашагал вдоль нее. Какой-то невысокий коренастый человек в слишком широком плаще, держась как-то неестественно прямо, следовал сзади в нескольких шагах от почтальона. На расстоянии пяти кварталов навстречу им двигался высокий худой человек. На нем тоже был плащ свободного покроя с той лишь разницей, что доходил ему только до колен.

Как только Уэзерби, вновь сидевший за рулем голубого «седана», увидел почтальона, который повернул из-за угла на Юго-восточную А, он сразу же уехал. Ни двое в машине, ни трое «пешеходов» и виду не подали, что заметили друг друга. Переждав приступ астматического кашля, Уэзерби вздохнул с облегчением. Он был бесконечно рад тому, что его участие в этой операции уже закончилось. Каким бы крепким орешком ни казался Уэзерби, но он, когда изредка посматривал на своего молчаливого пассажира, сидевшего рядом, был счастлив, что не допустил ошибок.

Однако Уэзерби глубоко заблуждался. Он допустил одну небольшую и вполне обычную ошибку, ошибку, которой он мог бы легко избежать. Ошибку, которой он должен был избежать.

Если бы кто-нибудь наблюдал за улицей, то он увидел бы, как три человека — два бизнесмена и почтальон — совершенно случайно приблизились одновременно к ограде здания общества. Бизнесмены вежливо пропустили в калитку почтальона, дав ему возможность первым подойти к двери и нажать кнопку звонка. Как обычно, Уолтера не было на месте (хотя вряд ли что-нибудь изменилось, находись он там). В тот самый момент, когда Малькольм покончил со своим бутербродом в ресторанчике «Хэп», миссис Расселл услышала звонок и крикнула своим неприятно резким голосом:

— Войдите!

Незнакомцы так и поступили. Первым вошел почтальон…

* * *

…Малькольм не очень-то торопился завершить свой завтрак. Растягивая удовольствие, он заказал еще фирменное блюдо, которым славилось это заведение, — шоколадный торт с ромом. После второй чашки кофе совесть все же заставила его вновь выйти на улицу. Ливень прекратился, и теперь лишь слегка моросило. После завтрака настроение у Малькольма несколько поднялось, да и самочувствие тоже улучшилось. Он шел не спеша, потому что, во-первых, получал удовольствие от прогулки и, во-вторых, он не хотел бы уронить пакеты с бутербродами, которые с трудом держал в руках. Изменив привычке, он пошел по противоположной от здания общества стороне Юго-восточной А. Это давало ему возможность лучше видеть само здание по мере того, как он приближался к нему. Именно это обстоятельство и позволило ему заметить намного раньше нечто такое, чего он бы не увидел, если бы шел обычным маршрутом.

Всего лишь одна небольшая деталь, но именно она и заставила Малькольма насторожиться. Деталь, чуть-чуть вышедшая за рамки привычного и в то же время такая незначительная, что казалась совершенно лишенной всякого смысла.

Однако Малькольм обладал способностью подмечать такие мелочи, как, например, распахнутое настежь окно на третьем этаже. Дело в том, что все окна здания общества открывались наружу, а не поднимались вверх по раме. Поэтому-то широко распахнутое окно и было так заметно. Когда Малькольм заметил раскрытое окно, то все же не сразу осознал значение этого факта. Но приблизившись к зданию на расстояние полутора кварталов, он вдруг понял, в чем дело, и резко остановился…

* * *

…Нет ничего необычного в том, что где-то в Вашингтоне могут быть открыты какие-то окна, пусть даже и в дождливый день. В столице даже во время весенних ливней обычно стоит теплая погода. Но так как здание общества оборудовано кондиционерами, то единственной причиной того, что это окно было открыто, могло быть лишь желание проветрить помещение. Малькольм знал, что в данном случае подобное объяснение было просто абсурдным. Оно было абсурдным потому, что открытым оказалось именно это окно. Окно в кабинете Таматхи.

Все сотрудники секции хорошо знали, что Таматха постоянно испытывала панический ужас при виде открытых окон. Когда ей было девять лет, два ее брата-подростка затеяли драку из-за картины, которую они втроем нашли, исследуя чердак. Старший брат поскользнулся на коврике и вывалился из чердачного окна вниз на улицу. В результате он сломал позвоночник и остался парализованным на всю жизнь. Таматха однажды призналась Малькольму, что либо пожар, либо угроза насилия могут вынудить ее приблизиться к открытому окну.

И, тем не менее, именно окно ее кабинета было сейчас открыто.

Малькольм попытался подавить возникшее у него ощущение тревоги и беспокойства. «Ох, уж это мое сверхчувствительное воображение, — подумал он. — Окно, вероятнее всего, открыто по какой-нибудь вполне естественной причине. Может быть, кто-то просто разыгрывает Таматху». Но сотрудники секции никогда не разыгрывали друг друга, и Малькольм был уверен, что никто не посмеет подшучивать над Таматхой таким жестоким образом. Он вновь медленно двинулся вперед, миновал здание общества и дошел до угла. Ничего подозрительного. Все, кроме этого окна, казалось в полном порядке. Он не услышал никакого шума внутри здания. Очевидно, все были заняты своими делами.

«Что за глупость?», — подумал Малькольм. Он пересек улицу, быстро подошел к калитке, затем поднялся по ступенькам на крыльцо и, поколебавшись мгновение, нажал кнопку звонка. Никакого ответа. Он слышал, как внутри прозвенел звонок, однако миссис Расселл не отвечала. Он позвонил еще раз.

Снова тишина. По спине Малькольма пробежали мурашки.

«Уолтер, наверное, возится с книгами, — подумал он, — а наша „парфюмерная Полли“ засела в туалете. Скорей всего, так оно и есть». Он медленно полез в карман за ключом.

Когда в дневное время кто-нибудь вставляет ключ в замочную скважину входной двери общества, то по всему зданию проносится специальный сигнал.

Если же подобное произойдет ночью, то сигнал одновременно зазвучит и в полицейском управлении Вашингтона, и в комплексе ЦРУ в Лэнгли, и в здании отделения безопасности, расположенном где-то в центре столицы. Малькольм услышал мягкий звук сигнала, как только повернул ключ в замке. Он распахнул дверь и быстро вошел в здание.

С нижней площадки лестницы Малькольм увидел, что в помещении, казалось, никого не было. Миссис Расселл не сидела за своим столом. Краем глаза он заметил, что дверь кабинета доктора Лаппе была слегка приоткрыта. В воздухе стоял какой-то странный запах. Малькольм бросил пакеты с бутербродами на стол Уолтера и медленно поднялся по ступенькам. Здесь-то он и уяснил причину этого запаха.

…Миссис Расселл, как обычно, стояла за своим столом, когда незнакомцы вошли внутрь. Очередь из автомата, спрятанного в сумке почтальона, отбросила ее назад, почти к самой кофеварке. Сигарета, выпавшая изо рта на грудь, продолжала еще долго тлеть, опаляя кожу, пока не выгорела до конца…

Странная тупая вялость охватила Малькольма, пока он стоял и смотрел на неподвижное тело, лежащее в крови. Наконец Малькольм медленно повернулся и скорее машинально, чем осознанно, двинулся в кабинет доктора Лаппе…

…Уолтер и доктор Лаппе изучали финансовые документы, когда вдруг услышали какие-то странные, напоминающие кашель звуки и глухой стук чего-то тяжелого, упавшего на пол. Уолтер открыл дверь, чтобы помочь миссис Расселл поднять, как ему показалось, оброненный ею пакет с почтой (он слышал, как зазвенел звонок и как миссис Расселл сказала: «Ну, что вы нам принесли сегодня?»). Последнее, что он увидел в своей жизни, был высокий худой человек, державший в руках странный продолговатый предмет в виде латинской буквы L.

Вскрытие показало, что Уолтер умер мгновенно, сраженный короткой очередью из пяти пуль. Доктор Лаппе видел все это, но бежать ему было некуда. Его безжизненное тело осталось лежать у стены кабинета…

…Высокий «бизнесмен» резко распахнул дверь кабинета Малькольма, но обнаружил, что он пуст. Рэй Томас стоял на коленях позади своего стола, разыскивая закатившийся куда-то карандаш, когда невысокий коренастый человек открыл дверь. Рэй только и успел вскрикнуть: «О, господи, не…» — как его череп разлетелся на куски.

Таматха и Гарольд Мартин услыхали громкий возглас Рэя, но они не имели понятия, почему он вскрикнул. Почти одновременно они открыли двери своих кабинетов и подбежали к лестнице. Некоторое время все было спокойно. А затем они услышали тихий шорох шагов: кто-то поднимался по ступенькам. Шаги эти вдруг стихли, а затем что-то несколько раз щелкнуло. Этот звук вывел их из оцепенения. Они, конечно, не могли знать, что это были за звуки (вставленная новая обойма и движение — назад и вперед — затвора, досылающего патрон), и лишь инстинктивно поняли, что они означали. Оба бросились бегом в свои кабинеты и захлопнули за собой двери.

Гарольд проявил самообладание и присутствие духа. Он запер дверь на замок и успел даже набрать три цифры на диске телефонного аппарата, прежде чем невысокий коренастый человек выбил дверь ударом ноги и застрелил его.

Таматха среагировала на сложившуюся ситуацию иным образом. В течение многих лет она считала, что только исключительные обстоятельства могут заставить ее открыть окно. Сейчас она поняла, что для нее наступил именно такой момент. В паническом страхе, пытаясь отыскать путь к спасению, найти какую-нибудь помощь, хоть какой-нибудь выход, она настежь распахнула окно.

От высоты у нее закружилась голова. Она сняла очки и положила их на стол.

Когда она услышала, как вылетела дверь в кабинете Гарольда, а затем прозвучали похожие на кашель звуки и что-то тяжелое упало на пол, она опять бросилась к окну. Дверь ее кабинета медленно открылась…

Таматха повернулась лицом к худому человеку. Он не стрелял из опасения, что пули могут пролететь в окно, пробить что-нибудь на улице и привлечь внимание к зданию общества. Он рискнул бы выстрелить только в том случае, если бы она закричала. Но она не кричала. Она видела лишь мутный силуэт человека, но поняла, что он приказывает ей знаком отойти от окна. Таматха медленно двинулась к столу. «Если я должна умереть, — подумала она, — то я хочу это увидеть». Она протянула руку, ощупью нашла очки. Высокий человек подождал, пока она надела их, и на ее лице появилось осмысленное выражение.

Тогда он нажал на спусковой крючок и держал на нем палец до тех пор, пока не расстрелял всю обойму, потом повернулся, вышел из кабинета и присоединился к своему коренастому партнеру, который только что закончил проверку остальных помещений третьего этажа. Затем очень медленно, не спеша, они сошли по лестнице вниз.

Пока почтальон продолжал бдительно охранять входную дверь, коренастый осмотрел подвал. Он обнаружил маленькую дверку, предназначавшуюся для доставки угля, но не обратил на нее внимания. А ему следовало бы сделать это, хотя, конечно, его промах можно было частично оправдать ошибкой, которую допустил Уэзерби. Коренастый нашел и вывел из строя телефонную подстанцию. Испорченный телефон вызывает, как правило, гораздо меньше беспокойства, чем исправный, но не отвечающий на вызов номер. Высокий незнакомец в это время обшарил стол Хейдеггера. Материал, который он разыскивал, должен был быть в третьем ящике слева. Там он его и нашел. Он взял большой конверт, высыпал в него пригоршню стреляных гильз и положил туда же небольшой листок бумаги, который он достал из кармана своего пиджака. Он заклеил конверт и что-то написал на нем. Писать ему было неудобно, так как руки были в перчатках. Но это не имело значения, ведь он в любом случае хотел изменить свой почерк. Коряво написанная строчка на конверте гласила, что его необходимо доставить в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли.

Коренастый тем временем открыл ящичек на столе Уолтера и засветил фотопленку. Высокий небрежно бросил конверт на стол миссис Расселл. Он и его партнеры приладили свои автоматы на специальные крючки под плащами, открыли дверь и вышли из здания так же незаметно, как и вошли. Именно в этот момент Малькольм покончил со своим тортом…

* * *

…Малькольм медленно переходил из кабинета в кабинет, с одного этажа на другой. Его мозг отказывался понимать увиденное. И только когда он обнаружил истерзанное пулями тело Таматхи, реальность случившегося со всей силой обрушилась на него. В течение нескольких долгих минут он смотрел на ее труп широко раскрытыми глазами, сотрясаясь от дрожи. Затем его охватил страх, и он подумал: «Я должен убраться отсюда». Он бросился вниз по лестнице, и, лишь когда добежал до первого этажа, рассудок одержал верх и заставил его остановиться.

«Совершенно очевидно, что они уже ушли, — подумал он, — в противном случае сейчас я бы был уже мертв». Он даже и не задумался о том, кто были «они». Вдруг как-то сразу он осознал собственную уязвимость. «Господи, — подумал он, — ведь у меня даже нет оружия, и я не смогу оказать им никакого сопротивления, если они вернутся». Малькольм посмотрел на тело Уолтера и на тяжелый автоматический пистолет, висевший на поясе убитого. Пистолет был весь в крови, и Малькольм не мог заставить себя прикоснуться к нему. Он бросился к столу Уолтера, где в пустой тумбочке, прикрепленное к внутренней стенке, хранилось еще одно, совершенно необычное оружие — дробовик 20-го калибра с укороченным стволом. И хотя он был однозарядный, Уолтер частенько похвалялся, что этот дробовик однажды спас ему жизнь… Малькольм схватил дробовик за рукоятку, напоминавшую пистолетную, направил его в сторону закрытой входной двери и держал ее под прицелом, пока медленно двигался боком к столу миссис Расселл. Уолтер всегда держал еще один пистолет в ящике ее стола — просто так, на всякий случай. Малькольм засунул пистолет за пояс и снял телефонную трубку. Телефон молчал. Тем не менее, Малькольм стал набирать поочередно номера всех сотрудников общества. Ответа не последовало.

«Я должен немедленно уйти отсюда, — еще раз подумал он, — я должен позвать кого-нибудь на помощь». Он попытался засунуть дробовик под пиджак.

Однако даже в укороченном виде оружие было слишком громоздким: его ствол высовывался из-под воротника и упирался в шею. С сожалением Малькольм положил дробовик на прежнее место в тумбочку стола Уолтера, подумав при этом о том, что должен сохранить все в том же положении, в каком обнаружил. С трудом проглотив стоявший в горле ком, он подошел к двери и посмотрел в широкопанорамный глазок. Улица была пуста. Дождь уже совсем прекратился.

Укрывшись за выступом стены, он протянул руку и медленно раскрыл дверь.

Ничего не случилось. Тогда он вышел на крыльцо. Тишина. С грохотом захлопнув дверь, он быстро прошел через калитку и двинулся по улице, все время беспокойно оглядываясь по сторонам в напряженном ожидании. Однако все было спокойно. Малькольм направился прямо к телефону-автомату на углу улицы.

Каждое из четырех управлений ЦРУ имело свой собственный, не внесенный ни в какие телефонные справочники специальный номер «Тревога», которым разрешается пользоваться лишь в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств. Наказание за неоправданное пользование этим номером может быть очень суровым — вплоть до увольнения с работы без выходного пособия.

Этот номер является одним из самых больших секретов, который знает и помнит каждый сотрудник ЦРУ — от самого директора до последнего дворника.

Телефонная линия «Тревога» постоянно обслуживается высококвалифицированными и опытными агентами. Они должны обладать отличной реакцией, хотя сами они редко участвуют в оперативных действиях. Когда принимается сигнал «Тревога», решения должны быть быстрыми и правильными.

В тот день Стефен Митчелл был дежурным Управления тайных служб на линии «Тревога», и он ответил на звонок Малькольма. Митчелл был в свое время одним из лучших «разъездных» агентов ЦРУ. В течение тринадцати лет он переезжал из одного беспокойного места в другое, главным образом в Южной Америке. Затем в 1968 году в Буэнос-Айресе один агент, который вел двойную игру, подложил под водительское сиденье Митчелла пластиковую бомбу. Агент при этом допустил всего лишь одну ошибку: взрывом Митчеллу оторвало обе ноги, но он остался жив. Позже эта ошибка дорого обошлась «двойнику» — его нашли в Рио-де-Жанейро с затянутой на шее петлей. Не желая терять такого опытного сотрудника, как Митчелл, его перевели в секцию службы «Тревога».

Митчелл снял телефонную трубку после первого же звонка, после чего сразу же включился магнитофон и одновременно начался автоматический поиск номера телефона, по которому говорили.

— 493-7282.

Все телефонные абоненты ЦРУ отвечают на звонки, называя свой номер.

— Это говорит… — на какую-то ужасно долгую секунду Малькольм забыл свой секретный псевдоним. Он знал, что ему следует назвать номер своего отдела и секции для того, чтобы отличить себя от других агентов, которые могли иметь такой же псевдоним. Однако сейчас он никак не мог вспомнить это вымышленное имя. С другой стороны, он знал, что не должен называть своего настоящего имени. И вдруг он вспомнил: — Говорит Кондор, секция 9, отдел 17. На нас совершено нападение.

— Вы говорите по рабочему телефону?

— Нет, я звоню из открытого автомата недалеко от… своей базы. Наши телефоны не работают.

«Вот дрянь, — подумал Митчелл, — мы должны еще объясняться на условном языке». Свободной рукой он нажал кнопку «Тревога». В пяти местах — трех в Вашингтоне и двух в Лэнгли — до зубов вооруженные люди бросились к своим машинам, включили двигатели и замерли в ожидании дальнейших указаний.

— Как сильно пострадала секция?

— Ущерб максимальный. Все до одного. Я единственный, кто…

Митчелл прервал его:

— Понятно. Кто-нибудь из жителей района знает об этом?

— Не думаю. Каким-то образом это было сделано очень тихо.

— Вы сами не ранены?

— Нет.

— Вы вооружены?

— Да.

— В районе заметны какие-нибудь враждебные действия?

Малькольм огляделся вокруг. Он вдруг подумал, каким обычным казалось ему это утро.

— Непохоже, хотя, конечно, я не могу быть полностью уверенным.

— Слушайте меня внимательно. Покиньте этот район, но только очень осторожно. В любом случае убирайтесь немедленно оттуда куда-нибудь в безопасное место. Выждите около часа. И после того, как вы убедитесь, что за вами никто не следит, позвоните еще раз. Это будет в 13.45. Вы поняли?

— Да, я все понял.

— О'кей. Повесьте теперь трубку и помните, что вы не должны терять головы.

Митчелл так быстро прервал связь, что Малькольм даже не успел еще отнять трубку от уха.

Повесив трубку, Малькольм постоял несколько секунд на углу улицы, пытаясь выработать хоть какой-нибудь план действий. Он знал, что ему необходимо найти поблизости безопасное место, где он сможет незаметно укрыться в течение часа. Затем он медленно, очень медленно повернулся и пошел вдоль улицы. Пятнадцать минут спустя он присоединился к группе членов молодежной организации из штата Айова, которые совершали ознакомительную экскурсию по зданию конгресса…

…Малькольм еще говорил по телефону с Митчеллом, а в это время один из самых больших и сложных правительственных механизмов в мире уже пришел в движение. Помощники Митчелла, которые прослушивали их разговор, уже направили четыре автомашины с агентами из отделений безопасности, расположенных в самом Вашингтоне, и одну машину с выездной группой медицинских экспертов из Лэнгли по одному и тому же адресу — секция 9, отдел 17. Старшие по группам были кратко информированы о случившемся. В то время как машины мчались к месту назначения, старшие отработали по радио детали задания. Полицейское отделение соответствующего района Вашингтона было предупреждено о том, что «федеральные чиновники охраны правопорядка» могут обратиться с просьбой об оказании им содействия и необходимой помощи. К тому моменту, когда Малькольм повесил телефонную трубку, все отделения ЦРУ в округе Колумбия уже получили сообщение о враждебной акции, предпринятой против сотрудников общества. В соответствии со специальными планами они немедленно приняли дополнительные меры по обеспечению своей безопасности.

Через три минуты после звонка Малькольма все заместители директора ЦРУ были поставлены в известность о случившемся «чрезвычайном происшествии», а через шесть минут сам директор, который в этот момент совещался с вице-президентом США, был извещен об этом Митчеллом по специальному телефону. В течение восьми минут все ведущие органы разведки США были информированы о происшедшей враждебной акции.

Тем временем Митчелл приказал доставить к нему в кабинет все документы, имеющие отношение к деятельности общества. Во время возникновения кризисной ситуации дежурный по службе «Тревога» автоматически приобретает неограниченные права и чрезвычайные полномочия. Именно он осуществляет практическое руководство оперативными действиями до тех пор, пока его не заменит один из заместителей директора ЦРУ. Буквально через несколько секунд после того, как Митчелл приказал доставить ему папки с документами, раздался звонок из картотеки.

— Сэр, проверка на компьютере показала, что все «дела» секции 9, отдела 17 исчезли.

— Показала ч-т-о?!

— Что они исчезли.

— В таком случае пришлите мне копии «дел» и, черт побери, отправьте их под охраной.

И прежде чем озадаченный чиновник успел ответить ему, Митчелл с силой бросил трубку. Затем Митчелл схватил другой аппарат и сразу же соединился с нужным абонентом.

— «Заморозить» базу! — приказал он.

В течение нескольких секунд все входы и выходы штаб-квартиры ЦРУ были перекрыты. Если кто-нибудь и попытается войти или выйти, он будет просто-напросто застрелен. По всему зданию тревожно мигали красные сигнальные лампочки. Специальные группы безопасности приступили к очистке коридоров, приказывая всем сотрудникам, не участвующим в работе службы «Тревога» или в обеспечении «готовности № 1», немедленно вернуться в свои кабинеты и отделы. Следствием неподчинения или проявления хотя бы малейшего колебания в выполнении этого приказа были ствол пистолета, который упирался в живот сомневающихся, и наручники на их запястьях.

Через несколько секунд после того, как Митчелл «заморозил» базу, дверь в кабинет службы «Тревога» распахнулась, и крупный мужчина решительно прошел внутрь. Митчелл все еще говорил по телефону, поэтому вошедший уселся в кресло около его старшего помощника.

— Что здесь происходит, черт возьми?

При нормальных обстоятельствах его бы информировали о происходящем, даже не дожидаясь вопроса. Но в данный момент Митчелл был полновластным хозяином положения. Старший помощник взглянул на своего начальника. Митчелл, хотя и продолжал бросать резкие приказы в телефонную трубку, услышал требовательную нотку в вопросе вошедшего. Он молча кивнул головой помощнику, который, в свою очередь, кратко изложил посетителю последовательность происшедших событий и сообщил ему, какие меры предпринимаются. К тому времени, как помощник закончил свой краткий отчет, Митчелл уже положил трубку и вытирал влажным платком пот со лба.

Крупный человек шевельнулся в кресле.

— Митчелл, — сказал он, — если вы не возражаете, то я останусь здесь и помогу вам. В конце концов, я все же начальник отдела 17.

— Спасибо, сэр, — ответил Митчелл, — я буду очень признателен вам за любую помощь, которую вы сможете нам оказать.

Крупный человек что-то проворчал в ответ и, устроившись в кресле поудобнее, принялся ждать…

* * *

…Если бы вам довелось проходить в 13.09 в тот дождливый четверг по тихой Юго-восточной А позади Библиотеки конгресса, вы наверняка были бы поражены неожиданной вспышкой активности. На улице вдруг появились шесть человек, которые направились с разных сторон к трехэтажному белому зданию.

Прежде чем они успели подойти к калитке, две автомашины, двигавшиеся навстречу друг другу, неожиданно резко остановились перед самым зданием.

Люди, сидевшие в машинах, рассматривали здание напряженно и внимательно.

Шестеро вошли в калитку, но лишь один из них поднялся по чугунным ступенькам на крыльцо. Некоторое время он возился с большой связкой ключей и с замком.

Когда замок щелкнул и открылся, этот человек кивком головы пригласил остальных подняться на крыльцо. Все шестеро быстро вошли внутрь здания, захлопнув за собой дверь. Пассажиры покинули свои машины и принялись не спеша прогуливаться взад и вперед по тротуару перед зданием общества. Когда машины тронулись, чтобы занять более удобное место поблизости, оба водителя кивнули людям, стоявшим на углу улицы.

Три минуты спустя входная дверь общества снова открылась. Из здания вышел человек и медленно направился к ближайшей из двух машин. Забравшись внутрь, он взял телефонную трубку и через несколько секунд уже разговаривал с Митчеллом.

— На них действительно совершено нападение, да еще какое! Просто ужасно!

Человека, говорившего по телефону, звали Аллен Ньюберри. В свое время он участвовал в боевых действиях во Вьетнаме, высаживался с десантом на Плая-Хирон на Кубе, побывал в горах Турции, рисковал жизнью в десятках уличных операций и стычек в различных уголках мира, и тем не менее, Митчелл сразу же сумел уловить мучительное напряжение в его сдавленном голосе.

— Как это было сделано? — Митчелл постепенно начинал верить в реальность случившегося.

— По всей вероятности, работала группа от двух до пяти человек. Признаков насильственного проникновения в здание нет. Они, должно быть, пользовались каким-то автоматическим оружием с глушителями, а не то весь город услышал бы эту стрельбу. В здании шестеро убитых, четыре мужчины и две женщины. Большинство из них, как представляется, так и не успели понять, что с ними случилось. Признаков тщательного обыска также нет. Фотопленка засвечена. Телефоны не работают, наверное, перерезаны провода. Над парой трупов придется основательно поработать, чтобы точно установить личность убитых. Короче говоря, сработано чисто, быстро и бесшумно. Они знали до последней детали, что им надо было делать, и знали, как делать.

Митчелл подождал, пока не убедился, что Ньюберри закончил.

— Хорошо. Я воздержусь от конкретных действий до тех пор, пока кто-нибудь из начальства не отдаст соответствующего приказа. Тем временем вы и ваши люди должны глядеть в оба. Ничего не трогать. Здание должно быть «законсервировано». Принимайте для этого любые меры, какие вы сочтете необходимыми.

Митчелл сделал паузу, чтобы подчеркнуть значимость сказанного им, и в то же время убедиться, что не совершает ошибки. Ведь он только что разрешил группе Ньюберри действовать по своему усмотрению, то есть проводить любые акции, подпадающие под юрисдикцию федерального правительства США, без предварительного согласования. Он фактически санкционировал убийства по прихоти или капризу подчиненных Ньюберри, если они сочтут, что этот каприз может иметь какое-то определенное значение или результаты. Последствия такого необычного и редчайшего приказа могут быть весьма печальными для всех, кто имеет к нему прямое отношение. Митчелл продолжал:

— В качестве дополнительной меры для обеспечения безопасности я направляю еще одну группу, чтобы взять под контроль и перекрыть соседние кварталы. Кроме того, я вышлю к вам группу экспертов-криминалистов, но им разрешается провести лишь предварительную экспертизу. При любых обстоятельствах они ничего не должны трогать с места и не нарушать общей картины преступления. Они также привезут вам переносную установку для налаживания связи. Все ясно?

— Да. Кстати, при осмотре помещения мы обнаружили одну маленькую, но любопытную деталь.

— Какую? — спросил Митчелл.

— Когда по радио нас информировали о случившемся, то упомянули, что в здании лишь один выход. Мы же нашли два. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Нет, ничего не говорит, — сказал Митчелл. — Да и вообще все обстоятельства этой истории какие-то странные и неясные. Есть еще что-нибудь?

— Да, еще одно, — голос говорившего вдруг как-то потускнел. — Какой-то сукин сын зверски изувечил девушку на третьем этаже. Он не просто убил ее, а именно изуродовал до неузнаваемости.

Ньюберри замолчал и повесил трубку.

— Что будем делать? — спросил крупный мужчина.

— Будем ждать, — ответил Митчелл и откинулся назад, устраиваясь поудобней в кресле. — Мы будем сидеть и ждать звонка Кондора…

* * *

…В 13.40 Малькольм нашел свободную телефонную будку около здания конгресса на Капитолийском холме. Он опустил в автомат монетку, которую разменял у захлебывающейся от восторга и впечатлений молоденькой девушки, и набрал номер службы «Тревога». Не успел прозвучать первый сигнал, как Малькольму ответили.

— 493-7282. — В голосе говорившего явно чувствовалось напряжение.

— Говорит Кондор, секция 9, отдел 17. Я звоню из автомата. Я не думаю, чтобы за мной следили, и я совершенно уверен, что меня сейчас никто не может слышать.

— Мы проверили вас и получили подтверждение. Нам нужно доставить вас в Лэнгли, но мы боимся разрешить вам приехать сюда самому, в одиночку. Вы знаете кинотеатры «Серкус-3» в районе Джорджтауна?

— Конечно.

— Можете быть там через час?

— Могу.

— Хорошо. Теперь скажите, кого из сотрудников, работающих в Лэнгли, вы знаете? Хотя бы в лицо?

Малькольм на мгновение задумался.

— У меня был инструктор, который проходил под псевдонимом Воробушек.

— Подождите секунду. — С помощью предоставленного ему права внеочередного пользования компьютером и средствами связи Митчелл мгновенно проверил существование Воробушка и получил подтверждение, что он в настоящее время находится в здании штаб-квартиры. Митчелл продолжил разговор:

— Отлично. Будем действовать так. Через полчаса Воробушек и с ним еще один человек поставят свою машину в маленьком переулке позади кинотеатров. Они будут ждать вас там ровно час. В переулок можно попасть через три прохода, и все они дают вам возможность увидеть тех, кто находится там, гораздо раньше, чем они заметят вас. Когда вы убедитесь, что за вами нет слежки, отправляйтесь прямо в этот переулок. Но, если вы почувствуете что-то подозрительное, если Воробушка и его партнера не будет на месте или рядом с ними будет еще кто-нибудь, даже чертов голубь, сидящий около ног, убирайтесь оттуда немедленно, найдите безопасное место и позвоните мне еще раз. В случае опоздания сделайте так же, как я только что сказал. Понятно?

— Понят…ап-чхи!

Митчелл чуть не вывалился из кресла:

— Что за чертовщина? С вами все в порядке?

Малькольм вытер ладонью телефонную трубку.

— Да, сэр. Все нормально. Извините меня, я немного простужен. Мне ясно, что делать.

— Ну, тогда с богом, — и Митчелл повесил трубку.

Он опять откинулся в кресле.

Прежде чем он успел что-нибудь произнести, крупный мужчина сказал:

— Знаете что, Митчелл, если вы не возражаете, я поеду вместе с Воробушком. В конце концов, ведь я несу ответственность за отдел 17.

Митчелл посмотрел на крупного, уверенного в себе человека, сидевшего напротив, и улыбнулся.

— Хорошо. Захватите Воробушка у ворот. Поезжайте в своей машине. Вы когда-нибудь встречались с Кондором?

Крупный мужчина покачал головой.

— Нет, не встречался. Вы могли бы дать мне его фотографию?

Митчелл кивнул головой и сказал:

— У Воробушка есть одна. Отдел технического обеспечения предоставит в ваше распоряжение все, что вы захотите, хотя лично я рекомендую легкое оружие. Что вы предпочитаете?

Крупный мужчина пошел было уже к двери, но остановился, повернулся к Митчеллу и сказал:

— Револьвер 38-го калибра с глушителем на тот случай, если нам придется действовать без шума.

— Он будет лежать в вашей машине вместе с запасными патронами, — сказал Митчелл, вновь останавливая крупного мужчину, который почти уже вышел из кабинета. — Еще раз благодарю вас, полковник Уэзерби.

Обернувшись, крупный человек улыбнулся в ответ.

— Не за что, Митчелл. В конце концов, это ведь моя работа.

Он закрыл за собой дверь и направился к выходу. Сделав несколько шагов, он почувствовал тяжесть в груди, и дыхание его стало прерывистым и хриплым, как это свойственно астматикам.

 

Четверг

(После полудня)

Несмотря на дурную погоду, Малькольму удалось поймать такси без особого труда. Двадцать минут спустя он расплатился с водителем, остановив машину за два квартала до кинотеатров «Серкус-3». Теперь он хорошо усвоил, что главное — оставаться незамеченным, быть подальше от любопытных глаз. Через несколько минут он уже сидел за столиком в самом темном углу переполненного посетителями бара, среди которых почему-то не было ни одной женщины.

Малькольм надеялся, что ничем здесь не выделяется, — просто еще один мужчина в баре, заполненном другими мужчинами.

Держа в руке стакан с коктейлем «Текила-коллинс», он по возможности медленно отпивал приятный напиток и одновременно рассматривал лица посетителей, стремясь перехватить чересчур внимательный взгляд в свою сторону. Некоторые типы из этой толпы также с интересом поглядывали на него.

Однако никто из посетителей бара не обратил внимания на то, что Малькольм положил на стол только левую руку. Правую он все время держал под столом, сжимая пистолет, который направлял в сторону каждого, кто приближался к нему.

В 14.40 Малькольм резко поднялся с места и присоединился к большой группе посетителей, покидавших бар. Выйдя на улицу, он быстро отделился от них и пошел в другую сторону. В течение некоторого времени он менял направление движения, переходил с одной стороны узеньких улочек Джорджтауна на другую, затем возвращался обратно, все время внимательно наблюдая за людьми, которые окружали его. В три часа, убедившись в отсутствии слежки, он направился в сторону кинотеатров «Серкус-3».

Инструктор Воробушек оказался маленьким, нервозным, носившим очки ведомственным чиновником. Ему не оставили выбора в том, что касалось его роли в предстоящей операции, хотя он дал понять, что подобные действия не входят в круг его обязанностей и что он решительно возражает против своего участия в ней. Кроме всего прочего, он сильно беспокоился о жене и четверых детях. Главным образом для того, чтобы заставить его замолчать и не нервничать, сотрудники отдела технического обеспечения выдали ему пуленепробиваемый жилет. Воробушек надел эту тяжелую и жаркую броню под рубашку. Плотная материя сковывала движения и раздражала. Воробушек никак не мог вспомнить, кого же звали Кондором или Малькольмом, так как читал лекции десяткам слушателей, проходивших обучение на курсах подготовки молодых сотрудников ЦРУ. Все это было абсолютно безразлично сотрудникам отдела технического обеспечения, но они тем не менее терпеливо выслушивали его.

Уэзерби на ходу проинструктировал направлявшихся к автомашинам прикрытия водителей. Он проверил тупоносый револьвер с толстым, как сарделька, глушителем и кивнул головой мрачному сотруднику отдела обеспечения в знак одобрения. В обычной ситуации Уэзерби должен был бы расписаться в получении оружия, но благодаря авторитету Митчелла соблюдение этой формальности было в данном случае необязательным. Сотрудник помог Уэзерби приладить под мышкой специальную кобуру для револьвера, вручил ему двадцать пять запасных патронов и пожелал удачи. Уэзерби мрачно проворчал что-то в ответ и забрался в голубой «седан».

Три автомашины одна за другой выехали с территории штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Голубой «седан» Уэзерби шел в центре группы. Как только автомашины, двигаясь по шоссе, ведущему от кольцевой дороги к городу, приблизились к въезду в Вашингтон, у задней машины прикрытия вдруг лопнул баллон. Водитель потерял контроль над управлением, и машина, развернувшись боком, перекрыла движение. Никто не пострадал при этом «инциденте», но движение возобновилось лишь через десять минут. Уэзерби держался за головной машиной прикрытия, которая мчалась, вписываясь в повороты и зигзаги лабиринта улиц Вашингтона.

На тихой пустынной улочке юго-западного жилого района машина прикрытия развернулась и двинулась в обратном направлении. Когда она поравнялась с голубым «седаном», водитель показал Уэзерби на пальцах букву «О», мол, «все о'кей, все в порядке», промчался мимо и исчез из виду. Уэзерби продолжал движение в сторону Джорджтауна, постоянно поглядывая в зеркальце заднего обзора, нет ли за ним слежки.

Уэзерби наконец-то понял, в чем он допустил оплошность. Когда он направил группу для ликвидации сотрудников общества, он просто приказал убить всех, находившихся в здании. Однако не уточнил при этом, сколько человек там должно быть. Его люди точно выполнили приказ. Но исполнители не могли знать, что один из сотрудников отсутствовал, так как приказ был нечетким. Почему одного сотрудника не оказалось в здании, Уэзерби было неизвестно, а теперь это и вовсе не интересовало его. Если бы он узнал своевременно, что этого Кондора нет на месте, он решил бы проблему должным образом. Короче, он совершил ошибку — теперь необходимо было ее исправить.

Конечно, существовала вероятность, что Кондор вообще неопасен, что он и не помнит о своем разговоре с Хейдеггером. Однако Уэзерби не мог рисковать.

Ведь Хейдеггер задавал вопросы всем сотрудникам, кроме доктора Лаппе.

Поэтому нельзя было допустить, чтобы кто-то помнил об этих вопросах. А сейчас лишь один человек знал о них, и именно поэтому он, как и все остальные, должен был умереть, даже если и не подозревал об истинном смысле того, что ему известно.

План Уэзерби был чрезвычайно прост, но вместе с тем и опасен: как только Кондор появится в условленном месте, он, Уэзерби, застрелит его в целях «самообороны». Уэзерби бросил взгляд на дрожавшего от страха Воробушка.

Неизбежные издержки… Он не испытывал ни малейшего угрызения совести по поводу неминуемой гибели инструктора. Однако его план содержал и элементы риска: Кондор мог гораздо лучше владеть оружием, нежели предполагалось, а в условленном месте могли оказаться свидетели. Да и руководство ЦРУ может не поверить его версии о случившемся и прибегнуть к «испытанным» методам для выяснения истины. От Кондора, в конце концов, можно было ждать чего угодно.

Короче говоря, любой из сотни возможных вариантов мог стать роковым для Уэзерби. Однако Уэзерби знал, что как бы ни был велик риск, он ничтожен по сравнению с тем, что ожидает его в случае неудачи. Своей версией ему, возможно, удастся ввести в заблуждение ЦРУ и другие спецслужбы и выйти сухим из воды. Для этого существуют многочисленные способы, которые он с успехом применял в прошлом, Уэзерби был силен в такого рода делах. Но он знал также, что ему не удастся обмануть человека с впечатляющей внешностью и странным взглядом. Этот человек никогда не терпел неудач, если сам брался за дело.

Никогда! Все это Уэзерби прекрасно сознавал, и от одной лишь мысли о возможных последствиях начинал испытывать мучительное удушье. Понимание неотвратимости наказания делало абсурдной всякую мысль о возможности избежать его, как и мысль о невыполнении полученного задания. Уэзерби поэтому было необходимо исправить свою ошибку, и Кондор должен умереть…

…Уэзерби медленно проехал по переулку и сделал разворот. Он остановил машину около мусорных баков, стоявших позади кинотеатров. В переулке, как и предсказывал Митчелл, не было ни души. Уэзерби почти не сомневался в том, что кто-либо рискнет войти в переулок, завидев там незнакомцев, вашингтонцы, как правило, стремятся избегать глухих мест. Он знал также, что Митчелл позаботится о том, чтобы убрать из этого района всех полицейских, форма которых могла бы напугать Кондора. Уэзерби все это вполне устраивало…

Он знаком приказал Воробушку выйти из машины. Они стояли, прислонясь к ней, хорошо заметные со всех сторон, всем своим видом показывая, что в переулке, кроме них, никого нет. Затем, подобно настоящему охотнику в засаде, Уэзерби «отключился» и сконцентрировал все свое внимание на предстоящей операции.

Малькольм увидел их гораздо раньше, чем они обнаружили его присутствие в переулке. В течение нескольких минут он внимательно наблюдал за ними с расстояния около шестидесяти шагов. Малькольм с трудом сдерживал желание чихнуть, но, в конце концов, ему удалось справиться с приступом и не выдать себя. Когда он убедился, что вокруг действительно никого больше нет, он вышел из-за телефонного столба, за которым прятался, и медленно двинулся к ним навстречу. Чувство беспокойства и напряжения, владевшее им, исчезало с каждым шагом.

Уэзерби сразу же заметил Малькольма, отошел от машины и застыл в ожидании, готовый к действию. Ему хотелось быть полностью, на сто процентов, уверенным в успехе, однако расстояние в шестьдесят шагов было великовато для прицельного выстрела из револьвера с глушителем. К тому же он хотел находиться в этот решающий момент подальше от Воробушка. «Их надо убирать по очереди, одного за другим», — мелькнуло в голове у Уэзерби.

Малькольму оставалось сделать каких-нибудь двадцать пять шагов до поджидавшей его пары, то есть всего на пять шагов больше до мысленно намеченной Уэзерби дистанции для начала стрельбы, когда он вдруг узнал одного из них. В сознании Малькольма всплыло лицо человека, сидевшего в голубом «седане», который стоял в то дождливое утро неподалеку от здания общества. Тот человек в «седане» и один из стоявших сейчас перед ним — одно и то же лицо! Что-то здесь не так, что-то совершенно не так! Малькольм остановился, затем медленно попятился назад. Почти бессознательно он начал вытаскивать пистолет из-за пояса. До Уэзерби тоже дошло, что случилось нечто непредвиденное. Его жертва вдруг неожиданно остановилась перед самой ловушкой и, возможно, попытается удрать, а может быть, готовится к активной защите. Непредвиденные действия Малькольма вынудили Уэзерби отказаться от первоначального плана и соответствующим образом среагировать на новую ситуацию. Выхватив револьвер, Уэзерби быстро глянул на Воробушка и отметил, что тот замер на месте от страха и недоумения. Робкий инструктор пока еще не представлял для него никакой опасности.

По собственному опыту Уэзерби хорошо знал, что в подобных случаях нужно действовать быстро и решительно. Не успел Малькольм вытащить пистолет, как Уэзерби уже выстрелил.

Хотя револьвер и является весьма эффективным оружием, однако пользоваться им в оперативной обстановке бывает порой очень трудно даже для опытного стрелка. Револьвер же с глушителем еще больше затрудняет стрельбу в подобных условиях. Несмотря на то, что глушитель делает стрельбу бесшумной, он значительно снижает ее точность. Глушитель, закрепленный на конце ствола, является для стрелка непривычной тяжестью, которая требует от него дополнительной поправки. Что касается баллистики, то глушитель резко снижает скорость пули и, таким образом, влияет на ее траекторию. Короче говоря, револьвер с глушителем становится громоздким оружием, которое неудобно выхватывать из кобуры и из которого трудно вести быстрый и прицельный огонь.

Все эти факторы работали теперь против Уэзерби. Если бы он стрелял из револьвера без глушителя, даже при условии, что на корректировку плана действий ушло какое-то время, не было бы никаких сомнений в исходе поединка.

Однако, как это и случилось, глушитель помешал Уэзерби быстро выхватить револьвер из кобуры. Кроме того, пытаясь наверстать потерянное время, он поторопился с выстрелом, и в результате пострадала точность. Опытный убийца решился на более трудный, но всегда смертельный выстрел в голову. Однако сделал слишком большую поправку. Тяжелый кусочек свинца срезал прядь волос над левым ухом Малькольма и унесся со свистом, чтобы утонуть в водах Потомака.

Малькольм лишь однажды в жизни стрелял из пистолета. Это был мелкокалиберный пистолет для тренировочной стрельбы по мишеням, принадлежавший его другу. Ни один из пяти выстрелов не попал в цель — бегущего по полю суслика.

Он выстрелил из своего пистолета не целясь, от бедра. Оглушительный грохот прокатился эхом по переулку, и только после этого Малькольм понял, что нажал на спусковой крючок.

Когда в человека попадает пуля «магнум» калибра 35 мм, то появляется не маленькая аккуратная ранка, и человек отнюдь не медленно опускается на землю. Человек в этом случае падает жестко, всем телом. Эффект от попадания такой пули с расстояния в двадцать пять шагов можно вполне сравнить с ударом грузовика. Пуля Малькольма размозжила левое бедро Уэзерби. Она подбросила его тело в воздух, а затем обрушила с силой на мостовую, лицом вниз.

Воробушек, застыв от изумления, смотрел на Малькольма, который медленно поворачивался к нему, держа пистолет на уровне живота инструктора.

«Он был одним из них! — Малькольм весь покрылся потом, хотя он и не делал никаких физических усилий. — Он один из них!»

Малькольм неожиданно попятился от инструктора, который полностью лишился дара речи. Добравшись до конца переулка, он резко повернулся и побежал…

…Раненый Уэзерби стонал, борясь с шоком. Боль пока еще можно было переносить. Человеку сильному, ему тем не менее потребовались все оставшиеся силы, чтобы поднять руку, в которой он каким-то чудом все еще удерживал револьвер. Его сознание оставалось на удивление ясным. Он тщательно прицелился и выстрелил. Раздался приглушенный хлопок, и пуля пробила стену кинотеатра. Однако сначала она пронзила горло Воробушка — опытного инструктора, мужа, отца четырех детей. Когда его безжизненное тело медленно сползло по корпусу машины на землю, Уэзерби ощутил странное приподнятое чувство. Он-то сам был еще жив! Кондор, правда, опять исчез, но зато специалисты из отдела баллистики не найдут на месте ни одной пули и поэтому не смогут определить, кто в кого стрелял. А значит, есть еще надежда. И здесь он потерял сознание…

Прибывшие на автомашине на место происшествия полицейские обнаружили в переулке два тела. Они приехали по телефонному вызову перепуганного владельца магазина с опозданием, потому что все полицейские подразделения Джорджтауна были направлены в это время на расследование сообщения о стрельбе какого-то маньяка по прохожим… Сообщение, как оказалось впоследствии, было ложным…

…Малькольм пробежал четыре квартала, прежде чем осознал, насколько подозрительно он выглядит. Он замедлил бег и перешел на шаг. Сменив несколько раз направление движения на перекрестках, он наконец остановил проходящее мимо такси и отправился в центр Вашингтона.

«Боже мой, — думал Малькольм, — он был одним из них… Ведь он был одним из них… Управление наверняка не знало об этом… Я должен найти телефон и позвонить…» Постепенно страх овладевал им. «А что, если тот человек в переулке был не единственным „двойником“?… А что, если его направил на встречу кто-то другой, который хорошо знал, кто он такой на самом деле?… А что, если дежурный по службе „Тревога“ тоже „двойник“?…»

Малькольм наконец решил, что хватит заниматься предположениями и гаданием на кофейной гуще. В первую очередь ему необходимо срочно позаботиться о своей безопасности. Пока угроза висит над ним, он и не подумает звонить в ЦРУ. Конечно, его будут искать, пожалуй, его начали разыскивать еще до этой стрельбы, поскольку из всех сотрудников секции лишь он уцелел… Да нет же, не он один! Неожиданная мысль поразила его. Нет, он не был единственным сотрудником секции, оставшимся в живых. Хейдеггер! Заболевший Хейдеггер остался дома в постели! Малькольм напряг память. Адрес, какой же адрес называл Хейдеггер? Малькольм слышал однажды, как он называл доктору Лаппе свой адрес — «Маунт ройял армс!..».

* * *

Малькольм объяснил таксисту, что едет на свидание к девушке, с которой договорился о встрече заочно и которую никогда не видел раньше, и забыл, к сожалению, ее адрес… Он помнит лишь, что она живет в доме «Маунт ройял армс». Таксист, всегда готовый оказать помощь молодым влюбленным, связался по телефону с диспетчером, который сообщил его точный адрес в северо-западном районе Вашингтона. Когда таксист высадил Малькольма перед старым зданием, тот расщедрился и дал целый доллар чаевых.

Табличка с фамилией Хейдеггер была прикреплена против квартиры с номером 413. Малькольм нажал на кнопку звонка. Никакого ответного сигнала.

Переговорное устройство тоже молчало. Когда он позвонил еще раз, то у него в сознании промелькнуло тревожное, но вполне логичное предположение. Он нажал три соседние кнопки. Снова молчание. Малькольм по очереди нажал остальные кнопки. Когда переговорное устройство вдруг ожило, он крикнул: «Почта!» В ответ прозвучал сигнал дверного замка, дверь открылась, и он вбежал в подъезд…

Никто не отозвался на его стук в дверь квартиры № 413. Он уже и не ждал ответа. Малькольм опустился на колени и осмотрел замок. Если он правильно угадал, дверь была заперта на простой английский замок. В десятках книг, которые он читал, и в бесчисленных кинофильмах герои в подобных случаях пользовались небольшой жесткой пластмассовой карточкой. Пластмассовая карточка — где ее взять? После лихорадочных поисков в карманах, он открыл наконец бумажник и достал из него свое закатанное в пластиковую оболочку удостоверение сотрудника ЦРУ, которое в целях конспирации гласило, что он является служащим компании «Тентрекс». Кроме того, этот документ сообщал его основные приметы. Малькольму всегда нравились его фотографии на удостоверении — на одной он был изображен в профиль, на другой — анфас.

…В течение двадцати минут Малькольм чихал, пыхтел, ворчал, толкал, тянул и тряс дверь и даже бил в ярости по замку своим удостоверением, но все безрезультатно… В конце концов пластиковая оболочка треснула, а само удостоверение, выскользнув из нее, провалилось через щель внутрь закрытой квартиры.

Потерпев неудачу, Малькольм разозлился. Он поднялся с пола, чтобы размять затекшие ноги. «Если до сих пор никто не потревожил меня, — подумал он, — то и более громкий шум вряд ли привлечет чье-либо внимание». Малькольм с силой ударил ногой по двери, вложив в удар ярость, страх и разочарование, накопившиеся в нем за этот день. Замки и двери в доме «Маунт ройял армс», как это оказалось, были не лучших образцов. Домовладельцы брали невысокую плату за аренду квартир и поэтому качество отделки и оборудования помещений здания полностью соответствовало ее низкому уровню. Дверь квартиры № 413 распахнулась внутрь, спружинила, ударившись об ограничитель, и откачнулась обратно. Малькольм задержал ее рукой, и тихо прикрыл за собой. Подняв с пола свое удостоверение, Малькольм прошел в комнату и подошел к кровати…

…Поскольку они располагали временем, им не требовалось притворяться и применять в отношении Хейдеггера «мягкие» методы. Они и не утруждали себя этим. Если бы Малькольм приподнял край пижамной куртки, он увидел бы сильные кровоподтеки, которые остаются от безжалостных ударов в низ живота, особенно если жертва предрасположена к быстрому появлению на коже синяков. Лицо трупа было иссиня-черным. В комнате стоял тяжелый запах.

Малькольм тупо смотрел на труп. Хотя он не очень-то разбирался в судебной медицине, он тем не менее знал, что подобная стадия разложения наступает не в течение двух-трех часов с момента наступления смерти, а за более длительный период. Значит, Хейдеггер был убит раньше других. Значит, они пришли сюда не после того, как обнаружили, что его нет на работе, а еще до налета на здание общества? Малькольм ничего не мог понять.

Правый рукав пижамной куртки Хейдеггера лежал на полу. Малькольм подумал, что вряд ли он был оторван в ходе схватки. Приподняв покрывало, он внимательно исследовал руку Хейдеггера. На ее внутренней стороне он обнаружил крохотную ранку, как будто от укуса насекомого. Припомнив посещения студенческого медпункта, Малькольм определил, что ранка осталась от неуклюже сделанного укола. «Они накачали его каким-то препаратом, наверное, для того, чтобы заставить говорить», — подумал он. Но о чем? Малькольм не мог ответить на этот вопрос. Он начал осматривать комнату, как вдруг вспомнил об отпечатках пальцев. Достав из кармана носовой платок, он вытер все предметы, которых мог коснуться, включая внешнюю сторону двери. На захламленном комоде он нашел пару пыльных перчаток для игры в ручной мяч. Они были слишком маленького размера, но пальцы, по крайней мере, закрывали.

После того, как Малькольм исследовал ящики комода, он осмотрел стенной шкаф. На верхней полке он обнаружил конверт, туго набитый денежными купюрами в пятьдесят и сто долларов. Он не стал тратить время, чтобы пересчитать деньги, на глаз определив, что там лежало, по меньшей мере, тысяч десять.

Малькольм в недоумении опустился на стул, заваленный одеждой. Это как-то не укладывалось в его сознании. Бывший алкоголик, бухгалтер, который проповедовал преимущества хранения денег в сберегательных кассах, человек, панически боявшийся грабителей, — и открыто держит такую огромную сумму в стенном шкафу! Нет, это было выше всякого понимания. Малькольм взглянул на труп. «По крайней мере, — подумал он, — Хейдеггеру эти деньги больше не понадобятся». Он засунул конверт с деньгами в карман брюк. Оглядевшись в последний раз, осторожно открыл дверь, спустился по лестнице и на углу улицы сел в автобус, направлявшийся в центр города…

Малькольм понимал, что первая задача, которую он должен решить, состоит в том, как уйти от преследователей. Теперь их, по крайней мере, две группы: люди из ведомства и те, которые совершили нападение на общество. И те, и другие знали, как он выглядит. Поэтому в первую очередь ему необходимо изменить внешность.

Вывеска в парикмахерской гласила: «У нас вам не придется ждать». На этот раз реклама не подвела и точно соответствовала истинному положению вещей.

Малькольм, стоя лицом к стене, снял и свернул пиджак. Перед тем, как усесться в кресло, он незаметно засунул пистолет внутрь свертка. И потом в течение всей процедуры ни на секунду не отрывал взгляда от пиджака.

— Что будем делать, молодой человек? — Седовласый парикмахер с вожделением пощелкал ножницами.

Малькольм не колебался ни секунды. Он хорошо знал, как много может значить новая прическа.

— Подстригите меня покороче. Но все-таки чуть-чуть длиннее, чем солдатский «ежик». Ну, чтобы волосы лежали, а не торчали дыбом.

— Эге, да ведь это будет совсем новый стиль для вас, — изумился парикмахер и воткнул вилку электрической машинки в розетку.

— Да, я знаю.

— Скажите, молодой человек, а вы интересуетесь бейсболом? Я-то очень. Прочитал статью в сегодняшней «Вашингтон пост» о команде «Ориолз», весенних тренировках и о том, как этот парень мыслит их проводить…

Малькольм взглянул в зеркало. На него смотрело лицо, которое в последний раз он видел лет пять назад.

Следующей его остановкой был магазин военных товаров «Санни». Малькольм знал, что хорошая маскировка начинается с правильного подхода к самой идее.

Вместе с тем, он также понимал, что вспомогательные средства для ее осуществления имеют решающее значение. Он перекопал все имевшиеся в магазине запасы верхней одежды, пока, наконец, не нашел форменную армейскую куртку с нашивками, которая вполне подошла ему по размеру. Нашивка над левым нагрудным карманом свидетельствовала, что фамилия бывшего владельца куртки была Эванс. На левом плече красовались эмблема с трехцветным орлом и вышитые золотом на черном фоне слова «Воздушный десант». Малькольм понял, что стал теперь ветераном 101-й воздушно-десантной дивизии. Он купил также синие джинсы и пару довольно дорогих солдатских башмаков (15 долларов, с гарантией, что они побывали в боевых действиях во Вьетнаме) и сразу же переоделся во все это. Кроме того, он приобрел нижнее белье, дешевый свитер, черные перчатки для автомобиля, носки, безопасную бритву и зубную щетку.

Когда он вышел из магазина с пакетом под мышкой, он зашагал хорошо размеренным и четким шагом — такой неестественно прямой «солдатской» походкой, будто аршин проглотил. Малькольм с вызовом поглядывал на проходивших мимо девушек. Через пять кварталов он почувствовал, что ему необходимо передохнуть, и вошел в один из бесчисленных ресторанчиков «Хот шоп».

— Можно мне чашечку кофе и пачку сигарет? — спросил Малькольм, растягивая слова, как это делают на Юге.

Официантка и глазом не моргнула, услышав его только что приобретенный «южный говор». Она принесла кофе и сигареты. Малькольм сел, закурил и попытался обдумать, что же делать дальше…

Две девушки сидели за столиком за низкой перегородкой позади Малькольма.

Сила привычки заставила его прислушаться к их разговору.

— Значит, ты никуда не поедешь на каникулы?

— Нет. Я решила остаться дома и две недели побыть одной, закрывшись от всего мира.

— Так ты сойдешь с ума.

— Возможно. Но не пытайся звонить мне и интересоваться, как идут у меня дела в этом плане, по всей вероятности, я даже и к телефону не буду подходить.

Другая девушка рассмеялась:

— А что, если позвонит какой-нибудь шикарный мужчина и захочет повидать тебя?

Ее подружка презрительно фыркнула:

— Тогда ему придется подождать две недели. Я хочу хорошенько отдохнуть.

— Ну, что же, это твое дело. Ты решительно не пойдешь поужинать сегодня с нами?

— Нет, спасибо, мне действительно неохота, Энн. Вот сейчас выпью кофе и поеду домой. И начиная с этого момента, мне не нужно будет никуда торопиться в течение целых двух недель.

— Ну что ж, Уэнди, тогда наслаждайся одиночеством.

Послышалось шуршание платья. Девушка, которую звали Энн, прошла мимо Малькольма к выходу. Прежде чем девушка исчезла в толпе, он успел заметить, что у нее красивые ноги, светлые волосы, и четко очерченный профиль. Он сидел очень тихо, лишь изредка шмыгая носом и нервничая от напряжения, так как внезапно нашел ответ на вопрос, где ему укрыться…

Уэнди потребовалось еще пять минут, чтобы допить кофе. Когда она встала из-за стола, то даже не взглянула на молодого человека, сидевшего поблизости, но как только она расплатилась и вышла из ресторанчика, Малькольм сразу же последовал за ней. Перед выходом он бросил несколько монет на прилавок.

Разглядывая девушку сзади, он мог отметить, что была она довольно высокой, худощавой, однако не такой болезненно худой, как Таматха, с темными волосами и заурядными ногами. «О, господи, — подумал Малькольм, — почему она не та блондинка?» Ему все же опять повезло, так как машина девушки стояла в дальнем углу переполненной стоянки. Он небрежно прошел вслед за девушкой мимо тучного сторожа в поношенной фетровой шляпе. В тот момент, когда девушка открыла дверцу своей машины, Малькольм окликнул ее:

— Уэнди! Боже мой, что ты здесь делаешь?

Удивленная, но нисколько не испуганная, девушка взглянула на улыбающегося парня в армейской куртке.

— Это вы мне?

У нее были близко поставленные карие глаза, широкий рот, маленький нос и высокие скулы. Самое обычное лицо. Она почти — или совсем — не пользовалась косметикой.

— Конечно. Неужели ты не помнишь меня, Уэнди?

До нее ему оставалось всего три шага.

— Я… я не уверена…

Девушка заметила, что одной рукой он придерживал пакет, а вторую засунул под куртку.

Малькольм в это время был уже рядом. Положив пакет на крышу машины, он протянул левую руку и как бы обнял девушку за шею. Потом с силой пригнул ее голову вниз таким образом, чтобы она увидела пистолет, который он держал в другой руке.

— Не кричите и не делайте резких движений, а не то пристрелю. Ясно? — Малькольм почувствовал, что девушка задрожала, но, тем не менее, она быстро кивнула головой. — Забирайтесь в машину и откройте другую дверцу. И учтите — эта штука стреляет сквозь стекло, и я даже не подумаю колебаться.

Девушка быстро уселась на водительское место, наклонилась и открыла дверцу с другой стороны. Малькольм взял пакет, медленно обошел вокруг машины и залез внутрь.

— Пожалуйста, не делайте мне больно. — Голос у нее был сейчас гораздо мягче, нежели в ресторане.

— Посмотрите на меня. — Малькольму пришлось даже откашляться и прочистить горло. — Я не собираюсь причинять вам никакого вреда, по крайней мере, если вы будете точно выполнять все, что я скажу. Мне не нужны ваши деньги и у меня нет намерений прибегать к силе. Но вы должны делать все так, как я скажу. Где вы живете?

— В Александрии.

— Мы поедем к вам домой. Машину поведете вы. Если надумаете по дороге подать кому-нибудь знак и попросить помощи, лучше забудьте об этом. Если все же попытаетесь, я буду вынужден стрелять. Вполне вероятно, что все это кончится для меня плохо, но вы умрете. Так что не стоит. Договорились?

Девушка согласно кивнула головой.

— Ну, тогда поехали.

Всю дорогу до Вирджинии они напряженно молчали. Малькольм ни на секунду не отводил взгляда от девушки. Она же смотрела лишь прямо перед собой. Как только они въехали в Александрию, девушка свернула в небольшой двор, окруженный жилыми домами.

— Который из них ваш?

— Первый. Я занимаю два верхних этажа. В полуподвале живет какой-то мужчина.

— Пока вы ведете себя правильно. А теперь, когда мы будем подходить к дому, сделайте вид, что возвращаетесь с приятелем.

Они вышли из машины и через несколько минут были у дверей квартиры.

Девушка нервно дрожала и никак не могла открыть замок. Наконец, она справилась с ним. Малькольм вошел вслед за ней и аккуратно закрыл за собой дверь…

 

Четверг

(Вечером)

Пятница

(Утром)

— Я вам не верю. — Девушка сидела на диване и в упор смотрела на Малькольма. Она была уже не такой испуганной, как раньше, хотя чувствовала, что сердце ее колотится по-прежнему сильно, словно вот-вот выскочит из груди.

Малькольм тяжело вздохнул. Он сидел напротив девушки вот уже битый час.

Из документов, найденных в ее сумочке, он узнал, что девушку зовут Уэнди Росс, ей двадцать семь лет, родилась в городе Карбондейле, штат Иллинойс, весила 61 килограмм, рост 165 сантиметров (хотя он был уверен, что данные роста явно завышены), что она в качестве донора регулярно сдавала кровь Красному Кресту, пользовалась публичной библиотекой Александрии, являлась членом ассоциации выпускников университета Южного Иллинойса и служила в юридической конторе. По выражению ее лица он понял, что она все еще боится и действительно не верит ему. Малькольм не осуждал ее за это, так как сам не верил в свою историю. А ведь он-то хорошо знал, что все это чистая правда.

— Послушайте, — сказал он, — если все то, что я рассказал вам, выдумка, то зачем же мне пытаться убеждать вас в обратном?

— Я не знаю.

— О, господи! — Малькольм нервно заходил по комнате из угла в угол.

Конечно, он мог просто связать девушку и пользоваться ее квартирой, но это было слишком рискованно. Кроме того, она могла оказаться весьма ценным помощником. Идея осенила его в тот момент, когда он в очередной раз чихнул.

— Представьте себе на минутку, — сказал он, вытирая верхнюю губу, — что я смог доказать вам, что являюсь сотрудником ЦРУ. Поверите ли вы мне тогда, что я говорю правду?

— Может быть, и поверю. — Выражение заинтересованности появилось на ее лице.

— Хорошо, тогда взгляните на это.

Малькольм опустился на диван рядом с девушкой. Он почувствовал, как она напряглась, но, тем не менее, взяла небольшую карточку, которую он протянул ей.

— Что это такое?

— Это мое удостоверение сотрудника ЦРУ. Видите, это вот я, только с длинными волосами.

— Но здесь написано «Тентрекс», а не ЦРУ. Вы знаете, я ведь умею читать, — ее голос прозвучал холодно и насмешливо.

Малькольм сразу почувствовал, что девушка тут же пожалела об иронической нотке, которая ясно слышалась в ответе, хотя и не извинилась.

— Я знаю, что там написано. — Малькольм нервничал и проявлял поэтому все большее нетерпение. Ему начинало казаться, что его план в конечном счете мог и не сработать. — У вас есть телефонный справочник Вашингтона?

Девушка молча кивнула головой в сторону журнального столика. Малькольм взял толстый справочник и бросил его девушке. Ее реакция была настолько обострена, что безо всякого труда она поймала справочник на лету.

— Ну-ка, поищите там «Тентрекс»! В любом разделе, где хотите. На удостоверении даны номер телефона и адрес на Висконсин-авеню, поэтому они, естественно, должны быть в справочнике. Ну, ищите же! — заорал Малькольм.

Девушка искала, листая и перелистывая страницы. Наконец закрыла книгу и пристально посмотрела на Малькольма.

— Ну, хорошо. У вас есть удостоверение, свидетельствующее о принадлежности к организации, которой не существует в природе. Ну и что же это доказывает?

— Верно! — Малькольм был крайне возбужден. Он подошел к девушке, держа в руке телефонный аппарат. Шнура едва-едва хватило. — А теперь, — сказал он с видом заговорщика, — поищите-ка номер телефона ЦРУ в Вашингтоне. Номер будет тот же самый, что и компании «Тентрекс».

Девушка снова раскрыла справочник и полистала страницы. Она долго молчала, явно ошеломленная. Затем выражение ее лица изменилось, и она произнесла с вопросительной интонацией:

— А может быть, вы заранее узнали все это, еще до того, как сделали удостоверение, специально для подобных случаев?

«Вот дьявол», — подумал Малькольм. Он с шумом выпустил воздух, затем глубоко вздохнул и начал все заново:

— Ну, ладно, может, я действительно так и сделал. Но это легко проверить. Возьмите и позвоните по этому телефону.

— Но сейчас уже шестой час, — сказала девушка. — А что, если мне никто не ответит? Значит, я должна буду поверить вам на слово до утра?

Терпеливо и спокойно Малькольм объяснил ей:

— Вы правы. Если организация «Тентрекс» существует, то рабочий день там уже кончился. Но ЦРУ функционирует круглосуточно. Наберите этот номер и спросите «Тентрекс».

Он передал ей телефонный аппарат и добавил:

— Только учтите, я буду слушать ваш разговор, поэтому не вздумайте делать глупости, и положите трубку по моему сигналу.

Девушка в знак согласия кивнула и набрала номер. Три гудка.

— 934-3926, — прозвучало в трубке.

— Могу я поговорить с кем-нибудь из сотрудников «Тентрекса»? — сухо спросила девушка.

— Очень сожалею, — ответил ей мягкий голос, и одновременно в трубке раздался легкий, характерный щелчок, — но все сотрудники «Тентрекса» уже ушли домой. Они будут на месте завтра утром. Могу я поинтересоваться, кто говорит и по какому вопросу…

Малькольм нажал на рычаг и прервал разговор прежде, чем сотрудники службы перехвата успели определить номер их телефона. Девушка медленно положила трубку. Впервые за все это время она посмотрела прямо в глаза Малькольму.

— Я не знаю, верю ли я всему, о чем вы говорили, но, кажется, начинаю верить, — сказала она задумчиво.

— А теперь еще одно, последнее доказательство. — Малькольм вытащил пистолет из-за пояса брюк и осторожно положил ей на колени. Он отошел к стене и уселся в плетеное кресло. Ладони у него стали влажными от нервного напряжения, но он решил, что лучше рискнуть сейчас чем потом.

— Итак, пистолет у вас. Вы можете выстрелить в меня, по крайней мере, один раз, прежде чем я доберусь до вас. Вот телефон. Я вам доверяю и думаю, что вы тоже верите мне. Позвоните, куда хотите — в полицию, ЦРУ, ФБР — мне безразлично. Скажите им, что я нахожусь у вас. Но я хочу, чтобы вы знали, что может произойти, если вы позвоните. Ваш звонок могут перехватить как раз те люди, которые не должны знать о том, где я нахожусь. Они могут прибыть сюда первыми. И если они успеют сделать это раньше других, то они убьют нас обоих.

В течение долгого времени девушка сидела, не двигаясь, задумчиво разглядывая тяжелый пистолет, лежавший у нее на коленях. Затем произнесла, но настолько тихо, что Малькольму пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее слова:

— Я вам верю.

Теперь ею внезапно овладела жажда деятельности. Она встала, положила пистолет на стол и прошлась по комнате.

— Я… я не знаю, каким образом смогу помочь вам, но я попытаюсь. Вы можете остаться здесь, у меня есть вторая спальня. А пока, — добавила она просительно, бросив взгляд в сторону крохотной кухоньки, — я могла бы приготовить что-нибудь поесть.

Малькольм широко улыбнулся, по-настоящему доброй улыбкой, которую, как ему казалось, он уже утратил.

— Это было бы просто замечательно. Только сначала я хотел бы попросить вас об одолжении.

— Пожалуйста. Я все сделаю для вас. — Сейчас, когда Уэнди поняла, что ей ничто не угрожает, что она будет жить, нервы ее успокоились.

— Можно, я воспользуюсь вашим душем? А то волосы от стрижки здорово щекочут шею и спину.

Она улыбнулась, а затем оба они весело расхохотались. Она проводила его наверх в ванную и дала ему мыло, шампунь и свежие полотенца. Она ничего не сказала, когда он взял с собой пистолет. Как только она спустилась вниз, Малькольм потихоньку вышел из ванной комнаты и на цыпочках подкрался к лестнице. Он не услышал ни шума открывающейся двери, ни звука вращающегося телефонного диска. Когда с кухни до него донесся скрип выдвигаемых ящиков и звон столовых приборов, он вернулся в ванную, разделся и забрался под душ.

Малькольм мылся около получаса, стоя под потоками воды и наслаждаясь ощущением свежести, которым наполнялось его тело. Горячая вода и пар прочистили его заложенный нос, и когда он закрыл кран, то почувствовал себя обновленным. Надев свежее белье и натянув новый свитер, он автоматически взглянул в зеркало, чтобы причесаться. Однако волосы были настолько коротки, что он просто пригладил их рукой.

Когда Малькольм сошел по лестнице вниз, в комнате мягко звучала стереофоническая музыка. Он сразу узнал аранжировку Винса Гуаральди мелодии из «Черного Орфея». Мелодия называлась «Доверь свою судьбу ветру…». У него тоже была эта пластинка, о чем он и сказал девушке, когда они сели за стол перекусить.

Пока они ели салат из свежих овощей, она рассказала Малькольму о своей жизни в маленьком городке в Иллинойсе. Когда перешли к блюду, приготовленному из замороженной зеленой фасоли, он услышал о студенческих буднях университета Южного Иллинойса. Картофельное пюре он ел, выслушивая историю о молодом человеке, который чуть-чуть не стал ее женихом.

Пережевывая кусочки бифштекса, он убедился, какой серой и однообразной является работа в качестве секретаря скучной юридической конторы в Вашингтоне. Пирог из творога с вишнями фирмы «Сара Ли» они поглощали в молчании. Когда же девушка разливала кофе, она подытожила свой рассказ следующими словами:

— Честное слово, это была очень скучная жизнь, до сегодняшнего дня, разумеется.

Пока они мыли посуду, он шутливо рассказал ей, почему он так ненавидит свое имя. Девушка в тон ему пообещала никогда не называть его по имени и в ту же секунду нечаянно обрызгала его мыльной пеной, которую быстро вытерла, словно испугавшись чего-то.

После того, как они вымыли всю посуду, Малькольм пожелал девушке спокойной ночи и отправился наверх, в ванную комнату. Он вынул контактные линзы из глаз, убрал их в специальную коробочку и почистил зубы. Затем прошел по коридору в спальню, где его ожидала свежая постель, предусмотрительно сунул под подушку носовой платок, положил пистолет на тумбочку, стоявшую возле кровати и лег, закутавшись в одеяло. Вскоре после полуночи к нему в спальню пришла Уэнди.

* * *

Однако кое-кто вообще не ложился спать в ту ночь. Когда в Лэнгли узнали о перестрелке и ранении Уэзерби, царившее там напряжение резко усилилось.

Оперативные машины с решительно настроенными молодыми людьми опередили санитарный фургон и первыми прибыли на место происшествия. Вашингтонские полицейские жаловались потом своему руководству, что группа неопознанных лиц, выдававших себя за федеральных агентов, принялась опрашивать свидетелей. Стычка между представителями двух правительственных ведомств была предотвращена появлением на сцене сотрудников третьего: в район происшествия прибыло еще несколько служебных автомашин. Два весьма серьезных человека в хорошо отглаженных белых рубашках и темных костюмах пробились сквозь толпу в переулке и заявили руководителям оперативных групп обоих ведомств, что теперь ФБР официально берет расследование в свои руки.

«Неопознанные лица» и вашингтонские полицейские информировали об этом свое начальство, которое приказало им ни во что не вмешиваться.

Появление на месте событий сотрудников ФБР было вызвано тем, что компетентные органы приняли в качестве рабочей гипотезы вероятность шпионажа и диверсии.

Закон о национальной безопасности 1947 года гласит:

«Компетенция ЦРУ не распространяется на поддержание общественного порядка, вызов в суд, соблюдение законности и правопорядка, а также на функции по обеспечению внутренней безопасности».

Происшедшие в тот день события со всей очевидностью подпадали под положение о внутренней подрывной деятельности, борьба с которой являлась прерогативой ФБР. Митчелл как можно дольше воздерживался от передачи подробной информации о событиях дня руководству этой параллельной организации, но, в конце концов, заместитель директора ЦРУ уступил нажиму…

Однако за ЦРУ оставлялось право расследовать обстоятельства враждебных действий, направленных против его агентов, а также прямого нападения на них независимо от того, где бы эти действия ни произошли. Таким образом, ведомство имело в своем распоряжении лазейку, которой оно широко пользовалось при проведении своих многих весьма сомнительных операций. Эта лазейка — пятый раздел закона — позволяла ЦРУ выполнять «такие функции и обязанности, имеющие отношение к разведке и влияющие на национальную безопасность страны, которые требуют санкции Совета национальной безопасности». Кроме того, закон 1947 года также предоставлял ведомству право допрашивать людей в пределах страны. Именно поэтому руководство ЦРУ решило, что чрезвычайные обстоятельства этого дела требуют прямых действий с их стороны. Эти действия могут и будут осуществляться до тех пор, пока ЦРУ не получит прямого указания Совета национальной безопасности приостановить их. Руководствуясь этим положением, ЦРУ в исключительно вежливой, но решительной форме информировало об этом ФБР, выразив, конечно, признательность за сотрудничество и одновременно благодарность за возможную помощь и содействие в будущем.

В итоге вашингтонская полиция оказалась обведенной вокруг пальца, получив одного убитого и одного раненого, который к тому же еще исчез с места происшествия и был якобы доставлен кем-то в неизвестный госпиталь в Вирджинии — «состояние серьезное, перспективы неопределенные». Недовольная полиция осталась неудовлетворенной заверениями и объяснениями различных федеральных ведомств, однако вынуждена была прекратить дальнейшее расследование «своего» дела.

Юридическое крючкотворство и недоверие проявлялись в меньшей степени в оперативных условиях, когда межведомственное соперничество казалось чем-то мелким и ничтожным по сравнению со смертью человека. Руководители оперативных групп обоих ведомств договорились о координации своих действий.

К вечеру того же дня в Вашингтоне был объявлен самый крупный за всю историю города «общий розыск», объектом которого стал Малькольм. К утру выяснились многие подробности и обстоятельства происшедших событий, однако так и не удалось обнаружить, где же скрывается Малькольм…

* * *

…Все это не способствовало улучшению настроения группы людей, собравшихся хмурым утром следующего дня на совещание в одном из учреждений в центре Вашингтона. Большинство оставались на работе в прошедшую ночь и не имели особых причин для радости. В эту группу по координации и связи входили все заместители директора ЦРУ и представители всех разведывательных органов и спецслужб страны. Председательствовал на совещании заместитель директора, курирующий деятельность Управления тайных служб. Поскольку кризисная ситуация возникла в подведомственном ему подразделении, то именно ему и было поручено возглавить расследование инцидента. Обращаясь к мрачно настроенным участникам совещания, сидевшим перед ним, он в сжатой форме подвел итоги событий предыдущего дня:

— Итак, восемь сотрудников убито, один ранен и один, вероятный «двойник», бесследно исчез. На сегодня мы имеем лишь очень приблизительный — и, я должен признаться, сомнительный — ответ на вопрос, почему это случилось.

— На чем вы основываете предположение, что записка, которую оставили убийцы, является фикцией? — спросил один из присутствующих, одетый в форму офицера военно-морских сил США.

Заместитель директора вздохнул: ох уж этот офицер — вечно требует повторных разъяснений!

— Мы не делаем категоричных выводов. Мы лишь считаем это вероятным. По нашему мнению, это всего лишь уловка, попытка возложить ответственность за убийство на наших потенциальных противников. Конечно, мы знаем, что они действуют очень решительно и могут пойти на крайности, однако мелодраматическая месть не свойственна их методам, точно так же как и записки, дающие подробные ответы на возникающие у нас вопросы.

— Могу я задать вам пару вопросов, господин заместитель директора?

Заместитель директора наклонился вперед, полный внимания:

— Конечно, сэр.

— Спасибо. — Спрашивавший был маленький мужчина весьма почтенного возраста. Те, кому он был незнаком, принимали его за доброго старого дядюшку, в глазах которого постоянно искрилась смешинка. — Мне хотелось бы просто кое-что освежить в памяти. Поправьте меня, если я что-нибудь перепутаю. Тот человек, ну, убитый у себя в квартире, Хейдеггер, у него в крови обнаружили пентонал натрия, не так ли?

— Совершенно верно, сэр, — напряженно ответил заместитель директора, пытаясь вспомнить, не пропустил ли он каких-нибудь важных деталей, когда в начале совещания излагал обстоятельства дела.

— Однако никто другой из убитых не подвергался допросу, насколько мы можем судить. Очень странно. Они пришли к нему поздно ночью, раньше чем к остальным, и он был убит незадолго до рассвета. Тем не менее, расследование указывает на то, что этот парень, Малькольм, побывал у него на квартире днем, уже после ранения Уэзерби. Вы говорите, что нет никаких данных, подтверждающих, что Хейдеггер был «двойником»? Никаких необъяснимых денежных расходов, выходящих за рамки его заработка, никакого дополнительного источника благосостояния, никаких порочащих его связей, никакого повода и уязвимых моментов для шантажа?

— Ничего, сэр.

— А как насчет признаков психической неуравновешенности?

— Полностью отсутствуют, сэр. Кроме его приверженности к алкоголизму в прошлом, он, как представляется, был совершенно нормальным человеком, хотя и склонным к затворничеству и одиночеству.

— Да, я читал в отчете. А что показала проверка остальных? Нет ли чего-нибудь необычного?

— Нет, сэр, ничего.

— Сделайте одолжение, прочтите, пожалуйста, что сказал Уэзерби докторам. Кстати, как он себя чувствует?

— Гораздо лучше, сэр. Врачи говорят, что он выживет, но сегодня утром они ампутируют ему ногу. — Заместитель директора листал страницы, пока не нашел ту, которую искал. — Ага, вот. Только необходимо помнить, что большую часть времени он находился в бессознательном состоянии, но, придя в себя, взглянул на врачей и сказал: «Это Малькольм ранил меня. Он подстрелил нас обоих. Поймайте и убейте его».

С дальнего конца стола послышалось какое-то движение. Это офицер военно-морских сил наклонился вперед в своем кресле и проговорил с трудом, проглатывая слова:

— Я считаю, что мы должны найти этого сукиного сына и вытащить его из крысиной норы, в которой он прячется.

Весьма пожилой человек издал смешок и сказал:

— Да, я согласен, мы должны найти нашего беглеца Кондора. Однако я считаю, что будет жаль, если мы расправимся с ним до того, как он расскажет нам, почему он стрелял в Уэзерби и ранил его. Почему вообще кто-то в кого-то стрелял. У вас есть еще что-нибудь для нас, господин заместитель директора?

— Нет, сэр, — сказал заместитель директора, пряча бумаги в портфель. — Мне думается, что мы осветили все вопросы. Теперь вы располагаете всей информацией, которая имеется у нас. Я благодарю всех за участие в нашем совещании.

Когда собравшиеся встали со своих мест и начали расходиться, весьма пожилой человек обернулся к своему соседу и задумчиво произнес:

— Хотел бы я знать, почему Кондор стрелял… — Затем он улыбнулся, покачал головой и вышел из комнаты…

* * *

…Малькольм проснулся, когда Уэнди потрогала его лоб рукой и озабоченно спросила:

— Малькольм, уж не заболел ли ты?

Малькольм не собирался изображать героя. Он кивнул и с трудом выдавил из себя хриплое «да», в результате чего почувствовал, что горло словно зажато в раскаленных тисках. Пожалуй, сегодня он вряд ли сможет нормально говорить.

— Да ты совершенно больной. Дай-ка я посмотрю твое горло, — приказала Уэнди, схватила его за подбородок и силой заставила раскрыть рот. — О, господи, да оно все красное. Сейчас я вызову врача.

Уэнди отпустила Малькольма и хотела выбраться из постели, когда он схватил ее за руку. Она испуганно обернулась и сказала:

— Не бойся, все будет в порядке. У меня есть знакомая, муж которой врач. Он каждый день проезжает мимо моего дома, направляясь в свою клинику в Вашингтоне. Если он еще не уехал, то я попрошу его заскочить на минутку и посмотреть моего больного приятеля. — Она улыбнулась. — Ты ни о чем не беспокойся. Он никому не скажет о тебе, ни одной живой душе, потому что подумает, что раскрыл одну из моих тайн. Хорошо?

Малькольм пристально посмотрел на нее, затем отпустил руку и кивнул головой в знак согласия. Ему стало все абсолютно безразлично, даже если доктор вдруг приведет с собой партнера Воробушка. Сейчас ему хотелось лишь отдыха и покоя.

Доктор оказался толстячком средних лет и, судя по всему, не любил много разговаривать. Он ощупал и помял Малькольма, измерил температуру и так долго разглядывал горло, что Малькольм подумал, что его вот-вот стошнит. Наконец доктор взглянул на больного и сказал:

— У вас небольшая ангина, мой друг. — И бросив взгляд на Уэнди, озабоченно стоявшую рядом, добавил: — Беспокоиться не стоит, страшного ничего нет. Мы его живо поставим на ноги.

Малькольм наблюдал, как доктор что-то доставал из своей сумки. Затем он повернулся к Малькольму, держа в руке шприц.

— Ложитесь на бок.

В сознании Малькольма мелькнула картина: безжизненная холодная рука и маленький, почти незаметный след от укола. Он замер от ужаса.

— О, боже мой, да это ведь совсем не больно. Это всего-навсего пенициллин.

Сделав Малькольму укол, доктор обернулся к Уэнди и сказал, протягивая ей бланк:

— Возьмите рецепт. Получите лекарство и проследите, чтобы он регулярно принимал его. Молодому человеку нужно денек побыть в постели и отдохнуть.

Доктор улыбнулся и, наклонившись к Уэнди, прошептал:

— Уэнди, я хочу сказать, ему нужен полный покой…

Доктор смеялся, пока шел к двери. В прихожей он повернулся и, смущаясь, спросил:

— На чье имя выписать счет?

Уэнди, в свою очередь, так же смущенно улыбнулась и вручила ему двадцать долларов. Доктор начал было протестовать, но Уэнди остановила его:

— Он может позволить себе это. Он… мы… очень благодарны вам за визит.

Доктор саркастически хмыкнул:

— Он-то должен быть благодарным — я уже и так опаздываю к утреннему кофе. — Он помедлил, посмотрев на нее. — Знаете, Уэнди, мне кажется, что лично для вас этот молодой человек — лучшее лекарство, в котором вы так долго нуждались. — И, махнув рукой на прощанье, доктор ушел.

Когда Уэнди поднялась наверх, Малькольм уже спал. Она потихоньку собралась и вышла из дома. В течение целого утра Уэнди делала покупки по списку, который они вместе составили, пока ждали прихода доктора. Сначала она получила по рецепту лекарство для Малькольма, затем купила ему несколько комплектов нижнего белья, носки, рубашки, брюки, пиджак и четыре книжки различных авторов, так как не знала, что он любит читать. Когда она вернулась с покупками домой, было уже самое время заняться приготовлением обеда. Уэнди провела весь остаток дня и вечер, спокойно занимаясь своими делами, лишь изредка заглядывая в спальню и проверяя, как ведет себя пациент. В течение всего дня довольная улыбка не сходила с ее лица…

* * *

…Осуществление общего руководства и контроля за деятельностью огромной — и поэтому чересчур громоздкой — системы американских спецслужб представляет собой классическую иллюстрацию к проблеме «кто контролирует контролирующих». В соответствии с Законом о национальной безопасности 1947 года был создан Совет национальной безопасности — орган, состав которого меняется с приходом к власти нового президента и администрации страны.

Президент и вице-президент являются его постоянными членами. Кроме того, в совет также входят ведущие министры кабинета. Основной задачей совета и является осуществление общего руководства и контроля за деятельностью всех разведывательных органов правительства, а также принятие политических решений, определяющих эту деятельность.

Однако члены Совета национальной безопасности, и без того довольно занятые официальные лица, не располагают достаточным временем, чтобы посвятить его целиком вопросам разведки. Поэтому значительная часть решений, касающихся органов разведки США, принимается в действительности более узким по составу комитетом совета, известным как «специальная группа». Посвященные частенько называют ее просто «группа 54/12», потому что она была создана в соответствии с секретным приказом Л'2 54/12 в начальный период правления президента Эйзенхауэра.

Состав «группы 54/12» также меняется с приходом новой администрации страны, но, как правило, в нем представлены директор ЦРУ, заместитель государственного секретаря по политическим вопросам или его помощник, министр обороны и его заместитель.

Осуществление практического руководства системой спецслужб США представляет собой комплекс довольно сложных проблем даже для высококвалифицированных профессионалов. Одна из проблем заключается в том, что члены «группы 54/12» зависят от тех, кем они руководят и кого контролируют, в смысле получения внутренней информации, необходимой для принятия соответствующих решений. Такое положение дел, естественно, создает некую двусмысленность.

Кроме того, существует еще проблема разделения сфер компетенции между отдельными органами разведки. Учитывая реальную возможность того, что бюрократическое соперничество различных ведомств может перерасти в открытую вражду, эта проблема также приобрела немаловажное значение.

Через некоторое время после своего создания «группа 54/12» попыталась решить проблемы получения внутренней информации и разделения сфер компетенции. С этой целью в рамках группы была создана небольшая специальная секция безопасности, о существовании которой знали только члены самой группы.

В обязанности специальной секции входила работа по координации действий и обеспечению связи. Кроме того, на секцию была возложена ответственность объективной и независимой проверки всей информации, которая поступала в «группу 54/12» из всех разведывательных органов. Но самое важное заключалось в том, что секция была облечена особыми полномочиями, в силу которых она могла принимать экстренные меры по обеспечению национальной безопасности.

С целью оказания секции практической помощи «группа 54/12» выделила в личное распоряжение ее руководителя небольшой штат экспертов и, кроме того, разрешила ему периодически, в случае острой необходимости, привлекать к работе секции сотрудников других ведомств безопасности и разведки.

Члены «группы 54/12» отдавали себе отчет в том, что они создали для себя новую потенциальную проблему. Специальная секция в силу присущей всем правительственным организациям тенденции могла превратиться в громоздкий механизм, что в конечном счете усложнило бы те проблемы, для решения которых она и была создана. Специальная секция обладала практически неограниченными правами и огромным потенциалом. Поэтому даже самая незначительная ошибка, допущенная ею, могла иметь роковые последствия. «Группа 54/12» внимательно наблюдала за своим детищем, пресекая любые проявления бюрократизма, критически оценивая ее деятельность, стремясь удерживать оперативную работу секции на минимальном уровне, и конечно, на должность руководителя секции назначались только выдающиеся личности…

…В то время, как Малькольм и Уэнди ждали прихода доктора, крупный, уверенно державшийся мужчина сидел в приемной одного из официальных зданий на Пенсильвания-авеню в ожидании вызова на специальную беседу. Звали его Кевин Пауэлл. Он сидел и терпеливо ждал, весь в предвкушении встречи: не каждый день его вызывали на такие беседы. Наконец, секретарша кивнула ему, и он вошел в кабинет, владелец которого внешностью походил на доброго старого дядюшку. Он жестом пригласил Пауэлла сесть.

— А, Кевин, это замечательно, что вы пришли.

— Рад вас видеть, сэр. Вы в отличной форме.

— Вы тоже, друг мой, выглядите молодцом. Вот держите-ка, — он небрежно бросил Пауэллу папку с каким-то делом, — и прочтите внимательно.

Пока Пауэлл читал, старый «дядюшка» пристально разглядывал его… Хирург прилично постарался, и результаты пластической операции на ухе просто превзошли все ожидания… Тренированный взгляд скользнул по еле заметной выпуклости на пиджаке с левой стороны груди… Когда Пауэлл поднял глаза, старый «дядюшка» спросил:

— Ну, что вы думаете об этом, друг мой?

Пауэлл ответил, тщательно подбирая слова:

— Впечатление странное, сэр. Я не уверен, что во всем разобрался, хотя то, что я прочитал, выглядит весьма серьезно.

— Вы словно читаете мои мысли, друг мой, читаете мои мысли. И ЦРУ и ФБР бросили десятки людей прочесывать город, наблюдать за аэропортами, автобусами, поездами, что обычно предпринимается в подобных случаях. И я должен признаться, что они действуют довольно успешно. А если сказать точнее, действовали до настоящего момента.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание и дождаться одобрения и интереса, которые появились во взгляде Пауэлла.

— Они разыскали парикмахера, который вспомнил, что он стриг нашего беглеца. Хотя и предсказуемое, но вполне заслуживающее одобрения действие с его стороны. Это произошло уже после того, как Уэзерби был ранен. Кстати, он чувствует себя гораздо лучше, и они надеются допросить его сегодня вечером. На чем это я остановился… Ах, да. Они прочесали весь этот район и нашли магазин, в котором беглец купил себе кое-что из одежды. А затем они потеряли его следы и теперь даже не представляют себе, где же искать его. У меня есть пара идей на этот счет, но пока я приберегу их на будущее. Я хочу, чтобы вы послушали мои рассуждения и обратили бы особое внимание на некоторые моменты. Давайте посмотрим, сможете ли вы ответить мне на некоторые вопросы. А может быть, у вас самого появятся ко мне вопросы.

— Итак, почему? Почему все это случилось? Почему они выбрали именно эту секцию — группу никому не нужных и безвредных аналитиков? Почему? Взгляните на то, как они действовали. Почему так крикливо и очевидно, почему такая реклама? Почему этот Хейдеггер был убит еще накануне ночью? Что он знал такое, чего не знали другие? Если он представлял для них какой-то интерес, то зачем же было убивать всех остальных? Если Малькольм действительно работает на них, то тогда им вряд ли было нужно так настойчиво допрашивать Хейдеггера. Ведь Малькольм и без него мог им все рассказать… Теперь о нашем беглеце, Малькольме. Если он «двойник», то почему он воспользовался системой «Тревога». Опять же, если он «двойник», то почему он согласился на встречу и убил Воробушка? Если же он не является «двойником», почему он подстрелил этих двоих, которых сам же вызвал, чтобы они доставили его в безопасное место? Почему он после стрельбы отправился на квартиру к Хейдеггеру? И конечно, где, наконец, он скрывается в настоящее время? Есть еще целый ряд вопросов, вытекающих из перечисленных мною, но я считаю, что именно эти являются главными. Вы согласны?

Пауэлл кивнул головой и задумчиво произнес:

— Да, согласен. Но каким образом я-то вписываюсь в это дело?

Старый «дядюшка» улыбнулся:

— Вы, мой дорогой друг, имеете счастье быть временно приписанным к моей секции. Как вы знаете, ее создали для того, чтобы покончить с бюрократической неразберихой в нашей системе. Я уверен, что бумагомаратели, которые осчастливили мою бедную душу, посадив меня на это место, думали, что я буду до пенсии или же до самой смерти заниматься тут лишь бумажками. Но меня это не привлекает, поэтому я перестроил нашу работу таким образом, чтобы максимально участвовать в оперативных действиях. Исходя из этого, я не совсем законным путем «умыкнул» целую группу хороших оперативников и открыл свою собственную «контору», — совсем как в старые добрые времена. Из путаницы, царящей в разведывательной системе, я извлекаю для себя значительную выгоду. Один драматург, которого я когда-то знал, любил говорить, что лучший способ создать хаос — это заполнить сцену актерами. Однако мне чужие просчеты принесли пользу.

И он скромно добавил:

— Я считаю, что кое-какие мои усилия, пусть и не очень значительные, также принесли определенную пользу нашей стране. А теперь вернемся к нашему маленькому делу. Хотя оно и не касается меня непосредственно, но это проклятое дело интригует меня. Кроме того, меня беспокоит, что и ЦРУ и ФБР как-то не совсем правильно подходят ко всей этой истории. Во-первых, создалась чрезвычайно необычная ситуация, а они пользуются самыми обычными методами. Во-вторых, они действуют в спешке, буквально натыкаются друг на друга, стремясь первыми, как говорят, «зацапать» преступников. Причем есть еще один момент, который я никак не могу точно выразить словами. Что-то в этом деле беспокоит меня. Такое не должно было случиться вообще. События выглядят настолько… невероятными, настолько из ряда вон выходящими, что я считаю, они не укладываются в параметры мышления сотрудников обоих ведомств. Не то чтобы я думаю, что они недостаточно компетентны — хотя я и заметил несколько упущенных моментов, просто они смотрят на это дело не с той точки зрения. Вы понимаете меня, друг мой?

Пауэлл кивнул головой в знак согласия:

— А вы находитесь как раз в нужной точке, не так ли?

Старый «дядюшка» улыбнулся:

— Ну, что же, давайте скажем, что мне удалось немного приоткрыть завесу. Я хочу, чтобы вы сделали следующее. Вы обратили внимание на запись о состоянии здоровья нашего беглеца? Не беспокойтесь и не ищите, я вам сам скажу. Он довольно часто страдает простудой и заболеваниями дыхательных органов и поэтому нуждается в медицинской помощи. Теперь, если вы припомните, во время второго разговора со службой «Тревога» он чихнул и сказал, что простудился. Это, конечно, выстрел с дальним прицелом, но мне кажется, что на этот раз у него очень сильная простуда и, где бы он ни был, он будет вынужден покинуть свое убежище и обратиться за помощью к врачу.

Пауэлл лишь пожал плечами.

— Ну, что же, может быть, стоит проработать и этот вариант.

Старый «дядюшка» даже засветился от радости:

— Я тоже так считаю. Пока еще никто не додумался до этого, поэтому мы можем действовать свободно, нам не будут мешать. Я договорился, что вы возглавите специальную оперативную группу — неважно, как я этого добился, но мне удалось это сделать. Начните с обхода врачей-терапевтов общего профиля в пределах города. Попытайтесь выяснить, не лечил ли кто-нибудь из них человека, похожего на нашего беглеца. Если такого не вспомнят, то пусть сообщат в случае подозрений. Придумайте какую-нибудь правдоподобную историю для того, чтобы с вами были откровенны. И еще одно. Постарайтесь, чтобы заинтересованные лица не узнали о наших розысках.

Пауэлл встал, чтобы распрощаться:

— Я сделаю все, что в моих силах, сэр.

— Отлично, друг мой. Я знал, что смогу положиться на вас. У меня это дело из головы не выходит. Если придумаю что-нибудь еще, дам вам знать. Желаю удачи.

Пауэлл вышел из кабинета. Когда дверь за ним закрылась, старый «дядюшка» удовлетворенно улыбнулся…

В то время, как Кевин Пауэлл начал мучительно скучную проверку городских врачей Вашингтона, человек впечатляющей внешности вышел из такси, остановившегося перед входом в магазин военных товаров «Санни». Это утро он провел за чтением целой папки ксерокопий документов, аналогичный комплект которых лишь недавно изучал Пауэлл. Он получил эту папку от мужчины весьма представительной внешности и теперь составил собственный план, как найти Малькольма. В течение часа он кружил на такси по этому району, а теперь начал прочесывать его пешком. В барах, у газетных киосков, в учреждениях и частных домах, везде, где мог бы остановиться на несколько минут беглец, он задерживался и показывал выполненный художником портрет Малькольма с короткой стрижкой. Когда кто-то выражал недовольство или вообще не хотел говорить с ним, он предъявлял одно из пяти удостоверений, которые раздобыл для него мужчина с весьма представительной внешностью. К 15.30 дня он здорово устал, хотя по нему этого не было видно. Он был настроен решительно — как никогда раньше. Он зашел в ресторанчик «Хот шоп», чтобы выпить чашечку кофе. Выходя через некоторое время из ресторанчика, он автоматически, уже по привычке, показал рисунок и жетон детектива кассирше. Любой на его месте испытал бы такое же потрясение, когда девушка заявила, что узнает человека на портрете.

— Точно, я видела этого сукиного сына. Он бросил мне свои деньги, потому что, видите ли, торопился. Я потом еще порвала чулок, пока ползала, разыскивая закатившуюся монетку.

— Он был один?

— Точно. Один. Кто же захочет быть в компании с таким типом?

— Вы не заметили, в каком направлении он пошел, выйдя из ресторанчика.

— Конечно, углядела. Если бы у меня был пистолет, я бы застрелила его. Он пошел в ту сторону.

Любопытный посетитель аккуратно расплатился, оставил кассирше доллар «на чай» и пошел в указанном направлении. Ничего примечательного или достойного внимания… Зачем бы человеку, беспокоящемуся о своей безопасности, торопиться именно сюда… Он завернул на стоянку автомашин и сразу превратился в вашингтонского полицейского, задающего вопросы тучному сторожу в фетровой шляпе.

— Ну да, я видел его. Он уехал на машине с этой птичкой.

Человек впечатляющей внешности прищурился:

— С какой еще «птичкой»?

— Да с этой девчонкой, которая работает вместе с юристами. Их контора арендует стоянку для машин своих сотрудников. Девчонка ничего из себя не представляет, просто смотреть не на что. Но в ней есть «изюминка», если вы понимаете, что я хочу этим сказать.

— Думаю, что я понял вас, — ответил «детектив», — думаю, что понял. А кто она такая, как ее зовут?

— Минутку. — Фетровая шляпа скрылась в сторожевой будке, и перед глазами любопытного человека появился журнал регистрации. — Ну-ка, давайте посмотрим, номер стоянки 63… Номер 63… Ага, вот он. Росс, Уэнди Росс. А вот и ее домашний адрес в Александрии.

Прищуренные глаза скользнули по нужной страничке, и память зафиксировала то, что они увидели. Затем глаза вновь остановились на стороже в фетровой шляпе.

— Спасибо, — произнес человек впечатляющей внешности и зашагал прочь.

— Не стоит. Эй, а что натворил этот парень?

Человек остановился и повернулся к сторожу.

— Да ничего особенного. На самом деле ничего. Мы просто разыскиваем его, так как он… попал в переплет, — вам это ничем не грозит — и мы хотели бы убедиться, что с ним все в порядке…

Десять минут спустя человек впечатляющей внешности уже стоял в телефонной будке. Где-то на другом конце города весьма представительный мужчина снял трубку со специального телефонного аппарата, который очень редко звонил, так как номер его не был внесен ни в один справочник.

— Да, — сказал он, узнав голос в трубке.

— Я напал на горячий след.

— Я был уверен, что вы сумеете это сделать. Установите наблюдение, но предупредите — никаких активных действий до тех пор, пока их необходимость не будет продиктована неизбежными обстоятельствами. Я хочу, чтобы вы лично занялись этим делом во избежание новых ошибок. Но это позже, а сейчас у меня для вас есть срочное задание.

— Наш общий больной друг?

— Да, он. Я боюсь, что его здоровье должно резко ухудшиться. Встретимся в пункте «четыре», и приезжайте как можно скорее. — Связь прервалась.

Человек пробыл в будке еще некоторое время, за которое успел сделать еще один короткий звонок. После этого он остановил проходившее мимо такси и растворился в наступавших сумерках…

Небольшой автофургон затормозил на другой стороне улицы почти напротив дома Уэнди в тот самый момент, когда она принесла Малькольму тарелку с горячим тушеным мясом. Водитель мог вполне отчетливо видеть дверь квартиры Уэнди, хотя ему пришлось согнуть свое длинное худое тело в странную позу. Он наблюдал за квартирой Уэнди пристально, застыв в ожидании…

 

Суббота

— Как ты себя чувствуешь, получше?

Малькольм взглянул на Уэнди и вынужден был признаться, что ему действительно стало намного лучше. Острая боль в горле почти совсем исчезла, и осталось лишь тупое болезненное ощущение. То, что он проспал беспрерывно почти сутки, основательно восстановило его силы, правда, насморк все еще продолжался и трудно было говорить.

По мере того, как физическое состояние Малькольма улучшалось, его начинало одолевать чувство тревоги. Он знал, что наступила суббота. Значит, прошло уже два дня с тех пор, как были убиты его коллеги по работе, а сам он застрелил человека. В настоящее время оперативные группы, по всей вероятности, переворачивают Вашингтон вверх дном в поисках его, Малькольма.

По крайней мере, одна из них жаждет его смерти. Остальные, как можно легко представить, тоже вряд ли испытывают к нему особое расположение. В комоде, стоящем напротив, лежат деньги, которые он если и не украл, то, во всяком случае, забрал из квартиры убитого кем-то человека. Сам же он лежит в постели больной и не имеет ни малейшего представления о том, что же все-таки произошло и что ему теперь нужно делать. В довершение всего рядом сидит улыбающаяся смешная девчонка в одной майке.

— Ты знаешь, я действительно ничего не понимаю, — проскрипел Малькольм.

И правда, он ничего не мог понять. В течение тех нескольких часов, которые он посвятил этой проблеме, он пришел к выводу, что имеется лишь четыре варианта объяснения происшедшего, которые представляются более или менее логичными: кто-то тайно проник в ряды сотрудников отдела, кто-то совершил нападение на секцию, кто-то попытался выставить Хейдеггера «двойником», подложив ему на квартире крупную сумму денег, и кто-то хочет убить его, Малькольма.

— А что ты собираешься предпринять? — спросила Уэнди.

— Понятия не имею, — произнес Малькольм с ноткой отчаяния и безнадежности в голосе. — Может быть, сегодня вечером я попытаюсь еще раз позвонить по телефону «Тревога», если ты отвезешь меня к какому-нибудь автомату.

Уэнди наклонилась и легко коснулась губами его лба.

— Я отвезу тебя, куда ты только захочешь, — улыбнулась она и вновь принялась целовать его.

Когда Уэнди ушла к себе, Малькольм отправился умываться. Приняв душ, он вставил контактные линзы и снова забрался в постель. Уэнди вновь заглянула к нему в спальню, одетая по-уличному. Бросив ему на постель четыре книжки, она пояснила:

— Я не знала, что ты любишь читать. Но, по крайней мере, это займет тебя до моего прихода.

— Куда ты… — Малькольму пришлось сделать паузу и глотнуть воздуха, так как горло все еще болело. — Куда ты идешь?

Уэнди улыбнулась:

— Ну и чудак же ты. Я должна сходить в магазин, у нас кончаются продукты. Кроме того, мне надо купить кое-что для тебя. Если будешь пай-мальчиком — а ты и так не такой уж и плохой, — я, может быть, сделаю тебе сюрприз. — Она пошла к двери, но потом остановилась и повернулась к нему. — Если будет звонить телефон, ты не отвечай. Но если он позвонит два раза, затем перестанет и зазвонит опять, то это буду я. Не правда ли, я способная и быстро схватываю, что нужно для того, чтобы стать хорошим разведчиком? В гости я никого не жду, так что, если ты будешь вести себя тихо, никто и не узнает, что ты здесь. — Затем она добавила, но уже серьезно: — Ну, ты только ни о чем не беспокойся, хорошо? У меня ты в полной безопасности. — Уэнди повернулась и вышла из спальни.

Малькольм только успел взять одну из книг, когда ее голова снова появилась в проеме двери и она сказала:

— Вот что я сейчас подумала. Если у меня заболит горло, будет ли это считаться заразной болезнью?

Малькольм бросил в нее книгой, но промахнулся.

Когда Уэнди открыла дверь и пошла к своей машине, то она не заметила, что человек, сидевший в автофургоне, встрепенулся, словно очнувшись от долгого сна. Внешность у него была вполне заурядная. Хотя весеннее солнце хорошо пригревало в это утро, человек был одет в свободный плащ, как будто не сомневался, что хорошая погода долго не продержится. Человек проследил за тем, как Уэнди вывела машину со стоянки и уехала, после чего взглянул на часы. Он решил подождать еще три минуты…

Обычно суббота является выходным днем для большинства правительственных чиновников. В эту же субботу множество мрачно настроенных служащих различных официальных учреждений были заняты на сверхурочной работе. Одним из них был Кевин Пауэлл. Он и его люди уже опросили 216 докторов, медсестер, молодых врачей и других представителей медицинского персонала, то есть свыше половины врачей-терапевтов и специалистов-отоларингологов Вашингтона. Было уже одиннадцать часов прекрасного субботнего утра. Все, что Пауэлл мог доложить весьма пожилому человеку, сидящему за столом красного дерева, выражалось одним словом: безрезультатно.

Тем не менее, настроение последнего не омрачилось от таких новостей.

— Ну что ж, друг мой, продолжайте искать, вот и все, что я могу сказать. Продолжайте искать. Если это послужит хоть каким-то утешением, то я скажу, что мы находимся точно в таком же положении, как и другие. С одной лишь разницей — они исчерпали свои возможности, и им больше ничего не остается делать, как ждать. Тем не менее, одно событие все же произошло: Уэзерби умер.

Пауэлл был озадачен:

— А мне казалось, вы говорили, что его состояние улучшается.

Весьма нежилой человек развел руками:

— Оно и улучшалось. Они даже собирались поговорить с ним вчера поздно вечером или же сегодня с утра. Однако когда оперативная группа прибыла в госпиталь в начале второго ночи для проведения допроса, его нашли мертвым.

— Как это случилось? — в голосе Пауэлла прозвучало нечто большее, чем простое подозрение.

— А действительно, как это случилось? Дежуривший у дверей сотрудник клянется, что в палату входили только члены медицинского персонала госпиталя. А так как Уэзерби находился в специальном госпитале в Лэнгли, то я уверен, там были приняты все необходимые меры для обеспечения его безопасности. Учитывая шоковое состояние и большую потерю крови, врачи полагают, что он умер все-таки в результате ранения, хотя прежде утверждалось, что у него имеются все шансы на выздоровление. Как раз сейчас проводится вскрытие.

— Все это очень странно.

— Да, это весьма странно. И именно потому выглядит слишком уж подозрительно. Вообще вся эта история загадочна от начала до конца. Ну ладно, мы уже говорили об этом раньше. А пока у меня есть для вас новое задание.

Пауэлл наклонился к столу. Он как-то сразу почувствовал, что чертовски устал.

Весьма пожилой человек продолжал:

— Я уже отмечал, что не был удовлетворен, как ЦРУ и ФБР ведут расследование. Теперь же они вообще зашли в тупик. Думаю, что причиной является неверный подход к делу. Они ищут Малькольма, как охотник обычно ищет свою добычу. Но даже будучи искусными охотниками, они все же упускают некоторые моменты. Я же хочу, чтобы вы начали искать его так, как будто сами являетесь добычей. Вы ведь прочли всю информацию о нем, какая только есть у нас, и вы побывали у него дома. Вы должны были «почувствовать» его как человека, как Личность. Поставьте себя на его место, и давайте посмотрим, куда это приведет. У меня для вас есть несколько полезных замечаний. Мы знаем, что ему требовалось какое-то средство передвижения, чтобы добраться туда, где он сейчас находится. Отбросим все другие соображения и согласимся, что пешеход гораздо более заметен на улице и его легче обнаружить. А этого-то наш беглец и стремится избежать. Сотрудники ФБР почти уверены, что он не воспользовался услугами такси. Я не вижу причин ставить под сомнение ход их рассуждений или действий. Но я также вряд ли воспользовался автобусом, особенно имея при себе сверток с вещами, купленными в магазине военных товаров. Ведь никогда не знаешь, кого можешь встретить в автобусе… Итак, ваше задание заключается в следующем: возьмите одного или двух сотрудников, что смог бы настроиться на нужный лад. Начните с того места, где Малькольма видели последний раз. А затем, друг мой, спрячьтесь, как это сделал он.

Перед тем, как попрощаться, Пауэлл взглянул на улыбающегося весьма пожилого человека и сказал:

— Есть еще один странный момент во всей этой истории, сэр. Малькольма никогда не готовили для работы в качестве оперативного агента. Ведь он всего-навсего простой исследователь, и тем не менее посмотрите, как отлично он действует.

— Да, это странно, — ответил весьма пожилой человек, улыбнулся и добавил: — Вы знаете, мне все больше и больше хочется встретиться с нашим Малькольмом. Отыщите его, Кевин, найдите его мне побыстрее…

* * *

…Малькольм подумал, что ему нужно обязательно выпить чашечку кофе.

Горячий напиток согреет больное горло и придаст бодрости и сил. Он спустился в кухню и только успел поставить кофейник на горящую конфорку плиты, как кто-то позвонил в дверь.

Малькольм замер на месте. Пистолет остался лежать наверху на тумбочке рядом с кроватью. Потихоньку, на цыпочках Малькольм подкрался к двери. Вновь прозвенел звонок. Малькольм облегченно вздохнул, когда увидел в дверной глазок, что это был всего-навсего усталый почтальон в плаще с переброшенной через плечо сумкой, и с каким-то пакетом в руке. «Вот досада», — подумал Малькольм. Если не открыть дверь сейчас, то почтальон, очевидно, так и будет приходить до тех пор, пока не вручит свою посылку. Малькольм оглядел себя.

На нем были спортивного типа трусы и майка с короткими рукавами. «Ну и пускай, — решил он, — почтальона этим не удивишь». И открыл дверь.

— Доброе утро, сэр, как вы себя чувствуете сегодня?

Приветствие почтальона было настолько заразительным, что Малькольм улыбнулся в ответ и хрипло ответил:

— Немного простыл. Чем могу быть полезен?

— У меня вот посылка для мисс… — почтальон вдруг запнулся и, явно смутившись, улыбнулся Малькольму, — для мисс Уэнди Росс. Специальная доставка на дом. И просьба расписаться на квитанции в получении.

— Ее сейчас нет дома. Не могли бы вы зайти попозже?

Почтальон почесал нерешительно затылок.

— Ну, что же, конечно, я бы мог, только будет гораздо проще, если вы сами распишетесь за посылку. Черт возьми, начальству ведь все равно, кто распишется, лишь бы на квитанции стояла подпись.

— Хорошо, я распишусь, — сказал Малькольм. — У вас есть ручка?

Почтальон похлопал себя по карманам, но безрезультатно.

— Да вы входите, — сказал Малькольм. — Сейчас я найду что-нибудь, чем расписаться.

Почтальон, поблагодарив за приглашение, вошел в комнату. Он закрыл за собой дверь.

— Вы здорово облегчаете мою задачу тем, что так внимательны, — сказал он многозначительно.

Малькольм пожал плечами.

— Да чепуха. Это такой пустяк, что не стоит даже думать об этом. — Он повернулся и пошел на кухню за ручкой.

Когда он был уже в дверях, его сознание автоматически отметило, что почтальон положил посылку и начал расстегивать свою почтовую сумку.

Почтальона весьма обрадовал такой оборот дела. Ему было приказано лишь убедиться в том, что Малькольм действительно находится в этой квартире, и заодно обследовать помещение. Прибегать к активным действиям ему было разрешено только в случае полной гарантии успеха. Он знал, что за проявленную удачную инициативу по ликвидации Малькольма его ожидает приличное вознаграждение. С девушкой он разберется позже… И он достал из своей сумки автомат с глушителем…

Малькольм только-только начал огибать угол по пути из кухни в комнату, когда услышал легкий щелчок — это почтальон вставил в автомат обойму.

Малькольм так и не нашел ручки. В одной руке он нес кофейник, а в другой — пустую чашку. Он решил, что симпатичный почтальон, наверное, с удовольствием выпьет чашечку кофе. То, что Малькольм остался в живых, можно объяснить лишь тем, что, повернув за угол и увидев направленное в него дуло автомата, он ни на секунду не задумался о том, что происходит. Он просто с ходу швырнул кофейник с кипящим кофе и пустую чашку в почтальона.

Почтальон не слышал шагов Малькольма, возвращавшегося из кухни. Поэтому он сначала среагировал на летящие ему в лицо предметы: быстрым движением вскинул руки вверх и прикрыл голову автоматом. Кофейник ударился о ствол автомата, крышка соскочила, и горячий кофе выплеснулся на руки и поднятое вверх лицо.

Вскрикнув от жгучей боли, почтальон отбросил автомат, который пролетел по полу через всю комнату и застрял под маленьким столиком, на котором стояла стереомагнитола Уэнди. Малькольм отчаянно рванулся за ним, но споткнулся о подставленную почтальоном ногу. Он упал на руки и сразу же попытался встать, но, обернувшись, быстро втянул голову в плечи. Почтальон перелетел через Малькольма. Если бы удар его ноги попал в цель, то голове Малькольма, по всей видимости, не поздоровилось бы.

Хотя вот уже целых шесть месяцев почтальон не посещал тренировок, тем не менее он сгруппировался и удачно провел трудное приземление. Однако он опустился на ковровую дорожку, подаренную Уэнди ее бабушкой в день рождения.

Дорожка под его весом скользнула по натертому полу, и почтальон, не удержав равновесия, упал. И все-таки на ноги он вскочил быстрее Малькольма.

Противники стояли теперь друг против друга, скрестив взгляды. Малькольму нужно было преодолеть, по крайней мере три метра, прежде чем он смог бы добраться до автомата, лежащего под столиком, справа от него. Возможно, ему удалось бы сделать это раньше почтальона. Но последний наверняка успел бы напасть на него сзади. Малькольм, кроме того, стоял ближе к двери, но она была заперта. Он понимал, что ему не хватит как раз тех нескольких драгоценных секунд, которые потребуются, чтобы открыть дверь. Почтальон молча смотрел на Малькольма и улыбался. Носком ботинка он слегка постучал по полу, как бы проверяя надежность паркета. «Скользко», подумал он. Быстрым, тренированным движением он сбросил с ног ботинки и остался в коротких носках. Затем освободился и от них. Теперь босые ноги уверенно стояли на скользком паркете.

Малькольм смотрел на улыбающегося противника и начинал понимать неизбежность своего поражения — и, в итоге, смерти. Он, конечно, не мог знать о том, что его противник обладал «коричневым поясом», полученным за проявленное мастерство и успешные выступления в соревнованиях по каратэ.

Однако он понимал, что у него нет никаких шансов выстоять в предстоящей схватке. Практические знания Малькольма приемов рукопашной борьбы на деле равнялись нулю. Он прочитал в свое время сотни описаний драк, схваток и поединков, видел это в кино. Сам же он дрался всего два раза в жизни, да и то в детстве. Один раз он победил, в другой — проиграл. Тренер по физкультуре в колледже как-то в течение трех часов демонстрировал на занятиях хитроумные приемы каратэ, которым выучился на службе в морской пехоте. Разум заставил Малькольма попытаться скопировать боевую стойку тренера — ноги, слегка согнутые в коленях… кисти рук, сжатые в кулаки… левая рука перед грудью кулаком вверх… правая рука опущена вниз, кулак около пояса…

Почтальон начал медленно двигаться вперед, сокращая расстояние в четыре с половиной метра, которое отделяло его от жертвы. Малькольм, в свою очередь, начал отходить по кругу вправо, удивляясь в то же время про себя, зачем оттягивать развязку. Когда между ними осталось около двух метров, почтальон перешел в атаку. С громким криком он сделай обманное движение левой рукой справа налево, как будто хотел нанести Малькольму удар в лицо тыльной стороной ладони. Как он и ожидал, Малькольм быстро уклонился от предполагаемого удара вправо. Когда почтальон убрал левую руку назад, то одновременно с этим движением он опустил левое плечо и резко повернулся на пятке левой ноги вправо. В конце этого кругового движения его правая нога резко «выстрелила» вперед, нацеленная в голову Малькольма.

Однако шесть месяцев без практики — это слишком большой период, чтобы можно было ожидать хороших результатов даже тогда, когда встречаешься с не очень-то умелым любителем. Удар не попал в намеченную цель — голову Малькольма, а пришелся в плечо и отбросил Малькольма к стене. Ударившись, он откачнулся вперед и едва-едва уклонился от последовавшего сразу за этим рубящего удара правой руки почтальона.

Последний был очень зол на себя. Он уже второй раз промахнулся. Правда, его противник все же получил хороший удар, но не смертельный. Почтальон подумал про себя, что ему необходимо срочно возобновить тренировки, пока он еще не встретился с достойным противником, который знает, что и как нужно делать.

Опытный тренер обязательно обратит ваше внимание на то, что каратэ — на три четверти борьба психологическая. Почтальон хорошо это знал, поэтому он сконцентрировал все свое внимание на том, как побыстрее покончить со своим противником. Он был настолько поглощен решением этой задачи, что не услышал, как Уэнди открыла входную дверь — тихо-тихо, чтобы не потревожить спящего Малькольма. Она вернулась, так как забыла дома чековую книжку.

Уэнди показалось, что она видит сон. Это не могло происходить наяву: двое мужчин, застывших друг против друга в немыслимых позах. Один из них Малькольм, левая рука которого была судорожно напряжена и готова действовать. Второй был совершенно ей незнаком и стоял к ней спиной. Затем она вдруг услышала, как незнакомец тихо, с угрозой в голосе произнес: «Нет, хватит, ты уже и так наделал неприятностей!» Когда незнакомец начал двигаться мелкими шагами к Малькольму, она осторожно, стараясь не шуметь, завернула в кухню и взяла длинный кухонный нож, висевший на специальной полочке среди других начищенных до блеска принадлежностей. Затем она вернулась в комнату и стала приближаться сзади к незнакомцу…

Почтальон сразу же услышал легкий стук ее каблучков по паркету. Он сделал быстрое обманное движение в сторону Малькольма и круто обернулся к новому противнику. Когда он увидел, что это всего-навсего испуганная девушка, неумело державшая в правой руке кухонный нож, то охватившая его секунду назад тревога сразу улетучилась. Он быстро пошел на нее, делая нырки и обманные движения, в то время как она медленно пятилась, вся дрожа от нервного напряжения и страха. Он дал ей возможность отступать таким образом до тех пор, пока она чуть не наткнулась на диван. Тогда-то он и сделал выпад. Его левая нога «выстрелила» вперед в круговом движении, и нож вылетел из ее онемевшей от удара руки. Затем последовал жестокий удар наотмашь тыльной стороной ладони левой руки, и на ее левой скуле лопнула кожа. Уэнди, ошеломленная ударом, рухнула на диван в полуобморочном состоянии.

Однако почтальон забыл первую заповедь каратэ, которую следует соблюдать при нападении нескольких противников: когда на тебя нападают одновременно два или больше человек, ты должен непрерывно двигаться, делая быстрые атакующие выпады поочередно против каждого из нападающих. Если же в ходе схватки ты выпустишь из поля зрения хотя бы одного противника еще до того, как остальные будут нейтрализованы, то ты обрекаешь себя на поражение.

Почтальону после удара, который он нанес Уэнди, нужно было немедленно повернуться к Малькольму и атаковать его. Однако вместо этого он решил покончить с Уэнди.

Когда он сбил Уэнди с ног, Малькольм в это время успел завладеть автоматом. Он мог действовать только левой рукой. Тем не менее, он сумел прицелиться в почтальона как раз в тот момент, когда тот поднял свою левую руку, чтобы обрушить на девушку смертельный рубящий удар ребром ладони.

— Не смей! — крикнул Малькольм.

Почтальон резко обернулся к своему главному противнику, и тогда Малькольм нажал на спусковой крючок автомата. Приглушенные звуки выстрелов звучали до тех пор, пока вся грудь почтальона не окрасилась в алый цвет крови, хлеставшей из многочисленных ран. Его тело, отброшенное выстрелами, перелетело через диван и с глухим стуком рухнуло на пол.

Малькольм подхватил Уэнди на руки. Ее левый глаз уже начал заплывать от удара, и струйка крови сочилась из ранки на левой скуле. Она почти беззвучно рыдала, повторяя беспрерывно:

— О, боже мой! О, боже мой!..

Малькольму потребовалось около пяти минут, чтобы успокоить ее. Затем он, раздвинув жалюзи, осторожно выглянул в окно на улицу. Никого не было видно.

Желтый автофургон, стоявший на другой стороне улицы, казался тоже пустым.

Малькольм поднялся наверх, оставив Уэнди внизу с автоматом. Он приказал ей стрелять в любого, кто бы ни вошел в квартиру. Он быстро оделся, сложил деньги, свою одежду и все, что Уэнди купила для него, в один из ее свободных чемоданов. Когда он сошел вниз, она уже полностью оправилась от шока. Он послал ее наверх упаковать свои вещи. Пока ее не было, он обыскал труп, но ничего не обнаружил. Когда через десять минут Уэнди спустилась вниз с чемоданом в руке, лицо ее было умыто.

Малькольм глубоко вздохнул и открыл дверь. На руку, в которой держал пистолет, он набросил пиджак. Он так и не смог заставить себя взять автомат, так как догадывался, для чего его использовали.

Никто не выстрелил в него…

Он подошел к машине… Никаких выстрелов, и вообще никого не было в поле зрения… Он кивнул головой Уэнди. Она быстро подбежала, волоча за собой чемоданы. Они забрались в машину, и он осторожно выехал со стоянки…

* * *

…Пауэлл чертовски устал. Он и еще два вашингтонских детектива прочесывали район, в котором последний раз видели Малькольма, улицу за улицей. Они опрашивали людей в каждом здании. Пауэлл стоял, прислонившись к столбу, и пытался найти хоть какую-нибудь новую идею, новый подход к этой проблеме, когда он увидел одного из своих партнеров, торопливо приближавшегося к нему.

Детектива звали Андрю Уолш из отдела по борьбе с бандитизмом. Подбежав, он схватил Пауэлла за руку, чтобы удержать равновесие.

— Мне думается, я кое-что нашел, сэр, — выпалил Уолш и сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Вы ведь знаете, мы обнаружили, что многих людей в округе уже кто-то расспрашивал по интересующему нас вопросу. Так вот, я нашел сторожа с автостоянки, который сообщил одному полицейскому, расспрашивавшему его, кое-что такое, чего нет в официальных отчетах.

— Что же, черт побери? — Пауэлл почувствовал, как усталость словно рукой сняло.

— Сторож узнал Малькольма по рисунку, который полицейский показал ему. Больше того, он сообщил ему, что видел, как Малькольм сел в машину с девушкой. Вот ее имя и адрес.

— Когда это все случилось? — Пауэлл начал чувствовать себя очень неуютно.

— Вчера, во второй половине дня.

— Давайте же, быстрей! — Пауэлл побежал по улице к своей машине.

Запыхавшийся и обливающийся потом детектив следовал за ним.

Они успели проехать три квартала, когда в машине вдруг зазвонил телефон, установленный на приборной панели. Пауэлл снял трубку:

— Да?

— Сэр, группа по проверке врачей сообщает, что некий доктор Роберт Кнудсен опознал по рисунку Кондора и заявил, что оказал ему вчера медицинскую помощь по поводу заболевания ангиной. Лечил его он на квартире мисс Уэнди Росс. Передаю по буквам: Р-о-…

Пауэлл резко оборвал говорившего:

— Мы как раз направляемся сейчас к ней на квартиру. Я хочу, чтобы все группы направились в этот район, но не приближались к ее дому, пока я не прибуду на место. Дайте им указание прибыть туда как можно скорее, но соблюдать при этом полную тишину и осторожность. А теперь дайте мне шефа.

Прошла целая минута, прежде чем Пауэлл услышал в трубке знакомый тихий голос.

— Да, Кевин, что у вас там случилось?

— Мы направляемся на квартиру, где скрывается Малькольм. Обе группы — мы и наши противники — обнаружили ее практически одновременно. С деталями я познакомлю вас позже. Одно тревожит меня: кто-то с официальными документами также разыскивает Малькольма, но не сообщает в отчетах, как это положено, о том, что удалось обнаружить.

После продолжительной паузы весьма пожилой человек сказал:

— Это может объяснить многое, мой друг. Многое. Будьте очень осторожны. Надеюсь, что вы прибудете на место вовремя.

Телефон замолк. Пауэлл положил трубку. Он как-то уже примирился с мыслью, что, по всей вероятности, он прибудет туда слишком-слишком поздно…

Десять минут спустя Пауэлл и три детектива уже звонили в дверь квартиры Уэнди. Они подождали минуту, а потом самый крупный из них вышиб дверь ударом ноги. Через пять минут Пауэлл уже докладывал шефу о том, что они обнаружили в квартире.

— Неизвестного мы не можем опознать на месте. Форма почтальона — явная маскировка. Автомат с глушителем, вероятно, использовали при нападении на общество. Судя по имеющимся признакам, можно предположить, что он и кто-то еще, возможно Малькольм, дрались. Малькольму удалось опередить его и завладеть автоматом. Я уверен, что он принадлежал почтальону, так как его сумка специально приспособлена для ношения такого оружия. Как представляется, удача продолжает прочно сопутствовать Малькольму. Мы нашли фотографию девушки, и, кроме того, у нас есть номер ее автомашины. Что бы вы хотели, чтобы мы предприняли теперь?

— Объявите через полицию всеобщий розыск на нее, ну хотя бы… за совершенное убийство. Это несколько собьет с толку приятеля, который так внимательно следит за нашими действиями и пользуется нашими официальными документами. А сейчас я хочу знать, кто такой этот убитый незнакомец, и я хочу узнать это как можно быстрее. Направьте его фотографии и отпечатки пальцев во все разведывательные ведомства с просьбой обработать их немедленно и срочно информировать нас о результатах. Не сообщайте о случившемся больше никакой дополнительной информации. Свои группы направьте на розыск Малькольма и девушки. Затем нам, как мне думается, придется подождать результатов.

Когда Пауэлл и его коллеги шли от дома Уэнди к своим машинам, то по улице мимо них медленно проехал «седан» темного цвета. Его водитель был высокого роста и болезненно худой. Пассажир, сидевший рядом с ним, имел впечатляющую внешность и глаза с пронзительным взглядом, скрытые за темными очками. Он жестом приказал водителю следовать дальше, не останавливаясь. Никто не заметил, как они проехали мимо…

* * *

…Малькольм долго кружил по Александрии, пока не нашел маленький автомагазин с открытой стоянкой, где продавались подержанные автомобили. Он остановился за два квартала до него и отправил Уэнди приобрести машину.

Десять минут спустя, присягнув в том, что ее фамилия действительно миссис Эджертон — это требовалось для регистрации покупки — и, заплатив дополнительно сто долларов наличными, Уэнди уехала со стоянки магазина в слегка подержанном «додже». Малькольм следовал за ней до парка. Там они сняли номера с машины Уэнди. Затем погрузили все свои вещи в «додж» и не торопясь поехали прочь.

Малькольм вел машину пять часов подряд. Уэнди не произнесла ни слова за всю поездку. Когда они остановились в мотеле «Пэрисбург», штат Вирджиния, Малькольм зарегистрировал их обоих как мистера и миссис Эванс. Он поставил машину сзади мотеля, чтобы, как он объяснил, она «не загрязнилась от проходящих мимо автомашин». В ответ на это заявление старая леди, хозяйка мотеля, лишь пожала плечами и вернулась к своему телевизору. Она видела подобных клиентов и раньше.

Уэнди лежала на кровати очень тихо, совершенно без движения. Малькольм не торопясь разделся. Он принял лекарство и вынул из глаз контактные линзы, после чего присел рядом с Уэнди на кровать.

— Почему бы тебе не раздеться и не поспать немного, милая?

Она повернула голову и медленно подняла на него свой взгляд:

— А ведь это все было взаправду, не так ли? — констатировала она своим мягким голосом, лишенным всяких эмоций. — Вся эта история ведь действительно случилась… И ты убил этого человека… В моей квартире ты убил человека…

— Вопрос стоял просто — либо он, либо мы. И ты знаешь это. Ты ведь попыталась сделать то же самое.

Она отвернулась от него.

— Да, я знаю.

Уэнди встала и медленно разделась. Затем она погасила свет и забралась в постель. На этот раз она не прижалась к нему, свернувшись калачиком. Когда час спустя Малькольм наконец заснул, Уэнди все еще не спала…

 

Воскресенье

— Итак, Кевин, мне думается, что мы добились некоторого прогресса.

Хотя слова шефа и прозвучали бодро и оптимистически, тем не менее отупение, сковавшее голову Пауэлла, не проходило. От усталости ломило все тело. Однако не ощущение физической тяжести беспокоило его. Он был устойчив и к более суровым условиям и напряжению, которых ему, по правде говоря, даже не хватало во время отдыха. Однако за последние три месяца, в течение которых Пауэлл только и делал, что отдыхал и восстанавливал силы, он обленился и привык к долгому лежанию в постели по утрам в воскресные дни.

Главное, что сильно его раздражало, было сознание неопределенности его нынешнего задания. До сих пор его участие в расследовании можно было охарактеризовать формулой «постфактум». Два года специальной подготовки и десятилетний опыт оперативной работы использовались в настоящее время для выполнения отдельных второстепенных поручений и для сбора рутинной информации. Любой полицейский мог бы выполнить такое задание. И многие из них делали это. Пауэлл поэтому не разделил оптимизма шефа.

— В чем это выражается, сэр? — спросил Пауэлл с уважением, хотя он и был чрезвычайно раздражен. — Удалось напасть на след Кондора и его девушки?

— Пока еще нет. — Весьма пожилой человек весь светился от удовольствия, несмотря на то, что накануне он очень поздно лег спать. — Но не исключено, что именно наша девушка купила этот «додж». Однако до сих пор машину не удалось обнаружить, и никто ее больше не видел. Нет, успеха мы добились на другом направлении. Мы сумели опознать личность убитого.

В голове Пауэлла как-то сразу прояснилось. Весьма пожилой человек продолжал:

— Этого друга звали Калвин Ллойд. Он был когда-то сержантом морской пехоты армии США. В 1959 году, находясь на службе в Корее в качестве советника при подразделении южнокорейской морской пехоты, он неожиданно исчез из своей части. Ходили слухи, что, вполне вероятно, он был причастен к убийству хозяйки дома терпимости в Сеуле и одной из ее девиц. Командование ВМС, которое вело следствие по этому делу, так и не нашло прямых улик против него. Однако при этом высказывалось мнение, что он и эта хозяйка регулярно поставляли девиц легкого поведения для солдат военной базы, но в конце концов поссорились, не сойдясь в цене. Вскоре после того, как хозяйка и ее девица были найдены убитыми, Ллойд дезертировал из части. Командование морской пехоты не слишком старательно разыскивало его. В 1961 году управление разведки ВМС получило информацию о его внезапной кончине в Токио. Однако несколько позже, в 1963 году, Ллойда опознали как одного из торговцев оружием в Лаосе. Как представляется, в этом деле ему была отведена роль всего лишь технического советника. В тот период он был связан с неким Винсентом Дейл Мароником. Более подробно на Маронике я остановлюсь позже. Затем Ллойд опять исчез из поля зрения в 1965 году, и до вчерашнего дня считалось, что его уже нет в живых.

Весьма пожилой человек выдержал паузу. Пауэлл откашлялся, как бы давая тем самым понять, что он желает высказаться. Пожилой человек учтиво кивнул головой в знак согласия. Пауэлл сказал:

— Ну, хорошо. По крайней мере, теперь мы знаем, что это был за почтальон. Но как эта информация может помочь нам в расследовании?

Весьма пожилой человек многозначительно поднял вверх указательный палец левой руки:

— Терпение, мой друг, терпение. Давайте будем продвигаться вперед не торопясь, шаг за шагом. А потом посмотрим, где и какие дорожки пересекутся. В результате вскрытия трупа Уэзерби возникла одна интересная гипотеза. Учитывая, какие события лежат в ее основе, я склонен считать ее вероятность довольно высокой. Было высказано предположение, что смерть, возможно, наступила из-за появления пузырька воздуха в крови Уэзерби, однако анатомопатологи отказываются безоговорочно подтвердить эту версию. Лечащие же врачи настаивают на том, что причина смерти может носить только внешний характер, и поэтому они не несут ответственности за нее. Я склонен согласиться с их мнением. Очень жаль, что Уэзерби умер и мы не можем допросить его. Однако, как представляется, для кого-то его смерть явилась чрезвычайно удачным выходом из создавшейся ситуации. Слишком удачным, сказал бы я, если бы вы спросили меня. Я убежден, что Уэзерби был агентом-«двойником», хотя я и затрудняюсь ответить, на кого он работал. Папки с делами общества, которые регулярно исчезают, неизвестный человек с официальными удостоверениями личности, который рыскает по городу и ведет собственное расследование, постоянно опережая нас на несколько шагов, характер и метод проведения операции по ликвидации сотрудников общества… Все это свидетельствует о существовании внутреннего источника информации. Теперь, когда Уэзерби устранен, можно предположить, что это он был виновником ее утечки, но затем стал представлять собой слишком большую угрозу для кого-то. Кроме того, эта непонятная перестрелка в переулке позади кинотеатров. Мы, правда, уже обсуждали этот вопрос в свое время, однако мне пришло в голову нечто новенькое. Я попросил нашего эксперта по баллистике еще раз обследовать трупы Воробушка и Уэзерби. Тот, кто стрелял в последнего, своей пулей практически ампутировал ему ногу. Наш специалист считает, что в него стреляли, скорее всего, из пистолета 35-го калибра разрывными пулями «магнум» с мягкой свинцовой головкой. В то же время у Воробушка лишь одна аккуратная круглая ранка в горле. Эксперт придерживается мнения, что выстрелы были произведены из разных видов оружия. Этот факт, да еще то, что Уэзерби не был убит на месте, делает всю эту историю со стрельбой очень подозрительной. Я думаю, что наш друг Малькольм по той или иной причине выстрелил в Уэзерби, ранил его и затем скрылся с места происшествия. Уэзерби хотя и был ранен, но не настолько тяжело, чтобы не суметь ликвидировать опасного свидетеля перестрелки — Воробушка. Но и это все же не самая интересная новость. С 1958 года до конца 1969 года Уэзерби служил в Азии, базируясь в основном в Гонконге, однако зона его действий распространялась на Корею, Японию, Тайвань, Лаос, Таиланд, Камбоджу и Вьетнам. Он быстро продвинулся по служебной лестнице от простого оперативного агента до руководителя регионального разведцентра. Вы наверняка обратили внимание на то, что он служил там в тот же самый период, что и наш покойный почтальон. А теперь позвольте мне сделать небольшое, но очень интересное отступление. Что вы знаете о человеке по имени Мароник?

Пауэлл наморщил лоб и сосредоточился.

— Я думаю, он был чем-то вроде специального агента по особым поручениям. Так сказать, «свободным художником», как мне помнится.

Весьма пожилой человек удовлетворенно улыбнулся.

— Очень хорошо. Только я не уверен, правильно ли я понял, что вы подразумеваете под словом «специальный». Если вы хотите этим сказать «исключительно компетентный, предусмотрительный, осторожный и в высшей степени результативный», тогда вы правы. Если же вы имеете в виду «преданный и верный какой-нибудь одной стороне», то вы глубоко заблуждаетесь. Винсент Мароник был — или остается и по настоящее время, если я только не ошибаюсь, — лучшим оперативным агентом и, как вы говорите, «свободным художником» нашего времени, а может быть, и самым лучшим агентом нынешнего века в силу своих способностей и специализации. В том, что касается организации и проведения быстрых, так сказать, «разовых» операций, требующих особой хитрости, изощренности и предосторожности, он, безусловно, является величайшим мастером своего дела. Он обладает исключительно высокой квалификацией. Мы не знаем точно, где он обучался своему ремеслу, хотя совершенно очевидно, что он американец. Его личные качества и способности, взятые в отдельности, конечно, не являются такими уж выдающимися и неповторимыми. В свое время были, да они есть и сейчас, специалисты более высокого уровня по разработке оперативных планов проведения операций, снайперы, которые лучше стреляют, пилоты, диверсанты и так далее, которые делают свое дело лучше, чем он. Однако он обладает редчайшим упорством и настойчивостью в достижении поставленной цели, несгибаемостью и жесткостью характера. Эти его качества в значительной степени развили его и без того большие способности, сделали их еще более эффективными в сравнении со способностями его возможных соперников. Это очень опасный человек, один из немногих, с кем я бы не хотел встретиться и которого я мог бы испугаться.

В начале шестидесятых годов он вновь появился на горизонте. На этот раз он работал на французов, в основном в Алжире. Причем, обратите внимание, одновременно с этим он вел кое-какие дела, касающиеся их некоторых сохранившихся еще интересов в Юго-Восточной Азии. Начиная с 1963 года на него обратили внимание наши люди. В различные периоды он работал на Англию, Италию, Южную Африку, Конго, Канаду и даже провел две операции по просьбе нашего управления. Кроме того, он выполнял роль консультанта или советника при одной организации, причем в этом случае работал против своих бывших хозяев — французов. Он всегда действовал безупречно и результативно, к полному удовлетворению своих работодателей. Нет ни одного свидетельства о том, что он не выполнил данного ему поручения. Его услуги всегда высоко оплачивались. Ходили слухи, что он, тем не менее, постоянно искал какое-нибудь крупное дело. В целом все же неясно, почему он вообще занимался подобными делами. Я же считаю, что он брался за них лишь потому, что именно такая деятельность позволяла ему наиболее полно раскрывать свои таланты и способности, получая при этом — полузаконным образом — вполне приличное вознаграждение. А вот теперь уж совсем интересный момент. В 1964 году Мароник служил на Тайване. И вот, по некоторым причинам, у нас возникло беспокойство. Уж очень хорошим специалистом он был и, кроме того, слишком охотно откликался на выгодные предложения, кто бы их ни делал. Правда, до сих пор он ни разу не выступал против нас, но это был лишь вопрос времени. Поэтому наше управление приняло решение избавиться от Мароника. Но вот что главное. Как вы думаете, кто возглавлял оперативный разведцентр по Тайваню, когда пришел приказ о ликвидации Мароника?

Пауэлл почти на сто процентов был уверен в правильности своей догадки, поэтому он рискнул ответить вопросом на вопрос:

— Уэзерби?

— Совершенно верно. Именно Уэзерби был ответственным за проведение операции по ликвидации Мароника. Позже он сообщил в центр, что в целом она прошла успешно, хотя и с одной накладкой. В квартире Мароника была заложена бомба. В результате взрыва агент, который заложил бомбу, и сам Мароник были «убиты». Естественно, оба трупа были до неузнаваемости изуродованы взрывом. Уээерби, «наблюдавший за взрывом», подтвердил успех операции. А теперь давайте-ка вернемся несколько назад. Кого, вы думаете, Мароник использовал в качестве своего помощника при проведении, по крайней мере, пяти различных операций?

Здесь и гадать было нечего, и Пауэлл сказал уверенно:

— Нашего убитого почтальона, сержанта Калвина Ллойда.

— Опять верно. А теперь еще один важный довод в пользу наших рассуждений. Мы никогда не располагали достаточной информацией о Маронике. Правда, у нас есть несколько его фотографий, но очень плохого качества, а также весьма приблизительных и общих описаний его внешности и тому подобное. Угадайте, чья папка с личным делом исчезла? — Весьма пожилой человек на этот раз даже не дал Пауэллу возможности высказаться, а сам ответил на свой вопрос: — Конечно, Мароника. Кроме того, мы не можем найти личное дело сержанта Ллойда. Чисто сработано, не правда ли?

— Действительно чисто. — Пауэлл еще не все разложил по попочкам и поэтому спросил с сомнением в голосе: — А почему вы уверены, что именно Мароник имеет отношение к нашему делу с обществом?

Весьма пожилой человек улыбнулся:

— Просто пытаюсь путем умозаключений логически обосновать одну возникшую догадку. Я покопался в памяти и постарался продумать, кто бы мог разработать и осуществить такую операцию против сотрудников общества. И когда я обнаружил, что среди личных дел десятка возможных исполнителей отсутствует папка Мароника, мое подозрение усилилось. Затем управление разведки ВМС подослало материалы на Ллойда, которые помогли нам опознать убитого и обнаружить, что в прошлом он работал вместе с Мароником. И машина завертелась. Когда же стало известно, что оба они были связаны с Уэзерби, вспыхнули огни рампы, оркестранты заняли свои места и зазвучала музыка. Я провел с большой пользой сегодняшнее утро, заставив мою старую голову потрудиться как следует, хотя вместо этого я мог бы кормить голубей и наслаждаться ароматом цветущей вишни.

В комнате наступила тишина — весьма пожилой человек отдыхал, а Пауэлл сосредоточенно думал. Затем он произнес, как бы продолжая размышлять вслух:

— Итак, вы считаете, что Мароник проводит какую-то операцию против нас, а Уэзерби в течение определенного времени работал на него, выступая как «двойник»?

— Нет, я так не считаю, — мягко возразил весьма пожилой человек.

Ответ поразил Пауэлла. Ему ничего не оставалось делать, как только сидеть, широко раскрыв глаза, и ждать, когда вновь зазвучит мягкий голос шефа.

— Главный и наиболее очевидный вопрос в этом деле — это «почему?». Если взять и проанализировать все, что произошло и как это случилось, то я не думаю, чтобы ответ на этот вопрос можно было получить путем логического подхода. А если на него нельзя ответить логически, то это означает, что мы начали вести расследование с неверной посылки, предположив, что главным объектом этой операции является ЦРУ. Второй вопрос, на который нам нужно ответить, это «кто?». Кто был готов заплатить, и, как я могу предположить, заплатить довольно щедро, за услуги Мароника, за двойственную роль Уэзерби и, по крайней мере, активную помощь Ллойда в осуществлении нападения на общество? Даже если принять во внимание фальшивую записку о возмездии, я никого не могу назвать, ни одного человека. И, таким образом, мы опять возвращаемся туда, откуда начинали: кто? И снова мы движемся по кругу без всякого результата, практически топчемся на месте. Нет, я считаю, что нам скорее следует задать вопрос и попытаться ответить на него — не «кто?» или «почему?», а «что?», и так будет более правильно. Что происходит на самом деле? Если мы сможем ответить на это, тогда все остальные вопросы и ответы встанут на свои места. В настоящий же момент есть только один ключ к решению вопроса — «что происходит?» — и им является наш друг Малькольм.

Пауэлл разочарованно вздохнул:

— Итак, мы опять оказались на том же самом месте, откуда начинали поиски нашего исчезнувшего Кондора.

— Не совсем так. Я поручил нескольким моим сотрудникам как следует покопаться в материалах, относящихся к периоду совместного пребывания в Азии Мароника, Уэзерби и Ллойда, и посмотреть, что может связывать этих людей. Конечно, не исключено, что они ничего не обнаружат, никто не может сказать этого заранее. Теперь мы чуть лучше представляем себе, кто наш противник. Кроме того, несколько моих людей разыскивают Мароника.

— С таким аппаратом, который вы имеете в своем распоряжении, мы сможем быстро обнаружить хотя бы одного — или Малькольма, или Мароника. Не правда ли, их имена звучат вместе как какая-то пара из водевиля?

— Мы не пользуемся этим аппаратом, Кевин. Мы привлекаем только сотрудников нашей секции, а также тех немногих детективов, которых нам удалось заполучить из полицейского управления Вашингтона.

Пауэлл даже задохнулся от негодования:

— Черт побери! У вас ведь всего около пятидесяти человек, да и полиция вряд ли может дать вам много людей. В то время как ЦРУ уже бросило сотни людей на расследование этого дела, не считая агентов ФБР и сотрудников Агентства национальной безопасности. Если вы им дадите все исходные данные, которые только что сообщили мне, то они смогут…

Спокойно, но очень твердо весьма пожилой человек прервал его рассуждения:

— Кевин, задумайтесь-ка на минуту. Уэзерби был агентом-«двойником», действовавшим внутри своего управления. Возможно, у него было также несколько помощников-оперативников из низшего звена сотрудников. Мы предполагаем, что это он доставал фальшивые официальные документы и удостоверения личности, передавал нужную информацию и даже лично участвовал в некоторых операциях. Однако если это он был «двойником», тогда кто же организовал его ликвидацию, кто узнал тщательно охраняемый секрет его местонахождения, а также обеспечил убийцу (вероятно, им был компетентный Мароник) необходимой информацией о системе безопасности в госпитале? — Он сделал паузу и подождал, пока не увидел по лицу Пауэлла, что тот понял, что он хотел этим сказать. — Да, правильно, еще один «двойник», занимающий очень высокое служебное положение. Мы не можем больше рисковать и смотреть сквозь пальцы на продолжающуюся утечку информации. Таким образом, поскольку мы больше не можем никому доверять, нам придется делать все самим.

Пауэлл нахмурился, поколебался немного, а затем спросил:

— Можно мне высказать некоторые соображения, сэр?

Весьма пожилой человек искусно изобразил искреннее удивление:

— Конечно же, можно, мой дорогой друг! Я жду, что вы будете как следует шевелить мозгами, даже если вы и опасаетесь обидеть своими рассуждениями начальство.

Пауэлл слегка улыбнулся:

— Мы знаем или, по крайней мере, предполагаем, что продолжается утечка информации, источник которой занимает довольно высокое положение. Почему бы нам не продолжить поиски Малькольма, но в то же время основные наши усилия направить на то, чтобы остановить эту утечку сверху? Мы можем определить приблизительный круг сотрудников, из которого она возможна, и разработать их. Наши специалисты по наблюдению и слежке должны неизбежно обнаружить «двойников», даже если они пока не оставили никаких следов. Фактор давления заставит их предпринять какие-то действия. По крайней мере, они ведь должны поддерживать контакты с Мароником.

— Кевин, — тихо произнес весьма пожилой человек, — ваша логика разумна, однако отправные моменты, на которых вы строите свои предположения, делают ваш план нереальным. Вы считаете, что мы можем определить круг сотрудников, которые, возможно, являются источником утечки информации. Беда с нашей системой разведки в том-то и состоит — кстати, именно это и явилось причиной создания моей секции, — что она такая огромная и сложная. Поэтому этот круг может включать в себя свыше пятидесяти сотрудников, а может быть, и сто, а то и две сотни человек. И это, естественно, при условии, что они сознательно способствуют утечке информации. Кроме того, утечка может идти не прямо, а через секретаршу или же специалиста по связи, который является «двойником». Даже в том случае, если утечка не носит «вторичного» характера, то есть не идет через секретаршу или технического специалиста, наблюдение и слежка за таким широким кругом сотрудников будут практически повальными, хотя и это можно осуществить. Вы уже отмечали мои ограниченные возможности в том, что касается численности персонала нашей секции. Для того, чтобы реализовать ваше предложение, нам придется получить специальное разрешение и активную помощь сотрудников, которые могут сами принадлежать к группе подозреваемых нами лиц. А это, конечно, не даст нам никаких результатов. Кроме того, нам придется столкнуться с проблемой, характерной для группы людей, с которыми нам придется иметь дело. Все они являются профессиональными разведчиками. Не кажется ли вам, что они могут без особого труда обнаружить нашу слежку? Даже если они сами и не почувствуют, что за ними наблюдают, то ведь каждая спецслужба, к которой они принадлежат, имеет свою собственную систему безопасности, поэтому нам придется также постараться избегать и их «недремлющего ока». Например, офицеры управления разведки ВВС периодически подвергаются выборочной рутинной проверке, в которую входит визуальное наблюдение и слежка, а также подслушивание их телефонных разговоров. Это делается как для того, чтобы убедиться, что офицеры — честные и порядочные американцы, так одновременно и для того, чтобы посмотреть, не следит ли кто-нибудь другой за ними. Таким образом, в процессе расследования этого дела нам необходимо будет избегать внимания как группы безопасности отдельных спецслужб, так и самих опытных и осторожных сотрудников, которых мы подозреваем.

— То, с чем мы сейчас столкнулись, — произнес весьма пожилой человек, соединив кончики пальцев обеих рук, — является классической проблемой системы спецслужбы. Мы имеем, пожалуй, самую большую организацию в мире по обеспечению национальной безопасности и сбору разведывательных данных, то есть такой механизм, целью которого является — по иронии судьбы — пресечение утечки информации из нашей страны и увеличение ее притока извне. Мы можем моментально направить сотню квалифицированных и специально обученных агентов на выяснение такого незначительного факта, как неверно наклеенная багажная квитанция. Мы можем бросить эту «армию» против любой небольшой группы людей и через несколько дней будем знать все, чем они занимались. Мы можем оказать неизмеримое давление на любую «болевую» точку, которую обнаружим. Но в этом-то как раз и заключается наша проблема: в своем деле мы никак не можем найти эту точку. Мы знаем, что где-то в нашем механизме есть брешь. Однако до тех пор, пока мы не изолируем участок, в котором она находится, мы не можем остановить и разобрать весь механизм с тем, чтобы попытаться точно установить, где же на самом деле «течет». Подобные действия будут почти наверняка бесполезными и, вероятно, опасными, не говоря уже о том, что они создадут щекотливую ситуацию. Кроме того, как только мы начнем поиски источника утечки информации, наши противники сразу же будут знать, что нам известно о существовании «бреши». Ключом ко всей этой проблеме является Малькольм. Может быть, он сумеет указать нам источник утечки или, по крайней мере, дать нам нужное направление. Если ему это удастся сделать или если мы сумеем обнаружить какую-нибудь связь между операцией Мароника и кем-либо из сотрудников наших спецслужб, то тогда мы, конечно, вычислим того, кто виновен в этой утечке. Однако пока мы не будем абсолютно уверены в существовании такой связи, наши действия не будут носить целенаправленный характер и не дадут никаких результатов. Мне не нравится такая работа. Она неэффективна и обычно малопродуктивна.

Пауэлл, пытаясь скрыть замешательство и смущение, произнес официальным тоном:

— Виноват, сэр. Кажется, я сказал это, не подумав как следует.

Весьма пожилой человек отрицательно покачал головой и воскликнул:

— Напротив, мой друг. Вы именно думали, а это уже очень хорошо. Это как раз то, чему мы никак не можем научить наших людей, — думать. Это именно то, к чему такие громадные организации, как наша, имеют тенденцию отбивать охоту. Гораздо лучше, что вы размышляете и предлагаете свои варианты, сидя здесь, в моем кабинете, правда, я бы сказал, несколько торопливо и небрежно продуманные, чем если бы вы действовали, как робот, в оперативной обстановке, слепо реагируя на возникающую ситуацию. Ведь, кроме неприятностей, это никому ничего не принесет, а в худшем случае может получиться и так, что кто-то погибнет. Продолжайте думать, Кевин, только будьте более внимательны и тщательны в своем подходе к этой проблеме.

— Значит, наш план по-прежнему состоит в том, чтобы найти Малькольма и доставить его в целости и сохранности «домой», не так ли?

Весьма пожилой человек улыбнулся:

— Не совсем так. Я очень много думал о нашем друге Малькольме. Он является «ключом» ко всей проблеме. «Они», кто бы это ни был, желают его смерти и стремятся добиться этого всеми силами. Если нам удастся сохранить Малькольма в живых и если мы сможем превратить его в такой сильный источник беспокойства и раздражения, что «они» сконцентрируют все свои усилия на его ликвидации, вот тогда мы действительно превратим Кондора в реальный «ключ». Тогда-то Мароник и компания, озабоченные стремлением уничтожить Малькольма, и станут тем самым «замком». Если мы будем предельно осторожны и если нам хотя бы немножко повезет, то мы воспользуемся нашим «ключом», чтобы открыть «замок». Конечно же, в первую очередь мы должны найти Кондора, и найти его как можно скорей, прежде чем кто-нибудь другой сделает это. В настоящий момент я принимаю некоторые дополнительные меры, которые могут оказать существенную помощь в наших поисках. Когда же мы найдем Кондора, то мы соответствующим образом подготовим его к дальнейшим действиям. После того, как вы отдохнете, мой помощник передаст вам новые инструкции и познакомит со свежей информацией, которую мы получили.

Пауэлл встал и, прежде чем выйти из кабинета, спросил:

— Не могли бы вы дать мне что-нибудь посмотреть о Маронике?

Весьма пожилой человек ответил:

— Я попросил своего друга из французской секретной службы подослать мне копию его личного дела самолетом из Парижа. Рейс, правда, будет лишь завтра. Я бы мог получить это дело пораньше, но мне не хотелось настораживать наших противников. К тому, что вы уже знаете, я могу лишь добавить, что, как говорят, Мароник — человек очень впечатляющей внешности.

Когда Пауэлл вышел из кабинета шефа, Малькольм только-только просыпался.

Несколько минут он лежал без движения, вспоминая все то, что произошло за эти дни. Вдруг мягкий голос прошептал ему прямо в ухо:

— Ты не спишь?

Малькольм повернулся к Уэнди, которая лежала, опершись на локоть, и как-то застенчиво глядела на него. Боль в горле прошла, и голос Малькольма звучал почти нормально, когда он произнес:

— С добрым утром.

Уэнди вспыхнула:

— Я… прости меня за вчерашнее, я хочу сказать, за то, как я себя плохо вела. Я просто… я ведь раньше никогда не видела и не делала ничего подобного, и шок…

Малькольм заглушил ее слова поцелуем.

— Все в порядке. Это было действительно ужасно.

— Что же мы теперь будем делать? — спросила она.

— Я и сам пока точно не знаю. Думаю, что нам следует переждать здесь, по крайней мере, день или два. — Он окинул взглядом более чем скромно обставленную комнату. — Хотя это, может быть, и будет немного скучно.

Уэнди взглянула на него и усмехнулась:

— Да нет, не так уж скучно.

Она поцеловала его, лишь слегка прикоснувшись губами, затем еще раз, потом притянула его голову к своей груди.

Спустя полчаса они все еще ничего не решили.

— Не можем же мы заниматься все время только любовью, — сказал наконец Малькольм.

Уэнди сделала кислую мину и спросила с вызовом:

— А почему бы и нет? — Однако тут же она вздохнула с сожалением, как бы признавая его правоту. — Я знаю, что мы будем делать! — Она перегнулась, свесившись с кровати, и пошарила рукой по полу. Малькольм схватил ее за другую руку, чтобы она не упала.

— Ты что? Что ты там делаешь? — спросил он.

— Я ищу свою сумку. Я взяла с собой несколько книг, и мы можем почитать вслух. Ты ведь говорил, что любишь стихи Йетса. — Она опять принялась шарить рукой под кроватью. — Малькольм, я не могу их найти, здесь их нет. Все остальное на месте, а книги исчезли. Я наверное… Ой!

Уэнди рывком поднялась на кровать и с трудом высвободила свою руку из внезапно сжавшейся, как тиски, кисти Малькольма.

— Малькольм, ты что? Больно ведь…

— Книги! Пропавшие книги! — Малькольм повернулся и посмотрел на нее. — В этой истории с пропавшими книгами есть что-то очень важное! Должно быть, в этом и кроется причина всех событий!

Уэнди ничего не поняла и выглядела озадаченной:

— Но это ведь всего-навсего поэзия! Эти книги можно купить практически везде. Очевидно, я просто забыла взять их с собой и оставила дома.

— Да нет же, не эти книги! Книги общества, которые, как считал Хейдеггер, пропали!

И Малькольм рассказал Уэнди о своем разговоре с Хейдеггером и об истории с исчезнувшими книгами.

Возбуждение Малькольма возрастало.

— Если я сумею рассказать им о пропавших книгах, то это даст им хоть что-то, с чего можно начать поиски. Именно эти книги, должно быть, являются причиной того, что на нашу секцию было совершено нападение. Они обнаружили каким-то образом, что Хейдеггер копается в старой документации и пытается отыскать эти книги. Тогда им пришлось ликвидировать всех сотрудников на тот случай, если еще кто-то знал об этом. Если я смогу передать эту, пусть неполную, пусть отрывочную информацию в управление, то, может быть, они сумеют сложить отдельные детали головоломки воедино и решить ее. По крайней мере, теперь у меня есть кое-что еще, чтобы передать им, кроме моей истории о том, как гибнут люди, где бы я ни появился. А то они относятся к этому очень неодобрительно и злятся на меня.

— Но как же ты передашь эту информацию в управление? Ты ведь помнишь, что случилось в последний раз, когда ты позвонил им?

Малькольм нахмурился:

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Однако в последний раз они сами организовали встречу. И даже если наши противники проникли в ряды сотрудников управления, и даже если они имеют доступ к информации, которая поступает по системе «Тревога», тем не менее я считаю, что мы пока в безопасности. Я думаю, что при таком калейдоскопе событий к этому делу сейчас должны быть причастны десятки людей. По крайней мере, некоторые из них могут оказаться честными. Они передадут кому надо информацию, которую я сообщу им по телефону. И это должно сработать, и кто-то должен серьезно задуматься над этим вопросом. — Он умолк на мгновенье, а затем неожиданно сказал: — Давай-ка собирайся. Мы должны возвратиться в Вашингтон.

— Погоди! — Уэнди попыталась схватить Малькольма за руку, но промахнулась, так как он стремительно вскочил с кровати и исчез в ванной комнате. — Зачем нам нужно возвращаться туда?

Малькольм включил душ.

— Так надо. Междугородный телефонный разговор можно легко засечь в несколько секунд, а местный звонок перехватить гораздо труднее, и на это требуется больше времени.

Шум воды, падающей на металлическую стенку, усилился.

— Но нас могут убить?

— Что ты сказала?

Уэнди громко прокричала, перекрывая шум воды, хотя и постаралась, чтобы ее слова прозвучали как можно спокойнее:

— Я сказала, что нас могут убить!

— Они и здесь могут нас убить. Потри-ка мне спину, а потом я потру тебе…

* * *

— Я очень разочарован, Мароник.

Слова резко прозвучали и в без того натянутой атмосфере неприязни, установившейся между двумя беседующими. Один из них, джентльмен с представительной внешностью, сразу же понял, что совершил ошибку, когда увидел изменившееся выражение глаз своего собеседника.

— Меня зовут Левин. И прошу вас не забывать об этом. Я хотел бы предупредить, чтобы вы не допускали больше подобных промахов.

Жесткие слова, решительно произнесенные человеком впечатляющей наружности, несколько поколебали уверенность другого, однако представительный джентльмен постарался скрыть свое волнение.

— Мой промах незначителен по сравнению с теми ошибками, которые кое-кто совершает одну за другой в последнее время, — сказал он.

Сторонний наблюдатель подумал бы, что человек, настаивавший на том, чтобы его звали Левином, в ответ на это заявление ничем не выдал своих эмоций.

Однако тот, кто знал его ближе, присмотревшись к нему более внимательно, пожалуй, мог бы заметить смешанное чувство раздражения, гнева и замешательства, почти неуловимо промелькнувшее на его лице.

— Операция еще не закончилась. Правда, у нас имелись определенные неудачи и задержки, однако серьезного провала пока не произошло. Если бы он произошел, то ни меня, ни вас здесь бы уже не было, — и Левин сделал широкий жест рукой в сторону толпы людей, сновавших вокруг них. Воскресенье, как правило, очень насыщенный день для туристов, посещающих здание конгресса на Капитолийском холме.

Представительный джентльмен снова обрел прежнюю уверенность. Он тихо, почти шепотом, но вместе с тем твердо произнес:

— И тем не менее, отдельные неудачи имели место. Как вы необычайно проницательно заметили, операция еще не закончилась. Мне вряд ли нужно напоминать вам, что она должна была завершиться еще три дня назад. Три дня. Многое может случиться за это время. Однако несмотря на наши многочисленные ошибки, нам пока чертовски везет. Но чем дольше будет продолжаться операция, тем больше риск, что отдельные ее элементы могут всплыть на поверхность и получить огласку. Мы-то с вами знаем, к каким катастрофическим последствиям это может привести.

— Делается все возможное. Мы должны дождаться более удобного случая.

— А если мы не дождемся этого случая? Что тогда, мой дорогой друг, что тогда?

Человек, который называл себя Левином, обернулся и внимательно посмотрел на собеседника. Последний снова занервничал.

— Тогда мы его создадим, этот случай, — произнес многозначительно Левин.

— Ну, что же, хорошо. Только я, безусловно, хочу надеяться, что нам удастся избежать в дальнейшем… неудач.

— Я их не предвижу.

— Отлично. Я буду ставить вас в известность о всех новостях и развитии событий в управлении. Я ожидаю, что, со своей стороны, вы будете поступать так же в отношении меня. Думается, что мы исчерпали на сегодня тему нашей беседы и нам больше нечего обсуждать.

— У меня есть лишь одно замечание, — спокойно сказал Левин. — В ходе подобных операций иногда случаются «внутренние неудачи» несколько своеобразного характера. Обычно такие… «неудачи» происходят с определенной категорией сотрудников. Эти «неудачи» заранее планируются руководителями операции, такими, как вы, и имеется в виду, что они носят постоянный характер. Наиболее распространенным термином, определяющим подобные «неудачи», является «двойная игра» или «предательство». Если бы я был на месте моего руководителя, я бы обязательно постарался самым тщательным образом избежать возможности возникновения подобной ситуации. Вы не согласны со мной?

Увидев, как внезапно побледнело лицо его собеседника, Левин сделал вывод, что последний разделяет его точку зрения. Он вежливо улыбнулся, кивнул головой на прощание и пошел прочь. Представительный джентльмен смотрел ему вслед по мере того, как тот удалялся вдоль мраморного коридора, пока не исчез из виду. Его вдруг охватила внутренняя дрожь и слегка передернуло.

Затем он отправился домой, чтобы провести остаток воскресенья со своей женой, сыном и суетливой молодой невесткой…

* * *

…В то время, пока Малькольм и Уэнди одевались и собирались в дорогу, а двое беседовавших покидали здание конгресса на Капитолийском холме, к внешним воротам комплекса ЦРУ в Лэнгли подъехал микроавтобус телефонной компании. После того, как охрана проверила документы его пассажиров и цель их посещения, автобус проследовал к зданию центра связи. Двух механиков-телефонистов сопровождал офицер безопасности, специально направленный на это задание другим ведомством, так как большинство сотрудников управления были брошены на поиски Кондора. В документах, которые офицер безопасности предъявил охране, говорилось, что их владельцем является майор Давид Буррос. В действительности же его имя было Кевин Пауэлл. Что касается телефонистов, то официально в их задачу входила проверка аппаратуры прослушивания телефонных разговоров. На самом деле это были высококвалифицированные специалисты по электронике, которых доставили в Вашингтон самолетом из Колорадо всего за четыре часа до этого. После того, как они выполнят свою задачу, их должны были изолировать и поместить в карантин на три недели. Кроме проверки аппаратуры прослушивания, они установили кое-какие новые специальные приспособления, а также внесли сложные изменения в проводку действующего оборудования. Оба телефониста старались оставаться спокойными, пока они работали, постоянно сверяясь со схемой системы связи, на которой стояла печать «совершенно секретно». Через пятнадцать минут после начала работы они послали электронный сигнал своему третьему партнеру, находившемуся в телефонной будке в четырех милях от них.

Он, в свою очередь, набрал номер, подождал несколько секунд, пока не получил ответного сигнала, повесил трубку и быстро покинул будку. Один из телефонистов кивнул головой Кевину, что, мол, все в порядке. После этого все трое собрали инструменты и так же исчезли, не привлекая внимания, как и прибыли.

Час спустя Пауэлл уже сидел в небольшом кабинете, где-то в центре Вашингтона. У его дверей дежурили двое полицейских, одетых в штатское. Трое агентов из его группы удобно устроились в креслах в разных концах кабинета.

Около стола, за которым сидел Пауэлл, стояло два стула. Пауэлл говорил по одному из двух телефонов, находившихся на столе:

— Мы уже подключились к линии и готовы к приему, сэр. Мы дважды проверили надежность приспособления. Оно работает нормально. Наш человек в комнате службы «Тревога» подтвердил, что у них тоже все в порядке. С этого момента любой звонок Кондора по номеру «Тревога» будет принят нами. Если позвонит наш друг, то мы будем иметь возможность поговорить с ним. Ну а если же это будет не он… тогда остается лишь надеяться, что нам удастся выкрутиться. Конечно, в любую секунду мы также можем ликвидировать обходное включение и просто слушать, не участвуя в их разговоре.

В голосе шефа прозвучало явное удовольствие, когда он ответил:

— Отлично, друг мой, просто отлично. Как идут остальные дела?

— Марианна говорит, что в течение часа будет достигнута договоренность с газетой «Вашингтон пост». Я надеюсь, вы сознаете, на какой пороховой бочке мы теперь сидим. В один прекрасный день нам придется рассказать управлению, как мы организовали прослушивание их линии связи «Тревога». И вряд ли это им понравится.

Весьма пожилой человек усмехнулся:

— Не тревожьтесь об этом, Кевин. Мы уже не раз сидели на пороховой бочке. Кроме того, они в Лэнгли тоже не сидят спокойно. Мне думается, они не будут очень уж ругать нас, если мы сумеем удачно провернуть нашу операцию для них. Есть какие-нибудь оперативные новости?

— Никаких сообщений. Никто не видел ни Малькольма, ни девушку. Когда наш друг прячется, так уж он прячется.

— Да, вы правы. Я сам тоже много думал об этом. Я не считаю, что наши противники уже нашли его. У вас есть мое расписание?

— Да, сэр. Мы вам сразу же сообщим, если что-либо случится.

Весьма пожилой человек положил трубку, а Пауэлл устроился поудобнее в кресле, надеясь, что ему не придется ждать слишком долго…

…Уэнди и Малькольм добрались до Вашингтона, когда солнце уже садилось.

Малькольм направил машину в центр города. Он поставил ее около мемориала Линкольна, вынул багаж и для надежности запер на ключ. Они въехали в Вашингтон из штата Мэриленд со стороны Бетесды. Сделав там короткую остановку, они купили туалетные принадлежности, кое-что из одежды, светлый парик и «фальшивую грудь» большого размера для Уэнди с целью «визуальной маскировки, изменения фигуры и отвлечения внимания». Кроме того, Малькольм купил также моток изоляционной ленты, кое-какие инструменты и коробку патронов «магнум» 35-го калибра.

Малькольм решил пойти на тщательно продуманный риск. Следуя принципу, использованному Эдгаром По в своей книге «Похищенное письмо» и гласившему, что наиболее явное для постороннего взора убежище чаще всего оказывается самым безопасным, он и Уэнди сели в автобус и отправились на Капитолийский холм. Там они сняли комнату для туристов на Восточной Капитолийской улице, в четверти мили от здания общества. Хозяйка небольшой и довольно запущенной гостиницы приветствовала «молодоженов из штата Огайо». Большинство ее постояльцев уже разъехались по домам после двухдневного знакомства с достопримечательностями столицы. Ей было абсолютно безразлично, что у «молодоженов» не было обручальных колец и что у девушки под глазом темнел приличный синяк. Чтобы создать убедительное впечатление молодой, только что поженившейся влюбленной пары, о чем Малькольм успел шепнуть хозяйке, «молодожены» довольно рано удалились к себе в комнату…

 

Понедельник

(С утра до полудня)

Резкий звонок красного телефона вырвал Пауэлла из беспокойного и тяжелого забытья. Он схватил трубку еще до того, как раздался второй звонок.

Находившиеся в кабинете агенты сразу же начали вести «перехват», то есть определять с помощью аппаратуры номер телефона, с которого звонили, и приготовились к записи телефонного разговора. Весь превратившись в слух, Пауэлл едва различал в раннем утреннем свете их суетящиеся фигуры. Он глубоко вздохнул и произнес:

— 493-7282.

Приглушенный голос на другом конце линии донесся, как ему показалось, очень издалека:

— Говорит Кондор.

Пауэлл начал тщательно продуманный диалог:

— Я понял вас, Кондор. Теперь выслушайте меня, только очень внимательно. В управлении действуют наши противники. Мы не знаем точно, кто они, но мы совершенно уверены, что вы к ним не имеете никакого отношения. — В трубке зазвучали слова протеста, но Пауэлл сразу же решительно прервал их. — Не тратьте время на заверения в вашей невиновности. Мы принимаем это как рабочую гипотезу. Скажите, почему вы стреляли в Уэзерби, когда они приехали за вами?

В голосе на другом конце линии прозвучало недоумение:

— Как, разве Воробушек не рассказал вам? Этот человек — Уэзерби — выстрелил в меня! Это он сидел в машине, стоявшей неподалеку от здания общества в четверг утром. В той самой машине, на которой они приехали за мной.

— Воробушек убит, застрелен на месте там, в переулке.

— Я не…

— Мы знаем. Мы уверены, что его застрелил Уэзерби. Кстати, нам известно о вас и о девушке… — Пауэлл умышленно сделал паузу, чтобы дать собеседнику возможность осознать услышанное. — Мы проследили вас до ее квартиры и обнаружили там труп. Это вы убили его?

— Едва справился. Ему чуть-чуть не удалось покончить с нами раньше.

— Вы ранены?

— Нет. Только чувствую себя каким-то слегка одеревеневшим, и немного кружится голова.

— Вы в безопасном месте?

— Относительно. По крайней мере, в настоящее время.

Пауэлл внутренне весь напрягся, наклонился вперед и задал, как ему казалось, безнадежный, но вместе с тем исключительно важный для всего этого дела вопрос:

— У вас есть хоть какое-то представление, почему была ликвидирована ваша секция?

— Да, есть.

Влажная от напряжения рука Пауэлла крепко сжимала телефонную трубку все время, пока Малькольм торопливо рассказывал ему о пропавших книгах и расхождениях в финансовой документации, обнаруженных Хейдеггером.

Когда Малькольм остановился, озадаченный Пауэлл спросил его:

— Значит, вы не имеете никакого понятия, что все это значит?

— Никакого. Ну, хорошо. А что вы собираетесь предпринять, чтобы доставить нас в безопасное место?

Пауэлл понял, что настал подходящий момент для решительного шага, и сказал:

— А вы знаете, как раз в этом-то и есть маленькая загвоздка. Не столько потому, что мы действительно не хотим, чтобы вас поймали на крючок и ликвидировали. Дело в том, что сейчас вы говорите не с управлением.

У Малькольма, стоявшего на расстоянии пяти миль в телефонной будке в гостинице «Холидей Инн», неприятно забурчало в животе. Прежде чем он успел произнести что-нибудь в ответ, Пауэлл продолжил:

— Я не могу сейчас останавливаться на деталях. Вам придется просто довериться нам. Так как в управлении действуют наши противники, и, как представляется, на очень высоком уровне, мы решили взять расследование в свои руки. Мы подключились к линии связи «Тревога» и таким образом перехватили ваш звонок. Пожалуйста, не вешайте трубку. Мы должны найти этого «двойника», работающего в управлении, и выяснить, что все это значит. Вы же являетесь нашей единственной надеждой, и поэтому мы хотим, чтобы вы помогли нам разобраться в этом деле. У вас просто нет другого выхода.

— Что за чушь, дружище! Быть может, вы действительно работаете в другом ведомстве, а может быть, и нет, кто знает. А даже если это и так, то какого черта я должен помогать вам? Это совсем не мое дело. Я лишь читаю детективы, но сам не участвую в подобных делишках.

— А вы подумайте о возможных для вас последствиях, — холодно прозвучал голос Пауэлла. — Вам ведь не может бесконечно везти. Кроме нас, вас разыскивают также другие, очень компетентные и решительно настроенные люди. Как вы справедливо заметили, это дело действительно не для вас. Только в один прекрасный момент кто-нибудь все же обязательно найдет вас. Без нашей помощи вам остается лишь надеяться, что вас первым обнаружит кто-то из настоящих сотрудников службы безопасности. Если это будем мы, тогда все в порядке. А если же мы на самом деле не являемся таковыми, то тогда, по крайней мере, вы будете знать, чего мы хотим от вас. Это все же гораздо лучше, чем действовать вслепую. В любой момент, когда вам не понравятся наши инструкции, вы можете отказаться выполнять их. И последний, решающий довод. Мы контролируем линию вашей связи с управлением, я имею в виду службу «Тревога». Кроме того, один из наших сотрудников постоянно прослушивает обычную телефонную связь с управлением. (Это, правда, было преувеличением.) Таким образом, единственная для вас возможность вернуться спокойно домой — это лично объявиться в Лэнгли. Как вам нравится идея отправиться туда в одиночку?

Пауэлл сделал паузу, но так и не дождался ответа.

— Я так и думал, что не нравится. То, что мы предлагаем, не будет так уж опасно для вас. В принципе все, что мы хотим, это чтобы вы продолжали скрываться и «трясли» наших противников, то есть заставляли бы их нервничать. А теперь вот что мы знаем на сегодня.

Пауэлл в сжатой форме передал Малькольму всю информацию, которой располагал. В тот момент, когда он закончил говорить, его помощник, ответственный за ведение «перехвата», подошел к нему и молча пожал в недоумении плечами. Озадаченный Пауэлл продолжил:

— Да есть, правда, еще один способ, как нам поддерживать связь. Вы знаете принцип работы с книжным шифром?

— Не очень… Вы лучше напомните-ка мне еще разок.

— Ну, хорошо. Прежде всего вам необходимо купить экземпляр книги «Тайна женщины» в бумажном переплете. Она издавалась только один раз, так что это облегчит вашу задачу. Запомнили? Отлично. Теперь дальше. Когда нам потребуется связаться с вами, мы опубликуем объявление в газете «Вашингтон пост», где-нибудь в первом ее разделе, под заголовком «Счастливые номера сегодняшнего розыгрыша лотереи», за которым последует целая серия цифровых групп, напечатанных через черточку. Первая группа цифр будет означать порядковый номер страницы, вторая — строки сверху и третья — слова в строке. Когда мы не найдем соответствующего слова в книге, то воспользуемся простейшим кодом «цифра — буква». А будет соответствовать единице, Б двойке и так далее. При кодировании такого слова перед ним обязательно будет стоять цифра 13. «Вашингтон пост» перешлет нам любую информацию, какую вы захотите передать. Для этого вам следует указать на конверте ваш адрес и фамилию и приписать: «Лотерея, почтовый ящик № 1, „Вашингтон пост“». Все понятно?

— Да, отлично. А можно будет пользоваться и впредь линией «Тревога»?

— Думаю, что лучше этого не делать. Очень рискованно.

Пауэлл видел, как агент, отвечавший за «перехват», в дальнем углу комнаты что-то яростно шептал в трубку переносного телефона.

Пауэлл спросил Малькольма:

— Вам что-нибудь еще нужно?

— Нет, ничего. А теперь скажите мне, что я должен сделать?

— Вы можете через некоторое время еще раз позвонить в управление по вашему телефону?

— И вести такой же длинный разговор?

— Совсем наоборот. Вам потребуется всего лишь одна или две минуты.

— Могу, но я хотел бы все же перебраться к другому телефону. Так что позвоню, но не раньше чем через полчаса.

— Хорошо. Наберите номер службы «Тревога», а мы соединим вас с ними. Вы скажете им следующее… — Пауэлл кратко проинструктировал Малькольма.

Когда они все обговорили и были полностью удовлетворены, что поняли друг друга, Пауэлл сказал:

— И еще один момент. Выберите какой-нибудь район Вашингтона, где вы не собираетесь быть сегодня.

Малькольм задумался на мгновение и сказал:

— Чеви-Чэйс.

— Отлично, — сказал Кевин. — Ровно через час будет получено сообщение, что вас заметили в районе Чеви-Чэйс. Затем через полчаса полицейский этого районного отделения будет «ранен» во время преследования мужчины и женщины, похожих на вас и вашу девушку. Это заставит всех сконцентрировать свое внимание и людей на районе Чеви-Чэйс, что позволит вам передвигаться и действовать более свободно. Времени вам достаточно?

— Давайте сдвинем все на час позже, хорошо?

— Договорились.

— Да, а с кем я говорю, я имею в виду, как вас зовут?

— Зовите меня Роджерсом, Малькольм.

Связь прервалась. Не успел Пауэлл положить трубку, как агент, отвечавший за ведение «перехвата», подбежал к нему.

— Вы знаете, что выкинул этот сукин сын? Вы знаете, что он придумал? — Пауэлл только покачал головой в замешательстве. — Я скажу вам, что он сделал, этот сукин сын. Он объехал весь город и с помощью проволоки соединил вместе несколько телефонов-автоматов, а когда позвонил по одному из них, то все они подключились к разговору. Мы проследили разговор и «вычислили» первый автомат меньше чем за минуту. Наша группа по наружному наблюдению сразу же направилась туда. Однако они обнаружили лишь пустую телефонную будку, на которой висела сделанная от руки табличка «не работает», и следы манипуляций с проволокой и аппаратом. Им пришлось позвонить нам и попросить номер другого «перехваченного» телефона. К этому времени у нас уже было три таких номера, и кто знает, сколько еще автоматов он замкнул между собой, этот сукин сын!

Пауэлл откинулся назад и впервые за несколько дней весело, от всей души расхохотался. Когда же он обнаружил в личном деле Малькольма упоминание о том, что однажды летом тот временно работал в телефонной компании, Пауэлл вновь захохотал…

…Малькольм вышел из телефонной будки и направился к автостоянке. В арендованном у компании «Перевезите сами» грузовичке-пикапе с регистрационными номерами штата Флорида сидела большегрудая яркая блондинка в темных очках и жевала резинку. Малькольм остановился в тени деревьев и в течение нескольких минут внимательно изучал стоянку. Затем он подошел к грузовичку и забрался в кабину. Он показал Уэнди знаком, подняв оба больших пальца, что все, мол, в порядке, и начал тихо смеяться.

— Эй, в чем дело, — спросила она. — Что здесь такого смешного?

— Ты смешная кукла.

— Но ведь парик и фальшивая грудь — это была твоя идея! Я не виновата, если…

В знак протеста он поднял руку и прервал ее тираду.

— Это еще не все, — сказал он, продолжая смеяться. — Если бы ты только смогла посмотреть на себя со стороны.

— Ну, что же. Я же сказала, что не виновата, что я так хороша собой. — И она откинулась на сиденье. — Итак, что же они сказали?

Пока они ехали к другому автомату, Малькольм пересказал ей содержание состоявшегося разговора…

…Митчелл продолжал дежурить на линии «Тревога» начиная с первого звонка Кондора. Его раскладушка стояла в нескольких шагах от письменного стола. Он не видел солнца с того самого злополучного четверга. За эти дни он ни разу не принял душа. Даже когда он отправлялся в туалет, то обязательно брал с собой телефон. Руководитель службы «Тревога» уже обсуждал вопрос о том, что, может быть, стоит сделать ему серию тонизирующих уколов. Заместитель директора решил все же оставить Митчелла дежурным по линии «Тревога», так как он имел больше шансов, чем кто-нибудь другой, узнать голос Малькольма, если тот вновь позвонит им. Митчелл чертовски устал, но он был все же очень вынослив. Сейчас, к тому же, он был решительно настроен. Он подносил ко рту чашку своего «десятичасового» кофе, когда вдруг раздался телефонный звонок.

Он быстро схватил трубку, расплескав при этом кофе:

— 493-7282.

— Говорит Кондор.

— Где же, черт побери…

— Заткнитесь. Я знаю, что в данный момент вы пытаетесь засечь номер моего телефона, поэтому у меня очень мало времени. Я пока не буду вешать трубку и буду говорить, но хочу сразу же предупредить, что в управлении среди сотрудников работает «чужак».

— Что?!

— Кто-то из них работает «двойником». Тот человек в переулке, — Малькольм чуть было не сказал «Уэзерби», но вовремя спохватился, — первым выстрелил в меня. Я узнал его, так как он сидел в стоявшей неподалеку от здания общества автомашине в четверг утром. Второй человек, который приехал с ним, должно быть, сказал вам об этом, хотя… — Малькольм умышленно сделал маленькую паузу в ожидании выражения протеста, который действительно последовал немедленно.

— Воробушек был убит на месте. Вы…

— Я его не убивал! Зачем мне было это делать? Так вы, значит, не знали?

— Мы знаем лишь, что еще два человека убиты после того, как раздался ваш первый звонок.

— Возможно, я и убил того человека, который выстрелил в меня, но я не убивал Мароника…

— Кого?!

— Мароника. Ну, этого, которого звали Воробушек.

— Но его звали совсем не так. У него совершенно другая фамилия.

— Другая? Тогда почему тот человек, которого я подстрелил, громко позвал Мароника после того, как рухнул на землю? Вот поэтому-то я и решил, что именно Воробушка зовут Мароник. — («Полегче, без нажима, — подумал Малькольм, — главное сейчас — это не переиграть».) — Ну, теперь это уже не имеет никакого значения, так как времени остается мало. Те, кто ликвидировал сотрудников нашей секции, явно стремились узнать, что же знал Хейдеггер. Он рассказал всем нам о том, что обнаружил подозрительные несоответствия в финансовой документации. Он сказал, что намеревается сообщить об этом кому-то в Лэнгли. Вот почему я пришел к выводу, что там работает «двойник». Хейдеггер, как представляется, на самом деле передал эту информацию не тому, кому следовало. Послушайте-ка, я, кроме этого, обнаружил кое-что интересное на квартире Хейдеггера, но мне думается, что я смогу без посторонней помощи разобраться в этом вопросе, если вы только дадите мне время. Я уверен, что вы наверняка разыскиваете меня. Я боюсь в одиночку объявиться у вас в Лэнгли или дать вам возможность самим найти меня. Не могли бы вы приостановить розыск хотя бы до тех пор, пока я не выясню то, что мне стало известно и что заставляет настолько волноваться наших противников, что они жаждут моей смерти?

Митчелл выждал несколько секунд. Ответственный за «перехват» в это время лихорадочно подавал ему знаки, чтобы он заставил Малькольма продолжать разговор. Наконец он произнес неуверенно:

— Я не знаю, сумеем ли мы это сделать или нет. Может быть, если…

— У меня нет больше времени. Я позвоню вам, когда выясню еще что-нибудь.

Связь прервалась. Митчелл посмотрел на своего помощника, но тот в ответ лишь отрицательно покачал головой.

— Что вы поняли из всего этого, черт возьми?

Митчелл, сидевший в кресле на колесиках, покачал головой:

— Ничего я не понял. Кроме всего, это и не входит в мои обязанности: понимать и давать оценки. По крайней мере, таким вопросам.

Митчелл обвел взглядом комнату. Когда он остановился на сотруднике, которого знал как опытного ветерана секретной службы, он спросил:

— Джейсон, вам что-нибудь говорит фамилия Мароник?

Незаметный человек, которого звали Джейсон, медленно, как бы в раздумье, наклонил голову в знак согласия!

— Что-то я припоминаю.

— И я тоже, — сказал Митчелл и снял телефонную трубку. — Картотека? Пришлите мне все досье на людей по фамилии Мароник, которые имеются у вас. Любые варианты ее написания, какие только вам придут на ум. Нам, очевидно, потребуется несколько копий к концу дня, так что поторопитесь.

Митчелл нажал на рычаг, а затем набрал номер телефона заместителя директора…

* * *

…Пока Митчелл ждал, чтобы его соединили с заместителем директора, Пауэлл связался со своим шефом.

— Наш друг отлично провел беседу, сэр.

— Рад слышать это, Кевин, очень рад.

Пауэлл продолжал, но уже более спокойным голосом:

— Немного правды вперемежку с отдельными пикантными сведениями, которые могут вызвать кое у кого определенное беспокойство и озабоченность. Это заставит ЦРУ начать поиски в нужном направлении. Только хочется верить, что они не додумаются, что это мы руководим игрой. Если вы окажетесь правы, то Мароник начнет нервничать. И тогда они еще больше будут стремиться найти нашего Кондора. А у вас есть какие-нибудь новости?

— Ничего новенького. Наши люди продолжают копаться в прошлом всех тех, кто интересует нас. Кроме нашей группы, только полиция знает о связи между Малькольмом и человеком, которого нашли убитым в квартире девушки. Полиция выдвинула официальную версию о том, что этот случай, как и исчезновение девушки, являются слагаемыми обычного, вполне заурядного дела об убийстве. Когда же наступит подходящий момент, эта маленькая деталь попадет в нужные руки. Насколько я могу судить, события пока развиваются точно по нашему плану. А теперь, судя по всему, мне придется присутствовать на очередном скучнейшем совещании, изображать внимание на лице и мягко подталкивать наших друзей в нужном направлении. Мне думается, что для вас сейчас лучше продолжать прослушивать линию «Тревога», но только прослушивать, а не перехватывать разговоры и в любой момент быть готовыми действовать.

— Слушаюсь, сэр. — Пауэлл положил трубку, оглядел своих улыбающихся сотрудников, находившихся в кабинете, а затем устроился поудобнее в кресле, чтобы наконец-то насладиться чашечкой кофе…

— Черт меня подери, если я хоть сколько-нибудь понимаю, что все это значит! — Офицер ВМС с силой прихлопнул ладонью по столу, как бы подчеркивая этим свои слова, и откинулся назад в огромном мягком кресле. В кабинете было душно. Подмышки у офицера вспотели, и на его кителе проступили темные пятна. «Нужно же, чтобы кондиционер испортился именно сегодня», — подумал он.

Заместитель директора терпеливо пояснил:

— Никто из нас также не уверен в том, что все это значит. — Он прокашлялся и продолжил с того самого места, на котором его прервали. — Как я уже сказал, кроме информации, полученной нами от Кондора, какой бы точной она ни была, в действительности мы не продвинулись ни на шаг вперед со времени нашей последней встречи.

Офицер ВМС склонился вправо и громко прошептал своему соседу, представителю ФБР, чем привел его в явное замешательство:

— А зачем тогда нужно было созывать это чертово совещание?

Испепеляющий взгляд заместителя директора не произвел на офицера никакого впечатления.

Заместитель директора продолжал говорить:

— Как вам известно, досье на Мароника исчезло. Мы запросили у англичан копию. Самолет ВВС должен доставить ее сюда через три часа. Я приглашаю вас всех высказать свое мнение и любые замечания, которые вы сочтете нужными сделать.

Представитель ФБР сразу же заявил:

— Я считаю, что Кондор частично прав. В рядах сотрудников ЦРУ орудует противник. — Его коллега, представитель из Лэнгли, сделал при этом кислую мину. — Однако, мне думается, мы должны говорить об этом факте в прошедшем времени, то есть — орудовал противник. Вне всякого сомнения, Уэзерби был «двойником». Вероятно, он использовал свой отдел, как базу для проведения какой-то операции с курьерами. Хейдеггер случайно узнал о ней. Когда Уэзерби обнаружил это, было решено ликвидировать сотрудников секции. Кондор остался единственной уцелевшей «ниточкой», которую требовалось «завязать». Но Уэзерби при этом допустил промах. Не исключено, что отдельные члены этой группы уцелели и продолжают действовать внутри управления, но я думаю, что судьба позаботилась об этом и источник утечки информации ликвидирован. Как мне кажется, сейчас самое главное для нас — это найти Кондора. Используя сведения, которые он может нам дать, мы попытаемся взять уцелевших членов группы — в том числе и этого Мароника, правда, если он вообще существует, и выяснить таким образом объем утечки.

Заместитель директора обвел взглядом кабинет. Он уже собирался объявить совещание закрытым, когда весьма пожилой человек привлек его внимание.

— Можно мне сделать несколько замечаний, господин заместитель директора?

— Конечно, сэр. Мы всегда приветствуем, когда вы высказываете свое мнение.

Присутствующие устроились поудобнее на своих местах и приготовились внимательно слушать. Офицер ВМС тоже подвинулся в кресле, хотя по его виду можно было судить, что он сделал это из простой вежливости, в которой так и сквозило явное разочарование и раздражение.

Прежде чем заговорить, весьма пожилой человек взглянул с любопытством на представителя ФБР.

— Я должен заметить, что я не согласен с нашим коллегой из бюро. Его объяснения весьма правдоподобны, но я вижу в них несколько несоответствий и слабых мест, которые вызывают у меня определенное беспокойство. Если Уэзерби являлся ведущим агентом группы, то как и почему он умер? Я знаю, что это спорный вопрос, по крайней мере, до тех пор, пока специалисты из лаборатории не закончат проведение тщательных и всесторонних исследований, которыми они сейчас занимаются. Я уверен, что, в конечном счете, они придут к выводу, что Уэзерби был убит. Такой приказ о его ликвидации мог быть отдан только с самого верха. Кроме того, я чувствую, что что-то здесь не вяжется с предполагаемой схемой «агент-двойник и курьеры». У меня нет ничего конкретного, просто интуитивное ощущение. Я считаю, что в целом нам следует действовать в том же направлении, в каком мы это делали до сих пор — только с двумя незначительными поправками. Во-первых, следует разобраться в прошлом всех тех, кто интересует нас, и посмотреть, где перекрещиваются их пути. Кто знает, что мы можем обнаружить при этом? Во-вторых, давайте дадим Кондору возможность «полетать». Он ведь может обнаружить еще что-нибудь. Давайте сократим наши усилия по его розыску и сконцентрируемся на детальном изучении прошлого тех лиц, которых мы подозреваем. У меня есть еще несколько идей, над которыми мне хотелось бы поработать к следующей нашей встрече, если, конечно, у вас нет возражений. Вот и все, что я сейчас хотел сказать. Спасибо, господин заместитель директора.

— Спасибо, сэр. Конечно, господа, окончательное решение зависит от директора ЦРУ. Тем не менее, меня заверили, что наши рекомендации будут иметь определенный вес. До тех пор, пока не будет принято соответствующее решение, я намерен продолжать действовать так, как мы это делали до сих пор.

Весьма пожилой человек посмотрел на заместителя директора и сказал:

— Вы можете быть уверены в том, что мы, со своей стороны, окажем вам любую помощь и поддержку, насколько это только возможно.

Представитель ФБР немедленно откликнулся на это заверение:

— Можете полностью рассчитывать и на нас! — Он посмотрел с вызовом на весьма пожилого человека, который лишь как-то странно и многозначительно улыбнулся в ответ.

— Господа, — продолжил заместитель директора, — я хочу поблагодарить вас всех за ту помощь, которую вы оказываете нам как сейчас, так и в прошлом. Благодарю вас за то, что вы приняли участие в нашем совещании. Мы поставим вас в известность о времени нашей следующей встречи. До свидания.

Когда участники совещания стала расходиться, представитель ФБР случайно встретился взглядом с весьма пожилым человеком, в глазах которого искрилось откровенное лукавство. Он быстро вышел из кабинета. Морской офицер перед тем, как выйти, обернулся к представителю министерства финансов и недовольно проворчал:

— О господи, как бы я хотел находиться сейчас на службе во флоте. Эти скучные совещания просто изматывают меня.

Он презрительно фыркнул, надел форменную фуражку и проследовал из кабинета. Заместитель директора вышел последним…

— Все это мне совершенно не нравится!

Два человека шли, медленно прогуливаясь, по дорожкам парка, раскинувшегося на Капитолийском холме, держась в стороне от людей. Послеобеденная туристическая лихорадка постепенно спадала, а отдельные правительственные чиновники пораньше уходили с работы. Понедельник, как правило, не очень загруженный день для Конгресса и его служащих.

— Мне тоже все это не нравится, мой дорогой друг, однако нам следует принимать положение вещей таким, каким оно складывается, а не таким, каким бы мы хотели его видеть. — Представительный мужчина посмотрел изучающе на своего собеседника, человека впечатляющей внешности, и продолжил: — Мы теперь, по крайней мере, знаем немного больше, чем раньше. Например, сейчас нет сомнений в том, что необходимо ликвидировать Кондора.

— Я считаю, что не только его.

Порыв приятного вашингтонского ветерка донес голос человека впечатляющей внешности до его партнера, который поежился, несмотря на теплую погоду.

— Что вы хотите этим сказать?

В прозвучавшем ответе присутствовал заметный оттенок раздражения:

— Здесь что-то явно концы с концами не сходятся. Уэзерби был закаленным и очень опытным агентом. И хотя он был ранен, ему все же удалось убрать Воробушка. Вы действительно верите в то, что такой человек, как Уэзерби, мог громко выкрикнуть мою фамилию? Даже если допустить, что он совершил промах, то зачем же ему было нужно звать меня? Здесь явно что-то не так, нет никакой логики и смысла.

— Тогда я прошу вас сказать мне, в чем же здесь дело?

— Я не могу сказать этого с полной уверенностью. Однако происходит что-то такое, чего мы не знаем. Или, по крайней мере, чего я не знаю.

В голосе представительного мужчины явно прозвучала нотка нервозности и беспокойства:

— Я уверен, что вы не имеете в виду, что я утаиваю от вас часть информации?

Шум ветра заполнил затянувшуюся паузу. Затем Левин-Мароник очень медленно ответил:

— Я сомневаюсь в этом, однако такая возможность существует. Вам не стоит беспокоиться и протестовать, так как я не собираюсь принимать какие-либо меры для выяснения этой возможности. Однако я хочу, чтобы вы помнили наш последний разговор.

Собеседники шли некоторое время, не разговаривая. Они вышли из парка и не спеша двинулись по Восточной Капитолийской улице мимо здания Верховного суда. Наконец представительный мужчина нарушил молчание:

— Нет ли чего-нибудь новенького у ваших людей?

— Ничего. Мы прослушиваем все это время все телефонные звонки полиции и разговоры между оперативными группами ЦРУ и ФБР. Так как нас осталось только трое, мы не в силах сами заниматься поисками Кондора. Мой план состоит в том, чтобы перехватить группу, которая обнаружит и возьмет Кондора до того, как они упрячут его в безопасное место. Вы можете организовать так, чтобы они доставили его в какое-нибудь определенное место, или, по крайней мере, выяснить планы их дальнейших действий? Это здорово повысит наши шансы на успех.

Представительный человек кивнул головой в знак согласия, и Мароник продолжил:

— Что еще мне кажется странным, так это история с Ллойдом. Насколько я могу судить, полиция до сих пор не связала его с нашим делом. В той квартире ведь должно быть полно отпечатков пальцев Кондора, тем не менее полиция или же не обнаружила их, в чем я очень сомневаюсь, или же они не доложили о них по инстанции. Мне все это очень не нравится. Что-то здесь не стыкуется. Не могли бы вы выяснить, но только так, чтобы не привлечь их внимания и не заставить их действовать более активно?

Представительный человек вновь кивнул головой. Собеседники продолжали не спеша двигаться дальше, как будто направляясь домой после работы. К этому времени они уже удалились на три квартала от здания Капитолия и шли теперь по жилому району. В двух кварталах от них, дальше по улице, городской автобус остановился у тротуара, выбросил клубы дыма из выхлопной трубы и высадил небольшую группу пассажиров. Когда автобус тронулся, двое из них отделились от общей группы и направились в сторону здания Капитолия.

Малькольм тщательно взвесил все «за» и «против» возвращения арендованного грузовичка-пикапа в компанию. Конечно, он представлял собой сравнительно независимое средство передвижения для них, однако был слишком заметен. В Вашингтоне не так уж часто встретишь подобные грузовички-пикапы, особенно такие, на бортах которых крупно выведено: «Перевезите сами». Кроме того, его аренда стоила немалых денег, а Малькольм хотел сохранить как можно больше денег про запас. В конце концов он решил, что они вполне могут обойтись общественным транспортом, чтобы совершить те несколько поездок, которые он запланировал. Уэнди нехотя согласилась с ним. Ей очень нравилось водить этот пикап.

Это случилось в тот самый момент, когда они почти поравнялись с двумя мужчинами, шедшими навстречу им по другой стороне улицы. Резкий порыв ветра оказался слишком сильным, чтобы его выдержала заколка, которой Уэнди закрепила свободно сидящий парик. Ветер сорвал копну светлых волос с ее головы и бросил на мостовую. Парик покатился по ней, затем остановился и остался лежать жалкой кучкой почти на самой середине улицы.

От неожиданности и отчаяния Уэнди громко вскрикнула:

— Малькольм, мой парик! Достань его, подними скорей!

Ее резкий выкрик перекрыл шум ветра и затихающего уличного движения. На другой стороне улицы Левйн-Мароник внезапно остановил своего спутника.

Малькольм понял, что Уэнди совершила ошибку, громко назвав его по имени.

Он жестом приказал ей молчать и шагнул на мостовую между двумя припаркованными у тротуара автомашинами, чтобы подобрать сорванный ветром шарик. Малькольм заметил, что двое мужчин, остановившихся на другой стороне улицы, внимательно наблюдают за ним, поэтому он постарался выглядеть спокойным, хотя, правда, слегка смущенным за свою жену.

Левин-Мароник медленно, но решительно двинулся вперед, напрягая свои цепкие глаза, чтобы лучше рассмотреть через улицу этих двоих, мысленно делая последовательные сравнения внешних примет. Будучи достаточно опытным оперативником, он отбросил радостное возбуждение от фантастического совпадения и сконцентрировал все свое внимание на реальности момента. Левой рукой он расстегнул пуговицы своего пиджака. Краем глаза Малькольм увидел и мысленно зафиксировал все эти движения незнакомца, однако его внимание сейчас было приковано к копне волос, лежащей у его ног. Уэнди подошла к нему в тот момент, когда он выпрямился, держа парик в руке.

— О, черт возьми, проклятая штука, наверное, совсем испорчена? — Уэнди выхватила спутанную копну волос из руки Малькольма. — Я рада, что нам не пришлось далеко бежать за ним. В следующий раз я приколю его двумя…

Спутник Мароника уже давно не принимал личного участия в приведений активных операций. Он стоял на тротуаре и, не отрывая взгляда, пристально всматривался в молодую жену на другой стороне улицы. Его напряженный взгляд привлек взимание Малькольма как раз в ту самую секунду, когда он, не веря еще самому себе, произнес какое-то слово. Малькольм не расслышал то, что он сказал, однако понял, что что-то здесь не так. В этот момент его партнер появился из-за стоявшей у тротуара автомашины и начал переходить улицу.

Малькольм заметил расстегнутый пиджак и его правую руку, напряженно застывшую у пояса, готовую действовать.

— Беги! — Он оттолкнул Уэнди от себя и кинулся к стоявшей рядом спортивной машине. Когда он присел на корточки, то подумал с надеждой, что ему, наверное, просто мерещатся повсюду враги и что он реагирует на случайную ситуацию, как последний идиот.

Мароник хорошо знал, что ему не следует бежать по открытому месту, преследуя человека, который, скорее всего, был вооружен и к тому же теперь скрывается за надежным укрытием. Мароник хотел бы выманить его оттуда для прицельного выстрела. В то же время он видел, что партнерша противника убегает. Этого он не мог допустить. Когда его поднимающаяся вверх рука остановилась и замерла в воздухе, напряженное и хорошо скоординированное тело застыло в классической позе стрелка, готового открыть огонь. Тупорылый револьвер в его правой руке кашлянул один раз.

Уэнди успела быстро пробежать четыре шага, прежде чем до нее дошло, что она не знает, почему она вообще бежит. «Какая глупость», — подумала она, но при этом лишь слегка замедлила бег. Она нырнула в пространство между двумя запаркованными машинами и перешла на легкую трусцу. Не добежав несколько шагов до ряда туристических автобусов, выстроившихся вдоль тротуара, которые представляли собой надежное укрытие, Уэнди посмотрела в сторону Малькольма…

Пуля в стальной оболочке попала ей в шею. Уэнди подбросило вверх и медленно-медленно закружило, как будто она была кукольной балериной.

Малькольм сразу понял, что означает этот выстрел, однако он должен был сам убедиться в свершившемся. Он с усилием повернул голову влево и увидел странную смятую фигуру, лежавшую на тротуаре в шести метрах от него. Уэнди была мертва. Он знал, что она была мертва. За последние несколько дней он видел слишком много трупов, чтобы не распознать, как выглядит мертвый человек. Тоненькая струйка крови бежала по покатому тротуару по направлению к нему. Уэнди все еще крепко сжимала в своей руке парик.

Малькольм вытащил пистолет. Но только он высунул голову, как сразу же вновь раздался выстрел Мароника. Пуля звонко царапнула до капоту автомашины.

Малькольм быстро спрятал голову вниз. Мароник начал стремительными зигзагами перебегать через улицу. У него осталось четыре патрона в барабане револьвера, и он еще дважды выстрелил на бегу, чтобы запугать Малькольма и не дать ему возможности выглянуть.

По иронии судьбы, Капитолийский холм в Вашингтоне имеет две характерные черты: этот район славится самым высоким уровнем преступности в городе и одновременно самым большим количеством полицейских. Выстрелы из револьвера Мароника и крики перепуганных туристов привлекли внимание одного из уличных полицейских, который тут же бегом направился к месту происшествия. Это был невысокий и очень солидный по комплекции мужчина, которого звали Артур Стеббинс. Он планировал через пять лет выйти в отставку. Переваливаясь с боку на бок, он бежал к месту возможного преступления в полной уверенности, что через несколько секунд к нему присоединятся его многочисленные коллеги.

Первое, что он увидел, был человек, настороженно пересекающий улицу с револьвером в руке. Это оказалось также и последним, что он увидел в своей жизни, так как пуля, выпущенная из револьвера Мароника, пробила ему грудь.

Мароник понял, что попал в очень неприятное положение. Он надеялся, что в его распоряжении будет еще хотя бы минута времени до того, как появятся полицейские. За эту минуту он успел бы расправиться с Кондором и скрыться.

Но вдруг он увидел двух полицейских, которые на бегу доставали оружие.

Мароник быстро оценил обстановку и огляделся вокруг в поисках пути к отступлению.

Как раз в это самое время несколько утомленный и скучающий служащий Конгресса, возвращавшийся после работы домой, подъехал на своем красном «фольксвагене» к перекрестку и притормозил прямо позади Мароника, чтобы пропустить уличное движение по основной магистрали. Он так и не успел понять, что же происходит, как Мароник рывком распахнул дверь машины, выбросил его вон, ударив кулаком в лицо, и умчался на его красной «букашке».

Спутник Мароника как будто застыл на месте. Но когда он понял, что Маронику удалось скрыться, то, не мешкая, решил убраться восвояси. Пробежав несколько десятков шагов вдоль Восточной Капитолийской улицы, где он оставил свой черный «мерседес», он сел в него и унесся прочь. Малькольм поднял голову как раз вовремя, чтобы заметить номер машины.

Малькольм взглянул в сторону полицейских, которые суетились около своего убитого товарища. Один из них говорил в миниатюрный радиопередатчик, сообщая приметы Мароника и красного «фольксвагена», а также вызывая подкрепление и санитарную машину. До Малькольма дошло, что полицейские или не обратили еще на него никакого внимания, или приняли его за одного из прохожих, который оказался свидетелем убийства их коллеги. Он осмотрелся вокруг себя. Люди, толпившиеся позади припаркованных автомашин и вдоль подстриженных газонов, были слишком напуганы, чтобы кричать, по крайней мере, до тех пор, пока он не скроется из виду. Он быстро пошел по улице в сторону, откуда подъехал «фольксваген». Перед тем, как свернуть за угол, он оглянулся на неподвижное тело Уэнди, над которым склонился полицейский. Малькольм проглотил комок, застрявший у него в горле, повернулся и пошел дальше. Через три квартала он взял такси и направился в центр города. Он сидел, откинувшись на заднем сиденье, тело его слегка сотрясалось от сдерживаемых рыданий, а голова пылала, как в огне…

 

Понедельник

(После полудня)

— Ну и дела, сэр. Словно сам ад разверзся, — в голосе Пауэлла прозвучала явная растерянность, которую он ощущал в этот момент.

— Что вы хотите этим сказать? — весьма пожилой человек на другом конце линии напряженно вслушивался, стараясь не упустить ни одного слова.

— На Капитолийском холме подстрелили девушку Кондора. По старому фото двое свидетелей перестрелки с некоторой долей сомнения опознали в нападавшем Мароника. Кроме того, они также опознали приятеля девушки — Малькольма, которому удалось скрыться. Насколько можно судить, Малькольм не пострадал во время перестрелки. Мароник по ходу дела застрелил еще и полицейского.

— Убийство двух человек в один день? Не слишком ли много даже для такого «занятого» человека, как Мароник?

— Я не сказал, что девушка убита, сэр.

После почти неуловимой паузы напряженный голос шефа произнес:

— Мароник, как хорошо известно, не промахивается, когда стреляет. Она убита, не правда ли?

— Нет, сэр, она жива, хотя Мароник промахнулся лишь самую малость. Еще бы доля миллиметра, и ей бы размозжило голову. А так у нее лишь довольно серьезное ранение. Сейчас она находится в госпитале в Лэнгли. Пришлось сделать ей небольшую операцию. На этот раз я лично принял необходимые меры безопасности и организовал надежную охрану. Нам только не хватает второго Уэзерби! Сейчас девушка все еще без сознания. Врачи говорят, что, вероятнее всего, она пробудет в таком состоянии несколько дней, и считают, что в итоге она выкарабкается.

В голосе весьма пожилого человека явно прозвучала надежда, когда он спросил:

— А что, не сумела ли она рассказать что-нибудь, ну, вообще сказать хоть что-то?

— Нет, сэр, — прозвучал разочаровывающий ответ Пауэлла. — Она находится без сознания с момента ранения. Я направил двух моих людей постоянно дежурить у нее в палате. Кроме двойной проверки каждого, кто входит туда, они ждут возможности поговорить с ней. Кроме того, у нас возникла еще одна проблема, сэр. Полиция вне себя от ярости. Они намерены бросить все свои наличные силы на поиски Мароника. Убитый полицейский и раненая девушка на Капитолийском холме значат для них гораздо больше, чем наша погоня за шпионами. Пока что мне удается сдерживать их, но я не думаю, что смогу это делать долго. Если они начнут искать его по-настоящему, увязывая концы с концами, то неизбежно это станет известно в ЦРУ. Что мне следует делать в случае такого развития событий?

После короткой паузы весьма пожилой человек произнес:

— Ну, что же. Передайте им всю информацию, какой мы располагаем, только подредактируйте ее немного, с тем, чтобы дать им достаточно наводящих сведений по Маронику. Скажите им, чтобы они бросили все силы на его розыск. Заверьте также в том, что им будет оказана любая помощь с нашей стороны. Единственное, на чем мы должны настоять, это получение права на первый допрос Мароника, когда они его возьмут. Добивайтесь этого и передайте им, что я смогу получить официальное разрешение, чтобы подкрепить наше требование. Кроме того, скажите, чтобы они продолжали параллельно поиски Малькольма. Как вы думаете, похоже ли, что Мароник специально поджидал его в этом месте?

— Вряд ли. Мы нашли гостиницу, в которой Малькольм и девушка сняли комнату. Я думаю, что Мароник случайно оказался в этом районе и это просто воля случая, что он наткнулся на них. Если бы не полиция, он, пожалуй, покончил бы с Кондором. Да, и еще важный момент. Какой-то свидетель клянется, что Мароник был не один. Он, правда, не сумел как следует рассмотреть его спутника, но говорит, что тот был гораздо старше Мароника. Затем, после перестрелки, он исчез.

— А другие свидетели подтверждают эту информацию?

— Нет, никто больше ничего такого не заметил. Однако я склонен верить ему. Очевидно, это и был главный «двойник», которого мы ищем. Район Капитолийского холма является идеальным местом для проведения подобных встреч. Именно этим и можно было бы объяснить тот факт, что Мароник случайно наткнулся на Малькольма и его девушку.

— Да, я согласен с вами. Ну, что же, перешлите мне все, что у вас есть на этого загадочного Мароника. А не мог бы свидетель помочь нам составить его словесный портрет, воспроизвести контуры его лица или же вспомнить хотя бы номерной знак автомашины. Ну хоть что-нибудь?

— Нет, к сожалению, он не может сказать ничего определенного. Возможно, девушка сумеет помочь нам в этом деле, если она придет в себя.

— Да, — мягко сказал весьма пожилой человек, — это было бы большой удачей.

— У вас есть какие-нибудь указания для меня?

Весьма пожилой человек помолчал несколько секунд, а затем сказал:

— Опубликуйте-ка объявление в газете «Вашингтон пост», хотя нет, лучше поместите два объявления. Наш друг, где бы он сейчас ни находился, будет ждать сообщения от нас. Однако так как он, по всей вероятности, не очень организован, поместите также простое незашифрованное объявление на той же самой странице газеты, что и закодированный вариант. Попросите его связаться с нами. А во втором варианте сообщите ему, что девушка жива, что первоначальный план действий отменяется и что мы пытаемся продумать способ, как его доставить к нам самым безопасным образом. Нам остается лишь верить, что он уже достал или же сможет достать экземпляр необходимой книги для дешифровки наших сообщений. Мы, конечно, не можем сказать в незашифрованном объявлении ничего важного, так как не знаем, кто еще, кроме Малькольма, будет читать эти объявления.

— Наши коллеги сразу же сделают вывод, что мы придумали какой-то новый вариант, когда увидят их в газете.

— Конечно, это довольно неприятный момент, тем не менее мы постоянно имели в виду, что, в конце концов, нам придется объясняться с ними по этому вопросу. Однако мне думается, что я справлюсь с этой проблемой и сумею убедить их.

— А как поступит Малькольм, по вашему мнению?

Последовала очередная короткая пауза, прежде чем весьма пожилой человек ответил:

— Я не совсем уверен. Многое зависит от того, что он знает на самом деле. Мне кажется, он думает, что девушка убита. Он бы по-другому реагировал на сложившуюся ситуацию, если бы считал, что она жива. Может быть, мы сумеем использовать ее каким-то образом, ну хотя бы в качестве приманки или для Малькольма, или же для наших противников. Однако нам придется несколько подождать с этим и посмотреть, как будут развиваться события дальше.

— У вас есть еще просьбы?

— Да, у меня есть несколько задумок, однако в данный момент я не могу дать вам конкретных указаний. Продолжайте поиски Малькольма, Мароника и его компании, ищите любую информацию, которая может пролить свет на всю эту запутанную историю. И поддерживайте со мной постоянную связь. После совещания с нашими коллегами, я буду на обеде в доме моего сына…

— Я считаю, что это просто отвратительно! — Представитель ФБР наклонился, перегнувшись через стол, и впился взглядом в весьма пожилого человека. — Все это время вы знали, что убийство в Александрии самым непосредственным образом связано с этим делом, и тем не менее, не поставили нас в известность. Более того, вы запретили полиции сделать официальное сообщение и заняться расследованием обстоятельств убийства согласно существующим правилам и инструкциям. Просто отвратительно! К настоящему времени мы, пожалуй, уже выследили бы Малькольма и девушку, и они оба были бы уже в безопасности. Тем временем мы занялись бы вплотную поисками остальных. Я много слышал о мелочной гордости и межведомственном соперничестве, но здесь вопрос стоит о национальной безопасности! Смею вас заверить, что мы, сотрудники бюро, не позволили бы себе действовать подобным образом!

Весьма пожилой человек лишь улыбнулся в ответ на эту тираду. А ведь он только всего-навсего рассказал им о существующей связи между Мароником и убийством в Александрии! Трудно представить, как бы они рассвирепели, если бы узнали, какой еще информацией он располагает! Он оглядел озадаченные лица собравшихся. Ну, что же, пора помириться с ними или хотя бы успокоить их.

— Господа, господа. Я хорошо понимаю ваше раздражение. Но вместе с тем, мне думается, вы осознаете, что у меня есть достаточно веские основания для оправдания своих действий. Как вам всем хорошо известно, я считаю, что в ЦРУ имеет место утечка информации. И я хотел бы добавить, весьма ощутимая и значительная утечка. Я придерживался и придерживаюсь мнения, что эта утечка может свести на нет все наши усилия по расследованию этого дела. Поэтому нашей целью — признаем мы это или же нет — является положить конец этой утечке. А теперь скажите-ка, откуда я могу знать, что утечка информации не происходит именно из нашей группы? Вряд ли даже мы застрахованы от такой опасной возможности.

Он сделал паузу и перевел дух. Участники совещания, сидевшие вокруг стола, были слишком опытными работниками секретной службы, чтобы открыто и изучающе посмотреть друг на друга. И в то же время весьма пожилой человек сразу же почувствовал, как возросло напряжение в кабинете. Он молча поздравил себя с этой маленькой победой.

— Ну а теперь, — продолжил он, — хочу сказать, что, возможно, я был не совсем прав, когда скрывал всю имеющуюся информацию от членов нашей группы, хотя лично я и не считаю этого. Дело не в том, что я обвиняю кого-либо или полностью исключаю возможность того, что утечка идет именно через кого-то из присутствующих здесь. Я продолжаю все же считать, что мои действия были вполне оправданны и логичны. И я продолжаю верить, что вряд ли положение дел изменилось бы к лучшему, несмотря на заверения нашего друга из бюро. Я придерживаюсь точки зрения, что мы все еще топтались бы на том самом месте, где мы находимся сегодня. Но главное заключается не в этом, по крайней мере, не сейчас. Вопрос состоит в том, что нам следует делать дальше и как.

Заместитель директора оглядел присутствовавших. Никто из них, казалось, не жаждал высказать свое мнение и ответить на поставленный вопрос.

Безусловно, подобная ситуация предполагала, что в этом случае сам заместитель лично должен был взять инициативу в свои руки. А он-то как раз этого и боялся. Он постоянно должен был помнить о том, как бы не наступить кому-нибудь на мозоль и не обидеть никого из участников совещания.

Заместитель чувствовал себя гораздо свободнее, когда он принимал участие в проведении активных операций, когда ему приходилось думать и беспокоиться только о противнике. Он откашлялся и сделал ход, которого, как он надеялся, ожидал весьма пожилой человек:

— Что вы предлагаете, сэр?

Весьма пожилой человек улыбнулся. Добрый старый Дарнсуортх! Он, конечно, умел играть в эту игру, но все же не так хорошо. В какой-то степени пожилому человеку не хотелось ставить его в затруднительное положение. Он отвел взгляд в сторону от своего старого друга и задумчиво посмотрел в пространство.

— Честно говоря, господин заместитель, я и сам не знаю, что предложить. В общем, мне и сказать-то нечего. Но, главное, я считаю, что мы должны продолжать действовать.

Заместитель директора внутренне содрогнулся. Опять получилось так, что решение вновь зависело от него. Он оглядел поочередно сидевших вокруг стола людей, которые как-то сразу сникли, потеряли свой уверенный вид и энтузиазм.

Они смотрели куда угодно, но только не на него. Тем не менее, он знал, что они внимательно наблюдают за каждым его движением. Заместитель вновь откашлялся. Он решил как можно быстрее покончить с этим неприятным для него делом.

— Итак, насколько я понимаю, ни у кого нет никаких новых идей и предложений. Поэтому я пришел к выводу, что будет вполне логично, если мы будем продолжать действовать так, как мы это делали до сих пор. («Что бы это ни означало», — подумал он.) Если нет других… — он на секунду приостановился, — я предлагаю прервать наше совещание.

Заместитель директора сложил свои бумаги, убрал их в портфель и быстро вышел из кабинета.

Когда остальные встали со своих мест, чтобы последовать его примеру, представитель армейской разведки наклонился к морскому офицеру и сказал:

— Я чувствую себя как близорукий невинный жених во время медового месяца, который никак ни на что не может решиться.

Морской офицер взглянул на своего коллегу и сказал:

— Передо мной такая проблема никогда не стоит…

* * *

…Малькольм трижды сменил такси, прежде чем направиться в северо-восточный район Вашингтона. Он расплатился с таксистом перед самым въездом в центральную часть города и двинулся дальше пешком по окрестным улицам. Еще во время поездки в такси он выработал план своих дальнейших действий — пусть пока еще слишком общий и не очень четкий, — но все же теперь у него был хоть какой-то план. Его первым пунктом было — найти надежное убежище, где бы ему можно было укрыться от своих преследователей.

На это потребовалось всего двадцать минут. Он заметил, что на него обратила внимание девушка и неторопливо двинулась за ним параллельным курсом по другой стороне улицы. На перекрестке она перешла улицу и, ступив на тротуар, «споткнулась» и упала на Малькольма, прижавшись к нему всем телом.

Ее руки быстро пробежали по его бокам. Он почувствовал, как она вся напряглась, когда нащупала у него за поясом пистолет. Она отпрянула назад, и ее необычно яркие светло-карие глаза изучающе ощупали его лицо.

— Полицейский?

Судя по голосу, ей было никак не больше восемнадцати. Малькольм взглянул на ее торчащие как пружинки, до белизны вытравленные химией волосы и бледную кожу. От нее исходил сильный запах духов, взятых для пробы в магазине на углу улицы.

— Нет, я не полицейский. — Малькольм взглянул на выражавшее испуг лицо девушки. — Ну, скажем так, у меня довольно рискованная работа.

Он видел, что девушка все еще напугана, но понял, что она все же попытается не упустить шанса подработать.

Девушка снова наклонилась вперед и плотно прижалась к нему:

— А что вы делаете в этом районе?

Малькольм улыбнулся:

— А я хотел бы провести время с какой-нибудь девушкой вроде вас и готов хорошо заплатить за это. Так что если я на самом деле полицейский, то я даже не смогу вас арестовать за проституцию, так как это я ведь сам сделал вам предложение. Ну что, идет?

Девушка, в свою очередь, также улыбнулась в ответ:

— Конечно, идет. Я понимаю. Как вы намерены провести время?

Малькольм взглянул на нее. «Итальянка, — подумал он, — или, может быть, из Центральной Европы».

— А сколько вы берете?

Девушка оглядела Малькольма, явно оценивая его финансовые возможности.

— Двадцать долларов за короткий визит. — Было совершенно очевидно, что она всего лишь просила его согласия, а не требовала свою цену.

Малькольм хорошо знал, что ему следует как можно скорее убраться с улицы. Он взглянул на девушку.

— Я не тороплюсь, — сказал он. — Я заплачу вам… семьдесят пять долларов за всю ночь. И кроме того, за мной будет завтрак, если мы сможем воспользоваться вашей квартирой.

Девушка сосредоточенно думала. За такую сумму ей потребовалось бы работать целый день и полночи. И все же она решила поторговаться. Медленно она протянула руку и прикоснулась к Малькольму.

— Эй, дорогуша, ваше предложение, конечно, весьма заманчиво, но… — Она вдруг запнулась и почти отказалась от своего намерения, но затем все же продолжила: — А вы не могли бы заплатить мне сотню? Ну, пожалуйста, а? Я обслужу вас по первому классу.

Малькольм бросил взгляд на ее руку и кивнул в знак согласия:

— Хорошо, сто долларов. За целую ночь у вас на квартире. — Он вытащил из кармана и протянул девушке банкнот в пятьдесят долларов. — Половину сейчас, вторую позже. И не вздумайте выкинуть какой-нибудь трюк или пригласить кого-нибудь в гости.

Девушка выхватила деньги из руки Малькольма:

— Никаких трюков. Я буду одна. Но для вас я уж постараюсь исполнить все на высшем уровне.

Она взяла его за руку и повела вдоль улицы. Когда они подошли к следующему перекрестку, она шепнула ему на ухо:

— Подождите секунду меня здесь, дорогуша. Мне нужно переговорить с одним человеком.

Девушка отпустила его руку, прежде чем он успел среагировать на ее слова, и торопливо направилась к слепому, торговавшему карандашами на углу улицы.

Малькольм прислонился спиной к стене дома, сунул руку под пиджак и взялся за рукоятку пистолета, которая сразу же стала влажной от пота.

Малькольм видел, как девушка отдала пятьдесят долларов слепому, который в ответ на это пробормотал несколько слов. Затем она быстро пошла к стоявшей поблизости телефонной будке, не обращая внимания на парня, который умышленно толкнул ее. На будке висела табличка «Телефон не работает», однако, несмотря на это, девушка открыла дверь. Она полистала телефонную книгу, или, по крайней мере, так показалось Малькольму. Ему не очень хорошо было видно, что она там делала, так как она стояла спиной к нему. Затем девушка закрыла дверь и быстро подошла к нему.

— Прошу прощения за задержку, дорогуша. Просто небольшое дельце. Вы не очень возражаете, а?

Когда они поравнялись со слепым, Малькольм остановился, оттолкнул девушку в сторону и сорвал с него темные очки с толстыми стеклами. Внимательно наблюдая за изумленной его действиями девушкой, Малькольм бросил взгляд на продавца карандашей. Увидев две пустые глазницы, он вновь надел очки на слепого. Потом сунул бумажку в десять долларов в чашку, стоящую перед ним, и сказал:

— Прости, старина.

Слепой рассмеялся в ответ хриплым голосом:

— Забыто и прощено, сэр.

Когда они отошли на некоторое расстояние, девушка взглянула на него удивленно и спросила:

— Зачем вы это сделали?

Малькольм посмотрел на ее озадаченное лицо:

— Просто проверка.

Ее квартира оказалась просто одной комнатой с крошечной кухней, в углу которой был туалет и некое подобие душа. Как только они вошли внутрь, девушка заперла дверь на замок и задвижку. Малькольм, в свою очередь, накинул дверную цепочку — для надежности.

— Я вернусь через секунду, дорогуша. Раздевайтесь. Уж я вам покажу сейчас, где раки зимуют. — И она исчезла за занавеской, отделявшей душ от кухни.

Малькольм взглянул в окно. Третий этаж. Никто не сможет забраться снаружи в комнату. Отлично. Дверь была прочной и к тому же надежно заперта на двойной запор. Он был уверен, что никто не только не следил за ними, но даже не обратил на них никакого внимания. Он медленно разделся, положил пистолет на маленький столик, стоявший около кровати, и накрыл его старым номером журнала «Ридерз дайджест». Кровать заскрипела, когда он лег на нее.

У него мучительно болела голова и ломило все тело, но он знал, что должен вести себя вполне естественно.

Занавеска раздвинулась, и девушка вернулась в комнату. Глаза ее неестественно ярко блестели. На ней была черная ночная рубашка с длинными рукавами, сквозь расстегнутый перед которой была видна ее грудь — худая и плоская. Все ее тело тоже было худое, почти костлявое. Голос девушки прозвучал издалека:

— Прошу прощения, что я так долго отсутствовала, сладость моя.

Она забралась на кровать и притянула его голову к своей груди.

Долгое время они лежали так. Наконец Малькольм взглянул на девушку. Ее тело слегка вздрагивало. Она спала. Малькольм встал с кровати и пошел в душ.

На бачке грязного туалета он обнаружил ложку, кусок резинового шланга, коробку спичек и самодельный шприц. Маленький пластиковый пакетик был еще на две трети заполнен белым порошком. Теперь Малькольму стало ясно, почему ночная рубашка девушки была с длинными рукавами — чтобы скрыть следы от уколов.

Малькольм осмотрел квартиру. Он нашел четыре смены нижнего белья, три кофточки, две юбки, два платья, одну пару джинсов и красный свитер, идентичный фиолетовому, валявшемуся на полу. В стенном шкафу висел порванный плащ. В коробке из-под туфель, которую он обнаружил на кухне, Малькольм увидел шесть квитанций за возвращенные личные вещи, выданные девушке при освобождении из Вашингтонской тюрьмы. Там же он нашел билет ученицы средней школы двухгодичной давности. Мэри Рут Розен. Из съестного он ничего в квартире не нашел, кроме пяти шоколадных батончиков, остатков кокосового ореха и грейпфрутового сока. Он проглотил все. Под кроватью Малькольм обнаружил пустую бутылку из-под вина «Морен Дэвид» и поставил ее в распорку к двери. По теории, если кто-то откроет снаружи дверь, то бутылка разлетится с шумом на кусочки. Он поднял с кровати отяжелевшее тело девушки, положил в обшарпанное кресло и прикрыл сверху одеялом. Девушка даже не пошевелилась.

Вряд ли для нее будет иметь какое-нибудь значение то, что она проведет эту ночь не в обычных условиях комфорта. Малькольм вынул линзы из глаз и улегся в кровать. Через пять минут он уже крепко спал…

 

Вторник

(С утра до раннего вечера)

Малькольм проснулся вскоре после семи, но провалялся в кровати еще почти целый час, прикидывая всевозможные варианты. В конце концов, он все же решился провести задуманную операцию. Он бросил взгляд в сторону кресла.

Девушка ночью сползла с него на пол и сейчас, натянув одеяло на голову, тяжело дышала во сне.

Малькольм встал и с большим трудом поднял ее и положил на кровать.

Девушка даже не пошевельнулась.

Импровизированный душ представлял собой не что иное, как протекавший шланг, присоединенный к водопроводному крану. Поэтому Малькольму пришлось вымыться едва-едва теплой водой. Ему удалось даже побриться, воспользовавшись безопасной бритвой, которой, очевидно, кто-то уже брился.

Однако он побрезговал почистить зубы чужой зубной щеткой.

Перед тем, как покинуть квартиру, Малькольм взглянул на спящую девушку.

Их договоренность была на сто долларов, а он заплатил ей пока что лишь пятьдесят. Он знал, на что девушка употребила эта деньги, поэтому с большой неохотой положил вторую половину условленной суммы на комод. В конечном счете, ведь это были не его деньги.

В трех кварталах от квартиры девушки он нашел ресторанчик «Хот шоп», где позавтракал в шумной компании местных жителей, направлявшихся на работу.

Покончив с завтраком, он сначала зашел в ближайший магазин «Драг стор», а затем в пустом туалете автозаправочной станции «Галф» почистил зубы. Было 9.38 утра.

Найдя свободный телефон-автомат, Малькольм при помощи монет, разменянных в «Галфе», сделал два звонка. Сначала он позвонил в «Справочную», а затем, получив номер телефона, соединился с небольшим учреждением в Балтиморе.

— Бюро регистрации автомобилей. Чем я могу помочь вам?

— Меня зовут Уинтроп Эстес, я живу в Александрии, — ответил Малькольм. — Я хотел поинтересоваться, не могли бы вы помочь мне отблагодарить одного человека за оказанную им любезность.

— Я не очень хорошо понимаю, чего вы хотите.

— Дело в том, что вчера я возвращался с работы домой на машине и вдруг прямо посреди улицы у меня перевернулся аккумулятор. Я поставил его на место, но часть электролита, очевидно, вытекла, и я никак не мог снова завести двигатель. Я уже собирался бросить это дело и убрать хотя бы машину с проезжей части, толкая ее руками, как вдруг сзади подъехал этот человек на своем «мерседесе». С большим риском для своей машины он толкал бампером мою до тех пор, пока двигатель не завелся. Прежде чем я успел поблагодарить его, он уехал. Хорошо еще, что я сумел запомнить номер его автомашины. Так вот, я хотел бы послать ему хотя бы открытку с выражением своей признательности, или выпить с ним, или еще как-нибудь отблагодарить его. В Вашингтоне не так уж часто приходится встречаться с таким благородным отношением к ближнему.

Человек на другом конце линии был тронут:

— Да, такие случаи встречаются чертовски редко. Толкать чужую машину своим «мерседесом»! Вот это парень! Значит, я так понял — у него номерной знак штата Мэриленд, и вы хотите, чтобы я проверил по нашей картотеке и сказал вам, кто этот человек, не так ли?

— Совершенно верно. Вы можете сделать это?

— Ну… официально нам запрещено это делать, но что значит маленькое отклонение от правил ради такого необычного случая? Вы можете назвать номерной знак автомашины?

— Мэриленд Е-49387.

— Е-49387. Записал. Подождите секунду, и я дам вам его фамилию и адрес.

Малькольм услышал, как на другом конце линии трубку положили на какую-то твердую поверхность. Послышался звук шагов, которые сначала затихли на фоне стрекота пишущей машинки и неясных голосов, а затем приблизились вновь.

— Господин Эстес? Я все нашел. Черный «мерседес» зарегистрирован на имя некоего Роберта Т. Этвуда, проживающего в доме 42 по переулку Элвуд, говорю по буквам — Э-л-в-у-д, район Чеви-Чэйс. У этих людей, видимо, денег куры не клюют. Это ведь один из самых фешенебельных пригородов Вашингтона. Он, пожалуй, может позволить себе сделать одну-две царапины на своей машине. Только это все же странно, что он так поступил. Обычно эти люди совершенно равнодушны к бедам других, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, я понимаю, что вы хотите сказать. Ну, что же, огромное вам спасибо.

— Эй, не благодарите, не за что. Очень рад был помочь вам ради такого случая. Только, прошу, не очень-то распространяйтесь об этом. Вам ясно, о чем идет речь? Можно и Этвуда предупредить. Хорошо?

— Договорились.

— Вы уверены, что все правильно записали? Роберт Этвуд, дом 42, переулок Элвуд, Чеви-Чэйс.

— Да, я все записал. Еще раз благодарю.

Малькольм повесил трубку и сунул листок с записанным адресом в карман.

Вряд ли он вообще понадобится ему, чтобы запомнить фамилию Этвуд. Не зная почему, он вернулся в ресторанчик, где выпил еще кофе. Насколько он мог судить, пристально оглядывая посетителей, никто не обращал на него никакого внимания.

На стойке бара лежал экземпляр утреннего выпуска «Вашингтон пост».

Машинально Малькольм начал просматривать газету. Сообщение для себя он нашел на двенадцатой странице. Да, они решили действовать наверняка. Объявление длиной почти в десять сантиметров и набранное крупным шрифтом гласило:

«Кондор, позвони домой».

Малькольм ухмыльнулся и даже не удосужился взглянуть на зашифрованное объявление о результатах лотереи, помещенное рядом. Если он позвонит, то они попросят его или приехать, или, по крайней мере, получше спрятаться. Как раз этого-то он и не собирался делать. Они не могли ему сообщить в шифровке ничего такого, что могло бы представлять для него хоть какой-нибудь интерес.

Теперь это не имело никакого значения. Их инструкции потеряли всю свою ценность вчера на Капитолийском холме.

Малькольм призадумался, сосредоточенно нахмурив брови. Если план осуществить не удастся, то все дело провалится. Кроме того, для него самого это будет означать смерть. Однако Малькольма это не так уж сильно волновало.

Его гораздо больше беспокоило то, какой непоправимой утратой ценной информации может обернуться его неудача. На всякий случай, он обязательно должен поделиться этой информацией с кем-нибудь. Но он не мог допустить, чтобы кто-либо узнал о ней до того, как он попытается осуществить свой план. А это значит — задержка во времени. Он должен найти способ, как передать эту информацию с запозданием.

Идею подала ему вывеска, светящаяся на другой стороне улицы. Он принялся писать, пользуясь письменными принадлежностями, оказавшимися у него под рукой. Через двадцать минут он засунул краткое изложение событий последних пяти дней и оценки их возможного дальнейшего развития в три маленьких конверта, которые он выпросил у официантки. Салфетки он отправит в ФБР, завалявшиеся в бумажнике листочки он положил в конверт, адресованный ЦРУ, а карту Вашингтона, взятую на бензоколонке «Галф», — в газету «Вашингтон пост». Он положил все три маленьких конверта в один большой, купленный в магазине «Драг стор». Малькольм с трудом просунул большой конверт в почтовый ящик. Выемка почты, было написано на нем, производилась в 14.00. Этот конверт предназначался для банка Малькольма, который по вторникам почему-то закрывался тоже в 14.00. Он рассчитал, что служащие банка сумеют получить и переправить его письма адресатам не раньше, чем через день. Следовательно, он располагал запасом времени, по крайней мере, в двадцать четыре часа, в течение которых он должен осуществить свой план. Кроме того, Малькольм передал все, что он знал по этому делу, кому следует. И поэтому теперь он считал себя свободным от всяких обязательств…

…В то время, как Малькольм проводил остаток дня, стоя в длиннющей, как всегда, очереди туристов, желающих подняться на верхушку монумента Джорджу Вашингтону, агенты службы безопасности и полицейские сбились с ног, разыскивая его по всему городу, и потихоньку зверели от ярости. Оперативные сотрудники и агенты буквально сталкивались нос к носу, расследуя одну за другой ложную информацию о местонахождении Малькольма. Три группы сотрудников, представляющих три самостоятельные службы безопасности, прибыли одновременно на автомашинах в небольшую гостиницу для проверки независимо друг от друга полученных данных о том, что там находится Малькольм. Эти данные также оказались ложными. Хозяйка так и не поняла, что же, в конце концов, случилось, даже после того, как раздраженные сотрудники покинули гостиницу. Служащий Конгресса, который отдаленно напоминал внешним видом Малькольма, был схвачен и задержан патрулирующими улицы города сотрудниками ФБР. Через полчаса после того, как личность его была установлена и его освободили из-под ареста, он был вновь схвачен — на этот раз уже вашингтонской полицией — и задержан для расследования. Корреспонденты и репортеры надоедали и без того уже нервничавшим официальным представителям бесконечными вопросами в отношении загадочной перестрелки на Капитолийском холме. Конгрессмены, сенаторы и политические деятели всевозможных толков и направлений названивали в спецслужбы и ведомства, справляясь о распространившихся слухах об утечке секретной информации, касающейся национальной безопасности. Конечно, все, кому они звонили, отказывались обсуждать эти вопросы по телефону.

Кевин Пауэлл снова пытался решить загадку Кондора и найти Малькольма. В этот прекрасный весенний день, пока он шел по Восточной Капитолийской улице, эти таинственные вопросы продолжали тревожить его. Ни деревья, ни дома на этой улице не подсказали ему ответа, поэтому в 11.00 он отказался от дальнейших поисков и отправился на встречу со своим шефом — фактическим руководителем всей операции.

Пауэлл немного опоздал, но, когда он стремительно вошел в кабинет шефа, его не встретил укоризненный взгляд весьма пожилого человека. Напротив, сегодня шеф был настроен гораздо доброжелательнее, чем обычно. Поначалу Пауэлл подумал, что эта душевная теплота специально предназначалась для незнакомца, который сидел за маленьким столиком. Но постепенно он пришел к выводу, что она была искренней.

Незнакомец был одним из самых крупных и высоких людей, каких когда-либо встречал Пауэлл. Правда, пока он сидел, трудно было точно определить его рост, однако Пауэлл прикинул, что он равняется, по крайней мере, 215 сантиметрам. Фигура его была массивной, а вес достигал примерно 150 килограммов. Тело его просто распирало дорогой, хорошо сшитый костюм. Черные густые волосы были аккуратно приглажены. Пауэлл заметил, что маленькие узкие глазки незнакомца спокойно, очень внимательно и как бы оценивающе разглядывали его.

— А, Кевин, — произнес весьма пожилой человек, — это просто замечательно, что вы присоединились к нам. Я не думаю, что вы знакомы с доктором Лофтсом.

Пауэлл не был лично знаком с ним, однако знал о его работе. Доктор Крауфорд Лофтс являлся, пожалуй, самым выдающимся психиатром-диагностом. Тем не менее, о его специализации знал лишь очень ограниченный круг официальных лиц. Доктор Лофтс возглавлял «Психиатрический центр анализа и диагностики» при ЦРУ.

Заказав кофе для Пауэлла, весьма пожилой человек повернулся к нему и сказал:

— Доктор Лофтс сейчас работает над нашим Кондором. За последние несколько дней он встречался и беседовал о нем с разными людьми, изучал личное дело и работу нашего друга и даже пожил немного в его квартире. Если я не ошибаюсь, они называют это попыткой «воссоздания активного образа» объекта изучения. Доктор, объясните, пожалуйста, сами, у вас это лучше получится.

Пауэлл удивился мягкости, которая прозвучала в голосе Лофтса:

— Мне думается, вы почти все уже сказали, дорогой друг. Я главным образом пытаюсь представить себе, как бы поступил Малькольм в той или иной ситуации, учитывая его прошлое и настоящее. Я бы так подытожил свои выводы: он будет импровизировать неожиданно и изобретательно и в то же самое время будет игнорировать любые ваши инструкции и указания, если они не будут соответствовать тому, чего он сам хочет.

Доктор Лофтс, видимо, не очень любил распространяться о своей работе по любому поводу. Это тоже удивило Пауэлла, и он не был готов к тому, что Лофтс внезапно замолчит.

— А что вы делаете для решения этой проблемы? — спросил Пауэлл, заикаясь и чувствуя себя при этом ужасно глупо, услышав собственную импровизацию, выраженную вслух.

Доктор поднялся, собираясь уходить. Да, ростом он был, по крайней мере, 215 сантиметров.

— Я направил своих сотрудников в различные районы города, где, как мне кажется, может объявиться Малькольм. Если вы разрешите, я хотел бы вернуться к ним, чтобы посмотреть, как у них идут дела.

Коротко и вежливо кивнув на прощание весьма пожилому человеку и Пауэллу, доктор Лофтс вышел из кабинета.

Пауэлл взглянул на шефа:

— Как вы думаете, у него есть хоть какой-нибудь шанс добиться успеха?

— Нет, не больше, чем у кого-либо другого. Он тоже это понимает. Он ведь имеет дело с огромным количеством постоянно изменяющихся факторов, поэтому ему ничего не остается делать, как только строить логические догадки. Это понимание своих ограниченных возможностей является его весьма ценным качеством.

— Зачем же тогда вообще нужно было прибегать к его услугам? Ведь мы можем получить любое дополнительное количество сотрудников, сколько потребуется, и не обращаться за помощью в психиатрический центр.

Глаза весьма пожилого человека лукаво заблестели, однако голос его прозвучал довольно холодно:

— А это затем, мой дорогой друг, что никогда не мешает иметь побольше «охотников», конечно, при условии, если они охотятся каждый по-своему. Я очень хочу найти Малькольма, поэтому я не хочу упускать ни малейшего шанса. А теперь скажите-ка мне, как идут ваши дела.

Пауэлл кратко информировал шефа о своих действиях. Его информация сводилась практически к тому же, что и в начале операции: никакого прогресса…

* * *

…В 16.30 Малькольм решил, что настала пора угнать автомашину. Он мысленно взвесил множество способов, как обзавестись средством передвижения, но быстро отбросил их один за другим, как слишком рискованные. Судьба в лице «Американского легиона» и определенной продукции завода алкогольных напитков штата Кентукки помогла Малькольму решить эту проблему.

Если бы не «Американский легион» и не его национальная конференция на тему «Молодежь и наркотики», Алвин Филлипс никогда бы не побывал в столице, а уж тем более около монумента Вашингтону. Глава организации в штате Индиана выбрал именно его для полностью оплаченной поездки на национальную конференцию, чтобы Алвин узнал все, что сможет, о вреде наркотиков для молодежи. На конференции ему выдали пропуск, который, помимо прочего, давал ему возможность не стоять в длинной очереди посетителей монумента, а сразу подняться на верхушку «карандаша». Накануне вечером он потерял этот пропуск, однако чувствовал себя обязанным осмотреть монумент хотя бы снаружи, чтобы рассказать о нем, когда вернется к себе домой.

А если бы не определенная продукция завода алкогольных напитков штата Кентукки, Алвин не был бы в таком состоянии опьянения, в котором он находился в данный момент. Этот завод любезно обеспечил каждого участника конференции бесплатной бутылкой своего лучшего виски. Алвин так расстроился из-за документального фильма, показанного накануне, который наглядно демонстрировал, как употребление наркотиков в большинстве случаев ведет к аморальному поведению совсем молоденьких девушек, что вечером того же дня выпил один всю бутылку, сидя в номере гостиницы. Ему так понравилось это виски, что он купил себе еще одну бутылку, чтобы «выбить клин клином» и достойно завершить участие в конференции. К моменту закрытия пленарных заседаний он уже успел прикончить добрую половину бутылки и добраться, хотя и с некоторым трудом, до монумента.

Это не Малькольм нашел Алвина. Просто Алвин подошел к очереди желающих посетить монумент. Когда он оказался среди них, он не стал скрывать от всех, кто мог слышать его, что он торчит на этом проклятом солнцепеке только из-за чувства патриотизма. Он мог бы и не стоять здесь в очереди, а отправиться прямо на чертову верхушку, если бы не эта проклятая вульгарная девчонка, которая вытащила у него бумажник, где лежал этот чертов пропуск. Он, конечно, здорово надул ее, ведь в бумажнике были не деньги, а всего лишь аккредитивы, лучшее, что вы можете купить за деньги для дальней поездки.

Правда, у нее была роскошная грудь, черт побери, этого у нее не отнимешь.

Проклятье, ведь он всего-то и хотел — прокатить ее в своем новом автомобиле.

Как только Малькольм услышал слово «автомобиль», он сразу же возненавидел вульгарных девчонок, черт бы их побрал, и стал с горячей симпатией относиться к «Американскому легиону», штату Индиана, кентуккскому виски и новенькому «крайслеру» Алвина. После нескольких общих замечаний он дал понять Алвину, что тот беседует также с ветераном одной из американских войн и что — так уж случилось — автомобили его хобби.

— Давай-ка шлепнем еще по одной, Алвин, старина!

— А что, правда?! Ты действительно разбираешься в автомобилях?

Упоминание о таких важных вещах заставило Алвина оторваться на некоторое время от бутылки. Зарождающаяся дружба, однако, не помешала ему через несколько мгновений снова приникнуть к ней.

— Хочешь посмотреть на настоящего красавца? Только что купил себе абсолютно новенький «крайслер». Приехал на нем сюда прямо из Индианы. Ты был когда-нибудь в Индиане? Ты должен обязательно приехать ко мне в гости. Повидать меня и мою старушку. Она, правда, невесть какая красавица, так себе, и посмотреть-то не на что. Нам ведь по сорок четыре, ты знаешь. А я выгляжу на сорок четыре, а? Да, на чем же это я остановился? Ах да, моя старушка. Очень хорошая женщина. Слегка полновата, но какого черта, я всегда говорю…

К этому времени Малькольму путем сложных маневров удалось вывести потихоньку Алвина из толпы и направить его к автостоянке. Он также раз пять-шесть прикладывался к бутылке Алвина, которую тот после каждого глотка снова прятал под свой влажный от пота пиджак. Малькольм подносил бутылку к закрытым губам и делал глотательные движения кадыком, как бы наслаждаясь выпивкой. Он не хотел, чтобы алкоголь притупил его реакцию сегодня вечером.

Когда наступала очередь Алвина, он с лихвой компенсировал воздержание Малькольма. К тому времени, как они добрались до стоянки, в бутылке осталось виски на три пальца.

Малькольм и Алвин шли и оживленно разговаривали об этой проклятой богом молодежи и ее чертовых наркотиках. Особенно много они говорили о девушках, молоденьких девушках, которые танцуют под оркестр во время торжественных процессий и разных мероприятий, увеселяя публику в штате Индиана, зацикленных на марихуане и готовых на все, ну, правда, на все ради этого проклятого наркотика. На все. Малькольм как бы между прочим упомянул, что он как раз знает, где можно найти двух таких девушек, которые только и ждут момента, когда они смогут сделать все, что тебе только угодно, ради этой проклятой марихуаны. Алвин прервал его и спросил с печалью в голосе:

— Правда знаешь?

Алвин надолго задумался, когда Малькольм («Джон») заверил его в том, что это действительно так. Малькольм не мешал беседе идти своим чередом, а потом ненавязчиво, как бы исподволь, помог Алвину самому предложить встретиться с этими девушками с тем, чтобы он мог рассказать своим в родном штате Индиана, как в действительности обстоят дела с молодежью и наркотиками. На самом деле. Так как девушки находились сейчас где-то в «общественном месте», то, наверное, будет лучше, если «Джон» отправится за ними один, возьмет их и привезет сюда. Потом они все смогут поехать в гостиницу Алвина и там спокойно побеседовать. Правда, ведь гораздо лучше, если они поговорят там, а не здесь. Заодно можно будет выяснить, почему они готовы на все, на все ради этой проклятой марихуаны. Алвин отдал Малькольму ключи, как только они подошли к сверкающему новому автомобилю.

— Бак полон, бензина хватит. Уверен, что тебе не потребуются деньги? — Алвин покопался в карманах и достал потертый бумажник. — Ты возьми сколько тебе нужно, эта дрянь утащила вчера вечером лишь одни аккредитивы.

Малькольм взял бумажник. Пока Алвин трясущимися руками подносил бутылку ко рту, его новый друг вытащил из бумажника все документы и в том числе регистрационную карточку с номером на машину. Затем он протянул бумажник Алвину.

— На, возьми, — сказал он. — Я не думаю, что они захотят получить от нас деньги. Во всяком случае, не сейчас.

Он улыбнулся с видом заговорщика. Когда Алвин увидел эту улыбку, его сердце забилось чуточку быстрее. Он сейчас уже так здорово набрался, что его лицо вряд ли могло выражать какие-либо эмоции.

Малькольм открыл дверь машины. На переднем сиденье лежала смятая голубая кепочка. На полу стояла картонная упаковка из шести банок пива, которое Алвин купил, чтобы не так мучиться от жары. Малькольм надел кепочку на голову друга и обменял теперь уже пустую бутылку виски на упаковку пива. Он посмотрел на раскрасневшееся лицо и затуманенные глаза. Пару часов на таком солнцепеке, и Алвин будет совсем готов. Малькольм улыбнулся и показал на газон.

— Когда я вернусь с девушками, мы найдем тебя вон там, а потом поедем к тебе в гостиницу. Ты нас сразу узнаешь, потому что они обе большегрудые. Я приеду с ними как раз к тому времени, когда ты уже прикончишь свое пиво. Ни о чем не беспокойся.

Он дружески подтолкнул спотыкающегося Алвина в направлении нежных объятий городского парка. Выезжая со стоянки, он взглянул в зеркало заднего обзора и успел увидеть, как Алвин рухнул на траву далеко в стороне от всех остальных отдыхающих, а затем принял сидячее положение. Малькольм не успел еще свернуть за угол, как Алвин открыл банку и жадно припал к ней, медленно потягивая пиво.

Бензобак автомобиля был почти полон. Малькольм направился к кольцевой дороге, которая шла вокруг города. Он сделал короткую остановку у авторесторанчика в районе Чеви-Чэйс, где проглотил бутерброд с обжаренным сыром и заодно воспользовался туалетом. Там же он проверил свой пистолет.

Дом № 42 по переулку Элвуд оказался на самом деле целым поместьем. Сам дом был едва виден с дороги. Добраться до него можно было по перекрытому прочными металлическими воротами узкому проезду, который являлся частной собственностью Этвуда. Дом ближайшего соседа находился на расстоянии по меньшей мере полутора километров. С трех сторон дом был окружен густым лесом и кустарником. Территория между домом и дорогой была частично очищена от деревьев. Насколько Малькольм мог судить, бросив лишь короткий взгляд в сторону дома, он был очень большой. Однако он не решился остановиться и рассмотреть дом повнимательней. Это было бы непростительной ошибкой.

На маленькой бензоколонке чуть дальше по дороге Малькольм обзавелся картой этого района города. Лес позади дома покрывал небольшие холмы, на которых никто не жил. Когда он рассказал работнику бензоколонки, что он орнитолог, сейчас находится в отпуске и, как ему кажется, заметил в этом районе небольшую, очень редкую певчую птичку нежной окраски, работник помог ему, дав описание некоторых из местных дорог, не нанесенных на карту, которые могли бы вывести его к местам гнездования редкой птицы. Одна из таких дорог проходила как раз позади дома № 42 по переулку Элвуд.

Благодаря искренним стараниям работника бензоколонки Малькольм без труда нашел эту дорогу. Вся в колдобинах и ямах, без покрытия, лишь с остатками следов гравия, дорога петляла вокруг холмов, бежала вдоль овражков и ручейков, пересекала тропы, которыми издревле пользовался скот. Лес был таким густым, что Малькольм мог видеть лишь на семь-восемь метров в сторону от дороги.

Но наконец ему повезло. Въехав на вершину очередного холма, слева от себя, примерно на расстоянии полутора километров, над верхушками деревьев он увидел дом, который разыскивал. Малькольм свернул с дороги и направил машину по бездорожью, прямо по кочкам и ямам, в сторону небольшой поляны.

Лес стоял тихо-тихо, а небо только начинало розоветь перед закатом солнца. Малькольм быстро пробирался между деревьев. Он знал, что ему нужно как можно ближе подойти к дому прежде, чем наступит темнота, иначе он никогда не сможет найти его.

Ему потребовалось полчаса упорных усилий. Когда закат постепенно угас и наступили сумерки, он добрался до вершины небольшого холма. Дом находился как раз у его подножия, в каких-нибудь трехстах метрах. Малькольм опустился на землю, пытаясь перевести дух, глубоко вдыхая свежий и чистый воздух. Он хотел как можно лучше запомнить окрестности, которые он пока еще различал в угасающем свете дня. В окнах дома он заметил какие-то двигающиеся фигуры.

Большой двор был окружен каменной оградой. Позади дома стоял маленький сарай.

Он подождет, пока станет совсем темно…

* * *

Роберт Этвуд сидел, откинувшись назад, в своем любимом кресле. В то время, как его тело отдыхало, мозг продолжал активно работать. Он не хотел встречаться сегодня с Мароником и его людьми, особенно здесь. Он знал, что они находятся в трудном положении и под сильным давлением внешних факторов.

Он также знал, что они будут пытаться вынудить его согласиться на какое-нибудь альтернативное решение. В настоящий момент Этвуд не имел такового. Ряд последних событий значительно изменил общую картину. В настоящее время так много зависело от девушки. Если она придет в сознание и сможет опознать его… Да, будет жаль, если это случится. Сейчас было бы слишком рискованно направлять Мароника в госпиталь к девушке. Уж очень надежные меры безопасности они приняли для ее охраны. Этвуд усмехнулся. С другой стороны, тот факт, что девушка выжила, может привести к интересному и благоприятному развитию событий, особенно в плане его отношений с Мароником.

Этвуд широко улыбнулся. Никогда не терпящий неудач Мароник промахнулся!

Правда, ненамного, но промахнулся. Не исключено, что девушку, как живого свидетеля, можно будет использовать против Мароника. Этвуд пока еще не знал, каким образом, но решил, что, пожалуй, будет лучше, если Мароник будет по-прежнему считать, что девушка убита. Ее можно будет использовать в игре позже. А пока Мароник должен направить все свои усилия на поиски Малькольма.

Он понимал, что Мароник специально настоял на том, чтобы их встреча состоялась у него дома, стремясь этим еще больше втянуть его, Этвуда, в свои дела. Мароник наверняка постарается сделать так, чтобы его посещение не прошло незамеченным для кого-нибудь из соседей, которые позже могут дать показания полиции, если обстановка ухудшится и изменится не в его пользу.

Действуя таким образом, Мароник попытается гарантировать на будущее лояльность Этвуда. Этвуд усмехнулся. Он сумеет отыскать способ, как свести на нет эти действия Мароника. Может быть, девушка сыграет не последнюю роль в этом деле. Если…

— Ну, я пошла, дорогой.

Этвуд повернулся к говорящей — полноватой, седоволосой женщине, одетой в дорогой и хорошо сшитый костюм. Он встал с кресла и проводил жену до дверей.

Как всегда, оказавшись рядом с женой, он по привычке бросил взгляд на ниточки шрамов на ее шее и у самых корней волос, где хирург путем пластической операции подтянул кожу лица и омолодил его на несколько лет.

Этвуд улыбнулся, подумав, насколько эта операция и бесконечные часы, проведенные женой в модном, шикарном салоне красоты, сделали ее более привлекательной для ее любовника, о существовании которого он знал.

Элейн Этвуд было пятьдесят, то есть она была на пять лет моложе мужа и на двадцать четыре года старше своего любовника.

— Я, может быть, останусь у Джейн после концерта, дорогой. Ты хочешь, чтобы я позвонила тебе?

— Нет, дорогая. Если ты не вернешься до полуночи, я просто буду знать, что ты заночевала у нее. Не беспокойся обо мне. Передай привет Джейн.

Они вышли из дома. Этвуд равнодушно прикоснулся губами к напудренной щеке жены. Направляясь к автомобилю, стоящему на асфальтовой дорожке перед домом (американская спортивная модель, а не «мерседес»), она, видимо, думала о любовнике и той длинной ночи, которая их ожидала. Этвуд же, не успев закрыть входную дверь, продолжил свои размышления о Маронике.

Малькольм видел сцену прощания на крыльце дома, но с такого расстояния не мог разглядеть лиц. Отъезд жены Этвуда придал ему дополнительную уверенность. Он подождет еще полчаса, прежде чем начнет действовать.

Прошло пятнадцать минут из отпущенных Малькольмом тридцати, когда он увидел, что по асфальтовой дорожке к дому идут два человека. Их фигуры были едва различимы в сгущающейся темноте. Если бы они не шли, а стояли без движения, Малькольм вряд ли вообще заметил их. Единственное, что он сумел разглядеть, — это высокий рост и неестественную худобу одного из них. Что-то знакомое показалось Малькольму в фигуре высокого человека, но он никак не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах он видел его. Двое, позвонив у двери, скрылись в доме.

С помощью бинокля Малькольм мог бы увидеть их автомобиль. Они оставили его, съехав с асфальта, прямо за воротами и остаток пути до дома прошли пешком. И хотя Мароник стремился к тому, чтобы его посещение дома Этвуда не осталось незамеченным, вместе с тем он не хотел, чтобы тот имел возможность хорошенько рассмотреть их машину.

Малькольм сосчитал до пятидесяти, а затем начал потихоньку двигаться к дому. Триста метров. В темноте он с трудом различал ветви и корни деревьев, которые так и старались зацепить его за ноги и заставить с шумом упасть. Он продвигался медленно, не обращая внимания на царапающиеся ветки и колючки кустарника. Когда до дома осталось полпути, Малькольм ударился о какой-то пень, порвал о него брюки и расшиб колено. Он с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть от боли. Сто метров. Слегка прихрамывая, Малькольм сделал быстрый рывок через низкорослый кустарник и высокую траву и присел на корточки у каменной ограды. Он достал тяжелый пистолет из-за пояса и взял его в руку, пытаясь одновременно перевести дыхание. Ушибленное колено болезненно ныло, но он старался не думать о боли. За каменной оградой начинался двор, в котором с правой стороны стоял полуразрушенный сарай для садовых инструментов. Между ним и домом виднелось несколько кустов вечнозеленых растений.

Малькольм взглянул на небо. Луна еще не появилась. По небу плыли редкие облака, и ярко светились звезды. Он ждал, затаив дыхание и уверяя себя, что не слышал никаких подозрительных звуков в окружавшей его темноте. Он перемахнул через невысокую ограду и стремительно добежал до ближайшего куста. Пятьдесят метров.

Какая-то тень бесшумно отделилась от сарая и быстро исчезла в темноте.

Малькольму следовало бы заметить это движение, но, к сожалению, он этого не сделал.

Еще один короткий бросок, и он уже в каких-нибудь двадцати пяти метрах от дома. Свет окон освещал почти весь зеленый газон, отделяющий Малькольма от следующего куста. Окна в доме были расположены низко. Малькольм не хотел, чтобы кто-нибудь, бросив случайно взгляд в окно, заметил, как он бежит по газону. Он лег на живот и пополз. Десять метров. Сквозь открытые окна он слышал неясные голоса. Он не придал значения каким-то посторонним шорохам, убедив себя, что это всего лишь игра воображения или же просто шум листвы.

Малькольм глубоко вздохнул и начал пробираться к кусту, растущему под открытым окном. Не успел он пару раз ступить, как за спиной услышал звук стремительно приближающихся шагов. И в то же мгновение затылок его раскололся от пронзительной боли.

 

Вторник

(Ночью)

Среда

(Ранним утром)

Сознание вернулось к Малькольму как-то сразу. Веки его дрогнули, и он ощутил смутное чувство реальности. Внезапно он почувствовал, что его должно вырвать. Он рывком потянулся вперед, вверх, и его голова оказалась над предусмотрительно подставленным кем-то ведром. Когда его перестало выворачивать, он с усилием открыл резавшие от боли глаза, пытаясь сообразить, где он находится.

Малькольм поморгал, чтобы очистить запотевшие линзы. Он сидел на полу шикарно обставленной гостиной с небольшим камином в противоположной стене.

Два человека сидели в креслах посреди гостиной между ним и камином. Тот, который убил Уэнди, и его спутник. Малькольм снова поморгал. Справа от себя он различал неясный контур еще одного человека, очень высокого и худого.

Когда он повернулся, чтобы рассмотреть его внимательнее, кто-то сзади рывком развернул его снова лицом к двоим неизвестным. Он попытался пошевелить руками, но они были крепко связаны у него за спиной шелковым галстуком, который не оставляет следов на запястьях.

Более пожилой из сидящих напротив улыбался, очевидно, очень довольный собой.

— Ну что же, Кондор, — сказал он, — добро пожаловать в мое «гнездо».

Второй оставался почти безучастным, но Малькольму показалось, что в его холодных глазах он заметил любопытство, смешанное с наслаждением.

— Мы потратили немало времени, чтобы разыскать вас, дорогой Малькольм, — продолжал пожилой, — но теперь, когда вы здесь, я даже рад тому, что наш друг Мароник не застрелил и вас тоже в тот раз на холме. Я бы хотел задать вам несколько вопросов. На некоторые из них я уже знаю ответы, а на некоторые — нет. Сейчас самое время получить эти ответы. Вы согласны со мной?

У Малькольма пересохло во рту. Худой человек поднес стакан воды к его губам. Закончив пить, Малькольм посмотрел на сидящих и с трудом произнес сдавленным голосом:

— У меня тоже есть кое-какие вопросы. Я согласен обменять их на ваши.

Когда пожилой заговорил, он улыбнулся:

— Мой дорогой, вы, очевидно, не понимаете ситуации. Меня не интересуют ваши вопросы. Мы вовсе не собираемся тратить на них время. С какой стати я должен отвечать на ваши вопросы? Это совершенно ни к чему. Совсем наоборот, говорить придется вам. Катлер, он уже полностью пришел в себя или ты слишком сильно ударил его?

Человек, державший Малькольма, ответил густым голосом:

— Думаю, он уже очухался.

Быстрым рывком своих сильных рук он повалил Малькольма на пол.

Одновременно с этим худой зажал ему ноги, а Мароник сдернул с него брюки и ввел иглу шприца в напряженную мышцу бедра, впрыскивая прозрачную жидкость прямо в вену. Так дело пойдет быстрее, и очень мало шансов, что патологоанатом сумеет заметить крошечный след от укола на внутренней стороне бедра.

Малькольм понял, что его ждет. Он попытался воспротивиться неизбежному.

Усилием воли он заставил свой мозг нарисовать кирпичную стену, почувствовать ее запах и фактуру на ощупь, самому превратиться в кирпичную стену. Он потерял всякое ощущение времени, но все же добился того, что кирпичи стали осязаемыми. Он слышал, как ему задавали вопросы, но он превращал все звуки в кирпичи для своей стены.

Затем постепенно «сыворотка правды» по частицам начала разъедать стену.

Те, кто его допрашивал, методично наносили удары по его стене своими молотками вопросов: «Ваше имя?», «Сколько вам лет?», «Как зовут вашу мать?»

Стена начала давать трещины, раствор, скрепляющий кирпичи, стал выкрашиваться кусок за куском. Затем полетели куски покрупнее: «Где вы работаете?», «Чем вы занимаетесь?», «В чем состоит ваша работа?» Один за другим кирпичи расшатывались: «Что случилось в прошлый четверг?», «Как много вы знаете?», «Что вы успели предпринять?», «Почему вы это сделали?»

Малькольм чувствовал, как постепенно его стена рушилась. И хотя он испытывал сожаление, он не мог заставить свою волю остановить этот процесс разрушения. Наконец, его уставший мозг начал сдавать. Вопросы вдруг прекратились, и он провалился в пустоту. Затем он почувствовал слабый укол в бедро, и ощущение пустоты сменилось полным оцепенением.

Мароник слегка просчитался. Ошибка была понятна, поскольку он имел дело с миллиграммами наркотиков, пытаясь добиться желаемых результатов от неизвестного в физиологическом отношении субъекта. Поэтому он должен был быть более предусмотрительным и не переборщить при дозировке наркотика, чего он и не сделал. Совсем наоборот. Когда Мароник незаметно отлил половину дозы наркотика из шприца, данного ему Этвудом, он думал, что оставшегося препарата уже было достаточно, чтобы привести Малькольма в бессознательное состояние. В результате он дал ему недостаточную дозу. Как и было предписано, препарат содержал пентотал натрия, но его малая доза была способна вызвать лишь оцепенение, а не полную потерю сознания.

Малькольм практически спал. Веки его были низко опущены, но не закрыты полностью. Звуки доходили до него, как будто через стереофонический динамик с эффектом эха, и он воспринимал их, но не мог фиксировать.

— Что, будем теперь кончать с ним? — густой голос.

— Да, но только не здесь.

— Кто?

— Я дам сделать это Чарлзу, он любит кровь. Дай ему свой нож.

— Вот, передайте ему, а я пойду проверю все еще раз.

Удаляющиеся шаги. Дверь открылась и закрылась. Руки обыскивают его тело.

Что-то задело его лицо.

— Черт побери!

На пол рядом с плечом Малькольма падает клочок розовой бумаги. Слезы застилают его линзы, но он все же читает:

«Рейс № 27, авиакомпания „Транс уорлд эйрлайнз“, отправление в 6 часов утра».

Дверь снова открывается, закрывается. Приближающиеся шаги.

— Где Этвуд и Чарлз?

— Осматривают местность на случай, не обронил ли он что-нибудь.

— А между прочим, вот бронь на билет, что я сделал для вас, Джеймс Купер.

Шуршание бумаги.

— Отлично, пошли.

Малькольм почувствовал, как его поднимают с пола, несут через комнаты, выносят наружу, на освежающий ночной воздух. Сладкий запах — цветет сирень.

Затем машина, заднее сиденье. Его сознание начинает воспринимать все больше деталей, с меньшими интервалами провалов. Его все еще бесчувственное тело лежало на полу между сиденьями, и пара тяжелых ботинок давила ему на спину.

Машина долго ехала по неровной дороге.

Остановка. Мотор замолкает, двери машины открываются.

— Чарлз, можешь ты оттащить его в лес, чуть повыше, вон туда, примерно метров на пятьдесят? А я пойду принесу лопату. Дождись, пока я не вернусь. Я хочу, чтобы мы сделали это особым образом.

Басовитый смех:

— Нет проблем!

Его поднимают вверх, взваливают на высокое костлявое плечо и несут, спотыкаясь, по неровной тропинке.

Пронзительная боль от резких толчков возвращает телу чувствительность. К тому моменту, когда высокий опустил Малькольма на землю, сознание уже вернулось к нему. Его тело было еще вялым, но мозг уже работал, а глаза стали осмысленными. В тусклом свете ночи ему было видно, что высокий улыбается. Глаза отыскали источник каких-то повторяющихся необычных звуков «клац-клац», раздававшихся во влажном воздухе, — это высокий открывал и закрывал автоматический пружинный нож в нетерпеливом предвкушении.

Послышалось потрескивание веток и шуршание сухой листвы под ногами осторожно ступающего человека. Человек впечатляющей внешности появился на краю поляны. В левой руке он держал фонарь. Луч его упал на Малькольма, когда тот попытался подняться. Правая рука человека свободно висела вдоль бедра. Его резкий голос заставил Малькольма замереть.

— Как наш Кондор, в порядке?

Высокий заговорил с явным нетерпением:

— Он в порядке, Мароник. А разве это сейчас имеет какое-нибудь значение? Правда, он что-то уж больно быстро пришел в себя после укола. — Худой человек замолчал и облизнул пересохшие губы. — Ты уже готов?

Луч фонарика переместился и уперся в кровожадное лицо высокого. Голос Мароника мягко прозвучал в ночном воздухе:

— Да, я готов.

С этими словами он поднял правую руку, в которой держал револьвер с глушителем, и выстрелил прямо в солнечное сплетение высокого.

Пуля пробила грудь и застряла в позвоночнике Чарлза. Ее удар сначала отбросил его назад, заставив покачнуться на пятках, потом он тяжело рухнул на колени и упал на землю лицом вниз. Мароник подошел к длинному безжизненному телу и для большей верности всадил еще одну пулю в голову.

Сознание Малькольма помутилось. Он просто не мог поверить своим глазам.

Человек, которого звали Мароник, медленно подошел к нему. Он нагнулся и проверил путы, стягивавшие ноги и руки Малькольма. Удовлетворенный, он сел на как будто специально положенное рядом бревно, погасил фонарь и сказал:

— Поговорим? Так вот. Ты случайно попал в этот переплет и слепо попер напролом. Я должен сказать, что за последние пять дней у меня появилось что-то вроде профессионального восхищения по отношению к тебе. Однако это никоим образом не повлияло на мое решение дать тебе шанс выйти из этой ситуации живым, и более того — даже героем. В 1968 году ЦРУ в качестве одной из форм своей помощи осажденному антикоммунистическому правительству Лаоса оказывало содействие некоторым горным племенам народности мео, основным занятием которых была торговля наркотиками. Несмотря на военные действия, охватившие этот район, там шла острая борьба между конкурирующими торговыми группами. Наши люди помогали одной из них, предоставляя в ее распоряжение транспортные самолеты для перевозок непереработанного опиума-сырца по определенному коммерческому маршруту. Все это, с точки зрения ЦРУ, носило законный характер, хотя я представляю, что многие с неодобрением относятся к подобному участию правительства США в распространении наркотиков. Как известно, подобный бизнес является исключительно прибыльным делом. Члены нашей группы, со многими из которых ты уже встречался, решили, что не следует упускать столь благоприятную возможность для повышения жизненного уровня отдельных индивидуумов. Мы изымали значительное количество брикетов непереработанного высококачественного морфия с официального рынка и реализовывали его по другим каналам. Мы были хорошо вознаграждены за наш труд. С самого начала я был не согласен с тем, как Этвуд ведет наше дело. Вместо того, чтобы сдавать сырец в Таиланде для его переработки на месте и получать прибыль в разумных пределах, он настаивал на вывозе этих брикетов непосредственно в Штаты и продаже их группе заинтересованных американцев, которые хотели иметь дело с как можно меньшим числом посредников. Для этого мы были вынуждены все чаще прибегать к использованию секретных каналов ЦРУ, чем это следовало бы делать. Мы использовали вашу секцию по двум причинам. Во-первых, путем шантажа мы принудили казначея — не вашего старого бухгалтера, а другого — работать на нас и пойти на определенные финансовые махинации с книгами, заложив тем самым фундамент всей нашей операции. Затем мы стали отправлять морфий в Соединенные Штаты в ящиках для секретной литературы. Брикеты отлично укладывались в них, и, так как они отправлялись как секретные материалы, мы могли не беспокоиться о таможенном досмотре. Наш агент в Сиэтле перехватывал этот груз и переправлял его покупателям-оптовикам. Но эти детали не имеют никакого отношения к тому, что ты оказался сегодня здесь. Твой друг Хейдеггер начал все это. Надо же быть таким любопытным! Чтобы исключить возможность того, что кто-нибудь может обнаружить что-то подозрительное, мы вынуждены были убрать Хейдеггера. Чтобы прикрыть его смерть и перестраховаться на тот случай, если он рассказал еще кому-то, нам пришлось ликвидировать всех сотрудников секции. Но по случайному стечению обстоятельств ты сорвал всю нашу операцию.

Малькольм прокашлялся:

— А почему вы оставляете меня в живых?

Мароник улыбнулся:

— Потому что я знаю Этвуда. Он не будет чувствовать себя в безопасности, пока я и мои коллеги живы. Мы единственные свидетели, которые могут доказать его причастность ко всему этому делу. Кроме тебя, конечно. В любом случае, мы должны будем погибнуть. Сейчас Этвуд, вероятно, ищет способ, как бы отделаться от нас. Предполагается, что завтра мы должны забрать твои письма из банка. Я совершенно уверен, что нас или застрелят при попытке «ограбления» банка, или угробят в автомобильной катастрофе, или мы просто «исчезнем». Этвуд лишь играет под простачка, но он совсем не таков.

Малькольм посмотрел на темную фигуру, распростертую на земле.

— Я все же не понимаю, зачем вы убили Чарлза?

— Я тоже люблю заметать следы. Он стал опасным мертвым грузом. Мне все равно, кто будет читать твои письма. Руководство наверху уже и так знает о моей причастности. Я потихоньку скроюсь где-нибудь на Ближнем Востоке, где человек с моими способностями может всегда найти подходящую работу. Но я не хочу однажды, повернув за угол, увидеть ожидающих меня американских агентов, поэтому я делаю нашей стране маленький подарок в надежде, что она отнесется ко мне, как к заблудшей овце, за которой не стоит охотиться. Мой прощальный подарок — Роберт Этвуд. Я сохраню тебе жизнь примерно по той же причине. Кроме того, у тебя есть шанс лично доставить господина Этвуда куда следует. Он причинил тебе много горя. В конце концов, ведь именно он несет ответственность за смерть всех этих людей. Я просто технический исполнитель — такой же, как и ты. Мне очень жаль, что так получилось с девушкой, но у меня не было другого выхода. Война есть война.

Малькольм долго молчал. Наконец он спросил:

— А каковы ваши ближайшие планы?

Мароник встал. Он бросил нож к ногам Малькольма. Затем он сделал ему еще один укол. Его голос, лишенный всяких эмоций, прозвучал совершенно бесстрастно:

— Это исключительно сильное стимулирующее средство. Оно поставит на ноги даже мертвого, хотя бы на полдня. Оно должно дать тебе достаточно сил, чтобы справиться с Этвудом. Он стар, но все еще очень опасен. Когда освободишься от веревок, возвращайся на поляну, где мы оставили машину. Если ты случайно не заметил, то знай, что это та же самая поляна, которой воспользовался и ты. На заднем сиденье я оставил кое-что, что может тебе пригодиться. Поставь машину около ворот и пробирайся к задней части дома. Заберись на дерево и влезь через окно на втором этаже внутрь дома. Окно будет не заперто. Поступай с Этвудом, как знаешь. А если он убьет тебя, то ведь есть твои письма и несколько трупов, за которые он будет вынужден отвечать.

Мароник посмотрел вниз на лежащее у его ног неподвижное тело.

— Прощай, Кондор. И последний мой тебе совет: лучше занимайся исследовательской работой. Ты исчерпал весь свой запас удачи. А если уж говорить об оперативной работе, то с ней у тебя явно нелады.

И Мароник растворился в темноте среди деревьев.

Через несколько минут в ночной тишине Малькольм услышал, как где-то завели мотор и отъехала машина. Он пополз к ножу, валявшемуся в нескольких шагах от него.

На это у него ушло полчаса. Дважды он поранил себе запястья, но каждый раз отделывался лишь мелким порезом, и кровотечение прекращалось, как только он переставал двигать руками…

…Он нашел, наконец, машину. К лобовому стеклу была прикреплена записка. У дверцы в неуклюжей позе лежало тело человека, которого звали Катлер, убитого выстрелом в спину. Записка была написана, когда высокий тащил Малькольма по лесу. Она была предельно краткой:

«Твой пистолет забит грязью. Винтовка имеет 10 зарядов. Надеюсь, ты знаешь, как обращаться с ней?»

Винтовка, лежавшая на заднем сиденье, была обычной «мелкашкой» 0,22 калибра. Катлер пользовался ею для тренировочной стрельбы по мишеням.

Мароник оставил ее для Малькольма, так как считал, что любой, даже непрофессионал, мог легко справиться с таким простым оружием. Кроме того, он оставил еще автоматический пистолет с глушителем — на всякий случай.

Малькольм сорвал записку и уехал.

К тому времени, когда Малькольм остановил машину у ворот дома Этвуда, он почувствовал, что лекарство начало действовать. Сильные пульсирующие удары в голове и в затылке прекратились, а тупая боль во всем теле затихла. Сейчас вместо этого он ощутил прилив свежих сил и уверенности. В то же время он знал, что ему не следует переоценивать свои возможности, полагаясь на действие лекарства.

Он без особого труда взобрался на дуб, а окно действительно оказалось незапертым. Малькольм снял винтовку с плеча и, щелкнув затвором, дослал патрон в патронник.

Медленно и очень осторожно он добрался на цыпочках по покрытому ковром коридору до лестничной площадки. Малькольм услышал громкие звуки увертюры «1812 год» Чайковского, доносившиеся из комнаты, в которой его допрашивали.

Он слышал также, как знакомый голос время от времени подпевал в такт торжественной мелодии. Малькольм медленно спустился вниз по ступенькам.

Этвуд стоял спиной к двери, когда Малькольм вошел в комнату. Он выбирал пластинку с полки в стене. Его рука задержалась на Пятой симфонии Бетховена.

Малькольм очень спокойно поднял винтовку, снял ее с предохранителя, прицелился и выстрелил. Пуля попала в цель. Она раздробила правое колено Этвуда.

Глаза Этвуда наполнились ужасом и болью, когда он перевернулся и увидел, как Малькольм снова готовится выстрелить. Он вскрикнул, когда вторая пуля раздробила его другое колено. Его рот мучительно скривился в безмолвном вопросе: «Почему?»

— Ваш вопрос неуместен. Скажем так, я бы хотел, чтобы вы никуда не уходили некоторое время.

Малькольм начал действовать с неистовой энергией. Сначала он перевязал полотенцами простреленные колени стонущего Этвуда, чтобы остановить кровотечение; затем он привязал его руки к журнальному столику, стоящему у дивана, после чего он бросился наверх, бесцельно обыскивая комнаты, чтобы дать выход кипевшей в нем энергии. Огромным усилием воли ему удалось, наконец, заставить себя немного успокоиться. «Мароник все же хорошо подобрал лекарство», — вдруг подумал он. Этвуд, который задумал всю операцию, руководил ее проведением и являлся ее «мозговым трестом», сейчас не представлял уже никакой, опасности и валялся внизу, корчась от боли.

Второстепенные же члены группы были убиты. Единственный, кто остался в живых, — Мароник. Мароник — наемный убийца. Малькольм припомнил голоса профессионалов на другом конце линии связи «Тревога», таких же профессионалов, как и сам Мароник. «Нет, — подумал он, — до сих пор охота велась только на меня. Вопрос стоит так — они против меня. Мароник же, убив Уэнди, придал всему этому делу еще более личный характер. Для профессионалов это была просто работа. Они не переживают о последствиях». Неясные пока детали начали складываться в конкретный план действий в соответствии с его намерениями. Он бросился наверх, в спальню Этвуда, где сменил порванную одежду на приглянувшийся ему форменный костюм, висевший в шкафу. Затем он отправился на кухню и торопливо проглотил кусок холодного цыпленка и пирога, после чего снова вернулся в комнату, где лежал раненый Этвуд. Быстро оглядевшись вокруг, он бегом рванулся к машине и отправился в путь…

…Некоторое время после отъезда Малькольма Этвуд лежал очень тихо и не двигался. Потом медленно, с большим трудом он попытался переползти вместе со столом через комнату. Однако он был слишком слаб. Все, что ему удалось сделать, — это сбросить со стола стоявшую на нем фотографию. Она упала на пол изображением вверх. Стекло, однако, не разбилось, и ему нечем было перерезать веревки, связывавшие его руки. Тогда он покорился своей судьбе.

Его тело безвольно обмякло, а сам он отдался в руки неизбежности, ожидавшей его впереди. Он бросил взгляд на фотографию и тяжело вздохнул. Это была его фотография. Он был изображен на ней в форме офицера военно-морских сил США.

 

Среда

(Утром)

Митчелл оказался почти на грани психического расстройства, или, другими словами, состояния, которое психиатры управления называют «уровнем стабилизации кризиса» или «шизофренией 4-й степени». За последние шесть дней его нервы напряглись, как до предела сжатая пружина. В конце концов, он свыкся с этим состоянием. Напряженная обстановка и повышенная активность стали для него привычной нормой. Тем не менее, он мог продолжать работать с исключительной результативностью и принимать правильные решения лишь до тех пор, пока он находился в экстремальных условиях, вызывавших это состояние.

Любое постороннее вмешательство могло разрушить эту внутреннюю собранность и вывести его из равновесия. Одной из причин напряженности Митчелла было то, что он не до конца понимал суть происходящих событий. Вот почему он испытывал некоторую нервозность. Разум и опыт подсказывали ему, что должно прийти второе дыхание и он сможет превозмочь усталость и напряжение последних дней. Вот почему он все еще бодрствовал, хотя было уже 4 часа 20 минут утра. Растрепанный и немытый, не имея возможности вот уже шесть дней принять ванну, он сидел за столом, в сотый раз просматривая полученные оперативные сообщения. Он тихонько напевал про себя. Митчелл не имел понятия, что два новых сотрудника службы безопасности, расположившихся возле кофеварки, следили за ним. Один — его «дублер», а второй — психиатр, протеже доктора Лофтса, который наблюдал за состоянием Митчелла и, кроме того, прослушивал его разговоры с Малькольмом.

«Дзззинь!»

Телефонный звонок заставил всех находившихся в комнате встрепенуться.

Митчелл жестом попросил сотрудников соблюдать тишину и одновременно другой рукой снял трубку. Его четкие движения напоминали уверенное выступление опытного спортсмена или работу хорошо смазанного механизма.

— 493-7282.

— Говорит Кондор. Я почти закончил то, что хотел сделать.

— Понятно. Тогда почему же вы не…

— Я ведь сказал — почти. Теперь слушайте внимательно и запоминайте. Мароник, Уэзерби и их шайка работали под руководством человека по имени Этвуд. Они пытались замести следы своей операции по контрабанде наркотиков, которой занимались с 1967 года. С этой целью они использовали секретные каналы ЦРУ, а Хейдеггер это случайно обнаружил. А дальше события приняли известный вам оборот. У меня осталось незавершенным еще одно дело. Если оно не удастся, вы узнаете об этом. В любом случае знайте, что я отправил кое-какие бумаги в мой банк. Возьмите их оттуда. Сегодня утром они их получат. А сейчас направьте оперативную группу домой к Этвуду, и побыстрее. Его адрес: переулок Элвуд, 42, Чеви-Чэйс.

«Дублер» Митчелла, услышав это, сразу же поднял трубку красного телефона и тихо заговорил в нее. Группа сотрудников, находившихся в это время в другом крыле здания, быстро направилась к ожидающим их машинам. Вторая группа была срочно направлена к военному вертолету «Кобра», который стоял на крыше здания, находясь в постоянной готовности.

— Пошлите с ними врача. Двое людей Мароника находятся в лесу за домом, но они убиты. Пожелайте мне удачи.

Телефон замолчал, прежде чем Митчелл смог отреагировать. Он вопросительно посмотрел на сотрудника, отвечавшего за «перехват», но тот лишь отрицательно покачал головой.

Комната как-то сразу пришла в движение. Заговорили телефоны, и в разных районах Вашингтона многие были разбужены резким звонком специального сигнала. Застучали пишущие машинки, забегали курьеры и посыльные. Тот же, кто не был занят чем-то конкретным, просто слонялся по комнате. Однако суета и возбуждение, царившие вокруг, совершенно не коснулись Митчелла. Он сидел за своим столом, спокойно действуя в соответствии с установленной процедурой. Его лоб и ладони были сухими, и где-то в глубине его глаз сверкал огонек любопытства…

* * *

…Малькольм отпустил нажатый рычаг телефона-автомата и бросил еще одну монету в десять центов в аппарат. Гудок прозвучал только дважды, как ему ответили.

Девушка, которую, видимо, взяли на эту работу из-за ее мягкого, приветливого голоса, проговорила в трубку:

— Доброе утро. Авиакомпания «Транс уорлд эйрлайнз». Чем могу быть вам полезна?

— Меня зовут Генри Купер. Мой брат наконец-то вылетает сегодня в долгожданный отпуск. Как говорится, хочет полностью отключиться от всех дел и забот. Вы понимаете, что я хочу сказать? Он никому не сообщил, куда конкретно он летит, так как он еще и сам не решил. Все, что нам нужно, так это преподнести ему сюрприз — вручить наш подарок в связи с отъездом. Сейчас он уже выехал в аэропорт, но мы думаем, что он летит вашим рейсом № 27 в шесть часов утра. Не могли бы вы мне сказать, забронировано ли им место на этот рейс?

После небольшой паузы голос ответил:

— Да, господин Купер, ваш брат забронировал место на этот рейс до… Чикаго. Но он еще не взял свой билет.

— Вот и отлично. Я вам правда очень признателен. Можно попросить вас еще об одном одолжении — не говорить ему, что мы звонили? Этот сюрприз зовут Уэнди, и, возможно, она полетит с ним или следующим рейсом.

— Конечно, господин Купер. Могу я забронировать место для леди?

— Нет, спасибо. Я думаю, мы лучше подождем и посмотрим, как будут развиваться события в аэропорту. Самолет улетает в шесть, не так ли?

— Да, ровно в шесть.

— Отлично. Мы будем там. Спасибо вам.

— Спасибо, сэр, что вы обращаетесь к услугам нашей авиакомпании.

Малькольм вышел из телефонной будки, смахнул пыль с рукава кителя.

Военно-морская форма Этвуда сидела на нем вполне прилично, хотя и немного мешковато. Ботинки были велики и слегка хлюпали, а их начищенная до блеска кожа скрипела, когда он шел с автостоянки в центральный зал аэропорта «Нэшнл». Он шел, перебросив плащ через руку и надвинув форменную фуражку низко на лоб.

Малькольм опустил в почтовый ящик конверт без марки, адресованный ЦРУ. В письме было изложено все, что он знал, в том числе и вымышленное имя Мароника, под которым тот собирался лететь в Чикаго, и номер его рейса.

Кондор надеялся, что ему не придется полагаться на американскую почтовую службу, а он сам лично передаст эту информацию руководству управления.

Зал ожидания аэропорта постепенно начал заполняться суетливой толпой пассажиров, которые потом в течение целого дня будут сновать по нему туда и сюда. Уборщик, страдавший одышкой, сметал окурки сигарет с красного ковра… Мать пыталась успокоить капризничавшего от усталости ребенка… Молоденькая студентка сидела и нервничала, размышляя, удастся ли ей вылететь по льготному, 50-процентному тарифу, по студенческому билету своей подруги, с которой она вместе снимала квартиру… Трое молодых морских пехотинцев, направлявшихся домой в Мичиган, с интересом наблюдали за ней, гадая, удастся ли ей проскочить… Состоятельный мужчина, видимо, крупный бизнесмен в отставке, и выпивоха, у которого не было ни копейки за душой, спали в соседних креслах, оба ожидая своих дочерей, прилетающих рейсом из Детройта… Мучаясь от сильного похмелья после принятой солидной дозы джина, управляющий компании «Фуллер браш» сидел, как в столбняке, готовясь к возможным неприятным последствиям предстоящего полета на реактивном самолете… Режиссер индивидуальной радиотрансляции для авиапассажиров решил начать утреннюю музыкальную программу с джаза — в наушниках звучала мелодия из репертуара ансамбля «Битлз» в посредственном исполнении какого-то неизвестного оркестра.

Малькольм подошел к ряду кресел, откуда было видно все, что происходит у стойки авиакомпании «Транс уорлд эйрлайнз». Он сел по соседству с тремя морскими пехотинцами, которые почтительно игнорировали его присутствие, и взял журнал. Он держал журнал так, чтобы скрыть большую часть своего лица.

Глаза его неотрывно следили за стойкой. Затем он сунул правую руку под китель, достал автоматический пистолет, спрятал его под плащ, лежавший у него на коленях, и принялся ждать.

Точно в 5 часов 30 минут Мароник уверенно вошел в зал ожидания аэровокзала через главный вход. Он выработал новую походку — шел с легкой хромотой, которую прохожие, как правило, стараются не замечать и, конечно, на которую они постоянно обращают внимание. Хромота дает пищу их воображению, в то время как сознание не регистрирует другие детали внешности, которые отмечают глаза. Военная форма часто достигает того же эффекта.

Мароник, кроме того, «отрастил» усы с помощью магазина театральных принадлежностей, и, когда он остановился у стойки авиакомпании «Транс уорлд эйрлайнз», Малькольм даже не сразу узнал его. Но мягкий голос Мароника привлек его внимание, и он напрягся, чтобы получше услышать, о чем он говорит.

— Меня зовут Джеймс Купер. У вас должно быть забронировано для меня место.

Девушка за стойкой вскинула слегка голову, чтобы поправить выбившийся каштановый локон.

— Да, все в порядке, господин Купер, рейс 27 до Чикаго. У вас еще есть около 15 минут до начала посадки.

— Отлично. — Мароник заплатил за билет, зарегистрировал и сдал свой единственный чемодан и отошел от стойки.

«Аэровокзал почти пустой, — подумал он, оглядываясь вокруг. — Это хорошо. Несколько военнослужащих — нормально; мать с ребенком — нормально; старые пьяницы — порядок; девчонка-студентка — нормально. Не видно вокруг стоящих бесцельно мужчин, притворяющихся очень занятыми. Никто не спешит звонить по телефону, в том числе и девчонка за стойкой. Все в норме, ничего подозрительного». Он расслабился еще больше и неторопливо пошел по залу, внимательно осматриваясь по сторонам и давая ногам возможность размяться перед долгим полетом. Он не обратил внимания на офицера ВМС, который осторожно следовал за ним на расстоянии двадцати шагов.

Малькольм чуть было не отказался от своего плана, увидев Мароника, выглядевшего таким уверенным и энергичным. Но было уже поздно менять принятое решение. Помощь могла не подоспеть вовремя, и Мароник мог скрыться.

Кроме того, это было как раз то, что Малькольм должен был сделать сам. Он подавил нервозность, вызванную действием лекарства. В другой раз такого шанса у него больше не будет.

Столичный аэропорт «Нэшнл», не будучи шедевром архитектуры, все же чем-то притягивал к себе. Мароник позволил себе несколько отвлечься и полюбоваться четкой симметрией залов и коридоров, через которые проходил. Прекрасные, мягкие тона, спокойные, плавные линии.

Неожиданно он остановился. Малькольм едва успел укрыться за книжной стойкой с комиксами. Продавщица киоска одарила его испепеляющим взглядом, но ничего не сказала.

Мароник посмотрел на свои часы и, казалось, на мгновение задумался, будто взвешивая что-то мысленно. Да, у него как раз хватит времени.

Он вновь двинулся вперед, правда, сменив неторопливую походку праздношатающегося на более быстрый и решительный шаг.

Малькольм последовал его примеру, тщательно стараясь при этом не производить лишнего шума при ходьбе, когда ему приходилось наступать на участки мраморного пола, не покрытые ковром.

Мароник неожиданно свернул направо и исчез за дверью, которая, качнувшись, с размаху захлопнулась.

Малькольм быстро направился за ним. Его рука, сжимавшая рукоятку пистолета под плащом, стала влажной от жары, действия лекарства и нервного напряжения. Он остановился перед коричневой дверью. Мужской туалет.

Осмотрелся вокруг. Никого. Ну что же — сейчас или никогда.

Он вытащил пистолет из-под плаща и бросил тяжелый плащ на ближайшее кресло. Наконец, с сильно бьющимся сердцем он толкнул плечом дверь.

Она легко и бесшумно приоткрылась на несколько сантиметров. Через щелку Малькольм увидел сверкающую белизной кафеля стену и четыре раковины. Здесь никого не было.

Он полностью открыл дверь и вошел внутрь. Дверь закрылась за ним с мягким шипящим звуком, и он тяжело привалился к ней спиной.

Да, тут было гораздо светлее, чем на улице в этот весенний день.

Раздававшаяся из динамика местной трансляции музыка не поглощалась кафельными стенами, а отскакивала от них в виде холодных и жестких звуков.

В глубине туалета было три кабины. Под дверью одной из них, крайней слева, торчали ботинки, начищенные до блеска. Их блеск еще больше подчеркивал белизну туалета.

Звуки флейты, лившиеся из маленького динамика на потолке, как бы задавали веселый музыкальный вопрос, а фортепиано отвечало на него.

Малькольм медленно поднял пистолет. Флейта теперь выводила более меланхоличные пассажи, как бы снова задавая свой вопрос.

Слабый щелчок предохранителя пистолета опередил на мгновение протяжный звук ответного аккорда фортепиано.

Пистолет подпрыгнул в руке Малькольма. В тонкой металлической двери кабины появилась дырка. Ноги внутри кабины сначала дернулись, затем приподнялись. Мароник, слегка раненный в шею, отчаянно пытался вытащить револьвер из заднего кармана брюк. Он обычно носил его в специальной кобуре на поясе или под мышкой, но собирался избавиться от него, прежде чем в аэропорту ему придется проходить процедуру «просвечивания» на электронном экране службы безопасности. К тому же он считал, что, по плану, на данном этапе револьвер ему не понадобится, особенно в таком большом, многолюдном аэропорту. Однако осторожный Мароник все же положил его в задний карман брюк на всякий случай, хотя достать его оттуда было гораздо труднее.

Малькольм выстрелил снова. Вторая пуля пробила со скрежетом металл, застряла в груди Мароника и отбросила его тело к стене.

Малькольм выстрелил еще, еще, еще и еще. Стреляные гильзы вылетали из пистолета и со звоном падали на кафельный пол. Горький пороховой запах наполнил помещение.

Третьей пулей Малькольм продырявил живот Маронику. Он тихо застонал и начал сползать вдоль правой стенки металлической клетки.

Четвертая пуля не попала в осевшее тело Мароника. Ударившись о кафельную стену, она раздробилась на мелкие кусочки свинца, которые забарабанили по металлическим стенкам кабины и даже по потолку. Некоторые из них вонзились Маронику в спину, но ему уже было все равно.

Пятая пуля Малькольма застряла в левом бедре Мароника, подбросив тело умирающего.

Малькольм видел через щель под дверью кабины руки и ноги человека, безжизненно повисшего на сиденье туалета. Несколько красных пятен запачкало рисунок на кафельных плитках пола. Затем медленно, почти как будто умышленно, тело Мароника начало сползать на пол. Малькольм должен быть полностью уверен, что все кончено, прежде чем он увидит лицо Мароника.

Поэтому он нажал на спусковой крючок еще два раза, выпуская последние пули.

Тело Мароника сползло полностью на пол, затем слегка дернулось и затихло.

Малькольм видел часть мертвенно бледного лица. Смерть сгладила резкие впечатляющие черты, присущие внешнему облику Мароника, придав им довольно заурядное, остекленевшее выражение. Малькольм бросил пистолет на пол. Тот подскочил, покатился по скользким плиткам и замер возле тела.

Малькольму потребовалось несколько минут, чтобы отыскать телефонную будку. В конце концов миловидная, восточного типа стюардесса помогла несколько растерянному морскому офицеру. Он даже вынужден был занять у нее монету в десять центов.

— 493-7282. — Голос Митчелла слегка дрожал.

Малькольм не торопился. Очень усталым голосом он произнес:

— Говорит Малькольм. Все кончено. Мароник мертв. Почему бы вам не прислать кого-нибудь за мной? Я нахожусь в аэропорту «Нэшнл». Здесь же и Мароник. Я в форме офицера военно-морских сил. Буду ждать в северо-западном секторе посадочного зала.

Три автомашины с агентами ЦРУ прибыли в аэропорт на две минуты раньше дежурной полицейской машины, которую вызвал уборщик, обнаруживший кое-что еще, кроме грязных унитазов, в мужском туалете.

 

Среда

(После полудня)

— Это было примерно то же самое, что стрелять птиц в клетке.

Трое сидели и не спеша попивали кофе. Пауэлл смотрел на улыбающегося весьма пожилого человека и доктора Лофтса.

— У Мароника не было никакого шанса.

Весьма пожилой человек посмотрел на доктора:

— Вы можете хоть как-то объяснить действия Малькольма?

Крупный мужчина подумал немного над ответом, затем сказал:

— Не поговорив с ним подробно, нет. Однако, учитывая его опыт последних нескольких дней, особенно смерть друзей и уверенность в том, что девушки нет в живых, а также воспитание, подготовку и общую ситуацию, в которой он оказался, не говоря уже о возможном действии лекарств, — я думаю, что его реакция была логичной.

Пауэлл кивнул головой в знак согласия. Повернувшись к шефу, он спросил:

— А как Этвуд?

— О, он будет жить, по крайней мере, пока. Меня всегда удивляла его неуклюжесть. Он слишком хорошо преуспевал, чтобы быть таким идиотом, роль которого он разыгрывал. Его можно будет легко заменить. Да, а как мы ведем дело со смертью Мароника?

Пауэлл усмехнулся:

— Очень осторожно. Хотя полиции это не нравится, но мы нажали и заставили их «поверить» в то, что «убийца с Капитолийского холма» покончил жизнь самоубийством в мужском туалете аэропорта «Нэшнл». Конечно, мы вынуждены были подкупить уборщика, дав ему взятку, чтобы он «забыл», что видел. Однако серьезных проблем нет.

Зазвонил телефон, стоявший на столе у самого локтя весьма пожилого человека. Послушав несколько секунд, он молча положил трубку и нажал кнопку, расположенную рядом с телефоном. Дверь открылась.

Малькольм постепенно приходил в себя после лекарств. В течение трех часов он находился практически на грани истерики, и все это время он говорил и говорил без остановки. Пауэлл, доктор Лофтс и весьма пожилой человек выслушали историю шести последних дней, спрессованную в короткие три часа повествования. Когда Малькольм кончил говорить, они сообщили ему, что Уэнди жива. Он был настолько вымотан, что его просто качало от нервного истощения, когда его отвели к ней. Он смотрел, не отрывая взгляда, на мирно спящее существо в светлой стерильной палате и, казалось, даже не замечал присутствия медсестры, стоявшей подле него. «Все будет хорошо». Она повторила это дважды, но он никак не прореагировал на ее слова. Все, что Малькольм мог видеть, была лишь маленькая головка Уэнди, сплошь обмотанная бинтами, да покрытое простыней ее тело, соединенное проводами и пластиковыми трубками со сложным аппаратом.

— Боже мой! — прошептал он со смешанным чувством облегчения и горя. — Боже мой!

Они разрешили ему постоять несколько минут около нее, соблюдая полную тишину, а затем отправили его отмываться. Сейчас на нем была его одежда, привезенная из дома, но даже в ней он выглядел довольно странно.

— А, Малькольм, мой дорогой мальчик, присаживайтесь. Мы не задержим вас долго. — Весьма пожилой человек был сейчас просто само очарование, однако, несмотря на все усилия, ему так и не удалось произвести на Малькольма желаемого впечатления — он не реагировал на его слова.

— Так вот. Мы не хотим, чтобы вы волновались из-за чего бы то ни было. Мы обо всем позаботились, все под контролем. После того, как вы хорошенько отдохнете, мы хотим, чтобы вы пришли к нам еще раз, и тогда мы побеседуем более подробно. Вы сделаете это? Не так ли, мой мальчик?

Малькольм медленно посмотрел на всех троих. Им его голос показался очень старым, очень усталым. Ему же самому он казался совершенно новым.

— У меня нет другого выбора, не так ли?

Весьма пожилой человек улыбнулся, похлопал Малькольма по спине и, бормоча какие-то банальности, проводил его до двери. Когда он вернулся на свое место, Пауэлл взглянул на него и сказал:

— Ну, что же, сэр, вот и настал конец нашего Кондора.

В глазах весьма пожилого человека засверкали искорки:

— Не будьте так уверены, Кевин, мой мальчик, не будьте так уверены.