Как и следовало ожидать, в гостинице ей не очень обрадовались. Впрочем, тяжелый день в Вюрцбурге имел одно несомненно благотворное следствие: она перестала принимать мелочи близко к сердцу. Раздеваясь, Марта подумала, какой прекрасной закалкой будет день за днем жить под одной крышей с ненавистью Цукхейзеров. Плевать, осталось всего десять дней. Решено, остаток отпуска она использует на изучение архивохранилища.
Но внезапная мысль отогнала подступающую дремоту: это Я неотступное впечатление, что тебя преследуют, особенно весь этот кошмар в синагоге… Но если бы кто-то хотел ее известив или хотя бы причинить вред, у него была масса таких возможностей! А ведь ни одна из них не использована! Так стоит ли обращать внимание? Неужто она позволит себе испугаться звука, паутины, тени над головой? «Сама все напридумывала, — сказала она себе, не вполне, впрочем, убежденно. — Сама себе, дурочка, все навоображала!»
И уснула.
Вечер следующего дня застал Марту заново разочарованной и нестерпимо усталой от кропотливой работы. Восемь часов проскучала она, методически перелистывая фолианты, к которым, сколько можно было судить, в течение века не прикасалась ни одна живая душа. Начав с самой ранней даты, она пересмотрела содержимое каждой полки, не оставив без внимания ни одной книги, ни одного документа. Предпочитая дневной свет, она таскалась с охапками книг то вверх, то вниз; самые старые из них, тяжелые и нескладные, были оправлены в железо. До ломоты в пальцах она переворачивала страницы, сотни и сотни страниц, сначала морщинистого пергамента, потом древней нелощеной бумаги, грубой, желтой и ломкой. Документы, увековечившие деяния и подношения, свадебные контракты и договоры, были в прекрасном состоянии, и счетные книги тоже представляли собой определенный интерес — то есть, разумеется, для специалистов.
Строка за строкой книги отражали точную картину вельможного быта в пору его расцвета. Счета за содержание двора, счета за содержание конюшен, счета за вино и мясо, за свечи сальные и свечи восковые, счета торговцу дровами и поставщику древесного угля. Жалованье и прочие выплаты: конюшим, придворным дамам, хирургу, аптекарю. Счета за стирку: герцоги Восточной Франконии имели прачку для тонкого белья, прачку для верхней одежды и сверх того главную прачку. Костюмы для пажей, пара сапог для форейтора, факелы для лакеев его высочества. Мастеровые — под таким заголовком значились плотники, маляры, трубочисты, каретник. Разное: корм для собак, зерно для голубей, подрезка деревьев. Можно было, при желании, узнать, что они ели на обед в любой день любого года — все было увековечено в книгах. Когда на трон взошел отец Виктора, жизнь при дворе стала уда более роскошной: в книгах появились огромные счета за приемы и ужины, костюмированные балы и балеты. В графе «Выплаты» обнаружились строчки вроде: танцорам, музыкантам, герру Мартелли за декорации к пьесе «Двор любви». Когда принц Виктор получил свою принцессу, расходы опять подпрыгнули. Одни лишь карманные расходы Шарлотты составляли каждые три месяца эквивалент тысячи двухсот долларов. А молодой жене не сиделось на месте, она уезжала из герцогства, тогда только могла. И так оно шло по нарастающей. В столбцах появились записи: за путешествие ее высочества в Висбаден, за путешествие ее высочества в Эмс, за путешествие ее высочества в Берлин. Эти поездки, заметила Марта мимоходом, стоили около трех тысяч долларов каждая и оплачивались не из карманных денег принцессы, а из средств, предназначавшихся на содержание двора. И Виктор попустительствовал всем этим разъездам: не показав себя в итоге снисходительным мужем, он поначалу был им, и в архиве имелись тому несомненные доказательства.
Иногда под заголовком «Непредусмотренные расходы» значились факты несколько более занимательные, исполненные даже некоего мимолетного пафоса:
На похороны Джона, лакея-ирландца…………17 талеров
Бедный ирландец Джон, который умер так давно, так далеко от своей Ирландии и был так дешево похоронен! Конечно, все это не лишено любопытства, но Марту в первую очередь интересовали исторические документы, обладающие бесспорной научной ценностью, или же редкие автографы — а этого как раз в архиве и не было… Роясь в книгах, Марта не трогала тома, помеченные 1720 годом. Она делала это сознательно: не стоит, открывать книги, которые относятся к году смерти принцессы. Что-нибудь в них может дать надежду, новую нить к рубину, а потом, разумеется, все опять кончится разочарованием. Ни к чему больше тратить время на вздор. Вздор и бессмыслицу. Так она уговаривала себя, и напрасно: рубин сидел в сознании, как заноза.
И разумом, и усилием воли она покончила с поисками, но раззадоренное любопытство не соглашалось с этим решением, любопытство терзало, как мучает все незавершенное, не доведенное до конца. Все ли она сделала? Всюду ли заглянула? Не оставила ли чего-то необъясненным? Укоряя себя, она вспоминала, например, как тороплива была у гробницы принцессы, ее чутье подсказывало ей, что что-то неладно, а она к нему не прислушалась. Надо бы подумать об этом, разобраться, но… как она устала… было это связано с самой гробницей или с чем-то еще в склепе? Бесполезно. Не стоит ломать голову, пока она еще раз не побывает в церкви. Но ведь она твердо решила этого больше не делать. Нет, решение придется пересмотреть. Иначе не будет ей покоя.
Счета за 1720 год немедля открыли нечто существенное: Я этот год принцесса совсем не путешествовала. Ну, еще бы: Шарлотта влюбилась, и предмет ее страсти состоял при дворе, к чему же куда-то уезжать. Монотонное перечисление расходов неожиданно подсказало, как выстраивались события.
Октябрь, услышала она голос мнимого продавца газет. Это случилось в октябре…
Быстро листая страницы, Марта вплотную приблизилась ж печальной дате. Десятого Шарлотта была уже мертва, хотя прямо об этом нигде не говорилось.
За полный траур его светлейшего высочества……………………….. 600 талеров
За траур его высочества Луи-Виктора……………………………… 178 талеров
За траур ее высочества Анны-Марии……………………………….. 178 талеров
Два последних имени принадлежали, видимо, детям.
За траурную обивку кареты ее светлейшего высочества……………180 талеров
За наем катафалка из Вюрцбурга………………………………….. 70 талеров
За траур четырех лакеев ее светлейшего высочества…………..216 талеров
За траур пажа ее светлейшего высочества………………………….. 57 талеров
За траур кучера, грума и форейтора ее светлейшего высочества…………. 118 талеров
Герру Клепсиусу, поставщику похоронных принадлежностей:
За черные плюмажи……………………………………………… 141 талер
За черные бархатные покрывала для 16 лошадей…………………… 63 талера
За погребальные принадлежности, установленные в часовне, пока не будет воздвигнут памятник ее светлейшему высочеству…………………………. 36 талеров
Последний пункт касался разрисованных гербами щитов из папье-маше и парусины, первое время заменявших мраморные.
Портному
За траурный бархат…………………………………………….. 164 талеров
За шитье………………………………………………………40 талеров
Тягостный каталог похоронных принадлежностей, скрывающий истинное положение вещей, дань приличиям: многие, должно быть, знали либо догадывались, что произошло на самом деле…
Но под заголовком «Мастеровые» значилось нечто необычное.
Плотнику:
Три еловых гроба, простых, 1 м 36 см х 56 см……………….. 18 талеров
Длинные железные гвозди для крышек………………………..2 талера
Очень, очень странно, подумала Марта. Три одинаковых гроба, причем еловый гроб по тем временам был наибеднейшим и наидешевейшим. Странно к тому же, что все эти годы никто не умирал, кроме ирландца Джона, а тут вдруг три смерти сразу. Маленькая эпидемия? Это самое вероятное из объяснений. Три умерших слуги? Но тогда должны быть счета в книгах — доктору или аптекарю, пользовавших больных, кто бы эти больные ни были. Но в книгах нет ничего подобного. Она стала листать дальше. Вот счета за ноябрь. Все, как обычно. «Выплаты» с обычным перечнем имен, всегда одни и те же имена в строго установленном порядке. Но в ноябрьском списке кого-то недоставало, хоть так с ходу и не скажешь, кого… Надо сверить с предыдущим месяцем. Но в глазах песок. Надо сверить, но у нее больше нет сил… С этими гробами что-то не так…
Неожиданно отключившись, Марта уснула среди разбросанных вокруг счетных книг.