На следующий день, полная мыслями о Шарлотте, Марта решила еще раз посетить церковь. Но не с пустыми руками, а с набором инструментов.

Заехав по дороге в Эгерт и зайдя в бойкий магазинчик скобяных изделий, она купила мощный стоячий фонарь, пару больших гвоздей, деревянный молоток-киянку, два лома и набор клиньев. В два приема Марта отнесла все купленное в машину и поехала по скользкой брусчатке. Дорога порой ныряла в облака неподвижного, ватно-белого тумана. Приходилось включать фары и удваивать внимание. При этом было невыносимо жарко и душно: вчерашний ветер не освежил воздуха.

Занятая перетаскиванием громоздких инструментов из машины в церковь, Марта не позволяла себе обращать внимание на мрачный вид кладбищенской аллеи с двойным рядом ив, растворяющихся в тумане, и на то, как шелест мелкого дождя подчеркивает покинутость этого места и ее, Марты, неземное одиночество. Но когда она открыла высокую дверь церкви, а потом и дверь вестибюля, до нее донесся быстрый, отчетливый перестук шагов. Там кто-то был.

Затаив дыхание, готовая к бегству, Марта взяла себя в руки и заглянула в пахнущую пылью пустоту. Звук повторился, потом еще и еще, и вдруг она поняла, что вызван он вовсе не присутствием человека, а каплей с потолка, падающей на мраморный пол. Тяжкая, мерная капель многократно усиливалась эхом в этих высоких стенах. Марта постояла, прислушиваясь все-таки очень похоже на приближающиеся шаги и, в конце концов, действует на нервы, как неустанная, неспешная ходьба кого-то, кто так и не появляется.

Пожав плечами, Марта перенесла инструменты вниз по ступенькам в склеп. Было темно: к единственному, высокому и маленькому окошку, казалось, прижали мокрое серое одеяло. Марта зажгла фонарь, направив его свет на гробницу, и та вы ступила из мрака, как освещенная сцена, игриво оттеняя черный мрамор красным, синим и золотым. Большой потек на надписи был темным и блестел от влаги, но эпитафия выделял ас четко, кроме последней надписи, скрытой слоем мусора.

Взяв фонарик, она втиснулась за надгробие и принялась выгребать оттуда разнообразный мусор. Да, там есть заключительная строка знакомого стиха, буква за буквой, она чувствует на ощупь. Еще несколько секунд, и можно приступать к чтению.

Марта встала на колени и направила пучок света на буквы. Время шло, а она все не шевелилась, ошеломленная, оглушенная, обездвиженная. Фонарь, между тем, продолжал изливать свет на последнюю, короткую строчку.

Наконец Марта встала с трудом, понемногу выпрямилась и, выбралась из тесной мраморной щели. Глаза мутные, рот полу-4 открыт, она выглядела безумной, и извинением ей служило лишь то, что безумие поразило ее, как удар грома. Невозможно было поверить в то, что она увидела, даже когда строчка была у нее прямо перед глазами.

Ибо после строки «Кто найдет добродетельную жену?» должно было следовать каноническое «Цена бея выше рубинов». Вот; она, тайна рубина. Она здесь, в эпитафии Шарлотте, на виду у всех, открытая миру для обозрения. Но, видно, за все прошедшие века энергичных и любознательных не нашлось. Принц, вероятно, на это и рассчитывал, когда осмелился закончить надгробное посвящение жене словами:

Кто найдет добродетельную жену?

Ибо над ней бесценный рубин.

Прижав кончик гвоздя к нижнему краю черной мраморной плиты, Марта прошлась молотком вдоль известкового шва, запечатавшего когда-то гробницу. Известь скалывалась легко, рассохшаяся от старости, падала к ногам белым фонтанчиком крошек. Она отобьет шов только с трех сторон, четвертый треснет сам, когда плита приподнимется. Можно сомневаться в том, кого она увидит, заглянув в чрево гробницы, но в том, что увидит, сомнений у нее нет…

Когда шов был очищен, открылась тонкая, с волос, ровная щель и выяснилось первое препятствие. По всей длине не было нигде в этой щели ни единого скола, ни единой впадинки, на которую мог бы опереться лом. Марта обошла надгробие, безуспешно вглядываясь под крышку. Наконец, решившись, с дрожью в руках — ибо она была хранителем старины, а не врагом, Марта взяла гвоздь, приложила его ко шву посередине фронтальной стороны гробницы и умело стукнула молотком. В каменных стенах удар отозвался металлическим стоном, и пришлось остановиться, чтобы еще раз собраться с силами для этого вандализма.

Но вот несколько черных с золотом осколков упали на пол, и образовалась выемка под крышкой, в дюйм длиной, в четверть дюйма высотой. Ниже по полированному мрамору пробежало несколько трещин. Если не приглядываться, Марта не нанесла надгробию большого вреда, а цели своей добилась. Наступал решающий миг ее поисков, которые в обход, кругами, все-таки привели к рубину. Через несколько минут она все узнает — если, конечно, кто-нибудь не опередил ее на век-другой. Но, судя по всему, это было маловероятно. Марта схватила лом, вставила его в выемку и повисла на нем всем своим весом. Абсолютно ничего не случилось.

Сначала Марта удивилась. Нет ли еще какого-нибудь скрепляющего шва изнутри? Сомнительно. Снова налегла на лом. Не сразу, но, никуда не денешься, пришлось признать, что она переоценила свои силы и, следовательно, недооценила весьма существенный вес надгробия. Может быть, сам по себе этот вес не так уж велик — мраморная скульптура была бы куда тяжелее, — но его вполне достаточно, чтобы оставить ее с носом. Принцессу замуровали прочно, на века. И та, что полулежала теперь наверху, свысока взирала на Марту красную, взмыленную, взлохмаченную, с натруженными руками. Холодная усмешка бронзовой девы задела Марту, она разозлилась на нее, Как на живую, и, подпрыгнув, снова повисла на ломе, поджав ноги, скрючившись, смешно покачиваясь. И крышка дрогнула. Разверзлась, с натугой, на полдюйма, а потом медленно, как пасть чудовища, неумолимо закрылась. Да, все было бесполезно. К тому же выступ, на который опирался лом, начал угрожающе крошиться. Когда Марта, соскользнув со своего рычага, коснулась ногами пола, до нее, наконец, в полной мере дошла абсурдность всей этой затеи. С легкомысленным, дилетантским оптимизмом она в одиночку хотела предпринять то, что требовало мужской силы! Скорее даже, двух или трех мужчин. Самонадеянная муха, пытавшаяся приподнять пирамиду! Ну вот, теперь уж точно конец. Господи, так безоговорочно лишиться надежды на успех именно тогда, когда она впервые ступила на верный путь, — хоть головой в стену… Марта стояла в оцепенении, ничего не видя, не слыша. Над ней висела неземная тишина, в которую из далекого далека осторожно проникали редкие, неясные звуки. Кап, кап безжизненное падение дождя снаружи. Чуть громче становился стук капель, похожий здесь, в церкви, на отголоски шагов…

Она не уловила момента, когда подсознательно стала вслушиваться в эту капель. С одной стороны, подумала она чуть позже, странно, что она вообще ее слышит, с такого-то расстояния с другой, казалось, что темп ее нарастает, звук усиливается и да, делается все ближе…

Только в тот жуткий миг, когда, стряхнув растерянность, Марта обрела прежнюю остроту чувств, она поняла, что эта странная, беспричинная тревога, эти непонятные страхи и ощущения, гнездившиеся за порогом слуха и зрения, все это единилось и материализовалось в чью-то живую плоть, которая находилась сейчас там, в церкви. Почти в обмороке она стояла, выпрямившись, лицом к двери и слушала, как приближаются ней шаги.