Дорога на Рейнольдс-Тюрм, ответвясь от скоростного шоссе, делалась все хуже и хуже, пока не превратилась в разбитую проселочную колею. Как только город оказался позади, пейзаж сделался монотонным — куда ни глянь, бесконечные картофельные поля. Их открытый простор напомнил Марте о Билле. Сердце заныло. Она прогнала это воспоминание и, чтобы отвлечься, заставила себя думать о том, как отстаивал честь родного Вюрцбурга гостиничный портье, когда она справилась, как добраться до Рейнольдс-Тюрма.
— Рейнольдс-Тюрм? Да там же ничего нет, фройляйн. Это маленькая деревушка в лесу. Неужто вы хотите в Рейнольдс-Тюрм? Здесь, в Вюрцбурге, много достопримечательностей для туристов: кафедральный собор, университет, старинные дома… — Когда же ей все-таки удалось вызнать все, что требовалось, и Марта уже направилась к выходу, он снова прокричал вслед: Но там совсем ничего нет, фройляйн!
В самом деле, местечко хорошо спрятано, подумала она с раздражением после почти часового плутания по проселкам, где не было ни души, чтобы уточнить направление. Впрочем, Рейнольдс-Тюрм строился как летняя резиденция герцога Восточной Франконии, так что уединение было добровольным. Наконец, скрытая зеленью старых деревьев, отыскалась деревушка, состоявшая из нескольких обветшалых каменных домиков и каменного строения побольше, на котором повисла битая непогодой вывеска, при рассмотрении сообщавшая, что вы зрите перед собой гостиницу. Поблизости не было ни магазинов, ни церкви и, уж конечно, ничего похожего на дворец. Гостиница казалась необитаемой, но от двери несло свежим пивом. Марта постучалась. Дверь открылась не сразу, но когда это произошло, в щели возник крупный мужчина с невыразительными глазками на бледном одутловатом лице, грубые черты которого выдавали затаенную жестокость характера. Ни слова не говоря, он бесстрастно уставился на Марту.
— Я ищу Рейнольдс-Тюрм, — сказала она.
Толстяк так долго молчал, что, казалось, не имел намерения отвечать, но, в конце концов, осторожно вымолвил:
— Это и есть Рейнольдс-Тюрм.
— Я имею в виду дворец, — пояснила Марта.
— А, дворец, — протянул он после еще одной продолжительной паузы. Эта неприятная манера подолгу молчать перед каждой фразой, видимо, была его привычкой, если, конечно, он не ставил себе целью привести Марту в замешательство, что, судя по выражению его глаз, вполне могло быть.
— Где это? — пыталась она пробиться сквозь его равнодушие.
— Там, — он махнул рукой. — В лесу. Три километра отсюда.
— Дворец открыт для посетителей?
— Нет, закрыт. С начала войны.
— Мне придется побыть здесь около двух недель, — решительно сказала Марта. — Это ведь гостиница, не так ли? Я могу снять здесь комнату?
— Войдите. — Немец чуть пошире раскрыл дверь.
Марта вошла в сумрачную прохладу деревенского дома. Крепче запахло пивом. Комната была продолговатая, очень просторная, с белеными стенами, каменным полом и низким потолком, с которого свешивались две керосиновые лампы. Несколько изношенных столов и скамеек, короткая стойка, пивной насос. Дверь и подоконники — не меньше двух футов толщиной; очень старое здание, но неинтересное.
— Кете, — произнес толстяк, едва повысив голос, и почти немедленно в комнате появилась, вытирая руки о фартук, женщина неопределенного возраста. Она подошла, с раболепной тревогой поглядывая на хозяина.
— Фройляйн хочет комнату, — сообщил тот, видимо, ее муж: никакая служанка не держалась бы так подобострастно. Движением руки женщина пригласила Марту подняться за ней по не покрытой ковром лестнице без поручней. Они оказались в коридоре, тоже ничем не застланном, с более низким, чем внизу, потолком и рядом закрытых дверей. Женщина открыла одну из них и отступила в сторону, пропуская Марту. Та недоверчиво осмотрелась. Комната оказалась просторной, с голым опять же полом, кроватью под огромной периной и рахитичным стулом перед маленьким столиком. На столе стояла свеча в шандале, а в одной из стен, выполняя роль платяного шкафа, торчали в ряд гвозди. Два крошечных окна, судя по их виду, не открывались веками. В доме явно не было ни электричества, ни водопровода.
Словно оправдываясь, женщина сказала:
— Никто не приезжает сюда, и никто никогда не останавливается. Вон той дорогой, — она указала на окно, — едут в Вюрцбург, а той — в Эггерт. В Эггерте рынок.
Выяснив, что до Эггерта всего семь-восемь миль, Марта решила поискать там более пристойное жилище, но, с другой стороны, полезней остаться здесь. Она по опыту знала, как живучи предания старины в таких забытых Богом местах, как Рейнольдс-Тюрм.
Подумала еще пару минут, пристально рассматривая кровать: та выглядела вполне опрятно, да и весь дом производил впечатление чистого, гулкого пустотой, — и решилась. Пожалуй, стоит потерпеть пару недель.
— Я могу здесь столоваться? — спросила Марта и тут же об этом пожалела. На лице у бедняги запечатлелся испуг, она принялась что-то судорожно про себя подсчитывать.
— У нас есть яйца, картофель и капуста, — вымолвила она после сосредоточенного молчания, загибая пальцы, — и осталось немного копченой свинины. И еще мишензуппе. — Последнее было, видимо, каким-то местным блюдом, от которого Марта отказалась.
— Хорошо. Сколько я должна?
Через две минуты перед ней были еда и счет, равный двенадцати долларам в неделю, и она заплатила вперед. Взгляд хозяйки заметно подобрел, наверно, потому, что Марта совсем не торговалась.
Когда, отнеся дорожную сумку из машины в комнату, она снова спустилась вниз, хозяина уже не было, а хозяйка за стойкой перемывала пивные кружки.
— Не могли бы вы мне помочь? Я путешествую. Меня интересуют старинные немецкие дворцы и замки. Не подскажете ли, как можно осмотреть дворец Рейнольдс-Тюрм?
Женщина оторвалась от мытья и задумалась. В отсутствие мужа она казалась доброжелательной и не такой уж забитой.
— Там закрыто.
— Да, я знаю. Ваш муж сказал мне. Но разве нет кого-нибудь, кто следит за дворцом? У кого могут быть ключи?
Женщина призадумалась.
— Не могу сказать точно, — произнесла она наконец. — Перед войной там собирались сделать музей, но ничего из этой затеи не вышло. Да, верно, речь потекла чуть живей, — хотели привезти какие-то картины и открыть музей, наняли смотрителя, этого Андреаса Лауба, он и жил там. Потом, говорю, ничего не вышло, — закончила она неуверенно, — но, может, он знает что-нибудь о ключах. Правда, он съехал из дворца много лет назад, вернулся в свой дом.
— А где этот дом?
— Километра два с половиной отсюда, сразу за перекрестком, — она дала подробные наставления и прибавила: — Он живет там один и всегда дома, фройляйн, никуда не ходит. Выращивает картофель, капусту, держит свиней, ульи у него есть, так что он всегда где-то поблизости.
— Огромное спасибо, — поблагодарила Марта, — я попытаю счастья.
И она пошла к двери, но тут женщина окликнула ее со всей решительностью, на которую была способна.
— Фройляйн! Когда будете говорить с Лаубом, не забудьте… — Она со значением потерла большим пальцем указательный и даже, о чудо, усмехнулась. Марта улыбнулась ей и получила в ответ почти полноценную улыбку.
Андреас Лауб, как и рассчитывала Марта, оказался на месте. Он сидел на деревянной скамье у дома и точил косу. Это был человек с морщинистым, обветренным лицом, похожий на всех мелких фермеров Европы, в одежде бесформенной и поношенной как бы установленного для этой категории лиц образца. Подойдя ближе, Марта дала ему лет шестьдесят и сразу отметила написанное на физиономии упрямство.
— Герр Лауб? — Он едва заметно кивнул, и стало ясно, что и из него придется вытягивать слово за словом. Она коротко объяснила, что хотела бы осмотреть дворец, и закончила вопросом: — Не знаете ли вы, кто мог бы меня впустить? У кого есть ключи?
Тут он отложил косу и посмотрел на нее с хитроватой угрюмостью, явно что-то прикидывая в уме.
— У меня. — Видно, он нечасто пользовался голосом, и тот несколько проржавел. — У меня ключи.
— Вы позволите осмотреть дворец? — И решив, что сейчас самое время, прибавила: — Я хорошо заплачу вам за беспокойство.
Глаза его жадно блеснули. Помолчав, он спросил:
— А у вас есть разрешение?
О, как глупо, что она об этом не подумала!
— Где я могу его получить? Я справлюсь и вернусь снова. К кому я должна обратиться?
— Ни к кому, — он ухмыльнулся. — Дворец закрыт, никому не нужен, о нем все забыли. Я могу впустить вас. — Он тяжело поднялся, зашел в дом, потом вернулся, будто что-то вспомнив, и осведомился: — Сколько времени вы будете его осматривать?
— Не знаю. Сегодня, пожалуй, весь день. И, наверно, я еще вернусь три-четыре раза, может быть, больше.
— Ага, — хмыкнул он сосредоточенно. — За весь день я возьму с вас, само собой, дороже.
— Мне не нужен экскурсовод, — бестактно перебила она, но, заметив, как он помрачнел, поняла свой промах и побыстрей постаралась его загладить. — Я заплачу за ключи, сколько вы скажете, и не займу у вас много времени.
Он долго обдумывал это заявление, а потом повторил недоверчиво:
— Вы заплатите столько же, как если бы я водил вас?
— Да. Сколько вы хотите?
Желание выжать из подвернувшегося случая все до копейки, опасение, что чересчур вздутая цена все испортит, подозрение, что Марта сумасшедшая, но это безумие послано Богом и потому законно использовать его к полной своей выгоде, — все это до того ясно читалось на обветренной физиономии Лауба, что Марте стало даже неловко. Наконец, мечась между жадностью и благоразумием, он выдавил из себя цифру.
— Я буду давать вам столько же, — сказала Марта, протягивая ему равную двум долларам купюру, — всякий раз, когда мне понадобятся ключи.
Лауб сделался почти любезным, расторопно исчез в доме и вернулся со связкой, на которой болталась целая гроздь ключей — современные американские от цилиндрических замков, дешевые с двумя бородками и несколько очень старых, красивых, огромных, в разной степени заржавленности.
— Дворец в километре отсюда, — сказал он. — Десять минут ходьбы.
— А можно подъехать?
— Только до ворот, а там надо идти по парку. Главные ворота связаны цепью, не стоит открывать их. — Говоря это, он шел к машине, а она за ним, дивясь этой удивительной, сугубо немецкой манере: мужчина впереди, а женщина, покорно, следом.
Но скоро улыбка угасла, и легкая дрожь предчувствия охватила Марту. Колесо завертелось, и она в самом деле приближается к сияющему из глубины времен таинственному камню.