Во вторник утро стояло чудесное, с ярко-синим небом и перистыми белыми облачками, но дул холодный ветерок, как напоминание о том, что весна еще не полностью вступила в свои права. Тем не менее в полицейском управлении все улыбались друг другу с таким удовлетворенным видом, словно лично участвовали в мероприятиях по улучшению погоды.

На столе у Уайклиффа уже лежала местная утренняя газета.

«Антиквар найден в своем доме застреленным — это убийство, считает полиция». На самом деле полиция ничего такого не говорила, просто некий многомудрый чинуша из управления изрек нечто вроде: «на данной стадии мы не можем исключить ни одной версии». Вот пресса и зашумела. Ну да ничего, исчезновение Дэвида Клемента и яхты «Манна» даст им пищи на много дней вперед; пресса даже способна помочь в поисках.

Среди отчетов было и заключение баллистической экспертизы Мелвилла. Мелвилл работал всю ночь напролет. В отчете были собраны фотографии, сделанные с большим увеличением, на которых различные ракурсы пули, обнаруженной в комнате Джозефа, сравнивались с пулей, выстреленной из револьвера, подобранного Уайклиффом на пляже. По мнению Мелвилла, обе пули были выстрелены из одного ствола. Иными словами, Джозеф был застрелен из револьвера генерала Паркина.

Ну что ж, теперь у следствия появляется точка опоры.

И кроме того, похоже, что слежка за Молли Стоукс начинает давать плоды. Молли вернулась к себе на квартиру в семь утра после ночной смены, а в восемь к дому прибыло такси. Через пару минут Молли вышла к машине, нарядно одетая и с дорожной сумкой в руке. Констебль Краутер вел наблюдение из припаркованного микроавтобуса, потом проследовал за такси на вокзал, где установил, что Молли взяла билет до Борнмута.

Дежурный офицер криминального отдела немедленно связался с участком в Борнмуте и попросил тамошних коллег продолжить слежку на месте. Вслед за устным описанием по телефону была также передана по телефаксу фотокопия ее портрета.

Конечно, вполне возможно, девушка просто поехала провести день-другой с приятелями, но казалось маловероятным, чтобы она решилась на такую увеселительную поездку именно сейчас; нет, скорее всего, ее вояж как-то связан с исчезновением Дэвида Клемента. Если Дэвид преступил закон, то они, может быть, договорились о встрече в условленном месте, в случае, если ситуация вдруг обострится.

Уайклифф позвонил в Хортон Редфорд.

— Могу я говорить с медсестрой Молли Стоукс?

Медовый голос, привыкший, видимо, успокаивать взвинченные нервы богатых клиентов клиники, ласково пропел:

— Медсестра Стоукс вышла с дежурства сегодня в шесть-тридцать утра, и мы не ждем ее появления вплоть до второй половины дня в четверг, сэр.

Значит, она не стала бросать работу и отлучилась всего на пару дней. За это время Уайклифф надеялся продвинуться в расследовании достаточно для того, чтобы разоблачить любой ее блеф, какой ей вздумается разыграть.

Он несколько минут редактировал описание яхты «Манна», полученное от Тоби, и затем передал его для распространения по всем береговым службам по обе стороны Ла-Манша. Покончив с этим, он по внутреннему телефону связался с сержантом Борном.

— Помните так называемые «художественные грабежи» в домах богатых биржевых спекулянтов в предместьях Лондона? Я хочу сказать, у вас есть копии списков пропавших вещей?

— Да, сэр. Эти списки раздали всем торговцам предметами искусства по нашей территории.

— Тогда доставьте эти копии мне в офис, пожалуйста.

Борн был очень деловым молодым человеком и от всей души старался преуспеть в административной исполнительности. Наверняка он каждый день начинает в своей компьютерной комнате со слов: «Да приидет Царствие Твое, да будет Воля Твоя как на земле, так и в моем архиве…» Нет сомнений, что со временем он высоко поднимется в табели о рангах, ведь для чиновника он обладает просто бесценными качествами. Но Уайклифф не мог заставить себя полюбить Борна — во всяком случае, Борн нравился ему не больше, чем хлеб в пластиковой упаковке или диетическая, переработанная ветчина. Уайклифф жил не совсем в ладах со своим временем и с теми, кому это время нравилось.

Вошел Борн, уверенный в себе и аккуратный: его прическа представляла собой компромисс между ежиком военного образца и модной стрижкой. Он держал в руках два экземпляра списков.

— Присаживайтесь, Борн.

Уайклифф полистал первый список.

— В совокупности получается хорошенький улов, а?

— Еще бы. За два последних года — четырнадцать ограблений, общая сумма страховок составила более трехсот восьмидесяти тысячи фунтов, сэр.

— Слава Богу, все это произошло не на нашем участке. А что брали? Всякие мелочи?

— Мелочи, но очень дорогие мелочи. Табакерки, уксусницы, миниатюры, медальоны.

— А стеклянные пресс-папье?

— Они в самом последнем списке, сэр. Коллекция стеклянных пресс-папье оценивалась примерно в двадцать тысяч фунтов, большая их часть была куплена владельцем на лондонском аукционе всего за несколько месяцев до ограбления.

Уайклифф перелистал список и дошел до нужной страницы. Вот. Всего двадцать шесть пресс-папье. Описания предметов не оставили у Уайклиффа сомнений в том, где ему раньше попадались эти вещи на глаза. «Концентрическое пресс-папье в форме примулы в стиле баккара.», «Грибовидное пресс-папье с ликами Св. Льюиса.» Уайклифф поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер.

— Детектив Трайс?

Детектив Трайс была миловидной блондинкой, подозрительно увлеченной движением за равноправие полов; впрочем, свою работу она делала хорошо.

— Вещи, принесенные из антикварного магазина? Минуточку… Каталог, лежавший на столе раскрытым? Сейчас… Пожалуйста, продиктуйте обозначенные предметы на той странице. Помедленнее, пожалуйста, я хочу сверить их со списком.

Борн слушал переговоры Уайклиффа с большим интересом. Когда Уайклифф положил трубку на рычаг, Борн сказал:

— Братья Клемент занимались нелегальной перепродажей всех этих вещичек, так получается?

— Все шесть предметов, обозначенных в каталоге, были в списке украденных вещей у лондонской полиции. Судя по всему, вечерний гость Клемента принес часть украденного на сбыт и они сверяли вещи по каталогу.

Борн был в восторге:

— Значит, этот человек был замешан в ограблениях! Если вы напали на его след, это хорошая новость для лондонских коллег!

— Если мы сумеем получить от таксиста внятное описание субъекта, которого он подвозил к антикварной лавке, надо передать приметы по всем постам, а потом проверить всех, кто обвинялся по делу об ограблениях.

Борн заговорил энергично:

— Мы уже получили от таксиста показания, он был у нас час назад. Я взял с собой копию.

Он протянул Уайклиффу напечатанный листок.

Описание хорошо совпадало с рассказом Анны Блажек. Высокий, худощавый, темноволосый, с усами и бакенбардами. Возраст — около тридцати пяти. При нем был кожаный портфель. Таксист посадил его на станции Уэст-Хилл, он выходил в толпе пассажиров с лондонского поезда в девятнадцать-двадцать пять, и подвез клиента прямо к антикварной лавке.

— Ну что ж, все ясно, Борн. Доброй охоты!

Борн на секунду задержался у двери и бросил через плечо осторожный взгляд. Он никогда не знал наверняка, когда с ним говорят серьезно, а когда иронизируют.

Итак, следствие пошло в гору. Моторная яхта либо имела на борту дополнительное горючее, либо она не ушла далеко. Сейчас в розыске одновременно яхта, автомобиль, Дэвид Клемент и его гость. Ну что ж, чем больше разыскиваемых, тем лучше. Хуже, когда неизвестно, кого искать.

Уайклифф просмотрел отчеты об опросе соседей антиквара, живущих по Бир-стрит. Пока что ничего интересного опрос не выявил. Магазины по обе стороны от антикварной лавки были только торговыми точками, в домах никто не жил — здесь был деловой, торговый район. Джозеф застрелился — или был застрелен — в промежутке между восемью часами вечера, когда Анна видела входящего в магазин гостя, и примерно часом ночи. Револьвер был выброшен на пляже в Сент-Джуллиоте после двух часов. Рыболовы видели на набережной автомобиль в половине третьего.

Уайклифф занялся обязательной утренней писаниной, его нудный труд был прерван Джоном Скейлсом.

— Я поговорил с менеджером банка. Бизнес Клементов шел не так уж гладко. Обороты и прибыль все время снижались, и Перринс, менеджер, считает, что через год-другой они могли бы обанкротиться. Он винит в этом Дэвида. При Джозефе бизнес приносил небольшую, но устойчивую прибыль. И кстати, нет никаких признаков того, что Дэвид в своих поездках занимался делами. От этой деятельности не осталось ни чеков, ни налоговых удержаний, ничего. Думаю, он оперировал наличными. Кроме того, я спросил о его адвокате, и менеджер направил меня в контору «Ламберт Паркс и Дэвис» — он припомнил, что эти юристы в свое время вели дела еще отца Джозефа. Я встретился с мистером Дэвисом. Это скользкий типчик, который кроме «Здрасьте!» ничего просто так не скажет. Когда я растолковал ему, что мы имеем дело с убийством, он снизошел до меня и сообщил, что не получал от Джозефа никаких деловых поручений с того самого времени, когда надо было подтвердить завещание папаши Клемента. Возможно, в завещании было оговорено совместное ведение бизнеса братьями, но мистер Дэвис на этот счет не проронил ни слова.

Они побеседовали минут пять, и наконец Скейлс сказал:

— Похоже, что Дэвид Клемент и его гость в ночь на воскресенье поехали в Сент-Джуллиот. Клемент отчалил на своей яхте, а того приятеля оставил в своей машине. Когда рыболовы заметили автомобиль на набережной, Клемент, должно быть, уже сидел на яхте, ожидая, пока немного рассветет, станет виден берег и он сможет выйти в море.

Уайклифф вздохнул:

— Пожалуй, это звучит разумно, но остается вопрос револьвера, — он поерзал в кресле. — Нет, Джон, не думаю, что мы все понимаем правильно пока.

Позже прибыли отчеты об осмотре места преступления. Туда входили схема комнаты убитого, несколько фотографий, инвентарный список вещей и подробное описание исследования. Все это предназначалось только для суда — если, конечно, дело до суда дойдет. Уайклиффа интересовали прежде всего сведения об отпечатках пальцев.

На телефоне и дверной ручке в конторе отпечатков не было обнаружено — их тщательно стерли. На двери во двор нашелся один набор отпечатков, и какой-то шутник написал о них в отчете так: «Они принадлежат известной уголовному розыску персоне, а именно старшему суперинтенданту Уайклиффу». Во всем доме удалось найти только два других набора. Один из них принадлежал убитому, а второй, очевидно, его брату.

Уайклифф не мог придумать причины, по которой Дэвиду Клементу могло понадобиться стирать отпечатки с дверной ручки и с телефона — в собственной конторе. Это было сделано из-за кого-то другого или этим самым другим. Ночным гостем? Заманчивая идея.

На медной ручке сейфа остались смазанные отпечатки, почти неразличимые. В следующем разделе отчета приводился список вещей из сейфа, и вот тут Уайклиффа ожидал сюрприз. В сейфе имелись две золотые табакерки и пара фигурок из слоновой кости, которые не значились ни в одном списке похищенного, а также полторы тысячи фунтов стерлингов наличными. Если Дэвид Клемент сбежал, неужели он оставил бы все это на произвол судьбы? Напрашивался единственный ответ: нет! Но какой же из этого вывод?

Уайклифф пообедал в кафе на Бир-стрит с одной целью: он хотел вжиться в бытовую обстановку, которая окружала место преступления. Это был его метод. Только так он мог направить всю свою энергию на распутывание дела.

Это было так же необъяснимо, как и его многолетняя привычка к прогулкам по вечерам, или обыкновение обязательно просовывать сперва правую ногу в штанину брюк, а потом уже левую.

В кафе он пришел слишком рано, толстуха еще не начала даже сервировать столики.

— Что у вас сегодня?

— Тушеная говядина с вареной картошкой и морковью.

— Неплохо, — сказал Уайклифф без особого воодушевления.

— Я вам принесу ваше пиво.

После обеда Уайклифф заглянул в полицейский фургон, припаркованный у гавани и пролистал пару-тройку только что поступивших отчетов. Дежурил детектив-сержант Диксон.

— Есть тут что-нибудь?

— Два момента, сэр. Женщина, живущая над магазинов в соседнем с антикварами доме говорит, что ночью на воскресенье она проснулась от звука заводящегося мотора — машина поехала по задней аллейке. Женщина, знаете ли, спит в задней части дома.

— Она может прикинуть время?

— Все, что она может сказать, это что дело было после часа ночи — она лежала в постели и читала, и не выключала свет примерно до часу. Женщина полагает, что заснула вскоре после того, и почти сразу же проснулась от звука.

— А что в другом отчете?

— Это от владельца «Семи Звезд», сэр. Он сообщает, что Дэвид Клемент зашел в его бар часам к девяти в субботу. Дэвид купил пачку сигарет, взял кружку пива и просидел в баре минут двадцать.

— Он там завсегдатай?

— Нет, сэр. Хозяин говорит, что Дэвид захаживал туда изредка, когда у него кончались сигареты, а все магазины были уже закрыты. Когда он заходил так поздно, то заказывал заодно немножко выпивки, ради приличия.

— А хозяин уверен насчет времени?

— Абсолютно. У них там в баре стоит телевизор, и Клемент вошел именно в тот момент, когда начинался сериал «Даллас». — Диксон, не будучи уверен, что его шеф знает этот шедевр телевидения, пояснил: — Это такое шоу о Техасе, сэр.

Как бы то ни было, это был последний раз, когда Дэвида Клемента видели живьем.

Уайклифф поехал в штаб-квартиру через дикие пробки городского центра, и прибыл точно вовремя для того, чтобы принять звонок от Керси. Керси трудился в Сент-Джуллиоте, куда уехал после сообщения о том, что автомобиль Дэвида Клемента найден на дне заброшенного карьера метрах в трехстах от дороги.

— Он проехал прямо по краешку, сэр, и будто нарочно опрокинул машину на сорок футов вниз. Я спустился вниз, в салоне никого нет. Со мной был Смит. Нет, вытащить машину будет не слишком сложно, я уже послал за аварийным грузовиком.

Еще одно очко в пользу идеи, что Клемент смылся на яхте, а его клиент — на автомобиле.

— Значит, вполне вероятно, что оба уплыли на той яхте, — сказал Уайклифф.

Но Керси был весь в сомнениях:

— Может быть и так, только зачем тогда было так калечить машину? Сбрасывать ее в яму?

— Они таким манером ее спрятали. Оставь они ее на набережной в Сент-Джуллиоте, машина сразу привлекла бы всеобщее внимание. И если бы не револьвер на пляже, мы и сейчас еще не начали бы действовать. Они просто пытались выиграть время.

Уже повесив трубку, Уайклифф вдруг сообразил, что Дэвид Клемент мог и в одиночку загнать машину в глубокий карьер, выкинуть опасный груз, а потом сесть на яхту.

Но ведь он оставил немалое состояние в сейфе, которое можно было запросто захватить с собой. Мало похоже на поведение торговца. Паника? Но ведь он был достаточно спокоен, чтобы написать записку лодочнику Тоби Уильямсу.

Уайклифф уже начал было разбирать стопку документов на столе, ждущих его подписи, как вдруг появился сержант Борн.

— Я передал новости в лондонскую городскую полицию, сэр. Там отвечает за расследование этих дел офицер Уорт, и он в полном восторге. Это первый шаг в расследовании. Уорт выслал к нам сержанта Минза со списками особо опасных рецидивистов. Минз прибудет часа в три.

— Позаботьтесь насчет таксиста и Анны Блажек — это важнейшие свидетели. Приведите их сюда вместе с Минзом, когда он прибудет.

Борн вышел, держа условный хвост условной морковкой.

А Уайклифф подумал: «Слишком много событий — а после такой бури всегда жди мертвого штиля». Но если все пойдет с такой скоростью и дальше, как бы не промахнуться сгоряча и потом кусать себе локти.

Борн привез всех троих — Анну Блажек, таксиста и сержанта Минза.

Таксист, дородный, добродушный мужчина с очками, спущенными до середины носа, медленно перелистывал страницы дела, иногда возвращаясь назад и явно смакуя подробности. Наконец он произнес:

— Да, это тот самый человек.

Борн заметил, что нет никакой спешки, и что лучше снова просмотреть все снимки по-новой, но мужчина был непреклонен:

— Нет, это он. Вы меня не собьете. Хоть на улице и было пасмурно, я хорошо разглядел его лицо.

Как только тучный таксист вышел, взбудораженный Минз подал голос:

— Сэр, да ведь это же был Джордж Альфред Уоддингтон! Он получил два года с отсрочкой за ограбление дома в шестьдесят восьмом году, потом пятилетний срок за ограбление дачи в семьдесят первом. Сейчас, похоже, он завязал. Но он здорово разбирается в системах сигнализации, и только поэтому его иногда просят поучаствовать в деле. А так он для уголовников — только гвоздь в сапоге.

Потом в комнату вошла Анна Блажек и тоже села к столу с фотоальбомом. Он бросала робкие, нервные взгляды на Уайклиффа, не обращая внимание на обстановку комнаты. Однако вскоре она сжилась со своей ролью и охотно перелистывала страницы своими пухлыми, почти негнущимися от работы пальцами. В конце концов она остановила свой выбор на двоих, но дальше продвинуться не могла:

— Мистер Уайклифф, я вижу, что это был одним из них, но точнее сказать не могу.

Один из этих двух был Уоддингтон, и одно это уже удовлетворило Минза.

Тем временем Анна продолжала листать страницы фотоальбома, и вдруг воскликнула:

— Постойте, да ведь это же Дэвид Клемент!

Ее замечание относилось к серии снимков в конце альбома, там несколько молодых людей, обнявшись, веселились в баре.

Минз повернулся к Уайклиффу:

— Что за чертовщина? О чем речь?

Уайклифф разъяснил Минзу, в чем дело, и тот продолжал:

— Эти снимки сделаны скрытой камерой переодетым агентом на встрече настоящего М.О. с известными криминальными авторитетами. На всякий случай вдруг пригодится.

Анна глядела на Уайклиффа почти умоляющим взором.

— Пожалуйста, я вас очень прошу… Мне нужно возвращаться в кафе.

— Да, конечно… — Уайклифф передал Анну попечению Борна и попросил записать ее показания.

Вернувшись обратно в кабинет, он спросил у Минза, известно ли, кто эти трое на фото с Клементом.

— Еще бы! В этом-то все и дело. Ну, один из них — Уоддингтон, да и двое других тянули срок за взлом. Их мордовороты тоже есть в этом альбоме. Человек, которого вы называете Клементом, нам неизвестен. Может быть, сам он и преступник, но уж приятелей он себе умеет выбирать, чувствуется, из самого высшего общества. — Минз удовлетворенно хихикнул. — Еще немного удачи, и мы выловим рыбку!

— Сперва нам надо бы навестить этого самого Уоддингтона.

Минз неуверенно качнул головой:

— Уоддингтон на «мокрое» дело не пойдет, уж поверьте моему слову. Ну ладно, я в любом случае передам ваше пожелание своему шефу.

Уайклифф продолжал смотреть на фото с Дэвидом Клементом в баре.

— Где и когда был сделан снимок?

Минз глянул в примечания.

— В январе прошлого года в баре в Сент-Джонс-Вуд. Довольно шикарное местечко. Эти ребята много о себе думают, считают себя крутыми парнями. В какую-нибудь второсортную пивнушку они не зайдут. Уоддингтон, к примеру, выучился прямо-таки аристократическому произношению, играет в гольф по выходным.

Уайклифф засмеялся:

— Похоже, это птицы высокого полета, мне до них далеко.

— Да уж, — пробурчал Минз. — Если это все, то мне пора назад. Если я возьму ноги в руки, то кое-как поспею на поезд в семнадцать-пятьдесят две. Чем быстрее мы будем действовать, тем лучше.

— Согласен. Мистер Борн распорядится, чтобы вас подбросили на станцию. Спасибо вам за помощь, и передавайте привет старшему инспектору Уорту.

Взаимодействие с неприступной лондонской полицией — дело непростое и крайне важное. В таких случаях нужно держать пальцы скрещенными или хотя бы плюнуть через плечо.

Уайклифф вернулся к себе со снимком Дэвида Клемента и его приятелей в баре, а также с полицейским фото Уоддингтона, которые теперь можно было отксерить.

Дэвид Клемент стал компаньоном брата около трех лет назад. До того он работал в лондонской страховой компании, теперь выясняется, что он водил дружбу с уголовниками и видимо, занимался переправкой от них маленьких антикварных предметов, оцениваемых чуть ли не на вес золота. Все это можно легко суммировать.

Учитывая сведения о Уоддингтоне, полученные от Минза, Уайклифф уже не был склонен думать, что Клемент мог смыться вместе с приятелем.

Итак, на часах пять. В кабинет вошла Дайан с тонкой папочкой бумаг на подпись.

Иногда Уайклифф чувствовал зависть к людям, которые на своей работе всегда точно знают, что им делать. Их рабочий день имеет начало, середину и конец. Можно гордиться тем, что ты делаешь свое дело и хорошо его делаешь. А Уайклиффу приходилось заниматься деятельностью, которая либо даст некий результат, либо не даст вообще ничего. Лишь изредка выдавался денек, когда он уезжал домой хотя бы со смутным чувством удовлетворенности, как правило, очень многое оставалось назавтра. Но когда он пробовал поделиться этим со своей Хелен, то не вызывал у жены ни малейшего сочувствия. «Ты этим зарабатываешь на жизнь. Бог знает, что будет, когда ты в один прекрасный день уйдешь на пенсию.»

Зазвонил телефон, Дайан взяла трубку, послушала, потом прикрыла микрофон ладошкой и прошептала Уайклиффу:

— Это суперинтендант Редферн из Борнмута.

— Скажи, пусть соединят его.

Он взял трубку.

— Хэлло, Джимми! Какие новости для меня? — Они были старые приятели, частенько спали в соседних креслах на разных конференциях и курсах повышения квалификации.

— Насчет твоей девушки, Чарли. Она прибыла к нам точно по расписанию, и за ней пошел наш парень. Она двинулась на Каннинг-Террас за Центральным вокзалом, зашла в один из многоквартирных домов. Поднялась на четвертый этаж. Наш парень влез в лифт вместе с ней, якобы он тоже идет в гости к кому-то на том же этаже. У нее имелся ключ от квартиры «С», она вошла. Минут через пятнадцать девица вышла оттуда, но уже без своей сумки. Она прогулялась в центр города, и пообедала в ресторане. Потом она ходила и глазела на витрины, а потом купила продуктов в супермаркете.

Уайклифф искренне и горячо поблагодарил приятеля. Он по собственному опыту знал, какое невероятное терпение и умение требуются для наружного наблюдения, когда необходимо «не засветиться».

— Ты бы хотел, чтобы наблюдение продолжалось?

— Очень. Буду твоим должником навек.

— Ладно, нет проблем. У нас пока не так много работы, не сезон. Кстати, я навел справки о квартире «С» на четвертом этаже. Ее снимает некий Алан Пейдж, с музыкантским именем, но занимается обычной коммерцией. Квартирка маленькая, со спаленкой, общей комнатой — ну и обычными службами.

— Спасибо тебе огромное, еще раз.

Наконец Уайклифф закончил подмахивать бумажки, и удовлетворенная Дайан удалилась. Стол опустел.

Информация, переданная Редферном, оказалась очень кстати. Именно такую «берлогу» и рассчитывал засечь Уайклифф. Теперь остается только ждать, что туда наведается Дэвид Клемент.

А что будет, если он действительно там появится?

Разве Уайклифф в глубине души верит в то, что Дэвид мог действительно убить своего брата? А если Джозеф покончил жизнь самоубийством, то зачем вся эта суета? Положим, Уайклифф нашел на пляже револьвер, из чего и выросло все дело — ну и что? Дело о чем?

Он стоял у окна, выходящего на автостраду. Начинались вечерние пробки. Неожиданно он почувствовал подавленность.

В дверь постучали.

— Ха, вот ты где, Чарли!

Хью Беллингс, заместитель главного констебля. Странно, можно подумать, что найти человека в его собственном кабинете — большой сюрприз.

Беллингс был высокий, худой, и чрезвычайно обходительный. Он был, по определению Уайклиффа, «Полицейским другого сорта» — истинный администратор, в чем-то похожий на Борна. Он сидел в своем офисе, делая аннотации для прессы и изучая статистику. Основной его задачей было создания нужного имиджа полиции в глазах общественности.

— Я читал твой отчет, Чарльз. Удивительный случай, а?

Беллингс никогда не обсуждал уголовное дело само по себе, а только в связи с его политическим или общественным резонансом. Уайклифф гадал, что привело Беллингса к нему на сей раз.

— Знаешь, я однажды встречался со старшим Клементом и еще подумал: какой недотепа. Но он разбирался в мебели. Мне предложили небольшой столик из Карлтон-Хаус по сходной цене, но приятель посоветовал сперва проконсультироваться у этого Клемента. К счастью, я так и сделал. Оказывается, вещь была поддельной, он это быстро вычислил. — Беллингс широко улыбнулся, милостиво признавая собственную некомпетентность в таких несущественных вопросах. — Конечно, это было несколько лет назад, еще до того, как младший брат вошел в дело.

Уайклифф молчал.

— И еще: я заметил, что в отчетах мелькает имя Гэвина Паркина.

Ага, приехали. Вот зачем пришел Беллингс.

— А ты его знаешь? — брякнул Уайклифф.

Идиотский вопрос, конечно. Подобно тому, как Уайклифф и его коллеги знали как облупленных людей «своего круга», то есть уголовников и полицейских, Беллингс стремился к тому же, но только в высшем обществе. Ему надо было заводить знакомство с ректорами и директорами фирм, мэрами и юными перспективными спортсменками.

— Ну, не могу сказать, что я с ним знаком. Но мы вместе в молодости служили в Корее.

Вот тебе раз. Впервые Уайклифф услышал о практической деятельности этого лощеного бюрократа.

— Где служили — в морской пехоте?

— Ну да, коммандос. Мы пробыли вместе всего несколько месяцев, а потом встречались всего пару раз. Но я, конечно, много слышал о нем. — Беллингс задумчиво изучал свои длинные изящные пальцы. — Он был странный тип. Мы звали его Кот Паркин, потому что он был живуч, как кошка. Он был совершенно, просто абсолютно лишен страха за свою жизнь! Либо он верил в переселение душ, либо ему жизнь просто была не дорога. Но по-настоящему его карьера началась уже после Кореи и демобилизации. Он поступил в разведку и работал в Европе. О его деятельности в шестидесятых и семидесятых годах известно мало, но насколько я понимаю, он был одной из ключевых фигур в западной контрразведке.

— Ты меня удивляешь.

Беллингс довольно рассмеялся.

— Еще бы! Милый мой! Пусть тебя не обманывает его теперешний вид. Знаешь ли ты, что он совершенно свободно говорит на пяти языках, включая русский?

Уайклифф промолчал, и Беллингс продолжил:

— Я рад, что зашел повидаться с тобой, Чарльз. Все-таки, обрисовал тебе общую картину. Теперь, когда ты в курсе…

Это у Беллингса был такой прием в беседе — он бросал такие незаконченный фразы с намеком, чтобы не пришлось высказываться напрямую и идти на большую откровенность, чем это необходимо.

Уайклифф передвинул на своем столе пюпитр и ручку.

— У меня нет причин полагать, что Паркин вовлечен в уголовные преступления, — сказал он. — Но его знакомство с братьями Клемент означает, что ему придется ответить на ряд вопросов, как и прочим свидетелям. В конце концов, Джозеф был застрелен из генеральского револьвера.

— Который украл младший брат!

— Не исключено, но ведь сам Паркин не отрицает, что регулярно захаживал в антикварную лавку, и они с Джозефом виделись пару раз в неделю. — Уайклифф помолчал. — Кем бы ни был Паркин в прошлом, сейчас он, похоже, играет на ипподроме и травит себя алкоголем.

Описывая Паркина такими словами, Уайклифф вдруг ощутил укол совести.

Беллингс заерзал в кресле, стало ясно, что он уязвлен.

— Ну, я слышал о нем нечто подобное. Похоже, он ведет немного экстравагантный образ жизни, но я могу понять — ведь его жизнь резко изменилась. То он каждую минуту ощущал опасность, а тут вдруг осел на пенсию, отошел от дел. Одним словом, что я хочу сказать — невероятно, чтобы такой человек, как Паркин, с его взглядами на жизнь, с его прошлым, мог быть замешан в таком низменном, гнусном преступлении. И кроме того, всякие наши действия, которые можно счесть преследованием и травлей, будут очень негативно оценены на самом высшем уровне. Вот в чем дело. Как бы он ни пьянствовал сейчас, у Паркина сохраняется огромное влияние, связи…

— И поэтому ему позволено избежать обязательных для всех полицейских процедур?

Беллингс вдруг сразу потерял весь свой лоск:

— Не глупи, Чарли! У тебя что, вырос зуб на этого человека?!

Беседа закончилась на довольно повышенных тонах. Беллингс был раздражен тем, что его намеки не возымели должного воздействия; Уайклифф был разозлен по другим причинам, более сложного порядка, в том числе и потому, что Беллингс вечно пытался манипулировать им ради того, чтобы заставить Уайклиффа изменить собственной старомодной порядочности.

Наконец Беллингс встал:

— Ладно, Чарли, в конце концов, это твое расследование.

— Ну да, конечно.

Но про себя Уайклифф подумал: «Собака!»

Однако на самом деле его встревожило замечание Беллингса: «У тебя что, вырос зуб на этого человека?!» Конечно, было бы глупо думать, что он затаил на майора Паркина злобу. Истина была тоньше и сложнее. С одной стороны, тут было вынесенное еще из детства чувство превосходства ТАКИХ людей над ним, Уайклиффом, а с другой стороны… Он просто чувствовал, что такое абсолютное разочарование в жизни, полностью лишенное иллюзий, может когда-нибудь грозить и ему самому. «Это я старею, наверное,» — подумал он.

Он запланировал спокойный вечер у камина рядом с Хелен. Книжка или телевизор перед сном. Но он понимал, что если в таком раздерганном состоянии он появится сейчас дома, то изведет и жену, и себя своими жалобами. Он позвонил домой.

— Это ты, Хелен? Боюсь, я буду попозже. Не успело с этой чертовой работой. Нет, не оставляй мне ужина, я тут по дороге перекушу где-нибудь.

В принципе, это было почти правдой — к концу дня на его столе всегда оставалась небольшая стопка документов, требующих внимания. Но если Беллингс…

Ах ты, черт!

Здание штаб-квартиры полиции постепенно опустело — конец рабочего дня. Снаружи автомобильные пробки постепенно рассасывались и наконец на автостраде установилось затишье, которое нарушали лишь одинокие машины, проносящиеся в центр или из центра. В начале восьмого Уайклифф потушил наконец лампу на своем рабочем столе. Сизоватый табачный дым медленно завивался в спираль, утекая к решетке кондишена. Теперь Уайклифф почувствовал некоторое умиротворение и способность снова жить с людьми в одном пространстве. Так. Раз уж он просил Хелен не оставлять ему ужина, надо позаботиться о еде. Он позвонил в кафе на Бир-стрит и позвал Анну.

— Ну что ж, одну дополнительную порцию ужина мы сможем сготовить. Вы когда приедете?

— Ну, часов в восемь.

Без четверти восемь он бросил ручку, сложил бумаги на столе и достал свой плащ из гардероба. Он стоял уже в дверях, когда телефон звякнул.

— Это звонит женщина из какого-то кафе на Бир-стрит, сэр. Говорит, она недавно с вами беседовала.

— Соедините.

— Господи, наконец-то до вас добралась! — Анна явно захлебывалась от возбуждения. — Он снова здесь появился — стоит прямо напротив антикварной лавки! Тот самый тип, что был здесь вечером в субботу. В дверь все звонит и звонит.

— Вы его видите?

— Да, он сейчас.

— Не вешайте трубку.

Уайклифф быстро прошел в Информационный Зал и по сетевой связи дал команду отправить на Бир-стрит патрульную машину.

— Задержите для допроса подозреваемого, который сейчас стоит у дверей антикварного магазина Клементов на Бир-стрит. — Уайклифф по внутренней связи соединился с Бюро Информации и продиктовал приметы Уоддингтона, которые намертво засели у него в памяти и снова вернулся к телефону, где ждала его Анна Блажек. — Так, Анна. Вы меня слышите? Вы его еще видите у дверей лавки? Скоро прибудут наши сотрудники.

Он глянул на часы — секундная стрелка быстро бежала по кругу. Анна сообщила, что мужчина теперь подошел к витрине и стучит туда кулаком. Сколько он еще там простоит?

Наконец, Анна облегченно сказала, что приближается патрульная машина, а мужчина уходит прочь.

Уайклифф поблагодарил ее и снова связался с Бюро Информации.

— Передайте им, чтобы подозреваемого привезли на Маллет-стрит.

Этот полицейский участок располагался в двух шагах от антикварной лавки.

Было без пяти восемь. Сержант Минз еще едет, должно быть, в лондонском поезде. Жаль… Уайклифф выбежал, сел в свою машину и поехал на Маллет-стрит.

Там уже был Керси.

— Я слышал разговоры по рации в машине, — сказал он.

Для каждого существа имеется некая оптимальная обстановка, в которой ему комфортно. Коале прекрасно живется на каучуковом дереве, а кондуктору — на высоком сиденье в салоне. Джордж Альфред Уоддингтон лучше всего чувствовал себя на табурете у стойки бара со стаканом двойного виски перед собой и смазливой девицей рядом. В бесцветной обстановке полицейского участка он терял весь свой жизненный тонус.

— Итак, мистер Уоддингтон? Джордж Альфред Уоддингтон?

— Да, но я хотел бы знать.

По большому счету, Уоддингтон был непрезентабельным субъектом сутулые плечи, серая кожа, костлявый. И тем не менее, держал фасон, носил модные усы и бакенбарды.

— Скажите, где вы были, начиная с вечера субботы?

Белесые глаза ничего не выражали.

— Вечером в субботу?

— Вы ведь именно тогда приехали сюда? На поезде из города, который прибыл в семь-двадцать пять вечера, так ведь?

— Ну…

Нет, несмотря на свой опыт общения с полицией, Уоддингтон не стал умнее.

— Итак, где вы были, начиная с того времени?

— Ну, в моем отеле… «Единорог» на Дюк-стрит.

— Судя по всему, вы не слушаете новости по телевидению, мистер Уоддингтон.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

И как ни странно, Уайклифф более чем наполовину был уверен, что тот действительно не знает. Ведь ни по радио ни по телевидению почти ничего не было сказано по поводу этого дела.

— Застрелен Джозеф Клемент, а его брат исчез.

Уоддингтон был совершенно очевидно потрясен этим известием, но попытался совладать с собой и переспросил невинным тоном:

— А кто это такие?

— Странно. Очень странно… — Уайклифф выдержал стратегическую паузу и стал набивать свою трубку. — Вы ведь приехали с вокзала прямо к ним в лавку вечером в субботу, а сегодня вечером звонили в дверь туда же. Неужели же вы не знаете этих людей?

— Мне нечего сказать на это.

Спохватился наконец. Но уже поздно.

Настала очередь Керси:

— Речь-то идет о деле со стеклянными пресс-папье. Нам не надо ваших признаний, Уоддингтон, мы все ЗНАЕМ САМИ. Вы отбыли срок, Уоддингтон, дважды обвинялись, и похоже, вы были последним, кто видел Джозефа Клемента живым.

— Господи Боже! Вы что, хотите сказать, что я его убил?

— А вы его, значит, не убивали? Ну что ж, тогда вернемся к вашим действиям, начиная от субботнего вечера.

— Думаю, мистер Уоддингтон не станет возражать, если мы заглянем к нему в сумку, — проронил Уайклифф.

Керси поднял сумку, расстегнул ее и вывалил содержимое на стол.

— Так… Пижама, мыльница, электробритва, белье, зубная щетка и гребешок… А вот это что такое?

Под парой носков был спрятан тяжелый предмет, который на поверку оказался стеклянным пресс-папье. В белье Уоддингтона обнаружились еще три таких.

— Меня просто поражает, как вам удалось так долго оставаться на свободе, — заметил Керси.

Уоддингтон только угрюмо посмотрел на четыре стеклянные пресс-папье.

— И к тому же застрелен человек.

— Но я клянусь, что…

— Я бы на вашем месте не стал так торопливо клясться. Лучше расскажите нам подробно, что было, когда вы пришли в антикварный магазин вечером в субботу.

Уоддингтон унылым взглядом обвел скудно обставленную комнатку, хорошо понимая, что в ближайшем будущем ему предстоит побывать еще во многих подобных неуютных помещениях.

Теперь настало время традиционного предупреждения:

— Имейте в виду, вы не обязаны что-либо говорить, но все, что вы скажете, может быть записано и использовано в качестве улики.

Уоддингтон грустно вздохнул.

— Да ладно, что толку… Короче, Клемент решил выйти из дела. Но остальные компаньоны были от этого не в восторге. Если бы он вышел, мы бы все потеряли.

— Потому что он был мозгом вашей компании?

— Не совсем. Он знал дома, в которых имелись ценные вещички, и занимался торговлей, так что мог сплавлять краденое, но на этом его роль заканчивалась.

— А что еще нужно? У него была именно главная роль, — заметил Уайклифф. — Но я хочу знать, что произошло в антикварном магазине вечером в субботу.

— Ну, Клемент затеял историю с пресс-папье еще до того, как решил завязать, так что вышло так, что эти предметы оказались у нас на руках.

— Понятно, продолжайте.

— Ну, мои друзья… друзья по работе вручили мне эти штуки, с тем чтобы я приехал к Клементу и попросил его найти покупателя.

— А если бы он отказался?

Уоддингтон помолчал и наконец вздохнул:

— Ну, я должен был ему намекнуть, что иначе у него будут неприятности с вашей конторой.

— Да, подвели вас дружки под монастырь, — заметил Керси. — Представляю себе, как вы стояли под дождем у двери Клемента, держа в сумке краденых вещей на пятнадцать тысяч фунтов. Как они вам только не прожгли сумку? Ладно, и что же было дальше?

— Я не знаю того парня, который впустил меня в дом, но он сказал, что брат Клемента. Он провел меня в контору и стал задавать всякие вопросы, но я не совсем четко представлял себе, какая его роль в их бизнесе, и поэтому помалкивал. А потом пришел Дэйв, и его братец слинял без единого звука.

— Какова была реакция Клемента на ваше маленькое предложение?

— Ну, он не выглядел особо озабоченным. Он заявил, что может найти покупателя, но что на это потребуется пара дней. Он назначил мне приехать еще раз, во вторник — то есть, сегодня вечером. Я говорю — а что мне это время делать? Он отвечает, дескать, у него есть для меня неприметный отель, там я смогу перекантоваться, и никто на меня не станет обращать внимания. Я уже готов был согласиться — выбора не было, а вдруг говорит: «Тебе надо оставить эти штуки, их вслепую никто покупать не станет». Я возразил, что так не пойдет, а он в ответ: «Не хочешь, тогда катись отсюда — еще успеешь на обратный поезд.» Я не знал, что делать, и позвонил одному из наших. Они там посовещались и велели мне оставить у Клемента два пресс-папье, а четыре взять с собой.

— Вы видели в магазине еще кого-нибудь, кроме двух братьев? — спросил Уайклифф.

— Нет, никого.

— Когда вы ушли?

— Что-нибудь без четверти девять. Дэвид позвонил в «Единорог» и попросил поселить меня.

— Почему вы стерли отпечатки своих пальцев на телефонной трубке и дверной ручке.

Уоддингтон выглядел огорошенным.

— Не знаю, о чем это вы. Никаких отпечатков я не стирал. Откуда мне было знать, что после меня там произойдет?

Ну что ж, Уоддингтон превратил некоторые догадки в твердые факты, и некоторые из его свидетельств вполне поддаются проверке. Яснее теперь стала и роль Дэвида Клемента. Используя информацию, полученную за время работы в страховой фирме, он вычислял владельцев антиквариата и организовывал ограбления, а антикварную лавку своего брата использовал для прикрытия нелегальной торговли краденным. Но информация такого рода довольно быстро теряет ценность — люди переезжают, продают коллекции и так далее, поэтому Дэвид рассчитывал на быструю и выгодную карьеру в уголовном бизнесе, и видимо, нажился уже достаточно и решил выйти из игры. Но вот сделал ли он это на своих собственных условиях?