Вторник, утро (продолжение)
Уайклифф вернулся к себе в кабинет, угрюмый и задумчивый. Его встретил Керси.
– Хорошо проветрились, сэр? – Керси попивал кофе из большой кружки. – Чего-нибудь закусите? Поттер устроил тут для нас небольшой буфет в бывшей детской раздевалке…
Констебль пошел за кофе, а Уайклифф уселся верхом на стул и устроил локти на спинке.
– В субботу вечером, когда Джессика ушла в церковь, Винтеры ссорились. Винтер разозлился и вышел пройтись по берегу реки.
– Откуда вы это узнали?
– Мне рассказал тот молодой человек, что живет на лодке вместе с Лэвином. Парень слышал их ссору и видел выходящего из дома Винтера.
– Мальчишке можно верить?
– Пожалуй. Он не такой идиот, как о нем думают. Я вообще не думаю, что он дебил. Разве что невероятно простодушный парнишка, я бы так сказал. Конечно, его сообщение мало интересного добавляет к общей картине – ясно одно, что Винтер входит в «клуб подозреваемых». Арнольд Пол и викарий оба никак не хотели сознаваться, что в тот вечер не просто выходили из дому, а и в церкви побывали. Гич вроде работал в своем офисе на колесах, но кто поручится, что он не выходил оттуда подышать воздухом? То есть тут нет никого со сколько-нибудь твердым алиби. Разве что Джонни Глинн – он, судя по всему, трудился у себя в баре, как обычно.
Керси кивнул:
– Между прочим, Фокс считает, что отпечатки грязных подошв в церкви принадлежат именно Винтеру. Тут нет стопроцентной гарантии, но Фокс забрал у Винтера сапоги, передал в лабораторию и сейчас ждет мнения экспертов. Скорей всего, ему не скажут ничего более, как просто «возможно». Ну а если скажут «вероятно» – то это уже неплохо. С этим можно будет работать.
Керси отставил чашку и закурил.
– Есть еще следы, которые ведут в «логово» Винтеров… Кто бы ни сочинил четвертое письмо Джессике, должен же был знать о трех первых, верно? Иначе как могло бы прийти в голову, да и стиль надо было подделать, сымитировать… Взять тот же источник цитат – Библию. Письма приходили на ферму, и Стефания признает, что видела одно из них. А еще прибавьте к этому, что викарий одолжил Винтерам почитать свой «Церковный ежеквартальник», а ведь как раз оттуда вырезаны листы, из которых сделаны затычки в клавишах органа. Похоже, все складывается одно к одному…
Но Уайклифф не разделял этого оптимизма.
– Хорошо бы, если так… Во всяком случае, нам надо заполучить этого чертова Винтера для дальнейших опросов. Он, мягко говоря, слегка путался в своих первых показаниях. Сегодня днем я встречаюсь с Томом Ридом. Если ты сумеешь затащить к себе на допрос Винтера часам к четырем, я подъеду, ладно? Что у тебя еще?
– Ничего особенного. Мы немножко покопались в прошлом господина Лэвина. Он работал в научном отделе Британской Фармацевтической Компании. У него степень доктора медицинских наук. Компания готова была оставить его на службе после несчастного случая, но Лэвин выбрал уход в отставку, при том условии, что ему оплатили весь ущерб без суда, по договорной цене… В наших архивах ничего о нем нет. Его считают чудаком и одиночкой. Ну, тут по деревне еще ходит несколько сальных шуточек про него и его паренька…
В этот момент вошла Люси.
– Ты можешь налить себе кофе, Люси! – произнес Уайклифф тоном фараона, раздающего подданным слитки золота. – Поттер развернул буфетик в бывшей гардеробной.
Люси вышла и вскоре вернулась с кружкой кофе.
– Я потолковала с Николлсом, адвокатом покойной Джессики. То, что нам было сказано насчет двух завещаний, сделанных сестрами, не совсем верно. По словам Николлса, если одна из сестер умирает, вторая вступает во владение всем имуществом умершей, а не только долей в ферме. Чувствуете разницу?
Но Керси не проявил особого интереса:
– Ну и что? Что от этого меняется? Конечно, Кэти получит все имущество Джессики, но ведь не стала бы она приканчивать собственную сестренку из-за этого? Что у тебя еще есть? Только посущественнее!
Люси отпила кофе.
– Знаешь, все не так просто, Дуг. Когда я уже собралась уходить, этот адвокат спросил меня, не играю ли я в гольф и не останавливаюсь ли я в четырех-звездных отелях.
Керси рассмеялся:
– Это он хотел тебя разозлить!
– Вовсе нет. Я думаю, он мне этим самым дал какой-то намек.
– Намек на что?
– Тут время от времени возникали всякие предложения от финансовых групп по-новому использовать здешние места – ну, понастроить отелей, устроить поля для гольфа, бассейны, все такое прочее. Наверно, какой-то из этих проектов все же дошел до стадии серьезного планирования, и Николлс намекал мне именно на это. В отношении перспектив фермы Джессики.
Уайклифф встрепенулся:
– Пожалуй, ты могла бы заняться этим вопросом! Сегодня утром я случайно встретил Гича, который выходил из Трекары вместе с Кэри. Гич, похоже, прямо горел желанием поведать мне, что обсуждали они ремонт старого дома. Так что меня вовсе не удивит, если Гич задумывает какую-то крупную сделку, которая включает в себя и Трекару и ферму…
– Значит, по поводу Гича все становится понятнее! – резюмировал Керси. – Если он был замешан в аварии, где погиб Рюз, а у Джессики начались угрызения совести, и вдобавок она не уступала ему в вопросе фермы – то в результате он мог убить одним ударом двух зайцев!
– У тебя талант, Дуг, так подавать свои собственные логические выкладки, что они кажутся чистой фантастикой… – поморщился Уайклифф. – Но вообще-то к Гичу надо отнестись вполне серьезно. Конечно, трудно вообразить, чтобы он пошел на такой опасный блеф с аккордом из Шумана, но теперь мы знаем, что он был достаточно музыкально грамотен для этого.
Троица начинала входить в нормальное рабочее состояние. За стеной тренькали телефоны, полицейские стучали по клавиатурам компьютеров, начиняя базы данных новыми сведениями. Количество папок с материалами все нарастало. Дело пошло в раскрутку.
– Прежде чем у нас голова окончательно пойдет кругом, предлагаю все-таки сделать то, о чем я говорил вчера вечером, – сказал Уайклифф. – Давайте попробуем нарисовать психологический портрет преступника. Начинает Люси!
Люси, попавшая врасплох, вздохнула и напрягла свою фантазию.
– Ну, думаю, это человек, не склонный совершать импульсивные поступки… Преступление было заранее продумано, спланировано, вплоть до подготовки вырезанных из журнала листков… Эти листки меня особенно поражают – так аккуратно выкроены, это говорит о патологическом внимании к бесполезным мелочам, к малейшим деталям…
Она помолчала, глядя вниз.
– Весь сценарий преступления, как мне кажется, задуман заблаговременно и выполнен с дьявольской тщательностью… Наверно, было рассчитано даже, на сколько сантиметров убийца сдернет одежду с тела Джессики, обнажая ее… Он словно разжигал себя ежедневными размышлениями о том, что и как он сделает. Чувство предвкушения – а значит, невероятно сильная ненависть…
Уайклифф был удовлетворен интеллектуальными усилиями своей сотрудницы:
– Отлично! Значит, ты считаешь, что тут скорее ненависть, чем похоть?
– Думаю, да.
Керси лениво проронил:
– Вот ты все говоришь о тщательно разработанном плане, Люси. Но ведь убийца не принес в церковь орудие преступления, а воспользовался молотком, подвернувшимся под руку…
– Верно. Но тогда возникает такой момент – убийца был прекрасно знаком с внутренней обстановкой церкви и знал, где сможет взять молоток. При этом ему не пришлось бы использовать собственное оружие, оставляя дополнительные улики. Кроме того, он разбирается в органе и имеет хотя бы элементарное музыкальное образование…
– Все верно! – заметил Уайклифф. – Теперь твоя очередь, Дуг.
Керси состроил гримасу:
– Это не лучше, чем давать показания в суде… – он полез в карман за сигаретами, выудил оттуда одну, мятую, и закурил. – Так вот… Я вижу преступника маньяком с искривленной психикой, сексуально подавленным. Если бы он просто из ненависти убил ее, ему не было бы нужды устраивать такое шоу, демонстрируя всем, что она, дескать, шлюха…
Керси выпустил длинную струю дыма, и Люси отчаянно замахала руками, отгоняя от себя сизые клубы.
– И еще мне кажется, что когда-то убийца попал под сильное влияние религии. Во всех элементах сцены преступления чувствуются такие мотивы: право судить и карать… Потом – намек на Марию Магдалину. Так что убийца знал Библию. А многие ли вообще читают ее в наши-то дни?
– Но ты не думаешь, что преступление совершено на сексуальной почве?
Вытянутые линии лица Керси искривились, изображая глубокое сомнение:
– Трудный вопрос… То есть чувствуется отчетливый мотив секса, но это не тот случай, когда какой-нибудь перепивший идиот убивает свою подружку из-за того, что она переспала с другим… А все-таки…
– Ну-ну!
– Я хотел сказать, что и запах ревности я ощущаю, но только не в отношении самой убитой женщины. Вот так.
Уайклифф одобрительно кивнул:
– Ну что ж, отлично. Я попробую продолжить. Не возражаешь?
– Не стану вам препятствовать, сэр, – усмехнулся Керси.
Утренний туман за окном уже разошелся, и в ясном небе ласково светило солнышко. В открытое окно до них долетел одиночный удар церковных часов.
– Уже час дня, – сказал Уайклифф. – Мы можем опоздать в «Хоптон» на обед, но я все-таки изложу свои соображения. Итак, вы оставили на мою долю самый сложный момент – мотивы той самой ненависти, на почве которой совершено убийство. И если все декорации на этой, с позволения сказать, сцене, – не намеренный блеф, то ненависть, безусловно, направлена тут не только против жертвы. Жертва оказалась в центре, но ведь дело затрагивает и многих других. Гича – из-за нажатых нот на клавишах органа. Засвечиваются органист и викарий, да и сама Церковь предстает в нелицеприятном виде… – Уайклифф откинулся в кресле. – В сущности, я согласен с вами обоими, особенно в том, как Дуг подчеркивает примесь ревности в основном мотиве – ненависти. Невозможно рассматривать это преступление как простое убийство. Это больше похоже на продуманный акт возмездия и разоблачения…
Уайклифф нервно передвинул папки на столе. Ему было нелегко подвергать точному анализу смутные ощущения, бродившие у него в голове. Идеи, когда облекаются в слова, требуют привлечения логики и становятся за счет этого непоколебимо-бетонными, а если логика железная – то железобетонными соответственно. Это крайне опасно, если до окончательных ответов на все вопросы еще далеко. Но что поделать – назвавшись груздем, полезай в кузов.
– Итак, мне представляется, что мы имеем дело с крайне неуравновешенной личностью, и хотя оба вы говорите об убийце в мужском роде, мне кажется, здесь проглядывает больше черточек женской психологии. Не исключено, что мы ищем женщину. Хотя я не жду, что Люси со мной согласится…
Однако Люси согласилась, с одной лишь оговоркой:
– Вы можете быть вполне правы насчет психологии, сэр, но ведь из этого не следует автоматически, что убийца – женщина!
– Да, возможно, мужчина-наркоман, – вставил Керси. – Но в любом случае, поможет ли нам все это найти преступника? Я хочу сказать, занесен ли он уже в наш список подозреваемых?
– Это уже следующий вопрос, – сказал Уайклифф, мрачнея. – Но если говорить на данный момент, я скорее скажу «нет»…
Они встали и направились в бар перекусить. Там уже сидел Кэри со своей племянницей, их ланч уже подходил к концу. Сегодня за их столиком сидел и викарий. Майкл Джордан время от времени бросал беспокойные взгляды на полицейскую троицу, расположившуюся в уголке.
– Похоже, мы перебили викарию аппетит, – хмыкнул Керси.
К тому моменту, как полиция закончила трапезу, публика в баре уже рассосалась, и Уайклифф подошел к хозяину с конфиденциальным вопросом – по поводу викария. Джонни Глинн, как всегда, был очень сдержан, когда разговор касался конкретных персон.
– Его сестра ездит по вторникам в Труро, и викарий обедает здесь, – только и сказал он.
Стефания Винтер расправила голубую скатерть на половинке кухонного стола, расставила три тарелки с приборами. На плите тоненько посвистывала струйками пара кастрюля. Движения Стефании были дерганными, лицо ее бледно, глаза покраснели, и вся она выглядела так, как это бывает у женщин после нескольких бессонных ночей и длительного стресса.
Задняя дверь скрипнула, и вошел Лоуренс. Башмаки он сбросил перед порогом и в кухню прошел в одних носках. Ступая как лунатик, он прошествовал к раковине и принялся умываться.
– Ну и как там у тебя? – спросила Стефания таким отчужденным тоном, словно речь шла не о делах фермы, а о каких-то малознакомых ей вещах.
Винтер на мгновение прекратил мылить себе запястья.
– Нормально.
– Этот человек, которого прислал Гич – что он из себя представляет?
– Его зовут Сэндри. Похоже, парень что надо – из него лишнее слово клещами не вытянешь.
– Он никак не намекнул, что они намерены предпринять?
– Он знает ровно столько же, сколько и мы. Он все еще работает на Гича, и насколько Сэндри сам понимает ситуацию, сейчас он только временно ему помогает.
– Так будет не всегда.
– Конечно. А где Джильс?
– Вышел, к обеду вернется… – Стефания поставила тарелки подогреться под грилем. – Да, тебе пришло письмо. Там, на тумбочке…
Винтер прикрутил воду, вытерся и пошел к тумбочке. Он аккуратно вскрыл конверт, вытащил и развернул письмо.
– Это от адвоката Джессики.
– Прочти, что там?
– Написано: «По вопросу о земельном владении мисс Джессики Добелл, ныне покойной, я был бы очень благодарен, если вы нанесли бы визит в мой офис для обсуждения возникших проблем, которые представляют для вас интерес».
– Господи, что эта галиматья значит?
– Приказ выметаться, наверное. Что же еще?
В этот момент вошел Джильс. Остановившись в дверях, он внимательно посмотрел на родителей.
– Что-то случилось?
– Нет, я сейчас подаю обед, – сказала Стефания.
Они уселись за стол. Морковь в соусе была недоварена.
– Нам надо все-таки решить, – сказала Стефания. – Сколько еще таких уведомлений они нам пришлют? Сколько еще будут ждать?
Лоуренс, уже поднесший вилку ко рту, положил ее обратно в тарелку.
– Оставим это на потом, – проронил он. – Сперва мне надо встретиться с этим адвокатом.
Стефания, похоже, готова была спорить, но, взглянув на сына, промолчала.
Когда с первым блюдом было покончено, Лоуренс Винтер спросил у Джильса:
– Если мы уедем отсюда, тебе придется перейти в другую школу. Как ты на это смотришь?
Джильс обдумал вопрос и задал встречный:
– А когда мы уезжаем?
– Не знаю. У нас нет договора аренды жилья, и, как я уже объяснил твоей матери, все зависит от адвоката. Но если речь зайдет о другой школе, мы должны по крайней мере убедиться, что у них тот же набор экзаменов…
Стефания встала:
– У нас есть еще печеные яблоки.
Печеные яблоки были поданы и съедены в полном молчании. Неожиданно Джильс со звоном выронил свою ложечку. У стола стоял и четвертый стул, свободный. Не сводя с этого стула глаз, Джильс спросил своим ровным, бесцветным тоном:
– А вы по ней не скучаете?
Уайклифф ехал в Труро по дьявольски петляющей дорожке, которая в целом вела на восток. Уже у въезда в городок она перешла в «роскошное» двухрядное шоссе. На спуске с пригорка впереди мелькнули три шпиля собора Пирсона, в стиле «возрожденной готики». Здание полицейского участка, стоящее в нижней точке спуска, у оживленной развязки, избежало архитектурных экспериментов шестидесятых годов, за что кому-то, безусловно, положена медаль – или орден.
Уайклифф припарковал машину и подошел к дежурному за стойкой.
– Да, мистер Рид у себя, сэр. Знаете, где он сидит?
Уайклифф знал.
Им подали в кабинет кофе в тонких фарфоровых чашечках с блюдцами, на что Рид сардонически заметил:
– Сервис на таком уровне я получаю только во время королевских визитов…
Его маленький кабинет отделяла от общей комнаты стеклянная перегородка.
Потряхивая небольшой папкой, Рид объявил:
– Я сделал несколько выписок из архивного дела Дерека Рюза, и тут есть еще пара фотоснимков. Итак, дело было 3 января 1976 года, парню только исполнилось пятнадцать лет. Примерно в половине седьмого вечера он катил на велосипеде из деревушки Триспен в Трезильен, после того, как провел день со своей школьной подружкой…
Да, Рид, должно быть, потратил немало с трудом выкроенного времени на сбор своего досье, и Уайклифф почувствовал себя виноватым. Но что поделаешь, исследовать старые тупики – дело весьма выигрышное.
Рид продолжал:
– Дерека Рюза все знали и любили, так что после этого несчастья люди заволновались не на шутку. Особенно когда медицинская экспертиза установила, что он был еще жив, когда его тащили из кювета через земляной вал на соседнее поле.
Солнце, которое стеснительно пряталось за облаками с самого утра, теперь разошлось вовсю и заливало офис ярким светом. Рид засунул толстый указательный палец за воротничок рубашки и немного расслабил узел галстука.
– Эта чертова комната в полдень превращается в настоящее адское пекло, – проворчал он.
Вытащив из папки две фотографии, он протянул их Уайклиффу. На первом снимке был обычный сельский проселок, каких тут полно. Второе фото изображало канаву рядом с межевым рвом. Там, в канаве, лежало скрюченное тело подростка, под велосипедом, который, очевидно, втащили вслед за телом. Застывшие глаза мальчика, казалось, глядят сквозь спицы колес…
– Этот проселок петляет по местности между Триспеном и Трезильеном, то в гору, то под уклон, и на этой дорожке с трудом две машины разъедутся… – Рид помолчал и добавил: – Видите, в каком виде мы его нашли – это на следующее утро. – Всю ночь лил дождь, и все следы, сами понимаете, начисто смыло.
Откинувшись в кресле, Рид поставил пустую чашечку с кофе на стол.
– За дело взялись криминалисты, но я тоже был приставлен к расследованию. Эксперты определили, что удар пришелся по велосипеду выше, чем если бы его сбил обычный легковой автомобиль, так что мы принялись искать грузовик или фермерский трактор… Мы обнюхали весь район на много миль вокруг, и – ни шиша. Конечно, мы понимали, что на радиаторе мощного трактора может вообще никаких следов не остаться от столкновения с велосипедом.
Рид помолчал и посмотрел на Уайклиффа выжидающе. Ясные голубые глаза Тома Рида излучали чистейшее простодушие.
– Ну что ж, не стану обременять вас деталями, но тут люди называли несколько имен возможных виновников – ну и среди них прежде всего Джонатана Глинка… Сейчас-то Джонни выглядит вполне благопристойным господинчиком, но в свое время это был первостатейный шалопай и хулиган. Его отец держал ферму у Триспена, и Джонни частенько гонял по окрестным проселкам на своем раздолбанном пикапе, обычно со своей подружкой…
– Джессикой Добелл, – вставил Уайклифф.
– Да вы все знаете не хуже меня, сэр, – кивнул Том Рид. – Ну, в общем, к нам поступали на него жалобы, и потому мы взялись за него в первую голову. Он признал, что в тот вечер ехал по данной дорожке, но утверждал, что это было на час с лишним позже того, как Рюза сбили и оттащили с дороги. Мы бы не придали его словам особого значения, но нашлись два солидных свидетеля, которые видели его пикап проезжающим по той дороге около восьми часов вечера…
Рид вытащил белоснежный носовой платок и тщательно вытер взмокший лоб.
– Ну, все на этом и успокоились, но меня грызли сомнения. После аварии Джонни мог вернуться домой и переждать – тут множество всяких объездных путей-дорог… Потом ему осталось бы снова проехать по дороге через час-полтора и постараться привлечь внимание каких-нибудь свидетелей. Я все это доложил детективу-инспектору, но он потребовал от меня доказательств, которые мне неоткуда было взять… Имелись и другие подозреваемые, но с ними все провалилось еще быстрее.
Уайклифф сказал:
– Ладно. Но я могу сообщить тебе, что перед смертью Джессика Добелл по секрету сказала сестре и своей подруге, что ее мучает совесть, потому что она знает, кто виноват в той аварии, и что она сама там присутствовала. Она подумывала пойти в полицию и во всем признаться.
Рид, занимавшийся складыванием бумаг обратно в папку, застыл.
– И она упомянула Глинна?
– Она говорила, что это наверняка не Глинн, и добавила еще кое-что. Подруге она намекнула, что давно хотела заявить в полицию, но дело в том, что она повела себя нечестно по отношению к сестре и не хотела усугублять дело…
Рид глядел на Уайклиффа с изумлением.
– Ого, тогда все указывает на Гича! Вот это поворот! Не зря его имя сразу замелькало… Правда, в то время он только-только женился на Кэтрин, но ходили слухи, будто он несколько раз ездил с Джессикой по разным барам, подальше от дома, чтобы их никто не застукал. Сплетничали даже, что они с Джонни подрались из-за девки. Во всяком случае, тогда было установлено, что «лендровер» Эйба Гича делал тогда за ночь по многу миль, но ведь это не улика… – Рид до красноты потер подбородок. – Ну, сэр, что будем делать? Есть перспектива снова открыть то старое дело? Мне не нравятся «висяки», даже если дело «висит» много лет…
Уайклифф встал и подошел к окну. Пару минут он простоял, наблюдая за суетливым потоком машин по шоссейной развязке. Словно беготня в муравейнике…
– В настоящий момент Гич больше интересует меня как подозреваемый в преднамеренном убийстве.
– Ну да, понятно, – кивнул Рид. – Если она начала ему угрожать…
– Я хочу тебя попросить, чтобы ты подергал этого Джонни Глинна. Порасспросил бы его насчет той аварии. Скажи ему, что он больше не под подозрением, но намекни, что расследование может быть возобновлено, и посмотри, что получится. Ни в коем случае не упоминай, что этот интерес связан с недавним убийством. И помни, что эти его показания можно расценивать только как слухи. В суде они фигурировать не могут. Понимаешь?
– Ну что ж, нормально! – сказал Рид – Примерно так и я думал сделать.