Пасхальное воскресенье, вторая половина дня

Группа из штаб-квартиры полиции, которую наскоро сколотил Керси, наконец прибыла на место. В команду входили сержанты Люси Лэйн и Шоу, а также констебли Диксон и Поттер, которых шутя называли «Давид и Голиаф» за соответствующее различие в физических данных…

Сержант Шоу, который по принципу «Фигаро здесь, Фигаро там» традиционно выполнял заодно функции завхоза группы, энергично занялся подбором помещения для временного следственного кабинета и обустройством быта следователей. Два детектива-сержанта вкупе с местными силами, под общим руководством Керси, должны были заниматься опросами свидетелей.

Все это делало самого Уайклиффа достаточно свободным для того, чтобы приступить к излюбленному занятию – встречаться с людьми, потихоньку выяснять общую атмосферу и знакомиться со всеми, кто так или иначе может быть замешан в деле. В частности, следовало разузнать побольше о самой жертве. Уайклифф думал сперва заняться ее сестрой и зятем в Тригг-Хаусе, но потом решил все-таки для начала побывать на ферме, где жила Джессика.

С собой он пригласил Люси Лэйн.

Темноволосая женщина чуть за тридцать, со свежим, хорошим лицом, она до сих пор оставалась незамужней. Иногда Люси невесело шутила: «Не стану поставлять этому миру своего ребенка… Слишком много я гадостей вижу вокруг…» Уайклифф не одобрял таких настроений – он считал, что надежда умирает последней и что никогда нельзя падать духом…

– Поедем на машине? – спросила его Люси.

– Нет, лучше прогуляемся.

Для Уайклиффа это было очень характерно – он предпочитал идти пешком, нежели ехать на машине, пусть даже за рулем сидит кто-нибудь другой. Он стремился жить медленно, не позволяя сознанию утопать в сумятице образов, событий и лиц, крутящихся, как в телевизионном боевике; ведь даже там суматоха время от времени прерывается рекламной паузой, которая дает передышку для осмысления фильма…

Местность вокруг Мореска приятная, с невысокими холмами и покатыми склонами, сырыми глинистыми тропами и звенящими ручьями. Стоя у обшарпанных ворот фермы, они с Люси глядели, как русло реки становится все уже в теснине между холмами и дальше теряется из виду. Примерно в четверти мили впереди виднелся старый полуразваленный дом, словно составленный из разномастных и разностилевых деталей, подобно Тригг-Хаусу, – но только побольше. С одной стороны дом выходил на берег реки, а сзади расстилались поля. Над этим миниатюрным ландшафтом гордо торчала башенка на пригорке.

– Интересно, что это? – заметил Уайклифф. – Похоже на маяк…

По размерам башенка походила на заводскую трубу, однако в ней имелись стрельчатые окна, а сверху – куполообразный свод, несколько шире, чем основание башни.

Люси Лэйн, у которой были родственники в деревне, разбиралась в таких вещах чуть больше.

– Это просто архитектурный каприз, причуда… Вообще-то, башенка принадлежит семье Кэри, которая живет в большом доме. Собственно, от старого дома немного осталось – да и от самой семьи…

У Уайклиффа была слабость к таким архитектурным «капризам», и он решил при случае обязательно осмотреть башенку вблизи, но вот представится ли ему такой случай – в этом не было никакой уверенности…

Они миновали ворота фермы и прошли мимо пасущихся коз, по лугу к ферме, которая живо напомнила Уайклиффу его собственное детство, проведенное в сельском доме. Во дворе человек в рабочей одежде кидал пригоршнями зерно в загончик для цыплят. Все то же самое… Словно время вернулось вспять лет на пятьдесят…

– Мистер Винтер? – осведомился Уайклифф.

Мужчина был очень высок и сутул, как это часто случается с людьми, стесняющимися своего большого роста. Он некоторое время изучал Уайклиффа ничего не выражающими голубыми глазами, прежде чем ответить.

– Да, Лоуренс Винтер. – Вы – полицейский?

– Старший инспектор Уайклифф. А это – сержант Лэйн.

– Ну что ж, давайте пройдем в дом. Их провели в большую комнату, где у окна сидела женщина и читала. Свет выхватывал из сумрака ровно половину ее лица. Очень светлая блондинка с прямыми волосами, тщательно расчесанными на пробор ровно посередке. Волосы были забраны назад и крепко схвачены в узел, так что лицо казалось зажатым в полукруглую рамку. Поверх дешевой фуфайки на ней был синий фартук.

– Это моя жена, Стефания…

Стефания Винтер отложила книгу, не закрывая, на подоконник, и встала, глядя на вошедшую женщину в полицейской форме. Холодные голубые глаза смотрели жестко.

Винтеры казались довольно несхожей парочкой: она – маленькая, пружинистая, а он – угловатый, несобранный и весь какой-то недооформленный. При этом оба они словно существовали в каком-то своем, отдельном мирке, с замедленным движением событий.

Когда с официальными приветствиями было покончено, Уайклиффа усадили в плетеное кресло, громко и жалобно пискнувшее под тяжестью его тела – а Люси Лэйн предложили табуретку, которая выдержала своего седока, не издав ни единого звука.

Уайклифф стал задавать вопросы:

– Когда вы в последний раз видели миссис Добелл?

Винтеры быстро переглянулись, а потом ответила Стефания:

– Вчера вечером, часов в шесть. Мы всегда обедаем в это время.

А Лоуренс Винтер добавил:

– Она всегда ходила в церковь вечером в субботу, чтобы наверняка убедиться, что все сделано правильно к воскресной службе – и если что не так, она поправляла…

– Но ведь вчера вечером она не вернулась?

– Нет.

– А вы что же, не ожидали ее возвращения? – нетерпеливо переспросил Уайклифф. – Неужели не начали тревожиться?

Они помолчали, потом Лоуренс проронил:

– Вы должны понимать, что наше положение здесь во многом двусмысленное. То есть мы ведь живем здесь не просто так – за это мы работаем на ферме…

Теперь, похоже, пришла очередь Люси Лэйн. Она спросила:

– Но ведь из этого не следует, что вам было бы все равно, если ей пришлось бы всю ночь провести на улице, под дождем?

Снова они замолчали. Лоуренс Винтер, казалось, с большим интересом изучает свои костлявые пальцы, а жена его бесстрастно, но пристально глядит на него…

– Ну так как же?! – попробовал подстегнуть их Уайклифф.

Наконец Лоуренс поднял голову.

– Вообще-то для Джессики не было ничего необычного, если бы она не поспала дома ночь…

– И даже без предупреждения?

– Да.

– А у вас нет соображений, где бы она могла проводить свои ночи?

– Нет, и ей совершенно не нравились вопросы на эту тему.

– И как часто такое случалось, чтобы она не ночевала дома?

Лоуренс пожал плечами.

– Ну, раза три-четыре в месяц, наверно.

– И всегда это происходило в ночь с субботы на воскресенье? – спросила Люси.

– Нет, наоборот, обычно в середине недели.

– А она когда-нибудь отлучалась больше, чем на одну ночь?

– Да бывало пару раз, только тогда она нас предупреждала.

Уайклифф повернулся к женщине:

– Если Джессика отлучалась на ночь, то она брала с собой сумку с вещами, так ведь?

– Нет, – сказала Стефания Винтер. – Она уходила всегда одинаково, как бы ни рассчитывала провести день, одевалась только по погоде, вот и все…

– У нее была машина?

– Нет, у нас тут есть трактор, но мы его используем только для работ на ферме.

– Значит, она вышла отсюда вчера вечером, в начале восьмого, направляясь в церковь. Так?

– Да, после нашего скромного ужина, как выражается обычно моя жена, – проворчал Лоуренс. – Шел дождь, и она нацепила свой тяжелый плащ с капюшоном и низкие такие полусапожки, в которых она по ферме ходила.

В комнату вошел колли, огляделся, обнюхал всех присутствующих, но, не сумев привлечь к себе внимания, с недовольным видом удалился.

– Сколько времени вы прожили у мисс Добелл? – спросил Уайклифф.

– Да вот, в прошлом месяце ровно три года исполнилось.

– А чем занимались прежде?

Винтер прокашлялся.

– Я преподавал в Бристоле, но потом у меня карьера рухнула, и пришлось бросить это дело… – Лоуренс говорил так медленно, словно с трудом вспоминал события собственной жизни. – Дела пошли плохо, мы потеряли наш дом, и получилось так, что зиму восемьдесят седьмого года мы проводили тут неподалеку – на одной дачке. Но до начала сезона отпусков нам надо было выселяться оттуда… Вот тут Джессика и предложила нам жить у нее, с тем условием, что Стефания будет помогать ей по дому, а я – работать на ферме.

– У вас нет других источников дохода?

Стефания вскинулась:

– Вообще-то это неуместный вопрос, господин старший инспектор! Но я надеюсь, что вы используете все сведения не против нас… Нам, конечно, скрывать нечего. Лоуренс получает небольшую пенсию с прежнего места работы и еще немножко переводит для одного издательства.

Уайклифф все пытался сообразить, что именно в этой женщине заинтересовало его, и наконец понял – помимо всего прочего, ее простодушие. Казалось бы, разговор шел тихий и спокойный, и что это вдруг могло возбудить у нее такой эмоциональный всплеск? Неужели боязнь привлечь налоговых инспекторов?

Лоуренс Винтер, со своей стороны, счел необходимым пояснить слова жены:

– Знаете, я преподавал языки и поэтому смог взяться за переводы. Мы получаем тут небольшое жалованье каждую неделю, и уж конечно, живем бесплатно…

– А что же будет теперь? – осведомилась Люси.

Винтер ответил своим любимым способом – пожал плечами.

Уайклифф рассматривал секретер.

– Скажите, за этим столом мисс Добелл занималась своими счетами?

– Да.

– Мисс Лэйн сейчас исследует содержимое секретера, и я хочу, чтобы кто-нибудь из вас присутствовал при этом.

Супруги снова обменялись взглядами, и Лоуренс встал.

– А где вы работаете над своими переводами, мистер Винтер? – спросил Уайклифф.

Винтер развел руками:

– Как где? Там, наверху, в нашей комнате.

– Можно ли мне осмотреть верхний этаж? Пока мистер Винтер будет занят здесь…

Стефания поджала губы и нехотя поднялась:

– Пойдемте, если хотите…

Она проводила Уайклиффа по винтовой лестнице наверх, и по пути Уайклифф слышал, как Лоуренс говорит Люси:

– Джессика держала свой письменный стол запертым, но я знаю, где ключ – вот здесь, на крючке в проеме…

На верхней лестничной площадке было три двери. Стефания распахнула все три.

– В середине – двойная комната Джессики, сзади – наша, а маленькая комнатка – нашего сына Джильса.

Обе большие комнаты были меблированы, казалось, в самом начале века. Допотопные кровати со спинками из медных прутьев с шишечками. В обеих – умывальник с цветастым кувшином и тазик для умывания, трюмо, комод и гардероб. У Винтеров имелся вдобавок еще и стол – приставленный к окну, на нем лежало несколько книжек и стояла портативная пишущая машинка. Книги громоздились у них на полках и вообще валялись тут повсюду, даже на полу. Маленький электрокамин был придвинут к столу.

– Вот здесь Лоуренс и работает.

Комната Джессики оказалась совершенно безликой, по ней никак нельзя было составить мнение о характере хозяйки. Уайклифф открыл платяной шкаф, выдвинул пару ящиков комода. Комод был битком забит постельным бельем, а в гардеробе одежды было меньше, чем требовала хотя бы просто смена времен года…

В маленькой комнатке помещался только диван и комод. На комоде одна на другой высились книжные полки, а на диване лежал скрипичный футляр.

– Ваш сын играет на скрипке?

– Я его учу.

– А вы сами занимаетесь музыкой?

Стефания легонько передернула плечами.

– А Джессика любила музыку? – продолжал Уайклифф.

– Насколько я знаю, нет.

Они пошли назад, вниз по лестнице.

– Ванная комната примыкает к кухне, если хотите, можете посмотреть и там…

В голосе ее сквозила легкая насмешка, но Уайклифф ответил очень учтиво:

– Большое вам спасибо.

Он о многом хотел бы спросить ее, но понимал, что из ее ответов он ничего ценного не выудит. Ему, в сущности, нужны были сплетни, а Стефания явно не была сплетницей.

Люси все еще возилась с бумагами в ящиках секретера, а Лоуренс стоял рядом с отсутствующим выражением на лице.

Уайклифф снова повернулся к Стефании:

– Насколько я понимаю, в последнее время мисс Добелл подрабатывала в доме у Арнольда Пола, органиста?

– Да, – сказала Стефания.

– Она говорила с вами о работе там, а может, обсуждала семью Пола?

– Я помню, она однажды сказала, что ей нравится Арнольд, чего не скажешь о его братце.

– А она не объяснила, почему?

– Она только заметила, что они очень разные, два брата.

– Вы с ними знакомы?

– Я знаю Арнольда, потому что посещаю церковь и вхожу в наше Музыкальное Общество, но я никогда, по-моему, не видела его брата.

– Еще один вопрос, миссис Винтер: кто-нибудь из вас выходил вчера вечером из дому?

– Мой муж выходил, у него были какие-то дела на ферме.

– А помимо этого?

– Нет, потом весь вечер мы сидели дома.

Уайклифф стоял, но присесть во второй раз на плетеное креслице не решился – мало ли что. Поколебавшись, он решил, что получил всю ту информацию, которую можно было из них вытянуть без специальных усилий. Ну что ж, и на том спасибо.

Он поблагодарил супругов и стал прощаться:

– Сержант Лэйн пока останется тут. Когда сержант закончит осмотр секретера мисс Добелл, она заглянет еще раз в ее комнату и, возможно, исследует другие помещения дома. Видите ли, мы хотим составить своего рода психологический портрет мисс Добелл, что за человек она была, как жила. Так что вы и ваш супруг можете оказаться очень полезны и к вам может возникнуть много вопросов…

Краем глаза Уайклифф глядел в окно, где расстилался пейзаж, о котором художники-акварелисты могут только мечтать. В заводи притока ручья стоял высокий прилив, и нависающие над берегом деревья отражались в гладкой воде. Но в этой идиллической картинке вдруг обнаружился чужеродный элемент – довольно крупное судно, выкрашенное в черный цвет с белой надстройкой на палубе.

– А эта лодка, она имеет какое-то отношение к ферме? – спросил Уайклифф.

– Это такой дом на воде, в сущности. Там живет человек по имени Лэвин, с молодым парнишкой, он платит ферме ренту за пристань. Лэвин здорово повредился в рассудке и редко сходит со своей лодки.

– А есть дорога вдоль берега реки назад в деревню?

– Ну, если только не боитесь завязнуть по колено в грязи…

Стефания проводила его до двери, и Уайклифф был уже готов раскланяться, когда завидел худенького светлого паренька в джинсах и куртке, бредущего вверх по зеленому склону от реки. Через плечо у него висел полевой бинокль в видавшем виды кожаном футляре. Парень глянул на Уайклиффа с явной враждебностью и даже не ответил на приветствие; а по лицу Стефании Уайклифф мгновенно прочел ответ на свой незаданный вопрос – что именно может заставить эту женщину взволноваться… Точнее – кто…

– Вам надо туда, по тропе направо.

Мать с сыном вошли в дом, дверь за ними захлопнулась.

Уайклифф стал спускаться по склону, который оборвался у самой воды – тут вдоль русла пролегала узкая полоска прибрежного ила. Дальше тропа выбиралась чуть повыше и терялась из виду – там, где избиралась на высокую отмель, за которой ручей впадал в реку. Отсюда Уайклифф хорошо разглядел лодку – действительно, плавучий дом, палуба вся занята надстройкой. Уайклифф с некоторой гордостью отметил, что теперь, через двадцать лет жизни у моря, он может различить в этом суденышке бывшую рыболовную шхуну, того сорта, что моряки зовут «прищепками для белья» из-за парусного оснащения, для которого эти посудины строились. Судно неплохо сохранилось, за ним, видно, бережно ухаживали, корпус выкрашен черным, а надстройка – белым, деревянные рамы окошек покрыты лаком. К корме была привязана небольшая лодка-каноэ.

Из скошенной печной трубы вился дымок. Занавески на окошках были задернуты, и ничего внутри было не разглядеть, но, отойдя подальше и обернувшись, Уайклифф поймал глазами бородатое лицо человека, наблюдающего за ним из-за отодвинутой занавески.

Идти по тропе было, конечно, не особенно приятно – грязно, склизко и всюду коричневые лужи, но до колен, как пророчила Стефания, ни грязь, ни вода не доходили. Вскоре по правую руку показалось болотце. «Вот уж раздолье для птиц», – подумал он. И сейчас там видны были лебеди и утки.

Про уток Уайклифф ничего не знал и решил выбрать время и почитать о них.

Вокруг стояла тишина. Когда в нескольких шагах впереди него какое-то склизкое создание с разбегу плюхнулось в воду, это произвело впечатление выстрела. Здесь, в узкой долине, между поросшими лесом речных берегов, вечерело быстро, и вскоре Уайклифф уже стал ускорять шаги, спеша обогнать наступление сумерек. А про себя, в каких-то глубинах сознания он продолжал напряженно размышлять об убитой женщине и о ее жизненном пути. Ему было ясно, что ферма очень мало изменилась с тех давних времен, когда еще были живы ее родители, перед тем как они отправились в свою роковую поездку – а может быть, и еще дольше. И он спрашивал себя – часто ли женщины из ее, Джессики, поколения проявляют такое открытое безразличие к комфорту и удобствам?

Наверно, Люси Лэйн сможет просветить его в этом вопросе.

И тут довольно быстро он добрался до того места, где к реке выходил церковный двор с воротами. Он мог двигаться дальше вдоль берега до поселка или же пройти через церковный двор. Уайклифф решил сойти с тропы и заглянуть в церквушку.

Люси Лэйн не нашла почти ничего интересного среди бумаг в секретере. Счета, чеки и небольшая книга учета, где записаны всякие дела фермы, несколько копий писем в министерство сельского хозяйства, одним словом, ничего личного. Это был тот минимум документов, что позволял умиротворить Государственного Дракона в лице налогового инспектора и в то же время получать от того же Дракона все необходимые субсидии.

В одном из закутков Люси наткнулась на старую рукописную тетрадь в твердом переплете, озаглавленную «Дневник фермы». Она пролистала рукопись. Джессика делала регулярные лаконичные записи – о посевах, окучивании, внесении удобрений и плодовитости коз… И ничего личного.

Люси повернулась к Винтеру.

– Теперь я собираюсь осмотреть спальню мисс Добелл. Хотелось бы, чтобы кто-нибудь из вас пошел туда со мной.

– Это нас не касается, – угрюмо сказал Винтер.

– Ну что ж, я поднимусь с вами, – вызвалась Стефания.

В спальне Люси выдвинула по очереди все ящики и заглянула в шкаф. Ее, как и Уайклиффа, удивила безликость этой комнаты. Похоже, здесь ничего не менялось последние лет пятьдесят, если не больше. Сложенные отдельно в тумбе простыни и одеяла были, вероятно, новенькими и свежими во дни молодости прабабушки Джессики. Когда все ящики были выдвинуты, в комнате ощутимо запахло нафталином. Маленькое окошко так плотно задраено, что казалось, здесь человек наглухо отрезан от внешнего мира…

Гардероб Джессики был совершенно незамысловатым – несколько пар джинсов, пара юбок, два-три джемпера, пара блузок и разномастные предметы нижнего белья…

Да, это несколько разочаровывало. Стефания, наблюдавшая с порога, ядовито проронила:

– Да уж, не скажешь, что Джессика была помешана на нарядах!

– Но все-таки, неужели у нее не было ничего своего, личного? Частной жизни? Разве ее ничего больше не интересовало, кроме фермы?

Стефания слегка улыбнулась:

– Если у нее и были другие интересы, я их не обнаружила, ну, разве что – мужчины…

– Она получала какие-нибудь письма, кроме деловых?

– Понятия не имею.

Люси несколько раздражала эта надменная отчужденность.

– Но вы ведь видели, что приносит в дом почтальон?

– Нет. На воротах фермы висит почтовый ящик, она его держала запертым и сама доставала почту.

Случайно Люси заглянула под кровать и тут была наконец частично вознаграждена. Там стоял металлический сундучок. Она выволокла его на свет божий.

Стефания чуть вздернула плечи, но не издала ни звука.

Сундучок был незаперт, и Люси вывалила его содержимое на плед. Плюшевый мишка, изрядно потрепанный; старенький фотоаппарат, какие выпускали вскоре после войны; альбом с фотографиями; и еще несколько скромных драгоценностей, завернутых в плотную бумагу: они достались Джессике, видимо, еще от матери… Наконец выпало несколько писем, стянутых вместе резиновой ленточкой.

Ого, это уже находка! Конвертов было всего три. Все с почтовыми печатями и оказались совсем свежие – последний пришел около недели назад. Конверты были простые, делового типа, но адрес на них написан крупными аккуратными печатными буквами – так поступают люди, которые либо хотят притвориться малограмотными, либо просто анонимщики.

Люси вытащила из одного конверта линованный листок бумаги. На одной его стороне, в самой середине, теми же крупными печатными буквами была выведена цитата из Ветхого Завета: «Ты жадно занималась блудом со многими – Иеремия:3:1».

Вот это интрига! Все это показалось Люси каким-то сумасшествием. Хоть она и родилась в религиозной семье, но все-таки душой она была из бурных шестидесятых, и потому для нее анонимное предостережение, выраженное в библейской цитате, относилось примерно к тому же самому средневековью, как и «охота на ведьм». Ее душило любопытство посмотреть и в других конвертах, но она удержалась, зная, что Фокс очень не одобрит присутствия ее отпечатков на бумаге – ведь там можно найти и другие…

Люси подняла глаза на Стефанию:

– А вы знали, что Джессика получает анонимные письма?

– Я была в курсе, что она одно такое получила.

– Она вам рассказала об этом?

– Нет, я просто была рядом, когда она вскрывала конверт. Это было недели две тому назад. Пришло несколько разных писем, она их просмотрела, а потом показала мне один конверт, подписанный печатными буквами. Говорит: «Видала? Кто-то меня очень не любит!» Потом она вскрыла конверт, достала листок, прочла и сунула мне под нос. Еще добавила: «Вот глупая корова!»

– А как вам показалось – она догадалась, от кого письмо?

– Ну, наверно, да.

– Но она вам не намекнула, кто бы это мог быть?

– Нет.

Люси окинула взглядом свою добычу на пледе.

– Я заберу эти письма. И еще фотоальбом. И дам вам расписку.

Ну что ж, семейные фотографии – все-таки какой-никакой источник…

Когда они уже спускались по лестнице, Стефания неожиданно оттаяла. Казалось, в последний момент она вдруг испугалась потерять контакт с Люси…

– Вы, наверно, считаете нас бесчувственными, но… Если бы вы пожили так, как мы существовали эти три года… Вы понимаете, ни у меня, ни у Лоуренса не было ничего подобного в жизни… Но дело не только в этом. – Она помолчала и добавила: – Джессика была грубая женщина, слишком грубая. Конечно, нам не стоило сюда приезжать.

– А чем вы занимались до того?

– Я работала в библиотеке, у меня степень по английской филологии. Конечно, я совершила ошибку, когда после замужества ушла с работы – я потеряла независимость… У Лоуренса были какие-то розовые мечты, будто я стану помогать ему в литературных трудах, а он будет работать, преподавать, но все эти надежды кончились ничем… – Ее холодные голубые глаза затуманились и потеплели от слез. – Вот недавно мне удалось немножко поработать в Трекара, я помогала составлять каталог библиотеки Кэри… Простите, а вы замужем?

– Нет, – сказала Люси.

– Вы разумная женщина. Ох, ладно, мое будущее – это мой сын, Джильс…