Понедельник (продолжение)
– Вот одежда убитой, сэр. Только что прислали из лаборатории.
Каждая вещь была сложена отдельно в полиэтиленовый мешочек: джинсы, куртка, порванная юбка, белье, носки и тапочки. Люси Лэйн выложила все это на стол в кабинете, на тот случай, если потребуется отправить вещи в экспертный центр.
Уайклифф почувствовал в ее тоне какое-то скрытое напряжение.
– Что-нибудь случилось, Люси?
– Да вот, еще одно анонимное письмо… – Люси протянула шефу два пакетика – в одном конверт, в другом сама записка.
– Ого! Откуда это взялось?
– Нашли в кармане ее джинсов, сэр. На нем стоит дата – прошлый четверг, за двое суток до убийства.
– Почему об этом письме никто вчера не упомянул?
– Тело ведь раздели вчера в лаборатории, и одежда всю ночь оставалась сложенной по коробкам, так что письмо обнаружили только утром, когда одежду переворошили как следует…
Люси явно ждала напрашивающийся вопрос: «А кто проглядел?» Но Уайклифф не задал его. Он хорошо знал, что подобные случайные промахи неизбежны даже при самой внимательной работе. Ну ладно, это еще не конец света.
И все-таки Люси чувствовала себя не в своей тарелке:
– Фокс уже поработал с ним сегодня утром.
Ясное дело, что эти черти уговорили Люси выступить в качестве жертвенного ягненка и самой прийти на заклание к шефу… Она продолжала виноватым тоном:
– Письмо было нераспечатанным. Видно, Джессика не придавала этим писулькам особого значения и просто сунула конверт в карман не глядя. А потом забыла про него.
– Ну хорошо, так что же там говорится?
Как и предыдущие послания, это было столь же лаконично и назидательно: «Они возненавидят блудницу сию, отвергнут и пустят нагую. Откровение Св. Иоанна 17:16».
– Что ты думаешь об этом? – поднял глаза Уайклифф.
– Оно звучит немного иначе – тут есть угроза.
– Хочешь сказать, отсутствующее звено в цепи?
Люси в сомнении склонила голову набок:
– Думаю, вполне возможно, сэр, но почерк немножко отличается, да и цитата не совсем удачная, словно кто-то попытался подделаться под прежние записки, но не очень умело. Такое у меня ощущение. Бумага и конверт те же самые, но ведь их любой может купить в киоске… А вообще-то, сэр, я бы потолковала насчет этого с сестрицей викария.
– Ты думаешь, письма посылала она?
– Во всяком случае, сэр, она знает о похождениях здешних дамочек больше других.
– Все-таки ты считаешь, что письма написаны женщиной?
– Хотела бы я это знать! – постепенно к Люси возвращалась уверенность в себе – видимо, она почувствовала, что разнос шеф устраивать не будет.
– Хорошо. Давай дальше.
– Я выяснила у инспектора Рида насчет той истории с Рюзами… Помните, вырезки в альбоме у Джессики? Про мальчика, сбитого на дороге?
– Ну так что же?
– Рид прекрасно помнит этот случай. Тогда он работал сержантом дорожной полиции и участвовал в расследовании. Парнишка ехал домой из Триспена около половины седьмого вечера. Его сбил автомобиль, и тело вместе с велосипедом оттащили подальше от дороги, за насыпь, видимо, чтобы отсрочить расследование. Причем не было уверенности, что тащили его уже мертвым, представляете! Может быть, его бросили лежать там еще живым! В общем, местная публика тогда готова была разорвать виновного на части…
– А преступника не нашли?
– Нет. Главным подозреваемым был Джонни Глинн, но против него не смогли собрать достаточно веских улик. Расследование длилось несколько месяцев безрезультатно. Впрочем, дело до сих пор формально не закрыто.
Уайклифф и сам смутно помнил какие-то обстоятельства того расследования, но все-таки лично он никак не участвовал в нем и подробностей знать не мог.
– Знаешь, Люси, позвони-ка инспектору Риду, – сказал он. – Предупреди его, что я заеду к нему завтра днем, обсудить дело Рюза.
Люси прибыла к викарию ближе к полудню. Дверь ей открыла Селия, собственной персоной. Люси представилась и предъявила ордер.
– Мой брат уехал в Труро на совещание с епископом! – категорически заявила Селия. Такое ощущение, что сейчас захлопнет дверь перед носом.
– Я пришла поговорить с вами – если вы можете уделить мне несколько минут.
Селия Джордан целиком состояла из серого циста – волосы, лицо, платье. Одеждой она напоминала монахиню и держала себя довольно угрюмо. Она глядела на Люси, словно измеряя ее коэффициент интеллекта бесконтактным способом.
– Ну ладно, я поговорю с вами. Вытирайте ноги – я только что пропылесосила коридор…
Дом викария был относительно новым, построенным церковью после продажи местных владений. Но Джорданы решили придать этому жилищу вид «сурового обиталища духа», так что здесь громоздилось огромное количество мрачной полированной мебели, висели темные портьеры, а унылые обои слегка оживляли только репродукции картин на библейские темы.
Люси прошла вслед за хозяйкой в заднюю комнату, очевидно, служившую викарию кабинетом. Тут стоял письменный стол с культовой утварью, полки были заставлены религиозной литературой. Царил полумрак, потому что окно заслоняли росшие рядом с домом ели.
Селия устроилась в кресле у стола, предоставляя Люси выбирать один из двух табуретов. Очевидно, такой же неприветливый прием был уготован молодым парам, собирающимся повенчаться…
Люси предъявила Селии первые три анонимных письма, выложив их рядком на стол. Она решила говорить вкрадчиво, льстиво:
– Вы, вероятно, знаете деревню и местный приход лучше, чем кто-либо. Вот анонимные послания, полученные убитой в последние недели перед гибелью. Мы очень хотели бы узнать автора этих записок. Так что я пришла к вам за добрым советом.
Селия нацепила на нос очки, которые были у нее подстрахованы шелковым шнурком, наброшенным на шею. Молча она изучила выложенные перед нею письма. Люси наблюдала за ней. Трудно было определить возраст этой женщины. Лоб и щеки ее оставались гладкими, но рот казался чуточку перекошен и на верхней губе заметны тонкие шрамики.
Селия разглядывала анонимки недолго и, когда подняла глаза, спросила с некоторым раздражением:
– Ну и что? Вы же понимаете, что это цитаты, вырванные из контекста? А в своем настоящем контексте они носят совершенно метафорический характер, даже аллегорический, я бы сказала…
– Но ведь кто-то выписывал их и посылал убитой, – робко возразила Люси. – Значит, эти цитаты как бы относились к ней?
Селия угрюмо глядела на нее поверх очков.
– Это уж точно, относились! Что еще вы ожидаете от меня услышать?
Да, с ней нелегко было разговаривать.
– Вы, вероятно, прекрасно знаете, что поведение Джессики было поводом для… для злословия среди здешних людей, верно?
– То есть для меня и женщин из нашей Гильдии? Да, и мне тут не в чем виниться. Женщина с ее репутацией просто не имела права работать при церкви! В этом вопросе я всегда возражала своему брату…
– Иначе говоря, вы в известной степени согласны с автором этих записок?
Тут Селия нахмурилась.
– Но ведь они совершенно безопасны! Разве преступно – или грешно – напоминать заблудшему о его ошибках?
– В таком случае эти записки выглядят совершенно бесцельными. Как вы думаете, чего хотели добиться с их помощью?
Селия сняла очки и высокопарно произнесла:
– Никогда не следует недооценивать всемогущую силу слова!
– Но ведь угроза всегда действует получше простых сентенций, не правда ли?
– Я в этих записках никаких угроз не замечаю.
Тогда Люси вытащила четвертое письмо и протянула Селии.
– Вот это послание было отправлено Джессике за два дня до ее смерти.
Очки снова были торжественно водружены на нос, и на сей раз Селия долго и пристально изучала записку. Потом она вытащила из ящика Библию и быстренько сверилась с текстом.
Да, эта тетушка не только начитанна, но и обладает завидной выдержкой… Люси невольно вспомнила свою университетскую преподавательницу, от которой много настрадалась в студенческие годы. Это было своего рода чудовище в юбке, непробиваемое и ужасное в своей ледяной правоте; и точно с таким же взглядом она возвращала Люси ее курсовые работы, с язвительным комментарием, вроде: «У вас, дорогая, исключительный и даже в своем роде болезненный талант всегда упускать из виду самое важное…»
Селия удовлетворилась более сдержанным замечанием:
– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что этот четвертый образчик создан другим автором?
– Почему вы так думаете?
– Та, кто слала те первые три письма, по крайней мере знала Библию. Она умела использовать цитаты к случаю… – Люси только хотела оборвать ее, когда Селия вскинула руки вверх: – Да! Да! Ладно! Я сказала «та» и «она», и именно это я и думала! Конечно, это дело рук женщины, в этом сомневаться не приходится…
Селия глубоко выдохнула и продолжала:
– Итак, далее я утверждаю, что первые три записки корректны и к месту, а вот четвертая – нет. Тут вот появилась заглавная буква, которой нет в оригинале, а исходный контекст не просто аллегорический, но совершенно неподходящий!
Тон ее выражал презрение.
– Так вот, давайте посмотрим в оригинал. Этот абзац в «Откровении Святого Иоанна» звучит следующим образом: «…и десять рогов, что ты видел на звере, возненавидят блудницу сию, отвергнут и пустят нагую…» – В легкой улыбке сквозило превосходство. – Нужно уж вовсе не разбираться в Библии, чтобы из множества подходящих и точных высказываний выбрать для подобного цитирования именно это!
– Эта мысль и мне пришла в голову, – робко заметила Люси.
– Да неужели? – без всякого интереса отозвалась Селия, продолжая сравнивать записки. – Кстати, помимо прочего, похоже, что четвертый конверт надписан другой рукой. Впрочем, это уж не моя печаль…
Она собрала полиэтиленовые пакетики в пачку и вернула Люси.
– Надеюсь, у вас ко мне все?
Люси и сама толком не знала, что именно хочет получить от беседы с сестрой викария. И теперь она ощущала себя, словно студентка-первокурсница после неудачно сданного зачета. С другой стороны, эта сухая чопорная дама подтвердила ее, Люси, собственные догадки насчет четвертого письма, так что теперь она сможет увереннее говорить с Уайклиффом.
Значительную часть рабочего времени при ведении следствия Уайклифф тратил на то, что называл «бахромой по краям»: длинные телефонные переговоры со своим патроном и со своим заместителем в штаб-квартире; прочтение и ответы на рапорты по другим расследованиям на территории двух графств; наконец, руководство своим подразделением в целом. Уайклиффу еще повезло, что его заместитель предпочитал административную работу оперативной. Так и получалось – каждому свое. И Уайклифф мог целиком отдавать себя индивидуальной творческой работе по раскрытию преступлений…
Но и в этом теперешнем расследовании, как обычно, был и некий общественный момент. И, видимо, настолько важный, что утром в Пасхальный понедельник его патрон, Бертрам Олдройд, решил позвонить и выяснить, как продвигается дело. Да и пресса успела созреть для брифинга.
Керси снова зевнул, на сей раз уже отбросив приличия, в полный рот.
– Почему-то здесь меня все время в сон клонит, кажется, это называется нервным истощением… Ну ладно, почти все, что рассказал Гич, отражено в его письменных показаниях, а чего нет там, есть в моем отчете. Конечно, прежде всего он хотел отвести подозрения от себя самого, и выбрал Лэвина с лодки в качестве козла отпущения. По его словам, Лэвин регулярно спал с Джессикой.
Уайклифф пролистал отчеты в папке.
– Так… А что у нас есть об этом Лэвине, кроме рассказанного Гичем?
– Он мелькает у нас в отчетах, – заметил Керси. – Купил эту лодку пару лет назад и поселился на ней вместе со своим приятелем – или кем там ему приходится этот парнишка… Кажется, этот Лэвин – бывший биохимик, он работал на одной крупной фармацевтической фирме, пока не пострадал в аварии. Там случился взрыв газа. По слухам, фирма отвалила ему круглую сумму в качестве компенсации.
– А как он сейчас живет, есть какие-нибудь сведения?
– Он заинтересовался всякими водными животными и изучает их тут – в реках и ручьях. Парнишка, его напарник, плавает по притокам на каноэ, собирает ему образцы. Говорят, эта лодка – что-то вроде биологической лаборатории.
– Итак, нам надо побольше узнать о нем… – Уайклифф взглянул на часы. – Но это подождет – а пока что пора пообедать.
Они неплохо отобедали в баре, но за соседними столиками было слишком много народу, так что говорить о делах не пришлось. Уайклифф наблюдал за парочкой, занимающей столик рядом – мужчина с молоденькой девушкой, которые, торопливо жуя пироги с мясом, наслаждались разгадыванием кроссворда в «Таймс». Длинные каштановые волосы мужчины, серебрящиеся по вискам, спадали на плечи, а неподстриженная борода доходила до груди. Однако лицо его выглядело довольно моложавым. Уайклифф непроизвольно вспомнил иллюстрации с изображением Рипа Ван Винкля… Девушка, светлая, стройненькая и нежная как майская роза, отлично подходила под типаж молодой леди викторианской эпохи.
Наблюдать за этой парой было весьма любопытно. Они сосредоточенно бормотали себе под нос что-то, потом кто-нибудь хватал карандаш и лихорадочно записывал в сетку очередное слово. Вокруг них словно витала аура счастья и полной удовлетворенности друг другом.
Перед уходом Уайклифф потихоньку перемолвился с хозяином, Джонни Глинном.
Джонни сказал:
– Это Гектор Кэри и его племянница, Алисия.
– Они здесь часто бывают?
– Считай, каждый день.
Уайклифф вспомнил башенку у реки, похожую на маяк.
– А, они живут в том доме с башенкой?
– Ну да. Трекара, дом с башенкой.
Уайклиффа поражало, как быстро меняется выражение лица Джонни, стоит спросить его о ком-нибудь из местных жителей. В своей роли хозяина заведения Джонни был дружелюбен, общителен и даже болтлив. А стоит задать конкретный вопрос, как разговор сразу закругляется. Ответы становятся краткими, взгляд – подозрительным…
Когда Уайклифф и Керси вернулись в свой временный кабинет и приступили к изучению отчетов – каждый своего, – раздался телефонный звонок. Это был Фрэнкс, патологоанатом:
– Ничего интересного, старик! Очень здоровая женщина. Можно сказать, крепкая. Будь я на месте убийцы, я бы побоялся с ней связываться, разве что в дружеском смысле…
– Она, случайно, не была беременна?
– Случайно нет. Может быть, тебя заинтересует, что она не была девственницей? Нет? Ну что ж. Если ты еще не потерял интерес к ней, могу поведать тебе – смерть наступила в результате масштабного вдавливания теменной кости в мозг с левой стороны.
– Можешь мне не рассказывать. Я знаю, что рана была нанесена тупым орудием, типа молотка… Спасибо тебе большое. Чрезвычайно ценные и, главное, новые сведения.
Фрэнкс на том конце хмыкнул:
– Послушай, дорогой, но ведь мы не можем разрешать все твои проблемы сами? Тебе тоже придется потрудиться, Чарли!
Тут вошел Фокс со своим рапортом, и Уайклифф повесил трубку. Отчеты Фокса всегда представляли собой отличные, убедительные тексты, снабженные в огромном количестве диаграммами и графиками, так что в их правдивости и достоверности не мог бы засомневаться даже сам генеральный прокурор.
– Вот тут есть отпечатки подошв, – бесстрастным голосом поведал он, показывая отпечатки грязи на ковре, которым был устлан алтарь. – Это резиновая подошва, сэр, размер примерно от тридцать девятого до сорок первого, так что вполне возможно, что мы сумеем идентифицировать отпечатки.
– Отчасти мы можем быть уверены, что и убитая женщина носила сапоги с резиновой подошвой, но только там был скорее всего тридцать седьмой размер… Но тем не менее, Керси, твои наблюдения очень важны… Что-нибудь еще заметил?
– Вырезанные куски бумаги, которыми заткнули клавиши рояля, относятся к «Церковному ежеквартальнику», из сентябрьского номера за прошлый год. На двух вырезках имеются четкие отпечатки, которые пока что трудно сопоставить с какими-то другими. Издание представляет собой богословский журнал, и если верить местному газетному торговцу, этот журнал он заказывает специально для викария.
– Хорошо. Значит, поле поиска сужается! С другими отпечатками нет новостей?
– Пока нет, сэр.
Уайклифф взял свою ручку и с нарочито внимательным лицом стал разглядывать отчеты. Фокс помялся-помялся и наконец ушел.
Увы, истина состоит в том, что, несмотря на все Изощренные технические методы экспертизы, успех расследования все еще зависит прежде всего от тех сведений, которые люди пожелают сообщить полиции. А вот убедить людей давать показания становится все труднее – ведь закон защищает права всех свидетелей, но не права жертвы, и дело превращается в своего рода шахматный этюд, ребус…
Уайклифф, вздохнув, отложил бумаги Фокса и снова принялся за переваривание и сопоставление фактов, чтобы в конце концов отразить это в своем собственном отчете. Но не прошло и десяти минут, как к нему в кабинет снова постучали. На сей раз явился Диксон с письмом.
– Вот, сэр, передали с нарочным из ближней деревушки.
На конверте явно женским почерком было выведено: «Суперинтенданту Уайклиффу, полицейское отделение Труро». Обратный адрес гласил: «Тиллис коттедж, Беллхилл, Мореск».
Записка оказалась краткой:
«Дорогой мистер Уайклифф!мисс Грейс Тревена».
Я не могу приехать к Вам сама, но думаю, что могла бы Вам помочь. Каждый день я дома после шести вечера. Пожалуйста, не присылайте никого вместо себя. Это письмо строго конфиденциальное.
Искренне Ваша,
Обычно каждое полицейское расследование пробуждает к жизни множество жучков, которые начинают выползать изо всех щелей: тут и анонимные звонки, и липовые свидетельства, и письма. Похоже, это – именно из таких писем. Впрочем, тут можно было заметить простодушие сочинительницы, что совсем не свойственно для ложных свидетельств. А Тревена – хорошая, исконно корнуэльская фамилия.
Уайклифф поднял трубку:
– Сержант Трайс на месте? Пошлите-ка его ко мне…
Трайс был местным участковым полицейским, которого приставили помогать группе Уайклиффа. Трайс вошел и робко, неуверенно спросил:
– Что случилось, сэр?
– Тиллис коттедж – это где?
Полисмен сразу просветлел взором, поняв, что ругать его не собираются.
– Это на самой верхушке холма Беллхилл, сэр, там, куда подходит Черч-Лейн.
– А кто такая Грейс Тревена, которая там проживает?
Полисмен медленно расплылся в улыбке:
– Знаю я ее. Такая молодая особа, сэр, лет тридцати с хвостиком, живет со своей бабушкой. Прямо помешана на всяких астрологиях и гаданиях… Она держит магазин разных магических принадлежностей, да еще пописывает в нашу местную газету статейки типа «Что нам обещают звезды на этой неделе»… Ну, там вокруг нее и общество собирается… Пожалуй, она слегка малахольная, но приятная дамочка.
– Спасибо. Это все, что я хотел узнать.
Когда за Трасом закрылась дверь, Уайклифф сказал себе. «Проще будет купить какие-нибудь карты Таро…»
Стефания Винтер стояла на стремянке в библиотеке и диктовала сыну название очередного тома, вынутого с полки:
– Дизраэли. Виги и движение вигов. Политические сочинения. Издательство Хатчена, 1913 год… По буквам: Х-А-Т-Ч-Е-Н…
Сидящий за длинным столом Джильс вписал книгу в список. А в другом конце комнаты точно так же стоящий на стремянке Гектор Кэри диктовал своей племяннице Алисии:
– Холлиуэй. Прогулки по западному Корнуэллу. Первое издание, 1861 год…
Зала эта, с ее выгнутым куполообразным потолком напоминала притвор церкви, и в обоих ее торцах переливались выложенные мозаикой готические окна. Все остальное пространство стен было занято книжными полками, которые тянулись вверх чуть не до самого потолка.
– Я принесла вам чаю! – раздался квакающий голос. В комнату вошла сухопарая седая женщина с подносом в руках.
Кэри спустился с лесенки и взял поднос.
– Очень вовремя, Винни. Спасибо за заботу…
Наверно, сами книги, даже просто стоящие на полке, оказывают на человека облагораживающее влияние. Буйнопомешанные в библиотеке тоже, вероятно, на время успокаиваются…
Все четверо уселись за стол. Стефания разливала чай, Кэри передавал бисквиты, что-то благодушно бормоча в свою густую бороду. Они мирно и дружелюбно ворковали, словно голуби на насесте.
– Как здорово, что ты взялся помогать нам, Джильс! – сказал Кэри. – Надеюсь, тебе не опротивели наши книги. Видишь ли, мне объяснили, что раз у меня есть библиотека, значит, мне нужен каталог. Не знаю, правда, зачем, но если ты спросишь у своей мамы, она тебе наверняка сумеет объяснить по-научному…
Джильс порозовел, поправил на носу очки и улыбнулся.
«Бог ты мой, – подумала Стефания, – как же давно я не видела улыбки на его лице…»
– Что может быть прекраснее, чем пить крепкий чай в библиотеке с приятными, интеллигентными людьми? – продолжал Кэри. – Да еще с такими прелестными дамами?
Когда чай налили по второму кругу, Кэри заметил:
– А как там на ферме развиваются события?
Стефания аккуратно промокнула губы платочком.
– Лоуренс ждет известий от адвоката, – сказала она. – На этом, я полагаю, будет конец.
Кэри огладил свою шелковистую бороду.
– А знаете, что я имел в виду, когда задал вам этот вопрос? Дело в том, что мне доставило бы огромное удовольствие принять вас у себя в доме. Вы можете поселиться тут на время – пока не уладите дела, или жить постоянно. Как угодно. Мы с Алисией живем очень уединенно, оторванно от мира, и нам обоим было бы просто полезно общаться с такими людьми, как вы, с единомышленниками. Правда ведь, Алисия?
– Дядя, ты же знаешь, что я «за»!
– Ну вот и хорошо! – Кэри потянулся за бисквитом. – Отличное печенье… Винни сама пекла…
Откусив от печенья и блаженно прижмурившись, Кэри добавил:
– А знаете ли вы, что означает Трекара на корнуэльском диалекте? Примерно как «Дом друзей»! Или даже как «Дом любви»… И фамилия Кэри тоже имеет сходное происхождение…
– Вы очень добры к нам, Гектор, – сказала Стефания. – Только боюсь, что Лоуренс сочтет неудобным принять такое великодушное предложение от вас…
Кэри развел руками:
– Ну, я считаю, что тут польза будет для обеих сторон, так что поговорите с ним, постарайтесь убедить… По-моему, для всех нас это было бы просто прекрасно!
– Мама, мистер Кэри предлагает нам поселиться здесь? – спросил Джильс у Стефании.
– Да, а что, тебя это предложение смущает, сынок?
Джильс покраснел как маков цвет и ничего не ответил.
В каюте лодки-дома сидел человек и читал книгу. Свет из окошка падал справа и прохватывал его седоватую шевелюру и серебристую бороду. Угловатые черты его лица даже борода не могла скрыть. Страшно изуродованная левая сторона лица не была видна, но ярко белеющие шрамы на коже все равно бросались в глаза.
Рядом на скамейке молодой человек приник лицом к окулярам микроскопа. На предметном стеклышке под объективом что-то было распластано. Большеголовый, грузный, коротко стриженный юноша все еще сохранял в лице детское обаяние.
– Бедняжка никак не утихомирится, – проронил парень, не отрываясь от микроскопа.
– Попробуй капнуть глицерина, – посоветовал бородач, поднимая глаза от своей книги.
Здоровенная рука удивительно ловко набрала в пипетку капельку глицерина и капнула на стеклышко под объективом. Широкое лицо вдруг расплылось в улыбке:
– Ага, вот теперь он уже поспокойнее… Похоже, это какой-то червячок…
– Тело разделено на сегменты? – строго спросил бородач.
– Ага.
– Голову можно различить?
– Да, тут есть голова…
– А тело разделяется на две части?
– Точно.
– А ножки? Есть ножки?
Юноша напряженно всматривался в микроскоп.
– Что может быть прекраснее, чем пить крепкий чай в библиотеке с приятными, интеллигентными людьми? – продолжал Кэри. – Да еще с такими прелестными дамами?
Когда чай налили по второму кругу, Кэри заметил:
– А как там на ферме развиваются события?
Стефания аккуратно промокнула губы платочком.
– Лоуренс ждет известий от адвоката, – сказала она. – На этом, я полагаю, будет конец.
Кэри огладил свою шелковистую бороду.
– А знаете, что я имел в виду, когда задал вам этот вопрос? Дело в том, что мне доставило бы огромное удовольствие принять вас у себя в доме. Вы можете поселиться тут на время – пока не уладите дела, или жить постоянно. Как угодно. Мы с Алисией живем очень уединенно, оторванно от мира, и нам обоим было бы просто полезно общаться с такими людьми, как вы, с единомышленниками. Правда ведь, Алисия?
– Дядя, ты же знаешь, что я «за»!
– Ну вот и хорошо! – Кэри потянулся за бисквитом. – Отличное печенье… Винни сама пекла…
Откусив от печенья и блаженно прижмурившись, Кэри добавил:
– А знаете ли вы, что означает Трекара на корнуэльском диалекте? Примерно как «Дом друзей»! Или даже как «Дом любви»… И фамилия Кэри тоже имеет сходное происхождение…
– Вы очень добры к нам, Гектор, – сказала Стефания. – Только боюсь, что Лоуренс сочтет неудобным принять такое великодушное предложение от вас…
Кэри развел руками:
– Ну, я считаю, что тут польза будет для обеих сторон, так что поговорите с ним, постарайтесь убедить… По-моему, для всех нас это было бы просто прекрасно!
– Мама, мистер Кэри предлагает нам поселиться здесь? – спросил Джильс у Стефании.
– Да, а что, тебя это предложение смущает, сынок?
Джильс покраснел как маков цвет и ничего не ответил.
В каюте лодки-дома сидел человек и читал книгу. Свет из окошка падал справа и прохватывал его седоватую шевелюру и серебристую бороду. Угловатые черты его лица даже борода не могла скрыть. Страшно изуродованная левая сторона лица не была видна, но ярко белеющие шрамы на коже все равно бросались в глаза.
Рядом на скамейке молодой человек приник лицом к окулярам микроскопа. На предметном стеклышке под объективом что-то было распластано. Большеголовый, грузный, коротко стриженный юноша все еще сохранял в лице детское обаяние.
– Бедняжка никак не утихомирится, – проронил парень, не отрываясь от микроскопа.
– Попробуй капнуть глицерина, – посоветовал бородач, поднимая глаза от своей книги.
Здоровенная рука удивительно ловко набрала в пипетку капельку глицерина и капнула на стеклышко под объективом. Широкое лицо вдруг расплылось в улыбке:
– Ага, вот теперь он уже поспокойнее… Похоже, это какой-то червячок…
– Тело разделено на сегменты? – строго спросил бородач.
– Ага.
– Голову можно различить?
– Да, тут есть голова…
– А тело разделяется на две части?
– Точно.
– А ножки? Есть ножки?
Юноша напряженно всматривался в микроскоп.
– Да, я вижу шесть ног, посередке, там, где грудной сегмент…
Научные термины парень произносил с особой гордостью и тщанием.
– Так значит, что это, а?
– Насекомое! Да, мне надо было пораньше сообразить, конечно…
– Ничего, тебе просто нужно побольше практики. А теперь попробуй определить – это взрослое насекомое, личинка или нимфа?
Наконец, научная проблема была разрешена и бородач снова принялся за свою книгу.
Стоял высокий прилив, и лодка неспокойно покачивалась, скрипя и постанывая. Неподалеку вдруг испуганно крякнула утка, потом залаяла собака.
– А здорово теперь стало, правда? – вдруг пробормотал парень.
– Что здорово?
– Ну, что мы снова зажили сами по себе. Она больше не станет к нам тыкаться каждый день и мешать…
– Заткнись, Слон!
Голос был резким, злым, и лицо юноши вдруг сморщилось от страха:
– Прости меня, Брайан, я не хотел… Сказал, не подумавши…
– Знаю, знаю. Не пугайся. Просто никогда не говори так, ясно? – и после паузы бородач добавил: – Сыграй мне что-нибудь, пожалуй…
– Сыграть?
– Да.
Парень выволок из-под скамейки аккордеон и, взяв несколько пробных аккордов, заиграл. Это была странная мелодия, словно он все повторял одну фразу на разные лады, пытаясь нащупать тему, а потом бросал и принимался за другую. Бородатый человек отложил свою книжку и, откинувшись в кресле с прикрытыми глазами, молча слушал. Мясистое лицо паренька было невероятно серьезным, сосредоточенным.
Поиграв минут десять, Слон отложил аккордеон.
– По-моему, пора ужинать.
– Ты прав, – медленно произнес бородач. – Теперь – здорово…