В среду утром
Эстер вздрогнула и проснулась. Неужели же это был сон? Она нервно села в постели, вся в напряжении. В доме царила полнейшая тишина, ни звука не доносилось и из кемпинга, но ей было слышно, как в отдалении ритмично рокотало море. Ночь стояла безлунная, но свет, проникавший сквозь окно, наполнял комнату тенями и смутными силуэтами. Он косым лучом падал на статую Богородицы, и Эстер поспешно перекрестилась.
— Пресвятая Дева Мария, Матерь Божия…
Она уже несколько дней жила в предчувствии грядущего зла, а сейчас ощутила его появление почти физически — в собственной комнате. Она выбралась из-под одеяла, накинула халат поверх ночной рубашки, нащупала ногами тапочки. Не зажигая света, она преклонила колени перед Богоматерью, потом вышла из комнаты. Спальня Джеймса была рядом, и дверь оказалась приоткрытой. Эстер распахнула ее и заглянула в комнату. Кровать, откинутое одеяло… Джеймса не было. Ее губы беззвучно шевельнулись:
— Молю тебя, Господи, не дай ему…
Она спустилась вниз, прошла коридором вдоль задней стены дома и оказалась в комнате, что соседствовала с кухней и прежде служила конторой. До этого момента она передвигалась по дому неслышно и в темноте, теперь же включила свет. Старинные часы над рабочим столом Джеймса показывали двадцать минут четвертого. Дверца стенного шкафа была открыта, цепочка с замком, на который запиралось ружье Джеймса, свисала. Ружье исчезло.
— Боже, воспрепятствуй ему!
Преодолев минутную растерянность, она приняла решение. У вешалки рядом с черным ходом она нашла старые башмаки, в которых обычно возилась в саду. Твидовое пальто накинула прямо на халат. Здесь же на полке они всегда держали фонарик. Захватив его, Эстер выскочила наружу.
И оказалась в пелене обманчивого тумана. Ни в одном из окон передвижных домиков не горел свет, но территория кемпинга была освещена несколькими фонарями, которые казались сейчас сквозь туман огромными шарами. Метров двести она преодолела бегом, потом почувствовала, что задыхается, и перешла на шаг. Линия фонарных столбов оборвалась. Войдя в лес, она включила фонарик, но туман отбросил столб света назад, прямо ей в лицо. Создавалось впечатление, что идешь на светящуюся стену. Оказалось, лучше всего светить себе под ноги, чтобы видеть тропинку, но тогда она начинала чувствовать себя беззащитной и уязвимой, словно мишень. Чепуха это все, подумала она, и пошла дальше.
Справа ей было слышно журчание ручья, и смутные очертания, проступающие из мрака, оказались кронами знакомых деревьев. Теперь она продвигалась вперед куда увереннее.
На какое-то время поглощенная превратностями пути, она почти забыла о своей цели; теперь же ее вновь охватило тревожное возбуждение. Тропинка перешла в просеку. Она добралась до карьера; поверхность воды в нем тускло светилась сквозь туман. Со всех сторон раздавались чуть слышные звуки: потрескивания, шорохи, вздохи. Она по-прежнему ничего не видела на расстоянии вытянутой руки, и ей было страшно. Легкий всплеск совсем рядом заставил ее вздрогнуть. Ондатра какая-нибудь? Прожив почти всю жизнь вблизи леса, Эстер мало что знала о его обитателях.
— Боже, умоляю тебя… — бормотала она себе под нос импровизированные молитвы.
Вдруг раздался громкий скрип, глухие стуки, потом шумно всплеснула вода. Звуки эти доносились с противоположной от нее стороны карьера. Дремавшие на склонах птицы сорвались в полет, зашелестев сотнями крыльев.
Эстер застыла на месте, парализованная страхом.
— Пресвятая Дева Мария, Матерь Божия…
Ничего, однако, не произошло. Выждав еще немного, она снова пустилась в путь. Просека кончилась, тропа стала подниматься вверх и снова нырнула в лес — карьер остался позади. Вершина холма была безлесой. Эстер попала на открытую равнину и, несмотря на туман, теперь ясно видела, куда идти. Это приободрило ее. Тропа вывела ее на проселок, который шел краем поля. Скоро начнется изгородь, а там и до фермы рукой подать. Если она не найдет там Джеймса, что ей тогда делать? И что она вообще могла сделать в этой ситуации?
Впереди проступили знакомые очертания построек. Она была всего в нескольких метрах от ворот фермы, когда со двора послышалась какая-то возня, а потом донесся по-мальчишески срывающийся голос молодого мужчины:
— Я сотрудник полиции… Назовите свое имя и фамилию.
Затем тот же голос удивленно воскликнул:
— Мистер Клемо?! Что вы здесь делаете в такой час?
В доме залилась лаем собака.
— Отдайте мне ружье, пожалуйста, сэр.
Эстер стояла у ворот, вцепившись обеими руками в прутья решетки, чтобы не упасть в обморок. Ее мелко трясло, сердце, казалось, вот-вот вырвется из грудной клетки.
Но вскоре раздался лишь хриплый голос Джейн Рул, которая звала сына.
— Бога ради, что здесь происходит?
Все обошлось!
Первым порывом Эстер было войти во двор фермы и присоединиться к остальным, но она остановилась, подумав, что скажет на это Джеймс. Она хотела избежать объяснений. Когда Эстер поняла, что ноги снова ее слушаются, она пустилась в обратный путь. В том месте, где тропинка начинала спускаться к затопленному карьеру, она вдруг увидела сквозь туман всего в нескольких метрах от себя человеческую фигуру. Они заметили друг друга одновременно, и оба в испуге замерли. Потом Эстер, поддавшись панике, бросилась бежать. Она споткнулась, упала, больно ударившись головой о корень дерева, но сразу вскочила и снова побежала, почти не разбирая дороги, пока наконец не выскочила из леса на территорию кемпинга.
Небо уже почти просветлело, но кругом не было видно ни души. Эстер поспешно пересекла кемпинг и добралась до дома, куда вошла черным ходом. Едва закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной. Дышала она тяжело, с резью в груди, а из ссадины на лбу сочилась кровь и стекала по щеке.
Джефф Мойл шел в кемпинг на работу. Жил он рядом с фермой Рулов и часто срезал угол через их поля, и дальше — по лесной тропинке. Прошедший накануне дождь насытил почву влагой, и хотя солнце уже сияло вовсю, туман никак не хотел рассеиваться.
Джефф когда-то ходил с Хильдой Клемо в одну школу, но бросил учебу после пятого класса. Сейчас ему было семнадцать, и он работал в кемпинге ее отца, но Хильда по-прежнему была для него предметом эротических греховных сновидений, хотя она его совершенно не замечала. Послушать разговоры, так кое у кого с ней получилось, но, наверное, это только сплетни. Неужели она с Ральфом Мартином?… Правда, по общему мнению, Ральф вряд ли сумеет воспользоваться свалившимся на него счастьем. Сейчас его допрашивают по поводу исчезновения Хильды. Двоих бывших дружков Джеффа по школе тоже таскали в полицию. Должно быть, скоро и его вызовут.
Он спустился к карьеру. Странно, над водой тумана не было, а в зеленой ряске, которая летом обычно ровным слоем покрывала ее поверхность, зияли дыры. Конечно, ведь не далее как в понедельник полицейский аквалангист обшарил дно, искал труп Хильды. При мысли об этом у Джеффа холодок пробежал по телу. Года два назад он с приятелем на спор отправился нырять в карьер. Вода оказалась ошеломляюще холодной, а когда он вынырнул, то задел головой что-то большое, гладкое и противно липкое, плававшее у самой поверхности. Ему показалось, что эта дрянь приклеилась к нему, и от страха он пулей выскочил на берег.
Это была всего лишь дохлая собака, почти лишившаяся шерсти от долгого пребывания в воде. Но снилась она ему потом долго.
Должно быть, они считают, что Хильды уже нет в живых.
Неужели кто-то из знакомых парней, один из его приятелей был способен?…
В испуге он ускорил шаг. Только мужская гордость не позволила ему пуститься бегом. Он лишь старался не смотреть в сторону карьера. И все равно краем глаза успел заметить какое-то светлое пятно, и это заставило его остановиться. Там, метрах в двадцати от него, у самой поверхности воды плавало тело девушки. Он стоял и пялился на него как загипнотизированный. Картина, представшая перед ним, могла бы даже показаться красивой — издали на теле не было видно никаких повреждений, оно лишь было ненатурально белым и совершенно неподвижным, — но все равно это зрелище повергло его в такой ужас, какого он ни разу прежде не испытывал. Это была Хильда — девушка, являвшаяся ему в снах, а теперь превратившаяся в ничто, как та собака.
Он не мог бы и сам сказать, как долго пребывал в оцепенении. Придя в себя, он повернулся и бросился бежать.
У домика службы размещения кемпинга он оказался в тот момент, когда Элис, лицо которой покрывала мертвенная бледность, отпирала дверь, чтобы заняться расчетами с ранними отъезжающими.
Известие, что Джеймс Клемо арестован, застало Уайклиффа, когда он брился, в семь тридцать утра — дежурный офицер посчитал именно это время подходящим, чтобы и начальство не разбудить, и не получить позже выговор за неоправданную задержку. Впрочем, на его звонок ответил Керси.
— Наш человек задержал его сегодня в половине пятого утра во дворе фермы, при нем было заряженное ружье.
— Он оказал сопротивление?
— По всей видимости, нет, но он говорит, что хотел заставить Рулов сознаться, что они сделали с его дочерью.
Уайклиффа это удивило. Почему Клемо так уверен, что здесь замешаны Рулы? Или он из тех, что хватаются за оружие, стоит возникнуть малейшему подозрению? Нужно еще так много узнать про Клемо и Рулов!
Сейчас, в четверть девятого, они сидели за столиком у окна с видом на гавань в зале гостиничного ресторана. Небо и море сияли голубизной, лишь кое-где виднелись белые пуховочки облаков, чайки то взмывали, то камнем падали вниз, их мишенью были рыбачьи баркасы, с которых разгружали улов. Маленькие домики террасами поднимались по склонам холмов, один над другим, — словом, на месте были все составляющие того, что рисовало воображение Уайклиффа еще в детстве при словах «приморский городок».
Он аккуратно срезал сало с бекона и откладывал его на край тарелки. Керси с любопытством наблюдал за его манипуляциями.
— Вы оставляете самое вкусное. Помню, бабушка любила мне внушать: «Ешь побольше жирка, мальчик, от него вся польза». И между прочим, она дожила до девяноста четырех.
Сам Керси находился в полном недоумении по поводу еды, загнанный в ловушку рецептов и диет, которые насоветовали его жене фанатики здорового образа жизни, он то и дело вспоминал аппетитные бабушкины поговорки.
— Она курила?
— Простите, что?
— Ваша бабушка… Она курила?
— Боже! Нет, конечно!
— Вот потому и прожила долго. — Мгновенно переключившись на расследование, Уайклифф без всякой связи продолжал: — Нам необходимо побеседовать с Эстер. Если кто и знает, какая муха укусила Джеймса Клемо, так это она. Кстати, вчера вечером я узнал, что пятнадцатилетней девочкой Эстер работала у Рулов вплоть до того, как ее удочерили Клемо.
— Это имеет для нас какое-то значение?
— Пока не знаю.
Многие любят завтракать именно в такое время, особенно супружеские пары с детьми. В ресторане стоял настоящий гвалт, и едва ли их разговор мог кто-нибудь подслушать. Однако они заметили, что некто осведомленный уже успел оповестить всех, кто именно сидит за столом у окна. Поэтому, когда метрдотель подошел и, склонившись к Уайклиффу, зашептал ему на ухо, все головы повернулись в их сторону.
— Извините за беспокойство, старший инспектор, но вас просят к телефону… Прошу вас пройти в мой кабинет, там будет спокойнее.
К девяти часам Уайклифф прибыл к карьеру вместе с Керси и сержантом Фоксом — экспертом-криминалистом. Внешность Фокса сильно портило почти полное отсутствие подбородка и карикатурный нос, как у Панча. Дело свое он знал, но его педантизм и самоуверенность раздражали Уайклиффа.
Патрульные полицейские из городского управления топтались в стороне, дожидаясь указаний. Еще один полицейский в надувной лодке подгребал поближе к трупу, с берега его действиями с помощью крика руководил судебный медик Хоскинг. Это был низенький рыжеволосый человечек с веснушками на лице и горячим темпераментом.
— Не надо ее трогать! Просто толкайте тело сюда, пока мы не сможем до него дотянуться, — и тут же, обернувшись к местным полицейским: — Да расстелите же этот кусок полиэтилена на траве, черт вас возьми!
Сквозь листву деревьев пробивались солнечные лучи, но вода поглощала свет почти без остатка, и только тело мертвой девушки контрастно выделялось на ее фоне.
— Угораздило же вертихвостку… — пробормотал себе под нос один из констеблей.
Камера фотографа щелкала и жужжала не переставая, пока тело вынимали из воды и укладывали на полиэтиленовую простыню.
Хильда Клемо. Уайклифф склонил голову и рассматривал ее бренные останки. Водоросли налипли на бледную кожу и запутались в волосах. Ее убили. Уайклиффу не нужно было медицинского заключения, чтобы понять это. Нет, никаких явных следов насильственной смерти он не видел, но как еще тело несчастной девчонки могло обнаженным оказаться в затопленной водой старой каменоломне?
К нему обратился врач:
— Мне говорили, что в понедельник здесь работал ваш водолаз.
На это отозвался тот полицейский, который только что правил резиновой лодкой:
— Здесь нырял я, сэр. Но тогда ее здесь не было.
— Если это не так, то тебе не поздоровится, приятель, — жестко заметил Керси.
— Скорее всего, он прав, — сказал Хоскинг, уже занявшийся осмотром трупа. — В воде она пробыла недолго. Фрэнке сможет определить точнее, но, на мой взгляд, менее двенадцати часов.
Полиция расставила своих людей на всех подходах к карьеру, и уже велся опрос всех, кто жил в округе: Рулов, Иннесов, Мойлов и всех постояльцев кемпинга, ночевавших в палатках и передвижных домиках у самого леса. Быть может, они слышали или заметили что-нибудь необычное? Где находились они сами после наступления темноты? Известно, что Джеймс Клемо добрался ночью от своего дома до фермы, — видел ли его кто-нибудь?
Хоскинг продолжал толковать о своем:
— Как вы можете убедиться, ей были причинены множественные телесные повреждения, в частности — переломы конечностей. Однако, по моему мнению, почти все травмы нанесены ей post mortem.
— Что значит, почти все?
— Знаете, я не волшебник и даже не паталогоанатом. За точными сведениями вам придется обратиться к Фрэнксу. — Он окинул взглядом отвесную скалу, возвышавшуюся над залитой водой каменоломней. По всей поверхности скалы образовались плодородные уступы, где успели пустить корни молодые платаны и ясени. Только в одном месте не было никакой растительности и лишь торчали острые каменные обломки.
— По всей видимости, ее сбросили именно оттуда, — заметил Хоскинг. — А теперь посмотрите на это.
Он указал на темные пятна на шее девушки по обе стороны от гортани.
— Вы считаете, что ее задушили? — спросил Уайклифф.
— Нет, едва ли, хотя отметины интересные.
После этого врач занялся изучением неглубоких порезов и царапин на лице и конечностях, неизвестного происхождения пятен внизу живота. Когда же он раздвинул волосы у самой макушки, на черепе стала видна глубокая серповидная вмятина с распухшими краями. Хотя тело побывало в воде, у корней волос сохранились остатки запекшейся крови.
Фотограф последовательно фиксировал каждый этап осмотра трупа. Хильда Клемо поступила теперь в полное распоряжение экспертов-криминалистов.
— Что вы думаете об этой ране на голове? — спросил Уайклифф.
— Здесь тоже последнее слово не за мной, но я не вижу ничего другого, что могло бы стать причиной ее смерти. Вообще говоря, чем скорее вы доставите ее в морг и передадите Фрэнксу, тем быстрее получите ответы на свои вопросы. Транспорт для перевозки уже прибыл?
Едва он это произнес, как появились двое с носилками и специальным мешком для трупа.
— Проще донести ее до нашего фургона, чем подогнать его сюда, — заявил один из них.
Хильду запаковали в пластик и унесли. Сержант следовал по пятам за носилками, ибо служебная инструкция велела фиксировать в протоколе абсолютно все.
Едва ли кому-нибудь известная за пределами родного городка, эта школьница становилась теперь объектом профессионального интереса многих десятков, если не сотен, людей. Для них единственной причиной для знакомства с ней окажется необходимость установить личность человека, который ее убил, и усадить его на скамью подсудимых. После этого они начисто о ней забудут. Как только убийцу поймают, все внимание сосредоточится на нем, а кульминация мелодрамы наступит в зале суда, где в роли «звезды» выступит именно преступник.
По временам Уайклиффу все это представлялось весьма странным механизмом, в котором сам он был лишь маленьким винтиком. Впрочем, разве могло быть иначе?
Расследование убийства с этого момента потечет установленным порядком. На стол главного судебно-медицинского эксперта ляжет рапорт, тот возьмет бланк ордера на проведение вскрытия и впишет в него имя доктора Фрэнкса, патологоанатома. Этот ордер будет доставлен Фрэнксу специально выделенным для этого полисменом. Тело Хильды Клемо будет в этот промежуток времени находиться в морозильном боксе морга, дожидаясь тех поистине кощунственных манипуляций, которым подвергнут его во имя правосудия.
Уайклифф и Керси спустились к ручью, где смогли уединиться. Керси пнул ногой сухую ветку, валявшуюся на берегу, и поток, полноводный и бурлящий после дождя, подхватил ее и в одно мгновение унес.
— Стало быть, она мертва. И это очевидное убийство. Мне кажется, Рулы становятся теперь нашими основными подозреваемыми. — В последней фразе Керси содержался намек на вопросительную интонацию.
— Да, но труп был сброшен в каменоломню только прошедшей ночью. Констебль Уоррен слышал громкий всплеск около четырех. Ты допускаешь, что Клиффорд мог выйти и вернуться под самым носом у полицейского? Вспомни, что он уже был дома, когда Уоррен с таким шумом разоружал Клемо.
— Но ведь Клемо сумел пробраться во двор фермы незамеченным. Эти молодые констебли такие сони!
— Ладно, а где мотив убийства? Керси пожал плечами.
— Да заурядное изнасилование. Этот полудурок напал на девчонку и надругался над ней. Он с виду тихоня, но кровь-то в нем играет, как в каждом мужике, а выхода для похоти никакого. Само собой, покрывала его мамаша. Примечательно, что труп обнаружился как раз сегодня. Джейн наверняка поняла, что у нее остался последний шанс избавиться от него. Мы разоблачили ее, так сказать, фокусы с Агнес, и Джейн грозят крупные неприятности. Стало быть, у нее оставалась последняя ночь, чтобы замести следы.
На Уайклиффа это не произвело впечатления.
— Где же в таком случае они прятали труп вчера, когда мы осматривали дом? А ведь до нас Роуз обыскал все хозяйственные постройки и окрестные поля.
— Но ведь трупа Агнес он не нашел, верно? — парировал Керси с усмешкой. — И кстати, если девушке стало известно, какая судьба постигла старушку… Вот вам и еще один мотив.
Уайклифф помотал головой. После недолгого молчания он сказал:
— Остается надеяться, что после вскрытия Фрэнкс сможет заняться эмбрионом и определит вероятного отца.
Потом Уайклифф и Керси поднялись к тому месту, откуда обнаженный труп Хильды Клемо сбросили вниз, чтобы, ударившись об острые каменные выступы, он закончил падение в темной воде затопленного карьера. Тут они попали в заросли ярко цветущего утесника, вокруг кустов которого трудились сонмы пчел, торопившихся сделать последние припасы перед надвигавшейся осенью.
Выцветшая табличка с надписью «Опасно!» торчала на покосившемся столбике. Опасность, несомненно, была вполне реальной: скрытый растительностью край обрыва возник перед ними неожиданно. Прошедший дождь превратил почву вокруг в сплошную грязь, в которой был отчетливо виден желобок сантиметра три шириной, тянувшийся к обрыву от тропинки. Там земля была прочно утоптана, и след сразу терялся.
— След словно бы от колеса старой тачки, сэр.
Кроме того, на земле можно было заметить какие-то вмятины и ямки. Одни из них напоминали размытые ливнем следы ног, другие вполне могли быть оставлены телом девушки, когда его волоком подтаскивали к краю обрыва. Но поверх всего этого отпечатались уже совершенно ясно различимые следы подошв.
— Башмаки Клиффорда Рула, — предположил Керси.
Следы тут же сфотографировали, а потом Фокс и его помощник принялись снимать с них алебастровые слепки. Полисмены между тем вели поиски в траве и среди кустарника, обозначив себе территорию от кромки обрыва и дальше вдоль тропы.
Теперь, когда Уайклифф ознакомился с местностью, с той точки, где он стоял, ему не составляло труда различить постройки фермы Трегеллес, бунгало Иннесов с высившимися рядом соснами, коттедж и развалюхи-сараи во владениях Мойлов. Вдалеке на западной стороне торчала колокольня церкви в Хейвене, а на юге во всю линию горизонта поблескивало Море. Словом, пейзаж мало напоминал декорацию трагедии, и все же всего лишь несколько часов прошло с того момента, когда некто привез сюда обнаженное тело убитой девушки в обыкновенной крестьянской тачке и сбросил в каменоломню, как мешок с мусором.
Они спустились по тропинке и метров через двести вышли на широкую просеку, которая тянулась от ручья к карьеру.
— Надеюсь, вы согласитесь, сэр, — сказал Керси, — что у любого, кто появился здесь ночью, толкая перед собой тачку — скажем, со стороны фермы — был выбор. Этот человек мог подняться по тропе и сбросить труп с обрыва или же избавиться от него внизу, не наделав столько шума. Почему-то убийца предпочел первый вариант.
Уайклифф только отмахнулся от него и спросил:
— А эта куда ведет?
Обнаружилась еще одна едва заметная тропка. Она протянулась от карьера в сторону шоссе на Хейвен.
На вопрос ответил Фокс, не очень, впрочем, уверенно:
— Трудно сказать, сэр. Здесь так все исхожено. Но, судя по карте, эта дорожка проходит поверх карьера и кончается вот здесь, у кемпинга.
Уайклифф задумался. Потом сказал:
— Нам нужно исходить из того, что девушку, живую или мертвую, продержали три дня и три ночи буквально в нескольких сотнях метров отсюда. А прошлой ночью ее, уже мертвую, доставили к обрыву в обычной тачке для навоза.
Фокс закивал:
— Вполне логичный вывод, сэр.
— Ну уж не так трудно их всех вычислить, — опять вмешался Керси. — Рулы, Иннесы, Мойлы — только эти три семьи живут поблизости. Но все равно, на их месте я бы не решился толкать тачку с мертвым телом по этим тропам среди глубокой ночи.
— С той стороны местность почти ровная.
Их разговор прервал возглас одного из полицейских, который ворошил листву и сухие ветки чуть в стороне от тропы. Уайклифф, Керси и Фокс подошли к нему. Констебль держал в руке маленькую фигурку коровы, вырезанную из дерева. Тело животного было выполнено грубовато, зато все детали на голове проработаны тщательно.
— Неплохо бы выяснить, когда именно он ее здесь потерял, — сказал Керси, забрав фигурку у полисмена.
Уайклифф помрачнел.
— Тогда пойди и спроси его об этом. Возьми с собой кого-нибудь из сыщиков. Начинайте с Рулов, потом… В общем, ты и без меня знаешь, что делать. Мобилизуй в свою команду, кого хочешь. Люси Лэйн поехала к Клемо, но она скоро освободится.
Он вздохнул и еще раз бросил взгляд по сторонам.
— Я возвращаюсь в штабной автобус. Пора посвятить начальство в детали. К тому же, мне должен звонить Фрэнке. Шоу занят обустройством нашего штаба в стационарном помещении в северной части припортового района. За этим я тоже хотел бы проследить…
Потом они кратко обсудили, кто чем займется.
Пустившись в обратный путь, Уайклифф избрал ту тропу, которая, по мнению Фокса, вела к кемпингу с другой стороны, делая полукруг в обход каменоломни.
Идти было приятно. Тропа полого спускалась вниз среди кустов куманики, под которыми набирали спелость лесные ягоды. Он не торопился, хотя сам готов был устыдиться этого, — солнечные лучи нежно ласкали его кожу, а Хильда Клемо между тем пала жертвой убийцы.
Да, Хильда Клемо мертва. Но почему? Потому что забеременела? Какая еще могла быть причина? Конечно, существует вероятность, что ее изнасиловали, однако рядовой насильник не станет бить свою жертву чем-то тяжелым по голове…
На удивление быстро он вышел из зарослей на открытый травяной газон, где ему сразу попалась табличка на шесте: «Трегвитенский парк отдыха и туризма. Поле для гольфа на девять лунок. Для прогулок, пожалуйста, держитесь тропы». Аккуратная дорожка вела мимо поля к длинному одноэтажному зданию, стоявшему у самой кромки леса, где уже располагались стоянки для передвижных домиков. Чуть ближе можно было видеть теннисные корты и бассейн с трамплином для прыжков в воду.
Стало быть, от кемпинга до каменоломни действительно можно добраться другим путем, который пусть и длиннее, но значительно приятнее. Через несколько минут Уайклифф оказался у одноэтажного барака, который приютил пункт проката и магазин инвентаря для гольфа. На двери висело объявление: «Открыто с 11 час утра до захода солнца». Еще сто метров, и он вышел на основную дорогу, пересекавшую всю территорию кемпинга.
Люди с блокнотами и в полицейской форме уже мелькали между домиками на колесах и палатками. Над кемпингом висела настороженная тишина: новость о том, что труп девушки найден, да еще наложившаяся на слухи о мертвом теле в морозильнике, возымела свое действие. Хотя день выдался солнечный и теплый, детишки не резвились на траве, даже обычных звуков из радиоприемников не было слышно. Но интуиция подсказывала Уайклиффу, что за ним наблюдают. Он ведь как раз и имел отношение к тем зловещим событиям, что произошли поблизости отсюда. Многие обитатели кемпинга пробыли здесь достаточного долго, чтобы успеть познакомиться с девушкой, чей труп был найден теперь в затопленном каменном карьере…
Назад к гавани Уайклифф ехал очень медленно. Даже после тридцати с лишним лет службы в полиции каждое новое убийство повергало его в ужас и депрессию. На черепашьей скорости он миновал площадь и свернул на одну из улиц, ведущих к морю. На пирсе он с трудом разъехался с грузовичком-рыбовозом; правые колеса его автомобиля прокатились по самой кромке причала. В этот момент он даже вообразил себе заголовок в местной газете: «Высокий полицейский чин пострадал во время аварии в порту». Когда же машины все-таки разъехались, издал вздох облегчения.
Слухами земля полнится. Пресса к тому моменту уже узнала о страшной находке в каменоломне, и парочка репортеров околачивалась у штабного автобуса.
— Я могу вам сказать только одно: как мы полагаем, девушка умерла насильственной смертью. Таким образом, мы расследуем убийство.
— Преступление на сексуальной почве?
— Не знаю… Честное слово, не знаю.
— Труп нашли обнаженным?
— Да.
— Он сильно изуродован?
— Нет.
— Девушка пропала четыре дня назад. Когда именно она была убита?
— Надеюсь, патологоанатом сможет это установить.
— Она утонула?
— Едва ли, но опять-таки, я не судебный медик.
— Правда ли, что полицейский аквалангист обследовал дно карьера в понедельник, но ничего не обнаружил?
— Да.
— Почему он не сумел найти труп?
— Вероятно, потому, что его там еще не было.
— Вчера полиция наткнулась на тело женщины в морозильнике на ферме Трегеллес. Здесь есть какая-то связь?
— Понятия не имею. Мне пока не известно, от чего и когда умерла та женщина.
— Она умерла или была убита?
— Это определит главный судебно-медицинский эксперт после вскрытия.
— Джейн Рул и ее сын арестованы?
— Нет.
— Верно ли, что парень слабоумный?
— Я не психиатр. И это действительно все, что я сейчас могу вам сказать. Мы еще встретимся, когда мне будет что сообщить. И вообще, по-моему, у вас и так есть необъятное поле для игры воображения.
С журналистами он расстался на вполне дружелюбной ноте. В автобусе инспектор Диксон передал ему небольшую пачку телефонограмм. Одна из них оказалась от Фрэнкса и гласила: «Уже выехал к вам. Прибуду в ваше распоряжение еще до полудня». Как же он любит нагнетать драматизм, этот тип!
Была там телефонограмма и от начальника полиции с просьбой перезвонить. Уайклифф сделал это немедленно.
Бертрам Олдфилд был для него шефом и в то же время другом, но он никогда не позволял их дружбе вмешиваться в служебные отношения.
— Мне нужно, чтобы ты сегодня вечером приехал сюда к нам, Чарльз. Сэмпсон обнаружил несколько полезных для нас юридических уловок в деле Арчера — Бэрроуза. Нам нельзя упускать этой возможности, поэтому я созываю совещание по этому вопросу у меня в половине седьмого… Так, а теперь рассказывай, как продвигается твое дело, Чарльз.
Уайклифф посвятил его в детали, причем ответить ему пришлось почти на те же вопросы, что задавали ему чуть раньше газетчики.
— Это сказочный подарок для репортеров в конце курортного сезона, Чарльз. Так что поаккуратнее там. Приведи в порядок свое новое штабное помещение и пригласи туда телевизионщиков. Покажи им компьютеры и суровых полицейских, работающих на них, и непрерывно звонящие телефоны… Знаю, ты терпеть всего этого не можешь. Я тоже, но это даст нам возможность продемонстрировать публике, на чьей мы все-таки стороне. Ведь подумать только, передачи вроде «Криминала» даже помогают ловить преступников!
Уайклифф был старомоден; он бы предпочел маленькую команду сыщиков, четко следующих намеченной линии расследования, целой армии, вооруженной компьютерами, которым скармливается вся полученная информация в надежде впоследствии одним нажатием клавиши назвать преступника. Он еще мог согласиться, что компьютер полезная вещь в делах с необъятным кругом подозреваемых — к примеру, если бы путешествовавшая автостопом девушка была найдена изнасилованной и убитой на обочине шоссе, — но расследование преступления в небольшом местечке требовало индивидуального подхода, где многое зависит от личных контактов и собственных впечатлений детектива.
Урчание мотора дорогого автомобиля за окном возвестило о прибытии «порше» доктора Фрэнкса. Хотя они работали вместе многие годы, Уайклифф ощущал легкий дискомфорт при каждой новой встрече с ним. Едва ли можно было представить себе двух более разных людей: Фрэнке уютно устроился в этом мире и наслаждался жизнью, в то время как Уайклифф жил с ощущением человека, который с завязанными глазами нащупывает путь по высоко натянутому канату.
— Старший здесь? — послышался голос Фрэнкса из кабинки дежурного.
Диксон возник на пороге, чтобы сообщить о визите, но в этом не было необходимости — Фрэнке маячил прямо у него за спиной.
— Чарльз! Я как раз собирался позвонить тебе по поводу нашей замороженной, когда меня информировали, что нужно будет заняться еще одним трупом. На этот раз девушка, верно?
От пухленького, по обыкновению безукоризненно одетого Фрэнкса пряно пахло лосьоном после бритья.
— Как бы то ни было, нам нужно поговорить. Во-первых, что касается старухи. Она умерла от обширного кровоизлияния в мозг, вызвать которое мог очень сильный приступ кашля — в дыхательных путях скопилось изрядное количество мокроты. Мое предположение: она чем-то подавилась, сумела откашляться, но было уже слишком поздно.
— Значит, никаких признаков насилия?
— Ни малейших, как и яда. Она умерла естественной смертью.
— Когда?
— Что значит когда?
— Я хочу знать время ее смерти.
Фрэнкс вытаращился на него.
— Ты, должно быть, шутишь! Я не смог бы определить даже день, не говоря уже о часе. Могу только утверждать, что в морозильник ее поместили не более чем через два часа после того, как она отдала Богу Душу.
— Разложение внутренних органов началось?
— Неужели же ты считаешь, что человеческое тело можно заморозить мгновенно?
— Нет, не считаю, однако из морозильника ее извлекли судебные медики, которые должны были дать тебе достаточно материала для сравнения степени разложения с глубиной заморозки, чтобы ты мог хотя бы приблизительно определить, долго ли она в том шкафу пролежала.
Фрэнкс усмехнулся.
— Я вижу, за пятнадцать лет ты кое-чему у меня научился, Чарльз. Что ж, я могу лишь высказать предположение — но это догадка, и не более того! — что она пробыла в морозильнике от двух до трех недель.
— Стало быть, наверняка больше недели?
— Определенно.
— И ты подтвердишь это в суде, если понадобится?
— С превеликим удовольствием.
— Отлично! Это все, что мне нужно. Так, а теперь о девушке. Сколько понадобится времени, чтобы ты дал мне предварительное заключение?
— Зная, что тело не превратилось в глыбу льда… Ты его получишь сегодня ближе к вечеру.
— Спасибо. Тогда с тобой пока все…
— Да не торопись ты так, Чарльз, черт побери! Я явился сюда лично, главным образом, для того, чтобы сообщить тебе, что мне доводилось быть знакомым с Агнес Рул, когда она была еще сравнительно молодой женщиной. Я ведь обратил внимание на ее имя только сегодня утром, когда диктовал отчет о вскрытии. Потом, правда, пришлось навести некоторые справки, чтобы убедиться, что я не ошибся.
— Откуда ты мог ее знать?
— Когда я был еще совсем юнцом, мой отец держал книжный магазин дверь в дверь с антикварным салоном Генри Рула.
— В Плимуте?
— Естественно. На Куин-Мэри-стрит.
Впервые за все время их общения возникла тема членов семьи Фрэнкса. Уайклиффу показалось даже немного странным, что у него вообще была семья.
— Генри все жизнь оставался холостяком и обитал в квартире прямо над салоном, а сестра состояла при нем кем-то вроде экономки. Мои старики частенько приглашали его к воскресному обеду. Такие вот были отношения. Позже Генри пришло в голову выставить часть своих шедевров в домашней обстановке, и они с Агнес переехали в огромный дом где-то близ Девон-порта.
— Как я понял, он умел делать деньги.
— Да, но еще лучше умел их тратить. Точнее, попросту спускал на лошадок. Во время войны он за бесценок и в больших количествах скупал обстановку из разбомбленных домов и усадьб, а после войны, когда многим приходилось начинать новую жизнь и в продаже почти ничего не было, чудовищно нажился, сбыв этот товар. Именно это, наряду с некоторыми другими вещами, и настроило моего отца против него.
— Какие другие вещи?
— Ну, вообще те приемы, которые он применял в своем бизнесе. Это очень расстраивало отца, который был щепетильно честен. Генри пользовался услугами темных личностей, которые ездили по провинции и уговаривали обедневших старушек расстаться с предметами старины за сущие гроши. То были золотые времена для подобных дельцов — обнищавшие люди плохо себе представляли, что к чему в этом народившемся новом мире. Порой доходило до чистого воровства, и, по меньшей мере, дважды Генри чудом избежал отсидки за скупку краденого.
Фрэнкс поднялся.
— Вот, собственно, и все, что я имел тебе сообщить.
— Спасибо, это может оказаться полезным.
Фрэнке осклабился.
— Так или иначе, но мне всегда приходится кормить тебя с ложечки, Чарльз, а какое отношение я вижу к себе? Могу я хотя бы пригласить тебя отобедать со мной?
Уайклифф почел за лучшее для себя принять приглашение.
Люси Лэйн позвонила в дверь дома Клемо вскоре после того, как было найдено тело Хильды. Джеймс Клемо все еще находился под арестом в Сент-Остелле. Элис, впавшая поначалу в истерику, сумела взять себя в руки и смирилась с положением вещей. В этом ей очень помогла необходимость так или иначе, но справляться с повседневной работой в конторе кемпинга. Эстер, сама все больше похожая на ходячий труп, машинально хлопотала по дому, успевая присматривать за мальчиком. Лоб ее прочертила свежая царапина, рука забинтована. А вот Берти не попался на глаза Люси Лэйн; он был где-то на территории кемпинга.
К одиннадцати домой вернулся Джеймс Клемо, выпущенный под залог. Но прежде он настоял, чтобы его отвезли в морг на опознание тела дочери.
Люси и констебль Милли Риз из местного полицейского управления проводили тщательный осмотр комнаты Хильды. Содержимое каждого шкафчика или ящичка они доставали и перебирали даже каждую мелочь. Потом складывали на место. В какой-то момент Клемо возник на пороге; минуту или две он наблюдал за ними со злобным выражением лица, но потом, так и не вымолвив ни слова, повернулся и ушел.
— Непонятная она была девчонка, как я погляжу, — сказала Милли Риз.
— Почему непонятная?
Округлая и большегрудая Милли была девушкой, хорошо приспособленной для современной жизни, и относилась с легким пренебрежением к тем, кому повезло меньше.
— Я имею в виду, странная. Здесь все так тоскливо. Каждая вещица на своем месте и все такое. А ведь ей было всего семнадцать! Если не живешь весело в такие-то годы, то когда вообще веселиться? А одежда? То есть вообще ни одной тряпки, чтобы заслуживала внимания. Вот у меня… Да если мне нужно платяной шкаф открыть, я стараюсь поскорей отскочить в сторону. А я ведь еще беру вещи из гардероба моей матушки. Конечно, люди всякие попадаются, но я что-то не пойму, какой кайф мог быть в ее жизни… Глянь на набор кассет… И книги тоже… А косметики вообще нет.
— Быть может, она была очень умной девочкой.
— Господи! Умная… По мне, так лучше быть дурой, но счастливой.
Выдвижные ящики Люси вытаскивала и переворачивала. Именно этот метод позволил сделать первую существенную находку.
— Ну-ка, что у нас здесь?
С нижней стороны одного из ящиков кнопкой был прикреплен большой конверт. Люси вынула кнопку; конверт оказался незапечатанным. Из него она извлекла карандашный набросок и письмо на бланке Национальной галереи. Рисунок был выполнен очень схематично, хотя и уверенной рукой. На нем различима была дорога, идущая через деревню. Пара лошадей в упряжке на фоне домов, трава на обочине, деревья, фигуры людей. В левом нижнем углу была скопирована подпись и дата: К. Писсарро, 1876 г. Стрелки поперек изображения указывали цвета. Вверху даны размеры — 46 на 54 см с припиской: «Холст, масло».
Письмо было датировано январем и содержалось в нем вот что:
Уважаемая мисс Клемо!Сквигл ,
К моему большому сожалению, мы не имеем возможности составить себе мнение о картине, основываясь на ее карандашной схеме. Для этого нужно видеть само полотно. Если Вы можете доставить его в Лондон, пожалуйста, привозите его к нам или в любой крупный аукционный дом, где специалисты также сумеют установить подлинность и предположительную стоимость произведения живописи. Кроме того, достаточно компетентные эксперты работают в антикварных фирмах, расположенных куда ближе к Вашему городку, чем Лондон.помощник главного хранителя.
Что касается Вашего наброска, то он вызывает в памяти композиции целого ряда пейзажей Писсарро, созданных им в конце шестидесятых — начале семидесятых годов прошлого столетия в деревеньке Понтуаз и ее окрестностях. Боюсь, однако, что этот факт нисколько не помогает установить подлинность полотна, о котором нам сообщаете Вы.
Искренне Ваш
— Это еще что за ерунда? — спросила Милли.
— Пока не знаю, но нам наверняка предстоит это выяснить.
А потом на дне самого маленького ящика, под зимними шерстяными носками и шапочками, Милли нашла еще один конверт. В нем лежали фотографии — штук пятнадцать снимков самой Хильды — младенчество, детство, юность — все этапы взросления. Милли просматривала их без всякого интереса, но потом вдруг изумленно присвистнула.
— Как тебе это понравится, а? В полный рост и в чем мать родила.
Она подала Люси фото, на котором лицом к камере был запечатлен совершенно голый мужчина.
— Это Берти, ее зять.
— По мне, так неплох. Возможно, она все-таки понимала, что нужно брать от жизни свое. Однако что на это скажет старшая сестра?
— А вот и тачка, сэр, — сказал Диксон, обращаясь к Керси.
Под одним из навесов во дворе фермы Трегеллес между старым трактором и «моррис-майнором» Джейн Рул стояла ржавая тачка с железным колесом, заляпанным куриным пометом.
— Ты так думаешь? — спросил Керси. — Тогда попробуй-ка потолкать ее. Ручаюсь, шуму будет, как от пьянчуги, которому медведь на ухо наступил, наяривающему на волынке «Солдатские жалобы». Давай, чего стоишь?!
Диксон выкатил тачку из-под навеса во двор, и это действительно сопровождалось отчаянным скрипом и визгом колеса об ось, которую, как видно, вообще не смазывали.
— Наверняка даже в городке слышно, — сказал Керси. — Да и весит эта штуковина с полтонны.
— Зачем она вам понадобилась? — Это Клиффорд вышел из дома и с любопытством наблюдал за ними.
Керси уткнулся взглядом в носки собственных ботинок и спросил:
— Что ты делал у каменоломни нынче утром?
— Я услышал оттуда какие-то крики и пошел узнать, что случилось. Там были полицейские; по-моему, они нашли мертвую Хильду.
— И ты не подошел поближе, чтобы это выяснить?
— Я увидел, что двое полицейских пошли в ту сторону, где я стоял. Поэтому я вернулся сюда и сказал маме.
— Ты потерял вот это? — Керси показал ему резную фигурку коровы, найденную на краю обрыва.
Клиффорд посмотрел на нее с интересом.
— Не в этот раз, — мотнул он головой.
— Когда же?
— Не знаю.
В этот момент показалась Джейн Рул:
— Ну и что вам опять нужно?
Она выглядела совершенно изможденной, посеревшей лицом.
— Нам лучше будет зайти в дом, — сказал Керси.
И снова Рулы сели за стол напротив сыщиков, и снова Клиффорд достал из кармана свой щелкающий ножичек, но только более робко, с опаской поглядывая на мать.
— У нас есть основания полагать, — начал Керси, — что вы занимались распродажей мебели, принадлежавшей вашей родственнице мисс Агнес Рул. Должен вас предупредить, вы не обязаны ничего говорить, но все, что вы скажете, может быть занесено в протокол и использовано как ваши показания.
«Что я привязался к этой дурацкой мебели? — думал Керси. — Тут у нас кровавая шарада, которую надо разгадать. Либо ее драгоценный сынуля изнасиловал и убил девчонку, либо нет. Вот и все, что имеет значение».
— Мне нет проку отпираться, — сказала Джейн Рул. — Да и причин тоже. После того как Агнес слегка свихнулась, она перестала давать мне деньги. Оставалась только ее пенсия, которую я за нее и так получала. У нее была комната, ее кормили, за ней ухаживали день и ночь, я делала для нее все, что положено. И тут нате — она стала обвинять меня, что я у нее ворую. А чего вы хотите? В любом доме престарелых с нее бы слупили раз в пять больше ее пенсии за то же, что она имела здесь.
— Так что же вы продали?
Джейн пожала тощими плечами.
— Так, пару вещей… Бюро и стол обеденный.
— Сбыть мебель вам помог Берти Харви?
— Да, он сказал, что знает место, где дадут хорошую цену.
— И сколько вы от него получили?
— Двести за бюро, полтораста — за стол. На это да на пенсию мне пришлось содержать ее целый год, а вещи и так перешли бы ко мне после ее смерти.
— Только в том случае, если бы она пережила сестру. Почему вы еще не обратились к ее адвокату по поводу денег?
— Ненавижу адвокатов.
Как странно! Эта женщина была виновна в том, что сокрыла факт смерти самым диким способом и в целях наживы, Еще одна ее вина состояла в корыстном присвоении чужой собственности. И при этом Керси видел, что она сама считает все свои поступки разумными и логичными. Но еще более странно то, что он был почти готов с ней согласиться.