В среду днем

Салат с крабами и бутылка белого вина — лишь в этих пределах Уайклифф позволил себе попользоваться щедротами патологоанатома. Но и за это пришлось выслушать непрошеный совет:

— Ты не в силах изменить этот мир, Чарльз, так почему бы просто не плыть по течению? Поздно пытаться возводить плотины и строить ковчеги. Мощная стремнина всемирного потопа уносит нас неведомо куда. Но ведь и в нашем положении есть приятные стороны, нужно только уметь ими насладиться.

К концу обеда Уайклифф совсем разомлел, видимо, подействовало вино.

— Не забудь позвонить мне, как только выяснишь что-то по поводу девушки. Она была беременна. Мне нужно, чтобы ты срочно сделал анализы эмбриона, чтобы их можно было использовать для определения несостоявшегося отца.

— Положись на меня, Чарльз. К вечеру я что-нибудь непременно смогу тебе сообщить.

— Тогда позвони домой.

«Порше» резко тронулся с места, взвизгнув покрышками, — фирменный стиль Фрэнкса.

Уайклифф сам себе казался сейчас немного Белым Кроликом. И почему он всегда дает Фрэнксу ощутить свое превосходство?

К этому времени штаб уже перебрался в помещение магазина в северной части порта. Сержанту Шоу с помощью запасов центрального склада и группы техников удалось создать там даже некое подобие домашних условий для бесприютных сыщиков. Вывеска над входом в магазин сильно полиняла, но название все еще можно было прочитать: «Мелочная лавка Чарли». Какой-нибудь остряк уже наверняка отпустил пару дурацких шуток по этому поводу. Но по сравнению с автобусом здесь было куда удобнее. На первом этаже стояли столы с компьютерами и телефонами; тут могли работать семь или восемь полицейских. Вверх по крутой лестнице еще две комнаты. Одна, тоже оснащенная компьютером, послужит кабинетом для старшего офицера, другая — для допроса свидетелей. Роскошь! Имелась даже крохотная кухня, где Поттер, самый толстый из их группы, уже заваривал чай.

Дежурный офицер сказал ему:

— С вами, сэр, очень хотел поговорить некий мистер Делбос из Экзетера. Он оставил номер, по которому ему можно перезвонить.

Делбос… Имя знакомое, но он не сразу вспомнил, о ком речь. Потом дошло: «Ловелл и Делбос» — аукционеры, на которых прежде работал Берти Харви.

— Соедините меня с ним, пожалуйста.

Судя по голосу, его собеседником был истинный джентльмен, хотя и в преклонных годах. Воображению Уайклиффа он рисовался суховатым и прямым бывшим военным с навсегда въевшимся в кожу загаром и аккуратно подстриженными усами.

— Здесь сегодня побывал один из ваших людей с расспросами о нашем бывшем сотруднике. Я сказал ему, что буду разговаривать лично с вами.

Уайклифф понимающе угукнул в трубку и начал так:

— Было бы полезно узнать: он ушел от вас сам или его уволили?

После некоторой паузы:

— Мы не увольняли его, но, скажем так, сделали все, чтобы он сам уволился.

— Осмелюсь поинтересоваться почему?

— Потому что он выходил за рамки профессиональной этики, которые установлены для наших служащих.

— А конкретнее?

На том конце провода помялись, повздыхали:

— Мы предоставляем публике возможность бесплатно оценить вещи. Они их просто приносят, показывают, и мы с них за это ничего не берем. Харви в нескольких случаях заключил с потенциальными клиентами прямые сделки в обход фирмы.

— Он покупал вещи сам?

Снова нерешительная пауза.

— Нет, он действовал в интересах неких нечистоплотных дельцов, которые используют подобные методы… То есть подкупают сотрудников других фирм, чтобы они негласно работали и на них.

— Какая именно область изящных искусств была специализацией мистера Харви?

— Мы — всего лишь маленькая фирма, мистер Уайклифф, хотя все равно можно сказать, что Харви по большей части занимался старым фарфором и живописью…

Поднявшись на второй этаж, Уайклифф обнаружил там Керси и Люси Лэйн. Керси выглядел понурым и усталым. К концу дня его щеки и подбородок покрылись темной щетиной, которая на фоне бледной кожи придавала его лицу откровенно болезненный вид.

— Я все утро таскался от Рулов к Мойлам, а от них к Иннесам… Она, кстати, довольно-таки странная штучка, верно? И, само собой, я имел беседу с нашим приятелем Берти Харви.

— Ну и?…

— И ничего! Ощущение такое, что плутаешь в кромешной тьме. У Фокса тоже никаких сдвигов. А еще я снова пошел посмотреть на тот след, что якобы оставило колесо тачки. Теперь я думаю, что это вовсе не след колеса. Я провел по земле обломком ветки и получилось точно так же.

— Простой деревяшкой?

— Я в этом совершенно уверен… Хотя почему простой? А эта резная фигурка? Кто-то с нами шутки шутит, считает себя умнее всех, как многие дилетанты. Но факт остается фактом: тело девушки доставили прошлой ночью к обрыву над каменоломней. Беда в том, что никто ничего не видел и не слышал, кроме всплеска. И меньше всего толку оказалось от нашего сони дубоголового, хотя с его поста вся местность была как на ладони.

— Достаточно прикрепить доску к паре детских прогулочных колясок, и можно возить что угодно, не разбудив соседей, — заметил на это Уайклифф.

— А инвалидная коляска миссис Иннес? — бросила Люси Лэйн, на мгновение оторвавшись от бумаг.

— И это не исключено, — кивнул Уайклифф. — Однако не ошибаемся ли мы в главном? Мы все время исходим из того, что труп девушки прятали где-то в окрестностях фермы. А что, если на территории кемпинга?

— Берти Харви? — Керси скорчил гримасу.

— Кстати, где он был прошлой ночью?

— По его словам, уже к полуночи он завалился спать. Если нужно, это можно проверить, поговорив с его женой.

— Он не спит с женой.

— Ого! Вы, я вижу, уже завели себе агентуру внутри этого дома, сэр. Но все-таки ни один нормальный человек не стал бы тащить труп вверх по склону только для того, чтобы сбросить его вниз с шумным всплеском, ведь так?

— Ему и не пришлось бы так утруждаться. От карьера до поля для гольфа, принадлежащего кемпингу, есть превосходная и совершенно ровная тропа. Что еще тебе удалось установить?

Керси сделал начальству немногословный доклад.

— Таким образом, Джейн Рул признает, что продала стол и бюро, а Берти Харви не отрицает, что содействовал ей в этом?

— Да, и, вполне вероятно, другие предметы меблировки они тоже сбагрили на сторону. Ее, конечно, можно попытаться привлечь за корыстное присвоение чужого имущества, но только нашему расследованию это никак не поможет. А Харви и вовсе просто отбрыкаться. Откуда ему было знать, что мебель не принадлежит Джейн?

— Отправь кого-нибудь выяснить, что именно было продано, где и сколько ему заплатили.

— Записано, сэр, но только что это нам даст?

— Это расширит наши познания. Так, а что вы думаете об Иннесах?

Керси наморщил лоб.

— Чудаковатая пара! Загадочные люди. Боюсь, они не моего поля ягоды, и потому мне трудно их понять. Здесь, конечно, не обойтись без нашей интеллигенции, — при этом Керси бросил выразительный взгляд на Люси Лэйн.

Керси обладал грубоватым чувством юмора и сделал одной из мишеней своих шуток «образованную» Люси Лэйн.

— Я вообще считаю, пора создать спецподразделение для допроса свидетелей, у которых за плечами больше семи классов.

— Сказал бы уж, больше десяти, — заметил привыкший к его плоским остротам Уайклифф. — Стало быть, Иннесы прошлой ночью ничего не видели и не слышали?

— Это если им верить.

— Хорошо, теперь ты, Люси.

Люси Лэйн сжато, но выразительно обрисовала обстановку в доме Клемо.

— Непонятно откуда, но у Эстер на лбу появилась довольно глубокая царапина. К тому же она повредила правую руку. Говорит, оступилась на заднем дворе.

Разумеется, живейшую реакцию вызвал рассказ Люси о карандашном наброске, письме из Национальной галереи и фотографии обнаженного Берти.

— Надеюсь, ты сняла со всего этого отпечатки пальцев и сделала ксерокопии?

— Само собой. На рисунке и письме отпечатки пальцев нескольких людей, а на снимке — только двоих. Их сейчас сверяют с картотекой.

— Девчонка, выходит, тоже хороша, ежели хранила такую фотографию, а?

— Я полагаю, коллега считает, что снимки голых девиц — это нормально? — подпустила яду Люси в ответ на реплику Керси.

— Более естественно, это уж точно.

Терпение Уайклиффа иссякло.

— Хватит спорить! Давайте обдумаем факты. Если Харви состоял с девушкой в интимных отношениях, то…

— Что значит, «если», сэр? Состоял, и это совершенно очевидно.

— Возможно, ты прав. В любом случае нам необходимо еще раз допросить Берти. У нас есть основания прижать его как следует. Теперь подробнее о рисунке и письме из музея… Люси?

Чтобы Люси Лэйн заговорила, не сдвинув брови в линию и не взвесив свои слова, такого никто не видел. Она сосредоточенно перелистала блокнот, хотя в этом явно не было большой необходимости.

— Каким-то образом Хильда получила доступ к картине. Предположительно кисти Писсарро. Ей нужно было ее атрибутировать. По всей видимости, в живописи она разбиралась не очень, но сообразила, что Писсарро в наши дни стоит больших денег.

— Сколько примерно? — спросил Керси.

— Я навела справки, и вот вам ответ: за самого маленького Писсарро, а это те размеры, что указаны на рисунке, при наличии добротного сертификата подлинности можно выручить двести тысяч и больше.

Керси присвистнул.

— Бог ты мой! Огромные деньги, даже по нынешним понятиям. Черт, ведь убивают за куда меньшее! Если она влезла в такие дела…

— Хильда нередко наведывалась на ферму, пока у Агнес все было в порядке с головой, — сказал Уайклифф. — Вполне возможно, что она заметила картину там. Дата, указанная в письме, совпадает. Тогда возникает вопрос: где сейчас это полотно?

— Штаты, Япония, Южная Корея или Тайвань. Ненужное зачеркнуть, — осклабился Керси.

— Адреса правдоподобные. Но нам сейчас важнее наметить план действий. Снимите показания с Пенроуза — это адвокат. У него должна быть инвентарная опись имущества Генри Рула, что было сдано на хранение в Трегеллес. Если такой список найдется, пусть его просмотрит квалифицированный оценщик. О картине пока никому ни слова, иначе репортеры нас съедят. Если же описи нет, ее необходимо составить. Толку от нее не будет никакого, но мы хотя бы прикроем свои тылы. Клемо или Рулы могут попытаться поднять шум, тогда для всех — мы всего лишь пытаемся установить, какую часть наследства Генри Рула успела распродать Джейн, до конца ли она была с нами искренна.

— А что потом?

— Поживем — увидим. Прежде чем начать действовать, нам необходимо собрать как можно больше информации. Если повезет, уже завтра мы сможем заняться Берти и, кстати, вовлечь в игру Иннеса. Он ведь считается признанным авторитетом в области изящных искусств.

Керси стоял у окна, из которого открывался широкий вид на залив и пристань до самого дока. Среди прохожих мелькнула рыжая голова, а потом ему стала видна вся эта маленькая, тощая, угловатая фигурка в одежде с чужого плеча, явно из комиссионки, которая целеустремленно продвигалась вперед, выделяясь на фоне праздношатающихся туристов.

— Элла идет сюда.

Элла Бэнт — внештатный репортер криминальной хроники — считала своим долгом влезать в расследование любого преступления, совершенного в графстве. Многие годы (а Элле было уже под сорок) Уайклиффу приходилось терпеть ее доброжелательную снисходительность. Уайклифф думал, что она на него неровно дышит, она же считала его милым, но слабохарактерным.

— Пойди и попробуй спровадить ее отсюда.

Керси спустился вниз.

— Ты опоздала, Элла. Мы провели брифинг утром. Больше ничего не будет до оглашения результатов вскрытия.

Журналистка проскользнула мимо него в комнату.

— Не надо мне вешать лапшу на уши. Где он?

Она оглядела комнату, в которой двое констеблей в мундирах и детектив в штатском с силой выстукивали пальцами по клавиатуре компьютеров, превращая свой труд в почти физический, потом взбежала вверх по лестнице.

— У меня ничего не будет для тебя, Элла, до самого вечера.

— Зато у меня есть кое-что для тебя. — Тут она заметила Люси Лэйн и несколько секунд критически разглядывала ее. — О, я вижу, ты идешь в ногу со временем! Программа «Равные возможности» в действии. Она хорошенькая. Жаль, что не черная, ты бы убил двух зайцев… И что же ты позволяешь ей делать?

— Прекрати, Элла, иначе я велю выставить тебя отсюда! — взвился Уайклифф.

Репортерша уселась, ничуть не смутившись. Зимой она всегда ходила в дубленке, от которой разило козлом; зато летом от нее исходил крепкий аромат трудового пота.

— Наш великий сыщик в затруднении, весь обуреваем сомнениями. Он даже не знает, сколько дел расследует: одно или два. Агнес в морозильнике и Хильда в карьере — есть ли здесь какая-то связь? Ты ведь терзаешься сейчас этими вопросами, верно?

— А ты можешь развеять мои сомнения?

— Не надейся, я тоже могу лишь гадать. Но у меня есть для тебе некоторая информация, которая может оказаться полезной, а может и нет. По крайней мере, дело о смерти старушки наверняка связано с имуществом покойного Генри Рула из Плимута, верно?

— А если да, то что?

Из кармана своей длинной вязаной кофты она выудила сигарету и закурила.

— В прошлом году я основательно занималась Генри Рулом, как и некоторыми другими торговцами антиквариатом, потому что мне заказали статью для рубрики «Секреты профессий». Словом, нужно было разоблачить некоторые приемчики торговцев предметами старины. Конечно, с Генри — это давняя история. Читающая публика, благослови ее Господь, хочет заполучить свежачка, но людям моей профессии в таком случае чересчур дорого обходятся ошибки. Генри стал для меня великолепным персонажем. Типичный мошенник и к тому же уже умерший, — она сделала паузу и стряхнула пепел на пол. — Как я поняла, Трегеллес битком набит его вещами?

— В основном это мебель из его собственного дома, насколько мне известно. И послушай, Элла, ты пока не сообщила мне ничего интересного, а работы по горло.

Элла пустила тонкую струйку дыма через стол.

— У меня тоже, друг мой, у меня тоже. Ты включил Берти Харви в свой заветный списочек?

— Конечно, он же состоял с убитой девочкой в некотором родстве.

— Что ты знаешь о его прошлом?

— До женитьбы на Элис Клемо он работал на аукционную фирму в Экзетере.

— Да, на «Ловелл и Делбос». Но еще раньше он работал вместе с Генри Рулом. Он нанялся к нему в шестнадцать лет, как только окончил школу. Ему было двадцать два, когда Генри отошел от дел и продал свою фирму. Я установила это в процессе подготовки статьи и даже приезжала тогда сюда, чтобы порасспросить Берти. Он оказался крепким орешком, несмотря на свою кажущуюся болтливость. Я ничего не могла ему предложить взамен и уехала не солоно хлебавши. Однако, по слухам, он был протеже Генри и не мог не знать, что творилось в фирме.

Элла поднялась.

— Вот, собственно, и все! Понимаю, что пока у тебя ничего нет, но как только появится… Помни, Элла ждет.

Уже в дверях она обернулась, чтобы еще раз посмотреть на него.

— И кстати, Чарли, мне нравится вывеска твоей лавчонки. В самую точку.

Когда Элла наконец удалилась, Люси спросила:

— Она надежна?

— Ей приходится быть надежной. Она зарабатывает этими историями себе на жизнь. Причем иной раз мне начинает казаться, что было бы неплохо заполучить ее в качестве сотрудника.

Керси, который деликатно переждал визит журналистки на первом этаже, теперь снова поднялся наверх.

— Что она наболтала в этот раз?

— Берти Харви пять лет работал у Генри Рула, прежде чем перешел к «Ловеллу и Делбосу».

Керси скривил лицо в гримасе, что было признаком активного мыслительного процесса.

— И какой из этого вывод? Не можем же мы допустить, что он женился на Элис и перебрался из Экзетера сюда только для того, чтобы быть поближе к ферме Трегеллес?

— Нет, но эта информация тоже может пригодиться, когда мы решим поговорить с Берти по душам.

В среду вечером

Когда после совещания в полицейской штаб-квартире Уайклифф добрался до дома, над устьем реки уже сгустились сумерки и огоньки бакенов поблескивали сквозь туман. Хелен большую часть дня провозилась в саду, и теперь гордилась легким золотистым загаром.

— Плеснуть тебе немного хереса?

С бокалами в руках они вышли на свежий воздух, чтобы полюбоваться последними мгновениями заката.

— Сегодня я на свой страх и риск хорошенько подрезала элаеагнус. Стебли оказались пустыми внутри, так что теперь он либо пойдет в рост, либо погибнет.

— А я в этот уик-энд займусь травой… Да, и с водяными лилиями надо что-то делать — рыбок совсем не видно.

— Кстати, о выходных. Рут звонила. Она надеется, что сможет в пятницу приехать на пару дней домой. У тебя будет хоть немного свободного времени?

Рут, их дочь… А этим утром на его глазах труп дочери другого человека вытащили из затопленного карьера, упаковали в целлофан и отвезли в морг. Что такого натворила эта девочка, чего не сделала Рут? Почему Джеймс Клемо обречен в этот летний вечер сходить с ума от глухого отчаяния, в то время как он сам прогуливается с женой в теплом сумраке и планирует свой уик-энд? Кто или что распределяет в этом мире роли?

— Я заложила продукты в скороварку. Решила, что так вернее всего, ведь я не знала, когда тебя ждать.

В девять часов они уже приступили к кофе. По телевизору как раз шел выпуск новостей. Ближе к концу показали кадры, снятые у каменоломни, потом показали полицейских, рыскавших у края обрыва, а в правом верхнем углу экрана возникла фотография Хильды.

— Какая красивая девочка! — вырвалось у Хелен.

Диктор между тем выдавал в эфир свой текст:

— Труп Хильды Клемо, семнадцатилетней школьницы из Корнуолла, пропавшей еще в субботу, был обнаружен сегодня утром в заброшенной каменоломне буквально в нескольких сотнях метров от дома ее семьи, которой принадлежит местный кемпинг. Полицией возбуждено уголовное дело по факту убийства. Затопленная водой старая каменоломня была вчера обследована полицейским аквалангистом, поэтому детективы исходят из предположения, что тело попало туда только прошлой ночью.

Маленький квадратик в углу расплылся во весь экран телевизора, и теперь странную улыбку Хильды Клемо могли как следует увидеть миллионы телезрителей.

— Полиция обращается ко всем, кто мог видеть Хильду Клемо или имеет информацию о ее местонахождении после четырех часов пополудни в прошлую субботу, с просьбой заявить о себе.

Хелен боязливо поежилась.

— Господи, неужели такое происходит где-то рядом? Знаешь, я часто удивляюсь, как ты все это выдерживаешь.

Как раз к прогнозу погоды позвонил Фрэнкс.

— По поводу девушки, Чарльз. Какая утрата! Она была восхитительна! Ладно, спрашивай, что ты хочешь у меня узнать.

— Для начала: когда наступила смерть?

— Опять ты за старое, Чарльз. Тебе прекрасно известно, что я не могу ответить на этот вопрос.

— Нами установлено, что между четырьмя и пятью часами дня в субботу она была еще жива. Может, это облегчит твою задачу?

— Это всего лишь устанавливает самый ранний предел, но не более того. Дело в том, что я понятия не имею, в каких условиях хранился труп до того, как его сбросили в карьер. Разложение на ранней стадии, но его процесс наверняка замедлился в воде. В этих затопленных каменоломнях вода, как правило, просто ледяная. Местный судебный медик сообщил мне, что измерил температуру — всего семь градусов. Кстати, я согласен с ним в том, что тело едва ли пробыло в воде больше двенадцати часов.

— И что же?

— А то, что если оно лежало в тени или в каком-нибудь сыром сарае, можно сказать, что она вполне могла умереть в субботу, вскоре после того, как пропала. С другой же стороны, если труп подвергался воздействию более высокой температуры, смерть могла наступить в воскресенье или понедельник.

— Так, а причина смерти?

— Тоже трудный вопрос. Здешний врач — Хоскинг — считает, что это — серповидная рана на черепе как раз в районе соединения сагиттального и лямбдавидного швов, но только лишь потому, что ничего другого он не обнаружил. Даже после продолжительного пребывания трупа в воде остались признаки обильного кровотечения, посему Хоскинг заключил, что рана была нанесена при жизни и стала наиболее вероятной причиной наступления смерти. Я не спорю, рана прижизненная, хотя, как ни странно, повреждения в этой области головы, нанесенные post mortem, тоже могут привести к обильным кровотечениям. Но как бы то ни было, я не думаю, что при обычных обстоятельствах такая рана была бы смертельной.

— Чем она могла быть нанесена?

— Я бы предположил, что Хильду ударили по голове молотком, причем не слишком сильно.

— Но удар не случайный, так? Его нанесли намеренно.

— Думаю, что да. Едва ли такое могло произойти случайно.

— Ты можешь приблизительно описать мне молоток?

— Небольшой, цилиндрический, с плоской ударной поверхностью.

— Ты сказал, при обычных обстоятельствах… Что необычного в данном случае?

Всегда такой самоуверенный, Фрэнке некоторое время пребывал в нерешительности.

— Могу только сказать, что если бы ее обнаружили в течение нескольких часов после нападения и доставили в больницу, она, скорее всего, осталась бы в живых.

— Стало быть, ты считаешь, что ее бросили умирать?

— Выходит, так.

— Что ты думаешь о пятнах на ее шее?

— Об этих синяках? Они для меня полнейшая загадка. Кто-то пытался ее душить, но никакого отношения к ее смерти это не имеет.

— А прочие телесные повреждения?

— Все сколько-нибудь значительные были причинены уже после смерти. Скорее всего, когда труп сбросили с обрыва.

— Есть ли вероятность, что она вступила с кем-то в половую связь незадолго до смерти?

— Тебя интересует, была ли она изнасилована? Не могу сказать. Труп пробыл в воде достаточно долго, чтобы любая возможность установить это была смыта. Множественные синяки на бедрах едва ли что-то доказывают. Впрочем, если обратить внимание на тот факт, что ее нашли обнаженной, можно предполагать преступление на сексуальной почве.

— Ты не упомянул о том, что она была беременна.

— Беременность? Да, припоминаю, сегодня за обедом ты толковал о вероятном отце. Но только девушка не была беременна.

Уайклифф почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

— Но ведь в тот самый день, когда она пропели, ей сообщил об этом врач.

— В таком случае, врач ошибся. Она не была беременна, и это совершенно точно.

— Но она сказала своей сестре…

— Я не могу комментировать ее россказни, Чарльз. Моя сфера — факты. Что еще тебя интересует?

Что оставалось Уайклиффу? Он забросил удочку наугад:

— Только не говори мне, что она была девственницей.

— Такого я сказать и не мог бы. У нее, безусловно, имелся некоторый сексуальный опыт.

— Что-нибудь еще?

— Это все. Я пока не занимался микроскопическим анализом, так что нас еще могут ждать какие-то открытия, но я не стал бы рассчитывать на многое.

Уайклифф положил трубку.

Звук телевизора был предусмотрительно отключен, но кадры сменяли на экране друг друга. Уайклифф невидяще созерцал этот калейдоскоп.

— Фрэнке говорит, что она не была беременна. То есть вообще никогда.

— Ты забываешь, дорогой, — сказала Хелен, — что об этом деле мне известно только то, что я вычитала из газет и услышала по радио. Ни о какой беременности там вообще речи не было.

— Верно. Только члены семьи знали или, вернее, думали, что знают. На брифингах для прессы об этом не упоминалось, чтобы не вызвать ненужных кривотолков. Интересно, что об этом знает Хоскинг.

— Кто это?

— Тамошний врач и по совместительству судмедэксперт. Он ее не осматривал, она была на приеме у его временного заместителя, но все равно должна быть запись в медицинской карточке.

Рыжеволосый доктор отнюдь не обрадовался вечернему звонку.

— Вы побеспокоили меня дома, а все записи я, естественно, держу на работе. Что именно вы хотели узнать?

— Утром того дня, когда Хильда Клемо пропала, она побывала на приеме у врача, который вас замещал, чтобы узнать результаты обследования. Она успела рассказать сестре, что анализы подтвердили ее беременность.

— Это совершеннейшая чепуха! — взвился Хоскинг. — Я просмотрел медицинскую карту. Ни о какой беременности там вообще не идет речь.

— А не могло случиться, что ваш заместитель ввел ее в заблуждение?

— Нет, не могло, черт побери! Хит рассказал мне о ее визитах, когда передавал дела. У нее была задержка месячных, и она испугалась. Конечно, девочка она была странная…

— В каком смысле?

— Я помню ее буквально со дня ее рождения, но не знаю о ней практически ничего. В четыре года она лишилась матери, и это вряд ли положительно сказалось на ее характере. Все говорят, что она была очень умна, но я-то от нее слышал только «да» или «нет», если вообще удостаивался ответа.

После этого разговора Уайклифф вернулся в свое кресло и допил успевший остыть кофе.

— Зачем девочке понадобилось уверять свою семью, что она беременна, хотя на самом деле она беременна не была и знала об этом?

Хелен выключила телевизор и взялась за книгу.

— Чтобы эпатировать. Чтобы привлечь к себе внимание. Чтобы заполучить оружие против кого-то, наконец.

— Или просто из чистой стервозности.

— И это не исключено, хотя все могло обстоять совершенно иначе. Помню, когда я была девчонкой, то пыталась фантазировать, что случится, если я взбрыкну и выкину какой-нибудь фортель. Как на это посмотрит моя семья? Как прореагируют подруги? В молодости каждый из нас размышляет о том, какое впечатление производит на окружающих. Конечно, в большей степени это касается девочек. Одновременно познаешь жизненные законы и правила и проходишь через искушение проверить, насколько строги их рамки.

Уайклифф решил поддразнить ее:

— Когда мы познакомились, тебе было семнадцать, но я что-то не помню, чтобы ты хотела тогда выйти за рамки.

— Наверное, но это не мешало мне воображать, что бы случилось, если бы я из них вышла, — она сказала это с легкой усмешкой, и Уайклифф на мгновение снова увидел перед собой ту русоволосую девочку, в которую влюбился когда-то. На него нахлынула волна нежности к ней.

— Значит, Хильда просто бросила в воду камешек, чтобы посмотреть, далеко ли разбегутся круги?

— Вполне вероятно, что так, правда?

— Быть может, но какие бы причины ни побудили ее солгать, в тот же самый день она пропала, а еще через четыре дня ее нашли мертвой, точнее — убитой. Не потому ли с ней случилась такая беда, что она наболтала о своей беременности? Маловероятно, верно? Но, с другой стороны, странное получается совпадение, если вообразить, что ее смерть и новости о ее беременности никак между собой не связаны.

— Логично.

Хелен снова взялась за книгу, показывая, что разговор на эту тему окончен. Они практически никогда не обсуждали между собой дела, которые он вел, но не служебная тайна или отсутствие интереса с ее стороны были тому причиной. Просто оба понимали, что в жизни им необходим некий центр спокойствия, которой и была для них старинная казарма береговой охраны с девятью сотками сада при ней.

Уайклиффом овладело беспокойство и ощущение собственной бездарности. Слишком многое произошло за слишком малый промежуток времени. О Хильде Клемо он впервые услышал утром в понедельник, а теперь только кончалась среда. В его памяти калейдоскопически вертелись образы и события, которые никак не хотели поддаваться его попыткам разобраться в них или связать между собой. Два воспоминания посещали его с монотонной регулярностью: труп старой женщины, иссохшей и седой, в посмертной окаменелости, и тело юной девушки, бледное и обмякшее, но сохранившее форму и, казалось, остатки жизни.

Чтобы справиться со всем этим, ему необходимо было почитать перед сном. Биографическая литература — доза тревог из чужой жизни — служила ему лучшим успокоительным. Уайклифф собирал биографии, дневники и опубликованную переписку с той же прилежностью, с какой мнительные люди набивают домашние аптечки пилюлями. Под это были отведены две полки книжного шкафа в гостиной. Он немного постоял в нерешительности, имея выбор от «Книги на ночь» Сей Шонагон до Лиан де Пужи, от Траяна до царя Николая Второго. Корешок Марии Башкирцевой почти соблазнил его, но потом он решил оставить это на крайний случай.

В конце концов чутье истинного знатока подсказало ему Сэмюэля Пеписа. Шесть страниц — как таблетка седуксена, честное слово.