В четверг утром

Еще один рассвет ослепительно ясного дня. В половине седьмого Уайклифф уже был в кухне. Он варил себе кофе и поджаривал ломтик хлеба страшно довольный собой, потому что ухитрился пока не потревожить сна Хелен. Бормотал радиоприемник. Поскольку никаких свежих кризисов или скандалов не случилось, ведущий старался вдохнуть новую жизнь во вчерашние новости, но удалось ему это, только когда дошло до прогноза погоды.

— На юго-востоке в начале дня будет ясно, без осадков, но установившаяся здесь область низкого давления позже принесет в Корнуолл дождь с порывистым ветром. Такая же погода быстро распространится на весь юг Англии и к вечеру достигнет Лондона, а также юго-востока страны.

Ему предстояла полуторачасовая поездка. В десять встреча с прессой, а до этого еще многое нужно было успеть сделать.

Появилась Хелен в ночной сорочке.

— Это я разбудил тебя?

— Едва ли. Хочешь яйцо всмятку или что-нибудь еще?

— Нет, спасибо. Между прочим, есть свежесваренный кофе.

— Когда я снова увижу тебя?

— Вероятно, в уик-энд.

— Не забудь, что Рут приедет.

Она вышла проводить его. Машин на шоссе оказалось немного, и доехал он быстро; в половине девятого уже был в штабе расследования, но Керси и Люси Лэйн опередили его. Первым делом Уайклифф сообщил им:

— По предварительному заключению Фрэнкса, Хильда не была беременна.

— Вы имеете в виду, что…

— Что утром в субботу врач сказал ей, что анализы дали отрицательный результат.

Его подчиненные переварили это известие не сразу.

— Почему же она сказала…

— Чего она добивалась?

— У меня только лишь предположения. Она могла пойти на это в силу странностей своего характера или чтобы свести с кем-то счеты. Не исключено также, что это был способ приобрести над кем-то власть, получить, так сказать, рычаг…

— Но власть не над Ральфом Мартином, я надеюсь?

— Мальчик слишком честен для этого. Ему уже мерещилась семейная жизнь с ней. На сей момент я хочу подчеркнуть главное — ни слова репортерам. О том, что она беременна, ни разу не упоминалось, так что теперь нет никакой необходимости выступать с опровержениями. Люси, тебе все же придется информировать об этом семью.

— Мне сказать им, что она врала сознательно?

— Да. На каком-то этапе им все равно придется переговорить с врачом. Впрочем, в любом случае они имеют право об этом знать. Так, какие еще вопросы?

Слово взял Керси:

— У старика Пенроуза нет описи имущества Генри Рула, хранившегося на ферме, но он согласился помочь таковую составить. Я перепоручил эту работу оценщику из Сент-Остелла. Он будет в Трегеллесе сегодня после обеда.

— Необходимо, чтобы там находился наш человек. Эта бумага нам нужна как официальный документ. Мне сегодня предстоит встреча с Иннесом, но прежде нужно справиться с прессой.

Брифинг для репортеров сложился непросто.

— Прежде всего, должен сообщить вам, что Агнес Рул, чье тело было обнаружено внутри бытового морозильника на ферме Трегеллес, умерла естественной смертью, и нет причин подозревать преступление.

— Тогда почему же ее труп спрятали в морозильник?

— В настоящий момент это нами выясняется. Когда следствие будет завершено, нами будут предприняты соответствующие меры, чтобы вас проинформировать.

Подобно политикам, он научился маскировать правду словесной шелухой.

— А что с девушкой? Уже есть данные вскрытия?

— Мы имеем только предварительное заключение.

— Это убийство на сексуальной почве?

— В деле нет никаких примет, которые обычно сопутствуют такого рода преступлениям.

— Ее задушили?

— Нет. По всей видимости, причиной смерти послужил удар по голове.

— Мотив известен?

— Если бы нам удалось установить мотив убийства, поймать преступника было бы куда легче.

Диалог с прессой продолжался примерно полчаса. Потом Уайклиффу удалось ускользнуть от дальнейших расспросов, и всего несколько минут спустя он уже ехал знакомым теперь маршрутом прочь от городка, вверх по склону холма, мимо ворот кемпинга и дальше — по дороге на Горран Хейвен. У поворота на проселок к Трегеллесу никаких указателей не было, и Уайклифф его едва не проскочил. Машина запрыгала на рытвинах и ухабах. Дом Мойлов выглядел заброшенным и полуразвалившимся. Отсюда уже было видно море — серебряная полоса в отдалении под ослепительно синим безоблачным небом.

Он припарковал машину перед бунгало Иннесов рядом с их «ситроеном». Как и прежде, входная дверь была распахнута настежь. Он постучал, но никто не отозвался. Показалась только изящная золотистого окраса охотничья собака, окинула его недовольным взглядом и удалилась. Уайклифф постучал еще раз и вскоре услышал звук колес инвалидного кресла Полли Иннес. Тут же она показалась из-за угла коридора, направляясь в его сторону. На ней была та же испачканная краской серая блуза, в которой он уже ее видел однажды.

— О, мистер Уайклифф!.. Куда это Тристан запропастился… Тристан! — выкрикнула она тоном капризным и раздраженным.

Ответа не последовало, но было слышно, как где-то в глубине дома в туалете спустили воду.

— Заходите, пожалуйста.

Хитрым маневром колеса своего кресла она ухитрилась открыть дверь в гостиную раньше, чем это смог сделать за нее Уайклифф.

— Присядьте пока… Тристан скоро придет. А меня прошу извинить — кое-какие дела в студии.

Уайклифф остался один в этой странной длинной комнате с мебелью темного дерева, немарких цветов драпировками «либерти» и многочисленными рядами книг в дорогих переплетах. Тут и там по небольшим нишам и полочкам сиял боками бело-голубой фарфор. Все сдержанно и неброско за исключением пестроватых индийских миниатюр на стенах.

Шаги в коридоре, и вошел Иннес. Он был до мрачности серьезен.

— Мы, конечно же, уже слышали печальные новости… Такая трагедия! Полли сама не своя.

Не успел он сесть, как в гостиную въехала в кресле его жена. Серый блузон она сменила на платье нефритового оттенка, которое только сильнее подчеркивало ее бледность. Уайклифф не мог не отметить про себя, что перед ним очень больная женщина.

Когда всякое движение в комнате прекратилось, Уайклифф сказал:

— Как мне доложили, в ночь со вторника на среду вы не видели и не слышали ничего необычного, это верно?

— Ничего.

— Простите меня за вопрос, но вы спите в одной спальне?

— Мы даже спим в одной постели, — сказал Иннес, и слова его прозвучали зло.

— Хорошо! — Из этого нельзя было заключить, что именно одобрил Уайклифф. — Б таком случае пора перейти к делу.

Он открыл свой «дипломат» и достал карандашный набросок, найденный в комнате Хильды.

— Наверное, я должен пояснить, что вы сейчас выступаете в роли свидетеля и консультанта одновременно. Прежде всего, вы видели это раньше?

— Нет.

— Но мне казалось, что каждый историк искусств специализируется на своем периоде…

Иннес усмехнулся и перебил его:

— Вы совершенно правы. Мой конек — европейская живопись конца девятнадцатого века, и я не могу ничего не знать про Писсарро, если вы хотели спросить именно об этом.

— Угадали. Этот набросок был нами обнаружен в спальне Хильды. Она кнопкой прикрепила его к обратной стороне одного из выдвижных ящиков.

— Вот чудачка! А сами вы что об этом думаете? Быть может, это ученический этюд? Импрессионисты интересовали ее больше, чем другие старые мастера, но зачем прятать рисунок?

— Там было еще письмо. Посмотрите, оно датировано январем прошлого года.

— Примерно в это время она и зачастила к нам, — сказала Полли Иннес. — Ей хотелось выговориться, но мешала скованность. Она очень нервничала.

Иннес быстро пробежал глазами текст письма.

— Вот это да!

— Вам что-нибудь известно об этом?

— Абсолютно ничего. Как я вам уже говорил, Хильда никому не доверяла.

— Вы с ней когда-нибудь разговаривали о Писсарро?

— Не больше, чем о других импрессионистах. Понимаете, Хильда в живописи совсем не разбиралась, но быстро усваивала информацию — и это касалось всего, что ее интересовало. Она была замечательной девочкой, и тем печальнее все, что приключилось с ней.

Полли бросала взгляды поочередно то на мужа, то на сыщика. Было заметно, что разговор стал ей в тягость. Потом она вдруг сказала:

— Вы должны меня извинить, мистер Уайклифф. Прошу прощения…

Иннес вскочил и открыл дверь, чтобы она смогла покинуть комнату. Закрыв ее, он обернулся к Уайклиффу:

— Полли очень тяжело сейчас. Последние события совершенно выбили ее из колеи. Она была очень привязана к Хильде.

Они снова уселись друг против друга.

— Вы считаете, что этот набросок может иметь какое-то отношение к ее смерти? — спросил Иннес.

— Не знаю. На первый взгляд это маловероятно, но нам приходится хвататься за любую ниточку. По крайней мере, она предпочла спрятать рисунок, а это само по себе что-то означает. Вы успели составить себе представление о нем?

— Могу только повторить, что было сказано в письме из Национальной галереи. Зарисовка Хильды напоминает одно из множества полотен Писсарро. Он несколько лет прожил в Понтуазе и писал там с натуры очень много. Был, правда, период во время франко-прусской войны, когда он укрылся в Англии. Кстати, здесь он женился.

— Неужели? — Интерес Уайклиффа казался неподдельным. — Как я слышал, время от времени составляются каталоги всех известных работ кого-либо из знаменитых художников, где указывается местонахождение шедевров на время подготовки каталога.

Иннес, казалось, был слегка удивлен такой осведомленностью полицейского.

— Вы совершенно правы. А сейчас один из крупных лондонских аукционных домов сводит всю доступную информацию в единую базу данных для компьютера, которую они надеются в дальнейшем непрерывно обновлять и пополнять.

— Замечательная идея! Но меня в данный момент интересуют любые произведения Писсарро, которые могли находиться в частных собраниях в районе Плимута перед самым началом последней войны.

Этот очень конкретный вопрос поверг Иннеса уже в совершенное изумление; ему понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с замешательством.

— Тогда считайте, вам повезло. Существует великолепно иллюстрированный каталог, составленный сыном художника Люсьеном — критиком и историком искусств — Вентури. Он называется «Камиль Писсарро. Каталог картин и набросков» и вышел в свет в Париже в 1937 году. Он может оказаться вам полезен. Есть и другие источники.

И после долгой паузы Иннес спросил:

— Хотите, я попробую навести справки?

Уайклифф отказался от помощи:

— Спасибо, не стоит. Вы указали мне направление поиска, а уж я найду, кому это поручить, не доставляя вам лишних хлопот.

В дверь заскреблась собака. Она изловчилась открыть ее, вбежала в комнату и улеглась у ног хозяина.

Иннес заерзал в кресле.

— Вас привел сюда один лишь интерес к рисунку Хильды и письму из Национальной галереи?

— Нет, не только это.

Повисло напряженное молчание; очевидно было, что Иннес уязвлен нежеланием Уайклиффа пояснить свои слова. Он ожидал, что детектив либо продолжит разговор, либо засобирается уходить, но Уайклифф не намеревался пока делать ни того, ни другого. Молчание становилось почти неприличным.

В конце концов Уайклифф задал совершенно пустяковый, казалось бы, вопрос:

— Вы знакомы с Харви, зятем Хильды?

— По-соседски я знаю его, конечно. Он бывал у нас здесь раза два-три, а еще приходил на лекции о предтечах импрессионизма, которые я читал в Сент-Остелле.

— Насколько мне известно, до переезда в эти края он работал на одну аукционную фирму в Экзетере.

Из вежливости Иннес удивился.

— Неужели? Он мне ничего об этом не рассказывал, хотя мне и показалось, что его интерес к искусству носит чисто коммерческий характер.

— Он когда-нибудь просил вашей консультации по поводу картин или других произведений искусства? Быть может, предметов антиквариата?

— Нет.

— И у вас не было с ним совместных дел, касавшихся имущества, которое хранится на ферме Трегеллес?

Иннес побагровел. Ситуация неожиданно изменилась. С ним уже не советовались — его допрашивали, причем, как он начал теперь подозревать, плохо скрытым допросом эта беседа была с самого начала.

— Прошу вас хорошенько усвоить, мистер Уайклифф, — сменил он тон на резкий, — что я никогда не позволял себе никакого участия в коммерческих операциях, будь то покупка, продажа или хотя бы оценка предметов, о которых вы упомянули.

Уайклифф поднялся.

— Благодарю вас, мистер Иннес. Это все, что я хотел от вас услышать.

Он пошел к двери, но на самом пороге обернулся:

— Да, видимо, мне следует сообщить вам, что, по заключению патологоанатома, Хильда беременна не была.

Иннес, который тоже встал из своего кресла, чтобы проводить гостя, замер на месте.

— Не была беременна? Вы имеете в виду, что она ошибалась?

— Ошибки здесь быть не могло. В субботу утром Хильда была у врача, и он сообщил ей результаты анализов. Они оказались отрицательными.

— Но это же ни в какие ворота не лезет! Невозможно поверить, чтобы она такое просто придумала. Если она знала, что это неправда… — он осекся. — Нет, но как странно!

Иннес вышел вместе с Уайклиффом из дома.

— Вы не будете возражать, если я пока оставлю свою машину здесь? — спросил старший инспектор. — Мне нужно навестить Рулов, а они живут так близко, что нет никакого смысла ехать.

— Что? Ах, да, конечно, оставьте.

Он стоял на пороге своего дома и смотрел вслед Уайклиффу, который шел по проселочной дороге к ферме. Вскоре Полли в инвалидном кресле присоединилась к мужу.

Уайклифф снова был зачарован полной и неподвижной тишиной. Поверх низеньких изгородей он мог видеть безлюдную округу, а в отдалении — пустынную поверхность моря. Кролик, который пощипывал травку между колеями дороги, метнулся в сторону, только когда человек подошел к нему почти вплотную.

Уайклифф пересек двор фермы и постучал по косяку открытой двери.

— Войдите, — донесся скрипучий голос Джейн.

Она стояла у плиты, осторожно помешивая содержимое огромной кастрюли. Зачерпнула немного ложкой и поднесла к губам, чтобы попробовать. Запах был, несомненно, аппетитный, и рот старшего инспектора невольно наполнился слюной. Супы и тушеные овощи, похоже, составляли основное меню этой семьи.

— Чудесный аромат!

— Да, неплохо получается. Готовить надо на медленном огне, но главное, чтобы не закипело, — она налила несколько ложек супа в миску и протянула ему. — Угощайтесь.

Отобедать с подозреваемым? Но разве не этим каждый день занимаются жирные коты из адвокатуры?

«Уж не хотите ли вы, миссис Рул, убедить суд, что старший инспектор разделил с вами трапезу?»

Угощение он тем не менее принял. Частично это была его реакция на атмосферу в доме, который он только что покинул.

Бог весть, на чем варился этот суп, но был он восхитительно вкусен и густ.

— За чем сегодня пожаловали?

— За разными надобностями, но прежде не мог бы я воспользоваться вашим телефоном? Звонок будет междугородный, но я оставлю вам денег на оплату.

Она пожала плечами и кивком указала ему на прикрепленный к стене аппарат.

Сначала он позвонил в справочную и попросил дать ему координаты Института Куртольда. Потом снова набрал номер.

Цель он при этом преследовал двойную. Во-первых, нужно было хотя бы начать разбираться с картиной, и еще он хотел понаблюдать за реакцией Джейн Рул, если таковая вообще последует.

— Алло, это Куртольд?… Соедините меня с мистером Дэвидом Джойсом, пожалуйста… Говорит старший инспектор Уайклифф…

Джойса они приглашали консультантом при расследовании дела Марселлы Тейт около года назад.

— Мистер Джойс, это Уайклифф… Не забыли еще? Он не забыл, и Уайклифф сразу перешел к делу:

— Вам известны картины кисти Писсарро, хранившиеся в частных коллекциях в окрестностях Плимута во время или сразу после войны?… Есть возможность это узнать?… Надеюсь, я не слишком вас обременил?

— Для меня не велик труд заглянуть в каталог Писсарро-Вентури. Он был издан в тридцать седьмом и, весьма вероятно, что там есть нужные вам сведения. В противном случае можно попробовать другие варианты. За последние пятьдесят лет мы накопили огромный объем информации о местонахождении произведений импрессионистов и стараемся отслеживать все их перемещения. Предоставьте это мне, и я вам перезвоню ближе к вечеру. Не уверен, что дам вам исчерпывающий ответ сразу, но, по крайней мере, смогу точно сказать, стоит ли продолжать изыскания на эту тему.

Джейн Рул ничуть не заинтересовалась этим разговором. Она вернулась к плите и стала что-то перекладывать из другой кастрюли в эмалированный тазик. Кошка и собака вертелись у нее под ногами.

Уайклифф продиктовал Джойсу номер телефона штаба расследования.

— Какая там у вас погода? — поинтересовался Джойс.

— В данный момент превосходная.

— Здесь тоже, но я с удовольствием махнул бы к вам порыбачить.

Джейн поставила тазик на пол, и животные, не мешая друг другу, набросились на еду. А хозяйка замерла у стола совершенно неподвижно. Казалось, она обладала способностью усилием воли обращаться в безжизненную статую.

Уайклифф достал из бумажника банкноту и протянул ей:

— Спасибо. Вот, это покроет стоимость разговора. Она ничего не сказала, но деньги скомкала и сунула в карман фартука.

— Должен сообщить вам, что Хильда беременна не была.

— Стало быть, соврала?

— Да.

— Вот, значит, как…

— Вы, по-моему, даже не удивлены.

— Девчонка сама напросилась.

— Что вы имеете в виду?

— Она сама нарывалась на неприятности, придумывала приключения на свою… Джеймс — дурень, избаловал ее, но мне все равно его жаль.

— Вы жалеете Джеймса Клемо? Но ведь не далее как вчера утром его задержали в вашем дворе с ружьем в руках.

— А, вы об этом! — Она теперь накрывала на стол для себя и сына. — У него весь пар обычно в гудок уходит. Он всегда был таким. Вообще-то он и мухи не обидит.

— Почему он так уверен, что в смерти Хильды повинен ваш сын?

Она крупными ломтями кромсала буханку хлеба и не отвечала. Уайклифф настаивал:

— Миссис Рул, я подошел к той стадии расследования, когда на некоторые вопросы мне необходимы конкретные ответы. Имеют эти вопросы отношение к совершенному преступлению или нет, решать только мне. Отвечать вам все равно придется. Почему Джеймс Клемо убежден, что это Клиффорд изнасиловал и убил его дочь?

Джейн покосилась на маленький будильник, стоявший на каминной полке.

— Он скоро придет покушать. Часов у него нет, но он никогда не опаздывает больше, чем на десять минут.

— Миссис Рул!

Она наконец встретилась с ним взглядом и только теперь сдалась.

— Будь по-вашему! Вы ведь знаете про Эстер?

— Мне известно только, что после окончания школы она работала у вас, а потом ее приняли в свою семью Клемо.

Джейн поглаживала столешницу костлявыми пальцами.

— Спустя полгода после того, как она поселилась здесь, ее изнасиловали.

— И это сделал ваш сын?

— Элинор на него свалила и меня заставила ей поддакивать.

— Я что-то не совсем вас понимаю…

— Это Элинор, мать Джеймса, которую схоронили в прошлую пятницу… Это она все устроила, — Джейн поджала губы. — Она была очень волевая дама.

— Да, но какое отношение она могла иметь к…

— Гордон — мой муж, а ей он приходился братом… Он изнасиловал Эстер… Она в то время еще была совсем пигалицей, но хотя ее мамаша и гуляла напропалую, сама-то она себя блюла в невинности. Во всем нам подражала. Бывало, разденется до пояса и моется под краном, нас не стесняется, нет, чтоб подумать… Вот и накликала беду на свою голову. Однажды меня не было дома, и Гордон силком взял ее. Конечно, бедняжка перепугалась насмерть, долго в себя приходила. Эх, надо было мне раньше вмешаться… Так вот, тогда еще был жив старик Клемо — отец Джеймса, а если бы он узнал, что Гордон вытворил такое, мы бы с фермы вылетели в одну секунду. Он был строгих нравов, набожный, как все пуритане.

Она издала глубокий вздох.

— Так что решили все взвалить на Клиффорда. Элинор никогда бы не подставила брата, вот и устроила так, что мой мальчик оказался виноват. Что с него взять-то, со слабоумного? С матушкой Эстер легко договорились, да ей было на все наплевать, а самой девочке пообещали, что, если будет держать язык за зубами, ее примут в семью Клемо, как родную, и у нее будет настоящий дом. Если подумать, то у маленькой сиротинки не было выбора, так ведь?

— И Джеймс Клемо ничего обо всем этом не знает?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— С того дня, как померла Элинор, на всем белом свете остались только мы с Эстер, кто знает об этом. Теперь вот вы еще, само собой. Клиффорду никто ничего не говорил, — в этот момент со двора донесся звук тяжеловатых шагов. — Он идет. Неужели придется ему сейчас рассказать?

— Не вижу никакой необходимости.

— Так вы уходите? А ко мне сегодня придет оценщик от адвоката. Им нужен список вещей Агнес.

— Знаю. Прежде чем уйти, я хотел бы еще раз осмотреть ее комнату.

Джейн обиженно дернула плечом.

— Я здесь только жиличка.

— Ой! — Это Клиффорд вошел и увидел гостя.

— Садись есть суп. Нальешь себе сам.

Уайклифф поднялся наверх в комнату Агнес.

Шторы были задернуты, плотно закрывая маленькое окно, и в спальне царил мрак. Он раздвинул шторы и огляделся. Здесь, казалось, ничего не изменилось с того момента, когда они с Керси вошли сюда впервые. Только болванка с седым париком исчезла.

Ему нужно было осмотреть картины. Всего их оказалось четыре — все написаны маслом, разных размеров, но в одинаково затейливых позолоченных рамах. Уайклифф мало смыслил в живописи, но понял, что перед ним просто украшения интерьера, которые подбирают в тон мебели или под цвет обоев. Рамы наверняка дороже самих полотен. Все четыре работы были подписаны авторами, но ни одной подписи он не сумел разобрать.

Уайклифф спустился вниз. Клиффорд сосредоточенно ел, а Джейн стояла у лестницы и ждала.

— Надеюсь, вы увидели все, что хотели?

Теперь казалось, что ей не хочется его отпускать.

Она вышла вслед за ним на крыльцо. Они немного постояли в молчании, разглядывая замусоренный двор фермы, пучки гнилой соломы, птичий помет, покосившиеся сараи, проржавевшие остовы сельскохозяйственной техники.

— Что мне теперь будет? — спросила Джейн Рул. — То есть за Агнес, я имею в виду.

— Вскрытие показало, что она умерла своей смертью.

— И все-таки?

— Способ, который вы избрали, чтобы скрыть ее смерть, и цель, которую вы при этом преследовали, усугубляют вину. И хотя суд, скорее всего, назначит условное наказание, вам необходим адвокат.

Она некоторое время молчала, потом сказала слезливо:

— Век людской недолог. Что будет с ним, когда меня не станет? Что ему тогда делать?

Вопросы она задавала чисто риторические.

— Берти Харви бывал у вас дома? Если не считать приездов за вещами, — поинтересовался Уайклифф.

— Раза два или три он приходил к Агнес вместе с девочкой.

— Имеется в виду Хильда?

— Да. По-моему, Берти с ней крутил шашни, но это не моего ума дело.

— Зачем они приходили к Агнес?

— Мне откуда знать? Это было еще до того, как она помешалась. Она жила своей жизнью, если можно так сказать. Мне она почти ни о чем не рассказывала. Одно время мне стало казаться, что она через Берти распродает кое-какую мелочевку из своих пожитков.

— А одна, без Берти, Хильда часто наведывалась на ферму?

— Часто? Да нет. Раз в месяц, а то и в полтора.

— Вы имеете представление, что могло приводить ее сюда?

— Она приходила не ко мне, это уж точно. Однажды я за чем-то поднялась наверх и видела, что она Агнес читает вслух книжку, а в другой раз она рисовала.

— Рисовала?

— Так мне показалось. Она водила карандашом по листу бумаги, но не писала. Что еще она могла делать, как не рисовать?

— Что же она рисовала?

— Я ей через плечо не заглядывала.

— А Иннес? Он здесь бывал?

— При мне — ни разу, но я ведь не всегда торчу в четырех стенах, так что не могу ручаться.

— Вы много времени проводите вне дома?

— Каждую пятницу я отправляюсь в Сент-Остелл за покупками. Там все дешевле.

Уайклифф кивнул в сторону старенькой малолитражки «моррис-майнор».

— На ней ездите?

— Ну не пешком же хожу! Дотуда добрых двенадцать миль.

Уайклифф подставил лицо под солнечные лучи.

Почему-то ему не хотелось прерывать этот контакт. Но еще более удивляло его, что он чувствовал в себе симпатию, даже своего рода извращенное восхищение перед Джейн Рул, мужественно сражавшейся с судьбой. Что-то в его прошлом роднило их. В детстве, проведенном в деревенской глуши, ему доводилось знавать и таких женщин, как Джейн, и таких безответных дурачков, как ее Клиффорд, и такие же семьи, как Рулы и Клемо, с их преданностью друг другу и неизбежными ссорами, «богатой» родней и бедными приживалами.

— Агнес дорожила своими картинами?

— Она их меняла время от времени.

— На что?

— На другие из своих закромов. Пока у нее с головой все было в порядке, она вообще обожала все в своей комнате двигать с места на место. «Надо поставить сюда мое маленькое бюро, а то этот стол слишком много места занимает», и так без конца. Уж мы с Клиффордом натаскались с ее мебелью вверх-вниз по лестнице.

Уайклифф стряхнул с себя оцепенение и вернулся к своей машине. Из дома Иннесов не доносилось ни звука, но их «ситроен» стоял на том же месте, и входная дверь была точно так же распахнута.