Рота уже находилась возле канала, когда мне и младшему сержанту комсомольцу Кантария вручили красное знамя. Чувствовалось, что нам поручено дело, которое имеет значение не только для нашей роты или даже п'олка, а может быть для всей дивизии. Всем хотелось руками прикоснуться к знамени, которое нам предстояло водрузить на самый рейхстаг.

Огонь за окном был сильный. Наступил момент нам выходить, и мы побежали один за другим. Вместе с нами послали радистов и телефонистов, которые должны были, как только мы водрузим знамя, передать об этом командиру полка полковнику Зинченко.

Мы пробежали немного, но пришлось залечь в воронку. С полчаса лежали, потому что огонь был невозможный. Лежим в воронке и всё время смотрим на знамя. Оно было у нас в чехле. Мы боялись, чтобы чехол не развязался, пока бежали. Всё в порядке. Мы выскакиваем из воронки и бежим дальше. До рейхстага было уже недалеко. Мы условились больше остановок не делать. Рота уже перешла канал, теперь стало веселее.

Вот мы уже достигли широкой лестницы. Поднимаемся по ней. Огонь сильный, мы никого не видим, но чувствуем, что из подвала на нас смотрят; из рейхстага, – а там уже были наши, – тоже наблюдают. И командир полка наверняка следит.

На пороге валялась стремянка, я приставил её к колонне на крыльце рейхстага и кричу:

– Развязывай, Кантария, чехол быстрее.

– А чем привязывать будем? – кричит мне в ответ Кантария. Тут я подумал, что мы ведь, действительно, верёвки не захватили.

– Чехлом привяжем, – кричу я, а сам поднимаюсь по стремянке вверх. Стоять неудобно, стремянка качается, вот-вот упадёт.

Знамя приладили. Оно развевается при входе в рейхстаг.

– Пойдём в середину, – говорит мне Кантария, – посмотрим, что там происходит.

Пошли налево. Темно. Все окна кирпичом забиты. Побежали на второй этаж. Там – горячий бой. Немец бьёт сверху фаустпатронами. У нас было с собой пять гранат, значит и мы тоже могли кое-чем подсобить пехоте.

– Если пехота наверх забралась, значит знамя тоже наверху должно стоять, – сказал Кантария и стал спускаться вниз.

Я за ним. Мы сняли знамя и побежали наверх. Выставили его в бойнице второго этажа. Хотелось бы знамя ещё выше поднять, но пробраться туда невозможно, верхние этажи ещё заняты немцами. Но вот обстановка меняется. Можно теперь проникнуть и на третий этаж. Вскоре знамя уже развевалось там. Мы хотели, чтобы оно было там, где бой идёт.

Пришлось следить, чтобы какой-нибудь немец не подкрался к знамени. А такие попытки они несколько раз делали. Потом наша пехота откинула немцев направо, и образовался проход на чердак. Опять снимаем знамя, пробираемся наверх к самому коню, что стоит на крыше рейхстага. Стало светло, мы со знаменем на самой крыше были. Оглянулись – весь Берлин под нашими ногами лежит. Город горит. Кругом стелется чёрный дым. На крыше снаряды рвутся. Мы стоим со знаменем и обдумываем, куда лучше его поставить. Держимся за железного коня, чтобы воздушной волной нас не снесло. В это время осколок ударил в самого коня и пробил ему брюхо. Конь был полым, и образовалась дыра. Кантария говорит:

– Давай, сюда просунем.

Мы воткнули древко в пробоину железного коня и начали спускаться вни8. Навстречу бежит боец:

– Знамя видно только с одной стороны, – кричит он, – потом, снизу получается, что держит его в руках верховой, что на железном коне сидит. Меня послали переставить его.

– Нет, шутишь, – говорим мы ему, – за советы спасибо, а уж знамя сами поправим.

Мы снова поднялись на крышу. Под ногами скрипит битое стекло. Повсюду осколки снарядов валяются. Куда же знамя поставить, чтобы на весь Берлин было видно? На купол. Но купол весь разбит. Как подняться на него? Стёкла вылетели, остались одни рёбра. Решили по этим рёбрам подниматься. Посмотрели вниз через купол – пропасть глубокая, жутко. Но времени терять нечего. То и дело на крыше снаряды рвутся.

Кантария впереди, а я сзади него, карабкаемся вместе по рёбрам купола. Поднялись на самый верх, выше некуда. Привязали покрепче знамя чехлом и спустились вниз.

Перебегаем площадь. Со всех сторон немецкие снайперы бьют. То в одном, то в другом конце слышатся крики "ура". Это наши воины идут на штурм. Их зовёт в бой знамя, поднятое над рейхстагом. Теперь и мы, оглянувшись, впервые увидели, как оно развевается. На душе стало весело.

Полковник Зинченко встретил нас, как родных сыновей.

– Товарищ полковник, – докладывает Кантария. – ваше приказание выполнили, знамя на рейхстаг водрузили.

– Молодцы, – отвечает полковник и крепко нас обнимает, – теперь отдыхайте.

Нас потянуло в рейхстаг, где товарищи под победным знаменем вели ожесточённый бой. Вместе с группой бойцов мы понесли в рейхстаг ящики с гранатами.

Гранаты доставили, понесли рацию. Каждый раз, пробираясь через площадь, мы смотрели на зйамя Победы, развевавшееся на куполе рейхстага. Как-то нам показалось, что древко немного наклонилось. Мы побежали наверх. Проверили, убедились, что это нам померещилось, – знамя стояло прямо.