1

После отъезда капитана Жан-Пьера маркиза де Комарес почувствовала себя еще более одинокой: не с кем было поболтать о придворных интригах, балах, новых играх, модах и о милых сердцу людях ее далекого мира.

Но спустя несколько дней Арудж-Баба, ко всеобщему удивлению, пригласил ее в свои апартаменты, а потом стал приглашать все чаще, едва у него выдавался свободный вечер. Похоже, ему пришлось по душе общество Шарлотты-Бартоломеа.

Теперь гранд-дама помогает Аруджу удовлетворять некоторые его пристрастия. В первую очередь это касается вина. Посредник, приехавший из Испании для завершения переговоров, привез с собой два бочонка хереса. Хотя официально Арудж-Баба алкоголя не употребляет, кому не известно, что главное достоинство берберов состоит в умении проявлять гибкость и не связывать себя жесткими нормами. Арудж чтит заповеди Корана, но по крови он все-таки грек, а у греков за плечами совсем иные многовековые традиции, тоже заслуживающие уважительного отношения. Так что и маркизе, и бейлербею доставляет удовольствие посидеть вечерком без посторонних за стаканчиком вина и поболтать о том о сем. Беседуют они чаще всего о самых простых вещах: как лучше зажарить барана, чем развлечь себя во время скучной церемонии, как добиться, чтобы слуги были послушными, но не выглядели при этом словно побитые собаки.

Шарлотта-Бартоломеа гордится тем, что умеет в случае необходимости быть очень строгой, но признается, что тоже не любит иметь дело со слугами, у которых на лицах написан вечный испуг. Чтобы избавиться от этой докуки, она выработала свой особый, «модуляционный» так сказать, метод приказывать, позволяющий подстегивать мерзавок-служанок, ленивых и неповоротливых, не отбивая у них охоту к играм, шуткам и развлечениям, когда желание поразвлечься возникает у нее самой.

Однажды маркиза де Комарес продемонстрировала бейлербею, пребывавшему ту ночь в особо хорошем расположении духа, как именно она «модулирует» свои приказания в зависимости от необходимости и цели, которую она намерена достичь. Арудж пробует подражать ей – такая игра ему нравится – и повторяет приказания по-фламандски, стараясь найти верный тон и тщательно подбирая силу и окраску голоса. Потом маркиза с важным видом показывает, как надо делать последние предупреждения и выговоры, используя всякие выразительные междометия: ах, эх, ох, ух, эй, ой, ай и так далее. В различных комбинациях набор их может быть бесконечным. Маркиза гарантирует эффективность своего метода, уверяет, что и служанки, и слуги благодаря ему становятся смирными как овечки, выполняют приказания беспрекословно, понимают их буквально с полуслова и готовы в лепешку разбиться, чтобы сделать все, как нужно. Стоит только пуститься в длинные объяснения, как у прислуги развязывается язык, но на резкий и короткий приказ она реагирует немедленно. Шарлотта-Бартоломеа могла бы написать целый трактат об искусстве приказывать без малейших усилий и с максимальной эффективностью. Арудж-Баба хохочет как сумасшедший, просит маркизу продемонстрировать свое искусство еще раз, чтобы он успел повторить все за ней, потом оба исполняют этот экзерсис дуэтом, издавая то резкие, то гортанные звуки, переходят на едва слышный шепот или орут во все горло. Под конец Шарлотта-Бартоломеа просит угостить ее табачком: Комарес к нему равнодушен, маркиза же любит пожевать его вечерком в воскресенье. Эту привычку она переняла у одного из своих братьев, побывавшего в Новом Свете. Признание маркизы еще больше сближает их: и Шарлотта и Арудж с удовольствием жуют табак вместе.

Однажды стражники, охраняющие покои Аруджа, услышав урок правильного обращения с прислугой, который иностранка с особым подъемом дает бейлербею, решают, что наша парочка предается разнузданной оргии. Слух этот быстро разносится по дворцу, и вскоре уже все только и говорят, что о ночных свиданиях Аруджа-Бабы с Шарлоттой-Бартоломеа.

По правде говоря, огненная борода и шевелюра Аруджа, его любовь к выпивке и вообще его манера поведения и порывистость разжигают в душе Шарлотты охоту к более смелым забавам, тем более что маркиза, в конце концов, всего лишь невольница, и если бы между ними что-то произошло, ее вины, считает гранд-дама, в том не было бы. Но ничего такого не происходит. Арудж-Бабе такое и в голову не могло взбрести. Вообще-то ему нравятся разные женщины, и мальчики тоже, но Шарлотта-Бартоломеа вовсе не вызывает у него мыслей и желаний подобного рода.

Наконец слухи, продолжающие распространяться по дворцу, достигают ушей главной фаворитки бейлербея, и тут начинается светопреставление. Женщина впадает в истерику, капризничает, рыдает и рвет на себе кисейные одежды. Да, Баба может забавляться с маркизой как ему угодно, он хозяин и повелитель, но зачем же выделять ее, и если уж у него вдруг так переменился вкус, пусть официально назначит маркизу главной фавориткой.

Эта бурная сцена ревности приводит Аруджа в полный восторг. Не говоря уже о том, что рассерженные женщины бейлербею особенно нравятся, его ужасно смешит это недоразумение, ведь он и представить себе не мог маркизу де Комарес в своей постели, приносящую ему удовольствие или даже дарующую любовь. К тому же много лет обитательницы его гарема не выказывали такой ревности. Он чувствует себя кумиром, важничает, раздувает ссору еще больше, нарочно стравливая соперниц, пока наконец они не вцепляются друг другу в волосы, словно какие-нибудь скандальные прачки у водоема.

Но, как и обычно, любая забава, если она продолжается слишком долго, наскучивает. Так получилось и с Аруджем. Увлеченный другими мыслями и другими играми, он все реже принимает у себя маркизу, хотя никаких враждебных чувств к ней не испытывает и не отказывается от хереса, еще оставшегося в бочонках.

Шарлотта-Бартоломеа не сразу замечает, что ситуация изменилась, но все же чувствует, что ее отношения с бейлербеем дальнейшего развития не получат, а поскольку женщина она не глупая и не склонная предаваться слишком глубоким переживаниям из-за утрат, то утешается хотя бы тем, что обычно редко выпадает женщинам ее возраста: она испытала настоящее любовное томление, а ведь думала, что сердце у нее в груди уже давно забальзамировалось и затихло.

– Каких только чудес не бывает в этих экзотических странах! – говорит она себе, укладываясь спать и надеясь увидеть приятные сны. А по утрам ей даже просыпаться не хочется, чтобы подольше сохранить в душе образ своего героя.

Однажды на рассвете она вдруг просыпается от какой-то суматохи. Погустевший от пыли воздух сотрясают цокот копыт, звуки труб и рожков. Маркиза бросается на бельведер, и окрашенные хной волосы трагическим ореолом развеваются вокруг ее головы. Перегнувшись через перила, она видит, как Арудж-Баба уносится верхом со своей свитой неизвестно куда, навстречу Бог весть каким новым приключениям. «Пират остается пиратом!» – думает маркиза, вздыхая и любуясь удивительно эффектной картиной отъезда своего червонного короля.

2

Переговоры о выкупе заложников, тянувшиеся месяцами и на некоторое время заглохшие, в энный раз возобновляются, и Шарлотта-Бартоломеа чувствует, что скоро ей предстоит вернуться на родину. На какую именно? Ей неизвестно, возвратят ли ее к испанскому двору, к Габсбургам, или во Фландрию, в ее родной дом, который ей, уже привыкшей к ярким африканским краскам и ослепительному свету, кажется теперь до отвращения мрачным.

Во всяком случае в Рим супруги Комарес уже не поедут, так как в вопросе о выкупе Анны нет никакой ясности и встреча с герцогом-женихом была бы явно преждевременной и неуместной.

Сейчас, когда перед маркизой вырисовывается перспектива возвращения к нормальной жизни, она заботится о том, чтобы все прошло наилучшим образом, без набивших оскомину тяжб и расчетов. Она понимает, что и судьба Анны де Браес должна быть наконец решена: нельзя бросать девочку здесь одну – это и рискованно, и недостойно королевской родни. С них могут спросить за то, что они не передали Анну жениху, как это было записано в контракте.

Да, конечно, помолвленные не вступили в фактический брак из-за непредвиденных обстоятельств, но это, как утверждают поверенные герцога, может отразиться лишь на сумме выкупа и, конечно, не ведет к пересмотру контракта. Если только, добавляют поверенные четы Комарес, не будет доказано, что невесту все-таки доставили к будущему супругу и что непредвиденные обстоятельства возникли уже после ее официальной передачи по контракту, пусть даже и до их личной встречи. Вот тут Шарлотте-Бартоломеа приходит в голову обзавестись свидетельством, которое, на ее взгляд, может оказаться решающим.

В контракте оговорено, что невеста должна быть доставлена к своему суженому и передана его людям, но не указывалось, где именно. Таким образом, под местом «передачи» подразумевалось папское государство в Риме, где живет герцог-жених. А разве судно, и не просто судно, а флагман флота, принадлежащего Папе, чьим верным подданным является герцог Герменгильд, нельзя считать его территорией? Таким образом, пребывание невесты на папском флагмане уже можно считать законной передачей.

И потому однажды утром, возвращаясь с примерки нового наряда, который ей шьют специально для возвращения ко дворцу Карла Габсбургского, маркиза, пребывающая в восторге от собственной хитрости, стучится в дверь принца Хасана и совершенно спокойно просит дать ей письменное удостоверение на латыни (языке, который так нравится юридическим крючкотворам) в том, что Анна де Браес была захвачена берберами именно на борту судна, принадлежавшего Папе Римскому, а не где-нибудь еще.

– Это же простая формальность, – говорит она растерявшемуся принцу. – Такая бумага на судебном процессе может служить доказательством того, что условия свадебного контракта соблюдены, то есть что невеста уже находилась под юрисдикцией папского государства, так как плыла на судне, принадлежавшем Папе.

Хасан вежливо, но очень твердо отвечает ей, что не видит необходимости участвовать в разбирательстве распрей между иностранными государствами и их подданными, вмешиваться в какие-то юридические споры и подтверждать то, что ему лично не известно.

– Но вы же прекрасно знаете, чье это было судно, – настаивает маркиза с заговорщическим видом. – Разве кто-нибудь станет оспаривать тот факт, что оно принадлежало именно Папе?

Хасан мог бы ей объяснить, что не всегда такие понятия, как право собственности и фактическое владение, совпадают, но он предпочитает поскорее отделаться от маркизы, повторив коротко и ясно, что никакого документа ей не даст. И вообще странно, что маркиз де Комарес намеревается представить в суды Испании и Рима свидетельское показание тех, кого он именует неверными и подлыми пиратами.

– Не вижу в этом никакого смысла, – говорит он.

Тут маркиза признается, что идея эта пришла в голову не маркизу, а ей, и пускается в долгие рассуждения о том, с каким почтением, уважением и чувством восхищения и признательности она относится к Краснобородым.

– Мне казалось, что просьба моя вполне законна и обернется ко всеобщему благу. Ведь вы, взяв на себя инициативу в переговорах, сможете избавиться от лишней невольницы.

Однако, поняв, что нужного ей документа получить все равно не удастся, маркиза меняет тему и просит о другом одолжении. Очень обеспокоенная судьбой племянницы, она хотела бы найти для нее покровителя. Уж кому-кому, а принцу Хасану она может ее доверить.

Но и здесь маркизе не везет. Похоже даже, что ее просьба вызвала раздражение, тем более непонятное, что принц и Анна проводят так много времени вместе.

Поняв, что беседа окончена, Шарлотта-Бартоломеа, стараясь не выдать своего разочарования, уходит, расточая улыбки принцу, стоящим у дверей стражам, заглянувшему в комнату Осману, слугам, принесшим прохладительные напитки, и даже мебели. А выйдя из помещения, вкладывает всю свою злость и разочарование в громкий стук каблуков странной, напоминающей шлепанцы на высокой подошве обуви по каменным плиткам галереи, которая окаймляет летний сад.

«Выходит, я ошиблась! – думает она с гневом и обидой. – А мне казалось, что он к ней неравнодушен. Да, любовь – поистине редкая штука!»

Осман возмущен. Он никогда не мог окончательно примириться с выходками этой старой интриганки, от которой всем один только вред.

«Она, вероятно, принимает нас за своих писаришек! Эта женщина верна себе до последней минуты. За неприятность, которую она устроила Аруджу, ее следовало бы на кол посадить. Но нахалке всегда везет», – думает старик.

Везет, между прочим, и маркизу. Неизвестно почему, Баба питает к супругам странную слабость. Чета Комарес не отдает себе отчета в том, что во дворце их держат только благодаря особому расположению Арудж-Бабы, который в любую минуту может вышвырнуть их в бани, где они разделят участь обыкновенных рабов. Обыкновенных – это просто так говорится, ибо в банях содержатся и попавшие в плен важные персоны из разных стран. Но и у Аруджа терпение может лопнуть.

3

Спустя несколько недель маркиз и маркиза де Комарес имеют возможность в этом убедиться. Едва проснувшись, они видят у себя в комнатах надсмотрщиков из бань. Быстро собрав знатных пленных, они уводят их с собой. Оказывается, испанцы опять затягивают вопрос об уплате выкупа, отделываясь ставшими уже привычными отписками. И Арудж-Баба наконец не выдерживает. Если через две недели все не будет решено окончательно, маркиза и маркизу выставят на торги, назначив за них цену, соответствующую их физическим возможностям. Тут уж им не помогут ни титулы, ни родственные связи!

Осман спешит с этим известием к своему любимому сыночку и потирает руки, представляя себе, как Комарес чистит портовые нужники.

Спустя два дня и две ночи, на рассвете третьих суток, Осман поднимается в обсерваторию, откуда принц Хасан наблюдает за звездами.

– Послушай, Хасан, все так получилось, как я и говорил.

Хасан отрывает взгляд от Вселенной и, ничего не понимая, смотрит на Османа.

– Комарес уже чистит нужники в порту!

Да, Арудж-Баба иногда бывает поистине справедливым!

Маркиз де Комарес, говорят, оскорбил главного надсмотрщика в банях, и вот его опять наказали. От Бабы, правда, прямого приказа не было, потому что он сейчас далеко от дома, но царство-то принадлежит ему, так что именно Аруджа смертельно ненавидит маркиз. А маркиза де Комареса, наоборот, ненавидит его собственная супруга.

– В том, что случилось, виноват ты сам. Надо было добиваться выкупа вовремя. Но смотри на это философски, подыграй им! Сделай вид, будто ты понимаешь все как шутку, – твердит маркиза мужу.

Шарлотта уверена, что, когда имеешь дело с Аруджем, у которого такой трудный характер, нужно действовать хитро и ждать, когда с него сойдет дурь. «Это же не человек, а вулкан», – думает маркиза с улыбкой.

Ей так хорошо жилось во дворце, и вот из-за капризов муженька дворец пришлось покинуть. Шарлотта-Бартоломеа, похоже, не отдает себе отчета в том, что Арудж-Бабе наскучила именно она со своими играми и пристрастиями, и думает, будто ее кавалер исчез как мираж из-за скупости маркиза: «Раз должен, плати, и дело с концом, нечего увиливать. Хотел отыграться за мой счет, но моего приданого Комаресу не видать».

После того как маркиза отправили отбывать наказание в порт, у его супруги появилось время подумать о себе самой. День торгов уже близок.

В банях много женщин. Маркиза знакомится с ними, ей все интересно знать. Прошли те времена, когда она держалась надменно, избегая людей незнатного происхождения. Впрочем, она поняла, что, общаясь с ближними, можно сохранять определенную дистанцию.

Говорят, быстро и хорошо раскупают женщин приятной наружности, способных угождать хозяину как работой по дому, так и в постели и способных производить потомство. Многие покупатели со средним достатком ищут здесь себе наложниц. Однако большую часть пленниц приобретут богатые и знатные люди для своих гаремов – одних для любовных утех, других для выполнения разных более или менее трудных работ. Но как именно будет производиться отбор?

Шарлотта-Бартоломеа совершенно уверена, что попадет в гарем, и притом исключительно для удовлетворения любовных прихотей хозяина. Да и как может быть иначе, что еще она может делать? Маркиза никогда не была, да и не могла быть, не только простой прислугой, но даже камеристкой. Шарлотта-Бартоломеа не умеет ни шить, ни прясть, ни доить коров, коз и овец, а что касается верблюдиц, то она не знает даже, где у них вымя. Не умеет она также ни ткать, ни вышивать. Вот только читать и писать она здесь научилась, и то еле-еле. Несмотря на густые волосы и пышные формы, маркиза – она и сама это понимает – далеко не розанчик. И детей у нее не было. Зато, благодарение Богу, она всегда была дамой, и какой дамой! Хотя здесь, конечно, имя ее никому не известно: паше, который вздумал бы выложить за такую покупку целое состояние, пришлось бы наводить о ней справки. Нет, скорее всего, она попадет в число тех, кого сначала подвергают испытанию.

Естественно, что попасть в чей-нибудь роскошный гарем заманчивее всего, и потому в банях ходят слухи, что невольниц, за редким исключением, подвергают испытаниям с целью установить, обладают ли они необходимыми качествами.

Маркиза боится, что в любовных делах окажется самой неопытной. Этот проклятый Комарес не научил ее ровным счетом ничему. Тут у маркизы вырывается печальный вздох: Арудж-Баба – вот кто мог бы стать для нее подходящим учителем, но судьба играет человеком, против нее не пойдешь. Баба далеко. Однако Шарлотта надеется достойно выдержать испытание и продолжает собирать необходимые сведения, чтобы произвести неплохое впечатление на покупателей.

– Шарлотта-Бартоломеа! – выкликает ее имя дежурный стражник.

Шарлотта проводит ладонями по щекам, несколько раз быстро открывает и закрывает рот, чтобы напряглись мышцы и кровь прилила к губам. Вот оно, испытание.

Это действительно испытание, но, увы, не то, которого она ждала. Испытание жестокое: перед ней ставят три корзины с фасолью, две – с луком, четыре – с репой, и все это она должна очистить, нарезать и передать поварихе готовым для закладки в котел, а еще ей придется помыть сто мисок и нашпиговать пряностями три жирные и дурно пахнущие бараньи туши. Рассуждать с Аруджем о том, как следует готовить баранину, было очень приятно, а шпиговать три вонючие туши – совсем другое дело. Испытания она не выдержала. Работа у нее отняла значительно больше времени, чем полагалось. Маркизу де Комарес на пять дней отправляют на кухню, где готовят пищу для обитателей бань и казармы, – чтобы она набралась там опыта. Никто не покушается на ее добродетель.

– О, Господи, – ежедневно молит Всевышнего Шарлотта, – сделай так, чтобы Арудж поскорей вернулся!

Страшный враг Арудж-Баба стал в ее мечтах героем-спасителем.

4

В самом конце назначенного бейлербеем двухнедельного срока, накануне дня больших торгов, из Испании приходит выкуп – весь, полностью.

Акт подписывается в облицованном бело-голубой керамикой зале, специально отведенном для заключения торговых сделок с иностранцами. Арудж еще не возвратился.

При подписании присутствуют: нотариус-турок, заверяющий документ, составленный на трех языках; дворцовый казначей, банкир-еврей, привезший требуемую сумму; босой монах – новый духовник, о котором мечтал маркиз и которого он может держать теперь при себе, и, конечно, сами супруги Комарес во всем великолепии: она – растроганная и взволнованная, он – как всегда, желчный, раздражительный, мрачный, не отрывающий взгляда от выкладываемых золотых монет. Сидящий на почетном месте принц Хасан подписывает документ от имени Арудж-Бабы, султана Клемсана, Туниса и Серселя, царя алжирского, бейлербея: титул этот был дарован ему Великим Султаном всей Оттоманской империи.

В тот же вечер скромное судно испанского банкира отчаливает со своим законным, то есть сполна оплаченным грузом. У судна вполне мирный вид, но оно сверх всякой меры оснащено всевозможным оружием, в том числе легкими мортирами. В порту всем, конечно, это известно, но получен приказ делать вид, будто никто ничего не заметил, чтобы не создавать никаких препятствий для отъезда маркиза Комареса. Он расплатился и теперь отбывает на родину.

Море штормит, и волны швыряют судно с борта на борт, но Комарес стоит на мостике и смотрит на вражеский город так, словно хочет испепелить его этим своим прощальным взглядом. Его супруга, похоже, забыла о прежних распрях и, стоя подле маркиза, умоляет его не подвергать опасности свое здоровье и укрыться от непогоды в кормовой каюте.

– Вы бледны, – говорит она, – вам вредно стоять на таком ветру. Подите прилягте. На этом судне пассажирам не дают даже горячего питья.

Шарлотта приняла решение не опережать события, время расплаты еще придет. А пока ей нужно придерживаться роли верной жены и маркизы.

5

Когда Пинар сообщает Анне де Браес, что испанское судно скрылось за горизонтом, девочка чуть не плачет от радости.

– Хоть море очень неспокойное, думаю, назад они не вернутся. Теперь это уже невозможно. Комарес скорее согласится уйти на дно к рыбам, чем снова пристать к этому берегу.

С радостными криками Анна бежит через залы и дворы, соединяющие гостевой павильон, где она живет до сих пор, с апартаментами принца Хасана.

– Осман, ура!

Старик открывает дверь, и Анна бросается ему на шею:

– Осман, они уплыли в Испанию, а меня оставили здесь!

– Ну и что? Ты же знала об этом, к чему так волноваться?

– Пойми, все кончено. Никаких проволочек больше не будет, они уплыли, уплыли!

Да, Анна была уверена, что ее родственники и опекуны Комарес даже не подумают платить за нее выкуп, но до самого последнего момента – теперь она может в этом признаться – девочка опасалась, что испанскому банкиру поручено выкупить ее за деньги короля.

– Осман, мне нигде не было так хорошо, как здесь. Пусть это продолжается вечно. Я чувствую себя свободной!

Старик просит Анну не забывать, что она вовсе не свободна. Всем известно, что Краснобородые – очень суровые хозяева.

– Ты ошибаешься, полагая, что они будут заботиться о тебе.

– У меня есть ты, дорогой Осман, и никто мне больше не нужен. Раньше у меня было много хозяев, и все они слишком уж заботились обо мне.

Анна не забыла всех своих испанских тюремщиков – учителей, наставников, духовников, дуэний, горничных, служанок, всегда бывших при ней в ее комнате, за столом, на прогулках.

– Так и вижу, как они стоят все по ту сторону моря и поджидают меня. А я здесь, с вами и люблю вас. Я счастлива. – И вдруг с рыданиями бросается на грудь старика.

– Так ведь это хорошо, что ты счастлива, доченька! Слезы, как известно, не менее заразительны, чем смех, и Осман начинает всхлипывать вместе с Анной. Вдруг, подняв глаза, он видит перед собой принца Хасана.

– Что здесь происходит?

Осман Якуб, у которого по щекам льются слезы, неуклюже пытается изобразить поклон и заодно дать понять девочке, что они уже не одни, но Анна ничего не замечает и продолжает рыдать так, что прыгают, как при пляске, все многочисленные оборки и буфы ее полуиспанского, полутурецкого наряда.

– Дай ей успокоительную настойку, – совершенно бесстрастно говорит Хасан, хотя Осману ясно, что принц в замешательстве. – Когда освободишься, зайди ко мне в обсерваторию.

На этот раз Анна его слышит и, шмыгая носом, пытается унять слезы. Но Хасан уже исчез.

Девочка опускается в коридоре на пол и обхватывает колени руками, совсем как обиженный ребенок.

– Осман, что я ему сделала? С тех пор как уехал Баба, я от него слова не слышала.

– Не говори глупостей. Вчера вечером вы что-то вместе читали в саду и не давали мне уснуть.

– Но мне же все время приходится его искать!

– Вот уж труд, когда живешь в двух шагах от него!

– Ты ничего не понимаешь. Это неприлично, ведь я же все-таки дама.

– Ну, пошли готовить отвар. – Осман ведет ее в комнатушку, где он занимается своей алхимией. – Будущий царь не может тратить время на девчонку, которая с утра до вечера ничего не делает! И вообще, он же тебе не брат, чтобы заниматься еще твоим воспитанием.

Анна смотрит на него, недоуменно вытаращив глаза:

– Я знаю. Но при чем здесь это?

Осман Якуб ставит ее на место, логично заметив:

– Он что, нанялся обучать тебя языкам, математике, прогуливаться с тобой верхом на его верблюде?

– Нет.

Анна понимает, что Хасан не обязан все это делать, но ему тоже ведь нравится гулять вместе с ней по берегу верхом на верблюде или на коне.

– О Господи, Осман! Если бы только мой дядя Комарес знал об этих прогулках, он бы голову мне оторвал перед отъездом! А как я их люблю!

6

Проходят месяцы, наполненные разными событиями и делами: малыми войнами, приемами послов, охотами, набегами, заседаниями Совета, официальными церемониями, а для Хасана еще и учением. Он тоже, как Хайраддин, то исчезает, то внезапно появляется. У обоих остается совсем мало времени на досужие забавы. По-иному, кажется, ведет себя Арудж-Баба. Вот именно, кажется. А между тем, не пренебрегая повседневными делами государства, пышными застольями, посещениями бань и базаров, бейлербей вынашивает очень смелые и далеко идущие планы.

В Алжире все ждут выкупа за Анну де Браес. Из канцелярии в канцелярию передаются соответствующие бумаги, но дело не двигается с места, так что юридически судьба Анны еще не определена, но на деле она уже обрела новый дом и безмятежно живет в нем. Раисы не торопятся куда-то ее отправлять и очень охотно проводят с ней время. А ей хорошо с ними.

Когда Хасан во дворце, девочка, естественно, предпочитает общество молодого раиса, хотя Осман недоволен этим и считает глупым и неприличным, что она так за него цепляется.

– Перестань ему надоедать. Сколько раз тебе нужно повторять, что раис не может подчиняться прихотям такой бездельницы и эгоистки.

Анна вовсе не собирается надоедать Хасану, к тому же ее пусть еще и малый опыт и интуиция подсказывают, что она ему не надоела. Девочка даже больше чем уверена, что принцу приятно ее общество.

– А ты сам спроси, нравятся ему или нет наши утренние прогулки верхом!

Сначала они катались только по берегу моря, но теперь, когда Анна добилась заметных успехов в верховой езде и может одолевать более сложные маршруты, они носятся галопом по холмам, откуда перед ними открываются широкие горизонты и ветер дует, кажется, со всех сторон сразу.

А когда Хасана нет, Анна де Браес много времени проводит с Арудж-Бабой, который держит ее при себе, как другие монархи держат шута или дурачка, то есть человека, умеющего позабавить, а при необходимости высказать вполне здравую мысль – неожиданную, иногда неосторожную, но всегда искреннюю.

В костюме пажа она даже сопровождала его в поездках по городу и иногда видела, как по его приказу казнят людей. Арудж-Баба не старается при ней казаться лучше, чем он есть. Анне известно, что он может быть очень жестоким. Она подросла и понимает, что день складывается из множества разных мгновений, и счастливых, добрых среди них совсем мало.

Баба любит ее смех, ему нравятся забавы, которые девчонка горазда придумывать, хотя он и грозится ее отшлепать как следует, когда кто-нибудь из обитателей дворца жалуется на учиненный Анной беспорядок и шум.

– И что мы только будем делать с тобой, когда ты вырастешь? – сокрушается Осман Якуб, когда Анна возвращается из своих «экспедиций» возбужденная и растрепанная.

– А я уже выросла, – отвечает она.

И верно, достаточно посмотреть на нее, чтобы убедиться, как быстро бежит время.

«Да хранит тебя пресвятая Дева Мария», – с тревогой думает Осман.

Уже несколько месяцев его преследуют новые страхи, но он гонит их от себя и пока помалкивает.