30 мая 1942 года, Москва,

площадь Дзержинского,

штаб-квартира НКВД

— Давай перейдем к конкретике, — предложил Судоплатов.

Коровин расположился на диване в его кабинете и пил чай из тонкого стакана в серебряном подстаканнике. Судоплатов разложил на большом столе для совещаний карту Белоруссии и бросил через плечо:

— Иди сюда, хватит нежиться.

Коровин встал с дивана и подошел к столу. На нем была расстелена карта Белоруссии.

— Вот смотри… Здесь — твоя цель, немецкий объект.

И Судоплатов указал на карандашный кружок километрах в восьмидесяти северо-восточнее Бреста.

— Далековато… И как мы туда будем добираться? — спросил Коровин.

— Есть два варианта, — ответил Судоплатов. — Первый: выброска с самолета. Своих людей у нас там практически нет, так что посадочную площадку для вас готовить некому — только десантирование. В данном случае ты окажешься в непосредственной близости от цели. Это плюс — пожалуй, что единственный. А вот минусов гораздо больше. Ну ты их и сам знаешь! Потеря части людей, грузов, — и это в лучшем случае. Недавно выбрасывали группу, так из двадцати человек только пять явились к месту сбора. Хорошо, хоть рацию не потеряли! Ну а в худшем… Что там с этими летунами творится, совсем не понимаю! Осенью одну из групп они умудрились выбросить над линией фронта: половина людей приземлилась на наши позиции, а вторая половина — на немецкие.

— Да уж сколько времени прошло, поднабрались опыта, наверное, — заметил Коровин.

— Да уж! Не далее как месяц назад везли группу на выброску, всего человек пять. То ли ветром самолет с курса снесло, то ли еще что… ну, не знаю я этих летных нюансов! Короче, самолет оказался над железнодорожным узлом Витебска. А там зенитки, звукоулавливатели… они самолет засекли, осветили прожекторами и открыли огонь. Самолет поучил повреждение, группа начала выпрыгивать с самолета, едва город миновали. Летчик нашел в лесном массиве поляну и посадил подбитый самолет. Только это оказалась не поляна, а вырубка. Переломали руки, ребра, челюсти — хорошо хоть никто не не погиб. Остался один член группы, который выпрыгнуть не успел, и экипаж. Две недели пробирались к своим. Добрались, а там за них СМЕРШ взялся…

Судоплатов сделал паузу, отпил чаю из стакана.

— Наши доблестные особисты переломали им оставшиеся кости — признания выбивали. Хорошо хоть кто-то из штаба догадался в Москву позвонить, успели мы вытащить их живыми. А то ведь вывели бы в расход как немецких шпионов — и все дела! — невесело закончил Судоплатов.

Он закурил папиросу, выпустил густой клуб дыма и решительно заявил:

— Поэтому я полагаю так: выброска с воздуха в данном случае абсолютно неоправданна. Есть другой, более надежный вариант: пешим порядком через линию фронта.

— Что?! — изумленно воззрился Коровин на начальника. — Фронт в пятистах километрах от объекта! И как мы будем группой пробиваться? Нам сразу немцы сядут на хвост и будут вести, пока не затравят!

— Все несколько проще, — скупо улыбнулся Судоплатов. — Есть один нюанс… В январе — феврале наши предприняли попытку освободить Витебск. Операция не удалась, но в результате нее 3-я и 4-я ударные армии прорвали оборону противника и создали между Велижем и Усвятами так называемые Витебские, или, как их еще называют, Суражские, «ворота». Это сорокакилометровый разрыв в линии фронта на стыке немецко-фашистских групп армий «Север» и «Центр». Трудно переоценить значение этих ворот для проведения разведывательно-диверсионных операций в тылу немцев и развертывания широкого партизанского движения в Белоруссии. Это же огромный коридор прямо в немецкий тыл!

— Разве немцы не знают о существовании этих ворот? — удивился Коровин.

— Разумеется, знают! — усмехнулся Судоплатов. — Но нам эти ворота нужны как воздух! Поэтому есть приказ: держать ворота открытыми как можно дольше. Для этого подступы к району Суражских ворот удерживают части 4-й ударной армии и две партизанские бригады. Немцы стараются захлопнуть эти ворота, провели несколько антипартизанских операций, для чего постоянно держат в этом районе целую полицейскую дивизию — но пока безуспешно. Так вот: пока ворота открыты, крупные группы для минимизации потерь целесообразно засылать только через них. Вот и твоей группе надо идти через Суражские ворота.

— Это займет слишком много времени! — решительно заявил Коровин. — Пятьсот километров по тылам врага! Да в самом лучшем случае мне понадобится на преодоление этого расстояния месяца полтора!

— А тебя никто и не торопит, — спокойно заметил Судоплатов. — Главное: чтобы ты, сохранив людей и снаряжение, добрался до места назначения. И я уверен, что ты это сможешь сделать! Скажу прямо: ты не будешь первым, кто проведет крупную разведывательно-диверсионную группу через Сурожские ворота в тыл врага. Путь уже неоднократно проверен по крайней мере до Налибокской пущи. А от Налибокской пущи до объекта менее ста восьмидесяти километров! Я полагаю, что в Налибокской пуще тебе следует создать основную базу, а уже оттуда действовать рейдовыми группами.

— За сто восемьдесят километров до объекта? — недоверчиво улыбнулся Коровин. — Ну, как говорится, бешеной собаке и сто верст не крюк…

— А ближе не получится, — вздохнул Судоплатов. — Дело в том, что стандартная радиостанция «Север», которой мы снабжаем все разведгруппы, в нынешних условиях сможет обеспечить уверенный прием и передачу лишь до линии Лида — Пинск. Поэтому твоя основная база должна находиться восточнее этой линии.

— То есть мой оперативный район будет находиться не ближе полутора сотен километров от основной базы?! — не сдержавшись, воскликнул Коровин. — Да самый резвый связной две недели будет преодолевать это расстояние!

— Таковы условия игры, — жестко заметил Судоплатов. — С другой стороны, есть и большой плюс в этой ситуации: руководство понимает всю сложность задачи и тебе даются огромные полномочия. Ты действуешь абсолютно автономно и любое твое решение априори одобрено на самом высоком уровне, если оно продиктовано стремлением выполнить задание. Понятно?

— Не совсем, — отозвался Коровин. — Я буду действовать не в безвоздушном пространстве. Там есть подпольщики и партизаны. Каков допустимый уровень взаимодействия?

— Ты можешь их использовать так, как считаешь нужным, — решительно ответил Судоплатов. — Однако есть нюанс: в районе Налибокской пущи действуют группы Разведупра. Каждая из них является ядром более или менее крупного партизанского соединения. Разумеется, тебе дадут пароль для связи с ними, но… все может быть. Понимаешь? У них свои задания, а у тебя — свое. В любом случае, для успешного выполнения задания в заданном районе тебе придется создать свою разведывательную сеть, свои базы… Ну, не мне тебя учить!

— Такое внимание к этому объекту… Неужели там действительно строят ставку Гитлера? — не удержался Коровин.

— Ну, это Лаврентий Павлович добавил, чтобы тебя раззадорить! — улыбнулся Судоплатов. — А если серьезно… Есть данные от разведки в Англии. Не удивляйся: и там есть наши люди, и очень успешно работают! Ну что поделаешь: не все хочет нам сообщать наш дорогой союзник господин Черчилль! Так вот: из источника в британской разведке стало известно, что на них вышел человек, весьма осведомленный в секретных проектах Третьего рейха. Еще до воины от нашего агента, имеющего доступ к британской информации высшей степени секретности, стало известно, что 4 ноября 1938 года британский военно-морской атташе в Осло получил от немецкого гражданина, утверждавшего, что он «благоразумный ученый», секретную папку. Из документов выяснилось, что немцы создают целый ряд новых секретных средств оружия, таких как ракеты, реактивные бомбы и магнитные мины, и то, что они разрабатывают электронную систему на основе радиолучей, которые позволят самолету измерять расстояние до специальных наземных станций. Также упоминалось и о сверхсекретных исследованиях, ведущихся на острове Уседом в Балтийском море, в небольшом городке под названием Пенемюнде. Большая часть данных, о которых говорил таинственный немецкий ученый, была совершенно нова для британцев, но то немногое, что они уже знали о немецком оружии, полностью совпадало с тем, что содержалось в документах.

— И как англичане отреагировали на этот документ? — спросил Коровин. — Могу поклясться, что наш военный атташе расценил бы это как провокацию!

Судоплатов невесело усмехнулся.

— Естественно, что документ вызвал большие разногласия между британскими разведслужбами, военными и учеными, которые вели исследования и разрабатывали новое оружие. Некоторые, разумеется, были убеждены, что это дезинформация, предназначенная ввести в заблуждение британских разработчиков вооружений, или даже всего лишь пропагандистский трюк, преследующий целью удержать Великобританию от объявления войны Германии. Другие утверждали, что немцы хотели ввести в заблуждение британских ученых и специалистов, чтобы подтолкнуть их в сторону безрезультатных исследований. Однако нашлись и разумные люди, а не только пугливые перестраховщики. Одна из групп посчитала, что было бы правильно исследовать подробности этого драгоценного кусочка информации более тщательно. Это мнение возобладало — и не в последнюю очередь потому, что среди них был британский премьер-министр Уинстон Черчилль, который сразу же после начала войны и угрозы неизбежных бомбежек с использованием средств электронного наведения забил тревогу: «Если эти факты соответствуют действительности, то это представляет смертельную опасность!» Черчилль немедленно образовал комитет ученых для исследований не только того, что содержалось в документах из Осло, но также и для исследований возможности применения прикладной электроники в военных целях, на использовании которой Черчилль все больше и больше настаивал.

— Давай подробнее: что за оружие так испугало Черчилля? — попросил Коровин.

— По своей эффективности оно превосходит самые мощные бомбардировщики. Самое главное: оно абсолютно непоражаемо современными средствами противовоздушной обороны. Вначале мы думали, что речь идет о самолетах-снарядах. Но в принципе их достаточно успешно можно перехватить истребителями в силу того, что они летят на сравнительно малой скорости и высоте, того же порядка, что скорость и высотность противостоящих им истребителей. Но источник абсолютно уверенно утверждал, что речь идет о совершенно новом типе оружия: реактивных снарядах с весом боевой части не менее тонны, летящих по баллистической траектории с максимальной скоростью значительно выше скорости звука и на расстояние порядка четырехсот километров, причем это расстояние преодолевается за несколько минут! Представляешь? По сути, это внезапная смерть: она появляется ниоткуда, ничем не проявляя своего приближения, словно обычный артиллерийский снаряд, но способный уничтожить целый городской квартал!

— Это какая-то фантастика! — недоверчиво заметил Коровин.

— Источник заслуживает доверия, — не поддержал его скепсиса Судоплатов. — Во всяком случае, англичане всерьез обеспокоились и их разведка начала активную работу по данному направлению. Источник утверждает, что с весны 1939 года по личной инициативе командующего германскими сухопутными войсками генерала Вальтера фон Браухича работа над этим проектом имеет высший приоритет. Мы выяснили мнение наших специалистов, и те также пришли к выводу, что обеспокоенность англичан имеет под собой солидное основание.

— А когда же наши специалисты создадут такое оружие? — спросил Коровин.

Судоплатов нахмурился и ничего не ответил. А что он должен был ответить? Что почти все те советские инженеры из тех, кто одновременно с немцами начал заниматься подобными проектами, все еще валят лес в Сибири?

— Что-то я не пойму, — усомнился Коровин. — Если дальность этих таинственных снарядов не более четырехсот километров, то какой смысл строить для них базу на удалении почти в шестьсот километров от фронта?

— Нет, тут дело похитрее, — начал объяснять Судоплатов. — Разумеется, стартовые позиции снарядов немцы будут размещать как можно ближе к линии фронта и там, где действия бомбардировочной авиации затруднены из-за наличия мощных средств противовоздушной обороны, например под Ленинградом, против важных узловых станций в нашем тылу и прочих хорошо прикрытых объектов. Но ведь важно еще хорошо прицелиться! Наши специалисты прикинули, что разброс снарядов, летящих на такую дальность по баллистической траектории, должен быть не менее полутора километров!

— Да, так важную цель не накроешь, — согласился Коровин. — Разве что по крупному городу, для устрашения населения…

— Так вот какую штуку немцы придумали, когда столкнулись с проблемой наведения бомбардировщиков на цели в Англии. Они использовали узконаправленные радиоизлучения для точного наведения бомбардировщиков на цели и добились в этом деле впечатляющих результатов.

— Звучит очень фантастично, — признался Коровин. — Никогда об этом не слышал.

— Потому что не интересовался, — пояснил Судоплатов. — Вспомни Козьму Пруткова: «некоторые вещи нам непонятны не в силу их непостижимости, а лишь потому, что они не входят в круг наших понятий». А я вот заинтересовался и выяснил, что проблема точного наведения управляемых снарядов уже вполне разрешима современными средствами. Вот, скажем, еще в 1930 году немецкая фирма «Лоренц» разработала и стала производить радионавигационную систему, предназначенную для выполнения посадок в условиях ночи, а также недостаточной видимости. Система состояла из двух абсолютно одинаковых антенн, излучающих узкий пучок радиоволн на одной длине волны. Антенны размещались рядом так, чтобы их диаграммы направленности перекрывались. Каждая из антенн была соединена со своим передатчиком, конструкции которых были идентичны, лишь за исключением модуляции их сигнала: один излучал последовательность точек кода Морзе, а другой — последовательность тире. Пилот самолета, движущегося вдоль зоны перекрытия диаграмм направленности антенн, одновременно слышал оба сигнала, которые дополняли друг друга, и потому он слышал непрерывный сигнал через наушники в виде ровного гула. Это означало, что самолет находится точно на курсе. Если бы самолет отклонился от курса, то летчик слышал бы или последовательность точек или тире и мог, таким образом, легко определить, в какой стороне от равносигнальной зоны находится. Сравнивая относительную интенсивность обоих сигналов, он мог бы также скорректировать свой курс так, чтобы вернуться на курс направлением на передающую станцию аэродрома, которая работала как направленный радиомаяк. Систему «Лоренц» немедленно установили и в гражданских аэропортах, и на военных аэродромах не только в Германии, но также и во многих других странах, в том числе и в Великобритании.

— Оказывается, вот уже двенадцать лет летчикам легче легкого летать вслепую, — удивился Коровин. — А я то считал это высшим искусством!

— Ну, не все так просто в реальности, — улыбнулся Судоплатов. — Но благодаря системе Лоренц полеты вслепую стали обычной практикой. Но самое интересное не это, Любые изобретения рано или поздно начинают применяться в военных целях. И система радионаведения Лоренц тоже не стала исключением. В 1933 году. немецкий ученый доктор Ханс Плендл начал исследования по возможности использования системы Лоренц для увеличения точности бомбометания в условиях плохой видимости и ночью. Система доктора Плендла, названная «Икс-герат» — то есть «Икс-аппарат», — состояла из нескольких лучей системы Лоренц, один из которых был основным лучом радионаведения. По этому основному лучу должна была наводиться авиационная группа, а другие лучи, излучаемые поперек основного луча, пересекали его в определенных местах. Как правило, эти вторичные лучи пересекали основной луч над местами, которые отмечались на навигационных картах, что давало летчику возможность определения своего точного местоположения. Эта система была объединена со специальным бомбосбрасывателем, который автоматически сбрасывал бомбы в том месте, где основной луч пересекался с последним вторичным лучом. Самолеты, имеющие на борту эту систему, в условиях ночи сбрасывали на цель бомбы с исключительной точностью. Сразу же после оккупации Франции и Бельгии немцы построили сеть «Икс-герат»-систем на северном побережье этих стран. Впервые система «слепого» бомбометания получила боевое крещение в ночь на 14 ноября 1940 года при бомбежке города Ковентри. Две группы общим числом примерно в 450 бомбардировщиков взлетели глубокой ночью с аэродрома Ваннес на территории оккупированной Франции. Почти все бомбардировщики были оборудованы новым прибором доктора Плендла и благодаря лучам наведения «Икс-герат» безошибочно достигли своей цели — центра города, стерев его с лица земли.

Судоплатов вдавил окурок папиросы в пепельницу и продолжил:

— Разумеется, англичане тоже не сидели сложа руки и находили способы, как сбить бомбардировщики с курса. Но все это делалось методом проб и ошибок. А представь, что немцы начнут атаки своими баллистическими снарядами, используя метод радионаведения, о котором мы понятия не имеем? Пока мы изобретем способ противодействия, они успеют нанести нам очень тяжелый урон!

— Погоди, ты хочешь сказать, что немцы собираются в Беловежской Пуще поставить мощную станцию наведения баллистических снарядов? — недоверчиво воскликнул Коровин.

— Это не я говорю, — ответил Судоплатов. — Такое предположение высказали специалисты. И мы не можем его игнорировать. Мощный узконаправленный радиосигнал можно направить и со значительно удаленной от цели станции, поскольку столь большой высокоскоростной реактивный снаряд, летящий по баллистической траектории, поднимается на десятки километров и коррекция его полета, видимо, будет производиться именно в верхней точке траектории. Как мне сказали специалисты, летящий по баллистической траектории снаряд на удаление в 400 километров в высшей точке траектории должен достигнуть высоты 80–90 километров. Объект, излучающий прямой узконаправленный радиолуч для корректировки траектории снаряда может в таком случае находиться на удалении до 800 километров! Такой корректировки вполне достаточно для сужения зоны вероятного поражения до 150–200 метров, поскольку к земле снаряд будет подходить на скорости, превышающей скорость звука и в силу этого возможные отклонения от атмосферных воздействий на конечном участке полета будут достаточно малы. Разумеется, чтобы точно оценить возможную эффективность применения такого оружия, необходимо знать точные характеристики снаряда и средств наведения, а мы этого не знаем. Но в данном случае исходить следует из худшего варианта. Вполне возможно, что немцы строят не станцию наведения, а один из объектов полигонной отработки оружия. Одно ясно: этот объект возводится весьма спешно и в обстановке полной секретности. Уже поэтому им следует заинтересоваться.

— Я все понял, — подытожил Коровин. — Я отправлюсь пешим порядком с группой человек тридцать к цели операции, находящейся за 450 километров от линии фронта. При этом моя основная база будет находиться на удалении в 150 километров от оперативного района. Не взирая на это, я должен в кратчайший срок создать в оперативном районе разветвленную разведывательную сеть и преобразовать разведывательно-диверсионный отряд численностью в 30 человек в партизанское соединение, способное взять штурмом отлично охраняемый секретный объект в глубоком тылу противника. Завораживающие перспективы!

Судоплатов молча выслушал эскападу Коровина, после чего произнес:

— Да, задача сложная. Очень плохо, что я не могу дать тебе для связи даже местных подпольщиков. У нас была группа в Минске, связанная с небольшим партизанским отрядом, оперирующей в интересующем нас районе. Месяц назад, когда только появилась информация о подозрительном строительстве в Беловежской Пуще, мы дали задание подпольной группе передать партизанам приказ: разведать подступы к объекту, систему охраны, связь и все такое.

— И каков результат? — нетерпеливо спросил Коровин.

— Никакого, — мрачно ответил Судоплатов. — Вот уже три недели подпольщики не выходят на связь. Что там случилось, можно лишь гадать: то ли группа арестована, то ли вышла из строя рация или же вынуждено меняют дислокацию… Может, с ними еще все обойдется, но в любом случае дать тебе на связь эту группу не могу: слишком высока вероятность, что твоей группе после этого на хвост сядет гестапо. Задание не из легких. Но тебе не приходится выбирать: сам знаешь, что у кого-то в нашем ведомстве вырос огромный зуб на тебя. И только успешное выполнение важного задания позволит игнорировать тот материал, который наши старательные следователи накопили на тебя. Но я приберег кое-что специально для тебя.

— Шапку-невидимку? — усмехнулся Коровин.

— Нет, гораздо лучше, — серьезно ответил Судоплатов. — Персональную линию связи с Центром.

— Подожди! Ты же сказал, что уверенную связь с Центром мы можем поддерживать лишь западнее линии Лида— Пинск! — удивился Коровин.

— Верно! — согласился Судоплатов. — Но наши люди есть не только в Москве. Если ты внимательно посмотришь на карту, то увидишь, что есть города, из которых гораздо надежнее держать связь с оперативным районом в Беловежской Пуще, нежели из Москвы.

— Из Берлина, что ли? — недоверчиво ухмыльнулся Коровин.

— Нет, там гестапо будет очень сильно беспокоить, — скупо улыбнулся Судоплатов. — А вот столица нейтрального государства Стокгольм — это совсем другое дело.

— Я не совсем понял, — напряженно проговорил Коровин.

— Все очень просто, — начал объяснять Судоплатов. — Перед войной мы начали отрабатывать варианты связи с нашей агентурой в Европе, пользующейся портативными батарейными передатчиками. Они не могли обеспечить надежную двустороннюю связь с Москвой. Поэтому было принято решение задействовать радиостанции наших посольств, находящиеся в нейтральных государствах. Мы создали точку в Волковыске, откуда сумели обеспечить надежную связь с нашим посольством в Стокгольме. Канал отрабатывался в течение полугода. Когда началась война, я придерживал эту точку на крайний случай. И я хотел передать эту точку тебе, как твой личный канал связи на крайний случай. О нем должен знать только ты. Никто, даже твой заместитель по разведывательной работе, не должен знать об этом канале связи.

— Отлично! — обрадовался Коровин. — Вот это подарок так подарок!

— Погоди благодарить, — остановил его Судоплатов. — Неделю назад мы провели контрольный сеанс с точкой и получили подтверждение о готовности к работе. Но внезапно возник один нюанс…

Судоплатов достал из коробки папиросу и принялся тщательно ее разминать.

— Что за нюанс? — не выдержал Коровин.

Судоплатов закурил папиросу и сказал:

— Радист из нашего посольства в Стокгольме, который полгода работал с радистом точки Волковыск, представил официальный рапорт. Из рапорта следовало, что при сканировании эфира был обнаружен передатчик, работающий на Швецию предположительно с юго-восточного направления. Волна, на которой систематически осуществлялись передачи, не относится к тем волнам, что используем мы для связи с агентурой. Сообщения передавались кодом, неизвестным нашим шифровальщикам. Но главное вот что: радист посольства категорически утверждает, что он узнал почерк человека, передающего эти сообщения. За полгода работы он изучил почерк нашего радиста в Волковыске. И убежден, что не поддающиеся расшифровке сообщения на нештатной частоте посылает именно тот человек, который полгода отрабатывал с ним связь «Стокгольм — Волковыск».

— Подожди, — остановил его Коровин. — Получается, что тот радист, которого ты хочешь передать мне на связь в оперативном районе, в настоящее время работает на чужую разведку?

— Получается, что так, — жестко ответил Судоплатов.