Ночь опустилась над городком Чески Градец. Жители затаились в своих домах, так и не веря еще в свое освобождение. Свободные от караула десантники спали мертвым сном. Осознавшие, что война для них уже закончилась, пленные немцы тихо сидели в казарме: кто-то спал, кто-то — нет, но все предпочитали молчать. Да и о чем говорить? Война давно высосала из них все: силы, чувства, мысли и слова. Оставалось только молчать.

Лишь Шонеберг бодрствовал в своем скальном убежище. Он обозрел окрестности при помощи системы выдвижных перископов и не поверил своим глазам, когда обнаружил, что город захвачен противником. В растерянности он наблюдал процесс разоружения гарнизона и недоумевал: откуда вдруг взялись одетые в советскую и британскую форму солдаты, да еще под командованием американского офицера?! Он собрался было связаться с гарнизоном в Будвайзе и сообщить о захвате Фридрихсбрюка противником, как вдруг очень простая мысль пришла ему в голову: если в Берлине узнают, что Фридрихсбрюк в руках врага, то «Деген» сюда никто не пришлет. И в таком случае он, Шонеберг, останется в этой каменной мышеловке до конца своих дней… или до конца запасов коньяка. Такой вариант развития событий его категорически не устраивал.

Опустошив с горя полбутылки «Мартеля», Шонеберг принял решение: пусть «Деген» совершит посадку, а там будет видно. Приемная полоса находится с противоположной стороны горы в безлюдном районе, она не просматривается ни со стороны Фридрихсбрюка, ни со стороны Адлерштайна, поэтому вряд ли кто-либо окажется невольным свидетелем ночной посадки «Дегена». После посадки «Деген» разместится в скальном ангаре и, вполне возможно, ему и экипажу самолета удастся отсидеться до того момента, как город очистит от противника боевая группа Цольмера. Даже если Шольц и проговорится об объекте «Гарц-2», проникнуть в него противнику будет нелегко: для Шольца охраняемый секретный объект — это всего лишь расположенный глубоко под землей бункер, к которому ведет подземный коридор. А при попытке пройти тем же путем, каким попал сюда Шонеберг, заминированный проход взлетит на воздух. Так что вроде опасаться нечего, успокоил себя Шонеберг.

И Шонеберг стал ждать. В назначенное время он включил радиомаяк, на сигналы которого должен ориентироваться радиополукомпас «Дегена», и стал прослушивать эфир на оговоренной частоте.

В час пятьдесят две в наушники ворвался голос:

— Август! Август! Юрген вызывает Августа!

— Здесь Август! — встрепенулся Шонеберг. — Как слышите, Юрген? Как сигнал маяка?

— Отлично! Мы на подходе, сейчас сориентируемся. Да где же оно, это чертово озеро?! Ага, вон оно… Август! Будем ориентировочно через двадцать минут. Сейчас час пятьдесят шесть, в два ноль пять включи «дорожку». Как понял?

— Понял вас. В два ноль пять включаю «дорожку».

— Тогда до встречи. Конец связи.

Ровно в два ноль пять Шонеберг повернул рубильник с надписью "Bahn". Ночь скрыла внезапное преображение недостроенного куска автострады: тросы стянули с бетонного покрытия камуфляж, вспыхнули ряды разноцветных лампочек, — почти незаметных с земли, но отлично видных с воздуха экипажу «Дегена». Через 15 минут самолет вкатился в распахнутые ворота вырубленного в скале ангара. Ворота закрылись, лампочки погасли, тросы закрыли бетонную полосу камуфляжем. Сквозь прозрачную стену командного пункта Шонеберг наблюдал, как в ярко освещенном ангаре из самолета выходят члены экипажа. Их было пятеро.

Шонеберг включил громкую связь и сказал:

— Поднимайтесь ко мне! Лестница слева.

Через минуту экипаж появился в командном пункте. Командир в мундире штурмбаннфюрера небрежно приветствовал Шонеберга:

— Привет, дружище! Я — Реттберг, командир этого чуда техники. А это мой экипаж. Груз уже здесь, или нам можно будет слегка отдохнуть?

Шонеберга такое обращение покоробило. Во-первых, где обязательное «Хайль Гитлер»? Во-вторых, с каких это пор майор обращается к полковнику «дружище»?! Шонеберг хотел одернуть наглеца. Но затем он посмотрел на мундиры экипажа: все были награждены Железными крестами 2-й степени, а Реттберг — 1-й. Кроме того, Шонеберг вспомнил о текущей политической обстановке, о чертовых вражеских десантниках в нескольких сотнях метров отсюда, и счел наведение дисциплины несвоевременным.

Надо сказать, что это было очень мудрое решение со стороны Шонеберга: Реттбергу было в принципе глубоко наплевать на дисциплину и субординацию. И его экипажу тоже. Дисциплина в воздухе — фактор выживания, а здесь… Пусть дисциплину соблюдают люди. А экипаж Реттберга состоял исключительно из призраков, поскольку с лета 1943 года они официально числились погибшими. Произошло это благодаря той случайности, которую называют «роковой».

* * *

12 июля 1943 года в 00:48 оберлейтенант Реттберг на своем ночном истребителе Bf-110 вылетел с аэродрома Гагенау в южной Баварии для отражения атаки вражеских бомбардировщиков на Фридрихсхафен. Увлекшись преследованием британского бомбардировщика «ланкастер», Реттберг оказался над территорией Швейцарии, где был вынужден посадить сильно поврежденную машину на аэродром нейтральной страны. На аэродроме он повстречался с экипажем все-таки сбитого им «ланкастера»: англичан интернировали швейцарские власти, и война для них закончилась. Там же на аэродроме стояли несколько американских самолетов: их экипажи также интернировали, по поводу чего американцы выражали буйный восторг, странно смотревшийся на фоне бесстрастных англичан.

Однако нейтральную Швейцарию и воюющую Германию тогда все еще связывали «особые отношения». Реттберга и его экипаж переодели в гражданскую одежду и поселили в отеле, а военных охранников сменил тип в штатском. Затем их навестил немецкий, консул и выдал солидную сумму на карманные расходы. Несколько недель Реттберг и его экипаж слонялись по городу, столбенея при виде изобилия товаров и продуктов, давно исчезнувших в Германии. Порадовали и многочисленные кинотеатры, кабаре, танцзалы и прочие приметы размеренной мирной жизни.

В конце августа экипаж Реттберга обменяли на трех англичан, бежавших в Швейцарию из концлагеря в Италии. Англичане отправились в Лондон, а Реттберг вместе со стрелком и радистом на поезде поехали в Берлин. На этом идиллия закончилась, и начался кошмар.

В Мюнхене их высадили из поезда гестаповцы и в течение трех суток, не давая спать и есть, допрашивали в местной тюрьме. Там потрясенные летчики узнали, что уже через 9 часов после злополучного приземления в аэропорту Цюриха их родственников арестовали и отправили в тюрьму. Гестаповцы запретили давать им не только пищу, но и воду в надежде, что родственники сломаются и дадут показания против «предателей». Очень скоро об этом стало известно в штабе дивизии, где служил Реттберг. Геринг потребовал от Гиммлера немедленного освобождения своих офицеров, тем более что за этот бой они были представлены к заслуженным наградам.

Однако у Гиммлера были свои планы. Экипаж Реттберга перевели в Дахау, а спустя несколько дней отправили в специальный лагерь СС. Герингу же сообщили, что освобожденные из-под ареста офицеры погибли при бомбежке. Изуродованные до неузнаваемости тела похоронили в закрытых гробах с воинскими почестями. Впрочем, родственников все-таки освободили из тюрьмы.

В Дахау, в отдельном бараке, экипаж Реттберга пробыл около месяца. Они все больше и больше начинали подозревать, что выйдут отсюда только через трубу крематория. Однако летчиков несколько обнадеживало то, что их здоровьем несколько раз интересовался не только лагерный врач д-р медицины Карл-Клаус Шиллинг, но и сам комендант лагеря СС-оберштурмбаннфюрер Мартин Вейсс.

А в середине октября в лагере появился СС-оберштурмбаннфюрер Герлиак. Он распорядился перевести экипаж Реттберга в отдельный коттедж: один из тех, в которых жили офицеры охраны. Туда им приносили питание из столовой, обслуживавшей охранников. Вечером Герлиак приказал накрыть стол в гостиной коттеджа. Стол был роскошный: различные закуски, свежие фрукты, жареная свинина с овощами, шампанское и коньяк.

— В честь чего такое изобилие? — иронически поинтересовался Реттберг, переглядываясь с разом ожившим экипажем.

— В честь благополучного разрешения печального недоразумения, — пояснил Герлиак. — Господа, я уполномочен от имени руководства гестапо и лично рейхсфюрера СС принести вам официальные извинения по поводу вашего необоснованного ареста. Хочу заметить, что существовали серьезные подозрения в том, что вы умышленно перелетели на территорию нейтральной страны с целью дезертировать и перейти на сторону врага. Не скрою: об этом имелись сигналы в гестапо. Но проведенное расследование показало, что все это были клеветнические доносы недоброжелателей, а ваше поведение в Швейцарии и вся ваша боевая практика не дали ни малейшего повода усомниться в вашей верности фюреру и рейху. Итак, вы полностью оправданы! Все ваши родственники освобождены из-под ареста и вернулись в свои дома.

Герлиак откупорил бутылку дорогого шампанского и разлил его по бокалам.

— С благополучным завершением ваших злоключений! — провозгласил тост Герлиак и осушил свой бокал.

Реттберг и его люди переглянулись, Реттберг решительно произнес:

— Господин оберштурмбаннфюрер! Прежде чем выпить за ваш тост, мы хотели бы узнать: когда мы покинем концлагерь? Раз мы ни в чем не виноваты, то нас должны освободить, — не так ли?

— Абсолютно с вами согласен! — с добродушной улыбкой ответил Герлиак. — Вы уже свободны, поскольку с сегодняшнего дня более не являетесь заключенными концентрационного лагеря Дахау. Но должен вам сказать, что я здесь не только для того, чтобы сообщить вам то, что уже сообщил. Дело в том, что я уполномочен предложить вам участвовать в абсолютно секретной операции. Об этой операции знают только фюрер, рейхсфюрер СС и еще несколько человек из высшего руководства, ну и, естественно, те, кто принимает непосредственное участие в данной операции. Вы будете служить в специальном летном подразделении СС, существование которого является секретом государственной важности, поскольку находящиеся на вооружении подразделения самолеты, а также выполняемые задания является высшей государственной тайной. Чтобы изложить подробности, я должен получить ваше принципиальное согласие.

Реттберг и его люди озадаченно уставились друг на Друга.

— А если мы не согласимся? — прямо спросил Реттберг.

— В таком случае вы должны отдать себе отчет в том, что до конца войны вы останетесь в этом коттедже, — невозмутимо пояснил Герлиак, — поскольку вы знаете о существовании засекреченного подразделения СС, сам факт существования которого является государственной тайной. Разумеется, вы останетесь здесь не в качестве заключенных, будете питаться блюдами из офицерской столовой, но…

Герлиак многозначительно замолчал, наливая себе в бокал коньяк.

— Это бред какой-то! — с возмущением высказал общее мнение Реттберг.

— Это не бред, господин оберлейтенант! — возразил Герлиак, с наслаждением вдыхая аромат выдержанного коньяка. — Это самая реальная реальность. Официально вы объявлены погибшими и даже награждены посмертно: оберлейтенант Реттберг — Железным крестом 1-го класса, а члены его экипажа — Железными крестами 2-го класса.

Летчики обескураженно переглянулись. В них явно нарастало возмущение, но Герлиак не дал ему выплеснуться наружу, ловко удержав на своей стороне инициативу. В его руках внезапно появилась кожаная папка, из которой он извлек два голубых бумажных конверта с крупными черными готическими надписями "Eisernes Kreuz 2nd Klasse", а затем маленькую коробочку, обтянутую черной колеей с изображением креста на крышке. Герлиак положил конверты на стол, открыл коробочку и продемонстрировал взволнованным летчикам лежащий в обтянутом бархатом углублении крест.

— Оберлейтенант Реттберг! — торжественно объявил Герлиак. — От имени фюрера вручаю вам эту высокую награду за сбитый вами в ночных условиях вражеский бомбардировщик. Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — дружно отсалютовали летчики. Они снова ощутили себя солдатами фюрера.

Затем Герлиак достал из конвертов Железные кресты 2-го класса и вручил их радисту и стрелку. Не давая остыть пробудившемуся патриотическому духу, Герлиак взял быка за рога:

— Господа! Должен вам сказать прямо: я командир противодиверсионного подразделения СД, а не какой-нибудь гестаповец, охотящийся на имевших неосторожность посудачить об очередной радиопередаче Би-Би-Си обывателей. Я воюю с забрасываемыми в наш тыл диверсантами, наносящими исподтишка удары в уязвимые места. Я не раз смотрел смерти в глаза, мне нечего бояться, лгать и лицемерить, поэтому хочу откровенно поговорить с вами как боевой офицер с боевыми офицерами.

Тут Герлиак встал из-за стола, давая возможность лицезреть его боевые награды. Они впечатляли: Железный крест 1-го класса, нагрудные знаки «За участие в общих штурмовых атаках» и «За участие в рукопашном бою», а также черный знак «За ранение».

— Господин оберштурмбаннфюрер, — сказал радист. — Осмелюсь заметить, что я и наш стрелок… мы имеем звания оберфельдфебелей и не являемся офицерами.

— Если вы примете предложение, то получите офицерское звание СС-унтерштурмфюрер, — сообщил Герлиак. — А вашему командиру будет присвоено звание СС-гауптштурмфюрер. Я даю вам время на размышление до 8 часов утра завтрашнего дня. У меня все. Вопросы?

Реттберг взглянул на стрелка и радиста, затем решительно заявил:

— Господин оберштурмбаннфюрер, мы согласны! Мы обязаны служить Отечеству там, где укажет нам фюрер и готовы исполнить любой приказ фюрера и рейхсфюрера СС.

— Я не ожидал иного ответа от вас, господа! — с чувством произнес Герлиак. — Я хочу поднять бокал за ваши новые подвиги во имя Отечества и фюрера!

Они выпили коньяка, и Герлиак извлек из папки три листка бумаги, заполненных убористым машинописным текстом.

— Одна небольшая формальность. Ваша подпись под этим документом и будет означать ваше официальное согласие. Прошу!

Реттберг прочитал текст на листке. Там говорилось, что он обязуется вплоть до окончания войны не сообщать родственникам, знакомым и не связанным с выполнением заданий третьим лицам о своем существовании, а также ни под каким видом не разглашать вышеуказанным лицам как места службы, так и места, характера и деталей выполняемых заданий. Нарушение соглашения карается смертью виновного и заключением в концлагерь его ближайших родственников, а также третьих лиц, которым стала известна вышеуказанная информация. Реттберг и его люди подписали соглашения. Герлиак спрятал бумаги в папку, и компания приступила к застолью.

Утром, когда летчики еще спали, Герлиак из кабинета коменданта концлагеря позвонил в Берлин Гиммлеру:

— Рейхсфюрер! У аппарата оберштурмбаннфюрер Герлиак. Они согласны. Я немедленно убываю к вам в Берлин. Будут ли дополнительные указания?

Дополнительных указаний не было, и Герлиак отправился на вокзал Мюнхена. А летчики после пробуждения обнаружили, что за ними уже явился некий СС-штандартенфюрер Эккерт. Эккерт был начальником штаба того самого сверхсекретного летного подразделения СС «Фальке», в котором согласился служить экипаж Реттберга.

Командиром летного подразделения (фигурировавшего в документах штаба рейхсфюрера СС как «Подразделение воздушного наблюдения СС №500 "Фальке"») официально являлся СС-бригадефюрер доктор Каммлер. Однако поскольку у него был и без того широкий круг обязанностей (Каммлер не только возглавлял отдел строительства в Главном штабе СС, но также от имени рейхсфюрера СС осуществлял контроль за секретными разработками), то повседневное руководство подразделением «Фальке» осуществлял Эккерт.

Эккерт был боевым летчиком в Первую мировую войну, в 1919 году уехал в Америку, где работал на авиационных перевозках почты. Когда Гиммлер начал поиск опытного летчика-командира для руководства летным подразделением СС, он столкнулся с большими трудностями, главная из которых заключалась в следующем: было совершенно невозможно в обход Геринга взять опытного летчика не только из люфтваффе или Национал-Социалистского летного корпуса, но даже из числа лиц, уже вышедших в отставку. Выход подсказал Борман: надо поискать такого человека за рубежом, — тогда Геринг ничего не узнает. Гауляйтер зарубежной организации НСДАП Боле подобрал десяток кандидатур, из которых Гиммлер отобрал Эккерта. Выбор объяснялся просто: за Эккерта поручился сам СС-группенфюрер Генрих Мюллер, поскольку во время Первой мировой войны Эккерт и будущий шеф гестапо служили в одном летном подразделении.

Эккерт привез экипаж Реттберга в пункт дислокации «Фальке». Там они впервые увидели «Деген» и влюбились в него с первого взгляда: изящные, стремительные и непривычные обводы; высокий киль, полуутопленные в крыло и слитые с фюзеляжем мотогондолы турбин; мощные радиостанция и радиолокатор; изрыгающие вал смертоносного огня уникальные динамореактивные пушки на подкрыльевых аппарелях. Чтобы овладеть этим чудом техники, экипажу Реттберга (в который добавили бортинженера и второго пилота) понадобилось несколько месяцев упорной учебы.

Реттбергу запомнился первый полет на «Дегене». Тяжелая машина резво набирала скорость, а когда она оторвалась от взлетной полосы и стала стремительно набирать высоту, то Реттбергу показалось, что многотонную громадину подхватил смерч и неудержимо понес в стратосферу. Новизна ощущений потрясала: никакой вибрации двигателя, отсутствие шума от воздушных винтов и стремительный набор высоты в сочетании со скоростью, немыслимой не только для бомбардировщика, но и для истребителя. Реттберг ощутил себя счастливчиком: он избран судьбой, чтобы первым овладеть этим чудом.

Таких счастливцев было мало: кроме Реттберга на «Дегене» училось летать еще четыре экипажа, но Реттберг не был с ними знаком и видел их только мельком издали на летном поле: режим секретности соблюдался очень жестко. Реттберг привык знать все о людях, с которыми он поднимается в воздух, поэтому добился получения информации о новичках в его экипаже. Оказалось, что бортинженер служил на одном из аэродромов бомбардировочной авиации на Востоке и там сошелся с русской женщиной из обслуживающего персонала. О незаконной связи пронюхало гестапо: летчика и его пассию отправили в концлагерь.

Второй пилот был сбит, попал в плен к русским, бежал. Перейдя линию фронта, он тоже оказался в гестапо: по несчастливой случайности, в день его побега русские полностью разбомбили аэродром, откуда пилот вылетел на свое последнее задание и гестапо полагало, что именно он выдал русским его местонахождение. И бортинженера из концлагеря, и второго пилота из гестапо вытащил вездесущий СС-оберштурмбаннфюрер Герлиак; он же и склонил их к вступлению в отряд «Фальке». Излишне говорить, что после этого они также стали числиться умершими.

Поскольку посадку на европейские базы «Деген» выполнял обычно ночью, то опыт пилота ночного истребителя Реттбергу очень пригодился. Реттберг совершал дальние перелеты, первым преодолел скорость звука (на 3 года раньше Чака Йегера), причем на бомбардировщике (на 12 лет раньше американского самолета XB-58, прототипа бомбардировщика В-58 «Хастлер»). Но он с горечью отдавал себе отчет в том, что все это останется неизвестным миру: ведь рекорд совершил призрак, а настоящий Реттберг, согласно официальным данным, погиб в 1943 году при бомбежке поезда «Мюнхен —Берлин». Впрочем, Реттберг и его экипаж были настоящими летчиками: осознание того, что они повелевают уникальным творением, что многие пилоты позавидовали бы их судьбе, примиряло их с жизнью призраков, по неведомо чьей воле задержавшихся в мире живых. Примиряло почти полностью, за одним «но»…

Этим «но» являлось отсутствие женщин. Отсутствие женщин порождало для молодых здоровых мужчин физический и психологический дискомфорт. Уединенность баз породила двоякую проблему: там, где женщин не было по определению (скажем, на базе «Гарц-4», находившейся в сердце пустыни Сахара), с этим еще можно было смириться, но в достаточно обитаемых районах Европы или Южной Америки было особенно невыносимо осознавать, что ты находишься буквально в часе езды от предмета вожделения и тем не менее остающегося недосягаемым, словно марсианский цветок. Такое положение вещей вполне понятно: строгий режим секретности не позволял устанавливать естественные контакты с женщинами. Оставалось только одно: пользоваться услугами проституток. Но на базах за пределами рейха бдительные партийные функционеры не допускали контактов арийцев с неарийскими проститутками (а других найти было сложно). Ну а в самом рейхе проститутки сидели в концлагерях. Впрочем, не все: за пределами рейха, например, в генерал-губернаторстве существовали бордели, предназначенные для отпускников вермахта. Они комплектовались в основном женщинами-немками, стерилизованными по решению «Ведомства по определению здоровой наследственности», поскольку ведомство признало их по той или иной причине негодными для создания здоровой арийской семьи. Но такой шаблонный вариант не проходил прежде всего из соображений секретности.

Проблема встала в полный рост, и Эккерт даже совещался по этому поводу с Борманом и Гиммлером. Гиммлер близко к сердцу принял страдания отважных пилотов и обратился за помощью к эсэсовской медицине. Черные эскулапы порекомендовали чудодейственное средство, существенно снижающее либидо. Однако по здравому размышлению от микстуры пришлось отказаться, поскольку выяснилось, что она приводит к снижению не только эрекции, но и реакции. А последнее для пилотов реактивного самолета было абсолютно недопустимо.

Впрочем, Гиммлер, воспитанный в строгих католических традициях, с истинно немецким практицизмом нашел блестящий и вполне приемлемый с моральной точки зрения выход из сложного положения. Когда пилоты находились на европейских базах, их отправляли на недельку отдохнуть в санаторий, относящийся к программе «Лебенсборн», и там истинные арийки вполне законно услаждали безупречно арийских пилотов. Налицо двойной эффект: решение проблемы спермотоксикоза у экипажей секретных самолетов и зачатие «расово полноценных» детей на радость фюреру.

* * *

Экипаж «Дегена» прилетел явно издалека: на их лицах был виден диковинный для апреля месяца загар и своим свежим, сытым и жизнерадостным видом они совсем не походили на измученных военными ограничениями и жестокими бомбежками обитателей рейха.

— Имейте в виду, штандартенфюрер, что нам необходимо не менее суток, чтобы подготовить самолет к вылету, — предупредил Реттберг. — Поэтому я хотел бы знать: есть ли у нас время для отдыха?

— Расслабьтесь, штурмбаннфюрер! — улыбнулся Шонеберг. — Поешьте и отправляйтесь отдыхать. Вряд ли следующей ночью мы покинем эту базу: еще не прибыл груз, предназначенный для отправки.

Летчики подкрепились консервами и позволили себе в качестве дефинитива коньяк.

— Неужели здесь нет нормальной еды? — проворчал Реттберг.

— Только в городе. Но я распоряжусь, чтобы днем из города доставили свежую горячую пищу и свежее пиво, — пообещал Шонеберг.

Летчики оживились.

— А женщины в городе есть? — поинтересовался бортинженер. — А чешские женщины красивее русских?

— А вот на женщин не надейтесь! — остудил «небесного Казанову» Шонеберг. — Секретность и еще раз секретность, господа!

— Будь она проклята, эта секретность, — разочарованно проворчал бортинженер.

Шонеберг показал летчикам их комнату отдыха. Довольно уютное помещение с шестью койками, аккуратно застеленными чистым бельем, прекрасно работающей вентиляцией и электрическим отоплением. На стене висела картина в духе немецких романтиков: пышногрудые девы на фоне живописного рейнского берега. На полу — мягкий пушистый ковер, а одна стена задрапирована гардинами, создававшими впечатление занавешенного окна. Настенные бра изливали мягкий лимонный свет, а в углу на изящном комоде стоял патефон с набором пластинок.

— Спокойной ночи, господа! — напутствовал усталых разомлевших летчиков Шонеберг и вернулся обратно на командный пункт. Там он улегся на кожаный диван и мгновенно заснул.

Ровно в шесть утра его разбудил будильник. Шонеберг сварил себе кофе и уселся перед перископами. Разочарованно убедившись, что вражеские десантники не рассеялись вместе с предутренним туманом, Шонеберг ровно в семь послал шифрограмму в Берлин: «Сегодня на рассвете окрестности объекта "Гарц-2" захвачены вражеским десантом. Силы противника, дислоцированные в крепости, насчитывают не менее роты и одеты в русскую, американскую и британскую военную форму. Замок также захвачен противником, и находившийся там груз попал в руки противника. Поскольку из замка не поступало никаких сигналов о нападении, не исключаю предательства начальника гарнизона. Юрген благополучно прибыл точно в назначенное время. Боевая группа до настоящего времени не появилась. Жду дальнейших указаний. Август».

Через час пришел ответ. Берлин предписывал дожидаться прибытия боевой группы. Боевая группа должна обеспечить зачистку прилегающего района от вражеского десанта, освобождение груза и беспрепятственный отлет самолета с грузом на известную экипажу базу. После отлета объект «Гарц-2» должен быть уничтожен. В случае непосредственной угрозы захвата объекта «Гарц-2» противником, а также, если боевая группа не прибудет до 30 апреля или окажется неспособна очистить район от противника — объект вместе с самолетом и экипажем следует уничтожить, а самому Шонебергу уходить в район Альпийской крепости. Ответственность за уничтожение возлагается на Шонеберга.

Шонеберг рассмеялся и взялся за коньяк. Когда на командном пункте появился Реттберг, то Шонеберг уже был прилично навеселе.

— Угощайтесь, штурмбаннфюрер! — приветственно помахал бутылкой Шонеберг.

— Благодарю, — неодобрительно поджал губы Реттберг, — но мне надо готовить самолет к вылету. Вы получили указания из Берлина?

— Разумеется! Вот расшифровка, можете ознакомиться.

И Шонеберг небрежно махнул бутылкой в сторону стола с листком бумаги. Реттберг перечитал текст несколько раз и с недоумением уставился на Шонеберга.

— Что за ерунда?!

— Это не ерунда, штурмбаннфюрер! Просто постарайтесь вникнуть в резкое изменение обстановки, — начал объяснять ситуацию Шонеберг. — Итак, сегодня ночью десант противника захватил город, форт и замок Адлерштайн, где находился профессор Борг со своими людьми. Именно Борга мы и должны были вывезти. Еще кто-то должен был приехать из Берлина непосредственно перед отправлением, но теперь нам берлинского гостя уж точно не дождаться! Нам предписано ожидать боевую группу «Цольмер», которая должна освободить профессора Борга, после чего мы можем спокойно улететь в известном вам направлении. Если группа не появится до указанного срока, то я должен уничтожить вас вместе с объектом. Не смотрите на меня так, — не собираюсь я вас уничтожать! Лучше думайте, как нам отсюда убраться побыстрее.

— Но… надо дождаться группы «Цольмер», — неуверенно возразил Реттберг. — Как вы полагаете, боевая группа сумеет освободить нас и профессора?

— Профессора вряд ли отдадут живым, — поделился невеселыми мыслями Шонеберг. — Да и если мы себя как-нибудь проявим, десантники постараются любой ценой выкурить нас отсюда как лису из норы. А вот то, что в случае появления Цольмера ребятам внизу придется несладко, в этом сомневаться не приходится! Он не успокоится, пока не очистит район от десанта или не превратит в груду развалин город и крепость.

— Значит, нам надо надеяться на Цольмера? — спросил Реттберг.

— В принципе, да, — согласился Шонеберг, — но вот встречаться с ним я не хотел бы.

— Почему? — не понял Реттберг.

— Потому что, дорогой мой покоритель небес, — саркастически произнес Шонеберг, — «Деген» пригнали сюда не ради спасения наших драгоценных шкур и даже не ради профессора Борга, а ради того самого человека из Берлина, который сюда так и не прибыл, и теперь уже точно не прибудет. В таких условия я не исключаю, что Цольмер мог получить приказ уничтожить все свидетельства существования «Дегена»: базу «Гарц-2», сам «Деген», профессора Борга, ну и нас, разумеется.

Реттберг не верил своим ушам.

— Вы всерьез считаете, что Цольмеру могли дать такой приказ?

— Вы же видели, какой приказ получил я! — раздраженно отозвался Шонеберг. — И после этого еще спрашиваете? ! Так что мой вам совет: осмотрите окрестности и прикиньте, как нам отсюда убраться на вашем летающем чуде. Похоже, что взлетная полоса пока свободна. Я думаю, что можно выбрать момент, открыть ворота и взлететь перед носом у растерявшегося врага. Прикиньте, оцените шансы… Система перископов в вашем распоряжении.

Реттберг прильнул к окулярам и охнул:

— О, Господи! Да что он делает, идиот?!

— Чем вас так удивил противник? — поинтересовался Шонеберг. — Неужели решил сдаться нам в плен?

Реттберг ничего не ответил, напряженно всматриваясь в окуляры. Затем он повернулся к Шонебергу и растерянно проговорил:

— Какой-то идиот только что посадил «двести шестьдесят второй» на взлетную полосу. Он остановился как раз напротив ворот. Пилота отвели в казарму, а самолет так и остался на полосе. Пока он будет там стоять, мы не сможем взлететь. Господи, ну откуда и зачем его сюда принесло?!

— Что?! — изумился Шонеберг. Он вскочил с места, подбежал к перископу и буквально вжался глазницами в окуляры.

Видимо, во избежание бомбежки своими же самолетами, десантники изобразили краской на взлетной полосе советский, британский и американский флаги. Краска не успела высохнуть и поперек изображений тянулись полосы от самолетных колес. Метрах в двухстах от ворот в тайный скальный ангар стоял на взлетной полосе реактивный Me-262. Шонеберг сразу узнал по длинной двухместной кабине, подкрыльевым пилонам «викингершерифф» и торчащим антеннам радиолокатора «Оленьи рога» модель Me-262В-1а, использовавшуюся в качестве ночного истребителя ПВО Берлина.

Шонеберг понял все. Он с кривой ухмылкой повернулся к Реттбергу и мрачно сообщил:

— Он — не идиот. Он просто выполнял приказ. Это истребитель сопровождения из подразделения, предназначенного для обеспечения вашего безопасного отлета. Он прибыл к месту дислокации — только и всего.

* * *

Шонеберг был прав. Как раз в этот момент в канцелярии крепости Рогов и Грег допрашивали пленного капитана люфтваффе, кавалера Рыцарского креста Роберта фон Делентена.

Делентен был молод, изыскан, невозмутим, и казался сошедшим с рекламного плаката киногероем, а не вылезшим из кабины боевого самолета и внезапно попавшим в плен воякой. Он охотно давал показания, небрежно выпуская кольца дыма отличной сигары. Сигару он извлек из кармана и закурил с разрешения Рогова.

— Я командир боевой группы «команда Делентен». Группу сформировали в начале апреля из девяти самолетов: шести истребителей Me-262А из состава группы JV44, дислоцированной в Мюнхене и трех истребителей Me-262В из состава «команды Вельтера», прикрывавшей Берлин, Моя группа была передана в оперативное подчинение СС-штандартенфюрера Эккерта. Мне было приказано перегнать самолеты на аэродром близ Будвайза и ждать приказа от Эккерта. В ожидании приказа моей группе было предписано производить ночное и дневное патрулирование района к западу и юго-западу от Будвайза.

— Когда вы приступили к патрулированию? — насторожился Грег.

— Первое патрулирование тройка ночных истребителей выполнила в ночь с 15-го на 16-е апреля, — сообщил Делентен. — И вплоть до вчерашнего дня моя команда осуществляла дневное и ночное патрулирование ежедневно.

Грег едва сдержал ярость. Сглотнув комок в горле, он спросил:

— Два дня назад… километрах в десяти отсюда… был сбит транспортный самолет. Что вы знаете об этом?

— Транспортный? — удивился Делентен. — Это был британский бомбардировщик «Галифакс». Я лично сбил его. А когда мы возвращались на аэродром, то обер-лейтенант Ауер сбил еще один «Галифакс» недалеко от аэродрома. Впрочем, вблизи от нашего аэродрома танкисты СС уничтожили британских парашютистов. Так и вы десантировались с того самолета? Вам повезло, что вы остались в живых.

— Это тебе повезло, нацистская сволочь! — крикнул Грег, рванувшись к Делентену. Рогов обхватил его руками и силой усадил на стул.

— Спокойно! Он же пленный… Ну что это на тебя нашло?

— На сбитом «Галифаксе» погиб наш командир! — проговорил Грег, потирая руки и успокаивая яростную дрожь.

— Это война, Бернофф, — холодно заметил Рогов и повернулся к Делентену. Тот невозмутимо продолжил:

— Что касается транспортника, то вчера капитан Шрайбер сбил такой как раз над этим городом. Впрочем, ему самому не повезло: не смог отбиться от «мустангов». А вчера вечером наш аэродром внезапно подвергся бомбардировке американскими самолетами. Все уцелевшие самолеты моей группы были уничтожены вместе с экипажами. Погиб и мой радист. Этот самолет и я уцелели чудом. И что же вы думаете? Не прошло и часа, как мне позвонил этот самый штандартенфюрер Эккерт и приказал перебазировать команду сюда. Когда от команды практически ничего не осталось! Но приказ есть приказ. Я прилетел на последних граммах горючего и практически без боезапаса, поскольку некому было подготовить самолет к вылету и подвесить на пилоны внешние топливные баки. Когда я увидел на взлетной полосе ваши флаги и понял, что аэродром захвачен противником, горючего оставалось всего лишь минуты на три полета. Выбор у меня был не богат: врезаться в гору или садиться на захваченный противником аэродром. И вот… теперь я здесь! Кстати, я считаюсь плененным американской армией или советскими войсками?

— Для вас это принципиально? — усмехнулся Рогов.

— Безусловно, — невозмутимо подтвердил Делентен. — Я бы предпочел сдаться американцам. Но только не этому психу! Тут еще есть американские офицеры?

— Увы! — разочаровал его Рогов. — Так что будем считать вас взятым в плен советскими войсками. Не возражаешь, Грег?

— Какая досада! — саркастически воскликнул Грег. — А я так хотел его расстрелять!

— Международные законы запрещают расстрел пленных, — забеспокоился Делентен. — Я слышал, что русские и американцы расстреливают СС, но ведь я — не СС!

— Никто не будет вас расстреливать, успокойтесь! Сейчас вас отведут в казарму, и вы сможете отдохнуть. В обед получите свою порцию пищи, — обнадежил его Рогов.

Делентена увели.

— Мне вот что непонятно, — высказался Грег. — С какой стати эсэсовец отдает приказы офицерам люфтваффе? Значит, СС поручено возглавить важную операцию, в которой задействовано и люфтваффе. Неужели это связано с Боргом? Борг со своими людьми сложным маршрутом двигался из Тюрингии в Австрию, в район так называемой «Национальной крепости». Но почему авиационное прикрытие было подтянуто именно в район Будвайз — Фридрихсбрюк? А что, если конечной точкой маршрута должен был стать именно Фридрихсбрюк? Или замок Адлерштайн?

Рогов закурил, откинулся на спинку стула и задумчиво взглянул на Грега.

— Вопросы вы ставите правильные. Вот только ответа на них нет. Но сейчас не это должно нас волновать.

— А что? — спросил Грег.

Рогов подошел к узкому окну бойницы и посмотрел на город, выглядевший в лучах утреннего весеннего солнца на редкость живописно.

— Если авиационную команду пригнали для прикрытия эвакуации Борга, то в скором времени можно ожидать появления наземной группы, — высказал предположение Рогов. — И самое печальное, что мы не знаем: когда именно и откуда она появится. Но мы должны быть к этому готовы. Если бы знать, откуда они придут! Тогда мы на грузовиках и бронемашине рванули бы в противоположном направлении. Наши и ваши скоро займут всю Чехию и Австрию, — было бы здорово пойти им навстречу! Но… если мы напоремся на группу поддержки Борга, — живыми нам не уйти. А потому придется оставаться здесь, готовясь к бою и следя за развитием событий.

Если бы Рогов и Грег знали о существовании базы «Гарц-2» в скале, — буквально в паре сотен метров от них, — и что «Деген» уже прибыл на базу… Да они бы зубами прогрызлись сквозь скалу! Но они ничего не знали ни о скальном убежище, ни о уже стоящем в нем чуде конструкторской мысли. Шольц умолчал о том, что куда-то под землю в сверхсекретный бункер ведет подземный ход, в котором недавно скрылся высокомерный штандартенфюрер. И в этом нет ничего странного: Шольц был настоящий офицер и не мог разгласить доверенную ему государственную тайну. И еще: с облегчением сдав объект Шонебергу, погруженный в свои любовные переживания, Шольц попросту выбросил из головы воспоминания о существовании секретного объекта. А сдавшись в плен, Шольц забыл и о существовании пока еще реального Третьего рейха. Теперь весь мир сосредоточился для него в госпоже Мюллеровой и маленьком домике в Баварии, где они счастливо заживут тогда, когда наконец закончится затянувшийся кровавый и бессмысленный кошмар мировой войны.

Как ни странно, был еще один человек, который мог бы дать ключ к мучившей Рогова и Берноффа загадке. Надпоручик Стеглик с напарником стоял в дозоре в двух километрах от моста, когда услышал непонятный грохот. Он увидел над горами промелькнувшую тень, но поскольку посадочная полоса была от него скрыта, он не видел ни посадочных огней, ни самого процесса посадки. Стеглик хотел рассказать об этом Берноффу, но когда утром он сменился с вахты и шел в форт, то увидел посадку Делентена. Услышав знакомый звук, Стеглик решил, что ночью над ними пролетал еще какой-нибудь немецкий ночной истребитель, и не стал докладывать о происшествии Берноффу.

Так была упущена реальная возможность раскрыть скальное убежище «Дегена».