Марион и Фернан рассчитывали догнать слепого перед вторым перекрёстком Винтовой улицы. Но там его не оказалось. Не было видно его высокой чёрной фигуры и на том отрезке улицы Вольных Стрелков, который вёл к пустырям Малого Лювиньи. Марион это показалось странным.

— Куда ж он подевался? — забеспокоилась она. — До дома месье Тео он ещё не успел бы дойти…

Это исчезновение тут же связалось у неё со словами Сто Су и с драматической сценой, разыгравшейся в забытом тупике. Слепой тогда ничего не сказал, но лицо у него словно окаменело, он уходил обречённо, как человек, которого лишили последней надежды.

— Автострада… — прошептал Фернан.

Дети испуганно переглянулись — слова тут были не нужны. Со всех ног они помчались к проспекту Нового Квартала. Слепого дети увидели ещё издалека: он шёл напрямик через площадь Теодор-Бранк, не обращая внимания на проносящиеся совсем рядом машины. Он бросил поводок Нанара, и растерявшийся пёс беспомощно вертелся вокруг хозяина, хватая его зубами за рукав и пытаясь отвести на тротуар.

Недалеко от площади его путь пересекала Национальная-5, по которой с неумолкаемым ревом нёсся сплошной поток машин. Марион с Фернаном добежали до автострады на какие-то секунды позже слепого.

Тот уже шагнул наперерез мчащимся машинам. Первая, взвизгнув тормозами, резко вильнула и чудом не задела его. Дети бросились вперёд, схватили слепого за руки и чуть ли не из-под колёс тяжёлого грузовика оттащили на обочину.

Несчастный дрожал всем телом.

— Пойдёмте домой, — еле выговорила Марион, с трудом переводя дух. — Ваши друзья ждут вас, беспокоятся…

Он беспрекословно позволил себя увести — видимо, самый страшный момент миновал. По другую сторону шоссе кучка зевак с любопытством наблюдала, как двое примерных деток помогают слепому, забредшему на опасный перекрёсток.

— Он не пострадал? — крикнул кто-то.

— Всё в порядке, — ответила Марион, заставив себя мило улыбнуться. — Мы проводим его до дома.

Месье Тео открыл так быстро, словно поджидал их у калитки. Он тоже начинал не на шутку беспокоиться. Слепой со своим псом тут же укрылся в дортуаре, между тем как Марион шёпотом рассказывала месье Тео обо всём, что произошло.

— Мы с ребятами постараемся его успокоить, — сказал месье Тео, усадив Марион и Фернана на лавочку. — Что касается ребёнка, то я ничего другого и не ожидал. Что ж, теперь людоед знает, что его сына взяли в хорошую семью, что мальчик живёт тут, неподалёку. Это уже большое дело… Этим он и должен удовольствоваться.

Людоед! Уже второй раз Марион слышала это зловещее слово. Она хотела узнать, наконец, всё.

Месье Тео переводил взгляд с девочки на мальчика и обратно.

— Не болтайте только направо и налево о том, что я вам расскажу, — предупредил он, хмуря густые чёрные брови. — В наши дни людоед из старых сказок носит другое имя, не менее страшное для отцов и матерей. Догадываетесь, какое?

— Я знаю, — сказал Фернан, который иногда читал газеты.

— «Киднеппер». Это такой негодяй, который похищает детей, чтобы взять за них выкуп.

— Обычно киднеппинг заканчивается гораздо хуже, — продолжал месье Тео, — потому что полиция в таких случаях шутить не любит. И загнанный в угол киднеппер часто разделывается со своей жертвой.

Марион ушам своим не верила.

— И вот этот слепой — киднеппер?

— Во всяком случае, был им несколько лет назад — ослеп-то он много позже, — сказал месье Тео. — Вы ещё были маленькие и не знаете, а про него во всех газетах писали. Даже и теперь ему приходится скрывать, кто он такой, потому что к похитителям детей отношение как к бешеной собаке. Ну так вот, его поймали, как и многих других, и осудили по всей строгости закона. И тут история осложняется…

— В тюрьме он ослеп? — предположила Марион.

— Не сразу. Но давайте по порядку. Как ни странно, этот человек когда-то был женат, имел ребёнка, жил вполне обыкновенной жизнью, а потом его, как говорится, бес попутал… Судили его по справедливости, дали срок, но не только: его лишили родительских прав. Око за око — он похитил чужого ребёнка, у него отняли его собственного. А мать незадолго до того умерла, так что мальчик остался на попечении у государства. Сидя в тюрьме, наш киднеппер пытался через разных людей разузнать, что сталось с его сыном. Но Опекунский суд в подобных случаях соблюдает строгую секретность, особенно если ребёнка отдали на усыновление…

— А как же тогда получилось, что он узнал про Лювиньи? — спросил Фернан.

— Я как раз к этому подхожу, — сказал месье Тео. — Знаете парня, который последние два года возит почту, Ритон его зовут?

— Мы его в первый же день взяли на заметку, — сказал Фернан. — Каждый вечер около пяти он привозил газеты на автостанцию и передавал какие-то инструкции Амедею и Арахису. После чего Арахис вёл слепого по новому маршруту…

— Так вот, с этого самого Ритона, можно сказать, всё и началось. Он полгода сидел в одной камере с нашим киднеппером. А когда вышел на волю, явился ко мне, как многие другие, и я его пристроил водителем — эта работа как раз по нём. Как видите, про слепого пока и речи нет. Ритон мне про него ничего не говорил, но сохранил с ним связь, передачи иногда посылал. А что в таких передачах бывает? Ну, мыло там, сигареты, колбаса, книжки, свежие газеты… И в один прекрасный день попадается нашему узнику в посылке номер «Лювиньи-Экспресс»… А ну-ка, посмотрим, такое ли у вас хорошее зрение, как было тогда у слепого…

Месье Тео достал из нагрудного кармана пожелтевшую от времени сложенную газету и бережно развернул её на коленях. Марион и Фернан с любопытством склонились над ней. Добрых полстраницы занимала довольно чёткая фотография, запечатлевшая открытие новой мэрии Лювиньи. Новёхонькое ослепительно белое здание, перед ним украшенная флагами трибуна, на которой выступает с речью мэр месье Мансо в окружении муниципального совета, а на переднем плане — толпа зрителей. Все эти зрители глядят на трибуну и к объективу, соответственно, стоят спиной — все, кроме маленького мальчика лет шести-семи, которого держит за руку женщина в тёмном платье. Ребёнка, видимо, заинтересовал фотограф, он обернулся поглядеть, что тот делает, и лицо его отчётливо запечатлелось на первом плане.

— Мальчик из парка! — ахнула Марион.

— А женщина, скорей всего, мадам Боллаэр, — добавил Фернан.

— Это мы теперь знаем, — сказал месье Тео. — А узник только и понял, что его сын не в казённом заведении, а, видимо, в семье где-то в Лювиньи. Он отослал газету обратно Ритону и попросил его аккуратно навести справки. Ритон доверился мне, и вот с того времени мы и начали поиски. Действовать пришлось осторожно, чтоб не потревожить приёмных родителей, и к тому же напрямую в мэрию нельзя было обращаться: тайна усыновления! Я знаком с инспектором Синэ — часто приходится иметь с ним дело по поводу моих воришек; ну, я его тоже немножко задействовал. Но втёмную: не слишком я доверяю ему, больно хвастать любит. Дал ему это фото, он поговорил кое с кем в мэрии, порасспрашивал в разных кругах, пригляделся к некоторым семьям, но так и не нашёл никаких следов мальчишки. От него мы только узнали, что приговор о лишении родительских прав обжалованию не подлежит и что если ребёнка усыновили, то это уже окончательно. И больше ничего. В общем, безнадёга… А тем временем произошёл несчастный случай, стоивший нашему приятелю зрения. Про это-то в газетах не писали — такие сведения за стены тюрьмы не выходят…

— А что это было? — спросил Фернан.

— В механических мастерских, где работали заключённые, рванула емкость со сжиженным газом — восемь человек насмерть, остальные отделались увечьями разной степени тяжести. Вот не верь после этого в судьбу! — понимаете, наш людоед, выходя на дело, маскировался под слепого. А маскировка-то возьми да обернись реальностью! Вот такая печальная история… Мы про это узнали только через два месяца — Ритон получил письмо от бывшего сокамерника. Его помиловали по инвалидности, и он вышел на волю. Слепой страшно горевал, что лишился ребёнка — тут-то он понял, каково другим было по его милости… И хорошенький же мы получили подарочек! Этот несчастный сукин сын свалился как снег на голову — пришлось его приютить, как других.

Он прямо-таки помешался на том, что его сын где-то здесь, и это была его идея — организовать розыски вот таким манером. Чтоб привлечь внимание ребёнка, никого не пугая, и пообщаться с ним без ведома приёмных родителей. Но нужно же, чтоб мальчишка его узнал, а как? Последний раз, когда он видел сына, тому только исполнилось шесть. В этом возрасте память короткая. Внешне слепой очень изменился — заключение преждевременно состарило его, да плюс шрамы, да синие очки… Вот он и придумал такой сигнал — то, что у ребёнка могло бы остаться в памяти. Он нам все уши прожужжал рассказами про чёрного пса Тоби, которого мальчик очень любил. А потом взялся за аккордеон и вспомнил старинный романс, который в прежней жизни часто играл сыну — «На грош любви».

— Невозможно вот так прямо с ходу сделаться заправским уличным музыкантом, — заметила Марион.

— Разумеется, — согласился месье Тео. — Тут тоже ирония судьбы… Своё преступление — первое и единственное — он готовил тщательно и выдумал себе облик, который позволял ему всё видеть, не вызывая подозрений. Кому придёт в голову, что играющий на аккордеоне где-нибудь на перекрёстке слепой на самом деле замышляет чёрное злодейство? А тут — бах! — несчастный случай, досрочное освобождение, и вот ему приходится влезать в эту шкуру по-настоящему… Для начала мы стали искать собаку и попали на вашего Нанара, который, судя по описанию слепого, и ростом и статью походил на Тоби. Хорошая порция краски — и готово дело! Потом составили план, охватывающий всё жилое пространство города и даже пригороды. По фотографии можно было понять, что мальчик постоянно живёт в Лювиньи, причём в довольно обеспеченной семье. Мы начали обход, только вот не предусмотрели, что первым слепого узнает кое-кто ещё…

— Братья Пирс? — догадалась Марион. Месье Тео улыбнулся.

— Пожалуй, сложное дело кажется таким потому, что рассматривают его не с той стороны. Иногда, чтобы разом его распутать, достаточно подойти к вопросу как можно проще, не искать тайн там, где их нет. Если б мы сразу догадались просмотреть тогдашние газеты, мы бы живо вышли на месье Боллаэра, и это избавило бы нас от множества лишних трудов. Ну, не догадались ещё?

Ребята помотали головами.

— Людоеда задержали два шофёра большегрузов на дороге между Ангуле мом и Ларошфуко . Братья Пирс! Лжеслепой был объявлен в розыск по всей Франции. Похищенного ребёнка он подкинул в какую-то церковь, не причинив ему вреда — пленник мешал бы его бегству; но большого чёрного пса взял с собой, и это-то его и погубило. Обгоняя малолитражку с небритым мужчиной за рулём, братья Пирс заметили лежавшего на заднем сиденье Тоби. Шанс получить десять миллионов сподвиг их на проверку подозрительной личности. Глядь — он и есть! Беглец стал было сопротивляться, но куда ему против двух таких бугаёв! А потом они давали показания в суде, и хозяин с ними пришёл — так, в качестве зрителя. Этот месье Боллаэр — хороший человек: он принял близко к сердцу судьбу ребёнка, у которого мать умерла, а отец угодил в тюрьму на долгие годы. У них с женой детей не было, вот они и усыновили этого мальчика и поселились в Лювиньи, по мере сил скрывая от окружающих своего приёмыша и храня в тайне его происхождение. Вдруг у киднеппера остались друзья, а от такого человека можно ждать чего угодно, пусть он и в тюрьме. Можете себе представить ужас Боллаэров, когда братья Пирс сообщили им, что слепой появился в Лювиньи! Месье Боллаэр не мог просить защиты у властей — тогда ни ребёнку, ни ему самому больше не видать спокойной жизни. Вот откуда и паника, и тайный ночной переезд в этот дом на забытой улице, который бедняги считали надёжным убежищем…

Он замолчал. Вечерело; сильнее запахли цветы и травы, и в садике дышалось легко, как за городом. По улице за воротами, смеясь и переговариваясь, проходили люди. Четверо воришек месье Тео уже пришли с работы и теперь резались в кости на плитах мощёного дворика. Тут же примостился Сакко с ведром картошки и усердно чистил её под умильным взглядом Нанара. Вдруг в амбаре заиграл аккордеон — заиграл что-то весёлое, бодрое. Марион оглянулась на звук.

— Значит, взял себя в руки, — сказал месье Тео с одобрением. — До сих пор всё никак не хотел смириться с судьбой, но теперь придётся ему принять всё как есть.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Фернан.

— Схожу к Боллаэру и постараюсь его успокоить. Он имеет полное право не подпускать этого человека к приёмному сыну, но, может быть, мне удастся уговорить его, чтоб разрешил им разок свидеться. Слепому-то большего и не надо, чтоб получить какой-то стимул к жизни…

Марион печально улыбнулась.

— Только и остаётся надеяться на человеческую доброту, — сказала она.

Месье Тео проводил ребят до калитки.

— Помалкивайте обо всём этом, — предостерёг он. — Что и как рассказать товарищам, вы уж сами решайте. Я не их, я другого опасаюсь: в каждом городе обязательно найдутся люди, которым только дай повод травить беззащитного…

Свернув в тупик Заложников, Марион и Фернан остановились как громом поражённые. Восемь их товарищей стояли в ряд у стены с видом невинных мучеников. Инспектор Синэ, переходя от одного к другому, потрясал перед их носами фотографией, стреляя в упор, к счастью, всего лишь вопросами:

— Видели где-нибудь этого ребёнка? Где, когда, при каких обстоятельствах?

— Не знаю такого! — в один голос твердили Жуан-Испанец, Татав, Бонбон, Берта и Мели.

Марион восхитилась единодушием товарищей и их умением не теряться в непредвиденных обстоятельствах.

Да и смешно это было: всё уже кончилось, всё объяснилось, а этот любитель затяжных партий в белот ещё только приступал к расследованию. Фернан и Марион крадучись подобрались к инспектору так близко, что могли бы дотронуться до его спины. Оба потешались от души, однако Зидор задал-таки им страху. Тарзан с улицы Маласси медлил с ответом; бережно держа фотографию двумя пальцами, он то подносил её к самым глазам, то отстранял и, откинув голову, критически щурился и сосредоточенно хмурил брови.

— Извините, — пояснил он, — зрение у меня не очень…

— Ну? — нетерпеливо спросил Синэ.

Идиотское выражение на лице Зидора вдруг сменилось восторженным.

— О, месье инспектор, — просюсюкал он, молитвенно сложив руки. — Нехорошо с вашей стороны так нас разыгрывать… Каким прелестным ребёнком вы, оказывается, были!

Он ловко увернулся от подзатыльника. Оставался неопрошенным Габи, и раздражённый полицейский предъявил ему фотографию.

— Конечно, я его знаю! — уверенно заявил Габи. — Мы все его прекрасно знаем. Да вон он, у вас за спиной, сами поглядите…

Инспектор резко обернулся — и еле устоял на ногах. Перед ним с безмятежным видом стоял Фернан. Марион и сама на миг оторопела — так похож был Фернан на мальчика из парка: такое же тонкое бледное лицо, те же светлые глаза, даже белокурая прядь, спадающая на лоб…

— Это правда ты? — выйдя из оцепенения, спросил Синэ.

Фернан был мальчик тихий, не особо проказливый, но уж больно соблазнительный выпал случай.

— Ну конечно! — пресерьёзно заверил он. — Единственный сын моей матери. Снимали два года назад, когда открывали новую мэрию. Как же мне не помнить! Не каждый день видишь своё фото в газете.

— А что это с тобой за женщина?

— Это свояченица брата моего дяди Сиприе н а, мадам Онори на Фэфе кс, она живёт в Лотарингии, — так же серьёзно объяснил Фернан. — У нас в семье её зовут тетя Ноно .

С досады инспектор Синэ швырнул оземь свою шляпу, обнажив голову, преждевременно оплешивевшую от многотрудных и малоинтересных расследований и ежедневного белота. Когда он ушёл, ребята вздохнули с облегчением, но были ему благодарны за эту интермедию, которая развеселила всех и сплотила.

Марион жестом прервала их смех.

— Дело слепого с нашей помощью улажено, — торжественно объявила она. — С этим всё. С нынешнего дня все разговоры о нём прекращаем. Месье Тео просил поблагодарить вас от его имени. Если наша помощь ещё понадобится, он даст знать. Вопросы у кого-нибудь есть?

Вопросы были у всех, но Марион повернула дело так, что задавать их никто не решился. Только малыш Бонбон выразил недовольство столь сжатым резюме.

— А по-моему, — серьёзно сказал он, — кое-что так и осталось непонятно. Хотелось бы всё-таки разобраться насчёт Сто Су…

— Пошли разбираться! — со смехом закричал Габи и нахлобучил ему до самого подбородка брошенную инспектором старую шляпу.

В таком виде ребята довели его до карьера Вильмари и прямо в шляпе спустили с горки. Инспектор Бонбон даже купаться пошёл в ней, и компания, выкинув всё из головы, предалась буйному веселью.