Элинор поправила шляпку, глядя на мелькавшие за окном лондонские улицы. Джозайя настоял, чтобы она воспользовалась каретой, и она так и сделала, отправившись за покупками новых платьев и прочих необходимых вещей.

Коробка, в которую было тщательно упаковано атласное вечернее платье цвета слоновой кости, лежала на сиденье напротив, и Элинор старалась не смотреть на нее, поскольку от одной мысли о «жемчужном» платье у нее мурашки по спине пробегали. Казалось дерзостью снова потакать своим слабостям и тратить деньги без страха, но тревога, оставшаяся от времен недавней бедности, уже начала отступать.

Но даже при этом было в ее прошлом нечто такое, что она не хотела забывать.

Покончив с делами, Элинор попросила кучера отправиться к знакомым улицам, чтобы поискать Мэгги. У Элинор было мало друзей, и она хотела удостовериться, что с ее милой приятельницей все в порядке. Но посыльный, которого она отправила к мадам Клермон, сообщил, что Мэгги там нет, и Элинор начала беспокоиться. Она даже остановила карету на дороге, по которой Маргарет ходила из магазина к себе в пансион. Но подруги нигде не было. В конце концов Элинор отказалась от поисков и велела кучеру везти ее к Джозайе.

И тут вдруг Элинор заметила на узкой улочке знакомую шляпку. Она велела кучеру остановиться и вышла из кареты, чтобы перехватить подругу в толпе.

– Маргарет!..

– Элли, это ты? – Маргарет обернулась, явно изумленная. И тут же обняла подругу.

Элинор улыбнулась, потом отступила на шаг. Радость встречи поблекла, когда она заметила, что платье Мэгги граничит со скандалом. Несмотря на холодную погоду, покрой лифа и блузки как бы приглашал оценить ложбинку на груди девушки, а яркие, синие с желтым, юбки делали ее похожей на тропическую птицу в окружении серых зимних птах.

– Маргарет, а я тебя в магазине искала.

– О, я дорого бы дала, чтобы увидеть твой визит туда, – рассмеялась Мэгги.

– Я поступила мудро и послала мальчика, чтобы разузнать о тебе. – Элинор улыбнулась. – Я не настолько храбрая, чтобы снова встретиться с ней. А ты… Ты больше у нее не работаешь?

– Мадам Клермон выгнала меня после твоего ухода.

– Ох, Маргарет! Мне так жаль!

– Не жалей. Это было неизбежно при ее характере. Она просто злобой исходила, когда ты дала ей отпор. Я знаю, другие девушки тебя недолюбливали, но они искренне радовались, когда ты вырвалась оттуда. Когда же твой мистер Хастингс оставил мне кошелек, я тоже ушла без сожалений!

Элинор хотелось поправить предположение Мэгги о «ее» мистере Хастингсе, но она вовремя прикусила язык.

– Значит, он в тот день оставил тебе деньги?

Мэгги кивнула:

– Да, приличную сумму. Разве он тебе не сказал?..

Элинор покачала головой.

Мэгги же со смехом заявила:

– Думаю, он сделал это, чтобы позлить старушку Клермон. Она долго препиралась с ним из-за того красного платья! Но не волнуйся, Элли: никаких… намеков с его стороны не было.

– Да, конечно. Мистер Хастингс не такой человек.

Мэгги ухмыльнулась.

– Что ж, тебе виднее.

– У тебя все в порядке? Ты нашла работу? – спросила Элинор, решив завести разговор на более безопасные темы.

– Я сама себе хозяйка! И не жалуюсь! – Мэгги снова рассмеялась, затем спросила: – А как ты?.. Ох, я так завидую, что у тебя… такой патрон. Он щедрый, Элинор? Ты счастлива? Знаю, такая жизнь – это не совсем то, что было у тебя на уме. Но такой человек, как мистер Хастингс, может сделать ее достаточно приятной, да?

Элинор ахнула и пробормотала:

– Мистер Хастингс… вовсе не мой патрон. Я не…

Мэгги оглядела карету подруги и проговорила:

– Да, конечно, ты порядочная девушка. Так, значит, ты в другом магазине работаешь? Или получила место гувернантки в приличной семье?

Элинор вспыхнула.

– Нет-нет, просто мистер Хастингс нанял меня, но не… Я хотела сказать, что я не его… – Ее румянец стал еще гуще, когда она подумала: «Я не его любовница – просто женщина, которой он платит, чтобы смотреть на нее. Женщина, которая теперь охотно ложится с ним в постель и не желает, чтобы такая жизнь кончалась. О Господи, как все запуталось! И я ведь никому не могу рассказать об этом, не опозорив себя». – Я позирую ему. Он художник.

– Позируешь?.. Ну, это совсем другое дело.

Элинор же отвела глаза и пробормотала:

– Да, позирую, вот и все.

– Что ж, я рада за тебя. Ты твердо стоишь на ногах и не стала… такой, как некоторые другие. – Мэгги скрестила на груди руки. – Ты удачливая.

– Да, это правда. – Элинор нервно сглотнула. – Мистер Хастингс… он очень щедрый работодатель.

Мэгги снова оглядела карету подруги.

– Да, это заметно.

– Я надеюсь, ты позволишь мне… Ты хотела бы перекусить, Мэгги? Мы можем зайти куда-нибудь…

– У меня сегодня времени нет, мисс. – Мэгги решительно покачала головой. – И я достаточно согреюсь после несколких бокалов пунша.

– Маргарет, я не хотела… Ты всегда была так добра ко мне… И я вовсе не намекала, что ты…

– Мои чувства не пострадали, Элли. Я не хрупкий цветочек, так что не надо за меня беспокоиться. Как-нибудь в другой день мы посидим за чашечкой чая с пирожными и поболтаем о погоде. А если твоему художнику понадобится новая модель, то можешь сказать ему, что я веселая как сорока, хорошо? Я еще храню его визитку. И совсем не застенчивая.

Элинор кивнула. Ей делалось нехорошо от мысли, что какая-то другая женщина будет позировать Джозайе. Беспричинная ревность сделала беседу с подругой еще более огорчительной.

– Да, хорошо. До встречи, – пробормотала она.

Мэгги ушла, вызывающе покачивая бедрами, и мужчины на улице поглядывали на нее, как бы оценивая. Элинор же смотрела ей вслед и тихонько вздыхала.

Джозайя добавил на холст новый мазок краски. Он мог только молиться, чтобы Элинор не вернулась слишком быстро и не застала его за тем, что он во время работы чуть ли не носом уткнулся в холст.

Голова у него гудела от напряжения в глазах, но его снова захватила идея запечатлеть свою музу в красках. Элинор в какой-нибудь сорочке из белой органзы и в жемчугах была бы эфирным видением, и Джозайя хотел изобразить ее спустившимся на землю ангелом.

Особенно потому, что с каждым прошедшим часом он все яснее понимал: его ангел от него улетит. Рано или поздно ему придется столкнуться с потерей Элинор – и скорее раньше, чем позже. Натура Элинор не позволит ей остаться надолго. Не имело значения, что между ними бушевал чувственный огонь, главное – она все еще добропорядочная леди.

«Как долго она позволит мне любить ее? – спрашивал себя Джозайя. – Если бы я мог жениться на ней…»

Фантазии снова закружились, и на этот раз они дольше обычного задержались перед его внутренним взором. Элинор могла бы помочь ему вынести невыносимое. Ее присутствие сделало бы его жизнь стоящей того, чтобы жить, – пусть даже он больше не сможет рисовать.

«Черт, у меня достаточно денег, чтобы нанять армию слуг и освободить ее от заботы обо мне. К тому же…»

У Джозайи нутро скрутило от мысли, что он превратится в жалкое создание, требующее заботы, даже если его дорогая жена напрямую не будет в это вовлечена. И от того, что Элинор будет жалеть его, становилось только хуже. Джозайя прижал ладонь к глазам, пытаясь жаром пальцев прогнать мрачный туман.

Он будет вынужден признаться ей в своей болезни, а когда именно – лишь вопрос времени.

Что ж, возможно, это к лучшему. Ведь тогда он увидит ее реакцию на его признание. И тогда ему не нужно будет до конца жизни мучиться и спрашивать себя, правильное ли решение он принял.

«Или ты можешь поступить как мужчина и положить всему конец раньше, чем до этого дойдет, Хастингс».

Он уронил руку и посмотрел на холст, на котором проступали первые штрихи портрета. Разбить ей сердце попытками избавиться от ее жалости? Нет, это была бы трусость. И Джозайя решительно отверг такую идею.

«Я скажу ей, когда это будет… приемлемо. Да, так тому и быть. А если она оставит меня еще раньше, то так будет даже лучше. Но я не укажу ей на дверь, пока мне не придется это сделать, черт побери! Я нанял Крида и навесил новые замки на ворота. К тому же предупредил Эскера, чтобы не пускал незнакомых визитеров, а его жена всегда очень осторожна при покупке продуктов, так что больше не будет отравлений. Но вряд ли Шакал намеревается привлекать к себе внимание перед встречей. Ведь тогда он лишился бы шанса заполучить загадочную безделушку, за которой охотится».

Джозайя отошел от холста, чтобы вытереть тряпкой руки. Эскер оставил на подносе газету, но Джозайя не мог заставить себя взять ее. Потеря способности читать жгла его эго и расстраивала больше, чем он хотел признать. Вчера Майкл прислал записку, и Джозайя долгие минуты безуспешно всматривался в нее, затем наконец признал свое поражение.

Хуже того: бреясь, он порезался не меньше трех раз и теперь собирался добавить это к перечню всех прочих обязанностей Эскера.

Господи, все происходило так быстро… Осталось очень мало времени, но его хватит для последнего широкого жеста – демонстрации портрета. И тогда докажет Элинор, что он человек слова. Кроме того…

Шаги Элинор прервали ход его мыслей, и Джозайя заставил себя улыбнуться, когда она вошла в комнату.

– Как твоя прогулка? – спросил он.

Перед Элинор снова возник образ Мэгги, стоявшей на тротуаре в кричаще ярком наряде. «Если бы не милость Господа, то там же оказалась бы и я», – промелькнуло у нее.

– Элинор… – Он поймал ее руку. – Что случилось?

– Я видела на улице Маргарет из магазина мадам Клермон. Это та девушка, с которой ты был добр в тот день, когда спас меня. Она… кое-как выкручивается, Джозайя. Она… отражение той жизни, какую, возможно, вела бы и я. Хуже того, не знаю, чем я-то лучше. Я ведь продала себя…

– Нет-нет, – перебил Джозайя. – Я не стану это слушать, Элинор. Ты не покупалась и не продавалась, и я не хочу, чтобы ты видела себя в таком свете. А то, что происходит между нами… Это не имеет никакого отношения к коммерции, черт побери! – Он привлек ее к себе, взяв за плечи. – Посмотри на меня, Элинор. Посмотри и скажи, что ты не испытываешь ко мне никаких чувств и что все происходящее – своего рода спектакль.

Она медленно покачала головой:

– Нет, не могу так сказать.

– Скажи, что тебя использовали, что ты несчастна. Скажи, что я заставил тебя дойти до погибели и что ты не тоскуешь по моим прикосновениям даже сейчас. Можешь ты это сказать?

– Не могу. – Она снова покачала головой.

– Тогда пожалей свою подругу, Элинор, и будь щедрой с ней, если хочешь. Но даже ни секунды не думай, что в тебе есть хоть намек на ее отражение. Ты – не приведи Господь! – скорее в Темзу бросилась бы, чем скатилась бы к той жизни, что выбрала она. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать это.

Ее глаза наполнились слезами. Это была ужасная правда.

– И еще одно я знаю наверняка, моя дорогая Элинор. – Джозайя наклонился, поцеловал ее и шепнул ей в ухо: – Я не мог бы жить в мире, в котором нет невероятной красавицы по имени Элинор Бекетт. Я отправлюсь в ад, чтобы спасти тебя, если понадобится. Поверь, дорогая.

Стон сорвался с ее губ, когда неутолимый голод, который Джозайя пробудил в ней, потребовал большего, чем поцелуи.

«Но почему же он сказал про ад?» – подумала она.