Гамсун

Где-то под Осло мы познакомились с мужчиной лет шестидесяти, поведавшим нам кое-что еще о доме престарелых, про который мы читали у Гамсуна в его записках о последнем годе, проведенном там, — человек этот работал в доме престарелых именно в то время, когда там находился величайший норвежский писатель. В ресторане гостиницы где-то под Осло, в которой мы ночевали несколько дней, в тот пятничный вечер, естественно, было особенно шумно, и молчаливый человек уже давно обратил на себя наше внимание. Подсев за его столик, мы назвали свои имена, и он рассказал нам, что он — бывший студент философии, проучившийся, помимо других мест, четыре года в Гёттингене. А мы было решили, что он капитан норвежского судна, и подсели к нему в надежде узнать кое-что еще о морском судоходстве, а не о философии, ведь именно от нее мы сбежали из Центральной Европы на север. Впрочем, мужчина не донимал нас философией, а рассказал, что на самом деле вдруг взял да и оставил философию и в двадцать семь лет посвятил себя уходу за престарелыми. Об этом решении он не жалеет. В первый же день работы он помог одному из стариков подняться с кровати, перестелил ему постель и уложил снова. Этот старик оказался Гамсуном. Наш новый знакомый и в самом деле не один месяц кряду выводил Гамсуна в сад, расположенный за домом престарелых, и покупал ему в деревне те самые карандаши, которыми Гамсун писал свою последнюю книгу. Он был первым, кто увидел мертвого Гамсуна. Естественно, он и понятия не имел, кто такой Гамсун, когда накрыл лицо умершего простыней.

Имитатор голосов

Имитатор голосов, который вчера вечером был гостем Хирургического общества, после выступления во дворце Паллавичини, куда это самое Хирургическое общество его и пригласило, дал согласие отправиться в наш дом на Каленберге, чтобы и у нас, где всегда открыты двери для людей искусства, показать свое мастерство, естественно, за особый гонорар. Мы попросили имитатора голосов, который родился в Англии, в Оксфорде, но ходил в школу в Ландсгуте и первоначально промышлял оружейным делом в Берхтесгадене, не повторять на Каленберге программу, а показать нам нечто совершенно иное, не представленное Хирургическому обществу, а значит — имитировать на Каленберге совершенно другие голоса, чем во дворце Паллавичини, и он нам — а мы были в восторге от его выступления во дворце Паллавичини — это пообещал. И в самом деле, имитатор голосов имитировал для нас на Каленберге совершенно другие, более или менее известные голоса. Мы даже заказывали голоса, а имитатор охотно выполнял наши пожелания. А вот когда мы предложили ему напоследок сымитировать свой собственный голос, имитатор ответил, что сделать это он не в состоянии.

Убийственная дискредитация

Два философа, о которых к тому времени было написано больше трудов, чем они сами успели написать, встретились однажды, через десятки лет, причем не где-нибудь, а именно в доме Гёте в Веймаре, куда они прибыли, естественно, каждый сам по себе, с противоположных сторон, с одной единственной целью: познакомиться поближе с жизненным обиходом Гёте, что оказалось для них делом совсем непростым, ведь на дворе стояла зима и было изрядно холодно, и вот во время этой неожиданной, для них обоих на самом-то деле тягостной встречи они заверили друг друга в глубочайшем взаимном уважении и почтении, и каждый обещал по возвращении домой сразу же углубиться в сочинения коллеги с той самоотверженностью, которая этим сочинениям соответствовала бы. А вот когда один из философов сказал, что напишет в лучшую на его взгляд газету о том, кого он встретил в доме Гёте в Веймаре, естественно, изложив свои впечатления в форме философской статьи, другой тут же заявил, что категорически возражает, и назвал замысел коллеги убийственной дискредитацией.

Фурати

В Монтрё, на берегу Женевского озера, наше внимание привлекла одна дама на скамейке, которая, сидя на этой самой скамейке без малейшего движения, постоянно принимала разнообразнейших посетителей. Два раза на берегу рядом с ней останавливалась машина, из нее выходил молодой человек в униформе, вручал даме газеты и вновь уезжал, и мы подумали, что он ее личный шофер. Дама была закутана в несколько шерстяных одеял, на вид ей было далеко за семьдесят. Иногда она кивала кому-то из прохожих. Она, видно, из тех богатых и знатных швейцарок, которые зиму проводят на Женевском озере — в то время как от их имени по всему миру заключаются сделки, подумали мы. И действительно, как нам вскоре рассказали, дама оказалась одной из тех богатейших и знатнейших швейцарок, которые проводят зиму на Женевском озере; уже двадцать лет как ее разбил поперечный паралич, и в течение этих двадцати лет шофер ежедневно отвозит ее на берег Женевского озера, усаживает на одной и той же скамейке и привозит ей газеты. Десятки лет Монтрё получает пятьдесят процентов своих налоговых поступлений из тех налогов, которые платит она. Двадцать лет назад известный гипнотизер Фурати загипнотизировал ее и больше не смог разгипнотизировать. Как известно, Фурати тем самым перечеркнул не только жизнь этой дамы, но и свою собственную жизнь, причем навсегда.

Рекламный проспект

Супруги из Зальцбурга, которые всю жизнь работали каждый сам по себе, а сейчас, к обоюдному удовольствию, получают удвоенную совместную пенсию, решили на исходе зимы поехать в Целль-ам-Зее, что в Пинцгау, для чего приобрели рекламный проспект этого достохвального места, дабы изучить его и таким образом подобрать подходящую для их цели гостиницу и провести в ней две или три недели. Супруги, любившие путешествовать, и в самом деле нашли в проспекте гостиницу, которая, как им казалось, соответствовала их представлениям и пожеланиям, и отправились в Целль-ам-Зее. Когда же наконец крайне утомительная поездка была позади и супруги добрались до Целль-ам-Зее, они вошли в гостиницу и были вынуждены признать, что ожидавшее их в гостинице вовсе не оправдало их ожиданий. Например, на диво уютные комнаты из проспекта в действительности оказались мрачными, и ужаснувшимся супругам представилось, будто в каждой комнате стоит заколоченный гроб, и на крышке каждого гроба написаны их имена.

Пиза и Венеция

Бургомистры Пизы и Венеции условились поразить приезжих, которые на протяжении столетий приходили в одинаковый восторг как от Пизы, так и от Венеции, чем-то сверхнеожиданным — решили взять да и тайно перевезти Пизанскую башню в Венецию, а Кампанилу из Венеции — в Пизу, и установить их там. Однако сохранить свои планы в тайне им не удалось, и как раз в ту самую ночь, когда они собирались доставить Пизанскую башню в Венецию, а венецианскую Кампанилу — в Пизу, их отправили в сумасшедший дом, причем, естественно, бургомистра Пизы — в сумасшедший дом в Пизе, а бургомистра Венеции — в сумасшедший дом в Венеции. Итальянские власти сумели решить это совершенно конфиденциально.

Страх

В июне прошлого года один тиролец предстал перед судом по обвинению в убийстве школьника из Имста и был приговорен к пожизненному тюремному заключению. Тиролец, наборщик по профессии, чья работа на протяжении трех десятков лет вполне устраивала владельцев инсбрукской типографии, сказал в свое оправдание, что боялся школьника из Имста, однако присяжные в это не поверили, потому что наборщик, который на самом-то деле родился в Шваце, а его отца, возглавляющего гильдию тирольских мясников, окружали в Тироле почет и уважение, ростом был метр девяносто и, в чем присяжные удостоверились прямо в зале суда, без натуги поднял на двухметровую высоту литой чугунный шар весом в сто пятьдесят килограммов. Этот тиролец убил школьника из Имста так называемым камнетесным молотком.

Билет в один конец

Наш дядя, у которого в Инсбруке была своя табачная фабрика, а в Штамсе — так называемый садовый домик и которого мы по этой причине называли нашим инсбрукским дядюшкой, в первый же день тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года купил на инсбрукском вокзале билет до Мерана и обратно и затем действительно сел в поезд на Меран, имея при себе, как нам сообщили свидетели, необычно большой багаж. Однако до Мерана он так и не доехал, и никто о нем больше никогда ничего не слышал, хотя розыск был прекращен лишь после двух лет упорных поисков. Между тем табачную фабрику закрыли, а садовый домик продали, потому что расходы на розыск поглотили все так называемые денежные средства, оставленные нашим инсбрукским дядюшкой. Покупателя на фабрику, где было занято триста рабочих, которых тем временем пришлось уволить, так до сих пор и не нашлось, потому что за последние годы спрос на табак упал, да и фабрика нашего дяди на самом-то деле устарела. Однако продать ее необходимо, поскольку адвокаты, участвовавшие в поисках дяди, требуют высокие, что естественно, гонорары. Каждый год с наступлением весны мы вспоминаем о том, как ездили в середине мая в Инсбрук, в Инсбруке ночевали у нашего дяди, а на следующий день, в раннюю рань, ехали с ним в Штамс, чтобы провести в его садовом домике несколько дней за чтением или гуляя в окрестных лесах. Мы убеждены: наше долголетнее здоровье, не перестающее нас радовать, объясняется лишь тем, что два раза в году, весной и осенью, мы ездили в Инсбрук и в Штамс к нашему дяде. И только из-за несчастья, которое, несомненно, случилось с дядей по дороге в Меран, мы, отправляясь в путь, никогда больше не покупаем билет в два конца, а только в один.

Душевный порыв

Пожарные из Кремса предстали перед судом потому, что отбежали в сторону вместе со спасательным полотном именно в тот момент, когда самоубийца, который уже несколько часов стоял на карнизе пятого этажа городского дома и грозил, что, мол, сейчас сведет счеты с жизнью, прыгнул вниз на самом деле. Самый молодой из пожарных сообщил в своих показаниях, что действовал, руководствуясь сверхнеожиданным душевным порывом, и, увидев, что самоубийца решил привести свою угрозу в исполнение, побежал, сжимая в руках край спасательного полотна. Из-за того, что молодой пожарный был самым сильным из всей шестерки, он потащил за собой остальных пятерых вместе с полотном, и в тот момент, когда самоубийца — несчастный студент, как пишет газета, который так долго и крепко держался за выступ стены, — упал на площадку перед домом и разбился, пожарные тоже повалились на землю, получив увечья разной степени тяжести. Суд, перед которым предстал пожарный, первым бросившийся бежать вместе со спасательным полотном — а он, как уже говорилось, был самым молодым и сильным среди пожарных, и именно он предстал перед судом в качестве главного обвиняемого, — не смог проигнорировать его объяснения и оправдал как этого пожарного, так и остальных пятерых, хотя, что естественно, не убедился в их невиновности окончательно. Пожарная команда из Кремса уже несколько десятилетий слывет лучшей пожарной командой во всем мире.

Исследователи пещер

Так называемые исследователи пещер, сделавшие процесс исследования пещер делом всей своей жизни и всегда вызывавшие огромный интерес у столичной публики, читающей глянцевые журналы, недавно исследовали и пещеру, расположенную между Таксенбахом и Шварцахом, которая, как мы узнали из газеты, до сих пор оставалась совершенно неисследованной. Как сообщила "Зальцбургер фольксблат", в конце августа и при идеальных погодных условиях исследователи пещер проникли в эту самую пещеру с твердым намерением выйти из нее в середине сентября. Наступил конец сентября, а исследователи пещер из пещеры все еще не вернулись, и тогда бригада спасателей, специально сформированная и получившая название Бригада спасателей исследователей пещер, направилась в пещеру, чтобы прийти на помощь исследователям пещер, которые находились в пещере еще с конца августа. Однако и эта Бригада спасателей исследователей пещер к середине октября так и не вышла из пещеры, что и побудило зальцбургское земельное правительство отправить в пещеру вторую Бригаду спасателей исследователей пещер. Вторая Бригада спасателей исследователей пещер состояла из самых крепких и отважных мужчин Зальцбургского края и была оснащена самым современным снаряжением, так называемым снаряжением для спасения в пещерах. Эта бригада, как и первая, вошла в пещеру в запланированный день, но даже к началу декабря из пещеры так и не выбралась. Тогда управление при земельном правительстве Зальцбурга, ведающее исследованием пещер, поручило строительной фирме из Понгау замуровать пещеру между Таксенбахом и Шварцахом, что и было незамедлительно исполнено — еще до наступления Нового года.

В Лиме

В Лиме был арестован мужчина, упрямо твердивший полиции, что хотел отправиться в Анды, чтобы отыскать в горах свою жену, которая год назад, как это следует из протокола, выйдя из дому, пошла в сторону Тауэрна, но, вероятно, недалеко от озера Таппенкар сбилась с пути и упала в расщелину. Тауэрн и, что естественно, Таппенкар расположены в Зальцбургских Альпах, о чем известно даже полицейским из Лимы, поэтому нет ничего удивительного в том, что перуанские полицейские задались вопросом, что же на самом деле искал в центре Лимы показавшийся им подозрительным и совсем одичавший человек, на котором во время ареста были только рваные брюки да так называемая каринтийская крестьянская рубаха. Арестованный действительно оказался состоятельным австрийцем из Каринтии, уроженцем Ферлаха, где у него имеется вполне процветающая оружейная мастерская. Более подробных сведений наша газета не сообщает.

Еще немного, и…

Во время нашей последней загородной поездки в Мёлльталь, где мы были счастливы всегда, в любое время года, мы остановились в оберфеллахской гостинице, порекомендованной нам врачом из Линца и не обманувшей наших ожиданий, и пообщались с группой каменотесов-подмастерьев, которые после работы все вместе ужинали в ресторане гостиницы, пели, играли на цитре и таким образом вновь привлекли наше внимание к неисчерпаемым сокровищам каринтийской народной музыки. В поздний час каменотесы-подмастерья всей группой подсели к нашему столу, и каждый поведал нечто необычное или примечательное из своей жизни. Нам особенно запомнился подмастерье, рассказавший, как в семнадцать лет, чтобы выиграть пари, заключенное с товарищем, он забрался на шпиль колокольни в Тамсвеге, как известно, очень высокой. Еще немного, и я бы разбился насмерть, сказал помощник каменотеса и затем, напирая на каждое слово, добавил, что, мол, еще немного, и о нем бы написали в газете.

Наглядный урок

Репортер, пишущий корреспонденции из зала суда, ближе других к людскому горю во всей его абсурдности. Разумеется, в такой близости он не может пребывать всю жизнь, а лишь короткое время, иначе сойдет с ума. Вероятное и невероятное, неимоверное и неимовернейшее видит он в суде ежедневно, а ведь он зарабатывает свой хлеб, сообщая о действительных или только предполагаемых, но, что естественно, лишь постыдных преступлениях, и, разумеется, вскоре вообще перестает чему-либо удивляться. Об одном-единственном случае я все же хотел бы сообщить, потому что не было и нет в моей судебно-корреспондентской практике ничего более примечательного. Старший советник Верховного земельного суда по фамилии Феррари, который долгие годы был самой влиятельной фигурой в Зальцбургском земельном суде — обо всем происходящем в этом суде я, как уже было сказано, много лет подряд писал репортажи, — приговорил к двенадцати годам тюрьмы и выплате восьми миллионов шиллингов штрафа одного, как он заявил в своей заключительной речи, гнуснейшего шантажиста, экспортера говядины из Мурау, если я не ошибаюсь, и уже после вынесения приговора судья вдруг снова поднялся со своего места и сказал, что преподаст сейчас собравшимся наглядный урок. После этого непривычного заявления он молниеносно сунул руку под мантию, в карман пиджака, достал снятый с предохранителя пистолет и к ужасу всех присутствующих выстрелил себе в левый висок. Одно мгновение — и он был мертв.

Проявления милосердия

Пожилая дама, жившая с нами по соседству, зашла в своем милосердии слишком далеко. Она приютила у себя, как ей казалось, бедного турка, и поначалу турок был ей благодарен, ведь новый поворот событий, вызванный милосердием пожилой дамы, позволил ему жить в ее городском доме, который располагался в большом саду, а не перебиваться в предназначенном под снос бараке для строителей. У пожилой дамы он устроился садовником и был мало-помалу одет ею во все новое, и сверх того — еще по-настоящему избалован. Однажды турок явился в комиссариат полиции и признался, что убил даму, которая из милосердия взяла его к себе в дом. Задушил, как установила судебная экспертиза во время сразу же предпринятого осмотра места преступления. Когда на суде турка спросили, зачем он убил, а точнее, задушил пожилую даму, он ответил — из милосердия.

Полезный совет

Один турист, который подсел к нам, скорее всего, потому, что мы показались ему интереснее других пассажиров поезда, направлявшегося вниз, в долину, — а ехали мы в пещеру Айсризенвельт, в Страну ледяных великанов близ Верфена, — рассказал, сколь глубоко он несчастен из-за того, что в ответ на вопрос, где бы провести отпуск и как следует отдохнуть, предложил коллеге, такому же банковскому служащему, как и он, совершить круиз по Адриатическому и Средиземному морям, когда-то доставивший ему самому немало удовольствия. И вот, по словам нашего попутчика, корабль, на котором его коллега пустился в плавание к Дубровнику, на Корфу и в Александрию, по все еще неустановленным причинам потерпел крушение поблизости от Крита, и коллега утонул вместе со всеми, кто совершал — как выразился наш попутчик— это странствие к катастрофе. Должно быть, пошел ко дну вместе с быстро затонувшим кораблем. Кораблекрушение и гибель коллеги настолько, мол, его поразили, что вот уже много лет он не находит себе покоя. Нас он спросил, что ему теперь делать, как освободиться от угрызений совести, однако дать ему совет мы не рискнули.

Предубеждение

В окрестностях Гросгмайна, куда мы вместе с родителями частенько ездили на выходные в так называемом ландо, которое было сделано еще в прошлом столетии в знаменитой своими экипажами эликсхаузенской мастерской, на лесной дороге мы вдруг увидели человека лет сорока-сорока пяти — а мы, надо сказать, очень быстро ехали под гору, чтобы вовремя добраться до тяжелобольного дяди, который обитал в охотничьем домике, выкупленном нашим дедом в начале века у одного из князей Лихтенштейнских и перестроенном им в философских, как он всегда выражался, целях, — так вот, человек этот, пытаясь нас задержать, стал посреди дороги и был настолько дерзок, что даже схватился за лошадиную упряжь и попробовал остановить ландо, что ему, естественно, сделать не удалось. Незнакомец действительно только в самый последний момент сумел отскочить в сторону и, несколько раз перекувырнувшись, избежать грозившей ему опасности, как мне с трудом удалось разглядеть в быстро наступавших сумерках. По правде говоря, мы решили, что наткнулись на одного из тех субъектов, которые промышляют темными делишками именно здесь, на баварско-австрийской границе, после того как, выражаясь языком юридическим, совершили побег из одного из наших многочисленных мест лишения свободы, — что и поставило нас перед необходимостью не останавливаться. Факт остается фактом: из подобных соображений мы бы без колебаний даже переехали незнакомца, вдруг оказавшегося у нас на пути, лишь бы самим не стать жертвами преступления, чего мы в тот момент опасались. На следующий день один работающий у дяди лесоруб рассказал нам, что в лесу, через который мы ехали прошлым вечером в ландо, было обнаружено изувеченное и замерзшее тело мужчины, который, как вскоре выяснилось, был одним из лучших работников дядюшки и человеком, очень ему преданным. Естественно, мы и словом никому не обмолвились о нашем ночном происшествии и просто передали глубочайшие соболезнования вдове того, кто покинул сей мир столь трагически.

Подозрение

В пресловутом городке Кицбюэль одного француза арестовали только за то, что горничная в гостинице "Двуглавый орел" обвинила его в попытке изнасилования, когда он в полночь заказал себе в номер тройной коньяк, однако сам француз, как писали газеты, в полиции решительно опроверг это обвинение, назвав его подлой и низкой альпийской клеветой. Француз оказался профессором германистики из знаменитой парижской Сорбонны и в кицбюэльском "Двуглавом орле" намеревался восстановить свои силы, потраченные на предпринятый им и занявший свыше двух лет перевод книги Ницше "Так говорил Заратустра". Резкая смена парижского климата на кицбюэльский, что естественно, не пошла французу на пользу, и следствием опрометчивой поездки из Франции в Тироль стал жестокий грипп, почти сразу по приезде в Китцбюэль сваливший его с ног и надолго приковавший к постели. Поскольку в полиции посчитали очевидным, что в тот день французский профессор был не в состоянии совратить горничную, тем более на самом деле причинить ей насилие, его уже через несколько часов освободили из-под ареста, и он вернулся в гостиницу. Горничную же из "Двуглавого орла" сразу с позором уволили, а когда она увидела в газете свою фотографию и подпись "Клеветница из Кицбюэля", то немедленно бросилась в воды Инна. Тело ее до сих пор не обнаружено.

Обмен

Мыслитель — из тех, о которых говорят, будто они мыслят днем, мыслят ночью и мыслят даже во сне, — приехал однажды в Фёклабрук и, осведомившись на центральной площади о первейшей в городе гостинице, остановился в знаменитом во всех отношениях «Глухаре», где, как говорят, самая лучшая во всей Австрии кухня. «Глухарь» не разочаровал даже такого мыслителя, напротив, кушанья и напитки многократно превзошли его ожидания, и он, не в силах сдержать свой порыв, пригласил хозяина к себе за стол с единственной целью: воздать ему должное. После того как мыслитель впервые в жизни рассыпался в высочайших похвалах, удостоив ими хозяина, ему вдруг пришла в голову мысль: не лучше ли зажить отныне жизнью хозяина гостиницы, а не мыслителя — и внезапно он сделал хозяину «Глухаря» предложение, спросив, не хочет ли тот поменяться с ним местами. Мыслитель еще не договорил, а хозяин «Глухаря» уже с готовностью согласился на обмен. И вот хозяин покинул «Глухарь» и отправился странствовать, как если бы он был мыслителем, а мыслитель остался в «Глухаре», словно был его хозяином. Оба они с той поры, что естественно, оказались ни к чему не пригодны — что хозяин гостиницы, что мыслитель.

Утренний поезд

Идя в утреннем поезде, мы выглядываем в окно именно в тот момент, когда проезжаем над ущельем, куда пятнадцать лет назад провалился наш школьный класс, с которым мы совершали экскурсию к водопаду, и думаем о том, что нас тогда спасли, а вот все остальные безвозвратно погибли. Учительница, которая вела нас к водопаду, сразу же после вынесения приговора повесилась перед зданием Зальцбургского земельного суда, приговорившего ее к восьми годам тюрьмы. Когда поезд проезжает над ущельем, в криках тех школьников нам слышатся и наши крики.

Прекрасный вид

После многочасового подъема на Гросглокнер два связанных дружбой профессора Гёттингенского университета, остановившиеся на ночлег в местечке Хайлигенблют, добрались до площадки с подзорной трубой, укрепленной наверху глетчера. И хотя оба были скептиками, они, что естественно, не смогли, достигнув места, где стояла подзорная труба, устоять перед неповторимой, как они и предполагали, красотой высокогорья и стали уступать друг другу место перед подзорной трубой, чтобы избежать потом упрека, что кто-то из них, мол, нагло завладел окуляром. Наконец эти двое пришли к согласию, и старший, более образованный и, что естественно, более вежливый, первым посмотрел в окуляр и был потрясен увиденным. Когда же к подзорной трубе подошел его коллега, то, едва заглянув в окуляр, он издал пронзительный крик и, насмерть сраженный, упал на землю. Оставшийся в живых друг профессора, погибшего столь странным образом, естественно, до сих пор пытается понять, что же на самом деле увидел в тот день его коллега, ведь увидеть то же самое он определенно не мог.

Наоборот

Хотя я всегда терпеть не мог зоологические сады, а посетители подобных садов казались мне по-настоящему подозрительными, однажды я все же согласился прогуляться по шёнбруннскому парку и по настоянию моего спутника, профессора теологии, остановился перед клеткой с обезьянами, чтобы понаблюдать за ними, пока профессор давал обезьянам корм, припасенный специально для такого случая. Мой бывший соученик по университету, профессор теологии, тот самый, что уговорил меня пойти с ним в Шёнбрунн, вскоре скормил все свои припасы, и тогда обезьяны вдруг сгребли разбросанный по клетке корм и стали протягивать нам его сквозь решетку. Неожиданное поведение обезьян привело и меня, и профессора теологии в такой ужас, что мы тут же попятились и покинули Шёнбрунн через ближайший выход.

Отель "Вальдхаус"

Нам не повезло с погодой, не повезло и с соседями по столу, отвратительными во всех отношениях. Они сделали невыносимым для нас даже самого Ницше. И когда они насмерть разбились на своей машине и даже когда началось их отпевание в церкви Сильс-Марии, мы все еще продолжали их ненавидеть.

Лесовозчик Хаумер

Мы находились совсем близко от Аураха, когда, после подъема на вершину Хонгара и пятичасового возвращения по его хребту через Хёлленгебирге в долину, мы заглянули к лесовозчику Хаумеру, о котором уже давно ничего не было слышно. Хаумер не открыл даже на повторный стук, но мы были убеждены, что не ошиблись в своих предположениях и что он дома. Мы уже успели отойти от его дома, когда нам вдруг показалось, будто именно сейчас он нас услышал и собирается открыть, что и заставило нас вернуться. И действительно, нам открыл Хаумер, которого мы знали с самого раннего детства лучше, чем кого бы то ни было, и впустил нас, предложив присесть в так называемой нижней зале. На скамейках в нижней зале мы просидели довольно долго, пока вдруг не поняли, что Хаумер ни слова нам не сказал. Мы пробыли у него более часа, потом попрощались, но он так и не проронил ни звука. Только на следующий день, обсуждая эту встречу с кузеном, я узнал, что четыре года назад Хаумер потерял слух и голос из-за взрыва петарды, которую он взорвал в день свадьбы дочери, а венчалась она с помощником мясника из Нусдорфа. В тот момент я понял, что уже больше четырех лет не навещал Хаумера, не навещал человека, подумалось мне, которому столь многим обязан.

Шутки в сторону

Комический актер, во время выступлений которого в залах обычно не оставалось ни одного свободного места, десятилетиями добывавший себе пропитание лишь тем, что смешил людей, стал настоящей находкой для туристов из Баварии, обнаруживших его в центре Зальцбурга, на уступе скалы возле так называемого Водопоя для лошадей. Комический актер, одетый в традиционные кожаные штаны, с тирольской шапочкой на голове, объявил группе туристов, что намерен прямо сейчас броситься вниз, что тут же, как и следовало ожидать, вызвало взрыв хохота. Актер на это будто бы сказал "шутки в сторону" и действительно в мгновение ока бросился со скалы вниз.

Превысили

Отец семейства, которого все вокруг десятилетиями прославляли за незаурядную преданность идеалам семьи и который одним субботним вечером, правда в необычайно душную пору, убил четверых из шести своих детей, предстал перед судом и в свое оправдание заявил, что дети в таком количестве превысили все мыслимые пределы.

Рецепт

В Линце на прошлой неделе умерло сто восемьдесят человек, заболевших гриппом, который сейчас свирепствует в Линце, но причиной случившегося стал вовсе не грипп, а рецепт, потому что новый аптекарь его неправильно понял. По всей вероятности, аптекарь предстанет перед судом по обвинению в непредумышленном убийстве, и, быть может, как пишет газета, — еще до Рождества.

Разочарованные англичане

Несколько англичан попались на удочку одного горного проводника из Восточного Тироля и совершили вместе с ним восхождение на Три Зубца; поднявшись на самую высокую из трех вершин, они были глубоко разочарованы той панорамой, которую развернула перед ними природа, и прямо на вершине, недолго думая, убили проводника, отца семейства, а у того на иждивении было трое детей и, как говорят, глухая жена. Когда они осознали, что же на самом деле совершили, то один за другим тут же бросились в пропасть. Как написала об этом событии одна из бирмингемских газет, Бирмингем потерял самого своего выдающегося газетного издателя, самого своего замечательного управляющего банком и самого своего порядочного гробовщика.

Успешный концерт

Так называемое Общество камерной музыки, прославившееся тем, что исполняет лишь старинную классическую музыку на оригинальных старинных инструментах и включает в свою программу только Россини, Фрескобальди, Вивальди и Перголези, давало концерт в старом замке на Аттерзее с дотоле невиданным успехом. Аплодисменты смолкли лишь в тот момент, когда в запасе у оркестра не оставалось больше ни одного номера на бис. И только на следующий день музыкантам раскрыли то обстоятельство, что играли они в пансионе для глухонемых.

Для научных открытий

Внезапно сошедший с ума парикмахер, в своем лондонском салоне отрезавший опасной бритвой голову некоему герцогу, якобы члену королевской семьи, и находящийся сейчас в Редингском доме умалишенных — в прошлом это была прославленная Редингская тюрьма, — по слухам, недавно заявил, что предоставит свою голову в распоряжение именно для тех научных открытий, каковые, по его мнению, Стокгольмская академия отметит Нобелевской премией, причем уже лет через восемь, от силы — через десять.

Остроумно и слабоумно

Всемирно известный французский философ, которого десятилетиями считали самым значительным философом своего времени, возвращаясь из Москвы, куда его пригласила Академия наук, заехал в Вену, чтобы в Венской академии наук выступить с тем же докладом, который он уже прочитал в Москве. После его доклада я побывал в гостях у двух профессоров, членов Венской академии наук, которые так же, как и я, слушали французского философа. Одному из них и доклад, и сам докладчик показались весьма остроумными, другому же — весьма слабоумными, причем оба сумели изложить свое мнение как доказательно, так и обстоятельно.

Характер

На ужин мы пригласили, как говорят в Вене, ученого человека, чтобы он поведал нам о современных течениях в мире культуры и искусства, всегда вызывавших у нас живейший интерес. Однако вместо того, чтобы удовлетворить нашу жажду знаний в области философии, литературы и искусства, этот самый ученый, известный профессор Венского университета, увидел в приглашении лишь повод просветить нас по поводу скверного, на его взгляд, характера коллеги, который недавно опубликовал книгу на тему, являющуюся, в сущности, делом всей жизни нашего гостя. Днем позже наш гость нанес визит одному из общих друзей, другу того самого профессора, которого он накануне грубо унизил в наших глазах, — однако на сей раз наш гость стал превозносить своего конкурента, поставил его выше всех, причем не только по части характера, но и по части научных заслуг.

Заблуждение Мооспруггера

Профессор Мооспруггер сказал, что отправился было встречать на Западном вокзале коллегу, знакомого ему только по переписке. Но он на самом деле ожидал увидеть совсем не того человека, который и в самом деле приехал на Западный вокзал. Когда я объяснил Мооспруггеру, что так бывает всегда, — всегда приходит кто-то другой, а не тот, кого мы ожидаем увидеть, — он вскочил и ушел прочь с единственной целью: разорвать все знакомства, которые появились у него на протяжении всей жизни, и навсегда отказаться от них.

Почта

После смерти нашей матери почта в течение многих лет продолжала доставлять адресованные ей письма. Ее смерть почта к сведению не приняла.

Комедия

В одном театре четыре актера увлеклись идеей самостоятельно написать комедию, потому что произведения сочинителей комедий казались им раз от разу все более тошнотворными и скучными, и вот они тут же взялись за работу, но писали, естественно, только о самих себе, хоть и заранее условились, что каждый, мол, напишет роль для себя в комедии, которую они после основательных и действительно растянувшихся на целую неделю размышлений, ничего другого так и не придумав, назвали «Автор» и вот по прошествии трех месяцев с начала всей затеи они уже представили ее на сцене. Как сообщается, даже этого автора ожидал полный провал.

Предостережение

В прошлом году один коммерсант из Кобленца осуществил мечту всей жизни — увидеть пирамиды в Гизе, но после осмотра пирамид назвал поездку в Египет величайшим разочарованием в своей жизни, что мне легко понять, ведь я и сам в прошлом году побывал в Египте, и разочаровали меня именно пирамиды. Мне, правда, удалось очень быстро справиться с этим чувством, а коммерсант из Кобленца за свое разочарование решил отомстить: много месяцев подряд он размещал многостраничные объявления в самых влиятельных газетах Германии, Швейцарии и Австрии, призывая всех, кто собирается ехать в Египет, отказаться от осмотра пирамид и прежде всего пирамиды Хеопса, разочаровавшей его более прочих до глубины души. Публикуя эти антиегипетские и противопирамидные прокламации, как сам он их называл, коммерсант за короткое время растратил свое состояние и оказался в крайне бедственном положении. Его объявления, естественно, не оказали ожидаемого воздействия на тех, кто собирался в Египет, наоборот — число посетивших Египет в нынешнем году, по сравнению с прошлым годом, выросло вдвое.

Выехал

Одиннадцать лет назад выехал в Австралию, а через девять лет вновь вернулся на свою штирийскую родину мой бывший одноклассник, который полгода назад снова покинул Штирию, хотя прекрасно знал, что опять вернется и будет до тех пор выезжать в Австралию и возвращаться в Штирию, пока он либо в Австралии, либо в Штирии не обретет вечный покой. В свое время его отец, младший пекарь из Мёлльталя, тот, что учился в школе вместе с моим отцом, по меньшей мере раз двадцать переезжал из Каринтии в Штирию и обратно, пока наконец не обрел вечный покой в Каринтии, в Арндорфе близ Санкт-Фейта-на-Глане, в старой кузнице, ставшей его последним пристанищем, где он повесился на первом попавшемся железном крюке из-за тоски по Штирии, даже не подумав о жене и детях, как с упреком говорили люди сразу после его смерти и еще много лет спустя.

Оторван от жизни

Некий столяр из городка Мария-Зааль (популярного места паломничества в Каринтии) обратился к занятиям литературой под влиянием одного одаренного от природы композитора — мы и сами много лет подряд считали, что второго такого гения просто нет, — и стал писать стихи и маленькие комедии, которые, с точки зрения тех, кому эти стихи и маленькие комедии попадали в руки, были, с одной стороны, непригодны для чтения, а с другой, непригодны для постановки по той простой причине, что понять их никто не мог, — и вот этот самый столяр от непризнанности впал в отчаяние и в тот день, когда ему исполнилось двадцать два года, бросился в озеро Лэнгзее и утонул. В короткой заметке, опубликованной в местной газете, после того как обнаружили его тело, особо подчеркивалась его оторванность от жизни.

Де Орио

На горе Грасберг, что в окрестностях Гмундена, был обнаружен семидесятипятилетний мужчина с итальянским паспортом, который уверял, будто он родом из деревеньки Райндльмюле, расположенной прямо у подножия горы, чему жандармы, естественно, не поверили, но, поскольку он совершенно продрог, ему для начала позволили отогреться в пансионе Шахингера, в Райндльмюле. По паспорту этого человека звали Де Орио, но он заявил, что его настоящая фамилия Пфустер и что примерно в 1907 году, то есть когда ему еще не исполнилось и восьми лет, он ушел с бродячим цирком, выступавшим в Райндльмюле, сначала в Чехию, а потом через Польшу и Румынию в Италию — и в конце концов остался при этом цирке. Накануне Второй мировой войны, а точнее, сказал он, в 1937-м, когда ему было уже далеко за тридцать, он вместе с цирком снова приехал в Верхнюю Австрию, в район озера Траун, — цирк тогда действительно выступал в Райндльмюле. Однако, продолжал мужчина, он предпочел остаться неузнанным, у него не возникло ни малейшего желания задержаться в Райндльмюле, и он опять уехал вместе с цирком, на сей раз — в Венгрию и Македонию. И лишь сейчас, так сказать, на закате своих дней, он решился на трудную дорогу и вернулся в Райндльмюле. Очень скоро жандармы смогли убедиться в достоверности всех сведений, полученных от того, кто по паспорту был итальянцем, на самом же деле — райндльмюльцем. Как попутно выяснилось, жители этой деревни долгое время не сомневались в том, что маленький Пфустер упал в бурную реку Аурах и был унесен течением.

Светописцы

В местечке Эбензее несколько лет назад поселился фотограф, о котором с первого же дня пошел слух, будто он долгие годы провел в тюрьме за надругательство над тринадцатилетним мальчиком из Ишля. Естественно, в Эбензее не нашлось никого, кто захотел бы фотографироваться у этого фотографа, ожидавшего большой прибыли или по крайней мере неплохого заработка именно в Эбензее, где круглый год играли много свадеб, — так что ему пришлось закрыть свое дело и снова уехать. В слухе этом не было ни слова правды, а распространял его Штрёснер, фотограф из Траункирхена. Штрёснер недавно сообщил нам, что его коллега покончил с собой, но каким способом — это, мол, неизвестно.

Вернулся

Если здешние газеты и пишут о выдающемся художнике родом из здешних мест, достигшем мировой славы, даже более того — мирового значения, они всегда именуют его художником определенного толка, причиняя ему тем самым в родных краях намного больший вред, чем если бы прямо написали, что по правде и на самом деле думают о художнике, которого ненавидят как никого другого и будут ненавидеть до скончания его и своих дней из-за того, что рожден он был в их стране и принадлежит к их поколению, создавшему так мало примечательного. Однажды он покинул их ради искусства и науки и с тех пор неутомимой творческой работой постоянно доказывает их ничтожество и свое величие, а этого они ему не прощают. В их глазах он — низменный отщепенец, и пишут здесь о нем лишь потому, что не могут иначе, ведь весь мир уже о нем пишет, но, что бы они ни писали, они толкают его, пожизненно ими преследуемого, в грязь. И не замечают, как таким образом сами еще глубже в эту грязь погружаются. Своей завистью и ненавистью они загнали моего друга в Австралию, в Ньюкасл, где он целиком отдался науке. Когда много лет назад, измученный тоской по родине, он известил меня, что хочет покинуть Ньюкасл и вернуться на родину, я ему тотчас телеграфировал, предостерегая от возвращения, и предупредил, что его родина на самом деле являет собой всю низость преисподней, где дух беспрерывно подвергается клеветническим нападкам, а искусство и науку уничтожают, и что возвращение будет для него гибельным. Он не последовал моему совету. Теперь он — смертельно больной человек, для которого сумасшедший лом «Штайнхоф» уже много лет служит постоянным и одновременно ужасным местом пребывания.