Глава 33

Бен старался изо всех сил удержать слипающиеся веки. Будь он один, отшлепал бы себя по щекам, но вокруг сидело несколько сот человек, внимательно наблюдающих за всем происходящим. Шел первый день судебного процесса – а он, надо же, едва не засыпал на ходу.

К тому времени, как агенты ФБР привезли его в свою штаб-квартиру, было четыре часа утра. В шесть тридцать его отпустили. Бен был уверен – они знали, что судебное заседание начинается в восемь. Лишить обвиняемую и ее адвоката сна накануне процесса – вот их ход, межведомственная помощь своим коллегам.

Бен ничего не слышал об арестованных ими пилоте и велосипедисте. Ничего не знал о Волке.

Кристина сидела за столом советника, сложив на коленях руки. Внешне хранила спокойствие, как инструктировал ее Бен, но было заметно, что ей это дается с трудом. Как и он, она конечно же сильно волновалась. Следы волнения и бессонной ночи не могла скрыть никакая косметика: черные круги под глазами были видны всем.

На ней было простенькое голубое платье в цветочек с кружевным воротничком. Ничего подходящего в ее гардеробе обнаружить не удалось, и Бену пришлось самому купить это платье в магазине подержанных вещей, который располагался напротив его офиса. На сей раз он не хотел рисковать, зная ее вкус. К платью он прикупил даже туфли и кое-какие аксессуары. Он считал, что у него хороший вкус и в этом наряде она будет выглядеть достаточно привлекательно и сообразно моменту. Присяжные вполне могли бы ей симпатизировать.

Зал заседаний был переполнен. Первый ряд на галерее отгорожен для прессы. Оставшиеся шесть рядов, справа и слева, переполнены любопытной публикой, которая хотела собственными глазами увидеть известную наркопринцессу. У задней стены зала даже добавили два дополнительных ряда для тех, кто был согласен провести на ногах весь день. За стенами зала люди ждали, не освободится ли случайно место на галерее. Охранник сказал Бену, что некоторые тут ждут с шести часов утра. Бен не мог в это поверить – ведь всего-навсего уголовный процесс, а не театральная премьера. Но на этой неделе в Тулсе премьер не предвиделось, и все устремились на процесс.

Перед глазами Бена рябило море лиц, но немногие казались ему расположенными дружески. Бен с трудом упросил Джонса остаться в офисе, отвечать на звонки и продолжать изучать документы из офиса Рейнольдса. Лавинг до сих пор так и не появился. Оставалось надеяться, что его не найдут на дне реки Арканзас с бетонным грузом на ногах.

На галерее Бен увидел Марго Ломбарди. Нормально, в конце концов, она вдова убитого.

Марго сидела в первом ряду в солнцезащитных очках. Видимо, не хотела, чтобы ее узнали. Хотя винить ее не в чем.

Перегнувшись через барьер, он окликнул ее:

– Миссис Ломбарди?

– Да? – удивленно откликнулась она.

– Не мое дело вам советовать, но раз вы находитесь в зале заседания, вас могут вызвать давать показания.

И напомнить жюри, что Ломбарди был женат, подумал Бен.

Вот будет здорово!

– Мольтке меня уверил, что этого не случится.

– Мадам, – придвинулся ближе Бен, – ваш адвокат Квин Рейнольдс скрыл документы, которые, я полагаю, могли бы сыграть решающую роль при защите Кристины.

– О... Господи. Вы ему об этом говорили?

– Да. Неоднократно. И все-таки он отказался представить эти документы. Мне пришлось привлечь независимую сторону, чтобы их получить. В результате у меня нет свидетеля, который мог быть хранителем этих документов и свидетельствовать об их идентичности.

– Я могу вам помочь?

– Если я с этим обращусь к Рейнольдсу, то уверен, что он мне откажет. Но вы его клиентка, и если обратитесь с этим вы...

– О... понимаю.

– Вы сможете это сделать? От этого зависит жизнь моей клиентки.

Марго явно колебалась. Пальцем она водила по подбородку:

– Если мой адвокат не хочет, чтобы вы видели эти документы, то у него, очевидно, на это есть причина.

Бен сжал челюсти.

– Видите ли, мое финансовое положение сейчас очень ненадежно... Если мой адвокат полагает, что это не в моих интересах, я доверяю его мнению.

Эти рассуждения были ему знакомы: адвокат ссылается на клиента, а клиент – на адвоката.

Раздраженный и расстроенный этим ответом, Бен вернулся к столу, где сидела обвиняемая.

Мольтке продолжал играть на публику. Энергия била в нем через край. Он был полон энтузиазма. Ему явно казалось, что процесс уже у него в кармане. Он чувствовав вкус победы, а за ней маячило место в сенате.

А почему бы и нет? – подумал Бен. Подобные уголовные процессы всегда бывали прекрасной рекламой для прокурора. Здесь он мог порезвиться вволю. Все эти телевизионные сказки о судьях и адвокатах, которые отдают все свои силы тому, чтобы не были осуждены невиновные, – просто абсурд. Да они могут засудить любого, кого захотят. Обвинители, полицейские, представители судебной медицины – все они игроки одной команды, и все стремились выигрывать. Принцип презумпции невиновности – это просто неудачная шутка. Прокурор умело манипулировал членами жюри, большинство из которых считало: не будь обвиняемый в чем-то виноват, то и не сидел бы на скамье подсудимых.

Бен посмотрел на часы. Дерик опять опаздывал. Может быть, читал одиннадцатичасовое ходатайство, вновь отправленное Беном, пытаясь найти разумные причины отказа на все его ходатайства. И все же Бен надеялся, что Дерик вынесет окончательно решение по его ходатайству, исключающее всякое подозрение в причастности Кристины к убийству Ленни.

Хотя Мольтке утверждал, что у него имеются важные доказательства, уличающие Кристину, и от него ждали выдвижения против нее обвинений в убийстве, он пока этого не сделал. И до тех пор, пока эти обвинения не были выдвинуты, Бен настаивал на том, что доказательство смерти Ленни никак не может помочь в поисках убийцы Ломбарди, а посему нечего и обсуждать этот вопрос. Дерик же, в духе типично судейской трусости, решил попридержать свое постановление по этому вопросу, "пока вопрос не будет поднят в ходе судебного разбирательства".

– Жаль, что у тебя в первом ряду не сидит красавец муж для моральной поддержки. – Бен игриво подтолкнул Кристину. – Присяжные бы к этому хорошо отнеслись.

– Пардоннэ-муа! – ответила она по-французски.

– Не догадалась взять напрокат? Может, этот товар есть у Барриса в магазине?

Бен улыбнулся, но улыбка оказалась вымученной. Начнется когда-нибудь это заседание?

Наконец он уловил какое-то движение. Бейлиф стал вызывать всех по списку, и в зал вошел судья Дерик. Выглядел он удивительно здоровым, ухоженным, необычайно бодрым и жизнерадостным. Видимо, так на него действовало предвкушение демонстрации своего судейского мастерства, умения владеть огромной аудиторией. Бен всегда подозревал, что в глубине души он был актером.

Вынув из маленькой коробочки таблетку, Дерик бросил ее в рот.

– Мистер Кинкейд, я обдумал ваше самое последнее ходатайство.

– Да, ваша честь?

– Насколько я могу судить, его пункты представляют собой вариации предыдущего. На этом основании они все отклонены.

– Спасибо, ваша честь.

– Джентльмены, есть еще предварительные вопросы, прежде чем мы приступим к отбору присяжных?

– Да, ваша честь, – произнес Бен. – У меня новое ходатайство.

– Вы, наверное, шутите? Разве осталось хоть что-то, чего вы еще не предъявили?

– Да, ваша честь. Я выдвигаю исковое заявление о смене места, в котором должны быть выбраны присяжные заседатели.

– На каком основании?

– Основанием является враждебное досудебное оповещение, без сомнения самым разлагающим образом действующее на умы людей, из которых предполагается выбрать присяжных заседателей.

– Не могли, бы вы уточнить ваше заявление, – промямлил Дерик, забрасывая в рот еще одну таблетку.

– Ваша честь, еще не начавшийся процесс в течение месяца ежедневно обсуждается по трем каналам новостей местного телевидения и в обеих выходящих в Тулсе газетах. Обычно в виде сенсационного материала, а факты освещаются в самом тенденциозном виде. Во всех публикациях они явно передергиваются в пользу обвинения...

– Не оттого ли это происходит, советник, что сами доказательства склоняются в пользу обвинения?

– Это не имеет значения, ваша честь! Уголовные дела нужно рассматривать в зале суда, а не по телевидению или в газетах.

Даже сегодня утром в этом самом зале репортеры выкрикивали заявления, которые уже предрешали вину моей клиентки. Будущие члены жюри все это слышали.

– Могу я ответить, ваша честь? – встал со своего места Мольтке.

– Господин прокурор, не считаю необходимым принять иск.

Советник, вы можете мне показать газетную статью, в которой бы прямо говорилось, что ваша клиентка виновна?

– Нет, конечно. Это дало бы возможность возбудить против них судебное дело.

– Можете вы нам представить доказательства того, что кто-нибудь из граждан – будущих членов жюри так или иначе с этим связан?

– Нет.

– Итак, это ваша обычная манера поведения. У вас нет доказательств предубежденности будущих членов жюри?

Этот суд имеет право действовать по своему усмотрению.

– И я тоже, поверьте мне, советник. Если бы я принимал во внимание ваши весьма неубедительные доводы, то мне пришлось бы каждое дело, попадающее в наш суд, передавать дальше. Ваше ходатайство вновь отклоняется! Конечно, вы сами сможете отвести любого из будущих присяжных, который продемонстрирует во время допроса на предмет выяснения его беспристрастности свою предубежденность к подсудимой. Конечно, в разумных пределах!

– Принято, ваша честь.

– И еще, советник, – повысил голос Дерик, – позвольте заметить, что суд устал от ваших напористых попыток оттянуть начало процесса и не дать свершиться правосудию. Я вновь повторяю, что и впредь ваши несерьезные ходатайства могут быть квалифицированы как неуважение к суду.

Опять работает на прессу, подумал Бен.

– Понятно, ваша честь.

– Надеюсь, советник. Для вашего же, учтите, блага. Ну а теперь приступим!

Перед началом процесса Дерик объявил, что ввиду серьезности выдвинутых обвинений и вопреки принятой обычно в федеральном суде процедуре он позволит адвокатам сразу же допросить потенциальных присяжных.

Бен не собирался ему возражать: если он будет сам задавать вопросы, то это позволит ему гораздо больше узнать о каждом из будущих присяжных, чем в случае, если бы вопросы задавал Дерик.

Наконец бейлиф назвал имена первых девятнадцати человек из общего списка кандидатов. Входя, каждый называл свое имя, профессию и семейное положение. Бен видел, как Майра поспешно записывает все данные биографий будущих присяжных. Постепенно вырисовывалась картина: все они выходцы из среднего класса, то есть люди не слишком образованные. Представители высшего общества находили всевозможные отговорки, чтобы избежать выполнения обязанностей присяжных, предоставляя эту роль тем, кому местные власти оплачивали этот потерянный для работы день. А именно та демографическая прослойка общества находилась под влиянием прессы, ее призывов "к справедливости".

Итак, в зал вошло двенадцать женщин и семь мужчин – крайне неблагоприятное соотношение. Житейская мудрость подсказывала Бену, что он должен избавиться от возможно большего числа женщин, которые, как правило, непримиримы к себе подобным, особенно если речь идет о непристойном, по их понятию, поведении.

Даже в том случае, если он использует все двадцать дозволенных ему законом отводов, это жюри все равно будет иметь дамский перевес.

Дерик представил адвокатов и спросил, знает ли их кто-нибудь из присяжных. Оказалось, никто с ними знаком не был.

Когда он задал тот же вопрос в отношении Кристины, то в ложе для присяжных подняли руки все. Итак, большинство присяжных либо читали газеты, либо смотрели последние известия по телевизору и многие считали себя хорошо информированными о "наркопринцессе" Тулсы.

Затем Дерик задал более существенный вопрос: сформировали ли они свое личное мнение о данном деле и в состоянии ли каждый дать честную и объективную оценку будущим показаниям подсудимой – без предвзятости и несправедливости. Все ответили положительно. И Бен понял, что его надежды на отводы лопнули. Если даже ему удастся отвести одну-две кандидатуры, то кем их заменить? Те, что сидели за дверью и ждали вызова, не отличались от этих.

После того как Дерик кончил задавать предварительные вопросы, Мольтке встал и подошел к подиуму. Он произнес небольшую речь о роли прокурора в деле охраны государства от беззакония и анархии.

– Но одна из самых важных ролей в этом деле принадлежит вам, присяжным заседателям, – продолжил он. – Это работа, от которой зависит сама основа нашего общества! – После этого прочувственного выступления Мольтке приступил к осуществлению принципа "вуар дир" – "говорить чистую правду"! Он стал задавать вопросы присяжным на предмет выяснения их беспристрастности. Первые, вполне невинные, должны были показать этим людям, что он такой же простой парень, как и они. После этого Мольтке задал несколько обычных вопросов, не имеющих отношения к требованию "говорить правду", но подкрепляющих версию обвинения и явно настраивающих присяжных в свою пользу.

Наконец он еще раз попросил присяжных подтвердить свою готовность справедливо оценивать представляемые доказательства и не уклоняться от обвинительного приговора, если эти доказательства убедят их в виновности обвиняемой.

– А теперь позвольте мне задать вам вопрос, миссис Маккензи.

Пожилая женщина из числа присяжных удивленно подняла голову. Это была еще одна из известных почтенных уловок, применяемых на суде юристами: запомнить фамилию присяжного во время их представления, чтобы потом в процессе заседания назвать его по имени. Как правило, этот эффектный показ остроты ума производил большое впечатление на присяжного.

– Итак, мне кажется, вы сказали, что вы замужем?

– Да, это так, – несколько удивленно ответила миссис Маккензи.

– Видимо, вы невысоко оценили бы нравственность вашего мужа, если бы у него был роман с другой женщиной?

– Определенно.

– Прелюбодеяние отвратительно, вы со мной согласны?

– Конечно согласна.

– И вы бы не стали, вероятно, сочувствовать той персоне, которая была с вашим мужем?

– Вероятно, я свернула бы ей шею! – ответила миссис Маккензи, остальные присяжные фыркнули от смеха.

– А если бы эта личность к тому же вовлекла бы вашего мужа в криминальную историю, ну, скажем, с наркотиками, вы бы очень расстроились?

Миссис Маккензи явно напряглась:

– Еще бы не расстроиться.

– А если бы эта личность убила вашего мужа...

– Протестую, ваша честь, – вскочил Бен. – Это переходит границы допроса по принципу "чистая правда".

Дерик кивнул:

– Должен с вами согласиться! Мистер Мольтке, держите себя в пределах непредвзятости и не создавайте конфликтов.

– Хорошо, ваша честь, – покорно ответил Мольтке. – Я ни в коем случае не хочу действовать во вред кому бы то ни было. И тут стоит упомянуть о некоторых доказательствах, о которых мне бы хотелось поговорить с присяжными, чтобы быть уверенным, что все мы не проникнемся предвзятостью.

"Гладко чешет, – подумал Бен. – Делает вид, что подчиняется, а на деле будет гнуть совсем не в ту сторону, о чем просит его судья!"

– Леди и джентльмены, к сожалению, нам придется выслушать на этом заседании доказательства сексуального характера.

"Вот теперь они все сразу проснулись, Мольтке. Отличная техника, приятно возбуждает".

– Уверен, что вы все знаете, некоторые люди... некоторые люди ведут себя совсем не так, как мы с вами в подобной ситуации. Я не хочу сказать, что их моральный уровень ниже нашего, но они, безусловно... другие! Итак, миссис Эпплебери, вы бы сохранили недобрые чувства против женщины только потому, что у нее были отношения с мужчиной, не скрепленные супружеством?

Бен ничего не мог поделать. Если бы он стал доказывать, что не было фактов, доказывающих наличие определенных отношений между подсудимой и жертвой, то это только убедило бы присяжных в существовании подобных отношений.

Миссис Эпплебери приложила руку к сердцу:

– Я... я попыталась бы этого не делать.

– А вы, миссис Бернштейн?

– Я всегда была человеком широких взглядов.

– А вы, миссис Свенсон? Вы же не станете признавать женщину виновной только потому, что она была вовлечена в сексуальные отношения, которые вы сами не могли рассматривать как... нормальные?

– Ваша честь! Это возмутительно! Это абсолютно не относится к делу!

– Ну, если и не относится к делу, то не сможет причинить ущерба вашей клиентке, не так ли? – ответил Дерик.

– Все в порядке, ваша честь, – ответил Мольтке. – Я готов продолжать. С большим сожалением должен коснуться еще одного аспекта. Это вопрос о нелегальных наркотиках. Уверен, что каждый из вас знает, какая это серьезная проблема для нашей страны – торговля наркотиками на каждом углу, даже в респектабельных жилых кварталах... Даже на игровых площадках для детских садов...

– Протестую, ваша честь!

– Принимается!

Мольтке невозмутимо продолжал свою речь:

– Уверен, что каждый из вас знает, что идет война – война против наркотиков. И многие в правительстве считают себя солдатами этой войны. Возможно, и вы считаете себя таковыми. Но я хочу вам напомнить, что идет уголовный процесс по делу об убийстве первой степени. И хотя вы можете узнать, что у обвиняемой хранилось достаточное количество наркотиков, это не должно довлеть над вами при решении основного вопроса – ее вины в убийстве. Я хочу, чтобы каждый из вас обещал мне, что справедливо подойдет к этой информации, и если вы подтвердите выдвинутые против подзащитной обвинения, то они должны будут основываться на твердых доказательствах: именно она совершила это убийство.

Речь идет о наказании за убийство, а не о желании оборвать звено этой цепи заразы, которая разрушает нашу замечательную нацию...

– Протестую, ваша честь! – вскочив, закричал Бен. – Это искажает ход суда! Советник практически сам дает показания.

– Протест принимается! – кивнул Дерик.

– Я требую, чтобы из протокола заседания было исключено последнее неуместное заявление обвинителя и его инструкции жюри присяжных, возбуждающие неуважительное отношение к обвиняемой.

– Если вы настаиваете!..

"Господи, по крайней мере, он не сказал, "зачем же беспокоиться?"..."

Дерик равнодушно посмотрел на присяжных:

– Вам дается указание не принимать во внимание любые замечания советника, которые будут относиться к недоказанной еще преступной деятельности подсудимой. У вас есть еще что-то или вы кончили? – взглянул он на Мольтке.

Тот понял намек:

– Я кончил, ваша честь.

– Прекрасно. Советник защиты?

Бен вышел к подиуму, просматривая составленный им накануне список вопросов. Так его учили в юридическом училище: он должен избегать вопросов, порочащих свидетелей оппозиции, вопросов, направленных на предварение открытого заявления, и вопросов, которые могли бы расположить жюри в его пользу. Принцип "вуар дир" – "чистой правды" применялся, чтобы определить, являются ли присяжные беспристрастными и справедливыми.

Бен едва дошел до половины своего списка вопросов, как внезапно понял, что внимание жюри присяжных постепенно стало падать. Они пытались рассмотреть наконец Кристину. Он с грустью сознавал, что на добрую половину из них повлияет скорее впечатление от внешности девушки, чем любые доказательства, которые они могли услышать во время процесса.

– Я заметил, как советник обвинительной стороны потребовал от вас дать обещания самого различного толка во время своего допроса по принципу "чистой правды", – в заключение сказал Бен. – Я же собираюсь просить вас только об одном. Позже, во время самого процесса, вы неоднократно услышите от судьи такие фразы, как "презумпция невиновности" и "за гранью разумного сомнения", и он объяснит вам значение этих двух фраз. Пожалуйста, слушайте внимательно объяснение судьи и все время помните, что Кристина Макколл невиновна, пока не доказано обратное, а бремя ответственности при доказательстве ее вины "за гранью разумного сомнения" лежит полностью на обвинении. Все, о чем я прошу вас, – держаться в этих законных пределах. Может ли каждый из вас обещать это мне?

Присяжные дружно закивали.

– А вы, миссис Маккензи, вы можете это обещать?

Почти сразу Бен понял, что совершил ошибку. Нельзя было копировать Мольтке. Вопрос ее поразил, и она растерялась.

– О да... я полагаю, – ответила она в смятении, прикрыв ладонью щеку.

– Спасибо.

Он решил не повторять ошибку и ни к кому больше не обращаться.

– Спасибо и вам, советник, – произнес Дерик. – Обеим сторонам даю на совещание десять минут, после чего прошу советников проследовать в кабинет судьи, чтобы высказать свои индивидуальные возражения против состава присяжных.

В общем и целом могло быть и хуже. Бену удалось отвести трех пожилых женщин, включая миссис Маккензи. Мольтке отвел троих мужчин по причинам, которые Бену не удалось понять. Вероятно, они не прореагировали нужным образом на его обаятельное притворство.

Дерик призвал к открытым заявлениям. Первым к ложе, где сидели присяжные, прошел улыбающийся Мольтке. Дерик прокашлялся и пальцем указал ему на подиум.

– Конечно, ваша честь, я забыл, где мне следует находиться. – И Мольтке вернулся на подиум.

Еще новая уловка из бездонного мешка всевозможных трюков! Он прошел вперед поближе к присяжным, чтобы напомнить им, что он один из них, такой же, как они. Бен знал, что у него ни разу за время заседания не возникнет возможности подойти к ним настолько близко.

– Была темная безлунная ночь, – начал Мольтке, сразу задавая тон настроению слушателей. – Большинство населения Тулсы еще мирно спало в своих постелях. Тишина и покой. И вдруг тишина ночи была разбита вдребезги, – для убедительности он затопал по подиуму каблуками, – внезапным взрывом насилия.

Бен старался не отвести взгляда от этого фигляра. Он ненавидел адвокатов, которые считали себя Эдгаром Алланом По.

Ненавидел, когда простое, холодное, беспристрастное перечисление фактов превращалось в "Падение дома Ашеров".

– Леди и джентльмены, сами факты докажут вам, что ранним утром обвиняемая, Кристина Макколл, взяла пистолет своего любовника и убила его в упор, четыре раза выстрелив в голову. Чтобы его убить, достаточно было и одного такого выстрела. Так нет же, эта женщина стреляла не единожды, а четыре раза! Это та самая женщина, которую, как будет доказано дальше, агенты ФБР найдут у тела убитого, а свежие отпечатки ее пальцев обнаружат на рукоятке пистолета. И эта женщина при аресте произнесла слова: "Я его убила!"

Возражать ему не имело смысла. Заявление было спорным, но Мольтке все время повторял "как покажут факты", что в общем-то держало его в пределах открытого заявления. Дерик мог постановить, чтобы присяжные сами решали, справедливо ли сделанное открытое заявление. Нет, Бен собирался попридержать свои протесты до того момента, когда это будет совершенно необходимо.

Мольтке продолжал в том же духе еще минут двадцать, рисуя Кристину отвратительной проституткой; он напрямую связал убийство с контрабандой наркотиков и организованной преступностью, попутно пробуждая общие симпатии к несчастной вдове, которую предали. Он показал пальцем на сидевшую на галерее Марго, которая впервые сняла темные очки, чтобы все видели ее убитое горем лицо. Интересно, это он сам посадил ее в первом ряду? Вполне вероятно.

Мольтке прохаживался взад-вперед, продолжая рассуждать: то ли убийство произошло после ссоры между любовниками, то ли Кристине нужны были припрятанные Ломбарди наркотики и ссоры вообще могло не быть. Впрочем, это не имело значения. Оба мотива преступления не противоречили друг другу.

Бен наблюдал, как присяжные следили за словами, жестами и сменой выражений лица Мольтке. Он завладел их вниманием.

Когда он наконец кончил, на подиуме его заменил Бен. Он подумал, что ему надо произвести впечатление, используя силу "голоса разума", он будет говорить о реальных фактах в спокойной манере, без всех дешевых трюков Мольтке.

– Леди и джентльмены, господа присяжные! – начал он. – Все, что сейчас рассказал вам советник обвинения, можно и должно подвергнуть сомнению. Сейчас вы услышите доказательства, опровергающие каждый ранее высказанный аргумент. А господин судья предложит вам прийти к окончательному решению, основываясь на этих доказательствах, а не на том, о чем вам тут рассказывал обвинитель. Прошу вас внимательно отнестись к представляемой информации и помнить о том обещании, которое вы дали мне ранее.

На него удивленно смотрел мистер Стивене: обещание? О да, что-то было... Вот только в чем суть?

Бен мог с уверенностью сказать, что Стивене не помнил этого. Интересно, хоть кто-то из них помнил?

Бен слегка прошелся по фактам, изложенным Мольтке, рассказал о том, что Кристина в действительности отрицала свою вину, дал свое объяснение фактам. Рассказал о судебных доказательствах, результатах медицинских анализов и вскрытия, о баллистической экспертизе и о результатах анализов, отрицавших применение лекарственных препаратов и наркотиков.

Факты, только факты. Все мелкие детальки, о которых умолчал Мольтке. Тактика оказалась верной – он почувствовал, что вновь овладел вниманием присяжных. Но ненадолго. Он их раздражал. Конечно, им больше нравился Мольтке. Мольтке давал ожидаемое. Благодаря ему процесс становился так же интересен, как детективные серии по телевизору, а Бен превращал его в некую судебную алгебру.

Они стали позевывать, смотреть на настенные часы, переговариваться, наклоняясь друг к другу, но он ничего не мог с этим поделать Он придерживался заранее составленного сценария и не умел импровизировать, как Стефан Кинг, меняя текст, и все ради одного – привлечь внимание присяжных. Бен кончил свое заявление и перешел к фамилиям свидетелей защиты, но его перебил Дерик:

– Извините, советник. – Дерик зевнул. Спасибо судье. – Боюсь, что ваше время истекло.

– Истекло? Не думал, что судебная процедура ограничивает адвоката временем при произнесении открытого заявления.

– Ну, обычно этого не происходит, но... – Несколько присяжных понимающе улыбнулись. – Постарайтесь, короче говоря, закруглиться, согласны?

Бен мог бы поспорить, но, увы, это было бесполезно. Присяжные слишком явно держали сторону Дерика. Он быстро прочел фамилии свидетелей и вернулся к столу защиты. Кристина смотрела прямо перед собой, была напряжена, но своих чувств явно не выражала, как он ее учил. Но Бен-то видел собравшиеся у глаз морщинки, слабое дрожание рук. Она много раз работала в этом зале суда, гораздо чаще Бена. Она понимала, кто выигрывает, а кто проигрывает.

– Прекрасно, – произнес Дерик, бросая в рот еще одну таблетку. – Обвинитель, вызывайте вашего первого свидетеля.

 

Глава 34

– Соединенные Штаты Америки вызывают Джеймса Эбшайра!

Бен был удивлен. Процедуру явно изменили. Эбшайр появился в синем спортивном пиджаке, брюках цвета хаки и темном галстуке – стандартная одежда государственного служащего. Внушительным, громким голосом он повторил присягу. Мольтке прочел вслух его биографию, остановившись на его квалификации и опыте; перечисление его дипломов и мест работы делало Эбшайра похожим на Гувера 1990-х годов. Диплом Джорджтаунского университета, первым окончил класс в Куантико, младший агент в нескольких важнейших расследованиях. Далее рассказывалось, каким образом ФБР вышло на так называемую тулсскую связь, подразумевалось, что наркотики поступали в Оклахому из Южной Америки на небольших самолетиках.

– Вы знаете человека по имени Тони Ломбарди? – спросил Мольтке.

– Да, – ответил Эбшайр ровным голосом, никак не выдававшим, что у свидетеля есть личная заинтересованность в исходе этого дела, – мистер Ломбарди занимался ввозом в страну попугаев и других редких птиц из Южной и Центральной Америки.

– А почему вы этим заинтересовались?

– Торговцы наркотиками часто пользуются легальными каналами для доставки запрещенных товаров. Мы предположили, что мистер Ломбарди использует свой бизнес, чтобы привозить в страну кокаин и другие наркотики. Ввозимый им товар – птиц – мистер Ломбарди передавал потом другой компании для распространения в Соединенных Штатах, – тут он сделал паузу и посмотрел на присяжных, – во главе этой компании стоит человек по фамилии Альберт Декарло.

Бен заметил, как расширились глаза у присяжных. Смысл этого маленького трюка ясен: "вина по ассоциации", "вина по общности идей".

– Вы знаете обвиняемую, мисс Кристину Макколл?

– Знаю.

– Как вы впервые с ней встретились?

– Во время расследования дела Ломбарди. Мисс Макколл была его... – Эбшайр умолк, как бы давая возможность присяжным самим подобрать нужный эпитет. Но к моменту, когда он закончил фразу, было уже не важно, какое слово он употребит, – его особого рода другом.

– Эта дружба носила романтическую окраску?

– Полагаю, да. Они встречались в то время, когда она работала на одну из местных юридических фирм, но их отношения перешли за границы чисто профессиональные.

Присяжные уставились на Кристину. Слава Богу, что ему удалось удалить миссис Маккензи из состава жюри.

– Расскажите нам, пожалуйста, что произошло в ночь на понедельник, первого апреля?

– К нам поступила информация о том, что в понедельник ночью должна прийти большая партия наркотиков. Мы не смогли точно выяснить, где произойдет ее передача из рук в руки. Мы надеялись провести Ломбарди до места доставки или по крайней мере стать свидетелями передачи партии наркотиков.

– И что вы предприняли?

– Мы следили за Ломбарди. Он оставался один в своем офисе до полуночи. Затем покинул офис, и мы сопровождали его до квартиры. Он вошел в нее, – еще один многозначительный взгляд в сторону жюри, – и больше, увы, не вышел. Во всяком случае, живым.

– Вы слышали выстрелы?

– Нет. После того как Ломбарди вошел в свой дом, мы вернулись в нашу штаб-квартиру, чтобы взять ордер на обыск. От часа ночи до двух, когда наступила его смерть, ни один из наших агентов...

– Протестую! – вскочил Бен. – Он не может знать точного времени смерти. Он не коронер!

– Протест поддерживается, – произнес Дерик, всем своим видом показывая, что Бен для него "досадная зубная боль" – придирается по пустякам.

– И что случилось дальше? – спросил Мольтке.

– Не сочтите мои слова за упрек суду, но иногда колеса правосудия крутятся слишком медленно. Около двух часов ночи мы вернулись с разрешением на обыск и вошли в квартиру.

– Вы лично отвечали за обыск в квартире Ломбарди?

– Да. И я шел впереди своих агентов. Я был там первым.

"Какой героический поступок. Эдгар Гувер стал Теодором Рузвельтом!.."

– Что же вы увидели в квартире?

Несколько присяжных наклонились вперед: сейчас начнется самое интересное.

– В гостиной было темно, светился лишь голубой экран невыключенного телевизора. Я включил свет и увидел обвиняемую, Кристину Макколл, наклонившуюся над телом Ломбарди.

На полу, в нескольких дюймах от ее правой ноги, лежал пистолет. Увидя нас, она в панике закричала, как будто ее поймали на месте преступления.

– Протестую! – вскричал Бен. – Требую вычеркнуть из протокола!

– Протест принимается, – ответил Дерик. – Свидетель, придерживайтесь фактов.

Это была лишь легкая пощечина. Дерик старался держать документы чистыми, выступая против обвинения только тогда, когда явно обязан был это сделать. Но при этом давал понять присяжным, что никому не позволит за столом защиты вести себя вольно.

– Мистер Стенфорд и я, мы вместе осмотрели тело Ломбарди. Сомнений не оставалось: он был мертв – весь череп разворочен...

– Протестую!

– Да, да. Мы знаем, – тут же отреагировал Дерик. – Не коронер. Принимается. Давайте двигаться дальше, джентльмены.

– Так, что вы сделали дальше?

– Я потребовал, чтобы обвиняемая была взята под стражу.

– Она оказала сопротивление?

– Ну... Она... не совсем шла навстречу... Конечно, мы привыкли справляться с подобными ситуациями.

"Да уж, конечно. Но ты на самом деле не ответил на заданный вопрос, не так ли? Хотя сумел у всех оставить ясное впечатление того, что она оказала при аресте сопротивление".

– Я обыскал ее, потом надел наручники. Вот тогда-то она и сделала свое заявление.

Мольтке изобразил на лице удивление – опять игра для присяжных:

– Заявление? Какое заявление?

– Она сказала, и это были ее собственные слова: "Я его убила".

– Вы уверены в том, что она именно так сказала?

– Совершенно уверен.

– И вы ничем не спровоцировали подобное заявление?

– Нет, я этого не делал. – Он повернулся лицом к присяжным. – У меня не было на то времени. Честно говоря, было совершенно очевидно, что она его убила. Мне не нужно было ее признание. Она добровольно его сделала.

– Протестую, ваша честь!

– Хорошо, ваша честь, – сказал Мольтке. – Я снимаю последнюю фразу. Вы можете назвать другие доказательства вины мисс Макколл?

– Да. Только на прошлой неделе...

– Я опять протестую, – заявил Бен. – Это касается моего ходатайства по поводу событий прошлой недели.

– Мистер Эбшайр был лично вовлечен в расследование инцидента, происшедшего на прошлой неделе?

– Нет, – признал Мольтке, – не был.

– Тогда лучше, если он не будет давать о нем показания, – вставил Дерик. Он все время боролся с собой, стараясь действовать в духе правил.

– Согласен, ваша честь. У меня больше нет пока вопросов, ваша честь.

– Прекрасно. И разрешите вас поблагодарить, мистер обвинитель, за ваш краткий, четкий допрос свидетеля. Могу только надеяться, что адвокат защиты будет солидарен с вами.

Бен повторил все пункты, на которых он делал акцент во время предварительного слушания: на том, что Эбшайр не видел Кристину, державшую в руке пистолет, что он не нашел у нее наркотиков и в квартире Ломбарди – тоже, что у нее не было найдено личного оружия. Но ему было ясно: присяжным Эбшайр понравился.

– Итак, вы не нашли никакого оружия у моей клиентки, правильно? – Бен старался сделать образ Кристины более человечным, приблизить ее к присяжным как реального человека. Он все время называл ее по имени, а не по фамилии, а к свидетелям обвинения обращался только по фамилии.

– Действительно, мы нашли на полу, рядом с ней, пистолет.

– Но вы не знаете, действительно ли она пользовалась этим пистолетом, правильно?

– Разумеется знаем. Ведь на рукоятке пистолета были ясно видны отпечатки пальцев, которые принадлежали Кристине Макколл.

Бен мог бы потребовать обжалования этого заявления; Эбшайр не был судебным экспертом, но очевидное рано или поздно обнаружится – у него был на уме другой план атаки.

– Давайте обсудим это, мистер Эбшайр. Итак, вы говорите, что на пистолете были отпечатки пальцев Кристины?

– Именно так.

– Но разве ФБР не произвело парафиновый анализ?

– Возражаю, ваша честь, – встал Мольтке. – У нас есть эксперт, который сообщит об этом позже.

– Именно этот свидетель первым открыл дверь, – настаивал Бен. – Он сам включил акт наличия отпечатков пальцев в свои показания. Теперь я имею право провести перекрестный допрос по этому аспекту.

– Я разрешаю провести ограниченный перекрестный допрос по показаниям свидетеля, – вздохнул Дерик.

– Спасибо, ваша честь. – Бен вновь повернулся к Эбшайру. – Итак, был ли произведен парафиновый анализ на руках Кристины?

– Полагаю, что был.

– Можете вы объяснить присяжным, что такое парафиновый анализ?

Эбшайру пришлось это сделать с большой неохотой.

– Итак, выявил ли парафин следы частичек нитратов на ее коже?

– Нет, не выявил.

– Разве это не доказывает, что она не убивала Ломбарди?

– Очевидно, на ней были перчатки.

– Действительно. Скажите мне, Эбшайр. Если на ней были перчатки, то каким же образом оказались ее отпечатки на рукоятке пистолета?

Эбшайр на минуту смешался:

– Я... я полагаю, она, должно быть, позже сняла перчатки.

– Понятно. Хотя она оказалась достаточно хитрой, чтобы надеть перчатки, когда стреляла из пистолета, позже она их сняла и оставила свои отпечатки на пистолете.

– Что-то вроде этого.

– Мистер Эбшайр, вы видите в этом какой-то смысл?

Это был типичный вопрос. Карты на стол, господа?

– Убийство часто не имеет смысла, мистер Кинкейд. Особенно в такого рода преступлениях, совершенных во имя страсти. Только в кино вы видите хладнокровного убийцу, который все делает правильно. Мисс Макколл была зла на Ломбарди, эмоционально расстроена. Она не могла рассуждать логично... Она могла так поступить машинально, что позже выглядело нелогичным.

Бен увидел, как несколько членов жюри согласно закивали.

Они были с ним согласны. В сказанном они видели логику, чтобы поддержать их желание осудить...

– Вы действительно нашли у Кристины перчатки?

– Нет. Но я нашел перчатки в платяном шкафу у самого Ломбарди.

– Значит, вы полагаете, что после убийства Ломбарди эмоционально расстроенная женщина сняла перчатки и аккуратно положила их обратно в шкаф, а потом взяла в голые руки пистолет?

– Я не знаю, пользовалась ли она теми перчатками. Я просто утверждаю, что это было вполне вероятно. Она могла спустить использованные перчатки и в туалет. Такое раньше случалось.

И снова закивал кто-то из присяжных. Бен понял, что пора наступать.

– Мистер Эбшайр, вы упомянули так называемое признание, сделанное Кристиной.

– Да, правильно.

– Вы помните, мы это уже обсуждали на предварительном слушании?

– Да, помню.

– Вы тогда признали, что сказали нечто, спровоцировавшее Кристину на подобное заявление.

– Я сказал, что я мог что-то сказать. Мог и перепутать.

Честно говоря, вы меня застали врасплох. Я не помню точно.

Но с того момента у меня была возможность подумать и поговорить со своим начальником, мистером Стенфордом, который тоже при этом присутствовал. А теперь я уверен. Я ей не сказал ни слова. Она сделала заявление совершенно добровольно.

– Итак, вы сегодня меняете свои показания.

– Я ничего не меняю, – улыбнулся присяжным Эбшайр. – Просто я раньше плохо помнил. Теперь помню хорошо. Ее заявление не было спровоцировано...

"И ты ничего не сможешь сделать, чтобы доказать обратное, – как бы услышал Бен непроизнесенные слова Эбшайра, – если не заставишь свою подзащитную выйти и дать показания. А этого ты как раз и не захочешь". Мольтке и Эбшайр, прослушав аргументы Бена во время предварительного следствия, вместе придумали хитрый способ спасти свою версию.

– У меня нет больше вопросов, ваша честь, – сказал Бен с сожалением и вернулся к своему столу.

– Будете повторно проводить прямой допрос?

– Не вижу необходимости, – ответил Мольтке.

Дерик в ответ улыбнулся, видимо согласный с его решением.

– Хорошо, мистер Эбшайр, благодарю вас за данные показания. Вы свободны. Господин обвинитель, вызывайте вашего следующего свидетеля.

 

Глава 35

– Соединенные Штаты вызывают офицера полиции Джона Томпкинса!

Томпкинс, неожиданный свидетель предварительного слушания, вышел на допрос в полной форме. Если присяжным понравился Эбшайр, то этого парня они просто будут обожать, подумал Бен. Трудно придумать более прямолинейного, похожего на стрелу субъекта.

Мольтке представил Томпкинса и прошелся по его послужному списку, до и после того, как он стал полицейским. Постепенно они перешли к тому моменту, как его вызвали в квартиру Кристины по поводу взлома. Он описал свой первый разговор с Кристиной, обыск в ее квартире, рассказал, как он нашел кокаин в кукле Бетти Буп.

– На пакете с наркотиком была указана фамилия или какая-нибудь идентификация?

– Да, внутри пластикового пакетика находилась полоска бумаги с напечатанной фамилией Ломбарди.

– Исходя из многолетнего опыта вашей работы, вы можете сделать какой-нибудь вывод относительно этой бумажки с фамилией?

– Ну, вывод очевидный – этот наркотик был частью общего груза наркотиков, уже полученного или готового к отправке человеку по фамилии Ломбарди.

– Вы можете нам описать, каким образом этот наркотик мог попасть к мисс Макколл?

– Протестую, – заявил Бен, – называю это спекуляцией.

– Хорошо, – согласился Мольтке. – Отзываю вопрос. Полагаю, присяжные сами способны сложить два плюс два.

"Да, – подумал Бен, – особенно если ты это сделаешь за них".

– Через сколько дней после смерти Ломбарди это произошло?

– Через три дня.

– Значит, через три дня после того, как был убит Ломбарди, мисс Макколл дома имела наркотик, который, вероятно, был доставлен в ночь убийства. Томпкинс, исходя из опыта вашей многолетней работы, может человек, имея средний уровень интеллекта, избавиться от наркотика?

– Легко, – ответил Томпкинс. – Мне неприятно это признавать, но в Тулсе есть много мест, где продаются наркотики.

Полиция не может их все обезвредить. Каждый, кому понадобится наркотик, может легко достать его.

– Этот кокаин – дорогое вещество?

– Очень дорогое.

– Итак, вы, офицер, были в квартире обвиняемой, вы можете судить – она богатый человек?

– Протестую! – закричал Бен.

– Отклоняется! – И Дерик махнул свидетелю в знак того, что он может продолжать.

– Нет, я бы этого не сказал. Все кругом указывало на низкий уровень ее дохода.

– Думаете, высокое качество найденного кокаина могло бы значительно улучшить ее жизненный уровень?

– Я опять протестую, ваша честь!

– Думаю, мы вашу точку зрения поняли, господин обвинитель, – сказал Дерик.

– Очень хорошо, ваша честь. Больше у меня нет вопросов.

Бен знал, что ему надо действовать осторожно. Присяжным может не понравиться резкое обращение с Томпкинсом. Да и тот ведь просто выполнял свою работу. Надо его тихонько отставить, не черня его личность и компетентность.

– Офицер Томпкинс, вы заявили, что пакетик с наркотиком, якобы найденный в квартире Кристины, имел внутри полоску бумаги с фамилией Ломбарди, правильно?

– Да, это так.

– Не кажется ли вам это несколько необычным?

– Не знаю, что вы имеете в виду.

– Хранение наркотиков причисляется к преступным деяниям, не так ли?

– Да.

– Но ведь обычно люди не поступают так, не пишут "это моя доля нелегальных наркотиков", – не так ли?

– Возможно, ярлык был приложен поставщиком.

– А зачем вдруг поставщику может понадобиться ярлык?

Разве он сам не несет уголовной ответственности?

– Безусловно несет.

– И если бы Ломбарди поймали, то поставщика судили бы за это наравне с ним, не так ли?

– Именно так это часто и происходит. Мы должны понять, что здесь мы обсуждаем не ученых-ракетчиков, а контрабанду наркотиков.

"Счет один-ноль в пользу офицера Томпкинса".

– Хорошо, господин офицер, а до этого случая вам приходилось хоть раз видеть подобный ярлык?

– Нет, – признался Томпкинс.

"Аллилуйя! Теперь давайте поговорим об этом пакете кокаина из мягкой куклы".

– Когда вы увидели куклу, она была еще целой?

– Нет. Были повреждены все куклы. Из всех была вынута сердцевина.

– Это странно. Зачем кому-то понадобилось разворотить столько мягких игрушек?

– Может быть, это противники организации Ломбарди искали спрятанные наркотики?

– И каким же это образом члены враждебной организации знали, что надо искать наркотики в мягких игрушках?

– Квартира была полностью разгромлена.

– Скажите мне, господин офицер, если эти противники искали наркотики в игрушках и рвали их во время поисков, то почему же они не нашли и не взяли с собой этого пакетика?

Наступила пауза. Между бровями у Томпкинса появилась морщина. Безусловно, он и сам раньше задавал себе этот вопрос, и его это тревожило. Наступившую внезапно тишину нарушил Дерик:

– Советник, я считаю, что подобный вопрос можно назвать спекуляцией. Давайте продолжать!

Бен медленно повернулся к судейской скамье:

– Прошу меня извинить, ваша честь. У вас есть возражения?

– Нет, – ответил Дерик, бросая быстрый взгляд на Мольтке, – хотя необходимость в этом очевидна. Думаю, обвинитель был просто вежлив. Суд действует осмотрительно, ограничивая спекулятивные показания. Продолжайте!

Бен уставился на него, не в силах произнести ни слова.

– Я сказал, продолжайте, советник.

Бен закрыл свою тетрадь для заметок:

– У меня больше нет вопросов, ваша честь. Кроме того, который вы мне не дали задать.

Дерик пристально посмотрел на него, но промолчал. Так как не поступило просьбы повторно провести прямой допрос, свидетель сошел вниз.

– Это был длинный день, – сказал Дерик, – и мне не хотелось бы нагружать присяжных слишком большой информацией. Мы переносим наше заседание на завтра, на девять часов утра, и начнем его со следующего свидетеля обвинения.

С этими словами он ударил судейским молотком по столу.

 

Глава 36

Бен дождался, когда в здании не осталось никого, кроме охраны. У него было еще много работы: подготовиться к завтрашнему утреннему заседанию, узнать, как держится Кристина, встретиться с родителями Волка. Но прежде всего – нужно поговорить с Дериком.

Дерик все еще был в своих апартаментах, занимался административными делами, звонил кому-то. Бен решил дать ему возможность передохнуть, сделать свои дела и хлебнуть виски из тайной бутылки, которую он держал в нижнем ящике стола.

Стоя за дверью, Бен слышал, как Дерик набирал номер телефона.

– Луиза? Привет. Да, я все еще здесь... Не знаю, наверное, вернусь домой через час... Ну конечно, я работаю, сегодня у меня начался процесс. Ради Бога, где еще я могу быть? Послушай, Луиза, мне совершенно наплевать, что ты там подозреваешь! Я весь день был в суде, и ты должна или примириться с этим, или... Да, и ты тоже иди к черту! – Дерик швырнул трубку, слышно было, как он тихо выругался.

Бен решил дать ему еще несколько минут, чтобы остыть.

Когда стрелка наручных часов пробежала два оборота, Бен заглянул в комнату.

Выглядел кабинет полупустым, хотя справедливости ради надо сказать, что он всего восемь месяцев принадлежал Дерику. На стене красовался диплом хозяина об окончании юридического факультета Гарварда – любой входящий видел его в первую очередь.

Под дипломом на стене распростерлась в полете гордость Дерика – большое набитое чучело рыси.

Бен постучал в приоткрытую дверь:

– Извините, судья.

Он застал Дерика в процессе разжевывания еще одной таблетки.

– Кинкейд? Что вы тут делаете, черт побери?

– Не мог бы я отнять минуту вашего времени?

– Мольтке в соседней комнате?

– Нет, он уже ушел. Может быть, на пресс-конференцию.

Дерик выпрямился:

– Вы хотите иметь со мной односторонний разговор? В отсутствие представителя противоположной стороны? Вы знаете, что это запрещено законом?

– Это разговор не о нашем деле. Ну, может быть, лишь слегка касается. Я не буду говорить ни о судебных доказательствах, ни о вопросах законности.

Дерик сделал еще один глоток виски из бутылки, запив еще одну таблетку:

– Тогда чего же вы хотите?

– Я хочу вас просить... хочу просить вас, правда... перестаньте переносить вашу ненависть ко мне на мою клиентку.

Если бы на линии огня находился я один, то я бы не жаловался. Но ведь в петле голова другого человека, и несправедливо, что она вот-вот затянется только потому, что вы держите за пазухой камень против меня.

Дерик уставился на Бена, приоткрыв рот от изумления:

– Я просто не могу поверить... Вы действительно полагаете, что можно оказать влияние на мои суждения?

– Давайте не будем играть в эти игры. Вы выносите решение против меня в любой важный для меня момент. И даже когда вы время от времени кидаете мне кость, вы ясно даете понять присяжным, что делаете это неохотно... Присяжные легко разбираются в таких вещах и мгновенно принимают идущий от судьи сигнал. Ваши сигналы означают только одно – приговор, признание виновности подсудимой, если он не ослабит хватку.

– Просто не верю своим ушам. Уже достаточно того, что вы ворвались ко мне, неэтично требуя одностороннего разговора.

Но вы к тому же использовали это время, чтобы обвинить меня в юридической непригодности самого худшего толка.

– Образец вашего правления совершенно ясен...

– Вам не приходило в голову, что мое правление оборачивается против вас, потому что у вас вшивое дело! – закричал Дерик. – Прошу исправить: сочетание вшивого дела и того, что вы вшивый адвокат.

– Это ничем не мотивировано!

– Это правда, черт побери, вы, несчастный нытик! – Он полез в ящик стола и вытащил из него коробку с таблетками. – У меня были и более тяжелые времена, вся эта неделя трудная. Мне не привыкать.

– Послушайте, Дерик...

– Нет, это ты меня послушай, Кинкейд. – И он съел еще одну таблетку. – Тогда, у Рейвена, я старался с тобой сработаться. Бог тому свидетель, я старался. Но я уже тогда понимал, что из тебя не получится ничего стоящего, и я был прав.

У тебя кишка тонка для этого. Я говорил, что тебе надо учиться работать, да весь этот разговор тому доказательство.

– Все, что вы делаете, несправедливо...

– Заткнись и слушай. Ты тогда скулил и сейчас скулишь.

Хорошо, сегодня в зале суда тебе пришлось принять несколько ударов. Ничего, бывает. Возвращайся к себе в офис и получше подготовься к завтрашнему дню. Вместо этого ты приперся в личные комнаты судьи, жалуешься, пользуясь отсутствием противоположной стороны.

– Это не оправдывает...

– Весь этот разговор неправомерен, Кинкейд! Ты нарушил все мыслимые правила этики.

– Назовите хотя бы одно из них!

Дерик сжал зубы:

– Тебя нельзя было принимать в ассоциацию юристов. Я был прав еще тогда, у Рейвена, моя правота очевидна и сегодня.

– Так вот в чем корень зла?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду фирму "Рейвен, Такер и Табб". Год назад.

Фиаско с "Сангвин интерпрайз".

Дерик промолчал.

– Вы потеряли клиента и в своем несчастье обвинили меня.

За что я и был уволен.

Дерик сплюнул в сторону.

– Вас не удовлетворил ущерб, который вы мне нанесли? Я потерял работу в большой фирме. Вот уже целый год, как я предоставлен сам себе, едва свожу концы с концами. Вы еще не отомщены? Не слишком ли большое наказание за одного клиента?

Дерик долго молчал. Он сидел в своей любимой позе – ладони перед грудью, пальцы тесно переплетены.

– За всем этим стоит гораздо большее, – наконец произнес он.

– В каком это смысле?

– Во-первых, я потерял клиента. Потерял огромные деньги! – Он протянул руку и стал шарить по столу в поисках пачки сигарет. Не найдя их, продолжал говорить: – Дело с компанией "Сангвин" было первым событием в длинной цепи последовавших неприятностей. Полагаю, вы знаете даже по вашему короткому служению в компании "Рейвен...", что я был не самым популярным держателем акций фирмы. Черт, когда ты лучший работник, то вдруг оказываешься не самым популярным, – засмеялся Дерик.

Бен мог бы назвать еще несколько причин его крайней непопулярности.

– Но они не смели меня тронуть, потому что за мной стояли серьезные клиенты, пока не появился ты. За последние годы я потерял несколько клиентов, но не очень крупных.

Когда же "Сангвин" забрал от нас свои дела и передал их "Коннеру и Уинтерсу", то оказалось, что это начало моего конца. Другие клиенты прослышали о случившемся и тоже ушли из нашей фирмы. Плохой сценарий для адвоката – когда уходит больше клиентов, чем появляется новых. Вскоре их у меня осталось так мало, что держатели контрольного пакета акций сказали мне твердое "нет".

– Извините, – произнес Бен. – Я этого даже не подозревал...

– Я хотел переехать обратно в Филадельфию, но Луиза, конечно, отказалась. Сослалась на то, что мы не можем выдергивать из привычного окружения наших детей, и прочую глупость. Ей ведь совершенно наплевать на мои проблемы. Лишь бы кто-то платил за нее каждый месяц по кредитной карточке "Виза"! Не одолжите ли мне одну сигарету?

– Я не курю.

– Ну конечно же. Все еще боретесь за звание святого...

Он глубоко вздохнул и продолжал:

– Фирма дала мне четыре месяца, чтобы я мог подыскать хорошее место. Дерьмо! Когда вы уже работали на лучшую фирму города, куда можно устроиться?

– Я по себе знаю, что это такое, – бесстрастно сказал Бен.

– Открылась возможность в Северном округе, и я согласился принять тут пост судьи.

Бен не смог скрыть удивления:

– Вы хотите сказать, что не довольны, получив такой высокий пост в федеральном суде? Большинство юристов готовы пойти на преступление, чтобы получить подобное место!

– Вы знаете, сколько я здесь получаю?

Бен отрицательно покачал головой.

– Меньше половины того, что я получал в фирме. Но самое худшее – я должен торчать здесь ежедневно и слушать споры этих ослов, некомпетентных псевдозаконников, не обладающих одной десятой моих способностей. Но меня вывели из игры, Кинкейд! Меня пустили по запасной дорожке, и мне сдается, что все это произошло по вашей вине, идиот несчастный! Это все ваши дерьмовые дела! – В лицо Бену полетели брызги его слюны.

Бен стоял, не в силах промолвить ни слова. Все оказалось много хуже того, что он ожидал. Невероятно, ошеломительно хуже.

– Я все же надеюсь, вы будете справедливы к моему клиенту, – промямлил Бен.

– Убирайтесь вон из моих комнат! – И Дерик запустил в него карандаш.

– Я считаю, что она невиновна, я действительно так считаю!

– Я сказал, убирайтесь вон!

– Но...

– Мне позвать бейлифа? Хотите получить удовольствие и провести ночь в тюрьме?

Бену очень не хотелось уходить на такой ноте, но у него не было выбора. Он вышел, прекрасно понимая, что он не достиг ничего. Наоборот, бурливший внутри гнев Дерика теперь вырвался на поверхность. Дело Кристины и так выглядело далеко не лучшим образом, теперь оно казалось безнадежным. Да и его личные перспективы были не лучше.

 

Глава 37

Следующее утро оказалось не лучше предыдущего. Показания судебной экспертизы так же не интересовали в суде никого, как и на предварительном слушании. Эксперт по дактилографии еще раз подтвердил наличие отпечатков пальцев Кристины на рукоятке пистолета и на вещах в квартире Ломбарди. Бен еще раз напомнил, что парафиновый тест оказался полностью отрицательным. И ничего! Эксперты по волосам и тканям давали противоречивые показания. Обвинение не вызвало своего следующего свидетеля. Эксперт по баллистике утверждал, что выстрелы, разнесшие вдребезги череп Ломбарди, были сделаны из пистолета, на котором были отпечатки пальцев Кристины, и что стреляли в упор. Мольтке, конечно, предположил, что столь близкая стрельба могла только означать, что стрелял друг или любовница. Бен предложил во время перекрестного допроса несколько иных возможностей (например, если кто-то целится вам в голову, он, вероятно, может подойти так близко, как захочет).

Бен старался избегать всякого контакта с Дериком, даже не встречаться глазами. Дерик тоже не обращался к нему напрямую, но было ясно, что он не забыл вчерашнего разговора.

Каждый раз, когда он смотрел на Бена, у него каменело лицо.

После полудня Мольтке вызвал коронера, доктора Корегаи.

Бен его помнил по предыдущим делам, годичной давности. С тех пор он не стал мягче. Короткими рублеными фразами Корегаи объявил, что Ломбарди умер между часом и двумя утра от выстрелов в голову. Невосстановимое ранение черепа. Скорее всего, сказал доктор, Ломбарди умер после первого выстрела.

Насколько понимал Бен, это был конец делу, построенному обвинением. Теперь присяжные были настолько приручены, что ели из руки Мольтке, согласно кивали всякий раз, как он к ним обращался. Однако, к удивлению Бена, Мольтке вдруг встал и вызвал дополнительного свидетеля.

– Ваша честь, Соединенные Штаты вызывают Холдена Хатфилда.

Спад? Охранник из дома Ломбарди? Ну конечно. Чтобы еще раз подтвердить, что Кристина вошла в квартиру задолго до того, как пришел сам Ломбарди. И не ушла, пока он не был убит.

После предварительных вопросов Мольтке спросил:

– Как вы зарабатываете себе на жизнь, мистер Хатфилд?

– Называйте меня Спад. Так меня все зовут.

– Хорошо, Спад. Расскажите о своей работе.

Спад в общих чертах рассказал о своих обязанностях, обрисовав их необычно привлекательными, даже интересными. Рассказал о системе открывания дверей и лифтов, которые он контролировал, рассказал, что посетитель мог войти только через главный вход, подняться на лифте только в случае, если его включал Спад; единственный выход из дома – через боковую дверь на лестницу. Таким образом, он может совершенно точно утверждать, что только четверо поднимались в квартиру Ломбарди той ночью до прихода самого хозяина.

– И кто же эти четверо, Спад?

– Ну, это обвиняемая, мисс Макколл...

– Кто еще?

– Квин Рейнольдс, Клейтон Лангделл и Альберт Декарло.

Как и прежде, упоминание имени крестного отца мафии имело эффект электрического тока. Несколько присяжных, толкая друг друга, показали на галерею. Конечно, он сидел там собственной персоной, на нем было белое пальто, шарф, темные очки, за которыми он прятал глаза даже в комнате. Он находился в зале, а федеральные агенты вовсю старались использовать Винни и прочих мелких дилеров, подцепленных ими утром во вторник, чтобы создать против них дело. Декарло понимал, что его имя будет названо на суде. Иначе – зачем он здесь?

– Но вы не знаете, когда эти люди ушли из квартиры, правильно?

– Правильно. Боковая дверь; ведущая к парковке, открывается изнутри. Большинство посетителей ею пользуются. Я знаю, когда ушла мисс Макколл.

– Почему?

– Потому что я поднялся наверх вместе с ФБР и наблюдал, как они ее вытаскивали из квартиры.

– Итак, подводя итоги, можно сказать, что обвиняемая поднялась в квартиру около десяти часов, до прихода Ломбарди, и находилась там до двух, когда Ломбарди нашли мертвым.

– Да, так все и было.

– Еще пару вопросов, Спад. Можете вы описать состояние обвиняемой, когда она пришла ранним вечером?

– Ну, она была расстроена... рассержена.

– Мы все понимаем, что вы имеете в виду, – сказал Мольтке, подмигнув присяжным. – Есть моменты, из-за которых она могла быть рассержена?

– Думаю, да.

– Пожалуйста, расскажите нам.

– После полудня мистер Ломбарды позвонил мне и сказал...

– Возражаю, – сказал Бен. – Показания с чужих слов.

Мольтке поднял палец:

– Вопрос связан с желанием показать внутреннее состояние обвиняемой во время убийства...

– Полагаю, это правильно, – согласился Дерик. – Отклоняется. Вы можете отвечать на поставленный вопрос.

– Я не помню ее точные слова, что она там сказала, – продолжил Спад. – Мистер Ломбарди позвонил мне и попросил поднять эту женщину на лифте в свою квартиру. Я немного подшутил насчет новой подружки, но он ответил, что я вряд ли ее снова увижу после этой ночи. Думаю, ей должно было достаться от него на орехи.

Бен, взглянув на присяжных, заметил, как переглянулись несколько женщин. Да, и они понимали, что это значит.

– Протестую, ваша честь. Свидетель спекулирует.

– Думаю, он просто описывает происходившее в своей собственной красочной манере. Протест отклоняется!

– Итак, когда обвиняемая поднялась в квартиру Ломбарди, – сказал Мольтке, – она понимала, что с ней могут разделаться. Правильно?

– Протестую, – встал Бен. – Это подсказка свидетелю.

– Ладно, – согласился Мольтке. – Я отзываю вопрос.

"Почему бы и нет? Он уже выразил свою точку зрения".

– У меня все, ваша честь.

– Перекрестный допрос? – спросил Дерик, и по его тону было ясно, что это крайне нежелательно.

Бен не мог представить себе ни единого вопроса, который стоило бы задать Спаду. Тот был не прав, и Бен был в этом уверен, но в его показаниях не было ничего злонамеренного.

Прав он или нет, он не лгал, он говорил присяжным то, что сам честно считал правдой. И Бен знал, что если он станет наседать на Спада, то Дерик сразу заткнет ему рот. Что бы Бен ни сказал, Дерик повернет это против него.

– Нет вопросов, – с неохотой откликнулся Бен. Он чувствовал, что глаза всех присутствующих – репортеров, присяжных, даже Кристины – внимательно следят за ним.

– Обвинение еще имеет вопросы? – спросил Дерик.

– Нет, ваша честь, – ответил Мольтке. – Обвинение отдыхает.

– Очень хорошо. Думаю, на сегодня достаточно. Завтра утром, в девять, защита представит нам свое дело. Заседание закрыто.

Зал ожил. Репортеры повскакивали со своих мест, забив проходы между рядами. Засверкали лампы-вспышки. Мольтке приготовился дать еще одну пресс-конференцию о своем триумфе, о победе справедливости. Несколько репортеров обратились с вопросами к Бену, тот их проигнорировал.

Он чувствовал на себе взгляд Кристины. Она не понимала, да и как она могла это понять? Ее же не было здесь прошлым вечером. Она знала только традиционную мудрость: обвиняемый в уголовном деле выигрывает, разбивая обвинение. Если адвокат защиты не смог ничего поделать к тому времени, как приходится вызывать свидетелей защиты, то уже невозможно изменить мнение присяжных заседателей.

– Нам нужно обсудить... нашу будущую стратегию, – произнесла Кристина.

Бен кивнул. Они начали пробираться к дверям, расталкивая репортеров.

– Кого вы собираетесь вызвать? Вы думаете, у нее есть хоть малейший шанс? Это было убийство из мести? – сыпались вопросы. Не обращая на них внимания, почти ослепнув от света вспышек и удушающего чувства надвигающейся беды, которое сгущалось вокруг них, Бен и Кристина с трудом вырвались из зала суда.

 

Глава 38

Бен вбежал в офис, расшвыряв кур во все стороны.

– Как идет война? – спросил Джонс.

– Неважно. Мы должны завтра представить в суде наше дело, если предположить, что к завтрашнему утру оно у нас будет. Что это такое? – спросил он, показав на коричневый бугор на столе Джонса.

– Миссис Мармелстейн прислала вам фруктовый кекс: Она по телевизору смотрит заседание суда. Решила, что вам нужна ее поддержка.

– Ненавижу фруктовые кексы!

– Все их ненавидят. Однако важно ее отношение к вам.

– Ты прав, конечно. Избавь меня от него. О'кей?

– Будет сделано, босс. Интересно, куры едят фруктовые кексы?

– Меня бы это не удивило.

– Привет, шкипер!

Бен развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел в прихожей Лавинга.

– Привет, шкипер. Как идет великий процесс?

– Дай подумать: судья меня ненавидит, присяжные уверены в том, что Кристина виновна, – у нас нет ни одного доказательства нашей невиновности.

– Могло быть и хуже.

– Как ты можешь шутить?

– Это потому, что он выиграл джекпот!

Бен сел рядом с Лавингом, на котором была та же видавшая виды футболка. Черт подери, его футболка единственная или у него было несколько таких же, подумал Бен.

– Ты достал документы Декарло?

– Ну, достал, – ответил тот, вроде бы иначе и быть не могло. – Я не знал, какие из них важнее, поэтому решил взять все.

Секретарь может выбрать все, что нужно.

– Потрясающе! Как тебе это удалось!

– Черт, оказалось, это весьма непросто. Мне помогли знакомые ребята. Прошлой ночью я ждал этого парня в машине.

Он сперва немного удивился...

– Надеюсь, ты не совершил ничего противозаконного?

– Нет, я ему вежливо объяснил, что для его здоровья будет лучше, если я получу документы Декарло.

– Для его здоровья будет лучше, если Декарло не узнает, что он тебе показал эти документы.

– Так он мне и сказал. Поэтому пришлось ему описать несколько способов, как можно привести в порядок его лицо, не проронив и капли пота. Он ответил, что подумает и постарается достать документы. Я обещал ему, что верну их через двадцать четыре часа. Декарло сейчас волнует ход судебного процесса, пока он ничего не заметит.

– Джонс, сделай копии со всего, что нам может понадобиться.

– Уже сделал, босс. Я уже начал сопоставлять эти документы с документами Ломбарди. Не все совпадает. Много необъяснимых денежных взносов от Декарло – Ломбарди.

Думаю, вам станет понятно, что у Декарло была веская причина убрать Ломбарди. Если бы Ломбарди свалили, следующим стал бы Декарло.

– Это может сработать, – сказал Бен, думая вслух. – Даже если мы не сможем полностью доказать, что Декарло его убил или нанял кого-то, чтобы убить, простое предположение наличия мотивов для убийства и вовлечение такой известной фигуры теневого мира может создать разумные сомнения в вине Кристины.

– Можем мы прислать Декарло вызов в суд для дачи показаний? – спросил Джонс.

– Может быть, уже слишком поздно. Надо учесть, что у него наверняка имеется батальон адвокатов, которые будут стараться аннулировать вызов. Но сегодня я видел его в зале суда.

Может быть, он сделает глупость и появится снова завтра?

Напечатай повестку, датируй ее завтрашним числом, Джонс.

Так, на всякий случай.

– Будет сделано, босс.

– Лавинг, не могу передать, как я тебе благодарен. За все время это первый солидный куш доказательств, который удалось обнаружить. Вполне вероятно, что благодаря тебе удастся сохранить жизнь женщине. Считайте, что мы с тобой квиты.

– Господи, – тихо произнес Лавинг, – я в этой жизни пока еще ничего хорошего не сделал. Никогда этого не забуду. Вы самый лучший человек, шкипер. Абсолютно-чертовски-лучший!

Бен прошел вперед прежде, чем Лавинг успел обнять его за плечи.

– Джонс, я у себя в кабинете. Готовлюсь к завтрашнему заседанию. Меня не беспокоить.

– Покажите им завтра, босс. Будьте как Перри Мейсон!

– О да, – с энтузиазмом поддержал Лавинг. – Люблю эти фильмы. И непременно смотрю повторный показ. Здорово – найти убийцу прямо во время дачи свидетельских показаний.

Клянусь, вы тоже их смотрите, шкипер?

– Нет. Терпеть не могу. Сущее вранье. Ничего подобного в жизни не происходит!

Лавинг выглядел расстроенным.

– Плохо, – заметил Джонс. – Тогда мы можем воспользоваться стилем Раймонда Барра.

– Не возражаете, шкипер, если я воспользуюсь вашим телефоном?

– Конечно пользуйся. – И Бен направился в свой кабинет.

– Босс, – окликнул его Джонс.

– Да?

– Пока суд еще не в самом разгаре, разрешите мне провести свое собственное маленькое расследование на месте преступления?

– Совершенно исключается. Ты мне необходим здесь, нужно сопоставить все документы.

– А что, если я кончу пораньше?

– Тебе повезет, если кончишь к рассвету, а суд начинается в девять утра.

– С вами иногда очень сложно сговориться.

– Уж такие сложные времена.

– Эй, шкипер!

– Послушайте, у меня полно работы! В чем еще дело, Лавинг?

– Ваш телефон. С ним что-то не так.

– Скажи об этом Джонсу. Он отвечает за оборудование.

– Вы меня не поняли. Я звонил тому парню, хотел дать ему знать, что я скоро верну документы...

– Ну и что?

– Послушайте! – Он взял трубку, и Бен услышал отдаленный щелчок, за которым послышался длинный гудок набора номера.

– О'кей, – сказал Бен. – Ну и что?

– Может быть, вы не знаете, что это означает, шкипер, но я-то знаю. – Он опять снял трубку и дал им послушать: щелчок! – Кто-то подключил к вашему телефону прослушивающее устройство.

* * *

Бен сидел за своим письменным столом, пытаясь в который раз прокрутить дело со всех точек зрения. Что он мог упустить?

Какой замечательный вопрос он забыл задать? Он старался перечитать свои заметки во время заседания – пустой номер. Невозможно писать и вести защиту одновременно. Обычно записи делает юридический помощник, но у него никогда такого помощника не было. Если не считать Кристины. Но нельзя же просить обвиняемую делать для него записи во время заседания. Он перебрал в уме все жертвы этого дела: Кристина, Марго, Волк.

Он заставлял себя сфокусировать внимание на плане завтрашних действий. Все дело построено на косвенных доказательствах, но их набралось слишком много! Ни одно из доказательств не было абсолютно неоспоримым, но общий эффект совокупных улик давил на сознание присяжных. Никто не хотел брать на себя ответственность за освобождение предполагаемой убийцы, и Мольтке дал присяжным почувствовать, что, пока они не вынесут осуждающий вердикт, они как бы сами являются соучастниками убийства.

Бен услышал робкий стук в дверь.

– Кто там?

– Это я, Кристина. Могу я войти? – Приоткрыв дверь, она всунула голову в кабинет.

– Я готовлюсь к завтрашнему дню.

– Джонс мне сказал, что ты уже здесь несколько часов.

Может быть, тебе следует сделать перерыв? Господи, ты так плохо выглядишь!

– Спасибо за комплимент.

Тебе нужна хорошенькая девчонка, Бен. Кто-то, кому удастся вырвать тебя из этого состояния.

– Согласен с тобой, но полагаю, в данный момент путешествие на Гавайи будет немножко не ко времени.

– Ну, зачем так сложно? Что-нибудь, что напомнило бы тебе, что в этой жизни самое важное. Тебе нужна высокая соблазнительная блондинка, которая бы запечатлела холодный влажный поцелуй на твоих губах...

Его передернуло от отвращения.

– Брррр, ты что, не знаешь, что адвокаты никогда не целуются в губы? Это может развеять их имидж.

Бен оторвал взгляд от своих заметок:

– Боюсь, я не больно здорово подготовился к завтрашнему заседанию.

– Ты что-нибудь придумаешь, я тебя знаю...

– Стараюсь быть реалистом, Кристина. Наши шансы невелики.

– Глупости. Все могло быть и хуже.

– Теперь ты мне это говоришь. Почему все продолжают мне это повторять?

– Потому что это правда. Ты вытащишь что-нибудь из своей шляпы.

– Я не фокусник, Кристина. Я даже не очень хороший адвокат.

– Не согласна.

– Чувствую себя, словно пытаюсь стать Белой Королевой.

Ну, знаешь, как в книге "Через прозрачное стекло". Каждый день она верила в шесть невозможных вещей. До завтрака.

– Мне кажется, ты сегодня в суде продемонстрировал великолепное мастерство. Бен, я тебе уже сказала, что хотела бы обсудить с тобой стратегию. Я хочу, чтобы ты вызвал меня для дачи свидетельских показаний.

– Совершенно невозможно.

– Почему?

– Пятая поправка к закону существует недаром. Я не хочу, чтобы тебе пришлось через это пройти.

– О, Бен, какой смысл ограждать меня от перекрестного допроса, если, как ни крути, в итоге меня ждет пожизненное заключение или что-то похуже.

– Большинство адвокатов, занимающихся уголовными делами, никогда не дают своим подзащитным возможности давать показания. Это редко помогает и всегда вредит.

– Но у нас нет другого выхода! – У Кристины дрожал голос. – Послушай, Бен, я же опытный работник. Я бывала в конце такого пути и раньше, я знаю, что нам предстоит. Нам нужен безупречный свидетель защиты, а все, что у нас есть, – это я. Воспользуйся мною.

– И не надейся.

– Бен, только на этот раз не старайся все делать сам. Дай мне возможность тебе помочь.

– Кристина, я...

– Бен! Кто здесь клиент?

– Ты, – ответил он, кусая нижнюю губу.

– Кто заказывает музыку?

– Если в этом нет ничего неэтичного, то клиент.

– Прекрасно. Значит, мы договорились. Завтра утром ты меня вызовешь для дачи показаний. Понятно?

Бен кивнул.

Не сиди поздно. Не хочу, чтобы присяжным показалось, что мой адвокат зомби. И еще не забудь накормить свою кошку.

– Я дам ей есть, но это не значит, что она будет лопать.

Кристина ушла. Бен попытался сосредоточиться на своих записях, но ему не давали покоя десятки вопросов: кто подключил его телефон? Тот же человек, что убил Ленни? Тот же, кто за ним следит? Почему сегодня Декарло был в зале суда? В голове крутились тысячи вопросов, не имеющих отношения к процессу. Или все-таки они имели к нему отношение, только он настолько глуп, что не понимает этого? Он пытался выкинуть из головы все, чтобы сосредоточиться на главном. Все сначала! Все отбросить и понять, что же он упустил? Итак, момент истины настанет меньше чем через двенадцать часов!

 

Глава 39

Зал заседания снова был переполнен. Репортеры сгруппировались в первом ряду. Бен увидел Декарло, садившегося позади Марго Ломбарди. Спад тоже был здесь, наверное, оставался на тот случай, если понадобится обвинению. В том же ряду Бен увидел и Квина Рейнольдса. А он что здесь делает?

А позади сел Клейтон Лангделл. В последнем ряду пристроились Стенфорд и Эбшайр. Эбшайр ему даже подмигнул, сукин сын. Он считает, что дело у него в кармане.

И вполне вероятно, что он прав. Бен оставался в офисе за полночь. А придя домой, не мог заснуть и вновь уселся за свои бумаги. Вскочив утром, он сразу же отправился в суд, на ходу думая о том же: где ключ к разгадке всего происшедшего, что может доказать невиновность Кристины? Все напрасно! Истина ускользала от него.

Пройдя по проходу, Бен присел рядом с Декарло.

– Скажите, это ваши люди следят за мной?

– Ну и вопросы вы задаете! А вы видели, кто именно за вами следит? И следят ли?

– Возможно. Не уверен, но так мне кажется.

– И почему вы считаете, что за этим стою я?

– Вы самый подходящий кандидат. Так что вы скажете?

– Вы поверите мне, если я буду отрицать?

– Вероятно, не поверю.

– Ну, так я отрицаю.

– Вы хозяин своих слов.

В комнату вошел бейлиф, за ним следовал судья Дерик. Бен почувствовал, как его заполняет чувство беспомощности. Процесс шел как по накатанному, а он не мог ничего сделать, чтоб переломить его, предотвратить теперь уже очевидный крах жизни Кристины.

Дерик произнес положенные, вступительные слова, проинструктировал присяжных.

– Итак, все предварительные переговоры закончены, – провозгласил он. – Советник, вы готовы продолжить работу?

Бен встал. Он чувствовал, как у него дрожат колени.

– Да, ваша честь.

– Вызывайте вашего первого свидетеля.

Бен почувствовал, как напряглась Кристина. Он попытался что-то произнести, но из его пересохшего горла не вылетело ни звука.

– Мистер Кинкейд?.. – повторил Дерик.

Бен чувствовал всю неловкость ситуации. Он выставлял себя перед всеми в самом дурацком виде.

– Итак, мистер Кинкейд... – Дерик уже не смотрел на Бена, его взгляд был устремлен в дальний угол зала. Что там?.. – Мистер Кинкейд, мне кажется, что это кто-то из ваших людей.

Они пытаются настроить зал на вашу волну.

Да кто же там? Бен оглянулся и увидел Джонса, который старался привлечь его внимание, подняв руку, да, руку с... темными очками.

– Ваша честь, могу я коротко посоветоваться с коллегой, прежде чем вызову своего первого свидетеля?

– Хорошо. Вы можете строить свои обвинения так, как сочтете необходимым. Советуйтесь. Но не больше пяти минут.

Бен быстрым шагом прошел в задние ряды зала заседаний, обходя репортеров, готовых взять его в кольцо.

– Джонс, в чем дело? Я надеялся перехватить тебя у двери...

– Извините, я припозднился. Поэтому – прямо сюда.

– Итак?..

– Босс, я пробыл там всю ночь. Догадайтесь, почему?

* * *

Вместо пяти Бен проговорил целых пятнадцать минут, время, достаточное для того, чтобы убедиться, что все рассказанное ему соответствует действительности. И еще успел забежать в библиотеку и взять нужный ему журнал.

– Мистер Кинкейд, – Дерик картинно поднял глаза, – а мы уж думали, что вы где-то затерялись.

– Извините, ваша честь. – Бен так же нарочито приложил руку к груди. – Как видите, со мной ничего дурного не произошло.

– Уж в этом-то я уверен, – снисходительно бросил Дерик. – Так вы готовы вызвать своего первого свидетеля?

– Да, ваша честь, – спокойно ответил Бен, заметив, как при этом напряглась Кристина. – Защита вызывает Холдена Хатфилда.

Бен искоса взглянул на Кристину, она ответила ему испепеляющим взглядом. И тут поднялся Мольтке:

– Ваша честь, этот свидетель уже давал показания в перекрестном допросе во время заседания следственной комиссии.

Есть ли необходимость заслушивать его вновь?

– Коварный вопрос, – отреагировал Дерик. – Говорите, во время заседания следственной комиссии?

– Именно так, ваша честь, – подтвердил Мольтке. – И вряд ли он сможет сказать что-то новое теперь.

– Но этот человек зарегистрирован в списке свидетелей обвинения, – настаивал Бен. – И нет причин отстранять его от участия в процессе.

– Но, ваша честь... – вскочил Мольтке.

– Я вас понимаю, господин прокурор. Но если я не позволю вызвать свидетеля – это будет явным нарушением... Итак, пригласите мистера Хатфилда.

Спад перегнулся через загородку, лицо его выдавало крайнее напряжение.

– Я могу приступить к даче показаний, сэр?

– Боюсь, что да, сэр.

Пробравшись между рядами, Спад с несчастным видом уселся на свидетельское место. Бен подошел к подиуму.

– Спад, извините, что я снова пригласил вас, но у меня не было другого выхода. Обещаю, что все это не займет много времени. В ваших предыдущих показаниях вы утверждали, что видели четырех людей, входящих в дом Ломбарди в ночь убийства. Это так?

Теперь Бен был уверен, что ведет правильную линию, и уж в этой ситуации Мольтке не сможет ему помешать довести дело до конца. Хотя надеется на совсем иной исход.

– Именно так, – ответил Спад.

– И эти четверо – Кристина, Клейтон Лангделл и Квин Рейнольдс.

– И еще Альберт Декарло, – добавил Спад.

– Вот именно это я и хотел с вами обсудить. Вы уверены, что это был именно мистер Декарло?

– Да, уверен. Что за глупый вопрос? Я ведь видел его до этого тысячу раз. И лично встречал, и по телевидению. Уж я то знаю, как он выглядит.

– Я готов верить вам. Но вы знаете, что сам мистер Декарло отрицает, что входил в дом Ломбарди в ту ночь.

Естественно, а что ему остается делать? – хмыкнул Спад.

По залу пробежал смешок.

– Спад, а как у вас было с глазами в тот вечер?

– С глазами... что-то не совсем вас понял?

– Я говорю о вашем зрении.

– А что о нем говорить? Зрение как зрение...

– А вообще-то оно у вас как? В норме?

– Не возьму в толк, какое это имеет отношение к данному делу.

Бен взглянул на Дерика.

– Разрешите ли вы рассматривать мистера Хатфилда как надежного свидетеля?

– У вас есть возражения? – обратился Дерик к Мольтке.

– Если это способно ускорить процесс, то я не возражаю.

– Итак, Спад, – продолжал Бен, – не поймите меня превратно. Я вовсе не хотел бы загнать вас в угол, но признайтесь: ведь у вас есть склонность к выпивке. Не правда ли?

– Правда. Я частенько выпиваю. Но какой в том грех?

– Случается – и на работе? Правда?

– О чем мы толкуем, сынок? Ты что же – хочешь подвести меня под увольнение?

– Спад, отвечайте на вопрос!

– Так вот мой ответ: нет!

– Спад. – Бен сокрушенно посмотрел себе под ноги. – Утром, после смерти Домбарди, вы находились на работе, так?

И помните, предлагали мне глоточек из фляги, которая была спрятана у вас за поясом.

Спад молчал.

– Интересно, Спад, а что, если сейчас попросить охранника обыскать вас... не нашел бы он ту самую фляжку?

Спад словно вцепился взглядом в перила...

– Случается, я работаю по двенадцать – восемнадцать часов кряду. Для человека в мои годы это не так легко...

– Знаю, – сказал Бен. – И никто вас не осуждает за стаканчик-другой. Но дело в том, что в ночь убийства Ломбарди вы посидели с бутылочкой не один час.

– Может, чуток и выпил, – виновато пробормотал Спад.

– Спад, а от выпивки ваше зрение не слабеет?

– Протестую, – включился Мольтке. – Пусть защита уточнит, может ли выпивка негативно действовать на зрение.

– Теоретически может, – сказал Дерик. – Это возможно.

– Итак, – продолжал Бен, – вполне возможно, что в ту ночь ваше зрение немного ухудшилось. А если учесть, что вы вообще близоруки... Спад, ведь вы близоруки, не так ли?

Лицо Спада напоминало застывшую маску. Он молчал.

– Ну же, Спад. Так вы близоруки или нет?

– Не понимаю, сэр, о чем это вы, – наконец выдавил он из себя.

– Я понимаю вас, Спад, ведь если вы признаетесь, что близоруки, сможете потерять работу. Не только данную, но и вообще работу. Но поймите, суду это очень важно. Помнится, когда мы встретились впервые, вы едва ли не к носу приставляли мою визитную карточку, чтобы прочесть довольно крупный шрифт. Ведь вы близоруки, Спад?

– Нет, – упрямо повторял тот.

– Что ж, давайте проведем небольшой эксперимент...

Бен подошел к столу и вынул из ящика журнал, открытый на странице с какой-то крупной цветной фотографией. Журнал он держал так, чтобы стоящий почти вплотную к нему Спад не видел картинку.

– Как близко, Спад, находился от вас человек, в котором вы признали Декарло в ночь убийства?

Спад задумался.

– Наверное, футах в десяти, когда он входил в дверь. И футах в пяти, когда я вызывал лифт.

– Хорошо. – Бен отошел от Спада на десять футов. Затем он развернул журнальный лист так, что крупная красочная фотография Джорджа Буша наложилась ему на лицо. – Теперь, Спад, смотрите. Перед вами фотография очень известного человека, который к тому же часто появляется на экранах телевизора. Можете ли вы сказать, кто этот человек?

– Да разве упомнишь все эти имена? Да еще вот так, сразу...

– О, уверяю вас, вы прекрасно знаете этого человека. Итак, кто он?

Напрягая зрение, Спад всматривался в цветное изображение.

– Элизабет Тейлор? – наконец неуверенно спросил он.

Миссис Эппелбери прикрыла рот рукой. Остальные присяжные откровенно заулыбались.

– Боюсь, Спад, что вы ошиблись.

Бен, сделав несколько шагов, остановился в пяти футах от Спада.

– Теперь я нахожусь на том же расстоянии, на котором находился тот человек, когда вы вызывали лифт. Теперь сможете ли вы сказать присяжным, кого вы видите на фотографии?

На этот раз Спад колебался еще дольше. И наконец произнес:

– Пол Ньюмен?..

– Уже теплее. Взгляните еще внимательнее.

Но Спад решительно обратился к судье:

– Я обязан играть с ним в эту дурацкую игру?

Дерик подавил улыбку.

– Да, вы должны отвечать на вопросы.

Бен понимал, что затеянная им игра нарушает некие каноны, но она стоила свеч.

Спад почти упал на перила, пристально вглядываясь в фото.

– Ну ладно, Спад, вы не можете сказать. Но почему вы называли именно этих людей?

– Так мне показалось – и все тут.

Бен говорил медленно, чтобы присяжные вникли в суть того, что происходит.

– Мне понятно, вы не можете рассмотреть подробности, четко не видите черт лица. Но, очевидно, судите по общему силуэту, по каким-то крупным деталям.

Спад согласно закивал.

– Что именно побудило вас признать в том человеке Декарло? Очевидно, темные очки, темный шарф, темные волосы, завязанные сзади узлом, белое широкое пальто. Не так ли?.. У меня больше нет вопросов, ваша честь.

Судья взглянул на Мольтке:

– Перекрестный допрос?

– Нет, сэр, напротив. Я протестую против проведенного допроса на основании его неуместности.

– О, перестаньте, обычно вы заставляете Майру вносить подобные предложения, не так ли?

– Я говорю серьезно, – настаивал Мольтке. – Разве имеет значение, кто был еще в квартире Ломбарди? Нами определен сам факт того, что там была обвиняемая и именно ее мы сегодня судим.

Бен посмотрел на Дерика.

– Я должен реагировать на подобное заявление?

– К сожалению, нет. Возражение отклоняется. Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Кинкейд.

Бен осмотрел ряды насторожившихся зрителей, все ждали.

Так, Декарло отвернулся, очевидно надеясь, что Бен его не заметит. Рейнольдс и Лангделл тоже, похоже, старались избежать его взгляда. Он опять увидел, как за столом защиты напряглась Кристина. "Пардоннэ-муа, шери" – как говорят французы.

Всегда подружка невесты, никогда – сама невеста.

– Итак, покончим с этим, – провозгласил Дерик.

– Да, ваша честь. Защита вызывает... Марго Ломбарди.

 

Глава 40

В зале наступила тишина, все затаили дыхание. Почти все головы повернулись в сторону Марго. От неожиданности у нее расширились глаза и раскрылся рот. Она явно не была готова к такому повороту событий.

– Протестую, ваша честь, – вскочил Мольтке.

– Опять?

– Ваша честь, нас не предупредили заранее.

– Как вас могли предупредить! До сегодняшнего утра я не знал, что мне понадобится ее вызвать, – ответил Бен.

– Ваша честь, суд не должен принимать во внимание извинение советника за его небрежное отношение к делу, надо было нас предупредить за одиннадцать часов.

– Судья, мою клиентку могут приговорить к пожизненному заключению. Я надеюсь на широту ваших взглядов.

Дерик нервно облизал губы.

– Советник, вы сегодня до крайности испытываете терпение суда. Давно прошли времена, когда на суде заманивали в засаду.

Бен еще ближе подошел к скамье, где сидел судья, и тихо, так чтобы его не услышали журналисты, произнес:

– Если вы не позволите вызвать этого свидетеля, я представлю письменные доказательства того, что этот свидетель может освободить мою клиентку. Вас не только сместят с поста судьи, десятая выездная сессия вынесет определение, по которому вы будете выглядеть как идиот.

Горящие глаза Дерика уставились вниз, на Бена. Будь у него другая возможность... но ее не было.

– Советник, я разрешу вам вызвать этого свидетеля, основываясь на последующем постановлении об отношении к делу ее свидетельских показаний. Но суд со вниманием относится к тому факту, что этот свидетель – вдова убитого. Поэтому сразу переходите к главному! Непосредственно к делу. Больше того, если вы каким-то образом оскорбите свидетельницу, вы сами окажетесь в камере федеральной тюрьмы, и учтите – на более длительный срок, чем вся ваша карьера юриста!

– Я понимаю, ваша честь!

– Защита вызывает Марго Ломбарди!

– Как свидетеля противной стороны, – добавил Бен.

– Как угодно. – И Дерик жестом показал, куда пройти Марго.

Она медленно поднялась, похожая на новорожденного жеребенка, который еще не умеет ходить. Публика посторонилась, пропуская ее. Прижимаясь к барьеру, она вышла к скамье свидетелей.

После того как ее привели к присяге, Бен начал допрос.

– Миссис Ломбарди, простите мою прямолинейность, но судья просил не тянуть и сразу переходить к главному. Каковы были ваши отношения с мужем на момент его смерти?

– Мы жили... раздельно.

– Вы были в процессе развода?

– Да.

– Как муж с вами обращался?

– Я не совсем вас понимаю.

– Миссис Ломбарди, я имею в виду наш с вами разговор во время моего посещения вашего дома. Ваш муж был жесток по отношению к вам, не так ли?

– В... некотором смысле.

– Физически и морально?

– Полагаю, что это так, – тихо ответила она.

– Вы знали, что он встречался с другими женщинами?

– Да. Ленни, помощник Тони, говорил мне об этом.

– Что вы думали по этому поводу?

Она долго думала, прежде чем ответить.

– Много не задумывалась, – наконец произнесла она.

Бен закрыл свою тетрадь с записями и отошел от подиума.

Теперь его заметки вряд ли ему помогут.

– Миссис Ломбарди, что вы делали в ту ночь, когда был убит ваш муж?

– Я была дома.

– С вами был кто-нибудь?

– Нет, я была одна. Я вам это уже говорила.

– Значит, у вас нет свидетелей?

– Полагаю, что нет, – сложив пальцы рук вместе и прижав локти к телу, ответила она.

– Миссис Ломбарди, вы были дома не всю ночь, не так ли?

– Что вы имеете в виду?

– Простите, после нашего с вами разговора меня все время мучило ощущение какой-то упущенной детали. Очень важной. Вплоть до сегодняшнего утра, когда я наконец понял, в чем дело. Когда я впервые говорил о вас со Спадом, на следующий день после смерти вашего мужа, он описал вас как блондинку. Теперь же, как видят присяжные, ваши волосы черного цвета, скажем, как у мистера Декарло. Вы их покрасили?

– Ну, это мое личное дело.

– Миссис Ломбарди, вы хотите, чтобы я показал присяжным корни ваших волос?

У нее задрожали губы.

– Да, я покрасила волосы. Женщина имеет на это право.

– Изменили вид прически. Скажите мне, миссис Ломбарди, вы носили когда-нибудь прическу "конский хвост"?

За спиной у Бена послышался шепот, скрип перьев.

– Да, однажды или дважды я их так завязывала.

– И мне известно, что вы носите темные очки, вы их надевали вчера в зале суда.

– Я не понимаю, что это доказывает...

– А как насчет темного шарфа, у вас есть такой, миссис Ломбарди? Значит, вы не оставались дома всю ту ночь, когда был убит ваш муж, не так ли?

Она ничего не ответила.

– В ночь убийства вы были в квартире вашего мужа, но изрядно изменив внешность, чтобы сбить с толку близорукого, плохо видящего и полупьяного сторожа?

Ее глаза наполнились слезами. Губы безмолвно двигались.

– Правда ли, что сторож впустил вас и поднял на лифте в квартиру мужа?

В ответ ни слова, только шевелятся губы да по щекам льются слезы.

Бен отвернулся. На него это не должно действовать. Он должен давить на нее дальше.

– Это правда, что вы вошли в квартиру и увидели там женщину, Кристину Макколл?

– Я... я... О Господи! Нет...

Бен слышал за своей спиной какой-то ропот. Его останавливают, кажется – судья. Но все это не имело значения.

– Так это правда, миссис Ломбарди? – закричал он. – Это именно то, что вы сделали?

– Я... не...

– Миссис Ломбарди, это правда, что вы взяли пистолет вашего мужа и выстрелили ему в голову?

– О Боже! – тонко закричала она.

– Так это правда, миссис Ломбарди? Вы выстрелили в своего мужа?

– О... Господи! Да. Это правда!

 

Глава 41

Дерик стучал судейским молотком по столу, тщетно стараясь навести порядок в зале. Первые ряды журналистов и зрителей рванулись к дверям, репортеры ринулись к телефонам, надеясь первыми дозвониться в свою редакцию. Бежали, кричали, толкались – все одновременно, не обращая внимания на молоток Дерика.

Марго плакала, закрыв лицо руками.

– Повторяю, я протестую, ваша честь! – выбежал вперед Мольтке.

– Немного поздно, не так ли? – бросил ему Бен.

– Ваша честь, на каком основании заставлять бедную вдову выслушивать...

– Вы готовы отказаться от обвинений против моей клиентки? – перебил его Бен.

– Я... ну, я не знаю... думаю, это преждевременно. Может быть, мы просто объявим перерыв и дадим всем передышку, чтобы осмыслить...

– Ни за что! Если вы снимаете обвинения, тогда – извольте. В противном случае я продолжу свой допрос до того, пока вы до нее не добрались.

– Ваша честь, будет милосердным с вашей стороны дать миссис Ломбарди шанс привести в порядок свои мысли...

– Извините, как бы мне ни хотелось этого, я согласен с мистером Кинкейдом: или вы снимаете обвинения, или процесс продолжается!

– Я не могу этого сделать, – с упреком взглянув на Дерика, ответил Мольтке.

Бен вернулся на подиум и продолжил допрос:

– Миссис Ломбарди, извините, что приходится на вас давить, но если вы в состоянии, то давайте продолжим.

Марго вытерла слезы. Похоже, она сумела взять себя в руки.

– Продолжайте, – сказала она.

– Миссис Ломбарди, не могли бы вы рассказать присяжным, зачем вы отправились в квартиру мужа?

– Я вам уже говорила, что той ночью Тони позвонил мне и в отчаянии попросил одолжить ему денег. У меня не было такой суммы, но мне хотелось ему помочь, утешить его, помочь хоть чем-нибудь. Я спросила, могу ли я прийти, но он не разрешил. Сказал, что ждет кого-то, и я поняла, что он имел в виду. – Она гордо подняла голову: – Видите, я все еще глупо надеялась, что мы с Тони сможем помириться.

Бен был поражен: после того, что ее жестоко били, издевались, унижали, она все еще хотела вернуть мужа.

– И вы испугались, что его отношения с Кристиной не дадут вам возможности помириться?

– Именно так. Конечно, я понимала, что его чувства ко мне, – голос ее упал, – скорее, их полное отсутствие... Но если ему нужна рядом женщина, по любой причине, почему бы не быть мне? Я ведь все еще была его женой!

– И вы преднамеренно изменили внешность?

– Я не хотела, чтобы меня узнали. Я знала, что Тони дал Спаду инструкцию ни при каких обстоятельствах меня в квартиру не пускать. Поэтому я так и решила. Спад плохо видел, сидя за своей приборной доской, ну и еще его приверженность к бутылке. Я выбрала мистера Декарло потому, что все знали, как он одевается, да и Спад вряд ли причинил бы ему хоть малейшие неприятности. И я оказалась права. Спад не сказал мне ни слова.

– И вы были готовы к тому, что вина за убийство падет на Декарло?

– Конечно, в то время я еще не знала...

– Понятно. Пожалуйста, продолжайте. Что же вы сделали после того, как Спад поднял вас на лифте?

– Пришла в квартиру к Тони и постучала в дверь. Никто мне не ответил, поэтому я вошла. В гостиной в кресле громко похрапывала гостья моего мужа. Я решила, что она мертвецки пьяна.

– И в этот момент вы его застрелили? Потому что нашли его наедине с Кристиной?

– Вы меня просто не поняли, мистер Кинкейд. Он уже был мертв.

Бену показалось, что сейчас от боли у него разорвется голова – слишком много крови прилило к мозгу.

– Но ведь вы сказали – я не понимаю...

– Что же тут не понять? Он сам застрелился. Выстрелил себе в голову. Я вам уже говорила, что он панически боялся тюрьмы. Абсолютно патологически боялся. Очевидно, до него дошла какая-то информация, он узнал, что вокруг него сжимается кольцо ФБР. Больше того, кто-то требовал от него деньги и ему угрожали неприятностями с Декарло в том случае, если он не заплатит. Тони не видел выхода из этого положения. Вот он себя и убил.

Бен несколько секунд не мог сформулировать следующий вопрос. В юридической школе его не подготовили к подобной ситуации.

– Но как вы можете знать, почему он себя убил?

– У меня все еще хранится его предсмертная записка. Она написана его почерком.

– Но... вы сказали перед этим, что вы в него стреляли.

– Конечно! – Она почти смеялась, явно удивленная глупостью адвоката. – Как вы себе представляете, он мог сам выстрелить четыре раза? Он выстрелил только первый раз, после этого он умер. Я подняла пистолет с пола, замотала руку шарфом, чтобы не оставлять отпечатки пальцев, и добавила еще три выстрела.

– Зачем?

Марго перевела взгляд от Бена на сидевшую позади него Кристину.

– Чтобы убрать ее! Я была двенадцать лет замужем за Тони, мистер Кинкейд. Я очень много в него вложила. Плохо или хорошо, но он был для меня всем, что у меня есть. Я совсем не хотела разводиться. И особенно у меня не было ни малейшего желания быть женщиной, которую пинают ногами и презирают. Прошлогодней моделью. Женщиной, которую отбрасывают в сторону, когда появляется новая, более для него милая.

Бен вспомнил, что рассказывал ему Спад. Он назвал ее сумасшедшей. Она ревновала мужа как сумасшедшая. Наконец-то осколки стали складываться в общую картину.

– Итак, вы выстрелили несколько раз в голову вашего мужа после того, как он уже был мертв, и взяли оставленную им предсмертную записку, чтобы все выглядело как убийство. Чтобы подставить Кристину. Так?

– Это была прекрасная подстановка. Она лежала в одной с ним комнате, спала как убитая, и никто не знал, что я там была.

Я слабая женщина и не могла противиться такому соблазну.

– Теперь понятно, почему коронер не смог точно определить время его смерти... – сказал Бен, размышляя вслух. – Существовало два времени смерти, если быть точным. Что же вы сделали дальше, после того, как выпустили три пули?

– Я вытерла пистолет и положила его рядом с этой женщиной. Вначале хотела прижать ее пальцы к рукоятке, но побоялась ее разбудить.

Убедившись в том, что я не дотрагивалась ни до чего в квартире, я ушла. Я ждала, что меня допросят или арестуют, но ничего не произошло. Никто меня не подозревал. И даже когда полиция меня наконец допросила, это был обыкновенный, рутинный допрос.

"Это потому, что у них уже была Кристина".

– После этого я попыталась отмыть мои волосы, но краска не сходила. Видимо, я неправильно смешала составы – взяла слишком большую дозу. Мне не хотелось, чтобы кто-то видел меня, покупающую краску для блондинок, ведь после того, как стало известно о смерти Тони, меня могли заподозрить. Поэтому я просто оставила их в таком виде.

Бен понимал, что с него достаточно. Не было причин давить на нее дольше.

– Спасибо вам, миссис Ломбарди, за вашу искренность. Понимаю, что это было для вас нелегко, вы сами отдали себя в руки правосудия, и вам могут быть предъявлены обвинения в убийстве.

– За что? – рассмеялась она. – Я же вам сказала, что он был уже мертв. Какие мне могут предъявить обвинения? Возня с трупом?

Бен понимал, что Мольтке может проявить больше изобретательности, чем ей казалось, но не хотелось упреждать события.

– Ваша честь, у меня нет больше вопросов. И я ходатайствую о снятии обвинения с моей подзащитной.

Ужас, который объял Мольтке, был очевиден, но в данных обстоятельствах он ничего не мог предпринять.

– Ваша честь. Мы согласны снять обвинения, – сказал он.

– Хорошо, – согласился Дерик. – Итак, обвинение снято!

Вы свободны, мисс Макколл!

Эта фраза прозвучала в зале суда как раскат грома. Все вскочили с мест. Толпа кричала, приветствуя и поздравляя обвиняемую, ведя себя скорее как на концерте рок-группы, нежели в зале суда, где судят нарушителей закона и обвиняют убийц. Бен разглядел в последнем ряду Джонса, который высоко тянул руку с поднятым вверх большим пальцем. Работая локтями, вперед протискивался Лавинг, выкрикивая что-то о "прекрасном моменте из серии "Перри Мейсон". Репортеры, крича, галдя и толкая друг друга, пытались задать ему вопросы.

Бен молча прошел к своему столу.

– Итак, ма шери, – сказал он Кристине, – похоже, что... – Он так и не сумел закончить фразу. Кристина бросилась ему на шею и расцеловала на глазах у всех присутствующих. Большой, смачный поцелуй прямо в губы!