Губы Нассара изогнулись в жестокой улыбке, и она подавила порыв бежать. Ее сердце оглушительно билось. Она открыла рот, пытаясь закричать, но с ее губ не слетело ни звука. Кончик кнута, свисавший вдоль его ног, подрагивал, словно ядовитая змея, которой не терпится вонзить жало в жертву. Содрогнувшись, Аллегра увидела, что выражение его лица изменилось. Он уловил ее страх.

От его улыбки, зловещей и безжалостной, она чуть не заплакала. Боже, ей нужен Шахин! Ей нужно, чтобы он пришел за ней. Кончик кнута впивался в ее кожу, раздирая до крови с каждым ударом. Не в силах сдержаться, она пронзительно вскрикивала, вторя свисту хлыста. Где Шахин? Почему он не идет? Захлебываясь рыданиями, она попыталась отползти в сторону, но бежать было некуда. Негде спрятаться.

Нежные руки сжали ее, и мягкий голос произнес ее имя. Аллегра вскрикнула и проснулась. С лицом, залитым слезами, она жадно хватала ртом воздух. Все еще во власти ночного кошмара, она отпрянула от склонившейся над ней фигуры.

— Все в порядке, тетя Аллегра. Ты в безопасности. — Корделия осторожно отвела с ее лица растрепавшиеся локоны. — Злодей мертв, дорогая. И больше не сможет причинить тебе вред.

Все еще дрожа от страха, Аллегра вытерла влажные щеки. Она больше не в Марокко. Она в Фэрфилд-Оуксе. Далеко от пустыни, но не от пережитого кошмара. Несмотря на присутствие Корделии, ее не оставлял ужас, навеянный сном. Откинувшись на спинку кресла, она обвела взглядом оклеенные обоями стены. Она знала, что Нассар мертв и она в безопасности, однако это не избавляло ее от страха. Он жил в ней, затаившись в глубине, как коварный зверь, проникая в каждый нерв, пока ее не охватывало желание разодрать ногтями собственные внутренности, чтобы уничтожить его хотя бы такой ценой.

Ей никогда не избавиться от воспоминаний о той ночи. Аллегра знала это с ужасающей определенностью, от которой стыла кровь. Они будут частью ее существа, которая останется с ней до последнего вздоха. Она могла только молиться, что со временем кошмары поблекнут. Корделия погладила ее по щеке и опустилась в кресло напротив, глядя на нее с глубокой озабоченностью. Встретив взгляд племянницы, Аллегра ощутила вспышку вины.

— Тебе бы следовало находиться в Лондоне.

— Чепуха, — фыркнула девушка. — Я нужна тебе. Мы отложили свадьбу на несколько месяцев. Эдвард все понимает.

— Правда? — недоверчиво покачала головой Аллегра. — Удивительно.

— Ему плевать на сплетни, — деловито отозвалась Корделия и тут же покаянно добавила, глядя на расстроенное лицо Аллегры: — Извини, дорогая, я не хотела огорчать тебя.

— Знаю. Просто мне жаль, что ходят сплетни. — Аллегра отвела взгляд, пощипывая обивку кресла.

Это Милли вызвала Корделию в Фэрфилд-Оукс вскоре после их возвращения из Марокко. Хотя Аллегра рассердилась на горничную, она была рада видеть племянницу. Но она никак не ожидала услышать от Корделии, что ее секрет вовсе не был секретом. С первых неловких мгновений, когда племянница созналась, что находится в курсе скандальной известности Аллегры, она искусно избегала вопросов и ответов.

Корделия тихонько вздохнула:

— Нам надо поговорить.

— Не вижу необходимости, — возразила Аллегра.

— Я давно все знаю, — осторожно произнесла Корделия, заставив Аллегру вскинуть на нее потрясенный взгляд.

Как же это возможно?

Корделия пожала плечами и продолжила:

— Одна из девочек в школе решила немного подразнить меня, рассказав о тебе и ее дяде, лорде Стреттоне.

— О, мне так жаль, дорогая!

Аллегра на мгновение прикрыла глаза, представив, каким сокрушительным ударом могло стать подобное откровение для ее племянницы.

— Признаюсь, я была чуточку шокирована рассказом Патрисии, но мне удалось сделать вид, будто я все знала. — Корделия помолчала. — Я поняла, почему ты так поступила, и еще больше полюбила тебя за это.

— И почему, по-твоему, я так поступила? — спросила Аллегра в замешательстве.

— Когда я спросила об этом Милли, она рассказала мне о бабушке… моей матери и тебе. — Глаза Корделии наполнились слезами, и она прикусила губу. — Когда кто-то любит тебя, то хочет защитить. Ты делала все ради меня. У меня были дом и любовь, которых вы с моей матерью никогда не имели. И я никогда этого не забуду.

При виде слез в карих глазах племянницы в горле у Аллегры образовался комок. Она была живой копией Элизабет, и Аллегра знала, что ее сестра гордилась бы своей дочерью. Смущенная подобным проявлением эмоций, Корделия вытащила из рукава носовой платок и промокнула глаза.

— Пойду посмотрю, — сказала она озабоченно, — почему Джамал так задержался с чаем, который я попросила его принести сюда.

— Наверное, пытается уговорить Милли дать ему овсяное печенье, которое так обожает.

Аллегра улыбнулась, представив себе, как бедуин выпрашивает у своей жены любимое лакомство.

— Вот черт! Совсем забыла, что я тоже в восторге от этого печенья. — Корделия вскочила на ноги. — Надо убедиться, что он оставил немного для нас.

— Дорогая, мне не хочется чаю, и к тому же надо ответить на письма. Насколько я помню, тебе тоже.

Аллегра рассмеялась, глядя на румянец, выступивший на щеках Корделии. Письма Эдварду были неотъемлемой частью повседневной жизни ее племянницы.

— Мне действительно нужно написать ему, — призналась Корделия. Затем добавила: — Ты уверена, что не хочешь чаю?

— Может, позже. А сейчас я займусь письмами. Если я не отвечу некоторым из моих друзей, они явятся сюда, чтобы утащить меня в Лондон, прежде чем я буду готова.

Аллегра поднялась с кресла, успокаивающе улыбнувшись племяннице, но та нахмурилась:

— Но… Больше никаких волнений?

— Это был всего лишь сон, Корделия, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.

— А ты не желаешь кое-что обсудить?

— Не хочу. Нужно поскорее забыть все, что случилось, — перебила ее Аллегра, направившись к секретеру. — А разговоры только возвращают все назад.

— Если ты уверена…

— Абсолютно, дорогая. А теперь поспеши, пока Джамал не съел все печенье.

Корделия кивнула, скорчив гримаску, и вышла из гостиной, оставив Аллегру наедине с ее мыслями. Лицо Нассара еще стояло перед ее мысленным взором, и она заставила себя сосредоточиться на письмах, решительно настроенная изгнать его мерзкий образ из своего сознания. Понадобится несколько минут, чтобы прийти в себя. Так всегда бывало после дурных снов. Аллегра глубоко вздохнула. После кошмаров она всегда чувствовала себя беспомощной и разбитой. И ненавидела это состояние, потому что оно означало победу Нассара.

Стараясь успокоиться, она перебирала письма, лежавшие на ее столе. Некоторые из ее друзей действительно намеревались приехать за ней, если она не вернется и ближайшее время в Лондон. Все они желали ей счастья и благополучия, но Аллегра не собиралась ехать в столицу в ближайшем будущем. Особенно учитывая ее нынешнее состояние. Вздохнув, она взяла письмо Чарлза и бегло пробежала его глазами. Забавные зарисовки городской жизни заставили ее улыбнуться. Ей было приятно, что у него снова появился интерес к женщинам.

Он небрежно упомянул нескольких дам, с которыми виделся, но одна из них, на которую он сослался два-три раза, возбудила ее любопытство. Особенно когда Чарлз отметил, что эта женщина нуждается в том, чтобы кто-то укоротил ее вздорный язычок. Аллегра задумчиво постучала по письму кончиками пальцев. Кто же в кругу их друзей имеет такой острый язык, чтобы Чарлз возмутился? Линора Хейвуд? Возможно, он имеет в виду эту даму? Но она намного старше его и вряд ли стала бы тратить на него время, не говоря уж о колких репликах. Нет, это кто-то другой.

Тихий стук в дверь прервал ее мысли. Подняв глаза, она увидела Джамала с чайным подносом.

— Мисс Корделия сказала, что вы не хотите чаю, но Милли и слышать об этом не хочет.

С видом заботливого папаши он проследовал внутрь и поставил поднос, заставленный едой, на овальный столик, стоявший перед диваном. Почти три месяца назад Джамал без всякого предупреждения явился в Фэрфилд-Оукс, к ужасу Милли.

То, что бедуин готов отказаться от родины, чтобы последовать за ее преданной горничной в Англию, многое говорило о его чувствах к ней. Глядя, как Джамал наливает чай в чашку, Аллегра удивлялась, как ловко Милли научилась вертеть им. Очарованный своей женой, Джамал безропотно делал все, что она ему говорила. Пока она не перегибала палку. И тогда они на некоторое время менялись ролями.

— Она настаивает, чтобы вы перекусили, — сказал он, вручив ей чашку чая.

— Боже, Джамал, неужели ты не можешь повлиять на собственную жену? — вздохнула Аллегра. — Я не могу проглотить ни крошки после ленча, которым они с миссис Барфилд угостили меня.

— Может, скормить часть еды собакам? — предложил Джамал, подмигнув.

— Отличная идея! — воскликнула Аллегра. — Я знаю, Милли хочет как лучше, но, если она продолжит в том же духе, я скоро перестану пролезать в дверь.

— Могу я сделать что-нибудь еще для вас?

За этой вежливой фразой скрывался невысказанный вопрос, заставивший сердце Аллегры гулко забиться. Неужели он имеет в виду Шахина? Покачав головой, она сделала глоток чаю.

— Нет, спасибо, Джамал.

Он помедлил, колеблясь, словно хотел что-то добавить. Не дождавшись от нее поощрения, взял блюдо с закусками с подноса и вышел в сад. Когда он скрылся, Аллегра повернула голову, глядя ему вслед.

А что, если бы она спросила его о Шахине? Может, у него есть новости? Милли случайно проговорилась, что тот вернулся в Англию, чтобы встретиться с отцом. Горничная расстроилась до слез, выболтав эту новость. Хотя Аллегре удалось убедить Милли, что ее совсем не волнует приезд Шахина в Англию, это не соответствовало истине. Когда он не приехал к ней, это явилось мучительным напоминанием о том, что она ничего для него не значит. Но ее по-прежнему не оставляла надежда, что Шахин вдруг появится на ее пороге. Впрочем, с каждым проходящим днем ее мечты умирали одна задругой. А вместе с ними увядала ее душа.

Аллегра снова поднесла чашку к губам и сделала глоток чая, когда услышала, как к дому подъехала карета. Слегка откинувшись назад, она выглянула в окно и увидела Чарлза, поднимавшегося по парадным ступенькам. В восторге от его неожиданного визита она поднялась из-за письменного стола и поставила чашку на поднос. За ее спиной открылась дверь, и Аллегра повернулась, не скрывая своей радости.

— Чарлз, как приятно видеть тебя! — воскликнула она с улыбкой, протянув к нему руки.

— Я ненадолго. Просто был здесь неподалеку, осматривал имение, которое подумываю купить, и захотелось повидать тебя.

Он расцеловал Аллегру в обе щеки, затем отступил на шаг, с улыбкой глядя на нее.

— Может, вернешься к ужину? — предложила она.

— Нет, скорее всего ты будешь занята. Во всяком случае, тебе будет не до меня.

— Какое странное утверждение! Почему это ты так считаешь?

Она склонила голову набок, устремив на него любопытный взгляд.

— Потому что я убедил Чарлза взять меня с собой, — раздался с порога негромкий голос Шахина, и она резко повернула голову к двери.

Не сводя с нее взгляда, он проследовал в гостиную. Аллегра вздрогнула и схватилась за горло. С ее лица сбежали все краски, и сердце Шахина сжалось при виде беззащитного выражения, мелькнувшего на ее лице.

Боже, как она хороша! Еще красивее, чем ему запомнилось. Ее кожа мягко сияла, женственные изгибы тела подчеркивали чувственное обаяние. Ей удалось справиться с потрясением и придать своему лицу выражение вежливого безразличия. Но ее поза оставалась напряженной, когда она повернулась к Чарлзу.

— Ты не останешься?

Отчаянная мольба, прозвучавшая в ее голосе, резанула Шахина по сердцу. Он молча наблюдал, как кузен покачал головой. Боже, неужели она настолько презирает его, что не может обойтись без виконта в качестве буфера между ними?

— Я действительно должен осмотреть поместье, дорогая. — Чарлз поцеловал ее в щеку. — Поэтому я прощаюсь, а Роберт, насколько я знаю, хотел бы кое-что обсудить с тобой.

Не дожидаясь ее ответа, виконт повернулся и направился к двери. Шахин понимал желание кузена поскорее откланяться. Не будь он в таком отчаянном положении, и сам бы сбежал. Проводив взглядом Чарлза, Аллегра повернулась к нему. Ее зеленые глаза яростно сверкали. Но, помимо гнева, которого он ожидал, в них светилось еще одно чувство. Страх?

— Зачем вы здесь, милорд?

Ее официальный тон заставил Шахина болезненно поморщиться. Она точно знала, как нанести ему удар, воспользовавшись его наследственным титулом. Он не рассчитывал, что сможет легко убедить ее в своей искренности, но она явно не собиралась облегчать ему жизнь.

— Мне нужно было увидеть тебя.

— Не представляю зачем, — резко отозвалась Аллегра и отвернулась. — Нам больше нечего сказать друг другу.

Ему стало трудно дышать, и он подавил порыв расслабить воротник рубашки, сжимавший его шею как петля. На фоне окна ее женственные изгибы казались еще более явственными, и ему мучительно хотелось просто обнять ее. И чтобы она любила его так же сильно, как он ее.

— Что бы ты ни думала, между нами ничего не кончено.

— Все завершилось в тот день, когда ты отослал меня прочь.

Ее гнев превратился в холодную враждебность, а его сердце отозвалось тупой болью, становившейся привычной, когда дело касалось Аллегры. Боже, неужели она винит его в том, что из-за него она попала в руки Нассара? Он совершил ошибку, отослав ее в тот день, и будет вечно расплачиваться за нее.

— Ради Бога, Аллегра, ты должна понять, чего мне стоило так поступить! Я хотел одного: чтобы ты была в безопасности, — произнес он с отчаянием в голосе.

Неужели она не простит его? Неужели не поверит в его искренность?

Аллегра окинула его холодным взглядом. Если она заметила его отчаяние, то никак этого не показала.

— Избавьте меня от ваших оправданий, милорд. Нам нечего сказать друг другу. Джамал проводит вас к выходу.

Она направилась к двери, но Шахин опередил ее и преградил путь.

— Оставь этот чертов светский тон. Я пытаюсь объяснить тебе, что сожалею.

— Мне не нужны ваши сожаления, милорд. А теперь позвольте мне пройти, — огрызнулась она, резким жестом приказав ему посторониться. — Мы больше не в пустыне, и это мой дом, а не ваш.

При этом движении кружево, прикрывавшее ее запястье, упало, обнажив темно-красное пятно. Шахин резко вздохнул. Надо же, татуировка. Схватив ее за руку, он подтянул рукав вверх, насколько было возможно. Глядя на изображение райской птицы, он легко удержал Аллегру на месте, несмотря на ее попытки вырваться. Рисунок был свежим, недавно нанесенным на старый контур. В его крови вспыхнула искра надежды.

Хотя выражение ее лица было замкнутым, глаза гневно сверкали. Это была Аллегра, которую он любил, необузданная, страстная и живая. Нежно притянув ее в свои объятия, Шахин ощутил, как ее тепло проникает в его плоть, словно он вернулся домой. Боже, как он тосковал по ней! От ее кожи исходило слабое благоухание жасмина, такое знакомое и такое возбуждающее.

— Это метки огненной женщины, — мягко произнес он, потерев большим пальцем татуировку на ее руке, и почувствовал, как ее пронзила дрожь. — Мои метки.

Аллегра снова попыталась высвободиться из его рук и сердито сверкнула глазами, сжав губы в упрямую линию.

— Они ничего не значат.

— Нет? Тогда почему ты не даешь им поблекнуть? Скажи мне, Аллегра, зачем тебе понадобилось обновлять рисунок?

— Отпусти меня, — выдохнула она и попыталась отстраниться, упершись ладонями ему в грудь.

— Скажи, почему ты сохранила столь красноречивую татуировку?

— Потому что мне требуется постоянное напоминание о том, что значит любить и быть униженной тем, кого любишь! — гневно воскликнула Аллегра, заставив его отпрянуть, как от удара.

Он почти физически ощущал ее гнев, но именно боль, светившаяся в зеленых глазах Аллегры, ранила его, как ничто другое. Ее взгляд обнажил не только глубину ее страданий, но и мрак, царивший в ее душе. Мрак, в котором он не был виноват, но за который нес ответственность.

Ошеломленный, он молчал, пока горькая правда проникала в его сознание. Он убил единственное, чем дорожил, — ее любовь. Когда он прибыл сюда, то ожидал, что Аллегра рассердится, станет противиться, но никогда по-настоящему не сомневался, что она примет его. И теперь ему впервые пришло в голову, что он ошибался. Если он не найдет способ убедить ее в своей искренности — потеряет ее навеки.

Аллегра вырвалась из его рук, отступив на несколько шагов. Ее била дрожь. Она с трудом верила, что Шахин здесь, в ее гостиной, извиняется перед ней.

Одетый по последней английской моде, он казался незнакомцем. Его темные волосы были зачесаны назад, покрой одежды подчеркивал стройность фигуры. Он явно похудел, отметила Аллегра, и тут же одернула себя. Какое ей дело? Почему она должна беспокоиться о нем? Он едва не уничтожил ее в Марокко, а теперь как ни в чем не бывало явился в ее дом. Она больше не занимается ублажением мужчин, а менее всего — именно этого. Жаль, что он заметил, что она сохранила татуировку, но если он думает, что она все еще любит его…

— Я хочу, чтобы ты ушел, — холодно потребовала она и поморщилась, уловив в собственном голосе отчаяние.

— Нет, пока ты не выслушаешь меня.

— А почему я должна слушать тебя? Потому что великий шейх Шахин так решил? — Она сверкнула глазами. — Убирайся к дьяволу!

— Я не уйду, пока ты не выслушаешь меня, — повторил он.

Аллегра покачала головой:

— Что бы ты ни сказал, это не изменит того, что случилось в Марокко.

— Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? — едва не простонал он. — Неужели ты сомневаешься, что я изменил бы все, если бы это было в моей власти, лишь бы избавить тебя от боли? Я люблю тебя. Я полюбил тебя практически с первого мгновения, как увидел.

Аллегра прерывисто выдохнула. Как он смеет говорить ей подобные вещи? Он лишился этого права, когда отослал ее прочь, вернув Шафтсбери, как надоевшую вещь.

— И тебе понадобилось три месяца, чтобы сказать мне об этом? — злобно прошипела она, — Ты лжец.

— О нет, сердце мое! Я люблю тебя, — произнес он, шагнув к ней. — Я приехал бы сразу после похорон отца, но Чарлз утверждал, что ты еще не готова выслушать меня.

Аллегра выставила перед собой руки, не давая ему подойти слишком близко. Ее пронзила дрожь. Удалось ли ему застать отца в живых, чтобы разрешить противоречия, которые их разделяли? Она отогнала эту мысль. Этот тип не заслуживает ее сочувствия. Если бы он действительно любил ее, ничто не помешало бы ему явиться раньше. Шейх Шахин не нуждался ни в чьих указаниях. Боже, как он может так бессовестно лгать? Кем надо быть, чтобы небрежно войти в ее гостиную и объявить о своей любви после того, что он сделал? Он выбросил ее из своей жизни самым жестоким образом. Она по своей воле отдалась ему, а он попытался расплатиться за ее услуги. Она не верит ему. Не может позволить себе поверить. Он уже уничтожил ее однажды, она не переживет, если потеряет его снова.

— Я не верю тебе, — произнесла она бесцветным тоном.

— В таком случае мне придется доказать это тебе.

С угрюмой решимостью он схватил ее за руку и не слишком деликатно вытащил из гостиной в коридор. После короткого замешательства, вызванного его неожиданной атакой, ярость с новой силой охватила Аллегру. Это Англия, и она больше не находится в его власти. Она не принадлежит ни одному мужчине и больше никому не позволит поступать с ней, как поступил Нассар. Упираясь, она попыталась высвободиться из его рук.

— Что ты собираешься доказать? Что ты такой же, как Нассар? Заставить меня против моей воли служить тебе?

Шахин резко остановился и повернулся к ней лицом, выпустив ее запястье, словно обжегся.

— Так вот что ты думаешь? — Он покачал головой. — Ты и вправду веришь, что я мог причинить тебе боль?

Выражение сожаления и страдания, отразившееся на его лице, поколебало ее решимость. Отвернувшись от него, Аллегра содрогнулась от глубокой тоски, охватившей все ее существо. Ей хотелось верить Шахину, потому что она его любила. Боже, как она его любила! Ничего ей так не хотелось, как повернуться к нему, броситься в его объятия и забыть обо всем.

— Зачем ты приехал? — спросила она, не оборачиваясь. — Чего ты надеялся достигнуть этим?

— Я приехал к тебе, потому что должен быть с тобой. Мой дом там, где ты.

Искренность, прозвучавшая в его голосе, разрывала ей сердце. Она закрыла глаза.

— Я не могу простить тебя, — тихо отозвалась она, покачав головой. — Я не в силах. Пожалуйста, уходи.

Сильные руки сжали ее плечи, и он притянул ее к себе. Тепло его тела, прижимавшегося к се спине, проникло внутрь ее, вызывая ответное пламя. Ничего не изменилось. Он по-прежнему способен зажечь ее одним прикосновением. Аллегра почувствовала, что слабеет.

— Посмотри на меня, дорогая. — Он повернул ее лицом к себе, нежно, но властно обхватив ладонью подбородок. — Если ты хочешь, чтобы я ушел, скажи мне прямо в лицо, что ты не испытываешь ко мне никаких чувств.

Аллегра покачала головой, не поднимая глаз. Он просит невозможного. Она не может лгать о своих чувствах. Когда она посмотрела на него, его загорелое лицо просветлело. От нежности, светившейся в его взгляде, Аллегра зажмурилась, но одинокая слеза скатилась из-под ее ресниц. Боже, он не должен видеть, как она уязвима! Она не хочет, чтобы он знал, какую власть имеет над ней.

Мир внезапно перевернулся, когда он подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице. Ошеломленная, она смотрела на его смуглый профиль. Его признание потрясло ее до глубины души. Неужели он сказал правду? Неужели действительно любит ее? Но это не имеет смысла. Он почти три месяца в Англии и только сейчас нашел время увидеться с ней. Или и вправду отложил своей приезд по просьбе Чарлза?

В отчаянии Аллегра попыталась возбудить в себе гнев, зная, что это одно из немногих чувств, дававших ей силы противостоять Шахину. Но в глубине души она понимала, что готова сдаться. Сдаться его мужественности, теплу его рук, бархатным ноткам в его голосе. Это было столь очевидно, что она обмякла в его объятиях, таких сильных и таких нежных. Испуганная, Аллегра возобновила свои протесты.

— Что ты себе позволяешь? — спросила она сердитым шепотом. — Мы больше не в марокканской пустыне.

— Возможно, но ты моя женщина, и я хочу показать тебе, что это значит.

— Как? Воспользуешься грубой физической силой, чтобы заставить меня признать это?

— Я уже говорил тебе, — произнес он, покачав головой, — что никогда не обижу тебя. И не заставлю делать то, чего ты не хочешь.

Вверху лестницы он поставил ее на ноги и, обняв за талию сильной, твердой рукой, повел по коридору. Обескураженная его нежностью, Аллегра покорно следовала за ним. Он открыл дверь одной из комнат, затем другой, словно что-то искал. Открыв дверь спальни, он замер на пороге, словно оценивая то, что увидел. Затем мягко втолкнул ее внутрь, запер дверь и, нагнувшись, быстро просунул ключ под дверь, в коридор. Аллегре ничего не оставалось, кроме как взирать на него в немом негодовании.

Не отрывая взгляда от ее лица, он снял сюртук, затем развязал галстук. От примитивной силы, исходившей от него, во рту у Аллегры пересохло. Неспешно расстегнув пуговицы рубашки, он стянул ее с себя одним быстрым движением. Вид его загорелого тела вызвал в ней обычный отклик.

Странно, что она не испугалась. После того, что сделал с ней Нассар, она была уверена, что ей будет трудно выносить прикосновения мужчин. Она ошибалась. Возможно, других, но не Шахина. Ее тело жаждало его ласки. Она отвела глаза, чтобы он не заметил голодного выражения в ее глазах.

— Ты так презираешь меня, что тебе невыносимо даже смотреть на меня?

Его тихий вопрос застал Аллегру врасплох, и ее взгляд метнулся к нему, упиваясь его красотой.

Она покачала головой, заворожено уставившись на его мускулистую грудь. В нем по-прежнему чувствовалась сила, хотя, как она уже заметила, он похудел. Она прикусила губу, размышляя о причинах. Шахин продолжил раздеваться, освобождаясь от одежды, пока не предстал перед ней во всем своем обнаженном великолепии.

Боже, как ей хотелось, чтобы он заключил ее в объятия и любил, как той последней ночью в лагере племени берберов! Ей хотелось той тихой, отчаянной нежности, которую она восприняла как объяснение в любви. Неужели она была права тогда? Неужели он отослал ее прочь только потому, что знал, что она не оставит его, если он признается ей в своей любви?

Шахин прошел мимо нее и сел на кровать.

Оглянувшись через плечо, она встретила его взгляд, полный тепла и нежности. Он глубоко встревожил Аллегру. А что, если это очередная ложь? Что, если это сон и она сейчас проснется? Закрыв глаза, она поняла то, что он знал с самого начала. Она уступит ему, как только он того пожелает. Кровь быстрее понеслась по ее жилам, распространяя жар по всему телу.

Внезапно его резкие черты омрачились.

— Покажи мне свою спину, — негромко сказал он, устремив на нее пристальный взгляд.

Аллегра удивленно нахмурилась. Зачем ему это нужно? Там нет ничего, кроме шрамов, и она благодарила судьбу, что не может их видеть. Но она чувствовала их каждый день, когда рубцы терлись о шелк платья. Они служили постоянным напоминанием о том, что сделал с ней Нассар.

— Пожалуйста, Аллегра, я прошу тебя.

Горе и сожаление, прозвучавшие в его голосе, заставили ее потянуться к застежке на спине. Она принялась расстегивать перламутровые пуговицы и, когда Шахин позвал ее, подошла к кровати, даже не подумав отказаться. Повернув ее спиной к себе, он продолжил расстегивать платье.

Поскольку Аллегра не носила корсета, чтобы не травмировать спину, лиф платья быстро упал до талии, оставив только сорочку, прикрывавшую шрамы. Теплые пальцы осторожно приподняли сорочку и стянули через ее голову. Резкий вздох Шахина заставил ее оглянуться через плечо как раз в тот момент, когда он увидел дело рук Нассара. Его загорелые черты мучительно исказились, и он закрыл глаза. Отступив на шаг, она скрестила руки на груди и повернулась к нему лицом.

Внезапно ее охватил стыд. Она не знала почему. Ей было нечего стыдиться, и тем не менее она чувствовала себя так, будто сделала что-то, чтобы причинить ему боль. Он поднялся, не сводя с нее темных глаз, и склонился над ней, пока их губы не соприкоснулись. В этом поцелуе не было страсти, но в нем было столько нежности, что он потряс все ее существо. Шахин всегда был умелым и требовательным любовником, но эта ласка… была песней для ее души. Когда он отстранился от нее, она увидела, что его челюсти крепко сжаты.

— Я люблю тебя, Аллегра. Я знаю, что недостоин тебя, но я люблю тебя. Поверь!

Аллегра закрыла глаза, сдерживая слезы. Он казался таким искренним. Она почувствовала, как он переместился за ее спину, и затрепетала, когда его пальцы скользнули по ее спине, гладя рубцы, оставленные плеткой Нассара. Спустя мгновение его губы нежно коснулись вначале одного шрама, затем другого. Она ощущала влагу там, где его лицо касалось ее кожи. Он опустился на колени и медленно продолжил, двигаясь вниз. Капля влаги, скользнувшая по ее спине, заставила ее напрячься от удивления. Она попыталась обернуться, но его дрожащие пальцы удержали ее за талию.

— Нет, — сдавленно произнес он.

Потрясенная, она поняла, что влага, которую она ощущала, — его слезы. Дрожа, он продолжил покрывать поцелуями шрамы на ее спине. Он наказывал себя зато, что она вытерпела в руках Нассара. О Боже, он сказал ей правду. Только глубоко любящий мужчина способен на такое нежное покаяние. Вырвавшись из его рук, Аллегра стремительно развернулась и обхватила его лицо ладонями.

— Я люблю тебя, Шахин, — промолвила она, осыпая его лицо поцелуями. — Я так люблю тебя!

С низким стоном, вырвавшимся из горла, он поднялся на ноги и приник к ее губам в поцелуе, который заставил ее содрогнуться от силы чувств. В нем не было страсти, однако он таил в себе обжигающую нежность, которую могла породить только любовь. Когда он оторвался от ее губ, Аллегра издала протестующий возглас. Коснувшись пальцами ее рта, он вернулся к постели. Его тело было напряжено, взгляд прикован к ее глазам.

— Я не знаю, что этот ублюдок сделал с тобой, сердце мое, и не уверен, что хочу это знать. — Он болезненно скривился и протянул к ней руку. — Но сегодня и до конца наших жизней, любимая, ты будешь главной в нашей спальне.

— Не понимаю, — в замешательстве сказала Аллегра, накрыв ладонью его руку.

— Я хочу, чтобы ты говорила, что тебе нравится, а что нет. Мне не хотелось бы видеть страх в твоих глазах, когда мы будем заниматься любовью.

— Я никогда не боялась тебя, Шахин. С тобой я чувствую себя в безопасности. — Она издала тихий возглас, когда он закрыл глаза с мучительной гримасой. — О нет, дорогой! Не вини себя.

Опустившись на колени, она обвила его шею руками и уткнулась лицом в его грудь. Шахин крепко обнял ее, прижавшись губами к ее волосам. Долгую минуту они оставались в таком положении, пока Шахин не приподнял ее подбородок, заставив посмотреть на него. От любви, которую она увидела в его темно-карих глазах, ее сердце забилось сильнее. Протянув руку, она погладила его по щеке. Он покачал головой, недоверчиво глядя на нее:

— Я недостоин тебя, любимая.

— Посмотрим, — поддразнила она, улыбнувшись.

Аллегра поднялась на ноги и быстро избавилась от остатков одежды. При виде желания, вспыхнувшего в его глазах, ее сердце гулко забилось. Упершись ладонью ему в грудь, она нежно толкнула его на постель. Хотя на лице Шахина мелькнула тревога, он ничего не сказал, полностью отдавшись на ее волю. В его глазах светились любовь и забота, согревшие Аллегру больше, чем что-либо другое. Ей не хотелось, чтобы он сомневался, что достоин ее. Ей хотелось, чтобы он понял, что свет их взаимной любви спасет их обоих от тоски и разочарований.

Едва касаясь, она пробежалась пальцами по его груди и двинулась ниже, вдоль узкой полоски волос, ведущей к его быстро набухающему естеству. Когда ее пальцы обхватили кончик, Шахин содрогнулся. Ей нравилось смотреть, как его сильное тело реагирует на ее прикосновения. Скользя ладонью по его гладкой поверхности, она с интересом наблюдала, как он растет на глазах.

Из груди Шахина вырвался низкий стон, и Аллегра перевела взгляд на его лицо. Его глаза были закрыты, но на лице застыло выражение наслаждения, говорившее лучше всяких слов о том, что он испытывает. Она оперлась на руки по обе стороны от его головы и прижалась бедрами к его бедрам. Кончик его естества потерся о ее сокровенную плоть, и она резко выдохнула, ощутив приток жаркой влаги между ногами. При этом звуке Шахин распахнул глаза, встретив ее взгляд.

— У огненной женщины есть просьба к шейху Шахину, повелителю славного племени.

— Все, что пожелаешь, любимая, — отозвался он, коснувшись ее щеки.

В его глазах горело желание, и она поняла, каких усилий ему стоит держать себя в узде.

— Огненная женщина предпочитает, чтобы шейх Шахин позаботился о ее наслаждении, как только он один умеет.

В течение долгой минуты он молча обжигал ее глазами. Затем с гортанным стоном перевернул ее на спину и приник к ее губам в страстном поцелуе, скользя ладонями по прелестным округлостям. Когда его рука накрыла ее грудь, теребя сосок большим пальцем, Аллегра вскрикнула и выгнулась, подставляя ему шею. Его губы скользнули вниз, и ее сосок оказался рядом. Не в силах устоять, он втянул его в рот. Боже, какой чудесный у нее вкус, жаркий и сладкий! Аллегра откликнулась тихим стоном, вцепившись пальцами в его волосы. Шахин чуть не задохнулся от восторга. Он никогда не верил, что можно так наслаждаться. Но чтобы Аллегра любила его и после всего, что случилось? Это было за гранью того, на что он смел надеяться. Его рука медленно скользнула по внутренней стороне ее бедра, и Аллегра дернулась, когда его пальцы погрузились в ее лоно.

— Я хочу тебя, — прошептала она, когда он погладил чувствительный бугорок, скрытый в складках сокровенной плоти. — Пожалуйста, любимый.

Эта тихая мольба проникла в его сердце, и он понял, что никогда ни в чем ей не откажет. Приподнявшись над ней, он расположился между ее бедрами и его клинок скользнул в ее шелковистые ножны. Аллегра содрогнулась, крепко обхватив его. Шахин начал двигаться, ускоряя ритм движений, пока она не взорвалась под ним, и только тогда дал выход собственному высвобождению. Его хриплый возглас удовлетворения слился с ее восторженным криком.

Когда жар любовной схватки остыл, превратившись в приятное тепло, Шахин перекатился на спину и притянул ее к своему боку. Так будет всегда. Он постоянно будет ощущать эту ненасытную потребность иметь ее рядом. И никогда не перестанет чувствовать к ней эту всепоглощающую любовь.

Подняв руку, Аллегра обвела кончиками пальцев контуры его лица.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не выпущу тебя из виду, пока ты не будешь принадлежать мне по закону, — произнес он в своей властной манере.

Вместо ответа Аллегра уютнее устроилась у него под боком, прижавшись лицом к твердой груди. Он хочет жениться на ней! Интуиция подсказывала ей, что он не согласится на меньшее, чем брак. Она была более чем готова отказаться от своей независимости, чтобы быть с ним, особенно теперь, когда она знала, что Шахин никогда не посягнет на ее волю.

Он показал, как сильно любит ее, предложив ей ведущую роль, когда они занимались любовью. Точно так же он будет вести себя и в других случаях. Но будет ли он любить своего ребенка? Его отношения с отцом были таковы, что, возможно, он не хочет иметь детей. Не говоря уже о слухах и сплетнях, которые, вне всякого сомнения, поползут, когда станет известно, что она ждет ребенка.

Сильная рука обхватила ее подбородок, заставив посмотреть на него.

— Я понимаю, что это было не слишком романтичное предложение руки и сердца, но тем не менее я жду ответа.

Он сжал губы, вглядываясь в ее лицо.

— Ты уверен, что это то, чего ты действительно хочешь?

Она выскользнула из его объятий и встала с постели.

— Что означает твой вопрос?

Шахин взглянул на нее с удивлением.

Не глядя на него, Аллегра пересекла комнату и достала из гардероба свой пеньюар. Накинув его на плечи, она оглянулась через плечо.

— Ничего. Просто я подумала о твоих новых обязанностях.

— Не понимаю, почему ты пытаешься уйти от ответа на прямой вопрос, — резко бросил он, встав с постели и повернувшись к ней лицом.

— Ты ошибаешься. Я всего лишь напоминаю тебе, что у тебя появились обязанности, которым ты должен… соответствовать.

Он нахмурился, шагнув к ней.

— Если ты намекаешь на то, что подумают в свете, если я сделаю тебя графиней Пембрук, то я не дам и ломаного гроша за любые сплетни.

— Признаться, у меня нет особого желания оказаться в центре очередного скандала, а он непременно разразится.

Ее голос дрогнул, заставив его сердце сжаться от боли. Аллегра, вне всякого сомнения, вспомнила последний скандал, в котором она была замешана. Чарлз рассказал ему, что ей пришлось пережить, но на этот раз он будет рядом, чтобы защитить ее от пересудов. Им даже не обязательно оставаться в Англии.

— Тогда давай вернемся в Марокко. Я найму управляющих, которые будут надзирать за моей собственностью, и предложу Чарлзу солидное жалованье, чтобы он следил за ними.

— У графа есть обязанности в Англии, а не где-либо еще, — тихо сказала Аллегра. — Ты знаешь это очень хорошо.

— В таком случае мы будем жить здесь, — произнес он с нарастающей досадой. — Пойми меня, Аллегра! Я хочу, чтобы ты стала моей женой. И мне все равно, где мы будем жить, потому что мой дом там, где ты.

— Все не так просто, — возразила она, резко тряхнув головой.

— Почему же? Мы можем пожениться и уехать в Марокко, чтобы переждать там, пока сплетники не найдут себе другую пищу для разговоров, — заявил Шахин с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал. Но ее колебания испугали его до смерти. — Собственно, мы можем проводить одну половину года в Англии, а вторую с бедуинами до конца жизни.

Он сделал шаг вперед, чтобы обнять ее и убедить в своей искренности. Но когда она отпрянула, тут же остановился, несмотря на острое желание притянуть ее в свои объятия. Аллегра все еще была слишком уязвима, хотя и отдалась в его власть несколько минут назад. Впрочем, он сомневался, что она когда-нибудь полностью откажется от своей свободы. Теперь она стояла у окна, освещенная солнцем, и его взгляд жадно скользнул по ее телу. Боже, как он тосковал по ней! Просто находиться рядом с этой женщиной было достаточно, чтобы рассеялся мрак, в котором он жил последние три месяца.

Она немного пополнела, с тех пор как вернулась из пустыни. Это придало ее фигуре пикантную округлость. Его взгляд двинулся вверх, и Шахин озадаченно нахмурился. Он знал наизусть каждую частичку ее тела, но не мог припомнить, чтобы ее грудь была такой налитой. И ее изящные бедра стали полнее. Его потрясенный взгляд метнулся к ее лицу. Она беременна!

Боль, вгрызшаяся в его внутренности при этом открытии, была такой мучительной, что он чуть не согнулся пополам. Проклятие, этот негодяй наградил ее ребенком! Разве он сможет смириться с тем, что отродье Нассара будет жить в его доме? Шахин проглотил ком в горле. Боже, мало того что по его вине Аллегра угодила в лапы Нассара, ему придется жить с сознанием, что тот оставил в ней свое семя!

Неудивительно, что она не хочет даже говорить о браке. Запустив пятерню в волосы, он обхватил пальцами затылок и уставился на круглый ковер, лежавший на полу. Его сердце болезненно сжалось. Что, черт побери, ему делать? Он не может отказаться от нее. Это свыше его сил. Но хватит ли у него смелости растить ребенка другого мужчины? Вряд ли у него есть выбор. Он любит ее. Достаточно сильно, чтобы принять чужое дитя. Ради нее он станет лучшим отцом из всех на свете. Он приложит все усилия, чтобы сделать то, на что оказался неспособен его отец. Он постарается полюбить ребенка, который не властен над обстоятельствами своего рождения. Шагнув к Аллегре, он обхватил ее лицо ладонями. На этот раз она не отпрянула.

— Я люблю тебя, — тихо произнес он. — И хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она накрыла его руки своими, устремив на него неуверенный взгляд.

— Я должна сказать тебе… Просто не знаю, как…

— В этом нет нужды, любимая. Я люблю тебя, и ребенок никогда не узнает, что я не его отец. — Аллегра напряглась, но он обнял ее и притянул к себе. — Я буду любить его, как собственное дитя.

При этих словах Аллегру захлестнуло такое теплое чувство, какого она не испытывала никогда в жизни. Великодушие его жеста лишило ее дара речи. Даже если бы она сомневалась в его любви, теперь для сомнений не осталось места. Предложение принять ребенка, зачатого, по его мнению, в результате насилия, было высшим доказательством его искренности. Это была самая самоотверженная демонстрация любви, которую только можно было себе представить. Потрясенная, она смотрела на него, пытаясь понять, как случилось, что судьба подарила ей такого мужчину, чтобы любить и быть любимой. При всех усилиях, которые она прилагала, чтобы стать хозяйкой собственной судьбы, Аллегра даже не осмеливалась мечтать, что в ее жизни появится такой замечательный человек. Слезы хлынули из ее глаз, и она приникла к нему, содрогаясь от рыданий. Шахин крепко прижал ее к себе, бормоча слова успокоения.

— Все будет хорошо, сердце мое, все будет замечательно, — повторял он. — Обещаю.

— Ты не понял, — отозвалась она с трепетной улыбкой на губах. — Ребенок твой, любовь моя. Я ношу твоего ребенка. Нассар не тронул меня в этом смысле.

Она снова разрыдалась, цепляясь за него как за канат, от которого зависела ее жизнь. В течение долгой минуты Шахин ошеломленно молчал, неуверенный, что правильно расслышал. Ее слова снова и снова прокручивались в его голове. Ребенок его, а не Нассара. Она носит его дитя. В его груди бушевали эмоции. Наверное, так ощущается счастье — невероятный прилив радости, смешанной с волнением. Подхватив Аллегру на руки, Шахин направился к постели и сел, усадив ее себе на колени. Свободной рукой он стер слезы с ее щек.

— Любимая, я не нахожу слов.

Склонив голову, он приник к ее губам в нежном, почти благоговейном поцелуе. Любовь к нему затопила Аллегру, распространившись по всему телу, пока ее жар не превратился во вспышку желания. Когда Шахин отстранился от нее, в его глазах сверкало пламя.

— Я все еще жду ответа на свое предложение, — сказал он.

Выскользнув из его объятий, Аллегра встала перед ним. Со всем умением, которое она обрела за годы обольщения, она позволила пеньюару соскользнуть с одного плеча, затем с другого, пока он не упал на пол, и замерла перед ним в безмолвном призыве. Шахин заворожено наблюдал, как она провела рукой по одной груди, обведя пальцами напрягшийся сосок, а затем медленно двинулась вниз по животу. В его карих глазах светились любовь и страсть. А когда она приоткрыла рот, облизнув верхнюю губу, из его груди вырвался низкий стон.

— Да, я выйду за тебя замуж, — проговорила она. — Но в данный момент испытываю острую потребность показать Шахину, как сильна моя любовь.

Она протянула к нему руку и, когда он взял ее за запястье, упала в его объятия. Положив ладони ему на плечи, Аллегра прижалась к нему всем телом, вдыхая его терпкий запах и упиваясь жаром его губ со страстью, на которую никогда не считала себя способной. Когда-то идея брака казалась ей малопривлекательной, посягающей на ее самостоятельность. Но когда она была с Шахином, ей не требовалась независимость, чтобы чувствовать себя цельной и свободной.

Он стал ей близким, родным человеком, которого она любила. А он отвечал взаимностью. Пальцы Шахина нежно скользили по ее спине, поглаживая шрамы. В этом жесте было столько любви и сострадания, что она чуть не расплакалась. В ее душе навсегда останется темная страница, грубо впечатанная Нассаром, но любовь Шахина не позволит прошлому омрачить грядущие радости. Что бы ни случилось, он будет рядом, чтобы успокоить ее страхи, тревоги и печали. Она больше никогда не будет одна, а для любой женщины это предел мечтаний.