Суббота, 10 часов вечера

Dear Mrs [274] Франннсуа (произносить как написано)!
Кролик [281] .

Надеюсь, ты обратишь внимание, в котором часу я тебе пишу — десять вечера — ну? это тебе ни о чем не говорит? Десять вечера — это час наших разговоров на кухне, когда, совершив удачные набеги в нужные места, обшарив буфет, кладовку, обе плиты и шкафчики, мы болтали обо всяких «глупостях» — они были безумно интересны для трудновозрастных особ, но, к счастью, быстро забывались, как только их стопы покидали заколдованный круг, выложенный надтреснутой каменной плиткой. И вот сегодня вечером я грустно поплелась «перекусить» (эвфемизм для обозначения ночного обхода). Действовала как заведено: установила две кастрюли на огнедышащее ложе и заглянула в: 1) газовую духовку (результат нулевой); 2) электрическую духовку (там стояло блюдо для запеканки, но, увы, пустое, вымытое и вычищенное, как будто постаралась ты); 3) кухонный шкафчик (несколько невзрачных вареных картошек в кастрюльке; взяла одну штучку для порядка); 4) буфет (отличный кусочек сыра, который по крошечке сгрызла, — эх, моя страсть к зеленому горошку может Не выдержать конкуренции). И в завершение этого одинокого обхода заглянула в чугунок — он был ПОЛОН макарон с помидорами-кабачками (ты обожаешь эту смесь). And then the melancholy cloud did fall [275] ! Я робко окунула палец в это варево и вдруг почувствовала — что твой Гамлет, — как кто-то plucked те by the sleeve [276] , этот кто-то был твой призрак; и с той минуты все потеряло вкус (злые языки свалят все на недосоленные кабачки и нехватку сыра), я, как вор, закрыла крышку чугунка, и под этот лязг сердце мое разбилось вдребезги, оно так и осталось бы разбитым, если бы не сбежала из кастрюли и не зашипела на плите моя еда, тем самым вернув меня к действительности.

Отныне уж не будет больше той непринужденной кухонной атмосферы, в одиночку я стану слишком conscious [277] и не смогу наслаждаться своими трофеями. Но я пишу это письмо не затем, чтобы жаловаться. Сама не знаю, для чего взялась его писать: возможно, это завершение тех двух дней, в течение которых я непрестанно думала о тебе и о том, что ты для меня значишь. А может, оно навеяно тем самым кухонным обходом.

Хочешь, я расскажу, что творится у меня на душе, — все очень просто, хотя и удивительно похоже на двуликого Януса: я ощущаю огромную пустоту, будто мне ампутировали руку или ногу и рана еще не зарубцевалась (прошу прощения за этот образ, но он точнее всего отражает истину). С другой стороны, твое счастье (а о нем говорят твои письма) — для меня яркий живой огонь, около которого я греюсь. Вот почему я благодарна тебе за твой брак — потому что ты сотворила этот светлый очаг.

Когда я думаю, к примеру, как ты готовишь для Франсуа, как вы с ним музицируете, я очень счастлива — наверняка в меня сама собой проникает частица вашего счастья. Эта мысль для меня такая же утешительная, такая же cosy [278] , как освещенное окошко в хижине доброго дровосека для заблудившихся в лесу детей из волшебной сказки. Прямо сейчас, когда за окном дождь и ветер, я думаю о доме номер 78 по Версальской улице и вижу свет в темноте. Если б ты знала, какая это для меня поддержка! Ваш брак — истинное благословение, источник молодости и надежды в бурном грозном море. Thank you so much, Mrs [279] Франннсуа. Посылаю тебе открытку, которую просили передать Шарль и Фалик: я сама не придумала бы ничего лучше! Над стилем, вероятно, поработали Фалик с Бернаром. Но виден замысел и чувство.

Утром я получила письмо от Уильяма Э. Смита (номер 3) без единого знака пунктуации, в котором все фразы соединяются союзом as [280] .

Поскольку (= as) я не хочу делать то же самое, останавливаюсь. Это не значит, что я не буду писать вам опять, когда придет охота.

До свидания, мои светлые окошки.

Люблю вас обоих.

P. S. Зайду к вам в понедельник около полудня (позднее не могу) — принесу мясо, хлебные карточки, фрукты и точно скажу, когда ты сможешь встретиться с родителями. Маргерит придет в два часа.