Глава 1

Побережье Дании

Среда, 8 октября, 19.40

Коттону Малоуну хватило одного взгляда, чтобы понять, что у него появились проблемы.

Эресунн, пролив, отделяющий северный датский остров Зеландию от Скании, южной шведской провинции – одной из самых оживленных водных магистралей в мире, – сейчас был почти пуст. Только два суденышка виднелись на серо-голубых волнах: одно – принадлежащее Малоуну, и профиль какого-то другого, которое быстро приближалось к нему. Он заметил эту вторую лодку, как только они вышли из доков Ландскруне на шведской стороне пролива. Красно-белый двадцатифутовик с двойным внутренним двигателем. Сам же Малоун плыл на взятой напрокат в копенгагенском порту пятнадцатифутовой лодке с одним внешним двигателем. Мотор ревел, яхта вздымала спокойные прибрежные волны. Чистое небо, прохладный вечерний ветерок при полном отсутствии бриза – идеальная осенняя погода для Скандинавии.

Всего три часа назад Коттон работал в своей книжной лавке на площади Эйбро. И собирался поужинать в кафе «Норден», как делал почти каждый вечер. Но звонок от Стефани Нелл, его бывшей начальницы в Министерстве юстиции, заставил Малоуна стремительно изменить планы.

– Мне нужна твоя помощь, – сказала она. – Я не стала бы тебя просить, если б дело не было таким срочным. Есть один человек по имени Барри Кирк. Короткие темные волосы, острый нос. Мне нужно, чтобы ты его нашел.

По голосу бывшей начальницы Малоун почувствовал, что дело действительно срочное.

– Я направила своего агента, но его задержали по дороге. Не знаю точно, когда он доберется до места назначения, но названного человека необходимо как можно скорее найти. Как можно скорее! – настойчиво повторила она.

– Полагаю, ты вряд ли скажешь, зачем он тебе так срочно понадобился.

– Не скажу. Не могу. Но ты находишься очень близко от него. Он сейчас на противоположной стороне залива в Швеции и ждет, чтобы его забрали.

– По твоему тону я чувствую, что возникли какие-то серьезные проблемы.

– Да. У меня пропал агент.

Коттону было всегда неприятно слышать подобные слова.

– Кирк может знать, где он находится, поэтому с ним необходимо связаться как можно скорее. Надеюсь, что мы пока еще не вляпались ни в какие серьезные проблемы. И потому тебе просто нужно привести его в свой магазин и дождаться, пока мой человек не прибудет за ним.

– Я постараюсь выполнить твою просьбу.

– И еще одно, Коттон. Не забудь прихватить с собой оружие.

Он сразу же направился в свою квартиру на четвертом этаже над книжным магазином, отыскал под кроватью рюкзак, который у него всегда был наготове вместе с паспортом, деньгами, телефоном и «береттой», выпущенной специально для агентов отряда «Магеллан», которую Стефани позволила ему сохранить после ухода в отставку.

Теперь пистолет висел у него на поясе под курткой.

– Они приближаются, – заметил Барри Кирк.

Как будто Малоун сам этого не видит. Трудно тягаться с двумя двигателями.

Он твердо держал руль, решив довести мощность мотора до максимальной. Нос лодки то и дело взлетал вверх – она стремительно набирала скорость. Коттон оглянулся. На другой лодке находились два человека: один управлял ею, второй стоял с пистолетом в руках.

Да, подумал Малоун, с каждой секундой дело становится все опаснее.

Пересекая пролив на юго-запад по диагонали по направлению к Копенгагену, они еще не достигли середины и пока находились в шведской его части. Малоун мог бы, конечно, взять напрокат автомобиль и переехать пролив по Эресуннскому мосту, соединявшему датское побережье со шведским, но на это ушел бы лишний час. Путь по воде был быстрее, а Стефани торопила его, поэтому Малоун взял напрокат лодку в той конторе, услугами которой обычно пользовался. Лодку гораздо дешевле взять напрокат, нежели покупать, особенно принимая во внимание то, насколько редко он в последнее время отваживался выходить в море.

– И что вы собираетесь делать?

Идиотский вопрос. Этот Кирк – определенно зануда.

Малоун нашел его в доках, в том самом месте, где, по словам Стефани, он и должен был его ожидать. Она назвала Коттону пароль, чтобы Кирк понял, что имеет дело с ее посланцем. Малоун должен был представиться Джозефом, Кирк получил имя Мороний.

Странный выбор.

– Вам известно, кто эти люди? – спросил Коттон.

– Они хотят меня убить, – уклончиво ответил Кирк.

Лодка стремительно неслась в сторону Дании, вздымая корпусом волны.

– Почему же они хотят вас убить? – спросил Малоун, стараясь перекричать гул мотора.

– А кто вы сами-то такой?

Малоун бросил на Кирка неприязненный взгляд.

– Тот, кто пытается спасти вашу чертову задницу.

Вторую лодку отделяли от них уже каких-нибудь тридцать ярдов.

Коттон окинул взглядом горизонт во всех направлениях и не заметил ни одного другого судна. Опускались сумерки, небо из лазурного становилось свинцово-серым.

Выстрел.

Потом второй.

Малоун резко обернулся.

Второй человек на преследовавшей их лодке начал стрелять.

– На дно лодки! Быстро! – крикнул Коттон Кирку. Он сам тоже пригнулся, но судно, управляемое им, сохраняло прежний курс и скорость.

Грохнули еще два выстрела. Пуля с глухим стуком ударила в фибергласовую перегородку слева от него.

Вторая лодка теперь находилась на расстоянии пятидесяти футов от них. Малоун решил преподнести своим преследователям небольшой сюрприз. Он сунул руку назад, нащупал пистолет и выстрелил по ним.

Вторая лодка неожиданно развернулась к ним правым бортом.

От датского берега их отделяло чуть больше мили, они были почти в самой середине Эресунна. Вторая лодка сделала крюк вокруг них и теперь приближалась к ним справа, грозя перерезать им путь. Малоун заметил, что пистолет в руке преследователя сменил короткоствольный автомат.

Выбора не было. Начиналась игра в «кто первым струсит».

Вспышка автоматического огня сотрясла воздух. Коттон опустился на дно лодки, одной рукой продолжая удерживать руль. У него над головой зажужжали пули, причем несколько из них пробили нос лодки. Он рискнул поднять голову и посмотреть. Вторая лодка объезжала их сзади, чтобы нанести удар с тыла – там, где из-за открытой палубы они были наиболее уязвимы.

Малоун решил, что самым лучшим вариантом будет лобовая атака.

Но все нужно очень точно рассчитать.

Его лодка продолжала нестись вперед почти на предельной скорости. Второе судно следовало за ними по пятам.

– Не высовывайся! – приказал он Кирку.

Вряд ли тому пришло бы в голову нарушить его приказ. Кирк лежал на полу у боковой панели. Малоун держал свою «беретту» так, чтобы ее не было видно преследователям. Вторая лодка стремительно приближалась.

Очень быстро. Пятьдесят ярдов… Сорок… Тридцать…

Малоун резко сбросил скорость и перевел лодку на холостой ход. Нос судна погрузился в воду. Еще несколько ярдов они проехали по инерции, затем остановились. Их преследователи неумолимо приближались.

Вот они уже поравнялись с ними. Человек с автоматом прицелился. Но прежде чем он успел спустить курок, Малоун выстрелил ему в грудь.

Лодка противника пронеслась мимо.

Коттон снова включил мотор.

Он видел, как в другой лодке рулевой присел, пытаясь нащупать упавшую винтовку. Лодке-преследовательнице пришлось совершить большую петлю, прежде чем она смогла снова выйти на прежнюю траекторию.

Один раз его уловка сработала, но вряд ли ему повезет еще раз.

До датского побережья оставалась почти целая миля пути, и у него не было никаких шансов уйти от преследователей. Можно, конечно, пытаться петлять, но на сколько у него хватит сил и сноровки? Нет, так не получится. Придется пойти на прямое столкновение.

Малоун пристально вглядывался в сторону датского берега, прикидывая свое местоположение.

Он находился примерно в пяти милях к северу от окраины Копенгагена, рядом с тем местом, где когда-то жил его старый друг Генрик Торвальдсен.

– Посмотрите сюда! – услышал он слова Кирка и обернулся.

Преследовавшая их лодка находилась на расстоянии сотни ярдов и продолжала приближаться. Но на темнеющем небе с западной стороны появился одномоторный самолет «Сессна», который шел на снижение. Его хорошо всем известный трехколесный посадочный механизм находился уже на расстоянии не более шести футов над поверхностью воды. Он, словно граблями, прошелся по лодке-преследовательнице, чуть не сбив колесами рулевого, который, правда, успел пригнуться, отпустив руль, из-за чего лодка резко отлетела влево.

Малоун воспользовался этим, чтобы направить свою лодку на преследователей.

Самолет снова набрал высоту и стал разворачиваться для следующего удара. У Коттона возникла мысль: понимает ли пилот, что на лодке есть оружие, из которого можно вести обстрел летающих объектов? И потому он решил на предельной скорости, которую ему позволял его мотор, двигаться на лодку-преследователя. Она застыла на месте, все внимание человека на ней было полностью сосредоточено на самолете.

Что позволило Малоуну беспрепятственно приблизиться.

Вначале он обрадовался тому, что внимание преследователей отвлекла «Сессна», но почти сразу же понял, что нежданная помощь могла обернуться страшной катастрофой. Автомат человека в лодке был нацелен на самолет.

– Вставай! – крикнул Малоун Кирку.

Но тот не пошевелился.

– Не заставляй меня поднимать тебя!

Кирк встал.

– Держи руль! Постарайся, чтобы мы не сбились с курса!

– Я?.. Что?

– Выполняй! Быстро!

Кирк ухватился за руль. Коттон прошел на корму, нашел надежную опору и прицелился.

Самолет продолжал снижение. Человек на другой лодке держал свое оружие наготове. Малоун понимал, что шанс попасть из-за постоянных толчков судна у него невелик. Но человек на другой лодке внезапно осознал, что, помимо самолета, ему угрожает еще и лодка.

Что же делать?

Коттон выстрелил дважды. И промахнулся.

Третьим выстрелом он все-таки попал в лодку.

Человек на ней метнулся вправо, решив, что лодка представляет для него бо́льшую опасность, чем самолет. Четвертый выстрел Малоуна угодил его противнику в грудь, и тот, перевалившись за борт, упал в воду.

Самолет с ревом приближался. Его шасси пронеслись над самой головой.

Коттон с Кирком пригнулись.

Малоун выхватил у Кирка рулевое колесо и, немного сбавив скорость, развернул лодку по направлению к преследователю. Они приближались с кормы. Коттон держал оружие наготове. Мертвое тело покачивалось в воде, еще одно лежало на палубе. Больше никого в лодке не было.

– Ты – серьезный источник проблем, – сказал Малоун, обращаясь к своему спутнику.

Вокруг них царило спокойствие, которое лишь немного нарушал холостой гул мотора. Вода безмятежно плескалась о борта обеих лодок. Предстоит связаться с местными властями, подумал Малоун. Со шведами? Или с датчанами? Однако, вспомнив о Стефани и оценив ситуацию, понял, что это далеко не самый лучший вариант. Стефани ненавидела разборки с местными властями.

Он поднял голову и увидел, что «Сессна» уже находится на высоте примерно двух тысяч метров и пролетает прямо у них над головой.

Затем с самолета кто-то прыгнул.

Раскрылся парашют, и его владелец стал спиралью опускаться, приближаясь к ним. Малоун несколько раз в жизни прыгал с парашютом и потому сразу же понял, что этот человек неплохо владеет своим ремеслом – он умело направлял парашют в сторону лодки. Ему удалось опуститься в воду на расстоянии менее пятидесяти ярдов от них.

Коттон медленно подогнал лодку к нему.

Молодому человеку, взобравшемуся на борт, скорее всего, не было еще и тридцати. Взъерошенные светлые волосы. Приятное, чисто выбритое лицо, согретое широкой белозубой улыбкой. На нем был темный пуловер и джинсы, плотно облегавшие мускулистое тело.

– Водичка здесь холодная, – заметил молодой человек. – Спасибо, что подождали меня. Извините за опоздание.

Малоун указал в сторону самолета, удаляющегося на восток.

– На нем кто-то остался?

– Никого. Он летит на автопилоте. Но в нем совсем немного топлива, и через несколько минут он обязательно упадет и опустится где-нибудь на дно Балтийского моря.

– Вы довольно расточительны, скажу я вам.

Молодой человек пожал плечами.

– Тому типу, у которого я его украл, он был не нужен.

– Кто вы такой?

– О, извините, со мной такое иногда случается: я совершенно забываю о правилах этикета. – Он протянул Малоуну влажную руку. – Люк Дэниелс. Отряд «Магеллан».

 

Глава 2

Калуннборг, Дания

20.00

Хусепе Салазар ждал, когда его пленник придет в себя. Хотя пойманный был в полубессознательном состоянии, он прекрасно расслышал слова Хусепе: «Кончайте с этим».

Лежавший на пыльном каменном полу человек приподнял голову.

– Я не мог понять… все три дня… как вы можете быть таким жестоким… Ведь вы же верите в… Отца Небесного. Все считают вас верующим… религиозным человеком.

Хусепе, в отличие от своего собеседника, не видел в этом никакого противоречия.

– Пророки сталкивались с такими же, а то и с бо́льшими опасностями, нежели те, что угрожают мне сегодня. И тем не менее они никогда не уклонялись от исполнения того, что им предназначено судьбой.

– Ты говоришь истину, – сказал ему ангел.

Салазар поднял глаза. На расстоянии нескольких футов от него проплывало видение в широком белом одеянии, окутанное ослепительным, словно молния, светом.

– Отбрось сомнения, Хусепе. Никто из пророков не колебался, исполняя предначертанное.

Он знал, что его пленник не слышит ангела. Его не слышит никто, кроме самого Хусепе. Но человек на полу заметил, что взгляд Хусепе скользнул к задней стене камеры.

– На что вы смотрите?

– На прекрасное видение.

– Он не может постичь то, что нам известно.

Салазар взглянул на своего пленника.

– Кирк уже в моих руках.

Он еще не получил подтверждения тому, что произошло в Швеции, но его люди уже сообщили ему, что цель находится в поле их зрения. Наконец-то! Через три дня! И все это время его пленник лежал здесь, в камере, без еды и воды. Его бледное тело было покрыто ссадинами и синяками, губы потрескались, нос был сломан, глаза ввалились. Чтобы сделать мучения пленника совсем невыносимыми, в поле его зрения за решеткой поставили ведро с водой. Он его прекрасно видел, но достать не мог.

– Дави на него! – приказал ангел. – Он должен понимать, что мы не потерпим подобной дерзости. Люди, пославшие его, должны знать, что мы способны дать им отпор. Еще многое предстоит сделать, а они встали у нас на пути. Ты должен сломать его.

Хусепе всегда следовал советам ангела. А как могло быть иначе? Ведь ангел приходит от самого Отца Небесного. А этот пленник – шпион. Шпион, засланный врагом.

– Мы всегда очень сурово поступали со шпионами, – продолжил ангел. – Вначале их было очень много, и они сумели причинить большой вред. Они должны получить воздаяние за него.

– Но разве я не должен любить его? – спросил Хусепе у видения. – Он ведь тоже сын Божий.

– С кем… вы… разговариваете?

Хусепе Салазар повернулся к пленнику и задал ему свой обычный вопрос:

– На кого вы работаете?

И не получил ответа.

– Говорите!

Он почувствовал, что повысил голос. Весьма необычно для него. Салазар всегда говорил тихим и спокойным голосом, всегда старался сохранять внешнюю невозмутимость, умение поддерживать которую всегда усиленно развивал в себе. Он помнил слова отца: способность сохранять внешнюю благопристойность – давно утраченное искусство.

Ведро с водой стояло у его ног.

Он зачерпнул воду ковшом и через прутья решетки плеснул ее в лицо пленнику. Тот попытался слизнуть ее языком, чтобы хоть немного утолить жажду. Однако жажду, длящуюся уже три дня, утолить не так-то просто.

– Отвечайте на мой вопрос!

– Еще воды.

Хусепе давно не испытывал ни к кому никакой жалости. Он исполнял священный долг, и судьбы миллионов зависели от принимаемого им решения.

– Необходимо искупление кровью, – сказал ангел. – Это единственный выход.

Учение гласило, что существуют грехи, которым нет прощения ни в этом мире, ни в будущем. Но если у грешника откроется внутреннее зрение и он увидит свое истинное состояние, тогда он, конечно, согласится на пролитие собственной крови, чтобы смыть совершенные им страшные прегрешения.

– Кровь Сына Божьего пролилась во искупление грехов человечества, – сказал ангел. – Но остаются грехи, которые можно искупить жертвой, принесенной на алтаре, как в древности. Однако есть грехи, не искупимые кровью агнца, тельца или горлицы. За них должна быть принесена человеческая кровь. Такие грехи, как убийство, прелюбодеяние, ложь, нарушение клятвы и богоотступничество.

Хусепе присел на корточки и уставился на отверженного по ту сторону решетки.

– Вы не можете меня остановить. Никто не может помешать тому, чему суждено случиться. Но я готов оказать вам некоторое снисхождение. Только сообщите мне, на кого вы работаете и в чем состоит ваша цель, – и эта вода будет ваша.

Он набрал еще один черпак воды и протянул его пленнику. Тот лежал, вытянувшись, на полу, лицом вниз. Очень медленно он перевернулся на спину и обратил взгляд на потолок.

Хусепе и ангел ждали.

– Я агент… Министерства юстиции. Мы все… из-за вас.

Правительство Соединенных Штатов. На протяжении 180 лет оно продолжает оставаться основной помехой.

Но что на самом деле известно его врагам?

Человек перевел взгляд на Салазара. Усталые глаза пристально всматривались в него.

– Убив меня, вы ничего… не добьетесь. Только доставите себе… еще бо́льшие неприятности.

– Он лжет, – сказал ангел. – Он считает, что нас можно запугать.

Однако Салазар выполнил свое обещание и протянул пленнику черпак с водой. Тот схватил его и опрокинул себе в рот. Хусепе подвинул ведро поближе, и пленник начал жадно поглощать воду.

– Не надо колебаться, – сказал ангел. – Он совершил грех, лишивший его права на Божью любовь. Он не может ее добиться, не пролив собственной крови. Пролив кровь, он искупит грех, будет спасен и воссоединится с Богом. На этом свете нет мужчины или женщины, которые не согласились бы пролить свою кровь ради того, чтобы достичь спасения и воссоединиться с Богом.

Нет, конечно, нет.

– Можно привести множество примеров того, Хусепе, как людей убивали ради того, чтобы они могли искупить свои грехи. И я видел десятки и сотни людей, у которых был шанс воссоединиться с Господом, если б их убили и их кровь пролилась бы, как благоуханный фимиам Всемогущему. Но этого не случилось, и теперь они слуги сатаны.

В отличие от того посланника, который беседовал с Салазаром и доносил до него волю Божью.

– Мы должны любить ближнего как самого себя. Если ему нужна помощь – помоги. Если он стремится к спасению и для его спасения необходимо, чтобы здесь, в земной жизни, пролилась его кровь, – пролей ее. Если ты совершил грех, требующий для своего искупления пролития крови, ты не должен успокаиваться до тех пор, пока твоя кровь не прольется во твое же спасение. В этом истинная любовь к человеку.

Салазар отвернулся от ангела и спросил пленника:

– Вы стремитесь к спасению?

– Почему это вас интересует?

– Ваши грехи чудовищны.

– Не более, чем ваши.

Но его грехи нельзя было назвать грехами. Ложь во имя истины – уже не ложь. Убийство во имя спасения души – не убийство, а акт любви. Хусепе Салазар должен был дать этому грешнику шанс вечного блаженства, и потому сунул руку в карман куртки и нащупал там пистолет.

Глаза пленника расширились от ужаса. Он отполз в сторону, но спрятаться ему было негде.

Убить его не составляло труда.

– Еще не время, – неожиданно произнес ангел.

Салазар опустил пистолет.

– Он пока нам нужен.

И видение стало подниматься вверх до тех пор, пока не рассеялось у потолка, а камера вновь стала темной и мрачной, какой была до появления божественного света.

Блаженная улыбка появилась на губах Салазара. Глаза его засветились новым светом, который был для него божественной наградой за послушание. Он взглянул на часы и отсчитал восемь часов назад.

В Юте сейчас полдень.

Надо сообщить старейшине Роуэну.

 

Глава 3

Юг штата Юта

12.02

Сенатор Таддеус Роуэн вышел из «Лендровера» и с наслаждением подставил лицо теплым лучам такого родного ему здешнего солнца. Он прожил в Юте всю свою жизнь. Теперь Роуэн был старшим сенатором от штата и занимал этот пост уже целых тридцать пять лет. Он обладал огромной властью и влиянием, настолько значительным, что министр внутренних дел лично прилетел сюда, чтобы сегодня его сопровождать.

– Здесь очень красиво, – заметил министр.

Южная часть Юты с такими достопримечательностями, как парки Капитол-Риф, Брайс-Кэньон и Арки, принадлежала федеральному правительству. Внутри Национального парка Зайон с северо-запада на юго-восток между федеральной трассой № 15 и шоссе № 9 протянулись 147 000 акров земли. Здесь когда-то жили индейцы-пайюты, но в 1863 году «Святые последних дней», двигаясь на юг от Соленого озера, вытеснили их отсюда и дали этой уединенной местности название «Зайон» – Сион. Айзек Бехунин, один из «святых», который первым поселился здесь вместе со своими сыновьями, говорил, что человек может молиться здесь Богу как среди храмов, возведенных самой природой, так и в храмах, построенных его собственными руками. Однако в ходе своего визита сюда в 1870 году Бригам Янг не согласился с такой оценкой здешних мест и назвал эту местность «НеСион». Прозвище за ней закрепилось.

Роуэн пролетел 250 миль от Соленого озера на юг на вертолете и приземлился вместе с министром на территории национального парка-заповедника. Здесь их ожидал местный смотритель. Должность председателя Комитета Сената США по ассигнованиям имела свои преимущества. И не последним из них было то, что ни цента федеральных денег ни при каких условиях не тратилось без его согласия.

– Удивительно красивая местность, – заметил сенатор, обращаясь к министру.

Сколько раз исходил он эту каменистую красную пустыню, полную щелевых каньонов, настолько узких, что солнечный свет никогда не достигает их дна. Небольшие городки вокруг парка были заселены «святыми», или «мормонами», как большинство населения Штатов предпочитает их именовать. Некоторым «святым» – к ним причислял себя и сенатор – было абсолютно наплевать на то, как их называют. В середине XIX столетия всеобщая ненависть и предубеждения заставили их бежать все дальше на запад до тех пор, пока они не дошли до почти безлюдного бассейна Соленого озера. Предки сенатора были среди первых переселенцев, прибывших сюда 24 июля 1847 года. Тогда здесь не было ничего, кроме зеленой травы и, если верить легенде, единственного дерева.

«Пустынное великолепие», как охарактеризовал это место в те первые дни один из «святых».

Когда сюда прибыл в фургоне их предводитель Бригам Янг, терзаемый лихорадкой, он, по преданию, встал с постели и провозгласил: «Вот она, наша земля».

За ними последовали десятки тысяч других переселенцев. Они избегали больших дорог, продвигались по тропам, проложенным первыми «святыми» переселенцами, и по пути высаживали злаки, чтобы следовавшие за ними могли утолить голод. Но в тот день сюда прибыла первая их волна: 143 мужчины, три женщины, двое детей, 70 фургонов, одна пушка, одна лодка, 93 лошади, 52 мула, 66 быков, 19 коров, 17 собак и несколько кур.

– Вон там, на вершине этого горного гребня, – сказал смотритель.

С места посадки вертолета в «Лендровере» сюда приехали всего трое. Все они были одеты одинаково: мокасины, джинсы, рубашки с длинными рукавами и шляпы. В свои семьдесят лет сенатор был все еще очень крепок и мог без труда пройти много миль в любом направлении по окружавшему его неземной красоты пейзажу.

– Мы находимся на расстоянии сорока миль от входа в парк? – спросил он у смотрителя.

Тот кивнул.

– Даже скорее пятидесяти. В этой местности действуют довольно строгие правила. Здесь запрещены пикники и походы. Щелевые каньоны слишком опасны.

Сенатору была прекрасно известна статистика. Ежегодно три миллиона посетителей приезжали в Зайон, благодаря чему он считался одной из самых привлекательных для туристов достопримечательностей Юты. Практически на все что угодно здесь требовались специальные разрешения, причем в таком количестве, что «дикие» туристы, охотники и многие другие заинтересованные лица запросили некоторого послабления в правилах. Сам сенатор был не против, но, вообще-то, старался не вмешиваться в подобные склоки.

Смотритель провел их в каньон с практически отвесными стенами и густыми зарослями кленов. Дикая горчица и кустистый чаппараль с жесткой травой заполняли здесь все пространство. Высоко над ними на ярко-голубом небе проплыл и скрылся из вида красавец-кондор.

– Все вышло наружу из-за нарушителей, – пояснил смотритель. – На прошлой неделе три человека незаконно проникли в эту часть парка. Один из них поскользнулся и сломал ногу, и нам пришлось его эвакуировать. Именно тогда мы и заметили это.

Смотритель указал на темную щель в поверхности скалы. Роуэн прекрасно знал, что пещеры в песчанике образуются довольно часто. В Южной Юте их не одна тысяча.

– В августе в этом районе, – напомнил министр, – был ливневый паводок. Настоящий потоп в течение трех дней. Мы полагаем, что вход в пещеру обнажился именно тогда. До сего времени он был закрыт.

Сенатор взглянул на министра.

– И в чем же состоит ваш интерес здесь?

– Добиться того, чтобы председатель Комитета Сената США по ассигнованиям остался доволен услугами Министерства внутренних дел.

Однако Роуэн сомневался в искренности своего собеседника, так как администрацию президента Дэнни Дэниелса в течение последних семи лет мало заботило то, что думает старший сенатор от Юты. Они принадлежали к разным партиям. Партия сенатора контролировала Конгресс, а партия Дэниелса – Белый дом. Обычно такое распределение давало гарантию плодотворного сотрудничества и разумных компромиссов. Но в последнее время стало казаться, что дружеские чувства между ними внезапно остыли. В моду вошел термин «затор». Все усложняло также то, что второй срок Дэниелса подходил к концу, и было неясно, кто может занять президентское кресло после него.

Шансы обеих партий были примерно равны.

Но выборы больше не интересовали сенатора, у него были более грандиозные планы.

Они подошли к входу в пещеру. Смотритель снял свой рюкзак и извлек из него три фонарика.

– Это вам поможет.

Роуэн взял у него фонарь.

– Ведите нас.

Они протиснулись внутрь довольно обширной пещеры высотой примерно в двадцать футов. Осветив вход, сенатор пришел к выводу, что когда-то он был гораздо шире и выше.

– В былые времена здесь имелся настоящий и довольно просторный вход, – заметил смотритель, – по размерам сходный с большими гаражными воротами. Но его намеренно заделали.

– Откуда вы знаете?

Смотритель фонариком указал вперед.

– Вы сами увидите. Но будьте внимательны. Здесь идеальное пристанище для змей.

Сенатор уже догадался. Шестьдесят лет странствий по самым отдаленным уголкам штата научили его уважать и эту землю, и ее обитателей.

На расстоянии пятидесяти футов дальше внутрь пещеры в темноте можно было разглядеть очертания каких-то предметов. Присмотревшись, Роуэн увидел три фургона. Ширококолесных. Наверное, десять футов длиной и пять шириной. И довольно высоких, хотя их покрытие уже давно истлело. Сенатор подошел поближе и испробовал на крепость один из них. Очень прочное дерево, вот только металлические обода на колесах покрылись ржавчиной. Такие фургоны обычно тянули четверки или шестерки лошадей, а порой – мулы и быки.

– Настоящий девятнадцатый век! – провозгласил смотритель. – Воздух пустыни и то, что они оказались запечатанными в пещере, поспособствовали их сохранности. Они находятся в идеальном состоянии, что случается довольно редко. И они, несомненно, въехали сюда через вход. Значит, когда-то он был значительно шире.

– Есть и кое-что еще, – добавил министр.

Сенатор взглянул в направлении луча света от фонаря и заметил кучу какого-то хлама. Обломки других фургонов, сваленные в одном месте.

– Они их уничтожили, – пояснил смотритель. – Я думаю, что перед тем, как фургоны начали ломать, их было больше двадцати.

Если уж быть совсем точным, то двадцать два. Но сенатор не стал поправлять смотрителя. Вместо этого он проследовал за ним к куче обломков. И там фонари высветили несколько скелетов. Сенатор подошел поближе. Гравий хрустел у него под ногами, словно только что выпавший снег. Он насчитал три скелета и сразу же понял, что послужило причиной их смерти.

Отверстия от пуль в черепе.

На скелетах оставались истлевшие обрывки одежды, а на головах у двоих из них были кожаные шляпы.

Смотритель поводил фонарем.

– Вот этот прожил немного дольше.

Сенатор увидел и четвертый скелет у стены пещеры. В черепе никаких пулевых отверстий. Но у него разбита вся грудная клетка.

– Его расстреляли в грудь, – пояснил смотритель. – Но он умер не сразу и успел написать вот это.

Фонарь осветил слова, начертанные на стене и напоминающие те настенные надписи, которые сенатор видел в пещерах в других районах Юты.

Он наклонился и прочел неровную надпись.

Фьельстед Хайд Вудрафф Иган

Да будет проклят Пророк.

Не забывайте нас.

Сенатор сразу же понял значение начертанных на стене имен. Только ему, одному из двенадцати апостолов Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней, было известно, кому они принадлежат.

– Мы решили обратиться к вам, сенатор, из-за упоминания в надписи Пророка, – сказал министр.

Сенатор напрягся, собрав волю в кулак, и произнес:

– Вы поступили совершенно правильно. Эти люди были «святыми».

– Мы тоже так решили.

На протяжении всей человеческой истории Господь общался со Своими детьми через пророков. Таких, как Ной, Авраам и Моисей. В 1830 году Джозеф Смит был посвящен небесами в Пророка Последних Дней для восстановления полноты евангелий в период подготовки ко второму пришествию Христа. Кроме того, Смит основал новую церковь. С тех пор уже семнадцать человек один за другим принимали звание пророка и президента. Каждый из этих семнадцати избирался из числа Двенадцати Апостолов, которые в иерархии церкви Смита шли сразу же за Пророком.

Цель Роуэна заключалась в том, чтобы стать восемнадцатым.

Нынешнее открытие могло помочь ему в достижении этой цели.

Он окинул взглядом пещеру и попытался вообразить то, что здесь произошло в 1857 году.

Особенности этого места очень точно соответствовали подробностям легенды, которая существовала с давних времен.

Но теперь она из легенды превратится в исторический факт.

 

Глава 4

Копенгаген, Дания

20.40

Малоун управлял лодкой, а Люк Дэниелс в одежде, насквозь промокшей из-за того, что последние мгновения своего приземления ему пришлось провести в воде, сидел, скорчившись, на дне, чтобы уберечься от холодного бриза, дувшего им в лицо.

– Вам часто приходится прыгать? – спросил Малоун.

– На моем счету больше ста прыжков, но я уже давно не опускался в воду.

Молодой человек указал на примостившегося у кормы Кирка и крикнул ему, пытаясь перекричать рев мотора:

– Знаешь, где ты у меня сидишь?

– Вы можете мне объяснить, что тут вообще происходит? – вмешался Малоун.

– А что вам говорила Стефани?

Хороший ход – ответить вопросом на вопрос.

– Только то, что пропал агент, а этот парень может знать, где он находится.

– Все правильно – и этот парень бежал, как паршивый пес.

– И почему же?

– Потому что он – доносчик. А доносчиков все ненавидят. – Люк снова повернулся к Барри Кирку. – Когда мы доберемся до берега, у нас с тобой будет серьезный разговор.

Тот ничего не ответил.

Люк подошел ближе к Малоуну, немного пригнувшись и стараясь уклониться от ветра.

– Скажите-ка, папаша, вы на самом деле такой крутой, каким вас все описывают?

– Я уже не такой крутой, каким был когда-то, но при случае могу стать и покруче.

– Вы что, знаете эту песню? Я люблю Тоби Кита. Был у него на концерте лет пять назад. Никогда бы не принял вас за любителя стиля «кантри».

– А я, кстати, до сих пор никак не могу понять, за кого можно принять вас.

– Просто за смиренного исполнителя приказов правительства Соединенных Штатов.

– Но и я являюсь чем-то в этом роде.

– Знаю. Стефани говорила мне.

– Вы должны понимать, – заметил Малоун, – что ваш самолет мог быть обстрелян автоматным огнем. И потому с вашей стороны было глупо лететь так низко.

– Я видел его автомат. Но тот человек стоял на раскачивающейся на волнах лодке, и мне показалось, что вам нужна моя помощь.

– Вы всегда так безрассудны?

Они приближались к береговой линии Копенгагена, и Малоун сбавил скорость.

– Вы должны признать, что полет был просто здоровский. Шасси находились на расстоянии менее шести футов от воды.

– Мне случалось видеть кое-что и покруче.

Люк с усмешкой приложил руку к груди.

– О, папаша, вы пронзили меня в самое сердце. Я знаю, что когда-то вы были одним из лучших стрелков в ВМС. Настоящим «истребителем» были. Но оставьте хоть что-то и на мою долю. Хотя бы самый маленький кусочек героизма. Ведь я вас, как-никак, спас.

– В самом деле? Я как-то не успел заметить.

В прежней своей жизни Малоун работал в составе первых двенадцати агентов в отряде «Магеллан». Он получил юридическое образование в Джорджтауне и, кроме того, в прошлом был офицером ВМС. Малоуну уже исполнилось сорок семь лет. Однако ему все еще удавалось сохранять густую шевелюру, крепкие нервы и острый ум. На его закаленном теле остались отметины и шрамы от застарелых ран, полученных при исполнении служебных обязанностей. Именно эти раны и были одной из причин его ухода в отставку тремя годами раньше. Теперь он владел букинистической лавкой в Копенгагене, в которой, как ему казалось, можно было в мире и спокойствии провести остаток своих дней.

– Ну давайте не петушитесь, признайте, – продолжал гнуть свою линию Люк. – Вам вряд ли бы удалось уйти от тех ребят. Ведь не кто-нибудь, а именно я вытащил вас из этой переделки.

Еще немного сбавив скорость, Малоун проследовал мимо датской королевской резиденции, затем мимо пирса на набережной Нюхавн и въехал в один из тихих каналов датской столицы. Он причалил почти сразу же за дворцом Кристианбург, рядом с многочисленными кафе под открытым небом, в которых десятки завсегдатаев ели, пили, курили и беспечно болтали. На расстоянии каких-нибудь пятидесяти ярдов отсюда располагалась всегда многолюдная площадь Эйбро и его дом.

Малоун заглушил мотор, затем неожиданно развернулся и заехал настоящим боксерским апперкотом Люку в нижнюю челюсть, отчего тот покатился по палубе. Но парень быстро пришел в себя, вскочил на ноги и приготовился к ответному удару.

– Для начала, – сказал Малоун, – прошу не называть меня папашей. Во-вторых, молодой человек, мне не нравится ваша самоуверенность, так как она может стать причиной ненужных человеческих жертв. В-третьих, кто были те люди, которые пытались нас убить? И, наконец, – он кивнул в сторону Кирка, – на кого доносит этот?

В глазах молодого человека Малоун прочел сильнейшее желание рассчитаться с ним за полученный удар.

Но было в них и кое-что другое.

В нем как будто немного поубавилось спеси.

Однако парень не ответил ни на один из его вопросов. У Малоуна начало складываться впечатление, что с ним играют, как с ничтожной марионеткой, а такое ему никогда не нравилось.

– В самом деле пропал какой-то человек?

– В самом деле. И этот парень может сообщить нам, где он находится.

– Дайте мне ваш телефон.

– Откуда вы знаете, что он у меня есть?

– Он лежит у вас в заднем кармане. Я его видел. Специальная серия, разработанная для отряда «Магеллан». Водонепроницаемый на сто процентов. Таких в мое время не было.

Люк вытащил телефон и открыл его.

– Позвоните Стефани.

Юноша послушно набрал ее номер.

Малоун выхватил у него телефон и сказал:

– Забирайте своего Кирка и подождите возле того кафе. Мне нужно поговорить с ней без свидетелей.

– Я как-то не привык, чтобы мне отдавали приказы пенсионеры.

– Считайте это платой за то, что я выловил вас из воды. А теперь идите.

Малоун ждал, пока ему ответит Стефани, и наблюдал за тем, как Люк и Кирк выпрыгивают из лодки. «Я не дурак, – подумал Коттон, – я прекрасно понимаю, как вышколила Стефани этого выскочку и научила обращаться со мной». Возможно, сказала ему, что на Малоуна можно и нужно немного надавить, но не слишком, не переходя границ. В противном случае такой самовлюбленный позер, каким явно был Люк Дэниелс, уже давно налетел бы на него с кулаками. Хотя Малоун, в общем-то, не возражал, он давненько ни с кем по-настоящему не дрался.

– И сколько времени тебе удалось выдержать, прежде чем ты ему заехал по физиономии? – спросила Стефани, которая подняла трубку после пятого гудка.

– На самом деле я терпел чуть дольше, чем следовало бы. Кроме того, я прикончил двух плохих парней.

После чего он в подробностях рассказал ей о происшедшем.

– Коттон, я все поняла. У тебя в этом деле нет своего интереса. А у нас действительно пропал человек, у которого жена и трое детей. И мне необходимо срочно его найти.

Она прекрасно знала, какими аргументами можно воздействовать на Малоуна.

Люк с Кирком уже успели отойти от него шагов на пятьдесят. Конечно, по правилам, прежде чем звонить по телефону, ему следовало бы дождаться, пока они зайдут к нему в магазин, но ему не терпелось прояснить ситуацию, поэтому говорил он очень тихо, отвернувшись от кафе в сторону канала.

– Барри Кирку многое известно, – сказала Стефани. – От него необходимо получить нужную информацию. Потом он поможет мне здесь, а вы с Люком отправитесь на поиски моего агента.

– И ты думаешь, что от этого студентишки будет какой-то прок?

– На самом деле он никаких университетов не кончал.

Малоун предположил, что Люку было, скорее всего, лет двадцать семь – двадцать восемь. Возможно, он из бывших военных, так как Нелл любила набирать людей именно из рядов армии. Однако демонстративное отсутствие в нем уважения к старшим и бесшабашное поведение с пренебрежительным отношением к дисциплине свидетельствовали против такого предположения.

И он явно не был юристом.

Но, насколько было известно Малоуну, Стефани в последнее время смотрела сквозь пальцы на это правило при наборе агентов.

– У меня сложилось впечатление, что он может стать настоящим наказанием для начальства, – признался Коттон.

– Мягко говоря. Но он очень полезный агент. Поэтому мне приходится терпеть его… э-э-э… несколько чрезмерную самоуверенность. Хотя он в чем-то очень похож на одного человека, который когда-то на меня работал.

– Те люди были здесь. – Малоун перевел разговор на другую тему. – В заливе. Они ждали нас. А это значит, что им либо невероятно повезло, либо они знали, что ты мне звонила. Твоему пропавшему агенту было известно, куда направляется Кирк?

– Нет. Кирку мы приказали ехать в Швецию.

Коттон чувствовал, что Стефани задается тем же вопросом. Каким образом преследователи узнали о его и Кирка местонахождении?

– Полагаю, ты расскажешь мне только то, что, по твоему мнению, я должен знать.

– Тебе прекрасно известны правила. Это не твоя операция. От тебя требуется только присмотреть за моими людьми, и всё.

– Постараюсь выполнить задание.

Коттон отключил телефон, выпрыгнул на берег и нагнал Люка и его спутника со словами:

– Ну, что ж, кажется, вы заполучили себе партнера на ночь.

– Я не мог бы попросить у вас блокнот и ручку, чтобы записывать все ваши ценные рекомендации?

– Вы всегда так выпендриваетесь?

– А вы всегда так любезны и дружелюбны?

– Кому-то же нужно следить за тем, чтобы ребятишки ненароком не свернули себе шею.

– Обо мне можете не беспокоиться, папаша. Обойдусь как-нибудь и без вашей заботы.

– Мне показалось, что я просил вас не называть меня папашей.

Люк напрягся.

– И ты получил от меня одно бесплатное напоминание в физиономию для закрепления урока. Но больше дармовщины не будет.

В зеленых глазах Малоуна читался нескрываемый вызов. Который, как ему показалось, был принят. Однако не сейчас. Может быть, немного позже.

Малоун кивнул на Кирка:

– Давай послушаем, что нам скажет этот стукач.

 

Глава 5

Атланта, Джорджия

14.45

Стефани Нелл взглянула на часы. Ее рабочий день начался в 6.00 – в Дании в это время был полдень, – и кажется, до его окончания еще очень далеко. Из ее двенадцати агентов девять сейчас выполняли задания. У остальных троих была передышка. Что бы там ни писали в шпионских романах и ни показывали в кино, но настоящие агенты не работают по двадцать четыре часа в сутки и по семь дней в неделю. Как ни странно, у большинства из них есть жены, дети и личная жизнь, никак не связанная с работой. Что на самом деле очень хорошо, так как работа агента чрезвычайно сложна и любому сотруднику нужен полноценный отдых.

Нелл создала отряд «Магеллан» шестнадцать лет назад. Он был ее любимым детищем, которое она холила, лелеяла и растила, проводя через все сложные периоды взросления. И вот теперь он превратился в полноценную разведывательную группу, на счету которой было несколько успешных операций.

Однако в данный момент все внимание Стефани занимала только одна проблема.

В Дании пропал ее агент.

Стефани бросила взгляд на часы, стоявшие на углу рабочего стола, и поняла, что пропустила время завтрака и обеда. Желудок начал напоминать о себе, и она решила перекусить в кафетерии тремя этажами ниже.

Нелл вышла из кабинета.

Вокруг царила тишина.

По ее изначальному замыслу, в «Магеллане» не предполагалось большого количества сотрудников. Кроме двенадцати основных оперативников, подразделение включало пять офисных сотрудников и трех помощников. Стефани всячески противилась любым попыткам расширения штата. Чем меньше лишних глаз и ушей, тем меньше вероятность утечки информации. До сих пор надежность «Магеллана» с этой точки зрения считалась идеальной.

В подразделении уже не было никого из первых двенадцати агентов. Последним четыре года назад ушел Малоун. В среднем в год Нелл заменяла по одному сотруднику. Ей везло – все ее новые агенты оказывались вполне надежными профессионалами, и какие-либо административные проблемы возникали у нее крайне редко.

Стефани прошла через главный вход и проследовала к лифтам.

Здание располагалось в тихом парке в северной части Атланты. Кроме ее подразделения, в нем находились также отделения Министерства внутренних дел, Министерства здравоохранения и социального обслуживания. В такой укромный уголок офис «Магеллана» отправили намеренно, по ее инициативе. На входе к ним висела небольшая, не бросавшаяся в глаза табличка, сообщавшая о том, что здесь размещается специальный комитет Министерства юстиции.

Стефани нажала на кнопку и стала ждать лифта.

Дверцы распахнулись, и из кабины вышел худощавый мужчина с длинным лицом и густой седой шевелюрой.

Эдвин Дэвис.

Подобно Стефани, он сделал себе карьеру на государственной службе. Начинал два десятка лет назад в Государственном департаменте, где три секретаря использовали его для приведения в порядок дел в своем ведомстве. У него была докторская степень в области международных отношений, и, что самое важное, Эдвин обладал редкостным политическим чутьем. Крайне общительный и обходительный человек, которого многие недооценивали, он долгое время работал помощником советника по национальной безопасности. И вот недавно президент Дэнни Дэниелс повысил его, сделав руководителем администрации Белого дома.

У Стефани сразу же возник вопрос: что такого произошло, что заставило Дэвиса пролететь пятьсот миль, никого об этом не предупредив? Ее непосредственным начальником был министр юстиции США, и в соответствии с протоколом его должны были ставить в известность о подобных передвижениях высшего руководства.

Однако ничего подобного сделано не было.

Но, возможно, это не деловой, а дружеский визит? Дэвис входил в круг ее ближайших друзей. Когда-то они много времени проводили вместе…

– Ты куда-то направляешься? – спросил он.

– Собралась в кафетерий.

– Тогда пойдем вместе.

– Я не пожалею потом, что согласилась?

– Не исключено. Но другого выхода нет.

– Ты помнишь, что в последний раз, когда мы тут, на этом самом месте, стояли с тобой и беседовали, прямо как сейчас, нас чуть не убили.

– Но мы ведь в конце концов все-таки вышли победителями.

Стефани улыбнулась.

– Да, такое не забывается.

Они спустились в кафетерий и нашли свободный столик. Нелл жевала морковь и запивала ее клюквенным соком – аппетит у нее начисто пропал. Дэвис ограничился бутылкой минеральной воды.

– Как дела у президента? – спросила Стефани.

Она не общалась с Дэнни Дэниелсом уже месяца три.

– Никак не дождется, когда закончится его срок.

Второй срок Дэниелса действительно скоро заканчивался. С ним заканчивалась и политическая карьера. Надо было отдать ему должное – он прошел огромный путь от члена городского совета в захолустном городке в штате Теннесси до президента Соединенных Штатов, два срока занимавшего свой пост. За это время, правда, он потерял дочь и жену.

– Он будет рад получить от тебя весточку, – заметил Дэвис.

Да и она была бы не прочь ему позвонить. Но понимала, что пока лучше подождать. По крайней мере, до окончания его президентского срока.

– Я обязательно с ним свяжусь. В удобное время.

Она и Дэниелс понимали, что их связывает нечто вроде взаимного притяжения – привязанность, возникшая благодаря тому, через что им пришлось вместе пройти. Но он все еще занимал пост президента Соединенных Штатов и был ее главным начальником. Будет лучше, если они продолжат сохранять в своих отношениях некую дистанцию.

– Я полагаю, ты прилетел сюда не для того, чтобы передать мне привет от президента. Поэтому давай переходи к делу, Эдвин.

Некое подобие улыбки появилось на лице ее старого друга. Для работы в органах безопасности он был уже, конечно, слишком стар, но благодаря его вполне юношескому телосложению ему никогда нельзя было дать его возраст.

– Насколько я понимаю, ты сумела кое-кого заинтересовать на Капитолийском холме.

Нелл тоже это знала.

На прошлой неделе к ней поступило шесть запросов о секретных данных из Сенатского комитета по ассигнованиям. В подобных запросах не было ничего необычного – Конгресс часто запрашивал информацию у разведывательных органов. Если какой-то отдел начинал упорствовать с предоставлением информации, за «вежливыми запросами» могли последовать судебные повестки, которые уже нельзя было проигнорировать без соответствующей тяжбы в суде. Однако юридические склоки по поводу секретной информации случались крайне редко. Конгресс нельзя злить. В конце концов, у него в руках находятся источники ассигнований. Поэтому обычно все возникавшие разногласия решались тихо, и компромисс находился без излишней огласки. Однако те шесть запросов, что поступили к ней, не оставляли никакой почвы для компромиссов.

– Они затребовали всю информацию, касающуюся моего агентства, – сказала Стефани. – Сверху донизу. Финансовые отчеты, донесения агентуры, анализ деятельности – абсолютно все. Это что-то беспрецедентное, Эдвин. Почти всё из перечисленного – секретная информация. Я передала вопрос на рассмотрение министра юстиции.

– Который передал его мне. И я прилетел сюда, чтобы сказать тебе, что упомянутые запросы имеют отношение к той проблеме относительно Хусепе Салазара, которую мы с тобой обсуждали.

Шесть месяцев назад со звонка Дэвиса началось расследование отрядом «Магеллан» дела Салазара. Белому дому нужно было полное досье, включая все финансовые, деловые и политические связи этого человека. От колыбели до сегодняшнего дня. У Салазара были датский и испанский паспорта благодаря его родителям, которые являлись подданными двух разных стран. Половину года он жил в Испании, вторую половину – в Дании. Салазар был крупным международным предпринимателем. Наблюдение за деятельностью своих многочисленных предприятий, общий капитал которых достигал нескольких миллиардов евро, он передал помощникам, а сам все время посвящал исполнению обязанностей старейшины мормонской церкви. Во всех свидетельствах окружавших его людей он представал набожным и благочестивым человеком, ведущим образцовую, высоконравственную жизнь и не замешанным ни в каких преступлениях. То, что такой человек мог привлечь к себе особое внимание Белого дома, вызывало у Стефани массу вопросов. Но, будучи ответственным и опытным сотрудником, вслух она их не задавала. Что было, по-видимому, ошибкой с ее стороны. Нелл поняла это только три дня назад, когда агент, которого она направила в Европу для сбора досье на Салазара, внезапно исчез.

– Мой агент, работавший по делу о Салазаре, куда-то пропал, – сказала она. – Несколько моих людей сейчас заняты его поисками… Во что ты меня втянул, Эдвин?

– Я ничего не знаю об этом. А что случилось?

– Ситуация внезапно осложнилась. Один из сотрудников Салазара, человек по имени Барри Кирк, связался с моим агентом. У него якобы имелась важная внутренняя информация, и он даже утверждал, что его начальник, возможно, кого-то убил. Мы не могли оставить без внимания подобную информацию. В настоящее время Кирк находится у нас под охраной, но во время его перевозки были убиты два человека Салазара. Их застрелил Коттон.

– Как тебе удалось его привлечь к этому делу?

В свое время Дэвису приходилось несколько раз пересекаться с Малоуном.

– Он оказался недалеко от места событий, и пропажа агента ему тоже очень не понравилась.

– Хусепе Салазар связан с сенатором Таддеусом Роуэном.

– И ты только сейчас говоришь мне об этом?

Роуэн был председателем Комитета Сената США по ассигнованиям. На всех шести запросах стояла его подпись.

– Я скрывал это от тебя отнюдь не по своей инициативе.

Стефани поняла, что он имеет в виду. Только один человек мог своим приказом помешать руководителю администрации Белого дома передать ей информацию.

– Президент должен понимать, что ты не можешь ожидать от меня эффективного выполнения работы, скрывая столь важную информацию, – недовольно заметила Стефани. – Результатом происшедшего стала недопустимая ситуация, при которой, возможно, погиб один из наших людей.

Дэвис понимающе кивнул.

– Я разделяю твои чувства.

Но было и кое-что еще.

Да, делом Салазара в настоящее время занимались двое ее агентов: Люк и тот, которого она считала пропавшим. Теперь к ним еще присоединился и Коттон Малоун – по крайней мере, на сегодняшнюю ночь. С ним вместе их стало трое.

Но был еще и четвертый.

Тот, о ком она ничего не сказала Малоуну.

 

Глава 6

Калуннборг, Дания

20.50

Салазар улыбнулся, войдя в ресторан и заметив свою сегодняшнюю гостью. Он опоздал, но успел позвонить и передать свои извинения, попросив официантов угостить ее бокалом любого вина, которое она пожелает испробовать.

– Мне очень жаль, – сказал он, обращаясь к Кассиопее Витт, – но меня задержали очень важные дела.

Они были друзьями детства. Хусепе был на два года старше ее. Их родители были деловыми партнерами. В молодости они стали еще ближе друг другу, встречались в течение пяти лет, но неожиданно Кассиопея почувствовала, что их взаимное притяжение гораздо полезнее их родителям, чем ей самой.

По крайней мере, именно в таких словах она все объяснила Хусепе.

Однако ему, в отличие от нее, была известна истинная причина ее охлаждения.

Между ними пролегла гораздо более глубокая пропасть, чем она полагала.

Хусепе родился в семье, принадлежавшей к Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Она – тоже. Для него принадлежность к Церкви была главным основанием, краеугольным камнем жизни, для нее же практически ничего не значила.

Прошло одиннадцать лет с их последнего свидания. Нет, они никогда не порывали отношений полностью, время от времени встречаясь на различных мероприятиях и банкетах. Хусепе было известно, что Кассиопея переехала во Францию, где начала строительство замка, используя материалы и технологии исключительно XIII века. Строительство, естественно, продвигалось очень медленно. Он видел фотографии и строящегося замка, и ее загородного особняка. И тот и другой были оригинальны и живописны.

Как и их владелица.

– Ничего страшного, – ответила Кассиопея на его извинения, – у меня было время полюбоваться потрясающим видом.

Калуннборг возник некогда как поселение викингов на западном побережье Зеландии и до сих пор остается одним из древнейших городов Дании. Его выложенную брусчаткой площадь украшала уникальная церковь Девы Марии, архитектурный шедевр XII века с пятью восьмиугольными башнями. Кафе тоже располагалось на площади и было до отказа заполнено посетителями, сидевшими за столиками, озаренными огоньками свечей. Им с Кассиопеей, по просьбе Хусепе, отвели столик у окна, выходившего на площадь, из которого открывался великолепный при ночном освещении вид на церковь.

– Я целый день с нетерпением ждал этого ужина, – сказал ей Хусепе. – Мне здесь очень нравится. Я рад, что ты наконец смогла приехать ко мне.

Его мать была неразговорчивой, крайне замкнутой датчанкой, преданной своему мужу и шестерым детям, из которых он был самым младшим. Когда мормонские миссионеры прибыли в конце XIX века в Данию, ее семья одной из первых вступила в Церковь Святых Последних Дней. Его дед с материнской стороны помог организовать первый приход церкви мормонов в Скандинавии, за которым последовали и другие многочисленные приходы. Со временем приходы объединялись в епархии. То же самое происходило и в Испании, где проживала семья отца Салазара. По истечении определенного времени оба его деда возглавили крупные епархии. Хусепе унаследовал датскую недвижимость матери в Калуннборге и жил здесь каждый год с мая по октябрь, спасаясь от испанской жары.

Появился официант, и Хусепе заказал стакан минеральной воды. Кассиопея, со своей стороны, последовала его примеру. Им предложили меню, и они оба углубились в его изучение.

– Ты все-таки завтра уезжаешь? – поинтересовалась она.

– К сожалению, да. У меня есть одно дело, которое требует серьезного внимания.

– Как жаль… Мы ведь только-только возобновили наше знакомство.

– Но ты была как-то уж чрезмерно скрытна. И пока я не возражал. Однако пора ответить на кое-какие вопросы. Почему ты вернулась? И почему ты все-таки решила приехать сюда?

В первый раз после долгого перерыва Кассиопея позвонила ему пять месяцев назад. За этим звонком последовало еще несколько, а также электронные письма. Результатом очередного телефонного разговора на прошлой неделе стало его приглашение приехать в Данию.

Она приняла приглашение.

– Я подумала, что, возможно, во многом ошибалась.

Ее слова заинтриговали его. Он отложил меню в сторону.

– Становясь старше, я начала понимать, что вера моих родителей вовсе не была такой уж глупостью.

Хусепе было прекрасно известно, что, подобно ему, Кассиопее с ранних лет читали Книгу Мормона, ее учили Доктрине и Заветам и рекомендовали читать «Драгоценную Жемчужину». Читая ее, Кассиопея познакомилась с откровениями пророков, возглавлявших Церковь, и приобрела понимание ее истории. Каждый «святой» должен был изучать эти писания.

Однако Хусепе было известно, что Кассиопея взбунтовалась. И отвергла свое наследие.

К счастью, ее родители к тому моменту уже умерли, иначе ее измена стала бы для них страшной трагедией.

– Мне так долго пришлось ждать этих твоих слов, Кассиопея! – воскликнул Хусепе. – Ведь твое отрицательное отношение к Церкви было основной причиной нашего разрыва.

– Я помню. Тогда ты только собирался возглавить приход. Теперь же ты член Первого Кворума Семидесяти и всего в одном шаге от того, чтобы стать членом Кворума Двенадцати Апостолов. Наверное, ты первый испанец, удостоившийся такой высокой чести.

Салазар чувствовал, что в ее голосе звучит искренняя гордость за него.

Руководство Церковью осуществляет Первое Президентство, в которое входит Пророк и два избираемых советника. Им подчинен Кворум Двенадцати Апостолов, члены которого пребывают в нем пожизненно и помогают Пророку формировать политику Церкви.

Затем шли различные Кворумы Семидесяти, каждый член которых являлся уважаемым старейшиной с подчиненными ему организационными и административными структурами. Считалось, что члены Кворумов Семидесяти наделены апостольским авторитетом как особые свидетели Христа. Многие апостолы вышли из рядов Семидесяти, а все Пророки должны были пройти этап апостолов.

– Я хочу заново открыть то, что когда-то утратила, – призналась Кассиопея.

Появился официант с минеральной водой.

Салазар протянул руку и слегка сжал запястье своей собеседницы. Но казалось, его жест совершенно не удивил ее.

– Я буду очень счастлив, если сумею помочь тебе в новом обретении веры. Это будет для меня великой честью.

– Поэтому я и нашла тебя.

Хусепе улыбнулся. Он продолжал держать ее за руку. Истинные Святые Последних Дней считают секс вне брака грехом, поэтому у него с Кассиопей никогда не было физических отношений.

Но было истинное чувство.

Причем настолько сильное, что оно пережило все перипетии последних одиннадцати лет.

– Я голоден, – сказал Хусепе, пристально глядя на нее. – Давай по-настоящему поужинаем. А потом я тебе кое-что покажу. До́ма.

– Буду ждать с нетерпением, – улыбнулась Кассиопея.

 

Глава 7

Атланта, Джорджия

Стефани была карьерным адвокатом. Сразу по окончании юридической школы она начала работать в Госдепе, затем перешла в Министерство юстиции, где поднялась до заместителя генерального прокурора. В конечном итоге ей ничего не стоило получить высокий пост в администрации президента страны, однако отряд «Магеллан» радикально изменил ее жизнь. Возникла идея создать специальную следственную группу вне рамок ФБР, ЦРУ и военной разведки, напрямую подотчетную исполнительной власти, агенты которой были бы спецами как по части шпионажа, так и юриспруденции.

Независимую. Передовую. Незаметную.

Так было в идеале.

Но замысел все-таки сработал.

Нет, Стефани была в курсе политических интриг. Она служила президентам и генеральным прокурорам, как из числа республиканцев, так и демократов. Хотя Дэнни Дэниелс дважды получил президентское кресло, обещая стране сотрудничество обеих партий, последние семь с половиной лет он провел, сражаясь на фронтах свирепой политической войны. Имели место случаи предательства, как со стороны вице-президента, так и одного генерального прокурора, а также бывшего помощника секретаря национальной безопасности. Была даже попытка покушения. Эти кризисы и была призвана разруливать Стефани и отряд «Магеллан». И вот она снова в деле. В самой гуще чего-то чрезвычайно важного.

– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что будешь делать, когда тебе придется отсюда уйти? – спросил ее Дэвис.

Они сидели в том же кафетерии, пустом в этот послеполуденный час.

– Я собираюсь работать вечно.

– Мы с тобой оба могли бы писать разоблачительные книжонки. Или дать откровенные интервью телевидению. Каналам Си-эн-эн, или Си-эн-би-си, или «Фокс». Стать для них внештатными экспертами. Разоблачать некомпетентность нынешней администрации. Согласись, «диванным стратегом» быть всегда легче, чем тянуть настоящую лямку.

Стефани задумалась о фатализме Дэвиса. Похоже, это типичная хандра служаки, у которого истекает срок полномочий. Такое ей случалось видеть и раньше. Во время первого срока Дэниелса возникла ситуация, когда ее могли убрать с поста и заменить кем-то другим, но дальше интриг дело не пошло. Почему? Потому, что такая работа никому не нужна. Что привлекательного сидеть в тихом офисе в Джорджии? Это вам не округ Колумбия.

Карьеру сплетают из куда более толстых нитей. Однако одно было ясно – Эдвин Дэвис абсолютно лоялен своему боссу. Так же, как и она. И еще кое-что. Практически никто в Министерстве юстиции, Конгрессе США или в Белом доме даже не вспоминал о существовании «Магеллана». Тогда почему ее скромная персона вдруг возникла на экране радара сенатора от штата Юта?

– Что нужно от меня этому Роуэну?

– Он ищет нечто такое, что когда-то было принято считать мифом, – ответил Дэвис.

В его тоне Стефани уловила некую тревогу.

– Я должен рассказать тебе одну историю…

Первого января 1863 года Авраам Линкольн принял Прокламацию об освобождении рабов. В истории этот документ считается судьбоносным. Но на самом деле все было несколько иначе. Прокламация не являлась законом. Конгресс не одобрил ее, ни один штат ее не принял. Линкольн принял ее на основании своей личной власти в качестве верховного главнокомандующего. Но Прокламация так никого и не освободила, потому что касалась лишь рабов в десяти мятежных штатов. Она не поставила рабство вне закона и не даровала гражданства тем, кто уже стал свободным. В тех частях Юга, которые оставались верны Союзу – а это часть Теннесси и Вирджинии, где негры действительно могли быть освобождены и стать полноценными гражданами, – эта Прокламация не действовала.

То же самое касалось Мэриленда и Кентукки, а также части Луизианы. Короче говоря, Прокламация об освобождении рабов была не более чем политическим трюком. Она освобождала чернокожих невольников только там, где Линкольн не имел власти. Уильям Сьюард, госсекретарь администрации Линкольна, выразил это наилучшим образом: «Мы поддерживаем рабство, освобождая рабов там, где мы не в состоянии дотянуться до них, и держа их в кабале там, где можем их освободить».

Линкольн публично провозгласил Прокламацию «военной мерой», однако в частном общении откровенно признавал ее никчемность. В конце концов, рабство было закреплено в самой конституции. Во 2-м разделе 1-й статьи особо оговаривалось, что в вопросах представительства в Конгрессе и налогов голос раба считается как три пятых голоса свободного гражданина. Во 2-м разделе 4-й статьи содержалось требование возвращать беглых рабов из свободных штатов их хозяевам. Многие делегаты Конституционного конвента сами владели рабами. Так что ничего удивительного в том, что в основной закон не включили ни одного слова, которое посягало бы на эти права.

В то время перевес в Гражданской войне был на стороне южан. Поэтому единственный практический эффект Прокламации, который она могла бы иметь, – вдохновить рабов на восстание на территории противника; восстание, которое нанесет южанам урон. Мятежа рабов определенно опасались – боеспособные мужчины находились вдали от дома, сражаясь на стороне Конфедерации. В их отсутствие за фермами и плантациями присматривали их жены и престарелые отцы.

Но никакого восстания не произошло. Зато эффект Прокламации на Севере был ощутим.

Причем не самым лучшим образом.

Большинство северян пребывали в растерянности. Лишь немногие связывали войну с отменой рабства. Белые северяне в целом презирали чернокожих, их «черные кодексы» ничего не предлагали в смысле равенства для освободившихся рабов, которые уже там жили. Дискриминация пустила глубокие корни. Газеты северян громогласно заявляли о своем несогласии с отменой рабства. Неудивительно, что после Прокламации Линкольна насилие в отношении негров в северных штатах резко усилилось.

Равно как и дезертирство.

Из армии северян бежали примерно двести тысяч человек. Еще двенадцать тысяч избежали призыва. Девяносто тысяч скрылись в Канаде. Стремительно сократилось число желающих поступить на военную службу. Перестали продаваться военные облигации.

Север затеял войну вовсе не из-за рабства.

– О чем ты говоришь? – удивилась Стефани.

– Авраам Линкольн не был освободителем рабов, – ответил Дэвис. – До тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года он даже не заикнулся об отмене рабства; более того, публично выступал против политического или социального равенства для белых и черных. Он поддержал Закон о беглых рабах, который позволял рабовладельцам требовать возвращения их собственности на территории свободных штатов. В бытность свою адвокатом он не защитил ни одного беглого раба.

Зато Линкольн защищал рабовладельцев. А также поощрял колонизацию, возвращение освободившихся рабов в Африку, на Гаити, в Британскую Гвиану, в Голландскую Вест-Индию. Куда угодно, кроме Соединенных Штатов. Его администрация активно разрабатывала план депортации негров по окончании Гражданской войны. Однако в ту пору в Америке насчитывалось четыре миллиона рабов. Для депортации такого числа людей у страны не было ни финансовых, ни логистических возможностей.

Стефани знала о Линкольне многое. Он давно стал мифической личностью, героем разного рода преданий и мифов из бесчисленных книг, кинофильмов и телепередач.

– В инаугурационной речи Линкольн четно изложил свою позицию, – продолжил Дэвис. – Он объявил всей стране, что не намерен посягать на право рабовладения в южных штатах. Точка. Конец истории. Возражал он против другого – распространения рабства на новых территориях.

– Я смотрю, ты крупный спец по Линкольну.

– Да нет, никакой я не спец. Но реальность есть реальность. Гражданская война велась не из-за рабства. Да и как такое могло быть, если рабовладение закрепляла сама конституция? В восемьсот пятьдесят восьмом году это подтвердил Верховный суд, отвергнув иск Дреда Скотта. До принятия Тринадцатой поправки никаких изменений в текст не вносилось, а она имела место уже после войны. Так как же мы могли вести войну за отмену того, что конституция признавала законным?

Хороший вопрос.

– Но Линкольн, благослови его Господь, – продолжил Дэвис, – оказался перед нелегким выбором. С таким не сталкивался ни один другой президент. Перед ним маячил распад страны. Европа наблюдала за Штатами, готовая в любой момент наброситься на нас, вцепиться зубами и оставить от нашей страны дочиста обглоданный скелет. Линкольну не позавидуешь, он был загнан в угол. Именно поэтому мы сейчас с тобой и говорим.

Стефани ждала пояснений.

– Право выхода.

– Для любого штата?

Дэвис кивнул.

– Вот из-за чего вспыхнула Гражданская война. Южные штаты заявили, что сыты по горло и имеют право выйти из Союза. Линкольн ответил, что они не могут этого сделать – Союз вечен и нерушим. Разгорелся спор, который унес жизни шестисот тысяч человек.

Стефани была в теме. Еще бы, как-никак, конституционное право – это ее страсть.

– В восемьсот шестьдесят девятом году Верховный суд поставил в этом споре точку, – блеснула она эрудицией. – Дело «Штат Техас против Уайта». Суд признал выход из Союза незаконным, ибо Союз вечен и нерушим.

– А что еще мог сказать суд? Война закончилась. Сотни тысяч погибли, Юг в развалинах. Страна залечивала раны. И чтобы после этого стервятники-северяне в черных мантиях собралась объявить то, что случилось, противоречащим конституции? Вот это вряд ли.

– Вот уж не думала, что ты так не любишь судейских.

Дэвис улыбнулся.

– Федеральные судьи – еще те ублюдки. Назначь кого угодно на этот пост пожизненно, и получишь проблему. В шестьдесят девятом году Верховный суд был лишен выбора.

– Как и мы?

– В том-то и дело, Стефани. Что, если и Верховный суд, и Линкольн были не правы?

 

Глава 8

Коттон Малоун открыл входную дверь книжного магазина, впуская внутрь Люка Дэниелса и Барри Кирка. На площади Эйбро было людно – правда, не так, как летом, когда солнце заходит поздно и площадь до самой полуночи заполнена людьми. Летом его магазин оставался открытым до десяти вечера; сейчас же он закрывался раньше, в шесть часов.

Коттон включил свет и запер за собой дверь.

– Круто, – восхитился Люк. – Прямо как школа Хогвартс в книжке про Гарри Поттера. И запах! Во всех букинистических магазинах почему-то пахнет одинаково.

– Это называется запахом знаний.

Люк ткнул в него пальцем:

– Типичный юмор букинистов? Готов спорить, что вы, ребята, собираетесь и обмениваетесь своими шуточками. Угадал?

Малоун бросил ключи на прилавок и повернулся к Барри Кирку.

– Мне сказали, вы в курсе того, где находится наш пропавший.

Кирк промолчал.

– Я собираюсь повторить этот вопрос вежливо всего один раз.

– Поддерживаю, – произнес Люк. – Скажите нам, что вам известно.

– Вашего агента схватил Салазар.

– Кто такой Салазар? – уточнил Малоун.

– Он самый главный, – вставил слово Люк. – Испанец. Денег до фига и больше. Семейный бизнес – подъемные краны. Вроде тех, что есть на любой стройке. Его отец занялся кранами сразу после Второй мировой войны.

– Пять лет назад я стал одним из личных помощников Салазара. Но вскоре понял, что имеется кое-какая закавыка. Дело в том, что он – мормон.

– И в чем, собственно, проблема? – спросил Малоун.

– Он – старейшина. Старший член Первого Кворума Семидесяти, и ему явно светит стать Апостолом Церкви.

– Да, большая шишка на ровном месте! – отреагировал Люк.

– Я знаком с учением Церкви Святых Последнего Дня. – Малоун посмотрел на Кирка. – Так что же не так с Салазаром?

– Он имеет отношение к неким темным делам. Я до последнего времени… делал вид, будто ничего не замечаю. Но недавно, как мне кажется, он кого-то убил.

– С чего вы взяли?

– Мне так показалось. Точно не знаю. Но он пытается отыскать какой-то дневник девятнадцатого века. Сеньор Салазар страстный коллекционер. Он собирает все, что связано с историей мормонов. Хозяин этого дневника отказался его продать. Сеньор Салазар… сильно расстроился. Потом дневник все-таки попал к нему в руки, однако затем я узнал, что его прежний хозяин был найден мертвым.

– И как это связано с Салазаром? – уточнил Малоун.

– Странное совпадение, вам не кажется?

Коттон посмотрел на Люка в надежде, что тот добавит что-то еще.

– А теперь поподробнее, если можно.

– Боюсь, подробнее не получится. Нам было поручено установить факты, связанные с прошлым Салазара. Только и всего. Факты и цифры. У нас был агент-оперативник, работавший там последние несколько месяцев. Кирк установил с ним контакт. Затем, три дня назад, агент исчез. Меня отправили на его поиски. Сегодня днем у меня была стычка с людьми Салазара. Пришлось увести один из его самолетов.

– Так у него их несколько?

– У него их целая эскадрилья. Я же сказал, что денег у него до фига и больше.

– Ваш агент разговаривал со мной, – вступил в разговор Кирк. – Он собирался переправить меня в безопасное место. Но когда я узнал, что сеньор Салазар его схватил, я запаниковал и пустился в бегство. Он дал мне номер контактного телефона, по которому я и позвонил. Мне велели перебраться в Швецию, но люди Салазара бросились за мной в погоню.

– Ваш хозяин держит штат подручных? – спросил Малоун.

– Да. Данитов.

Он не ожидал услышать это слово, однако знал, что оно означает.

Коттон шагнул к стеллажу с литературой на темы религии. Если память не изменяет ему, тут должна находиться одна книжка. Он купил ее несколько недель назад у одной странной дамы, которая заявилась к нему с грудой картонных коробок со всякой макулатурой.

Да, действительно, вот она, на верхней полке.

«Царство святых». Издана в середине XX века.

Слово «даниты» пробудило что-то в его эйдетической памяти. Причем очень быстро. Назвать эту наследственную черту фотографической памятью значило бы погрешить против истины. Скорее это умение подмечать детали. Иногда это мешало, но иногда идиотская эта черта оказывалась чертовски полезной.

Быстро пройдясь по именному указателю, Малоун нашел ссылку на проповедь, произнесенную 17 июня 1838 года Сидни Ригдоном, одним из первых неофитов Джозефа Смита.

«Вы суть соль земли, но если соль утратит свой вкус, то чем будет приправлена земля? Она станет ни на что не годной, будет выброшена и попрана стопами человеческими. Мы даровали миру доброту, и мы безропотно терпели беспочвенные оскорбления и не роптали до сего дня, однако гонения и жестокость по отношению к нам не прекращаются. Но отныне мы больше не намерены это терпеть».

Ригдон язвительно отзывался о других отступниках, которые, по его мнению, предали всех остальных, но при этом он имел в виду не мормонов, а тех, кто постоянно сеял смерть и применял насилие к приверженцам Церкви Святых Последних Дней. Некий новообращенный, Сэмпсон Эдвард – «коварный, изобретательный и крайне честолюбивый», – сыграл на чувствах, которые пробудила среди мормонов эта так называемая «Проповедь Соли».

Эдвард создал тайную военизированную организацию, члены которой назывались Сынами Дана, как то сказано в Библии, в книге Бытия – «Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня, так что всадник его упадет назад». В даниты брали самых молодых, самых дерзких и энергичных. Короче говоря, это было элитное боевое подразделение, чья деятельность держалась в строгом секрете. Действовали они не группой, но поодиночке. Своего рода силы быстрого – и кровавого – реагирования на любые случаи притеснения Святых.

Малоун оторвал глаза от книги.

– Даниты были фанатиками. Радикалами в лоне ранней Мормонской церкви. Но они прекратили существование давно, много десятилетий назад.

Кирк покачал головой.

– Сеньор Салазар воображает, будто он живет в другом времени. Он – ярый поклонник Джозефа Смита и следует обычаям старых времен.

Малоун кое-что знал о Смите. О его видениях ангела Морония, который передал ему золотые скрижали. Смит якобы перевел то, что было на них начертано, и создал новую религию, которая сначала называлась Церковью Христа, а позднее была переименована в Церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней.

– Сеньор Салазар – человек умный, – сказал Кирк. – Он окончил Барселонский университет.

– Что не мешает ему быть фанатичным поклонником человека, который утверждал, будто нашел золотые скрижали с письменами на незнакомом языке. Скрижали эти никто не видел, кроме самого Смита и еще нескольких из его окружения. Насколько мне помнится, эти, с позволения сказать, свидетели позже заявили, что не видели никаких золотых табличек. И тем не менее Смит сумел сделать перевод этих надписей с помощью некоего магического камня, положенного на дно шляпы.

– Чем это хуже веры в то, что некоего человека распяли на кресте, но три дня спустя он воскрес из мертвых? И то и другое – вопросы веры.

– Вы мормон? – не удержался от вопроса Малоун.

– Да, в третьем поколении.

– Это что-то значит для вас?

– Да, многое, с самого раннего детства.

– А для Салазара?

– Для него это всё на свете.

– Но вы все-таки сбежали.

– Я помолился и получил ответ, что это – самое верное решение.

Сам Коттон никогда не был сторонником слепого служения вере, когда ей вверяют всю свою жизнь. Впрочем, сейчас не время обсуждать вопросы религии.

– Где находится наш человек?

– Вашего агента удерживают в тайном месте в окрестностях Калуннборга, – ответил Кирк. – Во владениях сеньора Салазара. Не в самом поместье, а на соседнем участке, это чуть восточнее. В подвале есть специальная камера.

– Как и в главном доме? – уточнил Люк. – Он там хранит информацию?

Кирк кивнул.

– Кабинет Салазара – его святилище. Туда нельзя входить без его разрешения.

Малоун стоял рядом с прилавком, глядя через окно на погрузившуюся в сумерки площадь. Двенадцать лет он проработал полевым агентом Министерства юстиции, отточив до совершенства навыки оперативника, и они до сих пор при нем. Например, привычка каждое мгновение контролировать окружающее пространство. Он до сих пор, приходя в ресторан, никогда не садится спиной к двери.

Сквозь зеркальное стекло Коттон заметил примерно в ста футах от его магазина двух мужчин. Оба молодые, одеты в темные куртки и черные брюки. Они вот уже несколько минут стояли на одном месте, в отличие от других людей, торопливо сновавших по площади. Не выдавая своего внимания, он продолжал наблюдать за ними.

Люк подошел к прилавку и встал спиной к окну.

– Вы тоже их видите?

Малоун встретился с ним взглядом.

– Их трудно не заметить.

Люк поднял руки – мол, с кем не бывает.

– Скажи, папаша, в твоем доме есть черный ход?

Малоун подыграл Люку, изобразив раздражение, но все-таки кивнул.

– В чем дело? – спросил Кирк.

Два незнакомца на улице пришли в движение и направились к магазину. Затем раздался вой полицейских сирен – с каждой секундой звуча все громче и ближе.

 

Глава 9

Стефани продолжала слушать объяснения Дэвиса.

– Американская революция вовсе не была революцией. Она никогда не ставила перед собой цели свергнуть британскую администрацию. Американцы никогда не собирались победить Лондон и заменить монархию демократией. Нет. Американская революция была войной за отделение…

Декларация независимости стала не чем иным, как заявлением о выходе из состава страны. Соединенные Штаты Америки были созданы сепаратистами. Их целью являлся выход из-под власти Британской империи и создание собственного правительства. В американской истории было две войны за отделение и независимость. Первая – в 1776 году, вторая – в 1861 году.

Выводы Дэвиса впечатляли, но куда больше Стефани интересовала информация как таковая.

– Юг хотел выйти из Союза, ибо был не согласен с действиями федерального правительства, – пояснил Дэвис. – Бюджет пополнялся в основном за счет пошлин. Импорт Юга намного превышал импорт Севера. И поэтому он вносил в бюджет бо́льшую половину денег. Но Север, в котором проживало более половины населения страны, высасывал большую часть федеральных ассигнований. В этом и заключалась проблема. Своим благополучием промышленники Севера были обязаны высоким пошлинам. Уберите пошлины, и бизнес рухнет. Споры о тарифах велись с тысяча восемьсот двадцать четвертого года. Юг сопротивлялся их введению, Север продолжал их навязывать. Созданная незадолго до этого конституция Конфедерации отменила пошлины. А значит, порты южных штатов получили преимущество по сравнению с портами Севера.

– Чего Линкольн не мог допустить.

– А как иначе? Федеральное правительство лишилось бы денег. Игра закончилась. По большому счету, Юг и Север кардинально разошлись по вопросам пополнения и расходования бюджета. После нескольких десятилетий в составе США Юг решил, что с него довольно. И покинул Союз.

– И какое отношение к этому имеют Хусепе Салазар и сенатор Роуэн?

– Они оба мормоны.

Интересно, что он скажет дальше?

– К первому января шестьдесят третьего года, когда была принята Прокламация об освобождении, Линкольн был близок к панике. После победы, одержанной в июле шестьдесят первого года в сражении при Манассасе, армия северян потерпела ряд поражений. До судьбоносной битвы при Геттисберге оставалось еще полгода. Именно тогда Северу удалось переломить ход войны. Зимой же шестьдесят третьего года Линкольн столкнулся с кризисом. Ему нужно было удержать и Север, и Запад. Потеря Запада, его переход на сторону Конфедерации, означала бы поражение…

Удержать Запад означало заключить сделку с мормонами.

Те с 1847 года занимали долину Соленого озера. Эта местность была известна как Великая Американская пустыня еще до их появления здесь. Соседнее мертвое озеро отпугивало возможных переселенцев. Однако те упорно трудились целых шестнадцать лет – возводили город, обживали новую территорию. Они мечтали обрести собственную государственность, однако получили отказ правительства. Причинами были их строптивый настрой и неортодоксальная вера, особенно полигамия, от которой мормоны упорно не желали отказываться.

Их духовный лидер, Бригам Янг, был деятельным и решительным. В 1857 году он дерзко выступил против президента Джеймса Бьюкенена, по приказу которого для наведения порядка в край мормонов была отправлена пятитысячная армия. К счастью для Янга, это войско не имело в числе командиров выдающихся стратегов. Политики доверили командование старым воякам. Те в свой черед отдали солдатам приказ совершить марш длиной в тысячу миль по безлюдной местности. На подходах к Юте правительственные войска оказались зимой. Здесь они застряли в горах, где многие солдаты нашли свою погибель.

Янг мудро решил, что воевать с такой армией бессмысленно, и потому предпочел партизанские действия – сжигал караваны с припасами, воровал и угонял армейских вьючных животных, практиковал тактику выжженной земли. Вскоре Бьюкенену пришлось отказаться от своих замыслов. Президент сделал то, что сделал бы любой другой хороший политик, – объявил о победе и призвал противника к миру.

Вашингтонские посланники принесли Янгу помилование. Конфликт закончился без единого выстрела с обеих сторон. Бригам Янг снова стал полновластным хозяином своего края. В 1862 году железные дороги и телеграфные линии пролегли через земли Юты к побережью Тихого океана. Так как Линкольн вряд ли желал, чтобы они были разрушены – это отрезало бы его от Запада, – он был вынужден установить с Янгом добрые отношения.

– Чертовски занятная история, – продолжил Дэвис. – В середине шестьдесят второго года Конгресс принял закон Моррилла против многоженства. Мормонам он, мягко говоря, пришелся не по душе. Поэтому в начале шестьдесят третьего года Янг отправил своего эмиссара на встречу с Линкольном. Послание было недвусмысленным. Троньте нас, и мы тронем вас. Это означало разрушение железных дорог и телеграфных линий. Вооруженные отряды мормонов даже могли выступить на стороне южных штатов. Линкольн понимал серьезность последствий, поэтому приготовил для Бригама Янга послание. «В детстве я рос на ферме в Иллинойсе. Вокруг рос густой лес, который следовало расчищать. Время от времени мы находили упавшее дерево. Оно было слишком твердым, чтобы его можно было разрубить, слишком сырым, чтобы сжечь, и слишком тяжелым, чтобы унести. Поэтому мы оставляли его в покое и распахивали землю вокруг него. Скажите своему Пророку, что я не трону его, если он не тронет меня».

– Так и случилось, – пояснил Дэвис. – Генерал Коннер, командующий федеральными войсками в Юте, получил приказ не вступать с мормонами в конфликт из-за полигамии и других подобных вещей. Иными словами, не трогать, оставить в покое. Так продолжалось до восемьдесят второго года, когда был принят новый федеральный закон, предусматривавший уголовное преследование за многоженство. Этот закон неукоснительно исполнялся властями, и в результате тысячи людей подверглись судебным преследованиям. Но к тому времени Гражданская война уже давно закончилась, а Линкольн и Янг были мертвы.

– Как вы узнали об этой сделке?

– Это закрытая информация.

– Даже информация шестьдесят третьего года?

Дэвис на минуту задумался. Стефани поняла: ее собеседник чем-то встревожен. Нет, он был мастер сохранять бесстрастное лицо, но она-то знала его лучше других! Стефани видела его в куда более щекотливых ситуациях, как и он ее. Взаимное притворство было просто неуместно.

– Мормоны не доверяли Линкольну, – наконец произнес Дэвис. – У них не было причин вообще доверять Вашингтону. Их сторонились, им долгие десятилетия лгали. Правительство было их злейшим врагом. Впрочем, в конечном итоге они выторговали себе теплое местечко. И потому пошли на сделку – правда, потребовали при этом залог.

Стефани изумили его слова.

– Что же такого дал им Линкольн?

– Тут мы располагаем лишь скудными крупицами информации. Тем не менее и этого достаточно. Что, однако, еще хуже – сенатор Таддеус Роуэн тоже в курсе. Он – Апостол Мормонской церкви. И, кроме нас, они – единственные из ныне живущих, кому тоже кое-что известно.

– И поэтому тебе понадобился Салазар? Из-за его связи с Роуэном?

Дэвис кивнул.

– Примерно год назад нам стало кое-что известно про Роуэна. Затем всплыли его контакты с Салазаром. Тогда мы запросили у вас досье, ибо поняли, что имеем проблему. Теперь она усугубилась еще больше.

Стефани попыталась вспомнить все, что знала о мормонах. Сама она была далека от религии, и, судя по тому, что ей было известно об Эдвине Дэвисе, – он тоже.

– Роуэн неглуп, – заявил Дэвис. – Он все очень хитро задумал и дожидался походящего момента. Нам нужно задействовать наших лучших людей. В противном случае последствия могут оказаться катастрофическими.

– Все мои люди – лучшие.

– Мы по-прежнему можем рассчитывать на Малоуна?

– Не знаю.

– Заплатите ему. Сделайте что-нибудь. Я хочу, чтобы он участвовал.

– Что-то я никогда не видела тебя таким… Неужели все настолько серьезно?

– Извини, что обманул тебя. Когда я просил досье на Салазара, мне следовало рассказать тебе то, что мне известно. Я не торопился раскрывать карты, опасаясь, что мы можем ошибаться.

– Что же изменилось?

– Мы оказались правы в своих предположениях. На днях я получил сообщение от министра внутренних дел, который был с Роуэном в Юте. В Национальном парке Зайон нашли человеческие останки и старые фургоны девятнадцатого века. Все это как-то связано с мормонами. Роуэн сразу вылетел в Солт-Лейк-Сити. В данный момент у него встреча с Пророком Мормонской церкви. То, что они обсуждают в эти минуты, может кардинально изменить жизнь нашей страны.

– Мой человек до сих пор числится пропавшим без вести. В данный момент это тревожит меня больше всего.

Дэвис встал.

– Вот и займись этим. Мне нужно, чтобы ты была в Вашингтоне завтра утром. Этим делом нужно заняться срочно, проявляя, однако, максимальную осторожность.

Стефани кивнула. Дэвис покачал головой.

– Томас Джефферсон как-то раз сказал, что маленький мятеж время от времени – это даже неплохо. Небольшие встряски столь же необходимы политической жизни, как бури в природном мире, ибо являются лекарством для доброго здоровья правительства. Джефферсон не жил в наше время. Лично я сомневаюсь, что сегодня его слова верны.

– Что ты хочешь этим сказать? О чем мы с тобой говорим?

Дэвис посмотрел ей прямо в глаза.

– О конце Соединенных Штатов.

 

Глава 10

Копенгаген

Люк моментально отреагировал на приближение незнакомцев, встав на защиту Барри Кирка. Сам Малоун, держа в руке пистолет, шагнул к окну. Он так и не ответил на вопрос Люка, есть ли в доме черный ход.

– Что происходит? – спросил Кирк.

– У нас гости.

– Где? Кто?

– Там, снаружи.

От него не скрылось, как Кирк с опаской покосился на окно. Двое мужчин уже почти подошли к книжной лавке.

– Ты их знаешь? – спросил Люк у Кирка.

– Это даниты. Люди Салазара. Я знаю их. Они нашли меня в Швеции. Они нашли меня здесь. От вас, ребята, никакой пользы. Из-за вас меня убьют.

– Папаша, я спрашивал тебя про черный ход. Где он?

– Иди прямо по проходу, перед которым стоишь. Надеюсь, вам понятно, что эти парни не станут ничего предпринимать, пока на площади полно людей?

– Понял. Потому они и решили выманить нас наружу через черный ход. Как по-твоему, сколько их там может быть?

– Достаточно много. Так что один пистолет проблему не решит.

– Вызывайте полицию! – произнес Кирк.

Люк покачал головой.

– Бесполезно – как мертвому припарки. Черт, сдается мне, кто-то ее уже вызвал… Слышите? Сирены воют все громче и громче.

– Мы не знаем, сюда ли они направляются, – возразил Малоун. – И вообще, не хватало нам еще объясняться с местной полицией. Мы выйдем через переднюю дверь. Будем надеяться, что эти парни не станут устраивать тут сцену.

– А что дальше? У тебя есть план?

– У хорошего агента всегда имеется план.

Коттон был зол на Люка за его поспешное решение воспользоваться черным ходом, однако отдал должное его хладнокровию. А еще он услышал, как Кирк назвал тех типов, что стояли перед магазином. Даниты.

Если этот отряд боевиков и существовал – а многие историки до сих пор спорят на этот счет, – то почти две сотни лет назад. Как реакция мормонов на условия того времени. Вполне понятный способ защитить себя от чинимого в их отношении насилия. Но что в таком случае происходит здесь?

Малоун схватил лежащие на прилавке ключи и открыл переднюю дверь. Внутрь тотчас ворвался шум вечерней площади и вой сирен. Малоун вышел первым, подождал, когда его примеру последуют Люк и Кирк, после чего закрыл дверь на ключ.

Незнакомцы в упор следили за ними.

Он свернул прямо к кафе «Норден» на восточном конце площади Эйбро. От кафе их отделяли пятьдесят метров запруженного людьми тротуара и подсвеченные прожекторами струи фонтана «Аист». Вдоль его бортика, беспечно болтая, сидели люди. Краем глаза Малоун заметил, что те двое идут за ними следом. Он намеренно замедлил шаг, давая преследователям возможность сократить расстояние. Его пульс участился, все чувства обострились. Если столкновения не миновать, пусть оно произойдет здесь, на глазах у толпы.

Те двое тотчас изменили курс и вскоре уже шагали впереди, преграждая им путь. Массивный холодный пистолет лишь отчасти внушал Малоуну спокойствие. За пределами площади – ближе к каналу, где была пришвартована взятая напрокат моторка и где заканчивалась улица, – резко остановились четыре полицейских машины. Наружу выскочили двое полицейских и бросились в направлении площади. Двое других метнулись к лодке, покачивающейся на воде у причала.

– Что-то не нравится мне это дело, папаша, – пробормотал Люк.

Полицейские пробежали через всю площадь и свернули к книжному магазину. Заглянули в окно, дернули дверную ручку. Затем один из них разбил дверное стекло, после чего оба, с пистолетами в руках, шагнули внутрь.

– Ты убил моих людей.

Малоун обернулся и увидел перед собой двух мужчин.

– Извините, ребята. Чем могу помочь вашему горю?

– Ты думаешь, что удачно пошутил?

– Я не знаю, в чем дело. Но вы, парни, явно нарываетесь на драку. Я всего лишь дал им отпор.

– Нам нужен он, – произнес один из незнакомцев и указал на Кирка.

– Не всегда удается получить то, что хочешь.

– Он наш в любом случае.

Малоун прошел мимо них и двинулся в сторону кафе. Он верно разгадал их намерения. Им не нужна сцена на публике.

Окружающие наблюдали за полицейскими и не сводили глаз с книжного магазина. Похоже, обыск будет долгим – в доме четыре этажа.

Вынесенные на улицу столики были заполнены вечерними посетителями. Малоун и сам обычно ужинал здесь. Захаживать по вечерам в кафе вошло у него в привычку с тех пор, как Коттон перебрался из Джорджии в Данию. Увы, сегодня он изменил этому правилу.

– Как ты думаешь, сколько их еще прячется в засаде? – спросил Люк.

– Трудно сказать. Наверняка еще несколько человек.

– Пошевели мозгами, Барри! – крикнул один из незнакомцев.

Кирк замер на месте и обернулся.

– С тобой обойдутся уважительно, – сказал тот, что помоложе, – если ты тоже проявишь уважение. Он это пообещал. Иначе тебя постигнет расплата.

Лицо Кирка исказилось страхом, но Люк быстро отвел его в сторону.

Малоун шагнул вперед.

– Скажите Салазару, что мы скоро с ним встретимся.

– Он будет с нетерпением ждать. – Пауза. – Так же, как и я.

Тем временем из книжного магазина на улицу выбежали двое полицейских. Обыск занял немного времени. Малоун указал на одного из данитов и крикнул по-датски:

– Jeg ringede til dig! Zdet er Malone. Det er ham, du er efter, og han har en pistol.

Реакция полицейских была мгновенной. Они тут же бросились к данитам. Коттон шагнул к кафе «Норден».

– Что ты сделал? – спросил Люк.

– Решил немного притормозить наших сопровождающих.

Он не стал подниматься по лестнице на второй этаж, а вместо этого начал пробираться между столиками в дальний конец первого этажа. Ресторан, как обычно, был полон. В окна было видно, как по площади беспечно разгуливают прохожие. Коттон был завсегдатаем этого места, знал и хозяина, и персонал. Поэтому, когда он вошел в кухню, никто не обратил на него внимания. Найдя дверь в дальнем конце помещения, Малоун спустился по деревянной лестнице в подвал.

Там обнаружились три выхода. Один – для лифта, позволявшего подняться на верхние этажи, через другой можно было войти в офис, третий вел в кладовую.

Коттон щелкнул выключателем возле двери кладовой. Зажегся яркий свет. Помещение было заставлено уборочным инвентарем, пустыми ящиками из-под фруктов и ресторанными припасами. Углы были затянуты паутиной. В холодном воздухе ощущался запашок дезинфектанта.

В дальнем конце помещения виднелась металлическая дверь. Осторожно обходя ящики, Малоун приблизился к ней и открыл. За дверью оказалось еще одно помещение. Он вновь щелкнул выключателем. На высоте трех метров над головой параллельно кафе «Норден» протянулась узкая улочка. Подвалы под домами были давно соединены, образуя подземный уровень, простиравшийся от квартала к кварталу. Хозяева здешних магазинов пользовались ими сообща. Коттон несколько раз уже бывал здесь.

– Если я правильно понял, мы выйдем там, где они нас не увидят, – сделал вывод Люк.

– Именно так.

Во втором подвале Малоун увидел деревянную лестницу, которая вела вверх, на первый этаж. Перешагивая через две ступеньки, он вошел в пустой торговый зал, в котором когда-то продавалась дорогая одежда. Темное пространство было заставлено ящиками, прилавками, манекенами, голыми металлическими вешалками. Пол усеян целлофановыми пакетами для мусора. В окнах виднелись подсвеченные иллюминацией деревья на Николай-пладс, что примерно в квартале от «Норден».

– Сейчас мы выйдем и свернем направо, – сообщил Коттон. – Все будет в порядке. В нескольких кварталах отсюда я оставил на стоянке свою машину.

– Даже не надейтесь.

Малоун обернулся.

Барри Кирк стоял позади Люка, приставив к правому виску парня пистолет.

– Давно пора, – произнес Малоун.

 

Глава 11

Солт-Лейк-Сити, штат Юта

Роуэн прилетел прямо из южной части штата на том же правительственном вертолете, который переправил его в Национальный парк Зайон. Он привык к таким привилегиям. Они положены фигурам федерального масштаба. Впрочем, сенатор никогда ими не злоупотреблял. Слишком часто он становился свидетелем тому, как это стоило его коллегам уважения окружающих. Типичный пример – сенатор от их штата.

Впрочем, чего еще ожидать от того, кто не был мормоном? Ему наплевать и на высокую должность, и на людей, которые его выбрали. В данный момент сенатская комиссия по этике вела в его отношении следствие. Поговаривали, что в его адрес будет вынесен выговор за злоупотребления служебным положением. К счастью, нынешний год – это год выборов, и сильная оппозиция уже заявила о себе, так что избиратели лишат его этих страданий.

Согласно широко распространенному заблуждению, подавляющее большинство населения Юты составляют мормоны. Что на самом деле не соответствует истине. Согласно последней переписи, их число составляет 62,1 % населения и с каждым годом уменьшается. Сам Роуэн стартовал в политике сорок лет назад, будучи тогда мэром города Прово, затем какое-то короткое время был конгрессменом штата и, наконец, перебрался в Вашингтон, в сенаторское кресло. С ним или с его окружением никогда не случалось даже намека на скандал. Он пятьдесят один год женат на одной и той же женщине. Они воспитали шестерых детей – двух адвокатов, врача и трех учителей, – у которых теперь свои семьи и свои дети. Все они были взращены в лоне Церкви и остаются истинно верующими, хотя живут в разных концах страны и являются активными членами местных общин. Сенатор часто навещал их и прекрасно ладил со своими восемнадцатью внуками.

Он жил согласно заветам Церкви. Не употреблял алкоголь, не курил, воздерживался от кофе и чая. Первый Пророк, Джозеф Смит, провозгласил эти запреты еще в 1833 году. Несколько лет назад был добавлен четвертый запрет, предусматривавший ограниченное потребление мяса и максимально возможную его замену злаками, фруктами и овощами.

Ему были известны результаты внешнего исследования тех, кто соблюдал заповеди здорового питания, четко следуя всем четырем запретам. Кстати, результаты были вполне предсказуемы. Уровень заболеваний раком легких был низким, уровень сердечно-сосудистых заболеваний – еще ниже. В целом здоровье благочестивых верующих Церкви Святых Последних Дней было лучше, чем у остального населения страны. Стихи детского гимна, который он часто слышал в церкви, содержали истину.

Роуэн прямо из вертолета по телефону отдал распоряжения о частной встрече. Двадцать три года назад его призвали к служению в составе Кворума Двенадцати Апостолов. Когда-то это были разъездные наставники, ответственные за создание новых миссий, однако со временем они превратились в главный руководящий орган Церкви. Должность была пожизненной. Считалось, что члены Кворума посвящают все свои усилия исполнению возложенных на них обязанностей. Впрочем, имелись и исключения. Например, он сам. Старший член Кворума в роли сенатора – это давало немалые преимущества.

Кстати, прецедент имелся.

Рид Смут был первым, кто отличился в обеих ипостасях, хотя это и стоило ему четырехлетней борьбы. Дело в том, что Смута хотели лишить высокого поста по причине его «неправильной» мормонской веры. Комитет Конгресса все же рекомендовал лишить его должности сенатора, однако в 1907 году Сенат единогласно отклонил эту рекомендацию и разрешил Смуту вернуться в сенаторское кресло, в котором он находился до 1933 года.

Роуэн был избавлен от подобных испытаний. Как-никак, времена уже не те. Сегодня никто не осмелится посягнуть на право гражданина служить в правительстве лишь на основании его религиозных убеждений. Одному «святому» даже удалось стать кандидатом в президенты страны от республиканской партии.

Впрочем, из этого не следует, что предрассудки бесследно исчезли. Напротив, «святые» до сих пор сталкиваются с сопротивлением. Нет, их больше не избивают, не грабят, не убивают, как сто пятьдесят лет назад…

Тем не менее предрассудки живучи.

Роуэн вошел в двери гостевого дома в восточной части Храмовой площади Солт-Лейк-Сити. Именно здесь, в многоэтажном доме, принадлежащем Церкви, жил ее нынешний Пророк. В вестибюле всегда дежурили два охранника. Увидев Роуэна, оба махнули рукой – мол, проходите дальше.

Сенатор вошел в кабину лифта и ввел цифровой код.

Будучи не только старейшиной, но и главой Кворума Двенадцати, а значит, в будущем и всей Церкви, Роуэн имел беспрепятственный доступ к ныне действующему Пророку.

Церковь зиждилась на лояльности. Старшинство вознаграждалось.

Так и должно быть.

Он даже не переоделся, не снял пыльную одежду, так как прибыл к Пророку прямо с аэродрома. Ожидавший его прислужник сказал, что можно обойтись без формальностей. Во всяком случае, сегодня.

В свете их последней находки.

– Входи, Таддеус, – произнес Пророк, когда Роуэн шагнул в его залитую солнечным светом квартиру. – Пожалуйста, садись. Мне не терпится услышать твое сообщение.

Чарльз Р. Сноу нес служение Пророка вот уже девятнадцать лет. Он стал им в возрасте шестидесяти трех лет. Сейчас ему восемьдесят два. Он ходил самостоятельно только за пределами дома, по комнатам же перемещался в кресле-каталке. Апостолы были в курсе его недугов, включая хроническую анемию, низкое кровяное давление и прогрессирующее заболевание почек. Однако разум старика оставался острым, как и сорок лет назад, когда он только-только стал Старейшиной.

– Завидую тебе, – сказал Сноу. – Ты в походной одежде, можешь сколько угодно гулять по пустыне… Как я тоскую по вылазкам в каньоны!

Сноу родился неподалеку от Национального парка Зайон в семье второго поколения переселенцев, прибывших на Запад в 1847 году. Хотя большая часть новоприбывших селилась близ Соленого озера, Бригам Янг отправил головные отряды в разные концы их новой земли. Предки Сноу отправились на юг и, обосновавшись там навсегда, зажили счастливо и даже разбогатели в этом суровом, безводном крае.

По образованию экономист, он был обладателем ученых степеней от Университета Юты и Университета Бригама Янга, где сам преподавал почти два десятилетия. Прежде чем стать членом Первого Кворума Семидесяти и наконец Апостолом, он прошел долгий путь с самых нижних ступенек церковной иерархии. В течение многих лет он возглавлял английскую миссию, затем на этот пост назначили Роуэна. Срок полномочий Сноу в качестве Пророка был отмечен спокойствием и почти полным отсутствием даже самых малых скандалов.

– Я предлагал отвезти тебя в горы в любое удобное время, – сказал Роуэн, сев напротив Сноу. – Ты только попроси, и мы всё устроим.

– Можно подумать, мои врачи это одобрят… Нет, Таддеус, мои ноги уже ни на что не способны.

Жена Чарльза Сноу умерла десять лет назад, а его дети, внуки и правнуки жили за пределами Юты. Смыслом его жизни была Церковь, и он проявил себя активным управленцем, неустанно надзирающим за ее повседневным существованием. Вчера Роуэн позвонил ему и коротко известил о находке в Национальном парке, вызвавшей массу вопросов. Пророк попросил Роуэна приехать к нему, чтобы вместе попытаться найти на них ответы.

Гость сообщил о том, что было найдено, а затем добавил:

– Это те самые фургоны. В этом нет никаких сомнений.

Сноу кивнул.

– Тому свидетельства – начертанные на стене имена. Никогда не думал, что вновь их услышу.

Фьельстед. Хайд. Вудрафф. Иган.

– «Да будет проклят пророк». Они прокляли нас перед смертью, Таддеус.

– Вдруг они имели на это право? Их всех убили.

– Я всегда считал эту историю вымышленной. Но получается, что все так и было…

История, которую Роуэн знал в мельчайших подробностях.

В 1856 году война между Соединенными Штатами и Церковью Святых Последних Дней казалась неотвратимой. Разногласия по вопросам полигамии, религии и политической автономии переросли в болезненный нарыв, готовый в любое мгновение лопнуть. Бригам Янг управлял своей замкнутой общиной так, как считал нужным, независимо от того, что думал по этому поводу федеральный закон. Он чеканил свою монету, принимал собственные законы и правила жизни, создал собственный суд, обучал молодежь, как считал правильным, и молился тому, во что верил.

Споры вызывало даже то, как называть эти недавно заселенные земли. Поселенцы называли их Дезерет, Конгресс – «территория Юта». Затем прошел слух, что Союзная армия маршем отправилась на запад, дабы усмирить мятежный край, населенный так называемыми мормонами.

Поэтому Янг решил собрать все золото общины и до лучших времен спрятать в укромном месте. Все драгоценности были переплавлены в золотые слитки. Ради правого дела «святые» были готовы пожертвовать последним. На двадцати двух фургонах, реквизированных под нужды общины, золото предполагалось переправить в Калифорнию, где его должны были принять на сохранность другие «святые». Из соображений конспирации был выбран запутанный маршрут, обходивший стороной крупные населенные пункты.

О том, что случилось потом, почти ничего не известно.

Согласно официальной версии, караван с золотом прошел по засушливым землям центральной и южной части Дезерета. Вскоре у путников закончилась вода, и все их попытки найти колодцы потерпели неудачу. Было принято решение вернуться к последнему встреченному на пути колодцу, до которого был дневной переход. Возницам велели присматривать за лошадьми и золотом, в то время как сорок ополченцев отправились на поиски воды. Вернувшись через несколько дней, они увидели сожженные фургоны и убитых людей. Лошади и золото исчезли.

В случившемся обвинили индейцев-пайютов.

Ополченцы в течение нескольких дней обшаривали соседние земли. На скальных участках следы нападавших были не видны, а если и были, то обрывались на дне высохших рек. В конечном итоге от попыток найти бандитов отказались. Разведчики вернулись к Бригаму Янгу с пустыми руками и доложили о постигшей караван трагедии.

Были отправлены новые поисковые группы. Увы, золота так никто и не нашел. Оно в буквальном смысле как будто провалилось под землю.

Согласно архивным данным, на фургоны было погружено примерно 80 тысяч унций золота – а цена унции в те годы составляла 19 долларов. Теперь пропавшее золото оценивается в 150 миллионов долларов.

– Как ты понимаешь, история, которую мы слышали все эти годы, – вымышленная, – сказал он.

Похоже, Сноу уже и сам пришел к тому же выводу.

– Фургоны не были ни сожжены, ни даже обуглены, – продолжал Роуэн. – Их специально разрубили на части внутри пещеры. Чтобы спрятать. Убрать с глаз долой. Четырех человек застрелили, а вход в пещеру замуровали.

Но была еще кое-какая проблема.

– Там не оказалось ни крупицы золота, – добавил он.

Сноу молча сидел в кресле-каталке, как будто что-то обдумывал.

– Я надеялся, что в срок моего правления эта история не всплывет, – прошептал он.

Роуэн недоумевающе уставился на старика.

– «Не забывайте нас». Любопытно, что они выбрали эти слова. Ведь мы их не забыли, Таддеус. Ни в коем случае. Есть кое-что, чего ты не знаешь.

Сноу вновь на минуту умолк. Роуэн ждал, что он скажет дальше.

– Нам нужно перейти через улицу. Хочу кое-что тебе показать.

 

Глава 12

Малоун мгновенно оценил ситуацию. Итак, Кирк пришел к ним с оружием. Черт, как же они прошляпили это дело? Им и в голову не пришло обыскать его! Тем более что лично ему кое-что в этом Кирке не понравилось уже с первой минуты. Звонок Стефани лишь упрочил его сомнения.

– Те двое – ваши сообщники, – произнес Малоун, и это был не вопрос, а констатация факта.

– Было бы точнее сказать, что они работают на меня.

Люк стоял прямо, почти по стойке «смирно»; в глазах явно читалось – «этого ублюдка нужно брать прямо сейчас».

Ответный взгляд просигнализировал – «нет».

Не сейчас.

Кирк взвел курок пистолета.

– Эх, с каким удовольствием я вышибу ему мозги… Так что тебе придется делать то, что я скажу.

– Полиция прибыла слишком быстро, – заметил Малоун. – Тела убитых наверняка отыскались бы в воде, но не так быстро. Да и полиция не сразу вышла бы на наш след. Значит, это ты вызвал легавых?

– А как еще я мог выманить вас? Вышибить отсюда, чтобы вашего духа не было в городе.

– Затем были эти двое в море. В нужное время, в нужном месте… Они могли оказаться там только по одной причине. – Коттон ткнул в Кирка пальцем. – Ты сообщил им. К чему было устраивать этот цирк?

– Мы решили, что узнаем больше, если внедримся в стан врага. Ваш агент уже давно крутился вокруг нас, все выспрашивал, вынюхивал да выведывал… Мы терпеливо наблюдали за ним, но потом решили, что вариант с перебежчиком существенно ускорит дело.

– И поэтому ты пожертвовал двумя своими людьми?

Лицо Кирка исказилось гневом.

– Этого мы не планировали. Они должны были лишь придать нашему замыслу больше достоверности, надавить на вас, усилить угрозу. К несчастью, вы предпочли их убить.

– Твоему Салазару, должно быть, есть что скрывать.

– Он просто хочет, чтобы его оставили в покое. Ему не нравится, когда ваше правительство сует нос в его жизнь.

– Наш человек мертв? – спросил Люк.

– Даже если и нет, то скоро будет мертв. Мы рассчитывали заманить вас в то самое место, где его содержат, и разобраться сразу со всеми. Но вы всё испортили, натравив полицейских на моих людей.

– Прошу меня извинить, – язвительно ответил Малоун.

– Будет лучше, если мы разделаемся с вами здесь. Пустой склад – что может быть удобнее? А пока подождем, когда сюда подтянутся мои люди.

– Они знают, где нас искать? – поинтересовался Малоун.

Кирк пожал плечами.

– Для этой цели сгодятся мобильники.

Похоже, пора действовать.

– Так ты данит? – спросил он у Кирка.

– Самый настоящий и преданный своему долгу. А теперь бросай оружие.

Сразу видно, что парень – любитель. Лишь идиот требует у противника бросить оружие. Профессионал всегда его отбирает.

Малоун сунул руку за борт пиджака и нащупал свою «беретту». Но вместо того, чтобы бросить пистолет на пол, нацелил его на Кирка. Тот отпрянул назад, но дула от виска Люка не отвел.

– Не глупи, – пригрозил он. – Иначе я убью его.

Малоун пожал плечами.

– Давай. Мне наплевать. Я уже устал от этого засранца.

Правым глазом он покосился на короткий ствол «беретты». В последний раз Коттон был в тире четыре года назад. Навык уже, конечно, не тот, но тогда, в открытом море, выяснилось, что стреляет он все еще неплохо. Правда, здесь темно. Тем не менее он отбросил сомнения и прицелился.

– Брось пистолет на пол! – повторил Кирк, повысив голос.

Взгляд Люка был прикован к «беретте», однако парень старался не терять хладнокровия. Малоун мог ему только посочувствовать. Оказаться между двумя стволами – да, такому не позавидуешь.

– Считаю до трех, – сказал в ответ Коттон. – Пистолет лучше опустить прежде, чем я закончу счет.

– Не будь идиотом, Малоун. Мои люди будут здесь через секунду.

– Один.

Он увидел, как напрягся палец Кирка, прижатый к спусковому крючку. Дилемма ясна. Либо Кирк сейчас прикончит Люка, пустив ему пулю в голову – и тогда Малоун стреляет в него, – либо разворачивается и стреляет в Малоуна. Впрочем, он вряд ли успеет: пуля, выпущенная из «беретты», окажется быстрее его. Единственное разумное решение при данном раскладе – опустить пистолет. Впрочем, любители редко поступают правильно.

– Два.

Коттон нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел. Пуля впилась Кирку в голову, и он качнулся назад. Взмахнув руками, данит повалился на бок и рухнул на пол.

– Три.

– Да ты рехнулся, чувак! – крикнул Люк. – Ты едва не отстрелил мне ухо!

– Забери его пистолет.

Люк уже и сам потянулся за «пушкой» данита.

– Малоун, тебе место в психушке. Смотрю, ты любитель вышибать чужие мозги… Я мог бы скрутить его. Мы могли бы взять его живьем и потом расколоть.

– Можно подумать, у меня был выбор… Этот козел был прав. Скоро сюда пожалуют гости.

Малоун открыл дверь и, выглянув на мощенную брусчаткой улочку, проверил, нет ли опасности. Неужели никто не услышал выстрел? В тридцати футах от него на соседней улице прогуливались люди. Площадь Эйбро находилась левее, примерно в пятидесяти футах отсюда. Впереди маячила громада собора Святого Николая с его подсвеченным зеленым куполом.

– Забери у него телефон! – велел он Люку.

– Уже забрал. В таких вещах я кое-что соображаю.

– Тогда перетащи тело вон туда, за те прилавки, и быстрее пойдем отсюда.

Сделав, что ему было сказано, Люк направился к двери.

Они вышли наружу и зашагали по тихому переулку в сторону многолюдной Конгенс Нюторв, самой шумной из площадей города. Плотный поток машин медленно объезжал статую короля Христиана V. Королевский театр был ярко освещен, так же как и отель «Англетер». В кафешках квартала Нюхавн, на дальнем краю площади, примыкающем к берегу, было полно людей.

Да, он сумел задержать двух данитов на площади Эйбро, однако полицейские их скоро отпустят. Если Кирк говорил правду и даниты идут по его следу, им с Люком нужно поторопиться. Малоун зорко оглядывал запруженную людьми площадь, лихорадочно обдумывая правильное решение.

Они перешли улицу и поспешили к автобусной остановке.

В Копенгагене замечательный общественный транспорт. Коттон частенько им пользовался. Автобусы ходили весь день, каждые несколько минут. Вот и сейчас один уже стоял у тротуара, выпуская пассажиров и впуская новых.

– Телефон, – сказал Малоун Люку, и тот протянул ему мобильник.

Коттон небрежно сунул его за задний бампер автобуса. Двери закрылись, и автобус поехал в северном направлении, к королевскому дворцу.

– Это на время займет внимание тех, кто нас ищет, – пояснил он.

– Думаешь, он говорил правду?

Малоун кивнул.

– Он рисковал, когда раскрыл свои карты. Ошибочно полагал, что контролирует ситуацию.

– Верно. Чувак облажался. Он не знал, что имеет дело с безбашенным ковбоем.

– Мы должны лично наведаться в то место, которое он упомянул, хотя это и пахнет явной подставой. – Коттон указал в южном направлении. – Моя машина припаркована там, в нескольких кварталах отсюда. Где находится поместье Салазара?

– В Калуннборге.

 

Глава 13

Калуннборг, Дания

23.00

Салазар пребывал в прекрасном настроении. Еще бы, он ужинал в обществе Кассиопеи, которая спустя столько лет вновь вернулась в его жизнь! Первый раз она позвонила ему несколько месяцев назад, что стало для него приятной неожиданностью. Он тосковал по ней. Кассиопея была его первой любовью. Наивный юноша, он тогда верил, что в один прекрасный день она станет его женой…

К сожалению, любовь продлилась недолго.

– Из этого ничего не получится, – сказала она ему.

– Я люблю тебя. Ты это знаешь.

– У меня к тебе глубокие чувства, но… у нас слишком разные взгляды.

– Вера не должна разлучить нас.

– Однако же разлучает, – возразила Кассиопея. – Ты – истинно верующий. Книга Мормона для тебя священна. Она – твой главный ориентир в жизни. Я это уважаю. Но и ты должен уважать то, что для меня она – не совсем то, что для тебя.

– Наши родители веровали, а теперь и я.

– У меня и с ними были разногласия.

– Значит, ты отказываешься следовать велению сердца?

– Наверное, нам лучше расстаться друзьями, прежде чем я разозлюсь на тебя.

В одном она была права. Вера – вот что для него самое главное. Никакой деловой успех неспособен компенсировать разлад в семье. Этому учил Дэвид Маккей. Лишь вместе муж и жена способны обрести на небесах жизнь вечную. Даже если согрешит кто-то один, в спасении будет отказано обоим. Брак – это вечные нерасторжимые узы между мужчиной и женщиной. Семья земная является зеркальным отражением семьи небесной. И та и другая предполагают абсолютную верность.

– Я слышала про твою жену. Прими мои соболезнования, – сказала Кассиопея.

Салазар женился менее чем через год после того, как они с Кассиопеей расстались. Он сочетался браком с прекрасной женщиной из Мадрида, истинно верующей, страстно почитающей Пророков. Они безуспешно пытались завести детей, однако врачи сказали, что, по всей видимости, его супруга бесплодна.

Хусепе воспринял это как Божью волю и принял запрет. Затем, четыре года назад, она погибла в автокатастрофе. Эту трагедию он тоже воспринял как Божью волю. Как знак, намекавший, что ему нужно изменить направление своей жизни. И вот теперь эта волнующая, восхитительная женщина из прошлого снова рядом с ним. Неужели это новый знак?

– Понимаю, как тебе было тяжело, – произнесла Кассиопея, и его тронуло ее сочувствие.

– Я пытаюсь сохранить в памяти ее образ. Боль утраты никуда не делась. Не стану этого отрицать. Наверное, поэтому я и не искал себе новую жену, но… – Хусепе на минуту умолк. – Хочу задать тебе вопрос. Ты была замужем?

Кассиопея отрицательно покачала головой.

– Это печально, верно?

Он с удовольствием ел принесенную треску, Кассиопея с таким же удовольствием поглощала лежавшие на ее тарелке балтийские креветки. Салазар обратил внимание, что она не стала заказывать вино, отдав предпочтение минеральной воде. Алкоголь не зря запрещен его религией. Хусепе был убежден, что под его воздействием люди говорили и делали то, о чем им впоследствии приходилось жалеть. Сам он никогда не пил вина.

Кассиопея сегодня была хороша. Темные вьющиеся волосы, спадавшие ниже плеч, обрамляли знакомое с детства лицо: тонкие брови, высокие скулы и слегка курносый носик. Смуглая кожа была все такой же безупречной, что и раньше, шея – идеально гладкой. Женщина буквально лучилась чувственностью, правда, чувственностью спокойной и сдержанной.

Истинно небесная красота.

«Любовь – это постоянное, неувядаемое качество, наделенное силой, способной поднимать нас над злом. Она – суть благой вести. Она – залог праведной жизни. Она – маяк надежды в мире страданий».

Это ему известно.

Как хорошо, что ангел оберегает его! Он ни разу его не подвел. Он всегда прав.

Неувядаемая. Всегда правая.

– О чем ты думаешь? – спросила Кассиопея.

Она, как магнитом, притягивала его к себе.

– О том, как замечательно встретить тебя снова, пусть даже всего на несколько дней.

– С тебя хватит всего нескольких дней?

– Нет. Но я помню наш последний разговор много лет назад, когда ты призналась, как относишься к нашей религии. Хочу предупредить заранее, в этом смысле ничего не изменилось.

– Но ведь я уже сказала, в жизни многое изменилось… в том числе и для меня.

Он ждал, что она скажет дальше.

– Недавно я сделала то, чего не делала в юности, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я прочла Книгу Мормона. Всю, до последнего слова. И когда закончила читать, поняла, что все в ней – абсолютная правда.

Салазар отложил вилку и весь обратился в слух.

– И тогда я поняла, что моя нынешняя жизнь недостойна моего рождения. Я родилась и была крещена в мормонской вере, но никогда не исповедовала ее. Мой отец возглавлял одну из первых мормонских епархий в Испании. И он, и моя мать были истинно верующими. Пока родители были живы, я оставалась примерной дочерью и делала то, что они велели.

Кассиопея на минуту умолкла.

– Но я никогда не верила по-настоящему. И даже не предполагала, какое впечатление произведет на меня эта книга. Как будто незримый голос нашептывал мне на ухо, подсказывая, что то, о чем я читаю, – истинно. Слезы катились по моим щекам, когда я все-таки приняла дар Святого Духа, впервые дарованный мне еще в детстве.

Салазар не раз слышал подобные истории от новообращенных из всех уголков Европы. Его собственная епархия в Испании насчитывала примерно пять тысяч «святых», объединенных в двенадцать общин. Будучи членом Первого Кворума Семидесяти, он надзирал за епархиями континентальной Европы. Каждый день их ряды пополнялись неофитами, у которых на лице жила та же радость, что и на лице Кассиопеи.

И это было прекрасно.

Будь это одиннадцать лет назад, они наверняка стали бы мужем и женой. Но, может, небеса дают ему новый шанс?

– Меня поразила истинность того, что я прочла, – призналась Кассиопея. – Книга убедила меня. Я поняла: это Святой Дух подтверждал истину каждой страницы.

– Я хорошо помню свой первый раз, – сказал Салазар. – Мне было пятнадцать лет. Мой отец читал Книгу Мормона вместе со мной. Я твердо уверовал в то, что Джозеф Смит узрел Бога и Сына Его и услышал небесный голос, повелевавший не исповедовать никакую другую религию. Вместо этого ему было поручено восстановить истинную Церковь. Это откровение ведет меня за собой уже долгие годы. Оно дарует мне силы, помогает всем сердцем сосредоточиться на том, что я должен сделать.

– Какой же слепой и глупой я была все эти годы, – призналась Кассиопея. – И вот решила сказать тебе об этом, Хусепе. Поэтому я здесь.

Ее слова стали музыкой для его ушей.

Какое-то время они ели молча. Нервы Салазара были натянуты как струна – от того, что произошло днем, и от того, что происходило сейчас. Он пытался позвонить Старейшине Роуэну, доложить о том, что узнал от вражеского агента, но не сумел дозвониться.

Неожиданно в кармане завибрировал сотовый телефон. В иной ситуации он проигнорировал бы его, но в данный момент ждал ответного звонка из Юты и отчета из Копенгагена.

– Извини.

Хусепе посмотрел на дисплей. Текстовое сообщение.

Движемся вслед за Кирком. Он куда-то направляется.

– Какие-то проблемы? – поинтересовалась Кассиопея.

– Напротив. Хорошие новости. Еще один удачный бизнес-проект.

– Я заметила, что ваш семейный бизнес процветает, – сказала она. – Твой отец гордился бы тобой.

– В нашей компании трудятся мои братья и сестры. Делают всю рутинную работу, причем вот уже пять лет. К счастью, они понимают, что теперь для меня на первом месте Церковь.

– Для члена Кворума Семидесяти это необязательно.

– Знаю, – кивнул Салазар. – Но это мой личный выбор.

– Готовишься стать Апостолом?

Салазар улыбнулся.

– Наверное, об этом еще рано думать.

– А по-моему, ты – идеальная кандидатура.

Может быть. Он на это надеется.

Тебя изберут, Хусепе. Этот день настанет.

– Если такова будет воля Небесного Отца и Пророка, – ответил он.

 

Глава 14

Солт-Лейк-Сити

Роуэн помог Пророку Сноу подняться по каменным ступенькам и войти в восточные двери. Через четыре дня после того, как первые переселенцы вышли к берегам Соленого озера, Бригам Янг ткнул тростью в землю и заявил: «Здесь воздвигнем мы храм Господу нашему!» Строительство началось в 1853 году и продолжалось сорок лет. Бо́льшую часть работ выполнили те первые «святые». Использовались лишь самые лучшие материалы. Стены высотой в двести футов были облицованы кварцевым монцонитом. Его на волах доставляли из каменоломен, расположенных в двадцати милях от места строительства храма.

Возведенные стены имели в основании толщину девять футов, утончаясь к верху до шести футов. Площадь храма под куполом составляла 253 тысячи квадратных футов. Четыре этажа, каждый из которых увенчан золотой статуей ангела Морония, а также изящные шпили стали своего рода визитной карточкой храма.

Сам храм был исполнен символизма.

Три восточные башни олицетворяли Первое Председательство. Двенадцать шпилей, вздымавшихся над башнями, символизировали Двенадцать Апостолов. Башни западной стороны суть действующие епископы и Верховный Совет Церкви. Башни восточной стороны были на шесть футов выше, чтобы подчеркнуть их главенство. Зубчатые – как у замков – стены символизировали отгороженность от остального мира и защиту святых таинств, свершавшихся в этих стенах. Храм как будто заявлял всем своим видом, что никому никогда не разрушить его величественную громаду – в отличие от первых храмов в Миссури и Иллинойсе.

Каждую из центральных башен венчало «око», символизировавшее Всевидящее Око Господне. Земные камни, лунные камни, солнечные камни, облачные камни, звездные камни – все они рассказывали историю Царства Небесного и обещали спасение. Один из первых Старейшин лучше всех выразил их суть, сказав: «Каждый камень – это проповедь».

Роуэн был с ним согласен.

Ветхий Завет учит, что храмы – это дома Божьи. Теперь по всему миру у его Церкви 130 храмов. Этот высится на десяти акрах земли в самом центре Солт-Лейк-Сити. Позади него – Овальная Скиния (Табернакль) с огромным органом, а рядом – старый Зал Собраний. Неподалеку – два современных гостиничных центра. На другой стороне улицы стоит внушительных размеров конференц-центр, способный вместить 20 тысяч человек.

Переступать порог храма могли лишь те верующие, которые удостоились «храмовой рекомендации». Для этого «святой» должен верить в Бога-Отца и Христа как своего личного Спасителя. Он должен поддерживать Церковь, разделять все ее учения, включая закон благочестия, предписывающий отказ от сексуальных отношений вне брака. Должен быть честным, не обижать жену и детей, соблюдать моральную чистоту и платить ежегодно церковную десятину. Он также обязан свято блюсти все обеты и ежедневно и еженощно носить храмовую одежду. Полученная с разрешения епископа и главы епархии, такая рекомендация была действительна в течение двух лет.

Получить «храмовую рекомендацию» мечтали все «святые».

Роуэн удостоился чести войти в храм в девятнадцать лет, будучи юным миссионером. С тех пор получал рекомендацию постоянно. В данный момент он был вторым лицом в церковной иерархии. Через несколько месяцев он, похоже, станет новым Пророком.

– Куда мы идем? – спросил сенатор у Сноу.

Старик еле передвигал ноги, но вошел в двери самостоятельно.

– Ты должен кое-что увидеть.

Поднимаясь по ступенькам церковной иерархии, Роуэн узнавал все больше и больше тайной информации. Церковь всегда состояла из отдельных ячеек, информация передавалась в вертикальном и горизонтальном направлениях на строго конфиденциальной основе. Поэтому вполне естественно, что некоторые сведения были известны лишь главе Церкви.

На лестничной площадке их ждали два молодых храмовых служащих. Обычно внутри служили только старики, но эти двое были исключением из правил.

– Мы будем переодеваться? – спросил он у Пророка.

Как правило, внутри храма можно было находиться лишь в белых одеждах.

– Нет. Здесь лишь я и ты. – Сноу подошел к тем двоим и сказал: – Спасибо за помощь. Боюсь, что мои ноги не позволят мне подняться самостоятельно.

Молодые люди кивнули, с благоговением глядя на Пророка. Никто, кроме Апостолов, не должен видеть, как они оказывают помощь. Сноу сел на их переплетенные руки, и они приподняли с голубого ковра его хрупкое тело. Придерживаясь за отполированные до блеска перила, Роуэн последовал за ними вверх по лестнице.

Они поднялись на третий этаж и вошли в зал собраний.

Белые стены, белый ковер, белый потолок – все здесь служило символом абсолютной чистоты. Под потолком яркие люстры в стиле Викторианской эпохи. Полукругом на ковре расставлены пятнадцать кресел. Двенадцать из них развернуты к южной стене. Напротив – простой стол и ряд из трех кресел. Центральное предназначалось Пророку.

Усадив в него Сноу, оба молодых человека вышли и закрыли за собой дверь.

– Для нас это самое надежное место на всей планете, – произнес Сноу. – Здесь я чувствую себя в полной безопасности.

Долгое время так считал и Роуэн.

– То, о чем мы сейчас будем говорить, должно остаться между нами. Исключение может быть сделано лишь для следующего Пророка. Твой долг – передать ему это знание.

Они еще ни разу не обсуждали кандидатуру возможного преемника.

– Ты считаешь, что выберут меня?

– Так уж у нас заведено. Ты – следующий. Вряд ли Апостолы отойдут от традиции.

Двенадцать кресел, расставленных полукругом, предназначались для Апостолов. Кресло Роуэна было в центре этого полукруга, прямо перед столом, который служил символическим барьером между ним и Пророком. По обе стороны от Пророка обычно садились два советника Первого Председательства. Роуэн уже задумывался о том, кого он выберет себе в помощники, когда придет его время стать новым Пророком.

– Оглядись по сторонам, Таддеус, – сказал Сноу надтреснутым голосом. – За нами наблюдают Пророки. Всем им не терпится увидеть, как ты поведешь себя, когда я кое-что тебе расскажу.

Белые стены украшала череда из шестнадцати портретов в позолоченных рамах. Это были портреты шестнадцати предшественников Сноу.

– Скоро здесь будет висеть и мой портрет, – сказал старик и указал на пустое место среди портретов. – Повесь его там, чтобы я всегда был у тебя перед глазами.

На столе перед Сноу стоял простой деревянный ящик примерно в два фута в длину и фут в ширину. Крышка была закрыта. Роуэн сразу заметил его и смутно понял, почему он находится здесь.

Сноу уловил его интерес.

– Я принес его из закрытого архива, куда имеют доступ только Пророки.

– Но я пока не Пророк.

– Но ты скоро им станешь. И потому тебе полагается кое-что знать. Мне об этом сообщил мой предшественник, когда я, как и ты, был преемником и возглавлял Кворум Двенадцати. Помнишь, что случилось здесь, в храме, в тысяча девятьсот девяносто третьем году? С архивным камнем? История эта стала легендой. Возле юго-восточного угла храма была выкопана яма глубиной десять футов. Сделано это было для того, чтобы найти пустотелый каменный блок. В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году при возведении храма Бригам Янг положил в него книги, брошюры, газеты и коллекцию золотых монет номиналом два с половиной доллара, пять долларов, десять и двадцать долларов. Этакое своеобразное послание из прошлого. Своего рода капсула времени. Камень нашли, но он оказался треснутым, и бо́льшая часть бумаг внутри его сгнила.

Да, чудом сохранились отдельные фрагменты, которые поместили в церковный архив. Часть их время от времени выставлялась в Исторической библиотеке. В 1993 году Роуэн начинал свой третий срок в Сенате и только-только поднялся до ранга Апостола. 13 августа его здесь не было, и он не присутствовал при выемке содержимого «капсулы времени» спустя ровно 136 лет после того, как она была замурована.

– Я там был, – продолжил Сноу. – Из дыры в камне достали несколько ведер бумажной каши, что-то вроде папье-маше. Однако золотые монеты сохранились прекрасно. Они были отчеканены здесь, в Солт-Лейк-Сити. Есть у золота особое свойство – время над ним не властно. Но бумага была безнадежно испорчена. Влага сделала свое дело. – Пророк помолчал, затем заговорил снова: – Меня всегда мучил вопрос, зачем Бригам Янг положил туда золотые монеты. Это казалось мне неуместным. Возможно, это был намек, что есть вещи, неподвластные времени.

– Ты говоришь загадками, Чарльз.

Лишь здесь, в храме, за закрытыми дверями этой комнаты, он мог называть Пророка по имени.

– Бригам Янг был далек от совершенства, – ответил Сноу. – Он нередко заблуждался в своих суждениях. Бригам был человеком, как и все мы. В том, что касается нашего пропавшего золота, он вполне мог допустить прискорбную ошибку. Но в том, что касается Авраама Линкольна, он мог допустить еще большую.

 

Глава 15

Дания

Сидя за рулем «Мазды», Малоун выехал из Копенгагена и быстро преодолел шестьдесят миль в направлении Калуннборга и северо-западного побережья Зеландии, чему способствовало хорошее четырехполосное шоссе.

– Ты тоже заподозрил Кирка? – спросил он у Люка.

– Он слишком много болтал в твоем магазине. Что тебе сказала по телефону Стефани?

– Достаточно, чтобы я понял, что этот Кирк – личность темная.

– Когда он подкрался ко мне сзади с пистолетом, я подумал, что будет лучше немного подыграть ему. Хотелось понаблюдать за его последующими действиями. Потом я понял, что ты тоже это просек. Чего я не предполагал, так это что ты решишь поиграть со мной в Вильгельма Телля.

– Слава богу, глаз у меня пока зоркий… для моего возраста.

У Люка зазвонил сотовый телефон. Малоун сразу понял, кто это.

Стефани.

Люк слушал ее с каменным лицом, что от него и требовалось. Коттон вспомнил свои старые разговоры с бывшей начальницей, когда она сообщала лишь то, без чего ему нельзя было выполнить свою работу. Но ни крупицей больше.

Люк выключил телефон, после чего сказал Малоуну, как подъехать к поместью Салазара. Владения испанца раскинулись к северу от города, на берегу моря. Машину они оставили в лесу, подальше от автострады, метрах в трехстах к востоку от подъездной дороги.

– Я знаю здешние места, – сообщил Люк – У Салазара тут приличный кусок земли. На участке несколько зданий. Мы сможем подобраться к ним через лес.

С этим словами он шагнул в ночную тьму.

Они оба были вооружены – у Люка теперь был пистолет Кирка.

Малоун же вновь оказался втянут в игру, от которой он вроде как отошел и не собирался больше в нее играть. Три года назад Коттон решил, что игра эта попросту не стоит свеч, зато перспектива стать хозяином букинистического магазина была чересчур соблазнительна, чтобы ей можно было сопротивляться. Сколько себя помнил, он всегда был библиофилом. Неудивительно, что Малоун ухватился за эту возможность, перебрался в Европу и начал все сначала.

Правда, все имеет свою цену. За все в этой жизни приходится платить.

С другой стороны, умный человек всегда знает, чего он хочет.

Эта новая жизнь ему нравилась.

И вот нате вам – некий агент попал в переделку… Его самого выручали не раз. Теперь его долг – отплатить добром за добро.

Риск? Что ж, без него никак.

Они вышли на посыпанную гравием дорогу, которая проходила мимо сложенных из кирпича ворот. Густой полог листвы закрывал потемневшее небо. Малоун испытал знакомое возбуждение. Где-то вдалеке, подобно огоньку свечи на ветру, сквозь листву мерцал тусклый желтый свет. По всей видимости, человеческое жилье.

– По имеющимся сведениям, – прошептал Люк, – охраны там нет. Видеокамер нет. Сигнализации тоже. Салазар старается не привлекать к себе внимания.

– Доверчивая душа.

– Говорят, все мормоны такие.

– Но они далеко не дураки.

У него из головы не выходили даниты. Те два человека на площади Эйбро были вполне реальными. Что, если здесь, в окружавшей их со всех сторон темноте, затаился невидимый враг? Все может быть. Коттон по-прежнему был уверен, что это ловушка. Хочется надеяться, что сообщники Кирка все еще идут по следу сотового телефона, который он сунул за бампер автобуса.

Они благополучно вышли из леса; Малоун разглядел в темноте очертания трех зданий. Небольшой кирпичный дом – двухэтажный, с остроконечной крышей. Рядом два домика поменьше. В двух окнах большого дома чуть выше земли горел свет. Скорее всего, это подвальные окна.

Стараясь держаться в тени, Малоун и Люк метнулись к задней части дома и обнаружили лесенку, что вела в цокольный этаж. Люк спустился по ней. К великому удивлению Коттона, дверь оказалась не заперта.

Люк вопросительно посмотрел на него.

Как-то все подозрительно легко и просто.

Оба достали пистолеты.

За дверью оказался подвал, тянувшийся вдоль всей длины дома. Кирпичные своды поддерживали верхние этажи. Многочисленные закоулки наводили на тревожные мысли. Повсюду грудами лежал инвентарь для садовых работ.

Туда, беззвучно, одними губами, произнес Люк.

Малоун посмотрел в указанном направлении.

Одну из арок перегораживали металлические прутья. Внутри, прислоненный к стене, лежал человек с пулей в голове. Перед смертью несчастного явно пытали. Лицо покойника являло собой кровавое месиво. Подойдя ближе, они увидели по эту сторону решетки ведро с водой и ковш. Здесь было темнее, потому что окон рядом не было. Пол в камере твердый и сухой, словно выжженная земля пустыни. Железная дверь заперта, ключа нигде не видно.

Люк опустился на корточки и посмотрел на своего спутника

– Я его знал. Мы как-то раз работали вместе. У него есть семья.

Малоуна слегка мутило. Он сглотнул набежавшую в рот слюну и опустился на колени рядом с ведром.

– Ты же понимаешь, Салазару хотелось, чтобы ты это обнаружил. Уверен, с нами он рассчитывал сделать то же самое.

Люк встал.

– Я понял. Он считает нас дураками. Я убью этого сукина сына.

– И что потом?

– У тебя есть идея получше?

Малоун пожал плечами.

– Это твое цирковое представление, а не мое. У меня лишь ограниченный ангажемент, который, похоже, истек.

– Ты слишком давно об этом твердишь. Самое время начать в это верить.

– А ты можешь совершить забег по открытой местности. Эти парни все еще наверняка гоняются за автобусом. Впрочем, не исключаю, что кто-то дожидается нас здесь.

Люк покачал головой.

– Салазар платит только пятерым. Трое мертвы. Еще двое находились на площади.

– Ну ты просто кладезь информации! Вот только почему ты не поделился ею заранее? Я был бы крайне тебе признателен.

Коттон понимал, что Люку не терпится от него отделаться. Да и он сам не любитель работать с напарниками, особенно непокорными, как этот парень. Он был готов начать действовать в одиночку. Оставался, конечно, вопрос с полицией Копенгагена, но пусть с ней разбирается Стефани.

– Я должен сделать свою работу, – заявил Люк. – Можешь подождать в машине.

Малоун заблокировал путь отхода.

– Только не надо морочить мне голову. Что Стефани сказала тебе, когда мы ехали сюда?

– Послушай, старикан, у меня нет времени для объяснений. Прочь с дороги и возвращайся в свою книжную лавку. Оставь это дело профессионалам.

От Малоуна не скрылась горечь в его голосе. И он понял. Потерять агента – это всегда трагедия. Для всех.

– Я обещал Стефани, что помогу в этом деле. Что я и собираюсь сделать, нравится тебе это или нет. Предполагаю, тебе интересно посмотреть на дом, заглянуть в тот кабинет, о котором как бы невзначай обмолвился Кирк, верно?

– Это моя работа. У меня нет выбора.

Они вышли из подвала и двинулись через лес на запад, параллельно берегу моря, слыша, как вдалеке шумит прибой. Освещенный особняк, к которому они вышли, оказался прекрасным образцом датского барокко. Три этажа, три крыла, шатровая крыша. Снаружи дом был облицован красным кирпичом – вернее, голландским клинкером, Малоун недавно узнал это название. Он насчитал с ближней стороны тридцать окон. Из них свет горел всего в нескольких и лишь на первом этаже.

– Дома никого нет, – сказал Люк.

– Откуда ты знаешь?

– Хозяин вечером должен был куда-то уехать.

Это, да и не только это, ему сообщила по телефону Стефани.

Они держались задней стены дома, где внушительных размеров терраса была обращена к черной водной глади моря, что раскинулось примерно в пятидесяти метрах от дома. На террасу выходил ряд дверей и окон.

Люк попробовал засовы. Заперто.

Внутри вспыхнул свет. От неожиданности оба вздрогнули.

Малоун бросился влево, в кусты, где можно было укрыться в темноте возле внешней стены. Люк спрятался в подобном месте, но на противоположном конце террасы. Теперь их разделял ряд застекленных створчатых дверей и высоких окон. Оба выглянули из-за угла на освещенную комнату. Взгляду обоих предстала гостиная с красными стенами и элегантной мебелью, зеркалами в позолоченных рамах и картинами.

И два человека.

Одно лицо – мужское – он не узнал. Но не нужно быть специалистом по ракетостроению, чтобы узнать, кто это такой.

Хусепе Салазар.

Второе явилось для него неприятной неожиданностью. О том, что она как-то связана с этим делом, никто даже не заикнулся.

Ни Стефани. Ни этот балбес Люк.

Никто.

И все-таки она почему-то оказалась здесь.

Его подруга. Кассиопея Витт.

 

Глава 16

Кассиопея Витт искренне восхищалась интерьером особняка Хусепе Салазара. Каждая деталь здесь служила свидетельством безупречного вкуса его матери. Помнится, это была тихая, утонченная женщина, неизменно уважавшая мужа и заботившаяся о семье. Ее собственная мать была такой же. Именно эта пассивность обеих женщин и стала одной из причин, почему она порвала с Хусепе и религией своих родителей. Эти заповеди могут быть хороши для кого угодно, но зависимость и уязвимость – не в ее характере.

– Я оставил меблировку почти такой, какую в свое время подобрала мать. Мне всегда нравился ее вкус, и я решил, что ничего не стану менять. Когда я бываю здесь, то сразу вспоминаю ее.

Хусепе оставался все тем же красавцем. Высокий, прекрасно сложенный, с типично испанской смуглой кожей и густыми черными волосами. В его выразительных карих глазах читалась уверенность в себе и спокойная сила. Хорошо образованный, прекрасно владеющий несколькими иностранными языками, он добился больших успехов в бизнесе. Его семейное предприятие – так же, как и ее – имело филиалы по всей Европе и в Африке. И так же, как и она, Хусепе мог ни в чем себе не отказывать. Однако, в отличие от нее, он решил посвятить себя религии.

– Ты много времени проводишь здесь? – спросила Кассиопея.

Салазар кивнул.

– Моим братьям и сестрам это место не по душе. Так что я с радостью провожу здесь лето. Но скоро вернусь на зиму в Испанию.

Она никогда не гостила у Салазаров в Дании. Лишь в Испании, где они жили всего в нескольких километрах от ее фамильного поместья.

Кассиопея подошла к высоким застекленным дверям, выходившим на темную террасу. Хусепе встал с ней рядом.

– Представляю, какой отсюда прекрасный вид на океан.

– Ты права. Вид изумительный.

– Отсюда открывается превосходный вид.

С этими словами он опустил вниз дверную ручку и распахнул дверь, впуская в гостиную ночную прохладу.

– Какое чудо! – восхитилась Кассиопея.

В душе она стыдилась себя. Весь вечер она лгала тому, кого когда-то любила. Нет, она не испытала никакого духовного пробуждения. Она не читала Книгу Мормона. Однажды, подростком, попыталась это сделать, но не осилила и десятка страниц. Ее всегда удивляло, почему верующие мормоны с таким благоговением воспринимают историю давно исчезнувших народов. Ведь от нефийцев ничего не осталось. Ни потомков, ни единого следа их цивилизации. Чему тут подражать?

Но она сказала себе, что это обман во благо. Без него нельзя.

Ее старая любовь, Хусепе Салазар, оказался втянут в нечто настолько важное, что им заинтересовалось Министерство юстиции США. На прошлой неделе Стефани сообщила, что Хусепе мог оказаться причастным к смерти ее агента. Ничего определенного, но достаточно, чтобы вызвать подозрения.

Кассиопее во все это верилось с трудом.

– Всего лишь небольшая разведка – вот что мне нужно, – заявила Стефани полгода назад. – Салазар может рассказать тебе то, что не расскажет больше никому.

– Почему ты так считаешь?

– Тебе известно, что в его доме в Испании имеется фотография, на которой вы с ним сняты вместе? Судя по всему, ваша встреча состоялась много лет назад. Рядом с его рабочим столом, среди других семейных фотоснимков. Вот я и решила обратиться к тебе с просьбой. Мужчина не станет держать подобный снимок перед собой без особой причины.

Верно, не станет. Особенно тот, кто был женат и потерял жену.

Затем на прошлой неделе Стефани спросила у нее, не может ли она ускорить встречу с Салазаром. И тут же организовала поездку в Данию.

Когда-то Кассиопея думала, что любит Хусепе. Он точно любил ее и, пожалуй, до сих пор сохранил к ней теплые чувства. За ужином он удержал ее руку в своей дольше положенного – явно неспроста. Она же продолжила играть отведенную ей роль, чтобы доказать и Стефани, и себе самой, что все эти утверждения беспочвенны.

Она просто обязана это сделать – ради Хусепе. Судя по всему, он ничего не подозревал. Ей же хотелось бы надеяться, что она не совершает ошибки, вселяя в него ложные надежды. В юности он был с ней исключительно добр. Их отношения прервались из-за нее. Это она отказалась от веры, которой придерживался и он сам, и его родители. К счастью, Хусепе нашел ту женщину, которая разделила с ним жизнь. Увы, теперь этой женщины больше нет.

Слишком поздно идти на попятную. Она уже сделала шаг навстречу. Придется полностью включиться в игру.

– По вечерам я обычно сижу или здесь, или на террасе, – объяснил он ей. – Может, нам с тобой стоит понаслаждаться ночным бризом?.. Но прежде я хочу тебе кое-что показать.

***

Малоун поднялся с земли. Увидев и услышав, как человек, который был с Кассиопеей – скорее всего, это Салазар, – открывает стеклянную дверь, он прижался к живой изгороди. Люк на дальнем конце террасы тоже нырнул в тень. К счастью для обоих, на террасу никто не вышел.

Люк выпрямился. Коттон приблизился к нему и шепотом спросил:

– Ты знал, что она здесь?

Тот кивнул.

Стефани не сочла нужным сказать об этом хотя бы слово – похоже, намеренно. Малоун смахнул налипшие на брюки комочки земли.

Застекленная дверь оставалась открытой. Он жестом поманил за собой Люка.

***

Салазар отвел Кассиопею через первый этаж в библиотеку, некогда принадлежавшую его деду. Именно от него, деда по материнской линии, он научился ценить порядок, который царил в самом начале Церкви, когда вера была превыше всего. Увы, потом все изменилось, и на смену вере пришел конформизм.

Как же он ненавидел это слово!

Америка исповедовала свободу религии: каждому индивиду была дарована свобода совести, а Церковь отделена от государства. Увы, ничто не может быть дальше от истины, чем это. «Святых» в этой стране преследовали с самого начала. Первым местом преследований стал Нью-Йорк, где была основана Церковь. Местом исхода стал Огайо, но нападки продолжились и там.

Затем конгрегация переместилась в Миссури, где прокатился ряд продолжительных беспорядков, повлекших за собой смерти и разрушения. Из Миссури «святые» бежали в Иллинойс, однако насилие не прекратилось и в конечном итоге вылилось в трагедию. «Святые» в очередной раз стали жертвами беснующейся толпы.

Всякий раз, стоило Хусепе подумать об этом дне, ему становилось не по себе.

27 июня 1844 года.

В Карфагене, штат Иллинойс, были убиты Джозеф Смит и его брат. Тем самым враги надеялись уничтожить саму Церковь. Но случилось прямо противоположное. Мученическая смерть Смита лишь теснее сплотила его сторонников. «Святые» не только выстояли – их ряды стали расти, а их Церковь – процветать. Что лично Салазар воспринимал как божественное вмешательство.

Хусепе открыл дверь библиотеки и пригласил гостью войти. Он нарочно заранее зажег здесь свет, надеясь, что у него будет возможность привести ее сюда. Салазар не мог прийти сюда раньше, поскольку в камере неподалеку содержался пленник. В данный момент душа нечестивца уже, по всей видимости, находится на пути к Небесному Отцу, кровью получив туда доступ. Хусепе был доволен: ведь это он даровал врагу такую милость.

– Не проливай ничьей крови, если только это не нужно во имя спасения грешника, – не раз говорил Салазару ангел.

– Я привел тебя сюда, чтобы показать один раритет, – объяснил он Кассиопее. – После нашей с тобой последней встречи я начал приобретать вещи, связанные с историей «святых». У меня собралась их большая коллекция, которую я храню в Испании. Недавно я удостоился чести принять участие в одном специальном проекте.

– Это как-то связано с Церковью?

Салазар кивнул.

– На меня пал выбор одного из Старейшин. Выдающийся человек, он попросил меня поработать непосредственно на него. Обычно я никому не говорю о таких вещах, но думаю, что ты оценишь мою откровенность.

Салазар подошел к письменному столу и указал на лежащую там старую потрепанную книгу в кожаном переплете.

– Эдвин Раштон был одним из первых «святых». Он лично знал Джозефа Смита и был его близким соратником. Он вошел в число тех, кто похоронил Пророка Смита, принявшего мученическую смерть.

Похоже, Кассиопея слушала его с интересом.

– Раштон был человеком глубоко верующим, он любил Господа и посвятил свою жизнь Церкви. Судьба уготовила ему немало испытаний, и он достойно прошел через них. В конце концов он обосновался в Юте и прожил там до своей смерти в девятьсот четвертом году. Раштон вел дневник – своего рода уникальный отчет о первых годах Церкви, который многие считали утраченным. – Салазар указал на стол. – Недавно он попал в мои руки.

На стоявшем рядом пюпитре была плотная карта Соединенных Штатов. Перехватив взгляд Кассиопеи, Хусепе пометил на ней Шарон, штат Вермонт, Пальмиру, штат Нью-Йорк. Затем Индепенденс в Миссури, Науву в Иллинойсе. И, наконец, Солт-Лейк-Сити, столицу Юты.

– Перед тобой путь «святых» от того места, где родился Пророк, туда, где возникла Церковь, затем в Миссури и Иллинойс, где мы жили какое-то время, и, наконец, наше переселение на запад. Мы пересекли всю Америку и стали частью истории этой страны. Причем даже в большей степени, чем принято думать.

Было видно, что Кассиопея заинтересована.

– Этот дневник – документальное тому свидетельство.

– Похоже, для тебя это крайне важно.

Его мысли были ясны. Его цель – неоспорима.

– Расскажи ей! – шепнул голос ангела в его голове.

– Ты слышала о пророчестве Белого Коня?

Кассиопея отрицательно покачала головой.

– Тогда позволь, я прочитаю тебе отрывок из дневника. Он объясняет знаменитое видение…

***

Малоун сумел подобраться как можно ближе к открытой двери, откуда был слышен разговор Кассиопеи и Салазара. Люк направился к дальней части дома разведать обстановку. Коттон не имел ничего против. Сам он хотел знать, что Кассиопея делает в обществе человека, который убил агента Министерства юстиции США.

Было в этом нечто неправильное, подозрительное.

Кассиопея, женщина, которую он любил, сейчас наедине с этим дьяволом… Но почему?

Они были знакомы вот уже два года. В самом начале их отношения были исключительно дружескими. Лишь в последние месяцы все изменилось: и он, и она поняли, что хотят большего, нежели просто дружба, не желая, однако, заходить в этих отношениях слишком далеко. Нет, он понимал, что они с ней не связаны узами брака и даже не помолвлены и каждый живет той жизнью, какая ему нравится.

Но они разговаривали всего несколько дней назад, и Кассиопея даже словом не обмолвилась о предстоящей поездке в Данию. Более того, она сказала, что всю следующую неделю пробудет во Франции, потому что перестройка замка требует ее присутствия там.

Она ему солгала.

Сколько еще раз она лгала ему?

Стоя снаружи, Малоун заметил Салазара. Высокий, смуглый, густые волнистые волосы. Элегантен, в модном и дорогом костюме. Неужели это ревность? Хочется надеяться, что нет. И тем не менее где-то внизу живота шевельнулось неприятное чувство, которого он не испытывал уже давно. Когда это было в последний раз? Девять лет назад, когда его брак затрещал по швам…

Тогда в этом тоже не было ничего хорошего.

Он услышал слова Салазара о том, что тот недавно приобрел старый дневник. Интересно, подумал Коттон, а не этот ли это раритет Кирк подкинул в качестве приманки, заявив, что его владелец якобы давно мертв? Кстати, не сюда ли Кирк хотел их заманить? Во всяком случае, некий кабинет он упомянул…

Увы, в данный момент Коттон не располагал ответами, способными подтвердить эту гипотезу. И потому велел себе проявить терпение.

Было бы слишком рискованно заглядывать в дверь кабинета. Он и без того рискует, подслушивая в коридоре. Впрочем, почему бы не притаиться в соседней комнате? До нее всего пара метров…

Малоун стоял молча, напряженно вслушиваясь в то, что Салазар зачитывал вслух для Кассиопеи.

 

Глава 17

6 мая 1843 года состоялся большой смотр легиона «Науву». Пророк Джозеф Смит похвалил ополченцев за их крепкую дисциплину. Погода стояла жаркая, и он попросил воды. Держа в руке стакан, он сказал: «Произношу тост за свержение тех, кто поддерживает погромщиков. Пусть они окажутся посреди моря в каменном каноэ с железными веслами, и чтобы каноэ проглотила акула, которая, в свою очередь, оказалась бы в чреве дьявола, запертого в северо-западном углу преисподней, ключи от двери которой потеряны и его поисками занимается слепец».

На следующее утро один человек, который слышал этот тост, вернулся в дом Пророка и оскорбил его настолько грязными ругательствами, что Смит приказал выставить его за дверь.

Они привлекли мое внимание, особенно этот человек, который орал во весь голос. Я подошел к ним в ту минуту, когда человек этот выходил из дома. В те минуты в доме оставались лишь Пророк, Теодор Терли и я. Пророк начал рассказывать о погромах, насмешках и преследовании, которым мы подвергались.

«Пусть наши недруги устраивают свои погромы сколько хотят. Мы не желаем им зла, ибо когда вы увидите их страдания, то вы будете горько плакать за них».

Во время этого разговора мы стояли возле южной калитки треугольником. Повернувшись ко мне, Пророк сказал: «Я хочу рассказать тебе кое-что о будущем. Буду говорить иносказательно, на манер Иоанна Богослова. Вы отправитесь в Скалистые горы и станете там великими могучим народом, который я назову Белым Конем мира и процветания».

– Где будешь в то время ты? – спросил я.

– Я никогда не отправлюсь туда. Ваши враги будут преследовать вас и проведут в Конгрессе враждебные вам законы, чтобы погубить Белого Коня, но у вас будет пара друзей, которые защитят вас и изымут худшие части закона, чтобы тот не причинил вам зла.

Вы будете вынуждены постоянно обращаться с петициями в Конгресс, но к вам будут относиться как к чужакам и не предоставят вам прав, однако будут управлять вами через посторонних людей и посредников. Вы станете свидетелями тому, как едва не будет уничтожена Конституция США. Она в буквальном смысле повиснет на волоске».

В этом месте в голосе пророка прозвучала грусть.

«Я люблю конституцию. Она была создана благоволением и вдохновением Божьим и будет спасена усилиями Белого Коня и Красного Коня, которые объединят свои силы для ее защиты. Белый Конь найдет горы, полные полезных ископаемых, и вы разбогатеете. Вы увидите, как на улицах грудами будет лежать серебро. Вы увидите, как золото загребают лопатами, как песок. Ужасная революция произойдет на земле Америки, такая, какой еще не бывало: страна останется без верховного правительства, и повсюду будет твориться невиданное ранее зло. Отец пойдет на сына, а сын на отца. Мать против дочери, а дочь против матери. Повсюду будет царить разгул насилия, который даже невозможно себе представить. Людей оторвут от земли, однако мир и любовь будут лишь в Скалистых горах».

В этом месте Пророк сказал, что больше не в силах выносить жуткие картины, что являются ему в видениях, и попросил Господа избавить его от них.

После чего он продолжил: «К этому времени великий Белый Конь накопит силы и отправит старейшин собирать чистых сердцем среди жителей Соединенных Штатов, дабы они защитили Конституцию Соединенных Штатов, поскольку она была дана вдохновением Божьим.

В эти грядущие дни Господь создаст царство, которому суждено существовать вечно, однако придут к нему и другие царства, и те из них, что не допустят проповеди Слова Божьего в их землях, будут повержены. Мир и безопасность в Скалистых горах будут под защитой хранителей, Белого и Красного Коня. Пришествие Мессии к своему народу будет столь естественным, что лишь те, что узрят его, поймут, что это он пришел, но он придет и даст свои законы Сиону и будет проповедовать своим людям».

***

Кассиопея слышала немало рассказов о мормонах. Эта религия зиждилась на великих легендах и изощренных метафорах. Но ни разу она не слышала того, что зачитал ей сейчас Хусепе.

– Пророк Джозеф предсказал Америке Гражданскую войну за восемнадцать лет до того, как та случилась. Он за четыре года до переселения сказал, что мы переселимся на запад, в район Скалистых гор. Он также знал, что сам никогда не отправится в эти странствия. Пророк Джозеф умер примерно через год после того, как сделал пророчество. Он предсказал, что погромщиков постигнет кара. Те, кто преследовал и убивал «святых», ответят за это. Так и случилось. В образе Гражданской войны, унесшей сотни тысяч жизней.

В свое время отец рассказывал Кассиопее о том, как вплоть до 1847 года приверженцы Джозефа Смита подвергались разного рода гонениям. Их дома и фермы сжигали, людей грабили, калечили и убивали. Это непрекращающееся насилие в конце концов вынудило «святых» покинуть насиженные места. Они поменяли три штата, пока наконец не добрались до Юты. Здесь они осели – в буквальном смысле окопались. Заняли боевые позиции. Дали отпор врагу.

– В пророчестве сказано, что Белый Конь наберет сил, отправив Старейшин собирать чистых сердцем людей среди жителей Штатов. Так и случилось. Церковь стремительно выросла за вторую половину девятнадцатого века. И мы все призваны грудью защищать Конституцию Соединенных Штатов, ибо она была дана вдохновением Божьим.

– И что это означает? – Кассиопея решилась задать очередной вопрос.

– То, что должно произойти нечто грандиозное.

– Вижу, ты полон воодушевления. Неужели пророчество и впрямь вдохновляет тебя?

– Еще как. И этот дневник – еще одно подтверждение верности того, о чем мы давно подозревали. Пророчество Белого Коня – оно реально.

Кассиопея с интересом перелистала ломкие страницы дневника.

– Можешь рассказать мне об этом чуть больше?

– Это великий секрет нашей Церкви. Он уходит корнями в далекое прошлое и связан с Бригамом Янгом. У каждой религии есть свои секреты, наша не исключение.

– И ты этот секрет узнал?

Салазар отрицательно покачал головой.

– Скорее открыл заново. Я наткнулся в закрытых архивах на кое-какую информацию. Мои изыскания привлекли внимание Старейшины Роуэна. Он вызвал меня к себе, и мы вот уже несколько лет работаем вместе.

Кассиопея задала наводящий вопрос:

– И пророчество Белого Коня – часть этого секрета?

Салазар кивнул.

– Совершенно верно. Но это нечто более сложное, нежели просто видение Пророка Джозефа. Многие события произошли уже после его убийства. Тайные вещи, известные лишь немногим.

Интересно, подумала Кассиопея, с какой стати Хусепе так разоткровенничался с ней? Почему после стольких лет он доверяет ей? Или это проверка?

– Все это ужасно интересно, – призналась она. – И наверняка важно. Желаю тебе удачи в этих делах.

– Вообще-то я надеялся, что ты предложишь мне нечто большее…

***

Салазар ловко подвел Кассиопею к этой своей просьбе: для пущей убедительности заинтересовал ее возложенной на него миссией, хотя и не раскрыл всех подробностей. Почти два года он потратил на поиски дневника Эдвина Раштона, после чего целых три месяца пытался уговорить владельца продать ему бесценную тетрадь. Увы, бесполезно. Ему не оставалось другого выхода, как воздать тому за его упрямство, тем более что человек этот лгал ему, пытался обмануть…

Сейчас он наблюдал, как Кассиопея листает дневник.

Раштон был «святым» того же типа, каким хотел стать и он сам. Один из первых пионеров, он дополнил духовный сан добрыми делами, приняв на себя ответственность за четырех жен. Он до самого конца оставался праведником и наверняка был допущен Небесным Отцом в объятья жизни вечной. Неужели найдется хоть кто-то, кто позволит себе усомниться, что эти первые «святые» с честью прошли все испытания на право быть в вечности рядом с Господом?

Вряд ли.

Ведь кто, как не эти «святые», и построил земной Сион? Он же, равно как и любой другой их потомок, теперь пользовался плодами их преданности Господу.

– Кассиопея, я не хочу, чтобы ты снова исчезла из моей жизни. Ты поможешь мне выполнить возложенную на меня задачу?

– Чем именно?

– Прежде всего, будь со мной. Плоды успеха будут для меня гораздо слаще, если я смогу разделить их с тобой. Далее, есть кое-какие дела, в которых ты сможешь оказать мне содействие. Я много лет следил за тем, чем ты занимаешься, и знаю, что ты перестраиваешь замок на юге Франции.

– Интересно… Я не знала, что тебе об этом известно.

– Да, известно. Я даже анонимно внес на это дело пожертвование.

– Первый раз об этом слышу.

Хусепе искренне восхищался этой женщиной. Кассиопея была умна, имела дипломы в области инженерии и средневековой истории. А еще она – единственная наследница компаний ее отца, общая стоимость которых оценивалась в несколько миллиардов евро. Он был в курсе ее деловых успехов и ее голландского фонда, тесно сотрудничавшего с ООН в вопросах здравоохранения и борьбы с голодом. Ее личная жизнь не освещалась, но и он не пытался в нее лезть, ограничиваясь информацией в открытом доступе.

Тем не менее того, что он знал, было достаточно, чтобы прийти к неутешительному выводу: зря он тогда позволил ей уйти.

– Она больше не уйдет. Никогда, – шепнул ему на ухо ангел.

– Я не шутила, когда сказала тебе за ужином, – произнесла Кассиопея. – Я совершила ошибку и в отношении моей веры, и в отношении тебя.

Боже, как долго он был один…

Никакая другая женщина не смогла занять место его покойной жены.

Затем однажды Хусепе наткнулся на фотографию, на которой был запечатлен вместе с Кассиопеей. Фото было сделано в те далекие дни, когда они были вместе. И вот теперь оно наполнило его сердце радостью. Хусепе не стал прятать снимок, а выставил на видное место, чтобы каждый день он был у него перед глазами.

И вот теперь ее образ вновь был перед ним. Даже не образ, а она сама. Во плоти и крови.

Снова.

Он чувствовал себя окрыленным.

 

Глава 18

Солт-Лейк-Сити

Роуэн слушал Сноу, желая постичь важность содержимого деревянного ящика.

– Бригам Янг бросил вызов нескольким американским президентам, отстаивая нашу религиозную и политическую независимость. Он игнорировал Конгресс и все законы, с которыми не был согласен, и даже показывал нос местным военным командирам. Наконец, в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году Джеймс Бьюкенен решил, что с него довольно, и бросил на наше усмирение войска. – Сноу с минуту помолчал, а потом добавил: – Многоженство было ошибкой и Смита, и Янга.

У пророков Ветхого Завета, таких как Авраам, обычно было много жен. У Соломона их якобы имелось семьсот, плюс триста наложниц. В 1831 году Джозеф Смит обратился с молитвой к Господу и в ответ получил откровение, смысл которого сводился к тому, что многоженство есть часть истинного Завета, хотя Церковь публично не признавала его вплоть до 1852 года.

По нескольку жен имели всего два процента мужчин, которые вдумчиво отбирались Пророком. В большинстве случаев женами были немолодые женщины, неспособные сами заботиться о себе. Они главным образом помогали по дому и всегда принимались в семью с одобрения первой жены. Что, однако, не исключало чадородия, ибо Господь заповедовал, чтобы каждый оставил для Него семя свое.

Роуэн отдавал себе отчет в том, что многоженство оскорбляло и возмущало американское общество. Закон Моррила от 1862 года позволял лишить гражданских прав любого мужчину, имевшего больше одной жены. Принятый позднее, в 1887 году, Закон Эдмундса – Такера объявил многоженство уголовно наказуемым преступлением.

– Смит и Янг недооценили эффект многоженства как на «святых», так и на приверженцев других религий, – сказал Сноу. – Однако вместо того, чтобы мудро отказаться от него как чреватого разного рода конфликтами, они продолжали гнуть свою линию и требовали политической автономии.

Чем лично Роуэн всегда восхищался.

«Святые» переселились на берега Соленого озера, где нашли надежное пристанище. Они заняли пустующие бесплодные земли, на которых никто не хотел жить, и создали общество, в котором Церковь и государство составляли единое целое. В 1849 году было создано временное правительство и выдвинуто требование государственности. Свое будущее государство «святые» назвали Дезерет. В Книге Мормона это слово означало улей, символ совместной деятельности и трудолюбия. Его границы включали бы в себя территорию современных штатов Юта и Невада, треть территории Аризоны и части земель Колорадо, Вайоминга, Айдахо и Орегона. В государственности было отказано. Однако Конгресс принял новую землю как территорию США, уменьшил ее границы и переименовал в Юту. Янг был назначен первым губернатором, и он мастерски проделал работу по сохранению единства Церкви и государства.

– С одной стороны, – продолжил Сноу, – мы хотели быть частью большого общества. Вносить свой вклад в процветание всей страны. Хотели быть примерными гражданами США. С другой, мы требовали права оставаться такими, какие мы есть.

– Это был вопрос веры. Вопрос свободы. Многоженство было частью нашей религии.

– Брось, Таддеус. Если б наша религия побуждала к убийству других людей, разве стали бы мы это делать? Довод слаб и малоубедителен. Многоженство в физическом смысле было ошибкой. Это следовало признать еще раньше, до восемьсот девяностого года, когда мы наконец проявили мудрость и навсегда от него отреклись.

Роуэн был не согласен.

– Бригам Янг принял много мудрых решений, – продолжал Сноу. – Он был прекрасным администратором и настоящим визионером. Мы многим ему обязаны. Но даже он допускал ошибки. И пусть отказывался открыто признать их при жизни, они все равно были ошибками.

Роуэн решил, что с Пророком лучше не спорить. Ему нужна была информация, и конфликт ни в коей мере тому не способствовал.

– Я хотел бы поговорить о пророчестве Белого Коня, – произнес Сноу.

Неужели он ослышался? Роуэн удивленно посмотрел на Пророка.

– Я в курсе твоих изысканий в закрытых архивах. Мне известно, что брат Салазар сумел отыскать в них. Вы оба уже долгое время заняты изучением этого пророчества.

Хитрить бесполезно, подумал Роуэн.

– Я хочу узнать наш секрет, Чарльз. Мы должны его отыскать.

– То, о чем ты говоришь, кануло бесследно много лет назад.

Да, но старинные фургоны в пещере вселили в него надежду.

– После твоего вчерашнего звонка я принял решение, – продолжил Сноу. – Что-то подсказывает мне – это нужное место.

Старик вновь умолк, пытаясь перевести дыхание.

– Пророк Бригам спрятал этот секрет, – сказал Роуэн, – в надежде, что когда-нибудь мы его отыщем.

Сноу покачал головой.

– Этого мы не знаем.

Только он и Пророк могли вести такой разговор, поскольку эта история была известна только им. Увы, каждый обладал лишь своей половинкой знания. Его часть была результатом долгих изысканий в Юте и в округе Колумбия. Сноу своя досталась от его предшественника.

Ее-то он и хотел узнать.

– Каждый Пророк после Бригама Янга сталкивался с той же самой дилеммой. Я надеялся, что сумею ее избежать… – Сноу указал на деревянный ящик. – Открывай!

Роуэн послушно открыл крышку.

Внутри лежала кипа каких-то потрепанных документов, каждый из которых был помещен в запаянный пластиковый пакетик. Главным образом книжки и газеты, изрядно поврежденные сыростью и плесенью.

– Это то, что мы извлекли из капсулы времени в тридцать третьем году, – пояснил Сноу. – Никому не интересные тексты тех времен. За исключением вон тех двух, на самом верху.

Роуэн уже обратил на них внимание. Внутри прозрачных пластиковых пакетов лежало по листку бумаги. Их края были в бурых пятнах, как будто обожжены, но сам текст сохранился.

– Можешь посмотреть оба документа, – разрешил ему Пророк.

Роуэн взял в руки первый листок. Почерк был мелким, чернила почти полностью выцвели.

Боюсь, что слишком много волос смешалось с маслом, что отнюдь не на пользу маслу. Творящим зло наверняка хотелось бы – ибо великая Гражданская война сегодня уже отошла в область воспоминаний – вновь привлечь к нам внимание и бросить на наше усмирение армию. Они открыто признаются в своем намерении уничтожить власть священства и разгромить нашу святую Церковь. Когда-то мне казалось, что мы можем сосуществовать. Что договоры будут свято соблюдаться.

Но негоже нам смешиваться с остальным миром и надеяться тем самым обрести дружбу и благосклонность. И я пытался делать то, что представлялось мне правильным и порядочным. За всю мою жизнь я ни с кем не разговаривал об этом. Вместо этого я оставляю сие послание для тех правоверных, которые будут жить после меня. Знаю, что на нас лежит тяжкое бремя, возложенное на наши плечи самим Линкольном, однако принятое нами добровольно. Когда разразилась Гражданская война, я воспринял ее как исполнение пророчества Белого Коня.

Пророк Джозеф предсказал многие события, в том числе и наше переселение в Скалистые горы, и свою собственную кончину. К 1863 году конституция фактически висела на волоске, и, согласно пророчеству, Конгресс принял закон, призванный уничтожить нас. Поэтому я отправил доверенного человека к Линкольну. Тот принял его приветливо. Я поручил моему человеку расспросить о нашей государственности, однако Линкольн постоянно уходил от этой темы. Вместо прямого ответа я получил послание. Линкольн написал, что оставит нас в покое, если мы оставим в покое его. Именно этого мы и ожидали услышать долгие годы. Мы добивались всего лишь свободы жить так, как мы хотим. Линкольн знал нас по Иллинойсу. Он сказал моему посланнику, что читал Книгу Мормона, что было приятно услышать. Однако было бы неразумно заключать договор с любым президентом без гарантий того, что условия такового договора будут неукоснительно соблюдаться.

Линкольну так и было сказано, и тот предложил нечто, что мы сочли достаточной гарантией с его стороны. В свою очередь, он потребовал от нас того же, на что я и ответил в удовлетворившей его манере. Мы достигли взаимного согласия, и обе стороны соблюдали условия договора. К несчастью, мистер Линкольн умер прежде, чем мы вернули друг другу наши залоги.

Никто из членов правительства никогда так и не спросил нас о том, что хранили мы, а что хранили они, – и это заставило меня прийти к выводу, что об этом никому не известно, кроме меня. Поэтому я хранил молчание. Таким образом, я исполнил оставшуюся часть пророчества, в которой сказано, что мы, как Белый Конь, станем спасителями страны.

Однако Пророк Джозеф завещал нам чтить Конституцию Соединенных Штатов, ибо она была дарована нам вдохновением Божьим. Этого не произошло, во всяком случае, при моей жизни. Я открыл мистеру Линкольну секрет местонахождения наших богатств. Начиная с 1857 года, когда в Юту пришли федеральные войска, «святые» говорят о пропавшем золоте. И вот теперь я объявляю вам, что это золото в целости и сохранности.

Напротив, оно было использовано к вящей нашей пользе. Я представил карту тайника, где спрятал, кроме золота, также и то, что доверил мне мистер Линкольн. Спустя два месяца после того, как мы заключили наш договор, Линкольн прислал мне телеграмму, в которой говорилось, что наш секрет посреди Слова охраняет ламаниец [5] Самуил, что вселило в меня спокойствие. Он также сообщил, что ежедневно хранит рядом с собой самую важную часть нашего секрета.

Я ответил ему, что Провидение и природа хранят его половину нашей сделки. Похоже, ему нравилась наша с ним великая тайна. Пророк Джозеф был прав во всех своих предсказаниях. Пусть и вы тоже окажетесь правы.

– Неужели это написал Бригам Янг? – спросил Роуэн.

– Это его почерк.

– Потерянное золото и наш великий секрет как-то связаны между собой?

Сноу кивнул.

– С самого начала. Разреши одну загадку – и разгадаешь другую.

– Что имел в виду Пророк, упомянув Самуила и телеграмму?

– Линкольн оказался очень даже умен. В середине шестьдесят третьего года, чтобы проверить бесперебойную работу телеграфных линий, он отправил Бригаму Янгу телеграмму. Он сообщил Пророку, что то, что он прочел о Самуиле в нашей Книге, похоже на правду и потому наилучшим хранителем тайны может быть только ламаниец.

Сплошные загадки. Но любая новая информация всегда такая.

– Телеграмма сохранилась?

– Она надежно спрятана, и видеть ее может только Пророк. Ее содержание нарочито бессмысленно. Понять ее может лишь тот, кто прочел то, что сейчас у тебя в руках. Теперь правду знаем мы оба. Скажи мне, Таддеус, откуда ты узнал про этот секрет? О нем положено знать лишь Пророкам.

Притворяться было бессмысленно.

– Как сказал Пророк Бригам Янг, у этой сделки были две стороны. Мы – и президент Линкольн. В государственных архивах до сих пор хранятся свидетельства контактов Янга с вашингтонским правительством.

– Некоторое время назад я узнал, что ты ведешь поиски среди архивных документов. Твой сообщник, сеньор Салазар, уже начал порядком всех раздражать.

– Ты что-то имеешь против Хусепе?

– Он – фанатик, а фанатики всегда опасны, независимо от того, насколько они искренни в своем фанатизме. Он слепо следует заветам Джозефа Смита, игнорируя откровения, которые Пророки получили в более поздние годы.

– Звучит как богохульство.

– Богохульство? Лишь потому, что я усомнился в правоте того, что мне известно? А по-моему, это разумно и практично.

– Странно слышать такое из уст Пророка.

– Но в этом-то и весь смысл, Таддеус. Я – живой Пророк. И мои слова имеют тот же вес, что и слова моих предшественников.

– Почему ты решил это мне показать? – Роуэн указал на письмо Янга.

– Потому что я тоже хочу знать этот великий секрет. Пророчество Белого Коня всегда считалось фальшивкой, состряпанной через много лет после смерти Смита. Ее авторы нарочно включили в текст то, что давно уже стало реальностью, чтобы придать достоверность тому, что якобы говорил Джозеф.

– Это не подделка, Чарльз. Брат Салазар это доказал.

– Будет интересно ознакомиться с его доказательствами.

– У нас есть возможность выполнить пророчество. Мы можем защитить Конституцию Соединенных Штатов, ибо она была дарована вдохновением Божьим.

– Даже если это уничтожит все, что Он создал?

– Значит, так тому и быть.

– Посмотри на второй документ.

Роуэн посмотрел на второй запаянный в пластик лист. Им оказалась какая-то карта.

– Здесь спрятаны и секрет, и золото, – пояснил Сноу.

– Но тут ничего не помечено.

– Янг нарочно усложнил поиски. Предполагаю, что для этого имелась веская причина. Похоже, тебе нужно найти то, что спрятал Линкольн. Только так можно разгадать эту загадку.

Роуэн уже знал, где искать.

– Могу я взять это себе?

Сноу покачал головой.

– Оригиналы – нельзя. Но я дам тебе копии.

– Ты хочешь, чтобы я занялся поисками?

– Молись, дабы Господь наставил тебя на путь истинный. Каким бы ни был ответ небес, действуй в соответствии с ним. Я поступал именно так.

 

Глава 19

Атланта

Стефани нашла в Интернете решение Верховного суда США «Техас против Уайта» от 12 апреля 1869 года.

Спор был донельзя прост.

Были ли действительны десять миллионов долларов в казначейских облигациях, переведенных Техасом частным лицам после того, как штат вышел из Союза? Все сходились на том, что их перевод нарушал федеральный закон и был произведен в то время, когда Техас объявил о своем выходе из Союза и установил собственные правила, легализующие такой перевод. Поэтому если выход Техаса из Союза был законным, то облигации действительны и соответствуют своей номинальной стоимости. Если же нет, то они стали грудой бесполезной бумаги. Элементарный спор, который, однако, поднял монументальный вопрос.

Дозволяла ли конституция выход из Союза?

Стефани снова бегло просмотрела судебное решение, как то они с Эдвином сделали пару часов назад. Кстати, он уже уехал – торопился на встречу, которая вечером была назначена у него в Вашингтоне. С ней же они встретятся лишь завтра. Нужная ей часть обнаружилась в середине текста.

Союз штатов не был искусственным или случайным. Он возник из колоний и был результатом общего происхождения, взаимной симпатии, родственных отношений, сходных интересов и географической близости. Борьба за независимость подтвердила и упрочила его, а благодаря Уставу Конфедерации, то есть первой конституции, принятой в 1777 году и ратифицированной в 1781 году, он обрел определенную форму, характер и законность.

В ней Союз был торжественно объявлен «вечным». Когда же этот Устав – он же первая конституция – оказался не соответствующим ситуации в стране, конституция предписала «создать более совершенный Союз». Невозможно передать смысл нерушимого союза более ясно. Что может быть нерушимым, если даже вечный союз, сделанный более совершенным, не является таковым?

Таким образом, Техас, став одним из Соединенных Штатов, вошел в нерушимый союз. Все обязательства вечного союза и все гарантии республиканского правительства сразу перешли и к штату. Акт, который закреплял принятие Техаса в Союз, – это не просто договор двух сторон. Это включение в политическое образование нового члена.

И он был окончательным. Союз, заключенный между Техасом и другими штатами, был такими же полным, вечным и нерушимым, что и союз между первыми штатами. Он не оставлял места для пересмотра принятого решения или аннулирования его иным способом, кроме как путем революции или через одобрение других штатов.

«Ордонанс о сецессии», декларирующий выход из состава США, принятый законодательным собранием штата и одобренный большинством его граждан, а также все законодательные акты, предназначенные для легализации этого документа, не имели юридической силы. А потому были недействительны. Обязательства штата как члена Союза, а также каждого гражданина Техаса никоим образом не изменились. Из чего следует, что штат не перестал быть штатом, а его жители – гражданами Союза. В противном случае штат стал бы иностранным государством, а его граждане – иностранцами. Война перестала бы быть войной, направленной на подавление мятежа, но превратилась бы в войну завоевательную.

Именно в этом свете Юг и рассматривал данный вооруженный конфликт. Не как войну между штатами. Не как Гражданскую войну. Но как агрессию со стороны северян. Войну завоевательную и захватническую. Абсолютно.

Так тогда считали южане. Многие думают так до сих пор. Попробуйте отъехать южнее Атланты в центральную Джорджию, как сама Нелл делала не раз, и упомянуть имя генерала Уильяма Текумсе Шермана. У вас появится шанс получить плевок в лицо.

Стефани никогда всерьез не задумывалась о возможности выхода из Союза. После Линкольна считалось, что вопрос этот решен. Нет, конечно, время от времени в прессе появлялись сообщения о том, что тот или иной город, округ или маргинальная группировка требуют независимости. Как, например, в свое время Ки-Уэст. Однако из этого ничего и не вышло.

Затем она послушала Эдвина. Будь он из тех чокнутых, что пытаются уклониться от налогов или плюют на закон, который им не по нутру, или просто хотят поступать, как им заблагорассудится, – это одно. Увы, перед ней был вашингтонский чиновник, глава штаба Белого дома.

И он был напуган.

– Это может стать серьезной проблемой, – сказал Дэвис. – Мы надеялись, что со временем она разрешится сама собой. Однако, согласно имеющейся у нас информации, этого, увы, не произошло.

– И что же вас так напугало?

– Стефани, мы круглосуточно смотрим новости, слушаем радио, читаем редакционные статьи газет. Информация поступает к нам постоянно. У каждого есть свое собственное мнение буквально обо всем. У блогеров, у журналистов, у читателей. Твиттер и Фейсбук для многих превратились в авторитетные источники. Никто ни на что не обращает внимания. Мы лишь скребем по поверхности, и это считается достаточным.

Дэвис ткнул пальцем в абзац текста на экране компьютера. Из решения «Техас против Уайта».

Стефани еще раз перечитала его.

«Таким образом, мы считаем, что, несмотря на транзакции, о которых мы говорили выше, Техас продолжал оставаться штатом, причем штатом Союза. На наш взгляд, такое заключение не противоречит никакому закону и никакой декларации любого министерства национального правительства, а, напротив, полностью соответствует целой серии подобных законов и деклараций, принятых после первой вспышки мятежа».

– Верховный суд, черт его подери, лишь слегка поскоблил поверхность, – сказал Дэвис. – Было высказано лишь политическое мнение, а не законодательное. Его автор, председатель Верховного суда Селмон Чейз, был членом кабинета Линкольна. Что он мог сказать? Разве он мог назвать Гражданскую войну незаконной, противоречащей конституции? Разве мог признать законным выход из Союза? Или то, что шестьсот двадцать тысяч человек погибли зря?

– Тебе не кажется, что твои речи отдают мелодраматизмом?

– Нисколько. «Техас против Уайта» остается недвусмысленным заявлением Верховного суда по вопросу выхода из Союза. Если любой из штатов пытается отделиться, любой судья в США немедленно объявит эту попытку неконституционной, сославшись на прецедент дела «Техас против Уайта».

Что ж, в этом он прав.

– Однако это мнение было далеко не единодушным, – заявил Дэвис. – Трое судей высказались иначе.

Стефани снова посмотрела на экран.

«И на наш взгляд, это заключение не противоречит никакому закону и никакой декларации любого министерства национального правительств».

Стефани вновь мысленно услышала слова Эдвина, особенно его последнюю фразу:

«Что будет, если мы узнаем нечто такое, чего не знал в 1869 году Верховный суд?»

Действительно, что?

 

Глава 20

Дания

Малоуну не понравилось, что он услышал из уст Кассиопеи.

Затем вернулся Люк и застал конец ее разговора с Салазаром. Только не дергайся, сказали его глаза. Этот парень, похоже, в курсе его отношений с Кассиопеей.

– Позволь, я отвезу тебя в отель, – предложил Салазар.

Малоун показал на открытую дверь в шести футах от них, и они с Люком проскользнули в затемненный видеозал. Напротив огромного телеэкрана – явной новинки в старом доме – стояли мягкие кресла.

Малоун и Люк прижались к стене.

В кабинете послышалось движение, а затем, уже в коридоре, – шаги. В полуоткрытую дверь он увидел Салазара и Кассиопею. У него на глазах Хусепе схватил Кассиопею за руку, притянул к себе и поцеловал.

Она обняла его в ответ, лаская ему плечи.

Что и говорить, зрелище было малоприятным.

– Как давно мне хотелось это сделать, – признался хозяин дома. – Я никогда не забывал тебя.

– Я знаю.

– Что же нам теперь делать дальше?

– Вместе наслаждаться жизнью. Я скучала по тебе, Хусепе.

– Наверняка у тебя кто-то был.

– Верно, был. Но то, что было между нами, ни с чем не сравнимо, и мы оба это знаем.

Салазар вновь поцеловал ее. Нежно. Ласково.

Малоуну сделалось не по себе.

– Если хочешь, я могу остаться на ночь, – сказала Кассиопея.

– А вот этого лучше не надо, – возразил Салазар. – Ради нас обоих.

– Понимаю. Но знай, что я могла бы.

– Знаю – и ценю даже больше, чем ты себе представляешь. Завтра я заеду за тобой примерно в десять утра. Собери вещи и будь готова к отъезду.

– И куда же мы поедем?

– В Зальцбург.

Затем они исчезли в глубине коридора. Было слышно, как открылась, а потом закрылась какая-то дверь. Спустя несколько секунд взревел автомобильный мотор. Впрочем, вскоре его рокот стих вдали.

Малоун стоял неподвижно, чувствуя, как гулко стучит его сердце.

– С тобой всё в порядке? – спросил Люк.

Коттон снова взял себя в руки.

– С какой стати со мной что-то может быть не в порядке?

– Это ведь твоя девушка, и она…

– Я уже не школьник-старшеклассник. И откуда тебе известно, что она моя девушка?

– Догадайся с трех раз. Лично мне было бы хреново, окажись я на твоем месте.

– Ты не на моем месте.

– Все. Я понял. Тема не обсуждается.

– Это Стефани велела тебе молчать о том, что она будет здесь?

– Их с Салазаром, по идее, здесь не должно было быть. Работа Витт состояла в том, чтобы выманить его отсюда на целый вечер.

– Ее работа?

– Она помогает Стефани. Оказывает ей любезность. Нам стало известно, что когда-то они с Салазаром были знакомы. Причем очень даже близко. Что мы только что видели собственными глазами. Стефани попросила ее возобновить контакт и попытаться выведать у Салазара, что происходит. Она всего лишь разрабатывает его.

Малоуна его слова не убедили. Неужели Кассиопея действительно лишь играет отведенную ей роль? Пытается войти в доверие Салазару? Если да, то она превосходная актриса. Каждое ее слово звучало убедительно. Теперь сам Салазар просит ее о помощи.

– Хочу заглянуть в его кабинет.

Малоун схватил Люка за руку.

– Это все, что ты утаил от меня?

– Ты еще в своем книжном магазине сказал, что знаешь о мормонах. Ты знал, что Кассиопея Витт родилась в мормонской семье?

Коттон смерил Люка колючим взглядом.

– И что из этого? Она здесь сейчас потому, что они с Салазаром – друзья детства. Их родители дружили и, да, были членами одной Церкви.

Похоже, сегодня ночь сюрпризов.

– Может, ты все-таки отпустишь мою руку?

Малоун ослабил хватку. Люк проскользнул в кинозал. Коттон последовал за ним.

Они вошли в кабинет, теплый и просторный. Деревянные стены были выкрашены в зеленый цвет. Свет был включен, шторы задернуты.

– Неужели он не держит в доме прислугу? – удивился Малоун. Не хватало нарваться на какого-нибудь лакея.

– Согласно имеющейся информации, прислуги в доме немного и она никогда не остается здесь на ночь. Салазар предпочитает одиночество.

Зато сюда в любой момент могут нагрянуть остальные даниты.

– Те двое уже вполне могли разгадать уловку с телефоном. Живо делай зачем пришел. Он читал ей что-то вроде старинного дневника.

Люк подошел к письменному столу. При помощи служебного телефона быстро сфотографировал рисунки на потрепанных страницах, особенно те, что были отмечены бумажными закладками, после чего принялся изучать содержимое ящиков письменного стола. Малоун в это время рассматривал установленную на пюпитре карту. Из подслушанного разговора он запомнил названия мест, где селились мормоны во время их странствий к берегам Большого Соленого озера.

В свое время Коттон побывал в Науву, в штате Иллинойс, где в течение семи лет находилась штаб-квартира мормонов. Нынешний храм был новоделом, воздвигнутым на месте старого, разрушенного погромщиками в XIX веке.

Ненависть. Как же она бывает сильна!

Как и ревность.

В данный момент им владели оба чувства.

Он должен прислушаться к самому себе – он не какой-то там старшеклассник, а мужчина, которому эта женщина небезразлична. Он десять лет не жил с первой женой и развелся три года назад. Он слишком долго был один. Кассиопея буквально перевернула его жизнь. Изменила ее к лучшему. По крайней мере, ему так казалось.

– Посмотри-ка сюда, – окликнул его Люк.

Малоун шагнул к столу, огромному, инкрустированному слоновой костью, с причудливой чернильницей из оникса. Люк протянул ему какой-то том. Как оказалось, каталог «Доротеума», одного из старейших аукционных домов, со штаб-квартирой в австрийском Зальцбурге. Малоун имел с ним контакты, как в связи с заданиями «Магеллана», так и по своим книжным делам.

– Похоже, завтра вечером там будут торги, – произнес Люк. – В Зальцбурге.

Коттон запомнил дату, время и место торгов, которые были отмечены в каталоге. Пролистав его, он понял, что на торги выставлено имущества целого дома – мебель, фарфор, книги. Уголок одной из страниц был загнут. Лот был представлен Книгой Мормона. Издание – март 1830 года. Издано Э. Б. Грендином в Пальмире, штат Нью-Йорк.

Это издание было ему знакомо.

После 1830 года Книга Мормона издавалась не раз, но до наших дней сохранилось всего несколько экземпляров того, первого издания. Коттону вспомнилось, как несколько месяцев назад он прочел о том, что эта книга ушла с молотка едва ли не за двести тысяч долларов.

– Так вот что нужно нашему Салазару, – сказал он.

Не просто книга, а одно из редчайших изданий.

Малоун отошел от стола и снова принялся разглядывать карту. Кто-то пометил розовым фломастером Техас, Гавайи, Аляску, Вермонт и Монтану.

– Для чего раскрасили эти штаты? Только не говори мне, что не знаешь.

Люк оставил его вопрос без ответа.

Малоун ткнул пальцем в Юту, раскрашенную желтым цветом.

– А это что?

– Самый центр этой самой чертовщины.

Юта – колыбель Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Хотя впоследствии от самой Церкви откололось несколько сект, ее ядро по-прежнему оставалось здесь.

– Центр чего? – уточнил Малоун.

– В это, вообще-то, трудно поверить. Но Стефани сказала мне по телефону, что между Джозефом Смитом, Бригамом Янгом, Джеймсом Мэдисоном и Авраамом Линкольном есть какая-то связь. Она сама только что о ней узнала. Это как-то связано с Отцами-Основателями.

– Какая же тут связь?

– Связь с Конституцией США.

– И что из этого следует?

– Ничего хорошего.

 

Глава 21

Дания

Вторник, 9 октября

9.20 утра

Салазар сидел в своем кабинете и разговаривал по телефону, одновременно рассматривая карту. Ему наконец удалось связаться с Роуэном и объяснить то, что случилось накануне в Дании. Их худшие опасения подтвердились. Он попал в поле зрения государственных структур США.

– Через меня они вышли на тебя, – сообщил Роуэн. – В Вашингтоне есть люди, которые враждебно настроены против нас и хотели бы видеть нас поверженными.

Еще бы! На них всегда смотрели косо.

– С самого начала, Хусепе, – произнес ангел в его голове.

Каждому «святому» известно, как в 1839 году Джозеф Смит постучал в двери Белого дома – по его словам, это был Дворец, огромный и великолепно обставленный, – и попросил встречи с президентом Мартином Ван Бюреном. При этом Смит попросил, чтобы его представили как Святого Последних Дней. Увы, его просьбу восприняли как бессмыслицу. Когда же он настойчиво повторил ее, Ван Бюрен лишь улыбнулся.

– Со свойственным ему высокомерием, Хусепе.

Смит принес президенту письмо. В нем подробно описывалась ненависть, с которой столкнулись «святые» в Миссури, погромы, повлекшие за собой человеческие жертвы и ущерб имуществу. Был упомянут в письме и пресловутый административный указ № 44, отданный губернатором штата Миссури, призывавший к уничтожению «святых». Смит с подчеркнутым уважением попросил федеральное правительство вмешаться, но Ван Бюрен палец о палец не ударил.

– Он сказал, что если встанет на их защиту, это будет стоить ему голосов избирателей в Миссури, – напомнил ангел. – Он судил нас еще до того, как узнал, кто мы такие.

С тех пор многие президенты занимали ту же самую позицию.

– Правительством всегда двигало высокомерие, невежество и слабость.

Ангел был прав.

– В чем сила правительства? Оно подобно веревке из песка, оно жидкое, как вода. Ему неведомы правота или истина. Да падет стыд на головы правителей американского народа!

Подобно тому, как Пророки осторожничали с президентами, он осторожно вел себя с Роуэном. Но не потому, что не доверял. Роуэн с самого начала дал понять, что ему не нужны подробности. И Хусепе опустил то, что случилось с американским агентом, умолчал о смерти двух данитов и об исчезновении Барри Кирка.

Он понимал границу, прочерченную между Кворумом Двенадцати и остальной Церковью. Джозеф Смит и его преемник Бригам Янг использовали людей так же, как и он сам, ставя превыше всего коллективные интересы.

– Мы контролируем ситуацию? – уточнил Роуэн.

– Контролируем. Полностью.

– И пусть так будет всегда. Правительство неизбежно попытается помешать нам. Иначе и быть не может. Вряд ли мы сможем долго хранить все в тайне. Но, к счастью, мы уже близки к цели.

– Было бы полезно быть в курсе их осведомленности, не так ли? – заметил Хусепе.

– Я, со своей стороны, собираюсь навести кое-какие справки. Ты тоже постарайся хотя бы что-то узнать.

– Вы читаете мои мысли.

– Но будь спокоен, Хусепе, ни ты, ни я не нарушали никаких законов. Дальше обычного любопытства их расследование не пойдет.

Он вновь промолчал.

Даниты всегда действовали тайно. Как и 150 лет назад, набор в их ряды производился лишь через личные контакты и тайно. Встречи тщательно конспирировались. Помимо этих встреч, учение нигде не обсуждалось, даже с коллегами-данитами.

Их учили беспрекословно подчиняться приказам начальника, призывали поступками доказывать преданность делу, не бояться смерти. Каждый новообращенный данит приносил торжественную клятву держать все в тайне. Наказания за нарушение устава также осуществлялись тайно.

«Мы живем по иному, Божьему промыслу, – сказал ангел. – Согласно ему, Царство Божье расколется на части и поглотит все земные царства. Долг каждого благородного и преданного данита – уменьшать число иноверцев и посвящать их в Царство Божье. Земля принадлежит Господу, Хусепе, а не человеку. И когда кто-то вверяет себя Богу, мирские законы не имеют силы».

– Боюсь, – сказал Салазар, обращаясь к Роуэну, – как бы они не форсировали свое расследование.

– Так оно и будет. Так что веди себя соответствующим образом.

Хусепе понял намек. Деятельность данитов не должна стать всеобщим достоянием. Он знал отведенную ему роль. Он был молотом и мечом. Наградой же ему – внутреннее удовлетворение, но об этом никто не должен знать.

– Не твоего ума дело знать то, что требует Господь, – произнес ангел в его голове. – Все нужное он сообщит тебе через Пророка, и ты будешь делать то, что он прикажет.

– Аминь, – произнес вслух Салазар. – Меня ждут дела.

– Я так и предполагал. Возможно, ты мне здесь скоро понадобишься, так что будь готов к путешествию. Я собираюсь вернуться в Вашингтон. Свяжись со мной, когда тебе будет что сообщить.

Хусепе посмотрел на карту, на цветные пятна штатов.

Техас, Гавайи, Аляска, Вермонт и Монтана.

Юта.

Затем посмотрел на часы.

– Да пребудет с тобой Отец Небесный, – произнес Роуэн.

– Желаю вам того же самого, сэр.

 

Глава 22

Копенгаген

Малоун как будто вернулся в прежние времена. Бросив в дорожную сумку минимум вещей, он вытащил из-под кровати рюкзак и вынул из него несколько сот евро, которые всегда хранил под рукой вместе с паспортом. Когда-то паспорт ему не требовался. В бытность агентом отряда «Магеллан» он свободно разъезжал по всему миру так – иногда легально, но чаще под чужим именем.

Эх, вот это была жизнь! Временами он скучал по ней, хотя порой и ругал ее. Когда-то Коттон выполнял важные задания. Некоторые из них даже изменили ход истории. Но теперь это уже не его жизнь. По крайней мере, так он твердил себе последние несколько лет, с тех пор как отошел от дел. И все же, даже уйдя на покой, он иногда становился участником удивительных событий.

Как, например, сейчас.

Как это сказал вчера вечером Люк Дэниелс? Между Джозефом Смитом, Бригамом Янгом, Джеймсом Мэдисоном и Авраамом Линкольном есть некая связь. Все это уходит еще к Отцам-Основателям.

Вернувшись в Копенгаген, они с Люком расстались. Кстати, Малоун заметил, что его спутник был явно рад от него избавиться. Что ж, когда-то он тоже посмотрел на дела отряда «Магеллан» свежим взглядом. Сам Коттон был только-только из флота, из Юридической службы ВМС США, где Стефани и завербовала его. Министерство юстиции надолго стало его постоянным местом работы.

Уходя с государственной службы, он также подал в отставку из флота, где до тех пор значился как коммандер Гарольд Эрл «Коттон» Малоун, сын Фореста Малоуна, коммандера ВМС США, погибшего в море. Его взгляд остановился на висевшей на стене рамке. Под стеклом – сделанная от руки записка, датированная 17 ноября 1971 года. Последние 640 слов отца, адресованные семье. Коттон Малоун помнил их все до единого. Особенно последнее предложение.

«Я люблю тебя, Коттон».

Пока отец был жив, таких слов он от него никогда не слышал.

Коттон пытался не допустить той же ошибки с собственным сыном, Гэри, которому сейчас семнадцать. Хочется надеяться, парень знает, что он его любит. Одному богу известно, через что они вместе прошли.

Малоун взял в руки «беретту». Вчера она сослужила ему хорошую службу. Сколько людей за все эти годы он убил из нее? Десять? Двенадцать? Пятнадцать? Уже и не вспомнить. Что не могло не тревожить.

Как и то, что он увидел вчера вечером в доме Салазара. Когда Кассиопея поцеловала Салазара, ему стало мучительно больно, какую бы роль она ни играла в этом спектакле. Она сама предложила на ночь остаться в его доме. Что было бы, ответь Салазар согласием? Не хотелось даже думать об этом. Он также ничего не знал о том, что было после того, как они уехали из поместья. Салазар вполне мог остаться на ночь в ее номере.

Довольно. Прекрати.

Малоун ненавидел терзавшие его сомнения. Лучше б он ничего не видел и не слышал. Вообще ничего не знал. Или наоборот?

Его собственный брак распался из-за лжи и недоверия. Коттон часто задумывался о том, что добавила бы в это уравнение честность. Спасла бы она их отношения?

Неожиданно зазвонил сотовый.

Малоун посмотрел на экран. Так и есть. Звонит Стефани Нелл. Как он и ожидал.

– Я слышала, что у тебя был тяжелая ночь, – начала она без всяких предисловий.

– Ты использовала меня.

– Мне была нужна твоя помощь. Все началось с простого интереса к личности некоего иностранного гражданина. Но расследование вылилось в нечто большее. К этому делу имеет отношение один наш сенатор. Его зовут Роуэн, он из Юты. Я также понятия не имела, что этот Барри Кирк – подсадная утка. Похоже, Салазар опережает нас.

– Переходи к главному.

– Роль Кассиопеи состоит в том, чтобы ускорить события и получить нужную информацию. Она лучше других знает проблему. Но теперь я не уверена, что это хорошо.

– Ты утаила это от меня.

– Ты не должен был там оказаться.

– Значит, ты просто использовала меня?

– Чтобы найти моего пропавшего агента? Да, ты чертовски прав.

– Этот твой парнишка сказал тебе, что он мертв?

– Сказал. Мое первое желание – убрать Салазара. Но мне было приказано этого не делать. По словам Люка, ты был расстроен тем, что увидел. Кассиопея просто оказывает мне любезность, Коттон, только и всего.

– Значит, она лжет Салазару?

– Именно. И ей это не слишком приятно, но она согласилась еще какое-то время играть эту роль.

– По ее виду не скажешь, что она сильно страдает.

– Я знаю, что тебе это неприятно…

– Она знает, что я наблюдал за ней?

– Я не сказала ей, что ты тоже участвуешь в этом деле.

– И не говори ей ничего, не надо.

– Их с Салазаром не должно было быть в доме в это время.

– Мне все это показалось ловушкой.

– Мне тоже, – согласилась Стефани. – Но все прошло гладко. Мы получили ценную информацию.

– Тебе так сказал этот юный болван?

– Неправда, он не болван. Вполне способный юноша. Правда, немного нахальный… Оправдывает свое имя.

Малоун как-то не удосужился увязать этот факт с характером парня. Дэниелс.

– Неужели он родственник президента?

– Он племянник Дэнни Дэниелса. Один из четырех сыновей его брата.

– Поэтому ты и нянчишься с ним?

– Всё не так, как ты думаешь. Люк, как и ты, южанин, родился и вырос в Теннесси. После школы записался в рейнджеры армии США и хорошо проявил себя. В его личном деле сплошные похвальные отзывы. Служил на Ближнем Востоке, три раза был в Ираке. Хотел попасть в ЦРУ, но президент предложил мне взять его к нам. Без предварительной подготовки, без каких-либо условий. Если Люк не справится, я могу с легким сердцем выставить его вон.

– Если его до этого не подстрелят.

– Помнится, пятнадцать лет назад я думала о тебе точно так же. Но все обошлось.

– И все-таки ты кое-что от меня утаила. Я терпеть этого не мог, когда работал на тебя, да и теперь терпеть не могу.

– Да, я ничего не сказала про Кассиопею. Думала, что ты ничего не узнаешь. Она помогает мне и хотела, чтобы это оставалось между нами.

– И ты полагаешь, что от этого мне будет лучше?

– Она ведь не жена тебе, Коттон. У нее своя жизнь, у тебя – своя.

– Воспитанные люди поступают иначе.

– То есть ты ей все говоришь?

– Что именно она для тебя делает? – вопросом на вопрос ответил Малоун.

– Я не могу говорить об этом по телефону.

– Люк сказал мне, что это дело как-то связано с Отцами-Основателями.

– Знаешь, это мое задание, а не твое.

Малоун ответил не сразу.

– Согласен. Я также согласен с тем, что Кассиопея – взрослая девочка. Она способна сама принимать решения.

– Совершенно верно. Вопрос дня: способен ли ты?

Малоун понимал: запудрить Стефани мозги не удастся. Они знают друг друга как облупленных.

– Ты любишь ее, Коттон. Независимо от того, готов ты это признать или нет.

– Она не втягивала меня в это дело. У нас разные задания. И, как ты верно сказала, она мне не жена.

– Кстати, о Люке. Я отозвала его в Штаты. Люди Салазара засекли его и тебя, так что больше нет смысла держать его в Европе.

– И как он ладит со своим дядюшкой-президентом?

– Люк не в курсе, что дядя вмешался в его судьбу. Это было одно из условий президента.

Малоун не поверил своим ушам. Где это видано, чтобы Стефани оказала такую услугу? Это не в ее духе. Но он знал от Кассиопеи, что у его бывшей начальницы и президента когда-то был роман. Что тоже изрядно его удивило. Они со Стефани никогда не говорили на эту тему. Ни он, ни она не любили такого рода разговоры.

– Трудно винить молодого человека, который каждое воскресенье звонит матери, – с укоризной заметила Стефани.

Его собственная мать по-прежнему жила в Джорджии, на ферме, которая вот уже целое столетие принадлежала ее семье. Однако, в отличие от Люка Дэниелса, Коттон не звонил ей каждую неделю. Лишь по праздникам, на день рождения и в День матери. Не чаще. Она никогда не жаловалась, но таков был ее характер. Малоун ни разу не слышал от нее худого слова. Сколько же ей сейчас лет? Семьдесят?.. Семьдесят пять?.. Он точно не помнил. Почему он не знает возраст своей матери?

– Кстати, я позвонила в Копенгаген, – сказала Стефани. – Местные власти не станут тебя трогать.

Теперь понятно, почему полиция не перевернула его книжный магазин вверх дном.

– Стеклянная входная дверь разбита.

– Пришли мне чек, я оплачу его.

– Обязательно пришлю.

– Я знаю, что ты злишься, – произнесла Стефани. – И отлично тебя понимаю. Но, Коттон, ты ведь оставишь Кассиопею в покое? Мы не можем рисковать ею. Не звони ей до конца операции, договорились? Как ты сам сказал, она взрослая девочка. В этой операции ее никто не подстраховывает, она работает в одиночку.

– Как скажешь.

Малоун закончил разговор и посмотрел на дорожную сумку.

Им снова манипулируют.

Уж в чем в чем, а в этом сомневаться не приходится.

Он снова сунул «беретту» в рюкзак и задвинул его под кровать. К сожалению, взять оружие не удастся. В самолет с пистолетом не пускают, да и в прочих обстоятельствах при проверке могут возникнуть ненужные вопросы. Еще один существенный плюс, который давала работа на правительство.

Неважно. Он что-нибудь придумает.

На правительство США работали тысячи агентов, стоя на защите национальных интересов. Когда-то он был таким агентом. Сегодня у него личное дело. Что там Стефани сказала про Кассиопею? В этой операции ее никто не подстраховывает, она работает в одиночку.

Не совсем так. И Стефани это знает.

Ему нужно торопиться.

Его самолет вылетает в Зальцбург через два часа.

 

Глава 23

Калуннборг

Кассиопея закончила собирать сумку. Вещей с собой она взяла мало – несколько костюмов, которые можно комбинировать в разных сочетаниях. Предполагалось, что поездка продлится всего несколько дней, но теперь она явно затянется. Застекленные двери были открыты настежь; из них открывался потрясающий вид на фьорд и серые воды пролива Большой Бельт, что волновались под порывами восточного ветра.

Хусепе снял для нее номер в приморской гостинице, не разрешив ей остаться на ночь в его поместье. Или ради соблюдения приличий, или ее присутствие в его загородном доме было нежелательно. Она пробыла в Дании три дня, и лишь в последний вечер он пригласил ее к себе.

События минувшего вечера не давали ей покоя.

Поцелуй Хусепе разбудил в ней воспоминания, которые давно должны были стереться из памяти. Он был ее первой любовью, а она – его. Он всегда вел себя с ней как истинный джентльмен, а их отношения отличала не страсть, а нежность. Его вера не одобряет добрачный секс. Впрочем, ее пожелание остаться на ночь хотя и было рискованным, но не слишком. Хусепе наверняка поверил в искренность ее чувств.

Ей было крайне неприятно обманывать его. Кассиопея все больше сожалела о той минуте, когда согласилась участвовать в этом спектакле. Но откуда ей было знать, что он все еще питает к ней глубокие чувства? Конечно, Стефани рассказала ей о фото, которое он до сих пор хранит, – но ведь этому могла быть масса объяснений. И вот теперь реальное объяснение предстало перед ней со всей очевидностью.

Хусепе любит ее.

Она положила в сумку последние вещи и застегнула «молнию».

Этот фарс следует прекратить. Это будет самым разумным решением. С другой стороны – Хусепе якобы убил человека. Религия мормонов несовместима с насилием. Разумеется, в былые времена все было иначе, и на совести «святых» тоже немало грехов. Но тогда для них это был вопрос выживания.

Самозащита – знак тех далеких времен. Хусепе – истовый верующий. Его вера запрещает причинять вред другим людям. С какой стати ему отходить от столь фундаментального принципа? Наверняка есть какое-то другое объяснение. Которое не связывает его с убийством.

Кассиопея посмотрела на часы. Полдесятого утра.

Скоро он заедет за ней.

Она подошла к открытым дверям и вслушалась в ритмичный шум прибоя и крики чаек.

Зазвонил сотовый телефон.

– Прошлой ночью имело место некое происшествие, – сообщила ей Стефани, когда она ответила на звонок.

Кассиопея выслушала рассказ о том, что случилось с одним из людей Хусепе Салазара в Эресунне и в Копенгагене.

– Пришлось привлечь к этому делу Коттона, – пояснила Стефани. – В тот момент у меня под рукой больше никого не было. Он справился с заданием, но убил троих.

– С ним самим всё в порядке?

– Да, с ним всё в порядке.

– Что нового известно о пропавшем агенте?

– Его до сих пор не нашли. Те, кто пытались схватить Коттона, были данитами из числа подручных Салазара.

Даниты? Кассиопея вспомнила, что где-то читала о них, но их боевой отряд прекратил существование еще в XIX веке…

– Я здесь не видела никаких свидетельств. – И она доложила Стефани о том, что произошло между ней и Хусепе. – Он до сих пор любит меня. Я чувствую себя обманщицей. Это неприятно. Хочу поскорее закончить это задание.

– Тебе придется еще немного побыть в его обществе. События развиваются стремительно. Сегодня я рассчитываю получить кое-какие сведения. Отправляйся вместе с ним в Зальцбург и понаблюдай за тем, что он там будет делать. После чего можешь возвращаться домой. Правды он никогда не узнает.

– Но я-то знаю. Мне также пришлось лгать Коттону. Он вряд ли обрадуется, когда узнает, чем я занимаюсь.

– Ты участвуешь в разведывательной операции в интересах Соединенных Штатов, только и всего. Старейшина Роуэн, о котором упоминал Салазар, – это сенатор от штата Юта Таддеус Роуэн.

Кассиопея рассказала о карте, которую видела в кабинете Салазара.

– На этой карте Юта помечена желтым цветом. Остальные пять штатов – розовым.

– Какие же?

Кассиопея перечислила штаты.

– В данный момент сенатор Роуэн копает под меня в Конгрессе. Кстати, Салазар что-то говорил о своей великой миссии? Именно это и нужно выяснить. Это крайне важно, Кассиопея. Ты – наш кратчайший путь к успеху.

– Мне нужно позвонить Коттону.

– Давай не будем. Думаю, с ним всё в порядке. Вчера вечером он здорово помог мне, а сейчас вернулся в свою книжную лавку.

Но с ней далеко не всё в порядке.

Она чувствовала себя одиноко. И это не могло не беспокоить.

Все утро Коттон не выходил у нее из головы. Формально ее появление в доме Хусепе не было изменой. Скорее обманом. Кстати, насколько же они разные, эти двое… Коттон неразговорчив и скуп на эмоции. Хусепе красноречив и пылок. Глубокая религиозность была одновременно и его достоинством, и проклятием. Оба красивы, типичные «альфа-самцы», сильные, уверенные в себе. Она и сама не без недостатков… Кассиопея затруднялась сказать, почему сравнения стали так для нее важны. Зато знала точно: начиная с прошлого вечера она только и делала, что ловила себя на них.

– Продержись еще немного, – сказала Стефани.

– Меня уже тошнит.

– Понимаю, но на карту поставлено слишком многое. Можешь думать что угодно, дорогая моя, но на совести у Салазара немало темных делишек.

***

Стефани дала отбой.

Ей не хотелось лгать Кассиопее, но что поделаешь? У Коттона возникли проблемы. Это стало ясно из его недавнего звонка. Люк также подтвердил, что Малоун зол.

Плюс погиб один агент.

Об этом Нелл тоже умолчала.

Скажи она Кассиопее правду, реакцию было бы трудно предугадать. Кассиопея могла бы призвать Салазара к ответу. Или просто взять и уехать. Пусть лучше она какое-то время останется в неведении.

Стефани приподнялась в постели и посмотрела на часы у изголовья кровати. Без десяти четыре утра.

До полета в Вашингтон остается еще четыре часа. Эдвин Дэвис обещал встретить ее в аэропорту. Хотелось бы знать чуть больше. Впрочем, даже то немногое, что ей было известно, внушало тревогу. Нелл проработала на правительство тридцать лет, начинала в администрации Рейгана, а затем перешла в Министерство юстиции. Она была свидетелем многих кризисов. За эти годы у нее прекрасно развилось шестое чувство. И если только оно ее не обманывает, то в эти минуты Малоун находится на пути в Зальцбург.

В телефонном разговоре он был уклончив, но она все поняла. Особенно после того, как сказала ему, что Кассиопея действует в одиночку. Он ни за что не допустит, чтобы она летела одна. И наверняка увяжется следом.

Сон как рукой сняло. Дело даже не в двух телефонных звонках. Где-то внутри шевельнулось дурное предчувствие.

Чего еще она не знает?

 

Глава 24

Калуннборг

Салазар отдал последние распоряжения по поводу полета в Зальцбург. На аэродроме ждет реактивный «Лирджет-75», его последняя игрушка. Автомобиль уже возле дома, чтобы заехать в город за Кассиопеей и отвезти их на аэродром. Он перезвонил в отель «Золотой олень», чтобы для него подготовили не один, а два люкса. Разумеется, в отеле тотчас пошли ему навстречу.

Полет займет менее двух часов. Хусепе с нетерпением ждал той минуты, когда вновь увидит горы Австрии. Погода обещает быть хорошей. Зальцбург он любил всегда. Это был один из его любимейших городов Европы. Благодаря Кассиопее эта поездка обещает стать еще более приятной.

Дверь открылась. В кабинет шагнул один из двух оставшихся данитов.

– Коттон Малоун, – сообщил он. – Книготорговец из Копенгагена.

– Тем не менее он убил двух наших людей. – Эти две смерти не давали ему покоя; до этого он еще никогда не терял людей. – А Барри? Он дал о себе знать?

– Мы нашли сотовый телефон в рейсовом автобусе. Его нарочно положили туда, чтобы сбить нас со следа. После вчерашнего вечера брат Кирк больше не выходил на связь.

Салазар понимал, что это означает.

Он лишился сразу троих.

– Вы со всем справились?

Данит кивнул.

– Я лично избавился от тела американского агента.

– Есть какая-то связь с теми двумя, которые будут найдены в Эресунне?

– Вряд ли.

Он уже был в курсе того, что случилось вчера, когда неподалеку от Калуннборга второй американский агент сумел сбежать, похитив один из самолетов, который – согласно только что полученной информации – сейчас покоится на дне Северного моря.

– Какие мысли по этому поводу? – спросил Салазар данита.

Он ценил мнение своих бойцов. Хорошие советчики помогают принять правильное решение. Так поступали все Пророки. В трудные минуты они не стеснялись обращаться за советом к умным и исполнительным помощникам. Вот и он сам вместе с данитами помогает Старейшине Роуэну.

– Брат Кирк проинструктировал меня перед вылетом в Швецию. По его словам, стоило ему упомянуть убийство, как американцы тотчас навострили уши. Похоже, задались целью нарыть как можно больше всякого негатива.

Привязав убийство к дневнику Раштона, они надеялись тем самым подтолкнуть противника к необдуманным действиям. И хотя хозяин дневника – кстати, тот все еще лежал на столе – действительно был мертв, ничто не указывало на его, Салазара, причастность к его смерти.

– Ты думаешь, они схватили Барри? – спросил Хусепе.

Задача Кирка состояла в том, чтобы, втершись в доверие, получить нужные сведения, после чего привести своих спасителей сюда. Но что-то пошло наперекосяк.

– Маловероятно. Как они догадались подбросить телефон в автобус? Брат Кирк ничего не сказал бы им добровольно. Тогда на площади, перед тем как Малоун натравил на нас полицию, брат Кирк дал мне знак приготовиться. Мы должны были идти за ним, следуя сигналу его телефона. Это я сообщил полиции про двоих убитых в море. Я сказал, где искать Малоуна. Я рассчитывал выманить его из норы, чтобы ускорить события. Но все вышло ровно наоборот.

Еще как!

Салазар вспомнил свой недавний разговор с Роуэном. На другой стороне Атлантики разворачиваются важные события, сказал Старейшина. Вскоре там понадобится его присутствие. А пока Роуэн велел ему разузнать как можно больше здесь. Именно это он и намерен сделать.

Взяв в руки пульт дистанционного управления, Салазар навел его на огромный плоский экран на противоположной стене. Тотчас появилась картинка его собственного кабинета. Запись была сделана накануне. Два человека сначала рылись в ящиках его письменного стола, после чего переключили свое внимание на карту. Кстати, та была оставлена на пюпитре не просто так.

– Похоже, Барри посоветовал им прийти сюда, как мы и планировали, – произнес он.

Они с Кирком решили заманить американцев к нему в дом, а перед тем, как убить, выудить из них все, что им известно, записав на пленку их разговор. Предполагалось, что сначала эти двое найдут тело убитого агента, после чего, движимые яростью, заявятся в особняк. После выдачи нужных сведений они должны были отправиться туда, куда уже переместилась душа их мертвого соотечественника. В вечность.

Но этого не произошло.

Судя по таймеру видеозаписи, враг проник в дом сразу после того, как он уехал вместе с Кассиопеей.

Что не входило в его планы.

Впрочем, откуда ему было знать вчера вечером, что могут возникнуть проблемы? Если верить полученному за ужином текстовому сообщению, все шло в соответствии с планом.

– Тот, что моложе, угнал наш самолет и вчера вечером был в Копенгагене, – пояснил данит. – А это Малоун, изучает карту.

– Для чего пометили эти штаты? Только не говори мне, что не знаешь. Тот звонок, в машине. Стефани ввела тебя в курс дела. Когда-то она и мне так звонила.

– Эти штаты – наша главная головная боль.

Затем американцы обнаружили брошюрку об аукционе, а в ней – помеченную закладкой страницу, на которой значился нужный ему лот – Книга Мормона. Салазар щелчком пульта выключил запись. Замечательно! Установленные на потолке видеокамеры сработали идеально. Враг, сам того не подозревая, выдал нужную им информацию.

– Через несколько минут я лечу в Зальцбург.

– Одни?

– Нет. Со мной будет мисс Витт.

– Это необходимо?

Салазар понимал: работа данита в том и состоит, чтобы заботиться о своем хозяине, особенно в свете последних событий.

– Она – мой старый добрый друг.

– Я не хотел оскорбить ее подозрением. Но возможно, для вас было бы лучше лететь одному…

– Я хочу, чтобы она была со мной.

Нет, он не станет слушать недоброжелательных слов в ее адрес. Он все еще помнил восхитительное прикосновение ее губ, пронзившее его как будто разряд тока. У него не было повода усомниться в ее искренности.

– Этот вопрос не обсуждается.

Собеседник Салазара кивнул.

– Мы должны отплатить Малоуну за гибель наших братьев, – сказал он, переходя на другую тему. – Я с берега видел, как он убил их, и был бессилен хоть чем-то помочь.

– Мы должны всегда приходить друг другу на помощь и защищать друг друга при любых обстоятельствах, – произнес ангел в его голове. – Если наши враги задумали уничтожить нас, мы сделаем то же самое. Тем самым мы посвятим новые души Господу и увеличим Его царство. Кто способен противостоять нам?

Никто.

– Будьте готовы к скорому вылету.

Данит вышел.

Салазар задумался о том, что ждет его в ближайшие часы. Не поступил ли он чересчур опрометчиво, предоставив противнику такую широту действий? С другой стороны, решение заслать во вражеский стан Кирка все же имело смысл.

Хотя и могло стоить ему жизни.

Не исключено, что один – или даже оба вчерашних американца – отправится в Австрию. Если так, он узнает о судьбе Кирка и сможет за него отомстить.

Небесный Отец наверняка благосклонно улыбнется ему и пошлет туда Коттона Малоуна.

 

Глава 25

Вашингтон, округ Колумбия

11 часов утра

Стефани ехала в лимузине. Рядом с ней сидел Эдвин Дэвис. Верный своему слову, он встретил ее в аэропорту Вашингтона. И даже предусмотрительно посоветовал ей собрать сумку с вещами – не исключено, что ей придется задержаться здесь на несколько дней. Тем не менее Стефани понятия не имела, чем ей предстоит заниматься.

Утренний транспортный поток полз с черепашьей скоростью, то и дело останавливаясь в пробках. Эта тягучая масса продолжала течь и после того, как они съехали с автострады.

Дэвис сердечно поприветствовал ее в аэропорту, но затем всю дорогу предпочел молчать, глядя в окно. Стефани последовала его примеру, глядя, как за окном проплывают мемориал Линкольна, монумент Вашингтону и Капитолий. Хотя она проработала здесь с перерывами почти тридцать лет, достопримечательности столицы никогда не оставляли ее равнодушной.

– Подумать только, – произнес Дэвис едва ли не шепотом, – что все это из-за какой-то кучки людей, спасавшихся за закрытыми дверями от невыносимой филадельфийской жары.

Стефани молча с ним согласилась. Пятьдесят пять делегатов от двенадцати штатов прибыли в Филадельфию в мае 1787 года и пробыли там до сентября. Род-Айленд не отправил ни одного своего представителя, отказавшись участвовать в этом мероприятии. Не дождавшись конца, домой уехали и двое из трех делегатов из Нью-Йорка. Но те, кто остались, совершили поистине политическое чудо. Две трети из них были участниками революции. Большинство участвовали и в Конфедерации, и в Континентальных конгрессах. Несколько человек были губернаторами. Более половины – адвокатами, остальные представляли самые разные профессии: купцов, ремесленников, банкиров, врачей. Были среди них и несколько фермеров, и один священник. Двадцать пять были рабовладельцами. Двое, Джордж Вашингтон и губернатор Моррис, входили в число самых богатых людей страны.

– Ты знаешь, что случилось в самом конце этого съезда? Когда пришло время подписать итоговый документ?

Стефани кивнула.

– В тот день присутствовало всего сорок два человека. Из них свои подписи оставили лишь тридцать девять.

– Вашингтон подошел первым. Затем подтянулись и остальные, с севера на юг, по одному штату зараз. Никто не испытывал особой радости. Натаниэль Горем из штата Массачусетс заявил, что сомневается в том, что новая нация просуществует более ста пятидесяти лет. Его прогноз не оправдался. Мы до сих пор существуем.

Стефани поразил цинизм этой фразы.

– События тех месяцев в Филадельфии, – произнес Дэвис, – стали легендой. Достаточно посмотреть любую программу новостей, и тотчас скажешь, что эти люди не могли принять неправильное решение. – Он наконец повернулся к Стефани лицом. – Нет ничего дальше от истины.

– Эдвин, я в курсе, что основатели нашей страны имели свои недостатки. Я читала записки Мэдисона.

Записки Джеймса Мэдисона «О дебатах в Федеральном собрании в 1787 году» служили подробным отчетом о том, что произошло тогда в Филадельфии. Не будучи официальным секретарем собрания, Мэдисон скрупулезно вел записи, которые затем методично расшифровывал и переписывал набело каждый вечер. В первый раз делегаты собрались для того, чтобы изменить устаревшие, на их взгляд, положения Устава Конфедерации и Вечного Союза, первой Конституции США. В конце концов они решили полностью выбросить их из текста и переписать конституцию заново.

Большинство штатов, знай они об этом намерении, наверняка отозвали бы своих делегатов и быстро свернули бы собрание. Поэтому заседания проходили тайно, а позднее их протоколы, которые вел официальный секретарь, были уничтожены. Сохранились лишь небольшое количество резолюций и итоги голосования. Записи вели и другие делегаты, но Мэдисон стал самым авторитетным летописцем тех ежедневных дискуссий.

– Проблема в том, – сказал Дэвис, – что эти записки нельзя считать достоверным документом.

Стефани этого не отрицала.

– Он опубликовал их лишь в тысяча восемьсот сороковом году.

Мэдисон позднее признался, что в течение последующих 53 лет приукрасил свои воспоминания, внеся в них бесчисленные исправления, изъятия и вставки – так много, что сегодня невозможно сказать, что на самом деле имело место в те далекие дни. Не способствовал прояснению истины и тот факт, что Мэдисон отказывался дать разрешение на публикацию своих записок при жизни участников собрания, в том числе и себя. Иными словами, чтобы никто не смог оспорить изложенные им факты.

– Записки Мэдисона, – продолжил Дэвис, – легли в основу многих конституционных решений. Их едва ли ежедневно цитируют в федеральных судах и судах штатов как предполагаемые намерения Отцов-Основателей. На них в буквальном смысле зиждется все наше конституционное право.

Интересно, задумалась Стефани, это как-то связано с его вчерашним заявлением о том, что в деле «Техас против Уайта» Верховный суд допустил ошибку? Впрочем, Дэвис ответит ей лишь тогда, когда будет готов это сделать.

Она обратила внимание на маршрут.

Они катили на северо-запад, мимо университета в Джорджтауне, вдоль живописного зеленого бульвара. Этот район был ей знаком. Рядом находилось много иностранных посольств. Наконец машина приблизилась к чугунным воротам, возле которых застыли одетые в форму охранники.

Ворота распахнулись, и Стефани поняла, где они оказались.

В военно-морской обсерватории США.

Семьдесят два акра поросшей лесом холмистой местности. Тринадцать из них занимала резиденция вице-президента Соединенных Штатов.

Еще один поворот, и Стефани увидела трехэтажный особняк из белого кирпича в стиле королевы Анны. Многочисленные окна были закрыты серовато-зелеными ставнями.

Автомобиль остановился. Дэвис вышел первым. Стефани – вслед за ним.

Они поднялись по ступенькам на веранду с плетеной садовой мебель. Перед верандой цвели последние, осенние розы.

– Что мы забыли у вице-президента? – спросила Стефани.

– Ничего, – лаконично ответил Дэвис, шагая к входной двери.

Они вошли в просторный вестибюль, где пол был устлан толстым бежево-зеленым восточным ковром. Как и положено дому в стиле королевы Анны, комнаты здесь образовывали анфиладу, без всяких коридоров переходя одна в другую. В убранстве преобладали сине-зеленые тона, от цвета морской волны до светло-голубого.

Дэвис указал направо и направился в ту сторону. Они вошли в столовую.

За столом сидел президент Роберт Эдвард «Дэнни» Дэниелс-младший. В костюме и при галстуке. Правда, пиджак был повешен на спинку кресла. Рукава рубашки закатаны.

Стефани еле удержалась от улыбки.

– Присаживайтесь, – предложил ей президент. – Нам нужно многое обсудить.

– Что именно?

– Вашу проблему.

– У меня их немало, – ответила Стефани.

– Но только одна имеет отношение к Таддеусу Роуэну, сенатору от штата Юта, – сказал Дэниелс.

 

Глава 26

Солт-Лейк-Сити

9 часов утра

Роуэн вошел в отель «Монако», что в самом центре города, в паре кварталов к югу от Темпл-сквер. Солт-Лейк-Сити был спланирован по сетке: его главные улицы пересекались крест-накрест, расходясь в разные стороны от главного храма. В свое время Бригам Янг потребовал, чтобы каждая улица была такой ширины, чтобы на ней, «не прибегая к богохульству», могла развернуться повозка. Это требование было исполнено. Более того, оно сохранилось в силе и по сей день, в том числе и в других поселениях мормонов.

Принадлежащий Церкви отель «Юта», рядом с Темпл-сквер, когда-то был лучшим в городе. Однако в 1987 году он был закрыт и переделан в административный центр Церкви. Сегодня звание лучшего отеля перешло к «Монако». Отель этот разместился в здании бывшего банка – кстати, тоже одна из достопримечательностей города. Роуэн предложил провести встречу в люксе на верхнем этаже, из окон которого открывался потрясающий вид на городской центр и крутые склоны гор Уосатч и Оквирх, в кольце которых лежало знаменитое Большое Соленое озеро.

Роуэна ждали три человека. Его команда, созданная три года назад и готовая к предстоящей схватке. Он вошел в гостиничный номер и поздоровался с каждым за руку.

К этой встрече они готовились несколько недель. Но теперь, после того как в пещере были обнаружены фургоны, а Сноу рассказал ему о содержимом деревянного ящика, предстоящий разговор принял срочный характер.

Все трое были опытными юристами. Двое работали в крупных юридических фирмах, один в Нью-Йорке, другой в Далласе. Третий был профессором права Колумбийского университета. Все трое не раз выигрывали дела в Верховном суде. Блестящие, хотя и дорогие адвокаты, они были завербованы Роуэном лишь после того, как тот убедился, что они разделяют его политические взгляды.

Он обратил внимание, что в номер заранее доставили серебряный столик на колесах с соком, фруктами и круассанами. Наложив себе на тарелку закусок, они сели за ореховый обеденный стол, занимавший угол шикарного люкса. Далеко внизу улицы Солт-Лейк-Сити были полны машин. Вдали тянулся бесконечный поток фар, подсвечивая федеральную автостраду № 15, перерезавшую штат с севера на юг.

– Каковы наши позиции в стране? – спросил Роуэн.

– У нас в каждом штате есть немало верных сторонников, готовых к действиям, – начал один из юристов. – Когда придет нужный час, на них можно будет положиться. Спектр профессий самый широкий – от специалистов в области связей с общественностью до адвокатов, от клерков до ученых. Все, что нам будет нужно.

– Как обстоят дела с секретностью?

– Пока проблем не возникало. Мы скупы на информацию, зато щедры на деньги.

– А где центр тяжести?

– Как мы и условились, он приходится на Техас, Гавайи, Аляску, Вермонт и Монтану. В законодательных органах этих штатов настроения самые сильные. Согласно опросам, люди там относятся к нам с пониманием. Так что законодательные меры уже подготовлены.

Что придаст движению оттенок национализма, хотя поведет его за собой Юта.

– Вы видели петицию из Техаса? – спросил второй адвокат.

Роуэн видел. Две недели назад. Более 125 тысяч подписей, свидетельствующих о том, что техасцы больше не желают оставаться в составе Соединенных Штатов.

– Мы никого не подталкивали, но и никого не отговаривали. Инициатива шла от одной группировки. Посмотрите на преамбулу.

Роуэн взял протянутый ему «Айпэд» и прочитал текст на экране.

Принимая во внимание то, что штат Техас имеет сбалансированный бюджет и занимает пятнадцатое место среди крупнейших экономик мира, он вполне может выйти из состава Штатов. Тем самым он защитит уровень жизни своих граждан и гарантирует им их права и свободы в соответствии с принципами и замыслами Отцов-Основателей, которые более не учитываются федеральным правительством.

Сенатору понравилась формулировка, но не понравились комментарии, сделанные в прессе авторами. Слишком радикально. Слишком фанатично. Почти абсурдно. Однако петиция произвела эффект: привлекла внимание к проблеме, и ее вот уже несколько дней обсуждали на всех новостных телеканалах.

– Джорджия, Флорида, Алабама и Теннесси также начали сбор подписей. Хотя всем их далеко до Техаса. Там петицию подписали почти сто двадцать пять тысяч человек. Здесь же это скорее рекламные трюки, от которых, впрочем, нет никакого вреда.

Роуэн положил «Айпэд» на стол.

– Неплохо бы вынести эту дискуссию за переделы южных штатов.

– Понимаем, – ответил кто-то из троих. – Согласно данным недавнего федерального опроса, восемнадцать процентов опрошенных поддерживают выход своего штата из состава США. Другой опрос, проведенный газетой «Хаффингтон пост», выявил, что двадцать девять процентов тех, кому задавали подобный вопрос, ответили, что поддерживают идею выхода. Но тут есть один интересный нюанс. Тридцать три процента респондентов заявили, что затрудняются ответить на этот вопрос.

Из чего следует, что 62 процента населения не имеют ничего против независимости своего штата.

Впрочем, ничего удивительного.

– Вот поэтому нам и нужно сменить тон, – сказал он. – К счастью, выражаясь словами Джона Пола Джонса, «мы еще не начали сражаться». На каком мы сейчас этапе? Я имею в виду юридическую сторону.

– Я поручил заняться этим моим студентам, – ответил профессор юридической школы. – Я назвал это «гипотетическим упражнением в сфере правового обоснования». Они смышленые ребята – подготовили целый трактат на эту тему.

Роуэн решил выслушать, что ему скажет профессор.

В Декларации независимости содержится четко изложенное заявление – «в случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье». Далее недвусмысленно говорилось следующее: «когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно подчиненных одной и той же цели, свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства, создание новых гарантий безопасности на будущее становится правом и обязанностью народа».

Каждая из тогдашних тринадцати колоний объявила о своей независимости от Великобритании. После войны Англия признала суверенитет каждой. Позднее Штаты образовали Конфедерацию и нерушимый Союз, что повлекло создание федерального правительства как их общего представителя. Но в 1787 году штаты распустили этот нерушимый союз и приняли новую конституцию.

Новая конституция не содержала упоминаний о «нерушимом союзе», и при ее ратификации ни один из штатов не согласился на такую «нерушимость». Вирджиния, Род-Айленд и Нью-Йорк при голосовании оставили за собой право на выход из Союза, и против такого права не высказался ни один другой штат.

Роуэн остался доволен тем, что ему сказали эти трое.

После Гражданской войны любой разговор о выходе из союза приглушался тем фактом, что Юг проиграл, а Верховный суд Соединенных Штатов в 1869 году заявил, что этот акт противоречит конституции.

Профессор показал Роуэну переплетенный документ толщиной в пару дюймов.

– Это сделанный ими анализ всех юридических решений по всей стране по вопросу выхода из Союза. Главным образом это судебные дела начиная с середины девятнадцатого века и решения нескольких штатов. Однако все они едины в том, что считают выход из союза нелегитимным.

Роуэн подождал, что профессор скажет дальше.

– Однако почти все эти решения основаны на прецеденте дела «Техас против Уайта», – продолжил профессор. – Если его убрать, никакого прецедента не будет. Мы окажемся на своего рода непаханой целине. Я велел моим студиозусам самым тщательным образом проанализировать этот аспект. Вот что очевидно. – Профессор положил перед Роуэном переплетенные страницы. – Это – карточный домик. Вытащите одну карту, и все сооружение рухнет.

Его собеседник явно имел в виду юридические прецеденты, но та же метафора была применима и к союзу пятидесяти штатов.

Роуэн частенько размышлял над этим вопросом, с тех самых пор, когда пришел к выводу: федеральное правительство – недееспособная конструкция, не подлежащая ремонту. Слишком громоздкая, слишком высокомерная, слишком неразумная. В свое время Отцы-Основатели вели долгую кровопролитную войну против централизованной власти – Англии и ее короля, – чтобы больше не допустить создания новой деспотии. В 1787 году было очевидно: ни один из штатов невозможно силой заставить присоединиться к Союзу или остаться в нем. Оба решения зависят от воли граждан этого штата. Более того, предложение, позволявшее федеральному правительству подавить попытки сепаратизма, не нашло понимания участников Конституционного Конвента, состоявшегося 25 мая – 17 сентября 1787 года в Филадельфии.

Когда же возникло понятие нерушимого союза?

Роуэн точно знал когда.

При Линкольне.

Лишь небольшая кучка историков поняла, что Линкольн затеял гражданскую войну не для того, чтобы сохранить нерушимый союз. Напротив, эта война имела целью его создать, причем именно как нерушимый.

Но Линкольн ошибся.

Декларация независимости была актом выхода в пику британскому законодательству. Ратификация новой конституции являла собой отказ от Устава Конфедерации (и Вечного Союза), хотя текст первой конституции, принятой и одобренной в 1781 году, недвусмысленно констатировал то, что союз является вечным.

Все было предельно ясно. Отдельные штаты никогда не теряли своего права на выход из союза.

И история подтвердила это их мнение.

Союз Советских Социалистических Республик распался в 1991 году, когда пятнадцать союзных государств вышли из его состава. Штат Мэн возник после того, как отделился от Массачусетса. То же самое произошло, когда Теннесси вышел из состава Северной Каролины, а Западная Вирджиния отделилась от Кентукки и Вирджинии. В 1863 году, когда Линкольн учредил Западную Вирджинию, он решился на этот шаг, не получив одобрения народа. Согласно международному праву, отказ от суверенитета не может произойти по умолчанию, а должен быть ясно и однозначно прописан, из чего следует, что молчание конституции по вопросу выхода из Союза говорит о многом.

Согласно Десятой поправке к конституции, «полномочия, которые не делегированы Соединенным Штатам настоящей конституцией и пользование которыми ею не запрещено отдельным штатам, сохраняются за штатами либо за народом».

Нигде в конституции и слова не говорится о том, что штаты не имеют права выхода.

– Мне нравится, насколько мы продвинулись в этом деле, – доброжелательно отозвался Роуэн. – Вы проделали огромную работу. Но не останавливайтесь на достигнутом.

– С вашей стороны есть успехи? – поинтересовался один из юристов.

Он помнил, что обещал сообщить.

Самый главный ингредиент.

– Мы с каждым днем все ближе к нашей цели. Это может произойти когда угодно. Отсюда я отправляюсь в Вашингтон, чтобы распутать еще одну, на мой взгляд, крайне важную нить.

Роуэном владело воодушевление.

Близится гражданская война. Но не такая, какая была в 1861 году.

На сей раз на полях сражений не будет армий. Сотни тысяч людей останутся живы. Никакого кровопролития. Единственным оружием станут слова и… деньги.

Похоже, его чаяния сбываются. Не исключено, что в Вашингтоне его уже ожидает последний фрагмент головоломки. И он уже получил доступ к большим деньгам. Скоро в его распоряжении окажется вся Церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней с ее миллиардами.

Главное, чтобы Чарльз Р. Сноу поспешил на встречу к Небесному Отцу.

Пока же все идет по плану.

Роуэн встал из-за стола и повернулся лицом к своим собеседникам, как генерал на совещании с полковниками.

– Господа, запомните одну вещь. В отличие от первой попытки выхода из Союза и провалившейся Конфедерации, эту войну мы обязательно выиграем.

 

Глава 27

Зальцбург, Австрия

17.20

Малоун уже бывал в Зальцбурге. Окруженный сзади и с боков горами Мюнхсберг, этот древний город расположился на обоих берегах реки Зальцах. Целый лес церковных шпилей вонзался в вечернее небо над брусчаткой площадей и лабиринтом узких улочек. Четыре столетия назад соборы старинного австрийского города считались настоящей религиозной меккой этих краев.

Возникший как древнеримский торговый центр, Зальцбург позднее стал оплотом христианства, превратившись в VIII веке в епископское владение. Его называли немецким Римом. Здешние соборы и дворцы были построены в угоду самым изысканным вкусам князей Церкви. Соль – по-немецки «зальц» – дала название провинции, городу и реке; культура и музыка обеспечили ему место в истории.

Малоун прилетел на самолете из Копенгагена и на такси доехал до центра города. Он выбрал небольшой отельчик недалеко от Моцартплатц. Вряд ли здесь мог поселиться Салазар с Кассиопеей. Он почти ничего не знал о своем сопернике. Впрочем, имеющихся сведений было достаточно, чтобы прийти к выводу: испанец предпочтет или «Захер», или «Золотой олень».

«Захер» располагался на противоположном берегу реки, рядом с дворцом Мирабель, в так называемом новом городе. «Золотой олень», напротив, стоял в центре старого Зальцбурга на Гетрайдегассе, знаменитой во всем мире торговой улице.

Решив, что из двух шикарных отелей испанец выберет именно этот, Малоун направился туда по пешеходной улице. По обеим сторонам высились узкие дома с зелеными, темно-желтыми и розовыми фасадами.

На каждом из них можно было увидеть причудливую кованую вывеску с изображением рода занятий той или иной ремесленной гильдии. Вывеска у входа в «Золотой олень» говорила сама за себя – ажурная решетка, а на ней застывший в прыжке золотой олень.

Войдя в темно-зеленые деревянные двери, Малоун оказался в холле, уставленном мебелью в баварском деревенском стиле. От входа к лестнице и лифту протянулась стойка из красного дерева. Коттон решил: в этой ситуации самое разумное – вести себя так, как будто знаешь, что делаешь.

– Мне нужен сеньор Салазар, – обратился он к молодой женщине за стойкой регистрации. У нее было широкое лицо и немигающие глаза. Как и двое других гостиничных служащих рядом с ней, она была в форменной одежде. Малоун смотрел только на нее, как будто ожидал действий в ответ на его просьбу.

– Он только что прибыл, – ответила женщина. – Но ничего не сказал о том, что ожидает гостей.

Малоун изобразил раздражение.

– Мне было сказано прийти сюда в назначенный час.

– Он в ресторане, – сообщил один из молодых людей в форме.

Коттон улыбнулся и, нащупав в кармане брюк пачку денег, протянул ему двадцать евро.

– Danke, – подобострастно поблагодарил тот, беря деньги.

Явно почувствовав себя обделенной, женщина бросила на него выразительный взгляд. Малоун с трудом удержался от улыбки. Даже в таких пафосных заведениях с их многовековыми традициями деньги решают всё.

Ему доводилось останавливался в этом отеле. Он знал, что ресторан находится на первом этаже в дальней части здания. Он прошел по узкому коридору, затем – через бар ко входу в сам ресторан. Некогда здесь была кузница; теперь же это место превратилось в самый крутой ресторан Зальцбурга, хотя, по мнению Малоуна, в городе имелись и другие заведения ничуть не хуже. Австрийцы обычно ужинают после семи часов, так что за накрытыми белоснежными скатертями столами, сияющими фарфоровой посудой и хрусталем, в это час никого не было.

За исключением одного стола в центре зала.

За ним, лицом к нему, сидел Салазар, а спиной к нему – Кассиопея.

Малоун не стал входить внутрь, а, притаившись за дверью, принялся наблюдать за испанцем.

То, что он решил сделать дальше, было сопряжено с риском.

Но отступать некуда. Точку невозврата он уже прошел.

***

Салазар был доволен.

Они с Кассиопеей прилетели на его самолете из Копенгагена в Зальцбург, после чего заселились в отель. Аукцион был назначен на семь вечера, поэтому они решили отужинать пораньше. Местом проведения аукциона был Хоэнзальцбург, старинная крепость, сидевшая на высоте 120 метров над городом на поросшей соснами скале.

Замок был заложен в XI веке, но его строительство растянулось на шестьсот лет. Сейчас это музей и главная городская достопримечательность, откуда открывается вид на Зальцбург и окрестные горы. Салазар подумал, что до начала аукциона было бы неплохо прогуляться по его парапетам, особенно в такую прекрасную для этого времени года погоду.

Кассиопея выглядела потрясающе. Этим вечером на ней был брючный костюм из черного шелка, туфли на низком каблуке, неброская бижутерия и золотой ремешок, который свободно обхватывал ее тонкую талию. Хусепе с трудом отвел взгляд от низкого выреза блузки. Темные волосы волнами ниспадали ей на плечи. Лицо бледное, минимум косметики. Обычно аукционы – он знал это из своего опыта – предполагают строгие вечерние наряды. Сегодняшний был не таким пафосным, но Хусепе был рад, что Кассиопея, тем не менее, оделась, как того требуют правила.

– Не сочтешь за дерзость, если я скажу, что ты выглядишь потрясающе?

– Я бы расстроилась, если б ты этого не сделал, – улыбнулась Кассиопея.

Салазар попросил официанта не торопиться с напитками.

– У нас есть время для неторопливого ужина, – сказал он. – После чего мы могли бы подняться на фуникулере прямо к замку. Это самый простой способ добраться туда.

– Заманчивое предложение. Скажи, на этом аукционе тебя интересует только книга?

Еще в самолете они обсудили предстоящие торги. Главным их лотом – особенно если вы «святой», которому интересна история его веры, – была Книга Мормона. Издание 1830 года было обнаружено среди личных вещей некоего австрийца, недавно отошедшего в мир иной.

В свое время многие вещи в доме Салазара были куплены на аукционах и частных распродажах, и лишь считаные получены в дар или по наследству. Об аукционе он знал давно и хотел приехать на него. Появление американцев лишь укрепило его в этом намерении.

Первый из них, которого пришлось бросить в подвал, как назло, оказался неразговорчивым. Второй похитил самолет и сбежал. Третий был кем-то вроде книготорговца и сотрудничал с врагом. Это он убил по меньшей мере двух его людей.

И вот теперь он вошел в ресторан.

– Спасибо тебе.

– Не за что, – ответил ангел.

***

Малоун поймал на себе пристальный взгляд Салазара. Даже если испанец и узнал его, на его лице это никак не отразилось. Темные глаза смотрели бесстрастно. Даниты наверняка доложили о нем Салазару; однако это вовсе не значит, что тот знает его в лицо.

Коттон подошел ближе.

– Чем могу быть полезен? – спросил Салазар.

Малоун взял от соседнего столика деревянный стул и, не дожидаясь приглашения, подсел к ним.

– Мое имя Коттон Малоун.

***

Кассиопея не раз бывала в крутых переделках, когда ее жизни угрожала опасность, но она не могла припомнить более неловкую ситуацию, чем эта. Первой ее мыслью было: каким образом Коттон оказался здесь, в Австрии, в отеле «Золотой олень»? Второй: знает ли об этом Стефани? Наверняка нет. Иначе она предупредила бы ее, особенно если учесть возможные последствия. Третьей было чувство вины. Неужели она предала Коттона? Неужели он считает ее предательницей? Что он знает?

– Ваше имя должно что-то для меня значить? – надменно поинтересовался Салазар.

– Должно.

– Я не знаю никого по имени Коттон. Уверен, за этим кроется какая-то история. Я прав?

– Верно, долгая история.

От Кассиопеи не ускользнуло, что Коттон не протянул Салазару руки. Ей также не понравился холодный взгляд его зеленых глаз.

– А вы кто такая? – спросил он ее.

– Я не уверена, что это так важно. Мы оба видим вас впервые в жизни, – произнесла она довольно резко.

Ее лицо осталось непроницаемым.

***

– Я агент Министерства юстиции США, – ответил Малоун.

Он не произносил этих слов вот уже четыре года – с того момента, как оставил службу и перебрался в Данию.

– Вы рассчитываете тем самым напугать меня? – спросила Кассиопея.

– Мадам, приношу мои извинения, но у меня дело к мистеру Салазару.

– Вы советуете мне не совать нос в ваши дела?

– Именно это я и хотел сказать. Было бы лучше, если б вы подождали нас за дверью.

– Она никуда не пойдет! – решительно заявил Салазар.

Малоун не имел ничего против. Он сильно соскучился по ней. Ему хотелось слышать ее голос. Но, как и она, он не мог выйти из роли и потому спросил:

– Вы – защитник этой дамы?

– А какое вам до этого дело? – ощетинился испанец.

Коттон секунду подумал и пожал плечами.

– Ну хорошо, если вы настаиваете, чтобы она осталась, мы можем поговорить и при ней. Ситуация изменилась. Наш интерес к вашей персоне перестал быть секретом. Расследование стало открытым и будет вестись у вас перед носом. Я же здесь для того, чтобы довести его до конца.

– Мне это безразлично.

– Может, мне вызвать полицию? – спросила у Салазара Кассиопея.

– Не надо, я сам справлюсь, – ответил тот и повернулся лицом к Коттону. – Мистер Малоун, я не имею ни малейшего представления о том, о чем вы говорите. Вы утверждаете, что Министерство юстиции США следит за мной? Скажу честно, это для меня новость. Но если это действительно так, мои адвокаты позаботятся о моих интересах. Если вы оставите мне свою визитную карточку, я распоряжусь, чтобы они связались с вами.

– Не люблю адвокатов и мормонов, – ответил ему Малоун. – Особенно лицемерных мормонов.

– Нам не привыкать к невежеству и нетерпимости.

Коттон усмехнулся:

– Неплохо. Если человек глуп, то он не поймет, что его оскорбили; если же умен, то не рассердится. В любом случае вы в выигрыше. Вас учили этому в церковной школе?

На сей раз ответа не последовало.

– Разве не там все мормоны постигают, так сказать, генеральную линию партии? На Священной земле. В Солт-Лейк-Сити. Как там вас учили? Улыбайся, будь спокоен, говори всем, что Иисус их любит… Конечно, Иисус возлюбит вас еще больше, если стать мормоном. Иначе замерзнешь насмерть во тьме неверия. Верно я говорю?

– Для тех, кто следует за Сатаной, отрицая промысел Небесного Отца, уготовано место изгнания, – презрительно произнес Салазар. – Для извращенных душ вроде вас.

Высокомерная интонация испанца начинала действовать на нервы.

– А как насчет искупления кровью? Это тоже часть Божьего промысла?

– Вы явно начитались рассказов о моей Церкви, о том, что было в далеком прошлом. Мы больше не практикуем искупление кровью.

Малоун указал на Кассиопею. Черт, до чего же она была хороша в эти минуты!

– Она – первая ваша жена? Третья? Восьмая?

– К вашему сведению, мы больше не практикуем многоженство.

Коттон, образно говоря, нажимал на кнопки, пытаясь найти нужную, однако Салазар оставался непробиваем. Малоун решил поменять тактику.

– Вы понимаете, что ужинаете с убийцей? – спросил он Кассиопею.

Испанец вскочил со стула.

– Довольно!

Вот. Наконец-то. Правильный ход.

– Убирайтесь отсюда! – потребовал Салазар.

Малоун поднял глаза. Ответный взгляд обжег его ненавистью, однако испанцу хватило ума сдержаться.

– Я видел труп, – негромко сообщил Малоун.

Салазар промолчал.

– Он работал на американское правительство. У него осталась жена с детьми.

Малоун бросил последний взгляд на Кассиопею. Было видно, что она сердита.

«Уходи», – сказали ее глаза.

Коттон отодвинул стул и встал.

– Я убрал двух твоих людей и Барри Кирка. Сейчас я пришел за тобой.

Салазар холодно посмотрел на него, однако промолчал.

Ему вспомнилось нечто такое, чему он научился много лет назад. Заведи человека, и он начнет думать. Добавь злости, и он наверняка все испортит.

Малоун ткнул в испанца пальцем.

– Ты у меня в руках, – сказал он и шагнул к выходу.

– Мистер Малоун!

Коттон застыл на месте и обернулся.

– Вы должны извиниться перед дамой!

Смерив Салазара презрительным взглядом, Малоун посмотрел на Кассиопею.

– Извините, – произнес он и, помолчав секунду, добавил: – Если я оскорбил вас.

 

Глава 28

Вашингтон, округ Колумбия

В обществе Дэнни Дэниелса Стефани чувствовала себя неуютно. Они вот уже несколько месяцев не виделись и не разговаривали друг с другом.

– Как поживает первая леди страны? – поинтересовалась она.

– Ждет не дождется, когда наконец покинет Белый дом. Так же, как и я. Политика – это не то, что было раньше. Пора начинать новую жизнь.

Двадцать вторая поправка к Конституции Соединенных Штатов допускала лишь два президентских срока. Почти каждому президенту США хотелось остаться на второй срок, хотя опыт истории свидетельствовал о том, что вторые четыре не идут ни в какое сравнение с первыми. Президент либо становится чересчур напористым, зная, что ему нечего терять, что отталкивало от него как сторонников, так и противников, – либо делался чересчур осторожным, спокойным и покладистым, не желая делать ничего такого, что могло снискать ему дурную славу. И то и другое не шло на пользу делу. Вопреки тенденции, во второй срок Дэниелс развил бурную деятельность, в том числе пытался разрешить горячие вопросы, из разряда тех, которыми занимались Стефани и ее отряд «Магеллан».

– Этот стол великолепен, – произнес президент. – Я специально попросил принести его сюда. Одолжил в госдепартаменте. А вот эти кресла были сделаны для Куэйлов, в первый срок президентства Буша.

От Стефани не ускользнуло, что Дэниелс нервничает, что не в его духе. Раскатистый баритон президента звучал тише обычного, взгляд казался растерянным.

– Я распорядился насчет завтрака. Ты проголодалась?

На столе уже стоял фарфоровый сервиз, украшенный гербом вице-президента. Хрустальные бокалы искрились и сверкали в ярком утреннем свете, лившемся в окна.

– Ты не мастер вести светские разговоры, – заметила Стефани.

Президент усмехнулся:

– Верно.

– Хотелось бы знать, в чем, собственно, дело.

От ее взгляда не ускользнула папка с бумагами, лежавшая здесь же, на столе.

Перехватив взгляд Стефани, Дэниелс вынул из нее лист и протянул Нелл.

Это была ксерокопия написанного от руки текста. Почерк явно женский, мелкий, витиеватый; слова разобрать довольно трудно.

– Это письмо было отправлено президенту Улиссу Гранту девятого августа тысяча восемьсот семьдесят шестого года.

Подпись оказалась разборчивой.

Миссис Авраам Линкольн.

– Мэри Тодд была еще та пташка, – прокомментировал Дэниелс. – Прожила нелегкую жизнь. Потеряла трех сыновей и мужа. Затем боролась с Конгрессом, чтобы выхлопотать себе пенсию. Это было нелегко. Будучи первой леди, она сумела настроить против себя почти всех в Белом доме. В конце концов она всем так надоела, что ей решили дать денег – лишь бы отстала.

– Она не отличалась от сотен тысяч ветеранских вдов, которым дали пенсию. Она ее заслужила.

– Неправда! Еще как отличалась! Она была миссис Авраам Линкольн, а к тому времени, когда Гранта избрали президентом, никто не хотел даже слышать имя Линкольна. Сегодня мы почитаем его как бога. Но в первые десятилетия после Гражданской войны Линкольн не был той легендой, которой он стал впоследствии. Его ненавидели. Осыпали оскорблениями.

– Неужели они знали что-то такое, что неведомо нам?

Дэниелс протянул ей другой листок, на этот раз с машинописью.

– Это распечатка с той копии, которую ты держишь в руках. Прочитай.

После отъезда из Вашингтона я вела жизнь в полном уединении. Будь мой дорогой супруг в эти последние четыре года жив, мы бы провели этот отпущенный нам срок в доме, который дарил бы нам радость. Как страстно я любила Солдатский дом, где мы провели большую часть нашего пребывания в Вашингтоне, и мне больно, что теперь я так далеко от него и, с разбитым сердцем, призываю в молитвах смерть избавить меня от моего мучительного существования.

Каждое утро, пробуждаясь из тревожного сна, я едва представляю себе необходимость прожить еще один день столь же кошмарно, что и вчерашний. Без моего любимого мужа жизнь кажется мне тяжким бременем, и мысль о том, что скоро я покину эту юдоль скорби, вселяет в меня невыразимую радость. Каждый день я задаюсь вопросом – удастся ли мне сохранить здоровье и здравость рассудка? Прежде чем они окончательно покинут меня, хочу сообщить вам о некоем деле, о котором вам следует знать.

Потеряв всех моих близких, я на какое-то время о нем забыла, однако мысль о нем вернулась мне в голову прошлой ночью, когда я лежала без сна. Отбыв два года первого срока своего президентства, мой дорогой муж получил послание от своего предшественника, мистера Бьюкенена, – то самое, что передается от одного главы нации другому со времен мистера Вашингтона. Слова этого письма крайне расстроили моего дражайшего супруга. Он признался мне, что лучше б он никогда не получал этого письма.

Мы еще трижды обсуждали данное дело, и каждый раз он повторял эту самую жалобу. Его страдания во время войны были необычайно тяжкими и глубокими. Я всегда считала, что это последствия того, что он был главнокомандующим, но однажды муж признался мне, что это все из-за письма Бьюкенена. За несколько дней до его убийства, когда война была выиграна, мой муж сказал, что эти тревожные слова все еще существуют.

Сначала мой муж хотел их уничтожить, но вместо этого послал на запад к мормонам как часть сделки, которую он заключил с их предводителем. Мормоны сдержали свое слово, так же как и настал момент вернуть назад то, что он им передал. Что делать с этим дальше, муж не знал. Мой горячо любимый супруг так и не успел принять такое решение, и это нечто так и не было возвращено. Я решила, что, возможно, вам следует знать об этом. Можете распорядиться тем, что узнали, по вашему усмотрению. Для меня это больше не имеет никакого значения.

Стефани оторвала взгляд от письма.

– Мормоны все еще владеют этой информацией, – сообщил ей Дэниелс. – Она у них с шестьдесят третьего года, когда Авраам Линкольн заключил сделку с Бригамом Янгом.

– Эдвин рассказывал мне об этом.

– Вообще-то это был хитрый ход. Линкольн не стал форсировать в отношении мормонов закон о запрете многоженства. Янг, со своей стороны, не стал уничтожать телеграфные столбы и железные дороги, ведущие на запад. Как и не стал отправлять своих людей воевать на стороне южан.

– Письмо, передаваемое от президента к президенту… Оно на самом деле существовало?

– Похоже, что да. Нечто подобное упоминается в ряде секретных государственных документов. Ознакомиться с ними могут только президенты. Я читал их несколько лет назад. Намеки невнятны, но они есть. Джордж Вашингтон определенно передал своим преемникам нечто такое, что в конечном итоге дошло до Линкольна. К сожалению, шестнадцатый президент США был убит прежде, чем письмо попало в руки семнадцатому. И поэтому о нем забыли. Все, кроме Мэри Тодд.

Стефани заподозрила, что тут явно что-то нечисто.

– Чего именно ты мне недоговариваешь?

Дэниелс открыл папку и передал ей еще несколько листов с напечатанным текстом.

– Это чистовая версия записки, включенной в корпус засекреченных документов. Написана Джеймсом Мэдисоном в конце его второго срока в тысяча восемьсот семнадцатом году. Предположительно предназначена его преемнику, Джеймсу Монро.

Что касается записки, написанной нашим первым президентом, я, будучи четвертым по счету человеком, занявшим почетный президентский пост, присовокупляю данное приложение, которое следует передать тому, кто станет следующим предводителем нации. В субботу вечером мистер Вашингтон присутствовал на великом собрании. Он председательствовал на чрезвычайной сессии и лично знает обо всем, что там произошло. До того как занять мой нынешний пост, я понятия не имел о том, чем там все закончилось.

Я был рад узнать, что мистер Вашингтон распорядился, чтобы данный документ переходил от президента к президенту. Не пропустив ни дня Конституционного Конвента, ни даже минуты любого часа любого дня, я занял место перед председателем, тогда как остальные члены собрания сидели по левую и правую руку от меня. В данном благоприятном положении, позволявшем все слышать, я записывал все, что зачитывалось председателем или произносилось присутствующими. Ведение протоколов было продиктовано моим искренним стремлением к полноте и точности, и после моей смерти, которая, как я надеюсь, последует еще не скоро, они будут обнародованы.

Однако все последующие президенты должны знать, что эти записки неполны. Для всецелого их понимания понадобится нечто, что спрятано под моим летним кабинетом. Если следующий хозяин этого кабинета сочтет разумным действовать в соответствии с тем, чему мистер Вашингтон позволил сохраниться, то этот щедрый подарок может оказаться весьма полезным.

– После Мэдисона у нас было много президентов, – заметила Стефани. Наверняка хотя бы один из них решил взглянуть, что это такое.

– Данная записка никогда не прилагалась к документам и никому не передавалась. Она, по всей видимости, была засекречена, а затем найдена год назад в каких-то личных письмах Мэдисона, хранившихся в библиотеке Конгресса США. Ее не видел ни один президент, кроме меня. На мое счастье, тот, кто ее нашел, – мой человек. – С этими словами Дэниелс протянул Стефани еще один запечатанный в пластик лист, который вынул из той же папки. – Это оригинал записки Мэдисона. Что ты заметила?

Она заметила. Внизу стояли две буквы. IV.

– Римские цифры? – уточнила она.

Дэниелс пожал плечами.

– Трудно сказать.

Обычно разговорчивый и общительный, сегодня он был не похож себя. Никаких забавных историй, никакого громкого баритона. Дэнни Дэниелс напряженно сидел в кресле, на лице – каменная маска. Неужели он чего-то боится? Стефани никогда еще не видела его таким.

– Говорят, будто Джеймс Бьюкенен сказал незадолго до Гражданской войны, что вполне может стать последним президентом Соединеных Штатов. Я никогда – до этой минуты – не понимал, что он имел в виду.

– Бьюкенен ошибался. Юг потерпел поражение.

– В этом-то и проблема, Стефани. Он мог и не ошибаться. Но возник Линкольн, который сблефовал в игре в покер с парой двоек, хотя у остальных игроков были отличные карты, – и выиграл. Правда, в конце игры ему вышибли мозги. А я не собираюсь стать последним президентом Соединенных Штатов.

Чтобы узнать больше, Стефани решила затронуть более безопасную тему.

– Что имел в виду Мэдисон под «летним кабинетом»?

– Это Монпелье, его загородный дом в Вирджинии, где он построил себе храм.

Нелл дважды бывала там и видела это сооружение с колоннами. Мэдисон обожал римский классицизм и взял за основу храм итальянского зодчего Браманте. Храм возвышался на поросшем старыми кедрами и соснами холме посреди просторного сада.

– Мэдисон обладал вкусом, – признал Дэниелс. – Под этим храмом он вырыл яму, в которой устроил ледник. Пол над ним был деревянным, так что летом там было прохладно. Этакий примитивный кондиционер. Деревянный пол давно разобрали и заменили бетонной плитой с люком.

– Зачем мне нужно об этом знать?

– Мэдисон называл этот храм своим летним кабинетом. Я хочу, чтобы ты нашла то, что спрятано под полом.

– Почему я?

– Потому что, из-за сенатора Роуэна, только ты одна можешь это сделать.

 

Глава 29

Зальцбург

Покинув отель «Золотой олень», Малоун зашагал по запруженной людьми Гетрайдегассе в сторону своей гостиницы. Встреча с Салазаром была задумана с тем, чтобы разозлить испанца, и, похоже, это ему удалось. А еще он рассчитывал вогнать трезубец в бок Кассиопее. Она здесь не одна. Это раз. Он знает, что она здесь. Это два. И, наконец, Салазар опасен. Это три.

Намеренно оскорбив Кассиопею, он уловил презрение в глазах Салазара – испанец воспринял посягательство на честь своей спутницы как личное оскорбление. Малоун понимал, что Кассиопея не вышла бы из роли. Впрочем, его терзали сомнения: а роль ли это? Ему откровенно не понравилось то, что она с Салазаром. Эти двое остановились в отеле «Золотой олень», ужинают вместе и собираются отправиться на аукцион, а после возвращения в отель… Стоп! Хватит!

Он должен все хорошенько обдумать.

Малоун развернулся и зашагал в сторону Резиденцплатц, мощенной брусчаткой площади рядом с городским собором и бывшей епископской резиденцией, в центре которой бил мраморный фонтан в стиле барокко. Его отель находился северо-восточнее, за городским музеем. Было еще светло, но неумолимо приближался вечер. Солнце стремительно меркло.

Коттон остановился возле фонтана. Пора действовать, как и подобает агенту.

Он достал телефон и сделал единственно разумное в этой ситуации.

***

В кармане Стефани завибрировал сотовый телефон.

– Ответишь? – поинтересовался Дэниелс.

Гудок был хорошо слышен в тишине столовой.

– Звонок может подождать.

– А если нет?

Стефани достала телефон и посмотрела на номер звонившего.

– Это Коттон.

– Ответь ему. По громкой связи.

Стефани положила телефон на стол и включила режим громкой связи.

– Я в Зальцбурге, – сообщил Малоун.

– Кто бы сомневался.

– Можно подумать, от тебя что-то скроешь. Но у меня возникла проблема. Я тут слегка подразнил Салазара, и теперь он в курсе, что мы сели ему на хвост.

– Надеюсь, ты не выдал Кассиопею.

– Можешь быть спокойна. Этот тип возомнил себя рыцарем в сверкающих доспехах. Трогательное зрелище.

Стефани заметила, что Дэниелс улыбнулся. Интересно, что, собственно, ему известно? Во всяком случае, похоже, его держали в курсе.

– Тут скоро начнется аукцион… Я хочу купить одну книгу.

– Ты ведь у нас спец в этом деле.

– Мне нужны деньги. – Коттон назвал требуемую сумму.

– Дадим, – одними губами прошептал Дэниелс.

– Куда перечислить? – уточнила Стефани.

– Я сейчас сброшу по «электронке» номер моего счета. Перечислите всю сумму немедленно.

Президент подошел ближе и громко произнес:

– Коттон, это Дэнни Дэниелс.

– Не знал, что помешал совещанию у президента.

– Наоборот, я даже рад. Для нас важно занять Салазара еще день-другой. Сможешь это сделать?

– Не проблема. Если я смогу купить книгу, то стану номером один в его списке неотложных дел.

– Вот и купи. Сколько бы она ни стоила. Цена не имеет значения.

– По-моему, этот тип заслуживает пулю между глаз.

– Он заплатит за то, что сделал с вашим агентом. Но не сейчас. Прояви терпение.

– Терпение – моя специальность.

Связь оборвалась. Нелл посмотрела на Дэниелса.

– Стефани, – произнес тот, – если мы упустим эту вещь, все пропало.

***

Кассиопея пыталась воздать должное ужину, но появление Коттона ее встревожило. Ее спутник тоже, судя по всему, был расстроен. Он извинился перед ней, добавив, что этот Малоун – явно сумасшедший. Она снова предложила вызвать полицию, но Хусепе отказался. Через десять минут после ухода Коттона в ресторане появился другой мужчина – молодой, спортивный, с короткой стрижкой, – очевидно, из числа подручных Хусепе, и они вместе вышли из зала.

Неужели данит?

Попивая воду из бокала, Кассиопея с безразличным лицом наблюдала за ними в окно. Все понятно. Коттон приходил, чтобы объявить о своем присутствии и Хусепе, и ей. В этом нет никаких сомнений. А еще он сообщил ей о гибели одного из агентов.

Неужели Хусепе действительно причастен к убийству?

– И как тебе местная кухня? – Неожиданно рядом с ней снова вырос Салазар.

– Очень вкусно.

– Здешний шеф-повар – мастер своего дела. Я еще ни разу не был разочарован.

– Ты часто бываешь здесь?

– Начиная с девяносто седьмого года в Зальцбурге действует наша община. Сейчас в ней около тысячи членов. Я несколько раз бывал у них, это часть моих европейских обязанностей.

– Церковь и впрямь распространилась по всему миру.

Хусепе кивнул.

– Более четырнадцати миллионов прихожан. Примерно половина за пределами Соединенных Штатов.

Кассиопея пыталась помочь ему успокоиться, выбросить из головы то, что только что произошло. Увы, было видно, что Хусепе не на шутку встревожен.

– Этот самый Малоун упомянул, – проговорила она, – что тобой интересуется правительство США. Это правда?

– Были какие-то слухи… Якобы это как-то связано с нашей Церковью. Правительство почему-то горит желанием нас наказать. Впрочем, толком ничего не известно.

– Он обвинил тебя в убийстве.

– Согласись, что это верх наглости, как и нападки в твой адрес.

– Кто такой Барри Кирк?

– Он работает на меня и пропал несколько дней назад. Скажу честно, это его заявление вызвало у меня беспокойство.

– Тогда нужно позвонить в полицию.

Хусепе нахмурился.

– Не сейчас. Я пока сам займусь его поисками. Вдруг Барри просто куда-то уехал, ничего никому не сказав… Прежде чем впутывать в это дело власти, нужно самим все выяснить.

– Спасибо, что встал на мою защиту.

– Не стоит благодарности. Но я хочу, чтобы ты знала: тебе не о чем беспокоиться. Я только что попросил коллегу позвонить в Солт-Лейк-Сити и сообщить о случившемся. Надеюсь, церковные власти свяжутся с нужными людьми в правительстве и те поставят этого Малоуна на место.

– Он выдвинул просто невероятные обвинения.

Хусепе кивнул.

– Это было сделано специально, чтобы спровоцировать скандал.

– Если тебе нужна моя помощь, можешь на нее рассчитывать.

Похоже, он оценил ее заботу.

– Спасибо. – Салазар посмотрел на часы. – Кажется, нам пора на аукцион. Встретимся в фойе, скажем, через пятнадцать минут.

Они встали из-за стола и вернулись обратно в отель. Опасения Кассиопеи превратились в осязаемый страх.

К несчастью, Хусепе ошибался.

Коттон Малоун никому не даст поставить себя на место.

 

Глава 30

Зальцбург

19.00

Малоун принял душ и переоделся в брюки от костюма, чистую рубашку и блейзер. Он захватил эти вещи специально для аукциона, даже точно не зная, пойдет он на него или нет. Однако после встречи с Салазаром понял, что пойдет.

В брошюре, которую он держал в руках в кабинете Салазара, говорилось, что торги будут проходить в Золотом зале в крепости Хоэнзальцбург, венчавшей холм высотой в 120 метров. Там было два бастиона – один высокий и второй пониже, некогда высеченный в толще скалы. Оба ощетинились зубчатыми стенами и башнями, как и полагается средневековой цитадели. Малоун уже однажды был здесь – извивающимися коридорами проходил мимо изразцовых печей в просторные залы и золоченые покои, а потом спускался в подземелье.

Коттон не стал пользоваться фуникулером из опасений наткнуться на Кассиопею и Салазара. Вместо этого он решил пройти пешком по крутой тропинке под осенними кронами, ронявшими последнюю листву. Подъем занял у него полчаса. По пути ему встретилось немало туристов, возвращавшихся из крепости вниз, в город. Незаметно сгустились сумерки, в небе появились луна и звезды. Стало заметно прохладнее. Впрочем, свежий воздух бодрил.

Коттон шагал вверх, погрузившись в мысли.

Позвонив Стефани, он не ожидал услышать в трубке голос Дэнни Дэниелса. Что происходит сейчас там, по ту сторону Атлантики? Президенту известно о Салазаре. Похоже, о любом событии тотчас становилось известно в Овальном кабинете. Похоже, ставки в этой игре запредельно высоки.

Что ж, он не против.

Ничто так не обостряет наши чувства, как ожидание. Ему ни в коем случае нельзя расслабляться.

Малоун вошел в крепость по каменному мосту, перекинутому там, где когда-то был ров. Над сводчатым проходом он заметил круглую амбразуру, через которую бросали камни в осаждавших замок врагов. Малоун хотел появиться на торгах сразу после их начала. Из таблички на крепостной стене он узнал, что вход в замок заканчивается в полседьмого вечера. Значит, по вечерам Золотой зал сдается в аренду для проведения разных мероприятий. Возле ведущей внутрь лестницы стояла пожилая служительница. Малоун объяснил ей, что пришел на аукцион. В ответ на ее вопрос она махнула рукой – мол, проходите.

«Доротеум» был ему знаком. Здесь проводились серьезные, профессиональные торги. Наверху, в просторном коридоре, другая женщина вручила ему каталог и зарегистрировала как участника. Взгляд Малоуна остановился на статуе Карла Великого, охранявшей вход в Золотой зал. Первый император Священной Римской империи когда-то посетил Хоэнзальцбург, и это до сих пор было предметом гордости. Тем временем из зала уже доносился голос аукциониста.

– Итоги торгов окончательные, – объяснила ему женщина. – И требуют немедленной оплаты приобретения из легальных источников.

Малоун был в курсе процедуры торгов и потому показал служительнице свой телефон.

– Я приготовил деньги и теперь жду результата.

– Желаю вам успеха.

Он сам очень на него надеялся.

***

Кассиопея сидела рядом с Хусепе.

Они поднялись в крепость на фуникулере: всего минута крутого подъема по тоннелю нижнего бастиона. Между тем стемнело. Город внизу начал зажигаться огнями, оранжевое солнце окончательно село за горы.

Рука об руку Хусепе и Кассиопея прогулялись по бастиону, любуясь лабиринтом улочек, башен, шпилей и куполов далеко внизу. За городом, в сером сумеречном свете, раскинулись холмы и зеленые луга, на которых то здесь, то там виднелись сельские домики. Безмятежный сельский пейзаж напомнил Кассиопее юг Франции. Боже, как она скучала по своему дому и замку! Оказавшись в этой древней крепости, женщина не могла не восхититься ее красотой и величием. Вспомнила она и о строительстве собственного замка. Работа продвигалась хорошими темпами: строители восстановили уже три внешних стены. Правда, по их словам, на полную реконструкцию сооружения XIII века потребуется еще лет десять.

Кассиопея пролистала каталог. Выставленные на продажу лоты впечатляли. Похоже, покойный владелец вещей был человек состоятельный. Фарфор, фаянс, столовое серебро, три картины, несколько старинных книг, в числе которых и экземпляр первого издания Книги Мормона. Хусепе явно уже видел себя его новым владельцем. Об аукционе его предупредил местный служитель. Хусепе признался ей, что очень надеется на то, что, что на торги не придет никто из серьезных коллекционеров.

На аукционе «Доротеума» обычно разрешалось предлагать цены по телефону, однако на этот раз подобную возможность исключили. Участники должны были присутствовать лично, имея при себе деньги для оплаты приобретений. Кассиопею по-прежнему не отпускали мысли о том, что произошло в ресторане. Ей вспомнился взгляд Коттона. Что в нем было? Опасение, мольба, злость?

Нет, пожалуй, обида.

Кассиопею охватили сомнения.

Она приказала себе быть настороже.

Невозможно угадать, что произойдет дальше.

***

Малоун стоял у входа в зал, слушая голос аукциониста, перечислявшего предлагаемые лоты. Около пятидесяти человек сидели в креслах, лицом к небольшому помосту. От позолоты слепило глаза – позолоченная резьба, позолоченные стены; в углу огромная изразцовая печь. По бокам зала – витые колонны розового мрамора. Богатый кессонный потолок весь в золотых кнопках, сиявших как звезды. Когда-то здесь принимали гостей князья, теперь это было место паломничества туристов, а также проведения корпоративов, банкетов и аукционов.

Малоун заметил на одном из первых рядов Салазара и Кассиопею. Оба внимательно слушали аукциониста, принимавшего цены на фарфоровую вазу. Коттон заглянул в каталог. Книгу Мормона объявят через три лота.

Он проверил телефон. Сообщение от Стефани подтвердило: деньги переведены на его счет, и при необходимости сумма будет увеличена.

Коттон улыбнулся. Неплохо иметь в качестве личного банкира президента Соединенных Штатов.

***

Салазар с трудом мог усидеть на месте. Всю жизнь он мечтал стать обладателем хотя бы одной вещи, к которой прикасался пророк Джозеф. Ему было известно о драме, разыгравшейся в связи с изданием первых пяти тысяч экземпляров Книги Мормона. Для маленькой типографии на севере штата Нью-Йорк это было неподъемной задачей.

На то, чтобы отпечатать почти три миллиона страниц первого издания, ушло восемь месяцев. 25 марта 1830 года книга наконец поступила в продажу. Первоначально она продавалась по цене доллар семьдесят пять центов за штуку, но из-за слабого спроса цена упала до доллара двадцать пять центов. Чтобы отдать долг типографии, который составлял три тысячи долларов, один из первых «святых» Мартин Харрис был вынужден продать 150 акров угодий на своей ферме.

«Ты не станешь цепляться за свое имущество, но пустишь его на издание книги. Именно так было сказано Старейшине Харрису, – прошептал ангел в его голове. – Его жертва сделала свое дело».

Через одиннадцать дней после того, как книга легла на прилавки магазинов, верующие в ее слово собрались в Файетте, штат Нью-Йорк, и создали Церковь, которая восемь лет спустя получила название Церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней.

«Пробил твой час, Хусепе. Пророки наблюдают за тобой. Ты – их данит, тот, кто понимает, что поставлено на карту».

Он пришел сюда, чтобы потребовать то, что принадлежит ему по праву.

И не только эту книгу.

Ему нужна и книга, и Кассиопея. Чем дольше она была рядом с ним, тем больше Салазар желал ее.

Он был не в силах это отрицать, да и не хотел.

 

Глава 31

Вашингтон, округ Колумбия

Стефани лениво ковыряла завтрак, поданный ей и президенту. Она была не особенно голодна, но это давало возможность обдумать услышанное. Она уже давно варится в этой каше, чтобы понимать, что к чему. Одни игры, в которые ей приходилось играть, были глупыми. Другие – откровенной чепухой. Третьи доставляли головную боль. Но изредка бывали и настоящие.

– Мы с Эдвином занимаемся этим уже больше года, – признался Дэниелс. – Лишь мы вдвоем плюс небольшая помощь со стороны разведки. Но события развиваются стремительно. Как только Роуэн вышел на тебя, мы сразу поняли, что ему нужно.

Нелл отложила вилку.

– Не любишь яичницу?

– Честно говоря, терпеть не могу.

– Все не так плохо, Стефани.

– В отличие от меня, тебе не светит предстать перед Конгрессом. Кстати, сдается мне, ты был в курсе, что под меня копают.

Дэниелс покачал головой.

– Я надеялся, что так будет, но точно не знал.

– Надеялся?

Президент отодвинул тарелку в сторону.

– Вообще-то я тоже не любитель яичницы.

– Так почему мы тогда ее едим?

Дэниелс пожал плечами.

– Не знаю. Я просто попросил что-нибудь приготовить. Все не так просто.

– А почему мы здесь, а не в твоем кабинете?

– Там слишком много посторонних ушей и глаз.

Странный ответ, но Стефани никак не отреагировала.

– Как ты понимаешь, – продолжил Дэниелс, – Мэри Тодд Линкольн, по всей видимости, была психически неуравновешенной.

– Она была несчастной женщиной, которая потеряла всех дорогих ей людей. Удивительно, как она вообще не сошла с ума.

– Его оставшийся в живых сын Роберт так и считал. Он поместил ее в сумасшедший дом.

– И ей удалось в судебном порядке опротестовать его действие?

– Да, она так и сделала. Затем, вскоре после этого, она отправила письмо Улиссу Гранту. С какой стати ей было это делать?

– Похоже, она была не такой сумасшедшей, какой нам ее рисует история. Грант не только сохранил это письмо, но и приказал засекретить. После восемьсот семьдесят шестого года у нас было еще много президентов. Почему ты первый, кого оно заинтересовало?

– Я не первый.

А вот это уже интересно. Стефани навострила уши.

– Имеются свидетельства, что его читали оба Рузвельта. А также Никсон, – продолжил Дэниелс.

– Я почему-то не удивлена.

Дэниелс усмехнулся.

– Я подумал о том же. В кабинете Никсона были два мормона. Он с симпатией относился к их Церкви. Он оказывал им знаки внимания в шестидесятом, шестьдесят восьмом и семьдесят втором году. В июле семидесятого он побывал в Солт-Лейк-Сити и встретился с Пророком и Двенадцатью его Апостолами. Тридцать минут, без прессы, за закрытыми дверями. Несколько странно для президента США, тебе не кажется?

– Зачем ему это?

– Затем, что хитромудрый Дик хотел знать, правда ли то, что Мэри Тодд написала в своем письме. Действительно ли у мормонов есть то, что некогда вручил им Авраам Линкольн.

– Что же он выяснил?

– Это мы никогда не узнаем. Все те, кто присутствовал на той встрече, давно мертвы. За исключением одного.

– Значит, с ним нужно поговорить.

– Что я и собираюсь сделать. – Дэниелс указал на записку Мэдисона. – Слава богу, мы ее нашли. Иначе мы даже не знали бы, в каком направлении следует вести поиски.

Взгляд Стефани скользнул по стенам и остановился на портрете Джона Адамса, первого вице-президента.

– Ты должен докопаться до сути, Дэнни.

Ага, она назвала его Дэнни! Похоже, Стефани и впрямь на него зла.

– Мне нравится, когда ты называешь меня по имени.

– А мне нравится, когда ты говоришь начистоту. – Она сделала паузу. – Что, кстати, бывает крайне редко.

– Я всего лишь хочу спокойно закончить мой второй срок, – негромко признался Дэниелс. – Пусть последние несколько месяцев пройдут мирно. Хватит с нас приключений. Но Таддеус Роуэн, похоже, думает иначе.

Стефани ждала, что он скажет дальше.

– Он уже больше года пытается подобраться к некоторым засекреченным документам. К тем, к которым невозможно получить доступ. Невозможно по определению. Он давил на ЦРУ, ФБР, АНБ, даже на пару чиновников из Белого дома. Роуэн знает, как и на кого давить, на какие клавиши нажимать. До сих пор ему многое удавалось. Сейчас он пытается подобрать ключик к тебе.

Теперь все понятно.

– Значит, мне предстоит стать наживкой?

– Почему бы нет? Мы с тобой прекрасно понимаем друг друга. Вместе у нас все получится.

– То есть у нас нет выбора.

– Это то, чего мне будет не хватать, когда я уйду в отставку. В том, что касается меня, вы все снова получите возможность выбора.

Стефани улыбнулась. Да, Дэнни верен себе.

– Вообще-то, я хотел поговорить с тобой раньше, но, похоже, правильно сделал, что не стал. Зато теперь, когда Роуэн подбирается к тебе, самый момент это сделать. Он ничего не заподозрит, а если и заподозрит, то все равно, сдается мне, пойдет на риск.

– Чего именно ты от меня ждешь? Что я должна сделать?

Дэниелс показал на записку Мэдисона.

– Во-первых, найди то, что Мэдисон спрятал в Монпелье. Я не хочу, чтобы ты занималась этим сама. У тебя ведь найдется агент, которому можно доверять?

– Есть. Он сейчас в Вашингтоне, только что вернулся.

Нелл выразительно посмотрела на Дэниелса, и тот понял.

– Люк справится с таким заданием?

– Он хороший агент, Дэнни.

– Хорошо, тогда пусть займется. Но если провалит задание, пусть пеняет на себя. Я и так уже раз замолвил за него словечко. Второго раза не будет.

– Сдается мне, Люк не единственный в очереди на увольнение.

– Ты профессионал, Стефани. Ты справишься. Если не ты, то кто? И еще я хочу, чтобы ты встретилась с Роуэном и вошла к нему в доверие.

– Но почему он должен поверить мне?

– Скажи ему, что не сможешь явиться в суд. Мол, это означает конец твоей карьеры. Но ты понимаешь, зачем тебя вызвали. Никто не откликнется на такую слезную просьбу без борьбы или компромисса. Очевидно, ему что-то нужно. Поэтому спроси прямо, чего он хочет, и заключай с ним сделку.

– Вряд ли он клюнет на эту удочку.

– Еще как клюнет! Вчера вечером мы специально организовали утечку в наших каналах связи: мол, тебя скоро с треском уволят.

Стефани задумалась. Она не была политическим назначенцем. Она состоит на государственной службе, а ее непосредственный начальник – министр юстиции. Как только срок президентства Дэниелса закончится, новый президент назначит нового министра. Вряд ли ее уволят – скорее переназначат на прежний пост. Нелл уже пережила несколько президентских администраций и всякий раз думала о том, когда же удача все-таки изменит ей.

– Почему же моя должность в опасности?

– Ты прикарманиваешь деньги.

Неужели она ослышалась?

– Да-да, деньги со своего дискреционного счета. Те самые, которые получаешь для проведения тайных операций. Мне сообщили, что в твоем личном распоряжении имеются несколько миллионов долларов, которые не подлежат аудитам Главного бюджетно-контрольного управления. К сожалению, стало известно, что полмиллиона долларов не проходят ни по каким статьям.

– Откуда же такая информация?

– А вот этого я не скажу, – уклонился от ответа Дэниелс. – Но ты сообщишь Роуэну, что у тебя проблема и присланная им повестка привлечет внимание и к ней. Попроси его что-нибудь сделать, чтобы застопорить это дело.

– Почему он должен мне поверить?

– Потому что ты действительно подворовываешь денежки, и у меня есть этому доказательства.

 

Глава 32

Зальцбург

Салазар был готов. Он велел себе успокоиться и проявлять терпение.

– Наш следующий лот, – объявил аукционист, – первое издание Книги Мормона, выпущенное в Пальмире, штат Нью-Йорк. Отпечатано Э. Грэндином в одна тысяча восемьсот тридцатом года за счет автора. О происхождение книги можно узнать из каталога, информация подтверждена экспертами. Раритет.

Рыночная стоимость такой книги сто пятьдесят тысяч евро плюс-минус несколько тысяч. Сомнительно, что у присутствующих в зале найдется столько денег, чтобы предложить бо́льшую сумму. До этого все выставленные на торги вещи уходили за довольно скромные деньги. Впрочем, Хусепе по опыту знал: намерения коллекционеров нельзя недооценивать.

– Первоначальная цена – сто тысяч евро, – продолжил аукционист. – Предлагаю увеличить названную сумму. Кто больше?

Это было в духе «Доротеума». Обычно торги начинались с умеренной цифры. Если никто не предлагал более высокую цену, лот возвращался владельцу. Если же новая цена не называлась, то побеждала самая высокая, независимо от ее размера.

Салазар вскинул правую руку, показывая, что готов на эту сумму. Он уже сказал аукционисту, что хотел бы приобрести этот лот.

– Сто тысяч евро!

– Сто двадцать тысяч! – произнес кто-то по другую сторону прохода.

– Сто пятьдесят! – заявил новую цену Салазар.

– Сто пятьдесят тысяч евро! Кто больше?

Никто не откликнулся. Хусепе остался доволен.

– Сто шестьдесят тысяч, – раздался новый голос.

Салазар обернулся. В дальнем конце зала стоял Малоун.

– Это тот самый человек, – шепнула Кассиопея.

– Да, это он, – ответил ей Салазар.

Коттон шагнул вперед и опустился в свободное кресло.

– Новая ставка – сто шестьдесят тысяч евро! – объявил аукционист.

– Сто семьдесят! – выкрикнул Салазар.

– Двести тысяч, – предложил новую цену Малоун.

Аукционист явно удивился этой цифре. Так же как и Салазар.

– Требую, чтобы этот джентльмен подтвердил свою кредитоспособность и показал свои документы, – заявил он.

Подобное требование допускалось, особенно когда предлагаемые цены намного превышали рыночную стоимость лота. В противном случае недобросовестные владельцы и спекулянты могли поднять цену до недосягаемых высот.

– Герр Салазар требует, чтобы вы предъявили свои документы, – произнес аукционист.

***

Малоун встал со стула. Он не раз бывал на аукционах и знал, что такое бывает. Коттон заранее выудил из лежавшего в Копенгагене под кроватью рюкзака удостоверение сотрудника Министерства юстиции, которое Стефани разрешила ему оставить себе. В своей прошлой жизни он редко им пользовался. Достав из кармана бумажник, Малоун продемонстрировал аукционисту корочку с золотой печатью и фотографией.

– Коттон Малоун. Министерство юстиции США. Этого достаточно?

Аукционист даже глазом не моргнул.

– Да, при условии, что вы в состоянии подтвердить свою платежеспособность.

– Уверяю вас, что в состоянии.

– Тогда продолжаем. Двести тысяч евро? Герр Салазар?

– Двести пятьдесят.

Кассиопея схватила своего спутника за руку и прошептала:

– Ты говорил мне, сколько стоит эта книга. Гораздо меньше двухсот пятидесяти тысяч!

– Обстоятельства изменились.

– Триста тысяч! – произнес Коттон.

Салазар повернулся и посмотрел на своего соперника. Да, он хотел, чтобы американец пришел сюда, даже надеялся на это. Однако никак не ожидал, что тот вступит с ним в борьбу.

– Четыреста тысяч! – объявил он, буравя Малоуна глазами.

– Четыреста пятьдесят тысяч! – парировал тот.

– Пятьсот тысяч!

В зале повисла тишина.

Салазар ждал, что последует дальше.

– Миллион евро! – предложил Малоун, сверля Салазара взглядом.

– Сюда пришел Сатана. Посмотри на него, Хусепе. Вот он сидит. Он – американский агент. Когда они начинают властвовать над земным миром, простирающим под миром небесным, наш долг – освободить от них землю. Американский континент не предназначен для такого растленного правительства, как правительство Соединенных Штатов. Пусть он выиграет. Но потом заплатит за свою победу.

Никогда раньше Хусепе не сомневался в словах ангела; не собирался он делать этого и сейчас.

Салазар повернулся к аукционисту и покачал головой.

Торги завершились.

***

На глазах у Салазара Малоун заплатил кассиру сумму, в семь раз превышавшую истинную стоимость книги. Запечатанная в пластик Книга Мормона лежала на столе, в красивом деревянном ящичке. Малоун взял его в руке и быстро осмотрел.

– Неужели это стоит таких денег? – спросила, шагнув к нему, Кассиопея.

– Каждого заплаченного евро, – улыбнулся Коттон.

– Ты подлый человек.

Американец пожал плечами.

– Меня называли и хуже.

– Ты пожалеешь о том, что сделал, – сказала ему Кассиопея.

– Это угроза, мадам? – удивленно посмотрел на нее Малоун.

– Воспринимай мои слова как обещание.

Коттон усмехнулся и, положив книгу обратно в ящик, закрыл крышку.

– Принимаю как обещание. А теперь извините меня, мне нужно идти.

***

– Знай, что в мире для тебя существует немало сокровищ, – сказал Салазару ангел. – Не переживай, что потерял это. Но и не позволяй врагу легко уйти от тебя.

После торгов аукционный дом устраивал прием, на котором Хусепе планировал побывать.

Увы, желание пропало. Шагая по террасам замка, мимо ресторана, в котором было полно вечерних посетителей, они с Кассиопеей спустились на нижнюю площадку, к фуникулеру. Хусепе указал на восток: там сверкали огнями улицы вылизанных до блеска окраин Зальцбурга.

– Там находится штаб-квартира местной общины. Мне нужно позвонить туда и, прежде чем нам уехать из города, договориться о встрече.

– Это можно сделать и завтра, – предложила Кассиопея.

Они вошли в кабину фуникулера. Там уже стоял Коттон Малоун. Внутри было тесно, но в кабину втиснулись еще несколько человек. Двери закрылись, и вагончик поплыл вниз. В течение минуты, пока фуникулер спускался вниз. Салазар смотрел в окно прямо перед собой.

Спуск окончился, и они вышли на улицу. Малоун прошагал мимо них и направился дальше.

Оба данита ждали там, где им было приказано находиться.

– Может, пройдемся по улицам старого города? – предложил испанец, обращаясь к Кассиопее. – Зачем нам торопиться в отель? Сегодня прекрасный вечер.

– Согласна.

– Одну минутку. Я только поговорю с коллегами. Я просил их быть здесь, чтобы они забрали мою, увы, несостоявшуюся покупку.

Салазар отошел в сторонку, к своим людям, и, встав к Кассиопее спиной, спросил:

– Надеюсь, вы видели Малоуна?

Оба данита кивнули.

– Схватите его. Позвоните мне, когда он будет у вас в руках. И отберите у него деревянный ящик.

 

Глава 33

Вашингтон, округ Колумбия

13.00

Люк не был дома уже несколько недель. Он снимал квартиру в увитом плющом кирпичном доме по соседству с Джорджтауном. Дом был полон жильцов, которым было уже хорошо за семьдесят. Люку нравились царившие здесь тишина и покой, а главным было то, что никто не совал нос в чужие дела. В этой квартире он каждый месяц, в перерывах между заданиями, проводил по нескольку дней, предаваясь ничегонеделанию, как того требовала от агентов из отряда «Магеллан» Стефани Нелл.

Он родился и вырос в небольшом городке в штате Теннесси. Его отец и дядя были там видными фигурами, особенно дядя, который работал в местных представительствах политических организаций, а перед тем как стать президентом, побывал в губернаторском кресле. Что касается отца, тот умер, когда Люку было всего семнадцать. Его унес рак, всего через восемнадцать дней после того, как был поставлен диагноз. Для них всех это был сокрушительный удар. Люк и его три брата ни на миг не отходили от отца в течение всех этих дней. Мать тяжело переживала кончину мужа. Они с отцом столько лет прожили рядом! Муж значил для нее все на свете, как вдруг его не стало.

Чтобы как-то приободрить ее, Люк звонил ей каждое воскресенье. Не пропустил ни одного звонка, даже когда бывал на задании.

Даже если для матери это была уже глубокая ночь, он все равно звонил. Отец всегда говорил, что самый разумный поступок в его жизни – это женитьба, или, как он выражался, даже слепой, кидаясь печеньками, иногда попадает в цель.

Оба родителя – и отец, и мать – были южными баптистами. Истово верующие люди, они и сыновей своих назвали в честь книг Нового Завета. Двое старших звались Мэтью (Матфей) и Марк, младший брат, соответственно, носил имя Джон (Иоанн). Сам Люк был третьим по счету и потому был назван в честь евангелиста Луки.

Нет, ему никогда не забыть свой последний разговор с отцом.

– Сегодня вечером или завтра утром меня не станет. Мои часы сочтены. Я это чувствую. Но я хочу сказать тебе одну вещь. Я хочу, чтобы ты что-то сделал со своей жизнью. Договорились? Что-то хорошее. Выбери что-то такое, что работает. Это может быть что угодно. Мне все равно; главное, чтобы ты хорошо делал свое дело.

Люк до сих пор ощущал в своей руке чуть потную отцовскую ладонь, когда они с ним обменялись последним рукопожатием. Все четыре брата были близки с отцом. Так что Люк точно знал, что тот хотел сказать ему. Школьные уроки не вызывали у него интереса. Оценки он получал низкие, с трудом переходя из класса в класс. Учеба в колледже ему не светила. Кое-как получив аттестат, он тотчас же подал заявление и был принят в школу рейнджеров. Это были самые тяжкие два месяца в его жизни.

Не для слабых и малодушных – именно так было написано в пособии, которое им там выдали. Это еще мягко сказано, если учесть, что отсев составлял более пятидесяти процентов. Но Люк не сломался, прошел эту суровую школу и по окончании получил лейтенантские лычки. В конечном итоге он побывал в самых горячих точках планеты, дважды был ранен и не раз удостаивался похвалы начальства. Отец наверняка был бы горд.

А затем ему предложили работу в отряде «Магеллан». Он согласился, хотя риск возрос в десятки раз.

И вот теперь ему тридцать лет. Утрата отца по-прежнему болью отзывалась в его сердце. Настоящие мужчины не плачут. Чушь. Еще как плачут! Настоящие мужчины выплакивают глаза, как он и его братья тринадцать лет назад, глядя, как человек, которого они боготворили, проживал последние мгновения жизни.

Стук в дверь вывел Люка из задумчивости.

Как оказалось, он просидел в тишине около получаса, пытаясь сбросить с себя усталость перелета и вновь начать жить по Восточному времени. Люк встал и открыл дверь. На пороге стояла Стефани Нелл. Он даже не предполагал, что ей известен его адрес.

– Нам надо поговорить, – сказала она. – Мне можно войти?

Не дожидаясь его согласия, начальница шагнула внутрь и обвела взглядом убранство квартиры.

– Я предполагала увидеть нечто другое, – призналась она.

Люк гордился своим жилищем. Бо́льшая часть мебели досталась ему от прежних владельцев, но кое-что он выбрал сам. Это была типично мужская берлога, хотя это и не сразу бросалось в глаза. Деревянная мебель. Приглушенные тона. Много зелени, искусственной, но смотрелась она как настоящая. Вопреки тому, что думали люди, Люк обожал порядок.

– А ты ожидала увидеть комнатушку из университетской общаги?

– Не знаю, но квартира и впрямь хороша.

– Мне тоже здесь нравится. По крайней мере, в те редкие дни, когда я в ней бываю.

Стефани застыла как вкопанная.

– Вы с Коттоном расстались нормально?

– Он едва не убил меня. Выстрелил в Кирка, и пуля пролетела рядом с моим ухом.

– Не думаю, что ты чем-то рисковал. Коттон прекрасно владеет оружием.

– Возможно. Но я рад, что от него избавился. Надоело его нытье.

– Благодаря его нытью он удостоился всех наших наград, хотя потом сам отказался от них.

– Когда это было! Его время давно прошло. Он завязал. И знаешь что я тебе скажу? Я заметил, что ему было совсем не по нутру, когда его девушка поцеловала Салазара. Он был готов лопнуть от злости, хотя и пытался не подавать вида. Впрочем, я его за это не виню, хотя и сделал то, что ты мне велела. То есть попытался удержать его интерес. После чего скормил ему информацию об Отцах-Основателях и конституции. К сожалению, он не клюнул на эту удочку и отказался слинять из кадра.

– Он в Зальцбурге.

Люка это известие слегка ошарашило.

– Ты считаешь, что это правильно?

– Коттон – профессионал. Он сделает все как надо.

– Ну, если ты так говоришь… Но лично я считаю, что в данный момент с головой у него не всё в порядке.

– Я только что от твоего дяди.

– И как же поживает наш дорогой Дэнни? Если не ошибаюсь, мы с ним не общались с того времени, как умер мой отец.

– Он озабочен, – коротко ответила Стефани и, немного помолчав, добавила: – Меня вот-вот уволят.

– Неужели? И что такого ты натворила?

– Похоже, что из меня сделали воровку. Вся эта история сфабрикована ради Таддеуса Роуэна. Думаю, тебе будет полезно узнать кое-какую информацию. Так что прошу меня выслушать.

Стефани симпатизировала Люку, несмотря на его необузданный нрав. И даже по-своему ему завидовала. Как это, однако, прекрасно, когда вся твоя жизнь еще впереди! Она тоже когда-то была молодой и горела желанием использовать каждую шедшую к ней в руки возможность. Иногда это у нее получалось, некоторые же возможности ускользали от нее. Она более часа просидела в столовой принадлежащего вице-президенту особняка, пока Дэнни Дэниелс просвещал ее на тему последних событий.

Таддеус Роуэн задумал вывести штат из состава США. Он вознамерился разрушить Союз и тем самым уничтожить страну.

В другой момент Стефани отмахнулась бы от этих утверждений как от ерунды. Увы, у Роуэна имелся конкретный план с конкретными целями, и все они – благодаря Джеймсу Мэдисону, Аврааму Линкольну и Бригаму Янгу – были вполне достижимы. Стефани не могла – да и не хотела – посвящать Люка во все подробности. Впрочем, сказанного было достаточно, чтобы он мог сделать свою работу.

– Ты отправишься в Монпелье и заглянешь в тот самый ледник, – сказала она. – Мне интересно, что там такое может быть.

Люк подошел к служебному ноутбуку и, пробежав пальцами по клавиатуре, поводил по экрану курсором. Еще пара кликов, и он уже был на сайте Montpelier.org.

– Яма была выкопана в начале девятнадцатого века, – доложил он. – Двадцать три фута в глубину, стены выложены кирпичом. Примерно в десятом году Мэдисон построил над ней храм. Не представляю, какие там могут быть секреты. За эти годы ее излазили вдоль и поперек.

– Может, да, а может, и нет. Я тоже проверила. И во всей Всемирной сети не нашла ни единого фото, на котором можно было бы увидеть, как эта яма выглядит изнутри. Странно, не правда ли? То есть мы понятия не имеем, что там внизу.

– Как же тогда я туда проникну?

– Понятное дело как. Взломаешь вход и войдешь.

– А нельзя просто попросить, чтобы нас пустили внутрь?

Стефани покачала головой.

– Нельзя, чтобы кто-то об этом знал. Лишь только мы с тобой. Даже Атланта не в курсе, чем мы занимаемся. Проберись внутрь, выясни, оставил ли там Мэдисон хоть что-нибудь или нет, и выберись наружу. Главное, не попадись. Понял?

– Можешь не волноваться.

– Я так и знала, что ты согласишься. Я всегда буду доступна по телефону. Как только справишься с заданием, тотчас же сообщи мне.

– А как ты узнала, что Малоун полетит в Зальцбург?

– Потому что он по уши влюблен в Кассиопею. Он никогда не позволил бы ей действовать в одиночку, тем более что теперь ему известно, что она там – и что Салазар убил нашего человека. Не исключаю, что он слегка ревнует ее, но это даже к лучшему. Теперь этот негодяй Салазар уж точно получит по заслугам.

– Салазара нужно убрать.

– Согласна. И мы это сделаем. Но не сейчас.

– Скажи, а мой дорогой дядюшка в курсе моего участия в этом деле?

Стефани кивнула:

– Да, и он его одобряет.

Люк усмехнулся:

– Еще бы! Да он скорее раздавит себе яйца, чем посмотрит в мою сторону.

– А почему ты не переживаешь по поводу президента Соединенных Штатов? Это я напоминаю тебе, кто он такой. Он – главнокомандующий. Наш непосредственный начальник. Он поручил нам это задание, и мы обязаны его выполнить.

– Так точно, мэм, – дурашливо отсалютовал Люк.

Нет, он просто невыносим, как когда-то Коттон.

– Ты отлично понимаешь, что я не собирался проявлять неуважение, – сказал он. – Ты не Дэниелс и потому не знаешь то, что знаю я.

– Это еще как сказать.

Нет, она никогда не расскажет ему, через какие передряги прошла когда-то вместе с Дэнни Дэниелсом. Этого юнца та история не касается. В определенном смысле озлобленность Люка была ей понятна. Президент – человек с тяжелым характером. Кому это знать, как не ей. Но он не каменный, и это ей тоже отлично известно. Иное дело, что в данный момент в визире прицела оказалась она сама. Люку Нелл посоветовала не попадаться. Этот же совет касался и ее самой.

Стефани повернулась, чтобы уйти.

– Я скинула тебе по электронной почте данные по сигнализации в Монпелье, хотя их явно недостаточно. Ночь будет безлунная, так что, думаю, ты проникнешь внутрь и выберешься наружу без особых проблем.

– А где будешь ты?

Стефани взялась за ручку двери.

– Пока не знаю.

 

Глава 34

Зальцбург

Малоун знал: они идут за ним следом. Он даже расстроился бы, если б этого не случилось. Он нарочно спустился от замка вслед за Салазаром и Кассиопеей и тотчас же заметил двух молодых людей, поджидавших своего босса. Небольшой спектакль, разыгранный Кассиопеей у кассы, похоже, предназначался Салазару. Какой милый штрих. Ее гнев был вполне искренним. А то, что она встала на защиту Салазара, в данных обстоятельствах представлялось вполне резонным.

Неспешным шагом Коттон прошелся по мощенной булыжником улице и вышел на открытую площадь позади собора. Оглядываться, даже еле заметно, он поостерегся. Ночь была холодная, уныло-беззвездное небо затянуто облаками. Все магазины были закрыты, покой их витрин ночью оберегали железные решетки.

Малоун уцепился за одну из ниточек воспоминаний об этих узких улочках. Большинство были пешеходными и соединялись друг с другом извилистыми переулками, проложенными между стоящими впритык домами и помогавшими сократить путь от одного квартала в другой. Заметив впереди один такой переулок, он не стал заходить в него, а пошел дальше.

Коттон миновал собор и пересек площадь. Как-то раз он посетил рождественский базар, который устраивался на этом месте каждый год. Как давно это было? Восемь лет назад? Девять? Нет, похоже, что десять. С тех пор его жизнь изменилась до неузнаваемости. Он никогда не мечтал о том, что разведется, будет жить в Европе и станет владельцем букинистического магазина.

А как насчет того, чтобы влюбиться?

Он не желал признаваться в этом самому себе.

Малоун поднял глаза на собор, чем-то напоминавший собор Святого Петра в Риме. Бывшая резиденция архиепископа. Фасад XVII века, бело-зеленый с золотом, перегораживал ему путь. Перед собором раскинулась площадь Резиденцплатц, откуда Коттон чуть раньше позвонил Стефани. Из фонтана по-прежнему били подсвеченные струи воды.

Ему же требовалось одиночество. И темнота.

Внезапно Малоун вспомнил одно место. Он тотчас резко свернул влево и зашагал дальше.

***

Салазар попытался сосредоточить мысли на Кассиопее, но те упорно возвращались к Коттону Малоуну.

Какой, однако, наглый тип!

Малоун напомнил ему других дерзких врагов его веры, которые в сороковые годы XIX века с небывалой мстительностью терроризировали «святых». Или это было правительство? Потому что и федеральные власти, и власти штата, пока творилось это безобразие, сидели сложа руки и в конечном итоге выступили на стороне погромщиков.

– Что ты имела в виду, – спросил он у Кассиопеи, – когда сказала Малоуну, что он еще пожалеет о том, что сделал?

– У меня свои таланты, Хусепе. При желании я могла бы создать ему кое-какие проблемы.

– Он работает на американское правительство.

Кассиопея пожала плечами.

– У меня и там есть свои люди.

– Вот уж не думал, что ты такая мстительная…

– Все такие, если их довести. А он именно это и сделал. Он бросил тебе вызов, а значит, и мне тоже.

– Несогласные, – произнес ангел в его голове, – должны быть растоптаны, чтобы у них повылезали кишки.

А вот это точно.

– Я так рад, что ты сейчас со мной, – сказал он Кассиопее.

Они продолжили идти рядом и вскоре вышли на Гетрайдегассе, откуда повернули назад к «Золотому оленю», который стоял в дальнем конце переулка. За одиннадцать лет, с того момента как они с Кассиопеей в последний раз были вместе – как в личном плане, так и профессиональном, – он прошел долгий путь. Какое счастье, что ему встретился Старейшина Роуэн! Это он надоумил его возродить отряд данитов. От Роуэна Хусепе узнал, что это инициатива самого Чарльза Р. Сноу, хотя в самом начале никакой прямой связи не было. Его работа заключалась в том, чтобы охранять Церковь, причем, если понадобится, ценой собственной жизни. Нелегкая задача, однако без нее не обойтись.

На то воля Божья, чтобы все так и было.

Ангел лишь повторил то, что сказал Джозеф Смит, когда впервые явился на встречу с данитом. Пророк нарочно не стал распространяться о миссии этой группы, ограничившись лишь словами о том, что их задача – оберегать «святых». С самого начала это были те, что беседовали с Небесным Отцом, как то делал сейчас Пророк Чарльз. Те, кто воплощал в жизнь эти заветы, – как, например, Старейшина Роуэн и его одиннадцать братьев-Апостолов. Равно как и те, что оберегали и защищали все, что было им дорого, – как, например, он сам и его даниты.

И вот теперь Коттон Малоун поставил все под удар. Этот неверный явился, чтобы сразиться с ними? Отлично. Он получит то, чего добивается.

Хусепе и Кассиопея дошли до отеля.

– Я оставлю тебя здесь, – сказал он ей. – У меня есть кое-какое дело в Церкви, и я должен уладить его до моего отъезда. Но я увижусь с тобой утром. Во время завтрака.

– Хорошо. Желаю тебе приятного вечера.

Он зашагал прочь.

– Хусепе! – окликнула она его. Он обернулся. – Я не шутила, когда сказала, что у Малоуна теперь двое врагов.

***

Малоун вошел на кладбище собора Святого Петра. Кладбище было старым, уже в первые годы после распятия Христа христиане хоронили здесь членов своей общины. Самая древняя его часть представляла собой вырубленные в скале пещеры, а на высоте ста футов над ними располагались так называемые катакомбы. Когда-то, много веков назад, в них обитали монахи, отгородившись от мира высоко над землей. Древний бенедиктинский монастырь все еще стоял на прежнем месте – башни, кельи, склады, церковь, трапезная, – скрытый за высокой крепостной стеной, которая окружала кладбище и готическую часовню Святой Маргариты.

Кладбище смотрелось довольно странно, напоминая скорее сад, нежели погост. Причудливые могильные камни украшали яркие цветы, которые была бессильна скрыть даже ночная тьма. Коттону доводилось бывать здесь и раньше. И всякий раз он вспоминал поющее семейство фон Траппов, как в «Звуках музыки» они бежали через это кладбище к свободе, хотя на самом деле их эскапады имели место лишь на съемочной площадке.

Под сводами внешнего барочного портика нашли свое последнее пристанище останки многих богатых зальцбургских семей. Уникальным это место делал тот факт, что могилы находились не в собственности, а арендовались на время. Только попробуйте не заплатить очередной взнос, и останки выкинут вон. Малоуну давно не давал покоя вопрос, часто ли такое случалось, ибо кладбище выглядело ухоженным. На могилках горели свечи, лежал еловый лапник, стояли живые цветы.

Те, кто шел за ним следом, старались поддерживать дистанцию и не привлекать к себе внимания. Впрочем, безуспешно. С другой стороны, вдруг им хочется, чтобы он знал об их присутствии. Если так, то это явно непрофессионалы. Никогда нельзя выдавать врагу свои намерения.

Ему же нужно было, чтобы обе его руки были свободны. Положив деревянный ящик у основания какого-то могильного камня, среди анютиных глазок, Малоун быстро зашагал дальше, в направлении часовни Святой Маргариты. Ее входные двери были закрыты на тяжелый железный засов. Он обошел здание и, прижавшись спиной к шероховатому камню, украдкой посмотрел на вход. На кладбище вело два пути. Одним из них Коттон только что воспользовался, другой находился в сотне футов впереди от него – мощенная камнем тропинка, что протянулась параллельно каменной стене. Все монастырские здания казались черными силуэтами, и лишь кое-где, на внешней стороне портиков, тускло мерцали светильники.

В воротах справа от него показалась чья-то фигура. Малоун улыбнулся. Значит, разделяй и властвуй? Разделаться с каждым по отдельности? Что ж, пожалуй.

Чтобы привлечь к себе внимание, он наклонился, поднял с земли несколько камешков и швырнул их в железную решетку, закрывавшую портики. Темный силуэт не замедлил отреагировать и направился в его сторону. Очередной камешек лишь укрепил его в правильности принятого решения.

Даниту пришлось бы подойти к нему справа, мимо часовни, где он его поджидал, надежно скрытый от чужих глаз кромешной тьмой.

Малоун услышал шаги. Значит, он идет сюда.

Темный силуэт прошел мимо часовни, в направлении портиков. Не иначе как хотел понять, во что именно он целился. Коттон присел и одним прыжком настиг его. Обхватив преследователя одной рукой за горло, он перекрыл ему воздух. Подержав так его какое-то время, ослабил хватку, развернул незнакомца к себе и со всей силы врезал ему в подбородок. От удара неприятель пошатнулся. Еще удар – и данит потерял равновесие и растянулся на земле.

Малоун обыскал его карманы и нашел пистолет.

Второй соглядатай наверняка притаился где-нибудь поблизости. Коттон, пригнувшись, зашел за угол и, обойдя часовню сзади, направился к портикам, что тянулись вдоль внешней стены. Тротуар перед ними был выложен плиткой, которая приглушала его шаги. Малоун дошел до конца, после чего, пригнувшись, двинулся дальше по плотно утрамбованной земле назад, к входу, через который только что вошел он сам и первый данит. Высокие могильные камни служили ему отличным прикрытием. Небольшое, компактное кладбище занимало склон, уходивший вверх, к часовне.

Малоун заметил второго преследователя. Тот двигался вверх по склону по мощеной дорожке мимо могил. Шагая почти неслышно, Коттон без особого труда сократил расстояние между ними. Сорок футов.

Проходя мимо того места, где он оставил деревянный ящичек, Малоун наклонился и поднял его с земли.

Двадцать футов. Десять.

Он прижал пистолет к затылку незнакомца.

– Не шевелиться, иначе я стреляю.

Человек застыл на месте.

– Салазар ждет от вас отчета, что я в ваших руках?

Молчание. Малоун снял пистолет с предохранителя.

– Ты и твоя жизни ничего для меня не значат. Абсолютно ничего. Ты меня понял?

– Он ждет моего звонка.

– Медленно, осторожно достань из кармана телефон и позвони ему. Скажи, что вы меня схватили.

 

Глава 35

Ориндж, Вирджиния

16.15

Люк прибыл в Монпелье вовремя и успел на последнюю экскурсию. Группа была небольшая, в роли гида выступала симпатичная молодая особа в плотно облегающих джинсах. Если верить бейджику на ее груди, девушку звали Кейт. Люк прикатил сюда прямо из Вашингтона на своем «Мустанге» образца 1967 года. Это была прекрасно отреставрированная модель. Он приобрел ее себе в подарок еще в армии. Серебристый, с черными полосами – и главное, ни единой царапинки! – автомобиль стоял в гараже рядом с его домом. Люк не любил обрастать вещами, но «Мустанг» был приятным исключением.

Хмурое настроение Стефани не давало ему покоя. Казалось, ее интересовало лишь одно: что именно спрятано в подвале дома Джеймса Мэдисона. Люк плохо знал историю. Один бог ведает, как ему вообще удалось окончить школу. Зато он знал цену информации.

И потому провел небольшое предварительное исследование.

Мэдисон родился в округе Ориндж. Его дед поселился там, где сейчас стоит Монпелье, в 1723 году. Дом был построен его отцом в 1760 году. Унаследовав от отца поместье, Мэдисон произвел кое-какие изменения. Он был пламенный федералист, верил в сильную централизованную власть и внес существенный вклад в составление текста конституции. Он заседал в первом Конгрессе, боролся за принятие Билля о правах, помогал создать Демократическую партию, в течение восьми лет служил госсекретарем, а потом в течение двух сроков занимал президентское кресло.

– Мистер Мэдисон удалился сюда на покой в тысяча восемьсот семнадцатом году, когда истек его второй президентский срок, – рассказывала Кэти. – Он и его жена Долли жили в этом доме до самой его смерти, последовавшей в тридцать шестом году. После чего его вдова продала поместье практически со всем их имуществом. В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году имение было приобретено Национальным трестом охраны исторического наследия.

Дом стоял в окружении 2700 акров сельхозугодий и старого леса, раскинувшихся у зеленых склонов Голубого Хребта. На реставрацию дома в том виде, в каком тот был, когда в нем жила чета Мэдисонов, ушло около 25 миллионов долларов: сейчас о далеких колониальных временах напоминали лишь портик с колоннами, кирпичные стены, зеленые ставни на окнах.

Люк следовал за Кэти из комнаты в комнату, больше таращась на ее обтянутую джинсами попку, чем на убранство покоев, зато на лету схватывал все, что касалось географии. Время от времени его взгляд скользил по окнам и раскинувшимся снаружи лужайкам.

– Когда-то на небольшом удалении от дома располагались две табачные плантации, бараки рабов, кузница и хозяйственные постройки.

Повернувшись, Люк понял, что Кэти заметила его интерес к тому, что лежало за стенами дома.

– Все, что нужно было в девятнадцатом веке сельскому джентльмену, – прокомментировал он, одарив ее широкой улыбкой.

Кэти была хорошенькая, на пальце – никакого кольца. Люк никогда не трогал замужних – по крайней мере, лишь тогда, когда об этом не знал. Были в его жизни несколько красоток, которые солгали ему, что, мол, свободны, но лично он сам здесь ни при чем. Правда, парочка мужей почему-то считала иначе. Один даже сломал ему нос. Другой тоже пытался это сделать, однако затем пожалел о своем намерении и даже провел несколько дней на больничной койке.

Женщины. От них одни неприятности.

– Скажи мне, киска, что это там такое посреди поля? Похожее на древнегреческий храм?

Кэти подошла к окну и жестом подозвала к себе остальных экскурсантов. Люк уловил аромат ее духов. Едва-едва заметный, как ему всегда нравилось. Она стояла рядом с ним, внутри его личного пространства, и, похоже, это ее не смущало. Он тоже не имел ничего против.

– Его построил сам Мэдисон. Внизу под ним располагается яма глубиной тридцать футов, в которой он круглый год хранил лед. Сейчас мы называем это беседкой, хотя для беседки она слегка великовата. Мэдисон хотел сделать ее своим летним кабинетом, в бодрящей прохладе которого он мог бы работать и предаваться размышлениям. Увы, этого не произошло.

– А кто-нибудь когда-нибудь был в этой яме? – спросил Люк.

– Не знаю. По крайней мере, пока я работаю здесь, она всегда была закрыта.

С этими словами Кэти отошла от окна и повела группу дальше – через столовую в библиотеку бывшего президента. Гиды работали только на первом этаже, комнаты второго этажа экскурсанты осматривали самостоятельно. Люк посмотрел на часы. Светлого времени суток остается еще часа три. Но чтобы вернуться сюда, ему придется ждать еще долго. Он не стал осматривать оставшиеся комнаты. Вместо этого через парадную дверь вышел на гравийную дорожку, которая вела в сад, и, пройдя в ворота в длинной кирпичной стене, охраняемые кустами гортензий, зашагал к небольшому холмику посреди деревьев в северной части двора.

Восемь белых колонн поддерживали куполообразную крышу храма. Никаких стен, лишь восемь колонн высотой пятнадцать футов, открытые всем стихиям. Кэти была права: по большому счету, это огромная беседка. Люк шагнул на бетонный пол и постучал по одной из колонн. Никаких пустот. Тогда он посмотрел себе под ноги и топнул. И вновь ничего. Бетон был старый, посеревший от времени. Однако в самом центре Люк заметил квадратный кусок, очерченный линией раствора шириной в дюйм. Если и есть лазейка внутрь, то она явно здесь.

Он вновь окинул взглядом поместье.

Вокруг высились каштаны, кедры, сосны, ели, – все до одного старые деревья. Глядя на некоторые, можно было предположить, что они еще застали самого Мэдисона. Никакой охраны Люк не заметил, хотя внутри дом был оборудован датчиками. Что тоже не проблема. Потому что в доме ему делать нечего. Никакого забора вокруг поместья не было. Что тоже понятно, если учесть его огромную площадь. Люк уже сверился с гугловской картой и потому знал: дорога проходит неподалеку от храма, через лес слева от него, примерно в трехстах метрах отсюда. Что существенно облегчает его задачу. Он заранее захватил с собой веревку и фонарик.

Да, но что, собственно, ему искать?

Люк так и сказал Стефани, что за последние двести лет эту яму наверняка излазили вдоль и поперек. С другой стороны, она тоже права. В Интернете не нашлось ни единого снимка того, что внутри. Перед тем как, уже купив билет, войти в дом, он пролистал каждую книжку в сувенирной лавке. Никаких фото.

Так что же там, внизу?

Возможно, что ничего. Но у него приказ.

– Любуетесь видом?

Люк обернулся. Позади одной из колонн стояла Кэти.

– Вам нужен колокольчик или что-то в этом роде, – сказал он ей. – Этак можно кого угодно напугать до смерти.

– Я видела, как вы вышли.

– Захотелось посмотреть это место вблизи, – пояснил Люк. – Согласитесь, оно чертовски красивое. От него прямо веет спокойствием.

Кэти ступила под свод купола.

– Вы не похожи на любителя истории.

– Неужели? На кого же я тогда похож?

Она окинула его оценивающим взглядом. У нее были удивительно красивые, голубые глаза. Коротко стриженные светлые волосы свисали на глаза веселой челкой, на носу и щеках – симпатичная россыпь веснушек.

– По-моему, вы военный. В отпуске.

Люк потер подбородок. Как и на шее, там уже проклюнулась двухдневная щетина.

– Виноват. Только что вернулся из-за границы. Это, я скажу вам, что-то. Вот и решил, что если взгляну на парочку домов наших президентов, то, может, лучше пойму, за что, собственно, воюю.

– А как вас зовут?

– Люк.

– Это в честь евангелиста Луки?

– Угадали, – усмехнулся он.

А она не робкого десятка, подумал он. Впрочем, это ему понравилось. Робкие и застенчивые тихони вроде Мелани Уилкс не в его духе. Лично он предпочитает девушек вроде Скарлетт О’Хары. И чем задиристее, тем лучше. Никто не возбуждал его так, как смелые девушки. Кроме того, ему требовалось как можно больше узнать про это место. И самый лучший способ – узнать это от той, кто здесь работает.

– Скажите, Кэти, где тут поблизости можно неплохо перекусить?

Она улыбнулась.

– Это зависит от того, один вы или нет.

– Обычно я предпочитаю чью-то компанию.

– Хорошо. Я освобожусь через двадцать минут.

 

Глава 36

Зальцбург

Кассиопея так и не вошла в гостиницу «Золотой олень». Дождавшись, когда Хусепе скроется за углом, она дала ему пройти метров пятьдесят, после чего, стараясь держаться в тени, последовала за ним. На ее счастье, на аукцион женщина надела туфли на низком каблуке, и теперь ей было легко идти в них по неровной булыжной мостовой. Сумерки тем временем сгустились. Хусепе по-прежнему шагал в пятидесяти метрах впереди. Наступившая темнота служила ей хорошим прикрытием.

Внезапно Салазар остановился. Кассиопея тотчас последовала его примеру. Шагнув к дверям какого-то дома, она сделала вид, будто рассматривает список жильцов подъезда.

По тому, как Хусепе держал руку, она догадалась, что он говорит по телефону. Впрочем, звонок был короткий, всего несколько секунд. Положив телефон обратно в карман пиджака, он двинулся дальше, шагая по улице, которая, если верить табличке, носила имя Зигмунда Хаффнера. Сейчас они находились примерно в квартале от собора и Резиденцплатц, направляясь к скале, что вздымалась к северу от города. Ее вершину венчала крепость. Отбрасываемые фонарями тени как будто плясали на асфальте странный танец.

Если ее поймают, она всегда сможет сказать, что встала на его защиту на аукционе и ей не хотелось сидеть без дела в тот момент, когда она могла ему понадобиться. Звучало убедительно. Впрочем, она все еще была зла на Коттона, отказываясь понять, зачем ему все это понадобилось. Купить книгу за миллион евро – значит громко заявить о себе. Нужно будет поговорить с ним.

Но не сейчас.

Хусепе дошел до конца улицы и свернул налево.

Кассиопея тоже поспешила к перекрестку и оказалась там в тот момент, когда Салазар свернул за другой угол. Над ее головой маячил темный силуэт церкви Святого Петра. Его купол было невозможно с чем-то спутать. Кассиопея шагнула в просторный двор аббатства, что раскинулся перед главным входом, окруженный со всех сторон другими зданиями. В центре площади журчал еще один фонтан.

Ни души. Хусепе тоже нигде не видно. Все здания темны. Из двора не видно никаких выходов. Впрочем, нет. Один есть, справа от церкви.

***

Салазар нашел кладбище. Его человек позвонил ему и сказал, что Малоун у них в руках и они изъяли у него книгу. Его даниты – молодцы. Нет, конечно, до агентов американской разведки им далеко, но в целом работают они очень даже неплохо. Правда, троих он уже потерял и теперь у него остались только двое. С другой стороны, у него есть внушительный резерв кандидатов, за счет которого будет нетрудно восполнить поредевшие ряды.

Кладбище собора Святого Петра было ему знакомо. Хусепе уже бывал здесь – и всякий раз поражался тому, что иноверцы украшали свои могилы как святилища.

Вот и это являло собой типичный образчик таких излишеств.

Украшенные цветами и коваными решетками, могилы превращались в места паломничества туристов, которые глазели на них открыв рты. Нет, «святые» этого никогда не допустили бы. Нет, конечно, у них тоже есть места, куда стекаются паломники. Например, он сам побывал на могиле Джозефа Смита, его брата и жены в Иллинойсе. А также в месте последнего упокоения Бригама Янга в Солт-Лейк-Сити. Кроме того, любой «святой» мог всегда посетить могилу своего предка.

Но в целом не в привычках «святых» возводить на месте захоронений помпезные мемориалы. Тело человека священно, ибо создано по образу и подобию Божию; оно есть храм Святого Духа. Плоти нужно воздавать уважение, как при жизни, так и после смерти. В течение жизни тело положено содержать в чистоте, оберегая его от скверны. Когда же дух покидал его, дабы воссоединиться со своим небесным создателем, бренные останки следовало с почестями предать земле. Его собственная вечная награда будет велика, ибо он вел праведную жизнь, направляемую Пророками, ведомую ангелом, в соответствии с заветами его Церкви.

Его человек сказал ему, что Малоун у них в руках и они будут ждать его у входа в катакомбы, которые есть не что иное, как пещеры в скале. Кладбище укутывала почти кромешная тьма, лишь кое-где пролегли изломанные тени. Кроме него, здесь не было ни души, тишину нарушал лишь шорох юркнувшей в кусты какой-то пугливой зверушки. Высоко над городом все еще мерцали огни замка. Там наверняка все еще в полном разгаре аукцион.

– Сюда, сэр.

Салазар повернул голову в ту сторону, откуда раздался голос, и всмотрелся в темноту.

Наверху небольшого склона стояли двое. Один держал другого сзади. Тело того, что был впереди, казалось каким-то безжизненным, голова опущена на грудь, руки безвольно болтаются вдоль боков.

Он шагнул ближе.

Тот, кто поддерживал тело, выпустил его, и темный силуэт тяжело осел на землю. В лицо Салазару уставился зрачок пистолетного дула. Чей-то голос произнес:

– Думаю, самое время нам с тобой поговорить.

Нет, он ожидал услышать другой голос. Этот принадлежал Малоуну.

По телу Салазара пробежал электрический разряд тревоги, однако он поспешил взять себя в руки.

– Почему бы нет?

Малоун поводил дулом.

– Внутри.

Хусепе поднял голову и увидел, что железная решетка, перегораживавшая вход в пещеры, открыта.

– Мне казалось, ее запирают на ночь.

– Верно. А теперь давай наверх. Поговорим там.

***

Кассиопея увидела, как Хусепе остановился на вершине скалы, затем повернулся и исчез где-то справа от нее. Она была не уверена, где именно он находится, так как была плохо знакома с Зальцбургом. Однако похоже, что она вошла на кладбище Святого Петра, так как с обеих сторон дорожки тянулись ряды могил. Ее легко могли заметить, и потому она старалась держаться в тени, используя в качестве прикрытия могильные камни. До нее доносились голоса, хотя и не громкие, откуда-то справа. К сожалению, разобрать слова она не смогла.

На вершине холма Кассиопея остановилась и, притаившись за кустами, выглянула из-за своего укрытия. Справа никого. Затем слева, в метрах двадцати от себя, она различила темный силуэт. Какой-то человек с трудом поднимался на ноги. Женщина бросилась вперед: это оказался один из тех, кого она уже видела раньше. Помнится, он ждал Хусепе, когда они уходили с аукциона.

– С вами всё в порядке? – спросила она.

Человек кивнул.

– Меня избили.

Она тотчас догадалась, кто именно.

– Где сеньор Салазар? – поинтересовался он.

– Вон там.

И она повела его назад, туда, где исчез Хусепе. Вдвоем они осторожно приблизились к порталу, перегороженному железной решеткой. Перед ней на земле лежало еще одно тело.

Совместными усилиями они помогли ему подняться на ноги. Этот тоже не сразу пришел в себя после сильного удара по голове. Впрочем, жизнь обоих была вне опасности.

Кассиопея шагнула к воротам. Деревянный засов был сломан. Что означало, что Хусепе в руках у Коттона. Она приложила палец к губам и повела обоих прочь, шепотом спросив:

– У кого-нибудь из вас есть оружие?

Второй покачал головой, добавив, что, по всей видимости, напавший его обезоружил. У первого же при себе был пистолет. Похоже, Коттон торопился, раз проглядел «ствол».

– Оставайтесь здесь, – сказала она, беря у него пистолет.

– Мы обязаны охранять сеньора Салазара.

– Вы знаете, кто я такая.

Оба молча кивнули.

– Делайте, что я вам приказываю. Ждите нас здесь.

– Вам лучше туда не ходить.

Кассиопея была благодарна кромешной тьме, скрывшей от них тревогу на ее лице. В любой иной ситуации этот человек был бы прав.

– К сожалению, я единственная, кто может это сделать.

 

Глава 37

Малоун шел следом за Салазаром вверх по вырубленным в скале ступенькам, гладким и слегка вогнутым от бесчисленных подошв, что ступали по ним не одно столетие. На самом верху они вошли в небольшое помещение с провисшим потолком и неровными стенами, что явно говорило о том, что когда-то это была пещера. Нащупав выключатель, они зажгли ряд тусклых ламп в форме свечей. Вскоре пещера наполнилась теплым светом. В стене напротив входа располагалось шесть неглубоких арочных ниш.

Он знал, что это такое, – места для священников во время литургии. Они находились в часовне Гертруды, освященной в XII веке, которая до сих пор использовалась для проведения церковных служб. В центре часовни вздымалась высокая готическая колонна, слева расположился покрытый глиняными табличками алтарь, придавая помещению вид настоящих катакомб. Алтарь украшали изображения креста, якоря и огня, символизировавшие такие божественные добродетели, как вера, надежда и любовь. Перед алтарем в пять рядов стояли дубовые скамьи.

– Вон туда, – сказал Коттон Салазару и указал дулом пистолета на скамьи. Сам он занял позицию между ним и выходом. Неяркий свет ламп с трудом пронизывал темноту, напоминая трепетание пламени свечей на ветру. Деревянный ящичек с книгой Малоун положил на алтарь.

– Меня удивило, что вы позволили мне купить эту вещь. Для такого человека, как вы, миллион долларов – не такие уж и большие деньги.

– Могу я поинтересоваться у вас, почему правительство Соединенных Штатов так интересуется совершаемыми мною покупками?

– Нас больше интересуете вы сами.

– Я уже это понял.

Малоун вел игру вслепую. Ему было известно лишь то немногое, что он сумел узнать накануне в кабинете Салазара.

– Расскажите мне про Техас, Гавайи, Аляску, Вермонт и Монтану.

– Я вижу, что вы уже побывали в моем доме. Не кажется ли вам, что это противозаконно?

– Ах да, чуть не забыл. И про Юту тоже. С какой стати гражданин Испании и Дании вдруг проявляет повышенный интерес к шести американским штатам?

– Вам когда-нибудь доводилось слышать про пророчество Белого Коня?

Малоун пожал плечами.

– Пожалуй, нет.

– Это часть моей религии. Оно предсказывает Америке большие перемены, в которых примут участие Святые Последних Дней.

– Неужели вы и впрямь верите, что мормоны попытаются подмять под себя власть в стране? Мне казалось, это идет вразрез с вашей религией.

– С этим мы согласны. Но нет, я не это имею в виду. Мы свято чтим Конституцию Соединенных Штатов. Согласно нашему учению и нашим заветам, конституция – это боговдохновенный документ, написанный рукой мудрецов, которых избрал Господь, дабы освободить их от рабства. Это золотая середина между анархией и тиранией. Все, что ниже и выше ее, – от лукавого. Наш основатель, пророк Джозеф Смит, свято в это верил. Мы, однако, почитаем этот документ во всей его полноте, как он и должен был пониматься с самого начала.

– Какую чушь вы несете!

Салазар улыбнулся умиротворенной улыбкой.

– В мои намерения не входит что-либо вам объяснять. А вот вы должны ответить на один мой вопрос. Скажите, какие законы я нарушил?

– На вашей совести убийство.

– И кого же я убил?

– По словам Барри Кирка, ради книги вы убили человека.

– И вы ему поверили?

– В общем-то, нет. Вы подослали Кирка, чтобы он узнал все, что только сможет. Он слишком долго болтался поблизости, вынюхивая что-то. Стоит ли удивляться, что он привлек наше внимание. Умный был, подлец… Увы, к несчастью для вас, он не умел вовремя остановиться, и я был вынужден его убрать.

– А те двое в лодке?

– Они сами на это напросились.

– В таком случае за мной еще двое.

Какое, однако, хитрое признание насчет мертвого агента… Косвенное, но прозрачное. Что означало одно: Салазар уверен, что живым уйдет отсюда именно он. «Двух данитов внизу я уже ликвидировал, – подумал Малоун. – Но сколько их там еще может быть?»

– По крайней мере, нам больше нет необходимости притворяться. Может, лучше приступим к делу?

– Единственное дело, какое у меня к вам имеется, мистер Малоун, это направить вас на путь спасения.

– По-моему, я здесь не один такой, вам не кажется?

– Я мог бы задать вам тот же самый вопрос.

– В данный момент, похоже, нас здесь двое. Только я и вы. Так почему бы нам не воспользоваться моментом?

***

Кассиопея шагнула в ворота и осторожно закрыла за собой железную решетку. Двое подручных Хусепе ждали снаружи, чуть в отдалении, готовые в любую минуту прийти на помощь. Впрочем, она предпочла бы все сделать сама.

Склеп, в котором она находилась, был невелик. Кассиопея различила в темноте лишь несколько могил. Барочное распятие освещала одна-единственная тусклая лампа. Справа и слева располагались шесть деревянных панелей с изображением средневековой пляски смерти. Над одной из панелей, с изображением смерти с корзиной костей, виднелась надпись: huc fessa reponite membra.

«Здесь покоятся усталые члены», – перевела Кассиопея.

Ниже виднелась еще одна надпись, на сей раз по-немецки. Кассиопея перевела и ее.

После праведной жизни и добрых дел помни: наградой тебе будет отдохновение.

Неужели? Лично она в этом сомневалась.

Она пыталась жить праведной жизнью, но почему-то никаких наград за это не получала. Зато неприятности сыпались одна за другой. Боже, как она устала от всех этих битв, как ей хотелось спокойствия и стабильности… Может, ей стоит в кого-то влюбиться? К сожалению, она если и влюблялась, то в такие же заблудшие души, как и сама. Коттон был таким же вечным неприкаянным скитальцем, как и она. Наверное, именно в этом и заключалась причина их взаимного притяжения.

С другой стороны, это всегда большая ответственность.

Вверх вели вырубленные в скале ступени. Нервы были на взводе. По ногам тянуло холодным сквозняком. Чтобы успокоиться и взять себя в руки, Кассиопея сделала несколько глубоких вдохов. Темнота вселяла в нее мужество, однако была бессильна одарить мудростью.

Она осторожно двинулась вверх.

***

Салазар оставался спокоен. Несмотря на браваду Малоуна, он сомневался, что его жизни что-то угрожает. Ведь кто он такой? Всего лишь один из тысячи официальных представителей Церкви Иисуса Христа Последних Дней, и его ликвидация вряд ли что-то даст американскому правительству. Что, впрочем, не означало, что в данный момент он вне опасности.

Хусепе уже заметил, что Малоун отобрал у одного из данитов пистолет, который, кстати, сейчас был нацелен в его сторону. Все его люди имели при себе пистолеты единого образца. Огнестрельное оружие было страстью Салазара. Он обожал его, сколько себя помнил. Обращению с оружием его научил отец. Он же научил уважать его. Со своей стороны, Хусепе научился мастерски им владеть на благо Церкви.

– Интересно, однако, – заметил Салазар, – что ваше начальство отправило вас сюда, практически не снабдив никакой информацией. По идее, вам полагается знать, что объединяет эти шесть штатов.

– Вы удивитесь, когда узнаете, что мне известно.

Сказать по правде, Салазару не нравилась самоуверенная физиономия его визави.

– Более того, – продолжал Малоун, – если кого и мучает любопытство, так это вас. Вы хотите знать, почему ваша персона вызывает у нас такой огромный интерес. Готовьтесь. Ответ вы узнаете уже совсем скоро.

– Жду с нетерпением.

– Интересно, – задумчиво произнес Малоун, – а нынешний Пророк в курсе вашей веселой шайки данитов? Сомневаюсь, что это его инициатива. Мормонская церковь проделала долгий путь. Необходимость в разного рода крайностях давно ушла в прошлое.

– Я не стал бы зарекаться. Моя Церковь не раз подвергалась гонениям и насмешкам. Мы вынесли не одно оскорбление, подобное тому, которое нанесли нам вы: насилие, смерть… Но мы не сдались, мы пережили все благодаря нашему мужеству и стойкости.

Салазар тянул время, давая возможность подручным прийти к нему на помощь. Он не терял надежды, что они уже идут ему на выручку.

– Я дважды недооценил вас, мистер Малоун.

– Знаю.

– Третьего раза не будет.

***

Кассиопея шагнула из тени рядом с дверью, которая, похоже, вела в часовню. Еще четыре шага, и она уже стояла позади Коттона.

– Бросай оружие, – произнесла она, прижав дуло пистолета ему к спине.

***

Малоун застыл на месте.

– Я не стану повторять дважды, – сурово добавила Кассиопея.

Коттон понял: сопротивление бессмысленно. Пистолет со стуком упал на пол.

Салазар поднял оружие и, держа палец на спусковом крючке, поднес его ко лбу Малоуна.

– Я должен пристрелить тебя здесь и сейчас. Ты убил трех моих людей. Похитил меня, требовал от меня ответы на вопросы. Американское правительство не имеет права так поступать. – Глаза Салазара сверкнули яростью.

– Ты убил американского агента, – возразил Малоун.

– Ложь! – выкрикнул Салазар. – Я никого не убивал.

Черный зрачок пистолетного дула по-прежнему смотрел Коттону в лицо. Впрочем, такое с ним случалось не впервые. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Нет, Хусепе, – остановила Салазара Кассиопея и встала так, чтобы Малоун мог ее видеть. – Никакой крови. Я пришла положить этому конец.

– Но ведь он – само зло, – возразил Салазар.

– Убить его – значит сотворить не меньшее.

Салазар неохотно опустил пистолет. На его лице читалось отвращение.

– Ты права. Моя совесть чиста. Я не сделал ничего дурного.

Интересно, сколько она простояла снаружи часовни, задался мысленным вопросом Малоун. Слышала ли она молчаливое признание Салазара? Что, если того мучает тот же самый вопрос? Тогда все становится на свои места.

Кассиопея подошла к алтарю и взяла в руки книгу.

– Она наша.

С этими словами она протянула книгу Салазару.

– Скажите своему начальству, – произнес тот, обращаясь к Малоуну, – что я благодарю вас за ее приобретение.

– Выходит, воровать не грешно?

Салазар расплылся в ухмылке.

– В данных обстоятельствах я бы сказал, что нет. Лучше назовем их частичным воздаянием за то, что я тебе должен.

Малоун понял намек. Салазар же направился к выходу. Кассиопея, не спуская дула с Коттона, тоже попятилась назад.

Впрочем, он тоже не стал отводить глаз.

– Ты собираешься меня пристрелить?

– Только попробуй сдвинуться с места, и ты покойник. Это я тебе обещаю. Я не забыла, как ты оскорбил меня. И его. Нашу религию. Я умею сдерживать себя. Но если меня довести, честное слово, я буду стрелять.

С этими словами она вышла вон.

***

Малоун остался стоять посреди часовни. У него не было желания преследовать их. Кассиопея закончила спор по-своему.

И дальше провоцировать ее не стоило.

Выйдя из часовни в небольшой вестибюль, вырубленный в скале, Коттон приблизился к прямоугольному отверстию во внешней стене. Окно это было не застеклено. Из-за разбросанных по небу облаков выглядывала серовато-желтая четвертушка луны. Внизу он разглядел смутные фигуры – это были Кассиопея, Салазар и два данита. Все четверо уходили с кладбища назад в город. Его самого душили злость и разочарование. Он чувствовал себя преданным, но еще хуже – круглым дураком. Он пошел на конфронтацию с Салазаром практически без причины – исключительно ради драки.

Но ведь это не в его духе.

Не в его привычках угрожать кому-либо, не имея надежного прикрытия. На этот раз все вышло иначе. Президент Соединенных Штатов поручил ему запугать Салазара. Что ж, запугать он, похоже, его запугал…

Четыре тени растворились во тьме.

Одну из этих четверых Коттон любил. И что теперь? Ответа на этот вопрос у него не было.

***

Кассиопея вошла в вестибюль «Золотого оленя». К этому моменту пистолет уже вернулся к своему владельцу. Она узнала, что оба данита остановились в номере на третьем этаже, чуть дальше по коридору от номера Хусепе. Ее просторный люкс располагался этажом ниже. Салазар передал книгу своим помощникам, после чего отпустил их, а сам пошел проводить Кассиопею до ее номера. Она вставила ключ в замочную скважину. Он бережно взял ее за руку и привлек к себе.

– Хочу сказать тебе, что я никому не причинил зла. Мои слова были неправдой.

– Я знаю. Ведь это не в твоих правилах.

– Ты действительно сказала то, что думала? Про нашу религию, про то, что он оскорбил нас?

– Каждое слово было правдой.

Ложь давалась ей легко.

– Почему ты пошла за мной?

– Решила, что могу быть тебе полезной.

– Это я понял.

– Я участвовала в нескольких громких расследованиях и знаю, как вести себя в… щекотливых ситуациях.

– Это я тоже понял.

– Самое главное, что книга теперь у тебя, а Малоун остался ни с чем. Что бы ни произошло между ним, американцами и тобой, я всегда буду рядом, чтобы тебе помочь.

Салазар пристально посмотрел на нее, пытаясь понять, стоит ли ей верить. Она могла поклясться, что слышит его мысли.

– Что ж, при необходимости воспользуюсь твоей помощью.

– В таком случае она тебе будет оказана.

– Поговорим об этом завтра, – сказал он и нежно ее поцеловал. – А пока спокойной ночи.

С этими словами Хусепе поднялся к себе на третий этаж.

Она дождалась, пока стихнут его шаги. Коттон прислал ей еще одно сообщение, полное обвинений. Он зол на нее. Это было ей ясно. Впрочем, предельно ясно было и нечто другое. Хусепе Салазар – совсем не тот, каким она его когда-то знала.

 

Глава 38

Вашингтон, округ Колумбия

17.20

Дэнни Дэниелс снабдил Стефани адресом. После чего она выслушала его объяснения по поводу того, как так получилось, что после конфиденциального аудита, проведенного Министерством юстиции, на ее счету в банке оказалось на 500 тысяч долларов меньше.

К этому делу привлекли даже генерального прокурора, хотя и не объяснили причин, ограничившись словами, что, мол, нужно поставить под удар ее репутацию. Стефани подумала, что американское правительство могло быть этому радо, поскольку ни для кого не секрет, что между ними не раз случались конфликты.

Накануне вечером, после того как Эдвин вернулся в Вашингтон, имела место необходимая утечка информации из Белого дома, с тем чтобы слух как можно скорее дошел до сенатора Таддеуса Роуэна.

– Как же я ненавижу этого напыщенного сукина сына, – заявил президент, – хотя я обычно не говорю так о людях.

– Я даже не подозревала, что вы враги.

– И хорошо, что нет. Когда я соберу расстрельный взвод, мне не будет нужно, чтобы мы стояли кружком.

Стефани улыбнулась. Наконец-то она услышала некое подобие шутки. А то уже начала волноваться за него.

– Пойми меня правильно, – продолжал президент. – Я питаю к религии мормонов искреннее уважение. Чарльз Сноу всегда был со мной прям. Но каждая религия имеет среди своих приверженцев некий процент фанатиков и психов. К несчастью для нас, один из них возглавляет Сенатский комитет по контролю за расходованием государственных средств.

Стефани оставила президента сидеть за столом в обеденной комнате. Эдвин проводил ее до отеля «Мандарин Ориентал», где она всегда останавливалась, бывая в Вашингтоне. Нелл приняла душ, связалась с Атлантой и поговорила по телефону с Кассиопеей Витт, от которой узнала, что произошло на аукционе в Зальцбурге.

– Ты знала, что Коттон там будет, – упрекнула ее Кассиопея, – но ничего не сказала мне.

– Я лишь подозревала. И ты права, я не стала делиться своими опасениями.

– Думаю, я должна покончить с этим делом.

– Но ты этого не сделаешь.

– Коттон сказал, что твой агент мертв. И обвинил в его смерти Хусепе.

– Он в обоих случаях прав.

– Мне нужны доказательства.

– Вот и займись их сбором. И пока будешь этим заниматься, верни на место голову.

– Стефани, я не работаю на тебя, так что ты мне не указ.

– В таком случае уходи. Прямо сейчас.

– Я-то уйду, а вот Коттон еще останется.

– Верно. А мы уж сами решим, как нам поступить с Салазаром.

Стефани вышла из такси.

Она вернулась в Джорджтаун, неподалеку от пересечения Висконсин-авеню и М-стрит. Триста лет назад это была самая дальняя точка, куда могли заходить морские суда, поднимаясь вверх по Потомаку. Неудивительно, что на этом месте когда-то возникла торговая фактория. Сейчас же это был модный пригород столицы, с дорогими магазинами, уличными кафе и знаменитыми ресторанами.

Дорогие кварталы располагались среди газонов и парков. Это была, пожалуй, самая дорогая недвижимость во всем городе. Особняк Роуэна занимал место среди себе подобных зданий, в колониальном или викторианском стиле, – белый двухэтажный кирпичный дом, заслоненный от посторонних взоров высокими дубами.

Вдоль кирпичных стен протянулись пестрые клумбы. Перила крыльца украшали кашпо с цветами. Стефани поднялась по ступенькам, прошла по деревянной веранде и позвонила в дверь. По словам Дэниелса, сенатор должен был вернуться из Юты примерно в половине пятого.

Дверь ей открыл сам Роуэн.

Он был из породы тех людей, что никогда не сутулятся, пытаясь уменьшить свой рост; наоборот, никогда не расставался со своей подтянутой, военной осанкой. Густые седые волосы и загорелое лицо делали его похожим на немолодого спортсмена. Его темные глаза напоминали угли. Казалось, он насквозь буравил ее взглядом. То, что она пришла к нему, было серьезным нарушением протокола, а также неписаного правила, согласно которому дом человека – его святилище и никто не вправе посягать на его неприкосновенность.

– Мне нужно поговорить с вами, – просто сказала Нелл.

– Это было бы в высшей степени неуместно. Позвоните мне в офис, договоритесь о времени, когда я смогу принять вас – разумеется, в присутствии представителя департамента юстиции. Это единственный способ поговорить со мной. Иных нет.

С этими словами он попытался захлопнуть дверь.

– В таком случае вам никогда не увидеть то, за чем вы охотитесь.

Дверь застыла на месте.

– И что же это такое? – спокойно спросил сенатор.

– То, что Мэри Тодд Линкольн написала Улиссу Гранту.

Обведя глазами комнату, Стефани по достоинству оценила два кресла эпохи Регентства и старинную кушетку, чью золотистую обивку удерживали на месте потемневшие от времени шляпки медных гвоздей. Полированные столики уставлены фотографиями. Помещение освещали две хрустальные лампы, абажуры которых украшали огромные кисти. Казалось, будто она перенеслась в девятнадцатый век. На нее тотчас нахлынули воспоминания о бабушкином доме. Там тоже было много подобных вещей.

– Слушаю вас, – сухо произнес Роуэн.

Он сел напротив нее: спина прямая, плечи расправлены.

– Я не могу явиться по вашей повестке. И не по той очевидной причине, что она не имеет силы.

– Почему вы упомянули миссис Линкольн?

– Мне известно о ваших попытках получить доступ в некоторые закрытые архивы. Я не первый день живу на свете, сенатор. Так же, как и вы. Вы отправили мне повестку лишь затем, чтобы завладеть моим вниманием. Вы пытались давить на меня. Вы угрожали мне и некоторым моим коллегам из других разведслужб, но так ничего и не добились. И потому решили устроить мне испытание, решив, что юридическое давление окажется эффективным. Откуда вам было знать, что у меня есть некая проблема?

– Мне так и сказали. По словам главы штаба, Белый дом косо посматривает на вас.

– Это еще мягко сказано. И ваша повестка смотрится как луч прожектора, направленный в мою сторону.

– И что же вы натворили?

Стефани усмехнулась.

– Пока ничего. Никаких признаний, пока мы не заключим договор.

– А почему я должен вам доверять?

Стефани запустила руку в карман и извлекла оригинальное письмо Мэри Тодди и его отпечатанную версию. Роуэн взял у нее из рук и то и другое и погрузился в чтение. И хотя он явно пытался не подавать вида, от Стефани не скрылось его волнение.

– Вы ведь это хотели заполучить? – уточнила она.

Сенатор пожал плечами, как будто ответ был очевиден.

– Смотрю, вы осведомлены в моих делах.

– Я офицер спецслужб. Это моя работа. Но ваши запросы мне порядком подгадили.

– Это как же?

– Скажем так, у меня проблема с банковским счетом. Сначала я хотела разрешить ее по-тихому, но потом появились вы. И вот теперь Белый дом задает мне вопросы, на которые мне не хотелось бы отвечать.

Сенатор сделал удивленное лицо.

– Никогда не считал вас воровкой.

– В таком случае давайте назовем меня низкооплачиваемой чиновницей, которая бы хотела с комфортом пожить на пенсии. Как только нынешняя администрация покинет Белый дом, мне тоже придется уйти. Лучший момент уйти в тень невозможно придумать. Мне было нужно всего несколько месяцев, в течение которых мое имя нигде не засветилось бы.

– Извините, если я нарушил ваши планы.

– С другой стороны, возможно, не все так плохо, – как можно беззаботнее отозвалась Стефани. – Думаю, мне есть кое на что взглянуть. На нечто такое, в существовании чего лично я сильно сомневаюсь.

С этими словами она протянула ему оригинал записки Мэдисона и ее распечатку. Роуэн прочел и их тоже.

– Вы правы. Я не знал об их существовании.

Стефани посмотрела на часы.

– К утру в моем распоряжении будет все, что прятал Мэдисон в своей летней резиденции.

Эти слова явно произвели впечатление на ее собеседника.

– И вы намерены продать это нечто подороже?

Нелл пожала плечами.

– У меня есть то, что нужно вам, у вас же – то, что нужно мне.

Ее живот стянуло узлом. Черт, как же противно произносить эти слова, тем более когда перед ней сидит этот человек! Его репутация была безупречной. Сторонник консервативных взглядов. Серьезный. Надежный. Честный. Не замешанный ни в каких скандалах. И вдруг оказывается, он готов закрыть глаза на нечестную госслужащую с тем, чтобы заполучить то, что ему нужно. Да что там! Похоже, он клюнул на ее приманку. Это означало, что он ее ни во что не ставит.

– Вы правы, – сказал сенатор. – Есть некие документы, с которыми мне хотелось бы ознакомиться. Они крайне важны для меня… в личном плане. К сожалению, у меня нет к ним доступа. Это письмо миссис Линкольн… я догадывался, что оно существует. Видите ли, она послала точно такое же главе моей Церкви. Оно хранится в наших архивах. А вот записка мистера Мэдисона для меня в новинку.

– Я не знаю, чем вы занимаетесь, да и не хочу знать. Мне нужно другое – избавьте меня от всего этого внимания. Я хочу доработать до того момента, когда Дэниелса переизберут, после чего удалюсь на покой. – Стефани добавила в голос обиды. – Я пришла к вам, чтобы предложить сделку. Если мы с вами договоримся, то с Белым домом я справлюсь и подавно. Но я не могу вести борьбу одновременно и с ним, и с Конгрессом. Более того, в знак серьезности моих слов я пришла к вам не с пустыми руками, а принесла два подарка. К утру в моих руках будет третий.

– Срок моего сенаторства тоже близится к концу, и в мои планы не входит баллотироваться снова.

А вот это уже нечто новенькое.

– Вернетесь в Юту?

– Да, но от дел отходить я не намерен.

У Стефани было такое ощущение, будто она висельник, который только что примерил петлю. Тем не менее она решила не выходить из роли. Не так часто в этой жизни подворачивается возможность так нагло и откровенно нарушать закон.

– То есть вы отзовете вашу повестку? – спросила Нелл.

– Не думаю.

Черт, она ведь знала, что просто так он не сдастся.

– Хотя я и ценю по достоинству то, что вы только что передали мне – как, впрочем, и то, что будет в моих руках завтра, – я бы просил вас еще об одном. И я хотел бы увидеть это уже сегодня вечером.

 

Глава 39

Зальцбург

23.50

Малоун лежал в постели, скрестив ноги и положив руки за голову. Усталость накатилась на него тяжелой волной, однако сон никак не шел. Он упрекнул себя за свои страхи и опасения. Где-то в глубине его существа затаилась противная боль сомнения. Еще ни разу он не был в столь дурацкой ситуации. С другой стороны, он ведь долго не допускал в свою жизнь женщин.

Последние пять лет его брака с Пэм были чем угодно, но только не супружеством: они с ней были чужими людьми, жившими под одной крышей. Оба понимали, что отношения давно мертвы, но ни он, ни она не осмеливались что-то с этим сделать. Пэм не выдержала первой и ушла. В конце концов Коттон юридически оформил этот разрыв, подав на развод, ушел с работы и сменил Джорджию на Данию.

Он умел разработать любую операцию с точностью швейцарского часовщика – в буквальном смысле расписать по минутам, что, когда и где делать. И все же, когда дело коснулось эмоций, он дрогнул, как жалкий любитель. Профессионалу такое не подобает. Коттон не позвонил кому нужно вовремя. Он угробил их отношения с Пэм. Теперь, похоже, история повторяется и с Кассиопеей. Неужели он допустил старую ошибку?

Тишину нарушил еле слышный стук в дверь. Что ж, он надеялся, что она к нему придет. Малоун встал с постели и открыл дверь. Кассиопея вошла внутрь.

– Стефани подсказала мне, где тебя искать, – произнесла она. – В данный момент я недовольна ни ею, ни тобой.

– Рад тебя видеть.

– Что ты здесь делаешь?

Малоун пожал плечами.

– Мне было нечем заняться. Вот я и решил приехать и посмотреть, какие у тебя планы. – Было заметно, что она не в настроении шутить; впрочем, и он тоже. – Смотрю, ты далеко ушла от замка.

– Я понимаю, что солгала тебе. Но так было нужно.

– Пожалуй.

– Как это понимать?

– Как хочешь, так и понимай.

– Я сильно рискую, придя к тебе, – сказала Кассиопея. – Но я думала, мы сможем поговорить.

Коттон сел на край кровати. Она осталась стоять.

– Зачем ты купил эту книгу?

– Мне так велел президент США. – Ага, похоже, она не в курсе того, что в этом деле замешан Дэниелс. – Неужели Стефани умолчала об этом?.. Что ж, привыкай. Тебе будут говорить лишь то, что сочтут нужным.

Кассиопею было не узнать. Чужое лицо. Бегающий взгляд. Равнодушный голос.

– Что тебе от меня нужно? – спросил он, что называется, в лоб.

– Мне казалось, что я пыталась обелить имя одного старого друга. Теперь я совсем не уверена в этом.

Похоже, пора раскрыть карты.

– Он не просто старый друг?

– Он был моей первой любовью. Мы собирались пожениться. Наши родители тоже на это надеялись. Но я порвала с ним отношения.

– Ты никогда об этом не говорила. Как и о том, что ты мормонка.

– Мне казалось, что нас с тобой это никак не касается. Да, мои родители были мормоны, и я тоже воспитывалась в этой вере. Но как только родителей не стало, я порвала с их религией. Что касается Хусепе…

Интересно, что она услышала из их разговора с Салазаром в катакомбах?

– Как долго ты стояла снаружи часовни?

Ее взгляд остался холодным.

– Недолго.

– То есть ты не слышала, как он признался, что убил нашего агента?

– Нет, не слышала. Но это все равно ложь. То же самое мне сказала Стефани.

У Малоуна перед глазами тотчас возникла картина: Кассиопея целует Салазара.

– А почему ты считаешь, что это ложь?

– Потому что ты ревнуешь. Я заметила это еще в ресторане.

– Я не ребенок, Кассиопея. Я на задании. Я делаю порученное мне дело. Проснись и начни делать то же самое.

– Иди к черту!

Малоуна наконец прорвало.

– Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что фанатики Салазара делают грязную работу? Именно этим и занимались те двое на кладбище.

– Коттон, не лезь не в свое дело. Я все улажу сама.

– Скажи это Стефани.

– То, что ты сделал сегодня вечером, – непростительная глупость. К счастью, все обернулось в мою пользу. Я смогла получить дополнительные очки в данной ситуации. Он уже проникся ко мне доверием.

Ярости Малоуна не было предела.

– Твой Хусепе Салазар – убийца!

Кассиопея сверкнула глазами.

– И какие у тебя есть доказательства?

– Я видел труп.

Похоже, его слова возымели воздействие.

– Я должна выяснить, что происходит, – сказала она. – Правда, сделаю это по-своему.

– Я был там, – произнес Коттон. – Прошлым вечером. То, как вы целовались, – это не притворство. – Было видно, что его слова застали ее врасплох. – Какую еще информацию ты не получила от Стефани?

– Ты сам не знаешь, что видел. Даже я не знаю, что это было.

– Что я и хотел сказать.

Да, у них были сложные отношения. С этой женщиной он прошел путь от врага до любовника. Они многое пережили, между ними возникла связь, возникло доверие. По крайней мере, он так считал. В данный же момент их как будто разделяла целая вселенная. Перед ним стоял совершенно чужой человек.

И это было ему неприятно.

– Послушай, ты отлично сделал свое дело. Теперь отдыхай, я все доделаю сама.

– Я сам справлюсь. Без тебя. Самостоятельно.

Малоун постарался взять себя в руки и еще раз воззвал к ее разуму:

– Этот твой старый друг замешан в большой афере, к которой причастен сам президент США. Наш агент мертв, хочется тебе в это верить или нет. Двое из его людей тоже мертвы. Их убил я. Думаю, Кассиопея, тебе стоит придерживаться правил. – Малоун выдержал паузу. – Или выйти из игры.

– Нет, ты все-таки осёл.

– Это я не нарочно.

– Тебе следует вернуться домой.

Кассиопея повернулась к двери. Коттон даже не шелохнулся.

Она не проявила к нему никаких чувств – ни на миг. Ни улыбки. Ни радости. Ничего. Ее лицо напоминало холодную каменную маску. Малоун пожалел, что попытался надавить на нее. Но ведь кто-то же должен.

Кассиопея уже стояла в дверях. Коттон не хотел, чтобы она уходила.

– Ты бы пристрелила меня? – спросил он.

Это скорее был риторический вопрос, на который он не ждал ответа.

Женщина обернулась и пристально посмотрела на него. Взгляд ее был тверд как гранит, лицо – каменная маска.

Затем она открыла дверь и вышла вон.

***

Салазар стоял на коленях на полу своего номера. Стоять на жестких досках было больно, и эта боль напоминала ему про невзгоды, которые приходилось терпеть пионерам во время их странствований по Западу. Каким только гонениям и преследованиям ни подвергались они, прежде чем обрели свободу и безопасность в Солт-Лейк-Сити! «Святые» обязаны вечно помнить об их самопожертвовании. Ибо сегодня они существуют лишь благодаря мужеству тех отважных мужчин и женщин, что вынесли все тяготы странствий, причем многие тысячи умерли, так и не дойдя до обетованной земли.

– Наши заповеди были не совместимы с общественными, религиозными и этическими заповедями наших соседей, – сказал ему ангел.

Призрак парил в дальнем конце комнаты внутри сияющего гало. Когда явился вестник, Салазар молился, перед тем как отойти ко сну. Что, если Малоун все-таки прав? Что, если их поступки – то, что Кассиопея украла книгу, а он взял ее себе – не что иное, как грех?

– Знай, что сие есть истина, Хусепе. Некий аристократ владел наделом земли. Однажды ночью к нему пришел враг, который порушил его живую изгородь, срубил его оливковую рощу, разрушил мастерские. Его слуги в страхе бежали. Хозяин виноградника сказал своим слугам: идите и соберите оставшихся, возьмите с собой тех, кто может держать оружие, – это мои воины; после чего ступайте и отберите у врага мой виноградник, ибо он принадлежит мне. Разрушьте их башню, разгоните их дозорных. И если они пойдут на вас, отомстите за меня моим врагам. Постепенно я соберу своих людей и верну себе эту землю.

Салазар выслушал притчу и понял ее смысл.

– То, что было сделано, было необходимо. Вернуть Сион можно только силой. Именно поэтому Небесный Отец дал своему народу того, кто поведет его за собой, подобно тому, как Моисей вывел детей Израилевых из Египта. Ибо вы тоже дети Израилевы и семя Авраама и вас надлежит вывести из рабства силой протянутой руки.

– Мои слуги собраны и готовы к битве.

– Любая победа и слава достается лишь упорством, верой и молитвой.

И он начал молиться еще истовее, после чего сказал ангелу:

– В разговоре с Малоуном я позволил гневу взять надо мной верх. Он похвалялся передо мною тем, что убил моих людей. В пику ему я тоже начал бахвалиться и сказал больше, чем было нужно.

– Не кори себя. Этого человека ждет вечная тьма. Твоей же наградой будет вечный свет. Книга в наших руках. Неверные не имеют на нее никакого права. Он же сделал это, чтобы причинить тебе вред.

Ему следовало воздать Малоуну за его грехи, но ему помешала Кассиопея. Интересно, она полностью слышала их с Малоуном разговор?

– Это неважно, – сказал ангел. – Она – отпрыск племени Сиона, и у вас общие цели. Будь ей отвратительно то, что нужно было сделать, она никогда не вмешалась бы в ваш разговор.

Что ж, звучит вполне убедительно.

– Она – твой союзник. Отнесись к ней как к союзнику.

Салазар посмотрел на призрака и, набравшись храбрости, спросил у него то, о чем раньше не решался спросить:

– Ты Мороний?

Ничто не существовало бы, если б не Мороний. Он жил на земле примерно в IV веке нашей эры и стал тем пророком, что закопал в землю историю своего народа, начертанную на золотых скрижалях. Спустя столетия он явился Джозефу Смиту и повел его туда, где были захоронены эти скрижали. Движимый божественным вдохновением и с помощью Морония, Пророк Джозеф перевел эти таблички и опубликовал их под названием «Книга Мормона».

– Я не Мороний, – сказал ангел.

Салазар был потрясен. Он был твердо уверен, что к нему явился Мороний.

– Тогда кто ты такой?

– Ты когда-нибудь задумывался по поводу своего имени?

Что за странный вопрос?

– Мое имя Хусепе Салазар.

– Твое личное имя древнее и происходит из еврейского языка. Фамилию же ты унаследовал от твоего отца-баска.

Это он тоже знал. Его фамилия происходила от названия средневекового города в Кастилии. Их благородное семейство сделало его своим.

– Ты – Хусепе. Что по-английски – Джозеф. Джозеф Салазар. Как у Пророка Джозефа Смита. У вас с ним одинаковые инициалы: Дж. С.

Он давно уже заметил это совпадение, хотя и не придавал ему значения. Отец нарочно выбрал ему это имя, в честь Пророка.

– Я – Джозеф Смит.

Хусепе не знал, что на это сказать.

– Я здесь для того, чтобы помочь тебе в битве, что ждет тебя впереди. Вместе мы восстановим свободу Сиона. Знай, Хусепе, Небесный Отец пообещал, что до того, как уйдет живущее ныне поколение, мы победим неверных и выполним все Его заветы. Все сбудется. Старейшина Роуэн поведет за собой Церковь, и ты будешь с ним рядом.

Салазар ощутил себя недостойным столь высокой миссии. Глаза его наполнились слезами. Как ни пытался он их побороть, все равно не смог. В конце концов он позволил эмоциям взять над собой верх и с рыданиями распростерся на полу.

– Плачь, Хусепе, плачь за всех, что отдали жизнь за наше дело, в том числе и я.

Салазар поднял глаза на призрака.

В тот день в июне 1844 года, когда его по сфабрикованному обвинению заточили в Иллинойсе в тюрьму, Смиту было всего тридцать восемь. На них с братом напала толпа бесчинствующих молодчиков. Оба, Джозеф и его брат Хайрам, пали жертвой пуль.

– Я шел, как агнец на заклание. Но я был спокоен, как летнее утро. Моя совесть была чиста, я ничем не оскорбил ни Бога, ни людей. Меня убили, но я умер с чистым сердцем. Потом обо мне говорили, что я пал жертвой хладнокровного убийства.

Да, тоже верно.

И все же взгляд смотревших на Хусепе глаз впервые был полон некоей пугающей силы.

– Моя кровь вопиет об отмщении.

Хусепе точно знал, что сказать в ответ.

– И ты его получишь. Это я тебе обещаю.

 

Глава 40

Округ Ориндж, Вирджиния

Пятница, 10 октября

01.00

Люк вернулся в Монпелье. Его ужин с Кэти продлился три часа. Она отвезла его в симпатичный придорожный ресторанчик к северу от города, где они выпили пива и поклевали половинку сносно зажаренного цыпленка. Кэти была просто лапочка. Люк пожалел, что вечером его ждут другие дела. Похоже, она питала слабость к военным. В ресторанчик они приехали каждый в своей машине, поэтому после ужина Кэти на своей вернулась домой. Он же покатил назад в поместье, предварительно сунув себе в карман бумажку с ее телефонным номером и адресом электронной почты.

Потом он еще целых три часа просидел в своем «Мустанге», припаркованном среди деревьев позади особняка. Отсюда до храма было еще несколько сот метров. Вокруг ни огонька, за исключением фонаря перед входом в дом, – его свет тускло мерцал сквозь ветки деревьев. Никакой охраны на территории поместья он не заметил. Вокруг царили тишина и покой.

У себя дома Люк досконально изучил изображения храма, а дневная экскурсия подтвердила правоту его догадок. Он захватил с собой моток крепкой веревки длиной в пятьдесят футов, фонарик, перчатки и ломик. Короче говоря, все, что может понадобиться вору-взломщику.

Затем Люк вышел из машины, достал из багажника инструменты и бесшумно опустил его крышку.

Путь через лес занял у него десять минут. Ночь была беззвездной и безлунной, небо подернуто облаками. Вскоре он различил очертания храма. Похрустывая сухой травой, поднялся на возвышение и шагнул на бетонную площадку.

Лес как будто замер в безмолвии – в отличие от его дома, где всю ночь напролет стрекотали сверчки и квакали лягушки. Иногда Люк скучал по дому. После смерти отца все изменилось. Нет, он правильно поступил, пойдя служить в армию. Он получил возможность не только увидеть мир, но и сделать карьеру. Теперь Люк – агент Министерства юстиции Соединенных Штатов. Его мать была горда за него, когда он сказал ей о своем повышении, так же как и братья. И пусть у него нет ни университетского диплома, ни профессиональной лицензии, ни патентов, ни клиентов, ни студентов. Но, черт побери, он все равно кое-чего достиг в этой жизни.

Отложив в сторону фонарик и веревку, Люк принялся работать ломиком по периметру люка в центре бетонной площадки. Известка крошилась даже при минимальном усилии, и вскоре он уже мог протиснуть в образовавшийся зазор плоский конец ломика. Еще пара движений, и один край приподнялся. Люк надавил еще несколько раз. Его усилия не пропали даром – в бетонном полу образовалось отверстие достаточной ширины, чтобы в него можно было пролезть.

Положив бетонный квадрат рядом с входом, он привязал к одной из колонн веревку и проверил на крепость – выдержит ли. Похоже, что выдержит.

Забросив свободный конец в отверстие, Люк на всякий случай еще разок огляделся по сторонам. Ни души.

Сунув в отверстие фонарик, он включил красный свет и поводил лучом. Темнота внизу растворилась, и агент сумел рассмотреть кирпичные стены, а на тридцатифутовой глубине – кирпичный пол.

Как Люк и предполагал, первые десять футов он скользил по веревке вниз, затем та качнулась, и его ноги уперлись в стену. После чего спуститься вниз уже не составило труда. То же самое будет, когда он станет выбираться наверх. Слава богу, его плечевой пояс и руки накачаны так, как надо. Так что вылезти наверх будет несложно.

Люк выключил фонарик и сунул его в карман джинсов, после чего надел кожаные перчатки и заскользил вниз.

Он невольно задался вопросом, сколько сил и труда было положено двести лет назад, чтобы выкопать эту яму, имея в своем распоряжении лишь кирки да лопаты. Разумеется, у Мэдисона были рабы – около сотни, по словам Кэти, – так что в рабочей силе недостатка не было. И все же труд, затраченный на рытье столь грандиозного котлована, не мог не поражать воображение.

Наконец Люк нащупал ногами стену и, переставляя их, спустился на самое дно.

Он запрокинул голову вверх и постарался представить, как здесь было двести лет назад. Какое же громадное количество льда складывали сюда в зимнее время! Озеро, которым он любовался сегодня днем, наверняка каждый год промерзало. После чего рабы вырезали ледяные блоки, тащили их к яме, укладывали на дно и закрывали слоем соломы. Некое количество льда не успевало растаять до следующей зимы, когда процесс повторялся заново.

Люк читал на сайте Монпелье, что одним из самых любимых лакомств Мэдисона было мороженое. Его жена, Долли, якобы способствовала популярности этого десерта, угощая гостей мороженым на балу по случаю второй инаугурации своего супруга.

Он снова включил фонарик и поводил лучом. Красный лучик был слабый и светил лишь на короткое расстояние. Остальная часть ямы была по-прежнему погружена в полутьму. Люк рискнул переключить фонарик на белый свет. Сколько же здесь кирпичей! Не иначе как несколько тысяч. За двести лет они порядком поблекли, утратили прежний цвет и поросли желтым мхом, который теперь торчал из всех соединений и трещин.

Впрочем, это вполне естественно, учитывая пористую землю и возраст самой ямы. Не считая мха, стены в целом были чистыми. Чему, безусловно, способствовало то, что яма стояла запечатанной.

Внезапно луч что-то высветил. Люк поводил фонариком и увидел на стене лицо. Очертания были смутными, но ошибки быть не могло.

Агент шагнул ближе и, вглядываясь в полутьму, посмотрел вверх.

– Черт, здесь что-то написано, – прошептал он.

XIII…

Он принялся медленно высвечивать их, одну за другой. С каждой минутой появлялись все новые и новые.

XIX. LXX. XV. LIX. XCIX.

Латыни Люк не знал, однако понял, что перед ним римские цифры. Этому его научил Супербоул. У него не было ответа на вопрос, почему Национальная футбольная лига предпочитала эти палочки и крючки старым добрым арабским цифрам. Может, так им казалось круче?

Снова окинув взглядом подвал, он заметил еще несколько, причем одинаковых. И быстро насчитал пять LXX и восемь XV. Ему тотчас вспомнилось то, что Стефани показывала ему в записке Мэдисона. В самом низу было нацарапано IV. Он пригляделся и вновь обвел лучом фонарика цилиндрические стены.

Ага, вот она, эта римская четверка… В самом верху, футах в шести ниже лаза.

Люк решил проверить верность своей догадки. Поводив по стене фонариком, он нигде не обнаружил дубликата этой четверки.

Что ж, похоже, он прав.

Для дальнейших исследований ему понадобится ломик. Но тот лежал наверху, на земле. Люк выключил фонарик, схватился за веревку и принялся карабкаться вверх. Добравшись до верха, он уже был готов вылезти из лаза и забрать ломик, как что-то привлекло его внимание.

Вдалеке.

За особняком.

Ночную тьму ритмично прорезали голубые вспышки и завывание сирен. Затем он увидел еще два ряда вспыхивающих синих огней. И все как один они двигались в его направлении.

– Вот зараза, – выругался Люк. – Этого еще не хватало…

 

Глава 41

Вашингтон, округ Колумбия

01.40

Роуэн вышел из такси. На другой стороне Первой стрит белый фасад Капитолия буквально сиял огнями. Ему не раз приходилось работать ночью, когда заседал Конгресс, особенно в первые два срока его сенаторства. Сейчас такое случалось гораздо реже, хотя время от времени обсуждался некий важный вопрос, который требовал от законодателей очередной бессонной ночи.

Впрочем, этим, как правило, и ограничивалось. Показухой. Настоящая работа делалась в другом месте. За закрытыми дверями кабинетов, за столиками ресторанов, во время прогулок по широким улицам.

Федеральное правительство уже давно не справляется со своими функциями. Оно уже давно не в состоянии предложить хотя бы что-то конструктивное. Решить какую-либо проблему. Вместо этого оно лишь высасывает ресурсы как из населения, так и из штатов. Что еще хуже, оно не дает что-либо сделать никому другому. Вот что он, например, прочел вчера утром в петиции штата Техас по вопросу выхода из состава США. Слова эти крепко засели в его памяти:

Принимая во внимание то, что штат Техас имеет сбалансированный бюджет и занимает пятнадцатое место среди крупнейших экономик мира, он вполне может выйти из состава Штатов. Тем самым он защитит уровень жизни своих граждан и гарантирует им их права и свободы в соответствии с принципами и замыслами Отцов-Основателей, которые более не учитываются федеральным правительством.

Отлично сказано.

Роуэн не мог вспомнить конкретный момент, когда идея отделения запала ему в душу, но он был непоколебимо уверен в том, что его позиция единственно правильная.

В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье.

Томас Джефферсон и пятьдесят пять других патриотов, подписавших Декларацию независимости, были правы. Эти люди обнаружили в себе естественное и неотчуждаемое право восстать против угнетательницы-Англии. Но если их же собственные потомки попытаются сделать то же самое по отношению к Соединенным Штатам Америки, против их действий тотчас будут брошены десятки, если не сотни, федеральных законов. Интересно, и когда это Америка успела растерять свои «естественные и неотчуждаемые» права?

Ответ у него был. В 1861 году. При Аврааме Линкольне.

Теперь же он, Роуэн, намеревался вернуть их назад.

Чего не ожидал сенатор, так это что в игру ввяжется Стефани Нелл. Один из его помощников просветил его на предмет ходивших по Вашингтону слухов. Впрочем, ничего определенного – возникает скорее больше вопросов, нежели ответов. Похоже, что Белый дом старался решить проблему, не афишируя своих действий.

Ведь кому нужен скандал, тем более под занавес президентского срока? Но что, если его запросы информации лишь ускорили процесс? Или ответственность лежит целиком и полностью на нем? Трудно сказать. Роуэн знал лишь одно: на сцене появилась Нелл. Она была в курсе, что он занят поиском неких секретных документов, и предложила ему то, что он искал.

И он решил воспользоваться ситуацией.

Роуэн поднялся по гранитной лестнице мимо фонтана Нептуна ко входу в библиотеку Конгресса.

Довериться этой Нелл? Ни за что. Воспользоваться ею? Безусловно.

***

Стефани ждала его в вестибюле Большого зала библиотеки Конгресса. Обычно здание на ночь опечатывали и в нем оставались лишь охранники. Но уехав от Роуэна, Стефани сделала звонок в Белый дом. Через пятнадцать минут ей перезвонил директор библиотеки. И еще через полчаса в библиотеке ее уже встречал пожилой джентльмен с теплой улыбкой, редеющими седыми волосами и в очках в стальной оправе. Он представился как Джон Коул. Хотя за окном была глубокая полночь, мужчина был в костюме и при галстуке и выглядел вполне бодро. Стефани извинилась, что оторвала его от сна, однако он лишь махнул рукой и сказал:

– Директор сказал, что я в вашем полном распоряжении.

Как только Стефани объяснила ему, что, собственно, ей нужно, он исчез в чреве огромного здания, оставив ее одну в большом зале.

По обеим сторонам от нее вверх вели мраморные лестницы. Ослепительно-белые стены уходили вверх на семьдесят пять метров к причудливому лепному потолку с огромными витражными окнами. Мраморный пол украшала бронзовая мозаика: солнце в окружении зодиакальных созвездий. Скульптуры, настенные росписи, архитектурные детали – все это вносило свой вклад в общее великолепие зала.

Впрочем, так и задумывалось.

Построенное в 1897 году как образец искусства и культуры растущей республики, а также как хранилище фондов Национальной библиотеки, увенчанное куполом здание, носившее имя Джефферсона, со временем превратилось в крупнейшее учреждение подобного рода во всем мире.

По обеим сторонам лестниц расположились скульптуры херувимов. Стефани не нужно было объяснять, что они означают: привычки и занятия современной жизни. Она заметила врача, электрика, фермера, охотника, механика и астронома, каждый со своим набором инструментов и орудий труда.

Зданию не зря присвоили имя Джефферсона. После войны 1812–1813 годов, когда англичане сожгли Вашингтон, в том числе и тогдашнее здание библиотеки, Джефферсон продал стране 6400 томов своей личной библиотеки, с тем чтобы заложить ядро новой коллекции.

Скромное собрание вскоре разрослось до нескольких сот миллионов единиц хранения. Стефани как-то раз прочла, что каждый день фонды библиотеки увеличиваются на десять тысяч новых изданий. Практически все фонды открыты для публики. Единственное, что требуется, – иметь читательский билет, получить который совсем несложно. У нее есть свой, причем уже много лет. Живя в Вашингтоне, Нелл обожала проводить свободное время в залах библиотеки, посещала презентации и выставки. Здесь каждый день было что-то новое.

Однако к некоторым материалам доступ был ограничен – по причине их плохой сохранности или же уникальности. Для таких изданий было отведено специальное хранилище на верхнем этаже.

То, что требовалось Роуэну, хранилось именно там.

***

Роуэн подошел к тройным бронзовым дверям, символизировавшим традицию, письменность и книгопечатание. Подобно храму в Солт-Лейк-Сити, библиотека Конгресса была исполнена символики. В голосовом сообщении от Стефани Нелл говорилось, что он должен пройти мимо входа для посетителей, расположенного этажом ниже, и постучать в эти двери.

Что сенатор и сделал. Одна из них открылась, и его взгляду предстала Стефани Нелл.

Роуэн шагнул в вестибюль Минервы, названный так в честь восьми статуй, олицетворявших античную богиню мудрости и знания. Здесь повсюду можно было увидеть ее символ – сову.

Вместе они вошли в Большой зал.

– Я подумала, что вам будет лучше войти внутрь именно здесь, чем через главный вход, – пояснила Нелл. – Здесь нет камер наблюдения.

Роуэн по достоинству оценил ее предусмотрительность.

– Всякий раз, когда я бываю здесь, библиотека поражает меня своими масштабами.

– Да, она великолепна. Итак, мы одни, за исключением куратора. Сейчас он принесет вам то, что вы хотели бы видеть. Кстати, у меня к вам вопрос. Мне казалось, вы могли бы получить доступ к коллекции редких документов и без моей помощи, это так?

– Наверное, мог бы. Но значимость книги стала понятна мне лишь в последние два дня, и я не хотел бы афишировать предмет моего интереса. К счастью для нас обоих, мне на помощь пришли вы.

– Я сказала директору, что это вопрос национальной безопасности, которым мы с вами занимаемся вместе. Мои слова были приняты на веру. Никаких расспросов не последовало. Более того, наш с вами сюда визит нигде не зафиксирован. Я попросила, чтобы том принесли в читальный зал Конгресса. Думаю, там вы будете чувствовать себя гораздо уютнее. Пойдемте за мной.

С этими словами Стефани повела его за собой по длинной, богато украшенной галерее. Двойные двери открывались в такой же длинный зал. Дубовые полы, дубовые панели, потолок с яркой росписью – все это создавало впечатление королевских покоев. В обоих концах зала – украшенный мозаикой мраморный камин. Роуэн отлично знал, чем этот зал служил раньше. Когда-то, в дни, когда здесь заседал Конгресс, его двери были открыты и в нем несли круглосуточную вахту библиотекарь и курьеры. В 60-е и 70-е годы XX века многочасовые речи были обычным делом. Несчастные библиотекари были вынуждены спать на раскладушках, а затем сотнями перетаскивать книги на другую сторону, чтобы чем-то занять скучающих конгрессменов. Теперь раскладушек не было, а зал использовался главным образом в церемониальных целях.

– Она вон там, – сказала Стефани.

Роуэн окинул зал и увидел на столе перед одним из каминов свое сокровище. Рядом со столом стояли диван и несколько мягких стульев.

Сенатор подошел и опустился на диван.

Книга была размером примерно четыре на шесть дюймов и чуть больше дюйма в толщину. Ее кожаный переплет сохранился на удивление хорошо.

Роуэн открыл книгу и прочитал титульную страницу.

КНИГА МОРМОНА

Перевод Джозефа Смита-младшего

Третье издание,

тщательно переработанное переводчиком.

Науву, Иллинойс

Отпечатано в типографии Робинсона и Смита,

Цинциннати, Огайо

1840 год

На небольшом ярлыке, приклеенном к обложке, значился идентификационный номер, а также стояла надпись о том, что библиотека Конгресса приобрела эту книгу 12 декабря 1849 года.

Роуэна охватил благоговейный трепет.

В 1838 году штаб-квартира «святых» находилась в Миссури. Однако 30 октября группа бандитов напала на мирную деревушку Хонс-Милл и вырезала почти все ее население. Опасаясь новых вспышек насилия, «святые» бежали в Иллинойс, где возникла потребность в новых экземплярах Книги Мормона, так как оригинальный тираж 1830 года был уже израсходован.

Тысячи долларов, необходимых на допечатку тиража, у них не было, однако божественное откровение подсказало, что им делать. По всем общинам было разослано письмо, в котором говорилось, что за каждые сто долларов, присланные на типографские расходы, каждая из них получит по сто десять экземпляров книги. Пророк Джозеф лично предложил этот план финансирования и взялся за переработку текста, удаляя из него закравшиеся в первое издание ошибки. Вскоре начали поступать деньги, и в конце концов удалось напечатать пять тысяч новых экземпляров. Один из них сейчас лежал перед ним.

– Это издание пользовалось таким успехом, – пояснил Роуэн, – что его допечатывали бессчетное количество раз.

– Да, я читала архивную запись по этому поводу, – сказала Стефани.

Сенатор улыбнулся.

– Меня это почему-то не удивляет. Согласно журналу учета, Авраам Линкольн запросил эту книгу восемнадцатого ноября шестьдесят первого года и вернул ее двадцать девятого июля шестьдесят второго. Он также взял на абонементе еще три книги по мормонству. Линкольн был первым и, насколько нам известно, единственным президентом, который читал Книгу Мормона. Мы, «святые», глубоко чтим его имя.

Роуэн знал: бессмысленно ограничиваться лишь титульной страницей.

– Если вы не возражаете, – произнес он, – я бы хотел изучить книгу один.

 

Глава 42

Округ Ориндж, Вирджиния

Люк вылез из отверстия и быстро отвязал веревку от колонны. За деревьями продолжали мигать синие огоньки. Вой сирен сделался громче. Он вернул на место бетонную крышку, вставил в зазор крошки извести, а самые мелкие смел с бетонного пола. Если только не подходить близко, вряд ли кто-то в темноте заметит следы взлома. Схватив веревку и инструменты, агент поспешил в лес, до которого было шагов двадцать.

Вскоре полиция прибыла к особняку, а еще через пару минут темноту прорезали три луча портативных фонариков. Люк затаился в зарослях. Одежда на нем была темной, что делало его в безлунную ночь практически невидимым. До него доносились чьи-то голоса, лучи фонариков прочерчивали дуги света, неуклонно приближаясь к ротонде.

Но на бетонную площадку так никто и не ступил. Лучи фонариков остановились на расстоянии футов пятидесяти.

По всей видимости, полицейские удовлетворились тем, что все тихо и спокойно. Но что привело их сюда? Зачем они явились? Неужели здесь есть скрытые видеокамеры, работающие в режиме ночного видения?

Последнее вряд ли. Из рассказов Кэти за ужином Люк сделал вывод, что музей испытывает острую нехватку средств, едва сводя концы с концами. Да и к чему им здесь такая навороченная система наблюдения? Что здесь красть? Вряд ли местные экспонаты стоят того, чтобы ради них вбухивать тысячи долларов в покупку электронной техники.

Лучи фонариков тем временем не спешили уходить. Люку были слышны голоса, но слов различить он не смог. Лежа на животе, агент наблюдал за ними сквозь корявые ветви деревьев. На его счастье, вечер был довольно прохладным, так что опасность наступить в темноте на змею ему вряд ли грозит. Хотя он не удивился бы, появись рядом с ним парочка енотов.

Наконец лучи фонарей заскользили прочь.

Ему было видно, как три фигуры зашагали от холма к дому, по всей видимости направляясь к площадке перед фасадом. Люк встал с земли и прислушался. Вскоре машины отъехали. Три мигалки растворились в ночи.

Что ж, самое время завершить начатое.

Он вернулся к храму и заново завязал веревку. Затем открыл лаз и сбросил свободный конец вниз. Нет, он, конечно, рисковал, но ведь за риск ему и платят. Еще будучи рейнджером, Люк научился думать и оценивать ситуацию, а затем целенаправленно действовать. Чего бы это ни стоило, с каким бы риском ни было связано. Обязательно довести дело до конца.

Взяв в руки ломик, Люк затянутой в перчатку рукой ухватился за веревку и, на всякий случай обмотав ее вокруг запястья, чтобы она натянулась, соскользнул на десять футов вниз, с тем расчетом, чтобы вновь оказаться на той высоте, где он до этого заметил две римские четверки.

Достигнув примерно того места, Люк сунул за голенище ломик, после чего извлек из кармана фонарик и, посветив, нашел помеченный кирпич. Затем снова взял в руки ломик и поковырял острым концом стену. Глина не поддалась. Тогда он попробовал нажать сильнее. Кирпич треснул. Это еще что такое?

Он со всей силы вогнал ломик в трещину. Кирпич разлетелся на крошки, а взгляду предстала темная дыра. Тогда он вновь взял в руки фонарик и посветил внутрь. Там что-то блеснуло. Похоже, что стекло.

Вновь взяв в руки ломик, Люк раскрошил остатки кирпича, помеченного римской четверкой. Правая рука уже начинала ныть, поскольку держала весь его вес, несмотря на то что он обеими ногами сжимал веревку. Вновь засунув ломик за голенище, агент смёл рукой осколки кирпича. Перед тем как запустить ее в дыру, еще раз посветил фонариком, чтобы понять, что там внутри.

Небольшой предмет. Дюймов восемь в ширину, пару дюймов в высоту. Явно стекло.

Зажав зубами фонарик, Люк извлек таинственный предмет из тайника. Затем опустил подбородок и посветил на находку. Луч света отразился от стекла, однако было видно, что внутри что-то запечатано. Затем он на всякий случай еще разок осветил фонариком дыру в стене. Пусто.

Свое задание он выполнил.

Неторопливой походкой Люк прошел через лес, давая затекшей правой руке возможность отдохнуть и восстановить кровообращение. Зря он так напрягал мышцы. Теперь придется снова наведаться в «качалку».

Веревку Люк нес на плече, держа в одной руке ломик, в другой – стеклянный сосуд. В нем точно что-то запечатано, но ему не было поручено узнать, что именно. Стефани велела ему лишь извлечь нечто из тайника и принести ей. Лично его это устраивало. В конце концов, начальник не он, что даже к лучшему.

В ротонде Люк все вернул на место. Нет, конечно, или завтра, или в ближайшие дни кто-нибудь обнаружит, что лаз был взломан. Тогда они поднимут бетонную крышку и увидят дыру в стене. Что это означает, будет для них загадкой. Ни ответов, ни улик. Ничего, что указывало бы на того, кто это совершил. В общем, ночка удачная. И не только в плане кругленькой суммы, причитающейся ему за работу. У него в кармане лежит телефончик Кэти. Почему бы и впрямь не позвонить ей? Не просто так ведь она дала ему номер? А у него как раз свободного времени выше крыши – целая неделя…

Дойдя до машины, Люк бросил веревку и ломик в багажник, после чего скользнул внутрь салона. Лампочку в салоне он на всякий случай включать не стал. Положив стеклянный сосуд на пассажирское сиденье, вставил ключ зажигания.

На заднем сиденье послышался шорох. Люк весь напрягся. Затем появилась голова. Он узнал лицо в зеркале заднего обзора. Кэти. В руках – пистолет, тот самый, который он хранил в бардачке. Дуло смотрело прямо на него.

– Ты хоть знаешь, как им пользоваться? – спросил он, не поворачивая головы.

– Я могу нажать на спуск. Спинка твоего сиденья – отличная мишень.

– Ты собралась сдать меня?

– Я знала, что никакой ты не военный. Ты вор. Я проследила за тобой, когда ты поехал сюда, и дождалась, когда ты выйдешь из машины. После чего позвонила шерифу.

– Вот теперь, киска, ты обидела меня по-настоящему. Я уже было решил, что мы с тобой нашли общий язык…

Внезапно он все понял.

– Тот телефонный номер, что ты мне дала… Он ведь не настоящий, ведь так?

– Я только затем поехала с тобой ужинать, чтобы узнать, что у тебя на уме. Я – не гид. Сегодня я лишь замещала гида. Я – реставратор. У меня степень магистра по американской истории, и я работаю над докторской диссертацией. Мэдисон – моя тема. Этот дом важен. Воры вроде тебя нам только все портят. Кстати, что ты скажешь на то, что телефон, который я тебе дала, на самом деле телефон шерифа?

Да, только ее ему здесь не хватало… Ведь что сказала Стефани? Главное – не попадись.

– Я не вор, – произнес он.

– Тогда что там у тебя на переднем сиденье?

Он приподнял кусок стекла и протянул его ей.

– Где ты это нашел? Я никогда не видела его раньше.

– Потому что Мэдисон спрятал его в своем леднике.

– Откуда ты это знаешь?

Люк проигнорировал ее вопрос.

– Мы едем к шерифу, – строго сказала Кэти.

– К сожалению, не могу. Может, ты и умная, как я не знаю кто, но я – агент, работающий на американское правительство. И нам нужно то, что ты сейчас держишь в руках.

– Так я тебе и поверила!

Он вновь услышал завывание сирен.

– Да ладно тебе. Можно подумать, ты что-то знаешь.

– Когда я увидела, что ты идешь к машине, я позвонила шерифу.

Люк повернулся и посмотрел ей в лицо.

– Ты начинаешь меня раздражать. Послушай, я говорю чистую правду. Я должен доставить эту штуковину моему начальнику. Если хочешь, можешь поехать со мной и сама убедиться.

Сирена выла уже где-то рядом.

– Ты сказала им, где мы? – спросил Люк.

– Конечно, иначе как бы они нас нашли?

Час от часу не легче.

– Принимай решение, Кэти. Застрели меня и вали из моей машины. Или поезжай со мной. Ну так что?

В ее глазах читалась нерешительность.

– Я действительно правительственный агент, и эта штуковина крайне важна. Знаешь, что я тебе скажу? Если тебе от этого легче, можешь оставить себе пистолет и эту стеклянную хрень.

Она промолчала. Сирены звучали уже совсем близко.

– Поезжай, – наконец сказала она. – И побыстрее.

«Мустанг» сорвался с места, заскрежетав шинами, и в следующий миг они уже выехали на дорогу и помчались прочь.

– Куда мы едем? – спросила Кэти.

– Если я скажу тебе, киска, у тебя снесет крышу.

 

Глава 43

Вашингтон, округ Колумбия

Роуэн дождался, когда Стефани Нелл выйдет из читального зала и закроет за собой двери, и лишь после этого сосредоточил внимание на книге. При мысли, что ее держал сам Линкольн, его охватил благоговейный трепет. Интересно, каким смыслом была она исполнена?

Оно будет извлечено из тьмы на свет, согласно Слову Божию. О да, оно будет вынесено из земли и воссияет во тьме, и знание о нем придет ко всем людям, и будет так по воле Божией. Ибо вечные цели Господа нашего будут продолжаться и дальше, пока не сбудутся все его обещания.

Пророчество, озвученное за мгновения до того, как золото было зарыто в землю, где впоследствии было найдено Джозефом Смитом и превращено в книгу, что сейчас лежит перед ним.

Вере Роуэн посвятил всю свою жизнь. Его родители, а до них их родители – все были «святыми». Роуэн всегда служил Пророкам, и в хорошие времена, и в плохие. Многие отдали жизнь, дабы сохранить то, что создали их предки. Так почему это поколение должно быть иным? Чарльз Сноу привык лишь отступать и приспосабливаться. Стоя у кормила Церкви, он никого не подвиг и не вдохновил. Церковь как была, так и осталась разобщенной, с относительно крупными общинами в Миссури и Пенсильвании и более мелкими, разбросанными по всему миру. Все их члены верили в Джозефа Смита как Пророка и основателя; все принимали Книгу Мормона – однако расходились во мнениях по многим основополагающим вопросам.

И все были по-своему правы.

Многое из того, чему учили Джозеф Смит и Бригам Янг, впоследствии было забыто или даже отвергнуто новым поколением лидеров в Солт-Лейк-Сити. Самым спорным вопросом был полигамный брак, который большинство фундаменталистов считали едва ли не краеугольным камнем их религии.

Он тоже в это верил.

Пророк Джозеф Смит объявил полигамию обязательной, и никакое более позднее решение, принятое из политических или иных соображений, не могло ее отменить. Лично Роуэна моногамия вполне устраивала. Но, будучи «святым», он должен иметь право выбора, как то завещал Пророк Джозеф.

Настало время заново собрать под свои знамена всех, кто остался верен заветам Пророка. Но этого никак не сделать, пока власть находится в руках Вашингтона. Каждый штат должен получить право двигаться своим курсом, особенно в вопросах веры и религии. Конгресс не имеет права вторгаться в святая святых – в умы и сердца людей.

Жаль только, что сами люди об этом не знают.

Роуэн отдал Сенату тридцать три года своей жизни. Увы, что бы ни делалось в стране, выгоду от этого получала лишь горстка избранных, правительство или те и другие, вместе взятые. Ни одно решение не принималось лишь потому, что оно шло на пользу стране, штатам или людям. Благо людей – это последнее, что занимало умы законодателей. Любой конгрессмен быстро усваивал простую истину: его или ее единственная цель заключается в том, чтобы собрать как можно больше средств для своего переизбрания. Что-то кроме этого? Не волнуйтесь, только после следующих выборов.

Сколько раз ему случалось наблюдать, как усилиями какого-нибудь лоббиста хороший законопроект превращался в никуда не годный! Сам Роуэн ни разу не взял ни от одного лоббиста ни цента. Он почти не разговаривал с ними, а когда бывал вынужден, то только в составе группы, чтобы потом никто не извратил его слова. Его переизбрание финансировалось за счет пожертвований избирательных округов штата Юта, причем у него имелась подробная отчетность по всем потраченным суммам. Случись так, что избиратели были бы им недовольны, они всегда могли избрать вместо него кого-то еще. Однако последние тридцать три года люди родного штата избирали именно его.

Роуэн посмотрел на книгу.

Бригам Янг написал в записке, помещенной в капсулу времени: «Линкольн сказал моему эмиссару, что он прочел Книгу Мормона». В свою бытность молодым адвокатом в Иллинойсе будущий президент был знаком со «святыми». Более того, он лично помогал им получить для Науву городскую хартию, дарующую им не виданную ранее автономию. В течение тридцати двух лет, начиная с Франклина Пирса и кончая Честером Артуром, президенты Соединенных Штатов Америки всячески притесняли его Церковь. И лишь пятилетнее правление Линкольна стало исключением из этого правила. После смерти Авраама его авторитет среди «святых» только возрос. Его имя постоянно звучало на конференциях, фигурировало на страницах учебников, о нем ходили легенды. Сам Роуэн лишь недавно осознал эту связь – когда приступил к осуществлению своего замысла.

Теперь же ему открылась истина.

Что, если эта книга содержит в себе некий ключ?

Стоило ему прочесть записку Бригама Янга, как он понял, где должен искать.

Спустя два месяца после того, как мы заключили наш договор, Линкольн прислал мне телеграмму, в которой говорилось, что наш секрет посреди Слова охраняет ламаниец Самуил, что вселило в меня спокойствие.

Фраза «посреди Слова» тотчас навела его на мысль, что книга, которую прочел сам Линкольн, была надежно спрятана в библиотеке Конгресса.

Роуэн открыл несколько первых страниц и внимательно изучил мелкий шрифт. Ничего необычного он не заметил и потому проверил несколько последних.

Пусто.

Он мог бы пролистать их все до одной, но их были сотни, так что на это ушло бы много времени. Сенатор ограничился тем, что, слегка согнув их, быстро провел по обрезу большим пальцем, внимательно глядя, не промелькнет ли что-нибудь необычное.

Неожиданно его взгляд выхватил нечто интересное. Он остановился и нашел нужную страницу.

Это была часть Книги Геламана. Точнее, глава 13. Пророчество ламанийца Самуила, обращенное к нефийцам. Роуэн знал эту историю, случившуюся за пятьсот лет до пришествия Христа.

В ней повествовалось о праведности ламанийцев и порочности нефийцев. Самуил однозначно предсказал гибель нефийцев в том случае, если те не покаются и не встанут на путь истинный.

Наверху страницы имелся сделанный чернилами чертеж.

Роуэн вынул копию карты из тайника храма, которой снабдил его Сноу. Обе были одинаковы, с той лишь разницей, что на этой имелась надпись.

Глаз Роуэна выхватил отрывки текста, напечатанные под чертежом.

19 Ибо я повелеваю, говорит Господь, что они спрячут свое сокровища во Мне, и да будут прокляты те, кто не спрячут своих сокровищ во Мне, ибо прятать сокровища во Мне дано лишь праведнику, а тот, кто не прячет их во Мне, да будет проклят он, и сокровище его, и никому не будет спасения, ибо будет проклята их земля.

20. И настанет день, когда они спрячут свои сокровища, ибо их сердца поклоняются богатствам, и поскольку их сердца поклоняются богатствам, они спрячут свои сокровища, когда будут спасаться бегством от врагов своих, ибо они не спрячут их во Мне, и да будут прокляты они и их сокровища, и в тот день да будут они повержены, говорит Господь.

21 Узрите, о, люди этого великого города, и услышьте мои слова, воистину, услышьте слова, которые говорит Господь, ибо смотрите, говорит он, что вы прокляты из-за ваших богатств, и ваши богатства тоже прокляты, потому что им поклоняются ваши сердца, ибо вы не стали слушать слов Господа, который дал их вам.

Роуэн улыбнулся.

Линкольн тщательно выбрал эту страницу. Нефийцы отвергли Самуила и в конце концов предали Пророков побиванию камнями.

Предостережение? Возможно.

Увы, выбора у него не было. Он должен двигаться дальше.

Затем Роуэн заметил, что на карте чего-то не хватает. Одно место не было обозначено. Это может вызвать трудности. Он уже опознал некоторые из обозначенных на ней мест. Все они располагались в горах к северо-востоку от Большого Соленого Озера, в дикой местности, о которой поговаривали, будто она полна секретов. Впрочем, раскинулась эта глушь на многие квадратные мили, и искать в ней какие-то указатели бессмысленно. Неудивительно, что на карте обозначений было мало, а одно отсутствовало вообще. Скорее всего, это и был конечный пункт.

Линкольн не стал открывать все свои карты.

Внизу страницы было нацарапано «Послание к Римлянам 13:11». Роуэн не смог воспроизвести его по памяти. Но к чему здесь этот пассаж?

Сенатор задумчиво посмотрел в окно, на освещенный купол Капитолия. Ему нужно время, чтобы все обдумать, и он не мог оставлять это свидетельство другим. Да простит его Отец Небесный. Видит Бог, он никогда в жизни не портил книг.

И он аккуратно вырвал страницу.

Да простит его Отец Небесный.

 

Глава 44

03.50

Вскоре Монпелье осталось позади. Выехав на шоссе, Люк на всей скорости погнал «Мустанг» на север, из Вирджинии в Вашингтон. Кэти, сидевшая на заднем сиденье, бо́льшую часть дороги молчала. Она по-прежнему сжимала в руке пистолет, но, похоже, не знала, как с ним обращаться. Кроме того, Люк был не настолько глуп, чтобы давать заряженное оружие в руки кому бы то ни было. Магазин с патронами он хранил под водительским сиденьем. Извлечь его оттуда – пара пустяков; главное, знать, где искать. Кэти этого не знала. Люк на всякий случай незаметно проверил. Убедившись, что магазин на месте, он с легким сердцем покатил дальше.

Затем они съехали с шоссе и направились в сторону города. В этот поздний час движения на улицах почти не было. Какое счастье, что он – ночная птаха и ему не грозит уснуть за рулем.

– Ты когда-нибудь смотрела шоу Энди Гриффита? – поинтересовался он у Кэти.

– Конечно, смотрела. Что за вопрос?

– Помнишь, как Барни хотел получить пистолет? Сколько шуму было из-за этого? Но Энди заставил его положить патроны в карман.

Кэти промолчала.

– Пистолет не заряжен, – пояснил Люк.

– Я тебе не верю.

– Попробуй нажать на спусковой крючок.

Он наблюдал за ней в зеркале заднего обзора. Она даже не пошевельнулась.

– Ты же сказала, что знаешь, как с ним обращаться. Вот и воспользуйся.

Люк услышал щелчок. Затем еще один. И еще.

Черт, она все-таки попробовала.

Кэти бросила пистолет на сиденье. Тот соскользнул на пол со стороны пассажирского сиденья.

– Думаешь, что ты такой умный?

Люк усмехнулся.

– Откуда мне это знать? Из нас двоих магистерская степень у тебя, и ты работаешь над докторской диссертацией. Мне казалось, ты и сама можешь догадаться.

Люк притормозил на красный свет.

– И ты действительно дала мне номер шерифа в качестве своего?

– Я подумала, вдруг ты захочешь явиться с повинной…

– Зря ты так. Я и в самом деле собирался позвонить тебе.

– Мой прокол, – сказала она. – Думаю, мне лучше выйти из машины.

– Я бы не стал этого делать.

– Это почему же?

– Потому что тогда ты пропустишь одну крутую вещь. Что-то такое, что пойдет на пользу твоему образованию.

Кэти не стала предпринимать попыток открыть дверь. И как только зажегся зеленый свет, Люк устремился дальше. Он мгновенно пересек пустой город в направлении Пенсильвания-авеню и вскоре подкатил к воротам самого Белого дома. Перед тем как он отправился в Вирджинию, ему позвонила Стефани и сказала, чтобы он, выполнив поручение, приехал именно туда.

Правда, перспектива встречи с дядюшкой не слишком его вдохновляла.

– Это еще что? – удивленно пробормотала Кэти.

Люк опустил окно и приготовился назвать свое имя.

– Я же сказал, что у тебя снесет крышу.

Они вошли через вход для посетителей. Внутри его уже ждал представитель спецслужб. Кэти несла драгоценный кусок стекла; глаза ее светились предвкушением чуда.

– Никогда не бывала здесь, – шепнула она.

– Я тоже, – ответил Люк.

– Так ты действительно агент?

– Так мне было сказано.

Агент спецслужб повел их через мраморный вестибюль. Повсюду сверкали огнями хрустальные люстры. Они миновали портрет Эйзенхауэра. В дальнем конце коридора висела еще череда портретов: Кеннеди, Джонсон, Форд, Картер. У Люка это почему-то вызвало ассоциацию с хит-парадом.

Здесь же, на первом этаже, они вошли в комнату, стены которой были обиты красной тканью с бордюром из золотых завитков. Обивка мебели была в тех же красных тонах с золотым орнаментом – медальонами или завитками. На полу бежево-красно-золотистый ковер. Под потолком сияла огнями хрустальная люстра. Ну а поджидали их здесь Стефани и дядюшка Дэнни. Люк не виделся с ним вот уже тринадцать лет, с похорон отца. Только не дерзи, мысленно одернул он себя, и соблюдай манеры. Именно этого ждет от тебя начальство, даже если самому тебе это не по нутру.

– Это еще кто? – тотчас осведомилась Стефани.

По тону ее голоса Люк понял: протокол сегодня соблюдаться не будет. Обычно к президенту не допускали незваных гостей. Впрочем, сегодня необычная ночь.

Кэти была само спокойствие, как будто встречалась с президентом страны едва ли не каждый день.

– Имела место небольшая проблема, и у меня не было времени ее разрешить. Пришлось захватить ее с собой. Знакомьтесь, это Кэти.

Внезапно до него дошло, что он не знает ее фамилии.

– Бишоп, – подсказала она. – Кэти Бишоп.

И протянула президенту для рукопожатия руку.

– Раз познакомиться, – ответил тот. – А теперь будьте добры ответить на только что заданный этой дамой вопрос. Что вы здесь делаете?

– Покажи ему, – сказал Люк, указав на то, что она держала в руке.

Кэти протянула кусок стекла.

– Я нашел это в леднике, – пояснил Люк. – Он был спрятан за кирпичом с латинской четверкой. Я вынул его оттуда, но Кэти успела натравить на меня легавых. Они уже почти взяли нас в кольцо, и мне ничего не оставалось, как прихватить ее с собой.

– То есть она тебя задержала? – уточнил президент.

– Выходит, да, хотя в это трудно поверить. Я сам не верю. Но случается всякое. И вы сами это хорошо знаете.

– Смотрю, ты, как и раньше, не лезешь за словом в карман, – сказал племяннику Дэниелс.

– Наверное, наследственная черта. Как вы думаете? – Люк поймал на себе колючий взгляд Стефани. – Ну хорошо, больше не буду. Но поймите, у меня не было выбора. К тому же я подумал, что от нее может быть помощь. Она сказала мне, что у нее степень магистра по американской истории. А еще она знает кучу всего про Мэдисона. В общем, я должен был или захватить ее с собой, или попасть в лапы копам. Я выбрал меньшее из зол.

– Ну хорошо, – смилостивился президент. – Итак, Кэти Бишоп с ее научными степенями по американской истории, где мы сейчас находимся?

– В Красном зале. Долли Мэдисон устраивала здесь по средам свои знаменитые приемы. В те дни все стремились сюда попасть. С тех пор комната использовалась как гостиная или музыкальная зала. К сожалению, стены – это новодел. Комната была декорирована заново после того, как при Трумэне Белый дом изрядно выпотрошили. Затем к ее внутреннему убранству приложила руку Хилари Клинтон. То, что мы здесь видим, – результат ее трудов. Мебель, если я правильно помню, старинная, периода президентства Мэдисона. Самое интересное произошло здесь в годы правления президента Гранта. Тот опасался, что с инаугурацией Резерфорда Хейза возникнут проблемы, поскольку тот был избран после того, как избирательная комиссия присудила ему двадцать спорных голосов. Он был приведен к присяге в этой комнате, накануне инаугурации.

– О, смотрю, вы в курсе Компромисса восемьсот семьдесят седьмого года.

Кэти улыбнулась.

– Вы шутите? Это же самая крупная теневая сделка всех времен и народов. В семьдесят шестом году Хейз проиграл выборы Сэмюэлю Тильдену, однако ни тот ни другой не набрали нужного количества голосов. Тогда демократы-южане дали добро на то, чтобы двадцать спорных голосов были отданы республиканцу. В свою очередь Хейз, в обмен на голоса, вывел с Юга все войска, проложил через него железнодорожную ветку на Запад и принял законы, обязывающие восстановить все, что было разрушено во время войны. В общем, они получили в свои руки мощный рычаг воздействия и использовали его по полной программе. Грант не стал возражать против этой сделки и тотчас же вывел часть войск. Хейз вывел оставшиеся. Как только армия покинула Юг, демократы взяли его целиком и полностью под свой контроль, который сохранили до конца двадцатого века.

– Неплохо, – прокомментировал президент. – Я бы сказал, что очень даже хорошо. – Он поднял руку с куском стекла. – А теперь скажите мне, что это такое.

– О символах на кирпичах в леднике известно давно. Правда, до сих пор непонятно, что они значат. Мы решили, что это просто какая-то причуда Мэдисона. Что-то вроде декоративных элементов.

– И по этой причине в Интернете нет никаких изображений ледника? – поинтересовалась Стефани.

Кэти кивнула.

– Кураторы не желали никаких сенсаций в духе «Кода да Винчи» и потому запечатали его.

– И правильно сделали, – произнес Дэниелс. – Но вы не ответили на мой вопрос. Что у меня в руке?

– Я думала над этим, пока мы ехали из Вирджинии. И мне кажется, у меня есть ответ на ваш вопрос.

***

Стефани пристально наблюдала за Дэнни и Люком. Она прибыла в Белый дом за час до его приезда, после того как закончила свои дела с Роуэном в библиотеке Конгресса. Сенатор провел наедине с Книгой Мормона около получаса. Она наблюдала за каждым его движением на экране камеры видеонаблюдения, установленной в этой части здания.

Так Нелл и Джон Коул стали свидетелями того, что Роуэн вырвал из издания 1840 года страницу. Увидев это, Коул поморщился, однако они были бессильны что-либо сделать. Слава богу, что он уже успел до этого изучить книгу и снял ксерокопию вырванной Роуэном страницы. Коул сказал Стефани, что про чертеж известно давно, просто никто не знал, что он значит. Именно по этой причине книга хранилась в специальном запаснике с ограниченным доступом. И вот теперь, похоже, тайна разгадана.

– Почему бы вам не присесть? – предложил президент, обращаясь к гостям. – Я хочу выслушать, что еще скажет мне мисс Бишоп.

Стефани была слегка недовольна тем, что Люк втянул в это дело постороннего человека. Впрочем, она уже давно научилась воспринимать решения своих агентов философски. В конце концов, собственной задницей рискуют они. Все они как один умны и прошли курс соответствующей подготовки. Люк наверняка взвесил все «за» и «против», прежде чем привезти сюда эту девушку.

Президент осторожно положил стекло на стол.

– В начале девятнадцатого века, – продолжила Кэти, – вакуумной упаковки не существовало, консервирование же находилось в зачаточной, так сказать, стадии. Так что сохранить такой материал, как бумага, было нелегко. Первые консервные банки были стеклянными, но со временем их вытеснили жестяные. Чтобы сохранить хрупкие предметы, их иногда запечатывали в стекло.

Внутри лежащего на столе стекла можно было различить нечто вроде небольшой книжицы.

– Мэдисон был дружен с Томасом Джефферсоном. До Монтичелло всего тридцать миль, что по тем временам уже считалось небольшим расстоянием. Джефферсон разбирался в стеклянном консервировании. И, возможно, поделился своими знаниями со своим хорошим другом Джеймсом Мэдисоном.

Президент хранил молчание. Люк тоже. Это было нетипично для обоих. Никто из них не произнес ни одного теплого слова. Как говорится, два сапога пара.

***

Люк решил взять дядюшку измором. Дэнни всегда был настоящим сухарем. Просто удивительно, что братья оказались полной противоположностью друг другу. Впрочем, Люк был в курсе его печального прошлого и даже по-своему ему сочувствовал. Но не более того. В его собственной семье все были дружны. Между ним и его братьями никогда не бывало ссор; наоборот, если можно так выразиться, царило полное братство. Все трое давно были женаты и имели детей; лишь он один по-прежнему ходил в холостяках.

– Молодец, что добыл эту штуковину, – похвалил его дядя.

Люк решил, что ослышался. Неужели это и впрямь похвала? И от кого? От самого Дэнни Дэниелса? Они впервые встретились глазами.

– Что, не ожидали?

– Люк… – укоризненно произнесла Стефани.

Но президент поднял руку.

– Всё в порядке. Мы свои люди. И, возможно, я это заслужил.

Это признание потрясло Люка.

– Так вы родственники? – удивилась Кэти.

Президент посмотрел в ее сторону.

– Он – мой племянник. Возможно, он в этом никогда не признался бы, но это так.

– Да у вас тут сплошные сюрпризы, – заметила Кэти.

Впрочем, в планы Люка не входило восстанавливать семейные связи. По большому счету, дядюшка ему до лампочки, будь он хоть трижды президент. Другое дело, что не следует лишний раз расстраивать мать, которая всегда хорошо относилась к своему деверю.

Дэнни Дэниелс указал на стеклянный контейнер.

– Люк, поручаю тебе почетное задание разбить эту штуку.

Агент вновь задумался, откуда вдруг такая доброта, однако решил, что сейчас не время для пререканий. Взяв в руку стекло, он оценил его вес. Фунта два-три. Стекло толстое. Тут пригодился бы молоток, но, возможно, хватит и ботинка.

Положив стеклянный контейнер на ковер, Люк с силой нажал на него каблуком. Ничего. Он повторил попытку. Стекло треснуло. Он нажал на его еще раз. Стекло разлетелось осколками.

Агент осторожно извлек из них небольшую книгу.

– Пусть сначала взглянет наш историк, – сказал президент.

Люк протянул книгу Кэти.

Та открыла ее и быстро пробежала глазами несколько страниц. Спустя минуту она оторвала взгляд и воскликнула:

– Вот это да!

 

Глава 45

Зальцбург

09.50

Кассиопея сидела у себя в номере. В ее мыслях царил полный разброд. Обычно все вокруг казалось ей удивительным. Деревянные балки потолка, вышитые скатерти, раскрашенные баварские сундуки, старинная тиковая мебель. «Золотой олень» скорее напоминал музей, чем гостиницу. Но сегодня эта красота оставила ее равнодушной. Ее занимало лишь одно – как выбраться из жуткой катавасии, в которую она угодила.

Отец наверняка покраснел бы за нее. А вот Хусепе ему понравился бы. Но отец, хотя и умный во многих вещах, в других был совершенно наивен. Одним из его главных заблуждений была религия. Он всегда веровал в существование некоего божественного промысла. По его мнению, людям – каждому человеку – ничего не остается, как следовать этому божественному плану. Если следовать правильно, то наградой будет вечное блаженство. Если нет – впереди несчастного ждут лишь холод и тьма.

К сожалению, отец ошибался.

Кассиопея пришла к этому выводу вскоре после того, как он умер. Ей, всем сердцем любившей отца, было трудно принять его смерть. Увы, никакого божественного плана не было. Не было никакого спасения. И даже самого Небесного Отца. Это были лишь сказки, придуманные теми, что хотел с помощью религии подчинить себе других людей.

И это не давало ей покоя.

Согласно учению мормонов, ни один из полов не должен обижаться, если какие-то права и обязанности доставались другому полу. Это было особенно верно по отношению к женщинам. По идее, каждая женщина появлялась на свет с неким божественным предназначением. Самым главным в ее жизни было материнство. Служение семье считалось ее высоким духовным призванием.

По мнению Кассиопеи, эта риторика была призвана замаскировать тот факт, что женщине никогда не получить священного сана, да и вообще какой-либо значимой роли в Церкви. Последнее было исключительно привилегией мужчин. Но почему? Лично она сама не видела в этом никакого смысла. Кем была она в возрасте двадцати шести, когда до нее дошло, что на самом деле это означает? Вскоре после того как умерла ее мать, ее религию создали мужчины, и они же главенствовали в ней. Это божий промысел? Вряд ли. В ее намерения не входило посвятить свою жизнь детям и быть послушной мужу. Нет, ничего дурного ни в том ни в другом, конечно же, нет, но это точно не для нее.

Изнутри Кассиопею как будто жег огонь. Ей вновь вспомнился концерт в Барселоне. Место встречи выбрал Хусепе. Так называемый «Самый маленький в мире театр». Некогда дом знаменитого художника, он действительно стал самым маленьким театром мира. Здесь, в интерьерах XIX века, при свечах, звучали произведения Шопена, Бетховена, Моцарта.

Как там было прекрасно!

Потом они вместе поужинали и поговорили о Церкви, что было вполне в духе Хусепе. Сейчас Кассиопея со всей ясностью вспомнила, что эта тема вскоре сделалась ей неприятна. Но она его не перебивала, ибо считала тогда своим долгом внимать словам мужчины.

– На прошлой неделе в южной Испании произошел один случай, – сказал он. – Мне о нем рассказал отец. Один из членов Церкви подвергся нападению и в результате был избит.

Кассиопея была потрясена тем, что услышала.

– Но почему?

– Когда я услышал об этом, то подумал про Нефи, проходившего мимо Лабана, который пьяный лежал без сознания на улицах Иерусалима.

История Лабана была ей известна. Он отказался вернуть набор медных табличек с письменами, из-за которых семья Нефи должна была оставаться покорной.

– Нефи понял, что этот спящий посреди улицы пьяный и есть Лабан, и ему показалось, что сам Дух велит ему его убить. Нефи попробовал бороться с этим чувством. Но Дух повторил приказ еще дважды. И тогда он убил Лабана и написал, что лучше пусть один человек умрет, чем целый народ погибнет в безверии.

Кассиопея поняла: эта мысль не дает ему покоя.

– Почему Небесный Отец приказал Нефи это сделать? – спросил Хусепе. – Ведь это противоречит всем понятиям о добре и праведности.

– Наверное, это просто такая история.

– А как же жертвоприношение Авраама, едва не убившего собственного сына? Ведь Бог приказал ему принести в жертву Исаака, хотя в Писании сказано: не убий. Авраам не стал возражать. Он был готов убить Исаака, и лишь ангел вовремя остановил его руку. А вот Бог, похоже, был рад такой покорности. Об этом говорит сам Джозеф Смит.

– Но ведь это лишь притча, а не реальное событие.

Хусепе озадаченно посмотрел на нее.

– В Книге Мормона во всем есть доля истины.

– Разве я сказала, что это неправда? Просто это скорее поучительная история, нежели реальное событие.

Кассиопея хорошо помнила, что Хусепе не спешил соглашаться с ней. Для него Книга Мормона была абсолютной истиной.

– Я же не говорю, что убил бы собственного сына, – возразил он. – Но Аврааму хватило мужества подчиниться Небесному Отцу. Он был готов выполнить любое его повеление.

И Коттон, и Стефани утверждали, что Хусепе убил американского агента. Возможно ли это?

Бо́льшую часть разговора в зальцбургской часовне Кассиопея не слышала, за исключением последних нескольких фраз, сказанных до того, как она шагнула внутрь. Хусепе никогда не был склонен к насилию. Насколько ей было известно, это просто не в его характере. Его яростное нежелание признаваться в убийстве выглядело правдоподобным.

Женщине не давал покоя вопрос: что, если ею манипулируют? Сказать по правде, она была зла и на Коттона, и на Стефани. Одному здесь просто было нечего делать – можно подумать, она совершенно беспомощная… Другая же просто была лгуньей. Кассиопее было неприятно вспоминать вчерашний вечер, когда она пошла в номер к Коттону. Наверно, зря она назвала его ослом. Но она действительно была сердита. Впрочем, она и сейчас злится.

Но она любила Коттона.

Когда-то она любила и Хусепе… И как только она допустила этот хаос?

«Наверное, это все моя заносчивость», – решила Кассиопея. Убежденность в том, что она со всем справится сама. Увы, она была не настолько сильна, как пыталась внушить это другим. Ее отец был непоколебим, как скала. Но его давно уже нет в живых. Возможно, Хусепе должен был занять его место, но она порвала с ним отношения. Коттон тоже в чем-то похож на ее отца, но все-таки не такой. Совсем не такой. Он был первым мужчиной после Хусепе, с которым она хотела бы иметь постоянные отношения.

Но от Хусепе она ушла.

А Коттон? Что теперь делать с ним? Ему лучше вернуться домой, но это вряд ли произойдет. Стефани впутала его в это дело, и он должен выполнить то, что ему поручено.

Так же, как и она.

Кассиопея потянулась за телефоном.

Буквально через полчаса у нее был запланирован разговор со Стефани. Ни за что. Не дождется. На всякий случай она даже удалила с телефона всю информацию о Стефани.

Что-то в этой истории не так, подсказывал ей внутренний голос. Хусепе сопровождали вооруженные люди. Даниты? Правительство, особенно президент, почему-то держали его в поле зрения, и это было как-то связано с одним американским сенатором. А вот американский агент, похоже, и вправду мертв.

И главный подозреваемый в его смерти – Хусепе.

Как все это свести воедино, Кассиопея не знала. Но ничего, она это выяснит. Однако с одной оговоркой. Она сделает так, как сочтет нужным.

 

Глава 46

Вашингтон, округ Колумбия

Суббота, 15 сентября 1787 года

Во время заседания

После того как главное заседание было перенесено на завтра, делегаты вновь собрались после ужина, чтобы обсудить один конкретный вопрос.

Доктор Франклин признал, что «есть некие части конституции, которые на данный момент я не одобряю, но, возможно, они когда-нибудь получат мое одобрение. Я прожил долгую жизнь и по опыту знаю, что лучшая осведомленность или размышления способны изменить мнение даже по важным вопросам – мнения, которые я раньше считал единственно верными. Однако в конце концов пересмотрел.

Именно поэтому чем старше я становлюсь, тем более склонен подвергать сомнению собственные суждения и выказывать большее уважение мнениям других людей. Многие люди, равно как и многие религиозные секты, убеждены, что обладают некоей высшей истиной, и все, что так или иначе отличается от нее, есть заблуждение. Стиль в своем труде «Протестант в преданности» говорит Папе, что единственная разница между Церквями в их мнении об истинности вероучения сводится к следующему: Римская церковь непогрешима, Англиканская – никогда не ошибается.

И хотя отдельные люди придерживаются столь же высокого мнения об их собственной непогрешимости, как и о непогрешимости своей конфессии, редко кто из них выражает это мнение столь же естественно, как и некая французская дама в споре со своей сестрой, когда заявила: «Я не знаю, почему это так, сестра, но из всех знакомых мне людей всегда бываю права только я».

Точно так же, сэр, я соглашаюсь с этой конституцией со всеми ее недостатками, если таковые имеются, ибо считаю, что нам нужно некое общее правительство. И нет никакой формы правительства, кроме той, которое является благословением для своего народа, если оно все делает во имя его блага. Далее я считаю, что на протяжении какого-то времени так оно и будет, и в деспотизм, как то случалось с другими формами, оно может выродиться лишь в том случае, если народ станет таким испорченным, что будет заслуживать только деспотичное правительство и никакое другое.

Тем не менее я помню о предостережении, которое вызвал к жизни наш недавний конфликт. Верно, я сомневаюсь, что любой другой Конвент, если мы созовем таковой, будет способен выработать лучшую конституцию. Ибо когда вы собираете вместе некое количество людей, дабы они совместно приняли некое мудрое решение, вы неизбежно собираете вместе людей с их предрассудками, страстями, ошибочными мнениями, местническими интересами, эгоистичными взглядами. Как можно ожидать от такого сборища принятие идеального решения? Так что тревога тех, кто опасается вечного, несгибаемого, нерушимого объединения Штатов, вполне понятна. В конце концов, мы не должны забывать, что любое творение не вечно».

Мистер Джерри выразил свои возражения, которые вынудили его воздержаться от поддержки конституции.

1. Продолжительность полномочий Сената с их последующим продлением. 2. Право Палаты представителей прятать свои журналы. 3. Власть Конгресса над местами выборов. 4. Неограниченная власть Конгресса назначать себе вознаграждение. 5. Массачусетс не имеет причитающейся ему доли представителей. 6. 3/5 чернокожих должны быть представлены так, как если б они были свободными гражданами. 7. В результате власти над торговлей могут возникнуть монополии. 8. Если вице-президент будет сделан главой Сената, по его словам, он не стал бы возражать, если б при этом соблюдались права граждан: а) властью данного законодательного собрания, наделенного полномочиями принимать законы, которое оно сочтет полезными и правильными; б) неограниченным правом собирать армию и налоги; в) иметь Союз, из которого невозможен выход. Что вы скажете, если в какой-то момент один из штатов не захочет больше быть членом этого грандиозного Союза?

Полковник Мейсон отметил, что любое правительство, которое объявляет себя вечным, становится опасным, ибо оно выродится либо в монархию, либо в тираническую аристократию. Во что именно, он затруднился сказать, но что так будет, не сомневался. Конституция была создана без участия народа. Нельзя говорить людям: берите это или ничего, а если берете, то навсегда. В том виде, в каком мы имеем конституцию сегодня, он не смог бы оказать ей поддержку в Вирджинии, равно как не мог бы поставить свою подпись под документом, который он не поддерживает.

Мистер Рэндольф возразил против неопределенных и опасных полномочий, данных конституцией Конгрессу, и выразил сожаление по поводу того, что его мнение отличается от мнения большинства участников Конвента, особенно по окончании их трудов, и он всей душой желает, чтобы в текст был включен некий смягчающий пункт, который избавил бы его от столь щекотливого положения. Его озабоченность разделили многие присутствующие, опасающиеся, что штаты могут отвергнуть этот документ, если в нем не будет прописано право на выход из Союза. Что будет, если национальное правительство начнет подминать их под себя? И как мы помешаем ему это сделать, если штаты лишены права выхода? Должна быть сделана некая оговорка. В случае если его предложение не найдет поддержки, лично он сочтет невозможным поставить свою подпись под этим документом. Будет ли он возражать против него и дальше, это он пока затрудняется сказать, однако вполне может воспользоваться этим своим правом у себя в штате, если именно таково будет его окончательное решение.

Мистер Пинкни. Все эти заявления, сделанные уважаемыми участниками под занавес столь важного заседания, придают этому моменту особую торжественность. Ему также внушает озабоченность план, который может быть принят во всей своей полноте без каких-либо поправок, и что после его принятия любой штат навсегда будет связан этим решением. Он рассмотрел последствия, какие могут иметь место, если на другом заседании будут учтены замечания и поправки, предложенные штатами по вопросу правительства в целом. По его мнению, следствием такого эксперимента станет лишь неразбериха и еще большие противоречия. Штаты никогда не согласятся с их планами, а депутаты второго Конвента, которые соберутся, движимые мнением своих избирателей, никогда не придут к единому мнению. Конвент – слишком серьезная вещь, чтобы его повторять заново. При этом у него, как и у других, имеются свои возражения по поводу этого плана. В частности, он возражал против презренной слабости и зависимости исполнительной власти. Он возражал против права большинства в том, что касалось власти Конгресса над торговлей. Он был не согласен с тем, что молчанием обойден такой важный вопрос, как срок существования любого союза. Нет ли какого-нибудь решения, спрашивал он, которое помогло бы избежать опасности всеобщей неразберихи и окончательного принятия решения силой клинка?

Перешептывания в рядах представителей штатов указывали на то, что они задумались над вопросом мистера Пинкни. С тем чтобы переманить на свою сторону возражающих, было решено передать данный вопрос на волю неформальной дискуссии как содействующей большей решительности.

***

Стефани внимала каждому слову, которое читала Кэти Бишоп. Еще бы! Ведь сейчас они все – она, Люк, президент – стали первыми свидетелями тех горячих споров за последние двести лет.

– Невероятно, – произнесла Кэти. – Я читала записки Мэдисона… Собственно, им посвящена моя диссертация. Но в них и близко нет ничего из этого.

Стефани было понятно почему – ведь Мэдисон сам заявил, что данный протокол является дополнением к основному тексту и предназначается лишь для президентских глаз.

– Расскажите мне подробней про этот второй Конвент, – попросил Дэниелс.

– О нем было много разговоров. Некоторые делегаты волновались, что они вынуждены биться с предложением «все или ничего», в том, что касалось штатов. Надеюсь, вы помните, что их отправили в Филадельфию лишь для пересмотра устава Конфедерации, а не для того, чтобы, выбросив устав, начать все сначала.

– То есть считалось, что второй Конвент решит этот вопрос? – спросил Люк.

– Не решит, а смягчит. Их конституция, до последнего ее слова, будет разложена буквально по косточкам. Если все же ее не ратифицируют, то существовал запасной план – созвать второй Конвент и вновь пройти по пунктам, которые вызывают разногласия.

Президент усмехнулся:

– Это все равно что сказать «пусть Конгресс решит проблему». И в результате мы имеем пятьсот тридцать пять разных мнений. В конце концов они придут к компромиссу, но в семьсот восемьдесят седьмом году у страны просто не было на это времени. Мир тогда был жесток. Французы, испанцы, англичане – все они желали нашей гибели. И лишь ждали удобного момента, чтобы нанести удар.

– Конвент должен был принять решение, – продолжила Кэти. – И все знали, что у них лишь единственный шанс это сделать. Было слишком опасно затягивать пустопорожние разговоры, и они не стали этого делать. Слушайте дальше.

***

Мистер Шерман высказался за то, чтобы любой штат имел право выйти из Союза, если таково будет его желание. Лишь недавно сбросив ярмо тирании ценой пролития огромного количества крови, штаты не должны создать новое правительство-угнетатель, от которого им было бы невозможно избавиться, и он отказался быть причастным к его созданию. По его мнению, штаты вряд ли ратифицируют документ, лишающий их права выхода.

Полковник Мейсон согласился и заметил, что, поскольку положение штатов столь различно, необходима такая форма правления, которая более-менее уравняла бы их. Небольшие штаты скорее будут склонны ратифицировать документ, если получат право выхода в случае давления на них со стороны крупных штатов. Такая оговорка будет также сдерживающим началом для слишком ретивого национального правительства, поскольку будет сдерживать любую тиранию. Ведь любой штат, случись между ним и правительством разногласие таких масштабов и постоянного характера, что оно потребует отделения, будет иметь возможность это сделать. В противном случае большинство штатов получат возможность навязывать меньшинству свое мнение.

Полковник Гамильтон обратил внимание на то, что не должно быть слишком большой и слишком малой зависимости от мнения народа. Ограничения других ветвей власти будут слишком слабы, если ассоциация штатов будет мыслиться как вечная. Он подчеркнул, что ни одна империя не была вечной. Ни египетская, ни римская, ни турецкая или персидская. Все они рухнули, и причиной тому были их слишком большие размеры, чрезмерная сложность, угнетение, неравенство и расслоение граждан. По его мнению, штаты лишь делегируют часть своих прав национальному правительству, но отнюдь не свой суверенитет. Думать иначе – значит создать почву для недовольства внутри каждого штата.

***

– Они обсуждают пункт о выходе, – добавила Кэти. – Способ покинуть Союз. Этот пункт никогда прежде не обсуждался в контексте Конституционного Собрания. Из того, что я читала по этому вопросу, этот вопрос никогда не обсуждался открыто.

– Именно по этой причине Мэдисон обошел его молчанием в своих записках, – произнес президент. – И внес изменения в свои другие воспоминания. У него было пятьдесят три года на то, чтобы отредактировать эти записи на свой лад и вкус. Мы понятия не имеем, что тогда произошло. Нам известно лишь то, что счел нужным сообщить нам Мэдисон. Теперь же мы знаем, что кое-что он от нас утаил.

– То, что можно на законных основаниях покинуть Союз? – спросила Кэти.

– А вы как думаете? – ответил Дэниелс.

– То, что мы сейчас читаем, датировано пятнадцатым сентября тысяча семьсот восемьдесят седьмого года. Собрание окончило свою работу. Заключительное заседание состоялось семнадцатого числа и закончилось подписанием документа. Они делают это в самом конце, с тем чтобы рассеять опасения делегатов, что представляемые ими штаты могут не ратифицировать документ. В глазах делегатов штаты имели первоочередную значимость. Даже большую, нежели люди. Именно так думали все эти господа. Так было до восемьсот шестьдесят первого года, когда Линкольн в одночасье все изменил.

– Вы читали его первую инаугурационную речь? – поинтересовался президент.

– Разумеется. Линкольн никогда не воспринимал штаты как суверенные. По его словам, они были созданы Континентальным Конгрессом, а не народом. В его глазах они были бессмысленны. Он полагал, что заключенный ими конституционный договор не подлежит расторжению.

– Значит, он был прав?

– Джефферсон и Мэдисон сказали бы, что нет.

Стефани улыбнулась. Эта юная особа хорошо проштудировала учебники.

– Согласно их мнению, штаты существовали задолго до тысяча семьсот восемьдесят седьмого года, и Конституционный Конгресс не имел к ним никакого отношения. Кстати, здесь оба правы. Конституция – это договор суверенных штатов. Каждый из них, ратифицируя ее, делегирует часть своих полномочий федеральному правительству, которое действует как их агент. Оставшиеся полномочия принадлежат народу и штатам. Это прописано в девятой и десятой поправках. В таких условиях выход из Союза не только законен, но и священен.

Президент указал на журнал.

– А что по этому поводу говорят Отцы-Основатели?

***

Мистер Л. Мартин утверждал, что общее правительство должно быть сформировано на благо штатов, а не отдельных лиц. Никому не будет резона предлагать любой план, который шел бы вразрез с мнением правителей штатов, чье влияние на людей наверняка не позволит им его принять.

Это предложение было сделано в велеречивой и весьма яростной манере, что отметили и другие люди.

Мистер Уильямсон считал, что если некая политическая истина может быть обоснована математически, то это: коли штаты в равной мере обладают суверенитетом сейчас, то они будут обладать им и впредь.

Мистер Шерман. Вопрос не в том, какие права естественным образом принадлежат людям, а в том, как можно самым равным и эффективным образом охранять их в обществе. Если во имя этого кто-то поступится большим, нежели другие, это не повод для жалоб. Поступить иначе, требовать одинаковых уступок от всех, если это создаст угрозу для прав других, означало бы пожертвовать целью во имя средств. Богач, который является частью общества наравне с бедняком, жертвует большим, чем бедняк, однако, имея равный голос, он в равной степени защищен. Будь у него больше голосов, чем у бедняка, пропорционально большему риску, права бедных людей тотчас бы оказались поставлены под удар. Это соображение превалировало при составлении Устава Конфедерации, должно оно превалировать и сейчас. Лучшая защита от тирании заключается в праве ее избежать. Не должно быть поводов для новой революции. Нельзя, чтобы снова проливалась кровь. Если штат не желает больше быть частью Союза, он должен иметь право из него выйти.

Полковник Мейсон отмечает, что если штаты будут знать, что новый Союз может быть легко распущен, это и хорошо, и плохо. Как и в браке, в политическом союзе должен быть постоянный элемент; в противном случае одна из сторон может пожелать выйти из него, вместе того чтобы искать взаимопонимание и компромисс. Он согласился, что необходимо наделить штаты правом выхода, однако это право должно быть уравновешено пониманием того нелегкого труда, который был проделан в последние месяцы, и того грандиозного плана, который в этих трудах родился. И будет лучше, если его шансы быть воплощенным в жизнь будут равны или даже выше шансов закончиться провалом.

Мистер Мэдисон предложил решение. Некий документ, подписанный всеми, кто поддерживает новую конституцию, которая наделяла бы все штаты правом выхода из Союза. Он призвал закрепить это право в отдельном документе, поскольку, если такой пункт будет включен в текст конституции, ее ратификация лично ему представляется сомнительной. Какой смысл создавать Союз, если он легко может быть распущен? Далее, как только он будет создан, если штаты узнают, что могут с легкостью выйти из него, то прочность такого Союза будет весьма ненадежной и хрупкой. Вместо этого необходимо за закрытыми дверями подписать отдельный документ, в котором делегаты однозначно заявили бы, что любой штат остается суверенным во всех отношениях. Этот документ можно вручить генералу Вашингтону, дабы тот поступил с ним, как сочтет нужным. Главное, что существование такого документа не должно разглашаться, если только ему не потребуется ратификация того или иного штата или же для обоснования выхода того или иного штата из Союза. В целом он выразил желание, что каждый член Учредительного собрания, у которого остались на этот счет возражения, усомнился бы вместе с ним в своей правоте и поставил свое имя под этим документом.

После этого мистер Мэдисон предложил, чтобы такой документ был составлен и подписан, и предложил следующее в качестве удобной формы: «Составлено Учредительным собранием со всеобщего согласия штатов, присутствовавших 15 сентября. В свидетельство чего мы поставили под ним наши подписи».

 

Глава 47

Зальцбург

Салазар стоял во внешней комнате своего люкса, этажом выше номера, в котором его ждала Кассиопея. Он все еще не пришел в себя после признания ангела, что тот есть не кто иной, как Джозеф Смит. Столь высокая честь тяжким грузом давила на плечи. Он привык полагаться на крылатого посланника, но чтобы это был сам Пророк Джозеф! Нет, об этом он не мог даже мечтать. После того как чудное видение закончилось, Хусепе молился еще около часа и лишь затем уснул – его обычные четыре часа ночного отдыха. Интересно, что будет дальше, подумал он. И как будто в ответ на его мысленный вопрос, раздался звонок от Старейшины Роуэна.

– Здесь многое произошло, – произнес сенатор и поведал о проведенной в библиотеке Конгресса ночи.

Хусепе слушал не перебивая.

– Это просто удивительно, – продолжал Роуэн. – Сам Линкольн начертил карту. Все наши предположения по поводу Пророка Бригама подтвердились. Я убежден: то, что мы ищем, реально существует.

Хусепе слышал волнение в голосе собеседника. Для Роуэна это было нетипично.

– Эта карта идентична той, которую Янг спрятал в капсуле времени, – пояснил Роуэн. – С той разницей, что карта Линкольна подписана, за исключением одного места. Я подозреваю, что его легко заполнит Послание к Римлянам, глава тринадцатая, стих одиннадцатый.

Хусепе знал эти строки наизусть: «Так поступайте, зная время, что наступил уже час пробудиться нам ото сна. Ибо ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали».

– У тебя есть какие-нибудь предположения? – спросил Роуэн.

– В этом стихе говорится о времени и спасении.

Он подошел к компьютеру и вбил в поисковик слова Линкольна и стих из Послания к Римлянам. На первых страницах не появилось ничего стоящего.

Он знал, что в Послании к Римлянам, в стихе 13:11 сказано, что дорога к спасению подходит к концу. Время быть к нему готовым. Ночь завершилась, грядет день. Время отбросить все греховные деяния тьмы.

Он вбил слова Линкольна и время.

Компьютер выдал какие-то второстепенные сайты. И лишь на четвертой странице глаз выхватил заголовок «Секрет часов Линкольна разгадан». Он тотчас кликнул «мышкой» по ссылке. Как оказалось, на протяжении полутора веков ходили слухи о том, что внутри карманных часов Линкольна якобы спрятано некое секретное послание времен Гражданской войны. Эти часы теперь были частью коллекции Смитсоновского национального музея американской истории. Несколько лет назад, чтобы опровергнуть эти слухи, кураторы музея разрешили открыть часы. Внутри действительно обнаружилось: «Форт Самтер атакован мятежниками в указанную дату. Дж. Диллон, слава Богу, у нас есть правительство. 13 апреля 1861 года».

Похоже, что часовщик работал на Пенсильвания-авеню и был единственным в своей профессии, кто симпатизировал юнионистам. 12 апреля 1861 года, в тот день, когда в форте Самтер прогремели выстрелы, он был занят починкой часов с английским механизмом в золотом корпусе. Расстроенный по этому поводу, он нацарапал записку. В XVIII и XIX веках часовщики нередко оставляли такие записки внутри корпуса часов, однако эти записки, как правило, предназначались другим часовщикам. Никто не ведал, знал Линкольн о ее существовании или нет. Он приобрел эти часы в 1850-х годах, и, по всей видимости, это были его первые часы.

Салазар прочел текст дальше. В нем отмечалось, что часы попали в музей в качестве подарка от правнука Линкольна. Конец статьи еще больше подстегнул его интерес.

Часы были изготовлены в Ливерпуле, хотя имя самого мастера неизвестно. Согласно некоторым источникам, они никогда не показывали правильное время. Что неудивительно: когда их открыли, внутри не оказалось третьего и четвертого камня большой шестеренки. У Линкольна также были другие часы, 18-го размера на 11 камнях, марки «У. Эллери», изготовленные на фабрике «Уолтэм», с ключевым заводом, в серебряном корпусе. Эти часы также были переданы в Смитсоновский музей, где они стали частью коллекции американской истории.

Салазар доложил Старейшине Роуэну о результатах своих изысканий.

– Во времена Линкольна дорогие золотые часы были признаком успеха и процветания, – произнес Роуэн. – Такие были у моего отца и у деда. Линкольн, преуспевающий адвокат из Иллинойса, наверняка также обзавелся ими.

Салазар нашел изображения Линкольна – самые первые фото – и заметил на большинстве из них часы. Затем он поискал вторые часы. Обнаружилось, что они никогда не вскрывались и в настоящее время являются частью передвижной экспозиции, посвященной Линкольну. Которая, в свою очередь, в данный момент выставлена в Де-Мойне, штат Айова.

– Ты думаешь, что внутри тех, вторых часов тоже есть записка? – спросил Роуэн.

– Линкольн тщательно выбрал отрывок из Писания. В Послании к Римлянам, в стихе одиннадцатом тринадцатой главы, есть четкие указания на время: спасение близко. Линкольн наверняка носил часы каждый день.

– В записке Бригама Янга сказано, – добавил Роуэн, – что Линкольн каждый день носил свой самый важный секрет с собой. Пару дней назад я назвал бы это безосновательным домыслом. Но не сейчас. Похоже, что оба, и Бригам, и Линкольн, обожали секреты. Ты не мог бы съездить в Айову и лично все проверить?

– Для этого может потребоваться кража часов.

– Обычно я сказал бы «нет», но мы достигли критической точки, и нам срочно требуются ответы. Делай все, что сочтешь нужным. Тем не менее будь осторожен.

Хусепе его понял.

– Если там ничего не окажется, – продолжал Роуэн, – мы проведем перегруппировку в Солт-Лейк-Сити и решим, что делать дальше.

Затем он коротко поведал о том, что произошло накануне, ограничившись словами о том, что окончательно убедился: американцы охотятся за тем же, что и они.

– Хотя мне пока неясно, что именно им известно, – добавил он. – Думаю, мы узнаем это, если зайдем с другого конца. Так что тебе больше не придется иметь с ними дело. Ты мог бы незаметно ускользнуть отсюда?

– Я буду в воздухе уже в ближайшие два часа.

***

Кассиопея сидела, погруженная в мысли. Что же будет дальше? Куда все это может завести? Из задумчивости ее вывел негромкий стук в дверь. Как оказалось, это Хусепе. Она пригласила его зайти.

– Мы должны срочно уехать отсюда, – сказал он ей.

Она не ослышалась. Он действительно сказал «мы».

– Мне нужно срочно попасть в США, в Айову.

– Зачем? – В Айове ей ни разу не доводилось бывать.

– Это по линии проекта Старейшины Роуэна. Он поручил мне изучить там одну штуковину. – Хусепе на мгновение умолк. – Возможно, мне придется ее украсть – временно, чтобы ее хорошенько изучить.

– Можешь поручить это мне.

Похоже, Салазар удивился ее готовности стать его соучастницей.

– Воровство – это смертный грех, – сказал он.

– Но ты ведь только что сам сказал, что это не кража. Мы лишь возьмем ее взаймы, чтобы затем вернуть. Я правильно поняла?

Хусепе кивнул.

– В таком случае это не кража.

– Старейшина Роуэн говорит, что без нее никак. Это задание чрезвычайной важности. Как ты уже видела, американцы пытаются нам воспрепятствовать. Поэтому мы должны уехать отсюда быстро и без шума.

Кассиопея подумала о Коттоне. Этот не сдастся. Как и Стефани. У Стефани девиз: ни шагу назад.

– Я введу тебя в курс дела во время полета, – сказал Хусепе. – Обещаю тебе. Это нечто вроде очередных Больших Скитаний. Возможно даже, самые долгие за всю историю «святых» и куда более увлекательные, чем ты можешь себе представить.

Первые Большие Скитания начались в 1847 году. Кибитки, телеги, а для многих собственные ноги помогли скитальцам преодолеть расстояние более чем в тысячу миль во время их пути на запад. Маршрут пролегал вдоль северного берега реки Плат, через континентальный водораздел, затем по долине реки Суитуотер, затем по впадине Большого Соленого озера. Впоследствии этот путь стал известен как Тропа Мормонов. Отец не раз с пиететом рассказывал ему о нем. С 1847 по 1869 год этот путь совершили семьдесят тысяч «святых», и каждый удостоился звания пионера.

Хусепе нежно взял ее за руку.

– Мы с тобой тоже пионеры. Но только в новом, удивительном смысле. Я все расскажу тебе по пути туда.

С этими словами он заключил ее в объятья и поцеловал. Кассиопея тотчас почувствовала, что он возбужден.

– Я люблю тебя, – прошептал Салазар; его глаза были красноречивее всяких слов. – С тех самых пор, когда мы еще были юными. Наш разрыв разбил мне сердце. Но я уважал твое решение. Должен тебе кое в чем признаться. Дома, в Испании, я до сих пор храню наше фото. Нашел его несколько лет назад, после смерти жены. Когда мое сердце было исполнено пустоты и печали, я нашел фотографию, которая вновь вернула мне радость.

Ну почему каждый мужчина, кто проявлял к ней интерес, всегда тащил на себе груз каких-то проблем? Сначала Хусепе с его религией, затем целая череда ухажеров, каждый из которых по-своему неплох, но и по-своему ужасен… И вот теперь, похоже, круг замкнулся. Все начинается сначала. Какая-то часть ее «я» тянулась к нему. Другая – отталкивала его. Сама же она не была уверена, которая из двух одержит верх.

Но она непременно это выяснит.

– На этот раз я не стану тебе навязывать выбор, – сказал Хусепе. – Ты можешь решить все по-своему. Этот урок я усвоил давно.

– Спасибо. – Кассиопея действительно было несказанно благодарна.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал он.

– Как это важно, что ты доверяешь мне. Обещаю, я тебя не подведу.

Он улыбнулся:

– Разве такое когда-то бывало?

 

Глава 48

Зальцбург

Малоун стоял на высоте четырехсот футов над Зальцбургом, на вершине поросшего соснами утеса, известного как Мёнхсберг. Воздух был холоден, дыхание белым облачком вырывалось изо рта. Справа от него высилась серая громада Хоэнзальцбурга, слева – местный музей современного искусства, шедевр архитектурного минимализма, облицованный белым мрамором. За музеем маячил Мёнхштайн – бывший замок, а ныне роскошный отель. Лучи утреннего солнца искрились в его окнах ослепительными красно-золотыми вспышками. Коттон хорошо знал эту скалу – многовековое нагромождение камней, готовых в любой миг лавиной скатиться вниз. В XVII веке одна такая лавина погребла под собой пару сотен горожан, которые мирно спали в своих кроватях. Во избежание катастроф в наше время проводятся регулярные инспекции поверхности скалы. По дороге сюда Малоун заметил группу альпинистов.

Он встал рано и, выйдя из отеля, осторожно приблизился к «Золотому оленю». Высоко, среди деревьев, что росли на плоской вершине горы, Коттон заметил человека, который как будто застыл на часах. Сначала Малоун подумал, что это просто такая же ранняя пташка, что и он сам, однако поскольку фигура так и не сдвинулась с места, решил, что это какой-то данит решил воспользоваться преимуществом высоты.

«Золотой олень» располагался как раз под ним. Малоуну был виден вход в ресторан, а также бульвар, по которому машины объезжали отведенную пешеходам старинную часть города. Малоун предположил, что второй данит, по всей видимости, стережет второй вход в отель со стороны Гетрайдегассе.

Высокие липы и каштаны образовывали над ним сплошной тенистый свод. Наверх Малоун поднялся той же тропинкой, что и накануне вечером, – обошел крепость и преодолел путь в четверть мили по верху скалы. Прямо под ним виднелся вход в вырубленный в скале стометровый тоннель, так называемый Зигмундстор, с барочными порталами по обоим его концам. Из тоннеля со свистом вылетали машины, другие, наоборот, ныряли в него. Некоторые останавливались на светофоре, расположенном как раз напротив отеля «Золотой олень».

Со всех сторон Малоуна окружил ухоженный парк – деревья, газоны, кустарник. Ему удалось подкрасться к даниту метров на пятьдесят, довольно близко к краю, чтобы также видеть, что происходит внизу. Вчерашний случай наверняка напугал Салазара. Испанец ни за что не станет рисковать, и его стражи готовы ко всему.

Малоун все еще толком не понимал, что происходит, однако это не имело никакого значения. Куда больше ему не давала покоя Кассиопея. И в особенности ее вчерашний визит к нему.

Ее было не узнать.

Последний раз они были вместе три недели назад, и тогда все было совершенно иначе. Они провели уик-энд в Авиньоне – гуляли по мощенным булыжником улочкам, осматривали достопримечательности, обедали в уличных кафе. Остановились они в старинной гостинице, с железного балкона которой открывался потрясающий вид на папский дворец. Все было просто чудесно. Как то бывало всегда, за исключением коротких кризисов.

Может, и сейчас так? Слишком много кризисов…

Впрочем, это Коттон мог понять. Как и он, Кассиопея не могла жить без приключений. Да, но какова цена за приключения?

Малоун прижался к массивному стволу каштана. Взгляд данита был по-прежнему устремлен вниз. Коттон тоже взглянул на город, который готовился к очередному рабочему дню. Зальцбург – город пешеходов. Почти все они куда-то спешили.

Вдали завыла сирена.

Малоун заметил пешеходный мостик через реку, который вел из старого города в новый. Он точно знал, что украшает его парапет. Миниатюрные замки́, всех форм и размеров, каждый намертво закреплен на металлической решетке. И каждый – олицетворение вечного союза двух любящих сердец. Обычно переплетенные инициалы любящих были взяты в кольцо этих самых сердечек. Символы любви, их тут было несколько сот. Местная традиция. Сродни той, что есть на Юге, где любящие вырезают сердца на деревьях.

Раньше он этого никогда не понимал. И вот теперь понял.

Им владело некое странное беспокойство с примесью обиды. Малоун был рад, что может побыть один, будучи не в настроении вести разговоры. Со всех сторон его обволакивала благословенная тишина. Он не считал себя циником. Скорее прагматиком. Но что, если он просто дурак?

Малоун поглубже засунул руки в карманы куртки.

Неожиданно он заметил, что из отеля вышла Кассиопея. Затем – Салазар. И, наконец, вслед за ними два коридорных с их чемоданами.

Затем к свободному пятачку у входа в отель подкатила машина. Кассиопея и Салазар сели в нее.

Из задумчивости Коттона вывел рев мотора. Как оказалось, это по асфальтовой дорожке, что пролегала через лес, катила светлая «Ауди». На верх холма можно было въехать с его дальней стороны, той, что выходила на восточные пригороды Зальцбурга.

Малоун спрятался за дерево, откуда пронаблюдал за тем, как данит оставил свой пост и бегом бросился к машине. Добежав, он юркнул в нее, и та сразу рванула с места.

Похоже, все смываются. Что ж, вполне предсказуемо.

Именно по этой причине в отеле его уже ждал собранный чемодан.

***

Стефани подождала, пока Дэнни Дэниелс переварит то, что только что зачитала Кэти. Выводы были очевидны. Отцы-Основатели нарочно оставили лазейку для выхода из состава Союза, если того пожелает какой-нибудь штат. Однако им хватило мудрости не включать это положение в текст конституции. Вместо этого они составили дополнительное соглашение, на которое при случае можно сослаться. Сделано это было для того, чтобы при ратификации основного закона у штатов не возникло опасений по поводу своего суверенитета.

Какое решение вынес Верховный суд по делу «Техас против Уайта»?

Наше решение, таким образом, таково, что Техас оставался штатом, и штатом в составе Союза, независимо от документов, с которыми мы ознакомились. И такое решение, по нашему мнению, не вступает в конфликт ни с каким актом или декларацией любого из департаментов национального правительства.

Вступает, еще как вступает! Более того, в прямой конфликт с Отцами-Основателями.

– Собрание проводилось втайне, – произнес президент. – Все изменения были приняты за закрытыми дверями, что идет вразрез с самой целью его проведения. Это само по себе нехорошо, а потом они еще принимают это решение…

– Выходит, Гражданская война была зря. Люди умирали зря, – сказала Кэти.

– Это ты к чему? – не понял ее Люк.

– Все просто, – пояснил президент. – Линкольн решил, что Союз – на века и выйти из него невозможно. Никаких дискуссий, никаких дебатов. Он сам внес это предложение. После чего ввязался в войну, чтобы отстоять свою точку зрения. И что же получается? Что из Союза можно выйти? Он не на века. Что, на мой взгляд, разумно. Я никогда не верил, что Отцы-Основатели создали Союз, который никогда не может быть распущен. Кто, как не они, сами боролись против тоталитаризма? Зачем им было воссоздавать его в новом виде?

Стефани задала вопрос, который наверняка задавал себе и Дэнни Дэниелс:

– И Линкольн это знал?

– Мэри Тодд, похоже, так и думала.

Стефани согласилась, вспомнив о письме первой леди Улиссу Гранту.

Его страдания во время войны были необычайно тяжкими и глубокими. Я всегда считала, что это последствия того, что он был главнокомандующим, но однажды муж признался мне, что это все из-за письма…

– И все-таки он ее вел, – заметила Стефани.

Дэниелс пожал плечами.

– Был ли у него выбор? Вопрос стоял ребром: или война, или гибель всей страны.

– Он мог бы предоставить право голоса народу.

– Этот журнал бесполезен, – сказала Кэти.

Дэниелс кивнул.

– Вы правы. Он – хорошая отправная точка, ибо показывает намерения. Но его недостаточно, если вы хотите что-то доказать. Чтобы однозначно доказать, что выход из Союза законен, нужен подписанный сторонами документ.

Стефани по глазам президента поняла, о чем тот думает.

И он был послан Бригаму Янгу.

Она посмотрела на Люка.

– И ты его для нас найдешь.

– Где же мне его искать?

У Стефани завибрировал телефон. Она посмотрела на дисплей.

– Мне нужно ответить на звонок. Это Коттон.

С этими словами она встала.

– Возьми ее с собой, – сказал президент, указывая на Кэти. – Мне нужно поговорить с моим племянником наедине.

***

В одной руке Малоун держал «Айфон», другой упирался в стену какого-то здания. Спустившись вниз со скалы Мёнхсберг, он вернулся в отель и вызвал себе такси до аэропорта. Коттон ничуть не сомневался: Салазар спешно уезжает. Но в каком направлении?

– Кассиопея и Салазар уехали из отеля, – доложил он Стефани.

– Мне она об этом не сообщила.

– Она зла на нас. Подозреваю, что у нее поехала крыша.

И он описал сцену ее визита к нему в номер.

– Я ей солгала, – призналась Стефани. – Я не сказала ей о тебе.

– Тогда нечему удивляться.

– У меня нет времени беспокоиться по поводу ее чувств. Здесь у нас чрезвычайная ситуация, и нам нужна ее помощь.

– Ей наплевать на вашу ситуацию. Дело касается ее и ее дорогого Хусепе. По крайней мере, так может показаться. Она сумела подобраться к нему, тут я должен воздать ей должное. Но я не уверен, что она знает, что ей делать дальше, потому что с головой у нее явно не то.

– Коттон, в данных обстоятельствах я не могу позволить, чтобы она действовала в одиночку. Мне нужна команда.

– Я хотел бы вернуться домой.

Так оно и было. Это не его битва. Тогда зачем ему подставлять свою задницу?

– Салазар практически признался, что убил твоего агента. Вряд ли Кассиопея это слышала. Но если и слышала, то у нее окончательно снесло крышу. Мне кажется, что она действует вслепую. Ей не хочется верить, что он на такое способен. И еще она хочет, чтобы я вышел из игры. Прямо сейчас.

– И куда же направился Салазар?

Стефани знала Коттона как свои пять пяльцев. Он никогда не позвонил бы ей, не имей он ответов на все ее вопросы. Показав в аэропорту свой жетон, он узнал, куда улетел Салазар.

– Де-Мойн, штат Айова.

– Не поняла.

– Вот и я сразу не понял.

– Продолжай заниматься расследованием, – сказала Стефани.

Этого ему только не хватало!

– Салазар сказал мне, что это как-то связано с неким пророчеством Белого Коня. Хотелось бы выяснить, что это такое.

– Что-то подсказывает мне, что это тебе уже известно.

Малоун пропустил мимо ушей ее вопрос.

– А где наш парнишка? – спросил он.

– Как только мы закончим наш разговор, я отправлю его в Айову.

– Я хочу домой.

– Я совершила непростительную ошибку, когда привлекла к этому дело непрофессионалов. Я полагала, что, учитывая ее прошлый опыт, Кассиопея справится. Более того, в тот момент она была единственной, кто действительно мог это сделать. Но все изменилось. Салазар опасен. И, как ты говоришь, она сама не понимает, что делает.

– Стефани, мне кажется, сейчас такой момент, когда ей лучше не мешать. Пусть она поступит так, как считает нужным.

– Коттон, я не могу этого допустить.

Стефани даже повысила голос, чего за ней не водилось.

Малоун обдумывал это решение всю ночь. Он поднялся на вершину Мёнхсберга, чтобы выместить свое раздражение на одном из данитов. План был таков: выбить из парня все, что тому известно. Однако внезапный отъезд Салазара внес коррективы в его планы. Не проще ли вернуться домой в Копенгаген, продавать книги и ждать, даст ли о себе знать Кассиопея Витт или нет.

Или же продолжить расследование – и к чертовой матери ее желания…

– Мне нужно как можно скорее попасть в Айову, – сказал он Стефани.

– Сиди на месте, – сказала та. – Туда уже летят.

 

Глава 49

Вашингтон, округ Колумбия

Люк молчал, дожидаясь, когда дядя заговорит с ним первым.

– Ну и как твои дела? – спросил президент.

– Ничего другого ты спросить не мог?

– Я регулярно общаюсь с твоей матерью. По ее словам, у нее всё в порядке. Мне всегда приятно это слышать.

– По какой-то причине ты ей нравишься, – сказал Люк. – Правда, я никак не могу понять по какой.

– Уж не потому ли, что ты всего обо всем не знаешь?

– Знаю только, что мой отец считал тебя лошадиной задницей, и я разделяю его мнение.

– Ты многое себе позволяешь в разговоре с тем, кто может в два счета тебя уволить.

– Меня это не колышет.

– Ты совсем такой, как он, и это меня пугает. Твои братья больше пошли в мать, – сказал Дэниелс и ткнул в него пальцем. – Ты же – его копия.

– О, это самое приятное, что я от тебя слышал.

– Я не так уж плох, как ты думаешь.

– Я вообще о тебе не думаю.

– Скажи, это все из-за того, что случилось с Мэри?

Этой темы они старались не касаться. Единственная дочь Дэнни, она же двоюродная сестра Люка, маленькой девочкой погибла во время пожара в доме. Отец был бессилен ее спасти, хотя и слышал, как она звала его из объятого пламенем дома. Пожар начался из-за сигары, которую Дэнни оставил в пепельнице. Тетя Паулина постоянно просила мужа не курить в доме, но тот игнорировал ее просьбы и всегда поступал по-своему. Мэри похоронили на семейном участке, посреди высоких сосен. На следующий день после ее похорон Дэнни присутствовал на заседании городского совета, как будто ничего не случилось. Вскоре он стал мэром, затем сенатором, затем губернатором и, наконец, президентом.

«Он ни разу не навестил могилку ребенка», – бывало, говорил отец.

Тетя Паулина так и не простила мужа. После смерти дочери их брак превратился в своего рода спектакль на публику. Отец Люка тоже не простил брата. Не простил за сигару. Не простил за холодное безразличие.

– Ты сегодня у нас молодец, – произнес Дэнни. – И я хочу, чтобы ты знал: я в тебе не сомневаюсь.

– О да, теперь я могу спать спокойно.

– А ты, я смотрю, парень дерзкий.

Голос дяди зазвучал нотой выше, мышцы лица напряглись.

– Это я, похоже, в тебя.

– Что бы ты там ни думал, я любил твоего отца, а он любил меня. Ведь мы с ним братья.

– Мой отец считал тебя мудаком.

– А я и был им.

Это признание потрясло Люка. Но поскольку сегодня, похоже, ночь признаний, он решил задать еще один вопрос:

– Почему моя мать неравнодушна к тебе?

– Я за ней когда-то ухаживал.

А вот это что-то новенькое.

– Правда, она бросила меня и предпочла твоего отца, – усмехнулся Дэнни Дэниелс. – С ним ей было лучше. Сказать по правде, мне тоже. Для меня она была слишком хороша.

Люк согласился, хотя и не сказал этого вслух.

– Мне жаль, что случилось между твоим отцом и мной. Мне жаль, что вообще случилось в моей жизни. Я потерял дочь. – Президент на минуту умолк. – Но мне кажется, что моим племянникам пора перестать меня ненавидеть.

– Ты разговаривал с моими братьями?

– Нет. Я начал с тебя.

– Ты был на могилке Мэри?

Дэниелс посмотрел ему в глаза.

– Еще нет.

– И тебя это не задевает?

На мгновение в комнате повисло напряженное молчание.

– В том пожаре я потерял всё, – произнес Дэнни каким-то не своим голосом. – Все до единого фото. Всю память о ней. Все сгорело дотла.

– И потому ты вел себя так, будто ничего не было?

На миг между ними вновь воцарилось молчание, после чего Дэнни произнес:

– У меня остался лишь ее мысленный образ.

Люк не знал, что на это сказать.

В глазах дяди стояли слезы. Таким Люк его еще никогда не видел.

Дэнни Дэниелс сунул руку в карман брюк и, вынув сложенный пополам конверт, протянул его племяннику. На передней его стороне синими чернилами было нацарапано: «Моим сыновьям».

Люк узнал почерк отца.

Дэнни, похоже, совладал с собой и встал со стула.

– Он вручил мне его перед самой смертью, велев передать «моим мальчишкам», когда я сочту нужным.

Сказав это, президент направился к двери. Люк проводил его взглядом. Дверь распахнулась, затем снова захлопнулась. Он посмотрел на сложенный конверт.

Что бы ни было там внутри, слова эти написаны тринадцать лет назад. Первое, что пришло ему в голову, – он должен вскрыть конверт в присутствии братьев. Впрочем, нет, в этом случае пришлось бы ждать. Дэнни Дэниелс знал, что он сегодня приедет сюда. И потому решил, что настал подходящий момент, чтобы вручить племяннику отцовское письмо.

Люк расправил конверт и вскрыл печать. Внутри оказался единственный листок, испещренный отцовским почерком. Набрав полную грудь воздуха, Люк погрузился в чтение.

Чтобы покинуть этот мир с легкой душой, а нам всем сказать друг другу слова прощания, я решил подать голос из могилы. Почти всю свою жизнь мы с братом не ладили. Нас разделял не только возраст, но и множество других вещей. Между нами никогда не было той теплоты, которой положено быть между братьями.

То, что случилось с Мэри, и моя реакция на постигшее Дэнни горе стало причиной многих страданий в нашей семье. Ваш дядя порой бывает упрям. Порой даже жесток. Но это не означает, что он зачерствел душой. Все мы справляемся с нашим горем по-разному. Он предпочел не замечать его. Моя ошибка заключалась в то, что я не разрешал ему быть самим собой. Я хочу, чтобы вы все знали: мы с Дэнни помирились. Ему известно о моей болезни, и мы с ним вместе оплакали наши ошибки. Я хочу напомнить вам, что он мой брат. Я люблю его и хочу, чтобы вы, мои сыновья, тоже его любили. У него нет своих детей и никогда не будет. Мне страшно представить, какую ужасную потерю он пережил. Я обвинял его, и он на меня обиделся. Но трагедия та произошла по чистой случайности. Я же пытался увидеть в ней нечто иное. Мы оба сожалеем о наших поступках и простили друг друга целиком и полностью, как и полагается братьям. Он сказал мне, что нет того дня, чтобы он не думал о Мэри. Эта боль никогда не покинет его. И поэтому, сыновья мои, давайте не будем ее усиливать. Будьте добры с вашим дядей. Вы нужны ему, даже если он никогда в этом не признается. Сделайте это хотя бы ради меня.

В глазах Люка стояли слезы. Его отец был прав. Он ничего не знал о душевных страданиях Дэнни Дэниелса. Тот всегда носил свою боль в себе. Люк давно подозревал, что Стефани что-то известно, но они никогда не говорили с ней на эту тему.

Судьба жестоко обошлась с Дэнни. И все мы пытаемся справиться с нашим горем по-своему.

Люк ощутил себя дураком. Вернее, ребенком, которого отругал отец.

– Я это сделал, – прошептал он, обращаясь к странице. – Я помирился с ним, как ты и хотел.

Слезы катились по его щекам. Боже, он уже забыл, когда плакал в последний раз. Как давно это было!

Люк крепко сжал листок бумаги, зная, что его касались руки отца. Эта была их последняя физическая связь. Зато он понял, что хотел сказать ему отец. В живых остался его брат, и они не должны порывать связующих их нитей.

Досадное недоразумение развело их в разные стороны. Но больше так не будет. Сыновья должны прислушиваться к отцовскому голосу.

– Я сделаю так, как ты сказал, – прошептал он. – Это я обещаю. Мы все сделаем так, как ты сказал.

 

Глава 50

07.30

Роуэн расплатился с водителем и вышел из такси у дома номер 9900 по Стоунибрук-драйв. Его уже ждали четверо коллег, каждый из которых представлял один из четырех округов Юты. Пятым представителем штата в Сенате был он. Шестой конгрессмен, тоже сенатор, как и он, не был участником плана, так как шесть лет назад получил сенаторское кресло по чистому везению.

Все пятеро были «святыми», и он среди них – самый старший как в Конгрессе, так и в Церкви. Пальто его было плотно застегнуто на все пуговицы. Впрочем, зябкий утренний воздух скорее бодрил. Эту встречу он созвал по электронной почте, которую разослал рано утром, как только вернулся из библиотеки Конгресса.

Они стояли перед их вашингтонским храмом. Высокое, устремившее к небу шесть позолоченных шпилей здание, облицованное белым алабамским мрамором, высилось в десяти милях к северу от Капитолия посреди пятидесяти двух акров леса. Всякий раз, пролетая над Мэрилендом на самолете, Роуэн с воздуха любовался его грандиозным силуэтом.

Обменявшись приветствиями, они зашагали в направлении пруда с фонтаном, украшавшим главный вход. Роуэн выбрал это место потому, что знал: здесь их никто не увидит, тем более в столь ранний час в пятницу. Сам храм был закрыт на замок, что даже к лучшему. Они поговорят на улице, у стен обиталища Бога, с тем чтобы их слышали все Пророки. Сегодня запланированы заседания Палаты представителей и Сената, однако начнутся они не раньше чем через два часа.

– Мы уже почти у цели, – сказал Роуэн, с трудом сдерживая волнение. – Наконец это началось. Я должен знать, что Солт-Лейк-Сити к этому готов.

– Я уже проверил, – доложил представитель четвертого округа. – Результаты прежние. У нас девяносто пять из ста четырех голосов, как в Палате представителей, так и в Сенате штата. Все они сторонники отделения.

То, что должно произойти, должно быть проделано с максимальной точностью. Юта станет полигоном, на котором произойдет отмена решения суда 1869 года по иску «Техас против Уайта». Битва будет кипеть в Верховном суде США, и не хотелось бы, чтобы ее исход решила какая-нибудь мелкая процессуальная зацепка. Исход же должен быть таким: любой штат имеет право выхода из Союза, и неважно, правильно было проведено голосование по этому вопросу или же нет.

– А губернатор? Какой у него настрой?

– Все отлично, – заверил его представитель второго округа. – Мы с ним все тщательно обсудили. Он уже устал ждать – так же, как и мы.

Роуэн знал, на что тот намекает. Реформы здесь бессильны. Выборы не предлагали реальных альтернатив, и у других партий не было никаких надежд на успех. Мятеж? Революция? Федеральное правительство подавит их в зародыше. Единственным логическим способом достичь своих целей оставалась сецессия. Это кратчайший путь вернуть себе хотя бы некое подобие свободы распоряжаться своей судьбой. И самое главное, это был ненасильственный путь – мирный отказ от политики, которую они считали для себя неприемлемой, а значит, путь вполне американский. В конце концов, разве не им пошли когда-то Отцы-Основатели в своем стремлении освободиться от диктата Англии?

Роуэн посмотрел на грандиозный храм.

Сто шестьдесят тысяч квадратных футов уместилось под этой крышей. Шесть залов для богослужения, четырнадцать залов для заключения брака. Его белые стены символизировали чистоту и просвещение. Некоторые камни были стесаны до толщины в полдюйма и в определенное время дня пропускали внутрь слабый солнечный свет.

Он любил бывать здесь.

– Проект билля уже готов, и его можно подавать в суд, – добавил другой конгрессмен. – Штат Юта требует для себя выхода из состава США, и чтобы сделать этот выход легитимным, необходимо незамедлительно провести референдум, чтобы народ Юты своими голосами подтвердил это требование. Разумеется, будут несогласные, но подавляющее большинство проголосует «за».

К тому же условия выхода вполне разумные.

Актом сецессии будет прописано, что поскольку на территории штата имеется федеральная собственность, главным образом обширные земельные угодья, то за них будет выплачена компенсация. Возможно, некоторые жители Юты не захотят стать гражданами новой страны; им будет дана возможность покинуть ее пределы, возможно даже, с компенсацией за утрату собственности и любые убытки, которые они при этом понесут.

То же самое касается корпораций и фирм, хотя новая страна, Дезерет, предоставит для них деловой и инвестиционный климат куда более благоприятный, чем они имели в США. Кроме того, юной стране, возможно, придется взять на себя свою часть национального долга – в сумме, которая имелась на дату сецессии. Разумеется, эта цифра нуждается в уточнении. С другой стороны, новая страна имеет полное право претендовать на федеральные активы штата Юта, которые в противном случае отойдут оставшимся сорока десяти штатам. Его команда уже досконально изучила соотношение и обнаружила, что активы перевешивают долг, и таким образом Юта имеет полное право требовать свою долю. Разумеется, она может этого не делать, при условии, что федеральное правительство откажется от своих претензий на федеральную собственность на территории штата. И во избежание всяких сомнений, референдум недвусмысленно даст понять, что такова воля большинства людей штата Юта.

Сецессия.

Пройдет ли она гладко? Лично он сомневался в этом. Однако «святые» – большие умельцы составлять планы и воплощать их в жизнь. Они своего непременно добьются.

– Разумеется, – произнес один конгрессмен, – Вашингтон проигнорирует резолюцию и голоса. Вы прекрасно это знаете. Вот тогда-то мы откроем наши козыри.

Безусловно, это будет битва титанов. Одна политическая воля против другой. Некоторое время назад они, не афишируя, провели опрос жителей Юты. Примерно 70 процентов высказались в пользу сецессии. Причем цифра эта не менялась вот уже пять лет. Именно она и позволила перевести вопрос в юридическую плоскость. И вновь большинство законодателей штата поддержали эту идею.

Люди были готовы к выходу из Союза. И все же надо быть готовым к тому, что Соединенные Штаты Америки не отпустят Юту без боя.

– У нас есть план. Юта тотчас перестанет платить по федеральным обязательствам, – сказал один из коллег. – Таким образом, действие федеральных законов тотчас будет приостановлено. Представителям федеральной власти будет предложено покинуть штат. Наша же стратегия такова: как только народ проголосует за сецессию, все мы сложим с себя полномочия конгрессменов. Думаю, увидев всенародную поддержку, даже твой собрат по Сенату перейдет на нашу сторону.

Роуэн улыбнулся. Последние шесть лет он и его коллега почти не разговаривали.

– Это дерзкий шаг. Однако необходимый. Пока все окончательно не разрешится, я поручу Церкви провести с людьми разъяснительную работу.

– Вашингтон не осмелится посылать войска, – сказал другой конгрессмен. – Ему не нужна кровь. Это означало бы крупный международный конфуз.

Это верно. История на их стороне.

В 1989 году всего за несколько недель Болгария, Чехословакия, Восточная Германия, Венгрия и Польша практически бескровно сбросили коммунистические режимы. Советский Союз не рискнул вводить войска. Отказавшись от военного вмешательства, он отпустил своих бывших сателлитов на свободу. Кровь пролилась лишь в Румынии, где обе стороны жаждали помериться силами. США нет смысла занимать жесткую позицию. Введение в Юту федеральных войск ничего не даст.

– Верно, – согласился Роуэн. – Скорее спорный вопрос будет передан в суд.

А это именно то, что им нужно.

США подадут иск против ответчика, которого они по-прежнему будут называть Ютой. Их цель – найти юридическое обоснование невозможности выхода штата из состава США. По всей видимости, аргументация будет следующей: согласно решению, вынесенному по иску «Техас против Уайта», Юта не имеет конституционного права на сецессию. Поскольку штат будет ответчиком по этому иску, согласно статье третьей Конституции США, дело подпадает под юрисдикцию Верховного суда, что, в свою очередь, означает, что дело будет рассмотрено в считаные недели, если не дни. Потому что вряд ли федеральное правительство будет ждать, пока сепаратистские настроения распространятся дальше. Наверняка так и будет.

Техас, Гавайи, Аляска, Вермонт и Монтана наверняка быстро последуют по стопам Юты. Союз затрещит по всем швам.

Что касается его самого, то он бросит в бурлящий котел последний ингредиент. Никому не известное свидетельство. Его будет достаточно, чтобы выиграть юридическое сражение. Ибо кто рискнет оспорить слова самих Отцов-Основателей?

– Адвокаты готовы, – сказал он. – У меня вчера состоялась с ними встреча. Окончательный аргумент почти в моих руках. Это вопрос нескольких дней, если не часов.

Новую уверенность вселила в него бандероль, которую он получил перед тем, как выйти из своей резиденции в Джорджтауне. Это были копии заметок, сделанных рукой Мэдисона. Тот спрятал их у себя в Монпелье. Накануне ночью их обнаружила Стефани Нелл, и каждое слово в них служило подтверждением его правоты: сецессия законна.

В частности, по этому поводу было сказано следующее:

Этот документ можно вручить генералу Вашингтону, дабы тот поступил с ним, как сочтет нужным. Главное, что существование такого документа не должно разглашаться, если только ему не потребуется ратификация того или иного штата или же для обоснования выхода того или иного штата из Союза.

Можно ли выразиться яснее?

Стефани Нелл обещала ему оригинал тайного протокола в обмен на гарантии, что у его ведомства интереса к ней больше нет. Верно, они ему пригодятся, но куда более важен сам документ, подписанный в субботу в далеком сентябре 1787 года. К счастью, ответ на этот вопрос был в руках его Церкви, а не федеральной администрации.

Роуэн вновь бросил взгляд на величественный храм – первый из возведенных «святыми» на Восточном побережье США. Первый после храма в Солт-Лейк-Сити, увенчанный шестью шпилями. Самый высокий в мире. Один из пяти, на котором запечатлен ангел Мороний, держащий золотые таблички.

Семь его этажей олицетворяли шесть дней творения и седьмой день отдыха. Его прекрасные витражные окна, вознесшиеся вверх на всю высоту башен, играли красными, оранжевыми, голубыми и пурпурными бликами, олицетворяя непрерывное восхождения к божеству. Как это символично, особенно учитывая то, что скоро произойдет!

– Мы изменим весь мир, – произнес сенатор.

Его коллеги, похоже, были довольны.

– Мы доведем до конца то, что в свое время не успели сделать Джозеф Смит, Бригам Янг и другие пионеры. – Роуэн на минуту умолк. – Мы наконец обретем независимость.

 

Глава 51

Над Атлантикой

Салазар удобнее расположился в кожаном кресле главного салона и приготовился отведать ланч – баранину с овощами, которую в микроволновке разогрела для него Кассиопея. Из всех принадлежавших ему средств передвижения «Лирджет» был его самым любимым. Хусепе проводил на его борту немало времени, перелетая из одного места в другое и, главное, не отказывая при этом себе в комфорте.

– Я обещал тебе кое-что объяснить, – сказал он.

– Верно, обещал, – улыбнулась Кассиопея.

Два его телохранителя сидели сбоку, рядом с кухней и туалетом, и были заняты тем, что тоже поглощали еду. Салазар говорил вполголоса, хотя рев авиамоторов заглушал его слова.

– Трудно понять, когда все началось. Скажем так – мы хотим завершить то, что начали Джозеф Смит и Бригам Янг. Мы доведем их дело до конца, мы наконец построим Сион.

– Церковь построена и процветает, – возразила Кассиопея, – причем по всему миру. Так что эта миссия завершена.

– Но не так, как они о том мечтали. Нас вечно вынуждали идти на компромисс, быть такими, как все. Мы переселились на берега Большого Соленого озера, чтобы жить так, как завещали Пророки, – следуя Книге Мормона, строить на земле истинный Сион. Но этого не случилось.

– Для этого вам потребовалась бы собственная страна.

Салазар улыбнулся.

– Это именно то, что мы намерены создать. Страну Дезерет со столицей в Солт-Лейк-Сити. Ее границы включат в себя территорию нынешнего штата Юта и любые другие земли, которые пожелают присоединиться к нам.

Было видно, что Кассиопея заинтригована.

Салазару вспомнилось, как он сам впервые услышал план Старейшины Роуэна. Тогда его сердце было исполнено радости и замешательства. Впрочем, все его сомнения моментально развеялись, как только Роуэн поведал ему, каким образом сбудется пророчество Белого Коня.

– Помнишь, я читал тебе отрывки из дневника Раштона? Что, согласно пророчеству Белого Коня, ключ к конституции в руках у «святых»? В тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году Янг произнес в храме Солт-Лейк-Сити речь. В частности, он сказал:

Будет ли конституция уничтожена? Нет. Она останется в целости и сохранности, и, как сказал Джозеф Смит, «настанет время, когда судьба нации будет висеть на волоске. В этот критический момент наш народ выступит вперед и спасет ее от губительного разрушения». Да будет так.

Пророк Бригам сказал это спустя четырнадцать лет после того, как было оглашено пророчество Белого Коня, и за семь лет до начала Гражданской войны. Во время войны его слова стали истиной, ибо «святые» действительно спасли страну от разрушения.

Кассиопея внимательно его слушала. Он объяснил ей, как Бригам Янг и Авраам Линкольн заключили соглашение, и когда Линкольну принесли подписанный Отцами-Основателями документ, в котором говорилось, что штаты имеет право на выход из Союза, Линкольн поставил на нем печать.

– Пророк Бригам не стал разглашать его содержание Югу, – продолжал Салазар. – Вместо этого он спрятал документ и тем самым помог сохранить Союз. Гражданская война разгорелась из-за спора, имеют ли штаты право выхода из Союза. Что было бы, если бы тем мятежным штатам стало известно о том, что право выхода предусмотрели еще Отцы-Основатели? Я бы сказал, что конституция и впрямь повисла тогда на волоске. Но Церковь, как Белый Конь, дала Соединенным Штатам возможность уцелеть.

– Поразительно, – сказала Кассиопея, – учитывая отношение к ним федерального правительства.

– Что служит очередным свидетельством нашей верности конституции.

– Но больше о ней говорить нельзя?

– Это почему же? Но в пророчестве Белого Коня однозначно сказано, что мы должны быть верны Конституции Соединенных Штатов, ибо та дарована нам по наитию Божьему. Имеется в виду весь документ, во всей его целостности, каким его составили авторы. Мир изменился, Кассиопея. Изменилось американское правительство. Из всего того, что я читаю и слышу, я узнаю, что в Америке есть немало тех, кто был бы рад избавиться от федерального правительства. Мы лишь одни из многих, но для нашей Церкви настало время пойти своим путем. Старейшина Роуэн поведет Юту к выходу из состава США. Ты обратила внимание на штаты, отмеченные на карте у меня в кабинете? Они последуют за нами.

Кассиопея отложила вилку и попыталась переварить услышанное.

– И что вы станете делать, если вам удастся выйти из состава Соединенных Штатов? Что будет потом?

– Станем жить, как завещали Пророки. Мы до сих пор мудро распоряжались нашими ресурсами. Церковь имеет собственность на миллиарды евро по всему миру. У нас практически нет долгов. Мы умные, способные, самодостаточные. У нас больше денег, чем у любого правительства во всем мире. Мы умеем вести дела. У нас не возникнет проблем с созданием собственного правительства.

– И кто же его возглавит?

– Разумеется, Пророк. Пророки есть и останутся нашими вождями на земле. Вскоре им станет Старейшина Роуэн.

Салазар потянулся за дипломатом и достал оттуда какие-то бумаги.

– Все это было предсказано еще давно. В тысяча восемьсот семьдесят девятом году, третьим Пророком, Джоном Тейлором. Послушай, что он сказал тогда.

Недалек тот день, когда вся страна сотрясется от центра и до окраин. И теперь любой из вас может это записать, я же стану пророчествовать от имени Бога. И тогда сбудется предсказание, данное нам в одном из его откровений через Пророка Джозефа Смита.

Те, кто не возьмут в руки меч, чтобы сражаться против своего соседа, будут искать спасения в Сионе. И они придут и скажут, мол, нам ничего не известно о принципах вашей религии, но мы видим, что вы честные люди. Вы следуете путем справедливости и праведности, и мы хотим жить с вами и быть под защитой вашего закона.

Что касается вашей религии, мы о ней поговорим чуть позже. Возьмем ли под нашу защиту этих людей? Да, как все честные люди. Когда народ порвет на клочки Конституцию Соединенных Штатов, Старейшины Израилевы вознесут ее для всех народов земли и провозгласят свободу и равные права всем людям, и протянут руку помощи всем угнетенным народам. Это часть нашей программы, и пока мы поступаем праведно и боимся Бога, он будет помогать нам и останется на нашей стороне в любых обстоятельствах.

– Это не я придумал. Эту речь произнес Тайлор перед народом. И вот теперь Старейшина Роуэн выполнит это предсказание. Но не без нашей помощи, – помолчав, добавил Салазар. – Именно ради этого мы в данный момент держим путь к самому последнему фрагменту головоломки.

И он рассказал ей про часы Линкольна и о том, что может лежать внутри.

– Может, да, а может, и нет, – заметила Кассиопея.

Салазар кивнул.

– Потому-то и нужно проверить. Если там ничего не окажется, мы попробуем поискать в другом месте.

– Я могла бы достать для вас то, что вам нужно, – предложила Кассиопея.

– Ты?

– Да, я. Но только не ты. Что сказал бы Старейшина Роуэн, если б уважаемого члена Первого Кворума Семидесяти застукали при краже исторического артефакта? У меня нет никаких связей ни с ним, ни с Церковью. Так что я могу взять эту задачу на себя. К тому же меня вряд ли поймают.

Салазару импонировала ее уверенность. Его собственная мать была добрая, тихая женщина, единственной заботой которой являлась семья. Кассиопея не такая. Энергия била из нее ключом, и ему это нравилось. Она положит отличное начало его новой семье. Поскольку грядут перемены, Хусепе решил, что ему подойдет множественный брак. Этого наверняка ждет ангел, в обличье которого к нему являлся сам Джозеф Смит. Поскольку Кассиопея вернулась в лоно истинной веры, как хорошо, что с ним рядом будет верная помощница. Теперь он может быть уверен, что вся их большая семья на небесах будет вместе.

– Ты только подумай, – сказал он. – Мы наконец обретем нашу собственную страну, Дезерет, как о том мечтал Пророк Бригам. Мы будем свободны. Мы сможем иметь свои законы, жить так, как считаем нужным. Это будет богатая, процветающая страна. Другим людям наверняка захочется жить среди нас, и это будет прекрасно.

***

Кассиопея не верила собственным ушам, но страсть, с которой говорил Хусепе, убедила ее, что она не ослышалась. Судя по всему, ни он, ни сенатор Роуэн не задумывались о международных последствиях выхода Юты из состава США. А как на сецессию отреагирует Вашингтон? Угрозами? Несомненно. Силой. Тут потребуются взвешенные решения. По всей видимости, сначала федеральная власть попытается разрешить конфликт в судебном порядке.

– Вы отдаете себе отчет в том, что федеральное правительство попытается вам помешать? – спросила она.

– Разумеется, мы это понимаем. Но то, что мы ищем, должно принести нам победу в юридической битве. Иначе и быть не может. Слова, сказанные самими Отцами-Основателями, расставят все по своим местам. Это будет скрепленный их подписями документ, в котором будет сказано, что сецессия законна. Он будет иметь ту же юридическую силу, что и Конституция США.

– С той разницей, что штатами он не был ратифицирован.

– Да, но таково было их письменное намерение, и на него невозможно закрывать глаза. На нас уже работают надежные адвокаты. Они изучили этот вопрос буквально под каждым углом. И они убеждены, что мы выиграем этот процесс. Верховный суд уже давно сделал сецессию незаконной, но это решение основывалось лишь на том, что не нашлось ни одного документа, который свидетельствовал бы об обратном. Верховный суд был не прав. Такой документ есть. Американцы свято верят во все, что завещали им Отцы-Основатели. Их конституционные прецеденты основаны на этих самых заветах.

Что ж, верно.

Stare decisis.

«Придерживаться того, что уже решено».

– Наши суды не смогут игнорировать реальность. И вообще, ты только взгляни на то, что сделал Авраам Линкольн. Вместо того чтобы сказать стране, что у штатов есть выбор, оставаться в составе Союза или нет, он спрятал свидетельство этого права с глаз подальше и начал войну, чтобы доказать обратное. Как, по-твоему, теперь посмотрят на это?

Понятно как.

– Этот документ действительно существует?

– Это мы с тобой и должны доказать. Когда-то он существовал, и мы убеждены, что существует до сих пор.

Ей стало понятно, почему Стефани Нелл в последнее время была вся на нервах.

Разумеется, в США, как и в любой стране, существует политическое недовольство. В призывах к радикальным переменам нет ничего нового. Новое – это использование для достижения своих целей некоего юридического документа.

А он у нее был. В этом-то и вся проблема. Впрочем, это ничего не меняло. Она в любом случае все сделает по-своему.

 

Глава 52

Малоун сидел, пристегнувшись ремнем к заднему креслу истребителя «Ф-15E Страйк игл», который сейчас пролетал над южной оконечностью Гренландии. Переднее кресло занимал пилот из Германии. Однако Коттон, стоило ему оказаться на борту самолета, частично взял управление на себя. Последний раз он летал на боевом самолете двадцать лет назад. Тогда Малоун служил во флоте, но начальство отрядило его продолжать службу в авиационном корпусе, базировавшемся в Германии.

Стефани договорилась, чтобы его вертолетом доставили из Зальцбурга на авиабазу в Рамштайне. Здесь его поджидал самолет, и спустя пару минут они уже взмыли в небо, держа курс через всю Европу на Атлантику. До Де-Мойна было 4600 миль, но при скорости в два маха полет туда мог занять менее пяти часов. Разумеется, это означало дозаправку в воздухе, и теперь рядом ними завис самолет-заправщик.

– Спасибо, прекрасный полет, – сказал в микрофон Малоун.

– Я не сомневалась, что тебе понравится, – ответил голос Стефани на другом конце линии.

Она рассказала ему о том, что они нашли в Монпелье. Малоун внимательно ее выслушал. Канал связи был защищен, и они могли говорить, не опасаясь, что их кто-то подслушает, тем более что пилот на время отключил свой приемник.

– Роуэн пытается распустить Соединенные Штаты, – сообщила Стефани, – и, главное, он вполне может это сделать.

Она просветила Малоуна относительно планов, которые вынашивали Роуэн и Салазар. Оказывается, эти двое ведут охоту за одним документом, под которым стоят подписи Отцов-Основателей.

– Ты уже выяснила, что это за пророчество Белого Коня? – спросил он.

– Да. Но мне кажется, что и ты тоже.

– Вообще-то мормоны считают это пророчество полной лажей. От него официально открестились еще в девятьсот восемнадцатом году. Нынешняя Церковь считает его басней, не более того.

– А вот Роуэн полагает иначе. Для него оно истинно. Равно как и то, что он ищет. К сожалению, Мормонская церковь знает об этом больше, чем мы.

Малоун был с ней согласен. В этом и вся загвоздка.

– Мы со своей стороны провели кое-какие изыскания, – сказала Стефани. – И нам кажется, что Салазару нужен некий экспонат передвижной выставки, посвященной Линкольну, которая сейчас находится в Де-Мойне.

– Тоже мне изыскания… Скажи лучше, что вы подслушали чей-то разговор.

Стефани усмехнулась.

– А ты как думал. Роуэн и Салазар говорили о нем несколько часов назад. По их мнению, ключом могут быть принадлежавшие Линкольну часы.

Малоун задумался.

– Стих одиннадцатый главы тринадцатой Послания к Римлянам содержит упоминание времени. Я точно помню, как несколько лет назад прочел, что внутри часов Линкольна в Смитсоновском музее есть какая-то гравировка.

– От твоей памяти порой бывает польза. Часы, что сейчас экспонируются в Айове, – вторые в коллекции Смитсоновского музея. Их никогда не открывали. До завтрашнего дня они выставлены в Солсбери-хаус.

Малоун посмотрел на собственные часы.

– Мы приземлимся там, учитывая разницу во времени, в час дня. Самолет Салазара прилетит туда примерно в пять часов по местному времени. У нас будет возможность изучить ситуацию.

– Люк уже там. Я скажу, чтобы он тебя встретил.

– Мы намерены приземлиться к северу от Де-Мойна, в так называемом региональном аэропорту Анкенни. Местная полоса всего 5500 футов в длину. Вообще-то, нашей «птичке» требуется 6000 футов, но мы как-нибудь справимся. Главное – получить разрешение на посадку.

– Поняла. Думаю, что проблем не возникнет. Люк будет тебя ждать. Мы изучили фотокопии раштоновского дневника, которые сделал Люк, – продолжила Стефани. – Результаты исследования говорят, что, по всей видимости, тот был написан после восемьсот девяностого года. То есть спустя полвека после того, как Смит впервые огласил пророчества Белого Коня. Так что ты прав. Предсказание относительно конституции не внушает доверия. Скорее всего, оно было добавлено туда задним числом.

– Когда читаешь это пророчество, слишком подозрительно верным оно кажется. Все совпадает тютелька в тютельку. Например, в одном месте там сказано: «вы пойдете в Скалистые горы и станете там великим народом, который я нареку Белым Конем мира и безопасности». Почему там сказано «Скалистые горы»? А не «вы пойдете на запад»? Считается, что Джозеф Смит произнес эти слова задолго до переселения на землю Юты. Ни одни пророк не бывает настолько точен… Тем не менее находка этого журнала важна. До сих пор Мормонская церковь довольствовалась лишь чужими пересказами пророчества. Теперь же слова самого Раштона придают ему истинную убедительность. Мы не можем игнорировать этот факт. Конституция действительно висит на волоске, а ключ в руках у Мормонской церкви. Мы сегодня проследили за Роуэном – у него состоялась встреча с конгрессменами Юты, – прослушали их разговор. Похоже, они готовы запустить в действие механизм сецессии. У них есть голоса избирателей и политическая поддержка. Этот шаг может исходить от самих людей. Все, что им нужно, – это подписанный в Филадельфии документ.

Впрочем, это было не единственное.

– От Кассиопеи что-нибудь слышно? – спросил Малоун.

– Ничего. Похоже, пора начинать ее поиски. Она может все испортить.

– Стефани, она профессионал. Что бы ни случилось, она прекрасно осознает последствия и что-нибудь наверняка предпримет.

– Вот именно. Мы понятия не имеем, что ей рассказал Салазар. Поэтому откуда ей знать, что именно поставлено на карту? И мы должны это выяснить.

Малоун понял намек.

– Я об этом позабочусь. Нет смысла привлекать к этому других агентов. Кассиопеей займусь я сам.

– Ты уверен?

– Что там с вами? С тобой и нашим пареньком Люком? С чего это вы оба взяли, что я влюблен в нее по уши? Я вполне в состоянии прижать ее к стенке.

– Уговорил. Сначала ты. Но если она не подчинится, за нее возьмусь я сама.

***

Люк вел взятый напрокат автомобиль по улицам Де-Мойна. День был пасмурный и прохладный. Весь полет от авиабазы Эндрюс до аэродрома Национальной гвардии на окраине города он проспал. Тело ныло, в голове слегка гудело. Впрочем, он привык к таким ощущениям.

Стефани сообщила ему, что возможным пунктом назначения Салазара станет некое поместье Солсбери-хаус. Так что сейчас Люк вел машину именно туда, чтобы быстро осмотреть его снаружи. Она также сказала ему, что Малоун уже на пути в Де-Мойн. Но когда и где он его встретит, об этом она сообщит чуть позже.

Сверяясь с картой на своем «Айфоне», он въехал в тихий квартал к западу от деловой части города. Солсбери-хаус стоял на вершине холма в окружении дубовой рощи. Построенный из камня и кирпича, с коньками на черепичной крыше, он как будто перенесся сюда откуда-то из старой доброй Англии. Стенд перед входом подробно рассказывал о том, что когда-то это была резиденция богатого семейства Де Мойнов, но теперь его владельцем был какой-то фонд.

Люк огляделся по сторонам: ни души.

Впрочем, еще только десять часов утра, выставка же открывалась лишь в шесть вечера. Это был последний день ее пребывания здесь. Завтра ее перевезут в другой город.

Люк проехал мимо. Он был голоден и решил, что ему не повредят блинчики и горячая сосиска. Но сначала нужно сделать один звонок.

Он притормозил у обочины, в том месте, где росшие вдоль дороги деревья отбрасывали густую тень. Затем нашел телефон и позвонил матери. Когда та взяла трубку, он сказал:

– Хочу у тебя кое-что спросить. Скажи, отец помирился с Дэнни перед тем, как умер?

– Я давно ждала, когда ты задашь мне этот вопрос.

– Похоже, все уже давно в курсе, кроме меня и моих братьев.

И он рассказал ей про письмо.

– Я приложила все усилия к тому, чтобы они помирились.

– Но почему?

– Не хотела, чтобы он ушел в могилу с камнем на душе. Кстати, он тоже. Дэнни был рад, когда все уладилось.

– Но почему он не сказал нам сам?

– Не успел. Боже, он умер так быстро… К тому же мы решили, что скажем вам об этом чуть позже.

– Вообще-то, прошло уже тринадцать лет.

– Момент должен был выбрать твой дядя. Мы все считали, что так будет лучше.

– Почему они с отцом никогда не были близки? – Люк действительно хотел получить ответ на этот вопрос.

– Так было с самого детства. Нет, они ни из-за чего не ссорились. Так получилось, вот и всё. Со временем эта дистанция между ними увеличилась, и они привыкли к ней. А потом погибла Мэри. Твой отец и твоя тетушка во всем обвинили Дэнни.

– А ты – нет.

– Потому что это было бы несправедливо. Дэнни не чаял в ней души. Она была для него всем на свете. Он ее не убивал. Это просто чудовищный несчастный случай. Кошмарное, случайное стечение обстоятельств. И Дэнни пытался побороть боль тем, что не замечал ее. Может, это и не лучший путь, но другого он не нашел. Я знаю, как глубоко он страдал.

Люк тотчас вспомнил сказанные дядей слова.

– Дэнни говорит, будто ты его бросила.

Мать рассмеялась.

– Вот тут он прав. Мы с ним встречались несколько раз. Но как только я познакомилась с твоим отцом, то сразу поняла: это навсегда. Он целиком и полностью вошел в мои мысли. Впрочем, я всегда понимала Дэнни – одна из немногих. Смерть дочери высосала из него все жизненные соки. Представь, каково ему было видеть, что в семье его брата растут три крепких, здоровых сына. Согласись, это нелегко. И пусть зависть не в духе Дэнни, всякий раз, когда видел нас, он не мог не думать о том, чего лишился сам, – а все из-за того, что не вышел покурить на улицу.

Люк легко представил себе душевные муки Дэнни.

– Потому он и делал вид, будто ничего и не было. Ни разу не пришел на могилку дочери. Не имел в себе сил. Твой отец в конце концов понял брата, благослови его Господь. Он был хороший человек. Я присутствовала, когда он писал эту записку. И когда прощался с Дэнни. Это было перед тем, как мы сказали вам, что ваш отец при смерти.

Люк почти не общался с дядей – вернее, вообще не общался. Их недавний разговор стал первым за многие годы.

– Пойми, Дэнни вовсе не плохой человек. Он помогал нам, следил за тем, чтобы мы ни в чем не нуждались…

– Это как понимать?

– Он помогал твоим братьям, когда им требовалась помощь, хотя они даже не догадывались об этом. Затем ты решил стать секретным агентом. И вновь ты стал им не без его помощи. У нас с ним был разговор. Он сказал мне, что лучшее место для тебя – Министерство юстиции и он поможет тебе туда попасть.

– Сукин сын, – прошептал Люк. Такое ему и в голову не могло прийти.

– Нет-нет, всё не так, как ты думаешь. Он никому не приказывал взять тебя в штат. Этого ты добился сам. Но мы с ним условились, что если ты не потянешь, то будешь пенять на себя. Никакого заступничества. Никаких привилегий. Ты за все отвечаешь сам. Да, он открыл для тебя двери. Все остальное – твои собственные заслуги.

– Так кому я все-таки обязан – тебе или ему?

– Только самому себе, Люк. Продолжай дальше в том же духе, сын. Мы все гордимся тобой.

Мать знала, что он хотел бы от нее услышать.

– Я рада, что ты позвонил, – сказала она.

– Я тоже.

 

Глава 53

Де-Мойн, Айова

18.40

Кассиопея села за руль, а Хусепе расположился на пассажирском сиденье. Два его помощника устроились сзади. Салазар заранее договорился, что на выходе из аэропорта их будет ждать взятый напрокат автомобиль. Еще в самолете Кассиопея переоделось в темный брючный костюм и удобные туфли и теперь была, так сказать, во всеоружии. Самолет был буквально нашпигован мудреной электроникой, и она еще в полете выяснила все, что ей требовалось, про Солсбери-хаус.

Дом был построен в 20-е годы XX века Карлом и Эдит Уиксами по возвращении из заокеанского путешествия. Супруги горели желанием воссоздать английский аристократический сельский особняк. Они приобрели четырнадцать акров поросшей лесом земли и построили на ней – для себя и четверых своих детей – дом из сорока двух комнат общей площадью в 28 тысяч квадратных футов. Изнутри дом украшали десять тысяч произведений искусства – картины, статуи, гобелены, реликвии, редкие книги, собранные ими во время путешествий. Имелись в доме тюдоровские камины, дубовые панели XV века, потолочные балки из приготовленной к сносу старой английской таверны. Право на владение домом было утрачено ими во время Великой депрессии, после чего особняк сменил нескольких владельцев, пока, наконец, его не выкупил некий фонд. Теперь это был культурный центр, музей, сдававший в аренду часть площадей, и вообще местная достопримечательность. Сейчас здесь экспонировалась передвижная выставка Смитсоновского музея, посвященная Аврааму Линкольну.

Кассиопея загрузила в компьютер брошюру в формате PDF с планом двух открытых для посещения этажей. Выставка занимала Большой зал и гостиную. Оба помещения располагались на первом этаже по соседству друг с другом.

Через Интернет она заказала входной билет, после чего изучила несколько «гугл»-карт на предмет местной географии. Солсбери-хаус располагался в тихом жилом районе, в окружении извилистых улочек и старых домов. Со всех сторон к нему подступали сады и деревья. План Кассиопеи был таков: доставить Хусепе и его помощников в гостиницу, а самой отправиться на выставку. То, что она будет там уже после заката, давало ей дополнительные преимущества: можно хорошенько изучить это место и решить, как лучше провернуть операцию.

– Вряд ли там у них навороченная система безопасности, – сказала она, обращаясь к Хусепе. – Из того, что я прочла, на выставке нет ничего особенно ценного. Лишь несколько исторических артефактов. Думаю, там будет несколько охранников, возможно, даже пара полицейских, но это всё.

– Ты так говоришь, будто уже делала это раньше.

– Я же тебе говорила, что у меня есть кое-какие специальные навыки.

– Могу я спросить, зачем они тебе понадобились?

Правду она ему сказать не могла. Пришлось солгать.

– Для защиты моих деловых интересов. Мне нужно было защитить свой проект. Мы страдали от краж и вандализма. Жизнь научила меня, как самой постоять за себя.

Как же она ненавидела себя за очередную ложь! И когда только все это кончится? Трудно сказать. Особенно учитывая то, что ей предстоит.

Они нашли отель. Хусепе заказал три номера и попрощался с ней.

– Смотри, будь осторожна, – напутствовал он ее.

– Я всегда осторожна.

***

Люк смотрел перед собой. Последние четыре часа он провел в обществе Коттона Малоуна и сделал вывод, что с момента их встречи в Дании настроение бывшего агента ничуть не изменилось.

Агент ждал его прилета на региональном аэродроме к северу от Де-Мойна. На его глазах откуда-то с небес вынырнул армейский истребитель и вскоре замер в конце короткой взлетно-посадочной полосы. Люку ни разу не доводилось летать на таких самолетах, и он завидовал тем, у кого была такая возможность.

Стефани сказала ему, что Малоун имеет подготовку пилота. Иное дело, что он бросил воздушную карьеру, чтобы стать адвокатом военно-морского флота. Стефани не объяснила, что его к этому подтолкнуло. Но Люк считал, что у Малоуна наверняка имелись серьезные основания. Вряд ли он стал бы делать то, к чему у него не лежит душа.

Они вместе пообедали, после чего съездили взглянуть на Солсбери-хаус, чтобы ознакомиться с планировкой особняка.

– Она выехала на дорогу, – сказал он, глядя, как Кассиопея Витт, высадив Салазара и парочку его подручных, отъехала от отеля и влилась в поток транспорта.

Они с Малоуном ждали ее в аэропорту Де-Мойна, рядом с терминалом для пассажиров частных рейсов.

– Она едет в нужном направлении, – сказал Люк Коттону.

– Ты, главное, держись на расстоянии. У нее зоркий глаз.

В иной ситуации агент наверняка огрызнулся бы, однако придержал язык и вместо этого спросил:

– И что нам делать, если она поедет туда, куда мы думаем?

– Это твоя проблема. Тебя она никогда не видела. Зайдешь внутрь, как любой другой посетитель.

– А ты?

– Я буду тебя подстраховывать и попытаюсь предугадать ее действия. У меня по этой части есть небольшой опыт.

– Стефани приказала добыть часы, чего бы нам это ни стоило.

– Знаю. Мне она сказала то же самое.

Люк обожал элемент непредсказуемости, который присутствует при воплощении в жизнь любого плана. Особый восторг он испытывал, когда все шло как задумано. Как, например, в Монпелье. Кэти Бишоп теперь застряла в Белом доме. Дядя Дэнни сказал, что в Вирджинию она пока не вернется. Музейному начальству скажут, что пока она нужна в Вашингтоне, а ее место останется за ней. Похоже, Кэти это более чем устраивало. Стефани поручила ей внимательно изучить журнал Мэдисона.

Люк выдерживал дистанцию между собой и машиной Кассиопеи, прячась за другими автомобилями. Дорога представляла собой оживленный бульвар, так что хвост она вряд ли заметит.

Кассиопея по-прежнему двигалась в нужном направлении.

– Как только мы въедем в тот квартал, следить за ней станет труднее.

Они уже проделали этот путь, еще до прилета Салазара. Упустить его они не опасались: военным было поручено следить за полетом «Лирджета» над территорией США. Об этом позаботилась Стефани.

Впереди Кассиопея свернула налево – там, где и требовалось.

– Не торопись. Пусть проедет чуть вперед, – приказал Малоун голосом робота. Но Люк и сам уже принял то же решение.

***

Салазар вошел к себе в номер и закрыл дверь. Оказавшись один, он тотчас опустился на колени и стал молиться, чтобы ему явился ангел. К его облегчению, призрак возник над кроватью: тот же самый кроткий взор, та же исполненная доброты улыбка.

– Я сделал так, как ты велел. Я доверился ей.

– Она тебя не разочарует.

– Сопутствуй ее успеху; я не хочу, чтобы с ней что-то случилось.

– Ей суждено стать плотью твоей, твоей женою. Вместе вы образуете семью, которая будет расти и перенесется на небеса во всей своей полноте. Знай, что так и будет.

Салазар был благодарен ангелу, что тот явился к нему. Это его успокоило. Он хотел поехать вместе с Кассиопеей, однако понял всю мудрость ее осторожного шага. Он не мог рисковать собой. Пока не мог. Умения и независимость Кассиопеи – сейчас самое главное. Но как только угроза минует и пророчество Сиона сбудется, перемены в их отношениях неизбежны. Ибо возглавлять и обеспечивать семью – это долг отца. Матери должны воспитывать детей. Так было заведено в семье его родителей, так будет и в его собственной. Ибо если оба родителя имеют интересы за пределами дома, это пагубно сказывается на детях. Ему же хотелось иметь хороших детей. По крайней мере, одного от Кассиопеи, и еще – от других жен. Их с Кассиопеей возраст – важный фактор, так что другие союзы будут с молодыми женщинами. Хусепе был твердо убежден, что мать-домохозяйка благотворно влияет на успеваемость детей в школе, прививает им правильное отношение к жизни, воспитывает в них трудолюбие, что пригодится им в дальнейшей жизни, а также высокие моральные принципы.

Его дети будут именно такими. До сих пор он не торопился с выбором новой жены. Ибо ошибка дорого стоила бы ему.

– Небесный Отец и Небесная Мать были женаты. Как родители, они произвели на свет духовных детей, а это означает, что все люди в буквальном смысле есть дети Божьи и потому братья и сестры друг другу. Вскоре и ты пополнишь их ряды.

Как приятно было слышать такие слова! Но пока Салазар лишь склонил голову и стал молиться об успехе Кассиопеи.

 

Глава 54

Люк вошел в Солсбери-хаус через северную дверь, вслед за говорливой группой посетителей. Малоун высадил его у конца подъездной дороги, и оставшуюся часть пути агент проделал пешком. Не хотелось парковать машину в неположенном месте, где им легко могли вкатить штраф. Вместо этого Малоун проехал несколько улиц вперед, к саду позади особняка, и остановился между деревьями. Это место они приглядели заранее.

Люк посмотрел на часы. 7.25 вечера.

Наконец стемнело. По Солсбери-хаус бродило около сотни посетителей – в основном по первому этажу и по веранде в задней части дома. Парадные двери открывались в некое подобие парадного зала – высокий потолок здесь поддерживали старинные балки, а у противоположной стены расположился огромный средневековый камин. На втором этаже, над головой Люка, зал опоясывала галерея, отгороженная балюстрадой. Посетителей на нее не пускали.

Малоун описал ему Кассиопею Витт, а Стефани даже прислала по электронной почте ее фото. В толпе пришедших поглазеть на личные вещи Линкольна, выложенные в стеклянных витринах, Люк не заметил никого, кто подходил бы под это описание. Охрана была представлена одним-единственным безоружным полицейским. Страж порядка со скучающим видом стоял у камина. Он явно согласился подежурить здесь сверхурочно, чтобы заработать несколько долларов.

Боюсь, парень, халява тебе сегодня не светит, подумал Люк.

Из зала он спустился вниз по короткой лестнице в так называемую гостиную, где также была выставлена часть экспонатов и тоже ходили люди.

Глаз тотчас выхватил одну посетительницу. Длинные темные волосы, слегка волнистые. Поджарое мускулистое тело. Красивое лицо. На вид – супермодель, но супермодель в отличной физической форме. Соблазнительные выпуклости подчеркивал облегающий шелковый брючный костюм.

Она ему понравилась. Неудивительно, что Малоун потерял из-за нее голову. Кассиопея Витт – штучка еще та.

***

Кассиопея любовалась великолепным концертным роялем. На стене в гостиной она уже заметила портрет кисти Ван Дейка, датированный 1624 годом, и причудливый герб косметической фирмы «Арманд», основанной в начале XX века первым хозяином дома.

В центре комнаты стояли освещенные витрины, в которых были выставлены личные вещи Линкольна. Был здесь, например, железный клин для колки дров, одежда, книги, письма и даже цилиндр, венчавший президентскую голову в тот вечер, когда Линкольна убили. Похоже, организаторы выставки задались целью через личные вещи составить портрет президента. Витрина, в которой были выставлены часы, стояла третьей с конца. Из пояснительной таблички явствовало, что это то, что ей нужно.

Сомнений не было, тем более что Кассиопея уже внимательно изучила экспозицию первого этажа.

Освещение было тусклым. Сделано это было нарочно, чтобы еще ярче высветить витрины с экспонатами. Что ж, так даже лучше. Пока ей на глаза попались лишь два охранника, оба в форме местной полиции. Оба явно скучали и не представляли особой опасности. Посетителей человек сто, не больше, да и те разбрелись по всему дому. А значит, охранники толком ни за кем не следят.

Из гостиной Кассиопея вернулась в зал, где полюбовалась рыцарскими доспехами в три четверти величины, что стерегли ведущую на балкон лестницу. На то, чтобы выкрасть часы, ей нужна всего минута. Стекла в витринах тонкие. Разбить их – пара пустяков, главное – не повредить часы. К тому же, по словам Хусепе, им нужно то, что спрятано внутри часового корпуса.

Она еще раз окинула восхищенным взглядом интерьер дома. Тренированный глаз тотчас выхватил дубовые стенные панели, елизаветинские буфеты, китайские вазы, дорогие старинные картины. Вместе с тем сразу чувствовалось, что когда-то здесь кто-то жил. И не один, а семья. В некотором смысле Солсбери-хаус напомнил ей дом ее детства, только вместо вещей тюдоровской эпохи ее дом нес на себе отпечаток испанского и арабского влияния. Родители наполнили его вещами, имевшими для них некий особый смысл. Таким он оставался и по сей день. Как и Хусепе, оставивший комнату матери в первоначальном виде, она почти ничего не стала в нем менять.

Воздав должное гостиной, Кассиопея вышла на террасу.

Позади дома был разбит прекрасный сад, а дальше, метрах в сорока, протянулась аллея деревьев. Ее взгляд скользнул к крыше и выхватил место, где в дом входили электропровода. Она проследила за ними – провода тянулись от затерявшегося среди деревьев домика. Как и ожидалось. В течение десятилетий, в результате многочисленных ремонтов и обновлений, все здесь стало централизованным. То же самое случилось и с ее замком во Франции, и в доме ее родителей. Интерес Кассиопеи переместился к домику с высокой черепичной крышей.

Оставалось лишь проникнуть внутрь. Разумеется, незамеченной.

***

Люк держался в сторонке, среди толпы посетителей, и даже поболтал с некоторыми, как будто сам был из их числа. Все это время он не спускал глаз с Кассиопеи Витт. Та явно оценивала обстановку. Агент постоял внутри, пока она изучала террасу, а потом спустилась в сад. Она явно что-то заметила.

Люк снова вошел внутрь и включил спрятанную в кармане рацию, которую захватил из Вашингтона вместе с другим электронным оборудованием. К рации прилагался крошечный, пристегивавшийся к лацкану микрофон и такой же миниатюрный наушник. У Малоуна были точно такие же.

– Ты здесь? – прошептал он.

– Нет, я уехал, – прозвучал в наушнике голос Коттона.

– Она явно что-то вынюхивает.

– Попробую угадать. Она снаружи. Разглядывает крышу.

– Я вижу, ты ее хорошо изучил.

– Готовься, потому что сейчас придется действовать втемную.

– Это как понимать?

– Сам увидишь.

***

Малоун стоял в тени деревьев позади дома. Машину он припарковал метрах в ста отсюда, в переулке, что протянулся параллельно границе владений особняка. Отсутствие ограды существенно облегчало задачу. Он беспрепятственно проник на территорию и выбрал место, откуда можно было наблюдать за ярко освещенной террасой и людьми, что наслаждались вечерней прохладой. В окнах первого этаже горел неяркий свет. Коттон увидел, как Кассиопея вышла на террасу, откуда неторопливо направилась в сад. Она явно вынуждена импровизировать. И лучший способ обернуть ситуацию в свою пользу – это лишить вторую сторону возможности видеть.

Малоун также заметил на крыше электрические провода, протянувшиеся к домику среди деревьев. Если он все верно понял, Кассиопея направилась именно туда. Теперь он должен решить, что ей можно позволить. Пусть она украдет часы, но вот убежать с ними он ей не даст.

Коттон хорошо изучил ту, кого любил. Как всегда, выглядела она потрясающе. Гордая осанка, уверенная походка. Сколько раз они спасали друг друга! Он доверял ей. Полагался на нее. И почему-то думал, что она испытывает к нему те же чувства…

И вот теперь он отнюдь не был в этом уверен. Интересно, как жизнь всего за пару дней развернулась на сто восемьдесят градусов.

Но почему? Из-за чего?

Ответы на свои вопросы он получит лишь тогда, когда они с Кассиопеей сядут и поговорят. Но то, что произойдет сейчас, наверняка вгонит в их отношения клин. Она вряд ли будет рада его видеть.

Но то, что она его увидит, – в этом сомнений не было.

 

Глава 55

Вашингтон, округ Колумбия

20.50

Роуэн подошел к Блэр-хаус. Со времен Франклина Рузвельта особняк принадлежал государству и использовался исключительно для приема президентских гостей. Теперь правительство приобрело и три соседних дома. Здесь, на площади в 70 тысяч квадратных футов, останавливались высокопоставленные гости из самых разных стран.

Когда-то, пока в Белом доме шли ремонтные работы, здесь жил Трумэн. Каждое утро он переходил улицу, направляясь в свой рабочий кабинет. Здесь, рядом со входной дверью, 1 ноября 1950 года имело место неудачное покушение на жизнь Трумэна, которое, увы, стоило жизни защищавшему его агенту секретной службы. Бронзовая табличка с его именем украшала кованую ограду. В знак уважения к герою Роуэн на мгновение замедлил шаг.

Два часа назад на его рабочий телефон поступил звонок. Звонил сам президент. Сказал, что хочет его видеть. Через какое время сенатор сможет быть у него? Один из помощников передал Роуэну приглашение президента. Тот понял: увильнуть не удастся, – и согласился прийти в девять.

А вот место встречи весьма необычное. Не официальная резиденция, Белый дом, а гостевой домик. Дэниелс как будто намекал, что не хочет видеть его в Белом доме. Впрочем, возможно, это он сам сгущает краски. Дэнни Дэниелс никогда не считался великим мыслителем. Одни его побаивались, другие высмеивали, но большинство не обращали на него внимания. С другой стороны, Дэнни людям нравился. Для человека на закате политической карьеры он имел на удивление высокий рейтинг популярности. И оба раза выиграл президентские выборы с большим перевесом голосов. Но положа руку на сердце, оппозиция будет только рада, если он уйдет – тихо, без лишнего шума. К сожалению, сам Роуэн был лишен такой возможности. Он обязан оставаться на боевом посту.

Его провели по лабиринту коридоров в комнату с желтыми полосатыми обоями. Со стены над каминной полкой, уставленной хрустальными лампами, на него смотрел Авраам Линкольн. Эта комната была знакома Роуэну. Официальные лица ждали в ней, прежде чем засвидетельствовать свое почтение гостившим в Блэр-хаус главам других стран. Несколько лет назад он сам ждал, когда его пригласят предстать перед английской королевой.

Сейчас его оставили здесь одного.

Не иначе как президент хотел показать, кто здесь главный. Что даже к лучшему. Роуэн не станет делать обиженное лицо – по крайней мере, сейчас. Но как только на карте мира появится страна Дезерет, а во главе ее станет он, президентам придется ждать. «Святых» нельзя будет просто так игнорировать, унижать, высмеивать. Новая нация станет ярким примером того, как религия, политика и разумное управление могут легко сливаться в единое целое.

Дверь открылась, и Дэнни Дэниелс явил миру свой сердитый лик.

– Нам с тобой давно пора поговорить, – негромко сказал он.

Руку для пожатия он не протянул. Как и не предложил сесть.

Они остались стоять. Дэниелс был на голову выше его. Без пиджака, в рубашке с расстегнутым воротом. Роуэн – как обычно, в деловом костюме.

Президент закрыл за собой дверь.

– Ты – предатель.

У Роуэна имелся готовый ответ.

– Как раз наоборот. Я – патриот. А предатель – это вы, сэр, и все ваши предшественники в Белом доме, вплоть до вот этого. – Роуэн указал на портрет Линкольна.

– Откуда вам это известно?

Похоже, настал момент истины.

– В нашей Церкви мы всегда знали, что Конституция Соединенных Штатов не ограничивается тем, что позволил нам знать Линкольн.

– Линкольн доверял мормонам, как Бригам Янг доверял Линкольну.

Роуэн кивнул.

– И что это нам дало? Как только война закончилась и угроза миновала, Конгресс принял билль Эдмундса-Такера, запрещавший полигамию, и в результате сотни наших собратьев подверглись гонениям. И куда только исчезло это хваленое доверие?

– Полигамия идет вразрез с устоями нашего общества, – возразил президент. – Даже ваши лидеры это в конечном итоге поняли.

– Нет, нас заставили это сделать, ибо в противном случае мы лишились бы нашего штата. В то время все верили, что, имея собственный штат, мы придем к процветанию и свободе. Увы, сегодня это далеко не так.

Роуэну было неприятно думать о том, что случилось более ста лет назад. Билль Эдмундса-Такера практически привел к уничтожению Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Никогда – ни до, ни после – Конгресс не выплескивал столько яда ни на одну религиозную организацию. Этот закон не только вбил последний гвоздь в гроб Церкви, но и сделал возможной конфискацию всего ее имущества. А в 1890 году Верховный суд, в котором окопался сам сатана, признал эти деяния законными.

– Чего ты добиваешься? – спросил Дэниелс.

– Лишь блага для народа Юты. Лично мне федеральное правительство до лампочки. От него уже давно нет никакого толка.

– Я напомню тебе эти слова, когда враг покусится на твои границы.

Роуэн усмехнулся.

– Сомневаюсь, что кто-то нападет на Дезерет. Разве только вы.

– Так, значит, вы уже выбрали имя?

– Оно исполнено для нас великого смысла. Так наша земля должна была называться с самого начала. Но правительство настояло на имени Юта.

И все это – часть презренных и позорных уступок. 25 сентября 1890 года. Роуэн не мог думать об этом дне без содрогания. Тогдашний Пророк издал декларацию, в которой принимал верховенство федеральных законов. С полигамией было покончено. Через шесть лет «святые» получили свой собственный штат. Постепенно им вернули часть собственности, в том числе храм в Солт-Лейк-Сити. Но сама Церковь лежала практически в руинах. Вся в долгах, разделенная как по вопросам веры, так и по вопросам финансов. На то, чтобы ее возродить, ушли долгие годы.

И она возродилась.

Теперь ее активы составляли миллиарды долларов. Точную сумму знали лишь избранные – Апостолы и горстка администраторов высшего уровня. И сенатор не намерен менять эту ситуацию.

– При желании мы можем купить и продать все остальные штаты вашего Союза, – бросил Роуэн президенту, – плюс столько же государств мира.

– Вы пока еще не вышли из состава страны.

– Это лишь вопрос времени. Вам, надеюсь, известно, что завещали нам Отцы-Основатели, когда в семьсот восемьдесят седьмом году поставили свои подписи?

– Разумеется. Но мне известно и кое-что из того, чего не знаешь ты.

Роуэн не знал, говорит Дэниелс правду или просто блефует. Как известно, президент – блестящий игрок в покер. Впрочем, в данном случае внутренний голос подсказывал сенатору, что это не блеф. У Дэниелса наверняка имелся серьезный повод вызвать его к себе.

– Ваша Церковь, – начал президент, – когда-то получила на хранение один документ, который в то время мог бы разрушить единство страны. Но она выстояла, не в последнюю очередь благодаря Бригаму Янгу, хотя ему ничто не мешало поступить иначе. К счастью, после убийства Линкольна никто не потребовал у него вернуть документ. Янг же не стал предавать его огласке.

– Он наивно полагал, что федеральное правительство оставит нас в покое. Но оно не оставило, а спустя двадцать лет сделало все для того, чтобы нас уничтожить.

– И все же никто из вас не осмелился предать документ огласке. Козырь, которым вы ни разу не воспользовались.

– О нем никто не знал. К тому времени Янг умер и унес секрет с собой в могилу.

– Неправда; были те, кто знал.

– Откуда у вас такая уверенность?

Дэниелс отступил к двери и распахнул ее. В дверном проеме, в костюме и при галстуке, как и полагается главе Сиона, стоял Чарльз Сноу.

Пророк шагнул внутрь. Шаги короткие, но в целом твердые. Роуэн лишился дара речи.

– Таддеус, – произнес Сноу. – У меня нет слов, чтобы выразить мое разочарование в тебе.

– Но ведь ты сам приказал мне обыскать церковь!

– Верно. Меня расстроило другое – твои мотивы и выводы.

Впрочем, в намерения Роуэна не входило выслушивать упреки старого маразматика.

– Ты слаб. Мы не можем позволить себе Пророков вроде тебя.

Сноу доковылял до светло-зеленой софы и сел.

– То, что ты пытаешься сделать, Таддеус, разрушит плоды более чем столетних трудов.

 

Глава 56

Де-Мойн, Айова

Кассиопея внимательно осмотрела флигель. Он чем-то напомнил ей английский сельский домик. Буквально все на территории особняка было пронизано английским духом. Когда она по гравийной дорожке, что вилась среди осенней травы и цветов, вернулась в дом, на нее никто не обратил внимания. Пару раз женщина остановилась, чтобы полюбоваться листвой, а заодно убедиться, что за ней нет никакого хвоста. Флигель стоял примерно в тридцати метрах от особняка. Электрические провода входили внутрь у конька крыши. На ее счастье, вход был расположен по другую сторону от террасы и сада, где стояла почти кромешная тьма.

Деревянная дверь была закрыта на один-единственный простенький замок, чуть повыше дверной ручки. Но Кассиопея была во всеоружии. Набор отмычек всегда был при ней и лежал в косметичке. Коттона это забавляло – разъезжать по свету с целым арсеналом воровских инструментов. Можно подумать, он сам не такой! У него в бумажнике тоже была спрятана отмычка. Ей это нравилось. Нужно всегда быть готовым ко всему.

Кассиопея нащупала в сумочке отмычки и вставила их в замок. Темнота ей не мешала – она давно научилась проделывать такие вещи на ощупь. Пальцами обеих рук она легко угадывала строение внутреннего механизма.

Два щелчка означали очередной успех.

Кассиопея ловко высвободила язычок замка, вошла и, закрыв за собой дверь, заперлась изнутри. Как она и ожидала, распределительные щитки располагались на одной стене. Примерно треть пространства занимал садовый инструментарий. Свет проникал сюда через четыре окна. Ее зрачки уже освоились с темнотой. Вскоре она нашла главный рубильник.

Стоит ей опустить его, как у нее будет минут пять, прежде чем кто-то придет проверить проводку. Кто-нибудь наверняка заметит, что в соседних домах по-прежнему горит свет.

Впрочем, пяти минут ей хватит.

Найдя рядом с газонокосилкой кусок ветоши, она тщательно вытерла ею замок и ручку рубильника.

***

Солсбери-хаус погрузился во тьму. Малоун улыбнулся.

– Что за фигня, папаша? – раздался в ухе голос Люка.

– Она сделала первый шаг, отличник. Следующий – за тобой.

– Давай, веди ее. Я готов.

Ну что ж. Давно пора.

***

Когда погас свет, Люк находился в парадной зале. Сначала по комнате пробежал недоуменный шепот. Но как только народ понял, что это, похоже, надолго, шепот перерос в гул голосов. Люк тотчас повернулся и направился в гостиную, где экспонировались карманные часы великого президента. Здесь было темно, хоть глаз выколи. Двигаться приходилось медленно, на ощупь. Он то и дело натыкался на кого-то и постоянно извинялся.

– Она вернулась, – шепнул ему в ухо Малоун. – Желаю удачи.

Люк мог поклясться, что видит на губах напарника усмешку. Впрочем, еще не было такой женщины, с которой он не справился бы. Типичный тому пример – Кэти Бишоп. Да, он был мастер превращать кислые лимоны в лимонад.

Наконец Люк нашел короткую лестницу, которая вела в гостиную. На его счастье, коридор был широк и народа здесь было меньше, чем в зале. Вскоре он шагнул в гостиную. Тени здесь двигались в направлении стен, следуя распоряжениям чьего-то мужского голоса, который велел всем отойти от витрин. Разумно. Не хватало, чтобы в темноте кто-то разбил стекло. И главное, чтобы никакой паники, никакой давки. Значит, здесь есть кто-то главный. Разумеется, сам Люк слушать никого не собирался и, наоборот, шагнул ближе к третьей по счету витрине.

Кассиопея уже опередила его.

– Даже не думайте! – шепнул он.

– Кто вы такой? – спросила она.

– Тот, кто не позволит вам украсть эти часы.

– А вот это ты зря, дружище, – шепнул ему в ухо Малоун. – Никаких намеков.

Люк пропустил совет мимо ушей.

– Немедленно отойдите от витрины! – приказал он.

Темная тень даже не сдвинулась с места.

– Я, кажется, ясно сказал, – повторил он. – Отойдите от витрины.

– Что-то не так? – раздался рядом мужской голос, тот самый, что велел посетителям отойти к стенам. Наверное, это кто-то из копов.

Темная тень пришла в движение.

Одна нога взметнулась вверх. Удар пришелся копу прямо в грудь. Тот тотчас отлетел назад. Падая, задел спиной ближайшую из витрин. Та покачнулась и рухнула на пол. Стекло с оглушительным звоном разбилось вдребезги.

Столпившийся у стен народ громко ахнул.

Не успел Люк прийти в себя, как вторая нога заехала ему в пах. В глазах потемнело. Охнув от боли, он согнулся пополам. Ноги подкосились, и он вслед за витриной рухнул на деревянный пол.

Нет, конечно, он тотчас попытался встать. Увы, боль была нестерпимой. Не в силах даже пошевелиться, Люк прижал руки к животу, пытаясь совладать с подкатившей к горлу тошнотой. Тем временем Кассиопея Витт разбила стекло и схватила часы.

– Что там у вас происходит? – спросил у него Малоун. – Ты почему умолк?

Люк пошевелил губами, но не издал ни звука.

В школе он играл в футбол. Так что такое случалось с ним и раньше. А потом еще пару раз в армии. Но это не шло ни в какое сравнение с тем ударом, который он получил сегодня. Кассиопея же успела раствориться посреди царившего в комнате хаоса.

Кое-как набрав полную грудь воздуха, Люк, шатаясь, поднялся на ноги. Вокруг царила паника. Народ устремился к выходу.

«Возьми себя в руки!» – приказал он себе.

– Она схватила часы и убегает, – добавил Люк в микрофон.

Сказав это, он бросился вслед за ней.

***

Кассиопея была озадачена. Откуда этот парень мог знать о ее намерениях? Судя по всему, он наблюдал за ней. Голос был молодой, с легким южным акцентом. Похожий акцент был и у Коттона. Неужели Стефани ее выследила? Это было единственное разумное объяснение, из чего следовало, что этот парень здесь не один.

Она двигалась сквозь людскую массу в направлении выхода. Ее машина припаркована всего в сотне метров позади дома. Выбраться из дома в этой толчее было не так-то легко. Куда проще обойти дом снаружи.

Нащупав дверной замок, она открыла его и выскользнула в темноту.

***

Люк пробирался в направлении парадного входа и парадной залы. В гостиной пол был усеян осколками стекла. Людям рекомендовали проявлять осторожность. Люк не преминул этим воспользоваться, чтобы выскользнуть в коридор и на ощупь двинуться дальше.

Пах горел огнем, но в целом боль уже отпустила.

Он поклялся себе, что не даст Кассиопее Витт уйти. В противном случае ему не избежать праведного гнева со стороны Малоуна и Стефани. Тем более что старикан предупреждал его. Люк свернул за угол и двинулся вдоль стены к лестнице, которая вела в вестибюль. Он услышал, как открылась, а потом захлопнулась дверь. Это она? Похоже на то.

И Люк направился к выходу. Вскоре он уже был снаружи.

Сначала он ничего не увидел.

Затем заметил ее – двигаясь вдоль стены, она поворачивала за дом. На этот раз Люк не стал предупреждать ее о своих намерениях.

– Она движется в твою сторону, папаша, – шепнул он в микрофон и крадучись двинулся следом.

 

Глава 57

Ричард Никсон вошел в конференц-зал и обменялся рукопожатием с Пророком Джозефом Филдингом Смитом, его двумя советниками и с Кворумом в составе Двенадцати Апостолов. Президент Соединенных Штатов Америки прибыл в Солт-Лейк-Сити в рамках предвыборной кампании местных кандидатов в Конгресс от Республиканской партии.

С ним была супруга, дочь Триша, два члена кабинета министров – Джордж Ромни и Дэвид Кеннеди, оба «святые». Никсон, как то от него ожидалось, несколько раз появился на публике. И вот теперь они уединились за закрытыми дверями в главном административном здании Церкви, в стенах, обшитых дубовыми панелями под сводом деревянного потолка. Никсон и Смит сидели в одном конце полированного стола, остальные Апостолы расположились по бокам.

– Мне нравится приезжать в Солт-Лейк-Сити, где меня всегда ждет теплый прием, – произнес Никсон. – Ваша Церковь – великий общественный институт, который всегда принимал активное участие в делах нынешней администрации.

Сказаны эти слова были 24 июля 1970 года, в День пионеров, официальный праздник штата Юта, учрежденный в честь прибытия в 1847 году первой волны поселенцев на берега Большого Соленого озера. По этому случаю были устроены парады, фейерверки, родео и прочие праздничные мероприятия. Своего рода уменьшенное подобие Четвертого июля, но только в честь Святых Последних Дней. На знаменитом родео должен был присутствовать сам Ричард Никсон.

– Я не знаю другой такой группы людей в Америке, которые внесли бы столь значительный вклад в наше моральное лидерство и наши высокие моральные принципы, то есть тот самый несгибаемый дух, который вел Америку вперед и в успешные, и в трудные времена. Никто другой не сделал для этого столь многое, как члены вашей Церкви.

– Почему вы здесь? – неожиданно спросил его Смит.

Похоже, Никсон был озадачен столь резким вопросом.

– Я ведь только что сказал. Я здесь для того, чтобы воздать вам хвалу.

– Мистер президент, вы лично просили о встрече со мной, моими советниками и Кворумом Двенадцати. Это первая просьба к нам со стороны президентов Америки. Вы наверняка понимаете, что на этот счет у нас имеются вопросы. И вот мы вместе. Одни. Так что же вам от нас нужно?

Смит, джентльмен до мозга костей, был, однако, отнюдь не глуп. Он был десятым по счету Пророком, ставшим главой Церкви, его отец – шестым, а его дед приходился братом самому ее основателю Джозефу Смиту. Сам он стал Апостолом в 1910 году, в возрасте двадцати пяти лет, и лишь полгода назад, в возрасте девяноста четырех, был избран Пророком – самым старым за всю историю Церкви. Он единственный из присутствовавших был очевидцем освящения храма в Солт-Лейк-Сити, которое состоялось в 1903 году.

И он ни перед кем никогда не склонял головы. Даже перед президентом США.

Никсон изменился в лице. Льстивая маска сменилась холодным выражением.

– Ну хорошо. Я люблю прямоту. Это экономит время. В восемьсот шестьдесят третьем году Авраам Линкольн вручил вам некий документ, который вы так и не вернули. Я хотел бы получить его назад.

– Это почему же? – поинтересовался Смит.

– Потому что он принадлежит Соединенным Штатам.

– Он был отдан нам на хранение.

Никсон обвел взглядом лица присутствующих.

– Вижу, вы знаете, о чем идет речь. Отлично. Это существенно облегчает мою задачу.

Смит ткнул в президента сухим, морщинистым пальцем.

– Вы ведь понятия не имеете, о чем там говорится, не так ли?

– Я знаю только, что он доставил Линкольну немало душевных мук. Мне также известно, что у него была причина избавиться от него. Известно мне и то, что как часть сделки Бригам Янг открыл Линкольну расположение некой шахты, которую уже давно искали. Считалось, что там спрятано огромное количество золота, потерянное в годы Мормонской войны, когда двадцать две повозки бесследно исчезли в неизвестном направлении.

– То золото не было потеряно, – сказал один из Апостолов. – Ни единая унция. Все оно, как только угроза со стороны федерального правительства миновала, вновь влилось в экономику. Пророк Бригам приложил к этому все усилия. Здесь нет никакой тайны.

– Странно, что вы это говорите, – заметил Никсон. – Я поручил проверить эти факты. Бригам Янг отправил золото в Калифорнию. Однако, если верить вашим же анналам, повозки подверглись нападению, люди были убиты, золото украдено и куда-то исчезло. Или вы хотите сказать, что к этой краже причастен ваш же Пророк?

– Мы ничего такого не говорим, – подал голос другой Апостол. – Лишь то, что золото было утрачено.

– Скажите, пророчество Белого Коня имеет для вас какой-то смысл? Разве вам не предначертано стать спасителями конституции?

За столом раздались смешки.

– Это сказка, – заявил один из Апостолов. – Первые отцы Церкви сочинили ее, чтобы поднять на щит новую религию. Обычный вымысел из тех, что распространяются подобно любым другим слухам. Такие истории вы найдете у любой религии. Правды в них ни на йоту. Мы давно уже отреклись от этой басни.

Никсон усмехнулся.

– Джентльмены, я сыграл не одну партию в покер. Причем против самых сильных противников. И вам меня не провести. Бригам Янг заключил с Авраамом Линкольном сделку, и обе стороны, к их чести, остались верны своему слову. Я читал записку, которая сохранилась с тех времен; написанная от руки Джеймсом Бьюкененом, она была послана Линкольну. Видел я и другие бумаги, из которых следует, что искомый документ в конечном счете попал к вам как часть того договора. И до сих пор остается у вас, не в последнюю очередь благодаря неожиданной и безвременной смерти Линкольна.

– Разрешите поинтересоваться, – произнес Смит. – Допустим, мы вернули бы этот документ. Что вы намерены с ним сделать?

– Все зависит от того, что в нем сказано. Смею предположить, что это как-то касается Отцов-Основателей, а именно того, что они сделали – или же не сделали – в Филадельфии.

– Конституция для нас – великий документ, составленный в мудрости Божией, – заявил Пророк. – Это небесное знамя. Для всех нас, кто благословлен свободой, она подобна прохладной тени и освежающему глотку чистой воды посреди сухой безжизненной пустыни.

– Прекрасное сравнение, – произнес Никсон. – Но вы не ответили на мой вопрос.

Смит обвел взглядом Апостолов.

– Перед вами – пример того, с чем мы постоянно сталкиваемся с самого начала. Высокомерие федеральной власти. Они являются к нам, в наш дом, и требуют, чтобы мы подчинялись их приказам.

Апостолы закивали в знак согласия.

– Я дал согласие на эту встречу в надежде, что президент поведет себя иначе, – продолжал Смит, глядя в глаза Джорджу Ромни и Дэвиду Кеннеди. – Двое из нас служат в этом правительстве, что мы считаем добрым знаком.

Пророк Смит умолк, как будто собираясь с мыслями. Он долгие годы прослужил историком и архивариусом Церкви. И кому, как не ему, было знать, что записано в церковных анналах.

Наконец он повернулся к Никсону.

– Да, мы действительно являемся хранителями некоего документа, переданного нам много лет назад. Однако Бригам Янг принял решение оставить то, что было вручено нам, и все Пророки после него поступали так же. Сегодня решение за мной. И я отклоняю вашу просьбу.

– То есть вы отказываетесь подчиниться требованию самого президента Соединенных Штатов?

– В нашей собственной доктрине и заветах, в главе сто девятой, стих пятьдесят четвертый, сказано: «Будь милостив, о Господь, ко всем народам земли, будь милостив к правителям нашей страны, и да будут принципы, которые честно и благородно защищались, в частности, конституцией нашей страны, нашими отцами, неприкосновенны навеки». Вот чему я подчиняюсь, господин президент. А не вам.

***

Роуэн посмотрел на Чарльза Сноу и Дэнни Дэниелса.

Он выслушал все, что Сноу рассказал ему о том, что случилось более сорока лет назад.

– Я был там, – добавил Сноу. – Я сидел за тем столом. Относительно молодой Апостол, я наблюдал за тем, как Джозеф Филдинг Смит разговаривал с Ричардом Никсоном. Тогда я впервые узнал про существование нашего великого секрета.

– А другие знали?

Сноу кивнул.

– Самые старшие – да.

– Чарльз, – произнес Роуэн. – Ты велел мне найти его. Ты поручил мне его поиски.

– Нет, Таддеус. Я открыл тебе наш секрет лишь затем, чтобы вручить тебе веревку, на которой ты мог бы повеситься. Мы с президентом Дэниелсом обсуждаем этот вопрос уже не первый месяц.

Роуэн отказывался поверить собственным ушам. Пророк – шпион? Предатель? Для него интересы неверных выше интересов «святых»?

– Джозеф Филдинг Смит, – продолжил Сноу, – был блестящей, выдающейся личностью. Он отдал служению Церкви три четверти двадцатого века. После того как Никсон уехал, нам вкратце поведали о том, что случилось в восемьсот шестьдесят третьем году. Но лишь сам став Пророком, я узнал все остальное. С тех пор каждый Пророк передавал информацию своему преемнику. Все те, кто присутствовал на той встрече с Никсоном, давно мертвы. В живых остался только я. Но долг передать тайное знание дальше заканчивается на мне. Я тебе ничего не скажу.

– Чарльз, еще многое в наших руках, – произнес Роуэн. – Мы можем покинуть эту отступившуюся от Бога страну, со всеми ее законами и правилами. Она нам больше не нужна. Мы провели опрос. Народ Юты выступает за отделение штата. Люди одобрят любую резолюцию, призывающую к выходу из состава США.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что будет, если ты попытаешься воплотить это в жизнь? – спросил Дэниелс. – Ведь США – мировая держава.

– Неужели потеря Юты что-то изменит? – парировал Роуэн. – Не смешите меня.

– К сожалению, Ютой дело не закончится. За ней последуют и другие штаты. Ибо таков твой план. Все правильно, у нас полно проблем. Люди готовы к независимости. Они считают, что так им будет лучше. Но я скажу вот что: лучше не будет. Несмотря на все наши недостатки, мы лучшая в мире политическая система. Она работает. Но только как союз пятидесяти штатов. И я не позволю тебе ее уничтожить.

– Даже если Отцы-Основатели не возражали против выхода?

Сноу вздохнул.

– Таддеус, Отцы-Основатели много чего говорили. Какие-то вещи были мудрыми, какие-то – нет. И наш долг, наша святая обязанность – игнорировать плохое и хранить и преумножать хорошее. Времена изменились. То, что работало в семьсот восемьдесят седьмом году, не работает сегодня.

– Это решать не нам! – с пылом воскликнул Роуэн. – Пусть решает народ! Люди имеют право знать правду!

– Если это так, – подал голос Дэниелс, – тогда для чего мы храним секретную информацию, которая не подлежит огласке? И почему встретились сегодня втайне от всех? Потому что это наш долг как представителей того самого народа принимать мудрые решения. Люди избирают нас и вручают нам это право. И раз в несколько лет они имеют шанс высказать нам все, что думают о нас. Сенатор, мы – президент страны и ваш собственный Пророк – просим вас прекратить вашу деятельность.

Первая мысль Роуэна была о том, как там дела в Айове. Обнаружился ли в часах Линкольна последний фрагмент загадки? Кстати, не причастна ли к тому, что произошло, Стефани Нелл? Ведь это она снабдила его ключевой информацией… Да, но какое признание только что сделал Сноу?

«Вручил веревку, на которой ты мог бы повеситься».

– Это ведь вы подослали ко мне Стефани Нелл, не так ли? – спросил он у Дэниелса.

– Я никого не посылал. Нелл – предательница и воровка. Я собираюсь ее уволить и даже отправить за решетку. Кстати, на пару с тобой, если ты не остановишься.

Роуэн посмотрел на Сноу.

– Ведь у нас есть право жить свободно, как мы считаем нужным, как нам завещали Пророки. Мы это заслужили.

– Мы и так свободны, Таддеус.

– Как ты можешь говорить такое! Наш долг – исполнить пророчество Белого Коня.

– Это фантазия, вымысел! От начала и до конца!

– Неправда! Нам завещано чтить Конституцию Соединенных Штатов, ибо она дана нам по вдохновению Божьему. Что означает – «во всей ее полноте». Что я и делаю. Согласно Отцам-Основателям, любой штат может покинуть Союз, если такова воля его граждан. И я готов проверить, хочет этого народ Юты или нет.

Внезапно ему в голову пришла одна мысль.

– Вы ведь солгали Никсону о пророчестве, верно я говорю?

Сноу в упор посмотрел на него.

– Да-да, именно так вы и поступили, – продолжил Роуэн. – Вы сказали ему, что это плод чьей-то фантазии.

– Мы лишь повторили то, что Церковь всегда публично заявляла по этому поводу, – пояснил Сноу.

– Иначе говоря, повторили ложь. Ты только что сам сказал, что начиная с Бригама Янга правда была вам известна. То, что мы хранили ради Соединенных Штатов.

– Это никак не связано с тем пророчеством, – возразил Сноу. – Зато напрямую связано с будущим нашей страны. Мы просто отказались разрушать ее. Продолжи ты свою деятельность, конституция и впрямь оказалась бы на волоске.

– Где этот документ, Чарльз? – потребовал Роуэн. Его буквально трясло. – Где он? Скажи мне.

Сноу покачал головой:

– Этот секрет не перейдет от одного Пророка к другому. И уверяю тебя, я – единственный, кому он известен.

– В таком случае ты предал свою веру и все, что она означает.

– Я готов ответить за свои поступки перед Небесным Отцом. А ты?

– И я. Абсолютно. Я знаю, что Линкольн развязал войну, которой не должно было быть. У Юга было право выхода, и он прекрасно это знал. Но он сделал свой личный выбор. Развязал войну, на которой погибли сотни тысяч людей. Что, по-твоему, скажут американцы, когда им станет известна правда?

– Что Линкольн выбрал Союз, – ответил Дэниелс. – Он выбрал эту страну. Я бы сделал то же самое.

– В таком случае вы тоже предатель.

– Линкольн решил, что Соединенные Штаты гораздо важнее штатов, взятых по отдельности, – продолжил Дэниелс. – Согласен, сейчас другие времена. Мы не стоим перед тем вызовом, перед которым стоял он. Но это не значит, что у нас нет своих вызовов. Есть, и еще сколько! Причем мирового масштаба! И для нас важно, чтобы страна жила и процветала и дальше.

Роуэн поднял взгляд и посмотрел президенту в глаза.

– Она рухнет, – отчетливо произнес он.

– Я снимаю с тебя звание Апостола, – произнес Сноу. – Ты должен сложить его с себя.

– А я требую, чтобы ты покинул Сенат, – добавил президент.

– Идите вы оба ко всем чертям собачьим!

Ни разу в жизни Таддеус не произнес таких слов. Не в его правилах было сыпать проклятьями. Но он был зол. И еще он надеялся, что Салазар справится с возложенной на него задачей. От его успеха зависело все.

Роуэн повернулся к двери, однако не удержался от комментария. Хотел, чтобы последнее слово все же осталось за ним.

– Миф о Линкольне рано или поздно изживет себя. Нация поймет, кем он был на самом деле. Человек, который развязал войну, который во имя собственных целей скрыл от народа правду. В отличие от вас обоих, я доверяю голосу народа. Люди решат, вечен этот Союз или нет.

 

Глава 58

Малоун не сводил глаз с темного силуэта Солсбери-хаус. Света там не было вот уже минут пятнадцать. Наконец во флигеле, где Кассиопея вырубила электрощит, замелькали вспышки фонариков, а еще через пару минут дом вновь вспыхнул огнями. Коттон не сомневался: свет в доме кто-то вырубил неспроста. Впрочем, скоро сюда приедет полиция и начнет искать виновника.

– Она движется в твою сторону, папаша, – раздался в наушнике голос Люка.

Малоун оставил свой пост и направился через заросли кустов и деревьев к тому месту, где оставил автомобиль. Машина стояла на обочине дороги, под кроной дерева. Дома в этом месте отстояли от проезжей части метров на тридцать. Это был старый район, построенный в те времена, когда всем хотелось уединения, а земля была дешева.

Что, собственно, произошло внутри Солсбери-хаус, Коттон знал. Шустрый парнишка не сообщил ему никаких подробностей. А вот то, что часы теперь у Кассиопеи, говорило лишь об одном: Люк ее недооценил.

Большая ошибка с его стороны.

***

Люк ускорил шаг. В паху до сих пор было больно. Она за это дорого заплатит. Он дошел до угла дома и свернул за него. Густая растительность – деревья, кусты – подходила почти вплотную к боковой стене. Впереди раздался хруст – ага, значит, эта самая дамочка Витт куда-то направляется. Тем временем в доме снова зажегся свет. Лился он и из окон первого этажа.

Люк забился поглубже в заросли кустарника.

Малоун сейчас должен быть где-то на той стороне сада. Витт направляется прямиком к нему.

***

Кассиопея, не выходя из-под крон деревьев, обошла сад позади дома. Машина ждала ее метрах в пятидесяти, на улице под названием Гринвуд-драйв. Часы у нее. Хусепе будет доволен. Возможно, как только она передаст их ему, он наконец расскажет ей, почему они так важны. Пока же Салазар ограничился словами о том, что это последний фрагмент головоломки. Скажет ли она хоть что-то Стефани Нелл?.. Пожалуй, нет.

Тем временем вдали завыли сирены. Дом снова сиял огнями, так что следы кражи налицо. Пора уносить ноги, и чем скорее, тем лучше.

***

– Она движется прямо на тебя, – сказал Люк в микрофон.

Молчание.

– Малоун?

Опять молчание.

Черт побери, что там случилось с этим старичком?

Похоже, пора брать это дело в свои руки, решил Люк. Боль почти оставила его. Тренированное тело было готово к поединку. Нервы – натянуты как струны.

И он устремился вперед.

***

Кассиопея услышала за спиной у себя чьи-то шаги.

Она ускорила шаг. Вскоре сад оказался позади, и она устремилась вперед, туда, где ее ждал автомобиль. Кто-то шел за ней следом. Двери машины не были заперты. Ключи вместе с часами лежали в ее сумочке, которую она плотно прижимала к себе.

Деревья закончились рядом с дорогой.

Вот и машина. Кассиопея едва ли не бегом преодолела последние метры, забралась внутрь, вставила ключ зажигания и завела мотор. Она уже почти нажала ногой на акселератор, чтобы рвануть с места, когда по капоту кто-то постучал. Она подняла взгляд. Сквозь ветровое стекло на нее смотрело лицо какого-то парня, который улегся ей на капот. Молодой. Лет тридцать с небольшим, может, даже младше.

– Куда-то собрались? – спросил он ее.

Затем он поднял левую руку с зажатым с ней пистолетом и нацелил его ей прямо в лицо.

Глядя ему в глаза, Кассиопея улыбнулась, а затем нажала на акселератор.

***

Впрочем, Люк это предвидел и потому уже успел вцепиться правой рукой в зазор между ветровым стеклом и капотом, где были спрятаны дворники. Машина устремилась вперед. Взвизгнули, съезжая с травы, шины, и машина выехала на дорожное покрытие.

Кассиопея резко вывернула руль влево, затем вправо, стараясь стряхнуть непрошеного попутчика. Но тот держался крепко. Тогда она прибавила газа.

– Папаша! – сказал Люк. – Я не знаю, где ты, но ты мне очень нужен. Я сейчас пристрелю эту ненормальную сучку.

Приказ Стефани был ясен как божий день.

Раздобыть часы. Любой ценой.

***

Ей не хотелось серьезно ранить парня, запрыгнувшего ей на капот. С другой стороны, требовалось как можно скорее уехать отсюда. Он явно работает на Стефани Нелл. Интересно, кто еще здесь?

Они были в темном, пустынном переулке. С обеих сторон – деревья и изредка подъездная дорожка к дому.

Впереди между деревьев замаячило что-то темное. Автомобиль.

Он стоял поперед дороги, перегораживая обе полосы. Дверь со стороны водительского сиденья была открыта, и вскоре из нее показался мужской силуэт. Причем до боли знакомый силуэт. Коттон.

Кассиопея резко нажала на тормоза. Машина, заскрежетав шинами, остановилась.

***

Малоун даже не сдвинулся с места.

Люк соскользнул с капота и, рванув на себя дверь машины, наставил пистолет на Кассиопею. Та не шелохнулась.

В тусклом свете ему было видно ее лицо – такая же каменная маска, как тогда, в Зальцбурге. Люк потянулся и выключил зажигание.

– Выметайся из машины! – рявкнул он.

Кассиопея не отреагировала на его требование.

Малоун неторопливым шагом подошел к ней. Поравнявшись с машиной, заглянул внутрь. На пассажирском сиденье лежала сумочка. Черная. От «Шанель». Украшенная переплетенными буквами, которые когда-то служили символом этого бренда. Сумочку он купил в Париже в прошлом году – в качестве рождественского подарка женщине, у которой в буквальном смысле было все.

Шагнув к пассажирскому сиденью, Малоун распахнул дверь и взял сумочку. Внутри, как он и ожидал, лежали часы.

Часы Коттон вынул, а сумочку бросил назад в салон. Он был зол на Кассиопею, как и она на него. И, как и она, не проронил ни слова.

После чего сделал знак напарнику – мол, нам пора.

– Ты уверен? – уточнил Люк.

– Оставь ее. – Малоун пожал плечами и бросил ей на колени ключи.

Кассиопея никак не отреагировала, лишь захлопнула дверь. Взревел мотор. Машина развернулась на сто восемьдесят градусов и вскоре скрылась из вида.

– Все-таки зря ты ее отпустил, – заметил Люк.

Коттон посмотрел в ту сторону, где только что скрылась ее машина.

– Что ж, может, и зря.

 

Глава 59

Штат Мэриленд

Роуэн сидел под сводами храма.

Сколько себя помнил, здесь он всегда ощущал себя в безопасности. Правда, в детстве это был храм Солт-Лейк-Сити. Переехав в Вашингтон, сенатор сделал местный храм своим вторым домом. Здесь, за толстыми стенами и крепкими замками, «святые» могли молиться Богу так, как считали правильным.

Войти сюда не мог никто – лишь «святые», да и те лишь с разрешения Старейшин.

Двери храма открывались для неверных лишь в течение недели перед его освящением. В 1974 году через это прекрасное здание в Мэриленде прошло около миллиона человек. Какие только издания не писали о нем! И «Тайм», и «Ньюсуик», и многие другие! Традиция открывать двери храма посторонним существовала уже давно – чтобы потом не было никаких пересудов о том, что находится внутри священных стен. Однако, как только храм был освящен, его порог могли переступать лишь «святые».

Покинув Блэр-хаус, Роуэн остановил такси и приехал сюда – второй раз за день. Прохладным утром он планировал со своими коллегами по Конгрессу их последующие шаги.

Теперь же им владели сомнения. Подумать только! В схватку вступил сам Чарльз Сноу.

Этого Роуэн никак не ожидал. Сказать по правде, он рассчитывал на скорую кончину Пророка. И как только сан перешел бы к нему – а в этом Роуэн не сомневался, – Церковь была бы целиком и полностью в его руках. Вместо этого Сноу потребовал от него сложить с себя ранг Апостола. Такого отродясь не бывало. Апостолы несли свое звание до самой смерти. Более того, Роуэн пробыл в этом звании дольше всех, медленно, но верно поднимаясь к вершине власти; еще немного, и он стал бы Пророком. И не просто очередным. А первым со времен Бригама Янга, кто возглавил бы одновременно и Церковь, и правительство. И еще – первым, кто стал бы во главе независимой, процветающей нации.

Страны под названием Дезерет.

Безусловно, впереди его ждут референдум и схватка в суде, однако Роуэн не сомневался, что и то и другое завершится его победой.

И вот теперь мечта всей его жизни поставлена под удар.

Дэниелс и Сноу были в курсе его планов. Неужели Стефани Нелл продала его? Неужели она шпионка? Ведь она появилась в столь важный момент…

Роуэн чувствовал, как его охватывает паранойя.

Все точно так же, как и после Гражданской войны и до начала XX века, когда «святых» преследовали и бросали за решетку в соответствии с законом Эдмундса – Такера, запрещавшим полигамию. Когда сама Церковь была объявлена вне закона. Когда все озлобились и доносили друг на друга. Время Испытаний, под таким именем вошло оно в историю. И закончилось лишь тогда, когда Церковь пошла на унизительные уступки.

Под священными сводами храма Роуэн сидел в одиночестве, погруженный в задумчивость. Внезапно завибрировал телефон.

Вообще-то телефоны в храмах были запрещены. Но сегодня ситуация особая. Роуэн посмотрел на дисплей.

Салазар.

– Что случилось? – спросил он, нажав зеленую кнопку.

– Часы пропали. Они в руках у правительства.

Роуэн закрыл глаза. Вечер грозил обернуться полной катастрофой. Все пошло не так.

– Отравляйся в Солт-Лейк-Сити! – распорядился он. – Я буду там завтра утром.

– Они знали, что мы там, – добавил Салазар.

Разумеется, знали. Еще бы им не знать!

– Поговорим в Солт-Лейк-Сити, – сказал он и дал отбой.

***

Кассиопея сидела в номере Хусепе и наблюдала, как он разговаривает по телефону. Звонок завершился.

– Старейшина Роуэн, похоже, жутко расстроен, – едва слышно прошептал он. – Должен сказать, что я прекрасно его понимаю. Мы шли к этому несколько лет. И только в последние месяцы перед нами забрезжила надежда… Страшно представить, сколько сил и времени мы отдали нашему делу!

– Извини, что не уберегла часы.

– Это не твоя вина, а моя. Я должен был предвидеть проблемы и быть готовым ко всему. Я мог бы отправить вместе с тобой моих помощников.

– Они бы только путались под ногами. Это моя вина. Я не подумала, что все может выйти именно так.

Хусепе сделал долгий вдох.

– Послушай. Давай не будем об этом. Лучше пойдем поужинаем.

Но Кассиопея была не в настроении.

– Я жутко устала. Как ты смотришь на то, если я просто лягу спать?

***

Стефани устроила в номере отеля «Мандарин Ориентал» временный штаб. Ее ноутбук был соединен с сервером «Магеллана». Рядом лежал телефон. Стефани привезла с собой Кэти Бишоп. Та сейчас находилась в соседней комнате – прочесывала секретные записки Мэдисона, выуживая из них любую крошку более-менее значимой информации. Кэти была умна, умела гладко излагать свои мысли и, похоже, запала на Люка Дэниелса. По крайней мере, пока они ехали сюда из Белого дома, она забросала Стефани вопросами о нем.

Теперь у них были часы. Люк и Коттон сделали свое дело.

Стефани посмотрела на экран ноутбука – там как раз установилась видеосвязь с компьютером Люка в Де-Мойне. Кэти уже посетила все нужные сайты и поговорила с куратором Национального музея американкой истории, который объяснил, как были вскрыты первые часы Линкольна.

Очень даже просто.

Заднюю крышку можно легко снять, открутив ее против часовой стрелки, справа налево. Ловкое движение рук, и вам видна внутренняя начинка. Единственная загвоздка – необходимо очистить волоски от коррозии, потому что часы давно никто не заводил. Для этого достаточно легко постучать по корпусу в нужном месте.

Что и было тотчас передано в Айову.

***

Малоун взял в руки часы. Они с Люком сняли номер в отеле, подальше от того, в котором остановился Салазар, и установили видеосвязь со Стефани. Часы были в прекрасном состоянии, и их было приятно взять в руки.

– Давайте попробуем вскрыть, только аккуратно, – произнесла с экрана Стефани.

Малоун усмехнулся:

– Это ты мне?

– У тебя есть привычка все ломать и крушить.

– По крайней мере, сейчас я не в музее.

Да, с музеями ему вечно не везло.

И еще он постоянно думал о своей последней встрече с Кассиопеей. Теперь в их отношениях появилась трещина, которую просто так не заделать. Она просила его уехать. Он поступил с точностью до наоборот. Так что последствий не избежать.

Коттон передал часы Люку.

– Поручаю это почетное дело тебе.

Агент крепко зажал в руке часы и попробовал отсоединить заднюю крышку. По словам Стефани, сделать это будет непросто. Так и оказалось.

Три новых попытки не дали никаких результатов.

– Крышка не поворачивается, – пожаловался Люк.

Затем они, как им было сказано, попробовали легонько постучать по краю. Увы, безрезультатно. Малоуну вспомнились годы, когда ему нравился один вид фруктового салата: очищенные от кожуры апельсины и грейпфруты в сиропе, упакованные в пластиковый контейнер с завинчивающейся крышкой. В первый раз эта крышка всегда поддавалась с трудом. В конце концов он раскусил секрет: не дави на нее слишком крепко. Он же обычно хватался за нее слишком крепко, в результате чего она отказывалась откручиваться.

Коттон бережно взял часы за края, удерживая их пальцами лишь настолько, чтобы они не выскользнули у него из рук, и легонько повернул. Резьба отказывалась поддаваться.

Он повторил попытку. Ага, пусть не намного, но резьба поддалась.

Взяв часы поудобнее, Коттон легким движением отвинтил заднюю крышку. Затем положил часы на стол. Люк тотчас навел на них камеру, чтобы стали видны пружины и шестеренки. Стефани тотчас передала ему изображение вторых часов Линкольна, когда те были вскрыты работниками музея. Малоун ожидал увидеть на внутренностях часов тот же самый набор гравировок.

Но их там не оказалось.

Похоже, им с Люком в голову одновременно пришла одна и та же мысль. Малоун кивнул младшему товарищу.

Люк перевернул заднюю крышку.

***

Роуэн сидел в тишине пустого зала бракосочетаний. В главный зал храма пришли люди. Он же, будучи не в настроении, оттуда ушел. Интересно, сколько браков было заключено в этих стенах? Он вспомнил свое собственное венчание в храме Солт-Лейк-Сити.

Жених и невеста стояли на коленях друг напротив друга у алтаря. Их родные и близкие сидели по обе стороны от них. Держась за руки, новобрачные произносили слова брачного обета, обещая быть верными друг другу и Богу и выполнять Его заповеди. Быть обвенчанными во имя Иисуса священником храма означало соединиться друг с другом навечно, а не просто «пока вас не разлучит смерть». Здесь, как почти во всех венчальных залах, на стенах имелись зеркала – венчающая пара видела в них свои бесконечные отражения, что символизировало вечность.

И дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.

Вера в том, что брак – это навечно, скрепляла земные узы между мужем и женой. Церковь хотя и разрешала развод, однако не поощряла его. От супругов ждали верности и преданности друг другу.

И это правильно.

Роуэн молился уже полчаса, не зная, что ему делать. Он отказывался верить, что Небесный Отец, который до этого вел его к заветной цели, в одночасье отвернулся от него.

В кармане завибрировал телефон. Роуэн посмотрел на дисплей. Номер был ему незнаком; тем не менее он решил ответить.

– Вряд ли ты надеялся, что я стану тебе доверять, – произнес ему в ухо голос Стефани Нелл.

– Ты меня подставила.

– Вот как? Это как же?

– У меня нет ни времени, ни желания что-либо тебе объяснять.

– Я требую, чтобы твой комитет официально объявил об отсутствии у него каких-либо связей с моим департаментом. Я хочу, чтобы ты слез с моей шеи, сенатор. Я больше не хочу о тебе даже слышать.

– Честно говоря, мне это неинтересно.

– Часы у меня.

Он не ослышался?

– Я отправила за ними моих людей, и они мне их добыли.

– Как ты узнала, что они мне нужны?

– Я тоже прочитала то, что Линкольн оставил в той книге. Даже сделала фотокопию страницы, прежде чем ты ее вырвал.

Она что, вновь предлагает сотрудничество?

– Ну как, сенатор? Мы договорились?

Выбора не было. Она загнала его в угол.

– Договорились. Завтра будет составлено официальное письмо. В нем будет сказано, что мой комитет не имеет к тебе никаких претензий.

– Что мне и нужно. С той небольшой разницей, что это письмо должно быть составлено и скреплено подписью в течение часа, а его оригинал должен быть доставлен мне лично.

– Хорошо. А что мне причитается взамен?

– Открой электронную почту. Я отправила тебе несколько фото, а также адрес, на который ты отошлешь письмо. Если я ничего не получу в течение часа, считай, что на твоей интрижке можно поставить крест. Ты меня понял?

– Да.

– До скорого, сенатор.

Роуэн провел пальцем по экрану смартфона и нашел письмо, к которому прилагались две картинки. На первой были открытые карманные часы. Вторая представляла собой увеличенное изображение внутренней стороны задней крышки серебряных часов, на которой были выгравированы два слова: FALTA NADA.

«Ничто не исчезло».

Роуэну вспомнилась карта, которую Линкольн нацарапал на странице Книги Мормона. На ней было помечено все, кроме одного места.

И вот теперь этот недостающий кусочек у него в руках.

Роуэн улыбнулся и, обратив взор вверх, к Небесному Отцу, прошептал:

– Спасибо.

Господь ответил на его молитвы. Еще несколько мгновений назад он был в безвыходном положении, в буквальном смысле в тупике. И вот теперь он может снова идти дальше. И, что самое главное, ему больше не нужны ни Стефани Нелл, ни Чарльз Сноу, ни Дэнни Дэниелс, ни Бригам Янг, ни даже карта, которую оставил Линкольн.

Потому что он точно знал, где его ожидает сокровище.

 

Глава 60

20.00

Стефани вышла из отеля и на такси доехала до Белого дома. Поручение президента она выполнила – скормила Роуэну найденную в часах информацию. Для пущей убедительности послала ему изображение внутренней поверхности крышки. Роуэн – нужно отдать ему должное – тотчас же подписал письмо и, как она того требовала, отправил его ей в отель. К этому моменту Салазар и Кассиопея уже знают то, что известно Роуэну. Стефани была понятна логика действий президента – в отличие от их возможных последствий. Они ей совсем не нравились. Не зря же она отдала два десятка лет работе в спецслужбах, и потому понимала: игра подходит к концу.

Выйдя из такси рядом с Блэр-хаус, оставшуюся часть пути Стефани проделала пешком. У входа ее уже ждал агент в штатском, который проводил ее в комнату с желтыми стенами и портретом Авраама Линкольна. Здесь ее уже ждали президент Дэнни Дэниелс и Чарльз Р. Сноу, семнадцатый Пророк Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Дэнни по телефону уже рассказал ей, что произошло здесь несколько часов назад, когда здесь побывал Роуэн.

Оба – и президент, и Пророк – нервничали.

– Двадцатого декабря тысяча восемьсот шестидесятого года, менее чем через два месяца после избрания Линкольна президентом, Союз покинула Южная Каролина, – начал Дэниелс. – Она стала первым штатом-сепаратистом. В последующие два месяца ее примеру последовали Миссисипи, Алабама, Джорджия, Луизиана и Техас. Затем, двенадцатого апреля шестьдесят первого года, состоялось нападение на форт Самтер. А через пять дней Союз покинули Вирджиния, Арканзас, Теннесси и Северная Каролина.

Стефани слушала его монотонное перечисление событий.

– Именно здесь, в этой комнате, – продолжал президент, – через несколько дней после нападения на форт Самтер, Фрэнсис Престон Блэр сел рядом с Робертом Ли. Линкольн хотел, чтобы Ли возгласил силы северян, и поручил Блэру выяснить, насколько это возможно. Ли, как и следовало ожидать, отказался. «Как я могу поднять меч на Вирджинию, мой родной штат?»

– Это война стала проверкой на верность буквально для всех и каждого, – добавил Сноу. – «Святые» – не исключение. Хотя мы были далеко, на берегах Большого Соленого озера, война дошла и до нас.

– Линкольн доверял вам, коль отправил вам этот документ.

– Думаю, доверие здесь ни при чем. Он просто хотел успокоить Бригама Янга и заручиться поддержкой Запада. Линкольн понимал: Янг никогда не поверит ему на слово, и потому отправил ему нечто такое, что имело ценность и могло убедить Янга в серьезности его намерений.

– Но что мешало Янгу передать документ южанам? – спросила Стефани. – И поставить в этом споре точку? Из того, что я прочла, мне известно, что мормоны ненавидели федеральное правительство.

– Верно. Нам казалось, что правительству нет до нас дела. С другой стороны, мы свято соблюдали конституцию. Мы никогда не ставили своей задачей разрушение страны.

– Ты ведь не веришь в пророчество Белого Коня, верно я говорю? – спросил Дэниелс.

– Спроси ты меня несколько дней назад, я бы ответил, что нет. Теперь же я не уверен. Многое из того, что сказано в нем, становится реальностью.

Вид у президента был усталый.

– Гражданская война унесла шестьсот тысяч жизней. Больше, чем все наши остальные войны, вместе взятые. Страшно подумать, сколько было пролито американской крови.

Впрочем, Стефани услышала и то, чего он недоговорил.

Причем, возможно, напрасно.

– Но мы не можем винить Линкольна за то, что он сделал, – продолжал Дэниелс. – Решение было нелегким, но он его принял. Именно благодаря ему мы с вами сейчас здесь. Благодаря ему мир стал лучше. Получи тогда тот документ огласку, и страны не стало бы. И кто знает, каким был бы мир в этом случае? – Президент на минуту умолк. – И все же Линкольн пошел поперек воли Отцов-Основателей. Он выбрал свой путь, единолично решив, что идет на благо стране, а что – во вред.

До Стефани дошло, зачем ее вызвали сюда.

– И тебе тоже предстоит сделать выбор.

Дэниелс посмотрел ей в глаза.

– Если этот документ существует, я приму точно такое же решение. Записки Мэдисона создают проблему, но это просто записки. А его склонность к разного рода исправлениям делает их сомнительным доказательством намерений Отцов-Основателей. Ссылаясь на них, страну не распустишь. Но сам документ, скрепленный подписями и печатями, – совсем другое дело. Кто знает, как к нему отнесутся суды? Мяч может отлететь в любом направлении. Общественное мнение? Оно вряд ли будет на нашей стороне.

Стефани посмотрела на Сноу и решила воспользоваться подвернувшейся возможностью.

– А что означают эти слова, falta nada?

– Фальта Нада. Это место, известное Роуэну.

Нечто во взгляде Сноу насторожило Стефани.

– И ты хочешь, чтобы он туда отправился?

– Необходимо, чтобы он туда отправился. Причем по собственной инициативе. Нельзя, чтобы ему показалось, будто его кто-то подталкивает.

– Тебе что-то известно о первом хозяине этого дома? – неожиданно спросил ее Дэниелс.

Да, кое-что она знала. Фрэнсис Престон Блэр был советником Эндрю Джексона. Издатель влиятельной вашингтонской газеты, он входил в неформальную группу, известную как Кухонный Кабинет. Позднее газету он продал и даже отошел от политики, однако в 1861 году снова в нее вернулся и стал одним из близких друзей президента Линкольна.

– Линкольн отправил Блэра в Ричмонд, – продолжал президент, – в качестве неофициального посланника, подготовить почву для проведения мирных переговоров, которые состоялись в Хэмптон-Роудс в феврале восемьсот шестьдесят пятого года. Линкольн лично на них присутствовал. Увы, южане в качестве условий мира поставили свою независимость, и переговоры зашли в тупик. Что касается самого Линкольна, вопрос о роспуске Союза для него не стоял, и он продолжил войну.

– Ты так и не закончил свой ответ, – напомнила президенту Стефани.

Тот в упор посмотрел на нее.

– Я не хочу принимать никаких решений, связанных с этим документом. Более того, я не желаю его видеть.

– Тогда зачем было говорить Роуэну, что там, внутри часов?

– Их с Салазаром нужно остановить, – вмешался Сноу. – Если я умру, а ждать осталось недолго, то следующим Пророком станет Таддеус Роуэн. Так у нас заведено. Он первый по старшинству. И как только это произойдет, он станет сам себе хозяин.

– Мы пытались убедить его, что ему пора прекращать свои игры, – пояснил Дэниелс. – Попробуй угадать, что он на это сказал.

Стефани прекрасно это знала.

– В данный момент, – произнес президент и поднял пальцы, – о его существовании знают десять человек. Из них трое нам неподконтрольны – это Роуэн, Салазар и Кассиопея. Мы не можем точно сказать, что именно известно Кассиопее Витт, но, думаю, достаточно. О наших людях я не волнуюсь, равно как и о нас, кто сегодня находится в этой комнате. Мы все умеем хранить секреты. Что касается наших людей, полная картина им неизвестна. Чего не могу сказать о тех троих. От них можно ждать чего угодно.

Стефани поняла, к чему он клонит.

– Даже если документ будет в наших руках, Роуэн, Салазар и Кассиопея вряд ли станут молчать.

Дэниелс кивнул.

– Причем один из них вскоре станет главой богатой и влиятельной религиозной организации. У Роуэна солидная репутация. Он пользуется доверием. Есть все основания полагать, что Салазар займет его сторону. Он – опасный человек, который, как нам известно, убил одного из наших людей.

Последствия вырисовывались не самые приятные.

– Вы когда-нибудь слышали о резне на Горном Луге? – спросил у Стефани Сноу.

Та отрицательно покачала головой.

– Это позорная страница нашей истории. В восемьсот пятьдесят седьмом году территорию Юты пересекал караван повозок из Арканзаса, следовавший в Калифорнию. На тот момент отношения между «святыми» и федеральным правительством были, мягко говоря, не самые лучшие. На наше усмирение была брошена армия. Мы это знали. Среди людей царила паника. Повозки остановились в Солт-Лейк-Сити, затем повернули на юг. Следующую остановку путешественники сделали в месте, известном как Горный Луг. По неизвестным причинам на переселенцев напали местные ополченцы. Жертвами нападения стали сто двадцать человек – мужчин, женщин, детей. Уцелели лишь семнадцать самых маленьких – тех, кому было меньше семи лет. Их пощадили.

– Какой ужас, – прошептала Стефани.

– Верно, – согласился Сноу. – Но это был знак тех нелегких времен. Я не оправдываю того, что случилось. Но мне понятно, почему так произошло. Паранойя взяла верх. Мы ушли на запад, чтобы жить там мирной жизнью и никому не мешать. Но федеральное правительство вместо того, чтобы нас защищать, бросило на наше усмирение войска.

Сноу умолк, собираясь с мыслями.

– Разбирательство тянулось семнадцать лет. Наконец, в семьдесят четвертом году девятерым было предъявлено обвинение в убийстве. Перед судом предстал лишь один. Джон Ли. Дело слушалось дважды; в конечном итоге суд присяжных, состоявший только из «святых», признал его виновным, и он был казнен. До сих пор многие уверены, что из Ли сделали козла отпущения. Кое-кто считает, что к резне был причастен сам Бригам Янг. Другие с ними спорят. Правды нам никогда не узнать.

– Потому что ее хорошо спрятали?

Сноу кивнул.

– Время позволило замести следы. Но Бригам Янг как Пророк сделал все для того, чтобы Церковь уцелела. Сегодня та же задача стоит и передо мной.

– Да, но какой ценой? Ценой человеческих жизней?

– Похоже, что круг замкнулся.

– С той разницей, – уточнил Дэниелс, – что сегодня на карту поставлено существование всей страны.

До Стефани дошло.

– Роуэн и Салазар нужны вам обоим мертвыми?

Сноу покоробила ее прямота, но ничего другого он не ожидал.

– Соединенные Штаты Америки не убивают людей, – произнес Дэниелс. – Более того, мы не оправдываем политические убийства. Но если окажется так, что жизни Роуэна будет угрожать кто-то третий, мы не станем в это дело вмешиваться.

Стефани поняла намек: найди приемлемый способ.

– Что касается Салазара, – добавил президент, – то это совершенно иной случай.

Стефани с ним согласилась. Соединенные Штаты мстят за убийство своих людей.

– Старейшина Салазар, – произнес Сноу, – молится идолу, которого, боюсь, никогда не существовало. Наш основатель, Джозеф Смит, имел немало здравых идей, был смел и храбр. Но такие люди, как Салазар, отказываются замечать недостатки, предпочитая видеть лишь то, что им хочется видеть. Даниты, которых он возродил, – опасная группа, и сейчас, и во времена Смита. Им не место в нашей Церкви.

– Ты знал о существовании данитов еще до того, как я рассказал тебе о них? – удивился Дэниелс.

– До меня доходили слухи. Именно поэтому я не спускал глаз с Роуэна и Салазара.

Стефани вспомнила слова Эдвина Дэвиса:

Мы надеялись, что время сделает свое дело. Но до нас дошла информация, указывающая на то, что это не так.

Наконец до нее дошло.

– И ты держал нас в курсе?

Дэниелс кивнул.

– Больше года. Но к тому моменту мы тоже уже следили за Роуэном. И обменивались информацией. Каждый из нас знал что-то такое, что не было известно другому.

– И теперь только вы двое знаете все.

Ответа не последовало.

– Мне крайне неприятно, что Салазар убил одного из ваших агентов, – наконец произнес Сноу. – Впрочем, это меня не удивляет. Когда-то, в самом начале, мы верили, что кровь искупает все. Убийство имело оправдание. Но мы уже давно отказались от этого варварского пережитка. Наша Церковь не оправдывает никакое убийство, каковы бы ни были его причины. Мое сердце скорбит о погибшем человеке.

– Этому нужно положить конец, – решительно заявил Дэниелс. – Мы обнаружили группировки сепаратистов по всей стране, а Роуэн только и делал, что подливал масла в огонь. И теперь многие ждут, что то же произойдет в Юте, чтобы потом пойти тем же путем. Как нам стало известно этим утром, на его стороне большинство местных законодателей, не говоря уже о самом губернаторе. Все это напоминает восемьсот шестидесятый год. Южная Каролина показала пример, которому тут же последовали другие штаты. Мы не имеем права прибегать к насилию. Более того, учитывая то, что нам известно о наших Отцах-Основателях, мы не в состоянии противодействовать этому законными способами.

На какое-то мгновение в комнате повисла напряженная тишина. Каждый думал о возможных последствиях того, что придется сделать.

– Я хочу, чтобы ты сопроводила Пророка назад в Юту. А заодно остановила Роуэна и Салазара у Фальта Нада, – произнес президент. – Навсегда.

Оставалось кое-что еще.

– А как же Кассиопея? – спросила Стефани.

Коттону был дан шанс решить этот вопрос в Айове. Но он его упустил. Отчет Люка тоже не внушал оптимизма. Кассиопея слишком глубоко ввязалась в это дело и потому больше не представляла ценности как агент.

Стефани знала, что ей делать.

– Ее я тоже возьму на себя.

 

Глава 61

Солт-Лейк-Сити

Суббота, 11 октября

10.00

Малоун восхищенным взглядом обвел площадь, на которой высился храм. Он был здесь впервые, однако в свое время прочел о том, как тот был возведен. Высоко на каменной стене ограды виделась бронзовая табличка, посвященная этому событию.

Прикрепил Орсон Пратт при содействии Генри Шервуда 3 августа 1847 года в ознаменование начала работ по разбивке плана Солт-Лейк-Сити вокруг площадки, отведенной Бригамом Янгом под «мормонский» храм 28 июля 1947 года.

Все городские улицы получали свои названия и номера начиная от этой точки.

Под табличкой стоял бетонный монумент, на котором были высечены географические координаты. Со временем вокруг монумента вырос сам город с населением в двести тысяч жителей.

Это не могло не впечатлять.

Малоун и Люк вылетели из Де-Мойна рано утром, самолетом, который за ними прислала Стефани. Им было сказано, что Салазар и Кассиопея держат путь в том же направлении. Сенатор Таддеус Роуэн накануне поздно вечером вылетел из Вашингтона в свою резиденцию в Юте.

Стефани приказала обоим быть здесь к 10 часом утра. Им все объяснят, сказала она. Табличка и монумент находились рядом с оживленной Саут-Темпл-стрит, в двух шагах от торгового центра и книжного магазина «Дезерет».

Оба были вооружены. У обоих были табельные «беретты» – точно такие же, как и та, что лежала под кроватью в копенгагенской квартире Малоуна. В книжный магазин он наведался сразу после того, как они приземлились, – проверить, как там идут дела. К счастью, на него работали три женщины, которые считали магазин своим, так что здесь все было под контролем. Коттон по достоинству ценил их труды – щедро платил, в том числе делился прибылью. Учитывая, какому разгрому магазин подвергался в последние годы, было удивительно, что эти женщины все еще в нем работали.

Тем временем из потока транспорта вынырнул черный «Линкольн» с затемненными стеклами и остановился у тротуара. Стекло заднего окошка опустилось, и в нем показалось морщинистое лицо.

– Мистер Малоун, мистер Дэниелс. Меня зовут Чарльз Сноу. Я прибыл за вами.

Дверь со стороны пассажирского сиденья распахнулась, и оттуда показалась Стефани.

– Почему я не удивился, увидев тебя здесь? – сказал Малоун.

– Потому что это не первое твое родео.

Малоун в упор посмотрел на Люка.

– Сдается мне, что ты знал.

– Мне за это платят, папаша.

Водитель вышел из машины и протянул им ключи.

– Я подумал, что за руль может сесть мистер Дэниелс, – сказал Сноу. – А нам с вами, мистер Малоун, думаю, будет удобно здесь, на заднем сиденье.

Малоун тотчас его узнал: перед ним был нынешний Пророк Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Возражать было бессмысленно. Он сел на заднее сиденье. Люк и Стефани расположились впереди.

– Крайне важно, что я еду вместе с вами, – пояснил Сноу. – Мои ноги слабы, но им придется проделать небольшую работу. Это я вам обещаю.

– И почему же это крайне важно? – поинтересовался Малоун.

Сноу понимающе кивнул.

– Это важно и для моей Церкви, и для нашей страны.

– Мы едем в Фальта Нада?

– Именно туда. Мистер Дэниелс, можете включить навигатор, маршрут уже загружен в память. Это примерно в часе езды отсюда, – пояснил Сноу и, мгновение помолчав, добавил: – В добрые старые дни дорога занимала целых два дня верхом.

Люк включил навигатор, и они покатили вперед, следуя указаниям дисплея.

– Мисс Нелл сказала мне, что когда-то вы были одним из лучших агентов, – произнес Сноу.

– У нее привычка все преувеличивать.

– Но то же самое сказал мне и президент Дэниелс.

– За ним тоже такое водится.

Сноу усмехнулся.

– Он – мужественный человек. Мое сердце исходит кровью, когда я думаю о нем. Вскоре ему предстоит сделать нелегкий выбор, причем не один.

Малоун понял намек.

– Вы имеете в виду Салазара?

Сноу кивнул.

– Салазар – страшный человек. Но насколько он страшен, я понял лишь в последние два дня. Он убил одного из ваших агентов. Я молился за душу убиенного.

– Вряд ли это утешит его вдову и детей.

Сноу смерил его колючим взглядом.

– Пожалуй, вы правы.

Ему не нужно было объяснять, что такое убийство. Вещь малоприятная. Но одно дело – убить врага, защищая себя в ожесточенной схватке, и совсем другое – хладнокровно пристрелить человека, а именно так и поступил Хусепе Салазар.

– Хотелось бы знать, что такое Фальта Нада.

От него не скрылось, что Стефани даже не обернулась, чтобы присоединиться к их разговору. Вместо этого она, плотно сжав губы, смотрела прямо перед собой.

– Вот уж никогда не подумал бы, что снова поеду в горы, – сказал Сноу. – Видите ли, мистер Малоун, я, можно сказать, одной ногой в могиле. Да вы и сами это видите. Но в последнее время я ощущаю удивительный прилив сил. Возможно, это просто последние мгновения жизни, прежде чем смерть заключит меня в свои объятья… Хотелось бы надеяться, что я успею завершить наше дело.

Малоун понял намек Пророка.

– Семена раздора были посеяны задолго до вас. Вы лишь получили их в наследство.

– Верно. Но моя личная проблема – это Таддеус Роуэн. Мы с президентом пытались склонить его к отставке, но он отказался внять нашим увещеваниям. Я не могу призвать его к ответу публично – по причине как его положения, так и деликатности всей ситуации. Вместо этого мы займемся им все вместе. Сегодня.

Лишь немногим довелось возвыситься до того, чтобы возглавить одну из мировых религий. Римские папы. Православные патриархи. Протестантские архиепископы. Сейчас рядом с ним сидел Пророк Церкви Святых Последних Дней. Малоун сочувствовал старику – по причине как его почтенного возраста, так и щекотливой ситуации, в которой тот оказался. Увы, сейчас они держали путь в пугающую неизвестность, и нужно быть готовым ко всему.

– Фальта Нада, – произнес Коттон. – Расскажите мне о том, что это такое.

Юта была заселена за два года до того, как в Калифорнии в 1849 году разразилась золотая лихорадка. Церковь Святых Последних Дней осуждала золотоискательство в любой его форме, ибо оно отвлекало ее членов от их трудов по построению Сиона. В 1847 году, когда на берега Большого Соленого озера прибыли первые поселенцы, большинство из них были нищими. Но уже в 1850 году «святые» чеканили золотую монету и покрывали свой новый храм листовым золотом.

Долина Большого Соленого озера была давно заселена индейцами племени Юта. Как ни странно, туземцы не имели ничего против пришельцев. Их вождь Вакара даже свел с ними дружбу. Особенно тесные отношения сложились у него со «святым» по имени Исаак Морли. Позднее Вакара даже признался брату Морли, что много лет назад ему было видение от Товатса – так юты называли своего бога. В этом видении вождю было велено поделиться золотом с «высокими шляпами», которые в один прекрасный день появятся в его землях. «Святые» прекрасно соответствовали этому описанию, и Вакара повел брата Исаака в Каре-Шиноб. Священное место, якобы построенное его предками. Там Морли собрал пятьдесят восемь фунтов чистого золота, которые отправил Бригаму Янгу в Солт-Лейк-Сити. После чего с Вакарой заключили договор на поставку еще одной партии золота. Вождь дал согласие, но на двух условиях. Лишь один человек должен знать местонахождение рудника, и этому человеку в равной степени должны доверять обе стороны. На эту роль выбрали брата Исаака. Но с годами он стал слишком стар, чтобы ежегодно ездить за золотом в тайное место.

В 1852 году была выбрана новая кандидатура. Томас Роудс.

Из своей первой поездки в тайный рудник Роудс вернулся, везя с собой шестьдесят два фунта золота. В последующие годы он ездил туда еще не раз. Вакара умер в 1855 году, ему наследовал его сын, Арапин. Примерно в это же самое время Роудс заболел и слег и не мог больше совершать своих ежегодных поездок в горы за золотом.

Так у Бригама Янга возникла проблема.

Он не был уверен, что молодой вождь захочет выполнять условия договора. Но если и захочет, Янгу требовалось его согласие, чтобы вместо больного Томаса Роудса в горы за золотом ездил его сын Калеб. Согласие было получено – при условии, что в этих поездках Калеба будет сопровождать индеец. В конечном итоге Арапин проникся к Калебу доверием и разрешил ему совершить несколько поездок в одиночку. Преемник Арапина расторг договор, но Калеб продолжал тайно ездить в горы за золотом. Он даже обратился в Конгресс с прошением выделить ему в пользование участок, но получил отказ. Позднее федеральное правительство поручило другим компаниям провести разведку местности и начать разработку полезных ископаемых. Правительственные геологи приехали, провели разведку, но пресловутый золотой рудник Роудса так и не нашли.

Бригам Янг понимал: стоит только поползти слухам, что в Юте-де есть такое сокровище, как штат тотчас падет жертвой золотой лихорадки почище калифорнийской. Что было ему совершенно ни к чему. Не хватало, чтобы в Юту устремились орды неверных… Янг запретил всякие разговоры о руднике. Любого, кто будет замечен в них, ждало отлучение от Церкви.

– Рудник Роудса – одна из наших легенд, – пояснил Сноу. – Поскольку Янг приказал хранить молчание, о нем почти ничего не известно. Лишь разного рода домыслы. И все же это не ложь и не сказка.

– Любопытно, что вы говорите такое, – заметил Малоун.

– До сих пор это была лишь безобидная легенда. Теперь же все изменилось.

Это еще мягко сказано.

– Перед Бригамом Янгом стояла непростая задача, – продолжал Сноу. – Он строил одновременно и нацию, и веру. Его «святые» жили в поистине нечеловеческих условиях. Денег не было. И он поступил так, как счел нужным поступить.

Малоун сосредоточил внимание на дороге. Вскоре Люк выехал из города и, свернув на 15-ю автостраду, покатил на север, в направлении Огдена. А еще Малоун поймал на себе его взгляд – Люк наблюдал за ними в зеркало заднего обзора.

Стефани по-прежнему хранила молчание.

– В священном руднике, который Вакара показал Исааку Морли, было чистое золото, – произнес Сноу. – Скорее всего, несколько веков назад его из Мексики привезли туда испанцы и спрятали: слитки, песок, монеты. Юты обнаружили тайник, но золото не имело для них ценности. И Вакара заключил с пришельцами договор, в надежде сделать приятное не только им, но и своему Богу. Тем не менее вовсе не юты, а Янг настоял на том, чтобы местонахождение тайника было известно лишь одному человеку. В течение десяти лет он жил за счет этого тайника, постепенно вкладывая золото в развитие экономики: чеканил монету, которой оплачивался любой труд и на которую затем покупались товары. Никто не задавал вопросов, откуда берется это золото, но все оставались довольны. Не забывайте, мы были закрытым сообществом. Золото ходило по кругу, никогда не покидая нас, и каждый, кому оно попадало в руки, так или иначе богател. Затем, в восемьсот пятьдесят седьмом году, началась война с Соединенными Штатами, и перед нами тотчас замаячила угроза лишиться наших богатств. И Янг приказал всем жителям Юты вернуть золото. Монеты переплавили в слитки и нагрузили в повозки, которые якобы повезли его в Калифорнию на хранение до лучших времен.

Сноу сунул руку в карман и что-то оттуда вынул. Как оказалось, золотую монету. Одну ее сторону украшали соединенные ладони в окружении заглавных латинских букв GSLCPG, а также значился ее номинал – пять долларов. На другой было изображено всевидящее око в окружении божественного сияния.

– Буквы означают название города и слова «чистое золото». Что не совсем верно, ибо монеты чеканились из сплава с примесью серебра и меди. Но золота в нем было около восьмидесяти процентов. Это одна из монет, отчеканенных Бригамом Янгом. Она была заключена в специальную капсулу времени, которую Янг распорядился поместить в мемориальном камне храма Солт-Лейк-Сити. Мы вскрыли ее в девятьсот девяносто третьем году. Все монеты были одинаковые, лишь разного достоинства – от двух с половиной до двадцати долларов. Это так называемые «мормонские деньги».

– Именно из-за них он и имел неприятности с федеральным правительством, – произнес Малоун. – Согласно конституции, право чеканить монету имеет только Конгресс.

– Бригам Янг игнорировал те законы, с которыми был не согласен. Но в его защиту скажу – мы жили слишком далеко на Западе и были вынуждены бороться за существование. Для этого была нужна подконтрольная лишь нам самим экономика. И мы ее создали.

– Одна загвоздка – те повозки так и не добрались до Калифорнии, – произнес Люк с переднего сиденья. – Более того, они были найдены всего несколько дней назад, в Национальном парке Сион в пещере. Рядом с ним нашли четыре скелета.

– Все верно, – отозвался Сноу. – К восемьсот пятьдесят седьмому году тайный рудник индейцев истощился. И Янг принял решение пополнить свои запасы золотом из повозок. То же самое богатство, которое вновь было спрятано. Но только в этот раз не в священном руднике. Вместо этого Янг получил от местного законодательного собрания участок земли в личное владение и создал свой личный тайник, которым распоряжался тоже единолично. Фальта Нада.

– Falta Nada. Что означает «ничто не исчезло». Нет ли в этом иронии?

– Мне тоже всегда так казалось. Постепенно, в течение двух последующих десятилетий, эти деньги вновь вернулись в нашу экономику.

– Но только не к своим законным владельцам.

Сноу помолчал, затем покачал головой.

– Боюсь, что нет. Еще одно нелегкое решение Янга. Зато какое гениальное! Наша экономика начала бурно развиваться. После окончания Гражданской войны мы процветали. Особенно в конце девятнадцатого и в начале двадцатого века.

– Да, но рядом с повозками были найдены четыре скелета, – уточнил Люк с переднего сиденья.

– Я знаю, – отозвался Сноу. – Фьельстед, Хайд, Вудрафф, Иган. Их имена нам известны давно.

– А что означает найденное в пещере послание? – спросил Люк. – Да будет проклят Пророк. Не забывайте нас.

Ни о какой пещере Малоуну не рассказывали, однако он воздержался от расспросов.

– Боюсь, что ничего хорошего. В ту пору Пророком был Янг, и они винили его в своей смерти.

– И, похоже, у них были на то основания, – произнес Люк.

– То, что я рассказал вам, до сих пор передавалось от Пророка к Пророку и предназначалось лишь для их ушей. Однако когда эти повозки были обнаружены, мне стал известен новый аспект этой истории. Мне никогда не говорили о том, что четверо сопровождавших были убиты.

– Роуэну это известно?

Сноу покачал головой.

– Ему известно про повозки, но в подробности я его не посвящал – и не намерен этого делать.

Машина продолжала лететь по автостраде. Пейзаж за окном постепенно становился все более диким.

– Фальта Нада со временем превратилась в место для Пророков, – продолжал Сноу. – Запасы золота были исчерпаны, плавильную печь убрали. И оно превратилось в место уединения вдалеке от цивилизации.

Малоуну не нравилось царившее на переднем сиденье молчание.

– Стефани, а где Кассиопея и Салазар? – наконец не выдержал он.

– Впереди нас, – ответила Нелл, по-прежнему глядя прямо перед собой. – Они, по идее, должны уже быть там, вместе с Роуэном.

Малоун уловил равнодушный тон. Что-то явно было не так. Причем на всех уровнях. Он отдавал себе отчет в том, что ничто из того, что он только что услышал, не подлежит огласке ни при каких обстоятельствах. Уж слишком все это взрывоопасно. Последствия могут быть самые трагические. Как для самой Мормонской церкви, так и для всей страны.

Салазар?

Роуэн?

Эти двое – одного поля ягоды.

Но Кассиопея?

Она – совсем другое дело. И тем не менее на этот раз она позволила втянуть себя в заговор.

 

Глава 62

Кассиопея стояла рядом с машиной. Путешествие на северо-восток от Солт-Лейк-Сити заняло у них с Хусепе чуть более часа. Они вот уже двадцать минут ждали на свежем горном воздухе. Окружавшие их горы не были особенно высоки, но ледники сделали свое дело, оставив на их склонах шрамы в виде глубоких ущелий.

Узкое шоссе, что ответвлялось от автострады, змеилось мимо потрясающих пейзажей среди елей, тополей, берез. Осень уже вступила здесь в свои права, и листва на деревьях была золотой. Еще пара миль по гравийной дороге, и они оказались на прогалине, где и остановили машину. На прогалине стоял щит с грозным предупреждением.

Частная собственность.

Посторонним вход воспрещен.

Территория охраняется.

Пока они летели из Айовы, а потом ехали сюда в машине, Хусепе всю дорогу хранил молчание. Впрочем, Кассиопею это устраивало, так как ее собственный гнев грозил в любую минуту прорваться наружу. Кто-то снабжал информацией Таддеуса Роуэна. Тот, кто в свою очередь получал ее от Коттона. Иначе оттуда кому-то было знать, что там, внутри часов? Коттон наверняка их открыл и доложил о том, что нашел, Стефани. Затем кто-то передал это Роуэну. Кассиопея начала давить на Хусепе: хотелось знать, кто же все-таки звонил Роуэну. Сенатор признался, что у него есть источник в правительстве, который является его союзником.

Но как можно доверять такому источнику?

Ответ был прост.

Роуэну хотелось в это верить. Как и Хусепе. Они утратили чувство реальности и были готовы на любой риск, на который не пошел бы никто, будь он в своем уме. Они идиоты! Вот кто они такие. А она сама? Лгунья? Обманщица? Или еще хуже?

Кассиопея была зла на Коттона. Она просила его не ввязываться, он же поступил по-своему. Он был готов и ждал в Де-Мойне и как будто знал каждый ее шаг. Собственно, почему нет? Они хорошо изучили друг друга. И даже друг друга любили.

Или ей так казалось…

И еще она была вынуждена напомнить себе, что дело касалось его страны, а не ее. Для него угроза была реальной. И в этом заключалась вся разница – по крайней мере, для него.

– Как здесь красиво, – заметил Хусепе.

Кассиопея с ним согласилась. Они забрались довольно высоко. Свежий горный воздух напомнил ей Зальцбург. На далеких вершинах белел снег, а на многие мили вокруг простирались леса. Правда, то здесь, то там виднелись проплешины, оставленные лесными пожарами. На поверхности озера играли лучи утреннего солнца.

Оба данита стояли поблизости, охраняя своего хозяина. Их тоже пришлось взять с собой. Кассиопея решила, что оба вооружены. Как и Хусепе. Она разглядела у него под полой пиджака кобуру.

Интересно, что ей он оружия не предложил.

***

Салазар никогда не выезжал за пределы Солт-Лейк-Сити в горы, которые когда-то преодолели первопроходцы. Но вот сейчас он был здесь, среди лесов и гор страны Дезерет. Когда-то «святые» прошли здесь на своем пути к земле обетованной. Эти первые поселенцы резко отличались от других западных иммигрантов. Они не нанимали проводников, предпочитая сами находить путь. Кроме того, двигаясь, они попутно улучшали дорогу для тех, кто пройдет здесь после них. Они держались вместе, действовали сообща – представители особой культуры, веры, народа. Современные пилигримы, изгнанные с насиженных мест преследованиями и людской злобой, они преодолевали препятствия, движимые мечтой найти рай на земле.

На то, чтобы преодолеть тысячу триста миль от Иллинойса до Большого Соленого озера, первым переселенцам потребовалось два года. В 1847 году на его берега прибыло тысяча шестьсот пятьдесят человек. Первый год дался им нелегко. Второй – еще тяжелее. Весной разбили огороды, и все бы хорошо, но откуда ни возьмись появились орды сверчков – на каждом листочке сидело по три-четыре сверчка, как писал один «святой», – которые начали пожирать посевы. Поселенцы сражались как могли – метлами и палками, жгли вредителей огнем, поливали водой. Все было напрасно. И тогда они испробовали молитву. И Господь услышал и дал им знак с небес. Он послал им чаек. Те тысячами кружились над огородами, пожирая проклятых сверчков.

Чудо Чаек – под таким названием вошел в историю этот эпизод.

Некоторые видят здесь явное преувеличение. Другие считают, что ничего такого вообще не было. Но Салазар верил – каждому слову. Да и как не верить? Бог и Пророки всегда заботились о своей пастве – так почему же помощь не может появиться в тот момент, когда ее ждут? И чайка осталась символом штата Юта. Более того – Хусепе ни на минуту в этом не усомнился, – она же останется символом независимой страны Дезерет.

Он ощутил прилив сил. Скоро, совсем скоро эта земля станет их землей раз и навсегда.

– Это особое место, – сказал он Кассиопее.

– Но ведь здесь ничего нет, – возразила та.

– Нам придется пройти пешком. Это недалеко.

До него донесся рокот мотора. Салазар повернулся и увидел, что в их сторону едет красный автомобиль. Вскоре машина остановилась, и из нее вышел Старейшина Роуэн – в джинсах и тяжелых ботинках. Он был явно готов совершить последний марш-бросок.

Мужчины обменялись рукопожатием.

– Я рад снова видеть тебя, брат, – произнес Роуэн. – Это великий день. Равный по значимости тому, когда сюда прибыли первые переселенцы. Если нам будет сопутствовать успех, вскоре все станет иначе.

Похоже, Роуэн тоже был исполнен энтузиазма.

– А это кто? – удивился сенатор, заметив Кассиопею.

Хусепе представил их друг другу.

– В последние несколько дней она оказала мне неоценимую помощь. Это она раздобыла часы, но их у нее украли.

– Ты мне о ней не говорил, – недовольно произнес Роуэн.

– Знаю. Просто события начали развиваться слишком быстро.

Он пояснил, что они с Кассиопеей знают друг друга с раннего детства. Когда-то они были близки, но потом их пути разошлись, и вот теперь они воссоединились вновь. Роуэн, похоже, остался доволен ее возвращением к истинной вере, тем более что ее семья была в числе самых первых обращенных на европейском континенте.

– Я даже помню вашего отца, – заявил Роуэн. – В семидесятые годы я работал по заданию Церкви в Европе. Если я правильно помню, он возглавлял отделение в Барселоне. Был предан нашей вере и телом и душой.

– Спасибо вам за ваши слова. Я тоже всегда так считала.

Если в первый момент, когда Роуэн заметил Кассиопею, в глазах его промелькнула настороженность, то теперь его взгляд был сама безмятежность. Наверно, потому, что Кассиопея была «святой» с самого рождения.

– Кассиопея знает, чем мы занимаемся. Она также помогла мне избавиться от американцев в Зальцбурге. Мы с ней уже обсуждали наше общее будущее.

Или он поспешил с этим признанием? Хотелось бы, чтобы нет.

– И я хочу, чтобы она стала частью нашего дела, – добавил Салазар.

– В таком случае пусть будет, – отозвался Роуэн. – Мы проделали долгий путь, брат. Скажу честно, в иные моменты меня терзали сомнения, пройдем ли мы его до конца. Но вот мы здесь. Так пойдем же и возьмем то, что принадлежит нам по праву.

Салазар посмотрел на данитов.

– Оставайтесь здесь и смотрите в оба. При необходимости звоните.

Даниты кивнули. То, что сейчас произойдет, не предназначалось для их глаз. Салазар повернулся к Роуэну.

– Веди нас!

***

Роуэн как-то раз уже был здесь, много лет назад. Предыдущий Пророк как-то раз устроил здесь встречу Старейшин. Тогда они провели здесь три дня – молились, принимали решения, которые определят курс Церкви на годы вперед. С тех пор он почти не слышал об этом месте, хотя и знал, что его поддерживают в целости и сохранности.

Дом был построен примерно пятьдесят лет назад и с тех пор несколько раз перестраивался. Со всех сторон его окружали двести сорок акров леса – тоже собственность Церкви. Роуэн вспомнил, что за домом вроде бы следит одна частная охранная фирма. Так что им, возможно, придется иметь дело с охранниками. Впрочем, невелика беда. Вряд ли те станут чинить препятствия второму лицу в иерархии Церкви.

Роуэн извилистой тропинкой повел своих спутников через лес, поднимаясь все выше в горы. «Святые» в основном селились вдоль западного склона хребта Уосатч, там, где текли реки. Здесь, на протяжении ста миль, они основали двадцать пять городов. Восемьдесят пять процентов населения Юты до сих пор проживали на полосе шириной в пятнадцать миль, протянувшейся вдоль хребта Уосатч, а это два миллиона человек. Восточные склоны были более пологими. Здесь расположились лыжные курорты. На западном склоне рельеф был более скалистый, а само место располагалось на пять тысяч футов выше, нежели Солт-Лейк-Сити.

Идея Фальта Нада состояла в следующем: построить нечто в духе первых поселенцев. И вот сейчас среди деревьев уже появился трехэтажный дом. Массивные, вручную отесанные бревна были плотно подогнаны друг к другу, узкие щели – плотно заделаны известью. Ее толстые серые полосы резко выделялись на фоне потемневшего от времени дерева. Вдоль первого этажа протянулся ряд окон. Еще больше их было на верхних этажах. В целом дом производил приятное впечатление гармоничным сочетанием дерева, камня и стекла. Выстроен он был в ста метрах от склона горы, к которой вверх уходила извилистая тропа.

– Этот дом еще не Фальта Нада, – пояснил Роуэн. – Его построили после того, как было обнаружено само место.

– Тогда куда же мы идем? – уточнил Салазар, не сбавляя шага.

Сенатор указал на гору.

– Внутрь ее.

 

Глава 63

Обогнув поворот грунтовой дороги, Люк заметил впереди две припаркованные машины. Следуя указаниям навигатора, они съехали с автострады полчаса назад. Последние две мили они катили по гравию. Стефани молча просидела рядом с ним всю дорогу. Малоун и Сноу на заднем сиденье тоже под конец пути приумолкли. Похоже, нервы у всех были напряжены до предела. Поскорее бы покончить с этой историей. Впереди, рядом с машинами, Люк заметил двоих.

– Это те самые два типа из Зальцбурга, – произнес Малоун. – Сомневаюсь, что они будут рады меня видеть.

– Их я беру на себя, – успокоил его Сноу. – Главное – держись рядом со мной.

Люк остановил машину, и Пророк опустил стекло. Оба данита застыли как вкопанные, сжимая под куртками пистолеты. Люк тоже нащупал свой.

– Вы знаете, кто я такой? – спросил Сноу.

Даниты кивнули.

– В таком случае делайте то, что я вам скажу. Вы меня поняли?

Оба не проронили ни звука.

– Я ваш Пророк, – произнес Сноу. – Вы поклялись защищать меня, ведь так?

И снова молчаливый кивок.

– Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня, так что всадник его упадет назад. Вам известно значение этих слов?

– Это из книги Бытия, – ответил один. – И мы дали клятву жить по этой заповеди.

– В таком случае бросьте оружие на землю.

Даниты подчинились.

– Отойдите в сторону и ждите.

Окно машину закрылось снова.

– Я буду молиться, чтобы Господь простил этих несчастных грешников, – сказал Сноу. – А вам троим предстоит работа.

Люк поймал недовольный взгляд Стефани. Она впервые посмотрела в его сторону. До этого они с ней поговорили по телефону, вскоре после того, как они с Малоуном прилетели в Юту. Нелл тогда сказала им, что они должны сделать. Сказать по правде, ничто из этого не вызвало у Люка восторга. Своим взглядом Стефани как будто спрашивала его – точно так же, как Сноу только что спрашивал у данитов, – понимает ли он свой долг.

Люк кивнул.

– Я буду молиться за ваш успех, – сказал Сноу.

Агент повернулся лицом к Пророку.

– Старина, кого ты пытаешься обмануть? Ты ведь не случайно привел Роуэна и Салазара в эту задницу мира. И теперь хочешь, чтобы мы пошли и сделали за тебя всю черную работу… Нет здесь ничего священного и праведного.

– Я вынуждена извиниться за грубость моего агента, – поспешила сказать Стефани.

– Он прав, – возразил Сноу. – Ничего праведного в этом нет. Это грязное дело. Мне всю ночь не давал покоя вопрос, что чувствовал Бригам Янг, отдавая приказ, чтобы повозки с золотом вернули назад? Он ведь наверняка знал, что тех четверых убьют. Но выбора у него не было. Нет его и у меня.

Люк открыл дверь и вышел из машины. Малоун и Стефани последовали за ним. Заметив Малоуна, оба данита тотчас схватились за пистолеты.

– Он наш враг, – сказал один из них.

– Нет, – возразил Пророк. – Все не так просто, как вы думаете.

Даниты и не думали опускать оружие.

– Я не стану повторять! – рявкнул на них Сноу. – Кому сказано, опустите оружие! Или вы дорого заплатите за это на небесах.

Даниты опустили оружие. Сноу жестом велел им отойти.

– Идите вперед, я вас догоню.

Стефани повела их за собой вверх по горной тропе.

– Надеюсь, ты не станешь ее трогать, – сказал Коттон.

Нелл резко обернулась к нему.

– А ты решил, что стану?

– Все зависит от того, что произойдет.

– Мне поручено проследить за тем, чтобы все, что ставит под удар будущее Соединенных Штатов, не покинуло этого места.

– Прекрасно. Делай, что тебе поручено. Но я заранее предупреждаю тебя и твоего парнишку: не смейте трогать ее даже пальцем. Я понятно сказал?

– У меня здесь свое дело, – отозвался Люк.

– Вот его и делай. Но только попробуй приблизиться хотя бы на шаг к Кассиопее, и ты покойник.

Люк не любил, когда ему угрожали. Однако Стефани велела ему не провоцировать Малоуна. Ситуация покажет, как им поступить с Кассиопеей. Нелл предупредила, что Коттон отлично понимает, чем все это может кончиться, поэтому вместо того, чтобы лишний раз его раздражать, лучше усыпить его бдительность.

Они здесь не затем, чтобы выиграть одиночную битву. Они должны выиграть войну.

***

Малоун не шутил, когда пригрозил пристрелить Люка, если тот хотя бы пальцем тронет Кассиопею. То, что ситуация серьезная, он понял по молчанию Стефани: операция должна окончательно подвести черту под этой историей. И чтобы никаких утечек. Стефани, Люк, он сам – профессионалы и умеют хранить секреты. Им можно доверить что угодно. Но Роуэн, Салазар, Кассиопея… Они – совершенно иное дело. Особенно Кассиопея, которую в последнее время было не узнать.

Нет, он питает огромное уважение к Стефани. Он даже понимал положение, в котором та оказалась, – приказ есть приказ. Тем более что на карту поставлено будущее страны. Увы, для него это ничего не меняло. Если Кассиопея так увлеклась, что забыла о собственной безопасности, что ж, он возьмет заботу о ней на себя. Ведь сколько раз она оказывала ему ту же услугу. Пора отдавать долги. Хочет она того или нет.

***

Стефани была вооружена. Как обычно. Под пальто в кобуре уютно устроилась «беретта». Малоун наверняка это заметил. Перед тем как ей покинуть Блэр-хаус, Дэнни Дэниелс отвел ее в сторонку, чтобы их не услышал Чарльз Сноу.

– У нас нет выбора, – сказал он. – Абсолютно никакого.

– Выбор всегда есть, – возразила она.

– Только не в этом деле. Надеюсь, ты понимаешь, что в этой стране найдется масса тех, кто тотчас ухватится за идею выхода. И видит Бог, это будет наша вина. Я в течение восьми лет пытаюсь управлять страной, и это дается мне с трудом. Если не сказать, что вообще никак. И если какой-то штат захочет отделиться, мне не нужно будет объяснять, зачем и почему. И неважно, произойдет это или нет. Само существование такого документа ставит под удар будущее всей страны. Узнай хоть кто-то о его существовании, и все пойдет не так. Я не могу этого допустить. Нам удалось направить события в нужное русло. Тебе и Люку остается лишь поставить точку в этой истории. Вот и поставьте.

– Еще есть Коттон.

– Знаю. Но он профессионал.

– Среди нас нет убийц.

– Разве кто-то назвал вас убийцами?

Дэнни легонько сжал ее руку. По спине Стефани пробежал холодок.

– Это тот самый выбор, с которым столкнулся Линкольн, – добавил он едва ли не шепотом. – И он был вынужден его сделать. Разница лишь в том, что тогда часть штатов уже отделилась, поэтому, чтобы вернуть их назад, он начал войну. Неудивительно, что Линкольн близко к сердцу принимал каждую смерть на той войне. Ведь это был его выбор, это он принял решение. Сколько раз, наверное, президент спрашивал себя: следую ли я заветам Отцов-Основателей или поступаю вопреки им? Ибо выбор стоял именно так. Война или развал страны. Но Америка выжила и стала такой, какой мы имеем ее сегодня.

– Надломленной?

Дэнни с укором посмотрел на нее.

– Лучшая надломленная система на всей планете. И я не дам ей исчезнуть.

– Отцы-Основатели думали иначе.

– Линкольн тоже думал иначе.

Стефани ждала, что ее собеседник скажет дальше.

– В тысяча восемьсот сорок восьмом году он произнес речь. Ее обнаружил Эдвин. В ней он сказал, что любой народ имеет право восстать и сбросить ненавистное правительство, чтобы затем сформировать новое, которое будет его устраивать. Он назвал это бесценным, священным правом. Что еще хуже, он заявил, что это право не распространяется исключительно на весь народ, вместе взятый. Любая часть народа, такая как штат или территория, может сделать то же самое. То есть этот сукин сын открытым текстом заявил, что отделение – это естественное право.

Затем, через тринадцать лет, уже став президентом, когда перед ним встал вопрос, отпустить южные штаты или нет, он сделал свой выбор в пользу единства страны. Вот и я тоже. Каждый президент под занавес своего срока думает о месте в истории. Я солгу, если скажу, что это не так. Мое наследие таково. Ни одна душа, кроме нас, не узнает о нем, кроме нас с тобой. Но меня это устраивает. Как и Линкольн, я выбираю целостность Соединенных Штатов Америки.

Стефани слышала, что Малоун сказал Люку. И поняла: эта угроза предназначается и ей тоже. Нервы Малоуна явно взвинчены, терпение на пределе.

Но главный здесь не он, а она.

– Коттон, – сказала Стефани, – мы поступим так, как сочтем нужным.

Малоун остановился и шагнул к ней. Они знали друг друга как свои пять пальцев. Он всегда приходил ей на выручку, помогал, когда ей требовалась помощь. Она, в свою очередь, при первой возможности возвращала ему долг, как это делают настоящие друзья.

– Стефани, я все понимаю. Сегодня не та ситуация. Но ведь это ты втянула Кассиопею в это дело, ты лгала ей, лишь бы только она оставалась в игре. В которую ты, кстати, втянула и меня. И потому я повторю: оставь Кассиопею в покое. Я займусь ею сам. Для тебя она не представляет угрозы.

– Но что, если ты ошибаешься?

Лицо Малоуна сделалось каменным.

– Не волнуйся. Не ошибаюсь, – сказал он и зашагал прочь.

 

Глава 64

Кассиопея с восхищением разглядывала горный пейзаж. Здесь все дышало спокойствием, хотя, казалось бы, должно было пугать, наполнять душу дурными предчувствиями, что гораздо ближе к истине.

Обойдя огромный дом, они вышли на каменистую тропу, что, извиваясь, вела вверх. По ковру зеленого мха были рассыпаны алые бусины костяники. Над их головами сомкнули раскидистые ветви ели, клены, дубы. С некоторых деревьев уже начали облетать листья. Откуда-то из зарослей появились два оленя и, постояв несколько мгновений, величаво удалились прочь. Похоже, они здесь никого не боялись.

– Охота здесь под запретом, – пояснил Роуэн. – Пусть природа сама делает свое дело.

Кассиопея украдкой разглядывала сенатора. Уже не молод, однако красив и полон энергии. Он легко взбирался по горной тропе. Ни разу не остановился, чтобы перевести дыхание. Было видно, что Роуэн привык быть на первых ролях, что, по словам Хусепе, вполне естественно. Как-никак, он второй человек в Церкви; следующий – Пророк. Когда они только встретились, Кассиопея заметила в его взгляде настороженность. Ей тотчас вспомнилось детство: мужчины в темных костюмах, белых рубашках с тонким галстуком, которые приходили к ним в дом. Она всегда знала, что ее отец возглавляет местную общину. Мать сказала ей, что эти люди – главы таких же общин со всего мира. Почему-то все они не внушали ей доверия.

Теперь она поняла почему.

Все до единого они были последователи вероучения, слепо шедшие по тропе, которую проложили для них другие, в надежде тем самым что-то выгадать для себя. Они не привыкли принимать собственные решения.

Роуэн и Хусепе были иными. Эти двое шли своим путем, и путь этот неуклонно приближался к концу.

Через десять минут тропа привела их к черной расселине в склоне горы. Небольшая табличка предупреждала о том, что вход в пещеру запрещен, ибо это частная собственность. Сам вход перегораживала железная решетка с навесным замком.

Роуэн несколько раз потянул за нее. Та не поддалась.

Тогда сенатор дал знак Хусепе. Тот достал пистолет и трижды выстрелил в замок.

***

Из леса донеслись три хлопка. Стефани сразу поняла: это выстрелы.

Люк и Малоун ускорили шаг. Нелл последовала их примеру. Еще ни разу она не была так зла на Коттона. Но выбора у нее не было. Впрочем, она плохо представляла, что будет делать, когда столкнется с проблемой. И пока упорно пыталась найти решение.

Но одно она знала точно.

Дэнни Дэниелс прав. Страна должна уцелеть.

***

Салазар убрал ошметки металла и распахнул железную дверь. В глубине тоннеля он заметил электрический щиток. Из щитка выходил толстый кабель, который стелился по земле и исчезал в темноте. Роуэн шагнул мимо него и повернул рубильник. В тоннеле тотчас стало светло.

– Это и есть Фальта Нада, – пояснил Роуэн.

Вслед за сенатором Салазар и Кассиопея проследовали по широкому тоннелю в небольшую пещеру. Здесь их взгляду предстали сталактиты, сталагмиты, причудливые натеки, бросавшие вызов земному тяготению, тонкие и хрупкие, как стекло. В свете ламп все это искрилось и переливалось всеми цветами радуги. Зрелище было потрясающим. Подсветка была умелой, призванной подчеркнуть и усилить природную красоту.

– Красиво, не правда ли? – спросил Роуэн.

Заметив на стенах пещеры какие-то рисунки, Кассиопея принялась их разглядывать. Салазар тоже обратил на них внимание. Это были какие-то странные животные, похожие на лам, которых вел за собой мужчина в латах.

– Испанцы, – пояснил Роуэн, заметив их интерес. – Это они обнаружили эту пещеру, когда в шестнадцатом веке пришли сюда из Мексики, в надежде найти в этих горах золото.

Роуэн подошел к груде белого кварца и приподнял один камень. На нем были видны желтые царапины.

– На стенах, если присмотреться, можно увидеть отметины, оставленные лопатой и киркой. Испанцы побывали здесь задолго до «святых». Там их еще больше, – добавил он, указывая на тоннель.

***

Пропустив Салазара и Кассиопею вперед, Роуэн положил камень и пошел вслед за ними. Поначалу он отнесся к спутнице Хусепе настороженно. Более того, сделал вид, будто перед ним незнакомка; правда, постепенно оттаял.

Увы, он знал, кто такая Кассиопея Витт. «Она работает на президента», – сказала ему Стефани Нелл.

Она позвонила ему в последний момент, когда Роуэн уже приготовился отправиться из Солт-Лейк-Сити на север.

– Последнее время она сошлась с Салазаром. В молодости они были любовниками, и она решила, что сможет добиться того, чего не смогли сделать другие. И добилась своего. Он ничего не подозревает.

Сенатор слушал Стефани со смешанными чувствами, злился и одновременно тревожился. Сколько раз федеральное правительство вмешивалось в дела их Церкви? Скольких шпионов подсылало к ним? Он уже сбился со счета. Причем все твердили, что такого быть не может. Мол, всё в прошлом. Увы, они заблуждались.

– Ее подослал Дэниелс. Он вот уже год следит за тобой и Салазаром. Ему помогал ваш Пророк, Чарльз Сноу.

Это ему самому известно.

– Я узнала про Витт и Сноу совсем недавно.

– Почему ты говоришь это мне?

– Потому что я желаю тебе успеха. Ведь от этого зависит успех и моего дела. Вот я и решила, что тебе эта информация тоже пригодится.

– Оно, конечно, спасибо, но что мне с ней делать?

– А вот это не моего ума дело. Заканчивай все, что ты там задумал, и, главное, не давай президенту передышки. Это все, что от тебя требуется.

Сказать по правде, Роуэн до сих пор не знал, что ему делать. Неужели сам Пророк – его враг? И сам президент? Неужели его главный союзник оказался шпионом? Он пока не нашел решения, однако был уверен: как только правда станет всеобщим достоянием, Хусепе решит, как ему поступить. Даниты изобретательны. Не было такого случая, чтобы Хусепе совершил нечто, что бы пошло во вред их Церкви. Его сердце чисто. Как конкретно поступить, Салазар решит сам. Надо воздать ему должное, он всегда умел найти оптимальное решение.

Так будет и сегодня.

Здесь, в Фальта Нада.

Какое удачное название. Ничто не исчезло…

 

Глава 65

Малоун бросился по тропе в направлении выстрелов, Люк – следом за ним. Вскоре из-за поворота показался огромный дом, построенный из дерева и камня, трехэтажный, с пузатыми окнами и острой крышей, из которой торчали две каменные трубы. Со всех сторон к нему почти вплотную подступали деревья. Сзади возвышалась гора, а перед входом раскинулась поросшая травой поляна.

Стефани легкой трусцой устремилась за ними следом.

– Это нужное место, – сказала она. – Они внутри.

– Я войду через главную дверь, – сказал Коттон Люку. – Ты проверь, что там сзади. – Он посмотрел на Стефани. – А ты жди здесь.

Нелл кивнула.

Люк с пистолетом в руке бросился направо, по тропинке, что вилась между деревьями.

Малоун пригнулся и перебежками подобрался к крыльцу из красного дерева, которое вело к парадной двери, расположенной на высоте десяти футов. Здесь он остановился и обернулся через плечо. Убедившись, что Стефани притаилась за стволом дерева, он поднялся по ступенькам. Кстати, те кое-где прогнили и грозили вот-вот треснуть под его ногами. Однако дом был в самом лучшем виде. За ним явно кто-то присматривал. Наконец Малоун поднялся на террасу, которая, судя по всему, огибала дом со всех сторон.

Дверь оказалась толстой сплошной доской, вставленной в крепкую деревянную раму. Малоун осторожно подергал ручку.

Заперто.

Он осторожно прошел по террасе, заглядывая в окна и прислушиваясь, но не услышал ни звука.

***

Люк стоял возле задней двери крытой террасы. Примерно в ста шагах позади него вздымалась гора, поросшая густым лесом. Он подергал дверь. Та оказалась заперта. Рядом с дверью имелись окна. Он заглянул в них. Его взору предстал огромный зал с некрашеными деревянными стенами, простыми колоннами и мощными балками под высоким покатым потолком.

Мебель была проста и функциональна. Диваны и кресла выделялись на коричневом фоне стен яркими пятнами. Другое окно открывалось в кухню с деревянными шкафчиками, гранитной столешницей и стальными кранами мойки.

Услышав рядом журчанье ручья, Люк обернулся и увидел вращающееся водяное колесо.

Нет, здесь явно что-то не так… Внутри дома стояла звенящая тишина.

Чтобы войти внутрь, ему придется выбить дверь из проема, но это для него пара пустяков. Одна беда – треск дерева выдаст его присутствие.

На террасе послышался какой-то шорох. Деревянный пол слегка завибрировал.

***

Малоун по террасе обогнул дом, заглядывая в окна. Изнутри тот напоминал типичное загородное жилище, а его размеры и внутреннее убранство свидетельствовали о достатке хозяев.

Тем не менее изнутри не доносилось ни звука. Неужели Роуэн и Салазар заметили их приближение и где-то спрятались?

Вряд ли.

Вскоре его догадка подтвердилась. Внутри на полу скопился слой пыли. Никаких следов. Ничего, что свидетельствовало бы о том, что кто-то вошел и вышел.

Это был тупик.

– Люк! – шепотом позвал он.

Его молодой напарник появился из-за угла дома.

– Я так и думал, что это ты… Здесь никого нет.

Малоун кивнул в знак согласия. С другой стороны, Стефани ведь сказала, что Роуэн, Салазар и Кассиопея направились именно сюда.

– Она обманула нас.

Оба, как по команде, бросились к переднему крыльцу. Стефани нигде не было. Малоун, перепрыгивая через две ступеньки, сбежал с крыльца и бросился к дереву, за которым она спряталась.

Никого.

Внезапно за его спиной раздался какой-то звук. Малоун резко обернулся и направил в ту сторону пистолет. Люк сделал то же самое. На тропе, поддерживаемый обоими данитами, показался Чарльз Сноу.

Малоун и Люк опустили пистолеты.

– Что здесь происходит? – спросил Сноу, убирая руки с плеч своих помощников.

– Стефани исчезла, – ответил Малоун.

– Дом пуст и на замке, – добавил Люк.

– Разве она вам не сказала? Этот дом – не Фальта Нада.

Малоун не сразу его понял.

– Он был построен позже, – пояснил Сноу и указал на гору. – Фальта Нада вон там, наверху. Это пещера. Ее невозможно не заметить.

***

Стефани спешила вверх по каменистой тропе, змеившейся по лесистому склону. Воздух здесь был заметно прохладнее. Она нарочно ввела Коттона и Люка в заблуждение, чтобы потихоньку улизнуть от них. Накануне вечером, пока они летели в Юту, Сноу сообщил ей кое-какие подробности.

– Есть нечто такое, что вы должны знать про это место, – сказал он. – Там будет дом, но это не Фальта Нада. Та расположена выше дома, внутри горы. Тропинку заметить легко. Это место обнаружил один из первых переселенцев. Согласно преданиям, он рубил лес, когда внезапно заметил следы кугуара. Следы привели его к высокому карнизу, где в склоне горы виднелась расселина, которая, в свою очередь, открывалась в пещеру. Наш герой исследовал ее изнутри. Пятьдесят лет назад мы провели туда электричество. Впрочем, там побывала всего горстка людей. Когда-то это было особое место, теперь почти забытое. В том факте, что Бригам Янг спрятал там золото и то, что послал ему Линкольн, – нет ничего удивительного.

Малоун прав. Эту кашу заварила она, и только она должна лично расставить в этой истории все точки над «i». Как это сделать – Нелл еще для себя не решила, но это лишь вопрос времени. Вряд ли Коттон и Люк ее найдут. Местоположение Фальта Нада им неизвестно. Нет, конечно, Чарльз Сноу разъяснит им их ошибку, но к тому моменту, когда они вернутся к машинам, узнают правду и двинутся вслед за нею, все уже кончится.

Стефани увидела впереди вход в пещеру, обрамленный сосновыми шестами, поросшими мхом. Железная дверь стояла открытой, покореженный замок валялся на земле. Нелл подняла его и повертела в руках. Теперь ей было понятно, зачем были сделаны те три выстрела.

Стефани бросила замок на землю и достала пистолет. Впереди виднелся освещенный проход. Пора делом подтвердить свои принципы.

Два шага, и она уже внутри.

***

Малоун был в ярости. Это он подтолкнул Стефани, и вот теперь она решила ввязаться в нечто такое, к чему была совершенно не приспособлена.

– Что-то мне все это не нравится, папаша, – заметил Люк, пока они спешили вверх по тропе.

– Они ее пристрелят.

– Мы этого не допустим.

– Задача ясна и понятна. Но, к сожалению, мы не знаем, что там, наверху. Если только тебе неизвестно что-то такое, чего не знаю я.

– Представь себе, нет. Меня она тоже держала в неведении.

Малоун бросил взгляд на тропу. Похоже, на сей раз их опередили.

– Нас с тобой сегодня двое, ты и я, – сказал он Люку.

– Да я уже и сам понял. Можешь на меня положиться.

 

Глава 66

Кассиопея застыла в изумлении. Подземный зал, в котором они стояли, был около двадцати метров в ширину, еще больше в длину и почти столько же в высоту. С потолка свисали сосульки сталактитов, похожие на иголки кристаллы и спиральные геликтиты.

Рядом, тонкий и полупрозрачный, как бумага, струился волнистый полог оранжевого кальцита. Свет ламп просачивался сквозь него, создавая удивительное сияние. На стенах, напоминая попкорн, торчали светлые каменные наросты. В центре зала располагалось подземное озеро – его зеленая поверхность была гладка и неподвижна. Рядом с озером стоял каменный постамент, на котором высилась огромная статуя ангела Морония. Достигавшее четырех метров в высоту, с трубой в руках, это каменное изваяние было покрыто листовым золотом.

Кассиопея шагнула ближе.

– «И увидел я другого Ангела, летящего посередине неба, который имел вечное Евангелие, чтобы благовествовать живущим на земле и всякому племени, и колену, и языку, и народу», – сказал Роуэн. – Откровение Иоанна, глава четырнадцатая, стих шестой. Мороний – наш небесный посланник. Это гипсовый оригинал, с которого сделана бронзовая статуя наверху храма в Солт-Лейк-Сити. Сюда его привез сам Бригам Янг.

Хусепе в благоговении застыл перед ним.

– Это ангел света, одетый в свободные белоснежные одежды. Такой ослепительной белизны не видел никто. Любые слова бессильны передать, насколько он прекрасен.

Роуэн кивнул.

– Ты цитируешь пророка, ибо именно так Джозеф Смит описывал Морония. Именно таким мы и пытаемся его изображать.

– Но ведь он золотой, а не белый, – возразила Кассиопея.

– Мы просто хотим подчеркнуть исходящее от него сияние.

Кассиопея ему не поверила. Когда-то она прочитала о том, откуда Смит позаимствовал это имя. А позаимствовал он его из рассказов об охотнике за сокровищами по имени Уильям Кидд. Согласно легенде, Кидд закопал свои сокровища на Коморских островах. Мороний – так называлась столица островного государства. Смит так же назвал гору, где он якобы обнаружил золотые таблички, Кумора. Совпадение? Если да, то какова его вероятность?

– Это подземный храм, – пояснил Роуэн. – Он был построен Пророками давно как дом молитвы. Сейчас здесь почти никто не бывает. Но именно здесь Пророк Бригам Янг спрятал то, что передал ему на хранение Авраам Линкольн.

Кассиопея уже успела рассмотреть подземный зал. Кроме статуи и электричества, здесь не было ничего, что было бы создано человеческими руками.

– Один раз, когда я был в этом месте, – продолжал Роуэн, – здесь были выставлены испанские артефакты – кусочки железа и кости, пуговицы, ярма для переноски грузов. Последние были вырезаны из кедра и имели примерно три фута в ширину. В центре имелась выемка, чтобы надевать их на шею. На каждом конце были зарубки, чтобы было удобнее привязывать тяжелые сыромятные мешки с рудой. Просто удивительно, как они уцелели на протяжении стольких веков!

Сегодня никаких артефактов Кассиопея здесь не заметила.

– И где нам искать? – нетерпеливо спросил Хусепе.

– Одну минуточку, – сказал Роуэн. – Прежде всего нужно кое-что уладить. – Сенатор ткнул пальцем в Кассиопею. – Эта женщина – шпионка.

***

Это заявление повергло Салазара в шок.

– Шпионка? Вы ошибаетесь!

– Я? Ошибаюсь? Спроси себя, Хусепе, почему эта женщина вдруг снова вошла в твою жизнь? После стольких лет, причем именно сейчас?

– Она помогала мне.

– Как обычно помогают шпионы тем, за кем следят. Иначе как, по-твоему, они втираются в доверие? Ты вчера расспрашивал меня, как я узнал про это место. И я сказал тебе, что у меня есть источник в правительстве, близкий к нашим врагам. Так вот, этот источник не только сообщил мне местонахождение документа, но и то, что эта женщина работает на президента США.

– И вы поверили? – спросила Кассиопея. – Конечно, ваши враги хотят внести в ваши ряды разлад и смятение. И лучший способ сделать это – сообщить ложную информацию.

– Тогда откуда источник знал ваше имя? – спросил Роуэн. – Откуда ему вообще было знать о вашем существовании?

Салазар застыл в ожидании ответа.

– Могу лишь предположить, – сказала Кассиопея, – что ваш источник работает в разведке и знает, чем занимался Малоун.

– Интересно, что вы упомянули его имя. По словам моего источника, вы не просто знакомы с Коттоном Малоуном. Вас связывают романтические отношения.

– Это так? – взревел Салазар.

***

Кассиопея поняла, что угодила в ловушку.

Стефани нарочно подставила ее – не иначе как в наказание за то, что не выходила на связь, и за кражу часов. И вот теперь Хусепе разъярен.

Выбор невелик: солгать или сказать правду.

***

Салазар ждал ответа, не зная, что сейчас услышит из уст Кассиопеи. То, что она не стала с ходу все отрицать, дало ему небольшую паузу. Сердце бешено застучало в груди, дыхание стало частым и поверхностным. Голова закружилась.

И ему явился ангел. Он застал в воздухе рядом со статуей Морония. Увы, сегодня на его лице не было привычной улыбки.

– Возможно, мы ошибались в ней.

Хусепе не ответил, лишь кротко покачал головой, отказываясь признать очевидный факт.

– Тебе нечего стыдиться, Хусепе. Время притворства закончилось. Открой меня им. Пусть они знают, что Пророки на твоей стороне.

Он никому еще не рассказывал про ангела.

– Ты на что смотришь? – спросил его Роуэн.

Хусепе проигнорировал его вопрос и продолжал взирать на незримого гостя.

– Защити меня.

Он увидел на лице ангела нечто такое, чего ни разу не видел раньше. Тревогу. Правая рука тотчас нырнула под полу пиджака и извлекла пистолет.

***

Стефани медленно пробиралась сквозь тесный проход, следуя за светом и голосами. Она уже пересекла маленький зал и вскоре шагнула в большой, где незаметно притаилась за каменными наростами. Нелл слышала разговор Роуэна, Салазара и Кассиопеи. Салазар был в ярости, узнав то, что сказал ему Роуэн.

– Хусепе, – произнес сенатор, – я говорю чистую правду. Эта женщина – шпионка. Она ничем не отличается от тех, кто предал нас в Годы Испытаний. Вспомни, сколько наших братьев были брошены за решетку из-за шпионов. Я – твой Старейшина. Я ни разу тебе не солгал и не лгу сейчас.

Но взгляд Салазара был устремлен не к сенатору, а к статуе на постаменте. Подняв голову к потолку, он смотрел куда-то вдаль.

Странно.

В правой руке Салазара возник пистолет. Стефани вытащила свой.

Нет, это лишь усугубит ситуацию.

Ей был дан лишь один путь. Когда Нелл только вошла сюда, она еще не знала, что ей делать, но теперь дорога была ясна. Положив пистолет, она вышла из своего укрытия и произнесла:

– Он говорит правду.

Все трое резко обернулись в ее сторону.

– Его источник – это я.

***

Роуэн был в шоке. Что забыла здесь Стефани Нелл? Это ведь не ее ума дело.

Она медленно двинулась в их сторону. Дуло пистолета в руке Салазара смотрело прямо на нее. Роуэна насторожил безумный взгляд испанца.

– Кто вы такая? – потребовал ответа Салазар.

– Стефани Нелл. Министерство юстиции США. Скажи ему, Кассиопея, скажи ему всю правду.

– Какую правду? – выкрикнул Салазар.

Стефани посмотрела Кассиопее в глаза.

– Скажи ему то, что ты хотела сказать.

– Роуэн прав. Да, я шпионка.

На лице Салазара возникла растерянность.

– Быть того не может. Я вам не верю.

– Но это так, – сказала Кассиопея. – Эта женщина от имени американского правительства дала мне задание вступить с тобой в контакт, что я и сделала. Но я действовала в одиночку. – Она на мгновение умолкла. – Я помню тебя как доброго, порядочного человека. Эта память дорога мне. Что случилось, Хусепе? Что изменило твою душу?

Салазар промолчал. Вместо ответа он снова устремил глаза к статуе, что-то неслышно шепча себе под нос.

– Что ты там видишь? – спросила Кассиопея.

– Брат Салазар, – окликнул его Роуэн.

– Здесь Пророк Джозеф. Он со мной вот уже какое-то время. – Салазар наставил на Кассиопею пистолет. – Он, как и я, тоже поверил тебе.

– Она не единственная, кто тебя обманул, – сказала Стефани. – Сенатор тоже шпион.

 

Глава 67

Люк не шутил, когда сказал Малоуну, что тот может на него положиться. Стефани обманула их обоих и еще поплатится за это. Так что действовать им теперь только вместе. Никаких споров, никаких препирательств. Малоун прекрасно просчитал действия Кассиопеи Витт в Айове и потому всегда опережал ее на один шаг. Кстати, Стефани он тоже знает гораздо лучше его самого. Увы, к несчастью для них обоих, сейчас они отставали от этой своры как минимум на два шага.

Двое мужчин рысцой бросились вверх по лесной тропе. Оказавшись внутри расщелины, они быстро обнаружили небольшой освещенный зал, после чего второй тоннель привел в еще один, бо́льших размеров. Казалось, будто они попали в сказочный мир: причудливые каменные колонны, искрящиеся в свете ламп кристаллы…

Малоун поднял руку, приказывая Люку остановиться. Откуда-то изнутри зала доносились голоса.

Подкравшись ближе, они увидели Кассиопею, Роуэна и Салазара. Последний сжимал в руке пистолет, дуло которого была направлено на Стефани. Та стояла в футах двадцати от испанца, подняв над головой руки.

Первым порывом Люка было броситься ей на помощь. У них с Малоуном два пистолета, а у Салазара только один. Коттон как будто прочел его мысли и покачал головой.

***

Представшее взору зрелище Малоуну не понравилось.

Стефани либо кто-то выдал, либо она выдала себя сама. Коттон склонялся ко второму. Особенно после того, как заметил лежавшую рядом с большим валуном «беретту». Похоже, Стефани пошла на обман, чтобы опередить их и добраться сюда первой. По всей видимости, она решила, что они вернутся к Чарльзу Сноу, от которого узнают про пещеру. Это давало ей фору минут в пятнадцать-двадцать.

Им повезло. Они потеряли лишь минут восемь-десять и успели вовремя.

Теперь же главное – не ошибиться.

***

Стефани стояла лицом к Салазару, подняв руки над головой. По идее, ей должно было быть страшно. Но страха не было. Дэнни Дэниелс сказал ей, что если вдруг вмешается кто-то третий и устроит неразбериху, то вмешиваться не надо, пусть так и будет. Стефани поняла намек: если неразбериху устроишь ты сама, то оно даже лучше.

– На что ты намекаешь, говоря, будто Старейшина Роуэн шпион? – потребовал ответа Салазар.

– Он вот уже много лет заседает в Сенате. Он дал клятву соблюдать конституцию и законы этой страны. Он – одна из самых влиятельных фигур в Вашингтоне.

– Но я еще и Святой Последних Дней, – возразил Роуэн. – И мой долг перед моей верой перевешивает мой долг перед этой страной.

Отлично. Главное – не спешить. В этом деле правильно выбранный момент решает все.

– Сенатор сказал о Кассиопее правду. Когда я узнала про фото, на котором изображены вы с ней, я решила, что у тебя остались к ней теплые чувства. Я спросила у Кассиопеи, согласна ли та вновь напомнить о себе, и она согласилась.

– Это правда? – спросил Салазар.

Кассиопея кивнула.

– Мне было сказано, что ты вовлечен в некую противозаконную деятельность. Что на твоей совести ряд убийств. Я решила обелить твое имя.

– Убийств? – удивился Роуэн.

– Он убил одного человека в Мичигане из-за мормонского журнала, – пояснила Стефани, – а потом одного моего агента.

Было видно, что сенатор потрясен услышанным.

– Хусепе, – обратился он к Салазару, – скажи мне, что она лжет.

***

Салазар посмотрел на ангела в ожидании совета.

– Они не знают, с чем нам приходится сталкиваться. Мы охраняем «святых» и все, что им дорого. Так хотел сам Старейшина Роуэн. Он не может жаловаться на то, как мы это делаем.

– Агент был послан затем, чтобы уничтожить нас, – сказал Салазар. – Моя задача состояла в том, чтобы этого не допустить. Агент не был убит. Его просто настигло воздаяние. Теперь он на небесах, рядом с Господом.

– Ты избил его, – сказала Стефани, – а потом застрелил. У него были жена и дети.

– То вина этой женщины, а вовсе не твоя.

– Хусепе, это правда? – повторил Роуэн.

– Не бойся.

– Правда.

– В таком случае ты взял на себя грех.

– Мы всегда предлагали нашим врагам воздаяние. Так было в самом начале, так будет всегда.

– Неправда, – возразил Роуэн. – Мы давно отказались от насилия. Оно никогда не может быть средством достижения цели. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы «святые» обрели долгожданную свободу, не прибегая при этом к насилию.

Он не ослышался? Его укоряют за то, что он сделал? А Кассиопея?

– Почему ты лгала мне? – спросил Хусепе. – Почему ты так поступила со мной?

– Потому что так надо было. То, что ты сделал, – это ужасно.

– Как она смеет? Она должна знать свое место.

– Я дал клятву слушаться пророков. Именно так я и поступил.

– Когда ты предложил воссоздать данитов, – произнес Роуэн, – мне и в голову не могло прийти, что ты зайдешь так далеко.

– Он слаб, Хусепе. И глуп, как и все остальные. Такое нельзя терпеть. Мы с тобой не можем больше это терпеть. Ни минуты.

Ангел прав.

– Пророк Джозеф говорит мне, что ты ошибаешься, – сказал он.

– Пророк Джозеф вот уже сто пятьдесят лет как мертв, – возразила Стефани.

– Заткнись! – рявкнул Салазар и нацелил пистолет прямо ей в грудь. – Только попробуй сказать это еще раз. Он жив.

– Спроси насчет Старейшины. Мы должны знать, с нами он или против нас.

– Он предатель? – спросил у Стефани Салазар и махнул пистолетом в сторону Роуэна.

***

Роуэн пока не вмешивался в дела Салазара и не задавал лишних вопросов. Чего он никак не ожидал, так это того, что всплывут какие-то убийства.

– Ты действительно убил того человека в Мичигане, как говорит мисс Нелл? – спросил он.

– Нам нужен был его журнал, но он отказался его нам продать. И поэтому получил воздаяние за свой грех.

– Это какой же, если не секрет?

– Алчность, что же еще. Мы сегодня находимся здесь частично благодаря моему милосердию по отношению к нему.

– Ты называешь убийство милосердием? – не поверил своим ушам Роуэн.

– Так завещал Пророк. – Салазар вновь повернулся к Стефани. – Так этот Апостол – предатель?

– Мы здесь для того, чтобы найти документ, который Авраам Линкольн передал на хранение мормонам. Спроси у него, где этот документ.

Этот вопрос задавал себе сам Роуэн. Он по наивности решил, что как только попадет сюда, все тотчас же станет ясно. Увы, внутри пещеры не было ничего, кроме камней, подземного озера и статуи. Но ведь именно на это место указывал Линкольн. А еще он видел надпись на внутренней крышке часов. Правда, Роуэн исходил из предположения, что и часы, и рисунок – подлинные.

– Это она сказала мне, что искать нужно именно здесь, – сказал он, указав на Стефани.

– Все верно, – согласилась та. – Это то самое место, которое Бригам Янг указал Линкольну. Место, где хранилось золото мормонов. Линкольн выгравировал его название изнутри на крышке часов. Так где же документ?

Ее вопрос был адресован Роуэну.

Тот заметил, что Салазар ждет ответа. Увы, ответа у него не было.

Стефани опустила руки.

– У него нет ответа, потому что здесь ничего нет. Он тебе не союзник. Более того, он твой враг. Сначала он говорит тебе, что не имеет ничего против данитов, а затем расстраивается из-за того, какими методами те действуют. Он требует результатов, а потом жалуется, что они получены неправедным путем. Он уважаемый член Сената. Он – часть правительства США. Неужели ты думаешь, что он хотя бы на миг возьмет на себя ответственность за твои преступные деяния?

Она нарочно подначивала Салазара.

– Не слушай ее! – крикнул Роуэн.

Салазар повернулся к нему.

– Это почему же? Потому что она говорит правду?

– Хусепе, пора прекращать это дело.

– О, это еще начало. Будет еще хуже, – заявила Стефани. – Сейчас сюда спешат другие агенты. Вскоре все закончится. И сенатор Роуэн это прекрасно знает. Мы вместе разработали этот план.

Роуэн шагнул к Салазару. Но тот направил пистолет ему прямо в грудь. Сенатор застыл на месте.

– Хусепе, – спокойно произнес он. – Выслушай меня.

***

Кассиопея молчала – слушала и пыталась понять глубину безумия Хусепе. Он утверждал, будто видит перед собой Джозефа Смита. Впрочем, в его взгляде промелькнула и боль, когда она – второй раз в жизни – ранила его прямо в сердце.

– Никому не двигаться! – приказал Хусепе, обращаясь к Роуэну.

– Скажи, Пророк еще здесь? – спросила Кассиопея.

– Он наблюдает за вами так же, как и за мной.

– И давно ты его видишь?

– Уже много лет. Но лишь недавно он признался мне, кто он такой. Раньше я думал, что это Мороний.

– Скажи, это Пророк велел тебе убить моего агента? – спросила Стефани.

Салазар злобно посмотрел на нее.

– Он велел мне предложить ему воздаяние за его грехи, чтобы тот смог познать вечное блаженство. Что я и сделал.

– Они обманули тебя, – сказала Стефани. – Роуэн и Кассиопея.

– И все же вот он я, целюсь в тебя из пистолета.

Кассиопея поняла: Стефани нарочно провоцирует Салазара, и если так будет продолжаться и дальше, тот сорвется.

– Хусепе, я прошу тебя опустить пистолет. Все кончено.

– Кончено? Это только начало! Скажи ей, Старейшина Роуэн. Скажи ей о своем великом виде́нии, которое вскоре станет реальностью.

– Да, сенатор, – поддержала его Стефани. – Расскажи нам о светлом будущем. Разумеется, чтобы оно наступило, тебе потребуется документ, подписанный Отцами-Основателями. Ты вспомнил, где он находится?

– Ты меня подставила, – огрызнулся Роуэн. – Ты нарочно подталкивала меня, чтобы заманить в ловушку.

– Я говорила тебе только правду – всегда. Фальта Нада – эта фраза начертана изнутри часов Линкольна. Письмо Мэри Тодд – настоящее, как и записки Мэдисона. И все это я передала тебе. Кстати, ты, случайно, не делился ничем из этого с кем-нибудь из здесь присутствующих?

– Прекрати! – выкрикнула Кассиопея.

– Вот как? – удивилась Стефани. – Это с какой стати? Ты ведь сама не желала останавливаться, когда отправилась в Австрию! Или когда полетела в Айову… Ну конечно, твой бывший любовник не знал правды. Ты лгала ему. Использовала его. Выполняла мое поручение.

– Заткнись!

Стефани сделала шаг навстречу Хусепе.

– Спроси своего Пророка, какое наказание причитается за ложь?

***

Салазар больше не хотел это слушать, но что он мог поделать? Кассиопея сама призналась, что лгала ему, а Старейшина Роуэн не знал, зачем они сейчас здесь. Что наводило на вопросы. Выходит, его подставили? Эта женщина только что заявила, что сейчас сюда прибудут другие агенты. Может, ему стоит призвать на помощь своих верных данитов?.. Да, но как он это сделает, пока находится здесь, в пещере? И что ему делать с Кассиопеей, Роуэном и этой Стефани Нелл?

– Эта женщина права, Хусепе. Наказание за ложь должно быть строгим. За нее полагается воздаяние. Все эти три души нуждаются в твоей милости. Убийство ради спасения души не считается убийством.

 

Глава 68

Довольно разговоров, подумал Малоун. Салазар безумен. Это понятно даже ребенку. Да, но он вооружен. Можно, конечно, открыть огонь и прорваться в пещеру, но где гарантия, что вместе с Салазаром они не пристрелят кого-то еще?

Нет, нужно действовать тоньше.

Коттон слушал, как Стефани провоцирует Салазара, пытается вложить ему в уши мысль о том, что и Кассиопея, и Роуэн – предатели. Ему было понятно, чего она добивается, но он не позволит, чтобы она и Кассиопея подставляли себя под пули.

– Кажется, нам пора, – шепнул он Люку. Тот кивнул.

Малоун качнул головой и подал ему знак, взмахнув пистолетом.

– Только не этих.

Люк, похоже, его понял. Но и он был не столь наивен.

– Сдается мне, у тебя два пистолета? – шепотом спросил Коттон.

Люк закатал правую штанину. К ноге был привязан небольшой револьвер; когда-то и он сам носил точно такой. Люк отцепил револьвер и передал его Малоуну. Тот засунул револьвер Люку за ремень.

– Держись впереди меня, – одними губами произнес он.

***

Стефани знала, что в этом месте ничего нет. Перед тем как ей уехать из Блэр-хаус, Дэнни Дэниелс сказал ей, что когда-то этот документ действительно хранился здесь. Но только во времена Линкольна. Чарльз Сноу рассказал президенту все. Тот, в свою очередь, передал информацию ей. Она не стала делиться ею с Роуэном. Ей нужно было, чтобы Роуэн, а вместе с ним Салазар и Кассиопея приехали сюда. Если она права – а двадцать лет службы в разведке кое-чему ее научили, – то Коттон и Люк сейчас где-то поблизости.

– За ложь положено суровое наказание, – изрек Салазар. – Так было всегда.

– Но ведь я не лгу, – возразила Стефани. – Более того, из всех присутствующих только я говорю правду. Сенатор Роуэн до сих пор не сказал тебе, где находится документ. Он не может этого сделать, ибо это ему неизвестно. Его местонахождение известно лишь мне одной. Мне нужно было, чтобы вы приехали сюда. Здесь ты в моих руках. Он – тоже участник этого плана.

– В твоих руках? – удивился Салазар.

Стефани посмотрела ему в глаза.

– За убийство моего агента тоже положено суровое наказание.

– Бригам Янг совершил ошибку, поверив федеральному правительству, – сказал Роуэн. – Линкольн был исключением, но остальные президенты, которые были после него – все до одного, – змеи подколодные. Хусепе, эта женщина такая же, как и они. Я никогда не доверял правительству. И ты это знаешь.

– Покажи мне документ, – потребовал Салазар.

Стефани услышала в его голосе решимость. Что это? Проверка?

***

– Федеральные агенты! – выкрикнул Малоун, не выходя из тоннеля в пещеру. – Все кончено, Салазар! Оружие на землю!

Выкрикнув эти слова, Коттон выглянул из-за каменного выступа. Испанец отреагировал мгновенно: он одним прыжком подскочил к Стефани и, обхватив ее рукой за горло, приставил дуло к сонной артерии.

– Выходите! – крикнул он.

Малоун сделал знак Люку. Тот шагнул вперед. В обеих руках у него было по «беретте». Руки они нарочно подняли высоко, чтобы Салазар видел, что они вооружены. Малоун надеялся, что Салазар сейчас не в том состоянии, чтобы соображать ясно и четно. Так что очевидного будет достаточно.

– Бросьте ваши «пушки» в воду! – потребовал Салазар.

Оба на минуту задумались, затем подчинились.

– И больше никого? – спросил Салазар.

– Лишь мы двое, – ответил Люк, – но и этого достаточно.

Малоун даже улыбнулся. Чем-чем, а куражом Бог его напарника не обидел.

Люк шел примерно на фут впереди него, с револьвером за поясом. Малоун поймал на себе взгляд Стефани и попробовал догадаться, о чем она сейчас думает. Затем посмотрел на Кассиопею. Взгляд той был устремлен мимо него, куда-то в пространство. Нет, что касается ее, эта история зашла явно не туда.

– Зря я не застрелил тебя в Зальцбурге, – сказал Салазар. – У меня была такая возможность.

– И что же тебя остановило? – спросила Стефани.

Салазар промолчал. Нелл указала на Кассиопею.

– Не иначе как она.

***

Кассиопея неплохо изучила Коттона и точно знала: он никогда не явился бы сюда, не будь уверен в успехе. Он и его молодой напарник – парень из Айовы – слишком уж охотно расстались с оружием. С тем же успехом они могли бы открыть огонь из засады. Вместо этого они стояли в эти минуты перед Салазаром, беспомощно подняв над головой руки.

Но так ли уж беспомощно?

– Хусепе, я прошу тебя! – взмолилась она. – Опусти оружие. Не делай этого.

– Ты с ним знакома? – спросил Салазар.

Кассиопея кивнула.

– У тебя с ним… отношения?

Кассиопея на минуту задумалась. Лгать не было смысла.

Очередной кивок.

– То есть ты мне лгала! – выкрикнул Салазар. – Ты не пережила никакого пробуждения! Слова Пророка оставили тебя равнодушной. Ты насмехаешься над всем, что свято!

– Ты не тот, кого я знала раньше.

– Я точно такой же, как и раньше. Я был и остаюсь преданным последователем Пророка Джозефа Смита. Небесный Отец послал мне этого Пророка. И он теперь здесь, следит за вами всеми. Он ведет меня за собой. И он никогда не лжет!

– Тебе так кажется, – возразила Кассиопея.

Салазар, положив на спусковой крючок дрожащий палец, обвел их дулом пистолета. Кассиопея знала: Хусепе отличный стрелок, но сегодня ему мешает его замутненный ум.

– Брат Салазар, – произнес Роуэн. – Я ухожу. Я отказываюсь дальше участвовать в этом спектакле.

– Вот видишь? Он уходит, а грязную работу оставляет тебе, – сказала Стефани. – Таким образом, он снимает с себя ответственность. Спроси у своего призрака, того ли тот ждет от своего Апостола.

Взгляд Хусепе переместился к статуе и пару секунд задержался на ней.

– Ты действительно его видишь? – спросила Кассиопея.

Салазар кивнул.

– Он прекрасен.

– Хусепе! – окликнул его Роуэн; в его голосе слышалось сочувствие.

– Видишь, что он о тебе думает, – подал голос Коттон. – Он позволил тебе убить того агента в Дании. Его это устроило, ведь курок спускал не он. Теперь ему все равно, если ты сделаешь с нами то же самое. Ведь убийца все равно не он.

Роуэн повернулся и направился к выходу.

– Стой! – крикнул Хусепе.

Сенатор остановился и, обернувшись, спросил:

– И что ты сделаешь? Застрелишь меня? Я – член Кворума Двенадцати Апостолов. Твой долг повиноваться мне. Надеюсь, эти слова для тебя что-то значат?

– Он нарочно оставляет тебя одного, – сказала Стефани. – Чтобы ты нас перестрелял. Но тебе нас не перестрелять. Потому что ты в наших руках. Неужели ты поверил, что я захватила с собой лишь двоих агентов?

Собственно говоря, Кассиопея тоже так считала. Хусепе уже натворил страшных дел. И не дай бог, если натворит еще.

***

Мысли путались в голове Салазара. Он посмотрел на ангела.

– Я был Пророком, провидцем, предсказателем. Я был диктатором в делах Божьих. Долг правоверных – слушать меня и поступать так, как я им велю.

Хусепе это всегда знал.

– Я поставил перед собой цель – построить на земле царство, не подвластное законам никакого правительства. Мы сами создадим своим законы, и наши собственные поверенные будут следить за их исполнением. Когда наши эдикты будут доведены до сведения народа, не последует ни единого слова против – люди будут свято чтить и исполнять их.

Он тоже мечтал об этом.

– Брат Салазар, – вывел его из задумчивости голос Роуэна. – Посмотри на меня.

Хусепе оторвал взгляд от видения.

– Там никого нет. Джозеф Смит давно мертв. Он не может вести тебя за собой.

– Он святотатствует. Он оскорбляет меня. Я – его Пророк. Заставь его покориться мне.

***

Люк весь напрягся и приготовился действовать. Нервы его были взведены, как пружина. От Салазара можно ждать чего угодно, и его задача – не допустить кровопролития. Он чувствовал, как в спину ему упирается револьвер. Малоун стоял позади, чуть левее, чтобы при необходимости схватить оружие в правую руку. Но только не в тот момент, когда Салазар на них смотрит. Его следовало отвлечь, но так, чтобы при этом никто другой не пострадал.

– Брат Салазар, – произнес Роуэн. – Я стану молиться Небесному Отцу о твоей душе, ибо ты заплутал в потемках.

– Если это так, – подала голос Стефани, – то все из-за тебя. Скажите мне, сенатор, ведь это вы надоумили его возродить отряд данитов? Кто, как не вы, направлял каждый его шаг? Кто отдавал приказы? И кто им подчинялся? А ты, Хусепе, спроси себя, этот человек, этот сенатор Соединенных Штатов, он с тобой или против тебя?

Салазар был явно растерян.

– Ну так как? – спросил он у Роуэна. – За или против?

***

Салазар ждал ответа на свой вопрос. Ждал его и ангел, глядя на Роуэна суровым взглядом.

– Я не поощрял и не оправдывал убийств, – произнес сенатор. – Никогда.

– Мы никого не убивали, – шепнул ангел. – Мы спасали грешников от вечной холодной тьмы. Мы делали правое дело. И вот он против нас. Он против нас, Хусепе. Эта женщина говорит правду.

– Я не совершал никаких убийств. Я лишь помогал обрести спасение грешникам. Так у нас заведено.

– Неправда, – возразил Роуэн. – Никто и ничто в нашей Церкви не оправдывает такого зверства. Убив этих людей, ты сотворил зло.

Салазара задел его упрек.

– У нас была великая мечта, – продолжал сенатор. – Новый Сион. Так, как о том мечтал Пророк Джозеф. И она все еще осуществима. Но ты своей глупостью поставил ее под угрозу.

– Где документ?! – рявкнул Салазар.

– Я думал, что он здесь. Но я ошибся.

– А теперь он рассчитывает оставить тебя на растерзание твоим врагам.

Роуэн повернулся и зашагал прочь. Все другие остались стоять, глядя ему вслед.

Салазар по-прежнему сжимал в руке пистолет. Дрожащий палец лежал на спусковом крючке. Кассиопея посмотрела на него; в ее взгляде читалась мольба.

– Давай.

Не могу.

– В таком случае ты ничуть не лучше его. Ты подвел меня.

Этот упрек больно его задел. Ангел был с ним давно, вот уже много месяцев упорно ведя его к этому моменту, когда он, Хусепе, должен решить для себя, что для него более важно.

Настоящее или вечность?

Ему всегда казалось, что выбор очевиден. Он всем сердцем был предан пророкам.

Хусепе вскинул пистолет и выстрелил.

***

Сначала Роуэн услышал выстрел, а в следующий миг пуля пронзила ему сзади правое плечо. Ощущение было такое, будто кто-то с силой его толкнул, а затем внутри взорвалась боль, какой он ни разу в жизни не чувствовал.

Шатаясь, сенатор сделал еще несколько шагов, затем повернулся. Боль одновременно подорвала его силы и наполнила тревогой.

Салазар продолжал сжимать в руке пистолет.

Роуэн хотел возмутиться, спросить, зачем испанцу понадобилось в него стрелять, ведь это такая глупость, но в следующий миг грянул еще один выстрел.

И окружающий мир исчез.

 

Глава 69

Стефани смотрела, как умирает сенатор Таддеус Роуэн.

Никто из присутствующих не пошевелился. Все сохраняли полную неподвижность с того мгновения, когда Салазар окончательно решил проблему.

Один устранен.

Теперь предстояло устранить второго.

***

Судорожная гримаса исказила лицо Кассиопеи, когда она увидела, что Хусепе совершил убийство. Первым ее ощущением было отвращение, вторым – гнев.

– Это вы во всем виноваты! – крикнула она Стефани. – Вы толкнули его на убийство.

– Этот человек – убийца. Более того, он самый настоящий маньяк. Ведь он полагает, что совершает доброе дело.

– Я – воин Божий. Служитель Пророков, – с пафосом изрек Салазар, на сей раз наведя ствол на Стефани. – Ну! Давай! На колени!

– Этого хочет ваш ангел?

– Ты смеешься над ним?

Кассиопея решила сделать попытку все исправить:

– Хусепе. Пожалуйста. Оставь этих людей. И давай уйдем отсюда. Вместе.

– Ты лгала мне. Использовала меня. Ты такая же, как они.

– Я не такая, как они.

Хусепе махнул пистолетом в сторону Стефани.

– Я же сказал тебе: быстро встань на колени.

***

Малоун понял: похоже, ситуация выходит из-под контроля.

Салазар безумен. Но это не значит, что им нельзя управлять. Более того, его нынешнее состояние может существенно облегчить задачу. Перехватив взгляд Стефани, он едва заметно кивнул, чтобы показать ей, что не оставит ее в беде.

Та медленно опустилась на колени на каменный пол.

Люк стоял прямо перед Салазаром. Пистолет был на расстоянии менее фута от него, но, кроме агента, этого никто не видел. Он попытался вспомнить, что прочел в той книжке в магазине. Салазар жил в прошлом, и прошлое станет оружием Люка.

– Здесь, – начал Люк, – земля обетованная и место для града Сиона. И так речет Господь Бог ваш: если хотите получить мудрость – вот мудрость.

– Тебе известны «Учения и Заветы»?

– Я читал их. Истинно слово Господне, что град Новый Иерусалим будет построен собранием «святых».

– И мы построили его. В Огайо. В Миссури, в Иллинойсе. И, наконец, в Солт-Лейк-Сити. Если тебе известно наше учение, ты должен знать также слова Пророка Джозефа о том, что Сион может быть обретен только силой.

– Но у тебя ее нет.

– У меня есть этот пистолет. И передо мной на коленях стоит мой враг. И все вы – в моей власти.

– Вы, Старейшины Израилевы, не вступили ли в завет с Богом и не поклялись ли, что не предадите друг друга? В завет не возвышать свой голос против помазанника.

Люк цитировал прочитанное. Слова одного из первых Старейшин Мормонской церкви.

– Каждый «святой» признает это, – согласился Салазар. – Мы должны держаться вместе. Мы черпаем силу в нашем единстве.

– И тем не менее вас окружали обманщики, – заметила Стефани.

***

Салазар попытался сосредоточиться, но его с разных сторон атаковала масса противоречивых впечатлений. К счастью, ангел не оставлял его; он молча наблюдал, давая ему время поразмыслить. Салазар ненавидел их всех, в том числе и Кассиопею. Старейшина Роуэн лежал на земле. Он не шевелился – значит, почти наверняка был уже мертв.

– Пролитие человеческой крови необходимо для искупления греха, – произнес ангел. – Апостол согрешил. И теперь он с нашим Отцом Небесным. Он счастлив, и когда-нибудь ты услышишь от него слова благодарности за то, что совершил по отношению к нему сегодня. Его исстрадавшаяся душа могла быть спасена только пролитием его крови.

Осознание этого успокоило совесть Салазара.

Но ведь Роуэн был избранным.

Может быть, все-таки он, Хусепе, поступил неправильно, взяв на себя искупление его грехов?

– Не бойся, если в Сионе начнутся расспросы. Если б я хотел найти лучших людей на свете, то отправился бы искать их в Сион. И если б мне нужно было отыскать самое страшное воплощение зла, я бы тоже отправился искать его в Сион. Ибо там, среди людей Божьих, я могу найти и самых отпетых негодяев.

Это объясняет предательство Роуэна.

– Но что мне делать теперь? – мысленно задал вопрос Салазар, обращая его к видению.

Его враг все еще стоял перед ним на коленях.

– Ее грехам надлежит быть искупленными.

Салазар согласился.

– Грехам их всех надлежит быть искупленными.

Включая и грехи Кассиопеи?

– Ее – в первую очередь. Ведь она предала тебя нашим врагам.

– Салазар!

Голос Малоуна отвлек его от общения с ангелом.

– Все закончилось.

– Вовсе нет.

– Закончилось, – сказала Кассиопея.

Салазар направил пистолет на нее.

– Молчи. Вы все молчите. У вас нет никакого права судить меня – и вообще кого бы то ни было.

– Ты намерен убить меня? – спросила Кассиопея.

– Искупи ее грехи!

– Не могу! – крикнул Салазар. – Не могу!

***

Стефани переживала за Кассиопею. Салазар уже начал беседовать со своими видениями. Невозможно было предсказать, что он способен совершить в каждый следующий момент. Она была уверена: Люк и Коттон держат ситуацию под контролем. Как-то подозрительно легко они бросили свое оружие, из чего она заключила, что по крайней мере один из них все еще вооружен. Она давно обратила внимание на то, что Коттон не отходит от Люка, держится немного сзади и слева.

Значит, у них есть какой-то замысел.

К счастью, в своем нынешнем состоянии Салазар этого не замечал.

***

Кассиопея сделала шаг по направлению к Хусепе. В ответ он навел на нее оружие. Глаза его пылали яростью.

– Ты помнишь нашу юность? – очень тихо произнесла она. – Помнишь, когда мы были вдвоем? Когда ты полюбил меня?

– Я думаю об этом каждый день.

– Время невинности. Мы не можем туда вернуться, но мы можем начать другую, новую жизнь. Брось пистолет и откажись от своих замыслов.

– Пророк требует, чтобы я сражался.

– Здесь нет никакого Пророка.

– Как жаль, что ты его не видишь… Он так прекрасен, исполнен света и добра… Он никогда не подводил меня.

– Хусепе, они не причинят тебе вреда, если ты бросишь оружие.

– Они не могут причинить мне никакого вреда.

Кассиопея обернулась и посмотрела на Коттона и Люка.

– Боюсь, что ты ошибаешься. Они ждут удобного момента, чтобы убить тебя.

В глазах обоих мужчин, смотревших на нее, не появилось даже намека на страх. Только холодный расчет. Хусепе был жалким мальчишкой по сравнению с ними. И они это прекрасно понимали. Он – нет.

– Пожалуйста, – продолжала Кассиопея. – Прошу тебя. Никто из них не станет убивать безоружного.

Ее слова, похоже, немного озадачили Хусепе.

– Неужели ты не понимаешь, что они пришли сюда, чтобы убить тебя? Ни ты, ни Роуэн не должны были уйти отсюда живыми.

– Откуда тебе это известно?

– Ее задание состояло в том, чтобы привести вас сюда, – ответила за Кассиопею Стефани.

***

Люк поморщился, услышав слова Стефани. На коленях, безоружная, она тем не менее бесстрашно бросает вызов этому безумцу. Да, ей надо отдать должное. Он почувствовал, что у него очень достойная начальница.

– Она просто пытается разозлить тебя, – возразила Кассиопея. – Но у нее ничего не выйдет, если ты бросишь оружие и сдашься.

– У тебя больше нет власти надо мной.

– Хусепе, пожалуйста, послушай меня. Эти люди прекрасно знают, что делают. Ты глубоко заблуждаешься, если полагаешь, что полностью контролируешь ситуацию.

– Они для меня не проблема, – ответил Салазар. – Я убью их не моргнув глазом.

– Ну что ж, в таком случае убей! – бросил ему Люк.

– Я могу просто прострелить тебе колени, и ты на всю жизнь останешься жалким инвалидом. Именно этого ты и заслуживаешь. Смерть будет слишком легким выходом для всех вас.

– И для меня тоже? – спросила Кассиопея.

– Твои мысли нечисты. Так же, как и твои устремления. Тогда, несколько лет назад, ты пыталась играть со мной. То же самое делала ты и последние несколько дней. Поэтому не удивляйся, что я не отделяю тебя от них.

***

Малоун попытался оценить расстояние от своей правой руки до пистолета, находившегося за спиной у Люка. Восемнадцать дюймов. Дулом тот был повернут в сторону – так его будет легче схватить. Но это нужно сделать быстро и осторожно, чтобы не насторожить Салазара. Кассиопея открыла ему их намерения. К счастью, мысли Салазара уже достаточно перепутались и он толком не понимал, кому можно верить.

– Хусепе, – продолжала Кассиопея, – я хочу, чтобы ты бросил оружие и ушел отсюда вместе со мной. Мы вдвоем сумеем выпутаться.

– Как?

– Пока не знаю. Потом мы что-нибудь придумаем. Но, пожалуйста, не усугубляй ситуацию. Отсюда тебе не уйти живым.

Салазар презрительно усмехнулся.

– Ты меня недооцениваешь. Двое моих людей ожидают снаружи. Я полагаю, что здесь присутствуют все, кого против меня направило правительство США. Если б их было больше, мы бы уже их увидели.

Салазар навел пистолет на Нелл.

Кассиопея встала между ним и Стефани.

Рука Малоуна скользнула по направлению к оружию за спиной у Люка.

– Я не позволю тебе сделать это, – сказала Кассиопея, обращаясь к Салазару. – Тебе придется сначала застрелить меня.

– Я больше ничего к тебе не испытываю, – решил расставить все точки над «i» Салазар. – Ничего.

***

Салазару потребовалось немалое усилие, чтобы сохранить присутствие духа.

– Она больше не может претендовать на твою защиту, – сказал ангел, – по крайней мере, не более чем волк или пес, начавший пожирать овец хозяина. Наш долг состоит в том, чтобы освободиться от нечистых. Пусть Небесный Отец решает их дальнейшую судьбу. – Ангел смерил Салазара злобным взглядом. – Когда молишь о чем-то, должен прежде всего сам желать этого.

Он прав.

– Убей их всех. И начни с лживой искусительницы.

***

Рука Малоуна сжала пистолет. Нащупав пальцем спуск, он почувствовал, как напрягся Люк. Кассиопея сумела отвлечь внимание Салазара, и действия Малоуна остались незамеченными.

– Если ты попираешь святые заповеди Господни, – произнес Салазар, обращаясь к Кассиопее, – и нарушаешь данные тобой священные и торжественные клятвы, ты становишься предателем народа Божьего, и разве тем самым ты не заслуживаешь смерти?

– Ты не можешь…

– Ты совершила грех, которому нет прощения в этом мире. – Голос Салазара гремел. – Пусть же дым поднимется к небесам и благоухание его достигнет Господа во искупление твоих грехов.

Малоун услышал ключевое слово.

«Искупление».

Он еще крепче сжал пистолет, но пока решил не вынимать его из-за пояса Люка.

– Прекрати! – крикнула Кассиопея. – Прекрати сейчас же!

– Ты ведь ничем не отличаешься от Иуды, обманувшего и предавшего Иисуса Христа! – тоже крикнул Салазар.

Он пытался набраться мужества для совершения того, что ему предстояло.

– Ничем не отличаешься! Пророки говорят, что пусть нам лучше вырвут внутренности живьем, чем мы предадим завет, заключенный с Богом. Иуда был подобен соли, потерявшей свою силу, которая уже больше ни на что не годна, кроме как быть выброшенной вон на попрание людям.

Малоун высвободил пистолет.

– Раз, – прошептал он Люку, не шевеля губами.

– Я люблю тебя, Хусепе.

Слова Кассиопеи острым ножом пронзили ему сердце.

Неужели она говорила правду или ее слова были предназначены только для того, чтобы отвлечь Салазара?

– Ты не заслуживаешь любви! – рявкнул в ответ Салазар. – Тебе нельзя верить!

– Пожалуйста, поверь, прошу тебя! – Слезы катились по лицу Кассиопеи. – Прошу тебя, Хусепе!

Все внимание испанца было полностью сосредоточено на ней. Стефани продолжала стоять на коленях, гордо выпрямив спину и высоко подняв голову. Она внимательно наблюдала за происходящим. Пистолет был нацелен в самое сердце Кассиопеи. Малоуну не нравилась его роль. Чтобы покончить с этой проблемой, сюда приехала Стефани.

Однако главная роль все же выпала на его долю.

– Два, – выдохнул он.

***

Салазар приготовился к решающему шагу.

– Если язычники хотят увидеть фокусы, – произнес ангел, – мы можем предоставить им такую возможность. Они называют тебя дьяволом. В этом нет ничего оскорбительного. Ведь среди нас, «святых», здесь, на земле, обитают самые мерзкие бесы. Но мы не можем достичь своего предназначения без их присутствия. Без них мы не можем совершенствоваться и возрастать в царствии Божием. Нам всегда были нужны те, кто ворует столбы изгороди, сено из стога соседа и зерно с его поля. Такие люди всегда необходимы. Так же, как и ты.

Салазару не понравилось то, что его назвали дьяволом или бесом, но он прекрасно понял, о чем говорил ему ангел. Для выполнения сложных заданий всегда требовались крепкие мужчины. Хусепе смотрел на Кассиопею, на слезы у нее на лице. Никогда прежде он не видел ее плачущей, и потому ему стало немного не по себе.

И потом, эти слова…

«Я люблю тебя».

Он на мгновение задумался.

– Отец Небесный простит прегрешения их душам.

Ему понравилось то, что сказал ангел.

– Мы будем владеть землей, потому что она принадлежит Иисусу Христу, он же принадлежит нам, а мы – ему. Мы все едины, и мы завладеем царством, будем владеть им под святыми небесами и будем править им во веки веков. А вы, цари, императоры, президенты, заботьтесь о себе сами, если сумеете.

– Да будет так, – согласился Хусепе.

– Все народы склонятся перед нашим царством, и никакой ад его не одолеет. Исполняй же свой долг. Сейчас же!

***

– Три.

Малоун выхватил пистолет, а Люк резко опустился на землю.

Коттон прицелился.

Салазар заметил это и отклонился влево.

– Нет! – крикнула Кассиопея.

– Брось оружие! – рявкнул Малоун. – Не заставляй нас прибегать к крайним мерам.

Однако рука Салазара поднялась, и черный ствол пистолета уже двинулся в сторону Малоуна.

Выбора не было.

Коттон выстрелил.

В голову.

Пуля проделала аккуратное малиновое отверстие, после чего разорвалась в затылке, разметав по камням кровь, смешанную с частичками мозга.

***

Салазар поискал глазами ангела. Но видение пропало.

Он все еще сжимал в руке пистолет, но мышцы его тела уже отказывались ему повиноваться. Хусепе не шевелился, тело сковал паралич, однако он все еще прекрасно сознавал, что вокруг него происходит. Тем не менее уже начала опускаться тьма.

Мир то исчезал, то появлялся снова.

Последнее, что он увидел, было лицо Кассиопеи.

И его последней мыслью было сожаление о том, что их жизнь не сложилась иначе.

***

Кассиопея бросилась к Хусепе в тот момент, когда он уже падал на землю. Не было никаких сомнений, что он мертв. Коттон выстрелил в него дважды: один раз в грудь, второй – в голову. Кассиопея с самого начала знала, что именно это и должно было случиться.

Стефани поднялась на ноги.

В глазах Кассиопеи сверкало презрение. Она злобно взглянула на Коттона.

– Теперь ты доволен?

– Я дал ему шанс.

– Не слишком большой.

– В любом случае он бы убил тебя.

– Не убил бы. Вы должны были доверить это дело мне.

– Ты же понимаешь, что это было невозможно, – возразила Стефани.

– Вы все убийцы.

– Ты заблуждаешься, – ответила Нелл, резко повысив голос.

– Можете сколько угодно успокаивать себя подобными заверениями. Но на самом деле вы ничем не лучше его.

 

Глава 70

Вашингтон

Понедельник, 13 октября

04.50

Стефани следовала за Дэнни Дэниелсом. Они поднимались по ступенькам внутри Монумента Вашингтона. Президент пришел сюда из Белого дома по предрассветному холоду. Она ждала его у нижнего входа. Он позвонил ей накануне, возвращаясь из Юты, и попросил ждать его у входа в Монумент Вашингтона.

Стефани вернулась с Люком вдвоем. Коттон полетел другим самолетом в Копенгаген. Кассиопея осталась с намерением отвезти тело Салазара в Испанию. В Фальта Нада царило заметное напряжение, и Кассиопея не желала ни с кем из них разговаривать. Малоун попытался было заговорить с ней, но она резко оборвала его. И он благоразумно решил оставить ее в покое. Кассиопея была отчасти права. Они оказались убийцами. Убийцами, которым не грозит тюрьма. Она так и не смогла понять, почему в ее профессии они наделены правом убивать, не опасаясь возмездия со стороны закона. Можно говорить какие угодно красивые слова, считала Кассиопея, но убийство остается убийством, где бы, когда и ради чего оно ни совершалось.

– Мой мальчишка хорошо справился с поставленной задачей? – спросил Дэниелс, когда они поднимались по лестнице.

Стефани было прекрасно известно, кого президент имел в виду под словами «мой мальчишка».

– Люк работал как настоящий профессионал.

– Я в этом не сомневаюсь. Ты будешь им довольна. И мне даже кажется, что мы с ним сможем помириться.

Стефани было приятно слышать, что Дэнни готов решить еще одну свою проблему.

Еще один шаг к отставке.

Как ни странно, она никогда раньше не бывала внутри Монумента Вашингтона, хотя видела его тысячи раз. Один из тех визитов, которые постоянно планируются и постоянно откладываются. Построенный из мрамора, гранита и голубоватого песчаника, 555-футовый обелиск считался самой высокой в мире постройкой из камня. Монумент был завершен в 1884 году, когда на него был наконец водружен верхний камень, завершивший всю конструкцию. Редкое на Восточном побережье землетрясение несколько лет назад повредило его внешний облик. Ремонт занял три года.

– Почему мы не воспользовались лифтом? – спросила Стефани.

– Сейчас увидишь.

– А куда мы направляемся?

Сотрудники секретной службы ожидали их у основания лестницы, которая поднималась до самого верха монумента – долгий путь, состоявший из 897 ступеней, как объяснил им главный смотритель, стоявший внизу.

– Мы ведь прошли еще только половину, – сказал президент. – Что случилось? Ты уже устала?

Стефани улыбнулась. Она слышала прежнего Дэнни Дэниелса.

– Не беспокойся, я от тебя нигде и ни в чем не отстану.

Президент остановился и обернулся.

– Проверим.

– Я искренне рассчитываю на это.

Они были одни, и им было хорошо друг с другом. Очень скоро он уйдет с поста президента Соединенных Штатов, и она больше не будет его подчиненной.

Она указала на предмет, который он держал в руках.

Ноутбук.

– Я даже и не предполагала, что ты умеешь им пользоваться.

– Если хочешь знать, я очень неплохо умею им пользоваться.

Но он ни словом не объяснил ей, зачем захватил с собой сюда компьютер. Хотя, впрочем, она и не ждала от него объяснений.

Они продолжили подъем.

По пути им встречались памятные камни, вмурованные во внешние стены Монумента. На них были высечены патриотические изречения от дарителей. Стефани обратила внимание на упоминания отдельных городов, больших и маленьких, штатов, государств, масонских лож. Здесь были также цитаты из Библии, карты, названия военных подразделений, колледжей и многое-многое другое.

– И они все были преподнесены в качестве дара? – спросила она.

– Все. И все в честь Джорджа Вашингтона. В общей сложности их сто девяносто три.

Они не говорили о Роуэне и Салазаре. Стефани ограничилась лишь коротким донесением о том, что оба погибли, но не от руки людей, официально связанных с правительством Соединенных Штатов. Чарльз Сноу с мрачным, подобающим ситуации выражением лица ждал их у входа в пещеру. Для выноса тел прислали военных. Все свидетельства того, что Роуэн убит, были удалены из его останков. В ходе вскрытия, которые проводили военные хирурги, ему тщательно зашили рану. Членам семьи сенатора сообщили, что он скончался от сердечного приступа во время поездки по делам Церкви, в которой находился вместе с Пророком. Было назначено время торжественных похорон в Солт-Лейк-Сити. Тело Салазара передали Кассиопее, которая на личном самолете Хусепе повезла его в Испанию.

Дэниелс остановился на одной из ступенек, поджидая свою спутницу.

– Мы находимся на высоте двести двадцать футов. Мои мышцы дают себя знать. Должен признаться, что уже отвык от таких нагрузок.

Стефани чувствовала нечто похожее.

– Мы проделали этот путь ради нее, – произнес президент, указывая на одну из мемориальных плит.

Стефани внимательно рассматривала каменный прямоугольник, на котором было изображено нечто похожее на пчелиный улей на столе. Над ульем располагалось всевидящее око, от которого вниз отходили лучи, освещавшие слова: «Святость Господу», которые, в свою очередь, венчали улей. Под изображением стола находился высеченный в камне Дезерет. Рельефное воспроизведение различных труб, цветов, виноградных лоз и листьев, словно выраставших из камня.

– Он был подарен в сентябре тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года самим Бригамом Янгом. Камень добыли в Юте, а изображения нанес на него мормон-первопроходец по имени Уильям Уорд. Пчелиный улей – символ штата Дезерет, так Янг поначалу хотел назвать свою новую землю. Однако государство не пошло ему навстречу. Тем не менее перед нами очень яркая иллюстрация первоначальных намерений Янга.

Дэниелс открыл ноутбук и поставил его перед собой на одну из верхних ступенек. Через несколько мгновений на экране появилось лицо Чарльза Сноу.

– Там, где вы находитесь, я полагаю, еще очень ранний час, – заметил президент, обращаясь к Пророку.

– Да, вы правы. Но последние несколько дней я почти совсем не сплю.

– Прекрасно вас понимаю. Я ведь тоже почти не сплю.

– Я молюсь за Старейшину Роуэна и брата Салазара. Мне остается только надеяться, что наш Небесный Отец будет милостив к ним.

– Мы сделали только то, что было необходимо сделать. Я думаю, что вы меня понимаете.

– Интересно, скольким из моих предшественников приходилось произносить ту же фразу… Они тоже делали то, что полагали необходимым сделать. Но правильно ли они поступали?

– Они не оставили нам выбора, – ответил президент. – Никакого.

– Я вижу плиту у вас за спиной. Уже давно не видел ее воочию… Я посетил Монумент только один раз, очень давно, когда еще можно было просто так подняться по ступенькам и рассмотреть плиты.

Стефани не могла понять, что происходит. Зачем эта связь с Ютой, которая, как она предполагала, проводилась по специальной кодированной линии?

– Наша Церковь всегда почитала камень, – заметил Сноу. – Камень – наш главный строительный материал. Возможно, потому, что постройки из него труднее всего разрушить. Наши деревянные храмы были очень недолговечны, бо́льшую их часть сожгли разъяренные толпы наших гонителей. И только когда мы начали строить их из прочного камня, они стали гораздо надежнее. Почти все они сохранились до наших дней.

Стефани вновь взглянула на дар от Юты.

– Однако камень обладает для нас еще одной важной особенностью, – продолжал Сноу. – Джозеф Смит впервые обнаружил золотые таблички внутри каменного ящика. Второго октября восемьсот сорок первого Смит поместил исходную рукопись Книги Мормона в краеугольный камень отеля в городке Науву в Иллинойсе. Бригам Янг поместил документы и монеты в капсулу времени в храме в Солт-Лейк-Сити. И это стало традицией, которая повторилась в случае со многими другими нашими храмами. Для нас запечатывание чего-либо в камне есть проявление величайшего почтения.

И тут Стефани осенило.

– Документ Основателей находится здесь?

– Бригам Янг полагал, что будет справедливо вернуть его в Вашингтон, – ответил Сноу. – Поэтому он запечатал его в своем даре Памятнику, о чем он сообщил Джону Тейлору, наследовавшему ему, а в дальнейшем секрет передавался от Пророка к Пророку. Мы очень почитаем американский народ и гордимся тем, что являемся его частью. Лишь немногие, такие как Роуэн, думали иначе. Но ведь они – исключения, патологические личности, такие же, как радикалы внутри любой другой религии. Те же, кто возглавил нашу Церковь, понимали всю важность информации, которой они обладали, и потому хранили ее в тайне. В этом, как они полагали, состоял их долг.

– И по этой причине Никсон столкнулся с решительным отказом в девятьсот семидесятом году? – спросил Дэниелс.

– Да, именно. Информацию нельзя было открывать ни при каких обстоятельствах. Надо отдать должное Роуэну, ему удалось узнать больше других. Его положение в церковной иерархии открыло ему такой доступ к информации, которым обладали очень немногие. А пост сенатора предоставил ему возможность пользоваться и другими ресурсами.

Стефани приблизилась к мемориальной плите и провела рукой по ее бледно-серой поверхности. За ней скрывался документ, который мог разрушить Соединенные Штаты Америки.

– Зачем ты привел меня сюда? – спросила Стефани. – Зачем мне это знать?

– Смерть тех людей тяжелым грузом лежит на нашей совести, – ответил Дэниелс. – И у тебя есть право знать, что то, ради чего они погибли, действительно существует.

Стефани оценила его жест. Но она слишком часто оказывалась в подобной ситуации. На ее счету было много погибших людей. Ни одна из этих смертей не давалась ей легко и ни одна не была забыта.

– Репутация Авраама Линкольна безупречна, – продолжил Сноу. – Такой она и должна оставаться навеки. Любому народу нужны свои герои.

– Самым страшным врагом истины часто бывает не откровенная ложь, преднамеренная и бесстыдная, а миф, всеохватывающий, всепроникающий, такой убедительный и одновременно совершенно не реалистичный, – заметил Дэниелс.

На Стефани произвело впечатление замечание Дэниелса, она поняла, что это, по всей видимости, цитата, и спросила, откуда он ее позаимствовал.

– У Джона Кеннеди. И он абсолютно прав. С мифом гораздо труднее справиться, чем с ложью. Тем не менее мы сохраним миф Линкольна. Он сослужил очень хорошую службу нашей стране.

– В пророчестве Белого Коня, – продолжил Сноу, – люди со Скалистых гор, «святые», именуются «Белым Конем». Там говорится, что они создадут Сион и будут охранять конституцию. Народ Соединенных Штатов именуется «Бледным Конем». «Черным Конем» – силы тьмы, угрожающие конституции. Но там есть еще и «Красный Конь», который не описан конкретно, но о котором сказано, что он большая сила и что он сыграет ключевую роль в истории.

Сноу помолчал, а потом продолжил:

– Мисс Нелл, вы, мистер Малоун и молодой мистер Дэниелс и есть тот самый «Красный Конь». Джозеф Смит говорил, что он преклоняется перед конституцией. Она была создана по Божьему вдохновению и будет сохранена усилиями «Белого Коня» и «Красного Коня», которые ради ее защиты будут действовать совместно. Мы всегда с подозрением относились к этому пророчеству, ведь оно появилось уже после Гражданской войны. И мы воспринимали его скорее как вымысел, как некое художественное произведение, нежели как глас истины, но все произошло именно так, как там предсказано. Поэтому кто бы ни был его создателем, он, несомненно, оказался прав.

– Как же мы поступим с тем, что находится внутри этой плиты? – спросила Стефани.

– Никак, – ответил Дэниелс. – Оно навсегда останется в нем.

– А заметки Мэдисона по данному вопросу?

– Я их сжег.

Стефани была потрясена его признанием. Увы, поступок президента был вполне оправдан. Кэти Бишоп поклялась хранить тайну под страхом уголовного преследования. Однако при отсутствии каких-либо материальных свидетельств ее словам в любом случае никто бы не поверил.

– Все остается по-прежнему, – подвел итог Дэниелс.

Однако Стефани не разделяла его уверенности.

***

Кассиопея вошла на небольшое кладбище, прилегавшее к поместью Салазара. На его поросшей травой территории находилось пятьдесят могил. Священная земля, в которой на протяжении последнего столетия обретали вечный покой члены семейства Салазаров. Кассиопея прибыла днем раньше и занялась хлопотами, связанными с кремацией тела Хусепе. По правде говоря, кремация была не в мормонских традициях, но, собственно, вся жизнь Хусепе была далека от них. Даже если Бог и рай существуют, Кассиопея очень сомневалась, что покойному Хусепе суждено там оказаться.

Его грехи были слишком велики.

Несмотря на то что у Хусепе было несколько родственников, Кассиопея никого из них не поставила в известность. Вместо этого она попросила работников своего поместья встретить тело в аэропорту и перевезти его в местный крематорий, руководству которого уже поступила ее просьба о скорейшей кремации. Кассиопея понимала, насколько сложно будет объяснять братьям и сестрам Хусепе, каким образом их ближайший родственник так внезапно оказался в бездне безумия. И уже ни при каких обстоятельствах она не могла бы сообщить о том, что смерть их брата была санкционирована правительством Соединенных Штатов.

Тем не менее гнев ее не прошел. По мнению Кассиопеи, не было никакой необходимости убивать Хусепе. Ей удалось бы удержать Хусепе под контролем. Однако там, наверху, по-видимому, считали, что угроза, которая от него исходила, была слишком велика, чтобы его можно было оставить в живых.

Некоторые из их аргументов она могла понять и принять.

Но далеко не все, чтобы полностью оправдать их действия.

Коттону не следовало спускать курок. И он ведь нажал на спуск не один раз, а дважды.

Кассиопея не могла простить подобный поступок, что бы ни совершил Хусепе.

Ведь существуют же суды. Но Стефани никогда не позволила бы ему выступить с публичной речью в свое оправдание. Его необходимо было заставить замолчать навеки.

Один из работников уже выкопал углубление в земле, достаточное, чтобы в нем поместилась серебряная урна с прахом. Здесь она захоронит останки Хусепе, и настанет день, когда она сможет объяснить членам его семьи, что же все-таки произошло – опустив, конечно, самые страшные эпизоды, – и просто скажет, что их брат перешел некую границу, откуда уже не было возврата.

Но это она сделает не сейчас.

Сегодня она попрощается с Хусепе сама и в полном одиночестве.

***

Малоун вышел из-за прилавка своего магазина. Посетителей было немного, как всегда по утрам в понедельник. Он вернулся домой сутки назад, совершив ночной перелет из Солт-Лейк-Сити через Париж. Никогда раньше Коттон не чувствовал себя таким разбитым. Кассиопея, не сказав ему ни слова, улетела из Фальта Нада.

Малоун чувствовал себя подавленным и жутко уставшим.

Ничего нового, собственно, за исключением нехарактерной для него подавленности.

Его сотрудники, как обычно, великолепно справились со своей работой в его отсутствие. В благодарность Коттон устроил им выходной, решив сегодня всю работу взять на себя. В таком состоянии ему было легче оставаться одному.

Малоун подошел к одной из витрин и посмотрел на площадь Эйбро. День был сырой и ветреный, что, однако, никак не влияло на человеческую суету на площади. Все началось здесь, в его магазине, пять дней назад со звонка Стефани. Коттон подумал о Люке Дэниелсе и о том, какова будет его судьба. При их последней встрече в Солт-Лейк-Сити он пожелал ему удачи, предположив, что, возможно, их пути когда-нибудь снова пересекутся.

Его размышления прервал звук открывшейся входной двери.

Пришел посыльный с пакетом, ему требовалась подпись Малоуна. Коттон поставил подпись в электронном планшете и, когда курьер ушел, развернул посылку. Внутри находилась книга в пузырчатой упаковке. Он положил ее на прилавок и осторожно развернул.

Книга Мормона.

Издание 1830 года.

Та самая, которую он купил в Зальцбурге и которая была похищена Кассиопеей и Салазаром.

Из книги торчал листок бумаги. Малоун вытащил его. Это была записка.

«Книгу обнаружили в самолете Салазара в ходе обыска. Я решил, что вы должны получить ее в качестве компенсации за все то, что сделали. Вы не должны работать бесплатно. Я знаю, насколько тяжела и опасна была ваша работа, и, как мне сказали, возможно, для вас не все еще закончилось. Но я не из тех, кто склонен давать женские советы. Однако будьте осторожны и терпеливы, и она вернется.

Дэнни Дэниелс».

Малоун покачал головой и улыбнулся. За эту книгу было заплачено больше миллиона долларов. Ну что ж, день выдался не таким уже безнадежным с точки зрения бизнеса. По счетам надо платить, а разъездами по всему миру денег не накопишь.

Малоун оценил щедрый жест Дэнни Дэниелса.

Ему будет не хватать этого человека.

Он подошел к главной витрине, задаваясь вопросом, чем же в данный момент занимается Кассиопея.

***

Кассиопея опустила последнюю лопату земли в яму и разгладила поверхность.

Хусепе обрел вечный покой. Этот мир уже покинули ее родители, и вот теперь за ними последовал он, ее первая любовь. Она почувствовала себя страшно одинокой. Конечно, если вспомнить, какие чудовищные дела творил Хусепе, ей не стоило бы так расстраиваться из-за его смерти. Но в душе́ у нее воцарилось мрачное и подавленное настроение, и она понимала, что вряд ли ей удастся скоро от него избавиться.

Ее сердце опустело – в нем не было любви.

Несмотря на все то, что она говорила Хусепе в той пещере.

Кассиопея злилась на Стефани и Коттона и хотела только одного – чтобы ее оставили в покое.

Настало время от них всех отдохнуть.

И начать новую жизнь.

С новыми тревогами и новыми вызовами.

Кассиопея воткнула лопату во влажную землю и вернулась к воротам.

Испанский сельский пейзаж производил умиротворяющее впечатление. День был прохладный и солнечный. Ее собственное фамильное поместье располагалось неподалеку. Она часто бывала здесь. Но сегодняшний визит будет последним. Она разрывала еще одну нить, связывавшую ее с прошлым.

Кассиопея вытащила телефон, вошла в контакты и остановилась на имени Коттон Малоун.

Там были все его номера и данные: номер мобильного, номер телефона в магазине, адрес электронной почты.

Когда-то все это для нее многое значило.

Но не теперь.

Он нажала на кнопку «удалить».

На дисплее появился вопрос: «Вы уверены в том, что хотите удалить эту информацию?»

Она была уверена.

***

Малоун продолжал держать в руках Книгу Мормона. Он выставит ее на аукцион и переведет выручку в наличные. Текст этой книги не имел для него того значения, какое имел для миллионов других людей. Всего лишь пять дней назад Коттон полагал, что его жизнь идет нормальной чередой. И вот теперь все развернулось на сто восемьдесят градусов. Он уже и не помнил, когда влюблялся в последний раз, а сейчас ему приходилось как-то приучать себя к новому чувству, к его требованиям. Он убил Салазара потому, что, во-первых, тот этого заслуживал, а во-вторых, у Малоуна просто не было выбора. Он ведь дал ему шанс выйти из игры. И не его вина, что тот этим шансом не воспользовался. Коттон никогда не испытывал удовольствия от убийства. Но иногда оно было единственным выходом.

Соединенные Штаты Америки находятся в безопасности.

Угрозу удалось предотвратить.

Справедливость восторжествовала.

Все было хорошо, за исключением одного…

Малоун продолжал всматриваться в тусклую пелену дождя.

И думал, встретится ли он когда-нибудь снова с Кассиопеей Витт.