Проклятие Янтарной комнаты

Берри Стив

Часть II

Поединок эквизиторов

 

 

ГЛАВА XXI

Атланта, Джорджия

Четверг, 15 мая, 10.15

Кнолль вышел из отеля и вошел в метро, чтобы доехать до здания суда округа Фултон. В листке КГБ, который он стащил из архива в Санкт-Петербурге, была информация о том, что Рейчел Катлер была юристом, и там был адрес ее офиса. Но во время посещения юридической фирмы вчера он обнаружил, что она оставила работу в фирме четыре года назад, после того как ее выбрали судьей Верховного суда. Секретарь была более чем любезна, предоставив новый телефонный номер и адрес суда. Он решил, что по телефону беседа не получится. Лучше всего — это неназначенная заранее встреча лицом к лицу.

Пять дней прошло с тех пор, как он убил Петра Борисова. Ему необходимо было установить, что его дочь знала о Янтарной комнате, если она вообще что-то знала. Вероятно, ее отец упоминал что-нибудь за эти годы. Может, она знала о Макарове. Это был длинный путь, но у него заканчивались зацепки и он должен был использовать все возможности. След, который казался таким многообещающим, потихоньку остывал.

Кнолль вошел в лифт и поднялся на шестой этаж здания суда. По краям коридора располагались переполненные залы суда и оживленные офисы. На нем был светло-серый деловой костюм, рубашка в полоску и бледно-желтый шелковый галстук, купленный вчера в мужском магазине на окраине. Он намеренно подобрал мягкие и консервативные цвета.

Он толкнул стеклянные двери с табличкой «КОМНАТА ДОСТОПОЧТЕННОЙ РЕЙЧЕЛ КАТЛЕР» и вошел в приемную. За столом сидела молодая темнокожая женщина. Табличка с именем гласила: «СЭМИ ЛЮФФТМАН». На своем самом лучшем английском он сказал:

— Доброе утро.

Женщина улыбнулась и поздоровалась в ответ.

— Меня зовут Кристиан Кнолль. — Он протянул ей карточку, похожую на ту, что он показывал Пьетро Капрони, за исключением того, что на этой было написано только «КОЛЛЕКЦИОНЕР», а не академик и не было адреса. — Я мог бы поговорить с ее честью?

Женщина приняла карточку.

— Я сожалею, но судьи Катлер сегодня не будет.

— Мне очень важно поговорить с ней.

— Могу ли я спросить, касается ли это дела, ожидающего решения в нашем суде?

Он покачал головой, сердечно и искренне.

— Вовсе нет. Это личный вопрос.

— Отец судьи умер в прошлые выходные, и…

— О, мне очень жаль, — сказал Кнолль, притворяясь взволнованным. — Как это ужасно.

— О да. Она была очень расстроена и решила взять небольшой выходной.

— Это так неудачно… Я буду в городе только до завтра и надеялся поговорить с судьей Катлер до отъезда. Может быть, вы могли бы передать ей сообщение, чтобы она позвонила мне в отель?

Секретарь, казалось, обдумывала эту просьбу, и Кнолль воспользовался моментом, чтобы изучить фотографию в рамке, висящую за ней на стене. Женщина стоит перед мужчиной, ее правая рука поднята, как под присягой. У нее темные волосы до плеч, вздернутый нос и выразительные глаза. Одета в черный балахон, поэтому трудно сказать, какая у нее фигура. Ее гладкие щеки слегка окрашены румянами, а легкая улыбка выглядит уместной при этих торжественных обстоятельствах.

Он показал на фотографию:

— Судья Катлер?

— Когда ее приводили к присяге, четыре года назад.

Это было то же лицо, которое он видел на похоронах Петра Борисова во вторник, она стояла впереди собравшихся, обнимая двоих маленьких детей — мальчика и девочку.

— Я могу передать судье Катлер ваше сообщение, но я не знаю, позвонит ли она вам.

— Почему?

— Она уезжает сегодня.

— Куда-то далеко?

— Она едет в Германию.

— Такое прекрасное место… — Ему нужно было узнать куда, поэтому он попробовал назвать три основных возможных пункта. — Берлин прекрасен в это время года. А также Франкфурт и Мюнхен.

— Она едет в Мюнхен.

— А! Волшебный город. Возможно, это поможет ей оправиться от горя.

— Надеюсь.

Кнолль узнал достаточно.

— Благодарю вас, госпожа Люффтман. Вы мне очень помогли. Вот информация о моем отеле. — Он придумал название и номер комнаты, ему уже не нужен был этот звонок. — Пожалуйста, сообщите судье Катлер, что я приходил.

— Постараюсь, — сказала она.

Кнолль повернулся, чтобы выйти, но бросил последний взгляд на фотографию на стене, как следует запоминая образ Рейчел Катлер.

С шестого этажа он спустился на первый. Линия платных телефонов вытянулась вдоль стены. Кнолль подошел и набрал номер частной линии в кабинете Франца Фелльнера. В Германии было уже почти пять часов вечера. Он не знал, кто возьмет трубку и перед кем вообще он теперь должен отчитываться. Власть явно переходила в другие руки — Фелльнер отходил от дел, а Моника присваивала себе право контроля. Но старик был не из тех, кто легко сдавался, особенно когда на карту было поставлено что-то вроде Янтарной комнаты.

— Guten Tag, — ответила Моника после двух звонков.

— Ты сегодня дежурный секретарь? — спросил он по-немецки.

— Пора бы уже тебе позвонить. Неделя прошла. Все удачно?

— Давай-ка проясним ситуацию. Я не привык отчитываться как школьник. Дай мне задание и оставь в покое. Я позвоню, когда надо будет.

— Какие мы обидчивые!

— Мне не нужна нянька.

— Я напомню тебе об этом в следующий раз, когда ты будешь у меня между ног.

Он улыбнулся. Ей трудно было не уступить.

— Я нашел Борисова. Он сказал, что ничего не знает.

— И ты поверил ему?

— Я разве так сказал?

— Он мертв, да?

— Неудачное падение с лестницы.

— Отцу это не понравится.

— Я думал, командуешь ты.

— Я. И откровенно говоря, это не имеет значения. Но отец прав — ты слишком сильно рискуешь.

— Я не рискую без необходимости.

На самом деле он был очень осмотрителен. Осторожен во время первого визита, чтобы ничего не трогать, кроме стакана с чаем, который он забрал во время следующего прихода. А когда он явился во второй раз, он был в перчатках.

— Скажем, я счел такой ход событий необходимым при сложившихся обстоятельствах.

— Что он сделал, оскорбил твою гордость?

Удивительно, как Моника могла читать его мысли, находясь за четыре тысячи миль. Кнолль никогда не думал, что он так предсказуем.

— Это не важно.

— Однажды удача оставит тебя, Кристиан.

— Звучит так, как будто ты ждешь этого дня.

— Нет. Тебя будет трудно заменить.

— В чем?

— Во всем, ты, ублюдок.

Кристиан улыбнулся. Приятно знать, что он тоже ей не безразличен.

— Я узнал, что дочь Борисова на пути в Мюнхен. Возможно, она едет, чтобы встретиться с Макаровым.

— Почему ты так думаешь?

— Борисов что-то недоговаривал, увиливал от ответа, и еще одна его фраза о панелях. «Возможно, им лучше оставаться потерянными».

— Дочь, может, просто поехала в отпуск.

— Сомневаюсь. Слишком много совпадений.

— Ты поедешь за ней?

— Попозже. Я должен сначала еще кое-что сделать.

 

ГЛАВА XXII

Атланта, Джорджия

Четверг, 15 мая, 11.15

Сюзанна наблюдала за Кристианом Кноллем из мезонина. Она сидела в переполненной комнате для ожидания, на наружной стеклянной двери была табличка «СУДЕБНЫЙ КЛЕРК, ДОРОЖНЫЕ ШТРАФЫ». Около семидесяти пяти человек ждали своей очереди, чтобы подойти к столу, отделанному формайкой,[18]Торговая марка огнеупорного пластика, используемого для отделки поверхностей мебели.
и сдать повестки; застоявшийся сигаретный дым висел в воздухе, несмотря на несколько табличек с надписью «НЕ КУРИТЬ».

Она следила за Кноллем с субботы. В понедельник он совершил две поездки в Музей высокого искусства и одну в офисное здание в деловой части Атланты. Во вторник он был на похоронах Петра Борисова. Она наблюдала за службой с другой стороны улицы. Вчера он не много разъезжал, только съездил в публичную библиотеку и в торговый центр, но сегодня он рано встал и весь день был в разъездах.

Ее короткие светлые волосы были спрятаны под париком каштанового с красным отливом цвета. Яркий макияж украшал ее лицо, а глаза были спрятаны за парой дешевых очков. Она была одета в узкие джинсы, свитер без воротника с надписью «1996 Atlanta Olympics» и теннисные туфли. Дешевая черная сумка висела на плече. Сюзанна прекрасно сливалась с толпой ожидающих, открытый журнал «Пипл» лежал у нее на коленях, она все время переводила взгляд со страниц на телефонные автоматы на другом конце мезонина.

Пять минут назад она прокралась за Кноллем на шестой этаж и видела, как он входил в офис Рейчел Катлер. Она узнала ее имя и поняла связь. Кнолль явно не сдавался, скорее всего, сейчас он докладывал Монике Фелльнер о том, что ему удалось узнать. Эта сучка определенно будет проблемой. Молодая, агрессивная, голодная. Достойная преемница Франца Фелльнера…

Кнолль недолго оставался в офисе Рейчел Катлер, недостаточно долго, чтобы встретиться с ней. Поэтому она скрылась, боясь, что он может заметить ее присутствие, не уверенная, что ее маскировка достаточно хороша. Сюзанна надевала разную одежду каждый день, стараясь не повторять ничего, что он мог бы запомнить. Кнолль был хорош. Чертовски хорош. К счастью, она была лучше.

Кнолль повесил трубку и вышел на улицу.

Она отбросила журнал в сторону и пошла за ним.

Кнолль поймал такси и поехал обратно в отель. Он почуял кого-то в субботу вечером в доме Борисова после того, как свернул старику шею. И он определенно засек Сюзанну Данцер в понедельник. И с тех пор каждый день замечал ее присутствие. Она хорошо маскировалась. Но долгие годы работы обострили его способности. Мало что ускользало от него теперь. Эрнст Лоринг, хозяин Данцер, хотел Янтарную комнату так же сильно, как Фелльнер. Отец Лоринга, Иосиф, помешался на янтаре, он собрал одну из самых больших частных коллекций в мире. Эрнст унаследовал и коллекцию, и страсть своего отца. Много раз он слышал рассуждения Лоринга на эту тему и наблюдал, как тот продавал или покупал куски янтаря у других коллекционеров. Несомненно, Данцер прилетела в Атланту узнать, что происходит. Но как она узнала, где его искать?

Ну конечно! Тот любопытный клерк из Санкт-Петербурга. Кто же еще? Этот идиот наверняка разглядел тот листок отчета КГБ до того, как он положил его на стол. Ему, конечно, платили, и Лоринг был одним из нескольких благодетелей — теперь, видимо, основным, раз Данцер была здесь и была, как он предполагал, с пятницы.

Такси припарковалось у Марриотта, и Кнолль выскочил из машины. Где-то позади Данцер, конечно, шла за ним. Возможно, она тоже была здесь зарегистрирована. Скорее всего, она нырнет в один из туалетов на первом этаже, сменит парик и аксессуары, может, быстро переоденется, может, даже заплатит кому-то из носильщиков или консьержей, чтобы они дали ей знать, если он выйдет из здания.

Кристиан пошел прямо в свою комнату на восемнадцатом этаже. Войдя, он набрал номер отдела бронирования авиакомпании «Дельта»:

— Мне нужен рейс из Атланты в Мюнхен. Есть на сегодня?

Было слышно, как стучат кнопки клавиатуры.

— Да, сэр, у нас есть вылет в четырнадцать тридцать пять. Прямой рейс в Мюнхен.

Ему надо было удостовериться, что других рейсов не было.

— Что-нибудь пораньше или попозже?

Снова застучали кнопки.

— Не нашей компанией.

— А другой компанией?

Снова стук.

— Это единственный прямой рейс из Атланты в Мюнхен сегодня. Хотя есть еще два рейса с пересадкой.

Кнолль мог поручиться, что Рейчел Катлер полетела прямым рейсом, а не рейсом в Нью-Йорк, Париж, Амстердам или Франкфурт с пересадкой в Мюнхене. Он подтвердил бронирование, затем повесил трубку и быстро упаковал дорожную сумку. Ему надо было точно вычислить время прибытия в аэропорт. Если Рейчел Катлер не будет на том рейсе, который он выбрал, ему надо будет снова выйти на нее другим путем, возможно, когда она свяжется со своим офисом, чтобы сообщить секретарю, куда ей можно звонить. Он мог перезвонить, оставить правильный номер и подогревать ее любопытство, пока она сама не перезвонит ему.

Он направился вниз к регистрации. Вестибюль был полон. Люди толпились повсюду. Но он быстро заметил миниатюрную брюнетку, сидящую за столиком в одной из гостиных в центральном атриуме. Как он и подозревал, Данцер переоделась. Элегантный костюм персикового цвета и солнечные очки, более стильные и темные, чем раньше, заменили прежний неряшливый наряд.

Кнолль расплатился за комнату, затем направился к выходу искать такси в аэропорт.

Сюзанна заметила дорожную сумку. Кнолль уезжал? У нее не было времени, чтобы вернуться к себе. Ей надо было ехать за ним, чтобы увидеть, куда он направляется. Из-за таких случаев она всегда ездила налегке и никогда не брала с собой ничего незаменимого.

Она встала, кинула пять долларов на столик, затем направилась к вращающейся двери на улицу.

Кнолль вышел из такси у международного аэропорта Хартсфильд и проверил свои часы — 13.25. У него меньше часа, чтобы уйти от Данцер и успеть к трапу. Он бросил водителю три тридцатки, перебросил кожаную дорожную сумку через правую руку и затем зашел внутрь через южный терминал.

Очереди за билетами «Дельты» были длинными. Ему надо было оторваться от Данцер, поэтому он направился прямо к электронным стендам регистрации. Кинжал был спрятан в недрах сумки, в единственном безопасном месте, так как лезвие не выдержало бы проверки металлодетектором. Он получил посадочный талон и сдал сумку, затем прошел через оживленный контрольный пункт службы безопасности и направился вниз по длинному эскалатору к транспортной галерее. Данцер отставала на пятьдесят ярдов. Как он и подозревал, он застал ее врасплох своим неожиданным отъездом и у нее не было времени изменить маскировку. Тот же темный парик, персиковый костюм и темные очки из Марриотта. Неосмотрительно с ее стороны! Ей надо носить с собой запасной вариант. Что-нибудь, чтобы изменить внешний вид, если применялись только маскировочные средства. Лично он предпочитал электронные средства наблюдения. Это позволяло такую роскошь, как соблюдение дистанции между преследуемым и преследователем.

У подножия эскалатора Кристиан смешался с толпой отъезжающих и прошел к монорельсовому составу. Сотни людей пересекали транспортную галерею. Он сел в передний вагон поезда и заметил, что Данцер садится во второй вагон, располагаясь около дверей и передних окон, чтобы видеть, что происходит впереди. Он хорошо знал этот аэропорт. Поезда ходили между шестью залами, международный зал был самым дальним. На первой остановке «Зал «А»» он и еще сотни людей вышли. Данцер, конечно, гадала, что он делает, она достаточно хорошо знала Хартсфилд, чтобы понимать, что никаких международных вылетов не может быть из залов с «А» по «D». Наверное, она думала, что, возможно, он летит внутренним рейсом в другой американский город. Он знал, что она последует за ним, возможно уже придумав, как попасть в самолет и выйти из него так, чтобы он ее не заметил.

Кристиан слонялся по платформе, как будто ожидая кого-то. Вместо этого он отсчитывал про себя секунды. Время было критическим. Данцер тоже ждала, стараясь использовать толпу для прикрытия. Она стояла в пятидесяти футах от него, очевидно уверенная, что он ничего не заметил. Он выждал ровно минуту, потом смешался с толпой, направляющейся к эскалатору.

Ступени медленно поднимались. До оживленного зала оставалось тридцать ярдов. Широкие световые фонари в покрытии четырьмя этажами выше пропускали полуденное солнце. Десятифутовое изогнутое алюминиевое ограждение отделяло эскалатор, идущий вверх, от идущего вниз. Через каждые двадцать футов стояло искусственное растение для украшения. Эскалатор, ведущий вниз, к транспортной галерее, был не так переполнен. Не было видно ни камер наблюдения, ни охранников.

Кнолль выждал нужный момент, затем ухватился за резиновый поручень и перепрыгнул через ограждение, обогнув одно из искусственных растений и приземлившись на спускающийся эскалатор. Теперь он ехал в противоположном направлении, и, когда миновал Данцер, наклонил голову в насмешливом приветствии.

Ярость ясно читалась на ее лице.

Ему надо было действовать быстро. Пройдет совсем немного времени, прежде чем она повторит то, что сделал Кнолль. Он сбежал по ступенькам мимо нескольких пассажиров и побежал на первый этаж. Время было выбрано прекрасно. Поезд подходил к станции, направляясь к внешней части аэропорта. Двери открылись. Механический голос объявил: «Пожалуйста, проходите от дверей в середину вагона». Люди устремились внутрь. Он взглянул назад и увидел, как Данцер перепрыгнула через ограждение на спускающийся эскалатор, ее движения были не слишком грациозны. Она споткнулась на мгновение, затем вновь вернула себе равновесие.

Кнолль вошел в поезд.

— Двери закрываются, — сказал механический голос.

Данцер кинулась от эскалатора прямо к поезду, но было слишком поздно. Двери закрылись, и поезд отошел от станции.

Кристиан Кнолль вышел из поезда в международном зале. Данцер в конце концов направится сюда, но посадка на рейс до Мюнхена уже шла, а он был уже на расстоянии мили от зала «А». Пока она добежит от транспортной галереи или дождется следующего поезда, он уже затеряется в толпе, садясь в самолет.

Зал был огромный и хорошо знакомый. Самый большой международный терминал в Америке. Пять этажей. Двадцать четыре выхода. Просто пройти через него и проверить каждый выход займет не менее часа. Он начал подниматься по эскалатору. Огромное пространство зала, много воздуха и света… В витринах, расположенных в специальных нишах и попадающихся на глаза по ходу движения, выставлены разнообразные произведения искусства из Мексики, Египта и Финикии. Ничего экстравагантного или ценного, обычные предметы, надписи внизу отмечали конкретный музей Атланты или коллекционера, сделавшего пожертвование.

Поднявшись, он повернул вместе с толпой направо. Аромат кофе доносился из кафе слева. Толпа рассеялась по залу, покупая газеты и журналы. Кнолль остановился и стал изучать табло с расписанием вылетов. В течение ближайшего получаса вылетали дюжина или около того рейсов. Данцер не сможет узнать, каким рейсом он улетел и улетел ли. В конце концов, он мог вернуться опять на терминал, его изначальный фокус со сдачей сумки в багаж мог быть просто уловкой.

Он изучил экран с информацией о рейсе в Мюнхен, нашел нужный выход и пошел по залу. Когда он прибыл, посадка уже почти закончилась.

Он встал в очередь и спросил:

— Свободные места еще есть?

Служащий посмотрел на монитор.

— Нет, сэр. Все проданы.

Теперь, даже если Данцер нашла его, она все равно не могла бы последовать за ним. Он надеялся, что все пассажиры прибыли и забронированные места не освободятся. Он направился к выходу, человек тридцать шли впереди него. Он кинул взгляд в начало очереди и заметил женщину с каштановыми волосами до плеч, одетую в красивый темно-голубой брючный костюм. Она протягивала свой посадочный талон служащему.

Он сразу узнал это лицо.

Рейчел Катлер.

Прекрасно.

 

ГЛАВА XXIII

Атланта, Джорджия

Пятница, 16 мая, 9.15

Сюзанна вошла в офис, Пол Катлер поднялся из-за огромного стола орехового дерева и шагнул ей навстречу.

— Большое спасибо, что нашли время встретиться со мной, — сказала она.

— Не за что, мисс Майерс.

Катлер обратился к ней по фамилии, которую она сообщила секретарю. Она знала, что Кноллю нравилось использовать свое собственное имя, в основном из высокомерия. Она же предпочитала анонимность. Меньше шансов, что ее запомнят.

— Почему бы вам не называть меня Джо? — сказала она.

Сюзанна присела на предложенный стул и стала изучать этого юриста. Он был невысокий и худощавый, средних лет, с негустыми светло-каштановыми волосами, но не лысый. Одет в обычную белую рубашку, темные брюки и шелковый галстук, но подтяжки придавали его образу штрихи солидности. Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой, и ей понравились его блестящие грифельно-серые глаза. Катлер выглядел застенчивым и скромным, но, как она сразу решила, он может быть очаровательным, если захочет.

К счастью, она оделась соответствующе. Парик каштанового цвета был пришпилен к ее голове. Голубые контактные линзы немного меняли цвет глаз. Иллюзию усиливали очки с прозрачными стеклами в золотой оправе восьмиугольной формы. Креповая юбка и двубортный жакет с острыми лацканами, купленные вчера у Энн Тейлор, добавляли характерные женственные штрихи к ее облику и отвлекали внимание от лица. Когда она садилась, то положила ногу на ногу, выставив напоказ черные чулки, и изобразила на лице загадочную улыбку.

— Вы занимаетесь розыском произведений искусства? — спросил Катлер. — Должно быть, интересная работа.

— Иногда. Но я уверена, что ваша работа не менее интересна.

Она быстро осмотрела стены комнаты. Гравюра Уинслоу[19]Гомер Уинслоу (1836–1910) — американский живописец.
в рамке висела над небольшим кожаным диваном, акварель Купки[20]Франтишек Купка (1871–1957) — французский художник чешского происхождения.
— напротив. Еще одна стена увешана дипломами вместе с многочисленными свидетельствами о членстве в профессиональных сообществах и наградами от Американской коллегии адвокатов, Общества юристов по делам наследования и Ассоциации судебных юристов Джорджии. Две цветные фотографии были, очевидно, сделаны в законодательной палате — Катлер пожимал руку одному и тому же пожилому мужчине.

Она небрежно показала на картины:

— Вы знаток?

— Едва ли. Я мало коллекционирую. Однако я активно помогаю нашему Музею высоких искусств.

— Вы, должно быть, получаете удовольствие от этого?

— Искусство важно для меня.

— Вы поэтому согласились встретиться со мной?

— Поэтому и еще из простого любопытства.

Данцер решила приступить к делу:

— Я была в суде округа Фултон. Секретарь вашей бывшей жены сообщила мне, что судьи Катлер нет в городе. Она не сказала мне, куда она уехала, и предложила поговорить с вами.

— Сэми позвонила мне и сказала, что это касается моего бывшего тестя.

— Да, касается. Секретарь судьи Катлер подтвердила мне, что какой-то человек приходил вчера, разыскивая вашу бывшую жену. Высокий светловолосый европеец. Он назвался Кристианом Кноллем. Я шла по его следу всю неделю, но потеряла его вчера днем в аэропорту. Боюсь, что он преследует судью Катлер.

Тревога промелькнула на его улыбающемся лице. Прекрасно. Она угадала.

— Почему этот Кнолль следит за Рейчел?

Сюзанна выигрывала за счет откровенности. Возможно, страх сделает его менее недоверчивым и она сможет узнать, куда поехала Рейчел Катлер.

— Кнолль приехал в Атланту поговорить с Петром Борисовым. — Она решила не сообщать ему, что Кнолль действительно разговаривал с Борисовым в субботу вечером. Не нужно было выдавать много информации. — Он, должно быть, узнал, что Борисов умер, и стал разыскивать его дочь. Это единственное логичное объяснение, почему он приходил в ее офис.

— Как он и вы узнали что-либо о Петре?

— Вы, наверное, знаете, чем занимался господин Борисов, когда он был советским гражданином?

— Он рассказывал нам. Но как вы узнали?

— Отчеты Комиссии, на которую когда-то работал господин Борисов, сейчас общедоступны в России. Теперь очень просто изучать историю. Кнолль разыскивает Янтарную комнату, и, возможно, он надеялся, что Борисов что-либо знает.

— Но как этот человек узнал, где найти Петра?

— На прошлой неделе Кнолль внимательно изучал отчеты в архиве Санкт-Петербурга. Он узнал эту информацию оттуда.

— Это не объясняет, почему вы здесь.

— Как я сказала, я следила за Кноллем.

— Как вы узнали, что Петр умер?

— Я не знала, пока не приехала в город в понедельник.

— Мисс Майерс, откуда такой интерес к Янтарной комнате? Она потеряна уже более пятидесяти лет. Вы не думаете, что если бы ее можно было найти, ее бы уже нашли?

— Я согласна, господин Катлер. Но Кристиан Кнолль думает иначе.

— Вы сказали, что вчера потеряли его в аэропорту. Что заставляет вас думать, что он преследует Рейчел?

— Просто предчувствие. Я обыскала все залы, но не нашла его. Я заметила несколько международных рейсов, вылетающих через несколько минут после того, как Кнолль улизнул от меня. Один был в Мюнхен. Два в Париж. Три во Франкфурт.

— Она улетела тем, что в Мюнхен, — сказал он.

Пол Катлер, казалось, смягчался по отношению к ней, начинал ей доверять. Верить. Она решила воспользоваться моментом:

— Почему судья Катлер поехала в Мюнхен вскоре после того, как умер ее отец?

— Ее отец оставил записку о Янтарной комнате.

Теперь пришло время поднажать.

— Господин Катлер, Кристиан Кнолль опасный человек. Когда он охотится за чем-либо, лучше не попадаться на его пути. Держу пари, что он тоже был на самолете в Мюнхен. Очень важно, чтобы я поговорила с вашей бывшей женой. Вы знаете, где она остановилась?

— Она сказала, что позвонит оттуда, но пока не звонила. — Озабоченность звучала в его словах.

Она взглянула на часы:

— В Мюнхене уже почти половина четвертого.

— Я думал о том же перед вашим приходом.

— Вы точно знаете, куда она направлялась?

Он не ответил.

Данцер усилила давление.

— Понимаю, что я не знакомый вам человек. Но уверяю вас, что я — друг. Мне необходимо найти Кристиана Кнолля. Я не могу сообщить подробности из-за секретности дела, но я уверена, что он ищет вашу бывшую жену.

— Тогда я думаю, что должен сообщить в полицию.

— Для местных служителей закона Кнолль ничего не значит. Этот вопрос в компетенции Интерпола.

Катлер колебался, как будто раздумывая над ее словами и взвешивая варианты. Звонок в полицию займет время. Вовлечение европейских служб — еще больше. Выбор должен быть простым, и она не была удивлена, когда он сделал его.

— Она поехала в Баварию, чтобы найти человека по имени Семен Макаров. Он живет в Кельхайме.

— Кто такой Макаров? — невинно спросила Сюзанна.

— Друг Петра. Они работали вместе в Комиссии много лет назад. Рейчел думала, что Макаров может знать что-либо о Янтарной комнате.

— Что заставило ее поверить в это?

Он открыл ящик стола, достал пачку писем и протянул их ей:

— Посмотрите сами.

Данцер в течение нескольких минут просмотрела каждое письмо. Ничего определенного или ценного, только намеки на то, что эти двое могли знать или подозревать. Достаточно тем не менее, чтобы вызвать ее озабоченность. Теперь не оставалось сомнений в том, что она должна была остановить Кнолля, прежде чем он скооперируется с Рейчел Катлер. Именно это и планировал этот мерзавец. Он ничего не узнал от отца, поэтому он сбросил его с лестницы и решил очаровать дочь, чтобы посмотреть, что он сможет узнать.

Она встала:

— Я оценила предоставленную вами информацию, господин Катлер. Благодарю вас. Я намереваюсь проверить, можно ли отыскать вашу бывшую жену в Мюнхене. У меня есть там связи. — Она протянула руку на прощание. — Благодарю, что уделили мне время.

Катлер встал:

— Я благодарю вас за визит и предупреждение, мисс Майерс. Но вы не сказали, в чем состоит ваш интерес.

— Я не могу разглашать это. Могу только сказать, что господин Кнолль разыскивается по серьезным обвинениям.

— Вы работаете в полиции?

— Я частный сыщик, нанятый, чтобы найти Кнолля. Я работаю в Лондоне.

— Странно. Ваш акцент больше восточноевропейский, чем британский.

Данцер улыбнулась:

— Совершенно верно. По происхождению я чешка.

— Вы можете оставить мне свой телефон? Вероятно, Рейчел мне позвонит, я мог бы вас с ней связать.

— Нет необходимости. Я сама позвоню вам попозже сегодня или завтра, если вы не возражаете.

Она повернулась, чтобы уйти, и заметила фотографию пожилых мужчины и женщины в рамке. Она показала на нее:

— Красивая пара.

— Мои родители. Снято за три месяца до их смерти.

— Мне очень жаль.

Он принял ее соболезнования с легким кивком, и Данцер вышла из офиса. Последний раз, когда она видела эту красивую пару, они и еще двадцать пассажиров поднимались под дождем на борт аэробуса «Алиталия», готовясь покинуть Флоренцию и коротким перелетом через Лигурийское море попасть во Францию. Взрывчатка, которую Сюзанна Данцер приказала заложить в самолет, была спрятана в багажном отделении, и таймер тикал, отсчитывая тридцать минут от старта, чтобы задействовать заряд над открытым морем.

 

ГЛАВА XXIV

Мюнхен, Германия

Пятница, 16 мая, 16.35

Рейчел была поражена. Она раньше никогда не была в настоящем пивном баре. Оркестр, состоящий из труб, барабанов, аккордеона и колокольчиков, грохотал так, что закладывало уши. Длинные деревянные столы были заняты пирующими людьми, несло табаком, сосисками и крепким пивом. Покрытые испариной официанты в lederhosen[21]Кожаные штаны (нем.).
и женщины в ярких платьях с узкими лифами и широкими юбками торопливо разносили литровые кружки темного пива. «Maibock» — услышала она его название, сезонный сорт, продающийся только в это время года, чтобы отметить наступление теплой погоды.

Большинство из двухсот людей, окружающих ее, выглядели очень довольными собой. Она никогда не любила пиво, всегда считая это дурным вкусом, поэтому заказала на обед кока-колу с жареным цыпленком. Клерк на регистрации в ее отеле посоветовал ей пойти сюда, отговорив от соседнего «Хофбраунхауза», где толпились туристы.

Ее рейс из Атланты прибыл этим утром, и, пренебрегая советом, который она часто слышала, она арендовала машину, зарегистрировалась в отеле и легла вздремнуть. Назавтра она собиралась поехать в Кельхайм, который располагался примерно в семидесяти километрах южнее, откуда было рукой подать до Австрии и Альп. Семен Макаров ждал все это время, он может подождать еще один день, если его вообще можно будет там найти.

Перемена обстановки хорошо на нее подействовала, хотя было непривычно смотреть на сводчатые потолки и яркие костюмы официантов пивбара. Она путешествовала за океан только однажды, три года назад, в Лондон на юридическую конференцию, спонсированную Государственной коллегией Джорджии. Телевизионные передачи о Германии всегда привлекали ее, и она мечтала, что однажды поедет туда. Теперь она была здесь.

Она жевала своего цыпленка и наслаждалась зрелищем. Это отвлекало ее от мыслей об отце, Янтарной комнате и Семене Макарове. От Маркуса Неттлса и предстоящих выборов. Может, Пол прав и это было только потерей времени. Но она чувствовала себя лучше просто потому, что была здесь, а это тоже чего-то стоило.

Рейчел оплатила счет в евро, которые поменяла в аэропорту, и вышла из зала. День переходил в вечер; в отличие от жары в Атланте разливалась приятная прохлада, солнце бросало на булыжники попеременно свет и тени. Улицы заполнены тысячами туристов и покупателей, здания старого города представляли собой потрясающее сочетание камня, дерева и кирпича, создавая причудливую средневековую атмосферу.

Весь район был пешеходный, движение автомобилей ограничено, за исключением редких грузовиков доставки.

Она повернула на запад и пошла к Мариенплац. Ее отель находился на дальней стороне площади. Посередине располагался продуктовый рынок, палатки были заполнены продуктами, мясом и готовыми местными деликатесами. Уличный пивной бар расположился левее. Она мало помнила о Мюнхене. Когда-то он был столицей герцогства Бавария, резиденцией Виттельбахов, которые правили им в течение 750 лет. Как назвал его Томас Вулф? «Прикосновение германского рая».

Рейчел прошла мимо нескольких туристических групп с гидами, щебечущими по-французски, по-испански и по-японски. Перед зданием городского магистрата она заметила английскую группу, говорящую с гнусавым акцентом кокни, который она помнила по своей предыдущей поездке в Англию. Рейчел задержалась, слушая гида и любуясь великолепием готических орнаментов. Туристическая группа направилась через площадь, остановилась у дальней стороны, напротив магистрата. Она последовала за ними и заметила, что гид смотрит на часы. Часы на башне высоко над головой показывали 16.58.

Вдруг окошки на башне распахнулись, и два ряда ярко окрашенных, покрытых эмалью металлических фигурок стали танцевать по кругу. Площадь наполнила музыка. Колокол прозвонил пять часов, и ему эхом ответили другие колокола.

— Это glockenspiel,[22]Перезвон колокольчиков (нем.).
— сказала гид, перекрикивая шум. — Они играют три раза в день. В одиннадцать, в полдень и в пять. Фигуры наверху изображают рыцарский турнир, которым сопровождались королевские свадьбы в Германии в шестнадцатом веке. Фигуры внизу исполняют танец бабочек-червонцев.[23]Бабочка Lycaeninae, имеющая ярко-медную окраску крыльев.

Красочные фигуры кружились под красивую баварскую мелодию. Люди на улице остановились, их лица обратились вверх. Сценка длилась две минуты; когда она закончилась, площадь снова ожила. Туристическая группа двинулась дальше и пересекла одну из боковых улиц. Она помедлила несколько секунд и посмотрела, как закрываются окошки часов, затем пошла следом через перекресток.

Резкий звук автомобильного гудка разорвал воздух.

Рейчел повернула голову налево.

На нее надвигался капот автомобиля. Пятьдесят футов. Сорок. Двадцать. Ее взгляд сосредоточился на верхе машины и на эмблеме «мерседеса», затем на фарах и надписи, обозначавшей такси.

Десять футов.

Гудок все еще гудел. Она должна была тронуться с места, но ноги не слушались. Она внутренне собралась в ожидании боли, думая о том, что будет больнее — удар автомобиля или падение на мостовую.

Бедные Марла и Брент!

И Пол. Милый Пол…

Чья-то рука обхватила ее за шею и оттащила назад.

Заскрипели тормоза. Такси остановилось. Запах паленой резины поднимался от тротуара.

Рейчел обернулась посмотреть на того, кто ее держал. Мужчина, высокий и худощавый, с копной волос кукурузного цвета, зачесанной назад. Тонкие губы, как разрез, сделанный бритвой, дополняли красивое смуглое лицо. Он был одет в пшеничного цвета твидовую рубашку и клетчатые брюки.

— Вы в порядке? — спросил он по-английски.

Напряженность момента обессилила ее. Она мгновенно поняла, насколько близка была смерть.

— Думаю, да.

Собралась толпа. Водитель такси вышел из машины и смотрел на них.

— Она в порядке, — сказал ее спаситель. Потом он сказал что-то по-немецки, и люди начали расходиться. Он поговорил по-немецки с водителем такси, который что-то ответил ему, а затем уехал.

— Водитель сожалеет. Но он сказал, что вы появились из ниоткуда.

— Я думала, что этот район только для пешеходов, — прошептала Рейчел. — Я не ожидала увидеть здесь машину.

— Такси на самом деле не должны ездить здесь. Я напомнил водителю об этом, и он решил, что лучше всего уехать.

— Здесь должен быть какой-то знак или что-то в этом роде.

— Вы из Америки, правильно? В Америке повсюду знаки. А здесь нет.

Рейчел немного успокоилась.

— Спасибо вам за то, что вы сделали.

Два ряда ровных белых зубов сверкнули в идеальной улыбке.

— Пожалуйста. — Он протянул руку: — Я Кристиан Кнолль.

Она приняла предложение познакомиться:

— Рейчел Катлер. Я рада, что вы оказались здесь, мистер Кнолль. Я не увидела это злосчастное такси.

— Могло произойти несчастье.

Она усмехнулась:

— Верно.

Ее вдруг начало трясти.

— Пожалуйста, позвольте мне угостить вас выпивкой, чтобы вы успокоились.

— В этом нет необходимости.

— Вы дрожите. Немного вина вам поможет.

— Большое спасибо, но…

— Как награда за мои старания.

От этого было трудно отказаться, поэтому она сдалась:

— Хорошо, возможно, вино пойдет мне на пользу.

Рейчел последовала за Кноллем в кафе в четырех кварталах от площади, двойные медные башни главного собора вырисовывались на другой стороне улицы. Накрытые скатертями столы были расставлены на мостовой, за каждым сидели люди, потягивающие темное пиво. Кнолль заказал себе пиво и бокал рейнского вина «Ринеланг» для нее, прозрачного, сухого, горького.

Кнолль оказался прав. Ее нервы были взвинчены. Впервые она так близко столкнулась со смертью. Странные мысли посетили ее в этот момент. Брент и Марла — это было понятно. Но Пол? Она так отчетливо представила его, сердце сразу заныло.

Рейчел отпила немного вина, алкоголь и окружающая обстановка помогали успокоиться.

— Я должен признаться вам кое в чем, мисс Катлер, — сказал Кнолль.

— Просто Рейчел.

— Очень хорошо. Рейчел.

Она снова отпила вина.

— Признаться в чем?

— Я следил за вами.

Слова удивили ее. Она поставила бокал с вином.

— Что вы имеете в виду?

— Я следил за вами с тех пор, как вы покинули Атланту.

Она поднялась из-за стола:

— Я думаю, что мне стоит обратиться в полицию.

Кнолль сидел, бесстрастно потягивая пиво.

— Пожалуйста, если вы этого хотите. Я только прошу, чтобы вы сперва выслушали меня.

Рейчел задумалась. Они сидели на открытом месте. За декоративной железной оградой по улице толпами ходили вечерние покупатели. Что плохого в том, чтобы выслушать его? Она снова села.

— Хорошо, мистер Кнолль, у вас есть пять минут.

Кнолль поставил кружку на стол.

— Я приехал в Атланту в начале этой недели, чтобы встретиться с вашим отцом. По приезде я узнал о его смерти. Вчера я был в вашем офисе и узнал о вашей поездке сюда. Я даже оставил свои имя и номер телефона. Ваша секретарь не передала вам мое сообщение?

— Я еще не звонила в офис. Что за дела у вас были с моим отцом?

— Я ищу Янтарную комнату и думал, что он мог бы мне помочь.

— Зачем вы ищете Янтарную комнату?

— Мой работодатель ищет ее.

— Как и русские.

Кнолль улыбнулся:

— Правда. Но спустя пятьдесят лет мы называем это собственностью нашедшего — так, мне кажется, говорят американцы.

— Чем мог помочь вам мой отец?

— Он разыскивал ее много лет. Найти Янтарную комнату было первоочередной задачей для Советского Союза.

— Это было пятьдесят с лишним лет назад.

— Для такой награды отрезок времени незначительный. И это делает поиск еще более интригующим.

— Как вы узнали, где мой отец?

Кнолль вытащил из кармана и подал ей какие-то сложенные листки:

— Я обнаружил их на прошлой неделе в архиве Санкт-Петербурга. Они привели меня в Атланту. Как вы видите, КГБ был у него несколько лет назад.

Рейчел развернула и прочла документ. Слова были напечатаны кириллицей. Перевод на английский был написан с краю голубыми чернилами. Она сразу заметила, кто подписал верхний листок. Семен Макаров. Она также увидела, что было написано на листке КГБ о ее отце:

«Был установлен контакт. Отрицает любую информацию о Янтарной комнате до 1958 г. Не смог определить местонахождение Семена Макарова. Утверждает, что ничего не знает о Макарове».

Но отец точно знал, где жил Макаров. Он переписывался с ним в течение многих лет. Почему он солгал? И отец никогда не упоминал о том, что к нему приходили из КГБ. И почти не говорил о Янтарной комнате. Было неприятно думать, что в КГБ знали о ней, Марле и Бренте. Рейчел подумала о том, что еще утаил отец.

— К сожалению, мне не удалось поговорить с вашим отцом, — сказал Кнолль. — Я прибыл слишком поздно. Я искренне сожалею о вашей потере.

— Когда вы приехали?

— В понедельник.

— И вы ждали до вчерашнего дня, прежде чем пойти ко мне в офис?

— Я узнал о смерти вашего отца и не хотел беспокоить вас в вашем горе. Мои дела могли подождать.

Ее напряжение стало спадать. Этот человек, возможно, заслуживал доверие, но она предостерегла саму себя от излишнего благодушия. В конце концов, хоть он и был красив и очарователен, Кристиан Кнолль все же был ей не знаком. Даже хуже, он был незнакомцем в чужой стране.

— Вы летели одним рейсом со мной?

Он кивнул:

— Я едва успел на самолет.

— Почему вы ждали до нынешнего момента, чтобы заговорить?

— Я не был уверен в цели вашей поездки. Если она личная, мне не хотелось вмешиваться. Если она касается Янтарной комнаты, я намеревался подойти к вам.

— Мне не нравится, когда за мной следят, мистер Кнолль!

Он пристально посмотрел на нее:

— Возможно, это удача, что я следил за вами.

Воспоминание о такси вспыхнуло у нее в голове. Может, он прав?

— И называйте меня Кристиан, — попросил он.

Рейчел велела себе остыть. Не было необходимости вести себя так враждебно. Он прав. Он спас ей жизнь.

— Хорошо. Пусть будет Кристиан.

— Ваша поездка связана с Янтарной комнатой?

— Я не уверена, что мне следует отвечать на этот вопрос.

— Если бы я был опасен, я попросту бы дал тому такси переехать вас.

Хорошее замечание, но все же этого недостаточно.

— Фрау Катлер, я опытная ищейка. Предметы искусства — моя специальность. Я говорю по-немецки и знаком с этой страной. Вы, возможно, прекрасный судья, но я осмелюсь предположить, что вы новичок в проведении расследования.

Она не ответила.

— Я заинтересован в получении информации о Янтарной комнате, ничего более. Я поделился с вами своей тайной. Я только прошу того же взамен.

— А если я откажусь и обращусь в полицию?

— Я просто исчезну из поля вашего зрения, но буду держать вас под наблюдением, чтобы знать, что вы делаете. Ничего личного. Вы для меня ниточка, потянув за которую я размотаю клубок. Я просто думал, что мы можем работать вместе и сэкономить время.

В Кнолле было что-то суровое и опасное, это ей нравилось. Его слова были ясными и прямыми, голос уверенным. Рейчел тщетно искала в его лице что-то необычное, подозрительное, но не нашла. И она приняла быстрое решение, так как привыкла делать в суде:

— Хорошо, мистер Кнолль. Я приехала найти Семена Макарова. Он живет на улице с таким же названием, как и эта, в Кельхайме.

Кнолль поднял кружку и сделал глоток пива.

— Это на юг отсюда, к Альпам около Австрии. Я знаю эту деревню.

— Он и мой отец явно интересовались Янтарной комнатой. Очевидно, даже больше, чем мне казалось.

— Есть ли у вас соображения насчет того, что может знать герр Макаров?

Она решила не упоминать пока о письмах.

— Я знаю только, что они работали когда-то вместе, о чем вы, кажется, уже тоже знаете.

— Как вы узнали это имя?

Рейчел решила солгать.

— Мой отец часто говорил о нем последние годы. Они когда-то были близки.

— Я могу вам помочь, фрау Катлер.

— Честно говоря, господин Кнолль, я надеялась побыть какое-то время одна.

— Я понимаю. Я помню, как мой отец умер. Это было очень тяжело.

Слова звучали неподдельно, и она оценила заботу. Но тем не менее он был незнакомцем.

— Вам нужна помощь. Если этот Макаров владеет информацией, я могу помочь разобраться в ней. Я обладаю обширными знаниями о Янтарной комнате. Знаниями, которые будут очень полезны.

Она промолчала.

— Когда вы планируете поехать на юг? — спросил Кнолль.

— Завтра утром.

Она ответила слишком быстро!

— Позвольте, я отвезу вас.

— Я не разрешаю своим детям соглашаться, когда незнакомцы предлагают их подвезти. Почему же я сама должна это делать?

Он улыбнулся. Рейчел понравилась его улыбка.

— Я был открыт и откровенен с вашим секретарем относительно своей личности и своих намерений. Слишком явный след для того, кто намеревался бы причинить вам вред.

Кнолль допил остатки своего пива.

— В любом случае, я бы просто последовал за вами в Кельхайм.

Она приняла еще одно быстрое решение, которое удивило ее саму:

— Ну хорошо. Почему бы и нет? Поедем вместе. Я остановилась в отеле «Вальдек». Пара кварталов в ту сторону.

— А я через улицу от «Вальдека», в «Элизабет».

Она покачала головой и улыбнулась:

— Меня это не удивляет.

Кнолль наблюдал, как Рейчел Катлер исчезла в толпе. Прошло довольно неплохо.

Он бросил пару евро на стол и вышел из кафе. Прогулялся по близлежащим улицам и снова пересек Мариенплац. Пройдя мимо рынка, заполненного ужинающими и отдыхающими людьми, он направился к Максимилиан-штрассе, элегантному бульвару с музеями, правительственными учреждениями и магазинами. Впереди возвышалось здание с портиком и колоннами — национальный театр. У входа такси облепили статую Максимилиана Иосифа, первого короля Баварии, терпеливо ожидая пассажиров после раннего вечернего представления. Он пересек улицу и прошел к четвертому такси в очереди. Водитель стоял снаружи, руки его были сложены, он опирался на свой «мерседес».

— Все нормально? — спросил водитель по-немецки.

— Более чем.

— Мой выход потом был убедительным?

— Выше всех похвал. — Он протянул мужчине пачку евро.

— Всегда приятно иметь дело с тобой, Кристиан.

— С тобой тоже, Эрик.

Он хорошо знал водителя, поскольку уже пользовался его помощью раньше в Мюнхене. Он был одновременно надежен и подкупаем, два качества, которые Кристиан больше всего ценил во всех своих операциях.

— Ты размякаешь, Кристиан?

— Как это?

— Ты хотел ее только напугать, а не убить. Это так не похоже на тебя.

Он улыбнулся:

— Нет ничего лучше для того, чтобы вызвать доверие, чем прикосновение смерти.

— Ты хочешь переспать с ней, что ли?

Кнолль не хотел много говорить, но этот человек мог пригодиться ему в будущем. Он кивнул и сказал:

— Хороший способ залезть в трусики.

Водитель пересчитал банкноты.

— Пятьсот евро — весьма щедро за чью-то попку.

Кристиан подумал о Янтарной комнате и десяти миллионах евро, которые она принесет ему. Затем снова представил себе грудь и ноги Рейчел Катлер.

— Не очень.

 

ГЛАВА XXV

Атланта, Джорджия

Пятница, 16 мая, 12.35

Пол был озабочен. Он пропустил ланч и остался в офисе, надеясь, что Рейчел позвонит. В Германии было уже 18.30. Она упоминала, что, возможно, останется переночевать в Мюнхене, прежде чем отправиться в Кельхайм. Поэтому он не был уверен, позвонит ли она сегодня или завтра, после того как поедет на юг к Альпам, если вообще позвонит.

Рейчел была прямолинейной, напористой и упрямой. Она всегда была такой. Эти качества сделали ее хорошим судьей. Но из-за них ее сложно было понять и еще сложнее полюбить. Ей трудно было заводить друзей. Но глубоко внутри она была сердечна и заботлива, он знал это. К сожалению, они были такие разные — как огонь и вода. Хотя так ли это? Оба они считали, что тихий ужин дома лучше, чем в переполненном ресторане. Оба предпочитали видео напрокат походу в театр. И пойти с детьми днем в зоопарк было для них истинным удовольствием по сравнению с вечером, проведенным в шумном городе. Пол понимал, что ей не хватает отца. Они были очень близки, особенно после развода. Петр тщетно старался снова их соединить.

Как было написано в записке старика?

«Может быть, ты дашь Полу еще один шанс».

Но это было бесполезно. Рейчел решила, что они будут жить раздельно. Она давала резкий отпор любой попытке примирения, которую он делал. Возможно, ему пора было оставить ее и сдаться. Но было еще что-то. То, что у нее не было мужчин… Ее доверие к нему. И у скольких еще мужчин был ключ от дома бывшей жены? Сколько совместно владели имуществом? Или продолжали иметь общий счет по акциям? Она ни разу не потребовала, чтобы они закрыли их счет в «Мэрил Линч», он управлял им последние три года, а она ни разу за это время не поставила под сомнение его решения.

Пол уставился на телефон. Почему Рейчел не позвонила? Что происходит? Какой-то человек, Кристиан Кнолль, искал ее. Возможно, он был опасен. Возможно, нет. Вся информация, которой он обладал, исходила от довольно привлекательной брюнетки с яркими голубыми глазами и стройными ногами. Джо Майерс. Она была спокойна и собранна, четко отвечала на его вопросы, быстро и по существу. Она как будто чувствовала его тревогу за Рейчел, его потаенные сомнения по поводу ее поездки в Германию. Он слишком легко пошел ей навстречу! Рейчел нечего было делать в Германии. В этом он был уверен. Янтарная комната не ее забота, да и сомнительно, что Семен Макаров еще жив.

Катлер протянул руку и взял со стола письма своего бывшего тестя. Он нашел записку, адресованную Рейчел, и просмотрел полстраницы.

«Нашли ли мы ее? Возможно. Никто из нас не ездил не проверял. Слишком многие следили за нами в те дни, и когда мы сузили круг поисков, оба осознали, что Советы были гораздо хуже Германии. Поэтому мы оставили все как есть. Семен и я поклялись никогда не открывать то, что мы знали, или то, что мы думали, что знаем. Только когда Янси вызвался осторожно навести справки, чтобы проверить информацию, которую я считал заслуживающей доверия, я возобновил расследование. Он задавал вопросы во время своей последней поездки в Италию. Был ли взрыв самолета вызван его расспросами или чем-то другим, мы никогда не узнаем. Все, что я знаю, — это то, что поиски Янтарной комнаты очень опасны».

Пол прочел немного дальше и снова нашел предостережение:

«Но никогда, ни за что не связывайся с Янтарной комнатой. Помни историю Фаэтона и слезы Гелиад. Остерегайся его амбиций и их горя».

Пол много читал классику, но не мог вспомнить это место. Рейчел ушла от ответа три дня назад, когда он спросил ее об этой истории за обеденным столом.

Он повернулся к компьютеру и зашел в Интернет. Он выбрал поиск и напечатал — Фаэтон и Гелиады. Экран наполнился ссылками более чем на сто сайтов. Он наугад проверил пару. Третья была самая лучшая, на страничке был заголовок «Мифический мир Эдит Гамильтон». Он просмотрел ее и нашел рассказ о Фаэтоне, в библиографии в качестве источника были указаны «Метаморфозы» Овидия.

Пол прочитал рассказ. Он был красочный и пророческий.

Фаэтон, незаконный сын Гелиоса, бога Солнца, наконец нашел своего отца. Чувствуя за собой вину, бог Солнца обещал сыну исполнить одно его желание, и мальчик немедленно пожелал на один день занять место своего отца и править солнечной колесницей по небу от рассвета до заката. Отец тщетно пытался отговорить сына от этой глупости, но того было не удержать. Поэтому Гелиос выполнил желание, при этом предупредив мальчика, что управлять колесницей очень трудно. Предостережение бога Солнца не возымело действия. Все, что мальчик представлял себе, — был он сам, стоящий на чудесной колеснице и управляющий конями, с которыми сам Зевс не мог справиться.

Однако уже в воздухе Фаэтон быстро понял, что предупреждения его отца были верными, и он потерял управление колесницей. Кони стрелой помчались к вершине неба, а потом опустились так близко к земле, что могли сжечь весь мир. У Зевса не было другого выбора, кроме как пустить молнию, которая уничтожила колесницу и убила Фаэтона. Таинственная река Эридан приняла его и погасила пламя, которое охватило его тело. Наяды, жалея храброго юношу, похоронили его. Сестры Фаэтона, Гелиады, пришли на его могилу и оплакивали его. Зевс, сжалившись над их горем, превратил их в тополя, которые окружили грустно шелестящей листвой берега Эридана.

Катлер прочитал последние строки рассказа на экране:

В СВОЕЙ ПЕЧАЛИ ОНИ ВЕЧНО ПЛАЧУТ НАД ПОТОКОМ.

КАЖДАЯ УПАВШАЯ СЛЕЗИНКА СВЕРКАЕТ В ВОДЕ БЛЕСТЯЩЕЙ КАПЕЛЬКОЙ ЯНТАРЯ.

Он сразу вспомнил издание «Метаморфоз» Овидия, которое видел у Борисова на книжной полке. Петр старался предупредить Рейчел, но она его не послушала. Как и Фаэтон, она пустилась в безрассудное путешествие, не понимая опасности и не оценив риска. Станет ли Кристиан Кнолль для нее Зевсом? Тем, кто пустит молнию…

Он смотрел на телефон. Позвони, черт побери!

Что ему делать?

Он не мог сделать ничего! Оставаться с детьми, присматривать за ними и ждать, когда Рейчел вернется со своей безумной охоты. Он мог позвонить в полицию и, может, даже предупредить немецкие власти. Но если Кристиан Кнолль был всего лишь любопытным исследователем, Рейчел от души посмеется над ним. Паникер Пол, скажет она.

А ему не хотелось услышать это.

Но был и третий вариант. Самый привлекательный. Он взглянул на часы. 13.50. 19.50 в Германии. Он потянулся к телефонной книге, нашел номер и набрал «Дельта Эйрлайнс».

— Мне нужен рейс до Мюнхена из Атланты на сегодня.

 

ГЛАВА XXVI

Кельхайм, Германия

Суббота, 17 мая, 8.05

Сюзанна отлично все успела. Она вышла из офиса Пола Катлера и немедленно полетела в Нью-Йорк, где успела на «конкорд», вылетающий в 18.30 в Париж. Прибыв немногим позже 22.00 по местному времени, шаттл компании «Эйр Франс» доставил ее в Мюнхен в 1.00. Ей удалось немного поспать в отеле аэропорта, а затем она помчалась на юг в арендованном «ауди» по трассе Е533, прямо в Обераммергау, затем на запад по извивающемуся шоссе к альпийскому озеру под названием Ферггензее, к востоку от Фюссена.

Деревня Кельхайм представляла собой беспорядочную группу домов с разукрашенными двускатными крышами, которая располагалась ближе к восточному берегу озера. Церковь со шпилем занимала центр городка, вокруг нее теснились торговые ряды. Покрытые лесами склоны располагались на дальних берегах озера. Несколько рыбацких лодочек под белыми парусами порхали по серо-голубой воде, как бабочки на легком ветерке.

Сюзанна припарковалась с южной стороны церкви. Продавцы заполнили мостовую, готовясь к тому, что, очевидно, было утренним субботним рынком. В воздухе стоял запах сырого мяса, свежих продуктов и табака. Она прошла сквозь толпу. Вокруг шумными стайками носились дети. В отдалении слышны были удары молотков. Ее внимание привлек старик с седыми волосами и горбатым носом в одной из палаток. Он был примерно такого же возраста, как Семен Макаров. Она подошла и похвалила его яблоки и вишни.

— Отличные фрукты, — сказала она по-немецки.

— Сам вырастил, — ответил старик.

Она купила три яблока, широко улыбнулась и с теплотой посмотрела на него. Образ, созданный ею, был идеален. Светло-рыжий парик, светлая кожа, орехового цвета глаза. Грудь была увеличена на два размера парой силиконовых вставок. Сюзанна также подложила подушечки на бедра, по бокам и сзади и надела джинсы на два размера больше, чтобы создать искусственный объем. Клетчатая фланелевая рубаха и тяжелые рыжие ботинки довершали маскировку. Глаза скрывали солнечные очки, темные, но не до такой степени, чтобы привлекать внимание. Позже свидетели несомненно будут описывать грудастую крутобедрую блондинку.

— Вы знаете, где живет Семен Макаров? — спросила она. — Он старик. Живет здесь уже давно. Друг моего дедушки. Я приехала с подарком, но потеряла его адрес. Нашла деревню наудачу.

Старик покачал головой:

— Как беспечно с вашей стороны, фройляйн.

Она улыбнулась, принимая упрек:

— Я знаю. Но уж такая я рассеянная. Мои мысли сейчас за тысячу миль отсюда.

— Я не знаю, где живет Макаров. Я из Нессельванга, это к западу. Но подождите, я позову кого-нибудь из местных.

Прежде чем она смогла остановить его, он крикнул что-то человеку на другой стороне площади. Она не хотела бы привлекать к себе так много внимания. Двое мужчин заговорили по-французски, она не очень-то им владела, но уловила некоторые знакомые слова. Макаров. К северу. Три километра. У озера.

— Эдуард знает Макарова. Говорит, что он живет на севере. В трех километрах отсюда. Прямо у берега озера. Поезжайте по той дороге. Небольшой каменный дом с трубой.

Сюзанна улыбнулась и кивком поблагодарила за информацию, а затем услышала, как человек с той стороны площади кричит:

— Юлиус, Юлиус!

К палатке подбежал мальчик лет двенадцати. У него были светло-каштановые волосы и хорошенькое личико. Продавец что-то сказал парнишке, затем мальчик подбежал к ней. Прямо позади рынка стая уток взлетела с озера в бледно-голубое утреннее небо.

— Вы ищете Макарова? — спросил мальчик — Это мой дедушка. Я могу показать вам, где он живет. — Его юные глаза обшаривали ее грудь.

Ее улыбка стала шире:

— Тогда показывай дорогу.

Мужчинами любого возраста было так легко манипулировать!

 

ГЛАВА XXVII

Кельхайм, Германия

Суббота, 17 мая, 9.15

Рейчел взглянула на сидящего рядом Кристиана Кнолля. Они мчались на юг по шоссе Е533 и уже находились в тридцати минутах езды от Мюнхена. Через тонированные окна «вольво» просматривалась местность — призрачно вырисовывающиеся сквозь завесу тумана вершины, шапки снега на склонах высот, внизу одетых зелеными елями и лиственницами.

— Здесь так красиво, — сказала она.

— Весна — лучшее время, чтобы приехать в Альпы. Вы первый раз в Германии?

Она кивнула.

— Вам очень понравятся эти места.

— Вы много путешествуете? — поинтересовалась Рейчел.

— Все время.

— А где вы живете?

— У меня квартира в Вене, но я редко там бываю. Моя работа гоняет меня по всему миру.

Рейчел разглядывала своего загадочного шофера. Его плечи широки и мускулисты, шея крепкая, руки длинные и сильные. Он опять был одет в повседневную одежду. Клетчатая суконная рубашка, джинсы, ботинки и легкий запах сладкого одеколона. Кристиан был первым европейским мужчиной, с которым она по-настоящему общалась за последнее время. Может быть, очарование было именно в этом. Он безусловно возбудил ее интерес.

— В отчете КГБ сказано, что у вас двое детей. А муж есть? — спросил Кнолль.

— Раньше был. Мы в разводе.

— Это довольно широко распространено в Америке.

— Я рассматриваю сто или даже больше таких дел за неделю у себя в суде.

Кнолль покачал головой:

— Просто позор.

— Люди как будто не могут жить вместе.

— Ваш бывший муж адвокат?

— Один из лучших. — Какая-то «вольво» просвистела мимо по левому ряду. — Удивительно. Эта машина, наверное, едет сто миль в час.

— Почти сто двадцать, — сказал Кнолль. — Мы сами едем почти сто.

— Это так не похоже на Атланту.

— Он хороший отец? — продолжал допытываться Кнолль.

— Мой бывший муж? О да. Очень хороший.

— Отец из него получился лучше, чем муж?

Странные вопросы. Но она не возражала против того, чтобы ответить; анонимность незнакомца сглаживала вторжение в ее личную жизнь.

— Я бы не сказала. Пол хороший человек. Любая женщина хотела бы быть с ним.

— Почему же не вы?

— Я не сказала, что не хотела. Я просто сказала, что мы не можем жить вместе.

Кнолль, кажется, почувствовал ее колебания.

— Я не хотел совать нос в чужие дела. Просто меня интересуют другие люди. У меня самого нет постоянного дома и корней, и мне нравится выспрашивать других. Просто любопытство. Ничего более.

— Ничего страшного. Я не обижаюсь. — Несколько мгновений она сидела молча, затем сказала: — Мне надо бы позвонить и сообщить Полу, где я остановилась. Он присматривает за детьми.

— Вы можете связаться с ним сегодня вечером.

— Он вообще недоволен тем, что я поехала. Он и мой отец говорили, что мне надо держаться подальше от всего этого.

— Вы обсуждали поиски Янтарной комнаты с вашим отцом перед его смертью?

— Вовсе нет. Он оставил мне письмо вместе с завещанием.

— Тогда зачем вы здесь?

— Просто я должна это сделать.

— Я понимаю. Янтарная комната — достойная награда для многих. Люди ищут ее с войны.

— Мне так и говорили. Что делает ее такой особенной?

— Трудно сказать. Искусство по-разному воздействует на людей. Но что интересно, Янтарная комната одинаково поражает всех. Я читал отчеты девятнадцатого и начала двадцатого века. Все соглашаются, что она великолепна. Представьте себе: целая комната, покрытая янтарем.

— Звучит удивительно.

— Янтарь очень ценится. Вы много знаете о нем? — спросил Кнолль.

— Почти ничего.

— Это просто ископаемая древесная смола, в возрасте от сорока до пятидесяти миллионов лет. Сок растений, отвердевший за тысячелетия и превратившийся в драгоценный камень. Греки называли его электрон — солнечное вещество — за его цвет и еще потому, что, если его потереть, он производит электрическую энергию. Шопен перебирал янтарные четки, прежде чем сесть за пианино. Он теплый на ощупь и забирает испарину.

— Я этого не знала.

— Римляне верили, что если вы Лев по знаку зодиака, то ношение янтаря принесет вам удачу. А если вы Телец — то неприятности.

— Может, мне стоит приобрести немного янтаря. Я Лев.

Он улыбнулся:

— Если вы верите в такие вещи. Средневековые доктора предписывали янтарные ингаляции для лечения воспаления горла. Его пары во время кипения очень душисты и предположительно обладают лечебным эффектом. Русские называют его морским фимиамом. Они также… Извините, я, наверное, докучаю вам.

— Вовсе нет. Это интересно.

— Пары могут ускорить созревание плодов. Есть арабская легенда об одном шахе, который приказал своему садовнику принести ему свежих груш. Проблема была в том, что был не сезон и фрукты не могли созреть еще в течение месяца. Шах пригрозил обезглавить садовника, если он не достанет спелых груш. Поэтому садовник сорвал несколько незрелых груш и провел ночь, молясь Аллаху и куря янтарный фимиам. На следующий день в ответ на его молитвы груши были розовыми, сладкими и вполне пригодными для еды. — Кнолль пожал плечами. — Правда это или нет, никто не знает. Но янтарные испарения действительно содержат этилен, который стимулирует раннее созревание. Он также может смягчать кожу. Египтяне использовали эти испарения в процессе мумификации.

— Я знаю только ювелирные украшения из янтаря, и еще я видела картинки с насекомыми и листьями внутри.

— Фрэнсис Бэкон назвал их королевскими могилами. Ученые рассматривают янтарь как капсулу времени. Художники думают о нем как о краске. У него более двухсот пятидесяти оттенков. Голубой и зеленый — самые редкие. Красный, желтый, коричневый, черный и золотой — наиболее часто встречающиеся. В Средние века возникали целые гильдии, которые контролировали распространение янтаря. Янтарная комната была изготовлена в восемнадцатом веке, высшее творение человеческих рук.

— Вы так хорошо знакомы с этим предметом.

— Это моя работа.

Машина замедлила ход.

— Наш поворот, — сказал Кнолль, когда они съехали с шоссе по короткому склону, и затормозил внизу. — Отсюда поедем на запад. Мы уже недалеко от Кельхайма. — Он крутанул руль направо и быстро переключил передачи, набирая скорость.

— На кого вы работаете?

— Не могу сказать. Мой наниматель — частное лицо.

— Но очевидно, богатый.

— Почему вы так решили?

— Посылает вас в разные уголки земного шара в поисках предметов искусства. Это хобби не для бедного мужчины.

— Разве я сказал, что мой наниматель — мужчина?

Рейчел усмехнулась:

— Нет, не сказали.

— Хорошая попытка, ваша честь.

Зеленые поля с редко стоящими высокими елями простирались вдоль шоссе. Она открыла окно и стала вдыхать прозрачный воздух.

— Мы поднимаемся, не так ли?

— Альпы начинаются здесь и простираются на юг до Италии. Прежде чем мы доберемся до Кельхайма, станет прохладнее.

Раньше она удивлялась, почему он надел рубашку с длинными рукавами и джинсы. Сама она была одета в шорты цвета хаки и блузку на пуговицах с короткими рукавами. Вдруг Рейчел осознала, что впервые после развода едет куда-либо не с Полом, а с другим мужчиной. Раньше она всегда ездила с детьми, с отцом или подругой.

— Я действительно имел в виду то, что сказал вчера. Мне жаль вашего отца, — проговорил Кнолль.

— Он был очень стар.

— Это ужасное обстоятельство в отношениях с родителями. Однажды мы их теряем.

Его слова прозвучали искренне. Слова, которых она ожидала, безусловно сказанные из вежливости. Но она оценила его внимание.

И находила его все более интригующим.

 

ГЛАВА XXVIII

Кельхайм, Германия

Суббота, 17 мая, 11.45

Рейчел внимательно разглядывала старика, который открыл дверь. Он был небольшого роста, с узким лицом и лохматыми седыми волосами. Седеющая же щетина покрывала его увядшие подбородок и шею. Его фигура была худощавая, кожа оттенка талька, а лицо сморщенное, как грецкий орех. Старику было по меньшей мере восемьдесят, и ее первая мысль была об отце и о том, как этот человек напоминает его.

— Вы Семен Макаров? Я Рейчел Катлер. Дочь Петра Борисова.

Старик всмотрелся пристальнее:

— Я узнаю его черты в вашем лице. Да и глаза у вас как у него.

Она улыбнулась:

— Он бы гордился этим. Мы можем войти?

— Конечно, — сказал Макаров.

Рейчел и Кнолль вошли в крошечный домик. Одноэтажное здание было построено из старого дерева и покрыто штукатуркой. Дом Макарова был последний из небольшого ряда домиков, отделенных от основной части Кельхайма узкой улочкой.

— Как вы нашли мой дом? — спросил Макаров.

Он говорил по-английски значительно лучше, чем ее отец.

— Мы спросили в городе, где вы живете, — сказала она.

Гостиная была теплая и уютная благодаря огню, потрескивающему в каменном камине. Две лампы горели у дивана, покрытого стеганым одеялом, куда они сели. Макаров устроился в деревянном кресле-качалке напротив них. Запах корицы и кофе витал в воздухе. Макаров предложил им выпить, но они отказались. Она представила Кнолля, потом рассказала Макарову о смерти отца. Старик был застигнут врасплох этими новостями. Он молча сидел некоторое время, слезы наполняли его измученные глаза.

— Он был хорошим человеком. Самым лучшим, — сказал наконец Макаров.

— Я приехала, господин Макаров…

— Семен. Зовите меня Семен.

— Хорошо. Семен. Я приехала из-за писем о Янтарной комнате, которые вы с отцом посылали друг другу. Я прочла их. Папа говорил что-то о тайне, которую вы двое храните, и о том, что вы стары для того, чтобы самим поехать и проверить. Я приехала, чтобы узнать, что я смогу сделать.

— Почему, дитя мое?

— Это было важно для отца.

— Он когда-либо говорил с тобой об этом?

— Он мало рассказывал о войне и о том, чем он занимался потом.

— Возможно, у него была причина молчать.

— Я уверена, что была. Но отца теперь нет.

Макаров сидел молча и как будто созерцал огонь. Тени мелькали на его очень старом лице. Она взглянула на Кнолля, который пристально наблюдал за хозяином. Она была вынуждена сказать о письмах и увидела досаду на его лице. Неудивительно, поскольку она намеренно утаила информацию. Рейчел подумала, что потом он наверняка станет ее расспрашивать.

— Наверное, пришло время, — мягко сказал Макаров. — Я все думал, когда же оно настанет. Возможно, сейчас.

Позади нее Кнолль глубоко вздохнул. Мурашки побежали по ее спине. Возможно ли, что этот старик знает, где находится Янтарная комната?

— Эрих Кох, он был таким чудовищем, — прошептал Макаров.

Она не поняла:

— Кох?

— Гауляйтер, — подсказал Кнолль. — Один из провинциальных губернаторов Гитлера. Кох правил Пруссией и Украиной. Его работой было выжимать каждую тонну зерна, каждую унцию стали и каждого раба, каких он только мог выжать из оккупированных территорий.

Старик вздохнул.

— Я думаю, мы должны быть ему признательны за жестокость. Ему удалось переделать сорок миллионов украинцев, приветствовавших захватчиков как освободителей от Сталина, в пылающих гневом партизан, которые ненавидели немцев. Да, это уже достижение.

Кнолль ничего не сказал.

Макаров продолжал:

— Кох вел игры с русскими и с немцами после войны, спекулируя Янтарной комнатой, чтобы остаться в живых. Мы с Петром наблюдали за его игрой.

— Я не понимаю, — сказала Рейчел.

Кнолль пояснил:

— Кох был схвачен в Польше после войны и приговорен к смерти как военный преступник. Советский Союз тем не менее систематически откладывал его казнь. Кох утверждал, что знает, где находится Янтарная комната. Это Кох приказал вывезти ее из Ленинграда и перевезти в Кенигсберг в тысяча девятьсот сорок первом году. Он также приказал эвакуировать ее на запад в тысяча девятьсот сорок пятом. Кох спекулировал тем, что якобы знает, где она, чтобы остаться в живых, объясняя это тем, что русские убьют его сразу, как только он откроет ее местонахождение.

Теперь она начала припоминать кое-что из того, что она читала в статьях, которые хранил отец.

— Он в результате все-таки добился, что ему пообещали оставить его в живых, так ведь?

— В середине тысяча девятьсот шестидесятых, — подтвердил Макаров. — Но этот шут заявил, что не помнит точного места. Кенигсберг тогда был переименован в Калининград и был частью Советского Союза. Город разбомбили до основания во время войны, и русские сначала снесли все бульдозерами, а потом отстроили заново. От бывшего города ничего не осталось. Кох же во всем обвинял русских. Сказал, что они уничтожили его отметки, что это их вина, что он теперь не может найти это место.

— Кох изначально ничего не знал, не так ли? — спросил Кнолль.

— Ничего. Обычный пройдоха, пытавшийся спасти свою жизнь.

— Тогда скажите нам, нашли ли вы Янтарную комнату?

Макаров кивнул.

— Вы видели ее? — резко спросил Кнолль.

— Нет. Но она была там.

— Почему вы держали это в тайне?

— Сталин был злом. Реинкарнацией самого дьявола. Он украл русские богатства, чтобы построить Дворец Советов.

— Что? — переспросила Рейчел.

— Огромный небоскреб в Москве, — сказал Макаров. — И он хотел поместить на его вершину огромную статую Ленина. Можете представить всю чудовищность проекта? Петр, я и все другие собирали произведения искусства для музея всемирного искусства, который должен был стать частью этого дворца. Это должен был быть подарок от Сталина всему миру. Никакой разницы с тем, что Гитлер планировал в Австрии. Громадный музей краденых ценностей. Слава богу, Сталин тоже так и не построил свой монумент. Это было безумие. И никто не мог остановить этого подонка. Только смерть это сделала. — Старик покачал головой. — Полное, абсолютное сумасшествие. Петр и я стремились делать свою работу и не говорить никому о том, что именно мы нашли в горах. Лучше оставить ее погребенной в горах, чем позволить ей служить Сатане.

— Как вы нашли Янтарную комнату? — поинтересовалась Рейчел.

— Случайно. Петр наткнулся на железнодорожного рабочего, который направил нас в пещеры. Они были в российском секторе, который стал Восточной Германией. Советы даже название украли, хотя с этой кражей я согласен. Ужасные вещи начинают происходить каждый раз, когда объединяется Германия. Вы не согласны, герр Кнолль?

— Я не рассуждаю о политике, товарищ Макаров. Кроме того, я австриец, а не немец.

— Странно. Мне казалось, я уловил баварскую гнусавость в вашем акценте.

— У вас хорошие уши для человека вашего возраста.

Макаров повернулся к ней:

— Это было прозвище вашего отца — Ухо. Уши. Так его звали в Маутхаузене. Он был единственный в бараках, кто говорил по-немецки.

— Я не знала. Папа мало рассказывал о лагере.

Макаров кивнул:

— Понятно. Я сам провел в лагере последние месяцы войны. — Старик жестко посмотрел на Кнолля: — Что касается вашего акцента, герр Кнолль, я раньше неплохо разбирался в таких вещах. Немецкий был моей специальностью.

— Ваш английский тоже очень хорош.

— У меня талант к языкам.

— Ваша бывшая работа, конечно, предполагала наблюдательность и знание языков.

Рейчел любопытно было наблюдать за трениями, которые, казалось, возникли между ними. Двое незнакомых людей, однако они вели себя так, как будто знали друг друга. Или, точнее, ненавидели друг друга. Но их словесная перепалка не могла продолжаться вечно. Она спросила:

— Семен, вы можете сказать нам, где находится Янтарная комната?

— В пещерах к северу. Горы Гарц. Около Вартберга.

— Вы говорите как Кох, — заявил Кнолль. — Эти пещеры были дочиста выпотрошены.

— Не эти. Они были в восточной части. Русские исключили их из района поиска и отказались кого-либо туда пускать. Там много пещер, и они как крысиные лабиринты. Необходимы десятилетия, чтобы проверить их все. Во многих нацисты заложили взрывчатку, а в оставшихся хранили боеприпасы. Это одна из причин, почему Петр и я никогда не ездили туда. Лучше пусть янтарь лежит там спокойно, чем рисковать, что он взорвется.

Кнолль вытащил маленький блокнот и ручку из заднего кармана:

— Вы можете нарисовать карту?

Макаров несколько минут работал над наброском. Рейчел и Кнолль сидели молча. Только треск огня и шорох ручки, двигающейся по бумаге, нарушали тишину. Макаров отдал блокнот Кноллю.

— Нужную пещеру можно найти по солнцу, — сказал Макаров. — Открывающиеся входы прямо на востоке. Мой друг, который недавно был там, сказал, что вход заблокирован железными балками, снаружи обозначение BCR-шестьдесят пять. Немецкие власти еще не очистили все от взрывчатки, так что никто не рискует войти внутрь. Или так мне сказали. Я нарисовал карту туннеля так, как помню ее. В конце вам придется копать. Но через несколько футов вы натолкнетесь на железную дверь, ведущую в камеру.

Кнолль недоверчиво произнес:

— Вы хранили эту тайну десятилетиями. А сейчас так свободно рассказываете о ней двум незнакомцам?

— Рейчел не незнакомка.

— Откуда вы знаете, что она не лжет вам?

— Я ясно вижу в ней ее отца.

— Но вы не знаете ничего обо мне. Вы даже не спросили, почему я здесь.

— Если Рейчел вас привела, для меня этого достаточно. Я старый человек, герр Кнолль. Мне мало осталось. Кто-то должен знать то, что знаю я. Может, Петр и я были правы. Может, нет. Может, там вообще ничего нет. Почему бы вам не поехать и не посмотреть, чтобы удостовериться? — Макаров повернулся к Рейчел: — Теперь, если это все, что ты хотела знать, дитя мое, я хотел бы отдохнуть, я устал.

— Хорошо, Семен. И спасибо вам. Мы проверим, там ли Янтарная комната.

Макаров вздохнул:

— Сделай это, дитя мое. Сделай.

— Очень хорошо, товарищ, — сказала Сюзанна по-русски, когда Макаров открыл дверь спальни. Гости старика только что ушли, и она слышала, как уехала машина. — Вы никогда не думали о карьере актера? Кристиана Кнолля трудно обмануть. Но вы прекрасно справились. Я и сама почти поверила.

— Откуда вы знаете, что Кнолль поедет в ту пещеру?

— Ему не терпится порадовать своего нового хозяина. Он так сильно хочет завладеть Янтарной комнатой, что воспользуется этой возможностью и проверит, даже если в душе считает, что это гиблое дело.

— А что, если он поймет, что это ловушка?

— Нет причины подозревать что-либо благодаря вашему прекрасному представлению.

Взгляд Макарова остановился на внуке: у мальчика был кляп во рту и он был привязан к дубовому стулу у кровати.

— Ваш драгоценный внук высоко оценил ваше представление. — Она погладила подростка по волосам: — Ведь правда, Юлиус?

Мальчик попытался отдернуть голову, промычав что-то залепленным лентой ртом. Она приставила пистолет с глушителем к его голове. Его глаза широко раскрылись, когда ствол уперся ему в череп.

— Нет нужды делать это, — поспешно сказал Макаров. — Я все сделал так, как вы сказали. Я точно нарисовал карту. Без фокусов. Хотя у меня болит сердце от того, что может случиться с бедной Рейчел. Она не заслуживает этого.

— Бедная Рейчел должна была подумать об этом до того, как решила ввязаться в это предприятие. Это не ее борьба и не ее забота. Ей следовало оставаться в стороне.

— Мы можем выйти в другую комнату? — спросил старик.

— Как угодно. Я не думаю, что дорогой Юлиус куда-нибудь денется. А вы?

Они вошли в гостиную. Макаров закрыл дверь спальни.

— Мальчик не заслуживает смерти, — тихо сказал он.

— Вы проницательны, товарищ Макаров.

— Не называйте меня так.

— Разве вы не гордитесь своим советским прошлым?

— У меня нет советского прошлого. Я был белорусом. Я присоединился к ним, только чтобы быть против Гитлера.

— Вы без зазрения совести воровали сокровища для Сталина.

— Ошибка прошлого. Господи милосердный! Пятьдесят лет я хранил тайну. Никому не сказал ни слова. Учтите это и оставьте моего внука в живых.

Сюзанна не ответила.

— Вы работаете на Лоринга, не так ли? — спросил старик. — Иосиф, конечно, мертв. Это, должно быть, его сын, Эрнст.

— Вы очень проницательны, товарищ.

— Я знал, что однажды вы придете. Это был один из рисков, на который я пошел. Но мальчик не принимает в этом никакого участия. Отпустите его.

— Я не знаю, что с ним делать, как и с вами. Я читала переписку между вами и Петром Борисовым. Почему вы сами не оставили все это в покое? Я хочу, чтобы этот вопрос нас уже не беспокоил. Со сколькими еще вы переписывались? Мой наниматель не желает больше рисковать. Борисов умер. Другие следователи умерли. Вы единственный, кто остался.

— Вы убили Петра, так ведь?

— Вообще-то нет. Герр Кнолль меня опередил.

— Рейчел не знает?

— Конечно нет.

— Бедное дитя, она в опасности.

— Это ее проблема, товарищ, я уже сказала.

— Я знаю, что вы убьете меня. Некоторым образом я даже приветствую это. Но пожалуйста, отпустите мальчика. Он не сможет опознать вас. Он не говорит по-русски. Он не понял ничего из того, о чем мы говорили. Безусловно, это не настоящая ваша внешность. Мальчик ничем не сможет помочь полиции.

— Вы знаете, что я не могу этого сделать.

Он сделал выпад в ее сторону, но мускулы, которые, возможно, когда-то были сильными, атрофировались с возрастом и болезнями. Сюзанна с легкостью отступила в сторону.

— В этом нет необходимости, товарищ.

Он упал на колени:

— Пожалуйста. Молю вас именем Девы Марии, отпустите мальчика. Он заслуживает того, чтобы жить.

Макаров наклонился вперед и прижался лицом к полу.

— Бедный Юлиус, — пробормотал он сквозь слезы. — Бедный, бедный Юлиус.

Сюзанна прицелилась в затылок Макарова:

— Прощайте, товарищ.

* * *

«Дело о присылке от Прусского короля в дар к государю Петру I Янтарного кабинета,

1717 года генваря 13

Государю Петру от светлейшего князя Меншикова

Кабинет янтарный Вашему величеству от короля прусского подаренный я пересматривал и поставлен в ящиках тех, в коих привезен, в большой палате, где собираются гости, в котором гораздо немного или почти мало, чтоб попортилось.

Некоторые маленькие штучки повыпадали, однакож заклеить, а хотя бы иных и не было, то можно вновь вставить. Истинно на свете подобной не видал».

 

ГЛАВА XXIX

Кельхайм, Германия

Суббота, 17 мая, 13.15

— Вы не считаете, что были несколько грубы с ним? — спросила Рейчел.

Они мчались на север по шоссе, Кельхайм и Семен остались позади, в часе езды на юг. Рейчел была за рулем. Кнолль сказал, что сменит ее через некоторое время и проведет по извилистым дорогам в горах Гарц.

Он поднял глаза от наброска, который нарисовал Макаров.

— Вы должны понять, Рейчел, я занимаюсь этим уже многие годы. Люди лгут гораздо чаще, чем говорят правду. Макаров сказал, что Янтарная комната покоится в одной из пещер Гарца. Эту теорию проверяли тысячу раз. Я давил на него, чтобы удостовериться в том, что он говорит правду.

— Он выглядел искренним.

— Я не очень-то верю в то, что спустя все эти годы сокровище просто ждет нас в конце темного туннеля.

— Разве вы сами не говорили, что там сотни туннелей и большинство из них не исследованы? Слишком опасно, да?

— Верно. Но я знаком с местностью, которую описал Макаров. Я сам обыскивал те пещеры.

Она рассказала ему о Вейленде Маккое и экспедиции.

— Штодт всего в сорока километрах от того места, где будем мы, — сказал Кнолль. — Там тоже множество пещер, предположительно полных нацистских трофеев. Если вы верите тому, что говорят охотники за сокровищами.

— А вы нет?

— Я знаю, что любая вещь, стоящая того, чтобы ее иметь, уже принадлежит кому-то. Основная охота идет за теми, кто ими владеет. Вы удивитесь, сколько пропавших сокровищ просто лежит на столике у кого-то в спальне или висит на стене, свободно, как какая-нибудь безделушка, купленная в универмаге. Люди думают, что время защищает их. На самом деле — нет. В тысяча девятьсот шестидесятые годы картина Моне была найдена одним туристом на ферме. Владелец получил ее в обмен на фунт масла. Таких историй множество, Рейчел.

— Это то, чем вы занимаетесь? Ищете такие вещи?

— И этим тоже.

Они ехали, местность сначала была равнинная, затем начала подниматься вверх, когда шоссе пересекло Центральную Германию и отклонилось к северо-западу, в горы. После остановки на обочине Рейчел пересела на пассажирское сиденье. Кнолль вырулил обратно на шоссе.

— Это Гарц. Самые северные горы в Центральной Германии.

Вершины были не похожи на вздымающиеся снежные пики Альп. Склоны поднимались под небольшими углами, были закруглены наверху, покрыты елями, буками и ореховыми деревьями. Города и деревни располагались повсюду в крошечных долинах и широких лощинах. В отдалении были видны очертания более высоких вершин.

— Напоминает мне Аппалачи, — задумчиво произнесла Рейчел.

— Это сказочные земли братьев Гримм, — улыбнулся Кнолль. — Царство волшебства. В темные времена эти места были средоточием язычества. Феи, ведьмы и гоблины бродили здесь. Говорят, что последние медведь и рысь в Германии были убиты где-то поблизости.

— Здесь очень красиво, — зачарованно сказала она.

— Здесь раньше добывали серебро, но это прекратилось в десятом веке. Затем золото, свинец, цинк и окись бария. Последний рудник был закрыт перед войной в тысяча девятьсот тридцатом году. Вот откуда происходит большинство пещер и туннелей. Это все старые рудники, которые нацисты интенсивно использовали. Идеальное место, чтобы прятаться от бомбардировок, и труднодоступное — для вторжения пехотных войск.

Рейчел смотрела на извилистую дорогу впереди и думала об упомянутых Кноллем братьях Гримм. Она почти ожидала увидеть на дороге гуся, откладывающего золотое яйцо, или два черных камня, которые были злыми братьями, или гаммельнского Крысолова, ведущего за собой крыс и детей.

Час спустя они въехали в Вартберг. Темная линия земляного вала, перемежаемая бастионами с коническими крышами, окружала небольшую деревню. Разница в архитектуре по сравнению с югом была очевидна. Красные крыши и стертые временем склоны Кельхайма сменились фасадами домов, сделанными наполовину из дерева и облицованными серым сланцем. На окнах домов изредка встречались цветы. Здесь определенно преобладал средневековый колорит, немного смягченный временем. Не такая уж большая разница, заключила она, по сравнению с контрастами Америки. Например, Новая Англия и глубокий Юг.

Кнолль припарковался перед гостиницей с интересным названием «Гольдене кроне».

— Золотая корона, — перевел он ей перед тем, как исчезнуть внутри. Рейчел ждала снаружи и изучала оживленную улицу. Атмосфера бойкой торговли наполняла воздух у витрин магазинов, выстроившихся вдоль мощеного переулка. Кнолль вернулся через несколько минут.

— Я взял два номера на ночь. Уже почти пять, светло будет еще в течение пяти или шести часов. Но мы отправимся в горы утром. Нет причин спешить. Она ждала пятьдесят лет.

— Здесь так долго светло днем?

— Мы на полпути к полярному кругу, и сейчас уже почти лето.

Кнолль вынул обе их сумки из машины.

— Я вас устрою, а потом мне надо купить кое-что. Потом мы можем поужинать. Я приметил одно местечко, когда мы въезжали.

— Было бы хорошо, — согласилась Рейчел.

Кнолль оставил Рейчел в ее комнате. Он заметил желтую телефонную будку, когда въезжал, и быстро вернулся тем же путем к городском стене. Он не любил пользоваться телефонами в отелях. Слишком много остается следов. То же самое касалось мобильных телефонов. Незаметная телефонная будка всегда была безопаснее для междугороднего звонка.

Он набрал Бург Херц.

— Ты вовремя. Как дела? — спросила Моника, подойдя к телефону.

— Пытаюсь найти Янтарную комнату.

— Где ты?

— Недалеко.

— У меня нет настроения разгадывать загадки, Кристиан.

— Горы Гарц. Вартберг. — Он рассказал ей о Рейчел Катлер, Семене Макарове и пещерах.

— Мы уже слышали это раньше, — возразила Моника. — Эти горы как муравейники, и никто никогда там ничего не находил.

— У меня есть карта. Хуже не будет.

— Ты хочешь переспать с ней, не так ли?

— Эта мысль приходила мне в голову, — ухмыльнулся Кристиан.

— Она слишком много знает, ты не находишь?

— Ничего определенного. У меня не было выбора, я должен был взять ее с собой. Я предположил, что Макарову будет легче разговаривать с дочерью Борисова, чем со мной.

— И?

— Он был очень откровенен. Слишком откровенен, по-моему.

— Осторожнее с этой Катлер, — предупредила Моника.

— Она думает, что я ищу Янтарную комнату. Нет никакой связи между мной и смертью ее отца.

— Звучит так, как будто у тебя появляется сердце, Кристиан.

— Вряд ли. — Он рассказал ей о Сюзанне Данцер и эпизоде в Атланте.

— Лоринг озабочен тем, что мы делаем, — сказала Моника. — Они с отцом вчера довольно долго разговаривали по телефону. Он определенно пытался что-то выведать. Несколько прямолинейный ход для него.

— Добро пожаловать в игру.

— Меня не надо развлекать, Кристиан. Чего я хочу, так это Янтарную комнату. И, как говорит отец, это лучший след, который у нас когда-либо был.

— Я уже в этом не так уверен.

— Ты пессимист, как всегда. Почему же?

— Что-то в поведении Макарова настораживает меня. Трудно сказать что.

— Поезжай на рудник, Кристиан, и посмотри. Удовлетвори любопытство. Потом трахни свою судью и возвращайся к работе.

Рейчел набрала номер на телефоне, стоящем у кровати, и дала оператору «AT&T» номер своей кредитной карточки. После восьми гудков в ее доме включился автоответчик и ее голосом попросил звонящего оставить сообщение.

— Пол, я в городе под названием Вартберг в Центральной Германии. Вот название отеля и номер телефона. — Она назвала «Золотую корону». — Я позвоню завтра. Поцелуй детей от меня. Пока.

Она взглянула на часы. 17.00. В Атланте одиннадцать часов утра. Может, он повел детей в зоопарк или в кино. Она была рада, что дети с Полом. Просто стыд, что они не могли быть с ним каждый день. Детям нужен отец, а они нужны ему. Это было самое тяжелое при разводе — знать, что семьи больше нет. Она целый год оформляла разводы других в качестве судьи, перед тем как ее собственный брак развалился. Много раз, слушая свидетельства, которые на самом деле ей не обязательно было выслушивать, она думала, почему люди, которые когда-то любили друг друга, не могли сказать ничего хорошего друг о друге. Была ли ненависть предварительным условием развода, его необходимым элементом? Она и Пол не испытывали ненависти друг к другу. Они сели, спокойно разделили имущество и решили, что будет лучшим для детей. Но разве у Пола был выбор? Она ясно дала ему понять, что их брак закончился. Вопрос был закрыт для обсуждения. Пол тщетно пытался отговорить ее, но она был непреклонна.

Правильно ли она поступила? Кто знает.

Кнолль зашел за ней в номер и повел ее в причудливое каменное здание, которое, как он объяснил, когда-то было станционной гостиницей, теперь превращенной в ресторан.

— Откуда вы об этом узнали? — спросила она.

— Я спросил раньше, когда останавливался, чтобы узнать, до которого часа они открыты.

Внутри был готический каменный подвал со сводчатым потолком, витражами в окнах и железными фонарями с завитушками. Кнолль занял один из столиков в дальнем углу. Прошло два часа с тех пор, как они прибыли в Вартберг. Рейчел успела быстро принять ванну и переодеться. Ее спутник тоже переоделся. Джинсы и ботинки заменили шерстяные слаксы, цветастый свитер и рыжие кожаные туфли.

— Чем вы занимались после того, как ушли из гостиницы? — спросила она, когда они сели.

— Купил то, что нам понадобится завтра. Фонари, лопату, ножовку по железу, две куртки. Внутри горы будет холодно. Сегодня на вас были надеты высокие ботинки. Наденьте их завтра — вам понадобится удобная обувь.

— Вы как будто уже занимались такими делами раньше.

— Несколько раз. Но нам нужно быть осторожными. Нельзя ходить в эти горы без разрешения. Правительство контролирует доступ, чтобы люди не подрывались.

— Я полагаю, мы не будем добывать разрешение?

— Нет. Поэтому покупки заняли у меня так много времени. Я покупал у разных торговцев. Понемногу в каждом месте, чтобы не привлекать внимания.

Официант подошел и принял их заказ. Кнолль заказал бутылку вина — крепкого красного вина местного производства, которое настоятельно рекомендовал официант.

— Как вам нравится ваше приключение? — спросил он.

— Это лучше, чем сидеть в суде.

Рейчел обвела взглядом уютный ресторан. Еще около двадцати человек сидели за столиками. В основном парами. Одна компания была из четырех человек.

— Вы думаете, что мы найдем то, что ищем?

— Очень хорошо, — сказал он.

Она была сбита с толку.

— Что вы имеете в виду?

— То, что вы не назвали вслух нашу цель.

— Я полагаю, вам бы не хотелось афишировать наши намерения.

— Вы правильно полагаете. И я все еще сомневаюсь.

— Все не верите тому, что услышали сегодня утром?

— Не то чтобы не верю. Просто я все это уже слышал раньше.

— Но не от моего отца. — возразила Рейчел.

— Нас направил не ваш отец.

— Вы все еще думаете, что Макаров солгал?

Официант принес им вино и еду. Кноллю — дымящийся свиной стейк, ей — жареного цыпленка, на гарнир картофель и салат. На нее произвело впечатление быстрое обслуживание.

— Я лучше отложу свое суждение до утра, — сказал Кнолль. — Дадим старику шанс, как говорят у вас в Америке.

Рейчел улыбнулась:

— Я думаю, это неплохая мысль.

Кнолль указал на ужин:

— Может, поедим и поговорим о более приятных вещах?

После ужина они вернулись в «Золотую корону». Было уже почти десять вечера, но небо все еще было светлым, вечерний воздух был как осенью в Северной Джорджии.

— У меня вопрос, — сказала Рейчел. — Если мы найдем Янтарную комнату, как вы обойдете требование русского правительства вернуть ее?

— Есть легальные пути. Янтарные панели были утеряны более пятидесяти лет назад. Их восстановление, безусловно, будет чего-то стоить новому владельцу. Кроме того, русские, возможно, не захотят их возвращать. Она создали комнату заново из нового янтаря и с помощью новых технологий.

— Я этого не знала.

— Комната в Екатерининском дворце была сделана заново. Это заняло более двадцати лет. Потеря балтийских государств при распаде Советского Союза означала, что Россия вынуждена была покупать янтарь на свободном рынке. Это оказалось дорого. Но меценаты пожертвовали деньги. Ирония судьбы, но самый большой взнос сделал немецкий промышленный концерн.

— Еще больше причин для того, чтобы хотеть вернуть панели. Оригиналы будут гораздо более ценными, чем копии.

— Я так не думаю. Янтарь будет другого цвета и качества. Куски соединить не получится.

— Так панели будут поврежденными, если найдутся?

Кнолль кивнул головой:

— Янтарь был изначально приклеен к пластинам из твердого дуба мастикой из пчелиного воска и древесного сока. В Екатерининском дворце было сложно поддерживать нужную температуру, поэтому, когда дерево расширялось и сжималось в течение двухсот лет, янтарь постепенно отваливался. Когда нацисты вывезли комнату, почти тридцать процентов янтаря к тому времени уже отвалилось. Подсчитали, что еще пятьдесят процентов было потеряно во время транспортировки в Кенигсберг. Так что все, что там сейчас будет, — это куча отдельных кусков.

— Тогда в чем же их ценность?

Он усмехнулся.

— Существуют фотографии. Если у вас есть куски, будет несложно собрать снова всю комнату. Я надеюсь, что нацисты хорошо их упаковали, поскольку для моего нанимателя имеет значение только оригинал.

— Интересный он человек.

Он улыбнулся:

— Хорошая попытка… снова. Но я не сказал «он».

Они подошли к отелю. Наверху, у ее номера, Кнолль остановился перед дверью.

— Утром во сколько? — спросила она.

— Мы выезжаем в семь тридцать. Клерк внизу сказал, что завтрак подают после семи. Местность, которую мы ищем, недалеко — около десяти километров отсюда.

— Я ценю все, что вы сделали. Не говоря уже о том, что вы спасли мне жизнь.

Кнолль слегка поклонился:

— Я польщен.

Рейчел улыбнулась.

— Вы говорили мне только о вашем муже. В вашей жизни есть мужчина?

Вопрос был неожиданный. Немного рано.

— Нет. — Она тут же пожалела о своей честности.

— Ваше сердце все еще тоскует по вашему бывшему мужу, не так ли?

Его это не касалось, но почему-то она ответила:

— Иногда.

— Он знает об этом?

— Иногда догадывается.

— Сколько прошло времени?

— С каких пор?

— С тех пор, как вы занимались любовью.

Его взгляд задержался на ней дольше, чем она ожидала. Этот мужчина обладал интуицией, и это волновало ее.

— Недостаточно для того, чтобы я прыгнула в постель к незнакомцу.

Кнолль улыбнулся:

— Может, этот незнакомец поможет вашему сердцу забыть?

— Я не думаю, что это то, что мне нужно. Но спасибо за предложение. — Она вставила ключ и отперла замок, затем оглянулась: — Первый раз мне сделали предложение в такой форме.

— И безусловно, не последний. — Он наклонил голову и улыбнулся: — Спокойной ночи, Рейчел.

Он повернулся и пошел в свой номер. Выражение его лица заставило Рейчел задуматься.

Интересно, что ее отповедь подействовала на него как вызов…

 

ГЛАВА XXX

Кельхайм, Германия

Воскресенье, 18 мая, 7.30

Кнолль вышел из отеля и стал изучать утреннее небо. Ватный туман окутывал тихую деревню и окружающую ее долину. Небо было мрачным, позднее весеннее солнце с трудом старалось обогреть день. Рейчел прислонилась к машине, явно готовая ехать. Он подошел к ней.

— Туман поможет скрыть нашу поездку. То, что сегодня воскресенье, тоже хорошо. Большинство людей будет в церкви.

Они сели в машину.

— Кажется, вы сказали, что это место — оплот язычества, — напомнила Рейчел.

— Это для туристических брошюр и путеводителей. В этих горах живет множество католиков, и живет веками. Они религиозные люди.

«Вольво» заурчал, пробуждаясь к жизни, и быстро двинулся прочь из Вартберга; мощеные улицы были почти пустыми и влажными от утренней прохлады. Дорога на восток поднималась вверх, а затем спускалась вниз в очередную окутанную туманом долину.

— Эта местность все больше напоминает мне Великие туманные горы в Северной Каролине, — сказала Рейчел. — Они тоже покрыты дымкой.

Кнолль ехал по карте, нарисованной Макаровым, и размышлял, была ли это охота на призрака. Как могли тонны янтаря оставаться спрятанными более полувека? Многие их искали, некоторые погибли. Он прекрасно знал о так называемом проклятии Янтарной комнаты. Но, с другой стороны, какой вред мог причинить краткий осмотр еще одной горы? По крайней мере, поездка будет интересной, спасибо Рейчел Катлер.

За очередным подъемом дороги они опять спустились в долину, толстые стволы окутанных туманом буков возвышались с каждой стороны. Он подъехал к месту, указанному как конечный пункт на карте Макарова, и припарковался на свободном от деревьев месте.

Кнолль сказал:

— Дальше мы пойдем пешком.

Они вышли из машины, и он достал из багажника рюкзак.

— Что в нем? — спросила Рейчел.

— То, что нам понадобится. — Он надел рюкзак на плечи. — Теперь мы просто пара туристов на дневном маршруте.

Затем он подал ей куртку:

— Держите. Она вам понадобится, когда мы спустимся под землю.

Кристиан надел свою куртку еще в отеле, кинжал был помещен в ножны на правой руке под нейлоновым рукавом. Он повел ее в лес, дорога, покрытая зеленой травой, шла в гору, когда они двигались на север от шоссе. Они прошли по едва заметной тропе, которая извивалась у основания высокой горной цепи. Вдалеке показались входы в три шахты. Один был закрыт железными воротами, на грубом граните была прикреплена табличка — «GEFAHR-ZUTRITT VERBOTEN-EXPLOSIV».

— Что здесь написано? — спросила Рейчел.

— Опасно. Нет входа. Взрывчатка.

— Вы не шутили, когда говорили об этом.

— Эти горы были как банковские подвалы. В одной из них союзники нашли германские национальные сокровища. Четыреста тонн произведений искусства из берлинского Музея кайзера Фридриха тоже были спрятаны здесь. Взрывчатка отпугивала лучше отрядов охраны и сторожевых собак.

— Это то, за чем охотится Вейленд Маккой? — спросила она.

— Судя по тому, что вы рассказали, — да.

— Думаете, ему повезет?

— Трудно сказать. Но я серьезно сомневаюсь, что миллионы долларов в старых пещерах все еще ждут, чтобы их нашли.

Запах прелой листвы сгущался в тяжелом воздухе.

— В чем был смысл? — снова спросила Рейчел, пока они шли. — Война была проиграна. Зачем прятать все это добро?

— Вам нужно поставить себя на место немцев в тысяча девятьсот сорок пятом году. Гитлер приказал солдатам драться до последнего, иначе они будут казнены. Он верил, что если Германия продержится долго, то союзники в конце концов присоединяться к ней в борьбе против большевиков. Гитлер знал, как сильно Черчилль ненавидел Сталина. Он также читал про замыслы Сталина, как тот скрупулезно спланировал передел Европы. Гитлер думал, что главное для Германии — вывести из игры Советский Союз. Тогда все эти сокровища были бы спасены.

— Глупость, — пожала плечами Рейчел.

— Лучше было бы сказать — безумие.

Пот каплями выступил у него на лбу. Его кожаные ботинки покрылись пятнами влаги от росы. Кнолль остановился и стал изучать небо и многочисленные входы в шахты невдалеке.

— Ни один не выходит на восток. Макаров сказал, что выход из шахты должен быть на восток. И обозначен BCR-шестьдесят пять.

Они продвинулись глубже в лес. Десять минут спустя Рейчел крикнула:

— Вон он!

Сквозь деревья был виден еще один вход в шахту, он также был загорожен железными воротами. На ржавой табличке, прикрепленной к решетке, было написано: «BCR-65». Кнолль проверил по солнцу. Восток.

Сукин сын.

Они подошли ближе, и он снял с плеча рюкзак. Кристиан огляделся вокруг. Никого не было видно, ни единый звук не нарушал тишину, кроме криков птиц и редкого шороха, издаваемого белками. Он проверил решетку и ворота. Железо было ржавым от сильного окисления. Стальная цепь и засов крепко запирали ворота. Цепь и замок были определенно новыми. Ничего необычного. Немецкие федеральные инспектора по заведенному порядку обновляли замки. Кнолль вытащил миниатюрный гидравлический резак.

— Приятно видеть, что вы подготовились, — сказала Рейчел.

Он перекусил цепь, и она скользнула на землю. Кристиан сунул кусачки обратно в рюкзак и открыл ворота. Петли пронзительно заскрипели.

Он остановился. Нельзя привлекать ненужное внимание.

Он стал открывать ворота медленно, скрежет металла по металлу стал тише. Впереди был вход в виде арки около пяти метров в высоту и четырех в ширину. Лишай рос на почерневшем камне сразу за входом, несвежий воздух пах плесенью. Как в могиле, подумал он.

— Этот вход достаточно широкий, чтобы проехал грузовик.

— Грузовик?

— Если Янтарная комната внутри, то и грузовики тоже. Нет другой возможности перевезти ящики. Двадцать две тонны янтаря — это тяжелый груз. Немцам надо было завозить их в пещеру грузовиками.

— У них не было погрузчика?

— Вряд ли. Мы ведь говорим о конце войны. Нацисты в отчаянии пытались спрятать свои сокровища. Не было времени для всяких ухищрений.

— Как сюда поднялись грузовики?

— Прошло пятьдесят лет. Тогда было много дорог и меньше деревьев. Вся эта местность была оживленной производственной площадкой.

Кнолль достал два фонарика и толстый моток бечевки из рюкзака, затем перевесил его на другое плечо. Он закрыл ворота, набросил цепь и замок сквозь решетку, создавая видимость, будто ворота все еще заперты.

— Возможно, мы не одни, — сказал он. — Так люди будут идти к другим пещерам. Многие не заперты, и туда гораздо легче попасть.

Он дал Рейчел фонарик. Два узких лучика проникали всего лишь на несколько метров вперед в запретную тьму. Кусок ржавой железки торчал из скалы. Он крепко привязал к нему конец бечевки и дал моток Рейчел:

— Разматывайте, пока мы будем идти вперед. Так мы сможем найти дорогу обратно к выходу, если заблудимся.

Кнолль осторожно прокладывал путь вперед, свет их фонарей открывал неровный проход во внутренности горы. Рейчел следовала за ним, надев куртку.

— Будьте осторожны, — сказал он. — Туннель может быть заминирован. Это объяснило бы цепи на входе.

— Вы меня так успокаиваете? — попыталась пошутить Рейчел.

— Никогда ничего стоящее не достается легко.

Он остановился и оглянулся на выход, оставшийся в сорока метрах позади. Воздух стал зловонным и холодным. Он достал рисунок Макарова из кармана и изучил маршрут с помощью фонарика.

— Впереди должно быть разветвление. Посмотрим, прав ли Макаров.

Удушливый запах наполнил воздух. Гнилой, тошнотворный.

— Гуано летучих мышей, — сказал он.

— Мне кажется, меня сейчас вырвет.

— Дышите неглубоко и старайтесь не обращать внимания.

— Как это — стараться не обращать внимания на навоз под носом?

— Эти шахты полны летучих мышей, — пожал плечами Кнолль.

— Прекрасно. Просто замечательно.

Он усмехнулся:

— В Китае летучие мыши считаются символом счастья и долгой жизни.

— Это счастье воняет.

В туннеле появилась развилка. Кристиан остановился.

— На карте показано, что надо повернуть направо. — Он так и сделал. Рейчел последовала за ним, бечевка разматывалась сзади.

— Скажите мне, когда моток закончится. У меня есть еще, — предупредил он.

Запах ослаб. Новый туннель был уже основной шахтой и достаточно велик для грузовика. Проход периодически разветвлялся, как капилляры. Крики и возня летучих мышей, ждущих ночи, становились все отчетливее.

Гора была лабиринтом. Все горы здесь были такими. Горняки в поисках руды и соли рыли их веками. Как было бы прекрасно, если бы эта шахта оказалась той, что приведет их к Янтарной комнате. Десять миллионов евро будут принадлежать ему. Не говоря о благодарности Моники. Возможно, тогда Рейчел Катлер будет достаточно восхищена, чтобы впустить его к себе в трусики. Ее отказ вчера вечером больше пробуждал интерес, чем оскорблял. Он не удивился, если бы узнал, что ее муж был ее единственным мужчиной. Эта мысль опьяняла. Почти девственница. Конечно, она одна с момента развода. Какое удовольствие было бы поиметь ее.

Шахта начала сужаться и подниматься вверх.

Его мысли вернулись к туннелю.

Они были на глубине по крайней мере ста метров в толще гранита и известняка. Карта Макарова показывала еще одно ответвление впереди.

— Бечевка закончилась, — предупредила Рейчел.

Он остановился и дал ей новый моток:

— Крепко свяжите концы.

Он изучил схему. Предположительно их цель была впереди. Но теперь что-то было не так. Туннель был недостаточно широк для грузовика. Если Янтарная комната была спрятана здесь, то ящики необходимо было бы нести. Восемнадцать, если он правильно помнил. Все описаны и пронумерованы, панели были завернуты в папиросную бумагу. Была ли впереди еще пещера? Ничего необычного в том, что помещения были высечены в скале. Какие-то создала природа, другие прорубили люди. По словам Макарова, плиты из камня и оползни закрывали проход в пещеру в двадцати метрах впереди. Он шел осторожнее с каждым шагом. Чем глубже внутрь горы, тем выше риск взрыва. Луч от его фонарика рассекал темноту впереди, и его взгляд остановился на чем-то.

Он присмотрелся внимательнее.

Какого черта?

Сюзанна подняла бинокль и изучила вход на рудник. Табличка, которую она прикрепила к железным воротам три года назад, «BCR-65», все еще была там. Кажется, сработало. Кнолль становился неосторожен. Он помчался прямо к руднику с Рейчел Катлер на буксире. Жаль, что все так получалось, но выбора не оставалось. Кнолль был, конечно, интересен. Даже восхитителен. Но он представлял собой проблему. Большую проблему. Ее преданность Эрнсту Лорингу была абсолютной и безоговорочной. Она была обязана Лорингу всем. Он был ее семьей. Всю жизнь старик обращался с ней как с дочерью, их отношения, возможно, были более близкими, чем у родственников, их любовь к искусству была той нитью, которая их связывала. Он был в таком восторге, когда она отдала ему табакерку и книгу. Доставлять ему удовольствие приносило ей огромное удовлетворение. Поэтому выбор между Кристианом Кноллем и ее благодетелем вовсе не был выбором.

Тем не менее у Кнолля были свои плюсы…

Она стояла на покрытом лесом гребне горы, ее светлые волосы распущены, пуловер с круглым вырезом наброшен на плечи. Она опустила бинокль и достала радиопередатчик, вытянув антенну.

Кнолль, очевидно, не почувствовал ее присутствия, думал, что избавился от нее в аэропорту Атланты. Ах, Кристиан…

Легкий щелчок выключателя, и детонатор активирован. Она сверила часы.

Кнолль и его мадам должны быть сейчас глубоко внутри. Более чем достаточное расстояние, чтобы никогда не выйти наружу. Власти неоднократно предупреждали людей об исследовании пещер. Взрывы были обычным делом. Многие погибли за эти годы, поэтому правительство стало выдавать специальные разрешения на проведение исследований. Три года назад взрыв, организованный ею, произошел в этой самой пещере, когда польский журналист подобрался слишком близко. Она подманила его видением Янтарной комнаты, несчастный случай в конечном счете был приписан одному несанкционированному исследованию. Тело так и не было найдено, погребенное под грудой щебня, которую Кристиан Кнолль, должно быть, изучает сейчас.

Кнолль изучал стену из камней и песка. Перед этим он видел конец туннеля. Это не было естественным препятствием. Обвал, заваливший проход, был вызван взрывом, и не было возможности пробраться сквозь эти камни.

И на другом конце не было железной двери. Это он точно знал.

— Что это? — спросила Рейчел.

— Здесь произошел взрыв.

— Может, мы не там свернули?

— Невозможно. Я тщательно следовал указаниям Макарова.

Что-то определенно было не так. Его мысли вертелись вокруг фактов. Информация Макарова, предоставленная без всякого сопротивления. Цепь и замок более новые, чем ворота. Железные петли в рабочем состоянии. Тропа, по которой легко пройти. Слишком легко, черт побери.

Сюзанна Данцер? Она в Атланте? Возможно, уже нет.

Лучшее, что можно было сделать сейчас, — это направиться обратно ко входу, насладиться любовью Рейчел Катлер, затем выбраться из Вартберга. Он планировал убить ее в конце дела. Не было нужды оставлять в живых источник информации для другого искателя сокровищ. Данцер уже шла по следу. Так что это был только вопрос времени — что она выследит Рейчел и поговорит с ней, возможно, узнав о Макарове. Монике это не понравилось бы. Возможно, Макаров действительно знал о том, где находится Янтарная комната, но намеренно завел их в ловушку. Поэтому он решил избавиться от Рейчел Катлер здесь и сейчас, затем поехать назад в Кельхайм и так или иначе выжать информацию из Макарова.

— Пойдемте к выходу, — сказал он. — Сматывайте бечевку. Я пойду следом.

Они пошли назад по лабиринту, Рейчел — впереди. Свет его фонарика освещал ее крепкую попку и стройные бедра под коричневыми джинсами. Он смотрел на ее стройные ноги и покатые плечи. Его пах стал отзываться.

Появилась первая развилка, затем вторая.

— Подождите, — сказал Кнолль. — Я хочу посмотреть, что там внизу.

— Это выход. — Она указала налево по направлению бечевки.

— Я знаю. Но пока мы еще здесь. Давайте посмотрим. Оставьте бечевку. Мы знаем дорогу отсюда.

Она бросила моток вниз и повернула направо, все еще идя впереди.

Он взмахнул правой рукой. Кинжал освободился и скользнул вниз. Кнолль ухватил рукоятку.

Рейчел остановилась и повернулась. Свет ее фонарика на мгновение осветил Кнолля.

Свет его фонарика выхватил ее ошарашенное лицо, когда она увидела сверкнувшее лезвие.

Сюзанна достала радиопередатчик и нажала на кнопку. Сигнал пронесся сквозь утренний воздух к взрывчатке, заложенной ею в камнях прошлой ночью. Не такой сильный взрыв, чтобы его услышали в Вартберге в шести километрах отсюда, но достаточно сильный, чтобы обрушить гору внутри, покончив еще с одной проблемой.

Земля пошатнулась. Своды обрушились. Кнолль пытался удержаться на ногах.

Теперь он знал. Это была ловушка.

Он повернулся и помчался к выходу. Скалы обрушивались смертельным камнепадом и ослепляющей пылью. В воздухе скверно запахло. Он держал фонарик в одной руке, кинжал в другой. Он быстро сунул в карман нож и выпростал рубашку, используя чистый ее край, чтобы прикрыть нос и рот. Каменный обвал продолжался.

Свет в направлении выхода впереди стал пыльным и плотным, окутанным облаком, а затем исчез за валунами. Теперь стало невозможно двигаться в ту сторону.

Кнолль снова повернул и направился в обратную сторону, надеясь, что есть другой выход из лабиринта. Слава богу, его фонарик все еще работал. Рейчел Катлер нигде не было видно. Но это было не важно, взрыв избавил его от хлопот.

Он бежал в глубь горы, вниз по главной шахте, мимо места, где он видел ее в последний раз. Взрывы, казалось, сконцентрировались вокруг него, стены и потолок оставались устойчивыми, хотя вся гора теперь вибрировала.

Камни бомбардировали шахту позади него. Теперь существовал только один путь. В шахте появилась развилка. Кнолль остановился и сориентировался. Основной выход позади него смотрел на восток. Так что впереди запад. Левый выход развилки, казалось, вел на юг, правый — на север. Но кто знает? Ему нужно было быть внимательным. Не делать слишком много поворотов. Легко потеряться, а ему не хотелось умирать от голода или жажды, блуждая под землей.

Он опустил край рубашки и вдохнул воздух полной грудью. Он пытался вспомнить все, что знал о рудниках. Там никогда не было одного входа или выхода. Глубина шахты и протяженность туннелей требовали множества выходов. Однако во время войны нацисты замуровали большинство из них, стараясь обезопасить свои потайные места. Он надеялся, что этот рудник был не таким. Что его поддерживало, так это воздух. Не такой спертый, как когда они были глубоко внутри.

Он поднял руку. Легким сквозняком тянуло из левого выхода развилки. Рискнуть? Еще несколько поворотов, и он никогда не найдет дорогу назад. Полная темнота не давала никаких ориентиров, его местонахождение было известно ему только по отношению к основной шахте. Но он мог с легкостью потерять ориентацию, сделав пару беспорядочных движений.

Что ему делать? Кнолль шагнул налево.

Через пятьдесят метров туннель снова раздвоился. Кнолль вытянул руку. Никакого движения воздуха. Он опять вспомнил, что читал о том, будто шахтеры устраивали все выходы в одном направлении. Один левый поворот означал, что все повороты налево ведут к выходу. Какой еще у него был выбор? Только идти налево.

Еще две развилки. Еще два левых поворота.

Луч света мелькнул впереди. Слабый. Но ему не привиделось! Кнолль побежал вперед и повернул за угол.

Через сто метров забрезжил свет.

 

ГЛАВА XXXI

Кельхайм, Германия

Воскресенье, 18 мая, 11.30

Пол взглянул в зеркало заднего вида. Машина стремительно приближалась, мигая огнями и завывая сиреной. Зеленый с белым седан с надписью «POLIZEI» голубыми буквами на дверце вырос позади в соседнем ряду, обогнал и скрылся за поворотом.

Он продолжал движение и въехал в Кельхайм через десять километров.

Тихая деревушка была заполнена ярко окрашенными зданиями, которые окружали мощеную площадь. Он не очень любил путешествия. Только одна поездка за океан в Париж два года назад по делам музея — шанс попасть в Лувр был слишком соблазнительным, чтобы отказываться. Он попросил Рейчел поехать с ним. Она отказалась. Не слишком удачная идея в отношении бывшей жены, заявила она. Он не совсем понял, что она имела в виду, и искренне думал, что ей бы хотелось поехать.

Ему не удалось попасть на рейс из Атланты до вчерашнего дня, он отвез детей к своему брату рано утром. То, что Рейчел не позвонила, сильно беспокоило его. Но он не проверял свой автоответчик с девяти утра вчерашнего дня. Его рейс затянулся из-за посадок в Амстердаме и Франкфурте, и он попал в Мюнхен только два часа назад. Пол как мог умылся в туалете аэропорта, но не смог принять душ, побриться и переодеться.

Катлер въехал на городскую площадь и припарковался перед зданием, похожим на продуктовый магазин. Баварцы, очевидно, не вели бурную жизнь по воскресеньям. Все здания были закрыты. Активность наблюдалась около церкви, чей шпиль был самой высокой точкой в деревне. Припаркованные машины вытянулись узкими рядами вдоль неровной мостовой. Группа пожилых мужчин стояли на ступенях церкви и разговаривали. Бороды, темные пальто и шляпы. Ему надо было бы тоже привезти с собой пиджак, но он собирался в спешке и брал только необходимое.

Пол подошел к ним:

— Простите, кто-нибудь из вас говорит по-английски?

Один из мужчин, на вид самый старший из четверых, сказал:

— Да. Немного.

— Я ищу человека по имени Семен Макаров. Я так понимаю, он живет здесь.

— Уже нет. Он умер.

Он подозревал это. Макаров должен был быть уже очень старым.

— Когда он умер?

— Прошлой ночью. Его убили.

Он не ослышался? Убили? Прошлой ночью? Ужас наполнил его. Первым вопросом, возникшим у него в голове, было:

— Еще кто-нибудь пострадал?

— Nein. Только Семен.

Он вспомнил полицейскую машину.

— Где это случилось?

Пол выехал из Кельхайма и поехал в указанном направлении. Он отыскал дом спустя десять минут, его легко было заметить из-за четырех полицейских машин, стоявших перед входом. Полицейский в униформе с каменным лицом стоял на страже в проеме открытой входной двери. Пол подошел, но был сразу остановлен.

— Nicht eintreten. Kriminelle szene, — сказал полицейский.

— Пожалуйста, по-английски.

— Входить нельзя. Место преступления.

— Тогда мне нужно поговорить с главным.

— Я главный, — произнес внутри голос по-английски с гортанным немецким акцентом.

Человек, подошедший к входной двери, был средних лет. Пряди непослушных черных волос окружали угловатое лицо. Темно-синий плащ до колен был накинут на худую фигуру, из-под него виднелись оливкового цвета костюм и вязаный галстук.

— Я Фриц Панник. Инспектор федеральной полиции. А вы?

— Пол Катлер. Юрист из Соединенных Штатов.

Панник прошел мимо охранника в дверях.

— Что юрист из Америки делает здесь в воскресенье утром?

— Ищу мою бывшую жену. Она приезжала, чтобы встретиться с Семеном Макаровым.

Панник бросил взгляд на полицейского.

Пол заметил выражение любопытства на его лице.

— В чем дело?

— Вчера в Кельхайме какая-то женщина спрашивала, как найти этот дом. Она подозревается в убийстве.

— У вас есть ее описание?

Панник сунул руку в карман плаща и достал блокнот.

— Среднего роста. Светло-рыжие волосы. Большая грудь. Джинсы. Фланелевая рубашка. Ботинки. Солнечные очки. Крупная.

— Это не Рейчел. Но это может быть кто-то другой.

Он поспешно рассказал Паннику о Джо Майерс, Петре Борисове и Янтарной комнате, описывал, как выглядит его посетительница. Худощавая, грудь среднего размера, каштановые волосы, голубые глаза, очки в золотой оправе.

— У меня сложилось впечатление, что волосы были не ее. Называйте это адвокатской интуицией.

— Но она читала письма, которыми обменивались Макаров и этот Петр Борисов?

— Очень внимательно.

— На конвертах был адрес?

— Только название города.

— Еще можете что-нибудь добавить?

Он рассказал инспектору о Кристиане Кнолле, участливости Джо Майерс и своей тревоге.

— И вы приехали предупредить свою бывшую жену? — спросил Панник.

— Скорее для того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Мне с самого начала надо было поехать с ней.

— Но вы считали ее поездку пустой тратой времени?

— Абсолютно. Ее отец настоятельно просил ее не вмешиваться. — Позади Панника два полицейских прошли внутрь. — Что здесь произошло?

— Если ваш желудок выдержит, я вам покажу.

— Я юрист, — сказал он, как будто это что-то значило. Он не упомянул о том, что никогда в жизни не вел уголовное дело и никогда раньше не был на месте преступления. Но им двигало любопытство. Сначала умер Борисов, теперь убит Макаров. Но Петр ведь упал с лестницы?!

Или нет?

Он прошел за Панником внутрь. Душная комната была наполнена особенным, сладковатым до дурноты запахом. В детективах всегда пишут о запахе смерти. Это он?

Дом был маленький. Четыре комнаты. Гостиная, кухня, спальня и ванная. С места, где он стоял, можно было видеть, что мебель старая и потрепанная, но дом был чистый и уютный. Порядок нарушал только вид старика, распростертого на потертом ковре, большое темно-красное пятно вытекло из двух отверстий в черепе.

— Застрелен выстрелом в упор, — сказал Панник.

Его взгляд был прикован к трупу. Желчь начала подступать к горлу. Пол попытался побороть позыв, но безуспешно. Он кинулся вон из комнаты.

Катлер стоял наклонившись, его рвало. То немногое, что он съел в самолете, растеклось лужей по влажной траве. Он сделал несколько глубоких вдохов и взял себя в руки.

— Вы в порядке? — спросил Панник.

Он смущенно кивнул.

— Вы думаете, это сделала та женщина?

— Я не знаю. Все, что я знаю, — это то, что женщина спрашивала, где живет Макаров, и его внук предложил показать ей дорогу. Они вместе покинули рыночную площадь вчера утром. Дочь старика стала беспокоиться прошлым вечером, когда мальчик не вернулся домой. Она пришла сюда и нашла мальчика связанным в спальне. Очевидно, та женщина не смогла убить ребенка, но легко застрелила старика.

— Мальчик в порядке?

— Потрясен, но в порядке. Он подтвердил описание, но мало что смог добавить. Он был в другой комнате. Он помнит, что слышал голоса. Но он не определил, о чем велась беседа. Затем его дедушка и та женщина вошли на минуту. Они говорили на другом языке. Я попробовал для примера назвать несколько слов, кажется, они говорили по-русски. Затем старик и женщина вышли из комнаты. Он слышал выстрел. Потом все было тихо, пока несколько часов спустя не пришла его мать.

— Она выстрелила старику прямо в голову?

— С близкого расстояния. Ручаюсь.

Из дома вышел полицейский:

— Nichts im Haus hinsichtlich des Bernstein-zimmer.

Панник посмотрел на Катлера:

— Я заставил их обыскать дом на предмет чего-либо, касающегося Янтарной комнаты. Ничего нет.

На бедре немца, охраняющего входную дверь, затрещала рация. Он снял передатчик с пояса, затем подошел к Паннику. Полицейский сказал по-английски:

— Мне надо ехать. Мы получили вызов на поиски и спасательную операцию. Я на дежурстве в эти выходные.

— Что случилось? — спросил Панник.

— Взрыв на одной из шахт недалеко от Вартберга. Американку вытащили, но они все еще ищут мужчину. Местные власти запросили нашу помощь.

Панник покачал головой:

— Дурацкое воскресенье.

— Где это — Вартберг? — немедленно спросил Пол.

— В горах Гарц. Четыреста километров на север. Они иногда пользуются нашей альпийской командой спасателей при несчастных случаях.

Мысль о Вейленде Маккое и интересе Борисова к горам Гарц вспыхнула у него в голове.

— Американку нашли? Как ее имя?

Панник, казалось, понял суть вопроса и повернулся к офицеру. Они обменялись несколькими фразами, и офицер опять заговорил по рации.

Двумя минутами позже из микрофона донеслись слова:

— Die frau ist Rachel Cutler. Amerikanerin.

 

ГЛАВА XXXII

Кельхайм, Германия

Воскресенье, 18 мая, 15.10

Полицейский вертолет стремительно летел на север сквозь майский полдень. После Вартберга начался дождь. Пол сидел рядом с Панником, поисково-спасательная команда находилась позади.

— Группа туристов слышала взрыв и сообщила властям, — сказал Панник, перекрикивая рев мотора. — Вашу бывшую жену обнаружили около входа в одну из шахт. Ее доставили в местный госпиталь, но она сообщила своим спасителям о том человеке. Его зовут Кристиан Кнолль, герр Катлер.

Пол старался слушать внимательно. Но все, что стояло у него перед глазами, — это Рейчел, лежащая в больнице и истекающая кровью. Что происходит? Во что она ввязалась? Как ее нашел Кнолль? Что случилось на этом руднике? Были ли Марла и Брент в опасности? Он должен позвонить брату и предупредить его.

— Похоже, Джо Майерс была права, — сказал Панник.

— В отчете говорилось о состоянии Рейчел?

Панник покачал головой.

Вертолет подлетел вначале к месту взрыва — вход на рудник был в глубине леса у подножия одной из вершин. Ближайшее открытое место было в полукилометре на запад, и спасателей высадили там, чтобы затем они пешком вернулись назад. Он и Панник остались в вертолете и полетели на восток от Вартберга в местный госпиталь, куда отвезли Рейчел.

В госпитале он прямиком отправился в ее палату на четвертом этаже. Рейчел была одета в голубую рубашку. Голова была перевязана широким бинтом. Она улыбнулась, когда увидела его:

— Откуда я знала, что ты приедешь?

Он подошел ближе. Ее щеки, нос и руки были исцарапаны и покрыты синяками.

— Мне особо нечего было делать в эти выходные, так почему бы не слетать в Германию?

— Дети в порядке?

— С ними все хорошо.

— Как ты так быстро сюда добрался?

— Я уехал вчера.

— Вчера?

Прежде чем он смог объяснить, Панник, молча стоявший в дверях, подошел ближе:

— Фрау Катлер, я инспектор Фриц Панник, федеральная полиция.

Пол рассказал Рейчел о Джо Майерс, Кристиане Кнолле и о том, что случилось с Семеном Макаровым. Рейчел была поражена.

— Макаров мертв?

— Мне нужно позвонить брату, — сказал Пол Паннику, — и сказать ему, чтобы внимательнее следил за детьми. Может, даже предупредить полицию Атланты.

— Ты думаешь, они в опасности? — спросила она.

— Я не знаю, что думать, Рейчел. Ты ввязалась во что-то очень плохое. Твой отец просил тебя не вмешиваться.

— Что ты имеешь в виду?

— Не делай вид, что ничего не понимаешь. Я читал Овидия. Он хотел, чтобы ты держалась от этого подальше. Теперь Макаров мертв.

Выражение ее лица стало жестким.

— Это несправедливо, Пол. Я не виновата. Я не знала.

— Но вероятно, вы указали дорогу, — объяснил Панник.

Рейчел уставилась на инспектора, осознание происшедшего ясно отразилось на ее лице. Вдруг Пол пожалел, что так говорил с ней. Как всегда, он хотел разделить вину.

— Это не совсем так, — сказал он. — Это я показал письма этой женщине. Она узнала о Кельхайме от меня.

— А вы бы сделали это, если бы не думали, что фрау Катлер в опасности?

Нет, не сделал бы. Он посмотрел на Рейчел. Глаза ее наполнились слезами.

— Пол прав, инспектор. Это все моя вина. Мне не надо было уезжать. Он и отец предупреждали меня.

— А что с этим Кристианом Кноллем? — спросил Панник. — Расскажите мне о нем.

Рейчел рассказала то немногое, что знала. Затем она сказала:

— Этот человек спас мне жизнь, когда меня чуть не сбила машина. Он был очарователен и вежлив. Я искренне думала, что он хотел помочь.

— Что случилось в шахте? — спросил Панник.

— Мы шли по карте Макарова. Туннель был достаточно широкий, и вдруг как будто случилось землетрясение и обвал разделил шахту на две части. Я повернулась и побежала к выходу. Я пробежала только полпути, когда на меня посыпались камни. К счастью, меня не засыпало. Я лежала там, пока какие-то туристы не пришли и не вытащили меня.

— А Кнолль? — снова спросил Панник.

Она покачала головой:

— Я звала его, когда обвал закончился, но он не отозвался.

— Он, может быть, еще там, — озабоченно предположил Панник.

— Это было землетрясение? — спросил Пол.

— У нас здесь не бывает землетрясений. Возможно, это была взрывчатка с войны. Шахты полны ею.

— Кнолль сказал то же самое, — подтвердила Рейчел.

Двери палаты открылись, и коренастый полицейский позвал Панника.

Инспектор извинился и вышел.

— Ты прав, — тихо сказала Рейчел. — Мне надо было слушать тебя.

Ему не нужны были ее уступки.

— Нам надо выбираться отсюда и ехать домой.

Рейчел ничего не сказала, и он намеревался настаивать, когда вернулся Панник.

— Шахту проверили. Внутри никто не найден. Был еще один выход, незагороженный, из дальнего туннеля. Как вы и герр Кнолль попали в шахту?

— Мы ехали на арендованной машине, потом шли пешком.

— На какой машине?

— На темно-красном «вольво».

— Машина на шоссе не обнаружена, — сказал Панник. — Этот Кнолль скрылся.

Инспектор, казалось, знал еще что-то.

Пол спросил:

— Что еще сказал вам полицейский?

— Эту шахту нацисты никогда не использовали. Внутри не было взрывчатки. Тем не менее это второй взрыв за три года.

— И что это значит?

— Это значит, что происходит что-то очень странное.

Пол покинул больницу и доехал на полицейской машине до Вартберга. Панник поехал с ним. То, что он был федеральным инспектором, давало ему определенное положение и привилегии.

— То же, что и ваше ФБР, — сказал Панник. — Я служу в национальных силах полиции. Местные власти все время сотрудничают с нами.

Рейчел рассказала им, что Кнолль снял два номера в «Золотой короне». Значок Панника дал ему немедленный доступ в номер Рейчел. Номер был убран, кровать застелена, чемодана не было. Комната Кнолля также была пуста. Темно-красного «вольво» нигде не было.

— Герр Кнолль выехал сегодня утром, — сказал владелец отеля. — Заплатил за оба номера и уехал.

— В котором часу?

— Примерно в десять тридцать.

— Вы не слышали о взрыве?

— На рудниках бывает много взрывов, инспектор. Я не обращаю особого внимания на тех, кто к этому причастен.

— Вас не было здесь, когда Кнолль вернулся этим утром? — спросил Панник.

Мужчина покачал своей лысеющей головой. Они поблагодарили владельца и вышли. Пол сказал Паннику:

— У Кнолля фора в четыре часа, но, возможно, машину можно отследить по сводкам.

— Герр Кнолль не интересует меня. Все, что он совершил, — это незаконное проникновение в пещеры.

— Он оставил Рейчел умирать на этом руднике.

— Это тоже не преступление. Я ищу ту женщину. Убийцу.

Панник был прав. Катлер понимал затруднительное положение инспектора. Ни точного описания, ни имени. Ни прямых доказательств. Ничего.

— У вас есть какие-нибудь идеи, где ее искать? — спросил он.

Панник не отрываясь смотрел на тихую деревенскую площадь.

— Nein, герр Катлер. Ни единой.

 

ГЛАВА XXXIII

Замок Луков, Чешская Республика

Воскресенье, 18 мая, 17.10

Сюзанна взяла предложенный Эрнстом Лорингом оловянный кубок и удобно устроилась в королевском кресле. Ее наниматель, казалось, был доволен предоставленным отчетом.

— Я ждала полчаса на месте и уехала, когда начали собираться власти. Никто не выбрался из шахты.

Сюзанна пригубила вино. Фруктовое вино, изготовленное в поместье Лоринга.

— Я проверю у Фелльнера завтра под видом чего-нибудь другого. Наверное, он скажет мне, если что-то случилось с Кристианом.

Она сделала еще глоток. День оказался успешным. Триста километров были легкой двухчасовой поездкой для ее «порше». Она выехала из Центральной Германии в Чехию, пересекла границу, и вот она в поместье Лоринга.

— Ты сумела обойти Кристиана, — сказал Лоринг. — За ним трудно успеть.

— Он был слишком жаден. Но я должна сказать, Макаров был довольно убедителен. — Она поднесла кубок к губам. — Жаль. Старик был так верен. Он хранил молчание долгое время. К сожалению, у меня не было выбора. Он должен был замолчать навсегда.

— Хорошо, что ты не тронула ребенка.

— Я не убиваю детей. Он знал не больше, чем рассказали другие свидетели на рыночной площади. Ребенок был средством заставить старика сделать то, что нужно.

Лоринг выглядел уставшим.

— Не знаю, когда это кончится. Каждые несколько лет мы вынуждены принимать меры.

— Я читала письма. Оставлять Макарова в живых было бы ненужным риском. Это были бы ниточки, которые в конце концов привели бы к проблемам.

— К моему большому сожалению, draha, ты права.

— Вы получили еще какую-нибудь дополнительную информацию из Санкт-Петербурга?

— Только то, что Кристиан определенно изучал записи Комиссии. Он заметил имя отца на документе, который читал Кнолль, но документ исчез после ухода Кнолля.

— Хорошо, что Кнолль больше для нас не проблема. Теперь, когда нет Борисова и Макарова, нам не о чем беспокоиться.

— Боюсь, что есть, — сказал Лоринг. — Появилась новая сложность.

Она отставила вино в сторону с немым вопросом в глазах.

— Около Штодта начались раскопки. Американский предприниматель ищет сокровища.

— Люди все не сдаются, не так ли?

— Соблазн слишком велик. Трудно сказать наверняка, в той ли пещере будут вестись нынешние раскопки. К сожалению, нет возможности узнать, пока пещера не будет исследована. Место указано довольно точно, это все, что я знаю.

— У нас есть источник? — оживилась Сюзанна.

— Непосредственно в команде. Он держит меня в курсе, но даже он не знает наверняка. К сожалению. Отец хранил эту ценную информацию при себе… не доверяя даже своему сыну.

— Вы хотите, чтобы я поехала туда?

— Пожалуйста. Последи за событиями. Мой информатор надежный, но жадный. Он требует слишком много, и, как ты знаешь, жадность — это то, что я не переношу. Информатор ничего не знает обо мне. Только мой личный секретарь разговаривал с ним до сих пор, и только по телефону. Теперь он ждет контакта с женщиной. Ты назовешься Маргаритой. Если что-нибудь будет найдено, обеспечь, чтобы ситуация оставалась под контролем. Никакой утечки информации. Если это место не имеет ценности, забудь обо всем и при необходимости убери информатора. Но пожалуйста, постарайся свести к минимуму количество убитых.

Сюзанна знала, что он имел в виду.

— С Макаровым у меня просто не было выбора.

— Я понимаю, draha, и я ценю твои старания. Надеюсь, что эта смерть будет концом пресловутого проклятия Янтарной комнаты.

— И тех двоих тоже…

Старик усмехнулся:

— Кристиана и Рейчел Катлер?

Она кивнула.

— Я уверен, что ты удовлетворена тем, что сделала. Странно, я думал, что почувствовал твою нерешительность тогда по поводу Кристиана. Он немного привлекал тебя?

Она подняла кубок и чокнулась со своим нанимателем.

— Ничего такого, без чего я не смогла бы прожить.

Кнолль мчался на юг к Фюссену. Слишком много полиции было в Кельхайме и окрестностях, чтобы оставаться там на ночь. Он исчез из Вартберга и вернулся на юг к Альпам, чтобы поговорить с Семеном Макаровым. Все усилия впустую. Оказалось, что он проделал такой путь только для того, чтобы узнать, что старик был убит ночью. Полиция разыскивала женщину, которая вчера спрашивала, как найти его дом, и ушла с рынка с внуком Макарова. Ее личность была неизвестна. Но он-то знал.

Сюзанна Данцер.

Кто же еще? Каким-то образом она снова взяла след и перехитрила его с Макаровым. Вся эта информация, которую так легко предоставил Макаров, исходила от нее. В этом нет никаких сомнений. Его заманили в ловушку и чуть не убили.

Он вспомнил, что сказал Ювенал в своих «Сатирах»: «Месть — это наслаждение подлой души и мелочного ума. Доказательством тому служит то, что никто не радуется мести больше женщины».

Правильно. Но он предпочитал Байрона: «Мужчины любят в спешке, но ненавидят на досуге».

Он вернет ей долг, когда их дороги снова пересекутся. Она получит сполна, черт побери. В следующий раз у него будет преимущество. Он будет готов.

Узкие улицы Фюссена были переполнены туристами, привлеченными замком Людвига на юге города. Было просто смешаться с вечерней толпой отдыхающих в поисках ужина и выпивки в переполненных кафе. Он подождал полчаса и поел в одном из наименее людных, слушая приятную камерную музыку, эхом доносившуюся с летней концертной площадки на другой стороне улицы. Потом он нашел телефонную будку около своего отеля и позвонил в Бург Херц. Ответил Франц Фелльнер.

— Я слышал о взрыве в горах сегодня. Женщину вытащили, но все еще ищут мужчину.

— Меня не найдут, — сказал он. — Это была ловушка.

Он рассказал Фелльнеру о том, что происходило с момента его отъезда из Атланты и до момента, когда он узнал о смерти Макарова.

— Интересно, что Рейчел Катлер смогла выжить. Но это не важно. Она наверняка полетит обратно в Атланту.

— Ты уверен, что в этом замешана Сюзанна?

— Как-то она меня обошла.

Фелльнер хихикнул:

— Ты стареешь, Кристиан.

— Я был недостаточно осторожен.

— Самоуверенность была бы лучшим объяснением, — неожиданно вмешалась Моника. Очевидно, она слушала по второму аппарату.

— Я все думал, куда же ты пропала.

— Твои мысли, вероятно, были о том, как бы переспать с ней.

— Как мне повезло, что у меня есть ты, чтобы напоминать мне обо всех моих недостатках.

Моника рассмеялась:

— Так забавно наблюдать за твоей работой, Кристиан.

— Похоже, что этот след потерян. Может, мне следует отправиться на розыски других ценностей?

— Скажи ему, дитя мое, — сказал Фелльнер.

— Американец Вейленд Маккой будет вести раскопки около Штодта. Он утверждает, что найдет произведения искусства из берлинского музея, может, даже Янтарную комнату. Он уже занимался этим раньше с некоторым успехом. Проверь, чтобы быть уверенным. В крайнем случае ты получишь информацию, а может, и новое приобретение.

— Об этих раскопках широко известно?

— Это в местных газетах, и канал Си-эн-эн передавал несколько сюжетов об этом, — сказала Моника.

— Мы знали об этом до твоего отъезда в Атланту, — сказал Фелльнер, — но думали, что следует немедленно расспросить Борисова.

— Лоринг интересуется этими новыми раскопками? — спросил он.

— Он, кажется, интересуется всем, чем занимаемся мы, — сказала Моника.

— Ты надеешься, что он пошлет Сюзанну? — спросил Фелльнер.

— Больше чем надеюсь.

— Хорошей охоты, Кристиан.

— Спасибо, сэр, и когда позвонит Лоринг, чтобы узнать, умер ли я, не разочаровывайте его.

— Режим строгой секретности?

— Да, не помешало бы.

 

ГЛАВА XXXIV

Вартберг, Германия

Воскресенье, 18 мая, 20.45

Рейчел вошла в ресторан и прошла за Полом к столику, смакуя теплый воздух, приправленный ароматом гвоздики и чеснока. Она чувствовала себя лучше и умирала с голоду. Бинт на ее голове был заменен в больнице на кусок марли и пластырь, прилепленный к ее лбу. На Рейчел были брюки и рубашка с длинными рукавами, которые ей купил Пол в местном магазине, ее изорванную в лохмотья одежду после этого утра уже нельзя было надеть.

Пол забрал ее из госпиталя два часа назад. Она была в порядке, за исключением шишки на голове и нескольких порезов и царапин. Рейчел обещала доктору поберечь себя пару дней, Пол сказал ему, что они в любом случае отправляются в Атланту.

Подошел официант, и Пол спросил, какого вина ей бы хотелось.

— Хорошего красного вина. Что-нибудь местное, — сказала она, вспоминая ужин прошлым вечером с Кноллем.

Официант ушел.

— Я позвонил в авиакомпанию, — сказал Пол. — Есть рейс из Франкфурта завтра. Панник сказал, что может организовать, чтобы нас отвезли в аэропорт.

— Где инспектор?

— Поехал обратно в Кельхайм, чтобы следить за расследованием смерти Макарова. Он оставил номер телефона.

— Поверить не могу, что моих вещей нет.

— Очевидно, Кнолль не хотел оставлять ничего, что навело бы на твой след.

— Он выглядел таким искренним. Очаровательным, на самом деле.

Пол, казалось, почувствовал влечение в ее голосе.

— Он тебе понравился?

— Он был интересный. Сказал, что он коллекционер, ищущий Янтарную комнату.

— Тебя это привлекает?

— Перестань, Пол. Разве ты не говорил, что мы живем приземленной жизнью? Работа и дом. Подумай. Путешествовать по миру в поисках потерянных сокровищ — это у кого угодно вызвало бы интерес.

— Этот человек оставил тебя умирать.

Она поджала губы. Этот его тон каждый раз.

— Но он также спас мне жизнь в Мюнхене.

— Мне следовало поехать с тобой, начнем с этого.

— Я не помню, чтобы приглашала тебя.

Ее раздражение росло. Почему она так легко раздражалась? Пол всего лишь пытался помочь.

— Нет, ты меня не приглашала. Но мне все равно следовало поехать.

Рейчел удивила его реакция на Кнолля. Трудно сказать, ревновал он или беспокоился.

— Нам надо ехать домой, — сказал Пол. — Здесь ничего не осталось. Я волнуюсь за детей. У меня все еще перед глазами тело Макарова.

— Ты думаешь, что та женщина, которая приходила к тебе, убила Макарова?

— Кто знает? Но она, конечно, знала, где надо искать, благодаря мне.

Теперь, кажется, настал подходящий момент.

— Давай останемся, Пол.

— Что?

— Давай останемся.

— Рейчел, ты не усвоила урок? Люди гибнут. Нам надо убираться отсюда, пока это не произошло с нами. Тебе повезло сегодня. Не напрашивайся. Это не приключенческий роман. Это жизнь. И глупость. Нацисты. Русские. Мы не в своей команде.

— Пол, отец что-то знал. Макаров тоже. Это наш долг перед ними попытаться.

— Попытаться что?

— Остался еще один след. Помнишь — Вейленд Маккой. Кнолль сказал мне, что Штодт недалеко отсюда. Он, возможно, напал на след. Отца интересовало, чем он занимался.

— Оставь это, Рейчел.

— Что в этом плохого?

— Это именно то, что ты сказала о поисках Макарова.

Она отодвинула стул и встала.

— Это несправедливо, и ты это знаешь. — Рейчел повысила голос. — Если хочешь ехать домой, поезжай. Я собираюсь поговорить с Вейлендом Маккоем.

Несколько посетителей обернулись на них. Она надеялась, что никто из них не говорил по-английски. У Пола на лице было обычное выражение смирения. Он никогда не знал по-настоящему, что с ней делать. Это была еще одна их проблема. Порывистость была чужда его характеру. Он все тщательно планировал. Для него не было незначительных деталей. Это не было его манией. Он просто был последователен. Совершал ли он когда-либо в своей жизни спонтанные поступки? Да. Он фактически прилетел сюда под влиянием момента. И Рейчел надеялась, что это что-нибудь значит.

— Сядь, Рейчел, — тихо сказал он. — Хоть раз мы можем обсудить что-то разумно?

Рейчел села. Она хотела, чтобы он остался, но ни за что не призналась бы в этом.

— Тебе надо вести предвыборную кампанию. Почему бы тебе не направить свою энергию на это?

— Я должна сделать это, Пол. Что-то подсказывает мне, что надо продолжать поиски.

— Рейчел, за последние сорок восемь часов из ниоткуда появились двое людей, оба в поисках одного и того же, один предположительно убийца, а другой достаточно бездушный, чтобы оставить тебя умирать. Петра больше нет. Нет и Макарова. Возможно, твой отец был убит. Ты подозревала это перед тем, как поехать сюда.

— И все еще подозреваю. А пребывание здесь — это способ узнать наверняка. Возможно, твои родители тоже стали жертвами.

Она почти слышала, как работает его аналитический ум. Взвешивает варианты. Пытается придумать следующий аргумент, чтобы убедить ее поехать с ним домой.

— Хорошо, — сказал он. — Давай встретимся с Маккоем.

— Ты серьезно?

— Я сошел с ума. Но я не собираюсь оставлять тебя здесь одну.

Рейчел сжала его руку.

— Ты прикрываешь меня, а я прикрываю тебя. Ладно?

Пол усмехнулся:

— Да, хорошо.

— Отец бы гордился нами.

— Твой отец, наверное, перевернулся в гробу. Мы проигнорировали все его предупреждения.

Подошел официант с вином и налил два бокала. Она подняла свой:

— За наш успех. Он поддержал тост:

— За успех.

Рейчел пригубил вино, довольная тем, что Пол остался. Но перед ее мысленным взором снова пронеслась та сцена, за секунду до взрыва, когда ее фонарик осветил лицо Кристиана Кнолля и в его руке блеснуло лезвие ножа.

Тем не менее она ничего не сказала Полу и инспектору Паннику. Их реакцию легко было угадать.

Она взглянула на своего бывшего мужа, вспомнила отца и Макарова и подумала о детях.

Правильно ли она поступала?

* * *

«Дело о Янтарном кабинете

1743

На основании указа Елизаветы Петровныобер-гофмаршал императорского двора Бестужев-Рюмин — гофинтенданту Шаргородскому, 1743

…кабинет янтарный из конторы принять для убирания в зимнем доме покоев, в которых Ея Императорское Величество жительство иметь соизволит… Того ради… показанный Янтарный кабинет для убирания покоев благоволите ваше благородие принять в ведомство свое… Для исправления починки онаго, по наилучшему искусству благоволите употребить итальянца Мартелли».