ГЛАВА 1

Москва, наши дни

Вторник, 12 октября

13 часов 24 минуты

За какие-то пятнадцать секунд жизнь Майлза Лорда изменилась бесповоротно.

Сначала он увидел машину. Темно-синий «вольво»-универсал, окраска настолько сочная, что в ярком свете осеннего солнца машина казалась черной. Лорд обратил внимание, как резко дернулись вправо передние колеса и «вольво» метнулся наискосок к тротуару через оживленную Никольскую улицу. Потом заднее стекло, тонированное словно зеркало, опустилось, и искривленное отражение окружающих зданий сменилось черным прямоугольником, пронзенным стволом автомата.

Из ствола вырвались пули.

Лорд нырнул вниз. Упав на маслянистый асфальт, он услышал пронзительные крики. Тротуар, только что заполненный толпой туристов и служащих, вышедших на обеденный перерыв, мгновенно опустел; люди бросились врассыпную, укрываясь от града смертоносного свинца, который обрушился на источенный временем камень зданий сталинской эпохи.

Майлз откатился в сторону и посмотрел на Артемия Белого. Они только что обедали вместе. Он познакомился с этим дружелюбным молодым сотрудником Министерства юстиции два дня назад. Профессиональные юристы, они быстро сошлись друг с другом, ужинали вчера вечером и завтракали сегодня утром, беседуя о новой России и грядущих больших переменах. Оба радовались, что им суждено стать частью истории. Лорд открыл рот, чтобы крикнуть, предупредить, однако, прежде чем он успел произнести хоть слово, грудь Белого будто взорвалась, и на стекло витрины магазина брызнула кровь.

Непрерывные автоматные очереди напомнили Лорду старые гангстерские фильмы. Витрина разлетелась вдребезги, пролившись острыми осколками. Труп Белого повалился на них. От зияющих ран пахнуло металлическим смрадом. Лорд отпихнул безжизненное тело русского юриста. Кровь пропитала насквозь костюм Майлза, капала с рук. Он едва знал Белого. А что, если у него СПИД?

«Вольво» с визгом затормозил. Дверцы машины открылись, из нее выпрыгнули двое вооруженных автоматами мужчин в голубовато-серой милицейской форме, но без фуражек с красным околышем. Один имел покатый лоб, косматые волосы и мясистый нос кроманьонца. Тот, что выскочил сзади, был коренастый, лицо изрыто оспой, черные волосы зализаны назад. Лорд обратил внимание на его глаза — один как будто прищурен, а другой широко раскрыт.

Выскочивший сзади бросил Кроманьонцу по-русски:

— Проклятый черномазый остался жив.

Не ослышался ли он?

«Черномазый».

Русский эквивалент слова «ниггер».

За восемь недель, проведенных в Москве, Лорд не видел ни одного чернокожего, поэтому он сразу же понял, что дела плохи. Он вспомнил замечание из русской туристической брошюры, которую прочитал несколько месяцев назад. «Человек с темным цветом кожи вызывает определенное любопытство». Пожалуй, слишком мягко сказано.

Кроманьонец кивнул в ответ. Оба стояли ярдах в тридцати от Лорда, но тот не собирался ждать и выяснять, что им от него нужно. Вскочив на ноги, он бросился в противоположную сторону. Мельком оглянувшись, Лорд увидел, что они спокойно вскинули автоматы к плечу, готовые открыть огонь. Впереди показался перекресток. Лорд огромными прыжками преодолел последние метры, и тут позади снова раздались автоматные очереди.

Пули впивались в камень, поднимая в прохладный осенний воздух облачка пыли.

Прохожие спешили укрыться от шквального огня.

Лорд оказался перед толкучкой, уличным рынком, уходящим вдоль тротуара, покуда хватало глаз.

— Стрельба! — крикнул он по-русски. — Бегите!

Какая-то бабулька, торговавшая матрешками, мгновенно его поняла и зашаркала к ближайшей подворотне, закрывая морщинистое лицо платком. Подростки, продававшие газеты и пепси-колу, бросились в продуктовый магазин. Торговцы оставляли свои лотки и разбегались в разные стороны, словно тараканы. Появление мафии никого не удивляло. Лорд знал, что в Москве действует больше сотни организованных преступных групп. Заказные убийства, взрывы, поножовщина стали таким же обычным явлением, как и пробки на дорогах. С этим неизбежным риском приходилось сталкиваться всем, кто занимался уличной торговлей.

Лорд выскочил на запруженную Никольскую. Машины ползли с черепашьей скоростью. Пронзительно загудел клаксон, и прямо перед Лордом резко затормозило такси. Не удержав равновесия, он оперся окровавленными руками на капот. Водитель продолжал давить на сигнал. Обернувшись, Лорд увидел, как двое бандитов выбегают из-за угла. Толпа шарахнулась. Лорд присел, и тотчас же пули изрешетили всю левую сторону машины.

Гудок оборвался.

Поднявшись с земли, Лорд увидел залитое кровью лицо водителя, расплющенное об окно правой двери. Один глаз был широко раскрыт, стекло окрасилось алым. Убийцы всего в пятидесяти ярдах, на противоположной стороне плотно забитой Никольской. В поисках убежища Лорд оглядел витрины ближайших магазинов: салон мужской одежды, детский магазин и несколько дорогих бутиков. Он остановил свой выбор на «Макдоналдсе». Почему-то ему показалось, что позолоченные своды ресторана обещают безопасность.

Лорд пробежал по тротуару и толкнул стеклянные двери. Несколько сот человек толпились вокруг высоких столиков. Другие стояли в длинной очереди. Одно время этот ресторан считался самым посещаемым в мире.

Он жадно глотал воздух, вдыхая запахи жареных гамбургеров, картошки и табачного дыма. Одежда и руки у него по-прежнему были окровавленные. Какая-то женщина закричала, что он ранен. Толпа молодых людей в панике ринулась к дверям. Возникла давка. Лорд старался протолкнуться в толпе, работая плечами, но быстро сообразил, что это ошибка. Он повернул обратно и поспешил через зал к лестнице, ведущей вниз, к туалетам. Выбравшись из толчеи, Лорд сбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, скользя окровавленной ладонью по стальным перилам.

— Назад! Посторонись! Назад! — приказывал где-то наверху зычный голос.

Загремели выстрелы.

Новые крики, топот ног.

Лорд остановился перед тремя дверями. Одна вела в женское отделение, другая в мужское. Он открыл третью. За ней оказался просторный склад, стены, как и во всем ресторане, были выложены белой кафельной плиткой. В углу три человека курили за столом. Лорд обратил внимание на их футболки: профиль Ленина, наложенный на выгнувшуюся золотыми арками букву «М», логотип «Макдоналдса». Мужчины обернулись на вошедшего.

— Там бандиты! — сказал Лорд. — Прячьтесь.

Все трое без слов вскочили и бросились в противоположный угол ярко освещенного помещения. Первый распахнул дверь, и они скрылись. Лорд задержался лишь на мгновение, чтобы захлопнуть дверь, через которую вошел он сам, и запереть ее изнутри, после чего поспешил за ними.

Лорд очутился в осенней прохладе переулка за многоэтажным зданием ресторана. Странно, но здесь не было ни цыган, ни увешанных медалями ветеранов. Он думал, эти социально не защищенные группы ютятся во всех московских щелях и закоулках.

Со всех сторон высились унылые здания. Грубо обработанный камень почернел и растрескался за десятилетия от постоянных автомобильных выхлопов. Лорд частенько задумывался, как эти ядовитые пары сказывались на человеческих легких. Он попытался сориентироваться. Лорд находился приблизительно в сотне ярдов к северу от Красной площади. Где ближайшая станция метро? Это лучший путь к спасению. На станциях всегда дежурит милиция. Но ведь его преследуют милиционеры. Впрочем, так ли это? Лорду доводилось читать, что бандиты сплошь и рядом переодеваются в милицейскую форму. Обычно московские улицы кишели милицией — вооруженной резиновыми дубинками и автоматами. Однако сегодня, как назло, рядом не было никого.

Из здания послышался грохот.

Лорд лихорадочно оглянулся.

Это вылетела дверь, ведущая из туалетов на склад. Лорд помчался в сторону ближайшей улицы, и тут в «Макдоналдсе» гулко загремели выстрелы.

Выскочив на тротуар, Лорд повернул, стараясь бежать так быстро, как только позволял костюм. Он расстегнул воротник рубашки и сорвал галстук. Теперь, по крайней мере, легче дышать. Еще немного — и преследователи завернут за угол. Лорд перепрыгнул через цепь, ограждавшую одну из бесчисленных автомобильных парковок, которыми было усеяно внутреннее кольцо Москвы.

Он перешел на быстрый шаг. Стоянка была заставлена «ладами», «чайками» и «Волгами». Несколько «фордов». Несколько немецких седанов. Почти все машины были грязные и ржавые. Двое преследователей показались из-за угла в сотне ярдов позади.

Лорд бросился через стоянку. Град пуль обрушился на машины. Нырнув за темный «мицубиси», Лорд осторожно высунулся из-за заднего бампера. Бандиты оставались по ту сторону ограды: Кроманьонец целился из автомата, Прищуренный спешил к нему.

Взревел двигатель.

Из выхлопной трубы повалил дым. Вспыхнули стоп-сигналы.

Это завелись кремовые «жигули» с противоположной стороны от центрального прохода. Машина быстро сдала назад, выезжая со своего места. Лорд увидел на лице водителя страх. Скорее всего, тот услышал выстрелы и решил убраться отсюда.

Прищуренный перепрыгнул через ограду. Лорд вскочил на капот «жигулей», судорожно цепляясь за щетки стеклоочистителя. Слава богу, на этой чертовой машине они были. Лорд знал, что многие водители снимают щетки и хранят их в бардачке, чтобы уберечь от воров. Водитель «жигулей» изумленно посмотрел на незваного пассажира, но продолжил выруливать к оживленному бульвару. Сквозь заднее стекло Лорд увидел, как в пятидесяти ярдах позади Прищуренный присел, вскидывая оружие, а Кроманьонец перебрался через ограждение. Вспомнив про таксиста, Лорд решил, что не имеет права втягивать в свои неприятности постороннего человека. Как только «жигули» выехали на шестиполосный бульвар, Лорд перекатился по капоту и свалился на тротуар.

В следующее мгновение засвистели пули.

Резко дернувшись влево, «жигули» стремительно набрали скорость.

Лорд катился до тех пор, пока не оказался на мостовой. Он надеялся, что невысокий бордюр заслонит его от выстрелов.

Выбивая фонтанчики, по асфальту застучали пули.

Толпа на остановке бросилась врассыпную.

Автобус как раз подъезжал. Сработали тормоза. Завизжали покрышки. Запах выхлопных газов стал просто удушающим. Лорд откатился дальше от тротуара. Автобус остановился, загораживая его от бандитов. Слава богу, крайний правый ряд свободен.

Поднявшись на ноги, Лорд бросился через бульвар. Все машины двигались в одну сторону, с севера. Лорд пересекал широкую проезжую часть, стараясь оставаться под прикрытием автобуса. На полпути он вынужден был пропустить вереницу машин. Еще мгновение — и бандиты выбегут из-за автобуса. Воспользовавшись просветом в потоке транспорта, Лорд преодолел последние две полосы и выскочил на тротуар.

Он забежал на стройплощадку. На фоне осеннего неба, затянутого тучами, выделялся бетонный каркас здания. Гул башенных кранов и бетономешалок перекрывал шум транспорта. Опасная зона не была огорожена забором — это вам не Атланта. До сих пор Лорд не видел ни одного милиционера, кроме тех, что гнались за ним.

Лорд оглянулся. Бандиты шли через бульвар, уворачиваясь от недовольно гудящих машин. Строители не обратили на Лорда внимания, будто здесь каждый день бегают чернокожие в залитых кровью костюмах. Должно быть, все это — приметы новой Москвы. Самое безопасное — оставаться в стороне.

Бандиты достигли тротуара. Теперь они были меньше чем в пятидесяти ярдах.

Прямо перед Лордом бетономешалка выливала серый раствор в стальную бадью. Бадья стояла на большом деревянном поддоне, подвешенном на тросах к стреле крана. Рабочий, обслуживавший бетономешалку, отошел в сторону, и поддон с бадьей начал подниматься.

Решив, что лучше он все равно ничего не придумает, Лорд быстро подбежал к поддону и прыгнул вперед, ухватившись за нижний край. Приставший к дереву засохший раствор не давал зацепиться, но мысль о Кроманьонце и его дружке придала пальцам Лорда дополнительную силу.

Лорд рывком подтянулся.

Это движение вывело поддон из равновесия. Он качнулся, тросы застонали, протестуя, но Лорду удалось забраться на поддон и прижаться к бадье. Поддон накренился, и на него плеснуло раствором.

Он глянул вниз.

Убийцы видели, что он сделал. Поддон был уже на высоте пятидесяти футов и продолжал подниматься. Убийцы остановились и прицелились. Оценив тонкие деревянные доски под ногами, Лорд с тоской перевел взгляд на бадью.

Выбора нет.

Он быстро перекатился в бадью, разбрызгивая раствор во все стороны. Холодная грязь облепила его, отзываясь дрожью в и без того уже трясущемся теле.

Загремели выстрелы.

Пули расщепляли деревянный поддон и колотили по дну бадьи. Погрузившись по плечи в цемент, Лорд слушал удары свинца по железу.

Внезапно послышался вой сирен.

Выстрелы прекратились.

Лорд увидел три милицейские машины, несущиеся по бульвару. Судя по всему, бандиты тоже услышали сирены и поспешили спастись бегством. Темно-синий «вольво», с которого все и началось, появился на бульваре с противоположной стороны. Бандиты попятились к нему, не в силах устоять перед желанием сделать на прощание еще несколько выстрелов.

Лорд проследил, как они забрались в «вольво» и тот с ревом умчался прочь.

Лишь тогда он встал во весь рост и облегченно вздохнул.

 

ГЛАВА 2

Строители опустили на землю бадью и окатили Лорда водой из шланга, смывая раствор и кровь. Костюм Лорда был безнадежно испорчен, как и галстук. Белая рубашка и черные брюки промокли насквозь и покрылись серыми пятнами. На свежем осеннем воздухе они казались холодным компрессом. Рабочий принес отсыревшее шерстяное одеяло, пахнущее лошадями, и укутал Лорда.

Майлз был совершенно спокоен.

Он вышел из милицейской машины на Никольской улице, там, где все началось. Улица была заполнена каретами «скорой помощи» с включенными мигалками. Вокруг суетились милиционеры в форме. Движение было перекрыто. Милиция перегородила улицу с обеих сторон, до самого «Макдоналдса».

Лорда подвели к невысокому широкоплечему мужчине с толстой шеей и коротко остриженными кустиками бакенбардов на мясистых щеках. Глубокие морщины пересекали его лоб. Нос был свернут на сторону, словно после перелома, так и не зажившего окончательно, лицо бледное до желтизны, как у многих русских. Одет в мешковатый серый костюм и темную рубашку, на плечи накинуто черное пальто. Ботинки облупленные и грязные.

— Следователь Орлегов, милиция.

Мужчина протянул руку, и Лорд обратил внимание на печеночные пятна, густо покрывающие запястье.

— Это вы быть здесь, когда начинаться стрелять?

Следователь говорил по-английски с трудом, и Лорд подумал, не ответить ли по-русски. Определенно, это облегчило бы общение. Большинство русских полагают, что американцы слишком высокомерны или ленивы, чтобы учить их язык, — особенно чернокожие американцы, которых они воспринимали как некую цирковую диковинку. За последние десять лет Лорд двенадцать раз приезжал в Москву; он давно научился хранить свои лингвистические способности в тайне, получая при этом возможность слушать разговоры юристов и бизнесменов, уверенных, что их надежно защищает языковой барьер. Сейчас Лорд относился ко всем крайне подозрительно. До сих пор его общение с милицией ограничивалось парой споров по поводу парковки и одним случаем, когда его вынудили заплатить пятьдесят рублей якобы за нарушение правил дорожного движения. Московские милиционеры частенько «трясли» иностранцев. «А что можно ждать от того, кто зарабатывает сто рублей в месяц?» — спросил как-то один сержант, убирая в карман пятьдесят долларов, полученные от Лорда.

— Стрелявшие были милиционерами, — сказал Лорд по-английски.

Русский покачал головой.

— Они только одеваться как милиционер. Милиция не стрелять в людей.

— Эти стреляли.

Лорд бросил взгляд за спину следователя на окровавленный труп Артемия Белого. Молодой русский адвокат лежал навзничь на тротуаре, с открытыми глазами, из ран на груди сочились красно-бурые струйки.

— Сколько человек пострадало?

— Пять.

— Пять? Убитых много?

— Четыре.

— Похоже, вас это нисколько не беспокоит. Четыре человека застрелены насмерть среди бела дня на оживленной улице.

Орлегов пожал плечами.

— А что тут можно поделать? «Крыша» есть трудно контролировать.

«Крышей» назывались различные бандитские группировки, обосновавшиеся в Москве и других городах европейской части России. Лорд так и не смог выяснить происхождение этого понятия. Быть может, оно отражало процесс передачи денег преступникам — при встречах на крыше; а может быть, это было иносказательное обозначение неестественно оторванной от реальности современной российской жизни. Главарям мафии принадлежали самые дорогие машины, самые большие дачи, самая роскошная одежда. Они даже не пытались скрыть богатство. Напротив, воротилы преступного мира словно похвалялись процветанием как перед властью, так и перед простыми людьми. Это был отдельный общественный класс, возникший с потрясающей быстротой. Знакомые Лорда из числа бизнесменов считали отступные, которые им приходилось платить бандитам за «защиту», лишь одной из статей накладных расходов, такой же необходимой составляющей успеха, как подготовка персонала и выделение оборотных средств. Не раз он слышал, что, когда джентльмены в костюмах от Армани наносят визит и говорят: «Бог наказал делиться», к этому нужно относиться очень серьезно.

— Меня интересовать, — продолжал Орлегов, — почему эти люди преследовать вас.

Лорд кивнул на труп Белого.

— Вы не хотите его прикрыть?

— Он ничего не иметь против.

— А я имею. Я был с ним знаком.

— Откуда?

Лорд отыскал бумажник. Запаянное в пластик удостоверение, выданное ему несколько недель назад, пережило купание в цементной ванне. Лорд протянул удостоверение следователю.

— Вы есть из Царская комиссия?

Тон, каким был задан этот вопрос, подразумевал недоумение по поводу того, почему какой-то американец имеет отношение к чему-то такому насквозь русскому. Следователь Орлегов нравился Лорду все меньше и меньше. Пожалуй, лучшим способом выразить свое отношение к нему будет тонкая издевка.

— Я есть из Царская комиссия.

— Ваши обязанности?

— Это есть конфиденциален.

— Можно быть очень важно для это дело.

Лорд понял, что попытка сарказма осталась незамеченной.

— Обратитесь в комиссию.

Орлегов указал на труп.

— А этот?

Лорд рассказал, что Артемий Белый, юрист из Министерства юстиции, участвовал в работе комиссии, помогал получать доступ к советским архивам. В личном плане Лорд знал только, что Белый был холост, жил в коммунальной квартире на севере Москвы и мечтал когда-нибудь побывать в Атланте.

Шагнув к убитому, Лорд окинул его долгим взглядом.

Ему давно не приходилось видеть человека, погибшего насильственной смертью. Однако он повидал кое-что похуже во время командировки в Афганистан, растянувшейся на целый год. Лорд был там в качестве юриста, а не солдата; его направили в страну как специалиста, знающего язык, в составе группы сотрудников государственного департамента для поддержки переходного правительства после падения режима Талибан. Адвокатская фирма, в которой трудился Лорд, посчитала очень важным послать в Афганистан своего человека. Хорошо для реноме фирмы. Хорошо для карьеры самого Лорда. Но по прибытии в Афганистан он поймал себя на том, что не хочет ограничиваться перекладыванием бумаг. Лорд помогал хоронить убитых. У афганцев были страшные потери. В прессе об этом почти не сообщалось. Лорд до сих пор чувствовал палящий зной и жестокий ветер; в таком климате трупы разлагались быстро, еще больше усложняя зловещую работу. В смерти нет ничего приятного. Где бы то ни было.

— У пуля пустой наконечник, — заговорил у него за спиной Орлегов. — Входить маленький, выходить большой. Забирать с собой по пути очень много.

В голосе следователя не было ни тени сострадания.

Обернувшись, Лорд увидел оловянный взгляд, слезящиеся глаза. От Орлегова исходил слабый запах спиртного и мяты. Лорд с отвращением вспомнил его насмешливый ответ на предложение прикрыть тело. Сняв с себя одеяло, он положил его на труп.

— У нас мертвых накрывают, — сказал он Орлегову.

— Здесь их есть слишком много, всех не накрывать.

Лорда передернуло от такого цинизма. Вероятно, этот милиционер многое повидал. У него на глазах правительство постепенно теряло контроль над ситуацией в стране, в то время как он сам, подобно большинству жителей России, работал лишь за обещание зарплаты, за бартер и за американские доллары, купленные на черном рынке. Семьдесят с лишним лет коммунизма оставили неизгладимый след. По-русски это называлось «беспредел». Анархия. Несмываемое пятно вроде татуировки. Глубокий шрам, который обезобразил всю страну и привел ее к гибели.

— Министерство юстиции есть частая мишень, — сказал Орлегов. — Они участвовать в разные вещи, мало думая о своя безопасность. Их есть предупреждали. Не первый и не последний юрист, кто умирать.

Лорд промолчал.

— Может быть, наш новый царь все это решить? — спросил Орлегов.

Они стояли вплотную, друг напротив друга.

— Хуже просто некуда, — сказал Лорд.

Орлегов сверкнул глазами, и Лорд не смог определить, согласен он с ним или нет.

— Вы мне так и не ответить. Почему люди гнаться за вами?

Лорд вспомнил, что сказал Прищуренный, вылезая из машины. «Проклятый черномазый остался жив». Сообщить ли об этом Орлегову? Почему-то русский следователь не внушал ему доверия. Впрочем, быть может, у него мания преследования после случившегося. Нужно вернуться в гостиницу и обсудить все с Тейлором Хейесом.

— Понятия не имею — разве только потому, что я успел хорошо их рассмотреть. Послушайте, вы видели мои документы и знаете, где меня найти. Я промок насквозь, замерз до смерти, а то, что осталось у меня из одежды, пропитано кровью. Мне бы хотелось переодеться. Не могли бы ваши люди отвезти меня в гостиницу «Метрополь»?

Следователь ответил не сразу. Он долго смотрел на Лорда, наконец вернул ему удостоверение.

— Разумеется, мистер член комиссии. Как вы сказать. Я вызывать машина.

 

ГЛАВА 3

Лорда подвезли к главному входу «Метрополя» в милицейской машине. Швейцар впустил его без звука. Гостиничная карточка Лорда безнадежно испортилась, но предъявлять ее не было необходимости. Он был единственным чернокожим, остановившимся в гостинице, и швейцар его сразу же узнал, хотя и окинул удивленным взглядом его мокрую, разорванную одежду.

Гостиница «Метрополь» была построена еще до революции, в начале двадцатого века. Она расположена в самом центре Москвы, к северо-западу от Кремля и Красной площади, наискосок от Большого театра. В советские времена из окон боковых номеров открывался вид на монументальную гостиницу «Москва» и памятник Карлу Марксу. Теперь не осталось ни того ни другого. Благодаря участию американских и европейских инвесторов в последнее десятилетие гостиница подверглась реконструкции, вернувшей ей былую славу. От роскошных вестибюлей и фойе с фресками и хрустальными люстрами веяло помпезностью царской эпохи. Но картины русских мастеров выдавали капиталистические времена — на каждой висела табличка «ПРОДАЕТСЯ». А с появлением современного делового центра, фитнес-клуба и закрытого бассейна старая гостиница сделала еще один шаг в новое тысячелетие.

Лорд спросил администратора, у себя ли в номере Тейлор Хейес. Ему ответили, что Хейес в деловом центре. Лорд хотел было сначала переодеться, но решил, что дело не терпит отлагательства. Он быстро прошел по коридору и увидел за стеклянной стеной Хейеса, сидящего за компьютером.

Тейлор Хейес — один из четырех старших партнеров компании «Придген и Вудворт». Эта юридическая фирма насчитывала почти двести профессиональных юристов. Среди ее клиентов числились крупнейшие страховые компании, банки и корпорации. Правление занимало целых два этажа элегантного голубого небоскреба в центре Атланты.

Хейес, обладатель двух дипломов, магистра делового администрирования и магистра юриспруденции, специализировался в международном законодательстве. Природа одарила его атлетическим телосложением, и возраст проявлялся только в седине, тронувшей темно-русые волосы. Хейеса часто приглашали на телеканал Си-эн-эн выступить с комментариями по тому или иному вопросу глобальной экономики. На взгляд Лорда, в его внешности сочеталось что-то от шоумена, ученого мужа и рубахи-парня.

Он редко появлялся в суде и еще реже участвовал в еженедельных заседаниях международного отдела компании, группы из сорока с лишним юристов, в число которых входил и Лорд. Майлзу несколько раз приходилось работать непосредственно с Хейесом, он сопровождал его в поездках в Европу и в Канаду, проводил исследования по его запросам и готовил наброски договоров. Однако лишь последние недели они постоянно были вместе, и в их отношениях произошел переход от «мистера Хейеса» к «Тейлору».

Хейес отсутствовал дома по три недели в месяц, в постоянных разъездах он обслуживал многочисленных зарубежных клиентов фирмы, которые, не моргнув глазом, платили юристу по четыреста пятьдесят долларов в час, лишь бы тот приезжал к ним. Когда Лорд двенадцать лет назад только пришел работать в компанию, Хейес тотчас же проникся к нему симпатией. Лишь много позже Лорд узнал, что Хейес специально попросил определить молодого юриста в международный отдел. Видимо, этому способствовали диплом с отличием юридического факультета Университета Виргинии, диссертация по истории стран Восточной Европы, защищенная в Университете Эмори, и владение иностранными языками. Хейес начал посылать Лорда в Европу, в основном в страны бывшего Восточного блока. Клиенты компании «Придген и Вудворт» занимались инвестициями в Чешской Республике, Польше, Венгрии, прибалтийских государствах и России. Успешная работа обеспечила Лорду устойчивый карьерный рост, вплоть до старшего ассоциативного члена, откуда было недалеко до младшего партнера фирмы. Лорд надеялся, что настанет день, когда он возглавит международный отдел.

Если, конечно, он доживет до этого дня.

Распахнув стеклянную дверь, Лорд вошел в деловой центр. Хейес оторвал взгляд от компьютера.

— Черт побери, что с тобой случилось?

— Только не здесь.

Кроме них в центре работали еще несколько человек. Похоже, наставник Лорда мгновенно все понял и, не сказав ни слова, направился в фойе первого этажа гостиницы, украшенное впечатляющими витражами, с фонтаном из розового мрамора. Столики этого фойе стали для двух юристов официальным местом встречи.

Они устроились в дальнем углу.

Поймав взгляд официанта, Лорд щелкнул по горлу, показывая, что хочет водки. И действительно, ему нужна была водка.

— Выкладывай, Майлз, — сказал Хейес.

Лорд рассказал ему все. Абсолютно все. В том числе упомянул замечание, брошенное одним из бандитов, и предположение следователя Орлегова о том, что преступление было направлено против Министерства юстиции и Артемия Белого. В заключение он сказал:

— Тейлор, я считаю, эти ребята охотились за мной.

Хейес покачал головой.

— Нет оснований так считать. Быть может, ты просто хорошо рассмотрел их лица, и они решили убрать свидетеля. И так получилось, что ты там оказался единственным чернокожим.

— На улице были сотни прохожих. Почему выбрали именно меня?

— Потому что ты был вместе с Белым. Следователь прав. Скорее всего, убийцы охотились за Белым. Они следили за ним весь день, дожидаясь подходящего момента. Насколько я могу судить, так оно и было.

— Утверждать это с полной определенностью нельзя.

— Майлз, ты познакомился с Белым всего пару дней назад. Ты о нем ничего не знаешь. Здесь люди сплошь и рядом погибают насильственной смертью по самым разным причинам.

Взгляд Лорда упал на темные пятна на одежде, и он снова подумал о СПИДе. Официант принес водку. Хейес бросил на стол несколько рублей. Выдохнув, Лорд залпом выпил большой глоток, с облегчением чувствуя, как крепкий напиток успокаивает нервы. Он всегда любил русскую водку. В мире ей не было равных.

— Остается только молиться, чтобы у Белого не было ВИЧ-инфекции.

Лорд поставил рюмку на стол.

— Вы полагаете, мне нужно уехать из страны?

— А ты хочешь?

— Нет, черт побери. Здесь сейчас творится история. Я не хочу все бросать и бежать. Это то, о чем можно будет рассказать внукам, — я присутствовал при том, когда в России была восстановлена монархия.

— Тогда оставайся.

Еще один глоток водки.

— Но мне хочется дожить до того, чтобы увидеть своих внуков.

— Как тебе удалось уйти?

— Бежал со всех ног. Странно, но я вспоминал своего деда и охоту на енотов, и это мне помогло.

У Хейеса на лице отобразилось любопытство.

— Развлечение деревенщины Юга в сороковых годах девятнадцатого века. Отвести ниггера в лес, велеть собакам хорошенько его обнюхать, а затем дать ему тридцать минут форы.

Снова глоток водки.

— Моего деда эти козлы так и не поймали.

— Хочешь, я позабочусь о твоей защите? — предложил Хейес. — Найму телохранителя.

— По-моему, неплохая мысль.

— Мне бы хотелось, чтобы ты остался в Москве. Дело обещает быть жарким, и ты мне нужен.

Лорд и сам не прочь был остаться. Поэтому он упорно убеждал себя, будто Прищуренный и Кроманьонец охотились за ним лишь потому, что он видел, как они убили Белого. Он свидетель, и только. Иначе быть не могло. Какие еще возможны объяснения?

— Я оставил свои вещи в архиве. Я думал, просто выйду ненадолго перекусить.

— Я позвоню и попрошу, чтобы всё привезли в гостиницу.

— Нет. Лучше я приму душ, переоденусь и сам съезжу туда. Все равно мне нужно кое-что доделать.

— Нашел что-нибудь интересное?

— Не совсем. Просто хочу прояснить до конца несколько моментов. Если что-то появится, я сразу же дам вам знать. Надеюсь, работа отвлечет меня от случившегося.

— Как насчет завтра? Ты сможешь выступить на заседании?

Вернулся официант с новой рюмкой водки.

— А то как же, черт побери.

Хейес улыбнулся.

— Вот такая позиция мне нравится. Я знал, что ты крепкий парень.

 

ГЛАВА 4

14 часов 30 минут

Хейес протискивался сквозь толпу пассажиров, выплеснувшуюся из поезда метро. Платформы, еще мгновение назад пустынные, теперь были запружены тысячами москвичей. Люди сплошным потоком устремились к четырем эскалаторам, ведущим на поверхность с глубины шестьсот футов. Впечатляющее зрелище, однако Хейес, как всегда, обратил внимание на тишину. Ничего, кроме стука каблуков по каменным плитам и шелеста одежды. Изредка доносился одинокий голос, но в целом шествие восьми миллионов человек, каждое утро спускавшихся в самый загруженный метрополитен в мире, а вечером выходящих из него, было молчаливым.

Московское метро создавалось в тридцатые годы двадцатого века как витрина сталинской России. Это была тщетная попытка отпраздновать достижения социализма самой крупной и самой протяженной транспортной системой, которая когда-либо возводилась человечеством. Станции, разбросанные по всему городу, превратились в произведения искусства, украшенные пышной лепниной, мраморными вестибюлями в стиле неоклассицизма, затейливыми люстрами, позолотой, витражами. Никто не задавался вопросом, каких огромных расходов потребовало сооружение этих подземных дворцов и какие средства уходили впоследствии на их обслуживание. И вот сейчас пришло время расплаты за глупость: на содержание метрополитена, этой неотъемлемой составляющей московского транспорта, требовались миллиарды рублей ежегодно, а дохода он приносил лишь по несколько копеек с каждого пассажира.

Ельцин и его преемники пытались поднять плату за проезд, однако общественное негодование было таким яростным, что каждый раз приходилось идти на попятную. «Вот в чем заключалась их главная проблема, — размышлял Хейес. — Слишком много популизма для такой непостоянной страны, как Россия». Будь прав. Ошибайся. Но не оставайся нерешительным. Хейес твердо верил, что русские уважали бы своих правителей гораздо больше, если бы те повысили плату за проезд в метро и расстреляли бы всех, кто открыто выступал против. Вот урок, который так и не смогли усвоить многие российские цари и коммунистические вожди, и в частности Николай II и Михаил Горбачев.

Сойдя с эскалатора, Хейес вышел сквозь узкие двери на улицу, вдохнул бодрящий осенний воздух. Он прибыл на север Москвы, к перегруженной четырехполосной магистрали, опоясывающей город, — она почему-то называлась Садовым кольцом. Станция метро, откуда вышел Хейес, представляла собой убогий овал из стекла и кафеля с плоской крышей — определенно не лучшая из тех, что были построены при Сталине. На самом деле вся эта часть города не смела и мечтать о том, чтобы попасть в путеводители по Москве. У подступов к станции стояли длинными рядами мужчины и женщины жалкого вида, осунувшиеся, со спутанными, грязными волосами, в вонючих лохмотьях. Эти люди торговали всем — от туалетной бумаги и пиратских видеокассет до вяленой воблы — в надежде заработать несколько рублей или, гораздо лучше, американских долларов. Хейесу всегда хотелось узнать, покупает ли кто-нибудь эти сморщенные, просоленные рыбьи остовы, на вид еще более мерзкие, чем на запах. Единственным источником рыбы поблизости была Москва-река, и Хейес боялся даже и думать, какие неожиданные пищевые добавки содержались в этой вобле.

Застегнув пальто, Хейес уверенным шагом двинулся по выщербленному асфальту, стараясь ничем не выделяться в толпе. Он сменил костюм на коричневые вельветовые брюки, темную саржевую рубашку и черные башмаки. В этой части Москвы западная одежда не сулила ничего, кроме неприятностей.

Хейес разыскал клуб, куда его направили. Обшарпанное здание затерялось в ряду магазинчиков: гастроном, булочная, кафе-мороженое, магазин грамзаписи. Вывеска отсутствовала, лишь небольшое объявление по-русски, приглашавшее посетить заведение и обещавшее захватывающие развлечения.

Войдя, он увидел тускло освещенную прямоугольную комнату. Дешевая обивка под орех на стенах, судя по всему, была призвана создать домашнюю атмосферу. В теплом воздухе висела голубоватая дымка. В центре зала господствовал огромный лабиринт из фанеры. Хейесу приходилось видеть такие в центре Москвы, в крикливых заведениях для нуворишей. Те чудовища из мрамора и кафеля подсвечивались неоновыми огнями. Здесь же была представлена версия для нищих, сооруженная из голых досок и освещенная обычными люминесцентными лампами.

Вокруг толпились посетители. Они были не из тех, кто приходит в роскошные клубы, чтобы полакомиться семгой, селедкой и винегретом, под охраной крепышей с бычьими затылками, дежурящих у дверей, после чего отправляется в соседний зал проиграть несколько тысяч долларов в рулетку или в очко. В таких заведениях нужно выложить рублей двести только за вход. А тем, кто собрался здесь, несомненно простым рабочим с соседних заводов и фабрик, не заработать двести долларов и за шесть месяцев.

— Наконец-то, — сказал по-русски Феликс Орлегов.

Хейес не заметил, как следователь подошел к нему. Он снова повернулся к лабиринту и, указав на толпу зрителей, спросил по-русски:

— В чем тут смысл?

— Сейчас увидите.

Подойдя ближе, Хейес разглядел, что сооружение, казавшееся единым целым, состояло из трех отдельных лабиринтов. Из маленьких дверей в дальнем конце выскочили три крысы. Серые грызуны будто понимали, чего от них ждут; под крики и улюлюканье зрителей они неустрашимо устремились вперед. Какой-то мужчина начал колотить кулаком по стенке лабиринта, но его тотчас же остановил появившийся словно из ниоткуда рослый охранник со здоровенными ручищами профессионального борца.

— Московская версия Кентуккийского дерби, — заметил Орлегов.

— И это продолжается целый день?

Крысы ловко огибали углы и выполняли повороты.

— Круглые сутки, твою мать. Эти уроды спускают здесь до копейки все, что зарабатывают.

Наконец одна крыса добежала до финишной черты, и часть зрителей взорвалась восторженными криками. Хейесу было любопытно, каковы размеры выигрышей, но он решил перейти к делу.

— Я хочу знать, что произошло сегодня.

— Черномазый бегал очень быстро. Носился по улицам как крыса.

— Он вообще не должен был бегать.

Орлегов отхлебнул большой глоток прозрачной жидкости из стакана, который держал в руке.

— Судя по всему, стрелявшие промахнулись.

Толпа понемногу успокоилась, готовясь к следующему забегу. Хейес отвел Орлегова к пустому столику в дальнем углу.

— Орлегов, у меня нет настроения выслушивать твои остроты. Лорда должны были убить. Неужели это настолько трудно?

Снова приложившись к стакану, Орлегов подержал жидкость во рту, смакуя, и проглотил.

— Как я уже сказал, эти болваны промахнулись. А когда они бросились за вашим мистером Лордом в погоню, тому удалось уйти. Как мне доложили, он проявил недюжинную изобретательность. Мне потребовалось приложить столько усилий, чтобы на эти несколько минут очистить район от милицейских патрулей! Ребятам были созданы все условия. А они убили трех ни в чем не повинных российских граждан.

— Я полагал, это профессионалы.

Орлегов рассмеялся.

— Жестокие сволочи — да. Профессионалы? Не думаю. Они бандиты. Чего вы ждали?

Он осушил стакан.

— Хотите, вашего Лорда убьют завтра же?

— Твою мать, ни в коем случае! Больше того, я хочу, чтобы ни один волос не упал у него с головы!

Орлегов промолчал, но по глазам было видно, что ему не по душе выслушивать приказания от иностранца.

— Забудем обо всем. В этой затее с самого начала не было ничего хорошего. Лорд полагает, что покушались на Белого. Хорошо. Пусть он так думает. Нельзя привлекать к этому ненужное внимание.

— По словам наших ребят, ваш адвокат вел себя как настоящий профи.

— Он занимался спортом в университете. Футбол и легкая атлетика. Но два «Калашникова» должны были это компенсировать.

Орлегов откинулся на спинку стула.

— Может быть, вам следовало заняться этим самому.

— Возможно, я так и сделаю. Но пока что проследи, чтобы эти болваны не натворили глупостей. У них уже была прекрасная возможность. Новые покушения не нужны. И предупреди их, что, если они ослушаются, им очень не понравится встреча с теми, кого к ним пришлют их хозяева.

Следователь покачал головой.

— Когда я был мальчишкой, мы охотились за богатеями и пытали их, заставляя отдать деньги. А сейчас нам платят, чтобы мы их охраняли.

Он сплюнул на пол.

— От всего этого меня тошнит.

— Кто тут сказал хоть слово про богатых?

— Думаете, я не догадываюсь, что происходит?

Хейес подался вперед.

— Орлегов, ты ни хрена не знаешь. Окажи самому себе любезность, не задавай слишком много вопросов. Делай то, что тебе приказывают, и так будет гораздо лучше для твоего здоровья.

— Долбаные американцы! Весь мир перевернулся вверх ногами. Я хорошо помню то время, когда вы переживали, разрешат ли вам покинуть нашу страну. А теперь вы завладели нами с потрохами!

— Успокойся. Времена меняются. Или поспевай за ними, или уходи прочь с дороги. Хочешь быть игроком? Будь им. Но для этого требуется беспрекословное повиновение.

— Адвокат, за меня не беспокойтесь. Но как быть с вашим Лордом?

— А вот это уже не твоя забота. С ним я сам справлюсь.

 

ГЛАВА 5

15 часов 35 минут

Лорд снова работал с российскими архивами в мрачном здании, облицованном серым гранитом, в котором прежде располагался Институт марксизма-ленинизма. Теперь здесь находился Центр хранения и изучения документов новейшей истории — еще одно свидетельство склонности русских к напыщенным наименованиям.

Впервые попав сюда, Лорд удивился, увидев на фронтоне над главным входом изображения Маркса, Энгельса и Ленина вместе с призывом «ВПЕРЕД К ПОБЕДЕ КОММУНИЗМА». Почти все напоминания о советской эпохе исчезли с улиц российских городов, уступив место двуглавому орлу династии Романовых, красовавшемуся на протяжении трехсот лет. Лорду сказали, что памятник Ленину из красного гранита — один из немногих, сохранившихся в России.

После горячего душа и еще одной рюмки водки Лорд немного успокоился. Он надел второй костюм, привезенный из Атланты, темно-серый в едва заметную белую полоску. В ближайшие пару дней надо будет заглянуть в московские магазины и купить обновку, потому что одного костюма не хватит на несколько недель напряженной работы, ждавших впереди.

При коммунистическом режиме архивы считались ересью, опасной для широкой публики, и доступ к ним был открыт только для самых стойких коммунистов. Как это ни странно, подобная дискриминация в какой-то мере сохранялась и сейчас. Почему — Лорд пока не понял. Полки были заставлены в основном бумагами личного характера — книгами, письмами, дневниками, государственными документами и прочими неопубликованными материалами, безобидной писаниной, не имеющей абсолютно никакой исторической ценности. Как нарочно, четкая индексация отсутствовала, лишь случайное распределение по годам, по конкретным людям, по географическим районам. Запутанная система, предназначенная только для того, чтобы запутать еще больше. Казалось, никто не хотел раскрывать загадки прошлого, и, возможно, это действительно было так.

И ждать помощи неоткуда.

Сотрудники архива работали здесь еще с советских времен, когда они входили в партийную иерархию и пользовались благами, недоступными простым москвичам. Хотя коммунистической партии уже давно не было, оставалась когорта этих пожилых женщин, сохранивших ей верность, многие из них, не сомневался Лорд, страстно желали возвращения тоталитарного режима. Они не желали помогать, поэтому он обратился к Артемию Белому, и за последние дни ему удалось добиться гораздо больше, чем за предыдущие недели.

Несколько человек рассеянно прохаживались между рядами металлических полок. Большая часть документов, в особенности все, что имело хоть какое-то отношение к Ленину, прежде находилась за массивными стальными дверями в подземных хранилищах. Ельцин покончил с этой секретностью, приказал переместить архивы в обычное здание и открыл к ним доступ ученым и журналистам.

Но не полностью.

Большой раздел архива по-прежнему оставался секретным — речь шла о так называемых «закрытых документах». Дома, в Штатах, аналогично ограничивал действие закона о свободе информации штамп «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Однако, благодаря работе в Царской комиссии, Лорд получил доступ ко всем бывшим государственным тайнам. Пропуск, о котором позаботился Хейес, давал ему санкционированное на высшем государственном уровне право искать там, где он захочет, в том числе в закрытых документах.

Сев на обычное место, Лорд заставил себя сосредоточиться на разложенных на столе бумагах. Его задача заключалась в том, чтобы поддержать притязания Степана Бакланова на российский престол. Бакланов, член дома Романовых, лидировал среди потенциальных претендентов, отобранных Царской комиссией. К тому же у него были тесные связи с западными бизнесменами, в том числе с клиентами компании «Придген и Вудворт», поэтому Хейес направил Лорда в архивы проверить, нет ли каких-нибудь скрытых обстоятельств, которые могли бы помешать притязаниям Бакланова на царский трон. Меньше всего кому бы то ни было хотелось, чтобы, например, всплыли данные о том, что во время Второй мировой войны родственники Бакланова сочувствовали фашистской Германии, — это заставило бы российский народ усомниться в преданности претендента интересам родины.

Изыскания привели Лорда к последнему Романову, занимавшему российский престол, Николаю II, и тому, что произошло 16 июля 1918 года в Сибири. Он ознакомился с множеством опубликованных документов и некоторыми неизвестными широкой общественности. Все они, мягко говоря, были крайне противоречивыми. Требовалось подробнейшим образом изучать каждое свидетельство, отсеивать очевидную ложь и собирать по крупицам факты, восстанавливая информацию о далеких событиях. И теперь в пухлой папке содержалось подробное повествование о той судьбоносной ночи в истории России.

Николай очнулся от крепкого сна. Над ним стоял солдат. За последние несколько месяцев Николаю нечасто удавалось по-настоящему заснуть, и он был нисколько не рад, что его разбудили. Однако он мало что мог с этим поделать. Когда-то он был Николаем II, российским императором, наместником Бога на земле. Но год назад в марте его вынудили совершить нечто неслыханное для монарха милостью Божьей — отречься от престола. Пришедшее на смену Временное правительство представляло собой коалицию либералов из бывшей Государственной думы и радикальных социалистов. Ему предстояло руководить страной в переходный период до созыва Учредительного собрания, которое должно было выработать новую конституцию. Однако немцы позволили Ленину беспрепятственно пересечь территорию Германии и вернуться в Россию, в надежде на то, что он принесет политический хаос.

И их ожидания сбылись.

Десять месяцев назад Ленин сверг слабое Временное правительство. Тюремщики Николая с гордостью называли этот переворот Октябрьской революцией.

Ну почему германский кайзер, его кузен, так с ним поступил? Неужели он настолько его ненавидел? Неужели победа в Мировой войне была для него настолько важна, что он пожертвовал правящей династией?

Судя по всему, да.

Всего через два месяца после прихода к власти Ленин — и это никого не удивило — подписал перемирие с Германией, и Россия вышла из войны, оставив союзников один на один с врагом. Теперь наступающим германским армиям не нужно было отвлекаться на Восточный фронт. Великобританию, Францию и Соединенные Штаты такой оборот никак не устраивал. Николай понимал, какую опасную игру ведет Ленин. Он обещал людям мир, чтобы заручиться их поддержкой, но вынужден был откладывать выполнение обещаний, чтобы успокоить Антанту и в то же время не испортить отношения со своим истинным союзником — кайзером. Условия Брестского мира, подписанного пять месяцев назад в Брест-Литовске, были просто ужасными. Германии отошла четвертая часть территории России и почти треть ее населения. Николаю сообщали, что этот предательский сговор вызвал всеобщее недовольство. Из разговоров тюремщиков он узнал, что враги большевиков наконец объединились под белым знаменем, выбранным в качестве полной противоположности коммунистическому красному знамени. К белым уже устремились массы добровольцев, и в первую очередь из числа крестьян, которые так и не получили земли.

Разгоралась Гражданская война.

Белые против красных.

А он был лишь гражданином Романовым, пленником красных большевиков.

У него не осталось ничего.

Сначала Николая с семьей содержали в Александровском дворце в Царском Селе, недалеко от Петрограда. Потом их перевели дальше на восток, в Тобольск — маленький городок в глубине России, на берегу реки, застроенный беленькими церквями и бревенчатыми избами. Население там было лояльным к сосланным; все с большим почтением относились к свергнутому самодержцу. Ежедневно перед домом, где содержалась царская семья, собиралась большая толпа, люди снимали шапки и крестились. Не проходило и дня, чтобы ссыльному монарху не приносили пироги, свечи и иконы. Сами сторожа, солдаты гвардейского стрелкового полка, были очень дружелюбны, беседовали с пленниками, играли с ними в карты. Ссыльным приносили книги и газеты, им даже разрешалось писать письма. Кормили их превосходно, они пользовались всеми удобствами.

В целом не такая уж плохая тюрьма.

Затем, семьдесят два дня спустя, — следующий переезд.

На этот раз сюда, в Екатеринбург, расположенный на восточных склонах Уральских гор, в самом сердце матушки-России, в которой теперь хозяйничали большевики. По улицам города разгуливали десять тысяч красноармейцев. Местное население решительно отвергало все, связанное с царем. Реквизированный у богатого купца Ипатьева дом был превращен в тюрьму. Николай слышал, что его именовали «домом особого назначения». Вокруг дома возвели высокий деревянный забор, все стекла замазали известью, окна забрали решетками; открывать их было запрещено под страхом смерти. В спальнях и даже в туалетах сняли все двери. Николаю приходилось выслушивать, как его семью оскорбляли, осыпали насмешками. Стены покрывали скабрезные рисунки, изображающие его жену с Распутиным. Не далее как вчера он едва не подрался с наглым охранником. Мерзавец нацарапал на стене в спальне дочерей: «Николашку-царя стащили за яйца с трона».

Николай решительно одернул себя: хватит об этом думать.

— Сколько сейчас времени? — спросил он склонившегося над ним тюремщика.

— Два часа ночи.

— Что случилось?

— Вашу семью надо перевезти в другое место. К городу подходят белые. Не сегодня завтра будет штурм. Если на улицах начнется стрельба, в комнатах второго этажа будет опасно.

При этих словах Николая охватило радостное возбуждение. Он слышал, о чем перешептывались между собой охранники. Белая армия неудержимой волной разливалась по Сибири, занимая город за городом, освобождая территорию от красных. В последние дни все отчетливее слышалась артиллерийская канонада. Эти звуки вселяли в Николая надежду. Быть может, его генералы наконец придут сюда, и все опять будет хорошо.

— Вставайте и одевайтесь, — сказал солдат.

Он вышел, и Николай разбудил жену. Их сын Алексей спал на отдельной кровати в дальнем конце скромной комнаты.

Николай и Алексей молча надели гимнастерки военного образца, бриджи, сапоги и фуражки, а Александра Федоровна удалилась в комнату дочерей. К несчастью, Алексей не мог самостоятельно ходить. Очередной приступ гемофилии, случившийся два дня назад, снова превратил его в калеку, поэтому Николаю пришлось бережно нести на руках своего худенького тринадцатилетнего сына.

Появились четыре дочери.

Все в простых черных юбках и белых блузках. Мать прихрамывала за ними, опираясь на трость. В последнее время его драгоценное Солнышко ходила с трудом — быстро прогрессировала невралгия седалищного нерва, которой Александра Федоровна страдала с детства. Беспокойство за Алексея подорвало ее здоровье, тронуло сединой когда-то каштановые волосы и погасило ласковый свет в глазах, покоривший Николая с самой первой их встречи. Александра Федоровна дышала порывисто, порой с болезненным хрипом, губы у нее частенько синели. Она постоянно жаловалась на сердце и на спину, но Николай считал, что происходят эти боли от непередаваемого горя, обрушившегося на нее, от непрестанной тревоги за жизнь сына.

— В чем дело, папа? — спросила Ольга.

Ей, старшей дочери, было двадцать два года. Умная и образованная, во многом похожая на мать, она нередко бывала задумчивой и печальной.

— Быть может, пришло наше спасение, — одними губами произнес Николай.

Привлекательное лицо дочери озарилось радостью. К Ольге подошли сестры: Татьяна, младше ее на год, и Мария, младше на два года. Они сжимали в руках подушки. Татьяна, высокая и статная, любимица матери, была среди них признанным вожаком — ее называли Гувернанткой. Мария, с огромными глазами, миловидная и мягкая, была не прочь немного пококетничать. Она мечтала выйти замуж за простого солдата и родить двадцать детей. Обе услышали слова отца.

Николай знаком призвал их хранить молчание.

Семнадцатилетняя Анастасия держала в руках Короля Карла, кокер-спаниеля, который оставался у нее с разрешения тюремщиков. Невысокая и полненькая, она успела снискать себе репутацию бунтарки, но Николай никогда не мог устоять перед очарованием ее ясных голубых глаз.

К царской семье быстро присоединились четверо остальных пленников.

Доктор Евгений Сергеевич Боткин, лечащий врач цесаревича, Алексей Трупп, камердинер Николая, Анна Демидова, горничная Александры Федоровны, и Иван Харитонов, повар. Демидова тоже держала подушку, но Николай знал, что эта подушка особая. Глубоко среди перьев была спрятана шкатулка с драгоценностями, и задача Демидовой заключалась в том, чтобы не выпускать подушку из вида. Александра Федоровна и девушки носили с собой сокровища постоянно: в корсеты их платьев были зашиты бриллианты, изумруды, рубины и нити жемчуга.

Сильно прихрамывая, Александра Федоровна приблизилась к мужу и спросила:

— Ты знаешь, в чем дело?

— Белые совсем близко.

Ее усталое лицо озарилось надеждой.

— Неужели?

— Сюда, пожалуйста, — послышался со стороны лестницы знакомый голос.

Обернувшись, Николай увидел Юровского.

Этот человек прибыл двенадцать дней назад вместе с группой сотрудников большевистской чрезвычайной комиссии, сменив предыдущего коменданта и его разболтанных охранников из числа бывших заводских рабочих. Сперва Николай обрадовался перемене, но скоро обнаружил, что новые люди — профессионалы своего дела. Среди них было несколько мадьяров, военнопленных австро-венгерской армии, нанятых большевиками для выполнения самой грязной работы, к которой русские испытывали отвращение. Предводителем их был Юровский. Смуглый человек с черными волосами, черной бородкой, неспешными манерами и неторопливой речью. Он отдавал приказы спокойным тоном и требовал беспрекословного их выполнения. Александра Федоровна тотчас же окрестила его «зубром-комендантом». Николай быстро пришел к выводу, что этому демону доставляет наслаждение издеваться над людьми.

— Поторопитесь, — сказал Юровский. — Времени мало.

Николай знаком призвал всех к тишине, и пленники спустились по деревянной лестнице на первый этаж. Алексей крепко спал, положив голову на плечо отца. Анастасия отпустила собаку, та немедленно улизнула.

Их вывели на улицу, через двор к полуподвальному помещению с одним сводчатым окном. Оштукатуренные стены были оклеены унылыми обоями в полоску. Мебели не было.

— Подождите здесь, пока приедут машины, — сказал Юровский.

— Куда мы поедем? — спросил Николай.

— Мы уедем отсюда, — только и ответил главный тюремщик.

— А стульев здесь нет? — спросила Александра Федоровна. — Можно, мы сядем?

Пожав плечами, Юровский что-то сказал своим людям. Появились два стула. Один заняла Александра Федоровна, Мария подложила матери под спину подушку, которая была у нее в руках. На второй Николай усадил Алексея. Татьяна подложила брату под спину свою подушку, помогая ему устроиться поудобнее. Демидова продолжала крепко прижимать подушку к груди обеими руками.

Вдалеке послышался гул канонады.

Юровский сказал:

— Нам нужно вас сфотографировать. Есть те, кто считает, что вам удалось бежать. Так что вы должны встать вот здесь.

Юровский расставил пленников. Когда он закончил, дочери стояли за спиной сидящей матери, Николай — за спиной Алексея, а остальные выстроились позади царской семьи. На протяжении последних шестнадцати месяцев им приказывали делать многие странные вещи. И этот неожиданный подъем среди ночи для фотографирования не был исключением. Когда Юровский вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, никто не сказал ни слова.

Тотчас же дверь снова открылась.

Однако за ней не оказалось фотографа с камерой на штативе. Вместо этого в комнату решительным шагом вошли одиннадцать вооруженных людей. Последним был Юровский. Правую руку он держал в кармане брюк. В другой сжимал листок бумаги.

Юровский начал читать:

— Ввиду того, что ваши сторонники продолжают нападать на Советскую Россию, Уральский совет принял решение вас расстрелять.

Николай плохо расслышал его слова. На улице надрывно заработал автомобильный двигатель, с ревом и грохотом. Странно. Оглянувшись на свою семью, Николай снова повернулся к Юровскому и переспросил:

— Что? Что?

Лицо тюремщика оставалось бесстрастным. Он лишь тем же самым монотонным голосом повторил свое заявление. Затем его правая рука появилась из кармана.

Николай увидел пистолет.

«Маузер».

Дуло приблизилось к его голове.

 

ГЛАВА 6

Каждый раз, когда Лорд читал о той кровавой ночи, у него в груди все переворачивалось. Он старался представить себе, как это было, когда началась стрельба. Какой ужас испытали пленники. Бежать некуда. Надеяться не на что. Им оставалось только умирать чудовищной смертью.

Лорд вернулся к тем событиям из-за одного документа, найденного в закрытых архивах. Десять дней назад он случайно наткнулся на эту записку, нацарапанную на простом листе бумаги. Текст был написан по дореформенным правилам правописания. Бумага стала ломкой от времени, черные чернила выцвели. Записка хранилась в красном кожаном мешочке, который когда-то был наглухо зашит. На сопроводительной бирке имелась надпись: «Получено 10 июля 1925 г. Не вскрывать до 1 января 1950 г.». Определить, было ли выполнено это предупреждение, не представлялось возможным.

Лорд тщательно перевел письмо.

Вверху значилась дата: 10 апреля 1922 года.

«Ситуация с Юровским меня очень беспокоит. Я не верю в аккуратность донесений, поступивших из Екатеринбурга, и информация, связанная с Феликсом Юсуповым, это подтверждает. К сожалению, белогвардейский офицер, которого вы убедили заговорить, мало чем смог помочь. Вероятно, слишком сильная боль оказалась контрпродуктивной. Очень любопытно упоминание о Николае Максимове. Это имя мне уже приходилось слышать. Город Стародуб также упоминался двумя другими белогвардейскими офицерами, которые заговорили в похожей ситуации. Что-то происходит, теперь я уверен в этом, но, боюсь, мой организм не продержится долго и я не успею узнать истину. Меня очень беспокоит судьба всех наших начинаний после моей смерти. Сталин — страшный человек. Есть в нем какая-то жесткость, исключающая любые проявления человеческих чувств при принятии решений. Если бразды правления нашим молодым государством попадут ему в руки, боюсь, мечта умрет.

Мне не дает покоя мысль о том, что одному или нескольким членам императорской семьи удалось бежать из Екатеринбурга. А все указывает на это. Судя по всему, товарищ Юсупов также уверен в этом. Возможно, он считает, что может предложить новому поколению передышку. Быть может, императрица была вовсе не такой глупой, как мы все полагали. Возможно, в бредовой болтовне „старца“ было больше смысла, чем нам сперва казалось. Последние несколько недель, размышляя о судьбе Романовых, я постоянно вспоминаю слова из одного старого стихотворения: „Кости рыцаря — прах, меч, истлевший в руках. Но душа, верю я, в небесах“». [2]

И Лорд, и Артемий Белый не сомневались, что записка была написана рукой Ленина. И такое предположение вполне могло соответствовать действительности. Коммунисты бережно сохранили тысячи подобных документов. Однако эта записка была обнаружена совсем не там, где можно было бы ожидать. Лорд нашел ее среди бумаг, возвращенных из фашистской Германии после Второй мировой войны. Гитлеровские полчища, вторгнувшиеся в Советский Союз, вывозили не только произведения искусства, но и архивные материалы — тоннами. Хранилища документов в Ленинграде, Сталинграде, Киеве и Москве были разграблены дочиста. Лишь после окончания войны созданная по приказу Сталина Чрезвычайная комиссия занялась возвращением исторических и культурных ценностей, и многие архивы вернулись на родину.

В мешочке из красной кожи обнаружилось еще одно письмо. Пергамент с легкомысленным узором из листьев и цветов по краям. Письмо было написано по-английски, несомненно, женским почерком:

«28 октября 1916 года

Твоя женушка».

Дорогой мой, любимый, душа моей души, мой крошка, сладкий ангел, о, я так тебя люблю, мы всегда вместе, ночью и днем, и я чувствую, что происходит в твоем бедном сердце. Боже, смилостивься, дай силы и мудрости! Он тебя не забудет. Он поможет, воздаст за эти безумные страдания и положит конец разлуке в то время, когда так нужно быть вместе.

Наш друг только что ушел. Он снова спас младенца. О, милостивый Иисус, слава Господу, что он у нас есть. Боль была невыносимая, мое сердце разрывалось от этой картины, но сейчас малыш спит спокойно. Мне обещано, что завтра он будет здоров.

Такая солнечная погода, облаков совсем нет. Это означает: верь и надейся, и пусть все вокруг черным-черно, но Господь выше всего; неисповедимы Его пути, нам неведомо, как Он поможет, но Он внемлет всем молитвам. Наш друг настойчиво твердит это.

Я должна тебе рассказать, что перед самым уходом с нашим другом случились странные конвульсии. Я несказанно испугалась, что он болен. Что без него будет делать наш малыш? Наш друг упал на пол и начал бормотать про то, что до конца года покинет этот мир, про то, что он видит горы трупов, среди которых несколько великих князей и сотни дворян. Он сказал, что воды Невы станут красными от крови. Его слова повергли меня в ужас.

Устремив взор к небесам, наш друг предупредил меня, что, если его убьют бояре, их руки на протяжении двадцати пяти лет будут обагрены кровью. Они бегут из России. Брат поднимется на брата, они убьют друг друга в ненависти, и в стране больше не останется знати. Что самое страшное, по словам нашего друга, если за его убийством будет стоять кто-то из наших родственников, ни один человек из нашей семьи не проживет больше двух лет. Русский народ нам этого не простит.

Наш друг заставил меня встать и тотчас же записать все это. Он сказал, что не надо впадать в отчаяние. Спасение придет. Тот, на ком лежит самая большая вина, увидит свою ошибку. Он позаботится о том, чтобы наша кровь возродилась вновь. Бессвязные слова нашего друга граничили с полным бредом, и у меня впервые мелькнула мысль, не оказало ли на него действие вино, коим от него сильно разило. Он упрямо повторял, что только ворон и орел смогут преуспеть там, где все остальные потерпят неудачу, и что невинность зверей будет охранять их и указывать им дорогу, став высшим судией успеха. Он сказал, что Господь укажет способ быть уверенным в своей правоте. Самым пугающим было его заявление о том, что двенадцать человек должны будут умереть, прежде чем возрождение полностью завершится.

Я просила нашего друга объяснить, что все это значит, но он молчал, настаивая на том, что я должна точь-в-точь записать это пророчество и передать его видение тебе. Он говорил так, словно с нами может что-то произойти, но я заверила его в том, что Папа крепко держит страну в своей руке. Мои слова его нисколько не успокоили, и я провела в тревоге всю ночь. О, мой драгоценный, я крепко тебя обнимаю, я никому не позволю прикоснуться к твоей сияющей душе. Я целую, целую и еще раз целую и благословляю тебя, и ты меня всегда понимаешь. Надеюсь, скоро ты приедешь ко мне.

Это письмо написала Александра Федоровна, последняя российская императрица. Она на протяжении десятилетий вела дневник, как и ее супруг, Николай II. Эти записи впоследствии позволили проникнуть в самые сокровенные тайны императорского двора. После казни царской семьи в Екатеринбурге было обнаружено свыше семисот писем. Лорд читал выдержки из дневников и почти все письма. Недавно появилось несколько книг, в которых они были воспроизведены дословно. Лорд знал, что «нашим другом» Николай и его жена называли Распутина — они опасались, что за перепиской следят. К сожалению, непоколебимую веру царской четы в Распутина не разделял никто.

— Так глубоко погружен в раздумья, — произнес по-русски чей-то голос.

Лорд поднял взгляд.

Перед столом стоял пожилой мужчина. Бледный, со светло-голубыми глазами, впалой грудью и веснушчатыми запястьями. Ото лба уходила огромная залысина, желтоватая шея усыпана пушком седеющей щетины. Лорд вспомнил, что видел этого мужчину изучающим архивы — он был одним из немногих, кто работал здесь так же напряженно, как и сам Лорд.

— На самом деле я на какое-то время вернулся в тысяча девятьсот шестнадцатый год, — ответил Лорд по-русски. — Читать эти документы — все равно что путешествовать во времени.

Пожилой мужчина улыбнулся. Лорд прикинул, что ему под шестьдесят, а то и побольше.

— Полностью с вами согласен. Это одна из причин, почему я люблю сюда приходить. Напоминание о том, что было когда-то.

Тотчас же почувствовав родственную душу, Лорд встал и приветливо улыбнулся.

— Меня зовут Майлз Лорд.

— Мне известно, кто вы такой.

Лорда захлестнула волна подозрительности, и он непроизвольно осмотрелся по сторонам.

Собеседник, похоже, уловил его страх.

— Уверяю вас, господин Лорд, вам нечего опасаться с моей стороны. Я просто уставший историк, которому захотелось немного поболтать с человеком схожих интересов.

Лорд несколько успокоился.

— Но откуда вы меня знаете?

Мужчина усмехнулся.

— Вы не в особом почете у женщин, работающих в этом хранилище. Им не по душе, что ими командует какой-то американец…

— К тому же чернокожий?

— К сожалению, наша страна не слишком прогрессивна в вопросе равенства рас. Народ у нас светлокожий. Однако к вашим рекомендациям приходится относиться уважительно.

— А вы кто такой?

— Семен Александрович Пашенко из Московского государственного университета.

Мужчина протянул руку, и Лорд крепко ее пожал.

— А где тот господин, что сопровождал вас в предыдущие дни? Кажется, он юрист. Мы с ним обменялись парой фраз, встречаясь между стеллажами.

Лорд хотел солгать, но решил, что лучше сказать правду.

— Сегодня днем он был застрелен на Никольской улице. Заказное убийство.

На лице историка отразилось потрясение.

— Я видел что-то такое по телевизору. Просто ужасно.

Он покачал головой.

— Если ничего не предпринять в самое ближайшее время, эта страна погубит сама себя.

Лорд уселся и предложил Пашенко сесть рядом.

— Вы имели к этому какое-то отношение? — спросил профессор, опускаясь на стул.

— Я там был.

Об остальном Лорд умолчал.

— Этот ужас ни в коей мере не передает, кем и чем является русский народ. Наверное, вы, жители цивилизованного Запада, считаете нас варварами.

— Вовсе нет. Каждое государство переживает подобные периоды. У нас в Штатах было нечто похожее во время освоения Дикого Запада и в двадцатых — тридцатых годах прошлого столетия.

— Но я думаю, нынешняя ситуация в России — это нечто большее, чем просто детская болезнь.

— Последние несколько лет выдались для вас особенно тяжелыми. Плохо было даже тогда, когда правительство в России еще держалось. Ельцин и Путин хоть как-то старались поддержать порядок в стране. Но сейчас, когда сохранилось лишь жалкое подобие власти, остался шаг до полной анархии.

Пашенко кивнул.

— К несчастью, для моей родины в этом нет ничего нового.

— Вы ученый?

— Историк. Всю жизнь я посвятил изучению нашей любимой матушки-Руси.

Лорд усмехнулся, услышав это древнее выражение.

— Смею предположить, какое-то время ученым вашей специальности пришлось сидеть без дела.

— Увы. У коммунистов был собственный взгляд на историю.

Лорд вспомнил фразу, которую где-то когда-то прочитал: «Россия — страна с непредсказуемым прошлым».

— Значит, вы преподавали?

— Да, на протяжении тридцати лет. Я видел их всех. Сталина, Хрущева, Брежнева. Каждый наносил стране какой-то свой, особенный вред. То, что произошло, — великий грех. Но даже сейчас мы никак не хотим расстаться с прошлым. Люди по-прежнему каждый день выстраиваются в длинную очередь, чтобы пройти мимо тела Ленина.

Пашенко понизил голос.

— Кровавый мясник, которого почитают как святого. Вы обратили внимание на цветы у памятника перед входом в это здание? Какая мерзость!

Лорд решил очень осторожно подбирать слова. Пусть сейчас посткоммунистическая эпоха, которой вскоре суждено стать эпохой возрождения царизма, сам он по-прежнему оставался американцем, и полномочия для работы ему выдало шаткое российское правительство.

— Что-то подсказывает мне, что, если завтра по Красной площади пойдут танки, все, кто работает в этом архиве, встретят их с радостью.

— Эти люди ничем не лучше уличных попрошаек, — угрюмо подтвердил Пашенко. — Они хранили секреты вождей, а взамен получали хорошую квартиру, лишний кусок хлеба, несколько дополнительных дней к летнему отпуску. Нужно работать и зарабатывать все своим трудом, разве не на этом держится Америка?

Лорд не ответил. Вместо этого он сам спросил:

— Что вы думаете о Царской комиссии?

— Лично я голосовал за. Разве с царем может быть хуже?

Лорд давно пришел к выводу, что это самая распространенная точка зрения.

— Нечасто можно встретить американца, который так хорошо владеет русским языком.

Лорд пожал плечами.

— Россия — потрясающая страна.

— Вы давно интересуетесь нашей родиной?

— Я начал читать про Петра Великого и Ивана Грозного с детства.

— И вот теперь вы работаете в составе Царской комиссии. Вам предстоит творить историю.

Пашенко указал на разложенные на столе листы.

— Вижу, это довольно старые документы. Они из закрытого архива?

— Я обнаружил их всего пару недель назад.

— Я узнаю почерк. Вот это письмо написала Александра Федоровна. Все письма и дневники она писала на английском. Русский народ ее ненавидел, потому что она была урожденная германская принцесса. Лично я всегда считал подобную ненависть совершенно безосновательной. Императрице выпала трагическая судьба быть непонятой.

Решив, что знания этого русского ученого могут оказаться полезными, Лорд протянул ему лист бумаги. Пашенко внимательно прочитал письмо, а когда закончил, сказал:

— Александра Федоровна была витиевата в своих писаниях. Здесь еще довольно скромно изложено. Они с Николаем написали друг другу множество романтических писем.

— Мне очень грустно изучать их. Я чувствую себя так, словно вторгаюсь в чужую тайну. Недавно я читал о казни царской семьи. Наверное, этот Юровский был настоящим дьяволом.

— Сын Юровского утверждал, что его отец всегда сожалел о своей роли в этой трагедии. Но кто может сказать правду? Целых двадцать лет после расстрела царской семьи Юровский читал большевикам лекции о той кровавой расправе, гордясь тем, что сделал.

Лорд протянул Пашенко записку, написанную Лениным.

— Взгляните вот на это.

Медленно прочитав документ, он сказал:

— Определенно, это написал Ленин. Я хорошо знаком и с его почерком, и со стилем. Любопытно.

— Вот именно.

У Пашенко зажегся взгляд.

— Конечно же, вы не верите в рассказы о том, что двоим членам царской семьи удалось остаться в живых после расстрела в Екатеринбурге?

Лорд пожал плечами.

— Тела Алексея и Анастасии не найдены и по сей день. А теперь вот это.

Пашенко усмехнулся.

— Воистину, американцы подозрительная нация. Во всем им мерещится заговор.

— Сейчас именно в этом заключается моя работа.

— Насколько я понимаю, вы должны поддержать притязания Степана Бакланова?

Лорд был немало удивлен, как много известно его новому знакомому.

Пашенко повел рукой вокруг.

— Опять же эти женщины, господин Лорд. Они знают все. Ваши запросы на выдачу тех или иных документов заносятся в журнал, и, поверьте мне, здешние хранительницы на все обращают внимание. Вы встречались с наиболее вероятным претендентом?

— Нет. Но тот, на кого я работаю, знаком с ним лично.

— Бакланов подходит для того, чтобы править Россией, не больше, чем подходил для этого Михаил Романов четыреста лет назад. Слишком слабый. Но, в отличие от бедняги Михаила, за которого принимал решения его отец, Бакланов будет предоставлен самому себе, и многие будут упиваться его неудачами.

В этом русский ученый был прав. Из всего, известного Лорду о Бакланове, следовало, что этого человека волновало в первую очередь возрождение института самодержавия, а никак не управление страной.

— Господин Лорд, позвольте дать вам совет.

— Разумеется.

— Вы были в архиве в Санкт-Петербурге?

Лорд покачал головой.

— Знакомство с тамошними документами может оказаться плодотворным. В архиве хранится множество рукописей Ленина. Там же находится большая часть дневников и писем царя и императрицы. Это поможет вам понять смысл ваших находок.

Предложение показалось Лорду дельным.

— Благодарю вас, возможно, я так и поступлю.

Он взглянул на часы.

— А сейчас прошу меня извинить. Мне нужно еще кое-что прочитать до закрытия. Но мне было очень приятно побеседовать с вами. Я пробуду здесь несколько дней. Быть может, мы еще как-нибудь поболтаем.

— Я тоже буду время от времени заглядывать сюда. Если не возражаете, я посижу здесь немного. Можно мне еще раз взглянуть на эти документы?

— Конечно.

Когда десять минут спустя Лорд вернулся, письма Александры Федоровны и Ленина лежали на столе, но Семен Пашенко уже ушел.

 

ГЛАВА 7

17 часов 25 минут

Черный «БМВ» подобрал Хейеса перед входом в «Метрополь». После пятнадцатиминутной поездки по свободным на удивление улицам водитель свернул в огороженный двор. Здание, построенное в начале девятнадцатого века в стиле позднего классицизма, с тех самых пор оставалось одной из достопримечательностей Москвы. При коммунистическом режиме здесь размещался Государственный комитет по литературе и искусству, а потом здание, как и многое другое, ушло с молотка и в конечном счете оказалось в руках новых русских, новоявленных российских богачей.

Выйдя из машины, Хейес попросил водителя подождать.

Как обычно, двор патрулировали двое охранников, вооруженных автоматами Калашникова. Оштукатуренный фасад, выкрашенный голубой краской, в сумерках угасающего дня казался серым. Хейес сделал глубокий вдох — воздух был пропитан горечью автомобильных выхлопов — и решительно направился через прелестный осенний сад по дорожке, вымощенной кирпичом. Открыв незапертую сосновую дверь, он вошел.

В плане дом представлял собой полную мешанину стилей: помпезная прихожая, залы и гостиные, расположенные ближе к фасаду, выходящему на улицу, а в дальнем крыле — жилые помещения. Отделка соответствовала эпохе и, как предполагал Хейес, была подлинной, хотя он и не спрашивал об этом владельца. Пройдя по лабиринту узких коридоров, Хейес отыскал обитый деревом салон, в котором обыкновенно проходили встречи.

Там его уже ждали четверо, с рюмками в руках, попыхивая сигарами.

Хейес познакомился с ними около года назад, они общались между собой, обращаясь друг к другу только по кодовым именам. Хейес был известен как Линкольн, остальные скрывались за ярлыками, которые сами для себя выбрали: Сталин, Ленин, Хрущев и Брежнев. На эту мысль навел плакат из популярного московского сувенирного магазина. На нем были изображены российские цари, императоры и императрицы, а также советские лидеры — все собрались за большим столом, курили и пили водку, обсуждая матушку-Россию. Разумеется, в действительности подобного быть не могло, но художник позволил себе пофантазировать, как вел бы себя каждый из этих персонажей, если бы такое все-таки произошло. И эти четверо тщательно выбирали себе маски, упиваясь мыслью о том, что их встреча чем-то напоминала сюжет картины и что в их руках — судьба Родины.

Все поздоровались с новоприбывшим, и Ленин налил Хейесу водки из графина, который охлаждался в серебряном ведерке со льдом. Гостю предложили блюдо с копченой семгой и маринованными маслятами. Хейес отказался.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости, — сказал он по-русски и поведал о том, что Майлзу Лорду удалось остаться в живых.

— Есть еще один момент, — сказал Брежнев. — До сегодняшнего дня мы понятия не имели, что этот ваш адвокат — африканец.

Хейес нашел это замечание забавным.

— Лорд не африканец. Он американец. Но если вы имеете в виду цвет его кожи, то какое это имеет значение?

Сталин подался вперед. В отличие от своего тезки он, похоже, всегда прислушивался к голосу разума.

— Американцам так трудно уразуметь, насколько чутко русские относятся к понятию «судьба».

— И каким же боком здесь завязана судьба?

— Расскажите нам о господине Лорде, — попросил Брежнев.

Разговор сильно обеспокоил Хейеса. Ему показалось странным, что эти люди так равнодушно приказали устранить Лорда, не зная о нем почти ничего. Ленин дал Хейесу телефон следователя Орлегова и распорядился организовать через него убийство американского юриста. Сперва Хейес расстроился — найти замену такому ценному помощнику будет весьма непросто; однако ставки были слишком высоки, чтобы переживать из-за какого-то адвоката. Он выполнил все в точности так, как и было сказано. И вот теперь новые вопросы. В которых не было никакого смысла.

— Он пришел в нашу фирму прямо после юридического факультета Университета Виргинии. С детства интересовался Россией, защитил диссертацию по истории государств Восточной Европы. Хорошие способности к иностранным языкам. У нас чертовски трудно найти дельного юриста, владеющего русским. Я решил, что такой специалист нам пригодится, и я не ошибся. Многие наши клиенты предпочитают работать исключительно с Майлзом Лордом.

— Информация личного характера? — спросил Хрущев.

— Родился и вырос в Южной Каролине, в относительно преуспевающей семье. Его отец был священником. Из тех, кто стремился возродить идею священников-передвижников, которые путешествуют из города в город, читая проповеди под открытым небом и исцеляя людей. Со слов самого Лорда получается, что они с отцом не слишком-то ладили. Майлзу сейчас тридцать восемь или тридцать девять лет, он никогда не был женат. Насколько я могу заключить, живет без особых излишеств. Работает очень усердно. Один из наших лучших специалистов. Лично у меня с ним не было проблем.

Ленин откинулся на спинку стула.

— Откуда этот интерес к России?

— Хоть убейте — понятия не имею. Если верить его словам, Лорд искренне очарован страной. И это у него с детства. Он очень увлекается историей, у него в кабинете полно книг и журналов. Майлз даже читал лекции в наших местных университетах и на заседаниях юридической коллегии штата. А теперь позвольте мне кое-что спросить. Почему все это так важно?

Сталин расправил плечи.

— Учитывая то, что произошло сегодня, это несущественно. Проблему господина Лорда придется отложить. Сейчас нам следует думать о том, что произойдет завтра.

Но Хейес не собирался так просто закрывать тему.

— Прошу вспомнить, я был против того, чтобы убивать Лорда. Я говорил вам, что смогу сам с ним справиться, какими бы ни были ваши опасения.

— Вот вам и карты в руки, — сказал Брежнев. — Мы решили, что отныне господином Лордом занимаетесь вы.

— Рад, что мы сошлись во мнении. С Майлзом не возникнет никаких проблем. Но мне еще никто не объяснил, в чем с ним уже была проблема.

— Ваш помощник слишком внимательно изучает архивы, — сказал Хрущев.

— Именно для этого я его туда и отправил. По вашему приказу, могу добавить.

Порученная задача была простой. Найти все, что могло повлиять на притязания Степана Бакланова на престол. И Лорд шесть недель рылся в архивах по десять часов в день, докладывая обо всех находках. Хейес предположил, что какой-то из обнаруженных документов возбудил интерес этих людей.

— Вам совсем необязательно знать все, — сказал Сталин. — Да я и не верю, что вы на самом деле этого хотите. Достаточно сказать, что мы видели в устранении господина Лорда самый экономный способ решения вопроса. Эта попытка окончилась неудачей, поэтому мы готовы последовать вашему совету. На какое-то время.

Это заявление сопровождалось усмешкой. Хейесу не слишком-то нравилось снисходительное обращение со стороны этой четверки. Он был не каким-то мальчиком на побегушках. Он был пятым членом того, что сам называл «тайной канцелярией». Хейес решил оставить раздражение при себе и переменил тему.

— Насколько я понимаю, принято решение, что новая монархия будет абсолютной?

— Вопрос о границах царской власти по-прежнему на стадии обсуждения, — ответил Ленин.

Хейес понимал, что определенные аспекты того, чем они занимались, являлись исключительно русскими и принимать по ним решение могли только русские. И пока эти решения не ставили под угрозу огромные финансовые вложения клиентов «Придген и Вудворт» и солидное вознаграждение, на которое рассчитывал он сам, ему не было до них никакого дела.

— Каково наше влияние в комиссии?

— Девять ее членов проголосуют так, как мы скажем, независимо ни от чего, — сказал Ленин. — К остальным восьмерым мы ищем подходы.

— Закон требует единогласного решения, — заметил Брежнев.

— Ума не приложу, как мы могли пропустить такое, — вздохнул Ленин.

Единогласное принятие решения было прописано в резолюции о создании Царской комиссии. Российский народ одобрил и возвращение царя, и создание комиссии, но при условии, что все семнадцать ее членов проголосуют за. Одного голоса достаточно, чтобы предотвратить попытки перетасовать колоду.

— Вопрос с остальными восьмерыми будет решен, когда придет время голосовать, — сказал Сталин.

— Вы работаете над этой проблемой? — спросил Хейес.

— Можете не сомневаться.

Сталин отпил глоток водки.

— Но нам потребуются дополнительные фонды, мистер Хейес. Купить этих людей, оказывается, очень дорого.

Почти вся деятельность «тайной канцелярии» финансировалась иностранными кредиторами, и это весьма беспокоило Хейеса. Он оплачивал все счета, но при этом имел ограниченное право голоса.

— Сколько? — спросил Хейес.

— Двадцать миллионов долларов.

Он сдержал свои чувства. Эта сумма требовалась в дополнение к десяти миллионам, выделенным всего месяц назад. Хейесу захотелось узнать, какая часть этих денег доходит до членов комиссии, а какая остается у тех, кто сейчас сидел вокруг него, но он не осмелился задать этот вопрос.

Сталин протянул ему два запечатанных в пластик пропуска.

— Вот ваши удостоверения сотрудников аппарата комиссии. Они откроют вам и вашему господину Лорду доступ в Кремль. Кроме того, вам будет разрешен вход в Грановитую палату. Вы получаете такие же права, как и остальные сотрудники.

На Хейеса это произвело впечатление. Он не ожидал, что ему позволят присутствовать на заседаниях.

Хрущев усмехнулся.

— Мы решили, будет лучше, если вы сможете присутствовать лично. Там будет много американских журналистов. Вам не составит труда затеряться в толпе и держать нас в курсе. Члены комиссии не знают ни вас, ни того, насколько обширные у вас связи. Ваши наблюдения будут полезны для дальнейшей работы.

— Мы сошлись во мнении, что нам хотелось бы расширить круг стоящих перед вами задач, — добавил Сталин.

— Каким же образом? — спросил Хейес.

— Очень важно, чтобы никто не мешал комиссии вести обсуждения. Мы позаботимся о том, чтобы заседание получилось кратким, но существует опасность вмешательства посторонних факторов.

Еще во время предыдущей встречи у Хейеса сложилось впечатление, что эти четверо чем-то очень озабочены. И это подозрение подкрепили слова Сталина, сказанные сегодня в ответ на вопрос о Лорде. «Американцам так трудно уразуметь, насколько чутко русские относятся к понятию „судьба“».

— Что я должен сделать?

— Все, в чем возникнет необходимость. Разумеется, любой из нас мог бы попросить тех людей, которых мы представляем, решить любую проблему, однако нам надо хотя бы внешне оставаться в стороне. К сожалению, в отличие от прежнего Советского Союза, новая Россия не может надежно хранить свои тайны. Наши архивы открыты, наша пресса ведет себя агрессивно, зарубежное влияние очень сильно. У вас, напротив, международная репутация. И к тому же кто заподозрит вас в неблаговидной деятельности?

Тонкие губы Сталина скривились в хитрой усмешке.

— И как я должен разруливать непредвиденные ситуации?

Сталин достал из внутреннего кармана пиджака карточку. На ней был написан номер телефона.

— По этому телефону ждут люди. Если вы им прикажете, они бросятся в Москву-реку и не вынырнут, можете не сомневаться. Мы предлагаем распорядиться их преданностью более мудро.

 

ГЛАВА 8

Среда, 13 октября

Лорд не отрываясь смотрел сквозь тонированные стекла «мерседеса» на красные стены Кремля. Часы на Спасской башне громко отбили восемь ударов. Восемь часов утра. Лорда и Тейлора Хейеса везли по Красной площади. За рулем сидел косматый русский. При других обстоятельствах Лорд посчитал бы его страшным, но о транспорте договорился сам Хейес.

Красная площадь была пустынной. Из уважения к коммунистам, которые до сих пор сохраняли представительство в Государственной думе, вымощенное брусчаткой пространство оставалось огороженным до часа дня, когда открывался для посетителей мавзолей Ленина. Лорд находил эту уступку нелепой, однако, судя по всему, ее хватало, чтобы удовлетворить самолюбие тех, кто совсем недавно правил этой страной с населением в сто пятьдесят миллионов человек.

Часовой в форме, увидев ярко-оранжевый пропуск на ветровом стекле машины, махнул в сторону Спасских ворот. Лорд ощутил восторженное возбуждение, въезжая в Кремль через эти ворота. Спасская башня была возведена в 1491 году Иваном III в ходе масштабных работ по перестройке Кремля, и через ее ворота проходили все цари и царицы, восходящие на древний престол. Сегодня ворота служили официальным входом для членов Царской комиссии и сотрудников ее аппарата.

Лорда до сих пор трясло. У него из головы не выходили мысли о смертельной погоне, произошедшей недалеко от этих мест. За завтраком Хейес заверил молодого помощника, что предприняты все необходимые меры для его безопасности, и Лорд полностью полагался на слово босса. Он верил Хейесу. Уважал его. Ему отчаянно хотелось участвовать в происходящих событиях, но он все же спрашивал себя, правильно ли поступает.

Что бы сказал отец, увидев его сейчас?

Преподобный Гровер Лорд не слишком-то любил адвокатов. Ему нравилось называть их «саранчой на поле людском». Однажды отец побывал в Белом доме в составе делегации священников южных штатов, когда президент подписал без обсуждения нелепый закон об обязательном чтении молитв в общественных школах. Меньше чем через год Верховный суд отменил этот закон как противоречащий конституции. «Безбожная саранча!» — бушевал с кафедры отец Лорда.

Когда сын выбрал профессию юриста, Гровер Лорд не одобрил этого и выразил свое отвращение тем, что не выделил ни цента на университет, хотя мог бы без труда оплатить весь счет за обучение. Это вынудило Майлза финансировать свое образование самостоятельно за счет студенческих кредитов и ночной подработки. Учился он хорошо и получил диплом с отличием. Потом устроился работать в замечательное место и быстро поднялся по карьерной лестнице. И вот теперь ему предстояло увидеть, как творится история.

«Так что пошел ты к такой-то матери, Гровер Лорд», — подумал Майлз.

«Мерседес» въехал во внутренний двор Кремля.

Лорд с восхищением смотрел на здание в стиле неоклассицизма, в котором когда-то располагался Президиум Верховного совета СССР. Над его куполом уже не было красного большевистского знамени. Утренний ветерок трепал полотнище с изображением императорского двуглавого орла. Не было и памятника Ленину — Лорд вспомнил, какими возмущенными криками сопровождался его снос. В кои-то веки Ельцин проигнорировал общественное недовольство и приказал переплавить чугунный монумент.

Лорд восторгался окружавшей его архитектурой. В Кремле как нигде воплотилась любовь русских ко всему помпезному. Они разбивали городские площади настолько просторные, что на них могли бы разместиться пусковые установки, отливали колокола такие огромные, что их так и не удавалось поднять на колокольни, и строили ракеты такие мощные, что те становились неуправляемыми. Больше значило не только лучше; это было восхитительно.

Автомобиль сбросил скорость и свернул.

Слева возвышались Архангельский и Благовещенский соборы, справа — Успенский собор и собор Двенадцати апостолов с Патриаршими палатами. Излишне помпезные сооружения. Все они были построены при Иване III, который своим несдержанным расточительством снискал себе прозвище Великий. Лорд знал, что многие главы русской истории начинались и заканчивались в этих древних зданиях, увенчанных золотыми луковицами куполов с затейливыми византийскими крестами. Он уже бывал в этих соборах, но даже предположить не мог, что его привезут на Соборную площадь в правительственном лимузине, что он будет участвовать в восстановлении российской монархии. Неплохо для сына простого проповедника из Южной Каролины.

— Да, то еще дерьмо, — заметил Хейес.

Лорд улыбнулся.

— Это вы точно подметили.

Лимузин плавно остановился.

Они вышли на морозный воздух. На ярко-голубом небе не было ни облачка — большая редкость для русской осени. Лорд надеялся, что это доброе знамение.

Ему не доводилось бывать в Грановитой палате. Туристов туда не пускали. Это одно из немногих мест в Кремле, сохранивших первоначальный облик. Иван Великий воздвиг этот шедевр в 1491 году и дал ему название по форме плит, которыми была отделана снаружи палата.

Застегнув пальто, Лорд следом за Хейесом поднялся на торжественное Красное крыльцо. Сама лестница была уничтожена при Сталине и восстановлена несколько лет назад по старинным рисункам. Отсюда цари когда-то выходили на коронацию в расположенный по соседству Успенский собор. И именно с этого места Наполеон смотрел на горящую Москву.

Они направились в Большой зал.

Раньше Лорд видел только снимки этого старинного зала и быстро понял, что никакие фотографии не могли передать его истинного великолепия. Лорд знал, что при размерах в пять тысяч четыреста квадратных футов Большой зал был самым просторным помещением в Москве пятнадцатого века. Главным его предназначением было производить впечатление на иностранных послов. Сегодня яркий свет бронзовых люстр заливал искрящимся золотом массивную центральную колонну и стены, расписанные библейскими сюжетами и сценами, прославляющими мудрость царей.

Лорд постарался представить, что происходило здесь в 1613 году.

Династия Рюриковичей, правившая Россией семьсот лет, — самыми известными ее представителями были Иван Великий и Иван Грозный — оборвалась. Три человека пытались занять царский престол, но безуспешно. Последовало Смутное время, двенадцать лет страданий, когда многие стремились основать династию. Наконец бояре, уставшие от хаоса, собрались в Москве, в этих самых стенах, и избрали новое правящее семейство. Романовых. Но Михаилу, первому царю из династии Романовых, страна досталась в полной разрухе. Леса кишели разбойниками и грабителями. Повсеместно распространились голод и болезни. Торговля почти замерла. Подати не поступали, казна была пуста.

Лорд заключил, что та ситуация во многом похожа на нынешнюю.

Семьдесят лет коммунизма оставили такие же раны, что и двенадцать лет без царя.

На мгновение Лорд представил себя боярином, участником тех выборов, облаченным в дорогой наряд из парчи и бархата, в высокой горностаевой шапке, восседающим на одной из дубовых скамей, что стояли вдоль покрытых позолотой стен.

Какой, наверное, это был памятный момент.

— Поразительно, — прошептал Хейес. — Эти болваны не научились обрабатывать поля так, чтобы они плодоносили больше двух лет подряд, но сумели построить вот это.

Лорд вынужден был согласиться.

Один конец зала занимали составленные подковой столы, застеленные красным бархатом. Лорд насчитал семнадцать кресел с высокими прямыми спинками. В эти кресла уселись делегаты. Семнадцать мужчин, ни одной женщины. Региональных выборов не было. Лишь избирательная кампания продолжительностью тридцать дней, затем всеобщее голосование, и семнадцать кандидатов, набравших большинство голосов, составили комиссию. По сути дела, общенациональный конкурс личной популярности, но, возможно, это был простейший способ не допустить господства на выборах какой-либо одной группировки.

Лорд прошел следом за Хейесом к ряду стульев и занял место среди других сотрудников аппарата и журналистов. Телевизионные камеры должны были транслировать все заседания комиссии в прямом эфире.

Заседание открыл делегат, которого вчера избрали председателем. Откашлявшись, он зачитал заранее подготовленное заявление.

— Шестнадцатого июля тысяча девятьсот восемнадцатого года наш благороднейший царь Николай Второй и все его наследники ушли из жизни. Наша задача заключается в том, чтобы искупить вину прошедших с тех пор лет и вернуть государству царя. Народ уполномочил эту комиссию выбрать человека, который будет править нашей страной. Подобное решение имеет исторический прецедент. Другие люди уже собирались здесь, в этом самом зале, в тысяча шестьсот тринадцатом году, чтобы избрать первого правителя из династии Романовых, Михаила Федоровича. Его потомки правили страной до второго десятилетия двадцатого века. Мы собрались, чтобы исправить зло, сотворенное тогда. Вчера вечером нас благословил Патриарх всея Руси Адриан. Он обратился с молитвой к Всевышнему, прося Его помочь в нашей нелегкой задаче. Перед лицом всех, кто сейчас меня слушает, я заявляю, что наша комиссия будет работать честно и открыто. Мы будем поощрять любые дебаты, потому что только в споре рождается истина. А теперь приглашаю взять слово тех, кому есть что сказать по данному вопросу.

Лорд терпеливо просидел все утреннее заседание. Время ушло на вводные замечания, процедурные вопросы, определение повестки дня. Делегаты согласились, что первоначальный список кандидатов будет оглашен на следующий день. Каждую кандидатуру будет представлять доверенное лицо. Три дня отвели на обсуждение. На четвертый состоится предварительное голосование, по результатам которого список будет сокращен до трех кандидатов. Затем последует второй круг дебатов, и два дня спустя будет принято окончательное решение. По условиям национального референдума окончательное решение должно быть принято единогласно. Все остальные решения будут приниматься простым большинством. Если за эти шесть дней ни один из кандидатов так и не будет выбран, вся процедура начнется заново. Однако, судя по всему, члены комиссии сходились в том, что ради сохранения народного доверия необходимо предпринять все усилия, чтобы выбрать достойного кандидата с первой попытки.

Незадолго до перерыва на обед Лорд и Хейес вышли из Большого зала в Святые сени. Хейес отвел своего помощника в арку, где ждал косматый водитель, сидевший утром за рулем «мерседеса».

— Майлз, это Илья Звонарев. Он будет твоим телохранителем.

Лорд внимательно оглядел похожего на сфинкса русского. Непроницаемое лицо, ледяной блеск глаз, мощная шея. Звонарев имел богатырское телосложение.

— Илья будет за тобой присматривать. Мне его рекомендовали с самой лучшей стороны. Он бывший военный, прекрасно знает город.

— Я очень вам признателен, Тейлор. Очень.

Улыбнувшись, Хейес взглянул на часы.

— Уже почти двенадцать, надо поспешить на брифинг. Я останусь здесь. Но я вернусь в гостиницу до того, как ты тронешься в путь.

Он повернулся к Звонареву.

— Вы будете присматривать за этим парнем, как мы и говорили.

 

ГЛАВА 9

12 часов 30 минут

Лорд вошел в конференц-зал «Метрополя». В просторном помещении без окон он увидел три десятка мужчин и женщин в строгих деловых костюмах. Официанты как раз закончили разносить напитки. Теплый воздух, как и повсюду в гостинице, отдавал запахом пепельницы. Илья Звонарев остался ждать снаружи, за двустворчатой дверью, ведущей в фойе. Лорду было легче от сознания того, что коренастый русский рядом.

На лицах было написано беспокойство. Лорд понимал, чем оно вызвано. Нетерпеливый Вашингтон подтолкнул их вкладывать деньги в поднимающуюся российскую экономику, и они не смогли устоять перед заманчивым соблазном бескрайнего нового рынка. Но политическая нестабильность, постоянные угрозы мафии и необходимость давать взятки направо и налево, сводящая на нет прибыль, превратили розовые мечты в кошмар. В этом зале собрались ведущие американские игроки в новой России, контролирующие транспорт, строительство, безалкогольные напитки, уголь, нефть, средства связи, компьютеры, сети предприятий быстрого питания, машиностроение и банки. Компанию «Придген и Вудворт» наняли, чтобы представлять их коллективные интересы, благодаря репутации Тейлора Хейеса как опытного специалиста по переговорам, имеющего нужные связи в возрождающейся России. Лорд впервые встречался со всеми вместе, хотя со многими был знаком лично.

Войдя следом, Хейес легонько похлопал его по плечу.

— Итак, Майлз, делай свое дело.

Лорд остановился посреди ярко освещенного помещения.

— Добрый день. Я Майлз Лорд.

В зале тотчас же воцарилась тишина.

— Многие из вас уже знакомы со мной. Остальным говорю: рад видеть вас здесь. Тейлор Хейес решил устроить небольшой брифинг, чтобы ответить на ваши вопросы. Дела начинают двигаться быстро, в ближайшие дни у нас не будет времени поговорить…

— Вы совершенно правы насчет вопросов, черт возьми, — раздраженным голосом с ярко выраженным гнусавым акцентом Новой Англии перебила его полная блондинка, руководитель восточноевропейского отделения корпорации «Пепси». — Я хочу знать, что здесь происходит. Правление моей корпорации просто рвет и мечет от тревоги.

Лорд мысленно отметил, что это неудивительно. Но его лицо осталось непроницаемым.

— Вам не кажется, что вы даже не дали мне возможности начать?

— Нам не нужны речи. Нам нужна информация.

— Я могу привести голые цифры. Объем промышленного производства сократился на сорок процентов. Уровень инфляции приближается к ста пятидесяти процентам. Безработица сохраняется низкой, на уровне двух процентов, но главную проблему составляет скрытая безработица…

— Все это мы уже слышали, — оборвет его незнакомый мужчина. — Химики пекут хлеб, инженеры стоят у конвейера. Московские газеты полны этого дерьма.

— Однако все не настолько плохо, чтобы не могло стать еще хуже, — заметил Лорд. — Это расхожая шутка. Ельцин и те, кто пришел ему на смену, ухитрились за два десятилетия сделать то, что не удалось коммунистам за семьдесят лет: заставить народ тосковать по коммунизму.

Послышались редкие смешки.

— Позиции коммунистов по-прежнему крепки. Каждый ноябрь очередная годовщина революции отмечается внушительными демонстрациями. Они проповедуют ностальгию. Никакой преступности, никаких нищих, социальные гарантии. И эти слова приходятся по сердцу народу, который провалился в бездну отчаяния.

Лорд помолчал.

— Но самым опасным сценарием было бы появление лидера фашистского толка, за которым пойдет зараженная фанатизмом толпа, — не коммуниста и не демократа, а демагога. Это особенно страшно, если учесть значительный ядерный арсенал России.

Кое-кто закивал. По крайней мере, теперь его слушали.

— Как такое могло произойти? — спросил маленький жилистый мужчина — Лорд смутно припомнил, что он занимается компьютерами. — Я так и не понял, как мы до этого докатились.

Лорд отступил на шаг назад.

— Русские всегда придавали большое значение национальной идее. Русский национальный характер во все времена был чужд индивидуализму и рыночной деятельности. Он более глубокий, более духовный.

— Было бы гораздо проще, если бы мы смогли перестроить Россию по западному образцу.

Лорда неизменно выворачивало от этой идеи. Эта страна никогда полностью не соединится с Западом, как не соединится она и с Востоком. Россия была и навсегда останется неповторимым сочетанием того и другого. Лорд считал, что выгодно вложить в Россию деньги сможет только тот, кто поймет характер русского народа. Поделившись своими взглядами, он вернулся к ответу на вопрос.

— Российское правительство наконец поняло, что требуется нечто, стоящее над политикой. Некая вдохновляющая идея для всего народа. Быть может, даже другая концепция государственного устройства. Когда полтора года назад Государственная дума решила искать новую национальную идею, всех удивил ответ, который предложил Центр изучения общественного мнения. «Бог, царь и отечество». Другими словами, верните нам монархию. Радикально? Безусловно. Однако когда вопрос поставили на общенациональный референдум, народ подавляющим большинством высказался «за».

— Почему, как вы думаете? — спросили из зала.

— Я могу только высказать свое мнение. Во-первых, существует реальный страх воскрешения коммунизма. Мы видели это несколько лет назад, когда Зюганов бросил вызов Ельцину и едва не одержал победу. Но большинство русских не желает возврата к тоталитаризму, о чем раз за разом неизменно свидетельствуют результаты опросов общественного мнения. И все же это не помешает популисту, поругивающему трудные времена, прийти к власти на волне несбыточных обещаний. Вторая причина — более глубинная. Народ считает, что нынешняя форма государственного устройства неспособна решить стоящие перед страной проблемы. И если честно, лично я полагаю, что это действительно так. Взгляните на рост преступности. Не сомневаюсь, всем вам приходится платить бандитам. У вас нет выбора. Или это, или вернуться домой в цинковом гробу.

Лорд снова подумал о том, что произошло вчера, но ничего не сказал. Хейес посоветовал ему молчать, предупредив, что у тех, кто собрался здесь, хватает забот и без того, чтобы переживать за своих адвокатов, едва не ставших жертвой бандитских разборок.

— В стране распространено убеждение, что тот, кто не ворует, обманывает самого себя. Меньше двадцати процентов населения утруждают себя уплатой налогов. Страна близка к коллапсу. Нетрудно понять, почему люди считают, что все, что угодно, будет лучше нынешней ситуации. И к тому же не надо сбрасывать со счетов определенную ностальгию в отношении царя.

— Чушь какая-то, — послышался возмущенный голос. — Тоже мне король, черт побери!

Лорд понимал, как американцы относятся к монархии. Но современный русский народ, сплав татар и славян, похоже, тосковал по авторитарному правлению, и именно борьба за верховную власть столетиями поддерживала русское общество на пике формы.

— Эта ностальгия легко объяснима, — продолжал Лорд. — Лишь в последнее десятилетие стала известна истинная судьба Николая Второго и его семьи. По всей России крепнет чувство, что в июле восемнадцатого года свершилась величайшая несправедливость. Русские люди считают себя обманутыми советской идеологией, которая изображала царя воплощением зла.

— Ну хорошо, царь возвращается, — начал кто-то.

— Не совсем, — возразил Лорд. — Это ошибочное представление, навязанное прессой. Вот почему мистер Хейес посчитал, что эта встреча будет полезной.

Он почувствовал, что полностью владеет вниманием собравшихся.

— Возвращается концепция царской власти, но остаются еще два очень важных вопроса. Кто станет царем? И каковы будут границы его власти?

— Или ее, — вставила женщина.

Лорд решительно покачал головой.

— Нет. Речь идет только о царе. В этом мы уверены. Согласно российскому закону о престолонаследии тысяча семьсот девяносто седьмого года, власть переходит только по мужской линии. Мы считаем, что этот закон надо соблюдать.

— Ну хорошо, — сказал мужчина, — ответьте на эти два вопроса.

— Ответ на первый прост. Царем станет тот, кого выберет комиссия из семнадцати представителей. Русские любят комиссии. В недавнем прошлом всевозможные комиссии лишь бездумно утверждали решения Центрального комитета партии, однако эта комиссия будет действовать полностью за рамками государственных структур, что не так уж трудно, поскольку на настоящий момент государственной власти в стране, по сути дела, не осталось. Доверенные лица представят кандидатов, после чего будут оценены их притязания. Самая сильная позиция у нашего кандидата, Степана Бакланова. Он придерживается западных ценностей, но его родословная не вызывает сомнений. Вы платите нам за то, чтобы нашими стараниями комиссия поддержала Бакланова. Тейлор изо всех сил работает в этом направлении. Я провел в российских архивах несколько недель и убедился, что ничто не сможет помешать Бакланову взойти на престол.

— Просто поразительно, что русские подпустили вас к своим архивам.

— Ну, в общем-то, здесь нет ничего странного, — ответил Лорд. — На самом деле мы не имеем отношения к Царской комиссии, хотя у нас и есть соответствующие документы. Мы здесь для того, чтобы защищать ваши интересы и обеспечить победу Степана Бакланова. Как и у нас дома, здесь лоббирование является искусством.

Поднялся с места мужчина в последнем ряду.

— Мистер Лорд, у всех нас на кон поставлена карьера. Вы отдаете себе отчет, насколько серьезна нынешняя ситуация? Речь идет о возможном переходе от частичной демократии к авторитарному режиму. Это обязательно отразится на судьбе наших инвестиций в России.

У Лорда был готов ответ.

— Пока мы не представляем себе, какими полномочиями будет обладать новый царь. Мы не знаем, будет ли он лишь номинальной фигурой или же станет полновластным правителем всей страны.

— Лорд, спуститесь на землю, — насмешливо заметил другой мужчина. — Эти идиоты ни за что не вручат всю полноту политической власти в руки одному человеку.

— Все говорит за то, что именно так и произойдет.

— Но это же невозможно! — воскликнул кто-то.

— На самом деле все не так уж и плохо, — поспешно заявил Лорд. — Россия сломлена. Она отчаянно нуждается в иностранных инвестициях. Не исключено, что иметь дело с абсолютным монархом окажется проще, чем с мафией.

Послышался одобрительный ропот, и прозвучал следующий вопрос:

— А вы уверены, что эта проблема исчезнет?

— Очень хочется на это надеяться.

— Тейлор, а вы что думаете по этому поводу? — спросил кто-то.

Поднявшись со своего места за столиком в углу, Хейес повернулся лицом к собравшимся.

— Я полагаю, Майлз рассказал вам все как есть. Нам предстоит стать свидетелями возвращения русского царя. Свидетелями восстановления абсолютной монархии. Если хотите знать мое мнение, это просто невероятно.

— Это просто ужасно, черт побери, — заметил кто-то.

Хейес усмехнулся.

— Не беспокойтесь. Вы платите нам большие деньги, чтобы мы защищали ваши интересы. Комиссия начала работу. Мы будем заниматься тем, ради чего вы нас наняли. Вам нужно лишь довериться нам.

 

ГЛАВА 10

14 часов 30 минут

Хейес вошел в крошечную комнату для переговоров на седьмом этаже административного здания в центре Москвы, с фасадом из зеркального стекла. Хейес не переставал поражаться выбору места встреч. Похоже, его благодетели купались в роскоши.

За столом в форме гроба сидел Сталин.

Дмитрий Яковлев представлял в «тайной канцелярии» российскую организованную преступность. Лет сорока с небольшим, с копной волос цвета спелой кукурузы, падающих на загорелый лоб, этот человек излучал обаяние и властность. В кои-то веки триста с лишним группировок, действующих в западной части России, согласились выдвинуть одного представителя, чтобы тот защищал их общие интересы. Ставки были слишком большими, чтобы спорить по поводу протокола. Мафия готовилась вести войну на выживание, прекрасно понимая, чем грозит ей полновластный монарх, пользующийся поддержкой всего народа.

Хейес понимал, что Сталин во многом является ключевой фигурой. Преступность глубоко проникла в государственные структуры, в бизнес, в армию. Русские даже придумали для этого особое название, «воры в законе», которое Хейесу очень нравилось. Но угроза насилия была реальной, поскольку услуги наемного убийцы стоили гораздо дешевле, чем разбор дела в суде.

— Ну, как прошло первое заседание? — на безукоризненном английском спросил Сталин.

— Как и ожидалось, все организационные вопросы были решены быстро. Завтра комиссия приступает к работе. Первый этап голосования состоится через шесть дней.

Похоже, на русского это произвело впечатление.

— Вы предсказывали, меньше недели.

— Я говорил вам, что знаю свое дело. Деньги переведены?

Последовал пауза, свидетельствующая о раздражении.

— Я не привык к подобной прямоте.

Сталин не уточнил, однако было очевидно, что он не привык к подобной прямоте со стороны иностранца. Хейес решил сыграть на вежливости, хотя и он разозлился.

— Я не хотел вас обидеть. Просто выплаты были обговорены, а я привык, что все соглашения выполняются.

На столе лежал листок бумаги. Сталин пододвинул его Хейесу.

— Вот номер нового счета, как вы и просили. Тот же самый швейцарский банк в Цюрихе. Пять миллионов американских долларов переведены вчера. Это все выплаты на настоящий момент.

Хейес был удовлетворен. Вот уже целых десять лет он представлял российскую мафию в американской экономике. Миллионы преступных долларов были «отмыты» через североамериканские финансовые институты. Большая часть денег направлялась в законный бизнес, ищущий оборотные средства; на остальное покупались акции, государственные ценные бумаги, золото и произведения искусства. Компания «Придген и Вудворт» заработала миллионы комиссионных, и все благодаря Хейесу, сыгравшему на благожелательности американских законов и еще большей благожелательности американских чиновников. Никто не знал происхождения этих денег, и до сих пор эта деятельность не привлекала внимания официальных органов. Хейесу пригодились эти успехи для усиления своего влияния в компании и привлечения огромного количества иностранных клиентов, которые обращались к нему потому, что он знал, как вести дела в новой России — как использовать страх и тревогу, как обращать на пользу неопределенность и как с ней бороться.

— Тейлор, для вас это становится очень прибыльным, — ухмыльнулся Сталин.

— Я же вам говорил, что не собираюсь рисковать собственным здоровьем.

— Вот уж точно.

— Что вы вчера имели в виду? Говоря об увеличении моей роли в этом деле.

— Именно то, что сказал. Возможно, нам понадобится решать кое-какие вопросы, а вы человек посторонний.

— Я хочу знать, о чем вы недоговариваете.

— Сейчас это неважно. Причин для беспокойства нет; мы просто проявляем осторожность.

Сунув руку в карман брюк, Хейес достал карточку, которую ему вчера вручил Сталин.

— Мне придется звонить по этому телефону?

Сталин фыркнул.

— Вам льстит мысль о беспрекословном подчинении — по вашему приказу люди, не раздумывая, бросятся в воду?

— Я хочу знать, зачем они могут мне понадобиться.

— Давайте надеяться, что такая необходимость не возникнет. А теперь расскажите мне о концентрации власти. Этот вопрос упоминался на сегодняшнем заседании?

Хейес решил не настаивать.

— Вся власть будет сосредоточена в руках царя. Однако ему придется считаться с советом министров и Государственной думой.

Сталин обдумал эту информацию.

— Похоже, непостоянство в самой нашей природе. Монархия, республика, демократия, коммунизм… здесь так ничего этого и не получилось.

Помолчав, он добавил с улыбкой:

— Слава богу.

Хейес спросил о том, что его действительно интересовало:

— А что насчет Степана Бакланова? Он готов идти на сотрудничество?

Сталин взглянул на часы.

— Полагаю, в самое ближайшее время вы получите ответ на этот вопрос.

 

ГЛАВА 11

Загородная резиденция «Зеленая поляна»

16 часов 30 минут

Хейес с восхищением осмотрел ружье, двустволку «Фокс» с ложем из турецкого ореха, отполированным вручную до блеска. Пистолетная рукоятка изящная и прямая, расширяющийся бобровым хвостом приклад заканчивался накладкой из твердой резины. Хейес проверил спуск, плавный, с автоматическим выбросом стреляных гильз. Он знал, что цена на подобное ружье варьируется от семи тысяч долларов за базовую модель до двадцати пяти за коллекционную. Воистину, впечатляющее оружие.

— Ваш выстрел, — предложил Ленин.

Уперев приклад в плечо, Хейес прицелился в облачное осеннее небо. Ружье в его руках застыло абсолютно неподвижно.

— Пускайте! — крикнул он.

Автомат выбросил в небо глиняную тарелочку. Хейес проследил за черной точкой в прицел, сделал опережение и выстрелил.

Мишень разлетелась дождем осколков.

— А вы неплохо стреляете, — заметил Хрущев.

Хейес каждый год по меньшей мере девять недель проводил в охотничьих экспедициях. Канадские олени карибу и гуси. Азиатские фазаны и дикие бараны. Европейские благородные олени и лисицы. Африканские буйволы и антилопы. Не считая уток, оленей, тетеревов и диких индеек, на которых Хейес охотился в лесах северной Джорджии и горах на западе Северной Каролины. Его кабинет в Атланте был завален охотничьими трофеями. Однако последние два месяца выдались такими напряженными, что у него не было возможности пострелять, и он был рад этому выезду на природу.

Хейес покинул Москву сразу же после встречи со Сталиным, и машина с шофером доставила его в эту резиденцию, расположенную в тридцати милях к югу от города. Очаровательный особняк из красного кирпича был увит плющом. Он принадлежал другому члену «тайной канцелярии», Георгию Остановичу, больше известному Хейесу как Ленин.

Останович был кадровым военным в звании генерал-полковника, но никогда не носил форму. Тощий как мумия, с серо-стальными глазами, спрятанными за толстыми стеклами очков. В самом начале чеченской войны Останович командовал полком, который брал штурмом Грозный. Тот бой стоил ему одного легкого, и теперь каждый вдох давался с трудом. После войны Останович яростно критиковал Ельцина и его слабую политику в военной области, и только уход Ельцина от власти спас Остановича от увольнения из армии. Высшие офицеры тревожились о том, что их ждет при царе, поэтому участие армии в заговоре считалось обязательным, и Останович был выбран коллективным представителем военных.

Ленин встал на огневой рубеж и приготовился стрелять.

— Пускайте! — крикнул он.

Через мгновение тарелочка разлетелась вдребезги от прямого попадания.

— Превосходно, — одобрительно заметил Хейес. — Солнце заходит, и стрелять становится все труднее.

Степан Бакланов, наиболее вероятный претендент, стоял чуть в стороне, расчехлив одностволку. Это был невысокий мужчина, лысеющий, с бочкообразной грудной клеткой, светло-зелеными глазами и густой бородой, как у Хемингуэя. Ему было под пятьдесят. Его лицо абсолютно ничего не выражало, и это беспокоило Хейеса. В мире политики часто несущественно, способен ли кандидат управлять. Вопрос в том, производит ли он впечатление человека, умеющего вести за собой. Хотя Хейес не сомневался, что все семнадцать членов Царской комиссии в конце концов будут подкуплены и проголосуют как надо, Бакланов все равно предстанет перед их придирчивым взором, и, что гораздо важнее, впоследствии проклятому болвану придется вести за собой народ — или, по крайней мере, успешно выполнять приказы тех, кто посадил его на престол.

Бакланов занял место на огневом рубеже. Ленин и Хрущев отошли в сторону.

— Мне любопытно, — приятным баритоном произнес Бакланов, — монархия будет абсолютной?

— Только так и можно рассчитывать на какой-то результат, — ответил Ленин.

«Переломив» ружье, Хейес извлек стреляную гильзу. На кирпичной террасе было всего четыре человека. Раскинувшуюся неподалеку березовую рощу уже тронула осенняя медь. Вдалеке на открытой равнине паслось стадо зубров. — Мне доверят командование армией? — спросил Бакланов.

— В определенных рамках, — ответил Ленин. — В конце концов, сейчас уже не эпоха Николая Второго. Нам нужно… руководствоваться более современными соображениями.

— Но армия будет полностью мне подчиняться?

— Какова будет ваша политика в отношении военных?

— А я и не догадывался, что мне позволят самому определять свою политику.

Сарказм был очевиден, и Хейес отметил, что Ленин не оценил его должным образом. Бакланов, похоже, тоже обратил на это внимание.

— Генерал, я понимаю, вы считаете, что армии катастрофически не хватает средств, что политическая нестабильность подорвала обороноспособность страны. Но я не думаю, что создание сильной армии — это наша первостепенная задача. Советы привели страну к банкротству, делая бомбы, в то время как дороги приходили в негодность, а народ голодал. Наша задача заключается в том, чтобы удовлетворить эти основные потребности.

Хейес понимал, что Ленин хотел услышать совсем другое. Месячная зарплата кадровых офицеров российской армии была меньше, чем недельная выручка уличного торговца. Выпускникам военных училищ приходилось ютиться вместе с семьями в бараках. Военная техника не обслуживалась годами, самое совершенное оборудование безнадежно устарело.

— Разумеется, генерал, будут выделены определенные средства, чтобы исправить прошлые упущения. Нам действительно нужна сильная армия… для обороны страны.

Это был четкий сигнал, что Бакланов готов идти на уступки.

— Но мне хочется узнать, будет ли возвращена собственность царской семьи?

Хейес едва сдержал улыбку. Наиболее вероятный кандидат, похоже, получал удовольствие, ставя своих хозяев в тупик. Русское слово «царь» — искаженное латинское «цезарь», и Хейес находил аналогию вполне уместной. Из этого человека, возможно, получился бы превосходный цезарь. Он обладал необузданным высокомерием, граничащим с глупостью. Вероятно, Бакланов забыл, что терпение соратников Цезаря в Древнем Риме в конце концов иссякло.

— Что вы хотите предложить? — спросил Хрущев.

Хрущев — Максим Зубарев — представлял государственные структуры. В нем была какая-то дерзость, щегольское самодовольство. Возможно, частенько думал Хейес, так он компенсировал не особо привлекательную внешность — лошадиное лицо и маленькие глазки, скрытые складками морщинистой кожи. Зубарев защищал интересы московской бюрократии, озабоченной своим положением при реставрированной монархии. Он понимал — и не переставал повторять, — что порядок в стране держится только потому, что народ согласился терпеть государственную власть до окончания работы Царской комиссии. Министрам, которые собираются пережить надвигающиеся перемены, придется приспосабливаться, и быстро. Поэтому им необходимо иметь собственный голос в подковерных манипуляциях.

Бакланов повернулся к Хрущеву.

— Я потребую, чтобы мне вернули дворцы, принадлежавшие моей семье до революции. Это собственность Романовых, украденная ворами.

— И как вы намереваетесь их содержать? — вздохнул Ленин.

— Никак. Разумеется, содержать их будет государство. Может быть, мы придем к какому-то соглашению, как в английской монархии. Большинство дворцов будет открыто для посетителей, плата за вход пойдет на содержание. Но вся собственность царской семьи, ее символика будут принадлежать короне, и право использования будет строго лицензироваться. Английский королевский дом на этом ежегодно зарабатывает миллионы.

Ленин пожал плечами.

— Не вижу проблемы. Народ не сможет позволить себе такие чудовищные излишества. — Разумеется, — продолжал Бакланов, — я снова превращу Екатерининский дворец в Царском Селе в летнюю резиденцию. В Москве я хочу получить полный контроль над кремлевскими дворцами, и центром моего двора там станет Грановитая палата.

— Вы отдаете себе отчет, во что обойдется подобная роскошь? — спросил Ленин.

Бакланов недоуменно уставился на него.

— Народ не захочет, чтобы его повелитель жил в сарае. Цена, господа, это уже ваша проблема. Пышность и торжественность — это неотъемлемые признаки царской власти.

Хейес восхищался дерзостью этого человека. Бакланов напомнил ему Джимми Уокера, бросившего вызов боссам Таммани-холла в Нью-Йорке в двадцатых годах. Очень рискованная стратегия. Уокеру в конце концов пришлось уйти в отставку, в глазах общественности он был мошенником, а Таммани-холл отвернулся от него, поскольку он не выполнял приказы.

Бакланов поставил приклад на начищенный до блеска ботинок. Хейес одобрительно осмотрел его наряд: шерстяной костюм, судя по всему, пошитый на Сэвил-роу, хлопчатобумажная рубашка от Шарве, галстук от Канали и фетровая шляпа с замшевой ленточкой. Что-что, а этот русский умел себя подать.

— Советы десятилетиями твердили нам, что Романовы — это зло, — продолжал Бакланов. — Ложь, от первого до последнего слова. Народ хочет монархии со всеми ее атрибутами. Такой, чтобы на нее обратил внимание весь мир. И этого можно достичь только великой показухой и помпезностью. Мы начнем с пышной церемонии коронации, затем клятва верности, принесенная народом своему новому царю, — скажем, миллион человек на Красной площади. После этого обязательно потребуются дворцы.

— А где будет царский двор? — поинтересовался Ленин. — Вашей столицей станет Санкт-Петербург?

— Вне всякого сомнения. Коммунисты выбрали Москву. Возвращение назад будет символизировать перемены.

— И у вас будет своя когорта великих князей и княгинь? — продолжал генерал, не скрывая отвращения.

— Конечно. Родовую аристократию необходимо сохранить.

— Но вы же ненавидите свое семейство, — заметил Ленин.

— Мои сыновья получат права по рождению. Помимо этого, я создам новый правящий класс из патриотов, приложивших все силы к тому, чтобы это стало возможным.

— Среди нас есть те, кто хочет создать класс бояр из «новых русских» и бандитов. Однако народ ждет, что царь покончит с мафией, а не будет осыпать ее почестями.

Хейес задумался, позволил бы себе такие смелые высказывания Хрущев, если бы на встрече присутствовал Сталин. Сталина и Брежнева оставили за бортом сознательно. Мысль разделить «тайную канцелярию» пришла в голову Хейесу — вариация на тему хорошего и плохого следователей.

— Согласен, — сказал Бакланов. — Медленная эволюция наиболее благоприятна для всех заинтересованных сторон. Меня больше интересует, чтобы власть унаследовали мои потомки, продолжая династию Романовых.

У Бакланова было трое сыновей в возрасте от двадцати пяти до тридцати трех лет. Они ненавидели отца, однако перспектива того, что старший сын станет цесаревичем, наследником престола, а двое других — великими князьями, способствовала заключению семейного перемирия. Жена Бакланова была безнадежной алкоголичкой, зато русская, православного вероисповедания, и в жилах у нее даже текло немного царской крови. Последние тридцать дней госпожа Бакланова провела в Австрии на лечебных водах, просыхая от беспробудного пьянства и не переставая повторять всем и вся, что она с радостью отказывается от бутылки ради того, чтобы стать русской царицей.

— Все мы заинтересованы в продолжении династии, — заметил Ленин. — Ваш первенец производит впечатление человека рассудительного. Он обещает не изменять вашей политики.

— А какой будет моя политика?

Хейес давно ждал возможности вставить слово.

— Делать в точности так, как мы скажем.

Он устал ходить на цыпочках вокруг этого негодяя.

Бакланов ощетинился, услышав такое откровенное признание.

«Вот и отлично, — подумал Хейес. — Пусть привыкает».

— Я не подозревал, что в этом процессе будет принимать участие какой-то американец.

Хейес спокойно выдержал его взгляд.

— Этот американец оплачивает все ваши нынешние расходы.

— Это правда? — спросил Бакланов у Ленина.

— Мы не хотим тратить на вас ни копейки. Иностранцы предложили взять все расходы на себя. Мы согласились. Грядущие годы сулят им большую прибыль — или большие убытки.

— Мы позаботимся о том, чтобы вы стали царем, — продолжал Хейес. — Вы получите абсолютную полноту власти. Конечно, останется и Дума, но она будет бессильна, словно кастрированный бык. Все законопроекты будете одобрять вы и государственный совет.

— Философия Столыпина, — одобрительно кивнул Бакланов. — Превратить Думу в придаток, который претворяет в жизнь политику правительства, а не контролирует ее. Верховная власть принадлежит монарху.

Петр Столыпин был премьер-министром Николая II. Он был таким кровавым защитником царского режима, так беспощадно подавлял крестьянские восстания, что петлю виселицы прозвали «столыпинским галстуком», а железнодорожные теплушки, увозившие в Сибирь политических ссыльных, называли «столыпинскими вагонами». Но Столыпин был убит, застрелен в Киевском оперном театре революционером — анархистом на глазах Николая II.

— Быть может, из судьбы Столыпина следует извлечь урок? — спросил Хейес.

Бакланов ничего не ответил, но по его бородатому лицу было видно, что он прекрасно понял угрозу.

— Из кого будет состоять государственный совет?

— Половина членов будет избираться, половина — назначаться вами, — сказал Ленин.

— Это нужно, — объяснил Хейес, — чтобы общественность увидела в происходящем элемент демократии. Но мы позаботимся о том, чтобы государственный совет был управляемым. В вопросах политики вы будете слушать исключительно нас. Потребовалась грандиозная работа, чтобы объединить все силы. И центральным звеном являетесь вы. Мы это понимаем. Никто не заинтересован в том, чтобы о нашем соглашении узнали, поэтому вы можете не опасаться утечек с нашей стороны. Однако вы должны будете беспрекословно повиноваться нам, тут не может быть никаких вопросов.

— А если я, получив царскую корону, откажусь выполнять свои обещания?

— Тогда с вами произойдет то же самое, — сказал Ленин, — что и с вашими предшественниками. Давайте-ка вспомним. Иван Шестой всю жизнь провел в заточении, в одиночной камере. Петр Третий был забит до смерти. Павел Первый — задушен. Александра Второго взорвали. Николая Второго расстреляли. Когда дело доходит до покушений, вам, Романовым, приходится несладко. Не составит труда организовать для вас подходящую смерть. После чего, не сомневаюсь, следующий Романов окажется гораздо более сговорчивым.

Бакланов промолчал. Повернувшись к сереющему лесу, он зарядил ружье и сделал знак человеку, который обслуживал автомат для пуска мишеней.

В воздух взлетела глиняная тарелочка.

Бакланов выстрелил и промахнулся.

— Ну что тут будешь делать! — пробормотал Хрущев. — Вижу, нам придется поработать над вашей меткостью.

 

ГЛАВА 12

Москва

20 часов 30 минут

Лорда встревожил внезапный отъезд Хейеса из города. Гораздо спокойнее, когда босс рядом. Он до сих пор до конца не отошел после вчерашнего, а Илья Звонарев на ночь отправился домой, пообещав быть в фойе «Метрополя» завтра в семь утра. Лорд обещал не выходить из номера, но, не в силах найти себе места, решил спуститься в бар на первом этаже и что-нибудь выпить.

Как обычно, в конце коридора за столом из ДСП сидела пожилая женщина — пройти к лифтам можно было только мимо нее. Это была дежурная по этажу, еще один пережиток советских времен, когда на каждом этаже всех гостиниц постоянно дежурил сотрудник КГБ, наблюдая за постояльцами-иностранцами. Теперь же дежурные лишь присматривали за порядком.

— Уходите, мистер Лорд?

— Да нет, только спущусь в бар.

— Как сегодня прошло заседание комиссии?

Лорд не скрывал, что работает в Царской комиссии, и постоянно носил на лацкане пиджака удостоверение.

Он кивнул.

— И эти люди найдут нам нового царя?

— А вы этого хотите?

— Очень. Страна должна вернуться к своим корням. Вот в чем наша проблема.

Лорду стало любопытно.

— Мы огромная страна, но слишком легко забываем прошлое. И царь, Романов, вернет нас назад к нашим корням.

В голосе женщины прозвучала гордость.

— А если избранник не будет Романовым?

— Тогда ничего не получится, — решительно заявила дежурная. — Так и передайте, чтобы никто даже не думал об этом. Народ хочет Романова. Ближайшего родственника Николая Второго.

Они еще немного поговорили, и Лорд пообещал женщине донести ее пожелание до членов комиссии.

Внизу Лорд направился к тому же фойе, где они с Хейесом укрывались вчера после перестрелки. Проходя мимо ресторана, он увидел знакомое лицо. Это был пожилой профессор из государственного архива, в компании троих мужчин.

— Добрый вечер, профессор Пашенко, — поздоровался по-русски Лорд.

— О, господин Лорд! Какое совпадение! Вы пришли сюда поужинать?

— Я остановился в этой гостинице.

— А я здесь с друзьями. Мы часто тут ужинаем. Ресторан у них неплохой.

Пашенко представил спутников.

Они обменялись парой фраз, и Лорд собрался уходить.

— Было очень приятно еще раз встретиться с вами, профессор. Я хочу что-нибудь выпить перед сном.

— Вы позволите присоединиться к вам? — спросил Пашенко. — Мне так понравилась наша предыдущая беседа.

Поколебавшись мгновение, Лорд сказал:

— Как вам угодно. Мне будет приятно ваше общество.

Попрощавшись со своими друзьями, Пашенко прошел следом за Лордом в фойе. В полумраке звучала приятная легкая фортепьянная музыка. Почти все столики были свободны. Лорд и Пашенко сели, и Лорд попросил официанта принести графин водки.

— Вчера вы исчезли так быстро, — сказал он.

— Я видел, что вы очень заняты. А я и так отнял у вас время.

Официант принес водку и рюмки, и, прежде чем Лорд успел достать деньги, его гость учтиво расплатился. Лорд снова вспомнил слова дежурной по этажу.

— Профессор, вы позволите задать вам один вопрос?

— Конечно.

— Если комиссия изберет человека, не имеющего отношения к дому Романовых, какие это будет иметь последствия?

Пашенко налил водки в рюмки.

— Это будет большой ошибкой. Перед революцией трон принадлежал Романовым.

— Но ведь кое-кто возразит, что Николай отказался от трона, когда отрекся в марте семнадцатого года.

— Под дулом пистолета, — грустно усмехнулся Пашенко. — Вряд ли кто-нибудь станет всерьез утверждать, что царь по своей воле оставил престол.

— У кого, на ваш взгляд, наилучшие шансы?

Русский профессор поднял брови.

— Вопрос непростой. Вы знакомы с российским законом о престолонаследии?

Лорд кивнул.

— Этот закон принял император Павел Первый в тысяча семьсот девяносто седьмом году. В нем были установлены пять требований. Кандидат должен быть мужчиной, если только есть претенденты мужского пола. Он должен быть православным. Его мать и жена должны быть православными. Сочетаться браком он должен только с женщиной равного положения из правящей династии. И жениться он может только с позволения правящего царя. Если не выполняется хотя бы одно из требований, кандидат выбывает из гонки.

— Вижу, вы действительно хорошо знаете нашу историю, — с улыбкой сказал Пашенко. — А что насчет разводов?

— Русские никогда не придавали этому особого значения. Члены царской семьи то и дело женились на разведенных женщинах. Я всегда находил это очень любопытным. Чуть ли не фанатичная приверженность православной доктрине — и в то же время сугубо практичный подход в интересах политики.

— Не факт, что Царская комиссия будет строго следовать закону о престолонаследии.

— А я полагаю, комиссия обязана его соблюдать. Закон никто не отменял, если не считать большевистского декрета, который уже не имеет силы.

Пашенко склонил голову набок.

— Но разве эти пять требований не отсеивают сразу всех кандидатов?

Этот момент Лорд неоднократно обсуждал с Хейесом. Русский профессор был прав — закон о престолонаследовании создавал определенные проблемы. Те немногие Романовы, кто остался в живых после революции, разделились на пять враждующих кланов, лишь два из которых, Михайловичи и Владимировичи, обладали достаточно прочными генетическими связями, чтобы претендовать на трон.

— Тут возникает дилемма, — продолжал профессор. — Мы имеем дело с необычной ситуацией. Была уничтожена полностью вся правящая семья. Понятно, почему с вопросом о престолонаследии возникают трудности. Комиссии предстоит распутать этот клубок и выбрать царя, которого примет народ.

— Меня очень беспокоит этот процесс. Бакланов утверждает, что среди Владимировичей есть несколько предателей. И он намерен представить доказательства этого, если только кто-то из Владимировичей окажется в числе претендентов.

— И вас это тревожит?

— Очень.

— Вы нашли нечто такое, что может поставить под угрозу притязания Бакланова?

— Ничего такого, что напрямую связано с ним, — покачал головой Лорд. — Бакланов принадлежит к клану Михайловичей, самых близких по крови Николаю Второму. Его бабушкой была Ксения, родная сестра Николая. Она бежала из России в Данию в семнадцатом году, после прихода большевиков к власти. Все семеро ее детей выросли на Западе и впоследствии перестали поддерживать между собой отношения. Родители Бакланова жили в Германии и Франции. Он учился в лучших школах, но не считался прямым наследником до преждевременной смерти своих двоюродных братьев. Теперь Бакланов — старший наследник мужского пола. Пока что я не нашел ничего такого, что могло бы ему повредить.

«Если только не считать того, — подумал он, — что, возможно, где-то живет прямой потомок Николая и Александры».

Однако это предположение было слишком фантастическим, чтобы задерживать на нем внимание.

По крайней мере, так все представлялось до вчерашнего дня.

Пашенко поднял рюмку.

— Я знаком с Баклановым. Единственная загвоздка — это его жена. Она православная, в ее жилах есть капля царской крови. Но разумеется, она не член правящего дома. Хотя чего еще можно было ожидать? Монарших семей осталось так мало. Разумеется, Владимировичи будут настаивать, что это веское основание для отвода Бакланова, но, на мой взгляд, комиссии придется закрыть глаза на это требование. Боюсь, ни один претендент не будет ему удовлетворять. И уж точно никто из живущих ныне потомков не может сказать, что женился с разрешения царя, поскольку никакого царя нет вот уже несколько десятилетий.

Лорд и сам пришел к такому заключению.

— Не думаю, что российский народ придаст значение тому, при каких обстоятельствах женился будущий царь, — продолжал Пашенко. — Гораздо важнее, что царь и царица будут делать, взойдя на престол. Ныне живущие Романовы очень мелочны. Они постоянно грызутся между собой. Вот этого никто не потерпит, особенно если склоки будут прилюдными, перед членами комиссии.

Вспомнив записку Ленина и письмо Александры Федоровны, Лорд решил выяснить, что известно Пашенко.

— Вы не задумывались над тем, что я показал вам вчера в архиве?

Пожилой профессор усмехнулся.

— Понимаю ваше беспокойство. А что, если в живых остался прямой потомок Николая Второго? Это сведет на нет претензии всех остальных Романовых. Господин Лорд, вы верите, что кому-то удалось выжить после екатеринбургской бойни?

— Я сам не знаю, чему верить. Но если отчеты о расстреле царской семьи верны, в живых не осталось никого. Однако Ленин, похоже, сомневался в достоверности этих отчетов. Я хочу сказать, Юровский ни за что бы не признался Москве, что у него пропали два трупа.

— Согласен. Хотя существуют неопровержимые доказательства, что на самом деле все произошло именно так. Останки Алексея и Анастасии бесследно исчезли.

Лорд вспомнил, что в семьдесят девятом году бывший геолог Александр Авдонин и советский кинорежиссер Гелий Рябов обнаружили место, где Юровский и его подручные захоронили трупы убитых членов царской семьи. Они потратили несколько месяцев, беседуя с родственниками охранников и членов Уральского совета, исследуя засекреченные документы. Нашелся даже написанный от руки рапорт самого Юровского — его передал им старший сын главного палача. Так заполнились многие пробелы; в рапорте подробно описывалось, где были спрятаны тела. Но тогдашний политический климат Советского Союза нагнетал страх на тех, кто знал о рапорте Юровского, и о том, чтобы предать этот документ гласности, даже речи не шло, не говоря уж о поисках захоронения. И только в девяносто первом году, после падения коммунистического режима, Авдонин и Рябов эксгумировали тела. Впоследствии они были однозначно идентифицированы с помощью анализа ДНК. Пашенко был прав. В братской могиле обнаружили всего девять тел. Хотя искали очень тщательно, останков двух младших детей Николая II так и не нашли.

— Возможно, они просто были захоронены в другом месте, — заметил Пашенко.

— Но что подразумевал Ленин, когда писал, что отчеты о событиях в Екатеринбурге неточны?

— Трудно сказать. Ленин был очень сложной натурой. Нет сомнений, что он единолично отдал распоряжение расстрелять царскую семью. Документы четко свидетельствуют, что приказ пришел из Москвы и был одобрен Лениным. Меньше всего ему было нужно, чтобы белая армия освободила царя. Белые не были монархистами, однако освобождение царской семьи, вероятно, стало бы началом конца большевистской революции.

— Как вы думаете, что имел в виду Ленин, написав, что информация, связанная с Феликсом Юсуповым, опровергает лживые донесения из Екатеринбурга?

— А вот это уже интересно. Я много думал над этим и над рассказом Александры Федоровны о том, что ей наговорил Распутин. Это свежая информация, господин Лорд. Я считал себя весьма осведомленным в истории царизма, но мне не приходилось встречать документов, связывающих Юсупова и царскую семью после восемнадцатого года.

Русский профессор снова налил себе водки.

— Юсупов убил Распутина. Многие считают, что это убийство ускорило падение монархии. Николай и Александра Федоровна возненавидели Юсупова за то, что он сделал.

— Что только добавляет таинственности. Почему царская семья поддерживала с Юсуповым какие бы то ни было отношения?

— Насколько я помню, большинство великих князей восторженно приветствовали убийство старца.

— Совершенно верно. И в этом заключался самый большой вред, причиненный Распутиным. Он расколол семью Романовых. Николай и его супруга остались вдвоем против всех.

— Распутин до сих пор большая загадка. Сибирский крестьянин, имевший прямое влияние на российского императора. Шарлатан, добившийся наивысшей власти.

— Немало исследователей оспаривают, что Распутин был шарлатаном. Многие его пророчества сбылись. В частности, он предсказал, что цесаревич не умрет от гемофилии, — так это и случилось. Распутин предсказал, что императрица Александра Федоровна побывает на его родине в Сибири, и она там побывала, по пути в Тобольск в качестве пленницы. Распутин сказал, что, если его убьет член царской семьи, Николай и его семья не проживут и двух лет. Юсупов женился на племяннице Николая, убил старца в декабре шестнадцатого года, а через девятнадцать месяцев вся семья Романовых была зверски убита. Неплохо для шарлатана.

Лорда не интересовали так называемые «святые», якобы имеющие прямую связь с Богом. Его отец называл себя таким. Люди тысячами стекались к нему, чтобы услышать, как он выкрикивает «слово Господа», и увидеть, как он исцеляет больных. Разумеется, все это начисто забывалось всего через несколько часов, когда к Гроверу Лорду приходила какая-нибудь хористка. Майлз много читал о Распутине, который тоже именно так соблазнял женщин.

Прогнав мысли об отце, Лорд сказал:

— Так и не доказано, что хотя бы одно пророчество Распутина было зафиксировано при его жизни. Большинство из них представила впоследствии его дочь, которая, похоже, считала, что ей предназначено судьбой обелить образ своего отца. Я читал ее книгу.

— Возможно, так и было. До сегодняшнего дня.

— Что вы хотите сказать?

— В своем письме Александра Федоровна пишет о том, что вся царская семья умрет в течение ближайших двух лет. На листе стоит дата, написанная ее собственной рукой: двадцать восьмого октября тысяча девятьсот шестнадцатого года. То есть это случилось за два месяца до убийства Распутина. По-видимому, он что-то сказал императрице, и это было какое-то пророчество. И она его запомнила. Так что в вашем распоряжении, господин Лорд, документ, имеющий огромную историческую ценность.

Лорд не задумывался об истинных масштабах своего открытия, однако русский профессор был прав.

— Вы собираетесь в Санкт-Петербург? — спросил Пашенко.

— Раньше я об этом не думал. Но теперь, полагаю, надо обязательно туда съездить.

— Правильное решение. У вас хорошие рекомендации, они помогут вам получить доступ к той части архивов, которую не видел никто. Быть может, там вас ждут новые находки, тем более теперь вы знаете, что искать.

— В том-то все и дело, профессор. Я понятия не имею, что именно ищу.

Русского ученого его признание нисколько не смутило.

— Не беспокойтесь. У меня такое чувство, что у вас все получится лучше некуда.

 

ГЛАВА 13

Санкт-Петербург

Четверг, 14 октября

12 часов 30 минут

Лорд устроился в архиве на четвертом этаже здания послереволюционной постройки. Окна выходили на оживленный Невский проспект. Ему с трудом удалось заказать два места на рейс «Аэрофлота», вылетающий из Москвы в девять часов. Хотя полет прошел гладко, Лорд всю дорогу нервничал: сокращение бюджетного финансирования и нехватка подготовленных кадров плохо сказались на безопасности главного российского авиаперевозчика. Однако Лорд очень торопился, и у него не было времени ехать на машине или трястись восемьсот миль туда и обратно на поезде.

Илья Звонарев ждал в фойе «Метрополя» в семь утра, как и обещал, готовый целый день повсюду сопровождать своего патрона. Русский удивился, когда Лорд велел ехать в аэропорт, и захотел связаться с Тейлором Хейесом, чтобы получить у него инструкции. Но Лорд сказал, что Хейес уехал из города и не оставил телефон. К сожалению, мест на обратный вечерний авиарейс не было, и Лорду пришлось взять два билета на ночной поезд из Санкт-Петербурга в Москву.

В Москве не ощущалось ничего романтического из-за грязи и незамысловатой архитектуры, а Петербург представлял собой сказочный город дворцов в стиле барокко, величественных соборов и каналов. В то время как вся страна спала под покрывалом скучной серой безликости, здесь глаз радовали розовый гранит, ярко-желтые и зеленые оштукатуренные фасады зданий. Лорд вспомнил слова русского писателя Николая Гоголя, сказавшего про город так: «Здесь все дышит обманом». И в прошлом, и сейчас город занимался исключительно самим собой. Возводившийся по генеральному плану преимущественно итальянскими зодчими, Петербург обладал ярко выраженным европейским стилем. Город был столицей до семнадцатого года, когда к власти пришли большевики, и сейчас шли серьезные дебаты о том, чтобы после коронации нового царя снова перенести центр власти сюда.

Дорога из аэропорта, расположенного к югу от города с населением пять миллионов, оказалась на удивление свободной для утра рабочего дня. Документы Лорда сперва вызвали вопросы, но звонок в Москву подтвердил его полномочия, и он получил доступ ко всему архиву, в том числе к закрытым документам.

В петербургском хранилище, хотя и относительно небольшом, содержалась целая сокровищница подлинных бумаг, написанных рукой Николая II, его жены и Ленина. И, как и говорил Семен Пашенко, здесь хранились дневники и вся переписка царя и царицы, вывезенные из Царского Села и Екатеринбурга после убийства царской семьи.

Со страниц вставали образы двух людей, горячо любящих друг друга. Александра Федоровна писала с вдохновением поэта-романтика, обильно украшая письма выражением страсти. Лорд провел два часа, перебирая коробки с ее перепиской, но лишь получил представление о том, как излагала свои мысли эта сложная и глубокая женщина, и не нашел ничего, заслуживающего внимания.

Уже ближе к вечеру он наткнулся на собрание дневников за 1916 год. Переплетенные тетради лежали в покрытой плесенью картонной коробке, подписанной «Н и А». Лорд не переставал поражаться, как русские хранят документы. Они так старательно создают архивы, но так беспечно относятся к их сохранению. Дневники были уложены в хронологическом порядке, надписи на матерчатых обложках указывали, что эти тетради — подарок дочерей русской императрицы. На некоторых была вышита свастика. Видеть это изображение было несколько странно, но Лорд знал, что этот древний знак благополучия существовал задолго до Гитлера и Александра Федоровна частенько его использовала.

Пролистав несколько тетрадей, Лорд не нашел ничего, кроме обычного пустословия влюбленных. Он дошел до двух пачек писем. Достав из чемоданчика ксерокопию письма Александры Федоровны супругу от 28 октября 1916 года, Лорд сравнил ее с другими письмами и пришел к выводу, что почерк и легкомысленные узоры из цветов и листьев по краям бумаги полностью совпадают.

Но почему то единственное письмо хранилось отдельно, в закрытом архиве в Москве?

В конце концов Лорд решил, что это всего лишь дополнительное свидетельство изъятия из истории всего, связанного с царизмом, предпринятого Советами. А может быть, просто мания преследования. Но чем так выделялось это письмо, что его держали в запечатанном мешочке с указанием не вскрывать в течение двадцати пяти лет? Со всей определенностью можно сказать только одно. Семен Пашенко прав. Несомненно, к нему в руки попал важный исторический документ.

Оставшуюся часть дня Лорд провел, просматривая заново все, что удалось найти о Ленине. На мужчину он впервые обратил внимание часов около четырех. Невысокий и худой, с беспокойными водянистыми глазами, в мешковатом бежевом костюме. Лорд отметил, что взгляд незнакомца почему-то подолгу задерживается на нем. Но Звонарев сидел рядом, начеку, и Лорд списал свои подозрения на паранойю и посоветовал себе успокоиться.

Наконец в пять часов вечера Лорд обнаружил кое-что любопытное, и снова этот документ был написан рукой Ленина. В нем не было ничего особенного, но внимание Лорда привлекла фамилия Юсупова, и он тотчас же сопоставил текст с московской запиской.

«Феликс Юсупов живет на улице Гутенберга неподалеку от Булонского леса. Он общается со многими русскими дворянами, наводнившими Париж. Глупцы полагают, что революция умрет и они скоро вернут свое богатство и положение в обществе. Мне сказали, что одна вдовствующая княгиня держит наготове собранный чемодан, уверенная, что вот-вот можно будет возвращаться домой. Мои агенты сообщают, что Юсупов ведет переписку с Николаем Максимовым. Они обменялись по крайней мере тремя письмами. Это весьма тревожно. Теперь я понимаю, какую ошибку мы совершили, доверив выполнение казни Уральскому совету. Развитие событий внушает все большее беспокойство. Мы арестовали женщину, выдающую себя за Анастасию. Она попала в поле нашего зрения благодаря письмам, которыми она донимала короля Георга V, умоляя помочь ей бежать. Уральский комитет докладывает, что двух царских дочерей прячут в глухой деревне. Их опознали как Марию и Анастасию. Я отправил своих людей проверить это. Еще одна женщина появилась в Берлине и тоже решительно утверждает, что она и есть Анастасия. Осведомители докладывают, что она поразительно похожа на царскую дочь.

Все это очень тревожно. Если бы не опасения относительно того, что в действительности произошло в Екатеринбурге, я бы отмахнулся от этих сообщений как от полной чепухи. Но я боюсь, что нет дыма без огня. Нам следовало бы убить Юсупова вместе с прочими дворянами. Этот надменный осел находится в центре чего-то важного. Он открыто ненавидит нашу власть. В жилах его жены течет кровь Романовых, и кое-кто поговаривает о том, чтобы реставрировать монархию, возведя его на престол. Это глупые грезы глупцов. Россия навсегда потеряна для них, и они должны прекрасно это сознавать».

Лорд дочитал страницу до конца, но Феликс Юсупов больше не упоминался. Несомненно, Ленина беспокоило, что Юровский представил искаженный доклад о случившемся.

Сколько человек было убито в подвале, одиннадцать или только девять?

А может быть, восемь?

Кто знает?

Лорд подумал о многочисленных претендентах на российский престол, появившихся к двадцатому году. Ленин упоминал о некой женщине из Берлина. Оставшаяся в истории как Анна Андерсон, она была наиболее известна. Ее жизни посвящали фильмы и книги; на протяжении десятилетий она купалась в славе.

До самой смерти, случившейся в восемьдесят четвертом году, она продолжала выдавать себя за младшую дочь царя. Но посмертный анализ ДНК однозначно показал, что Андерсон не имела отношения к семье Романовых.

В двадцатые годы в Европе ходили правдоподобные рассказы о том, что Александра Федоровна с дочерьми не были убиты в Екатеринбурге: женщин переправили в другое место незадолго перед тем, как расстреляли Николая и Алексея. Их якобы содержали в Перми, небольшом провинциальном городке неподалеку от Екатеринбурга. Лорд вспомнил книгу, «Досье на царя», в которой старательно доказывалось это предположение. Но открытые позже документы, к которым не имели доступа авторы книги, не говоря про обнаружение останков царской семьи, свидетельствовали, что Александра Федоровна и по крайней мере три ее дочери погибли в Екатеринбурге.

Все очень запутанно и противоречиво, отличить правду от вымысла не представлялось возможным. Лорд был полностью согласен с Черчиллем. «Россия — это загадка, упакованная в тайну, спрятанную в непостижимость». Лорд достал из чемоданчика копию другого документа из московского архива. Документ был прикреплен к записке, написанной размашистым ленинским почерком. Лорд не показывал его ни Хейесу, ни Семену Пашенко, потому что он не представлял ценности. До недавнего времени.

Это была перепечатанная на машинке выдержка из показаний екатеринбургского охранника. Бумага датирована октябрем восемнадцатого года, то есть через три месяца после убийства семьи Романовых.

«Сам царь заметно постарел, борода начала седеть. Он постоянно носил солдатскую гимнастерку, подпоясанную офицерским ремнем с пряжкой. Глаза у него были добрые, и у меня сложилось впечатление, что это простой, открытый, разговорчивый человек. Иногда мне казалось, что царь хочет заговорить со мной. Царица была нисколько на него не похожа. Она держалась строго и надменно. Мы, охранники, много говорили о пленниках и сходились в том, что царица выглядела именно так, как и должна выглядеть настоящая царица. Она казалась старше царя. У нее на висках были отчетливо видны седые пряди, на лице морщины. Достаточно мне было прослужить в охране совсем немного, и от моего плохого отношения к царю не осталось и следа. Повстречавшись с царской семьей всего несколько раз, я стал относиться к ней совсем по-другому. Я начал их жалеть. Жалеть по-человечески. Мне хотелось, чтобы их страдания поскорее закончились. Но я предчувствовал, какой будет развязка. Разговоры о судьбе пленников не оставляли сомнений. Юровский дал ясно понять, какая перед нами стояла задача. Вскоре мне пришла мысль, что нужно устроить побег».

На что он наткнулся? И почему никто не обнаружил этот документ раньше? Лорд повторял себе, что доступ к архивам открыли всего несколько лет назад. Большинство исследователей до сих пор не имели возможности ознакомиться с закрытыми бумагами, и при полном хаосе, царящем в российских архивах, чтобы что-нибудь найти, требовалось большое везение.

Лорд понял, что нужно срочно вернуться в Москву и доложить о последних результатах Тейлору Хейесу. Не исключено, претензии Степана Бакланова будут оспорены. Возможно, где-то есть претендент, имеющий более близкое кровное родство с Николаем II. Журналисты, любители сенсаций, и авторы художественных книг давно провозгласили существование такого претендента. Одна киностудия даже представила миллионам детей полнометражный мультфильм, повествующий о судьбе чудом оставшейся в живых Анастасии. Но как и в случаях с Элвисом Пресли и Джимми Хоффой, все это основывалось на голых предположениях и было лишено убедительных доказательств.

Впрочем, так ли это?

Тейлор Хейес положил трубку, с трудом сдерживая ярость. Он отправился из Москвы в «Зеленую поляну» не только по делам, но и отдохнуть. Хейес оставил Лорду записку, где сообщил, что ему пришлось срочно уехать из города, и велел продолжать работу, пообещав связаться с помощником ближе к вечеру. Он сознательно не упомянул, как поддерживать с ним связь. Но Илья Звонарев получил приказ бдительно присматривать за Лордом и обо всем докладывать.

— Это был Звонарев, — сказал Хейес. — Лорд провел целый день в Петербурге, в архивах.

— Вы об этом ничего не знали? — спросил Ленин.

— Понятия не имел. Я полагал, Лорд работает в Москве. Звонарев сказал, рано утром Лорд попросил отвезти его в аэропорт. Сегодня ночью они возвращаются в Москву на «Красной стреле».

Хрущев заметно встревожился. Хейес отметил, что для него это было чем-то из ряда вон выходящим. Из пяти членов «тайной канцелярии» представитель государственных структур неизменно оставался самым спокойным, никогда не повышал голос. Он очень осторожно обращался с водкой, вероятно считая, что трезвость даст ему дополнительные преимущества.

Степан Бакланов покинул «Зеленую поляну» еще вчера, перебрался на другую дачу, неподалеку, где ему предстояло оставаться до первого появления перед комиссией, то есть два дня. Времени уже было семь вечера, и Хейес собирался возвращаться в Москву, когда ему позвонили из Петербурга.

— Звонареву удалось ускользнуть на минуту во время обеда, и он позвонил своим боссам, — объяснил Хейес. — Они направили его сюда. Звонарев еще сказал, что вчера Лорд разговаривал в московском архиве с одним человеком. Его зовут Семен Пашенко. Сегодня утром швейцар гостиницы сообщил Звонареву, что вчера вечером Лорд сидел в фойе вместе с человеком, подходящим под описание Пашенко.

— И это описание?.. — спросил Хрущев.

— Лет шестьдесят — шестьдесят с небольшим. Худой. Светло-голубые глаза. Лысина. Щетина на щеках и подбородке.

От Хейеса не укрылся взгляд, которым обменялись Ленин и Хрущев. Всю неделю его не покидало ощущение, что они чего-то недоговаривают, и такое положение дел нравилось ему все меньше и меньше.

— Кто это такой? Поскольку, очевидно, вы его знаете.

— Этот человек означает для нас серьезные неприятности, — сказал Ленин.

— Это я и сам догадался. Как насчет подробностей?

— Вам когда-нибудь приходилось слышать о «священном отряде»?

Хейес покачал головой.

— В девятнадцатом веке брат царя Александра Второго собрал группу людей под этим названием. В то время очень сильно опасались покушений на царя. Александр освободил крепостных, чем вызвал недовольство аристократии. Вначале этот «священный отряд» не представлял из себя ничего серьезного. Кучка дворян, поклявшихся защищать жизнь царя. В действительности они не могли защитить даже самих себя, и в конце концов Александр Второй погиб от взрыва бомбы, брошенной террористом. Семен Пашенко возглавляет группу тех, кого ни в коем случае нельзя назвать дилетантами. Его «священный отряд» был образован где-то в двадцатые годы прошлого столетия, насколько нам удалось определить, и существует по сей день.

— То есть после убийства Николая Второго и его семьи, — заметил Хейес. — Тогда уже не было царя, которого следовало защищать.

— В том-то вся проблема, — сказал Ленин. — На протяжении десятилетий упорно ходили слухи, что детям Николая удалось остаться в живых в той бойне.

— Вздор, — презрительно произнес Хейес. — Я читал обо всех претендентах. Мошенники, все до одного.

— Возможно. Однако «священный отряд» продолжает существовать.

— Имеет ли это какое-то отношение к тому, что Лорд обнаружил в архивах?

— Имеет, и самое непосредственное, — сказал Ленин. — И вот теперь этот Пашенко несколько раз пытался установить контакт. С Лордом надо разобраться немедленно.

— Новое покушение?

— Разумеется. И сегодня же.

Хейес решил не спорить.

— Как мне доставить в Петербург людей до полуночи?

— Мы организуем самолет.

— Не хотите объяснить, чем вызвана подобная спешка?

— Если честно, — сказал Хрущев, — подробности не важны. Достаточно сказать, что под угрозу поставлено все, над чем мы так долго трудились. Этот Лорд определенно вольнодумец. Вы не в силах его контролировать. Рисковать больше нельзя. Воспользуйтесь номером телефона, который мы вам дали, и отправьте людей. Нельзя допустить, чтобы черномазый вернулся в Москву живым.

 

ГЛАВА 14

Санкт-Петербург

23 часа 30 минут

Лорд и его телохранитель приехали на железнодорожный вокзал. По бетонным платформам спешили люди в теплых пальто с меховыми воротниками. В руках они тащили объемистые чемоданы и большие сумки. Никто не обращал на Лорда внимания. И если не считать мужчину из архива, который, как ему показалось, за ним следил, за весь день у него больше ни разу не возникало ощущения опасности.

Вместе со Звонаревым они насладились неспешным ужином в гранд-отеле «Европа», а остаток вечера провели в фойе, слушая струнный квартет. Лорд хотел прогуляться по Невскому проспекту, но Звонарев отнесся без восторга к предложению ходить по ночным улицам. Поэтому они остались в гостинице, откуда поехали на такси прямо на вокзал, как раз чтобы успеть на поезд.

К вечеру похолодало, на площади Восстания было оживленное движение. Лорд попытался представить кровавые столкновения полиции и демонстрантов, с которых в семнадцатом году началась революция. Ожесточенные бои продолжались два дня.

Здание вокзала представляло собой еще одно творение сталинской эпохи: монументальный зеленый с белым фасад, больше подходящий дворцу. Рядом вовсю кипело строительство вокзала новой скоростной магистрали до Москвы. Многомиллиардный проект был разработан архитектурной фирмой из Иллинойса, действующей от имени британской строительной корпорации, и главный архитектор присутствовал вчера на брифинге в «Метрополе», по понятным причинам остро переживая за свое будущее.

Лорд забронировал два места в спальном вагоне первого класса. Он несколько раз ездил на «Красной стреле» и помнил то время, когда постельное белье и матрасы были грязными, а в купе невозможно было зайти без содрогания. С тех пор все заметно изменилось, и фирменный поезд теперь считался одним из лучших в Европе.

Состав отошел от перрона точно по расписанию в 23.55, чтобы прибыть в Москву завтра утром в 7.55. Четыреста пять миль за восемь часов.

— Мне что-то совсем не хочется спать, — сказал Лорд Звонареву. — Схожу в вагон-ресторан, что-нибудь выпью. Если хотите, можете подождать здесь.

Звонарев сказал, что немного вздремнет. Лорд прошел через два купейных вагона по узкому проходу, где с трудом могли разойтись двое. Повсюду резал глаза едкий дым от самоваров, топившихся углем, которые имелись в конце каждого вагона. Вагон-ресторан был оборудован удобными кожаными креслами и отделан дубом. Лорд устроился за столиком у окна, глядя на мелькающий в темноте пейзаж.

Он заказал пепси-колу, поскольку его желудок был сегодня не настроен на водку, и, открыв чемоданчик, начал просматривать свои заметки. Лорд был убежден, что наткнулся на что-то важное, и гадал, какие последствия это будет иметь для притязаний Степана Бакланова.

Ставки были очень высоки — как для самой России, так и для корпораций, чьи интересы представляла фирма «Придген и Вудворт». Лорду не хотелось, чтобы его действия разрушили их будущее — а заодно и его карьеру.

Но ему было не отделаться от гложущих его сомнений.

Лорд протер глаза. Проклятие, как же он устал. Ему было не привыкать засиживаться допоздна, но все же напряжение последних недель начинало давить на него.

Устроившись поудобнее в мягком кожаном кресле, Лорд отпил глоток пепси. На юридическом факультете университета ничего подобного не давали. И двенадцать лет работы в фирме тоже не подготовили его к этому. Юристы такой квалификации должны работать в кабинете, библиотеке, зале суда и думать только о том, как выставить достаточно весомый счет, чтобы вознаградить свои усилия, и как добиться признания старших партнеров вроде Тейлора Хейеса — тех, от кого в конечном счете зависит будущее.

Тех, на кого хотелось произвести впечатление.

Как это было с его отцом.

В памяти сохранился отчетливый образ Гровера Лорда, лежащего в открытом гробу; рот, громовым голосом изрекавший слово Господне, был запечатан смертью, губы и лицо посерели. Его одели в лучший костюм, завязали галстук в горошек, который всегда очень нравился преподобному. Золотые запонки исчезли вместе с часами. Тогда Лорд подумал, что этих драгоценностей хватило бы оплатить солидную часть стоимости его обучения. Чуть ли не с тысячу верующих собралось на похороны. Люди плакали, иные падали в обморок, пели. Мать хотела, чтобы Майлз произнес речь. Но что он мог сказать? Не объявлять же покойного шарлатаном, лицемером, отвратительным отцом. Поэтому Майлз отказался взять слово, и мать так и не простила его за это. Даже сейчас их отношения оставались прохладными. Она была миссис Гровер Лорд и гордилась этим.

Лорд снова протер глаза, борясь с одолевающей дремой.

Он прошелся взглядом по длинному вагону-ресторану, по лицам пассажиров, заглянувших сюда в столь поздний час. Его внимание привлек один мужчина. Молодой, светловолосый, крепкого телосложения. Он сидел за столиком в одиночестве, нянча стакан, и от его присутствия у Лорда по спине пробежал леденящий холод. Исходит ли от этого человека опасность? Этот вопрос тотчас же получил ответ, когда в вагоне появилась молодая женщина с маленьким ребенком. Они подсели к светловолосому мужчине и о чем-то оживленно заговорили.

Лорд мысленно приказал себе успокоиться.

Но тут он заметил в дальнем конце вагона мужчину, потягивающего пиво. Осунувшееся лицо, тонкие губы, беспокойные водянистые глаза.

Человек из архива, по-прежнему одетый в тот же самый мешковатый бежевый костюм.

Лорда охватила тревога.

Для случайного совпадения это уже чересчур.

Нужно было вернуться к Звонареву, но он не хотел, чтобы его волнение бросилось в глаза. Поэтому Лорд допил пепси, медленно закрыл чемоданчик. Встал, бросил на стол несколько рублей. Он надеялся, что его движения говорят о полном спокойствии. Но по пути к выходу он увидел сквозь стекло двери, что мужчина в бежевом костюме последовал за ним.

Лорд выскочил в тамбур и захлопнул дверь за собой. Быстро шагнув в соседний вагон, он заметил, что мужчина торопится следом.

Проклятие.

Лорд поспешно прошел по составу и оказался в своем вагоне. Быстрый взгляд назад в сторону тамбура — мужчина в бежевом костюме продолжал его преследовать.

Лорд открыл купе.

Звонарева там не было.

Лорд рывком задвинул дверь. Возможно, телохранитель вышел в туалет. Пробежав до конца вагона по узкому проходу, Лорд завернул за небольшой выступ коридора. Дверь в туалет была закрыта, но надпись на ручке показывала «СВОБОДНО». Лорд открыл.

Пусто.

Черт побери, куда пропал Звонарев?

Лорд шагнул в туалет, но перед этим приоткрыл дверь в тамбур, изображая, будто кто-то прошел в соседний вагон. Он закрыл за собой дверь туалета, но не стал поворачивать замок, чтобы снаружи не появилась надпись «ЗАНЯТО».

Лорд прижался к холодной поверхности из нержавеющей стали, учащенно дыша. У него бешено колотилось сердце. Послышались торопливые шаги, и Лорд напрягся, готовый использовать чемоданчик в качестве оружия. В коридоре с глухим скрипом открылась дверь в тамбур.

Еще через мгновение она закрылась.

Лорд подождал еще целую минуту.

Ничего не услышав, он чуть приоткрыл дверь туалета. В коридоре никого не было. Захлопнув дверь, Лорд заперся. Второй раз за два дня он бежал, спасая свою жизнь. Положив чемоданчик на унитаз, он первым делом водой из-под крана смыл с лица пот. На раковине стоял баллончик с дезинфицирующим средством. Лорд брызнул на ладони, вымыл руки и лицо, следя за тем, чтобы не проглотить воду: табличка по-русски предупреждала, что она не пригодна для питья. Бумажных полотенец не было, и ему пришлось вытирать лицо носовым платком.

Лорд посмотрел в зеркало.

В карих глазах отражалась усталость, угловатое лицо осунулось, волосы отросли. Что происходит? И где Звонарев? Тот еще телохранитель. Лорд прополоскал рот, опять же следя за тем, чтобы не проглотить воду. Да, ирония судьбы. Сверхдержава, черт побери, способная тысячекратно взорвать весь мир, не может обеспечить чистую воду в поезде.

Лорд постарался взять себя в руки. За матовым стеклом проносилась ночь. Мимо промчался встречный состав; вагоны, казалось, громыхали несколько минут.

Сделав глубокий вдох, Лорд схватил чемоданчик и открыл дверь.

Дорогу ему преградил высокий коренастый мужчина с изрытым оспой лицом, с блестящими черными волосами, забранными в хвостик. Лорд посмотрел ему в глаза и тотчас же обратил внимание на низко нависшую правую бровь.

Прищуренный.

В живот вонзился кулак.

Лорд согнулся пополам, дыхание застряло в горле, захлестнула волна тошноты. Сила удара отшвырнула его к стене, и он больно стукнулся головой о стекло. На мгновение перед глазами все померкло.

Лорд обессиленно опустился на унитаз.

Прищуренный вошел в туалет и плотно закрыл за собой дверь.

— Итак, господин Лорд, сейчас мы закончим.

Лорду удалось нащупать ручку чемоданчика, и у него мелькнула мысль выбросить его вперед, однако в тесном помещении это бессмысленно. Постепенно в легкие начал возвращаться воздух. Шок уступил место страху. Безотчетному леденящему ужасу.

У Прищуренного в руке щелкнул раскрывшийся нож.

Шанс у него будет только один.

Взгляд Лорда упал на баллончик с дезинфицирующим средством. Резко подавшись к раковине, он схватил его, направил в лицо нападавшему и надавил на кнопку. Едкий туман брызнул Прищуренному в глаза, и он вскрикнул от боли. Лорд обрушил ему колено в пах. Прищуренного скрутило, нож с грохотом упал на кафельный пол. Обеими руками Лорд что есть силы опустил чемоданчик Прищуренному на затылок. Бандит повалился.

Лорд ударил еще раз. И еще.

Перескочив через обмякшее тело, он распахнул металлическую дверь и выскочил в коридор. Там его ждал Кроманьонец — покатый лоб, косматые волосы, мясистый нос.

— Куда-то торопитесь, господин Лорд?

Лорд лягнул русского в колено мыском ботинка, сбивая с ног. Справа кипел серебристый самовар, полный горячей воды. Рядом стоял наготове стеклянный кувшин — для тех пассажиров, кто захочет выпить чаю. Лорд выплеснул обжигающую жидкость на Кроманьонца.

Тот взвыл от боли.

Лорд выскочил в тамбур. Он слышал, как Прищуренный поднимается на ноги, зовет своего товарища.

Забежав в соседний вагон, Лорд поспешил по тесному проходу. Он молился, чтобы впереди показался проводник. Хоть кто-нибудь. Не выпуская из руки чемоданчик, Лорд перебрался в следующий вагон. В противоположном конце распахнулась дверь, он успел мельком увидеть двух убийц.

Лорд продолжал бежать, затем решил, что это бесполезно. Рано или поздно состав закончится.

Он оглянулся.

Небольшой выступ ненадолго укрыл его. Вдоль прохода тянулись закрытые двери купе. Лорд рассудил, что это тоже спальный вагон. Ему нужно нырнуть в какое-нибудь купе, хотя бы на мгновение, переждать, пока преследователи пробегут мимо. Может быть, потом ему удастся вернуться назад и разыскать Звонарева.

Лорд дернул ручку обшитой панелью двери.

Заперто.

Следующее купе тоже оказалось заперто.

У него в запасе есть еще одна секунда.

Схватив ручку, Лорд оглянулся. В полумраке соседнего вагона виднелись приближающиеся тени. Показалось чье-то плечо, и Лорд дернул дверь.

Она сдвинулась.

Проскользнув в купе, Лорд захлопнул дверь.

— Кто вы такой? — воскликнул по-русски женский голос.

Лорд обернулся. На полке меньше чем в трех шагах от него сидела женщина. Она была миниатюрная, словно фигуристка, со светлыми волосами до плеч. Молочно-белая кожа, задорный вздернутый носик, на лице — забавная смесь мальчишеской дерзости и женственности. В ее голубых глазах не было ни тени страха.

— Не бойтесь, — сказал по-русски Лорд. — Меня зовут Майлз Лорд. У меня большие неприятности.

— Это не объясняет, почему вы ворвались ко мне в купе.

— За мной охотятся.

Встав, женщина шагнула к нему. Она оказалась невысокой, всего по плечо Лорду; на ней были темные джинсы, которые, пожалуй, кроме нее, не смог бы надеть никто. Пиджак с накладными плечами закрывал голубую водолазку. От женщины исходил слабый аромат духов.

— Вы бандит? — спросила она.

Лорд покачал головой.

— Но те, кто за мной охотится, наверное, бандиты. Два дня назад они убили человека, а теперь пытаются убить меня.

— Отойдите в сторону, — приказала женщина.

Лорд протиснулся мимо нее к окну. Женщина спокойно выглянула в проход и закрыла дверь.

— В дальнем конце вагона трое.

— Трое?

— Да. У одного черные волосы, забранные в хвостик. Второй плосколицый, с мясистым лицом, похож на татарина.

Прищуренный и Кроманьонец.

— Третий — накачанный верзила. Бычья шея. Светлые волосы.

Это очень напоминало описание Звонарева.

— Они разговаривают друг с другом?

Женщина кивнула.

— И стучат в двери всех купе подряд. Они идут в нашу сторону.

Судя по всему, от нее не укрылась тревога в глазах Лорда. Она указала на багажный отсек над дверью.

— Залезайте туда и ведите себя тихо.

Углубление было достаточным для двух порядочных чемоданов; человек, свернувшись клубком, поместится там без труда. Запрыгнув на полку, Лорд подтянулся и забрался наверх. Женщина протянула ему чемоданчик. Не успел он устроиться, как раздался стук в дверь.

Женщина открыла.

— Мы ищем негра, в костюме, с чемоданчиком.

Это был голос Звонарева.

— Я таких не видела, — спокойно ответила женщина.

— Не лгите нам, — сказал Кроманьонец резким тоном. — Мы не потерпим обмана. Вы его видели?

— Никаких негров я не видела. Мне не нужны неприятности.

— Ваше лицо мне знакомо, — заговорил Прищуренный.

— Я Акулина Петрова из Московского цирка.

Небольшая пауза.

— Точно. Я видел вас на арене.

— Как это замечательно. А теперь, быть может, вы продолжите свои поиски где-нибудь в другом месте. Мне нужно выспаться. Вечером у меня выступление.

Женщина захлопнула дверь.

Лорд услышал щелчок замка.

И в третий раз за два дня облегченно вздохнул.

Лорд выждал минуту, прежде чем спустился вниз. Его спина была покрыта холодным потом. Женщина, приютившая его, сидела на полке.

— Почему эти люди хотят вас убить? — мягко спросила она.

По-прежнему в ее голосе не было ни тени беспокойства.

— Понятия не имею. Я юрист из Америки, приехал в Россию, чтобы принять участие в работе Царской комиссии. Еще каких-нибудь два дня назад я был уверен, что, за исключением моего босса, никто даже не подозревает о моем существовании.

Лорд уселся на противоположной полке. Адреналин уходил, сменяясь пульсирующим напряжением во всех мышцах. Давала знать о себе усталость. Но оставалась самая главная проблема.

— Один из этих троих, тот, кто говорил с вами первый, он вроде как был моим телохранителем. По-видимому, я знал о нем далеко не все.

Акулина Петрова поморщилась.

— На вашем месте я бы не стала обращаться к нему за помощью. Похоже, они все были заодно.

— В России это обычное явление? — спросил Лорд. — Незнакомые мужчины забираются к вам в купе? Бандиты стучат в дверь? По-моему, вас это нисколько не беспокоит.

— А должно было бы?

— Я этого не говорил. Поверьте, меня вам бояться нечего. Однако в Америке подобная ситуация считалась бы очень опасной.

Петрова пожала плечами.

— На вид в вас нет ничего опасного. На самом деле, когда я вас увидела, я почему-то вспомнила свою бабушку.

Лорд молча ждал объяснений.

— Она росла во времена Хрущева и Брежнева. Американцы засылали в Советский Союз шпионов, чтобы брать образцы почвы и исследовать их на радиоактивность, определяя местонахождение пусковых шахт ракет. Всех советских людей предупреждали об этом, призывали быть бдительными, пугали тем, как опасна встреча с американским шпионом. И вот однажды моя бабушка гуляла в лесу и встретила незнакомого мужчину, собиравшего грибы. Он был одет как простой колхозник, в руках у него была плетеная корзина, с какими обычно ходят за грибами. Нисколько не испугавшись, бабушка подошла к нему и сказала: «Привет, шпион!» Пораженный мужчина уставился на нее, даже не думая отпираться. Он только сказал: «Я прошел такую хорошую подготовку, узнал о России все, что только можно было. Как вы поняли, что я шпион?» «Это очень просто, — ответила бабушка. — Я прожила в здешних краях всю свою жизнь, и вы первый негр, которого я встречаю в этом лесу». То же самое верно и в отношении вас, Майлз Лорд. Вы первый чернокожий, которого я встречаю в этом поезде.

Лорд улыбнулся.

— Похоже, ваша бабушка — натура в высшей степени практическая.

— Была. До тех пор, пока однажды ночью за ней не пришли коммунисты. Каким-то образом семидесятилетняя женщина угрожала империи.

Лорд читал о том, как Сталин во имя Родины загубил двадцать миллионов человек, и генеральные секретари и президенты, пришедшие ему на смену, были ничуть не лучше. Как там писал Ленин? Лучше посадить в тюрьму несколько десятков или сотен невиновных, чем оставить на свободе одного врага власти.

— Мне очень жаль, — сказал Лорд.

— Почему?

— Не знаю. Просто в подобных случаях так говорят. А что вы хотите от меня услышать? Плохо, что ваша бабушка была растерзана сворой фанатиков?

— На самом деле именно так это и было.

— Поэтому вы меня спрятали?

— Я ненавижу государственные органы и мафию, — сказала Петрова. — Это одно и то же.

— Вы считаете, это были бандиты?

— Вне всякого сомнения.

— Мне нужно найти проводника и переговорить с начальником поезда.

Петрова грустно усмехнулась.

— Это было бы верхом глупости. В этой стране продается все. Если эти люди вас ищут, они купили всю поездную бригаду.

Она была права. Российская милиция немногим лучше мафии. Лорд вспомнил следователя Орлегова. Грузный русский не понравился ему с самого начала.

— Ну а вы что предлагаете?

— Не знаю. Это вы юрист, работающий в Царской комиссии. Вы и думайте, как быть.

Только сейчас Лорд заметил на полке сумку с вышитой эмблемой Московского цирка.

— Вы сказали бандитам, что работаете в цирке. Это правда?

— Разумеется.

— И какое ваше амплуа?

— А вы сами попробуйте догадаться. Как по-вашему, чем я могу заниматься?

— С такими миниатюрными размерами из вас получилась бы идеальная акробатка.

Лорд внимательно посмотрел на ноги Петровой в черных кроссовках.

— Нога у вас маленькая, компактная. Готов поспорить, с длинными пальцами. Руки короткие, но мускулистые. Я бы сказал, вы воздушная гимнастка, эквилибристка.

— Попали в самую точку, — улыбнулась Петрова. — Вы видели, как я выступаю?

— Я давно не бывал в цирке.

Лорд прикинул ее возраст. Пожалуй, лет тридцать — тридцать с небольшим.

— Откуда вы так хорошо владеете русским? — спросила она.

— Учу уже много лет.

Его мысли вернулись к более насущным проблемам.

— Мне нужно уйти отсюда, оставить вас. Вы и так сделали для меня больше, чем я смел бы попросить.

— И куда вы пойдете?

— Найду где-нибудь свободное купе. А утром попытаюсь незаметно сойти с поезда.

— Не говорите глупости. Эти люди будут прочесывать состав всю ночь. Единственное безопасное место здесь.

Сбросив сумку на пол, Петрова вытянулась на своей полке. Потом подняла руку и выключила ночник над головой.

— Ложитесь спать, Майлз Лорд. Здесь вы в безопасности. Бандиты сюда не вернутся.

Лорд слишком устал, чтобы спорить. И он не видел смысла возражать, потому что Петрова была права. Он ослабил узел галстука, скинул пиджак, лег на койку и сделал так, как было сказано.

Лорд открыл глаза.

По-прежнему стучали на стыках колеса. Он взглянул на светящийся циферблат часов. Двадцать минут шестого. Он проспал пять часов.

Ему снился отец. Проповедь о непонятом сыне, которую он слышал столько раз. Гроверу Лорду нравилось смешивать политику и религию; главными его врагами были коммунисты и атеисты, а своего старшего сына он постоянно ставил верующим в пример. В южных общинах такое сочетание действовало безотказно; преподобный кричал, входил в раж, наводил страх божий на собравшихся, затем пускал по рядам блюдо для пожертвований, из которых четыре пятых оставлял себе, и перебирался в следующий город.

Мать защищала негодяя до самого конца, отказываясь верить в то, что просто обязана была знать. Майлзу, как старшему сыну, пришлось забирать тело отца из мотеля в Алабаме. Женщина, с которой Гровер Лорд провел ночь, смылась в истерике, после того как, проснувшись, обнаружила рядом с собой обнаженный труп преподобного. Лишь тогда он убедился в том, о чем давно подозревал: у отца было еще два сына, которых он содержал на средства, взятые из пожертвований. Почему пятерых детей дома было недостаточно, знали только Господь Бог и сам Гровер Лорд. Судя по всему, проповеди о распутстве и плотских грехах его не касались.

Лорд обвел взглядом погруженное в темноту купе. Акулина Петрова тихо спала под белой простыней. Лорд с трудом различил ее ровное дыхание за монотонным перестуком колес. Он ввязался во что-то скверное, и какая бы история тут ни творилась, ему нужно убираться из России ко всем чертям. Слава богу, он захватил паспорт с собой. Завтра он вылетит в Атланту первым же рейсом, на который сможет достать билет. Но пока что под плавное покачивание вагона и стук колес Лорд снова провалился в сон.

 

ГЛАВА 15

Пятница, 15 октября

— Майлз Лорд!

Открыв глаза, Лорд увидел склонившуюся над ним Акулину Петрову.

— Мы подъезжаем к Москве.

— Сколько времени?

— Семь с минутами.

Лорд откинул одеяло и уселся. Акулина примостилась на краю соседней полки. Во рту у Лорда был такой привкус, словно он прополоскал его клеем. Нужно побриться и принять душ, но на это нет времени. Еще ему нужно связаться с Тейлором Хейесом, однако с этим все не так просто. У него серьезные проблемы. И женщина, которая предоставила ему приют на ночь, похоже, это понимала.

— Эти люди будут ждать вас на вокзале.

Лорд провел языком по зубам, счищая налет.

— А то я не знаю.

— Можно сойти с поезда раньше.

— Каким образом?

— Через несколько минут мы въедем в пределы Московской кольцевой автодороги и состав замедлит ход. В черте города есть ограничения по скорости. В детстве мы так запрыгивали на ленинградские поезда. Это был самый быстрый способ добраться до центра.

Лорду не слишком-то пришлась по душе мысль прыгать на ходу с поезда, но еще меньше ему хотелось снова встретиться с Прищуренным и Кроманьонцем.

Состав начал замедлять ход.

— Вот видите, — сказала Акулина.

— Вы знаете, где мы сейчас находимся?

Она выглянула в окно.

— Километрах в двадцати от вокзала. Я бы посоветовала вам не тянуть.

Взяв чемоданчик, Лорд открыл замки. Там не было ничего особенного: копии документов, обнаруженных в московском и петербургском архивах, и кое-какие другие бумаги. Сложив, Лорд убрал их в карман пиджака. Он похлопал по карманам, убеждаясь, что бумажник и паспорт на месте.

— Чемоданчик будет только мешать.

Акулина забрала у него кожаный чемодан.

— Я его сохраню для вас. Если захотите получить обратно, приходите в цирк.

— Спасибо, — улыбнулся Лорд. — Может быть, и зайду.

Но только в другой раз, в следующий приезд в Россию.

Лорд надел пиджак.

Акулина подошла к двери.

— Я выгляну в коридор, проверю, все ли чисто.

Лорд схватил ее за руку.

— Спасибо. За все.

— Не за что, Майлз Лорд. Вы помогли скрасить скучную поездку.

Они оказались совсем близко друг к другу, и Лорд снова насладился ароматом свежих цветов. Акулина Петрова была привлекательной женщиной, хотя на ее лице остались следы житейских невзгод. В свое время коммунистическая пропаганда провозглашала советских женщин самыми свободными в мире. Без них не мог обойтись ни один завод. Сфера услуг рухнула бы без их вклада. Однако время обходилось с ними сурово. Лорд всегда восхищался красотой русских женщин, но жалел их за тот удел, какой выпадал на их долю. Вот и сейчас он подумал, как эта красивая женщина будет выглядеть через двадцать лет.

Лорд отступил в сторону, освобождая дорогу. Акулина вышла в коридор.

Через минуту дверь открылась.

— Пошли, — пригласила Акулина.

Коридор был пуст. Слева, за растопленным самоваром, была дверь тамбура. За стеклом мелькали неприглядные картины московских пригородов. В отличие от американских и западноевропейских поездов, дверь была незаперта и не имела сигнализации.

Нажав на ручку, Акулина потянула стальную дверь.

— Удачи, Майлз Лорд, — сказала она.

Заглянув напоследок в ее голубые глаза, Лорд выпрыгнул из вагона. Он упал на холодную землю и покатился по откосу.

Последний вагон проехал мимо, состав с грохотом умчался на юг, и в утреннем воздухе наступила чарующая тишина.

Оглядевшись по сторонам, Лорд обнаружил, что оказался на заросшем травой пустыре между неказистыми жилыми домами. Он обрадовался, что спрыгнул именно в этот момент. Еще немного ближе к центру города — и его встречал бы лишь голый бетон. С соседних улиц доносился шум транспорта, в нос ударил резкий запах автомобильных выхлопов.

Поднявшись на ноги, Лорд отряхнулся. Еще один костюм непоправимо испорчен. Впрочем, черт с ним. В любом случае сегодня он уедет из России.

Ему нужно было позвонить, поэтому он дошел до бульвара. Первые этажи зданий занимали магазины и офисы, пробуждавшиеся к новому рабочему дню. Автобусы высаживали пассажиров и отъезжали от остановок, изрыгая черные клубы дыма. Лорд заметил на противоположной стороне улицы двух милиционеров в серо-голубых мундирах. В отличие от Прищуренного и Кроманьонца, эти были в форменных фуражках с красным околышем. Но все же он решил держаться от них подальше.

Лорд зашел в продуктовый магазин. За прилавком стоял тощий пожилой мужчина.

— Можно воспользоваться вашим телефоном? — спросил по-русски Лорд.

Бросив на него угрюмый взгляд, продавец ничего не ответил. Лорд сунул руку в карман, достал десятирублевую бумажку. Продавец взял деньги и указал на прилавок. Лорд подошел к телефону, набрал номер «Метрополя» и попросил администратора соединить его с номером Тейлора Хейеса. В трубке прозвучал с десяток длинных гудков, после чего снова послышался голос администратора. Лорд попросил его попробовать связаться с рестораном. Через пару минут ему ответил Хейес.

— Майлз, черт побери, куда ты пропал?

— Тейлор, у нас серьезные проблемы.

Лорд рассказал боссу о случившемся. При этом он украдкой поглядывал на продавца, гадая, понимает ли тот по-английски, однако шум машин на улице помогал замаскировать разговор.

— Тейлор, эти люди охотятся за мной. Не за Белым или кем-то еще. За мной.

— Ну хорошо. Успокойся.

— Вы предлагаете мне успокоиться? Этот телохранитель, которого вы ко мне приставили, он с ними заодно.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что, когда те двое меня искали, он был вместе с ними.

— Я все понимаю…

— Нет, Тейлор, вы ничего не понимаете. До тех пор пока за вами не будут охотиться русские бандиты, вы ничего не поймете!

— Майлз, выслушай меня. Паника тебе сейчас не поможет. Обратись к первому встречному милиционеру.

— Ни за что, черт побери. Я никому не верю в этой крысиной норе. Вся эта проклятая страна куплена с потрохами. Тейлор, вы должны мне помочь. Вы единственный, кому я доверяю.

— Зачем ты отправился в Петербург? Я же просил вести себя тихо.

Лорд рассказал про Семена Пашенко, про то, что посоветовал русский профессор.

— И он оказался прав, Тейлор. Я там кое-что нашел.

— Влияет ли это как-нибудь на притязания Бакланова на престол?

— Возможно, влияет.

— Ты хочешь сказать, Ленин опасался, что кому-то из членов царской семьи удалось остаться в живых?

— Определенно, эта тема его очень интересовала. Обилие письменных свидетельств заставляет задуматься.

— Господи, только этого нам не хватало…

— Послушайте, может быть, на самом деле тут ничего нет. Сами подумайте, в конце концов, со времени убийства Николая Второго прошло почти сто лет. За такой большой срок что-нибудь наверняка всплыло бы.

При упоминании имени царя продавец встрепенулся. Лорд понизил голос.

— Однако меня сейчас беспокоит совсем другое. Я думаю только о том, как бы выбраться отсюда живым.

— Где документы?

— У меня.

— Хорошо. Садись в метро и езжай на Красную площадь. Иди к мавзолею Ленина…

— Почему не в гостиницу?

— Возможно, за ней следят. Будем держаться людных мест. Мавзолей вскоре откроют. Там повсюду полно вооруженных часовых. Ты будешь в безопасности. Не могут же все они быть куплены.

Мания преследования не отпускала. Но Хейес прав. Надо сделать так, как он говорит.

— Жди у входа в мавзолей. Я постараюсь прибыть туда как можно быстрее, с подмогой. Ты все понял?

— Умоляю, поторопитесь.

 

ГЛАВА 16

8 часов 30 минут

Лорд сел в метро в северной части города. В битком набитом вагоне стояла удушливая вонь. Вцепившись в железный поручень, Лорд слушал перестук колес. Здесь он чувствовал себя относительно спокойно. Все вокруг были настороженные. Как и он сам.

Выйдя из метро у Исторического музея, Лорд пересек оживленную улицу и прошел через Воскресенские ворота. Его взору открылась Красная площадь. Он полюбовался недавно восстановленными воротами: подлинные белые башенки и своды из красного кирпича пали жертвой сталинской эпохи.

Его не переставали поражать относительно скромные размеры Красной площади. В телевизионных передачах коммунистических времен вымощенное брусчаткой пространство казалось бескрайним. На самом деле площадь была лишь на треть длиннее футбольного поля и вдвое уже. С юго-западной стороны ее обрамляли внушительные кремлевские стены из красного кирпича. На северо-востоке возвышался универсальный магазин ГУМ, массивное здание в стиле барокко, напоминающее скорее железнодорожный вокзал девятнадцатого столетия, чем бастион капитализма. С северной стороны господствовало здание Исторического музея с белыми шпилями на крыше. Теперь эти шпили венчали двуглавые орлы Романовых; красные звезды канули в Лету вместе с коммунистическим режимом. В южном конце площади стоял самый узнаваемый символ города — собор Василия Блаженного, буйство башенок, куполов и островерхих шпилей. По ночам освещали прожектора, и он расцвечивал темноту яркими красками.

Установленные по периметру стальные ограждения перекрывали доступ на площадь. Лорд вспомнил, что Красная площадь огорожена до часу дня, когда открывается мавзолей Ленина.

И он убедился, что Хейес прав.

Вокруг громоздкого угловатого сооружения дежурило не меньше двух десятков милиционеров в форме. Перед зданием из красного гранита уже выстроилась небольшая очередь. Мавзолей расположился в самой высокой точке площади, непосредственно у кремлевской стены. По обе стороны от него застыли ровные ряды серебристых елей.

Обойдя ограждение, Лорд присоединился к группе экскурсантов. Он застегнул пиджак на все пуговицы, спасаясь от холода, жалея о своем шерстяном пальто — оно осталось в купе «Красной стрелы», которое они совсем недолго делили с Ильей Звонаревым. На Спасской башне пробили куранты. Кругом суетились туристы в длинных теплых пальто, с фотоаппаратами в руках. Яркие цвета безошибочно выдавали в них иностранцев. Большинство русских предпочитают черную, серую, коричневую и темно-синюю одежду. Другой отличительной чертой были перчатки. Истинные русские не надевают перчатки даже в самую лютую зиму.

Лорд прошел следом за остальными туристами ко входу в мавзолей. К нему навстречу не спеша направился милиционер, молодой бледнолицый парень в оливково-зеленой шинели и синей меховой шапке. Лорд обратил внимание, что у милиционера не было оружия, он лишь следил за порядком. Плохо.

— Вы собираетесь посетить святыню? — спросил милиционер.

Лорд его прекрасно понял, но решил притвориться, что не знает языка. Он покачал головой.

— Русский нет. Английский?

Лицо милиционера оставалось непроницаемым.

— Ваши документы, — строго приказал он по-английски.

Меньше всего Лорду сейчас хотелось привлекать к себе внимание. Он быстро огляделся по сторонам в поисках Тейлора Хейеса.

— Ваши документы, — повторил милиционер.

Сунув руку в задний карман брюк, Лорд достал паспорт. Синяя корочка сразу же выдаст в нем американца. Он протянул паспорт милиционеру, однако нервы у него не выдержали, синяя книжечка выскользнула из рук и упала на брусчатку. Лорд наклонился, чтобы ее подобрать, и вдруг услышал, как что-то просвистело над ухом и вонзилось милиционеру в грудь. Подняв взгляд, он увидел, как из дырочки в зеленой шинели вытекает алая струйка. Милиционер тщетно попытался вдохнуть, закатил глаза, и его обмякшее тело рухнуло на мостовую.

Стремительно развернувшись, Лорд увидел снайпера на крыше ГУМа.

Убийца навел на него винтовку и прильнул к оптическому прицелу.

Лорд сунул паспорт в карман и бросился в толпу туристов. Взбегая по гранитным ступеням, он расталкивал людей и кричал по-русски и по-английски:

— Снайпер! Спасайтесь!

Толпа бросилась врассыпную.

Лорд нырнул в мавзолей в то самое мгновение, когда пуля отрикошетила от полированного гранита у него за спиной. Он неуклюже упал на черный лабрадорит, которым был выложен вестибюль, и в этот момент новая пуля еще раз выбила гранитные брызги у входа.

Из мавзолея навстречу Лорду бросились двое часовых.

— Там, на площади, снайпер! — крикнул по-русски Лорд. — На крыше ГУМа!

Часовые были без оружия. Один забежал в маленькую кабинку и схватил телефон. Лорд осторожно приблизился к выходу. Люди разбегались во все стороны. Но им ничего не угрожало. Целью снайпера был он. Стрелок по-прежнему оставался на крыше, пристроившись между прожекторами. Из переулка к югу от ГУМа выскочил темный «вольво» и рванул прямо к собору Василия Блаженного. Визжа тормозами, машина остановилась, задние двери открылись. Прищуренный и Кроманьонец со всех ног устремились к мавзолею.

Лорду оставалась только одна дорога — вниз по лестнице в чрево мавзолея. На нижней площадке толпились люди, у них в глазах застыл страх. Лорд дважды завернул за угол и оказался в усыпальнице. Он пронесся мимо стеклянного гроба с телом Ленина, лишь мельком взглянув на восково-желтое лицо. У выхода стояли еще двое часовых. Ни один не сказал ни слова. Взбежав по скользким мраморным ступеням, Лорд выскочил в боковой выход. Вместо того чтобы повернуть направо, к Красной площади, он метнулся влево.

Быстро взглянув назад, он понял, что убийца его заметил. Но угол для стрельбы был плохим. Снайперу нужно было сменить позицию.

Лорд очутился на зеленом газоне за ступенчатой стеной мавзолея. Слева начиналась лестница. Лорд знал, что она ведет на трибуну на крыше мавзолея. Подниматься туда смысла не было. Ему нужно спрятаться. Оглянувшись, он увидел, что снайпер занял новую позицию в самом конце ряда прожекторов.

Лорд побежал к кремлевской стене. Ряд гранитных бюстов обозначал могилы коммунистических деятелей: Свердлова, Брежнева, Калинина, Сталина.

Прогремели еще два выстрела.

Лорд растянулся на бетонной дорожке, укрываясь за стволом серебристой ели. Одна пуля сбила хвою и ударилась в красный кирпич, другая отскочила от гранитного бюста. Бежать направо, к Историческому музею, нельзя. Там слишком открытое место. Слева он мог использовать в качестве щита здание мавзолея. Но тогда главной проблемой будет не снайпер, а те двое, что вылезли из темного «вольво».

Лорд побежал налево, по узкой дорожке вдоль могил партийных лидеров. Пригибаясь, он старался двигаться как можно быстрее, укрываясь за стволами деревьев.

Как только Лорд появился из-за мавзолея, с крыши ГУМа снова загремели выстрелы. Пули выбивали крошку из кремлевской стены. Трудно было предположить, что снайпер совсем не умеет стрелять, поэтому Лорд догадался, что он просто гонит его в нужном направлении, туда, где ждут Прищуренный и Кроманьонец.

Лорд бросил взгляд в сторону Красной площади. Прищуренный и Кроманьонец заметили его и со всех ног мчались наперерез.

И тут на площадь с ревом вылетели три милицейские машины со включенными мигалками, завывая сиренами. Прищуренный и Кроманьонец остановились. Лорд спрятался за каменной трибуной.

Снайпер подал знак бандитам и скрылся. Правильно истолковав его сигнал, убийцы поспешили к своему «вольво».

На площадь выезжали все новые и новые милицейские машины, одна сбила секцию ограждения. Из автомобилей выскакивали милиционеры в форме, с оружием в руках. Лорд оглянулся. По узкой дорожке вдоль кремлевской стены к нему бежали другие милиционеры, в расстегнутых шинелях, выдыхая в холодный сухой воздух облачка пара.

И все они были вооружены.

Лорд выпрямился, поднимая руки над головой.

Милиционер грубо повалил его на землю и ударил рукояткой пистолета по затылку.

 

ГЛАВА 17

11 часов 00 минут

Лорда заковали в наручники и увезли с Красной площади в милицейской машине. Обращались с ним далеко не любезно, и ему пришлось напомнить себе, что он не в Соединенных Штатах. Поэтому Лорд молчал, а когда его попросили подтвердить свое имя и американское гражданство, он ответил по-английски. Тейлора Хейеса нигде не было видно.

Из обрывков разговоров Лорд понял, что милиционер у входа в мавзолей был убит наповал. Еще двое были ранены, один тяжело. Снайперу удалось уйти. Он не оставил после себя никаких следов. Судя по всему, милиция не обратила внимания на темный «вольво» и двух его пассажиров. Лорд решил ничего не говорить до тех пор, пока не встретится с Хейесом. Не вызывало сомнений, что телефоны «Метрополя» прослушиваются. Откуда еще убийцы могли узнать, где его искать? Из чего, по-видимому, следовало, что к случившемуся имеют отношение определенные государственные структуры.

Однако Прищуренный и Кроманьонец бежали при появлении милиции.

Необходимо как можно скорее связаться с Хейесом. Босс должен знать, что делать дальше. Быть может, нужно обратиться за содействием к какому-нибудь правоохранительному ведомству? Но Лорд сомневался в этом. У него не осталось доверия ни к чему русскому.

Под вой сирен его провезли по московским улицам прямо к центральному управлению. Современное многоэтажное здание выходило на Москву-реку. Прямо напротив возвышался российский Белый дом, бывшее здание парламента. Лорда провели на третий этаж и дальше по унылому коридору с рядами пустых стульев к кабинету, где его встретил следователь Феликс Орлегов. Русский был в том же самом темном костюме, что и три дня назад, когда они впервые встретились на Никольской улице рядом с окровавленным трупом Артемия Белого.

— Добрый день, мистер Лорд, — сказал по-английски Орлегов. — Проходите, садитесь.

Кабинет представлял собой наводящую клаустрофобию клетушку с угрюмыми оштукатуренными стенами. Вся обстановка состояла из черного металлического стола, шкафа и двух стульев. Пол вымощен щербатой плиткой, на потолке темнели никотиновые пятна, и Лорд понял, откуда они: Орлегов усиленно дымил черной турецкой сигаретой. В воздухе висел сизый табачный дым, он хоть как-то смягчал запах немытого тела, исходящий от следователя.

Орлегов приказал снять с Лорда наручники. Дверь закрылась, и они остались одни.

— Наручники не нужно, правильно, мистер Лорд?

— Почему со мной обращаются как с преступником?

Пройдя за стол, Орлегов грузно опустился в скрипучее дубовое кресло. Пожелтевший воротник его сорочки был расстегнут, галстук незатянут.

— Дважды вы находиться там, где кто-то умирал. На этот раз милиционер.

— Я ни в кого не стрелял.

— Однако насилие следовать за вами. Почему?

Сегодня упрямый следователь нравился Лорду еще меньше, чем при предыдущей встрече. Водянистые глаза русского нещадно косили. Он сохранял ледяное хладнокровие, но на лице было написано презрение, и Лорду хотелось узнать, какие мысли на самом деле бродят в голове негодяя. Его пробрала странная дрожь. Что это, страх? Или тревожное предчувствие?

— Я хочу позвонить по телефону, — сказал Лорд.

Орлегов сделал глубокую затяжку.

— Кому?

— Вас это не касается.

Следователь усмехнулся, но его глаза оставались пустыми.

— Мы не в Америке, мистер Лорд. У задержанные нет никаких прав.

— Я хочу связаться с американским посольством.

— Вы дипломат?

— Я работаю в Царской комиссии. Вам это известно.

Еще одна усмешка, от которой Лорду стало не по себе.

— Это давать какие-то привилегии?

— Я этого не говорил. Но я нахожусь у вас в стране по приглашению вашего правительства.

Орлегов презрительно рассмеялся.

— Правительства, мистер Лорд? Никакого правительства. Мы ждать возвращение царя.

Русский следователь даже не старался скрыть сарказм.

— Насколько я полагаю, вы голосовали против?

Лицо Орлегова посерьезнело.

— Ничего не предполагать. Так гораздо безопаснее.

Этот недвусмысленный намек Лорду не понравился. Но прежде чем он успел ответить, на столе зазвонил телефон. От резкого звука Лорд вздрогнул. Не выпуская из руки сигарету, Орлегов другой снял трубку. Ответив по-русски, он приказал звонившему переключить линию.

— Чем могу вам помочь? — по-прежнему по-русски сказал в трубку Орлегов.

Некоторое время следователь молча слушал.

— Черномазый здесь, — наконец сказал он.

Лорд был задет, но не показал, что понимает слова Орлегова. А тот, судя по всему, чувствовал себя в полной безопасности за языковым барьером.

— Один милиционер убит. Те, кого вы послали, не добились своей цели. Они так и не установили контакт. Говорил я вам, что тут надо действовать по-другому… Согласен… Да. Определенно, ему здорово везет.

Похоже, именно звонивший был источником всех проблем Лорда. И он был прав насчет Орлегова. Этому сукиному сыну доверять нельзя.

— Я продержу его здесь до прибытия ваших людей. На этот раз все будет сделано как нужно. Больше никаких гангстеров. Я сам его убью.

У Лорда по спине заплясали холодные мурашки.

— Не беспокойтесь. Я лично присматриваю за ним. Он здесь, сидит прямо напротив меня.

На лице у русского появилась усмешка.

— Он не понимает ни слова из того, что я говорю.

Последовала пауза, и вдруг Орлегов выпрямился в кресле.

Он посмотрел Лорду в глаза.

— Что? — воскликнул следователь. — Он владеет…

Резко выпрямив обе ноги, Лорд с силой двинул тяжелый стол по кафельному полу прямо в Орлегова. Кресло следователя откатилось назад и уперлось в стену. Орлегов оказался зажат. Выдернув телефонный шнур из розетки, Лорд выскочил из кабинета. Захлопнув за собой дверь, он пробежал по пустынному коридору, спустился по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, нашел обратную дорогу по первому этажу и выскочил на улицу.

Лорд нырнул в толпу, заполнившую тротуар.

 

ГЛАВА 18

12 часов 30 минут

Выйдя из такси на Воробьевых горах, Хейес расплатился с водителем. Полуденное небо сверкало платиной, солнце пробивалось словно через матовое стекло, изо всех сил стараясь компенсировать пронизывающий ветер. Внизу Москва-река делала резкую петлю, образуя полуостров, на котором располагался стадион «Лужники». Вдалеке на северо-востоке в туманной дымке виднелись золотые и серебряные купола кремлевских соборов, похожие на надгробия в тумане. Именно у этих холмов были повержены Наполеон и Гитлер. В 1917 году в здешних рощах собирались группы революционеров, скрываясь от тайной полиции, подготавливая заговор, который привел к падению царизма. Но теперь новое поколение русских было решительно настроено исправить деяния прадедов.

Справа над деревьями чрезмерным многообразием капризных шпилей, затейливых башенок и бесчисленных завитков поднималось здание Московского государственного университета. Это был один из грандиозных сталинских небоскребов, похожих на свадебный торт, воздвигнутых, чтобы поразить весь мир. Этот, самый большой, строили немецкие пленные. Хейесу вспомнился рассказ об одном пленном, который якобы соорудил из досок крылья и прыгнул с верхнего этажа, намереваясь улететь домой. Но, подобно своей стране и своему фюреру, бедняга потерпел неудачу.

Феликс Орлегов ждал на скамье под сенью буков. Хейес все еще кипел из-за того, что произошло два часа назад, но заставил себя проявить сдержанность и выбирать выражения. Как-никак это не Атланта. И даже не Америка. И он сейчас всего лишь деталь большого и сложного механизма. К несчастью, в настоящий момент именно он был стрелочником.

Сев на скамейку, Хейес спросил по-русски:

— Вы нашли Лорда?

— Пока нет. Он вам не звонил?

— А ты бы на его месте как поступил? Очевидно, Лорд и мне уже не доверяет. Я обещаю ему помочь, а вместо меня на встречу приходят убийцы. И вот теперь благодаря тебе он не будет доверять никому. Наша задача заключалась в том, чтобы устранить проблему. Но сейчас эта проблема разгуливает по Москве.

— Почему возникла такая необходимость убрать какого-то одного человека? Мы тратим на вашего Лорда столько сил.

— Вопросы задавать не мне и не тебе, Орлегов. Единственное утешение, что Лорд ускользнул от их убийц, а не от твоих или моих.

Подул ветерок, с деревьев посыпались листья. Хейес был в теплом шерстяном пальто и перчатках, однако холод все равно проникал под одежду.

— Вы уже доложили о случившемся? — спросил Орлегов.

Хейес уловил в голосе русского следователя тревогу.

— Пока нет. Я сделаю все возможное. Но эти люди будут очень недовольны. Ты допустил непростительную оплошность, так неосторожно разговаривая по телефону в присутствии Лорда.

— Откуда мне было знать, что он понимает по-русски?

Хейес изо всех сил старался держать себя в руках, но этот самоуверенный милиционер поставил его в очень затруднительное положение. Он посмотрел Орлегову в глаза.

— Слушай меня. Ты должен найти Лорда. Это понятно? Найти и убить. И это нужно сделать быстро. Никаких ошибок. Никаких оправданий, просто сделай то, что я сказал.

Орлегов заметно напрягся.

— Мне надоело выполнять ваши приказы.

Хейес встал.

— Можешь решить эту проблему с теми, на кого мы с тобой работаем. Я с удовольствием пришлю к тебе представителя, чтобы ты высказал ему свою жалобу.

Орлегов все понял. Хотя непосредственным его начальником был американец, заправляли всем русские. Очень опасные люди. Безжалостно расправлявшиеся с бизнесменами, министрами российского правительства, высокопоставленными офицерами, иностранцами. Со всеми, с кем возникали проблемы.

Как, например, с бестолковыми милицейскими следователями.

Орлегов встал.

— Я разыщу проклятого черномазого и убью его. После чего, возможно, убью в придачу и вас.

Бравада русского следователя не произвела на Хейеса никакого впечатления.

— Записывайся в очередь, Орлегов. Желающих много.

Лорд укрылся в кафе. Выскочив из здания центрального управления милиции, он спустился на первую же попавшуюся станцию метро, сел в поезд и долго катался по всей Москве, пересаживаясь с линии на линию. Выйдя из метро, Лорд растворился в вечерней толпе. Побродив с час по заполненным улицам, он пришел к выводу, что никто его не преследует.

В кафе царило оживление. Здесь было полно молодежи в вытертых джинсах и черных кожаных куртках. Запах крепкого кофе как мог боролся с густым облаком табачного дыма. Лорд сел за столик в углу и попытался что-нибудь съесть. Он пропустил завтрак и обед, но от порции бефстроганова его и без того бурлящий желудок лишь разболелся еще сильнее.

Он был прав насчет следователя Орлегова. Кроме того, наверняка к этим событиям имели какое-то отношение властные структуры. Определенно, телефонные линии в «Метрополе» прослушивались. Но с кем разговаривал по телефону Орлегов? И действительно ли все это связано с работой Царской комиссии? Должно быть, связано. Но каким образом? Быть может, кто-то увидел угрозу в том, что Степана Бакланова поддерживает консорциум западных инвесторов, чьи интересы представляют они с Хейесом. Но разве их участие не держится в строжайшей тайне? И разве не признаёт значительная часть российского народа в Бакланове ближайшего наследника Романовых? Недавний опрос общественного мнения показал, что Бакланова поддерживает больше половины населения. Кому-то это могло показаться опасным. Несомненно, здесь замешана мафия. Прищуренный и Кроманьонец — члены преступной группировки. Как там выразился Орлегов? «Больше никаких гангстеров. Я сам его убью».

Организованная преступность проникла глубоко в государственные структуры. Российская политика такая же зазубренная, как и наружная отделка Грановитой палаты. Союзы возникают и рушатся ежечасно. Верность хранят одному только рублю. Или, точнее, доллару. Это уже чересчур. Надо поскорее убираться из страны.

Но как?

Слава богу, у Лорда были при себе паспорт, кредитные карточки и немного наличных. Кроме того, он сохранил копии документов, обнаруженных в архивах. Хотя теперь это не имело значения. Главное — остаться в живых и получить помощь.

Но что ему делать?

Обратиться в милицию Лорд не мог.

Быть может, в американское посольство? Но наблюдение за этим местом наверняка установлено в первую очередь. Проклятие. Бандиты появились в поезде из Петербурга в Москву и на Красной площади. Никто, кроме него самого, не знал, что он там будет.

Никто, кроме него и Хейеса.

А как быть с этим? Босс наверняка беспокоится. Может, Хейес как-то ему поможет? У него есть связи в российском правительстве, но, вероятно, он не подозревает, что телефоны «Метрополя» прослушиваются. Впрочем, к этому времени Хейес, должно быть, уже обо всем догадался.

Лорд потягивал горячий чай, благотворно действующий на желудок, и размышлял о том, как бы в подобной ситуации поступил преподобный Гровер Лорд. Отец мастерски умел выходить из затруднений. Со своим острым языком он постоянно попадал в неприятности. Преподобный обильно перемежал свою речь упоминанием Бога и Иисуса и никогда не шел на попятную. Нет. От хорошо подвешенного языка сейчас толку не будет.

Но от чего же будет толк?

За соседним столиком молодая парочка, прильнув друг к другу, читала свежую газету. Лорд обратил внимание, что первая полоса посвящена работе Царской комиссии, и прочитал что смог.

В ходе третьего дня предварительного этапа были названы имена пяти возможных претендентов. Бакланов упоминался как наиболее вероятный кандидат, однако представители других ветвей Романовых яростно пытались доказать свое более близкое кровное родство с Николаем II. Официальное выдвижение кандидатур должно было состояться только через два дня, и крепли предчувствия того, что между основными претендентами разгорятся жаркие споры.

Лорд то и дело слышал доносившиеся от соседних столиков обрывки разговоров о предстоящем отборе. Судя по всему, народ внимательно следил за событиями — и, как это ни удивительно, молодое поколение горячо поддерживало восстановление монархии. Быть может, эти ребята слышали рассказы своих прадедов о царе. Русскому человеку всегда было нужно, чтобы перед страной стояли великие цели. Но Лорда не покидали сомнения, впишется ли самодержавие в реалии двадцать первого столетия. Единственное утешение, в конце концов заключил Лорд, — что Россия, наверное, оставалась одним из немногих мест на Земле, где у монархии были какие-то шансы на успех.

Но перед ним стояла более насущная проблема.

Остановиться в гостинице нельзя. Все гостиницы, имеющие лицензии на прием иностранцев, по-прежнему каждый день сообщают о новых заселениях. Покинуть Москву поездом или самолетом тоже нельзя — за всеми вокзалами и аэропортами обязательно ведется наблюдение. Без российского водительского удостоверения нельзя взять напрокат машину. И нельзя вернуться в «Метрополь». По сути дела, Лорд в надежной ловушке, и тюрьмой его оказалась вся Россия. Во что бы то ни стало ему нужно попасть в американское посольство. Но он не мог просто снять трубку и набрать номер. Несомненно, те, кто прослушивал телефоны «Метрополя», следят и за телефонными линиями посольства. Ему нужен человек, который свяжется с посольством, пока сам он будет где-то скрываться.

Лорд снова посмотрел на газету, и его взгляд упал на одно объявление. Цирк приглашал на ежедневные представления, которые начинались в шесть часов вечера, обещая незабываемое удовольствие для всей семьи.

Он сверился с часами. Пятнадцать минут шестого.

Лорд подумал об Акулине Петровой. Вспомнил ее взъерошенные светлые волосы и миловидное лицо. Молодая женщина произвела на него впечатление мужеством и выдержкой. По сути дела, он обязан ей жизнью. У нее остался его чемоданчик, и она предложила Лорду в любой момент заглянуть за ним.

Так почему бы и нет?

Встав из-за столика, Лорд направился к выходу. Но внезапно его остановила отрезвляющая мысль. Он направлялся к женщине, чтобы та помогла ему выпутаться из затруднения.

Совсем как его отец.

 

ГЛАВА 19

Троице-Сергиева лавра

Сергиев Посад

17 часов 00 минут

Отъехав на пятьдесят миль к северо-востоку от Москвы, Хейес приближался к величайшей российской святыне. Ему была знакома история монастыря. Крепость неправильных очертаний впервые поднялась над окружающими чащами в четырнадцатом веке. Татары несколько раз осаждали монастырь и в конце концов через сто лет его разорили. В семнадцатом веке поляки безуспешно пытались взять крепость приступом. Петр I укрывался в лавре во время бунта, который случился в самом начале его царствования. А теперь это место паломничества миллионов православных, такое же священное для них, как для католиков Ватикан. Именно здесь в серебряном саркофаге покоились мощи святого Сергия Радонежского, и верующие приходили сюда из самых дальних уголков страны, только чтобы поцеловать его гробницу.

Хейес приехал в лавру, когда она уже закрывалась. Выйдя из машины, он быстро затянул потуже пояс пальто, надел черные кожаные перчатки. Солнце скрылось за горизонтом, приближалась осенняя ночь, голубые с золотом купола тускло сияли в угасающем свете. Пронизывающий ветер своим ревом напоминал далекую канонаду.

Вместе с Хейесом приехал Ленин. Остальные члены «тайной канцелярии» единогласно решили доверить первую встречу Ленину и Хейесу. Патриарх скорее поверит в опасность, если лично убедится, что генерал российской армии готов поставить на карту свою карьеру.

Тощий, словно мумия, Ленин разгладил серое шерстяное пальто и ловко обмотал шею каштановым шарфом. В дороге они с Хейесом не сказали друг другу и двух слов. Но оба прекрасно понимали, что им сейчас предстоит.

У главных ворот их ждал монах в черной рясе с окладистой бородой, мимо него текли ручейки паломников, покидающих лавру. Монах провел гостей за толстые каменные стены прямо к Успенскому собору. Церковь была освещена свечами, которые отбрасывали дрожащие тени на позолоченный иконостас, возвышающийся за алтарем. Прислужники суетились, наводя порядок.

Хейес и Ленин прошли следом за монахом в подземелье. Их предупредили, что встреча состоится в крипте Успенского собора, где покоятся останки двух последних патриархов Русской православной церкви. Низкие своды, стены и пол были отделаны светло-серым мрамором. Чугунная люстра бросала тусклые отсветы на сводчатый потолок. Надгробия украшали позолоченные кресты, чугунные подсвечники и иконы.

Старику, преклонившему колени у самого дальнего надгробия, было не меньше семидесяти. На голове остались редкие клочки седых волос. Раскрасневшееся лицо скрывалось за бородой и усами, густыми, словно овечья шерсть. На ухе был закреплен слуховой аппарат; руки, сложенные в молитве, усеяны старческими пятнами. Хейес внимательно изучил фотографии этого человека, но впервые ему представилась возможность лично встретиться с его святейшеством патриархом Адрианом, главой тысячелетней Русской православной церкви.

Монах, сопровождавший гостей, удалился; его шаги затихли в глубине собора.

Где-то наверху закрылась дверь.

Перекрестившись, патриарх поднялся на ноги.

— Господа, я рад, что вы пришли.

Голос у него был низкий, с хрипотцой.

Ленин назвал себя и представил Хейеса.

— О вас я наслышан, генерал Останович. Мои помощники говорят, что мне следует выслушать ваши предложения и внимательно их обдумать.

— Благодарим, что согласились уделить нам внимание, — сказал Ленин.

— Я решил, что самым безопасным местом для беседы будет эта крипта. Здесь никто не нарушит наше уединение. Матушка-земля надежно укрыла нас от любопытных ушей. И возможно, души великих людей, похороненных здесь, моих предшественников, вдохновят меня на правильный путь.

Однако это объяснение не обмануло Хейеса. Патриарх ни в коем случае не мог допустить, чтобы предложение, которое они сейчас собирались обсудить, стало достоянием гласности. Одно дело — получить косвенную выгоду, и совершенно другое — принять открытое участие в предательском сговоре, особенно для человека, который должен находиться над политикой.

— Господа, я вот тут думаю, а стоит ли мне вообще рассматривать ваше предложение? Сейчас наша церковь переживает беспрецедентный подъем. С падением советского режима все ограничения сняли, гонения прекратились. Мы крестим верующих десятками тысяч, каждый день открываются новые храмы. Вскоре мы вернемся к тому, что было до прихода коммунистов к власти.

— Но вы могли бы рассчитывать на гораздо большее, — заметил Ленин.

Глаза старика ярко вспыхнули, словно угольки в умирающем костре.

— И именно эта перспектива меня интересует. Будьте добры, объяснитесь.

— Союз с нами обеспечит вам положение при новом царе.

— Но у любого царя не будет выбора, кроме как сотрудничать с церковью. Этого ждет от него народ.

— Ваше святейшество, мы живем в новую эпоху. Умело проведенная рекламная кампания может причинить больше вреда, чем любые репрессии. Сами подумайте: народ голодает, а церковь продолжает возводить позолоченные монументы. Вы щеголяете в парчовых нарядах, но жалуетесь, что верующие недостаточно щедро жертвуют на нужды приходов. Несколько хорошо срежиссированных скандалов могут полностью разрушить всю поддержку, которой вы сейчас пользуетесь. В наше объединение входят люди, контролирующие крупнейшие средства массовой информации — газеты, радио и телевидение, а с этой могучей силой можно добиться многого.

— Генерал, я потрясен, что человек вашего положения способен произносить подобные угрозы.

Слова прозвучали твердо и спокойно.

Однако Ленина, похоже, этот выговор нисколько не смутил.

— Ваше святейшество, времена нынче непростые. На карту поставлено очень многое. Российским офицерам не хватает денег, чтобы прокормить себя, не говоря про семьи. Инвалиды и ветераны получают вместо пенсии жалкие гроши. В прошлом году больше пятисот кадровых офицеров покончили с собой. Армия, перед которой еще совсем недавно дрожал весь мир, по сути дела развалена, превратилась в ничто. Наше правительство разрушило военно-промышленный комплекс. Лично я сомневаюсь, ваше святейшество, что в настоящее время хотя бы одна баллистическая ракета сможет покинуть свою шахту. Держава беззащитна. Наше единственное спасение в том, что пока никто этого не знает.

Патриарх задумался над этой пылкой тирадой.

— Чем церковь может помочь грядущим переменам?

— Царю потребуется полная поддержка церкви, — сказал Ленин.

— На это он может рассчитывать в любом случае.

— Под «полной поддержкой» я подразумеваю все, что может потребоваться для обеспечения контроля над общественным мнением. Средства массовой информации должны оставаться свободными, по крайней мере формально, народу будет позволено высказывать недовольство — в разумных пределах. Суть возвращения монархии — в полном разрыве с репрессивным прошлым. И церкви предстоит оказать неоценимое содействие в установлении стабильного, прочного правящего режима.

— На самом деле вы хотите сказать, что кое-кто из тех, кто сейчас объединился с вами, не хочет настраивать церковь против себя. Генерал, не думайте, что я пребываю в полном неведении. Мне известно, что в вашу группу входят представители мафии. Не говоря про пиявок из правительства, которые ничем не лучше. Вы, генерал, — это одно. Они — совершенно другое.

Хейес понимал, что старик прав. Правительство было куплено с потрохами — или мафией, или «новыми русскими». Взятки стали неотъемлемой составляющей любого бизнеса. Поэтому Хейес спросил:

— Вы бы предпочли коммунистов?

— Что может понимать в этом американец?

— На протяжении трех десятилетий моя работа заключалась в том, чтобы понять вашу страну. Я представляю множество американских и западноевропейских инвесторов. Компании, которые поставили на карту миллиарды. И эти компании могут оказать весомую помощь вашим приходам.

На бородатом старческом лице появилась хитрая усмешка.

— Американцы уверены в том, что за деньги можно купить все.

— А разве это не так?

Шагнув к гробнице, Адриан скрестил руки на груди и повернулся спиной к гостям.

— Четвертый Рим.

— Прошу прощения? — переспросил Ленин.

— Четвертый Рим. Вот что вы предлагаете. Во времена Ивана Великого Рим, где сидели первые папы, уже пал. Затем пал Константинополь, где сидели православные патриархи. И тогда Иван провозгласил Москву третьим Римом. Единственным местом, где церковь и государство слились в единое политическое образование — под его началом, разумеется. И он предсказал, что четвертому Риму не бывать.

Патриарх развернулся к ним лицом.

— Иван Великий женился на последней византийской принцессе и осязаемо наполнил Россию византийским наследием. После того как в тысяча четыреста пятьдесят третьем году Константинополь пал под натиском турок, Иван Великий провозгласил Москву центром всего христианского мира. На самом деле это был очень мудрый поступок. Он позволил Ивану Великому объявить себя главой вечного союза церкви и государства, возложить на себя священную власть единого священника-монарха, именем Господа упрочить свое могущество. Начиная с Ивана Великого все цари считались носителями божественной власти, и от христиан требовалось беспрекословное подчинение им. Союз теократии и автократии, сращение церкви и династии в имперский костяк. Такой подход исправно действовал четыре с половиной столетия, до Николая Второго, когда коммунисты убили царя и разрушили союз церкви и государства. И вот сейчас, возможно, нам предстоит увидеть его возрождение.

Ленин усмехнулся.

— Однако на этот раз, ваше святейшество, союз будет всеобъемлющим. Мы предлагаем объединение всех сил, в том числе церкви. Только вместе мы сможем выжить. Как вы правильно заметили, это будет четвертый Рим.

— Вы имеете в виду и мафию?

— У нас нет выбора. Преступность проникла повсюду. Быть может, со временем мафия преобразится в часть нормального общества.

— Эти желания несбыточны. Мафия обескровливает народ. Нынешним безысходным положением мы во многом обязаны ее алчности.

— Я все понимаю, ваше святейшество. Но, повторяю, у нас нет выбора. К счастью, мафия, по крайней мере пока, готова сотрудничать с нами.

Хейес решил ухватиться за предоставленную возможность.

— Мы поможем вам решить проблему связи с обществом.

Патриарх удивленно изогнул брови.

— А я и не подозревал, что у церкви есть такая проблема.

— Ваше святейшество, будем откровенны. Если бы не эта проблема, нас бы сейчас не было здесь, в подземелье под самым священным собором Русской православной церкви, где нам приходится думать, как использовать в своих интересах восстановление монархии.

— Продолжайте, господин Хейес.

Хейес понял, что Адриан нравится ему все больше и больше. Патриарх производил впечатление сугубо практичного человека.

— Посещаемость церковных служб падает. Все меньше и меньше русских хотят, чтобы их дети стали священнослужителями, пожертвования уменьшаются. Финансовые потоки высохли до критического уровня. Кроме того, вам грозит гражданская война. Я слышал, многие епископы и рядовые священники ратуют за то, чтобы православие стало государственной религией за счет вытеснения всех остальных вероисповеданий. Ельцин не пошел на это, наложив вето на соответствующий законопроект, и в итоге приняли очень мягкий закон. Но у него не было выбора. Соединенные Штаты резко ограничили бы финансовую помощь России, если бы начались преследования на религиозной почве. Без помощи со стороны государства ваша церковь может запросто пойти ко дну.

— Не стану отрицать, что зреет раскол между ультратрадиционалистами и радикалами.

Хейес не терял момент.

— Ваш фундамент подтачивают зарубежные миссионеры. Из Америки в Россию в поисках новообращенных стекаются проповедники всех мастей. Теологическое многообразие создает серьезные проблемы. Очень непросто поддерживать преданность паствы, когда вокруг проповедуют столько других учений.

— К несчастью, мы, русские, не умеем делать правильный выбор.

— Какими были первые народные демократические выборы? — заговорил Ленин. — Господь Бог сотворил Адама и Еву, а затем сказал Адаму: «А теперь выбирай себе жену».

Патриарх усмехнулся.

— Ваше святейшество, — продолжал Хейес, — вам нужна государственная поддержка, но без государственных репрессий. Вы хотите иметь православие, но не желаете терять над ним контроль. И мы предлагаем вам эту роскошь.

— Будьте добры, выражайтесь конкретнее.

— Вы как патриарх останетесь главой церкви, — сказал Ленин. — Новый царь назовет главой церкви себя, однако он не будет вмешиваться во внутренние церковные дела. Больше того, царь будет открыто призывать народ поддерживать православие. Все Романовы поддерживали церковь, и в особенности Николай Второй. И эта поддержка будет соответствовать духу новой русской национальной философии, которую предложит царь. Взамен вы позаботитесь, чтобы церковь заняла промонархическую позицию и поддерживала все начинания правительства. Священники должны стать нашими союзниками. И тогда церковь и государство объединятся, но широкие массы ничего не узнают. Четвертый Рим, видоизмененный под новые реалии.

Старик молчал, обдумывая предложение.

— Ну хорошо, господа, — наконец сказал он. — Можете считать, Русская православная церковь в вашем полном распоряжении.

— Быстро же вы приняли решение, — заметил Хейес.

— Ни в коем случае. Я думал над этим с тех самых пор, когда вы впервые связались со мной. Мне лишь хотелось побеседовать с вами лицом к лицу, оценить тех, с кем предстоит заключить союз. Я остался доволен.

Хейес и Ленин приняли комплимент.

— Но я прошу, чтобы вы в этом вопросе имели дело только со мной.

Ленин все понял.

— Не хотите ли, чтобы ваш представитель принимал участие в наших встречах? Мы готовы предложить такую возможность.

Адриан кивнул.

— Я назначу священника. Только он и я будем знать о нашем соглашении. Я назову имя в самое ближайшее время.

 

ГЛАВА 20

Москва

17 часов 40 минут

Дождь прекратился как раз в тот момент, когда Лорд вышел из метро. Цветной бульвар блестел сыростью, воздух стал заметно холоднее, на город опустился промозглый туман. Лорд, по-прежнему без пальто, в одном пиджаке, выделялся в толпе укутанных в шерсть и меха. Начинало темнеть. Лорд порадовался — в тумане и сумерках легче оставаться незамеченным.

В потоке людей Лорд направился к цирку на противоположной стороне улицы. Он знал, что Московский цирк, один из лучших в мире, привлекает иностранных туристов. Сам он бывал здесь несколько лет назад и восторгался танцующими медведями и учеными собачками.

До начала представления еще двадцать минут. В антракте он попытается передать за кулисы записку Акулине Петровой. Если не получится, он отыщет ее после представления. Может быть, она сумеет связаться с американским посольством. Возможно, ей удастся зайти в «Метрополь» и встретиться с Тейлором Хейесом. Конечно же, у нее есть квартира, где Лорд сможет на время укрыться.

Лорд собирался пойти в билетные кассы, когда у него за спиной прозвучал властный оклик:

— Стой!

Лорд продолжал проталкиваться вперед.

Голос повторил:

— Стой!

Оглянувшись через плечо, Лорд увидел милиционера. Тот протискивался сквозь толчею, подняв руку. Ускорив шаг, Лорд быстро пересек запруженную машинами улицу и растворился в бурлящем людском море. Как раз в этот момент туристический автобус высаживал пассажиров, и Лорд влился в непрерывный поток японцев, направляющихся к ярко освещенному зданию. Он оглянулся еще раз, но милиционера больше не увидел.

Быть может, ему просто показалось, что тот обращался к нему.

Опустив голову, Лорд следовал за шумной толпой. Купив в кассе билет за десять рублей, он поспешил в цирк, надеясь найти Акулину Петрову.

Акулина надела костюм. В общей гримерной царило обычное оживление, артисты вбегали и выбегали. Роскошь иметь отдельную гримерную не была доступна никому. Такое Акулина видела только в американских фильмах, где цирковая жизнь изображалась в романтических красках.

Не выспавшись ночью, она чувствовала себя усталой. Дорога из Петербурга в Москву оказалась интересной, если не сказать больше, весь день Акулина думала о Майлзе Лорде. Она сказала ему правду. Он действительно был первым чернокожим, которого она встретила в этом поезде. И она действительно нисколько его не испугалась. Возможно, ее разоружил его собственный страх.

Лорд не соответствовал тем примерам, какие Акулина помнила с детства. Учителя в государственных школах рассказывали об ужасах негроидной расы. Они рассуждали о том, что у негров недостаточно развит головной мозг, слабая иммунная система и они совершенно не способны держать себя в руках. В прошлом американцы превратили их в рабов — этот момент особенно вдалбливала коммунистическая пропаганда, подчеркивая недостатки капитализма. Акулина на всю жизнь запомнила фотографии линчевания, на которых были изображены люди в зловещих белых балахонах и остроконечных капюшонах, истязающие негров.

Майлз Лорд не имел со всем этим ничего общего. Кожа у него была цвета ржавой воды, как в реке Война, протекавшей в деревне, где маленькая Акулина гостила летом у бабушки. Его волосы были аккуратно подстрижены. Держался он строго, но дружелюбно, а его грудной голос сразу же врезался Акулине в память. Похоже, Лорд искренне удивился приглашению провести ночь у нее в купе — наверное, не привык к подобной открытости в женщинах. Акулине хотелось верить, что за привлекательной внешностью скрывается необычное содержание: она вынуждена была признаться самой себе, что Лорд ее заинтересовал.

Акулина обратила внимание, что трое мужчин, которые охотились на Лорда, вышли с вокзала вместе и сели в темно-синий «вольво», ждавший на площади. Она спрятала чемоданчик Лорда в свою сумку и оставила его там, как и обещала, в надежде, что хозяин когда-нибудь за ним придет.

Весь день Акулина гадала, как у Лорда дела. Последние годы мужчины не играли в ее жизни значительной роли. Ей приходилось выступать почти каждый вечер, а летом по два раза в день. Труппа много гастролировала. Акулина успела объездить всю Россию и большую часть Европы; она даже побывала в Нью-Йорке, на знаменитой сцене «Мэдисон-сквер-гарден». У нее не было времени на серьезные отношения, если не считать редких ужинов вдвоем и разговоров во время долгих перелетов и путешествий на поезде.

Через год ей должно стукнуть тридцать, и она начинала задумываться, суждено ли ей вообще выйти замуж. Отец Акулины до конца жизни надеялся, что она перестанет выступать, остепенится, заведет семью. Но она видела, что происходит с ее подругами, вышедшими замуж. Работать весь день на заводе или в магазине, только чтобы каждый вечер возвращаться к домашним делам, и так до бесконечности. Ни о каком равноправии не было и речи, хотя коммунистическая пропаганда гордо провозглашала советских женщин самыми свободными в мире. И брак приносил мало утешения. Как правило, мужья и жены работали отдельно друг от друга, в разное время и даже отпуск не могли провести вместе, поскольку редко случалось так, чтобы их одновременно отпускали с работы. Вот почему большинство супружеских пар ограничивалось одним ребенком. Ни на что не хватало ни времени, ни денег. Такая жизнь не привлекала Акулину. Как любила говорить ее бабушка: «Для того чтобы узнать человека, нужно съесть с ним пуд соли».

Усевшись перед зеркалом, Акулина брызнула водой на волосы и туго затянула мокрые пряди в узел. На арене она обходилась почти без грима, нанося его, лишь чтобы компенсировать безжалостный бело-голубой свет прожекторов. Бледную кожу, светлые волосы и голубые глаза Акулина унаследовала от матери. Талант же достался ей от отца. Он несколько десятилетий выступал в цирке воздушным гимнастом. Благодаря его способностям они получили более просторную квартиру, имели более щедрые продовольственные пайки и снабжение хорошей одеждой. Слава богу, искусство всегда являлось важным элементом коммунистической пропаганды. Цирк, опера и балет десятками лет экспортировались за пределы Советского Союза в попытке показать всему миру, что Голливуд не обладал монополией на индустрию развлечений.

Теперь же цирковая труппа превратилась в выгодный бизнес. Московский цирк перешел в руки одного консорциума, который продолжал гонять его с гастролями по всему миру, но сейчас главной задачей была не пропаганда, а прибыль. Надо признать, для постсоветской России Акулина получала очень даже неплохую зарплату. Но в тот самый день, когда она больше не сможет зачаровывать публику своим мастерством под куполом цирка, ей, скорее всего, придется присоединиться к многомиллионной армии безработных. Вот почему Акулина поддерживала тело в великолепной форме, тщательно следила за диетой и строго соблюдала распорядок дня. Прошлая ночь оказалась первой за большой промежуток времени, когда она не проспала положенные восемь часов.

Акулина снова подумала о Майлзе Лорде.

Днем, у себя дома, она открыла его чемоданчик. Акулина вспомнила, что Лорд забрал из него какие-то документы, но все же она рассчитывала найти хоть что-нибудь, что могло бы пролить свет на человека, который пробудил в ней такое любопытство. Но в чемоданчике не оказалось ничего, кроме пустого блокнота, трех шариковых ручек, карточки постояльца гостиницы «Метрополь» и билета на вчерашний рейс «Аэрофлота» из Москвы в Петербург.

Майлз Лорд. Американский юрист, работающий в Царской комиссии.

Быть может, они еще встретятся снова.

Лорд терпеливо просидел всю первую часть представления. Он не видел рядом ни одного милиционера — по крайней мере, в форме; и ему хотелось надеяться, что переодетых милиционеров тоже нет. Цирк впечатлял: закрытый амфитеатр поднимался полукругом перед красочной ареной. На обтянутых красным бархатом скамьях разместилось, по оценкам Лорда, около двух тысяч зрителей, в основном иностранных туристов и детей; все сидели тесно, разделяя радостные чувства. Обстановка граничила с сюрреализмом. Выступления акробатов, дрессированных собачек, эквилибристов, клоунов и жонглеров на время отвлекли Лорда от той ситуации, в которой он оказался.

Наступил антракт, и Лорд решил оставаться на месте. Чем меньше передвигаться, тем лучше. Он сидел внизу, откуда хорошо было видно арену. Может быть, Акулина Петрова, когда начнется ее выступление, тоже его увидит.

Прозвенел звонок, объявили, что до второй части представления — пять минут. Лорд снова обвел взглядом зрительный зал.

С краю сидел мужчина, одетый в черную кожаную куртку и джинсы. Это был тот самый человек, которого Лорд видел вчера днем в петербургском архиве и ночью в поезде, только тогда он был в мешковатом бежевом костюме. Мужчина устроился за группой туристов, которые оживленно щелкали фотоаппаратами, торопясь сделать последние снимки до окончания антракта.

У Лорда бешено заколотилось сердце. Внутри образовалась щемящая пустота.

Затем он увидел Прищуренного.

Войдя в зрительный зал со стороны левого прохода, демон оказался между Лордом и человеком в кожаной куртке. Черные волосы, блестящие от бриолина, были забраны в тугой хвостик. Прищуренный был одет в коричневый свитер и черный костюм.

Как только погас свет и заиграла музыка, открывающая второе действие, Лорд поднялся с места, собираясь уйти. Однако в правом проходе, меньше чем в пятидесяти шагах от него, стоял Кроманьонец со злорадной усмешкой на изрытом оспой лице.

Лорд сел. Бежать некуда.

Второе действие открывала Акулина Петрова. В блестящем голубом трико, она босиком выбежала на арену, двигаясь в такт бодрой музыке, быстро взобралась на брус и под бурные аплодисменты начала свой номер.

У Лорда в груди поднималась волна паники. Кроманьонец по-прежнему стоял в проходе наверху, Прищуренный уселся в середине зала. Его угольно-черные глаза — цыганские, заключил Лорд, — не отрываясь смотрели на него, и их выражение означало, что охоте пришел конец. Правая рука Прищуренного оставалась под полой пиджака — когда он чуть приподнял ее, открылась рукоятка пистолета.

Лорд снова повернулся к сцене.

Акулина Петрова с поразительной грациозностью быстро перемещалась по брусу. Музыка стала более плавной, и молодая акробатка подстроилась под мягкий ритм. Лорд пристально уставился на нее, усилием воли призывая ее посмотреть на него.

И Акулина посмотрела.

На мгновение их взгляды встретились, и Лорд понял, что она его узнала. Но в ее глазах он увидел что-то еще. Страх? Неужели Акулина тоже узнала преследователей? Или она просто прочитала в его взгляде безотчетный ужас? Как бы там ни было, Акулина не позволила себе отвлечься от выступления. Она продолжала медленный атлетический танец на четырехдюймовом дубовом брусе.

Выполнив последний пируэт, Акулина легко соскочила вниз. Восхищенные зрители зааплодировали, и в этот момент на арену выкатили на крохотных велосипедах клоуны. Рабочие сцены повезли за кулисы тяжелый брус, и Лорд решил, что у него нет выбора. Он выпрыгнул на арену, как раз когда мимо проезжал клоун, гудя клаксоном. Публика взорвалась хохотом, решив, что его появление является частью номера. Оглянувшись, Лорд увидел, что Прищуренный и человек из Петербурга тоже поднялись с мест. Скользнув за кулисы, он наткнулся прямо на Акулину Петрову.

— Мне нужно бежать отсюда, — по-русски сказал Лорд.

Схватив за руку, Акулина потащила его дальше за сцену, мимо двух клеток с белыми пуделями.

— Я видела этих людей. Похоже, ваши неприятности еще не закончились, Майлз Лорд.

— А то я сам не знаю.

Они прошли мимо артистов, готовящихся к выступлению. Никто не обращал на них внимания.

— Мне нужно где-нибудь спрятаться, — сказал Лорд. — Не можем же мы бесконечно бегать.

Акулина провела его по коридору, завешанному старыми афишами, приколотыми кнопками к грязной стене. В воздухе чувствовался легкий запах мочи и влажной шерсти. Вдоль стен тянулись двери.

Акулина нажала ручку одной из них.

— Сюда.

Это была кладовка, в которой хранились швабры и половые тряпки, но места оказалось достаточно, чтобы Лорд втиснулся в комнатку.

— Ждите здесь, пока я не вернусь, — сказала Акулина.

Дверь закрылась.

В полной темноте Лорд постарался перевести дыхание. В коридоре звучали шаги. Лорд не мог поверить, что это происходит с ним на самом деле. Судя по всему, милиционер на улице, заметивший его, предупредил Феликса Орлегова. Прищуренный, Кроманьонец и Орлегов связаны между собой. В этом нет сомнений. Что ему делать? Задача любого хорошего юриста наполовину заключается в том, чтобы объяснять клиенту, как глупо тот поступает. Ему следовало послушаться собственного совета. Он должен был убраться ко всем чертям из России.

Дверь распахнулась.

В тусклом свете Лорд разглядел лица троих мужчин.

Первого он не узнал, но тот крепко прижал длинное серебристое лезвие к горлу Прищуренного. Третьим был вчерашний незнакомец из Петербурга. Он направил дуло револьвера Лорду в грудь.

Только потом Лорд увидел Акулину Петрову.

Она невозмутимо стояла позади человека с револьвером.