Глава 16

Малоун крепко держался в кресле, когда ВВС-1 оторвался от бетонки и взял курс на юг, обратно в Вашингтон. Все по-прежнему находились в конференц-зале.

– Тяжелый день на службе, дорогой? – спросила его Кассиопея.

Он уловил в ее глазах игривое выражение. Любая другая женщина была бы сейчас сильно раздражена, но Кассиопея реагировала на неожиданности лучше, чем кто-либо из его знакомых. Он вспомнил, как они встретились впервые – во Франции, в Ренне-ле-Шато, темной ночью, когда она выстрелила в него и умчалась на мотоцикле.

– Как всегда, – ответил он. – Время назначенное, только место другое.

Она улыбнулась.

– Ты не увидел замечательное платье.

Перед тем как Малоун ушел из отеля, она сказала ему, что заходила в «Бергдорф Гудмен». Он хотел увидеть ее покупку.

– Извини, что наше свидание не состоялось, – снова сказал он.

Она пожала плечами.

– Смотри, где мы теперь оказались.

– Приятно, в конце концов, встретить тебя, – сказал ей Дэвис. – Мы разминулись в Европе.

– Это путешествие в Нью-Йорк было забавным, – сказал Дэнни Дэниелс. – По крайней мере, насколько позволительно президенту.

Малоун слушал, как Дэниелс объяснял, что близкий друг, поддерживавший его всю жизнь, устраивал прием по поводу выхода в отставку. Дэниелс получил приглашение, но решил присутствовать лишь месяца два назад. Никто за пределами Белого дома не знал об этом путешествии до вчерашнего дня, журналистам сообщили только, что президент посетит Нью-Йорк. Местонахождение, время и продолжительность визита не раскрывались. В «Чиприани» гости проходили бы через металлодетектор. Секретная служба никого не информировала и даже прессу держала в неведении до последней минуты, поэтому сочла, что путешествие будет совершенно безопасным.

– Каждый раз то же самое, – сказал Даниелс. – Каждое убийство или покушение происходило из-за просчетов. У Линкольна, Мак-Кинли и Гарфилда не было охраны. Подходи и стреляй. Кеннеди отказался от охраны по политическим причинам. Хотели, чтобы он был как можно ближе к людям. И объявили, что он будет ехать по людной улице в открытой машине. «Выходите посмотреть на президента». – Дэниелс покачал головой. – Рейган получил ранение только потому, что ряды его охранников нарушились. Вечно чей-нибудь просчет. На сей раз мой.

Малоун удивился этому признанию.

– Я настоял на этом путешествии. Сказал всем, что оно пройдет отлично. Секретная служба приняла несколько предосторожностей, хотела принять и еще. Но я запретил.

ВВС-1 закончил набор высоты и перешел в горизонтальный полет. Заложенность ушей у Малоуна прошла.

– Кто знал, когда вы отправляетесь в путь? – спросила Кассиопея.

– Мало кто, – ответил Дэниелс.

Малоуну этот ответ показался странным.

– Как ты оказался в том номере отеля? – спросил его президент.

Малоун рассказал об электронной почте Стефани, о ключе-карточке, оставленном ему в отеле «Сент-Реджис», и о том, что обнаружил. Кассиопея протянула ему записку из конверта.

Дэниелс сделал знак Дэвису, тот достал из кармана портативный магнитофон и пустил его по столешнице.

– Это запись защищенного радиосообщения после стрельбы, когда ты старался выйти из «Хайата», – сказал Дэвис.

Дэниелс включил магнитофон.

Внимание всем агентам. Подозреваемый одет в светло-голубую, застегивающуюся донизу рубашку, светлые брюки, сейчас он без пиджака, выходит из главного вестибюля в туннель, ведущий в Большой центральный вокзал. Я иду в этом направлении.

Президент выключил запись.

– Этого никто не мог знать, – сказал Малоун.

– Никто из наших агентов не отправлял этого сообщения, – сказал Дэвис. – И, как ты знаешь, эти частоты неизвестны широкой публике.

– Узнаешь этот голос? – спросил Дэниелс.

– Трудно сказать. Помехи и рация многое искажают. Но что-то знакомое в нем есть.

– Похоже, у тебя есть поклонник, – сказала Кассиопея.

– И тебя предали, – объяснил Дэниелс. – Как и нас.

* * *

Уайетта провезли мимо Коламбус-Серкл к Верхнему Вест-Сайду Манхэттена, менее перенаселенному району с причудливыми лавочками и облицованными кирпичом жилыми домами. Проводили на второй этаж одного из этих домов, в просторную, скудно обставленную квартиру, окна ее были закрыты деревянными жалюзи. Он предположил, что это какое-то убежище.

Его ждали двое.

Оба были заместителями директоров – один ЦРУ, другой АНБ. Лицо заместителя директора Управления национальной безопасности он знал, кем являлся другой, просто догадался. Ни тот, ни другой, похоже, не были рады его видеть. Он остался с ними наедине, те двое, что привели его, ждали в лифтовом холле.

– Скажешь нам, что делал сегодня? – спросил церэушник. – Как оказался в «Гранд-Хайате»?

Уайетт ненавидел все, связанное с Центральным разведывательным управлением. Он только время от времени работал на них, потому что они хорошо платили.

– Кто говорит, что я был там?

Задавший вопрос беспокойно расхаживал по комнате.

– Не юли с нами, Уайетт. Ты был. Почему?

Любопытно, что оба хорошо знали некоторые из его дел.

– Ты направил туда Малоуна? – спросил нацбез.

– Почему вы так думаете?

Церэушник достал карманный магнитофон, включил его. Уайетт услышал свой голос, сообщавший секретной службе, что Малоун идет в Большой центральный вокзал.

– Спрашиваю еще раз. Малоун твоя идея?

– Похоже, удачно, что он оказался там.

– А что, если бы он не смог остановить происходившее? – спросил нацбез.

Уайетт ответил им так же, как Карбонель: «Этого не случилось». И ничего больше объяснять этим идиотам не собирался. Но его мучило любопытство.

– А почему вы не вмешались? Вы явно были там.

– Мы ничего не знали, – выкрикнул цэрэушник. – Мы весь день разрывались на части.

Уайетт пожал плечами.

– И не разорвались?

– Дерзкий сукин сын, – возмутился церэушник. Голос его был все еще громким. – Вы с Карбонель вмешиваетесь в наши дела. Пытаетесь спасти это гнусное Содружество.

– Вы путаете меня с кем-то.

Он решил последовать совету Карбонель и поиграть завтра в гольф. Ему хотелось получить удовольствие от игры, а поле в его закрытом клубе было превосходным.

– Мы знаем все о тебе и Малоуне, – выпалил нацбез.

Он казался значительно спокойнее церэушника, но все же выглядел обеспокоенно. Уайетт знал, что АНБ выделяются миллиарды из ежегодного бюджета разведслужб. Управление занималось всем, даже тайным прослушиванием почти всех телефонных разговоров с заграницей.

– Малоун был главным свидетелем против тебя на административных слушаниях, – продолжал нацбез. – Ты оглушил его, чтобы иметь возможность приказать трем людям вступить в перестрелку. Двое из них погибли. Малоун выдвинул против тебя обвинение. Что выяснилось? Ненужный риск, предпринятый с пренебрежением к жизни. Тебя уволили. Двадцатилетняя служба пошла прахом. Ни пенсии. Ничего. Полагаю, у тебя есть кое-какой счет к Коттону Малоуну.

Церэушник ткнул в его сторону пальцем.

– Что, Карбонель наняла тебя с целью оказать помощь Содружеству? Попытаться спасти их шкуры?

Уайетт почти ничего не знал о Содружестве, кроме скудных сведений из досье. Все они касались попытки убийства президента, сведений общего характера почти не было. Он был осведомлен о Клиффорде Ноксе, квартирмейстере этой организации, который, видимо, управлял покушением на Дэниелса. Видел, как Нокс в течение нескольких дней ходил по «Гранд-Хайату», готовя оружие, ждал, когда он уйдет, чтобы проверить их работу и оставить записку Малоуну.

– Это пираты Содружества пытались убить Дэниелса? – спросил нацбез. – Ты знаешь, кто устанавливал это оружие, так ведь?

Поскольку Уайетт сомневался, что след этих автоматических установок ведет за пределы «Гранд-Хайата», становиться главным обвинителем пиратов он не хотел. Но его безотлагательная проблема была более серьезной. Очевидно, его угораздило впутаться в своеобразную гражданскую войну шпионов. ЦРУ и АНБ явно не ладили с НРА, и причиной этой ссоры было Содружество. Ничего нового. Органы разведки редко сотрудничают друг с другом.

Однако эта вражда казалась иной.

Более личной.

И это его беспокоило.

 

Глава 17

Бат, Северная Каролина

Хейл вошел в дом, все еще кипя после оскорбления, полученного от Стефани Нелл. Прямо-таки последний пример продолжающейся неблагодарности Америки. Содружество столько сделало для этой страны, и во время Войны за независимость, и после, а он получил плевок.

Он остановился в вестибюле у основания главной лестницы и собрался с мыслями. Перед домом секретарь сказал ему, что остальные три капитана уже здесь. Дело с ними следовало вести осторожно. Хейл посмотрел на один из холстов, висевших на обшитых дубовыми панелями стенах, – портрет своего прапрадеда, который жил на этой земле и тоже нападал на президента.

Абнера Хейла.

Но в середине девятнадцатого столетия выжить было гораздо легче, мир казался намного просторнее. Можно было бесследно скрыться. Он часто представлял себе, каково это – бороздить океаны, странствуя, по словам одного из хроникеров, аки львы рыкающие, ищущие, кого бы сожрать. Непредсказуемая жизнь в бурном море, без семьи, без всяких привязанностей, соблюдая лишь немногие правила помимо тех, на которые все находящиеся на борту согласились в Статьях.

Хейл сделал несколько глубоких вдохов, привел одежду в порядок, пошел по коридору и свернул в библиотеку – просторный прямоугольник со сводчатым потолком и целой стеной окон, выходящих на плодовые сады. Он перестроил это помещение десять лет назад, убрав из него большинство напоминаний об отце и старательно избегая духа английского загородного поместья.

Закрыв двери библиотеки, он взглянул на троих человек, сидящих в мягких, обитых бордовым бархатом креслах.

На Чарльза Когберна, Эдварда Болтона и Джона Суркофа.

Все были подтянутыми, двое с усами, все щурили глаза от солнца. Это были моряки, как и он, подписавшие Статьи Соглашения Содружества, главы респектабельных семейств, связанные друг с другом священной клятвой. Он представил себе, что у них сводит живот, как у Абнера Хейла в 1835 году, когда он тоже поступил опрометчиво.

Начать он решил с вопроса, ответ на который уже знал.

– Где квартирмейстер?

– В Нью-Йорке, – ответил Когберн. – Занят спасательными мерами.

Отлично. По крайней мере, они решили быть откровенными с ним. Два месяца назад он сообщил им о необъявленном путешествии Дэниелса в Нью-Йорк, надеясь, что возможность представится. Они долго обсуждали предполагаемый курс, потом проголосовали.

– Незачем говорить то, что уже известно. Мы решили этого не делать.

– Мы передумали, – сказал Болтон.

– Наверняка по твоей инициативе.

Болтоны всегда проявляли неразумную агрессию. Их предки помогли в 1607 году основать Джеймстаун, потом нажили состояние, снабжая новую колонию. В один из рейсов они привезли новый сорт табака, оказавшийся для колонии милостью божией: он буйно рос на песчаных почвах и стал наиболее ценным экспортным товаром Виргинии. Потомки Болтона в итоге осели в Каролине, в Бате, стали сперва пиратами, потом каперами.

– Я думал, этот ход решит наши проблемы, – произнес Болтон. – Вице-президент оставил бы нас в покое.

Ему пришлось сказать:

– Вы не представляете, что произошло бы, если бы вы преуспели.

– Квентин, я знаю только, – заговорил Джон Суркоф, – что рискую оказаться в тюрьме и потерять все, чем владеет моя семья. Я не собираюсь сидеть сложа руки в ожидании этого. Хоть мы и потерпели неудачу, но сегодня сделали предостережение.

– Кому? Вы собираетесь взять на себя ответственность за это деяние? Кто-нибудь в Белом доме знает, что вы трое санкционировали это убийство? Если да, долго ли собираетесь оставаться на свободе?

Все промолчали.

– Это была нелепая мысль, – сказал Хейл. – Сейчас не восемьсот тридцать пятый год, даже не девятьсот шестьдесят третий. Это новый мир с новыми правилами.

Он напомнил себе, что фамильная история Суркофа отличается от остальных. Они начали как судостроители, иммигрировав в Каролину вскоре после того, как Джон Хейл основал Бат. Суркофы значительно финансировали расширение города, реинвестируя свои доходы в общину и помогая городу расти. Несколько человек из них стали губернаторами колоний. Другие вышли в море, управляя шлюпами. Начало восемнадцатого столетия стало золотым веком для пиратов, и Суркофы пожали свою долю награбленного. В конце концов, они, как и остальные, легализовались, став каперами. В начале девятнадцатого века произошла любопытная история, когда деньги Суркофых помогали финансировать Наполеоновские войны. Обладавший дружескими связями Суркоф, живший тогда в Париже, спросил императора, можно ли построить в одном из своих имений террасу, вымощенную французскими монетами. Наполеон отказал, не желая, чтобы люди ходили по его изображению. Не потерявший присутствия духа Суркоф все-таки выстроил террасу, но монеты поставил на ребро, что решило проблему. К сожалению, потомки Суркофа поступали с деньгами так же неразумно.

– Послушайте, – сказал Хейл, смягчив голос. – Я понимаю ваше беспокойство. Мне его тоже хватает. Но мы будем заодно.

– Они знают обо всех счетах, – негромко сказал Когберн. – Все мои швейцарские банки раскололись.

– Мои тоже, – добавил Болтон.

В общей сложности несколько миллиардов долларов лежали на их депозитах за границей, из этих денег не было выплачено ни единого цента подоходного налога. Каждый из четверых получил письмо от федерального прокурора с извещением, что он становится объектом уголовного расследования. Хейл предположил, что четыре отдельных расследования – вместо одного – избраны, чтобы разделить их возможности, восстановить друг против друга.

Но прокуроры недооценили силу, которой обладало Соглашение.

Корни Содружества находились в пиратском сообществе. Разумеется, оно являлось грубым, дерзким и грабительским, но обладало законами. Пиратские содружества были организованными, нацеленными на выгоду и общий успех, неизменно предприимчивыми. Адам Смит справедливо заметил: «Если у грабителей и убийц существует какое-то сообщество, они должны, по крайней мере, воздерживаться от убийств и грабежей друг друга».

Пираты так и поступали.

Так называемый пиратский кодекс требовал, чтобы перед каждым выходом в море зачитывалось Соглашение, где обуславливались правила поведения, наказания и дележа добычи между командным составом и матросами. Каждый клялся на Библии соблюдать Статьи Соглашения. Выпив рома, смешанного с порохом, они расписывались на полях, но не под последней строкой, чтобы было ясно – никто, даже капитан, не значит больше остальных. Договор требовал единодушного одобрения, несогласные были вольны искать лучших условий. Когда пиратские корабли объединялись, составлялся новый договор о партнерстве. Таким же образом было создано Содружество. Четыре семейства объединились для стремления к единой цели.

Предательство команды или друг друга, дезертирство или отказ сражаться в бою караются так, как квартирмейстер или большинство сочтут заслуженным.

Никто не нападал на другого.

Или в крайнем случае не доживал до того, чтобы воспользоваться выгодой.

– Мои бухгалтеры в осаде, – сказал Болтон.

– Разделайся с ними, – сказал Хейл. – Нужно было убивать их, а не президента.

– Мне это нелегко, – сказал Когберн.

Хейл посмотрел на партнера в упор.

– Чарльз, убивать всегда нелегко. Но иногда это нужно делать. Главное, выбрать подходящее время и способ.

Когберн не ответил. Он и остальные явно выбрали неподходящее время.

– Квартирмейстер наверняка сделал свое дело, – сказал Суркоф, пытаясь снять напряжение. – Ничто не выведет на нас. Но все равно у нас есть проблема.

Хейл подошел к английскому столику из бамбука у стены, обшитой сосновыми панелями. Ничего подобного не должно было произойти. Но, может, замысел заключался именно в этом. Прибегнуть к угрозе уголовного преследования, а потом ждать, что последует, когда наступит страх. Может, рассчитывали, что они покончат с собой, избавят всех от хлопот с судом и тюремным заключением. Но, разумеется, никто не думал, что президента США попытаются убить.

Его дипломатия оказалась неудачной. Унижение от поездки в Белый дом было еще свежо в памяти. Визит Абнера Хейла в 1834 году тоже оказался неудачным. Но он собирался учиться на ошибках своего предка, не повторять их.

– Что будем делать? – спросил Когберн. – Мы уже почти у конца доски.

Хейл улыбнулся этому стереотипному представлению, что человека с завязанными глазами заставляли идти по выступающей в море доске. В действительности это наказание применяли только слабые духом капитаны, избегавшие кровопролития или хотевшие убедить себя, что неповинны в смерти другого человека. Смелые, дерзкие авантюристы, оставившие после себе легенды, которые без конца пересказываются в бесчисленных книгах и фильмах, не боялись смущать пристальным взглядом врага даже перед лицом смерти.

– Мы поднимем флаг, – сказал Хейл.

 

Глава 18

ВВС-1

Кассиопея слушала объяснение Дэнни Дэниелса о том, как человек, чей голос записан на магнитофонную пленку, оповестил всех, где искать Коттона.

– Он наверняка был там, – сказал Малоун. – В вестибюле «Гранд-Хайата». Иначе он не мог бы видеть, куда я иду. Когда я выходил, отель очищали.

– Наш таинственный человек еще знал, что сказать и как, – заметил Дэвис.

Кассиопея поняла скрытый смысл. Причастен был кто-то из своих или знавший все о своих. Она заметила выражение глаз Дэниелса, которое уже видела – в Кэмп-Дэвиде, вместе со Стефани, – говорившее, что этот человек знает больше.

Дэниелс кивнул своему главе аппарата.

– Расскажи.

– Около полугода назад я принимал посетителя в Белом доме.

Дэвис смотрел на человека, сидящего по другую сторону стола. Ему было известно, что этому человеку пятьдесят пять лет, что он американец в четвертом поколении, что его предки появились в стране еще до Войны за независимость. Он был высоким, с блестящими зелеными глазами и темным подбородком, выглядевшим крепким, как броня. Лысину окаймлял полумесяц густых, длинных серебристо-черных волос, зачесанных назад, похожих на гриву стареющего льва. Зубы сверкали, как жемчуг, вид их портило лишь отсутствие передних двух. На нем был дорогой костюм, сидящий так же свободно, как звучал его голос.

Квентин Хейл руководил громадной корпоративной империей, куда входили производство, банковское дело и розничная торговля. Он был одним из самых крупных землевладельцев в стране, владел торговыми улицами и административными зданиями почти во всех больших городах. Его собственный капитал исчислялся в миллиардах, и он постоянно находился в форбсовском списке самых богатых людей. Он также поддерживал президента, внес по несколько сотен тысяч долларов в обе кампании, что давало ему право лично встречаться с главой аппарата Белого дома.

Но Дэвиса потрясло то, что он услышал.

– Значит, вы пират?

– Капер.

Дэвис знал разницу. Первый являлся преступником, второй же находился в рамках закона и по официальному разрешению правительства нападал на его врагов.

– Во время Войны за независимость, – говорил Хейл, – в Континентальномвоенном флоте было шестьдесят четыре боевых корабля. Они захватили сто девяносто шесть судов противника. Вместе с тем было семьсот девяносто два капера, санкционированных Континентальным конгрессом, которые захватили или уничтожили шестьсот британских судов. Во время Войны восемьсот двенадцатого года положение стало еще более впечатляющим. Всего двадцать три военных корабля, захвачено двести пятьдесят четыре судна противника. Вместе с тем пятьсот семнадцать санкционированных конгрессом каперов захватили тысячу триста судов. Сами видите, какую службу мы сослужили стране.

Дэвис видел, но не мог понять, к чему он клонит.

– Войну за независимость выиграла не Континентальная армия, – продолжал Хейл. – Ход войны изменило разорение английской торговли. Каперы перенесли войну через Атлантику к английским берегам и держали их в постоянной тревоге. Мы угрожали судоходству в их гаванях и едва не остановили торговлю. Это вызвало у торговцев панику. Страховые ставки на суда так поднялись, что британцы начали пользоваться французскими судами для транспортировки своих товаров, ранее это было неслыханно.

Дэвис уловил в его рассказе оттенок благородной горделивости.

– В конце концов, эти торговцы вынудили короля Георга прекратить бои в Америке. Вот почему окончилась та война. История ясно показывает, что без каперов Америка не одержала бы победы. Сам Джордж Вашингтон публично признавал это не один раз.

– Какое отношение имеет это к вам? – спросил Дэвис.

– Мой предок был одним из каперов. Вместе с тремя другими семействами мы во время Войны за независимость спустили на воду много кораблей и организовали остальных каперов в сплоченную боевую единицу. Кто-то должен был координировать их действия. Это делали мы.

Дэвис принялся вспоминать. Хейл говорил правду. У капера было свидетельство, разрешающее грабить врагов страны, не опасаясь судебного преследования. Поэтому Дэвис спросил:

– Ваше семейство имело свидетельство?

Хейл кивнул.

– Имело и имеет до сих пор. Я привез его.

Посетитель полез в карман пиджака и вынул сложенный лист бумаги. Дэвис раскрыл его и увидел фотокопию документа двухсотлетней давности. Большая часть текста была напечатана, кое-что было вписано от руки:

ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН,

Джордж Вашингтон

Президент Соединенных штатов Америки

Всем, кто увидит этот документ, приветствие:

Доводится до вашего сведения, что на основании акта Конгресса Соединенных Штатов по делу, представленному и рассмотренному девятого февраля тысяча семьсот девяносто третьего года, я принял решение и этим документом облекаю каперскими полномочиями Арчибальда Хейла. Даю право и разрешение вышеназванному лицу, его заместителям, лицам командного состава и команде захватывать, отторгать и присваивать всю собственность и достояние всевозможных врагов Соединенных Штатов Америки. Вся захваченная добыча, в том числе снаряжение, пушки, приспособления, товары, имущество, боеприпасы и драгоценности будут принадлежать получателю этого разрешения после выплаты суммы, равной двадцати процентам стоимости захваченного, правительству Соединенных Штатов Америки. Для вящего поощрения этих смелых и продолжительных нападений на упомянутых выше врагов с той решимостью, какую все мы выказали в недавнем конфликте, вышеназванный Арчибальд Хейл освобождается от всех регулирующих и финансовых законов как Соединенных Штатов, так и всякого штата, которые могут нанести ущерб или воспрепятствовать всяческим агрессивным действиям за исключением умышленного убийства. Документ является бессрочным и будет иметь юридическую силу для блага каждого из потомков вышеназванного Арчибальда Хейла.

Дано за моей подписью и Государственной печатью Соединенных штатов Америки в Филадельфии девятого февраля в год Господа нашего тысяча семьсот девяносто третий и независимости вышеуказанных Штатов двадцать седьмой.

Дэвис поднял глаза от страницы.

– Ваше семейство, в сущности, имеет разрешение Соединенных Штатов грабить наших врагов? Освобождено от закона?

Хейл кивнул.

– Дано признательной страной в благодарность за все, что мы сделали. Три других семейства тоже имеют каперские свидетельства от президента Вашингтона.

– И что вы делали с этим разрешением?

– Мы участвовали в Войне тысяча восемьсот двенадцатого года и помогли довести ее до конца. Участвовали в Гражданской войне, испано-американской войне и обеих мировых войнах. Когда после Второй мировой войны было создано национальное разведывательное сообщество, нас призвали оказывать ему помощь. В последние двадцать лет мы беспокоили Ближний Восток, подрывали финансовую деятельность, похищали средства, препятствовали фондам и прибылям. Делали все, что нужно. Ясно, что в настоящее время у нас нет шлюпов. Поэтому вместо того, чтобы выходить в море на боевых кораблях, мы совершаем компьютерные путешествия или работаем через существующие финансовые системы. Но, как видите, каперское свидетельство не ограничивается кораблями.

– Да, не ограничивалось.

– И временем.

Дэвис поднялся и потянулся к полке за брошюрой, озаглавленной «Конституция Соединенных Штатов».

Увидев заглавие, Хейл сказал:

– Статья первая, раздел восьмой.

Этот человек прочел его мысли. Он искал юридическое основание и нашел его там, где сказал Хейл.

Конгресс имеет право объявлять войну, выдавать каперские свидетельства и разрешения на репрессалии и устанавливать правила захвата трофеев на суше и на воде.

– Каперские свидетельства существовали с тысяча двухсотого года, – сказал Хейл. – Первое известное использование было при Эдуарде Третьем в триста пятьдесят четвертом году. Считалось почетным совмещать патриотизм с выгодой. В отличие от пиратов, которые всего лишь разбойники.

Это объяснение было интересным.

– В течение пятисот лет каперство процветало, – продолжал Хейл. – Один из самых знаменитых каперов – Фрэнсис Дрейк, он грабил испанские суда для Елизаветы Первой. Европейские правительства традиционно выдавали каперские свидетельства не только в военное, но и в мирное время. Это было так распространено, что отцы-основатели специально дали конгрессу право выдавать подобные свидетельства, и люди одобрили это, когда конституцию ратифицировали. К этому документу было принято двадцать семь поправок, но каперское право не было модифицировано или отменено.

Хейл, казалось, не столько нападал на своих слушателей, сколько убеждал их. Вместо того чтобы выкрикнуть свое намерение, он понизил голос, демонстрируя сосредоточенное внимание.

Дэвис поднял полуразжатую руку, собираясь сказать что-то, но передумал, когда прагматик в нем дал о себе знать.

– Чего вы хотите?

– Каперское свидетельство дает его обладателю юридическую защиту. Наши требования в этом отношении очень конкретны. Мы только хотим, чтобы правительство держало свое слово.

– Он треклятый пират, – выпалил Дэниелс. – И те трое тоже.

Малоун кивнул.

– «Каперство – питомник для пиратов». Это высказывание не мое, а капитана Чарльза Джонсона. В восемнадцатом веке он написал книгу «Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учиненных самыми знаменитыми пиратами». В свое время она пользовалась большим спросом и до сих пор переиздается. Первое издание стоит громадных денег. Это одно из лучших исторических свидетельств о жизни пиратов.

Кассиопея покачала головой.

– Не знала об этом твоем интересе.

– Кто же не любит пиратов? Они объявили войну всему миру. В течение столетия своевольно нападали и грабили, потом исчезли, почти не оставив свидетельств о своем существовании. Хейл прав в одном. Если бы не каперы, Америка вряд ли бы существовала.

– Признаюсь, – заговорил Дэниелс, – я понятия не имел, как много сделали для нас эти авантюристы. Среди каперов было много смелых и честных людей. Они отдавали свои жизни, и, очевидно, Вашингтон чувствовал себя обязанным им. Только наша веселая банда теперь не так благородна. Как бы эти люди ни именовали себя, они самые настоящие пираты. Однако, как ни удивительно, конгресс в семьсот девяносто третьем году санкционировал их существование. Готов держать пари, не так уж много американцев знает, что это допустила конституция.

Они замолчали. Президент, казалось, пребывал в задумчивости.

– Расскажи им остальное, – сказал он Дэвису.

– Когда Война за независимость закончилась, Арчибальд Хейл и трое его земляков образовали Содружество. Используя каперские свидетельства, они набивали карманы. Вместе с тем пополняли казну, выплачивали установленные двадцать процентов новому национальному правительству. Об этом тоже большинство американцев наверняка не имеет понятия. Мы получали деньги от этих разбойников. Что до нынешней шайки, подоходные налоги не соответствуют их образу жизни. И надо признать, за последние двадцать лет их талантами пользовалось наше разведывательное сообщество. Они ухитрялись наносить кое-какой ущерб Ближнему Востоку, грабили финансовые счета, крали средства, девальвировали компании, доходы которых переводились экстремистам. Они хорошо знают свое дело. Даже слишком хорошо. Не знают только, когда остановиться.

– Позвольте мне догадаться, – сказал Малоун. – Они начали грабить те страны, которые мы предпочли бы оставить в покое.

– Нечто в этом роде, – сказал Дэниелс. – С выбором направления у них неважно. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

– Между Содружеством и ЦРУ возникла ссора, – продолжал Дэвис. – Последней соломинкой стали беспокойства в Дубае и его финансовые проблемы. ЦРУ решило, что весь этот хаос в основном организовало Содружество. Поскольку национальный долг Дубая значительно вырос, Содружество прибрало к рукам лучшие активы, купив их по несколько центов за доллар. Кроме того, эти люди сорвали некоторые реструктуризации долгов, которые государства в том регионе предлагали для ликвидации кризиса. В общем, были невыносимы. Но мы не могли допустить разорения Дубая. Это одна из немногих умеренных сил того региона. В некотором роде союзник. Содружеству велели прекратить, оно ответило согласием, но продолжило свое дело. Поэтому ЦРУ напустило на них налоговое управление. Оно прижало швейцарцев, те раскололись и предоставили сведения о счетах всех четверых членов нынешнего Содружества. Оказалось, что каждый из них владеет сокрытыми от налогообложения сотнями миллионов. Если действовать правильно, мы сможем конфисковать эти активы, которые в общей сложности составляют миллиарды.

– Этого достаточно, чтобы заставить пиратскую шайку нервничать всерьез, – сказал Коттон.

Дэвис кивнул.

– Хейл пришел ко мне и попросил защиты на основании своего каперского свидетельства. И он прав. Свидетельство предоставляет им иммунитет от всех законов, кроме ответственности за убийство. Юрист Белого дома говорит, что свидетельство имеет юридическую силу. Конституция США его легализовала, и само свидетельство упомянуто в акте конгресса, утвердившего его.

– Тогда почему оно не соблюдается? – спросила Кассиопея.

– Потому что, – ответил президент, – Эндрю Джексон сделал это невозможным.

 

Глава 19

Нью-Йорк

Уайетту не понравилось напоминание о его увольнении. В самом деле, обвинения против него выдвинул Малоун, состоялось слушание, и трое бюрократов от среднего до высшего уровня, не оперативники, решили, что его действия были неоправданными.

– Я должен был отстреливаться вдвоем с Малоуном? – спросил он у трибунала. – Он и я, в надежде, что нам удастся спастись, а трое агентов тем временем ждали бы снаружи?

Уайетт счел этот вопрос справедливым и почти ничего больше не говорил на протяжении всего слушания, но трибунал принял суждение Малоуна, что эти люди были использованы как мишени, а не как защита. Он знал о полудюжине агентов, которые пожертвовали собой по менее значительной причине. Неудивительно, что разведывательное сообщество изобилует проблемами. Создается впечатление, что все стараются быть скорее правыми, чем эффективными.

Не имея выбора, он принял увольнение и ушел.

Но это не значило, что он забыл о своем обвинителе. Да, эти люди правы. У него есть счет к Малоуну.

И сегодня он пытался свести с ним этот счет.

– Ты понимаешь, что с Карбонель, можно сказать, покончено? – спросил нацбез. – От НРА никакого проку. Они больше никому не нужны.

– Содружество тоже сходит со сцены, – объяснил церэушник. – Наши современные пираты будут доживать свои дни в федеральной тюрьме, где им самое место. А ты так и не ответил на вопрос. Были пираты повинны в том, что произошло сегодня?

Досье, составленное Карбонель на Содружество, содержало краткие сведения о четырех капитанах, при этом отмечалось, что они последние из племени авантюристов восемнадцатого века, прямые потомки пиратов и каперов. Выдержка из их психологических профилей объясняла, что моряк военного флота уходил в море, зная, что в случае победы его ждут награды в форме похвалы и продвижения по службе. Даже в случае гибели история увековечит его подвиги. Однако требовалось необычайное мужество для встречи с опасностью, когда человек понимал, что никто не узнает о его геройстве. А если потерпит неудачу, большинство будет посмеиваться над его бедой.

Каперы действовали в тех и других условиях.

При удаче наградой становилась часть добычи. Если они отклонялись от своего каперского свидетельства, то становились пиратами, и их вешали. Капер мог захватить самый грозный крейсер короля Англии, и об этом вряд ли стало бы известно. Если его настигали смерть или увечье – не повезло.

Они были предоставлены сами себе.

Легко понять, подводился в документе итог, почему они так вольно обходились с правилами.

Нацбез подошел ближе.

– Ты вызвал Малоуна, затем повел его прямо в ловушку. Ты знал, что именно там произойдет. Хотел, чтобы кто-нибудь застрелил его, так ведь? Что случилось, Уайетт, потерял вкус к убийству?

Сохраняя спокойствие, он спросил:

– Мы закончили?

– Да. С тобой закончено, – сказал церэушник. – Здесь. Но раз ты не хочешь ничего нам говорить, у нас есть люди, более удачливые в получении ответов.

Уайетт наблюдал, как они переминаются с ноги на ногу, желая, чтобы он признал их преимущество. Может, угроза более сурового допроса должна была испугать его. Интересно, почему они решили, что такая тактика сработает. К счастью, он положил в иностранные банки достаточно не облагаемых налогом денег, чтобы жить безбедно до самой смерти. И от этих людей ему ничего не требовалось. В этом было преимущество получения денег из черного бюджета – не по платежной ведомости.

Поэтому он обдумывал свои возможности.

Уайетт полагал, что те, кто привел его сюда, находятся за дверью. За окном с противоположной стороны комнаты наверняка была пожарная лестница. Они есть во всех старых зданиях.

Убрать тихо этих двоих или поднять шум и уложить всех четверых?

– Ты пойдешь с нами, – сказал нацбез. – Карбонель придется многое объяснять, а ты станешь главным свидетелем обвинения. Человек, который может противоречить ей, лжет.

– Думаете, я действительно это сделаю?

– Сделаешь все необходимое, чтобы спасти свою шкуру.

Странно, как плохо они его знают.

Какой-то механизм глубоко внутри брал над ним власть, и он не стал сопротивляться.

Поворот корпуса, и его правый кулак угодил в горло цэрэушнику. Потом он ударом ноги в грудь заставил нацбеза согнуться, стараясь не потерять равновесия. Пока один силился сделать вдох, он коротко рубанул нацбеза ребром ладони по шее, остановил руками его падение и мягко уложил потерявшего сознание на пол.

Потом зашел за спину церэушнику и взял в обхват его шею.

– Могу задушить тебя насмерть, – прошептал Уайетт ему на ухо.

И, скрипнув зубами, усилил нажим на дыхательное горло.

– Будет приятно видеть, как ты сделаешь последний вдох.

Крепче.

– Слушай меня, – сказал Уайетт. – Не вставай. На моем. Пути.

Церэушник потянулся к его руке.

Он усилил захват.

– Слышишь меня?

Наконец этот человек кивнул, потом нехватка кислорода лишила сил его мышцы.

Уайетт разжал захват.

Тело почти беззвучно опустилось на пол.

Уайетт проверил пульс у обоих. Слабо, но бился. Дыхание было неглубоким, но постоянным.

Он подошел к окну, открыл его и вылез.

* * *

Малоун ждал, чтобы Дэниелс с Дэвисом объяснили, что случилось со Стефани. Но при этом понимал, что президенту нужно многое сказать. Поскольку они находились на высоте тридцать тысяч футов и уйти было некуда, он решил сидеть и слушать рассказ Дэниелса о том, что произошло весной 1835 года.

– Из-за попытки убийства Джексон пришел в ярость, – говорил президент. – Открыто обвинил сенатора Пойндекстера от штата Миссисипи, назвал все произошедшее заговором нуллификаторов. Он ненавидел Джона Кэлхуна. Называл его предателем Союза штатов. Понять это я могу.

Кэлхун был вице-президентом при Джексоне, поначалу активно поддерживал его. Но, видя все возрастающую симпатию к южным штатам, отвернулся от своего благодетеля и создал партию нуллификаторов, защищающую права штатов, особенно южных. Дэниелс тоже испытал на себе предательства вице-президентов.

– Джексон уже имел дело с пиратами, – продолжал Дэниелс. – Жан Лафит понравился ему в Новом Орлеане. Они вместе спасли этот город в восемьсот пятнадцатом году.

– Почему вы называете этих людей пиратами? – спросила Кассиопея. – Почему не каперами? Уполномоченными Америкой нападать на ее врагов?

– Они были каперами, и, если бы ограничивались только этим, наверно, все было бы хорошо. Но когда они получали бессрочное каперское свидетельство, то становились ужасом на воде.

Малоун слушал, как Дэниелс объяснял, что во время Войны за независимость Содружество работало на благо обеих сторон конфликта.

– Я видел засекреченные документы того времени, – говорил Дэниелс. – Линкольн ненавидел Содружество. Собирался привлечь их всех к суду. К тому времени благодаря Парижской декларации восемьсот пятьдесят шестого года каперство стало противозаконным. Но есть проблема. Этот договор подписали только пятьдесят два государства. Испания и Соединенные Штаты отказались.

– Значит, Содружество продолжало действовать? – спросила Кассиопея. – Использовало эту оплошность для собственной выгоды?

Дэниелс кивнул.

– Конституция принимает во внимание каперские свидетельства. Поскольку Соединенные Штаты не отказались от каперства подписанием этого договора, здесь оно было, в сущности, легальным. И хотя мы не подписали его, во время испано-американской войны обе стороны согласились соблюдать принципы этого договора. Однако Содружество не признало этого соглашения и нападало на испанские суда. Это так сердило Уильяма Мак-Кинли, что в восемьсот девяносто девятом году он вынудил конгресс принять закон, запрещающий захватывать суда и делить захваченную добычу.

– Что ничего не значило для Содружества, – сказал Малоун. – Каперские свидетельства давали им иммунитет от этого закона.

Дэниелс ткнул в его сторону пальцем.

– Теперь ты начинаешь понимать эту проблему.

– Кто-то из президентов, – заговорил Дэвис, – использовал Содружество в своих интересах, кто-то боролся с ним, большинство не обращало на него внимания. Однако все скрывали от общества, что Джордж Вашингтон и правительство Соединенных Штатов санкционировали его деятельность. И что от его деятельности пополнялась казна. Большинство позволяло ему вести себя как угодно.

– Что возвращает нас обратно к Джексону, – сказал Дэниелс. – Он единственный, кто не считался с каперским свидетельством.

Дэвис полез рукой под стол и нащупал кожаную сумку. Вынул из нее лист бумаги и придвинул Малоуну.

– Это письмо, – сообщил президент, – Джексон написал Абнеру Хейлу, который в восемьсот тридцать пятом году был одним из четверых членов Содружества. Копию его хранили в тайнике для президентских документов, который оставался опечатанным в Национальном архиве. Документов, доступ к которым могло получить всего несколько человек. Эдвин нашел его.

– Я не знал, что существует такое хранилище, – сказал Малоун.

– Не знали и мы, пока не начали искать, – заговорил президент. – Я не первый прочел это письмо. В архиве есть регистрационный журнал. Это письмо читали многие президенты. Но долгое время не видел никто. Последним был Кеннеди. Он отправил своего брата Бобби взглянуть на него. – Президент указал на страницу. – Как видите, Абнер Хейл подослал убийцу к Джексону. По крайней мере, Джексон так считал.

Малоун прочел страницу, передал Кассиопее и спросил:

– Абнер – родственник Квентина Хейла?

– Прапрадед, – ответил Дэниелс. – Вот такое у них фамильное древо.

Малоун улыбнулся.

– Эндрю Джексон, – продолжал президент, – так разозлился на Содружество, что вырвал два листа из журналов Сената и Палаты представителей, где каперские свидетельства для этих четырех семейств были санкционированы конгрессом. Я видел оба журнала. В каждом рваные корешки.

– И поэтому вы не можете аннулировать эти свидетельства? – спросила Кассиопея.

Малоун знал ответ.

– Раз в журналах конгресса нет записи об одобрении этих свидетельств, значит, нет юридического права утверждать, что с ними нужно считаться. Президент не имеет права подписывать каперские свидетельства, если их не одобрит конгресс, и нигде нет записи о том, что конгресс одобрил свидетельства членов Содружества.

– Президенты не могут сделать это самостоятельно? – спросила Кассиопея.

Дэниелс покачал головой.

– По конституции нет.

– А если, – заговорил Малоун, – аннулировать каперские свидетельства, это прежде всего будет означать, что они были юридически действительны. И никакое аннулирование не возымеет действия на акты прошлого. Они будут сохранять иммунитет к аннулированию, и как раз этого хочет Содружество.

Дэниелс кивнул.

– В этом и заключается проблема. Классическое «куда ни кинь, всюду клин». Было бы лучше, если б Джексон уничтожил эти два листа. Но обезумевший сукин сын спрятал их. Сам он заявил, что хотел помучить членов Содружества. Дать им подумать кое о чем, кроме убийства президента. Но единственное, чего добился – передал проблему нам.

– Будь у вас эти два листа, – спросила Кассиопея, – что бы вы сделали?

– Это часть того, с чем я поручил разобраться Стефани. С этими возможностями. Я не хочу передавать эту проблему своим преемникам.

– И что произошло? – спросил Малоун.

Дэниелс вздохнул.

– Дело осложнилось. После того как Хейл встретился с Эдвином, у нас проснулось любопытство, и мы начали задавать вопросы. И выяснили, что глава НРА, Андреа Карбонель, связана с Содружеством.

Малоун знал о Карбонель по работе в Магеллановой квартире. Кубино-американка. Суровая. Недоверчивая. С крутым характером. Он понимал, что имел в виду президент.

– Слишком тесно?

– Мы не знаем, – ответил Дэвис. – Это было неожиданное открытие. Оно обеспокоило нас. Нам нужно узнать больше.

– И Стефани вызвалась разобраться с этим, – сказал президент. – На свой страх и риск.

– Почему она? – спросил Малоун.

– Потому что захотела сама. Потому что я ей доверяю. Из-за Содружества НРА не в ладах с остальным разведсообществом. Они хотят упечь пиратов в тюрьму, Карбонель нет. Привлечение другого агентства усугубило бы этот конфликт. Мы со Стефани говорили об этом на прошлой неделе. Она согласилась, что будет лучше всего взяться за дело самой. И отправилась на встречу с бывшими агентами НРА, которые могли пролить свет на Карбонель и Содружество. Должна была позвонить Эдвину четыре дня назад. Но не позвонила, и мы, к сожалению, не знаем почему. Можно только предполагать, что ее похитили.

Или хуже того, подумал Малоун.

– Нажмите на Карбонель. Займитесь Содружеством.

Дэвис покачал головой.

– Мы не знаем, у них ли она. Против Карбонель нет никаких улик. Она просто будет отрицать все и затаится. Все четверо членов Содружества – респектабельные бизнесмены без судимостей. Если обвинить их в пиратстве, они поднимут шум, и начнется черт знает что.

– Кого это волнует? – спросил Малоун.

– Нас, – ответил Дэниелс. – Мы должны волноваться.

Малоун услышал в голосе президента безысходность.

Но его тревожило другое.

Прошло четыре дня.

Если это так, кто же отправил ему сообщение по электронной почте два дня назад и кто оставил записку в «Гранд-Хайате»?

 

Глава 20

Бат, Северная Каролина

Хейл наблюдал, как трое коллег обдумывают его предложение относительно поднятия флага. Он знал – они понимают его значение. Во времена былой славы пираты и каперы держались на своей репутации. Хотя насилие определенно представляло собой образ жизни, захватывать трофеи они предпочитали без боевых действий. Столкновения обходились дорого во многих смыслах. Были раненые, убитые, повреждения, нанесенные кораблю или, хуже того, добыче. Сражения неизбежно повышали издержки, что снижало доход. К тому же большинство членов команды даже не умело плавать.

Поэтому был создан лучший способ нападений.

Подними флаг.

Обнаружь свою принадлежность и свои намерения.

Если судно сдавалось, его команде сохраняли жизнь. Если сопротивлялось, убивали всех поголовно.

И это действовало.

Репутация пиратов стала жуткой. О жесткостях Джорджа Лоутера, Бартоломью Робертса и Эдварда Лоу ходили россказни. В конце концов, стало достаточно одного лишь вида «Веселого Роджера». Команды торговых судов, завидя этот флаг, понимали, какой у них выбор.

Сдаться или умереть.

– Нашим бывшим друзьям в разведсообществе, – сказал Хейл, – следует понять, что нас нужно принимать всерьез.

– Они знают, что это мы вели огонь по Дэниелсу, – сказал Когберн. – Квартирмейстер уже доложил. Нас остановило НРА.

– Это вызывает целый ряд неприятных вопросов, – сказал Хейл. – Самый важный – что изменилось? Почему наш последний союзник превратился во врага?

– Это беда, – сказал Болтон.

– Что такое, Эдвард? Еще одно скверное решение обернулось неприятностями?

Он не мог удержаться от этой шпильки. Хейлы и Болтоны всегда недолюбливали друг друга.

– Черт возьми, ты считаешь себя совершенно неуязвимым, – сказал Болтон. – У тебя большие деньги и влияние. Только теперь они не могут спасти ни тебя, ни нас, так ведь?

– Я был негостеприимным хозяином, – сказал он, пропустив оскорбление мимо ушей. – Хочет кто-нибудь выпить?

– Мы не хотим выпивать, – сказал Болтон. – Мы хотим результатов.

– А убийство президента Соединенных Штатов принесло бы их?

– Что ты собираешься делать? – спросил Болтон. – Снова идти с просьбой в Белый дом?

Никогда больше. Ему было оскорбительно сидеть перед главой аппарата после отказа во встрече с глазу на глаз с Дэниелсом. А телефонный звонок через неделю после встречи с Дэвисом был еще более оскорбительным.

– Правительство США не может санкционировать ваши нарушения закона, – сказал Дэвис.

– Каперы не нарушают закон. Мы грабим врагов с благословения правительства.

– Двести лет назад, возможно, так и было.

– Изменилось не так много. Угрозы по-прежнему имеются. Сейчас их, пожалуй, больше, чем когда бы то ни было. Мы только поддерживаем эту страну. Все усилия Содружества были направлены против наших врагов. Теперь мы подвергаемся уголовному преследованию?

– Я знаю о вашей проблеме, – сказал Дэвис.

– Тогда вы знаете и нашу дилемму.

– Я знаю, что разведка сыта вами по горло. То, что вы сделали в Дубае, едва не обанкротило весь тот регион.

– Мы сделали это, чтобы привести к краху наших врагов, нанесли удар туда, где они наиболее уязвимы.

– Они нам не враги.

– Это спорный вопрос.

– Мистер Хейл, если бы вы продолжали действовать в том направлении и обанкротили Дубай, что было вполне реально, последствия нарушили бы всю нашу ближневосточную политику. Потеря столь надежного союзника стала бы разрушительной. Там у нас очень мало друзей. Потребовались бы десятилетия, чтобы вернуть такие отношения. То, что вы делали, шло в ущерб всему разумному и логичному.

– Они нам не друзья, и вы это знаете.

– Возможно. Но Дубай нуждается в нас, а мы нуждаемся в нем. Поэтому мы забываем о наших разногласиях и работаем совместно.

– Почему то же самое не относится к нам?

– Откровенно говоря, мистер Хейл, ваше положение не заботит Белый дом ни с какой стороны.

– И напрасно. Первый президент и второй конгресс этой страны дали нам юридическое разрешение действовать, пока наши усилия направлены против врагов.

– Тут есть одна проблема, – заговорил Дэвис. – Юридического основания вашего каперского свидетельства не существует. Даже если бы мы захотели признать его, это оказалось бы невозможным. В протоколах конгресса нет письменных упоминаний об этом. Два листа вырваны, о чем, полагаю, вам хорошо известно. Их местонахождение охраняется шифром Джефферсона. Я читал письмо Эндрю Джексона вашему прапрапрадеду.

– Могу я предполагать, что, если мы разгадаем этот шифр и найдем отсутствующие листы, президент признает это свидетельство?

– Можете предполагать, что ваше юридическое положение будет гораздо прочнее, чем в настоящее время.

– Джентльмены, – обратился Хейл к остальным. – Я вспомнил историю, которую мне рассказывал дедушка. Британское торговое судно заметило на горизонте корабль, принадлежность и намерения его были неизвестны. Британцы более получаса наблюдали, как оно двигалось в их сторону. Когда судно приблизилось, капитан спросил матросов, будут ли они защищать корабль. «Если это испанцы, – ответили матросы, – мы будем сражаться. А если пираты – нет». Узнав, что это сам Черная Борода, все покинули судно, опасаясь, что их убьют.

Трое не сводили с него глаз.

– Пора поднять флаг. Пусть наши враги поймут, что мы нападаем на них.

– Почему ты так самоуверен? – спросил Когберн. – Что ты сделал?

Хейл улыбнулся.

Чарльз хорошо знал его.

– Может быть, достаточно, чтобы спасти всех нас.

 

Глава 21

Нью-Йорк

Нокс вошел в «Хемсли парк-лейн», роскошный отель в южном конце Центрального парка. Хотя у него был ключ, он не знал, от какой двери. В этом заключалась проблема с пластиковыми картами. Никаких сведений. Он прошел по вестибюлю к столу портье. Ясноглазая молодая женщина спросила, чем она может помочь ему.

– Скотт Парротт выписывается, – сказал он ей с улыбкой и протянул ключ.

Он надеялся, что Парротт не старался привлекать к себе внимание. Если эта женщина случайно знала Парротта, у него было заготовлено объяснение. Я оплачу счет. Парротт работает на меня. Однако женщина, не говоря ни слова, заработала пальцами по компьютерным клавишам и отпечатала счет.

– Уезжаете днем раньше? – спросила она.

Нокс кивнул.

– Необходимость.

Женщина достала из принтера листок и протянула ему. Он сделал вид, что внимательно изучает счет, но сосредоточился только на номере.

– Ах да, – сказал он. – Я забыл кое-что наверху. Сейчас вернусь. Счет оставлю у вас.

Нокс поблагодарил женщину, направился к лифтам и поднялся в пустой кабине на пятый этаж. Там он вставил в замок карточку-ключ и открыл дверь. За дверью находился просторный номер с неприбранной широкой кроватью. Венецианское окно, занимавшее почти всю южную стену, открывало впечатляющий вид на Центральный парк и здания Верхнего Вест-Сайда. Яркие верхушки деревьев предвещали осеннее великолепие.

Нокс осматривал номер, пока не увидел на письменном столе ноутбук. Подошел и выдернул шнур из стенной розетки.

– Кто вы такой? – послышался женский голос.

Нокс обернулся.

В дверном проеме ванной комнаты стояла женщина. Невысокая, изящная, с прямыми каштановыми волосами, в джинсах и свитере.

В правой руке у нее был револьвер.

– Скотт послал меня за ноутбуком.

– Это все, что вы можете сказать? Или лучшее, что смогли придумать без подготовки?

Он пожал плечами, показав ноутбук в руке.

– Лучшее, что смог придумать.

– Где Скотт?

– Теперь это все, что вы можете сказать?

– Не знаю, Нокс. С оружием здесь вроде бы я, так что отвечайте.

Только этого ему и недоставало – еще одной проблемы. Мало их было у него сегодня. Но теперь его подозрения подтвердились.

Это западня.

И все-таки он вынужден был пойти на риск.

Женщина вышла в комнату, держа револьвер наведенным на Нокса. Полезла в задний карман, достала сотовый телефон. Нажала кнопку и сказала:

– Наш пират появился.

Час от часу не легче.

Женщина стояла футах в десяти, слишком далеко, чтобы Нокс смог что-то сделать, не получив пулю. Он заметил, что револьвер у нее с глушителем. Очевидно, НРА не хотело привлекать к ситуации много внимания, что могло оказаться Ноксу на руку. Ему требовалось сделать что-то, притом быстро, так как он не знал, далеко ли находятся ее помощники.

Женщина отбросила телефон.

– Ноутбук, – сказала она. – Бросьте его на кровать.

Нокс согласно кивнул и стал неуклюже класть его на матрац. В последнюю секунду бросил в нее ноутбук вращательным движением.

Женщина уклонилась, он прыгнул вперед и ударом ноги выбил у нее револьвер. Она повернулась, вскинула руки и пошла в атаку. Нокс ударил ее правым кулаком в лицо, и она повалилась на кровать. Ошеломленная ударом, потянулась к кровоточащему носу.

Нокс поднял револьвер с ковра. Держа палец на спусковом крючке, взял с кровати подушку, прижал к голове женщины, упер в нее ствол и выстрелил.

Женщина перестала шевелиться.

Благодаря подушке и глушителю выстрела не было слышно.

Черт. Ему не нравилось убивать. Но не он устроил эту дурацкую западню.

Нокс отбросил подушку.

Думай.

Он касался только ноутбука, шнура и дверной ручки.

Нокс поднял ноутбук с пола. Тот упал на одно из зачехленных кресел и, казалось, не пострадал. Револьвер он решил сохранить. Нашел в ванной салфетку из махровой ткани, держа ее в руке, открыл дверь, затем протер дверную ручку с обеих сторон. Сунул салфетку в карман и направился к лифтам.

Едва он вышел из-за угла, как шум возвестил о подъехавшей машине.

Из нее вылезли двое – молодые, подтянутые. Нокс небрежно прошел мимо, даже не посмотрев на них. Они потратят меньше минуты, чтобы обнаружить тело и пуститься в погоню. Эти двое не особенно его беспокоили, но те, кого они могли вызвать по радио, стали бы проблемой.

Нокс нажал локтем кнопку вызова лифта и замер в ожидании.

– Эй, – послышался голос.

Он обернулся.

Оба бежали к нему.

Черт.

Правая рука была в кармане, где лежал револьвер.

Он выхватил оружие.

 

Глава 22

Нью-Йорк

Уайетт спрыгнул с последней ступени пожарной лестницы на тротуар, сориентировался и решил пройти несколько кварталов на восток, к Центральному парку, и найти такси. Тихая боковая улочка была обсажена деревьями, проезжающих машин было мало, но много стояло возле обочин. У некоторых на ветровых стеклах были приклеены штрафные квитанции. Вечер пришел с холодком, бывшим под стать настроению Уайетта. Он не любил, чтобы его использовали, чтобы им манипулировали.

Но Андреа Карбонель делала то и другое.

Эта женщина представляла собой проблему.

Она была профессиональной разведчицей, поднявшейся от незначительного аналитика до главы агентства, успешно руководила НРА даже в трудное время. Его предыдущие дела с ней были разнообразными – случайными работами, за которые она хорошо платила, – и никаких серьезных проблем не возникало.

Почему же этот раз все по-другому?

Ничто из этого всерьез его не беспокоило. Однако ему стало любопытно. Спрятанные глубоко внутри чувства оперативника просачивались на поверхность.

Он дошел до перекрестка и собрался перейти улицу, но увидел стоявший в пятидесяти футах черный седан. Лицо, обращенное к нему из открытого заднего окна, было знакомым.

– Сорок две минуты, – крикнула ему Андреа Карбонель. – Я отводила тебе сорок пять. Отделал их?

– Им потребуется врач.

Она улыбнулась.

– Садись, подвезу.

– Ты уволила меня, потом позволила этим идиотам меня схватить. Я уезжаю домой.

– В обоих случаях я поступила опрометчиво.

Любопытство усилилось. Он понимал, что делать этого не следует, но решил принять ее предложение. Перешел улицу, и, едва сел на заднее сиденье, как седан отъехал от бровки.

– Мы нашли Скотта Парротта, – сказала Карбонель. – В Центральном парке, мертвого. Пираты, надо отдать им должное, предсказуемы.

Уайетт работал с Парроттом весь прошлый месяц. Парротт осуществлял связь НРА с Содружеством, был источником его сведений. Разумеется, он не сообщал об этом ни АНБ, ни ЦРУ. Не их это дело.

– Я знала – Клиффорд Нокс что-то сделает, – сказала Карбонель. – Будет должен.

– Почему?

– Пиратские нравы. Мы оскорбили их своим вмешательством, они должны отомстить. Такова их культура.

– И ты пожертвовала Парроттом?

– Это слишком резкое выражение. Что ты сказал на административном слушании? Таков характер миссии. Люди иногда гибнут.

Да, он так сказал. Но не видел связи между своим замечанием, касавшимся агентов под огнем, которым требовалась помощь, и отправкой человека на встречу с тем, кто наверняка убьет его.

– Парротт был неосторожным, – сказала она. – Слишком доверчивым. Он мог бы защититься.

– А ты могла бы предостеречь его или дать ему охрану.

Карбонель подала Уайетту папку.

– Это делается не так. Пора тебе узнать больше о Содружестве.

Он вернул папку ей.

– Я вышел в тираж.

– Ты понимаешь, что то, что там произошло, повлечет за собой последствия?

Он пожал плечами.

– Я никого не убил.

– Они посмотрят на это по-другому. Чего они хотели? Чтобы ты обратился против меня? Выдал Содружество в организации попытки убийства?

– Что-то в этом роде.

– Джонатан, ты умный человек. Наиболее подходящий для этой работы. – Она улыбнулась. – Я знаю, что они охотятся за мной. Давно знаю. Думают, я на содержании у Содружества.

– Это так?

– Ничего подобного. Не нужны мне их грязные деньги.

– Но ты явно как-то используешь их.

– Я выживаю, Джонатан. Уверена, тебе нет нужды беспокоиться о зарплате. У тебя припрятаны миллионы, и нет опасности, что кто-то доберется до них. Я не так удачлива. Мне приходится работать.

Нет, дело в другом. Она любит эту работу.

– Даже на меняющемся рынке труда, – заговорила Карбонель, – существуют теплые местечки. Я просто хочу получить такое. Вот и все. Никаких откатов. Никаких взяток. Только работа.

Поскольку ни АНБ, ни ЦРУ не станут иметь с ней дела, а она не согласится меньше чем на должность заместителя администратора или директора, выбор был ограничен. Ей хотелось безопасного места. С какой стати прыгать из одного огня в другой?

Уайетт поймал ее взгляд.

Она словно бы прочла его мысли.

– Вот-вот. Мне нужен «Магеллан».

* * *

Нокс повернулся, при виде револьвера с глушителем те двое остановились.

– Руки по швам, – приказал он. – Назад.

Они повиновались и медленно попятились по коридору.

Пришла еще кабина лифта, дверцы открылись.

В кабине стояли еще двое, похожие на первых. Наведенный револьвер застал их врасплох, в руках ни у кого не было оружия. Нокс дважды выстрелил в лифт, метя вверх, стараясь ни в кого не попасть, просто напугать. Они поспешно легли на пол, закрывая руками голову, и дверцы закрылись. Но пока он пугал новых противников, первые осмелели, и один из них бросился на него.

Нокс упал на ковер и выпустил из руки ноутбук.

Действуя ногами, он вывернулся, вскочил и сбросил с себя нападавшего. Повернулся вправо и выстрелил во второго, бежавшего по коридору, тело его повалилось на ковер.

Первый оправился и вскинул кулак.

Удар пришелся в цель.

* * *

Уайетт обдумывал то, что услышал от Карбонель.

«Магеллан».

– Похоже, место хорошее, – сказала она. – Дэниелс его любит. Возможно, его партия после будущего года удержит Белый дом. Превосходное место для работающей женщины вроде меня.

– Только сейчас его возглавляет Стефани Нелл.

Уайетт обратил внимание, что они едут в сторону Таймс-сквер, по направлению к его отелю, о местонахождении которого он ни разу не говорил Андреа Карбонель.

– Боюсь, для Стефани наступило трудное время, – сказала она. – Несколько дней назад ее похитило Содружество.

Теперь стало ясно, почему его послание электронной почтой Малоуну в Копенгаген так легко сработало. Он открыл электронный почтовый ящик на имя Стефани Нелл. Ничего неожиданного со стороны Малоуна не последовало. Оперативники регулярно использовали обычных поставщиков электронной почты, поскольку те не привлекали внимания, ничего не сообщали об отправителе и превосходно смешивались с миллионами других. Если б Малоун не клюнул на это сообщение или связался бы с Нелл иным образом, Уайетт выждал бы другой момент, чтобы вернуть свой долг. К счастью, этого не случилось.

Однако его разбирало любопытство.

– Содружество помогает тебе найти новую работу?

– Собирается помочь.

– А что им от тебя нужно?

Карбонель положила папку ему на колени.

– Здесь все объясняется.

И стала рассказывать ему о каперах, каперских свидетельствах от Джорджа Вашингтона, покушении на Эндрю Джексона и неразгаданном шифре Томаса Джефферсона.

– Друг Джефферсона, – говорила она, – Роберт Паттерсон, профессор математики, изобрел шифр, который называл превосходным. Джефферсон увлекался шифрами. Он так любил Паттерсона, что, будучи президентом, передал этот шифр послу во Франции для официального использования. К сожалению, сведений о ключе к нему нет. Сына Паттерсона, тоже Роберта, Эндрю Джексон назначил директором Монетного двора США. Видимо, таким образом Джексон узнал об этом шифре. Логично предположить, что сын знал о том, что Старый Гикори был большим поклонником Томаса Джефферсона.

Она показала Уайетту рукописную страницу с одиннадцатью рядами букв, очевидно, взятых наобум.

– Большинство из людей не знают, – продолжала она, – что до восемьсот тридцать четвертого года существовало всего несколько протоколов конгресса. Существующие содержались в отдельных журналах Палаты представителей и сената. В восемьсот тридцать шестом году Джексон поручил издать «Дебаты и труды в конгрессе Соединенных Штатов», на составление их ушло двадцать лет. Чтобы создать официальную хронику, пользовались журналами, газетными сообщениями, расспросами очевидцев, всем и всеми, что и кого могли найти. Главным образом это были сведения из вторых рук, но они превратились в «Анналы Конгресса», теперь это официальная хроника.

Она объяснила, что нигде в «Анналах» нет упоминания о каперских свидетельствах, выданных Хейлу, Болтону, Когберну и Суркофу. Собственно говоря, из журналов палаты представителей и сената вырваны два листа с сообщениями о сессиях Конгресса в семьсот девяносто третьем году.

– Джексон вырвал эти листы и спрятал их, – говорила Карбонель, – а местонахождение зашифровал шифром Джефферсона. И шифр защищал это укрытие… – Она сделала паузу. – Кончилось это несколько часов назад.

Уайетт увидел впереди на Бродвее свой отель.

– Несколько месяцев назад мы наняли специалиста, – продолжала Карбонель. – Чрезвычайно умного человека, полагавшего, что сможет его раскрыть. Содружество делало попытки, но все, кого они нанимали, не добились успеха. Наш человек живет в южной части Мэриленда. Он знаком с частью компьютерных программ, которые мы использовали на Ближнем Востоке для декодирования. Тебе нужно поехать к нему и взять у него расшифровку.

– Нельзя передать ее электронной почтой или с курьером?

Карбонель покачала головой.

– Это связано с большим риском. Кроме того, есть одна сложность.

Уайетт понял намек.

– Об этом еще кто-то знает?

– К сожалению. Те двое, кого ты сейчас отправил в больницу, а также Белый дом.

– А откуда это известно тебе?

– Я им сообщила.

 

Глава 23

ВВС-1

Малоун ждал ответа на свои вопросы – кто связался со мной два дня назад и кто оставил записку, – но не получил. Вместо этого Эдвин Дэвис протянул ему лист бумаги с одиннадцатью строками бессвязного набора букв, написанных тем же рукописным шрифтом, что и в письме Эндрю Джексона Абнеру Хейлу.

– Это джефферсоновский шифр, – сказал Дэвис. – Содружество пытается найти к нему ключ с восемьсот тридцать пятого года. Специалисты говорят, что это не простая замена, где вместо одной буквы алфавита нужно подставлять другую. Это перестановка, где буквы помещены в определенном порядке. Чтобы найти их последовательность, нужно знать ключ. Возможностей здесь около ста тысяч.

Малоун вгляделся в буквы и знаки.

СТОЛЕБИР

КЛОРАСТУПОЖРОГ

УТОЛЕПТР:

ЕФКДМРУ

УСРФКСФАΔ

ИРОИТ:

РСБНОЕПКΦ

ОЛКГСОИТ

СТВГОБРОНДТΧ

КОРСНОАБ

ОЛБДШСАЕПΘ

– Очевидно, кто-то расшифровал его, – сказал Малоун. – Иначе как Джексон составил сообщение?

– Ему повезло, – сказал Дэниелс, – назначить сына составителя этого шифра директором Монетного двора США. Очевидно, папа раскрыл секрет шифра своему мальчику, а тот, в свою очередь, раскрыл его Джексону. Но Джексон умер в восемьсот сорок пятом году, а сын составителя в восемьсот пятьдесят четвертом. Оба унесли секрет с собой в могилу.

– Думаете, вас пыталось убить Содружество? – спросила Дэниелса Кассиопея.

– Не знаю.

Но Малоун больше беспокоился о Стефани.

– Нельзя же сидеть сложа руки.

– Я и не собираюсь, – сказал Дэниелс.

– В вашем распоряжении тысячи агентов. Используйте их.

– Как сказал тебе президент, – заговорил Дэвис, – это не так просто. ЦРУ и несколько других разведагентств хотят осуждения Содружества. НРА хочет спасти его. К тому же в будущем финансовом году мы собираемся ликвидировать НРА и еще около пятидесяти агентств.

– Карбонель знает об этом? – спросил Малоун.

– Знает, – ответил президент.

– И привлечение внимания к Содружеству только обостряет проблему, – объяснил Дэвис. – Они с удовольствием устроят публичный спектакль. Даже, возможно, спровоцируют нас на него.

Дэниелс покачал головой.

– Коттон, это нужно сделать без шума. Можешь мне поверить. Наши разведчики похожи на петухов, которых я однажды видел на ферме. Дерутся друг с другом и выясняют, кто самый важный. В конце концов, они истощают свои силы и становятся ни на что не способны.

У Малоуна был личный опыт участия в территориальных войнах, что стало одной из причин его досрочной отставки.

– Большие мальчики решили привлечь Содружество к суду, – сказал Дэниелс. – Что меня вполне устраивает. Мне без разницы. Но если мы начнем открыто вмешиваться в их старания, это станет нашей войной. Тогда на нас свалятся новые проблемы, в том числе и те, которые я терпеть не могу. Юридические. – Президент покачал головой. – Нам это нужно делать без шума.

Малоун был совершенно не согласен с этим.

– К черту ЦРУ и НРА. Давайте я займусь Содружеством.

– С какой целью? – спросила Кассиопея.

– У тебя есть лучшее предложение? Стефани нуждается в нашей помощи. Мы ничего не можем поделать.

– Мы даже не знаем, у них ли Стефани, – сказала Кассиопея. – Похоже, лучше заняться этой Карбонель.

Его друг оказался в беде. Малоун был разочарован и зол, как на прошлое Рождество в Париже, когда в опасности был еще один друг. Тогда он опоздал на две минуты, о чем жалел до сих пор.

На сей раз этого не произойдет. Ни за что.

Дэниелс указал на лист.

– У нас есть козырь. Шифр был разгадан несколько часов назад.

Это откровение заставило Малоуна и Кассиопею забыть обо всем остальном.

– Специалист, нанятый НРА, расшифровал его, используя секретные компьютеры и удачные догадки.

– Откуда вы знаете? – спросил Малоун.

– Мне сообщила Карбонель.

Еще кое-что стало ясно.

– Она сообщает вам сведения. Служит и вашим, и нашим. Пытается выглядеть полезной.

– Меня раздражает, что Карбонель думает, будто я слишком глуп и не вижу ее насквозь, – сказал Дэниелс.

– Карбонель известно, что Стефани интересовалась ей? – спросила Кассиопея.

– Не знаю, – ответил Дэниелс отрывисто. – Надеюсь, что нет. Это могло бы привести к серьезным неприятностям.

«А то и к смерти», – подумал Малоун. Работа разведки – штука опасная. Ставки высоки, смерть обычное дело.

Значит, первым делом нужно искать Стефани.

– Президентские документы, о которых я рассказывал, лежат в Национальном архиве, – произнес Дэниелс. – Как я говорил, доступ к ним могут получить всего несколько человек. В том числе глава разведывательного агентства.

– Фамилия Карбонель была в журнале регистрации? – спросил Малоун.

Дэвис кивнул.

– Она наняла специалиста разгадать шифр.

– Она напоминает мне, – заговорил Дэниелс, – одного из тех петухов. Маленькую тощую птицу, которая наблюдает за всеми боями со стороны, надеясь оказаться победительницей просто потому, что единственная стоит на ногах. – Президент замялся. – Это я послал туда Стефани. Моя вина, что она исчезла. Коттон, тут я не могу использовать никого, кроме тебя. Мне нужен ты.

Малоун обратил внимание, что Кассиопея смотрит на телеэкраны при выключенном звуке. Три станции передавали видеозапись попытки убийства снова и снова.

– Если у нас есть ключ к шифру, – сказал Дэвис, – значит, есть то, что нужно и Содружеству, и Карбонель. Это дает нам возможность вести переговоры.

Потом сообразил.

– Карбонель сообщила об этом вам, чтобы вы получили ключ. Она хочет этого.

Дэниелс кивнул.

– Конечно. Полагаю, чтобы ключ не достался ее коллегам, которые были бы очень рады его уничтожить. Подтверждение этих каперских свидетельств может стать проблемой для уголовного преследования. Если ключ к шифру у меня, то шифр в безопасности. Проблема, Коттон, заключается в том, что у нас нет хотя бы пары двоек для блефа, поэтому я готов принять все, что угодно.

– И не забывай, – сказала Малоуну Кассиопея, – что тебя пригласили. Отправили специальное приглашение. Твое присутствие требовалось.

Он посмотрел на нее.

– Кому-то ты особенно нужен здесь.

– И кто-то хотел, чтобы ты выходил из «Гранд-Хайата», – сказал Дэниелс, поднимая со стола лист с печатным текстом. – Записку писала не Стефани. Это было задумано, чтобы ты появился на выходе. Не думаешь, что тот, кто это отправил, возможно, хотел, чтобы какой-нибудь полицейский или агент секретной службы застрелил тебя?

Эта мысль приходила ему в голову.

– Отправляйся в Гарверовский институт в Мэриленд, возьми этот ключ, – сказал Дэниелс. – Карбонель сказала, что там тебя ждут. Сообщила нам пароль, который даст тебе доступ.

Малоун был догадлив.

– Похоже на западню.

Дэниелс кивнул.

– Возможно, так оно и есть. Люди, стремящиеся привлечь Содружество к уголовной ответственности, не хотят, чтобы оно получило ключ к этому шифру.

– Разве вы не президент? Разве все они не работают на вас?

– Президент, которому осталось находиться в этой должности немногим больше года. Им уже все равно, что я думаю или делаю. Их больше интересует, кто сменит меня.

– Возможно, мы впустую теряем время, – сказал Малоун. – Те, у кого в руках Стефани, могут просто убить ее, и дело с концом. Мы ничего не узнаем.

– Убийство только ухудшит положение, – сказал Дэвис.

– А убийство президента улучшило бы? – спросила Кассиопея.

– Хорошее замечание, – сказал Дэниелс. – Но мы играем в неблагоприятных условиях. Ничего не поделаешь. Этот факт говорит – по крайней мере мне, – что она жива.

Малоуну не нравился столь пассивный подход, но он признал, что в словах Дэниелса есть смысл. К тому же становилось поздно, и визит в Гарверовский институт следовало отложить до утра. Ключ к шифру действительно даст возможность вести переговоры.

– Для чего я здесь? – спросила Кассиопея президента.

– Разве одарять нас своей красотой недостаточно?

– В другое время – возможно.

Дэниелс откинулся на спинку кресла, заскрипевшего под ним.

– Чтобы изготовить штуки, стрелявшие в меня, ушло время. Все вместе требовало долгого планирования.

Это было очевидно.

– О путешествии в Нью-Йорк с тех пор, как мы решили лететь два месяца назад, – заговорил Дэвис, – знали не больше полудюжины человек. Помощники высокого уровня и секретная служба. Их будут допрашивать, но я готов заложить свою жизнь за любого из них. Кое-кому сказали еще два дня назад, но секретная служба говорит, что номера были зарезервированы в «Хайате» пять дней назад по фальшивым кредитным карточкам.

Малоун увидел на лице Дэниелса необычную озабоченность.

– Мы должны расследовать все возможности, – продолжал Дэвис. – И есть одна проблема, которой может заняться Кассиопея. Мы не хотим привлекать сюда секретную службу или ФБР.

– Возможная утечка? – спросил Малоун.

– Да, – ответил Дэниелс. – И источник ее огласке не подлежит.

Малоун ждал.

– Моя жена. Первая леди.

 

Глава 24

Нью-Йорк

Нокс все еще держал в руке револьвер, от которого было мало проку, поскольку лежащий на нем человек крепко держал его руку. Нужно было вырваться. Те двое из лифта наверняка вышли этажом выше или ниже и теперь возвращаются.

Он перекатился, положение их поменялось, но человек под ним держал руку мертвой хваткой. Нокс повернулся и саданул его коленом в живот. От второго удара у противника перехватило дыхание, Нокс воспользовался этим, чтобы вырвать руку, направить револьвер и выстрелить в упор.

Раздался мучительный крик.

Нокс распрямился.

Тело дергалось, корчилось, потом замерло.

Он схватил ноутбук и подскочил на ноги.

Дверь одного из номеров открылась. Нокс выстрелил в косяк, дверь захлопнулась. Ему меньше всего было нужно вмешательство кого-то из постояльцев.

Разум оценивал ситуацию.

Конечно же, никто не вернется лифтом. Слишком рискованно. Поэтому он нажал кнопку вызова и быстро оттащил раненого агента туда, где его не будет видно из машины. Другой агент неподвижно лежал в коридоре. Лестница находилась в десяти футах, за углом.

Но там могли оказаться вооруженные люди.

Лифт пришел.

Нокс убрал оружие в карман, но держал палец на спусковом крючке.

В кабине лифта оказались трое. Две женщины и мужчина, разодетые так, словно собирались куда-то на вечер. Одна женщина держала хозяйственную сумку. Нокс собрался с мыслями и вошел в кабину. Та направилась вниз и остановилась на втором этаже, где трое вышли.

Он тоже.

Парротт определенно хотел усыпить его бдительность обедом, потом заманить в ловушку. Нокс ее избежал, но это была глупость, вызванная очередным сумасбродством его боссов. Он только что точно убил двоих и, возможно, еще пару человек. Никогда раньше операция настолько не выходила из-под контроля.

Нокс двинулся по коридору и повернул за угол, увидев тележку горничной у открытой двери. Там стоял мешок с мусором, оттуда торчал пакет магазина «Сакс – Пятая авеню». Он схватил пакет и на ходу сунул в него ноутбук.

Положение стало опасным.

Сколько здесь может быть агентов? И обращают ли они на себя внимание? Поскольку четверо их людей убиты, возможно, тут собралась целая толпа.

Он решил, что выбора у него нет.

И вышел из парадной двери.

Быстрым шагом.

* * *

Уайетт, войдя в свой гостиничный номер, тут же принялся укладывать сумку. Одежды он взял с собой мало, давно поняв ценность путешествия налегке. Включил телевизор и снова посмотрел освещение попытки убийства. Станция сообщила, что Дэнни Дэниелс возвращается в Вашингтон на ВВС-1.

Наверняка с пассажиром.

С Коттоном Малоуном.

Значит, если Белому дому известно о разгадке джефферсоновского шифра – как сказала Карбонель, – то известно и Малоуну.

– Из-за тебя погибли двое, – сказал ему Малоун.

Административное слушание окончилось, вердикт был вынесен, и он впервые за долгое время оказался безработным.

– А по твоей милости сколько? – спросил он.

Малоун казался ничуть не обескураженным.

– Из-за того, что я спасал свою шкуру, не погиб никто.

Уайетт притиснул своего противника к стене и нашел одной рукой его горло. Как ни странно, никакой оборонительной реакции не последовало. Малоун лишь смотрел на него в упор, в глазах не было ни страха, ни беспокойства. Рука Уайетта сжалась в кулак. Ему хотелось ударить Малоуна по лицу. Вместо этого он сказал:

– Я был хорошим агентом.

– Это самое печальное. Ты был хорошим.

Он стиснул его горло крепче, но Малоун по-прежнему не реагировал. Этот человек умел управлять страхом. Ослаблять его, подавлять и никогда не выказывать.

Он это запомнит.

– Все кончено, – сказал Малоун. – Ты вышел в тираж.

Нет, подумал Уайетт, не вышел.

Карбонель с удовольствием сказала ему о Гарверовском институте, дала адрес и пароль для входа. Сказала, что там его ждет человек и, как только он получит ключ к шифру, пусть позвонит ей.

– Что ты будешь делать с этим ключом? – спросил он.

– Я хочу спасти Стефани Нелл.

Он в этом сомневался. Эта женщина только что пожертвовала одним из своих агентов.

– За выполнение задания, – сказала она, – я удвою твой гонорар.

Это были большие деньги за то, что мог сделать кто-то из ее подчиненных или, еще лучше, она сама. Потом он понял.

– Кто еще там будет?

Она пожала плечами.

– Трудно сказать, но знают они все. ЦРУ, УНБ и еще несколько организаций, которые не хотят, чтобы этот шифр был разгадан или были найдены те страницы.

Он все еще колебался.

Взгляд ее стал ласковым. Она была чертовски привлекательна и знала это.

– Я сама отправлю тебя по воздуху в Мэриленд, – сказала она. – У меня готов к вылету вертолет. По пути переведу твой удвоенный гонорар на любой офшорный счет. Берешься за эту работу?

Она знала его слабое место. Почему бы нет? Деньги есть деньги.

– Существует и дополнительная выгода, – сказала она. – Коттон Малоун находится на борту ВВС-1. Поскольку я скормила Белому дому эту информацию, думаю, он тоже будет там. – Она улыбнулась. – Может, кто-то завершит то, что ты начал сегодня.

«Может быть», – подумал он.

* * *

Нокс вышел из лифта в вестибюль. На его счастье время близилось к половине десятого вечера, и людей в вестибюле оказалось много. Он оглядел лица, высматривая проблемы, но ничего не обнаружил. Спокойно направился к парадной двери, в одной руке удерживая пакет, другую не вынимая из кармана, где лежал револьвер. При необходимости он проложит себе путь выстрелами.

Он вышел в южную часть Центрального парка.

Тротуар был заполнен возбужденными людьми, и Нокс двинулся в людском потоке к Пятой авеню и отелю «Плаза». Нужно собрать свои вещи и покинуть Нью-Йорк. Все оставшиеся в «Хемсли парке» агенты наверняка заняты подсчетом потерь и уборкой трупов. НРА захочет скрыть случившееся от местной полиции и прессы. Может, это займет у них столько времени, что он успеет покинуть город.

Это не может продолжаться вечно, но окончание кошмара еще далеко. Капитаны в безопасности в своих имениях в Северной Каролине. А он представляет собой живую мишень и пытается уцелеть.

Не было ли все это хитростью? Существует ли ключ к шифру?

Нужно узнать.

В «Плазе» Нокс поднялся лифтом на свой этаж и, как только вошел в номер, включил ноутбук. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что там ничего нет. Только несколько стандартных программ, которые есть в любом компьютере.

Он включил программу электронной почты и не увидел никаких сообщений.

Эта штука была просто куплена.

Чтобы служить приманкой.

Для него.

Это означало, что скверный день стал еще хуже.

 

Глава 25

Белый дом

22.20

Кассиопея сидела в машине. Они ехали в автомобильном кортеже от военно-воздушной базы Эндрюс – она, Эдвин Дэвис и Дэнни Дэниелс. Коттону предоставили транспорт и дали указания, как ехать к институту Гарвера, находящемуся в сорока пяти минутах езды на юг, в Мэриленде. Ей не нравилось, что он поехал один, тем более с перспективой осложнений, но согласилась, что других вариантов нет. Стефани Нелл была и ее подругой, и она беспокоилась. Всем им требовалось играть свою роль.

– Постарайся действовать осторожно, – сказал Дэниелс, когда они въехали на территорию Белого дома.

– Почему я? – поинтересовалась она.

– Потому что ты здесь, ты умная и посторонняя.

– И женщина?

Президент кивнул.

– Это может оказаться на руку. У Полин бывают свои причуды.

– Почему вы подозреваете жену в утечке информации?

– Разве я сказал, что подозреваю ее?

– Дали понять.

– Она единственная, – сказал Дэвис, – кроме меня, президента и нескольких сотрудников знала все с самого начала.

– Обвинять ее – большая натяжка.

– Не такая большая, как ты думаешь, – негромко произнес президент.

Кортеж остановился перед галереей. Кассиопея увидела людей, ждущих у освещенного входа. Дэниелс вылез, раздались аплодисменты и приветственные возгласы.

Она услышала, как президент пробормотал:

– Хоть кто-то меня любит.

Дэниелс поблагодарил доброжелателей рукопожатиями и улыбками.

– Работать с ним одно удовольствие, – сказал Дэвис, наблюдая за президентом из машины. – Став главой аппарата, я быстро понял, что это счастливый Белый дом.

Ей пришлось признать, что приветствие казалось искренним.

– Не каждый день пытаются убить президента, – сказал Дэвис.

Кассиопея посмотрела на главу аппарата. Дэвис был холодным, расчетливым, мозг его, казалось, никогда не перестает работать. Превосходный человек, решила она, чтобы прикрывать тебе спину.

– Заметила что-нибудь? – тихо спросил он ее.

Да, заметила.

Среди примерно сорока человек, ждущих в темноте, чтобы приветствовать Дэниелса, первой леди не было.

* * *

Хейл расхаживал по кабинету. Остальные три капитана ушли час назад. Он надеялся, что к утру ключ к шифру Джефферсона будет найден, и они смогут вновь обрести конституционную неприкосновенность. Тогда федеральные прокуроры, обвиняющие их в уклонении от уплаты налогов, могут отправляться ко всем чертям.

Хейл посмотрел на потемневшую реку. Уединение – одно из тех достоинств, которыми он больше всего дорожил в своем фамильном прибежище. Взглянул на часы. Почти половина одиннадцатого вечера. Ноксу пора бы уже позвонить.

Он негодовал, когда слышал в свой адрес слово «пират». От бухгалтера. От Стефани Нелл. От всех, кто не понимал его наследия. Да, Содружество немало получило от пиратского сообщества, проводя в жизнь правила и методы, появившиеся в семнадцатом и восемнадцатом веках. Но эти люди были неглупы, и они преподали Хейлу важный урок, которого он не забывал.

Греби деньги.

Политика, этика, мораль – это все неважно. Главное доход. Как его учил отец? Мы получаем обед не от щедрости мясника, пивовара, пекаря, а от их заботы о собственных интересах. Алчность – вот что заставляет каждый бизнес служить своим клиентам. Она гарантирует лучший продукт за лучшую цену.

То же самое с каперством. Отними соблазн богатства, и не останется никакого мотива. Все стремятся к успеху.

Что в этом дурного?

Очевидно, все.

Самое поразительное, что в этом не было ничего революционного. Каперские свидетельства существовали семьсот лет. Каперы изначально являлись выходцами из хорошо образованных купеческих семейств, некоторые даже были дворянами. Их почтительно называли «моряками-джентльменами». Их кредо? Ни в коем случае не возвращайся с пустыми руками. Их добыча пополняла королевскую казну, что позволяло снижать налоги. Они обеспечивали защиту от врагов страны и помогали правительству в военное время. Пиратство прекратило свое существование в двадцатые годы восемнадцатого века, а каперство держалось еще сто пятьдесят лет. Теперь казалось, что Соединенные Штаты решили уничтожить его последние следы.

Пират ли он?

Может быть.

Его отец и дед не имели ничего против этого прозвища. Даже гордились им по-своему. Почему бы и ему не гордиться?

Зазвонил домашний телефон.

– У меня скверные новости, – сказал Нокс, когда Хейл ответил. – Меня надули.

Хейл слушал о том, что произошло в Нью-Йорке, и его беспокойство возвращалось. Спасение, казалось, вновь исчезало.

– Возвращайся сюда. Немедленно.

– Я уже в пути. Вот почему звоню так поздно. Сначала нужно было выбраться из Нью-Йорка.

– Как только вернешься, сразу в дом. И не докладывай остальным. Пока что.

Он положил трубку.

И тут же набрал другой номер.

 

Глава 26

Ла-Плата, Мэриленд

23.20

Уайетт оглядел поросшую лесом территорию Гарверовского института. Пять кирпичных трехэтажных зданий стояли в узкой долине в четверти мили от шоссе. По черному небу плыли тучи, закрывая полумесяц. Легкая морось следовала за ним от находившегося в нескольких милях маленького аэропорта, где Андреа Карбонель оставила его. Вдали прогремел гром.

Он специально не поехал на одну из освещенных стоянок, где было около сотни свободных мест. Собственно, машину, которую предоставила ему Карбонель, он оставил на шоссе и пришел пешком. Готовый ко всему, что могло его ожидать.

Он проводил взглядом Карбонель, улетавшую на юг, к Потомаку и Виргинии. Вашингтон находился севернее. Куда она теперь направлялась?

Прячась за соснами, окаймляющими тропинку, он медленно пошел к одному из зданий, где на втором этаже все еще горел свет. Карбонель сказала, что человек, который ему нужен, находится там, это некий Гэри Воччо, очевидно, какой-то математический гений. Ученому мужу было велено ждать, пока не появится агент с нужным паролем, и сообщить все данные и сведения о шифре Джефферсона только ему.

Уайетт вглядывался в темноту, уровень тревоги повышался от желтого до оранжевого. Тело пронизывал холод. Он был не один. Он никого не видел, но ощущал. Карбонель предупреждала, что они будут здесь. Почему же до сих пор никто не вошел в институт? Ответ казался очевидным.

Они ждут его.

Или кого-то другого.

Благоразумие побуждало быть осторожным, но Уайетт решил не разрушать планы этих людей.

Он вышел из своего укрытия и зашагал прямо к освещенному зданию.

* * *

Хейл слушал, как телефон звонит ему в ухо.

Раз. Другой. Третий.

– В чем дело, Квентин? – наконец спросила Андреа Карбонель. – Ты не спишь?

– Будто ты не ждала моего звонка.

– Нокс натворил дел в «Хемсли Парк-лейн». Один агент убит, двое ранены, еще один убит в Центральном парке. Оставить такое без ответа я не могу.

Шум вертолетного винта в трубке давал понять, что она в движении.

– И что ты собираешься делать? Арестовать нас? Желаю удачи, учитывая, как глубоко ты в этом увязла. Был бы рад объяснить по телевидению, какая ты на самом деле лживая сука.

– Ты сегодня несколько раздражителен.

– Даже не представляешь, до какой степени.

– В систему правосудия я верю не больше, чем ты, – напрямик сказала она. – И, как ты, предпочитаю собственную форму возмездия.

– Я думал, мы союзники.

– Были союзниками, пока ты не решил сделать эту глупость в Нью-Йорке.

– Я не делал ее.

– Никто тебе не поверит.

– Получила ты ключ к шифру Джефферсона? Или это еще одна ложь?

– Хочу кое-что узнать прежде, чем ответить.

Он был не в восторге от перспективы долгой дискуссии с этой женщиной, но какой у него был выбор?

– Спрашивай.

– Как думаешь, долго ты сможешь творить, что вздумается?

Обсуждать это он мог.

– У нас есть конституционные полномочия, полученные от конгресса и первого президента Соединенных Штатов, нападать без ограничения срока на врагов этого государства по своему усмотрению.

– Квентин, ты анахронизм. Реликт из прошлого, которому больше нигде нет места.

– Наше Содружество делало то, что невозможно делать традиционными средствами. Вы хотели экономического хаоса в некоторых ближневосточных странах. Мы его устроили. Вы хотели, чтобы некоторые привилегированные лица лишились своих активов. Мы лишили их. Политики, отвергавшие сотрудничество, начали сотрудничать, когда мы разделались с ними.

Он знал – Карбонель не хотела, чтобы эти сведения стали известны всему миру, так что если кто-то подслушивал, то мог порадоваться разговору.

– И пока вы все это делали, – сказала она, – вы гребли под себя больше разрешенных восьмидесяти процентов.

– Можешь это доказать? Мы делали значительные взносы разведывательным агентствам на ежегодной основе – в том числе и твоему, – миллионные взносы. Хотел бы я знать, Андреа, оказывались ли они в итоге в казне США?

Она засмеялась.

– Можно подумать, мы получали полную долю. У всех вас, пиратов и каперов, существует особая форма бухгалтерии. Столетия назад это происходило в открытом море, добыча делилась по вашему драгоценному Соглашению до того, как мог кто-то понять, сколько награблено. Как это называлось? Гроссбух? Я уверена, что велось два комплекта гроссбухов. Один для правительства, чтобы оно было довольно, а другой – чтобы все участники договора не жаловались.

– Мы зашли в тупик, – сказал он. – Так мы ничего не добьемся.

– Но это объясняет, почему мы разговариваем в этот глухой час.

Он снова попытался.

– Вы нашли ключ к шифру?

– Он в нашем распоряжении.

Хейл не знал, верить или нет.

– Он мне нужен.

– Не сомневаюсь. Однако сейчас дать его тебе не могу. Признаюсь, я хотела взять Нокса в заложники, чтобы использовать как козырь на переговорах. Может, даже убить его и покончить с этим. Но твой квартирмейстер действовал быстро, и мы понесли потери. Вот цена, которую мои люди платят за свои оплошности.

Если б какой-то корсар или флибустьер относился к своей команде с таким бессердечным пренебрежением, его бы высадили на первый же необитаемый остров.

И она еще называет его пиратом.

– Имей в виду, – сказал он, – у меня есть то, что тебе очень нужно.

Он выступил против Стефани Нелл только потому, что Карбонель попросила его об этом. Если верить Андреа, Нелл наводила о ней справки, расследовала ее отношения с Содружеством или, конкретнее, с Хейлом. Остальные три капитана не знали о существовании Карбонель, во всяком случае, она убедила его в этом. Карбонель знала о встрече Стефани с уволенным агентом НРА, который остался верен бывшей начальнице. Стефани назначила ему встречу в штате Делавэр, и Нокс похитил ее там под покровом ночи, без свидетелей, быстро и ловко. Карбонель хотела, чтобы он подержал ее в изоляции несколько дней. Он отнесся к этому равнодушно. Сделал одолжение, только и всего. Но из-за того, что произошло в последние часы, обстоятельства изменились.

НРА перестало быть дружественной организацией.

– Как там твоя гостья? – спросила Карбонель.

– Чувствует себя уютно.

– Жаль.

– Чего ты от нее хочешь?

– У нее есть то, что мне нужно, и добровольно она это не отдаст.

– И ты решила, что я обменяю Нелл на Нокса?

– Попробовать стоило.

– Мне нужен ключ от шифра, – твердо сказал он. – Если ты не заинтересована, я могу заключить кое-какие соглашения со Стефани Нелл. Ей наверняка будет приятно узнать, почему я ее удерживаю. Похоже, она из тех, кто идет на сделки.

Молчание Карбонель подтвердило его подозрения. Она этого боялась.

– Хорошо, Квентин. Положение вещей изменилось. Давай посмотрим, о чем теперь нам с тобой удастся договориться.

* * *

Малоун свернул с шоссе и въехал на территорию Гарверовского института. Эдвин Дэвис сказал ему, что этот хорошо финансируемый мозговой центр занимается криптологией, справляется с самыми трудными задачами и имеет доступ к сложным шифровальным программам.

Времени на путь в сорок миль от округа Колумбия до мэрилендской глуши ушло немного больше, чем он рассчитывал. Шедший из Виргинии шторм смещался к северу. Листва с громким шелестом трепетала на ветру. Вход никто не охранял, не было видно охранников и на освещенных автостоянках. Деревья вдоль шоссе представляли собой надежный заслон. Дэвис объяснил, что отсутствие наружной охраны делает это место безликим. Из пяти не бросающихся в глаза одинаковых прямоугольников четыре представляли собой черные пятна в ночи, один был освещен. Дэниелс сказал, что там ждет доктор Гэри Воччо. НРА сообщило пароль, который даст ему доступ к секрету шифра.

Малоун въехал на стоянку, остановил машину, потом вылез в ночь, в которой не слышалось ничего, кроме дальнего грома.

Снова в деле. Казалось, этому не будет конца.

Неожиданно с дальней стороны одного из зданий вынеслась, визжа колесами, машина. С погашенными фарами и работающим во всю мощь мотором. Свернула вправо, пересекла осевую линию и помчалась по пустой стоянке.

Направляясь прямо на него.

Из окошка с пассажирской стороны высунулась рука.

С пистолетом.

 

Глава 27

Белый дом

Эдвин Дэвис повел Кассиопею на второй этаж резиденции, где находилась жилплощадь первого семейства. Надежное убежище, сказал Дэвис, охраняемое секретной службой. Возможно, единственное на свете место, где они по-настоящему могут быть самими собой. Кассиопея все еще пыталась дать оценку Дэвису. Наблюдала за ним, когда сотрудники приветствовали Дэниелса. Видела, что он держался в стороне. Скромно, но не подчеркнуто.

Они поднялись по лестнице и остановились в освещенном коридоре, тянущемся от одного конца здания до другого. По обе его стороны тянулись двери. Одну охраняла женщина, стоявшая у изысканно украшенной стены. Дэвис указал на комнату в другой стороне коридора. Они вошли внутрь, и он закрыл дверь. Светлые стены и простые шторы освещались золотистым светом ламп. На красочном ковре стоял замечательный письменный стол викторианской эпохи.

– Переговорная комната, – сказал Дэвис. – Большинство президентов использовали ее как личный кабинет. Когда ранили Джеймса Гарфилда, ее превратили в холодильник, установили несколько грубо сделанных кондиционеров, стараясь создать ему комфорт, пока он умирал.

Кассиопея видела, что он обеспокоен.

Странно.

– Испано-американская война окончилась здесь, когда президент Мак-Кинли подписал на этом столе мирный договор.

Она взглянула в упор на Дэвиса.

– Говорите, что должны.

Он кивнул.

– Мне сообщали о вашей прямоте.

– Вы слегка раздражены, и я здесь не на экскурсии.

– Вам нужно узнать кое-что.

Дэнни Дэниелс пробудился от крепкого сна и почувствовал запах дыма.

Темная спальня была полна едкого тумана, от которого он закашлялся. Он потряс Полин, разбудил ее и отбросил одеяло. Остатки сна развеялись, и он осознал самое худшее.

Дом горел.

Он услышал шум пламени, треск старых деревянных стен. Их спальня и спальня дочери находились на втором этаже.

– О господи, – произнесла Полин. – Мэри.

– Мэри, – позвал он в открытую дверь. – Мэри!

Второй этаж представлял собой море пламени, ведущая вниз лестница была в огне. Казалось, весь дом горел, кроме их спальни.

– Мэри! – закричал он. – Мэри, ответь.

Полин была уже рядом с ним и пронзительно звала их девятилетнюю дочь.

– Пойду за ней, – сказала она.

Он схватил ее за руку.

– Туда не пройти. Весь этаж сгорел.

– Я не хочу стоять здесь, пока она там.

Не хотел и он, но ему приходилось думать.

– Мэри! – пронзительно закричала Полин. – Ответь.

Жена находилась на грани истерики. Дым становился все гуще. Дэниелс бросился к окну, распахнул его. Часы на ночном столике показывали 3.15. Сирен не слышалось. Его ферма находилась в трех милях от города, на земле семейства, до ближайшего соседа было полмили.

Он вдохнул полной грудью свежий воздух.

– Черт побери, Дэнни, – выпалила его жена. – Сделай что-нибудь.

Он принял решение.

Снова вошел в комнату и подтащил Полин к окну. Падать предстояло с высоты около пятнадцати футов на ряд кустов. Через дверь спальни было невозможно выбраться. Это был единственный путь спасения, и Дэниелс знал, что она не прыгнет вниз добровольно.

– Вдохни воздуха, – сказал он.

Полин сильно кашляла и нашла его совет разумным. Высунулась из окна, чтобы прочистить горло. Он схватил ее за ноги и вытолкнул в открытую раму, повернув так, чтобы она упала боком на кусты. Полин могла сломать кость, но спасалась от смерти в огне. Здесь она была ему не помощница. Он должен был сделать это сам.

Дэниелс увидел, что кусты остановили ее падение, и она поднялась на ноги.

– Отойди от дома, – крикнул он и снова бросился к двери в спальню.

– Папа, помоги!

Голос Мэри.

– Милая, я здесь, – крикнул он в пламя. – Ты в своей комнате?

– Папа? Что происходит? Все горит. Я не могу дышать.

Следовало добраться до нее, но пути не было. Второй этаж наполовину исчез, между ним и комнатой дочери смутно вырисовывались пятьдесят футов пустоты. Через несколько минут спальня, где он стоял, перестанет существовать. Дым и жар становились невыносимыми, ели глаза, заполняли легкие.

– Мэри, ты еще там? – он подождал. – Мэри!

Нужно добраться до нее.

Дэниелс бросился к окну и посмотрел вниз. Полин нигде не было видно. Может, он сумеет спасти Мэри снаружи. В сарае есть лестница.

Он вылез из окна и повис во весь рост, держась за подоконник. Разжал пальцы, полетел вниз на оставшиеся девять футов и, пронзив ногами кусты, приземлился. Вылез из них и побежал к другой стороне дома. Его худшие страхи тут же подтвердились. Весь второй этаж был охвачен огнем, в том числе и комната дочери. Пламя с ревом вырывалось из наружных стен и охватывало крышу.

Полин стояла, глядя вверх и поддерживая одной рукой другую.

– Она погибла, – простонала его жена со слезами в голосе. – Моя девочка погибла.

– Эта ночь не дает ему покоя вот уже тридцать лет, – шепотом сказал Дэвис. – Единственный ребенок Дэниелсов погиб, и Полин больше не смогла родить.

Кассиопея не знала, что сказать.

– Пожар случился из-за сигары, оставленной в пепельнице. Тогда Дэниелс был членом городского совета и любил покурить в свое удовольствие. Полин просила его бросить, но он отказывался. В то время детекторов дыма практически не существовало. В официальном донесении говорилось, что пожар можно было предотвратить.

Она поняла в полной мере смысл этого заключения.

– Как же их брак сохранился после этого? – спросила она.

– Он не сохранился.

* * *

Уайетт вошел в кабинет доктора Гэри Воччо, который ответил по переговорному устройству и открыл электронный замок лишь после того, как услышал пароль. Доктор приветствовал его, сидя за письменным столом, где лежали бумаги и стояли три включенных жидкокристаллических монитора. Воччо был почти сорокалетним, со спартанской бодростью и рыжеватыми волосами с мальчишеской челкой. Выглядел он неопрятно, рукава его рубашки были закатанными, глаза усталыми.

Кабинетный тип, решил Уайетт.

– Я обычно рано ложусь, – сказал Воччо, когда они обменялись рукопожатием. – Но НРА оплачивает счет, и мы стараемся угодить. Поэтому я ждал.

– Мне нужно все, что у вас есть.

– Шифр оказался трудным. Нашим компьютерам потребовалось почти два месяца, чтобы разгадать его. Но в том, чтобы довести дело до конца, помогло еще и немного везения.

Подробности Уайетта не интересовали. Он подошел к окнам с толстыми листовыми стеклами, из которых открывался вид на переднюю автостоянку. Мокрый асфальт блестел под натриевыми лампами.

– Что-нибудь случилось? – спросил Воччо.

Это еще было неизвестно. Уайетт не отводил глаз от окна.

Появился свет фар.

С въездной дороги свернула машина, заехала на пустую стоянку и остановилась.

Появился человек.

Коттон Малоун.

Карбонель была права.

Слева появилась еще одна машина. С погашенными фарами. Понеслась прямо к Малоуну.

Раздались выстрелы.

* * *

Хейл слушал Андреа Карбонель. Она не казалась загнанной в угол, скорее, несерьезной и искренне озадаченной.

– Ты понимаешь, – сказал он, – что я могу спокойно отпустить Стефани Нелл, заключив с ней кое-какие договоренности. Как-никак, она глава респектабельного разведывательного агентства.

– Ты увидишь, что работать с ней трудно.

– Труднее, чем с тобой?

– Квентин, ключ от шифра есть только у меня.

– Не знаю, правда ли это. Ты уже лгала мне.

– Ты об истории с Ноксом? Я просто перестраховывалась. Ладно. Этот раунд ты выиграл. Как насчет такого: я предоставлю тебе ключ, и, как только найдешь эти вырванные страницы, мы окажемся в лучшем положении для переговоров.

– Полагаю, в обмен ты захочешь, чтобы я уничтожил то, что у меня хранится.

– Будто для тебя это проблема.

– У меня нет иммунитета против этого обвинения, даже если я найду исчезнувшие страницы.

Хейл знал – ей известно, что каперское свидетельство не защищает от умышленного убийства.

– Тебя это вроде бы не волновало в прошлом, и на дне Атлантического океана есть человек, который согласился бы со мной.

Ее замечание застало его врасплох, потом он сообразил.

– Твой осведомитель?

– Шпионы бывают очень кстати.

Но Карбонель дала ему надежду. Хейл теперь знал, как ему быть. И она знала, что он сделает.

– Исправляешь ошибки?

Она засмеялась.

– Скажем так – при желании я могу быть очень щедрой. Назови это моей демонстрацией доброй воли.

Черт с ней, со Стефани Нелл. Может, будучи мертвой, она окажется более ценной.

– Дай мне ключ. Когда эти две страницы окажутся у меня в руках, твои проблемы будут решены.

 

Глава 28

Белый дом

Кассиопея вошла в уютную комнату, прилегающую к президентской спальне. На софе, покрытой чехлом из яркого набивного ситца, сидела Полин Дэниелс.

Стоявшая в коридоре женщина-агент секретной службы закрыла за ней дверь.

Они остались одни.

Тусклые белокурые волосы первой леди спадали прядями на изящные уши и узкий лоб. Выглядела она моложе своих шестидесяти с лишним лет. Из-за восьмиугольных линз очков без оправы смотрели привлекательные голубые глаза. Она сидела в неестественной позе, выпрямив спину, сложив руки с набухшими венами на коленях; одета была в традиционный шерстяной костюм, на ногах балетные туфли Шанель.

– Насколько я понимаю, вы пришли допрашивать меня, – сказала миссис Дэниелс.

– Я предпочла бы просто поговорить.

– Кто вы?

Кассиопея уловила в этом вопросе нотку подозрительности.

– Та, кто не желает здесь находиться.

– Это нежелание нас объединяет.

Первая леди указала рукой, и Кассиопея села в кресло, обращенное к софе. Их разделяли два метра, наводящие на мысль о демилитаризованной зоне. Это было неудобно по нескольким причинам, и не в последнюю очередь из-за того, что Эдвин Дэвис только что рассказал о Мэри Дэниелс.

Кассиопея представилась, потом спросила:

– Где вы находились, когда на президента совершили покушение?

Пожилая женщина опустила взгляд на ковер, покрывающий деревянный пол.

– У вас это прозвучало так обезличенно. Он мой муж.

– Я должна была спросить, и вы это знаете.

– Здесь. Дэнни отправился в Нью-Йорк без меня. Сказал, что всего на несколько часов. Обещал вернуться к полуночи. Я ничего не думала об этом.

Голос по-прежнему звучал отчужденно, холодно.

– Какова была ваша реакция, когда вы узнали о случившемся?

Первая леди подняла взгляд, ее голубые глаза казались сосредоточенными.

– На самом деле вас интересует, была ли я рада?

Кассиопея удивилась этой прямоте и стала тщетно искать в памяти какие-то упоминания в прессе о враждебности, мнимой или подлинной, между первой парой. Их брак всегда считался крепким. Но если эта женщина избрала такое направление, что ж.

– Были вы рады?

– Я не знала, что думать, особенно в первые минуты, пока не сообщили, что он жив и невредим. Мысли у меня… путались.

Наступило неловкое молчание.

– Вы знаете, так ведь? – спросила старшая. – О Мэри.

Кассиопея кивнула.

Лицо первой леди оставалось застывшей маской равнодушия.

– Я так и не простила его.

– Почему вы остались с ним?

– Он мой муж. Я дала клятву – в горе и в радости. Мать внушила мне, что это не пустые слова. – Первая леди сделала глубокий вдох, словно набираясь смелости. – Вам на самом деле хочется знать, говорила ли я кому-нибудь об этом вылете в Нью-Йорк.

Кассиопея ждала.

– Да, говорила.

* * *

Малоун присел за свою машину и потянулся за полуавтоматическим пистолетом, полученным от секретной службы. Он ожидал чего-то подобного, но не так быстро. Мчавшаяся к нему машина замедлила ход, и пистолет в открытом окне выстрелил трижды. Оружие было снабжено глушителем, по звуку казалось, что стреляют из капсюльного пистолета, а не крупнокалиберного оружия.

Машина повернулась и остановилась в пятидесяти ярдах.

Вылезли двое, один с водительской стороны, другой из задней пассажирской дверцы. Оба вооруженные. Малоун решил не давать им времени на раздумья и выстрелил в бедро тому, кто был ближе. Человек упал, крича от боли. Второй успел отреагировать и занять оборонительную позицию за машиной.

Дождь полил сильнее, капли обжигали лицо.

Малоун огляделся, но больше никаких угроз не увидел.

Поэтому вместо того, чтобы целиться в вооруженного человека, он прицелился в открытую водительскую дверцу и выстрелил в машину.

* * *

Хейл положил телефонную трубку. Разумеется, он не поверил ни единому слову Андреа Карбонель. Она старалась выиграть время.

Но и он тоже.

Его беспокоил тот факт, что она знала об убийстве в море. Среди них действительно был шпион.

Этим следовало заняться.

Он мысленно дал оценку команде «Эдвенчера». Многие из этих людей исполняли другие обязанности в имении, кое-кто работал на металлургических заводах, где Нокс наверняка изготавливал свое оружие с дистанционным управлением. Каждый человек получал определенную долю ежегодной добычи Содружества, и ему было больно думать, что один из них предал компанию.

Правосудие должно было свершиться.

Договор предоставлял обвиняемому суд равных, председателем суда был квартирмейстер, а команда, капитаны в том числе, исполняла роль присяжных. Судьбу обвиняемого решало простое большинство, и, если его признавали виновным, кара всегда бывала одна и та же.

Смерть.

Медленная и мучительная.

Хейл вспомнил, как отец рассказывал ему о приговоренном предателе несколько десятилетий назад. Они прибегли к старым методам. Около ста членов команды собрались, чтобы нанести по одному удару плетью-девятихвосткой. Но сделать это до смерти предателя успела только половина.

Хейл решил не ждать квартирмейстера.

Хотя близилась полночь, он знал, что секретарь в коридоре. Он никогда не ложился спать раньше Хейла.

Он позвал, и через несколько секунд дверь открылась.

– Собери немедленно команду шлюпа.

* * *

Кассиопея оставалась спокойной. Интуиция не подвела Дэнни Дэниелса.

– Вы замужем? – спросила первая леди.

Кассиопея покачала головой.

– Есть кто-нибудь особенный в вашей жизни?

Она кивнула, хотя казалось странным признавать этот факт.

– Вы его любите?

– Я сказала ему, что да.

– Сказали всерьез?

– Иначе бы не говорила.

На тонких губах первой леди появилась лукавая улыбка.

– Хотелось бы, чтобы это было так просто. Он любит вас?

Кассиопея кивнула.

– Когда я познакомилась с Дэнни, мне было семнадцать лет. Через год мы поженились. Я сказала, что люблю его на втором свидании. Он сказал мне на третьем. Всегда был несколько медлительным. Я наблюдала его подъем по политической лестнице. Начал он членом городского совета, закончил президентом Соединенных Штатов. Если бы он не убил нашу малютку, я бы боготворила его.

– Он ее не убивал.

– Нет, убил. Я просила его не курить в доме и быть осторожнее с пеплом. В то время еще никто не знал о пассивном курении, я только понимала, что не хочу, чтобы он курил. – Слова вылетали быстро, словно спеша быть сказанными. – Я каждый день вспоминаю ту ночь. Когда мне только сказали, что кто-то пытался убить Дэнни, я снова вспомнила это. Я ненавидела его за то, что выбросил меня из окна. За упрямство. За то, что не спас Мэри. – Она взяла себя в руки. – Но и любила его.

Кассиопея молчала.

– Держу пари, вы считаете меня помешанной, – сказала первая леди. – Но когда мне сказали, что меня будет кто-то допрашивать, кто-то не из Белого дома, я поняла, что должна быть честной. Верите вы в мою честность?

В ней Кассиопея была уверена.

– Кому вы сказали о вылете в Нью-Йорк? – спросила она, пытаясь вернуться к сути дела.

В лице Полин Дэниелс появилось выражение глубокого сочувствия. Казалось, из ее голубых глаз вот-вот хлынут слезы, и Кассиопея удивилась мыслям, кружащимся в сознании этой измученной женщины. Насколько она знала, первая леди была уравновешенной, уважаемой особой, ничего дурного никогда не говорилось о ней. Она всегда вела себя подобающе, но, видимо, таила эмоции глубоко внутри, и лишь в относительной безопасности этих стен, ее доме в последние семь лет, в этом единственном месте им можно было дать волю.

– Своей подруге. Близкой подруге.

Глаза ее говорили еще кое-что.

– Я не хочу, чтобы мой муж разговаривал с этой подругой.

 

Глава 29

Мэриленд

Уайетт смотрел, как Коттон Малоун отражает нападение и стреляет в машину, стоящую в ста пятидесяти футах.

Карбонель не ошиблась, сказав, что появятся и другие.

– Что там происходит? – спросил Воччо, подходя к окну.

Уайетт повернулся к нему.

– Нам нужно уходить.

Снизу донеслось еще несколько выстрелов. На лице ученого появилось озабоченное выражение, глаза стали встревоженными, как у загнанного животного.

– Нужно вызвать полицию, – сказал он.

– У вас есть вся информация?

Воччо кивнул и достал флешку.

– Здесь.

– Дайте мне.

Ученый протянул ему устройство.

– Чего ради вы приехали за ним?

Странный вопрос.

– Я отправил все директору НРА электронной почтой несколько часов назад.

Вот как? Карбонель об этом не упомянула. Но удивляться не стоило.

– У вас внизу есть машина?

– На задней стоянке.

Уайетт указал на дверь.

– Берите ключи и пойдемте.

В комнате вдруг потемнело.

Все лампы погасли с громким хлопком, светились лишь три компьютерных монитора. Прекратился даже шум вентиляции. Уровень тревоги Уайетта повысился от оранжевого до красного.

Казалось, они тоже могут подвергнуться нападению.

– Компьютеры снабжены резервным питанием от аккумуляторов, – сказал Воччо. Их обоих заливал неровный свет от экранов. – Что там все-таки происходит?

Уайетт не мог сказать, что те люди, возможно, приехали убить их обоих.

Поэтому лишь повторил:

– Нам нужно уходить.

* * *

Малоун стрелял не на поражение, а чтобы заставить водителя уехать – ощутимые попадания пуль должны были подействовать на него.

И они подействовали.

Мотор заработал, колеса завертелись, и машина умчалась.

Прятавшийся за ней стрелок внезапно осознал, что его единственное укрытие исчезло. Теперь он стоял посреди пустой автостоянки, залитый светом фонарей на столбах, деваться ему было некуда. Поэтому он, не целясь, выпустил очередь из своего автоматического оружия, дырявя пулями машину Малоуна и разбивая стекла.

Малоун сжался плотнее, прислушиваясь к глухому стуку пробивающих металл пуль, и ждал своей минуты. Когда стрельба прекратилась, он поднялся, прицелился, выстрелил, и противник зашатался с пулей в плече.

Малоун подбежал и отбросил пинком автоматическую винтовку.

Стрелок корчился от боли на мокром асфальте, из раны текла кровь.

Шторм усилился, порывы ветра сотрясали деревья. Малоун вгляделся в темноту и обнаружил кое-что.

Все освещение в здании погасло.

* * *

Нокс вышел из самолета в аэропорту Гринвилл, штат Северная Каролина. В Нью-Йорк он прилетел на двенадцатиместном самолете Содружества, который пилотировал сам. Летать он научился во время службы в авиации. Отец одобрил его желание вступить в армию, и шесть лет действительной службы пошли Ноксу на пользу. Сыновья последовали его примеру, один из них заканчивал службу на Ближнем Востоке, другой только собирался надеть военную форму. Нокс гордился тем, что сыновья хотели служить. Они были хорошими американцами, как и он сам.

Маленький региональный аэропорт находился в сорока минутах пути к западу от Бата, и Нокс быстро пошел к своему «Линкольну-навигатору», стоявшему возле частного ангара Содружества. И самолет, и здание явно принадлежали одному из концернов Хейла, их использовали служащие для корпоративных путешествий. В штате состояли трое летчиков, но их услугами Нокс не пользовался. Его полеты были конфиденциальными, чем меньше свидетелей, тем лучше. Он все еще беспокоился о Нью-Йорке и обо всем, что пошло не так. Но, во всяком случае, ему удалось выйти из всех переделок целым и невредимым.

Нокс открыл заднюю дверцу, бросил на сиденье дорожную сумку. В аэропорту было слишком тихо для позднего субботнего вечера. Боковым зрением он заметил какое-то движение. Из темноты появился силуэт и произнес:

– Я ждала.

Он посмотрел на безликую тень и сказал:

– Убить бы тебя.

Женщина издала смешок.

– Странно, я то же самое думала о тебе.

– Нашей сделке конец.

Андреа Карбонель шагнула вперед.

– Это вряд ли. Наши дела друг с другом далеко не закончены.

* * *

Малоун забрал оружие у обоих раненых и побежал к входу в подъезд. Увидел, что стеклянные двери разбиты, а электронный замок испорчен. Вошел в вестибюль и тут же обнаружил укрытие за диваном, стоявшим рядом с креслами. Перед одной стеной находилась стойка дежурного, перед другой два лифта. Три комплекта стеклянных дверей вели, как Малоун предположил, к другим кабинетам, но там было темно. Еще один комплект дверей в дальнем конце вел к задней части здания. Малоун нашел взглядом лестницу, табличка «ВЫХОД» светилась от аккумулятора темно-красными буквами.

Он тихо подошел и открыл дверь.

Услышал движение.

Шаги.

Над собой.

* * *

Уайетт повел Воччо за собой из кабинета в коридор, где они двинулись мимо открытых и закрытых дверей. Дежурное освещение указывало, где находится лестница, и в мягком свете от освещенной панели он увидел ведущую наружу дверь.

Она была открыта.

Уайетт схватил Воччо за руку, жестом приказал не издавать ни звука, потом завел его в первое же открытое пространство. Какой-то зал для заседаний, в противоположной стене тянулся ряд окон, толстые стекла были залиты дождем и освещались фонарями внизу. Уайетт жестом велел ученому подождать в одном из углов, потом выглянул в коридор и стал вглядываться в силуэты.

Два человека в темноте шли вперед, оба держали в руках автоматические винтовки. Ему показалось, что он разглядел на головах у них очки ночного видения. То, что эти люди прибыли снаряженными, было разумно.

Слава богу, он тоже оказался предусмотрительным.

* * *

У Нокса не было настроения для лицедейства Карбонель. Он продал ей душу, делая то, что было противно его существу.

Но она создала убедительное дело.

Содружество было обречено.

Все четыре капитана проведут не меньше десяти лет в федеральной тюрьме. Все деньги, какие они сколотили, все их материальные средства конфискует правительство. Не будет никаких судовых команд. Никаких каперских свидетельств. Никаких квартирмейстеров.

Нокс мог либо пережить это бедствие, либо стать его частью.

НРА знало о попытке убийства, потому что он сообщил им. Это был его козырь в переговорах, информация, которой не владели ни НРА, ни кто-то еще.

Его билет на выход.

Карбонель внимательно его слушала.

– Они собираются убить Дэнни Дэниелса? – спросила она.

– Капитаны считают это решением проблемы.

– А ты что думаешь?

– Они помешанные и безрассудные. Потому я и разговариваю с тобой.

– Чего ты хочешь?

– Видеть своих детей окончившими колледж. Радоваться внукам. Не проводить остаток жизни в тюрьме.

– Я могу это устроить.

«Да, – подумал он, – может».

– Действуй по их плану. Аккуратно. Но держи меня в курсе.

Нокс ненавидел себя за предательство. Ненавидел капитанов за то, что они сделали его квартирмейстером.

– И вот еще, – сказала она ему, – если что-то утаишь от меня или сообщишь ложные сведения, договоренность расторгается. Но ты не сядешь вместе с ними в тюрьму.

Нокс знал, что она сделает.

– Я сообщу им, что ты продался, и предоставлю самим разбираться с тобой.

В этом он не сомневался.

Поэтому изготовил оружие, доставил его в Нью-Йорк, потом дал Карбонель по ее требованию карточки-ключи от обеих комнат. Она велела ему проводить операцию, как планировалось, безостановочно.

Это вызвало у него любопытство.

– Президент едва уцелел, – сказал он ей. – Я не знал, хочешь ты его смерти или нет. Тот парень, что появился в окне, твой?

– Неожиданное осложнение, но оно дало результат. Со Скоттом Парроттом ты сработал отлично.

Парротта он убил только потому, что капитаны ждали этого от своего квартирмейстера. Предательство не прощалось. Иное поведение оказалось бы подозрительным.

– Ты легко сдала его, – сказал он Карбонель.

– Предпочел бы ты еще одного живого свидетеля, способного выдать тебя?

Нет. Не предпочел бы. Это была еще одна причина убийства.

– Ты хотела убить меня в Нью-Йорке?

Карбонель засмеялась.

– И не думала. Это было одолжением тебе от меня. На тот случай, если бы ты почему-то не прикончил Парротта.

Нокс не понял.

Она сказала:

– Скрыть тот факт, что ты предаешь своих, было лучше, чем подвергнуть твою жизнь опасности, от которой тебе удалось спастись.

– Значит, все это было представлением?

– Со стороны агентов нет. Они знали только, что тебя нужно задержать. Но я была уверена, что ты сможешь постоять за себя.

– Значит, ими ты тоже пожертвовала? Ты хоть немного думаешь о людях, которые работают на тебя?

Она пожала плечами.

– У них было численное преимущество. Пятеро против одного. Не моя вина, что они оплошали.

Черт бы ее побрал. Во всем этом не было необходимости.

Или была?

Действительно, оба инцидента представляли для него превосходное прикрытие.

– Капитан Хейл, – продолжала она, – и все остальное Содружество наверняка в панике. Но, похоже, капитаны совместно действуют так же результативно, как разведывательное сообщество.

Спорить с этим выводом Нокс не мог. Они все стали более агрессивными, более неразумными. Он знал, что Хейл убил своего бухгалтера, служившего у него уже очень давно. Кто следующий?

– Хейлу нужен секрет шифра, – сказала она. – Но мне не очень хочется отдавать ему этот секрет.

– Ну, так не давай.

– Жаль, что это не так просто.

– Как я сказал, между нами все кончено. Я сыграл свою роль.

– Я записывала наши разговоры. Записываю тебя сейчас. Капитаны найдут наши беседы очень интересными.

– И могу убить тебя прямо сейчас.

– Я не одна.

Нокс огляделся в темноте и понял, что, если капитаны узнают о его предательстве, ему нигде на всей планете не скрыться. Хоть они называли себя каперами, в сущности все же оставались пиратами. Измена никогда не прощалась – и чем выше было твое положение, тем мучительнее наказание.

– Не беспокойся, Клиффорд, – сказала наконец Карбонель. – Я сделала тебе еще одно одолжение.

Он слушал.

– У меня был второй осведомитель. Он снабжал меня сведениями независимо от тебя.

Вот так новость.

– И я только что выдала этот источник Хейлу.

А он еще задавался вопросом, как ему выполнить требование капитанов найти шпиона.

– В благодарность, – сказала она, – тебе нужно сделать один пустяк.

Он понял, что Карбонель ничего не делает даром.

– Убить Стефани Нелл.

 

Глава 30

Вашингтон

Воскресенье, 9 сентября

12.10

Кассиопея дала на мотоцикле полный газ и вынеслась на 95-е шоссе, держа путь на юг, в Виргинию. Эдвин Дэвис предоставил ей выбор транспорта, и она взяла один из мотоциклов секретной службы. По этому поводу она переоделась, надела джинсы, кожаные сапоги и черный свитер.

Ей все не давал покоя разговор с первой леди.

Полин Дэниелс была исполненной противоречий женщиной.

– У меня нет ненависти к мужу, – сказала ей первая леди.

– Вы просто возмущаетесь им и сдерживали это чувство тридцать лет.

– Политика – сильнодействующий наркотик, – продолжала пожилая женщина. – Если ты успешен в ней, она действует как успокоительное. Обожание. Почтение. Сознание собственной нужности. Они способствуют забвению. А иногда те, кто принимает слишком много этого наркотика, начинают верить, что все любят нас, что мир был бы хуже, если б мы не помогали управлять им. Мы даже начинаем чувствовать себя титулованными. И я не говорю о президенте Соединенных Штатов. Политические миры бывают большими или маленькими, какими мы создаем их для себя.

Мотоцикл с ревом несся по темному шоссе. Машин в этот час было мало, только фуры пользовались возможностью беспрепятственного проезда.

– Когда погибла Мэри, – продолжала Полин, – Дэнни был членом городского совета. На следующий год он стал мэром, потом сенатором штата, потом губернатором. Казалось, глубина нашей трагедии породила его успех. Он подавлял горе политикой. На него подействовало успокоительное. На меня нет.

– Вы обсуждали это с ним? Старались справиться с горем?

Она покачала головой.

– Это не в его духе. После похорон он никогда не заговаривал о Мэри. Ее словно бы не существовало.

– Но политика не помогала вам.

– Ошибаетесь. Я не говорила этого. Боюсь, я тоже оказалась восприимчивой к политике. Я возвышалась вместе с Дэнни. – Голос умолк, и Кассиопея подумала: «Кому, в сущности, она это говорит?» – Да простит меня бог, но я старалась забыть свою дочь. – Глаза пожилой женщины наполнились слезами. – Старалась. Только не могла.

– Зачем вы говорите мне это?

– Когда Эдвин сказал, что вы придете, он добавил, что вы хорошая. Я доверяю ему. Он хороший. Может быть, настала пора сбросить с себя это бремя. Я знаю только, что устала выносить свое горе.

– Как это понять?

Прошло несколько секунд напряженного молчания.

– Я привыкла ожидать, что Дэнни будет рядом, – сказала по-прежнему монотонно первая леди. – Он всегда был со мной.

Но Кассиопея услышала и то, что не было высказано. «Однако ты до сих пор винишь его за гибель Мэри. Ежедневно».

– Но когда мне сказали, что кто-то пытался убить его…

Кассиопея ждала завершения фразы.

– Я неожиданно для себя обрадовалась.

Мотоцикл с ревом обогнал легковую машину. Кассиопея въехала в Виргинию и помчалась к Фредериксбергу, до которого оставалось километров сорок.

– Жить с Дэнни нелегко, – сказала Полин. – У него все распределяется по отдельным ячейкам. Он без проблем переходит от одного к другому. Думаю, поэтому он хороший лидер. Дэнни все делает без эмоций.

«Необязательно», – подумала Кассиопея. То же самое говорили о ней – даже Коттон однажды упрекнул ее в бесчувственности. Но если эмоции не проявляются внешне, это не значит, что их нет.

– Он ни разу не пришел на ее могилу, – сказала первая леди. – Не был там после похорон. В том пожаре мы лишились всего, что имели. Комната Мэри и остальная часть дома превратились в золу. Не сохранилось даже фотографии. Думаю, Дэнни был этим доволен. Не хотел никаких напоминаний.

– А вы хотели их в избытке.

Исполненные страдания глаза обратились на Кассиопею.

– Пожалуй.

Кассиопея обратила внимание, что черное небо затянуто тучами. Не было видно ни единой звезды. Асфальт был влажным. Дождь закончился. Она ехала туда, куда ей не хотелось. Но Полин Дэниелс доверилась ей, сказала то, о чем знали еще лишь два человека – и Дэнни Дэниелса среди них не было. Перед выездом президент спросил, куда она едет, но Кассиопея не сказала ему.

– Вы хотели, чтобы этим занялась я, – произнесла она. – Так не мешайте мне это делать.

* * *

Уайетт полез в карман и нашел световую гранату. Он сам изобрел и изготовил ее несколько лет назад. Предостережение Карбонель он учел и был готов к тому, что здесь его могут поджидать люди, настроенные отнюдь не дружелюбно, и вполне можно было предположить, что у них окажутся очки ночного видения.

– Зажмурьтесь, – прошептал он Воччо.

Потом выдернул чеку и бросил обернутый бумагой шарик в коридор.

Слепящая вспышка пронзила закрытые веки, продержалась секунды две и погасла.

Раздались громкие крики.

Он знал, что происходит.

Двое застигнутых врасплох противников были моментально ослеплены, зрачки, расширенные очками ночного видения, резко сжались от неожиданно яркого света.

Потом появится боль, затем смятение.

Уайетт нашел пистолет, повернулся к дверному проему и стал стрелять.

* * *

Малоун услышал два выстрела. Он стоял на лестничной клетке, ждал у металлической двери, ведущей на второй этаж. Щели дверной коробки осветились яркой вспышкой, тут же погасшей. Что-то ударилось по другую сторону, затем дверь распахнулась, и два человека выбежали на лестницу, оба срывали с себя очки ночного видения. Он воспользовался их смятением, чтобы бесшумно подняться еще на этаж, и спрятался на лестничной клетке.

– Сукин сын, – выдохнул кто-то из них.

Момент тишины прошел, к обоим вернулись эмоции, и они взяли оружие на изготовку.

– Не три глаза, – сказал один из них.

Малоун услышал, как дверь открылась.

– Должно быть, они пошли к дальней стороне.

– Надеются там спуститься по лестнице.

– Третий, это второй, – раздался негромкий мужской голос. Пауза. – Объекты направляются в твою сторону, – еще пауза. – Отбой.

– Давай заканчивать, – сказал другой.

Раздался легкий щелчок, Малоун понял, что металлическая дверь закрылась.

Он рискнул посмотреть вниз, в темноту.

Тех двоих не было.

* * *

– С какой стати мне убивать Стефани Нелл? – спросил Нокс.

– Потому что у тебя нет выбора. Долго ты собираешься прожить, если капитаны узнают о предательстве? Убить одного человека – простая задача. Проблемы для тебя не должно быть.

– Думаешь, я только и делаю, что убиваю людей?

– За прошедшие несколько часов убивал. Доказательством тому служат два моих мертвых агента и еще двое в больнице.

– Все благодаря тебе. – Перемена в ней вызвала у него любопытство. – Ты понимаешь, что Хейлу похитить ее для тебя было очень непросто. Ты же требовала, чтобы ей не причиняли никакого вреда.

Карбонель пожала плечами.

– Он ожидал от меня благодарности. Понимаю. Но положение вещей изменилось. Нелл теперь стала проблемой.

– Полагаю, ты не скажешь, почему.

– Клиффорд, тебе был нужен выход. Я его тебе предоставила. Теперь называю цену.

В ее тоне не звучало ни гнева, ни презрения, ни насмешки.

– Когда Содружество перестанет существовать, – продолжала она, – а это произойдет, ты будешь волен делать все, что угодно. Живи своей жизнью. Трать свои деньги. И никто ничего не узнает. Если хочешь, могу даже взять тебя к себе.

– Ты действительно раскрыла шифр Джефферсона? – спросил он.

– Какое это имеет значение?

– Я хочу знать.

Карбонель чуть поколебалась, потом ответила:

– Да. Мы его раскрыли.

– Тогда почему не убила Нелл сама? Зачем втягивать нас в это?

– Во-первых, когда я попросила Хейла похитить Нелл, у меня не было ключа от шифра. Теперь есть. Во-вторых, это не кино, устранять людей на моей работе не так просто. Люди, выполняющие подобную работу, требуют за молчание слишком много.

– А я нет?

Она пожала плечами.

– Я могу предоставить то, что тебе нужно.

– Ты не ответила на мой вопрос. Что, если Хейл не хочет смерти Стефани?

– Я совершенно уверена, что не хочет, по крайней мере сейчас. А я хочу. Так что найди способ это сделать. Быстро.

Нокс почувствовал раздражение. Это было чересчур.

– Ты сказала, что продала другой источник. Хейл знает, кто он?

– Знает, где искать, чем наверняка и занимается в данную минуту. Определенно, он скоро передаст это дело тебе. Его верный слуга вернулся после сражения в Нью-Йорке. Видишь, что я сделала для твоего имиджа? Ты герой. Чего еще ты мог бы хотеть? И чтобы продемонстрировать свою добрую волю, показать, что мы все за одного и один за всех, я назову тебе фамилию своего источника и скажу, как именно доказать, что он предатель.

Нокс хотел знать именно это. Капитаны потребуют, чтобы этого человека немедленно судили, вынесли приговор и привели в исполнение. Если он лично сумеет выполнить эту задачу, его ценность безмерно вырастет.

Главное, это отвлечет внимание от него самого.

Черт бы ее побрал.

– Назови мне фамилию, и я уберу Стефани Нелл.

 

Глава 31

Фредериксберг, штат Виргиния

Кассиопея поздоровалась с открывшей дверь женщиной. Дом, построенный в георгианском стиле, был большим, изящным, с множеством комнатных растений, тремя кошками и изысканным антиквариатом внутри. Снаружи его заливал желтый свет, железные ворота перед вымощенной кирпичом подъездной аллеей были открыты. Хозяйка носила свободно сидящий спортивный костюм «Найк» и кроссовки. Она явно была ровесницей первой леди, их возраст и внешность не особенно отличались, только волнистые волосы Шерли Кэйзер были длинными, слегка окрашенными в золотисто-красный цвет.

Выражение лиц у них тоже было разным.

Если у Полин Дэниелс лицо все время оставалось бледным, вытянутым, у Кэйзер оно лучилось приветливостью, оживленность его подчеркивали широкие скулы и блестящие карие глаза. Они вошли в комнату, освещенную хрустальными бра и лампами от Тиффани. Хозяйка предложила Кассиопее выпить, та отказалась, лишь попросила стакан воды.

– Насколько я понимаю, у вас есть ко мне вопросы. Полин сказала, что вам можно доверять. Не знаю, не знаю. Можно?

Кассиопея решила быть с этой женщиной осторожнее, чем с Полин.

– Давно вы знакомы с первой леди?

Кэйзер изумленно улыбнулась.

– Вы умны, не так ли? Заставляете меня первым делом говорить о себе.

– Вести такие разговоры мне не впервой.

Улыбка стала шире.

– Я это вижу. Откуда вы, из секретной службы? Из ФБР?

– Ни то ни другое.

– Да, вы не похожи на этих агентов.

Кассиопее стало любопытно почему, но она лишь произнесла:

– Давайте назовем меня другом семьи.

Кэйзер снова улыбнулась.

– Это мне нравится. Ладно, друг. Полин и я познакомились двадцать лет назад.

– То есть примерно через десять лет после гибели ее дочери.

– Что-то в этом роде.

Кассиопея уже заподозрила, что Кэйзер полуночница. Глаза ее не туманились, а полнились жизнью. К сожалению, у этой женщины было два часа на подготовку. Первая леди не допустила бы необъявленного визита. Сотовые телефоны использовались для передачи кратких текстовых сообщений.

– Вы знаете президента уже двадцать лет? – спросила она.

– К сожалению.

– Тогда, полагаю, вы не голосовали за него.

– Нет. И замуж за него не вышла бы.

Там, где Полин старалась оправдаться, эта женщина давала волю своим чувствам. Но у Кассиопеи не было времени сердиться.

– Может, прекратите эти игры и объясните, что у вас на уме.

– С удовольствием. Душа у Полин мертва. Не смогли понять этого?

Она поняла.

– Дэнни знает это с того дня, как похоронили Мэри. Но его это трогает? Беспокоит? Интересно, задавался ли кто-то вопросом – если он так бессердечен с женой, то каков же с врагами? Удивительно ли, что кто-то в него стрелял?

– Откуда вы знаете о его чувствах?

– За двадцать лет я ни разу не слышала, чтобы он упоминал имя Мэри. Ни разу не вспомнил, что у них была дочь. Ее будто бы не существовало.

– Может, так он контролирует горе, – пришлось сказать Кассиопее.

– Ну да, конечно. Не чувствует он никакого горя.

* * *

Уайетт использовал секунды, которые предоставила ослепляющая граната, чтобы пройти вместе с Воччо к другой лестнице. Ученый сказал, что она есть в дальнем конце второго этажа, ее использовали в качестве ближайшего пути к кафетерию. Воччо паниковал, он явно никогда не участвовал в таком сражении.

К счастью, для Уайетта оно было не первым.

Кто-то пришел заняться уборкой, как у них это называлось на службе. Он принимал участие в нескольких операциях. Ему было любопытно, кто прислал этих людей: ЦРУ, АНБ, какое-нибудь другое объединение или сама Карбонель.

Последнее было наиболее вероятным.

Уайетт побежал по коридору, открыл дверь, прислушался, потом поманил к себе Воччо. Он первым двинулся по темной лестнице, держась за металлические перила, ученый следовал по пятам.

Остановился Уайетт только на последних ступеньках.

– Где ваша машина? – прошептал он.

Воччо не ответил, слышалось лишь его глубокое, прерывистое дыхание.

– Доктор, чтобы убраться отсюда, мне нужна ваша помощь.

– Недалеко… у самой задней двери. Справа… нужно спуститься и пройти по вестибюлю.

Уайетт спустился на несколько оставшихся ступенек. Нащупал дверь и открыл ее.

В вестибюле никого не было.

Он жестом велел пригнуться и сворачивать вправо.

Они вышли из двери.

И началась стрельба.

* * *

Малоун наблюдал от двери, ведущей на лестницу, как двое стрелков прошли по изогнутому коридору и примерно через пятьдесят футов свернули. Он заметил рассеянный свет под дверью одного из кабинетов. Это показалось странным, если учесть, что здание обесточили.

Он быстро пошел туда и заглянул внутрь.

Экраны трех компьютеров светились. На дверной табличке была надпись «ВОЧЧО». Фамилия того, к кому он приехал.

Малоун начал обыскивать кабинет, но внизу поднялась какофония выстрелов.

* * *

Кассиопея почувствовала необходимость защитить Дэнни Дэниелса. Она не знала почему, но эта женщина была чрезмерно сурова в своих суждениях.

– Дэнни испытывает чувство вины, – продолжала Кэйзер, – но не горе. Однажды, примерно за год до гибели Мэри, из-за его курения в доме произошел небольшой пожар. Пострадал только стул. Полин просила его бросить, или курить за дверью, или о чем-то еще – только не делать того, что он делал. Какое-то время он не курил в доме. Потом стал делать то же, что и всегда. Все, что захочет. Тот пожар не должен был случиться, и он об этом знает.

Кассиопея решила перейти к цели своего приезда.

– Когда вы с первой леди говорили о его полете в Нью-Йорк?

– Вы больше не хотите слушать мои мнения?

– Хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос.

– Проверяете, совпадут ли ответы мои и Полин?

– Нечто в этом роде. Но поскольку вы уже общались, это не станет проблемой.

Кэйзер покачала головой.

– Послушайте, мисс, мы с Полин разговариваем каждый день, иногда по нескольку раз. Она сказала мне о визите Дэнни в Нью-Йорк месяца два назад. Она была одна в Белом доме. Люди почти не замечают, что она уделяет все меньше внимания внешней стороне жизни. Я была здесь.

Кассиопея уже знала это. Первая леди сказала, что в разговорах с Кэйзер никогда не пользуется мобильником или беспроводным телефоном. Только наземной линией связи. Она спросила и услышала тот же ответ.

– Текст был для нас главным, – сказала Кэйзер. – Я выдержала испытание?

Кассиопея встала.

– Я должна поискать подслушивающие устройства.

– Потому-то я и на ногах в этот час. Делайте то, что должны.

Кассиопея достала из кармана электромагнитный детектор, предоставленный секретной службой. Она сомневалась, что весь дом прослушивается. Это потребовало бы, чтобы каждый квадратный дюйм находился в зоне действия подслушивающего устройства. Кассиопея решила начать с телефонов.

– Где находятся наружные соединения, кабель, телефонные коробки?

Кэйзер даже не подумала встать.

– Со стороны гаража. За живой изгородью. Прожектора для вас уже включены. Я здесь для того, чтобы угождать.

Кассиопея вышла из дома и двинулась по вымощенной кирпичом подъездной аллее к нужной стороне. Они еще не коснулись самых неприятных вопросов, но задать их придется либо ей, либо тем людям, с которыми обе эти женщины не хотели бы разговаривать. Она велела себе быть терпеливой. Здесь было много сокрытого, в основном неприятного.

Она нашла коробки связи, где провода вводились в дом. Остановилась между стеной и доходящей до груди живой изгородью, включила детектор. Не самое точное устройство, но способное уловить электромагнитное излучение, которое может послужить основанием для более пристального исследования.

Навела детектор не металлические ящики.

Ничего.

Провода шли из телефонного соединителя через софит в дом, питая все аппараты. Нужно будет проверить их по отдельности, то, что она ищет, вполне может находиться в самих телефонах.

– Нашли что-нибудь? – послышался голос.

От неожиданности она уронила детектор на землю.

Повернулась.

Кэйзер наблюдала от угла дома, где кончалась живая изгородь.

– Я не хотела вас пугать.

Кассиопея ей не поверила.

Детектор запульсировал, зеленый индикаторный огонек сменялся красным, мигая все чаще и чаще. Если бы она не выключила аудио, звуковой сигнал сейчас тревожил бы ночь. Она наклонилась, поводила детектором в разные стороны и в конце концов решила, что искомое находится внизу. Разгребла влажную землю, пальцы коснулись чего-то твердого. Убрав грязь, Кассиопея обнаружила маленькую пластиковую коробку площадью около восьми квадратных сантиметров, через нее проходил подземный телефонный провод.

Детектор продолжал сигналить.

Скверная ситуация стала еще хуже.

Телефоны Кэйзер прослушивались.

 

Глава 32

Уайетт лег на кафельный пол и уложил Воччо рядом.

Пули со стуком отскакивали от стен.

Он не мог понять, сколько перед ними стрелков. Вестибюль оставался в темноте, только свет с автостоянки позволял что-то видеть. Два широких кресла закрывали их от источников огня, расположенных на расстоянии пятидесяти футов.

Уайетт притянул Воччо поближе к себе. Прошептал:

– Не вставайте.

Стеклянные двери, которые он искал, ведущие, по словам Воччо, на заднюю автостоянку, находились в двадцати футах, в конце короткого ответвления. Он решил выйти вместе с Воччо оттуда. Сердце его колотилось со знакомой тревогой, тишина вокруг нарушалась только нервным дыханием Воччо. Он ободряюще положил ладонь на руку ученого, давая понять, что нужно оставаться спокойным. Если он слышал каждое его дыхание, слышать могли и нападавшие.

Ему было любопытно, что там с Малоуном. Он не видел конца автостоянки и задавался вопросом, ранен ли капитан Америка, убит или ведет огонь.

Дождь снаружи начал ослабевать.

– Я не могу больше выносить этого, – сказал Воччо.

Уайетт был не в настроении для подобного упадничества.

– Оставайтесь со мной. Я знаю, что делаю.

* * *

Малоун спустился по лестнице, повторяя свой маршрут на цокольный этаж и приближаясь к месту, откуда доносились громкие выстрелы. Нашел входную дверь, открыл ее и увидел двигающиеся по вестибюлю силуэты. Света было мало, но достаточно, чтобы разглядеть двух человек, сосредоточенных на какой-то цели в дальнем конце вестибюля. В руках они держали автоматические винтовки. Это не могли быть те же двое, что и прежде. Они скрылись в конце коридора на втором этаже, направляясь к лестнице на другой стороне здания.

Должно быть, они вели переговоры с другими двумя по рации.

За кем бы эти люди ни охотились, их жертва оказалась в клещах, противники были спереди и сзади. Малоун не мог обнаружить себя, невидимость представлялась наилучшей обороной, но не мог и просто ждать того, что произойдет.

Поэтому он прицелился и выстрелил.

* * *

Уайетт услышал выстрелы и увидел вспышки за тем местом, где заметил приближавшиеся силуэты.

Кто-то находился позади этих двоих.

Малоун?

Должно быть.

* * *

Уайетт услышал, как дверь на лестницу – позади которой лежали они с Воччо – открылась, и он обернулся, когда движение потревожило темноту.

Люди были и позади него.

Стрелок, скорее всего, Малоун, снял одного из людей в вестибюле, а другой стрелял во второй освещенный выход. Уайетт перевернулся на спину и выстрелил в дверь, находящуюся менее чем в десяти футах.

Они должны были выбраться отсюда.

Воччо, очевидно, думал то же самое. Он пополз на животе к выходу наружу.

Неразумно.

Какое-то укрытие между теми и другими существовало, однако главные угрозы в другой стороне вестибюля, казалось, были заняты.

Воччо нашел стеклянные двери, открыл задвижку и выскользнул наружу. Другой человек, стрелявший в Малоуна, услышал это, повернулся и навел пистолет в сторону дверей. Не успел он выстрелить, как Уайетт послал в него три пули. Силуэт повернулся, отступил назад и опустился на пол.

Двое из нападавших были остановлены.

Воччо выбежал на улицу.

Секунду спустя оба упавших поднялись на ноги с винтовками в руках.

Тут Уайетт понял.

На них были бронежилеты.

Ни он, ни Малоун никого не остановили.

* * *

Малоун отошел от лестничной двери, снова поднялся на первый этаж, прошел по другому коридору, почти такому же, как этажом выше, и обнаружил в дальнем конце еще одну лестницу. Он собирался преследовать двух людей, которых видел раньше, но едва обогнул угол и направился к выходу, дверь на лестницу отворилась.

Он бросился в первый попавшийся кабинет и стал осторожно смотреть из-за косяка. Человек с винтовкой оглядел коридор, потом, убедившись, что все спокойно, вошел в него. Малоун положил пистолет на ковер и, прижавшись спиной к стене, стал ждать, когда этот человек будет проходить мимо. Когда это произошло, бросился, обхватил сзади его шею, другой рукой потянулся к винтовке.

Малоун вырвал винтовку, развернул противника и ударил коленом в пах. Он уже ощутил под его одеждой бронежилет и понял, что удары выше талии окажутся бесполезными.

Его противник согнулся и закричал от боли.

Еще один удар коленом в челюсть, и тело отшатнулось назад. Он готовился к третьему удару, на сей раз кулаком в лицо, но внезапно мужчина ударил Малоуна ногой по левой почке.

От боли у него помутилось в глазах.

Его противник, бросив винтовку на ковер, стал отступать к двери на лестницу.

Малоун встряхнулся и начал преследование.

Бегущая тень повернулась, в руке у нее был пистолет.

Запасное оружие.

Пистолет выстрелил.

* * *

Уайетт низко пригнулся и направился к выходным дверям. Подойдя к ним, обернулся, готовясь стрелять, но там никого не было.

Он воспользовался тишиной, открыл двери и выбежал в ночь. Тут же занял место у выхода, укрывшись за наружной кирпичной стеной, и осторожно посмотрел сквозь двери назад в вестибюль.

Из главного входа выбежали три человека.

Сначала Уайетт подумал, что они побегут вокруг здания, чтобы напасть снаружи, но потом увидел свет фар с передней автостоянки – трое бежали к ждущей машине.

Не верилось, что эти люди плохие стрелки.

Они должны были ждать его и Малоуна, подготовленные и снаряженные, но подняли много шума и стрельбы в вестибюле.

Тишину нарушил еще один выстрел.

Изнутри, с верхнего этажа.

Где Воччо?

Он вгляделся в темноту и на расстоянии пятидесяти ярдов увидел ученого, спешащего к стоящей машине. Уайетт вынул из пистолета обойму и вставил новую. Снова посмотрел назад и увидел еще, что с лестницы в другой стороне вестибюля двинулся еще один человек и вышел через парадную дверь.

Очевидно, игра закончилась.

Что-то было неладно.

Уайетт снова посмотрел туда, где Воччо садился в машину. Ему нужно уехать вместе с ученым.

И тут его осенило.

Именно этого от него и ждали. Он быстро произвел расчеты, и результат ошеломил его.

Зарычал непрогретый двигатель.

Уайетт открыл рот для крика.

Машина Воччо взорвалась.

 

Глава 33

Фредериксберг, Виргиния

Кассиопея осмотрела откопанное устройство. Кто-то основательно потрудился, чтобы прослушивать телефон Кэйзер. Кто-то, точно знавший, где и что подслушивать.

– Кто знает, что вы разговариваете с первой леди? – спросила она Кэйзер. – Это должен быть некто, знающий, что эти разговоры многочисленны и доверительны.

– Дэнни Дэниелс. Кто же еще, черт возьми?

Кассиопея поднялась с влажной земли и подошла поближе, обогнув окружавшие гараж кусты.

– Это не президент, – произнесла она шепотом.

– Он знает, что мы с Полин близкие подруги.

– Вы замужем?

Этот вопрос, казалось, ошеломил Кэйзер. Эдвин Дэвис рассказал Кассиопее о доме, о соседях, о том, что Кэйзер вращается в светских кругах Виргинии и столицы. Ее обширная благотворительная деятельность включала в себя служение в совете директоров Виргинской библиотеки и в нескольких консультативных советах штата. Но он ничего не сказал о ее личной жизни.

– Я вдова.

– Миссис Кэйзер, сегодня кто-то пытался убить президента Соединенных Штатов. Кто-то, знавший, где и когда он окажется в Нью-Йорке. Ваши телефоны прослушиваются. Требую, чтобы вы ответили на мой вопрос. Кто мог это знать? Либо будете говорить со мной, либо я вызову секретную службу, и можете разговаривать с ними.

– Полин на грани нервного срыва, – заговорила Кэйзер. – Я слышу это в ее голосе уже несколько недель. Она слишком долго жила в аду. То, что произошло сегодня с Дэнни, может ее отвлечь. Если будете оказывать на нее давление, она не выдержит.

– Тогда ей нужна психиатрическая помощь.

– Это не так просто, когда ты первая леди.

– Это не так просто для женщины, которая хочет винить мужа в трагической смерти их дочери. Для женщины, которой не хватает смелости уйти от этого мужчины. Она все копит в душе и во всем винит мужа.

– Вы что, одна из поклонниц Дэнни?

– Да. Люблю обладающих властью мужчин. Власть возбуждает.

Кэйзер уловила сарказм.

– Я не это имела в виду. Он производит впечатление на женщин. Несколько лет назад проводили опрос, и почти восемьдесят процентов женщин одобрили его. Поскольку они составляют большинство избирателей, легко понять, почему он ни разу не проиграл выборы.

– Почему вы его ненавидите?

– Это не так. Просто я очень люблю Полин и знаю, что он совершенно о ней не заботится.

– Вы так и не ответили на мой вопрос.

– А вы на мой.

Кассиопее нравились сильные женщины. Она сама была сильной. И полагала, что Кэйзер способна просто быть собой – непринужденной, естественной, – давать и принимать без вопросов, никогда не заглядывать слишком далеко. Надеялась, что искать здесь нечего. Что это тупик. К сожалению, все оказалось не так.

– Полин всегда нужно было с кем-то разговаривать, – сказала Кэйзер. – С тем, кому можно доверять. Я давно удостоилась ее доверия. Когда она въехала в Белый дом, это стало еще более важным.

– Только доверять вам нельзя.

Кассиопея увидела, что Кэйзер осознала значение того, что лежало в земле метрах в двух от них.

– Кто еще знал об этом вылете в Нью-Йорк? – снова спросила она.

– Не могу сказать.

– Ладно. Можно сделать это по-другому.

Кассиопея достала сотовый телефон и нажала кнопку быстрого вызова Белого дома. После двух гудков ответил мужской голос.

– Действуйте, – сказала она ему и прекратила разговор.

– Это агент секретной службы в контакте с вашим телефонным провайдером как стационарного, так и мобильного аппаратов. У вас два счета. Компания уже отправила повестку в суд и приготовила сведения. В данных обстоятельствах мы не будем вторгаться без необходимости в вашу личную жизнь.

Сотовый Кассиопеи зазвонил. Она ответила, послушала, потом выключила телефон.

Осознание проигрыша отразилось на лице Шерли Кэйзер.

Как и должно было быть.

– Расскажите о ста тридцати пяти телефонных разговорах между вами и Квентином Хейлом.

* * *

Хейл вошел в бывшую наружную кухню-коптильню. Теперь это здание с сосновыми стенами, подъемными окнами и застекленным куполом служило залом собраний, которым пользовались все четыре семейства. Шестнадцать членов команды «Эдвенчера», в том числе и капитана, подняли с постелей. Большинство из них жили в получасе пути на земле, купленной их семействами несколько поколений назад. Хейл не представлял, чтобы кто-то смог предать свое наследие.

Но, выходит, кто-то предал.

Все шестнадцать человек, стоявших перед ним, подписали текущий договор, обещая верность и послушание за определенную часть добычи Содружества. Правда, процент был невелик, но в сочетании с медицинской страховкой, оплатой временной нетрудоспособности и пенсией по инвалидности жизнь у них была вполне обеспеченной.

Хейл увидел недоуменное выражение на лицах. Хотя ночные происшествия никого не удивляли, но собрание всей команды явно казалось всем довольно необычным.

– У нас проблема, – объявил он собравшимся.

Хейл наблюдал за их лицами, оценивал их, вспоминая тех четверых, что бросили кричащего бухгалтера в океан.

– Один из вас предатель.

Он знал, что эти слова завладеют их вниманием.

– Сегодня мы все участвуем в миссии, чрезвычайно важной для всей компании. Один предатель уже казнен, и кто-то нарушил молчание, которое мы все обязались хранить.

Все шестнадцать молчали. Они знали, что так положено. Капитан говорил, пока не скажет, что готов слушать.

– Меня печалит мысль, что кто-то из присутствующих здесь предал нас.

Вот так он рассматривал свой мир. Нас. Замечательное общество, возведенное на верности и успехе. Давным-давно пиратские корабли научились нападать быстро, умело и упорно, команда действовала как спаянное, сплоченное единство. Лень, бестолковость, измена, трусость были нетерпимы, так как подвергали опасности всех. Отец учил его, что лучшие планы бывают простыми, легко понятными и достаточно гибкими, чтобы справляться с любыми непредвиденными обстоятельствами.

И был прав.

Хейл расхаживал перед собравшимися.

Капитаны должны всегда быть смелыми и дерзкими тактиками. Команды намеренно выбирали их вопреки флотской традиции, предоставлявшей власть независимо от компетенции.

Но теперь капитанов не выбирали.

Власть доставалась им по наследству. Он часто представлял себя у штурвала одного из старинных кораблей, скрытно преследующих добычу на безопасном расстоянии день за днем, все это время оценивая силы и слабости. Если цель оказывалась сильным военным кораблем, он мог изменить курс и начать искать более слабую добычу. Если судно казалось уязвимым, можно было захватить его внезапным нападением или лобовой атакой.

Альтернативы.

Рожденные терпением.

Терпением он собирался воздействовать и на тех, кто сейчас собрался здесь.

– Никто из вас не выйдет отсюда, пока я не найду предателя. С наступлением утра ваши банковские счета будут проверены, ваши дома обысканы, записи ваших телефонных разговоров получены. Вы подпишете все отказы, какие потребуется, дадите все разрешения, которые…

– В этом не будет нужды.

Хейл был ошеломлен тем, что его перебили, а потом понял, что голос принадлежал вошедшему Клиффорду Ноксу.

Квартирмейстеры не были связаны теми же законами молчания.

– Я знаю, кто предатель.

 

Глава 34

Мэриленд

Малоун метнулся в кабинет, находившийся в шести футах. Выпущенная в него пуля ударилась в стену. Раздались еще выстрелы. Он взял на изготовку пистолет и пробежал к письменному столу. Но услышал только щелчок двери, закрывшейся в коридоре.

Тот человек ушел.

Окна сотряс взрыв, затем появился мерцающий свет, свидетельствующий, что снаружи что-то горит.

Малоун пригнулся, подошел к окну и стал смотреть то на дверной проем за спиной, то на горящую внизу машину. В окнах кабинета по другую сторону коридора промелькнул свет. Он бросился туда и заметил, как человек, стоявший на передней автостоянке, вскочил в машину и умчался прочь. Ему тоже нужно было уезжать, притом быстро. Хотя институт находился в уединенном месте, кто-то мог услышать стрельбу или взрыв и позвонить в полицию.

Но сперва…

Малоун поспешно вошел в кабинет Воччо и увидел, что экраны трех компьютеров все еще светятся. Сощурившись, он посмотрел на первый монитор, и у него перехватило дыхание.

Открытый файл объяснял разгадку шифра Джефферсона.

Воччо, судя по всему, ушел второпях.

Малоун закрыл файл, нашел программу электронной почты и отправил этот документ себе. Потом стер его.

Не ахти какая мера безопасности, но достаточная, чтобы выиграть время.

Он посмотрел в обрамленный окном черный прямоугольник ночи.

Машина все еще горела.

По стеклу застучали капли дождя. Справа, ярдах в ста от пылающего хаоса, он увидел темную фигуру.

Бегущую.

Прочь.

* * *

Уайетт решил, что лучше всего уйти тихо. Воччо был мертв. Он велел этому испуганному идиоту держаться рядом с ним. Если б он послушался, то был бы жив.

Поэтому ему не следовало винить себя. Однако он чувствовал себя виноватым.

Он бежал.

Карбонель заманила его сюда двойным гонораром, рассчитывая, что он не уйдет. Это были ее люди.

Нужно поговорить с ней.

На его условиях.

И он точно знал, как это сделать.

* * *

Нокс вошел в зал и уставился на команду «Эдвенчера». Квентин Хейл молчал, явно ожидая, что скажет его квартирмейстер.

– Капитан Хейл, когда мы разговаривали по телефону, я не сказал всего, что знаю, потому что нас могли подслушивать.

Он в полной мере использовал одну из тех стратегий, которым учил его отец. Всегда имей план. Вопреки распространенному мифу пираты никогда не нападали вслепую. Будь их цель на суше или на море, для обеспечения успеха передовая группа проводила разведку. Предпочтительным временем для нападения был рассвет, воскресенье, церковный праздник или, как сейчас, поздняя ночь. Элемент внезапности предотвращал бегство и помогал подавить сопротивление.

– Я периодически устраиваю проверки, – продолжал он. – Выискиваю все необычное. Крупные покупки. Необычный образ жизни. Неприятности дома. Как ни странно, женщина может толкнуть мужчину на безумные поступки.

Он молчал, чтобы смысл последней фразы дошел полностью, и наблюдал за командой судна. Старательно переводил взгляд с одного человека на другого, не задерживая его ни на ком.

Во всяком случае, пока что.

Игру он вел для одного зрителя. Квентина Хейла. Требовалось, чтобы Хейл был убежден, это главное.

Он сосредоточился.

Делай свое дело.

Потом думай, как убить Стефани Нелл.

* * *

Малоун выбежал из здания и быстро оглядел взорванную машину. Действительно, за рулем кто-то находился, тело было охвачено огнем. Номерной знак обуглился, но цифры еще можно было разобрать, и он запомнил их.

Малоун обогнул здание и нашел свой предоставленный правительством седан. Заднее стекло и почти все окна были разбиты, бока усеяны пулевыми пробоинами. Правда, бензин не вытекал, шины были целы, так что, по крайней мере, две вещи не пострадали. Скоро это место окажется залито мигающим синим и красным светом, повсюду будет полиция.

В вершинах деревьев застонал ветер, словно призывая Малоуна уезжать. Он взглянул на небо. Тучи уже разошлись, и показались бледные звезды.

Ветер был прав.

Пора в путь.

 

Глава 35

Кассиопея сидела в гостиной Шерли Кэйзер. У ее родителей была похожая в их барселонском доме. При своих миллиардах они были простыми людьми, держались особняком, посвящали жизнь дочери, друг другу и семейному бизнесу. Она не слышала даже намека на что-то скандальное, связанное с ними. Они, казалось, вели образцовую жизнь, оба умерли на восьмом десятке с разницей в несколько месяцев. Кассиопея всегда надеялась найти кого-то, кому смогла бы так же посвятить себя.

Похоже, она нашла такого человека в Коттоне Малоуне.

Однако в эту минуту ее волновала сидящая напротив женщина, таившая, в отличие от родителей, множество секретов.

Начиная со ста тридцати пяти телефонных разговоров.

– Мы с Квентином Хейлом любовники, – сказала Кэйзер.

– Давно?

– Весь прошлый год с перерывами.

Кассиопея слушала объяснения Кэйзер. Хейл женат, у него есть трое взрослых детей. Он провел в разлуке с женой почти десять лет – она жила в Англии, он в Северной Каролине. Они встретились на вечеринке и сразу понравились друг другу.

– Хейл требовал, чтобы мы скрывали наши отношения, – сказала Кэйзер. – Я думала, он заботится о моей репутации. Теперь понимаю, что дело было совсем в другом.

Кассиопея согласилась.

– Дура я, – сказала Кэйзер. – Влипла в очень неприятную историю.

Возражений не последовало.

– Детей у меня не было. Мой муж… не мог. Меня это не беспокоило. Материнских инстинктов я не испытывала, – на лице Кэйзер появилось сожаление. – Но с возрастом обнаружила, что изменила свое отношение к детям. Иногда бывает очень одиноко.

Это касалось и самой Кассиопеи. Будучи моложе Кэйзер на добрых двадцать лет, она тоже испытывала эту тоску по материнству.

– Скажете, как мои отношения с Квентином связаны с чем бы то ни было? – спросила Кэйзер. – Мне бы хотелось знать.

Ответить на этот вопрос было непросто. Но поскольку Кассиопея решила, что им потребуется сотрудничество этой женщины, ей пришлось ответить честно.

– Хейл мог быть причастен к попытке убить президента.

Кэйзер никак не отреагировала и сидела в задумчивости.

– Мы часто говорили о политике, – нарушила она наконец молчание. – Но он как будто и не думал об убийстве. Был сторонником Дэнни, вносил большие деньги в обе президентские кампании. Не говорил о нем ничего плохого. В отличие от меня. – Слова ее звучали невыразительно, словно она разговаривала сама с собой, приводила в порядок мысли, готовилась к тому, о чем ее спросят. – Но зачем ему было говорить что-то плохое? Он завоевывал мое доверие.

– Кому именно сказали вы об этом полете в Нью-Йорк?

– Только Квентину. – Кэйзер уставилась на Кассиопею с нескрываемым страхом. – Мы часто говорили о Полин. Вы должны понять. Полин и Квентин два моих ближайшие друга.

Кассиопея услышала невысказанный комментарий.

И один меня предал.

– Мы говорили об этом месяца два назад, сразу же после того, как Полин упомянула, что Дэнни собирается в Нью-Йорк. Я не придала этому никакого значения. Полин не сказала, что это секрет. Я не знала, что об этом не объявлено публично. Полин только сказала, что Дэнни вылетает в Нью-Йорк на торжественный обед по случаю выхода в отставку.

Это означало, что Хейл понял, почему Белый дом скрывает эту информацию, и решил действовать.

– Мне нужно узнать больше о Хейле и о вас, – сказала Кассиопея. – Секретная служба потребует все подробности.

– Тут нет ничего сложного. Квентина хорошо знают в светских кругах. Он заядлый яхтсмен. Дважды принимал участие в гонках на кубок Америки. Он богатый, красивый, обаятельный.

– Полин знает о нем?

Кэйзер покачала головой.

– Я скрываю эти отношения. Незачем говорить ей о них.

Дерзкое отношение было отброшено, в голосе появились нотки раскаяния, словно до нее дошло, что случилось.

– Он использовал вас.

Кассиопея могла только представить, какие чувства бурлят в душе этой женщины.

– Миссис Кэйзер…

– Не называть ли нам друг друга Шерли и Кассиопея? Мне кажется, мы еще будем встречаться.

Кассиопее тоже так казалось.

– Мне нужно будет доложить обо всем, но это останется между нами. Вот почему здесь я, а не секретная служба. У меня есть предложение. Как вам понравится возможность отплатить Хейлу?

Она уже думала о том, как это сделать, потому что теперь появилась возможность вывести Хейла из тени. Что может быть лучше источника, который он считал своим?

– Понравится, – ответила Кэйзер. – Правда.

Но Кассиопею беспокоило еще то, что сказала Полин Дэниелс. Я не хочу, чтобы мой муж разговаривал с этой подругой. Полин боялась того, что знает о ней Кэйзер. Того, что может не остаться в секрете, если ей придется отвечать на вопросы.

И внезапно она поняла, в чем дело.

– Первая леди завела интрижку. Так ведь?

Этот вопрос не застал врасплох Кэйзер. Казалось, она ожидала его.

– Не совсем. Но почти.

* * *

Малоун вылез из машины и стоял под крытым входом отеля «Джефферсон» в Ричмонде, самого впечатляющего в Виргинии. Здание в стиле боз-ар, построенное в конце девятнадцатого столетия, располагалось в центре города, в нескольких кварталах от Капитолия штата. Большой вестибюль, напоминающий о Позолоченном веке, украшала беломраморная статуя Джефферсона. Малоун останавливался там несколько раз. Ему нравился этот отель. Понравился и странный взгляд, брошенный на него швейцаром, которому он дал пять долларов и ключи от продырявленной пулями машины.

– Меня нашла жена, с которой я развожусь.

Швейцар, казалось, понял.

Время близилось к трем часам ночи, но за стойкой находился портье. Свободный номер нашелся, но перед тем, как подняться наверх, Малоун, заплатив двадцать долларов, получил вход в запертый деловой центр. Там, при закрытой двери, он потер виски, закрыл глаза и постарался отогнать все мысли. Тело его ломило от усталости, но хотя он понимал, на какой риск идет, сделать это было необходимо.

Поработав на клавиатуре, он нашел сообщение, которое отправил себе электронной почтой.

* * *

Хейл смотрел в упор на обвиненного предателя. Члена команды «Эдвенчера» в течение восьми лет. Не потомственного члена компании, но все же доверенного партнера. Тут же был созван суд – председателем его, как полагалось по Статьям, выступал квартирмейстер. Хейл вместе с остальными членами команды был присяжным.

– Мой контакт в НРА хвалился, что у них есть шпик среди нас, – сказал Нокс. – Он знал все о сегодняшней казни на борту «Эдвенчера».

– Что конкретно они знают? – спросил Хейл.

– Что ваш бухгалтер на дне Атлантики. Фамилии матросов, которые бросили его за борт, и всех остальных. Все, вы в том числе, виновны в умышленном убийстве.

Он видел, что его слова вызвали дрожь у присяжных, все они были замешаны в преступлении. Справедливость в чистом виде. Эти люди вместе жили, вместе сражались, гибли и сидели на разбирательстве дела.

– Что скажешь? – спросил Нокс обвиняемого. – Будешь это отрицать?

Тот человек промолчал. Но это был не законный суд. Пятая поправка к Конституции здесь не действовала. Молчание истолковывалось против него.

Нокс объяснил, что брак обвиняемого оказался под угрозой. Он сошелся с другой женщиной, та забеременела. Он предложил ей деньги на аборт, но женщина их не взяла, сказала, что хочет иметь ребенка. И угрожала осведомить его жену, если он не будет материально помогать ей.

– НРА предложило деньги за информирование, – сказал Нокс. – И этот человек взял их.

– Откуда ты это знаешь? – спросил один из членов команды.

Задавать вопросы поощрялось.

– Я убил человека, который заключил эту сделку. – Нокс смотрел на обвиняемого. – Скотта Парротта. Агента НРА. Он мертв.

Обвиняемый стойко держался.

– Я долго говорил с Парроттом, – продолжал Нокс. – Он торжествовал, что знает обо всех наших делах. Вот почему он был готов сегодня остановить покушение на жизнь президента Дэниелса. Он точно знал, где и когда. Собирался убить и меня, поэтому был так словоохотлив. К счастью, он оплошал.

Хейл воззрился на обвиняемого и задал вопрос:

– Ты продал нас?

Обвиняемый рванулся к двери.

Двое пресекли бегство и прижали его к полу. Он старался вырваться.

Нокс повернулся к присяжным.

– Вы достаточно видели и слышали?

Все кивнули.

– Решение суда – виновен! – выкрикнул один из них.

– Кто-нибудь возражает? – спросил Нокс.

Никто не возражал.

Пленник продолжал вырываться, крича:

– Нет! Это ошибка!

Хейл знал, что говорилось в договоре. Предательство команды, дезертирство или отказ сражаться в бою караются таким образом, как квартирмейстер или большинство сочтут заслуженным.

– Поднимите его, – приказал Хейл.

Обвиняемого рывком поставили на ноги.

Этот жалкий негодник поставил его в неудобное положение перед Андреа Карбонель. Неудивительно, что она была такой самодовольной. Она все знала. Все его планы теперь могли рухнуть. Смерть этого человека будет мучительной. Будет уроком для всех.

Нокс вытащил пистолет.

– Что ты делаешь? – спросил он квартирмейстера.

– Определяю кару.

Обвиняемый понял свою судьбу, и страх исказил его лицо. Он снова попытался вырваться.

– Это как квартирмейстер или большинство сочтут заслуженным, – процитировал Хейл. – Что скажет большинство?

Он наблюдал, как команда «Эдвенчера» восприняла намек, и все до единого ответили: «Как скажете, капитан», каждый был доволен, что умирать не ему. Обычно капитан никогда не спрашивал квартирмейстера перед командой или наоборот. Но это было военное время, когда слово капитана становится неоспоримым.

– Он умрет в семь часов утра в присутствии всей команды.

 

Глава 36

3.14

Кассиопея отъехала от дома Шерли Кэйзер, нашла пустую автостоянку на торговой улице и позвонила в Белый дом.

– Тебе это не понравится, – сказала она Эдвину Дэвису.

И рассказала ему все, утаив только последнюю тему, которую обсуждала с Кэйзер.

– Однако тут существует возможность, – сказала она. – Мы можем вывести из тени Хейла, если сыграть правильно.

– Понимаю.

Нужно было сказать еще многое, но она устала, и с этим можно было повременить.

– Поеду лягу спать. Можно будет поговорить утром.

После секундной паузы Дэвис ответил:

– Я буду здесь.

Кассиопея прервала связь.

Не успела она завести мотоцикл и поехать на поиски мотеля, как телефон зазвонил. Она взглянула на дисплей. Коттон. Самое время.

– Что случилось? – спросила она.

– Еще одна веселая ночь. Мне нужна секретная служба, чтобы выяснить по номерному знаку, кому принадлежит машина. Но, пожалуй, я это уже знаю.

Он рассказал ей о происшествии в Мэриленде.

– Но есть и светлое пятно, – сказал он.

Ей оно было бы кстати.

– Шифр разгадан. Теперь я знаю, какое сообщение Эндрю Джексон оставил Содружеству.

– Ты где? – спросила Кассиопея.

– В Ричмонде. В прекрасном отеле с названием «Джефферсон».

– Я во Фредериксберге. Долго туда добираться?

– Около часа.

– Еду к тебе.

* * *

По ходу предварительного изыскания в Национальном архиве я обнаружил письмо, которое Роберт Паттерсон, профессор математики в Пенсильванском университете, написал Томасу Джефферсону в декабре 1801 года. В это время Джефферсон был президентом Соединенных Штатов. И Паттерсон, и Джефферсон состояли в Американском философском обществе, группе, поощрявшей исследования в естественных и гуманитарных науках. Оба увлекались шифрами и кодами, регулярно обменивались ими. Паттерсон писал: «Искусство тайнописи занимало государственных деятелей и философов в течение многих столетий». Но Паттерсон констатировал, что большинство шифров были «далеки от совершенства». Для Паттерсона совершенный шифр обладал четырьмя достоинствами: 1) он должен быть пригоден для всех языков; 2) быть простым для изучения и запоминания; 3) легким для чтения и письма и 4) главное – «быть совершенно непонятным для всех, незнакомых с конкретным ключом или секретом дешифровки».

Паттерсон включил в письмо образец шифра, такого трудного для декодирования, что он «бросит вызов совместной изобретательности всего человеческого рода». Смелые слова для человека девятнадцатого столетия, но тогда не существовало высокоскоростных компьютеров.

Паттерсон сделал эту задачу особенно трудной, объяснив в письме, что сначала писал текст сообщения вертикально, столбцами, слева направо, используя строчные буквы или пропуски, рядами из пяти букв. Потом добавлял в каждую строку произвольно взятые буквы. Для расшифровки требовалось знать количество строк, порядок, в котором эти строки написаны, и количество произвольно взятых букв в каждой строке.

Вот буквы из сообщения Эндрю Джексона:

СТОЛЕБИР

КЛОРАСТУПОЖРОГ

УТОЛЕПТР:

ЕФКДМРУ

УСРФИКСФАΔ

ИРОИТ:

РСБНОЕПКΦ

ОЛКГСОИТ

СТВГОБРОНДТΧ

КОРСНОАБ

ОЛБДШСАЕПΘ

Ключ к дешифровке этого кода представляет собой ряды цифровых пар и троек. Паттерсон объяснил в письме, что первая цифра каждой группы обозначает количество букв, добавленных к началу этой строки, вторая – номер строки в столбце. Разумеется, Паттерсон нигде не раскрывал этих цифровых ключей, поэтому шифр оставался нераскрытым в течение 175 лет. Чтобы найти этот цифровой ключ, я анализировал возможность диаграфов. Некоторые пары букв просто не существуют в языке, например дх, другие встречаются часто, например ий. Чтобы установить структуры языка во время Джефферсона и Паттерсона, я изучил 80 000 характерных буквосочетаний в джефферсоновских посланиях «О положении страны» и сосчитал частоту встречающихся диаграфов. Затем сделал ряд научных догадок, таких как количество строк в колонке, какие строки следуют за другими и сколько букв произвольно вставлено в строку. Чтобы проверить эти догадки, я ввел в компьютер алгоритм и применил то, что именуется динамическим программированием, которое разрешает сложные проблемы, разделяя задачу на элементы и компонуя решения. Общее количество вычислений было немногим менее ста тысяч, что достаточно сложно. Важно отметить, что доступные мне программы недоступны для широкой публики, может быть, этим и объясняется, почему шифр оставался нераскрытым. После недельной работы над кодом компьютер открыл цифровые ключи.

33, 28, 71, 12, 56, 40, 85, 64, 97,103, 114.

Чтобы использовать их, давайте вернемся к строкам шифра и расположим их одну за другой по указанию Паттерсона:

КДМРМ

ОЖРОП

ЛЕБИУ

ЕФМБД

СФБКК

ОЕПКБ

НРОИΔ

ОСБРΦ

НОДТ:

СНОАΧ

САЕПΘ

Если мы приложим первый цифровой ключ, 33, то можем отсчитать начальные три буквы в первой строке и получить следующие пять букв, ЛЕПТР. Следующая цифра, 3, указывает изначальное положение этой строки. Используя 28, вы можете отсчитать восемь букв и узнать пять букв, которые будут во второй строке. Применяя остальные ключи к буквам, получим колонку в изначальном порядке:

Сообщение может быть прочитано вертикально в пяти колонках, написанных слева направо:

КОЛЕСОДЖЕФФЕРСОНА

МРИБПОДОЕРОИБККИРТАПМПУДКБ

ΔΦ: ΧΘ

Малоун перечел отчет Воччо и зашифрованное сообщение Эндрю Джексона.

«Колесо Джефферсона».

За ним следовало двадцать шесть произвольно взятых букв и пять знаков.

Он уже включил Интернет и установил, что означают слова «Колесо Джефферсона». Двадцать шесть деревянных дисков, на которых вырезаны буквы алфавита в беспорядочной последовательности. Все диски пронумерованы и, в зависимости от порядка, в котором они надеты на железный стержень, и того, как они установлены, могут передавать зашифрованные сообщения. Требуется только, чтобы у отправителя и получателя был один и тот же набор дисков и они размещались в одном и том же порядке. Джефферсон придумал эту систему сам, прочтя о замках с шифром во французских журналах.

Проблема?

До нынешнего времени сохранилось только одно колесо.

Принадлежавшее Джефферсону.

Несколько десятилетий оно находилось неизвестно где, но теперь появилось на выставочном стенде в Монтичелло, усадьбе Джефферсона в Виргинии. Малоун предположил, что двадцать шесть произвольных букв в сообщении Джексона будут находиться на дисках.

Но в каком порядке должны располагаться диски?

Поскольку этого указано не было, он предполагал, что по порядку номеров. Значит, когда диски будут надеты в нужной последовательности и должным образом установлены, двадцать пять строк будут представлять собой бессмыслицу.

Только в одной появится связное сообщение.

Он не сказал Кассиопее, что открыл.

По телефону такие вещи не говорят.

До Монтичелло меньше часа езды в западную сторону.

Они поедут туда завтра.

* * *

Уайетт нашел отель на окраине Вашингтона. Современное заведение с компьютером в номере. Уайетт подумал, что эта принадлежность в недалеком будущем станет такой же обычной, как фен и телевизор.

Он вставил флешку и прочел то, что расшифровал Воччо.

Умный парень.

Жаль, что он мертв, но сам виноват. Эти люди приехали, чтобы проводить их до ждущей машины. Выстрелить несколько раз в воздух, позволить ему делать свое дело и думать, что добился успеха, потом ждать и наблюдать, как бомба покончит сразу с двумя проблемами.

Карбонель заметала следы. АНБ и ЦРУ, следившие за ним, могли напугать ее. Кому не хотелось бы, чтобы одним свидетелем против тебя стало меньше.

Однако он злился на себя. Он все знал. Но хотел получить эти деньги и думал, что сможет опередить противника.

Слава богу за небольшое везенье.

На сайте Монтичелло он прочел о колесе Джефферсона, заметив, что оно находится на выставочном стенде в особняке. Усадьба располагалась неподалеку. Он отправится туда завтра и сделает все, чтобы завладеть колесом.

Уайетт взглянул на часы.

Десять минут пятого утра.

Несколько щелчков по клавиатуре, и он узнал, что усадьба Монтичелло открывается в девять.

Значит, до встречи с Андреа Карбонель у него пять часов.