Глава 37

Вашингтон, округ Колумбия

5.00

Уайетт любовался квартирой в кондоминиуме. Просторная, изящная, дорогостоящая. Вошел он без труда, дверь запиралась на простой замок. Ни тревожной сигнализации, ни собаки, ни световых сигналов. Кондоминиум за кольцевой дорогой, в шикарном районе, где полно фирменных магазинов и отличных ресторанов, представлял собой привлекательный комплекс за железными воротами. Очевидно, входная дверь с дистанционным управлением имела ценность для потенциальных покупателей квартир, которым нравилось вынуждать своих гостей ждать, пока откроются запоры. Кондоминиум с его квартирой во Флориде, с воротами и охраной, стоил ему и нескольким тысячам других нескольких сот долларов ежемесячно в виде налога.

Но не зря. Это держало отбросы общества на расстоянии.

Он осмотрел внутреннюю отделку, странную смесь минималистского стиля и карибского влияния, из оникса, кованого железа и терракоты. Сочившийся в окна тусклый свет открывал впечатляющую смесь цветов и оттенков. Нашел стопку компакт-дисков и обратил внимание на тему – главным образом мамбо, сальса и южноамериканский джаз. Все это было не в его вкусе, но он понимал, почему они нравятся владелице квартиры.

Андреа Карбонель.

Уайетт связался со своим давним источником и узнал, где она живет. В отличие от большинства коллег она обитала за пределами округа Колумбия и ежедневно ездила на службу в казенной машине с водителем. Тот же источник сообщил ему, что Карбонель находится на борту вертолета НРА, который приземлится в аэропорту имени Даллеса через тридцать минут. Она уже сообщила в свое учреждение, что не появится у себя в кабинете до восьми утра. Уайетт надеялся, что она собирается ненадолго заехать домой. Ее не было всю ночь, она отправилась куда-то на юг, высадив его в Мэриленде. Его удивляло, что, обычно такая внимательная относительно задумок и планов, она оказалась столь беззаботной, когда дело коснулось ее расписания. Удивляло и нападение в Мэриленде. Знает ли Карбонель, что доктор Гэри Воччо погиб? Наверняка.

Вчера она постоянно опережала его на шаг.

Сегодня его черед.

Он нигде не видел ничего личного или интимного. Ни фотографий, ни альбомов, ничего. Очевидно, у нее не было мужа, любовника, детей, подруги, любимого животного.

Но ему ли об этом говорить?

У него тоже никого не было. Он всегда жил один. У него годами не бывало женщины. Некоторые – разведенные, вдовы и еще замужние – проявляли интерес, но он никогда не отвечал взаимностью. Одна только мысль о том, чтобы делить с кем-то свои мысли и чувства, выслушивать в ответ жалобы, была ему отвратительна. Он предпочитал одиночество и тишину, которая теперь его окутывала.

Но вмешался какой-то звук.

Уайетт быстро глянул на входную дверь.

Поскрипывание.

Но не ключа, вставляемого в скважину. Кто-то ковырялся в замке.

Как недавно он сам.

Уайетт достал пистолет, вошел в одну из спален и встал так, чтобы наблюдать в щель между дверью и косяком.

Входная дверь медленно открылась, кто-то вошел внутрь.

Мужчина. Такого же роста и сложения, как Уайетт, весь в черном, шагающий бесшумно.

Значит, не только ему была нужна Карбонель.

* * *

Нокс заехал домой принять душ и переодеться. Жена встретила его как всегда радостно, не спрашивая, где он был и что делал. С этим все прояснилось уже давно. Его работа в Содружестве являлась конфиденциальной. Само собой, жена считала, что молчать его вынуждают корпоративные интересы и профессиональные секреты. Не покушения на президента, похищения людей, убийства и менее серьезные преступления, которые он совершал почти ежедневно. Она знала только, что муж любит ее, что их дети обеспечены и что они счастливы. Секретность его жизни предоставляла ему несчетные возможности делать все, что угодно. Он усвоил от отца, который всегда был квартирмейстером, что с риском приходит вознаграждение.

Несправедливо по отношению к твоей матери, сказал ему отец, что у меня есть другие женщины? Чертовски верно. Но рискую я, а не она. Если попадусь, в тюрьму сяду я. Не она. В конце концов, я всегда возвращаюсь к ней. Я ее обеспечиваю. Я состарюсь вместе с ней. Но пока у меня есть силы, я могу делать все, что захочу.

Он не понимал этой эгоистичной позиции, пока не пришел его черед, и он узнал требования этой работы на своем опыте. Компанию, которую возглавляли четыре семейства, составляли двести сорок человек. Он служил им, и они полагались на него. Но и четыре капитана требовали, чтобы он охранял их интересы. Уволить его капитаны не имели права, но могли превратить его жизнь в сущий ад.

Не угоди тем или другим, и последует суровая кара.

Хороший квартирмейстер должен понимать это состояние равновесия. И конечно, случайные связи с женщинами могли бы ослабить этот стресс. Но он никогда не поддавался искушению. Он любил жену, любил свою семью. Обманывать их – не выход. Отец не во всем был прав. Как относительно супружеской жизни, так и Содружества. Со времени отца положение вещей изменилось, и он часто задумывался, что сделал бы отец, столкнись он с современными вызовами. Капитаны сражались между собой с нарастающей ожесточенностью, что угрожало самому существованию компании. Соединявшие их давние узы, казалось, были готовы порваться. И все-таки он сделал ужасную ошибку, связавшись с Андреа Карбонель. Слава богу, предатель, на которого она указала, оказался виновным, вне всякого сомнения. Он даже каким-то странным образом сочувствовал этой обреченной душе.

Схваченный. В безвыходном положении.

Во власти других.

– У тебя усталый вид, – сказала ему жена от двери ванной.

Он хотел принять душ и побриться.

– Не спал всю ночь.

– Можно в ближайшие выходные поехать на пляж, отдохнуть.

У них был коттедж неподалеку от мыса Хаттерас, отцовское наследие.

– Отличная мысль, – сказал он. – Ты и я. В ближайшие выходные.

Она улыбнулась и обняла его сзади.

Он разглядывал ее лицо в зеркале.

Они жили вместе двадцать пять лет, поженились в юности и вырастили троих детей. Она была его самым близким другом. К сожалению, громадная часть его жизни оставалась для нее тайной. Там, где отец хранил секреты и обманывал, он только хранил секреты. Интересно, как бы она поступила, узнав, что он делает в действительности.

Что он убивает людей.

– Погода должна быть хорошей, – сказала она. – В самый раз.

Он повернулся и поцеловал ее, потом сказал:

– Я люблю тебя.

Жена улыбнулась.

– Это всегда приятно слышать. Я тоже тебя люблю.

– Жаль, приходится возвращаться в поместье.

Нокс увидел – она поняла, что он имеет в виду.

– А как сегодняшняя ночь?

Он улыбнулся этой перспективе.

– Назначаю тебе свидание.

Она снова его поцеловала и оставила одного.

Его мысли вернулись в насущной проблеме.

Дело с предателем нужно завершить. Страхи капитанов улягутся. На него ничто не указывает. Теперь он понимал, почему Карбонель позволила ему убить Скотта Парротта. Да, убийство показало капитанам – он делает то, что от него ожидают, но смерть Парротта еще устранила единственного, кроме Карбонель, человека в НРА, с которым он имел дело.

Сделало его полностью от нее зависимым.

Скверно.

Он заставил себя успокоиться.

Еще два часа, и он окажется вне подозрений.

* * *

Уайетт наблюдал за вошедшим. Он не обыскивал квартиру, видимо, зная, что там никого не будет. Поставил на пол черную сумку и быстро выложил из нее содержимое. Приставил стул из столовой к входной двери. Прикрепил зажимами к спинке винтовку, к ножкам придвинул кушетку. Потом ввернул рым-болты в потолок, в косяк, в саму дверь и протянул нить от спускового крючка через все отверстия к дверной ручке.

Уайетт понял, что делает этот человек.

Натяжное стреляющее устройство.

Когда-то оно использовалось для защиты дома в отдаленных местностях. Наводилось на дверь или на окно, чтобы тот, кто вламывался, получал пулю. Десятилетия назад они стали считаться противозаконными. Устаревшими, несовременными.

Но оставались действенными.

Мужчина закончил свою работу, проверил, туго ли натянута нить, потом осторожно открыл дверь и вышел.

Уайетт удивился.

У кого еще лопнуло терпение?

 

Глава 38

Бат, Северная Каролина

Хейл не мог заснуть. Он надеялся поспать после суда, вернулся домой и улегся в постель. Но в голове вертелось множество беспокойных мыслей. По крайней мере, вопрос с предателем казался решенным. Нокс разобрался с этой ситуацией, как и следовало квартирмейстеру. Вскоре капитаны продемонстрируют всей компании, что происходит с теми, кто нарушает договор. Напомнить об этом никогда не лишне. Однако главным образом его беспокоила разгадка шифра.

Может ли Карбонель ее предоставить?

Парротт лгал Ноксу.

Лгала ли она ему?

Преуспеет ли он там, где его отец, дед, прадед и прапрадед терпели неудачу?

– Он не поддается расшифровке, – сказал ему отец. – Это просто буквы на странице. Ни смысла, ни порядка.

– Зачем он нам нужен? – спросил Хейл с наивностью подростка. – Нам ничто не угрожает. Наше каперское свидетельство пользуется признанием.

– Верно. Этот президент был заботливым по отношению к нам, большинство тоже. Вильсон в Первую мировую войну был благодарен за все, что мы сделали. Рузвельт во Вторую. Но четыре раза наше правительство решало не признавать его, ссылаясь на тот факт, что одобрения Конгресса для выдачи нам этого свидетельства не существует. Они смеялись над нами, как Эндрю Джексон, зная, что юридически наше каперское свидетельство не обеспечено правовой санкцией. Эти четверо стали проблемой.

Отец никогда не говорил об этом раньше.

– Какие четверо?

– Те, что погибли от пули.

Он не ослышался?

– Квентин, твой брат и сестры не знают, что я делаю, знают только, что мы владеем многими предприятиями. Разумеется, они, как и ты, в курсе нашей морской традиции и гордятся той ролью, какую мы сыграли в создании этой страны. Но они понятия не имеют о том, что мы сделали после.

Он тоже не имел понятия, но отец объяснил ему.

– Во время Гражданской войны Союз призвал нас остановить снабжение Конфедерации по морю. Нас подстрекали нападать на французские и английские грузовые суда. Когда союзный флот блокировал ключевые южные порты, мы грабили суда в море. Но забыть, что мы южане, не могли. Поэтому некоторые суда пропускали. Благодаря нам Конфедерация продержалась дольше.

Раньше он не слышал об этом.

– Линкольн рвал и метал. Во время войны он нуждался в нас. Он знал, что сделал Джексон – что наши каперские свидетельства стали необоснованными, – но не обращал внимания на эту слабость и поддерживал наши силы. Когда Союз выиграл ту войну, мы изменили курс. Были выписаны ордера на арест, и Содружество должны были судить за пиратство. – Отец сделал паузу, его темные глаза пристально смотрели на сына. – Я помню, как папа сказал мне то, что я хочу тебе сказать.

Отцу скоро исполнялось семьдесят, он не отличался крепким здоровьем. Он был самым младшим в семье, родился, когда отцу было почти пятьдесят. Его старшие брат и сестры были более образованными и успешными, зато он был избранным.

– Линкольн знал, что из-за двух вырванных из журналов конгресса страниц наши каперские свидетельства стали недействительны. Мы сдуру доверились ему. Если бы нас судили, мы оказались бы беззащитны. Капитанов посадили бы в тюрьму или, может, расстреляли как предателей.

– Но ведь никто из Хейлов не сидел в тюрьме.

Отец кивнул.

– Потому что мы позаботились, чтобы Авраам Линкольн погиб.

Он вспомнил свое изумление, когда услышал от отца, что сделало Содружество, чтобы завершить связь между Эндрю Джексоном и Авраамом Линкольном.

– Абнер Хейл пытался убить Эндрю Джексона. Он завербовал Ричарда Лоуренса для убийства президента. Джексон понял это сразу же. Вот почему он отомстил, сделав недействительными каперские свидетельства. Абнера толкнул к этому отказ Джексона помиловать двух пиратов, осужденных за грабеж американского судна. В то время это было нашумевшее дело со всем тем, что мы привыкли ожидать: знаменитыми юристами, интересными личностями, заявлениями о должностных преступлениях. Вердикты «виновен» были такими спорными, что вызвали смертельные угрозы Джексону. Одна исходила от яркого исполнителя шекспировских ролей. Он написал уничтожающее письмо и угрожал перерезать президенту горло, когда тот будет спать, или сжечь его на костре в Вашингтоне, если не будет даровано помилование. Написал эти слова Джуниус Брутус Бут. – Отец сделал паузу. – Отец Джона Уилкса Бута, которого двадцать шесть лет спустя Содружество использовало для убийства Авраама Линкольна.

Теперь Хейл знал, почему капитаны в 1865 году избежали уголовного преследования.

– Мы осуществили эту угрозу, – продолжал отец, – завербовав младшего Бута, что оказалось совсем нетрудно. Люди с такими мотивами в душе отнюдь не редкость. Большинство из них нестабильно, ими легко манипулировать. Убийство Линкольна повергло правительство в хаос. Все разговоры об аресте прекратились. Более того, Бут погиб при попытке к бегству. Четверо других заговорщиков были быстро арестованы, осуждены и повешены. Еще пятеро сели в тюрьму. Эти девять человек ничего не знали о нас. Поэтому мы уцелели.

Содружество уцелеет и в этот раз.

Но все зависело от Андреа Карбонель и от того, как сильно она хотела смерти Стефани Нелл.

Эту карту требовалось разыгрывать осторожно.

Внимание Хейла привлек стук в дверь.

Вошел его секретарь.

– Я увидел свет и решил вас побеспокоить.

Он слушал.

– Вас хочет видеть заключенный.

– Который?

– Предатель.

– По какой причине?

– Он умолчал. Сказал только, что хочет поговорить с вами. Наедине.

* * *

Малоун проснулся и взглянул на часы на ночном столике.

6.50 утра.

Кассиопея лежала рядом с ним, все еще спящая. Они проспали немногим больше двух часов. На нем были майка и трусы. Она была раздета, любила спать без белья, и это ему нравилось. Он осмотрел ее рельефные изгибы. Ничто не портило загорелой кожи. Красавица.

Было бы у них чуть больше времени.

Малоун свесил ноги на пол.

– Что ты делаешь? – спросила она.

Он знал, что сон у нее легкий.

– Нам пора выдвигаться.

– Что произошло прошлой ночью?

Малоун обещал рассказать ей, когда они проснутся. Что и сделал, добавив:

– Я стер решение шифра с институтского сервера, но это задержит людей, которые туда отправились, лишь на несколько часов. Возможно, они уже знают, что я отправил себе копию по электронной почте.

Он подождал, чтобы до нее дошло.

– Стало быть, они знают, что ты здесь, – сказала Кассиопея.

– Я зарегистрировался под другой фамилией и расплатился наличными. Пришлось выложить сто долларов на чай, но портье не спросил никаких документов. Я сказал ему, что прячусь от жены. – Малоун потянулся за одеждой. – Я знал, когда получил доступ к электронной почте, что они проследят ее. Но я хочу знать, кто они. Возможно, эти люди приведут нас к Стефани Нелл.

– Думаешь, они устроят представление?

– Да. Полагаю, они уже ждут внизу. Вопрос в том, насколько они хотят привлекать к себе внимание. У нас есть одно преимущество. Неизвестный им фактор.

Малоун увидел, что она поняла.

– Совершенно верно. Ты.

 

Глава 39

Вашингтон, округ Колумбия

Уайетт посмотрел из окна на въехавший на стоянку внедорожник. Больше никто не входил в квартиру Карбонель, и стреляющее устройство бездействовало. Он осмотрел его, подумал, не дело ли это рук Содружества. Это определенно их образ действий. Но именно поэтому кто-то еще мог избрать данный метод. Карбонель определенно обманула не одного участника этого спора, ею явно были недовольны и Содружество, и органы. Но Уайетт не мог отделаться от мысли, что, возможно, как и прошлой ночью, она сама отдала такое распоряжение.

О чем она думала?

Он наблюдал, как Карбонель вылезала из машины, в свете из салона было видно, что на ней та же одежда, что и вчера. Она что-то сказала водителю, потом направилась к входу в здание. Ее квартира находилась на втором этаже, рядом с незапертой дверью, куда можно было подняться с первого этажа.

Он подошел к винтовке.

Рым-болты располагались так, что дверь, открываясь, постепенно натягивала нить, прикрепленную к спусковому крючку. Винтовка была автоматической. Он уже осмотрел ее. Полностью заряжена, патронов более чем достаточно для уничтожения всего живого, стоящего ближе, чем в двух футах.

Он снова потрогал нейлоновую нить.

Тугая, как гитарная струна.

Что, если Карбонель погибнет?

* * *

Кассиопея вышла из лифта в вестибюль, Она уже позвонила вниз, попросила, чтобы ее мотоцикл доставили к парадному входу. По приезде она поставила его в гараж с обслуживанием.

Слева от нее, у мраморной статуи Джефферсона в центре вестибюля, стояли четверо полицейских.

Очевидно, схватка предстояла серьезная.

Кассиопея небрежно двинулась в их сторону, демонстративно постукивая каблуками сапог. Снаружи, за стеклянными дверями, увидела три машины ричмондской полиции. Тот, кто нападал на Коттона прошлой ночью, очевидно, сегодня решил остаться в тени, предоставив действовать местным властям. Она заметила озабоченные выражения лиц кое у кого из снующих взад-вперед постояльцев с утренними газетами, портфелями или сумками на колесиках.

Но, не обращая на них внимания, стала оценивать обстановку.

Вестибюль был большой, Г-образный. Слева от нее вниз вела широкая лестница, окаймленная колоннами, похожими на мраморные – при близком рассмотрении они оказались окрашенными под мрамор. До крыши, застекленной витражным стеклом, было больше двадцати метров. Гобелены и мебель викторианской эпохи усиливали впечатление Старого Света. В дальней стороне двухэтажного атриума она заметила еще ряд стеклянных дверей рядом с рестораном.

В сознании у Кассиопеи сложился план.

Сможет она его осуществить?

Конечно.

Пространства для маневра достаточно.

* * *

Хейл вошел в тюрьму, служившую раньше конюшней. Стефани Нелл находилась на втором этаже, предатель на первом. Хейл распорядился, чтобы они не видели друг друга и, кроме того, не имели возможности поговорить. Сначала он противился желанию идти сюда, но требовалось узнать, что скажет предатель.

Осужденный сидел на койке и с появлением Хейла не встал. Хейл предпочел стоять перед камерой и разговаривать через решетку. Он приказал не открывать верхнюю дверь и включить на втором этаже радио, чтобы туда не донеслось ни слова из их разговора.

– Чего ты хочешь? – негромко спросил Хейл.

– Есть вещи, которые вам нужно знать.

Ни малейшего страха в этих словах. Этот человек мужественно встречал свою участь. Хейлу это нравилось. Его команда состояла из крепких людей. Он всегда смеялся над образом матроса, обманом завербованного на пиратский корабль и принужденного силой к нежеланной службе. На самом деле стоило капитану только заикнуться, что его корабль «выходит на дело», все таверны, бордели и трущобы гудели в ожидании. Если этот капитан был удачлив в прошлых выходах в море, первыми нанимались бывшие члены команды. Потом уже другие, желавшие получить свою долю удачи. Пираты имели хорошие деньги, и люди того времени хотели получать как можно больше за риск. Гибнуть не хотел никто. Все хотели вернуться в порт и пользоваться своей долей добычи. И все-таки капитану требовалась осторожность при выборе – когда договор был подписан и корабль выходил в море, команда могла его сместить. Само собой, дело теперь обстояло не так. Капитанами становились по наследству. Но риски оставались, и этот человек являлся прекрасным тому подтверждением.

– Я здесь. Говори.

– Я сообщил НРА об убийстве на «Эдвенчере». Признаю. Они предложили мне деньги, я их взял.

Хейл это уже знал, но ему хотелось узнать другое.

– Гордишься тем, что сделал?

– Я понимаю, что принципы компании важны для вас. Все за одного, один за всех, и все такое. Но давайте взглянем в лицо фактам. Вы получаете пирог, а мы крошки.

– Эти крошки гораздо больше того, что вам дают другие.

– Это так. Но я никогда не соглашался со всем этим.

Вербовку всегда производил квартирмейстер, обычно из испытанных семейств, работавших на Содружество. Как и в прежние времена, большинство членов команды было плохо образованно, происходило из бедных или скромно живущих слоев общества. Но все-таки…

– Твое слово ничего не стоит? – спросил Хейл. – Ты подписал договор, дал клятву. Это ничего не значит?

Предатель пожал плечами.

– Я сделал это ради денег. Кроме того, Нокс вытащил меня из серьезной неприятности. Я был благодарен за это. Я хорошо работаю с металлом. И когда он предложил мне работу, я согласился.

– Очевидно, ты оказался не настолько благодарен, чтобы держать слово.

– Это вы убили того человека на судне. Он представлял угрозу для вас. Не для меня, не для других членов команды. Я предал вас, не их.

– Ты это хотел сказать мне?

На лице осужденного появилась гримаса сильного отвращения.

– Я хотел сказать, что ничего не знал о попытке убийства. Услышал о ней уже потом, по телевизору. Да, я работал над этим оружием в мастерской, узнал его, когда увидел в новостях на экране. Но нам ничего не сказали о том, где и когда оно будет использоваться. И я ничего не говорил об этом НРА.

– Ты лжец и предатель. Тебе нельзя верить.

Осужденный пожал плечами.

– Как знаете. Но имейте в виду, что в вашей драгоценной компании два предателя, и один до сих пор на воле.

– Почему ты мне это говоришь?

– По двум причинам. Первая – как уже сказал, я никогда не предавал друзей, и им следует знать, что среди них есть шпик. А вторая – поскольку мне отсюда не выйти, то, надеюсь, когда я буду умирать, вы по крайней мере окажетесь милосердны.

 

Глава 40

Ричмонд, Виргиния

Малоун вошел в лифт. Кассиопея осматривала первый этаж «Джефферсона» и обнаружила три полицейские машины, охраняющие главный вход, но второй выход в южном конце вестибюля, ведущий на Западную Мейн-стрит, не охранялся. Она сообщила по сотовому телефону, что это, видимо, местная операция, и он ничего не узнает, слоняясь там. Малоун надеялся, что кто-нибудь из руководства выдаст себя. Знание ключа к шифру Джефферсона давало ему возможность вести переговоры, и он хотел воспользоваться ею. Поскольку переговоров не предвиделось, то дела в Монтичелло теперь казались более перспективными.

К сожалению, существовала проблема с полицией.

Кассиопея спустилась по трем длинным маршам лестницы, устланной ковровой дорожкой, в раскрашенный под мрамор холл, затем прошла сотню футов к стеклянным дверям в южном конце вестибюля. Они были заперты, и женщина, встречающая посетителей в ресторане, объяснила, что двери не откроются до девяти часов. Очевидно, полицейские сочли запертые двери надежной преградой и контролировали верхний вестибюль, лестницы и главный выход. Поскольку Малоун зарегистрировался под вымышленной фамилией, обыскивать все номера было непрактично. Проще ждать, чтобы он вышел из лифта и угодил им в руки.

Но они не знали Кассиопею Витт.

Она изложила Малоуну по телефону свой план побега. Он покачал головой, потом сказал:

– Отлично. Почему бы нет?

Двери лифта открылись.

Малоун вышел, повернул налево и направился к главной регистратуре, собираясь еще раз повернуть влево и спуститься по лестнице на нижний этаж. Он понимал, что это ему не удастся, и, как предсказывала Кассиопея, справа появились трое полицейских в форме и закричали, требуя остановиться.

Он повиновался.

– Коттон Малоун, – сказал старший офицер в звании капитана. – У нас есть ордер на ваш арест.

– Я знаю, у меня много неоплаченных извещений о штрафе. Я рву их. Делать этого не стоит, но…

– Заведи руки за спину, – приказал другой полицейский.

* * *

Кассиопея видела, как служитель подъехал на мотоцикле. «Хонда NT700V», оснащенная восьмиклапанным двигателем V-twin с жидкостным охлаждением и рабочим объемом 680 кубических сантиметров, ездить на ней одно удовольствие, и парень, похоже, был доволен поездкой со стоянки. Он слез, оставив двигатель работающим, и держал машину, весящую двести с лишним килограммов, пока Кассиопея садилась.

Она протянула ему пятидесятидолларовую ассигнацию.

Парень с благодарностью кивнул.

Перед въездными воротами у нее на пути стояли две полицейские машины, еще одна была позади, все водители сидели на местах. Кассиопея увидела, что один полицейский оценивающе смотрит на ее зад – обтягивающие джинсы сделали свое дело.

– Сделай для меня кое-что, – обратилась она к парню.

– Что именно?

Она указала на одну из стеклянных дверей, ведущих в вестибюль.

– Можешь подержать ее открытой?

* * *

Малоун повернулся и исполнил приказ полицейского. Главное, что пистолеты оставались в кобурах, и пока никто не выхватывал оружия.

– Что это значит? – спросил он.

– Ты интересный тип, – сказал первый, стиснув запястья Малоуна. – Федералы хотят поговорить с тобой.

– Почему их здесь нет? – спросил Малоун.

Запястья оказались сжаты сильнее.

– Коттон, – сказал еще один полицейский. – Откуда у тебя такое имя?

Стеклянная дверь в пятидесяти футах справа открылась, и рычание мотоцикла стало громче.

– Долгая история, – ответил он, увидев сидящую на мотоцикле Кассиопею.

И улыбнулся.

Ее нельзя было не любить.

* * *

Кассиопея дала мотору мощностью шестьдесят пять лошадиных сил полный газ и увидела в зеркало заднего обзора, что полицейский позади все еще больше интересуется ее задом, чем тем, куда она может ехать. На парня, стоявшего в десяти метрах и державшего дверь открытой, он явно не обращал никакого внимания.

Кассиопея повернула руль вправо, выжала муфту сцепления и переключила скорость. Колеса завертелись, мотоцикл накренился вправо, выпрямился и помчался через открытую дверь в вестибюль.

* * *

Нокс стоял перед компанией, которая собралась во дворе перед тюрьмой ровно в семь. Присутствовало двести четыре человека из двухсот четырнадцати, отсутствующих оправдывало то, что они находились за пределами города. Одно правило было соблюдено. Приказ общего сбора нельзя было не выполнить.

Поскольку никого из троих детей Хейла в имении не находилось, собрание можно было провести скрытно. Передние ворота были заперты, за ними наблюдали служащие в доме охраны, наказание они наблюдали по видеосистеме. Здесь была священная земля. Здесь проходили собрания со времен образования Содружества. В течение двухсот пятидесяти лет тысячи людей стояли и слушали объявления, хоронили капитанов, избирали квартирмейстеров или, как сегодня, становились свидетелями наказания.

Нокс лично наблюдал за приготовлениями заключенного, убедился, что руки его связаны, а рот заткнут. Он не хотел никаких выкриков или речей. Дело должно было закончиться без проволочки.

Но его встревожило сообщение тюремщика. Заключенный потребовал разговора наедине с Хейлом, и капитан согласился, провел с этим человеком несколько минут.

Тревожно. Вне всякого сомнения.

Он обратил взгляд на четырех капитанов, собравшихся в дальнем конце двора. Заключенный был привязан к сосновому столбу в центре, компания собралась в другом конце.

Нокс вышел вперед.

– Этого человека судили и уличили в измене. Приговорили к смерти.

Он подождал, чтобы эти слова дошли до сознания. В наказании главное то, чтобы оно запомнилось.

И повернулся к капитанам.

– Что вы скажете о способе казни?

В прошлые века существовал выбор. Связать и запереть без воды и пищи? На это уходили дни. Подвесить на мачте, чтобы холод и голод сделали свое дело? Быстрее. Пороть девятихвосткой? Еще быстрее. Кожаные ремни с узлами убивали за несколько минут.

Выбор существовал и теперь.

Повешение. Расстрел. Утопление.

– Голову в ремни, – выкрикнул Хейл.

 

Глава 41

Вашингтон, округ Колумбия

Уайетт ждал возле стреляющего устройства, когда ключ вошел в замочную скважину по ту сторону двери.

Наблюдал, как поворачивается дверная ручка.

Андреа Карбонель собиралась войти в свою квартиру. Забыла о том факте, что это прервет ее жизнь?

Дверь приоткрылась.

Нейлоновая нить заныла, натягиваясь через отверстия рым-болтов.

Дверные петли повернулись на тридцать градусов, сорок, сорок пять.

Уайетт уже решил, что для оттягивания спускового крючка потребуется дуга минимум в шестьдесят градусов.

Он остановил ступней движение двери и разрезал нить ножницами.

Потом отвел ногу, и дверь полностью открылась.

Карбонель воззрилась на него, потом на винтовку, на болтающуюся в тусклом свете нить. На лице ее не отразилось ни малейшего удивления.

– Трудным был выбор? – спросила она.

Он все еще держал ножницы.

– Труднее, чем я думал.

– Это явно не твоя работа. Чья?

Уайетт пожал плечами.

– Пришел человек, сделал эту штуку и ушел.

– И ты не остановил его.

Он снова пожал плечами.

– Не мое дело.

– Наверно, мне следует быть благодарной за то, что ты здесь.

– А за то, что я перерезал нить?

Карбонель вошла и закрыла дверь.

– Почему ты это сделал? Ты должен быть зол за то, что случилось прошлой ночью.

– Я зол. Ты хотела моей смерти.

– Оставь, Джонатан. Я гораздо больше ценю твою ловкость.

Уайетт рванулся к ней, крепко схватил за шею и припечатал ее худощавое тело к стене. Висевшие рядом картины в рамах качнулись.

– Ты хотела, чтобы я погиб из-за своей ловкости. Хотела, чтобы я вывел из здания Воччо. Чтобы мы сели в машину и взорвались в ней.

– Ты пришел убить меня? – выдохнула Карбонель. Он все еще крепко сжимал ее шею. Она не выказывала ни малейшего беспокойства.

Он высказал то, что хотел. И разжал руку.

Карбонель стояла, спокойно глядя на него. Потом провела рукой по стреляющему устройству, восхищаясь искусностью работы.

– Крупный калибр, автоматический огонь. Сколько патронов? Тридцать? Сорок? От меня бы почти ничего не осталось.

Уайетту было наплевать.

– У тебя есть ключ к шифру.

– Воччо отправил его мне электронной почтой за несколько часов до твоего приезда. Но, думаю, это ты уже знаешь. Отсюда твой гнев.

– У меня есть и другие причины для гнева.

Она бросила на него долгий испытывающий взгляд.

– Думаю, да.

– Ключ к шифру недолго будет оставаться секретом.

– Джонатан, у тебя так мало веры в мои способности. Мне этот ключ был отправлен электронной почтой не из института. Откуда – знал только Воччо. Теперь его нет в живых.

– Его смерть для тебя оказалась весьма кстати, так ведь?

Карбонель поняла, куда он клонит.

– Ты считаешь, что тех людей вчера ночью послала я. – Она указала на стреляющее устройство. – Может, считаешь, что и это моя идея.

– И то и другое вполне возможно.

– Не вижу смысла отрицать. Ты не поверишь. Поэтому не стану. – Она взяла ножницы, которые он все держал в руке. – Из моего стола?

Уайетт не ответил.

– Ты нравишься мне, Джонатан. Всегда нравился.

– Я не знал, что ты любишь сигары.

Он уловил въевшийся запах и обнаружил три коробки с сигарами.

– Когда-то их изготавливал мой отец. Моя семья жила в квартале Ибор-сити в Тампе. В шестидесятые годы там осели многие кубинские беженцы. Флорида напоминала родные места. Бывал там когда-нибудь?

Он покачал головой.

– Испанцы, кубинцы, итальянцы, немцы, евреи, китайцы. Мы отлично уживались. Такое захватывающее место. Такое оживленное. Потом все закончилось, и квартал разделила широкая автомагистраль, идущая в другие штаты.

Уайетт молчал, предоставляя говорить ей. Она выгадывает время. Хорошо, выгадывай.

– Мой отец открыл сигарную фабрику, дела у него шли хорошо. В двадцатых годах, до Великой депрессии, этих фабрик там было много, но постепенно все исчезли. Отец решил вернуть их. Машин он не признавал. Все сигары скручивались вручную. Я с ранних лет привыкла к ним.

Уайетт знал, что ее родители бежали от Кастро в шестидесятые годы, что она родилась и выросла здесь. В остальном она оставалась загадкой.

– Ты всегда был таким немногословным?

– Я говорю то, что нужно сказать.

Карбонель обогнула винтовку и подошла поближе.

– На Кубе мои родители были богатыми. Были капиталистами, а Кастро ненавидел капиталистов. Они бросили все, что имели, приехали сюда и начали с нуля, стремясь еще раз проявить себя. Они любили Америку, и она давала им новую возможность. Потом неблагоприятная экономическая ситуация и ошибочные решения отняли у них все. – Она умолкла и посмотрела на него в темноте. – Они умерли в бедности.

Уайетту стало любопытно, зачем она ему это рассказывает.

– Авантюристы, бежавшие с Кубы в восьмидесятые годы из бухты Мариэль? Они пытались ужиться с Кастро, а когда не получилось, решили перебраться сюда. Они только усложняли жизнь остальным, в том числе и моим родителям. Их нужно было отправить назад, жить с тем, что они избрали. – Карбонель сделала паузу. – Я с трудом поднималась наверх. На каждую ступеньку. Мне никто ничего не давал. Когда отец умирал, я поклялась ему, что не совершу тех ошибок, какие совершил он. Что буду осторожна. К сожалению, сегодня я совершила ошибку. – Она устремила на него взгляд. – Однако ты спас меня от смерти. С какой стати? Чтобы иметь возможность убить самому?

– Я отправляюсь за колесом Джефферсона, – сказал он ей. – Если вмешаешься, я убью любого, кого ты пошлешь, а потом непременно убью тебя.

– Чего ты беспокоишься? Тебя ведь это уже не касается.

– Прошлой ночью один человек погиб только потому, что выполнил свою работу.

Она засмеялась.

– И это задевает тебя?

– Это задевает тебя.

Уайетт увидел, что она поняла. Он мог создать ей проблемы. Нарушить все планы. Испортить жизнь.

– У Малоуна тоже есть ключ от шифра, – сказала она. – Он отправил его себе электронной почтой через компьютер Воччо, потом стер с институтского сервера. Других записей ключа нет. Они есть только у него, у тебя и у меня.

– Он отправится прямиком в Монтичелло.

Уайетт обошел ее, направляясь к двери.

Карбонель схватила его за руку, лица их находились в нескольких дюймах друг от друга.

– Одному тебе не сделать этого, и ты это знаешь.

Он это знал. Слишком много неизвестного. Слишком много риска. И он не был подготовлен должным образом.

– Тебе не провести меня, Джонатан. Дело не во мне и не в том, что произошло вчера ночью. Дело в Малоуне. Ты не хочешь, чтобы он преуспел. По глазам твоим вижу.

– Может, я хочу твоего провала.

– Отправляйся в Монтичелло. Раздобудь то, что нужно нам обоим. Что сделаешь с Малоуном, дело твое. Что делаем ты и я, останется между нами. Думаю, ты можешь не смешивать одно с другим. Я нужна тебе. И потому до сих пор жива.

Она не ошибалась.

Это была единственная причина.

– Раздобудь это колесо, – сказала она.

– Почему сама не раздобудешь?

– Как я уже сказала в Нью-Йорке, предпочитаю быть обязанной только тебе.

Это означало, что ее цель близка. Привлечение своих агентов только потребует усиленного заметания следов.

– Ты хотела смерти Скотта Парротта, так ведь?

– Если бы он сделал свою работу, то остался жив.

– У него не было ни единого шанса.

– Не то что у тех трех агентов, которых ты позвал, оглушив Малоуна? У них был шанс, так ведь?

Правая рука Уайетта сжалась в кулак, но он сдержался. Именно этой реакции ей и хотелось.

– Раздобудь это колесо, Джонатан. Тогда поговорим.

* * *

Малоун с разворота ударил одного из ричмондских полицейских пинком по голени. Потом провел правый хук в челюсть второму и саданул коленом в живот третьему.

Все трое повалились.

Рев въезжающего в вестибюль мотоцикла отвлек их внимание на необходимые для действия несколько секунд.

Кассиопея помчалась к нему по мраморному полу. Замедлила ход настолько, чтобы он вскочил на седло, потом дала газ и повернула влево к находящейся в пятидесяти футах лестнице. Малоун одной рукой обхватил ее за талию, другой выхватил пистолет. Обернулся и увидел, что полицейские поднимаются на ноги и хватаются за оружие.

Ступеньки спускались тремя длинными, прямыми маршами, между ними находились две широкие площадки, до низа оставалось около ста футов.

Этого Малоун не предвидел.

– Была не была, – сказала Кассиопея.

Он прицелился и выстрелил поверх голов полицейских.

Те бросились на пол и поспешили укрыться за статуей Джефферсона.

* * *

Кассиопея никогда еще не спускалась по лестнице на мотоцикле. Ковровая дорожка на ступенях должна была усилить трение, но езда предстояла тряская.

Она включила вторую скорость и устремилась вперед.

Амортизаторы заходили вверх-вниз, они с Малоуном старались сохранять равновесие. Кассиопея работала рулем, удерживая мотоцикл на ходу. С этой машиной она была знакома. Благодаря низкому центру тяжести управлять ей было легко. Полицейские в Европе успешно пользовались ими уже много лет. Ранняя модель «Хонды» стояла в гараже ее французского шато. По привычке Кассиопея и выбрала этот мотоцикл, отказавшись от машин секретной службы.

Коттон крепко держался за нее, она крепко держала руль.

Они достигли первой площадки.

Кассиопея быстро увеличила скорость, потом слегка зажала тормоз перед тем, как спускаться по очередному маршу. На второй площадке машину занесло влево. Она тут же дернула руль вправо, переднее колесо коснулось последнего ряда ступеней, сила тяжести влекла их к полу внизу.

Кассиопея услышала, как Малоун сказал:

– Компания.

Потом раздался выстрел.

Сделанный Коттоном.

Еще несколько тряских метров, и они оказались на ровной поверхности.

Кассиопея прибавила газу, и они понеслись вперед между стульями и диванами по холлу, под потолком из витражного стекла.

Люди шарахались прочь с дороги.

Входные двери находились в тридцати метрах.

* * *

Малоун удивился, что им удалось спуститься. В его представлении шансы на успех составляли примерно тридцать против семидесяти. Полицейских они застали врасплох, и он рад был видеть, что путь впереди свободен. Опасность была сзади. Малоун видел, как полицейские бегут вниз по лестнице, достигли первой площадки и приготовились стрелять. Выстрелил три раза во второй лестничный марш, пули срикошетили от мрамора и рассеяли неудачных преследователей.

Он надеялся, что ни одна из пуль не достигла цели.

– Коттон, – услышал он голос Кассиопеи.

Он повернулся и посмотрел вперед.

Стеклянные двери, запертые, как она сказала, до девяти часов, преграждали путь. За ними яркое утреннее солнце говорило о свободе.

Сорок футов.

– Быстрее, – сказала она, приближаясь к дверям.

Малоун прицелился поверх ее плеча и тремя выстрелами уничтожил одну из дверей.

Кассиопея направила мотоцикл в образовавшийся просвет.

Они с ревом выехали на тротуар, и она затормозила.

Их ноги коснулись асфальта.

Перпендикулярно отелю шла оживленная улица.

Малоун осмотрел поток машин, увидел, куда можно вклиниться, и сказал:

– Вытащи нас отсюда.

 

Глава 42

Ват, Северная Каролина

Хейл был удовлетворен приготовлениями. Выбор ремней сильно удивил Нокса, он заметно поколебался перед тем, как кивнуть, потом попросил несколько минут на необходимые приготовления. Хейл заметил, что другие три капитана встревожены. Выбор наказания поставил на голосование он, но они все проголосовали «за».

– Убийство твоего бухгалтера было глупостью, – сказал ему Суркоф.

– Он разочаровал меня, как и этот член команды.

– Ты часто рискуешь, – заметил Когберн. – Слишком часто.

– Делаю то, что необходимо для выживания.

Капитану не требовалось объясняться перед остальными, пока принятые решения оставались его личным делом, и смерть бухгалтера семейства определенно подходила под эту категорию. Так было, когда капитаны контролировали свои корабли, и мнение другого капитана имело значение, только если компании группировались.

Нокс привлек его внимание и жестом показал, что все готово.

Хейл вышел вперед и обратился к собравшимся под утренним солнцем.

– Мы все поклялись в верности договору. Вы хорошо живете, хорошо обеспечены. Наша компания работает, потому что мы работаем дружно. – Хейл указал на человека, привязанного к столбу. – Он оплевал все, что нам дорого, и подверг риску каждого из вас.

Привязанный зашевелился.

– Предатели заслуживают того, что получают, – повысил он голос.

Поднялся шум, говорящий, что все согласны. По спине Хейла пополз холодок. Как хорошо иметь власть. Не хватает только соленого воздуха и покачивания палубы под ногами.

– Будьте свидетелями кары! – выкрикнул он.

Нокс стоял возле связанного человека, и Хейл наблюдал, как квартирмейстер подозвал двух членов команды. Избранная кара была особенно жестокой, хотя по исполнению простой.

Две доски соединялись с обоих концов кожаными ремнями около трех футов длиной. Ремни накладывали на голову осужденного спереди и сзади, два стоявших по бокам человека держали доски обеими руками.

Хейл надеялся, что Стефани Нелл смотрит. Он перевел ее из камеры без окон в ту, откуда ей был виден двор. Он пока что ничего не услышал о ключе к шифру, поэтому участь Нелл оставалась нерешенной.

Двое членов команды принялись вращать доски, изгибая ремни, пока они не охватили голову осужденного. Тот вертел головой, пытаясь помешать их усилиям, но тщетно.

Нокс обратил на Хейла окончательный взгляд.

Хейл взглянул на трех капитанов, те кивнули.

Он посмотрел в ответ на Нокса и тоже кивнул.

Последовала команда продолжать, и доски завертелись снова. Сначала череп выдерживал натяжение ремней. С шестым оборотом давление оказалось критическим. Тело осужденного завертелось в путах. Не будь у него заткнут рот, он наверняка вопил бы от боли.

Доски продолжали вращаться.

Зрачки этого человека расширились, глаза неестественно выкатились. Хейл знал, что происходит. Давление изнутри стиснутого черепа буквально выталкивало их.

Другие три капитана тоже видели это.

Хейл знал, что эти люди не привыкли к зрелищу насилия. Отдать приказ о таком наказании они могли, не колеблясь. Однако видеть его – дело другое.

Еще обороты.

Лицо осужденного стало темно-красным от сжатия.

Один глаз вырвался из глазницы.

Из зияющего отверстия пошла кровь.

Стискивание продолжалось, уже медленней, потому что ремни скрутились почти до предела.

Отец рассказывал ему об этой казни. О том, что последние секунды самые мучительные. Как только глаза вылезли, черепу оставалось только треснуть. К несчастью для жертвы, череп крепок. У этой казни существовала одна особенность – жертва много раз оставалась живой.

Вырвался другой глаз, и по лицу потекло больше крови.

Хейл вышел на середину двора.

Осужденный не шевелился, тело его обмякло, голова удерживалась поднятой только благодаря ремням.

Нокс приказал прекратить вращение.

«Имейте в виду, что в вашей драгоценной компании два предателя».

«Почему ты мне это говоришь?»

«Надеюсь, когда буду умирать, вы по крайней мере будете милосердны».

После того как осужденный произнес эти слова, Хейл больше почти ни о чем не думал.

В вашей драгоценной компании два предателя.

Хотя осужденный сказал, что никогда не соглашался с принципами компании, это было не так. Я предал вас, не своих друзей. Он заботился о других членах команды.

Поэтому он поверил этому человеку.

Хейл посмотрел на залитое кровью лицо. Потом залез во внутренний карман пиджака, достал пистолет и выстрелил осужденному в голову.

– Наказание свершилось! – выкрикнул он. – Расходитесь.

Члены команды потянулись со двора.

Хейл повернулся к Ноксу.

– Присмотри за тем, чтобы тело бросили в море. Потом приходи ко мне. Нам нужно поговорить.

* * *

Кассиопея включила пятую скорость «Хонды» и неслась по шоссе № 250. Они не поехали на запад по шестьдесят четвертому, решили выбрать второстепенное шоссе, в надежде избежать объявления тревоги в ближайших округах. Но она согласилась с оценкой Коттона. Те, кто приказал арестовать их, вряд ли захотят снова привлекать полицию после нынешней неудачной попытки. В следующий раз они сделают это сами, по-своему.

Коттон похлопал ее по животу и сказал на ухо:

– Останови здесь.

Она свернула к заброшенному ресторану. Здание разрушалось, заасфальтированная автостоянка поросла травой. Подъехала к задней стороне и остановила мотоцикл.

– На хвосте у нас никто не сидит, – сказал Малоун, слезая с седла. – Нам нужно снова поговорить с Эдвином Дэвисом.

Кассиопея достала телефон и набрала номер. Дэвис ответил после второго гудка. Они уже разговаривали с ним до того, как Кассиопея спустилась в вестибюль на разведку.

– Рад слышать, что вы дали деру оттуда, – сказал Дэвис. – Надеюсь, отелю не причинили особого вреда.

– Отель застрахован, – сказал Коттон.

– Погибшим в машине возле Гарверовского института был доктор Гэри Воччо, – сказал Дэвис. – Мы провели опознание тела, и это была его машина.

Они слушали объяснения Дэвиса о том, в каком виде ФБР и ЦРУ нашли институт. Электрические и телефонные провода были перерезаны, пулевые отметины усеивали стены двух этажей.

– Большой человек огорчен, – сказал Дэвис. – Много жертв.

– Мы направляемся в Монтичелло, – сказал Коттон.

– Стерев ключ шифра с институтского сервера, – сказал Дэвис, – ты его уничтожил. Воччо ничего не сохранил. Все исчезло. На том файле были все его записи и результаты.

– Во всяком случае, ключ у нас есть, – сказала Кассиопея.

– Однако нужно подумать, кто еще ухитрился им завладеть.

– Нам потребуется доступ к колесу, – сказал Коттон. – На сайте поместья сказано, что оно выставлено в кабинете Джефферсона, возле его библиотеки и спальни.

– Я выезжаю в Монтичелло, – сказал Дэвис. – Буду ждать вас в гостевом центре.

Коттон улыбнулся.

– Сегодня мы прямо-таки самые нужные люди.

– С этим делом нужно разобраться, как и с другой ситуацией, которую Кассиопея обнаружила с телефонами.

Он прав, подумала Кассиопея, в нескольких смыслах.

– Мы будем там примерно через сорок пять минут.

Она прекратила разговор.

– Что там за проблема? – спросил Коттон.

– Кто сказал, что она существует?

– Назови это интуицией любовника. Я вижу по твоему лицу. Что случилось с первой леди? Ты изложила мне лишь краткую версию.

Это так. Она умолчала о последней части разговора с Шерли Кэйзер.

Первая леди завела интрижку. Так ведь?

Не совсем. Но почти.

– Я думаю, как нам использовать это подключение к телефону, – сказала Кассиопея. – Это самый быстрый способ потревожить Хейла.

Малоун мягко взял ее за руку повыше локтя.

– Тут есть еще что-то. Ты это скрываешь. Правильно. Я тоже так делаю. Но если потребуется моя помощь, скажи.

Ей нравилось, что он не пытается стать посредником. Он был партнером, прикрывающим ей спину.

И она могла бы поймать его на слове.

Но пока это что-то было ее проблемой.

 

Глава 43

Бат, Северная Каролина

8.30

Нокс тревожился. Квентин Хейл разговаривал с глазу на глаз с предателем перед казнью, а теперь ждал его. Труп везли к морю, там к нему привяжут груз и бросят в океан. Может быть, предатель сказал Хейлу, что выдал убийство бухгалтера, но не покушение на президента. Но с какой стати Хейлу верить ему? И даже если у Хейла есть сомнения, ничто не указывает на Нокса кроме того, что он был одним из четверых, знавших каждую подробность с самого начала, остальные трое были капитанами. Конечно, больше десятка людей работало над оружием в мастерской, но им не говорили о его планируемом использовании. Являются они подозреваемыми? Конечно, только в малой степени.

Нокс вошел в дом Хейла и направился прямиком в кабинет. Все четыре капитана были там, ждали, и это сразу усилило его тревогу.

– Отлично, – сказал Хейл, когда Нокс закрыл дверь кабинета. – Я как раз собирался дать прослушать кое-что остальным.

На столе лежал цифровой магнитофон.

Хейл включил его.

– Шерли, мой брак долгое время был проблемой. Ты это знаешь.

– Ты первая леди этой страны. О разводе не может быть и речи.

– Но может пойти речь, когда мы покинем Белый дом. Остается всего полтора года.

– Полин, ты соображаешь, что говоришь? Ты хорошо подумала?

– Я больше почти ни о чем не думаю. Дэнни занимал должности на протяжении почти всей нашей семейной жизни. Это отвлекало нас обоих, ни он, ни я не хотели смотреть в лицо действительности. Через двадцать месяцев его карьере придет конец. Останемся только он и я. Нас ничто не будет отвлекать. Не думаю, что смогу это вынести.

– На тебя действует другая связь. Верно?

– Ты говоришь так, будто в ней есть что-то непристойное.

– Она сбивает тебя с толку.

– Нет. Наоборот, он проясняет мое сознание. Впервые за много лет я способна видеть. Думать. Чувствовать.

– Он в курсе, что мы говорим об этом?

– Я сказала ему.

Хейл выключил магнитофон.

– Похоже, у первой леди Соединенных Штатов есть любовник.

– Как ты сделал эту запись? – спросил Суркоф.

– Около года назад я завел любовницу, надеясь получить через нее ценные сведения. – Хейл сделал паузу. – И оказался прав.

Нокс копался в прошлом Шерли Кэйзер и знал о ее давней дружбе с Полин Дэниелс. К счастью, Кэйзер оказалась общительной, привлекательной, свободной. Было устроено якобы случайное знакомство, завязался роман. Но ни он, ни Хейл не знали о глубокой пропасти в семейной жизни Дэниелсов. Это оказалось дополнительным плюсом.

– Почему ты не сказал нам, что делаешь? – спросил Когберн.

– Тут все просто, Чарльз, – сказал Болтон. – Он хотел быть нашим спасителем, чтобы мы оказались перед ним в долгу.

Недалеко от истины, подумал Нокс.

– Ты принижаешь нас, – сказал Болтон, – тем, что действуешь в одиночку. Притом уже давно.

– С той разницей, что мои действия были рассчитанными и тайными. Ваши – глупыми и открытыми.

Болтон бросился к Хейлу, сжав кулаки. Хейл сунул правую руку во внутренний карман и достал пистолет, которым воспользовался для прекращения страданий осужденного.

Болтон остановился.

Оба свирепо глядели друг на друга.

Когберн и Суркоф стояли молча.

Нокс был счастлив. Они снова дерутся между собой, что отвлекает их от него. Но это лишь подтверждало тот вывод, который он сделал до сотрудничества с НРА. Эти люди не спасутся от тех волн, что скоро захлестнут их палубы. Слишком много конфликтов, слишком много самолюбия, слишком мало сотрудничества.

– Квентин, еще будет время, – сказал Болтон.

– И что ты сделаешь? Убьешь меня?

– Я бы с удовольствием.

– Ты найдешь, что убить меня куда труднее, чем любого президента.

* * *

Уайетт примчался в Монтичелло. Сто двадцать миль от Вашингтона он проехал меньше чем за два часа и поставил машину на обсаженной деревьями автостоянке, рядом с привлекательным комплексом невысоких зданий, именуемых Гостевой центр Томаса Джефферсона и Учебный центр Смита. Очертания крыш повторяли контуры примыкающего холма, деревянные стены естественно входили в окружающий лес и вмещали в себя кафе, магазин подарков, театр, классные комнаты и выставочный зал.

Карбонель оказалась права. Он не мог позволить Малоуну преуспеть. Он заманил своего врага в Нью-Йорк, чтобы подвергнуть его опасности, может быть, даже уничтожить, а не предоставлять ему еще одну возможность добиться успеха.

Карбонель была права и в другом.

Она нужна ему. По крайней мере, на краткий срок.

Она предоставила полезные сведения о Монтичелло, в том числе о расположении усадьбы и системе охранной сигнализации, а также карту дорог, ведущих туда и оттуда. Выйдя из машины, Уайетт поднялся по лестнице во внутренний двор с рожковыми деревьями. Нашел кассовый зал и купил билет на первую экскурсию, до нее оставалось менее двадцати минут. Особняк открывался в девять.

Уайетт стал прогуливаться, читать афиши. Узнал, что Джефферсон сорок лет работал над этим поместьем, назвал его Монтичелло – по-итальянски «холмик» – и создал то, что в конце концов назвал своим «этюдом в архитектуре».

Это было работающее поместье. Здесь разводили овец и свиней. Лесопилка производила пиломатериалы. Две мельницы мололи кукурузу и пшеницу. В бочарной мастерской изготавливали бочки для муки. Дрова рубили в окружающих лесах. Джефферсон сначала выращивал табак для продажи шотландцам, потом перешел на рожь, клевер, горох и картофель. От усадьбы он мог проезжать по десять миль в любую сторону и при этом не покидать своих земель.

Уайетт завидовал подобной независимости.

Однако в выставочном зале он узнал, что Джефферсон умер разоренным, задолжавшим тысячи долларов, что наследники продали все, включая рабов, чтобы расплатиться с кредиторами. Дом уцелел, хотя сменил несколько владельцев, потом в 1923 году его выкупил некий фонд и восстановил былое великолепие.

Уайетт ходил между различными экспозициями и узнавал все больше. На первом этаже дома располагалось одиннадцать комнат, все являлись частью официального маршрута. Тщательное использование пространства и естественного освещения, переходы между комнатами, разделенными стеклянными дверями, создавали впечатление свободной, открытой жизни – ничто не спрятано, никаких секретов. На второй и третий этажи туристов не допускали, но погреба были открыты для посещения.

Он внимательно изучил схему.

Удовлетворенный, он вышел наружу, в прекрасное утро позднего лета, и решил, что эту работу можно сделать только быстро, не теряя времени.

Уайетт направился туда, откуда маршрутный автобус должен был доставить его и всю первую группу на горный склон, почти на девятьсот футов вверх. В группе из примерно пятидесяти человек было много подростков. Возле бровки стояла бронзовая статуя Томаса Джефферсона в натуральную величину. Рослый мужчина, заметил Уайетт, выше шести футов. Он рассматривал лицо статуи вместе с несколькими молодыми людьми.

– Должно быть, похож, – сказал один парень.

Уайетт согласился.

Легкое развлечение.

Как в давние дни.

* * *

Малоун с Кассиопеей приехали в гостевой центр Монтичелло. Дэвис ждал их у подножия лестницы. Кассиопея, не обращая внимания на служителя автостоянки, указывающего ей на свободное место, подъехала к бровке и заглушила мотор.

– Я устроил, чтобы вам показали колесо, – сказал он им. – Поговорил с председателем фонда. Управляющий здесь, он проводит вас в дом.

Малоун ни разу не посещал усадеб бывших президентов. Он давно собирался съездить сюда и в Маунт-Вернон, но никак не мог выкроить времени. Совершить экскурсию вместе с сыном. Ему стало любопытно, что поделывает его шестнадцатилетний Гэри. Малоун позвонил в пятницу, когда они приехали в Нью-Йорк, и разговаривал с ним около получаса. Гэри быстро взрослел. Казался хладнокровным подростком, довольным тем, что отец сошелся с Кассиопеей.

Она сексуальная, сказал Гэри.

Этого у нее не отнимешь.

– Управляющий с машиной ждет вас у остановки маршрутного автобуса, – сказал Дэвис. – Здесь разрешается ездить только на машинах усадьбы. Мы можем незаметно войти с первой группой и увидеть это колесо. Оно выставлено на первом этаже, мы поднимемся наверх, где нас никто не увидит.

– Коттон может идти, – сказала Кассиопея. – А нам нужно поговорить.

По выражению ее глаз Малоун увидел, что ее что-то тревожит – и еще одну вещь.

Решение не подлежало обсуждению.

– Хорошо, – сказал Дэвис. – Мы с тобой останемся здесь.

 

Глава 44

Бат, Северная Каролина

Хейл подождал, чтобы Болтон ощутил страх перед ним, и наконец этот слабый духом человек отошел, как и следовало ожидать, в другой конец комнаты.

Напряженность ослабла, но не исчезла.

– Президент Дэниелс не захочет, чтобы его личная жизнь получила огласку, – заговорил Хейл. – Относительно его самого или супруги не было и намека на скандал. Америка считает их образцовой супружеской парой. Можете себе представить, что сделали бы с этим круглосуточные новостные каналы и Интернет? Дэниелс вошел бы в историю как президент-рогоносец. Он ни за что не допустит этого. Джентльмены, мы можем этим воспользоваться.

Он увидел, что остальные трое выглядят не особенно согласными.

– Когда ты собирался сказать нам? – опять спросил Когберн. – У Эдварда была причина для недовольства. Мы все недовольны, Квентин.

– Говорить об этом не имело смысла, пока я не уверился, что это можно использовать. Теперь я уверен.

Суркоф подошел к бару и налил в стакан бурбон. Хейлу тоже хотелось выпить, но он решил, что лучше сохранять голову ясной.

– Мы можем тихо нажать и прекратить эти уголовные преследования, – сказал он. – Как я говорил вам всем месяц назад, убивать президента нет нужды. Это сделают за вас дикторы телевидения и блогеры Интернета. Нынешний президент не выказал нам учтивости. Если он не хочет пойти нам навстречу, мы ничем ему не обязаны.

– Что за женщину ты держишь в тюрьме? – спросил Когберн.

Хейл ждал, когда они наконец спросят.

– Главу разведслужбы Министерства юстиции, именуемой «Магеллан», Стефани Нелл.

– Зачем она нам?

Сказать правду Хейл не мог.

– Она становилась проблемой для нас. Вела расследование.

– Не поздновато ли она за это взялась? – спросил Болтон. – Сколько уже было этих расследований.

– Я видел, как она наблюдала из окна камеры за казнью, – сказал Когберн.

Наконец-то. Хоть один из них обратил внимание.

– Я надеялся, что она сделает для себя вывод.

– Квентин, – заговорил Суркоф, – ты соображаешь, что делаешь? Впечатление такое, что рвешься в трех направлениях сразу. Взятие заложника только привлечет еще больше внимания к нам.

– Больше, чем убийство президента? Право, мне неприятно твердить одно и то же, но ни одна душа, кроме нас, не знает о моей пленнице. В настоящее время все считают ее просто пропавшей без вести.

Разумеется, он не включил в число «всех» Андреа Карбонель. Ее имя напомнило ему о втором предателе. Если такой человек существует, он вполне может знать о присутствии Стефани Нелл. Но если так, почему ее никто не спасает?

Ответ на этот вопрос успокоил Хейла.

Суркоф указал на магнитофон.

– Ты прав, Квентин. Дэниелс вряд ли захочет, чтобы это стало общеизвестным.

– И цена за наше молчание вполне умеренная, – сказал Хейл. – Мы хотим только, чтобы американское правительство держало свое слово.

– Есть вероятность, что Дэниелсу будет наплевать, – сказал Болтон. – Он может сказать – засунь это себе в задницу, как они сделали в тот раз, когда ты пришел с просьбой.

Это замечание не понравилось Хейлу, но требовалось упомянуть еще кое-что.

– Вы обратили внимание на одно упущение в записанном разговоре?

– Я заметил, – сказал Когберн. – Не было названо имени. Кто этот мужчина, с которым первая леди завела шашни?

Хейл улыбнулся.

– Вот это очень интересно.

* * *

Уайетт вошел в дом Джефферсона с первой группой туристов. Он знал, что посетители входят по тридцать человек, их сопровождает гид, который объясняет назначение каждой комнаты и отвечает на вопросы. Уайетт обратил внимание, что гиды в основном пожилые, скорее всего, волонтеры, что группы не разделяются и что входят одна за другой с интервалом в пять минут.

Он стоял в самом начале восточного портика, во входном фойе, как назвал его гид. Просторное двухэтажное помещение походило на музей – таково было намерение Джефферсона, сказал гид – там находились карты, оленьи рога, скульптуры, картины и артефакты. За балконом, представляющим собой половину восьмиугольника, виднелся второй этаж. Внешний край балкона обрамляли тесно поставленные балясины с перилами из красного дерева. Общее внимание было обращено на часы с двумя циферблатами, которые показывали время и день недели; их похожие на ядра гири проходили через отверстия в полу до потолка. Уайетт изображал интерес к двум картинам старого мастера и к бюстам Вольтера, Тюрго и Александра Гамильтона. На самом деле он изучал планировку.

Они перешли в примыкающую к холлу гостиную.

Дочь Джефферсона, Марта, и ее семья использовали эту тесную комнату как отдельное жилье. Уайетт отошел в угол, чтобы вся группа оказалась в следующей комнате раньше его. Обратил внимание, что гид ждал и закрыл дверь предыдущей комнаты перед тем, как обратиться к группе в очередной раз. Решил – это для того, чтобы следующая за ними группа наслаждалась своим посещением без помех.

– Это sanctum sanctorum Джефферсона. Его самое уединенное место, – сказал гид группе в новой комнате.

Уайетт стал разглядывать библиотеку.

Многие стены до сих пор были увешаны полками. При Джефферсоне, объяснил гид, перед ними оказались бы составленные друг на друга сосновые ящики – в нижнем фолианты, затем ин-кварто, ин-октаво, книги в двенадцатую долю листа, на самом верху книги малого формата. В конце концов книг набралось почти шесть тысяч семьсот, все они были проданы Соединенным Штатам для создания Библиотеки конгресса после того, как британцы сожгли Капитолий в восемьсот четырнадцатом году, уничтожив первое национальное собрание книг. Высокие, открывающиеся, как двери, окна вели на венецианское крыльцо и в оранжерею.

Но то, что привлекало внимание Уайетта, находилось в дальнем конце.

Комната в половину восьмиугольника с окнами во всех стенах.

Гид называл ее кабинетом.

Уайетт рассмотрел письменный стол, вращающееся кожаное кресло, астрономические часы и знаменитый полиграф, копирующий письма одновременно с их написанием. Перед одним из окон стоял чертежный стол. На пристенном столе среди множества научных инструментов лежало шифровальное колесо. Длиной около восемнадцати дюймов. Его резные деревянные диски имели длину около шести дюймов в диаметре, их прикрывала стеклянная крышка. Гид бубнил, что Джефферсон по утрам и в конце дня проводил много времени, читая письма и отвечая на них, в этом кабинете, в окружении своих книг и научных инструментов. Сюда почти никто не допускался, кроме близких бывшему президенту людей. Уайетт вспомнил, что читал в гостевом центре о стеклянных дверях, открытости, отсутствии секретов, и понимал, что все это лишь иллюзия. На самом деле в доме было много потайных уголков, особенно здесь, в южном крыле.

Что может оказаться весьма кстати.

Группа перешла в спальню Джефферсона. Стены ее поднимались к застекленной крыше на восемнадцать футов, соединялась спальня с кабинетом сквозным альковом с кроватью. Следующей комнатой была гостиная, расположенная в центре первого этажа, двери ее выходили на задний двор и западный портик. Гид исполнительно закрыл дверь спальни, когда последний турист вошел в гостиную. Кремовые стены были увешаны написанными маслом портретами. Высокие окна украшали темно-красные шторы. Английская, французская и американская мебель стояла вперемешку.

Уайетт полез в карман и нащупал световую гранату. Осторожно высвободил воспламенитель и, пока гид объяснял произведения искусства на стенах и восхищение Джефферсона Джоном Локком, Исааком Ньютоном и Фрэнсисом Бэконом, нагнулся и покатил гранату по деревянному полу.

Один. Два. Три.

Он закрыл глаза, когда вспышка света и дым заполнили комнату.

Уайетт уже подготовил второй сюрприз, поэтому выдернул воспламенитель, бросил гранату на пол, потянулся к дверной ручке и открыл дверь обратно в спальню, когда очередной хлопок сжатого воздуха раздался в гостиной.

* * *

Малоун ехал с управляющим усадьбой по двухполосной дороге, ведущей на вершину холма. Машины двигались только в одном направлении, огибали дом, потом спускались мимо могилы Джефферсона к гостевому центру.

– Нам посчастливилось вернуть это колесо, – сказал управляющий. – Почти все имущество Джефферсона было распродано после его смерти, чтобы расплатиться с кредиторами. Роберт Паттерсон, сын давнего друга Джефферсона, купил тогда колесо, принадлежавшее усадьбе. Отец Роберта помог Джефферсону его изготовить, так что это было сентиментальное приобретение. Старший Паттерсон и Джефферсон увлекались шифрами.

Малоун связал это с тем, что слышал от Дэниелса. Роберт Паттерсон находился на государственной службе и открыл Эндрю Джексону шифр своего отца. Очевидно, предложил и колесо для расшифровки. Поскольку оно существовало в единственном экземпляре и принадлежало самому Паттерсону, Старый Гикори, видимо, спал спокойно, зная, что Содружество никогда не найдет ключ к шифру.

– Джефферсон перестал пользоваться колесом в тысяча восемьсот втором году, – продолжал управляющий. – Его нашел в тысяча восемьсот девяностом году один французский чиновник и какое-то время им пользовался. Потом во время Первой мировой войны американцы вернули колесо и использовали его для кодирования до начала Второй мировой войны.

Они сделали поворот и подъехали к маленькой мощеной стоянке, где не было машин. Один из маршрутных автобусов отъезжал, высадив группу туристов. Главный вход в дом находился примерно в ста футах.

– Хорошо быть руководителем, – сказал управляющий. – Это приближает тебя к власти.

– Не каждый день с вами созваниваются глава аппарата Белого дома и начальник секретной службы.

Управляющий заглушил двигатель.

Малоун вышел в яркий утренний свет, августовский воздух был сухим, теплым. Посмотрел на особняк, на его характерный купол, первый, как он знал, воздвигнутый над американским домом.

В окнах дома сверкнула яркая вспышка.

Изнутри раздались пронзительные крики.

Еще вспышка.

Кто-то распахнул парадную дверь.

– Внутри бомба! Бегите!

 

Глава 45

Кассиопея и Эдвин Дэвис стояли одни в дальнем конце автостоянки, за которой выходили из машин приехавшие туристы.

– Я хочу узнать о тебе и первой леди, – сказала Кассиопея.

Лицо Дэвиса огорченно затуманилось.

– Понимаешь теперь, почему заниматься этим нужно было именно тебе?

Она уже поняла.

– Когда секретная служба сообщила, кого они задержали, я убедил президента задействовать вас обоих. Это было нетрудно. Он очень доверяет тебе и Коттону. Не забыл, что вы сделали для него в прошлый раз. Я догадывался, что Полин тут же окажется подозреваемой, очень мало кто из нас заранее знал об этом вылете, поэтому ее допрос требовалось контролировать.

– Ты с самого начала знал, что утечка пошла от нее?

– Вероятность того, что она сказала кому-то, существовала.

– Когда у тебя началась связь с первой леди?

Между ними возникла неловкость. Кассиопея понимала, что это грубо. Но он привлек ее, и она должна была выполнить свою задачу.

– Я пришел в Белый дом три года назад заместителем советника по национальной безопасности. Познакомился с Полин… с первой леди… тогда.

– Не беспокойся о корректности, – сказала Кассиопея. – Кроме нас, здесь никого нет. Расскажи, что произошло.

– Я беспокоюсь. – Лицо его гневно вспыхнуло. – Я злюсь на себя. Никогда так не делал. Мне шестьдесят лет, и я ни разу не оказывался в подобном неловком положении. Не знаю, что со мной случилось.

– Это не редкость. Ты был женат?

Дэвис покачал головой.

– У меня за всю жизнь было очень мало связей. На первом месте всегда стояла работа. Люди в трудную минуту обращались ко мне. Я был надежным другом. Теперь…

Кассиопея мягко взяла его за руку.

– Расскажи, как это произошло.

Его несговорчивость как будто уменьшилась.

– Она очень несчастна, уже долгое время. Очень жаль, потому что она хорошая женщина. Гибель дочери глубоко потрясла ее. С этим потрясением она так и не справилась.

Дэнни Дэниелс тоже, подумала Кассиопея.

– Теперь она редко ездит с президентом. Разные планы, это в порядке вещей. Поэтому когда он бывал в отъезде, мы с ней навещали друг друга. Имей в виду, ничего предосудительного не было. Совершенно ничего. Я просто составлял ей компанию за обедом или ужином, и мы разговаривали. Она любит читать, главным образом любовные романы. Это мало кому известно. Чем меньше об этом знают, тем лучше. Книги ей тайком поставляет Шерли. – Он улыбнулся. – Они радуют ее, причем не сексом. Ее привлекают счастливые концы. Развязка в этих романах благоприятная, ей это нравится.

Говоря начистоту, Дэвис испытывал облегчение, словно давно уже жил с обнаженными нервами.

– Говорили мы о книгах, о мире, о Белом доме. Со мной незачем было притворяться. Я был самым близким к президенту человеком. Секретов от меня не существовало. В конце концов мы стали обсуждать случившееся с Мэри, мужа Полин, ее брак.

– Она дала мне ясно понять, что во всем винит президента.

– Это неправда, – поспешно сказал он. – Не в том смысле, как ты думаешь. Может быть, вначале она винила его. Но, думаю, пришла к мысли, что это глупо. К сожалению, часть ее души погибла в ту ночь вместе с Мэри. Часть, которую не вернуть, и ей потребовались десятилетия, чтобы осознать эту утрату.

– Ты помог ей в этом осознании?

Дэвис как будто уловил в ее словах нотку осуждения.

– Я старался не делать этого. Но когда был назначен главой аппарата, мы стали проводить вместе больше времени. Говорить на более глубокие темы. Полин доверяла мне. – Он замялся. – Я хороший слушатель.

– Но ты не только слушал, – сказала Кассиопея. – Ты что-то подчеркивал. Рассказывал. Получал от нее что-то полезное для себя.

Дэвис кивнул.

– Наши разговоры касались нас обоих. И она это понимала.

Кассиопея тоже боролась с этими чувствами. Нелегко раскрыть другому человеку душу.

– Полин на год старше меня, – сказал он, словно это имело какое-то значение. – Она шутит, что я ее молодой человек. Признаюсь, мне приятно слышать это.

– Дэниелс что-нибудь знает?

– Нет-нет. Но, как я сказал, между нами не происходило ничего предосудительного.

– Не считая того, что вы влюбились друг в друга.

На его лице отразилась покорность.

– Ты права. Именно это и произошло. Она и президент долгое время не являлись мужем и женой, и, похоже, оба это приняли. Интимности в их отношениях нет. Я имею в виду – не в физическом смысле. Они ничем друг с другом не делятся. Держатся неприступно. Словно бы соседи. Коллеги. Такого не выдержит никакой брак.

Кассиопея понимала, что он имеет в виду. Ни с кем она не была такой интимной, как с Коттоном. У нее были мужчины, и она делила с ними часть себя, но не всю. Чтобы раскрывать свои надежды и страхи, считать, что другой человек не злоупотребит ими, требуется большое доверие.

И не только ей, но и Коттону.

Однако Дэвис был прав.

Интимность – это тот раствор, что скрепляет любовь.

– Ты знал о связи Квентина Хейла с Шерли Кэйзер? – спросила она.

– Не имел ни малейшего представления. С Шерли я встречался всего раз, когда она приезжала в Белый дом. Но я знаю, что Полин разговаривает с ней ежедневно. Без нее она давно бы дошла до ручки. Если Полин и сказала кому-то о полете президента в Нью-Йорк, то наверняка Шерли. Я также знаю, что Шерли известно обо мне. Вот почему для этого дела потребовалась ты. Я подумал, что оно может быстро выйти из-под контроля.

Как и случилось.

– Теперь Квентин Хейл знает, – сказала она. – Но любопытно, что он никак не использовал эти сведения.

– Когда встречался со мной в Белом доме, то наверняка знал. Видимо, хотел проверить, можно ли ходить с этого козыря.

Кассиопея согласилась. В этом был смысл. И еще кое в чем.

– Я уверена, что Стефани находится у Хейла. Хотя она расследовала деятельность Карбонель, это касалось и Содружества. Теперь сомнения в этом нет.

– Однако если будем действовать опрометчиво, то поставим под удар не только репутацию всех причастных, но и жизнь Стефани.

– Это верно, только…

Из гостевого центра раздался сигнал тревоги.

– Это что еще? – сказала она.

Они побежали к группе домов и вошли в контору управляющего усадьбой.

Лицо помощника управляющего казалось обеспокоенным.

– В главном доме взорвалась какая-то бомба.

 

Глава 46

Игрушки Уайетта сделали свое дело. Люди кричали, толкались, пытались выбежать. Он использовал модифицированную смесь, дымящую, что только усиливало воздействие. К счастью, он отправил ее запас в Нью-Йорк, так как не знал, что произойдет, когда на сцену выйдет Коттон Малоун.

Уайетт отступил в спальню Джефферсона и подставил стул под дверную ручку. Он знал, что очередная группа пойдет из гостиной в библиотеку, потом в кабинет. Бесшумно двинулся по половицам к кровати. Вспомнил, как гид мямлил о том, что Джефферсон поднимался, как только мог разглядеть стрелки часов в форме обелиска напротив кровати. Темно-красное покрывало – сшитое по указаниям Джефферсона – лежало на матраце, заполняющем альков между спальней и кабинетом. Уайетт лег на кровать и осторожно выглянул из-за края, мимо арок, на людей, находящихся в библиотеке. Гид как будто оценивал необычную ситуацию и, услышав крики из другой стороны дома, попросил всех сохранять спокойствие.

Уайетт бросил световую гранату в их сторону и отдернул голову назад, едва появились вспышка и дым.

Всеми овладел страх, раздались крики.

– Сюда, – услышал он голос сквозь шум.

Уайетт снова посмотрел в библиотеку и увидел гида, ведущего группу сквозь дым из дверей с жалюзи в оранжерею, к свежему воздуху.

Он перенес внимание к шифровальному колесу.

Которое находилось всего в двух футах.

* * *

Малоун стоял в двухэтажном вестибюле Монтичелло. В противоположном конце дым валил клубами через открытые стеклянные двери, крики и вопли говорили о том, что слева от него что-то случилось.

Управляющий усадьбой стоял рядом с ним.

Минуту назад толпа людей выбежала из дома через парадную дверь за его спиной, голоса их были взволнованными, глаза испуганными.

– Что в этой стороне? – спросил Малоун, указывая налево, где сейчас сосредоточилось волнение.

– Личные комнаты Джефферсона. Библиотека, кабинет, спальня.

– Колесо выставлено там?

Управляющий кивнул.

Малоун нащупал пистолет.

– Выйдите. И никого не впускайте.

Он уже понял, что никакой бомбы не было. Только световая граната. Отвлечение внимания. Тот же шипящий звук, что прошлой ночью, во время атаки на людей в очках ночного видения.

Кто там, черт возьми?

* * *

Уайетт вынул из кармана брюк большую нейлоновую сумку. Колесо оказалось больше, чем он ожидал, но должно было уместиться в тонкую сумку. Потребуется осторожность: деревянные диски на вид казались очень хрупкими. Что было вполне предсказуемо, ведь им больше двухсот лет.

Он слез с кровати в кабинет, снял стеклянный колпак и вынул насаженные на ось диски. Бережно уложил устройство в сумку. Потом взял два снятых диска, которые демонстрировались отдельно, положил их туда же. Сумку придется нести на руках, прижимая к груди, чтобы избежать повреждений.

Уайетт прикинул, сколько в ней веса.

Около пяти фунтов.

Никаких проблем.

* * *

Малоун прошел через комнату со светло-зелеными стенами и камином. Объявление гласило, что это Южная квадратная комната. Над белой каминной полкой висел женский портрет. Другая дверь вела, как ему помнилось из прочитанного, в джефферсоновский sanctum sanctorum, занимавший весь южный конец здания.

Держа пистолет в руке, Малоун открыл дверь, и его встретила стена дыма.

Сквозь дым в больших окнах, которые открывались как двери на залитую солнцем веранду, он увидел силуэты людей, стоявших снаружи. Малоун задержал дыхание и вошел в дым, держась ближе к стене, ища укрытия за деревянным шкафом. Впереди слева поднимались узкие книжные полки, заполненные старыми томами в кожаных переплетах. Арки поддерживали потолок и вели в дальний конец комнаты, где в полувосьмиугольном алькове Малоун увидел человека, укладывающего колесо в сумку.

Вгляделся в его лицо.

Знакомое.

И все стало понятно.

* * *

Уайетт уловил движение сквозь дым. Кто-то вошел в библиотеку с дальнего конца.

Он закончил со своей задачей, уложил колесо на одну руку и нашел пистолет.

Увидел глядящего на него человека.

Коттона Малоуна.

И выстрелил.

* * *

Когда Уайетт послал в него пулю, Малоун укрылся за деревянным шкафом. Сколько времени прошло с тех пор? Восемь лет. Как минимум. Он не знал, что сталось с Уайеттом, когда его уволили, правда, что-то слышал о внештатной работе.

Этот человек устроил ему западню, используя как приманку Стефани Нелл, заманил его в тот номер отеля. Написал оставленную ему записку. Указал на него по рации из «Гранд-Хайата». Манипулировал полицией и секретной службой.

Все это Уайетт.

Что-то пролетело сквозь дым и упало на пол.

Маленькое, круглое, катящееся к нему.

Он понял, что это, повернул голову вправо и зажмурился.

* * *

Уайетт вышел из кабинета, затем из спальни и двинулся обратно в гостиную, подальше от Малоуна. Как ни хотелось ему остаться и поиграть, он не мог.

Не сейчас.

Колесо было у него, и значение имело только это. Он мог использовать его, узнать, как действовать дальше в поиске этих двух страниц из журналов Конгресса. Или, может, просто уничтожить эту штуку и покончить со всей историей.

Тогда никто не выиграет.

Но сейчас он не был уверен, как лучше поступить.

* * *

Малоун решил не следовать за Уайеттом. Он знал, что комнаты первого этажа приведут обратно к центру, поэтому открыл дверь справа, короткий коридор за ней тянулся на двадцать футов до вестибюля.

Дым тянуло в ту сторону.

Видимость была скверной, и Уайетт явно не собирался выходить через парадную дверь. Справа от Малоуна ряд узких клинообразных ступенек спирально поднимался на второй этаж. Путь туда преграждала цепочка с объявлением. Он вспомнил вестибюль, перила второго этажа, решил, что наверху видимость может оказаться лучше, поэтому перешагнул через цепочку и начал подниматься.

* * *

Уайетт намеревался выйти, но не с первого этажа. План его заключался в том, чтобы спуститься в подвал и через нижний северный выход уйти в лес по служебной дороге. Этот маршрут представлялся самым безопасным, учитывая, что волнение сосредоточилось в восточной стороне дома. Но Малоун находился всего в нескольких футах и, скорее всего, старался вернуться в вестибюль.

Он остановился в гостиной и прислушался.

Дым оставался густым. Поблизости никого не было. Возможно, Малоун перекрыл выходы из дома. Потом ему в голову пришла новая мысль, и взгляд его поднялся к потолку.

Конечно.

Именно так он и сделает.

 

Глава 47

Бат, Северная Каролина

Нокс наблюдал за тремя капитанами, пока Квентин Хейл упивался своим торжеством. Он тоже поразился, прослушав записанные разговоры. Факт был потрясающим. Первая леди Соединенных Штатов находится в любовной связи с главой аппарата Белого дома?

– Как долго это тянется? – спросил Когберн Хейла.

– Достаточно долго, чтобы никто из них не мог этого отрицать. Разговоры ведутся как минимум очень неловкие. Никогда еще американские политики не оказывались в таком положении. Эта новость сведет прессу и публику с ума. Дэниелс будет бессилен до окончания своего срока.

Даже Эдвард Болтон, обычно отрицавший все, исходящее от Хейла, как эгоистичное, непрактичное или глупое, молчал, определенно понимая представившиеся возможности.

– Давай используем эту запись, – сказал Суркоф. – Немедленно. Чего ждать?

– Ее использование нужно тщательно рассчитать по времени, – сказал Хейл. – Как вы любите напоминать мне, отправляясь просить в Белый дом, я владел этими сведениями. Но я хотел посмотреть, нужно ли будет их использовать. Я попросил, чтобы наши каперские свидетельства считались имеющими законную силу, и получил отказ. Так что теперь у нас нет выбора. Однако отправляться с ними прямо к президенту было бы непрактично. Вместо этого нужно нажать на двух причастных лиц, дать им подумать о последствиях и поведении, а потом ждать, чтобы они воздействовали на президента.

Нокс согласился, что первая леди и глава аппарата имеют наибольшее влияние на Дэниелса. Но будут ли они выполнять приказания Содружества? Вряд ли. Совершенно неразумное решение. Заключение сделки с НРА было предпочтительнее плавания в шторм на этом давшем течь судне.

– Пусть сами решают, что говорить Дэниелсу, – сказал Хейл. – Нас это не интересует. Нам нужно только, чтобы правительство США признало законными наши каперские свидетельства.

– Как ты раздобыл эти записи? – спросил Болтон. – Что-нибудь ведет туда? Откуда ты знаешь, что тебя не разыгрывают? Все это несколько фантастично. Даже не верится. Мы можем угодить в западню.

– Хорошее замечание, – сказал Когберн. – Очень похоже на то.

Хейл покачал головой.

– Джентльмены, почему вы так подозрительны? Связь с этой женщиной у меня длится больше года. Она делится со мной такими вещами, какими не следовало бы.

– Тогда зачем записывать ее телефонные разговоры? – спросил Болтон.

– Эдвард, ты думаешь, она говорит мне все? А чтобы все сработало, нам нужно, чтобы первая леди сама говорила об этом. Поэтому я воспользовался возможностью и контролировал ее телефонную линию. И слава богу, иначе бы у нас не оказалось таких обвиняющих улик.

– И все-таки мне неспокойно, – сказал Когберн. – Это может быть западня.

– Если это хитрость, то очень замысловатая. – Хейл покачал головой. – Это подлинный разговор. Головой ручаюсь.

– И нашими головами? – спросил Болтон.

* * *

Малоун бесшумно шел по коридору, тянущемуся с севера на юг через весь второй этаж. Хотя он до сих пор ни разу не бывал в Монтичелло, но достаточно знал о Томасе Джефферсоне, чтобы догадываться – в дальнем конце коридора должна быть еще одна лестница. Джефферсон обожал все французское. Комнаты высотой в два этажа, купола, альковы для кровати, застекленные крыши, туалеты в здании, узкие лестницы – обычные элементы французской архитектуры. Как и симметрия. Значит, на северной стороне должна быть лестница, ведущая вниз. Но посередине был балкон, открывающийся на парадный вход, дым, заполняющий впереди дорогу, подтверждал это.

Малоун дошел до конца коридора и посмотрел в вестибюль. За перилами не было видно никакого движения. Густой дым, поднимаясь наверх, редел. Прижимаясь к стене, Малоун перешел к другому концу балкона. Впереди, в нескольких футах другого коридора, он увидел вторую лестницу, круто вьющуюся вниз и вверх, на третий этаж.

Что-то вылетело снизу из лестничного колодца и упало, подскакивая, на деревянный пол коридора. Покатилось к нему. Малоун отскочил обратно на балкон, и тут световая граната взорвалась с вспышкой и дымом.

Он поднял голову и глянул вниз, за перила.

Уайетт стоял, наводя пистолет вверх.

* * *

Свирепо глядя на Эдварда Болтона, Хейл сказал:

– У тебя нет выбора, тебе остается только верить, что это даст желаемые результаты. – Он сделал паузу. – Для всех нас. Если у тебя нет идей получше.

– Я не верю во все, что ты делаешь, – сказал Болтон.

Вмешался Чарльз Когберн.

– Квентин, я должен согласиться с ним. Это может оказаться такой же глупостью, как наша попытка.

– Убийство не глупость, – поспешил сказать Болтон. – В прошлом оно оправдывало себя. Смотри, что случилось с Мак-Кинли. Он тоже хотел привлечь Содружество к суду.

Отец рассказывал Хейлу об Уильяме Мак-Кинли, который, как и Линкольн, сначала пользовался услугами Содружества. Ко времени испано-американской войны по Парижскому договору 1856 года более пятидесяти государств объявили каперство вне закона. И хотя ни Испания, ни Америка не подписали этот договор, они согласились не использовать каперов во время их войны в конце девятнадцатого столетия. Содружество, не связанное никакими международными соглашениями, грабило испанские суда. К сожалению, война продлилась всего четыре месяца. Когда был подписан мир, испанцы потребовали возмездия, потому что Америка нарушила их довоенное соглашение. Мак-Кинли в конце концов уступил нажиму и санкционировал уголовное преследование, опираясь на тот факт, что каперские свидетельства Содружества были лишены юридической силы. Поэтому был тайно завербован полоумный анархист, его подстрекнули убить Мак-Кинли, что тот и сделал 6 сентября 1901 года. Убийцу арестовали на месте преступления. Семнадцать дней спустя его судили и приговорили к смертной казни. Через пять недель он закончил жизнь на электрическом стуле. Новый президент, Теодор Рузвельт, не испытывал угрызений совести из-за грабежей Содружества и не собирался ублажать испанцев.

Все уголовные преследования прекратились.

Разумеется, ни Рузвельт, ни кто-либо еще не знали о заговоре с целью убийства Мак-Кинли.

– Вот в чем разница между мной и тобой, – сказал Хейл Болтону. – Я дорожу нашим прошлым. Ты требуешь его повторения. Как я уже сказал, пули и насильственные действия уже не способны убрать президента. Унижение и стыд действуют таким же образом, но с тем преимуществом, что войну за нас добровольно ведут другие. Нам нужно только зажечь этот огонь.

– Твое треклятое семейство создало эту неприятность, – сказал Болтон. – От Хейлов в восемьсот тридцать пятом году исходили одни беды. У нас все было замечательно. Никто нас не беспокоил. Мы оказали громадную услугу этой стране, и правительство оставило нас в покое. Но вместо того чтобы принять решение Джексона не миловать тех пиратов, твой прапрадед решил убить президента Соединенных Штатов. – Болтон навел указательный палец на Хейла. – Такой же глупый ход, как наша попытка. Разница только в том, что мы не попались.

Сдержаться Хейл не смог.

– Пока что.

– Как это понимать?

Хейл пожал плечами.

– Расследования только начались. Не будь столь уверен в том, что вы не оставили никаких следов.

Болтон подался вперед, очевидно, приняв эти слова за угрозу, потом замер, осознав, что пистолет, хоть и опущен, но по-прежнему в руке Хейла.

– Ты продашь нас, – сказал Болтон. – Чтобы только спасти свою шкуру.

– Ни за что, – сказал Хейл. – Я серьезно отношусь к своей клятве на Статьях. Это к тебе я отношусь беспечно.

Болтон взглянул на Суркофа и Когберна.

– Вы позволите ему так разговаривать с нами? Неужели вам нечего сказать?

* * *

Кассиопея ехала по наклонной дороге вместе с Эдвином Дэвисом к главному дому Монтичелло. Автобусы, шедшие туда и оттуда, останавливали, был вызван местный шериф. Они въехали на стоянку перед особняком. Управляющий ждал у конца мощеной дорожки, ведущей к портику. В двадцати метрах от него людей усаживали в еще один автобус.

– Где Коттон? – спросила Кассиопея.

– Внутри. Он велел мне перекрыть выходы и никого не впускать.

Внутри дома раздался свист, потом сверкнула яркая вспышка, осветившая несколько окон.

– Что это? – спросила она.

– Там уже были такие, – сказал управляющий.

Кассиопея побежала по дорожке к дому.

– Он сказал – никого не впускать, – крикнул ей управляющий.

Она нашла свое оружие.

– Ко мне это не относится.

Изнутри раздался отрывистый звук.

Она знала, что это.

Выстрел.

 

Глава 48

Малоун бросился на пол одновременно с выстрелом Уайетта, пуля задела одну из деревянных стоек на конце лестницы. Он поспешно отполз на четвереньках к задней стене, используя нижний угол в качестве защиты. Еще выстрел, пуля прошла через половицы в нескольких футах, двухсотлетняя древесина почти не оказывала сопротивления.

Третий выстрел.

Уже ближе.

Уайетт искал его.

Что-то пролетело и упало на балкон. Он уже видел это кино раньше, поэтому быстро закрыл голову, и световая граната взорвалась, добавив новую волну дыма.

Малоун вскочил на ноги и нашел коридор, ведущий к лестнице, по которой ранее поднимался. Уловив внизу движение, он поднял взгляд к третьему этажу и решил поменяться с Уайеттом ролями.

Пора Уайетту играть зайца, а ему быть лисой.

* * *

Уайетт крался вверх по лестнице, вытянув руку с пистолетом и разыскивая сквозь дым Малоуна.

Произошли два события сразу.

Он услышал, как открылась парадная дверь, и какая-то женщина позвала: «Коттон».

Потом, глянув вверх, увидел Малоуна.

Тот поднимался на третий этаж.

* * *

Нокс ждал ответов Суркофа и Когберна на вопрос Болтона.

– Не знаю, Эдвард, – заговорил наконец Суркоф. – Не знаю, что и думать. Мы в неприятном положении. Честно говоря, ни одно из твоих предложений мне не нравится. Но ты меня удивляешь, Квентин. Не может быть, чтобы ты полностью полагался на то, что Дэниелс покинет свой пост из-за стыда.

– Будь я на его месте, – сказал Когберн, – я назвал бы жену лживой шлюхой и выставил бы ее на позор. Никто бы ей не посочувствовал.

Типично, подумал Нокс. Когберны всегда видели мир черно-белым. Жаль, что мир не так прост. Иначе бы они не оказались в такой беде. Но он сомневался, что эта тактика вынудит Белый дом пойти им навстречу.

– Еще у меня в руках Стефани Нелл, – сказал Хейл.

– И что ты собираешься с ней делать?

Нокс хотел услышать ответ и на этот вопрос.

– Еще не решил. Но она может оказаться ценной.

– Это несовременно, – заговорил Болтон. – О чем ты думаешь? Заложница? В двадцать первом веке? Ничем не лучше нашей попытки убийства. Ты собираешься позвонить в Белый дом, сказать, что она у тебя? Давайте заключим сделку? С этой женщиной ты ничего не добьешься. Она бесполезна.

Если ее труп не будет показан Андреа Карбонель, подумал Нокс. В этом случае она будет стоить многого.

По крайней мере, для него.

– Предоставь мне беспокоиться о ее ценности, – сказал Хейл.

Когберн обвиняюще указал на него пальцем.

– Ты что-то замышляешь. Что, Квентин? Скажи, иначе, клянусь богом, я присоединюсь к Эдварду и превращу твою жизнь в ад.

* * *

Кассиопея почти ничего не могла разглядеть сквозь дым. Двухэтажный вестибюль был окутан серым туманом. Она нашла укрытие рядом со стеной, за сосновым столом, под щитом с оленьими рогами.

Кассиопея поняла, что нужно сделать.

Ход не самый умный, но необходимый.

– Коттон, – позвала она.

* * *

Малоун поднялся до самого верха лестницы на третьем этаже.

Скрыть свой путь он не пытался. Уайетт наверняка видел или слышал его и теперь идет следом.

Во всяком случае, Малоун на это надеялся.

Он услышал, как его позвали по имени.

Кассиопея.

* * *

Уайетт не представлял, кто эта женщина, но она явно была связана с Малоуном. Следовало просто спуститься в подвал, но он вспомнил, что лестница ведет в частную комнату для служащих. Есть ли там еще кто-то или им велели освободить дом? Чего он не хотел, так это убивать кого-то. За подобное деяние пришлось бы тяжко расплачиваться. Лучше быть просто вором, причинившим легкий вред собственности.

Он поднял взгляд.

На третьем этаже под куполом была комната. Вели туда только северная и южная лестницы. Малоун явно заманивал его туда, в ограниченное пространство.

Не сегодня, Коттон.

Он тихо отошел от лестницы в конец коридора и выглянул в вестибюль. Женщина укрывалась по эту сторону, за столом, неподалеку от парадного входа. Он навел пистолет повыше ее головы и разбил пулями ряд окон прямо за ней.

* * *

Хейл думал, что сказать в ответ на угрозу Когберна. Впервые он видел у одного из этих людей твердость характера.

Поэтому решил сказать правду.

– Я разгадываю шифр.

– Каким образом? – равнодушно спросил Когберн.

– Я заключил сделку с главой НРА.

* * *

Малоун стоял за дверью восьмиугольной комнаты, увенчанной куполом с застекленным отверстием в вершине. Круглые окна в шести ярко-желтых стенах пропускали яркий утренний свет. Пока что на этот этаж поднялось мало дыма.

Он думал, как лучше всего встретить Уайетта.

Внизу раздалась стрельба.

* * *

Нокс сохранял спокойствие, но от того, что он только что услышал, по спине побежали холодные мурашки.

Карбонель вела двойную игру. Давила на него. Вела дела с его боссом. Скомпрометирован ли он? По этой ли причине находится здесь? Нокс приготовился отреагировать, но Хейл держал в руке пистолет, а он был безоружен.

– Какую сделку ты заключил? – спросил Болтон.

– НРА разгадало шифр.

– Тогда в чем проблема? – спросил Суркоф.

– Требуется плата.

Три капитана ждали продолжения.

– Чтобы мы получили ключ, Стефани Нелл должна погибнуть.

– Ну, так убей ее, – сказал Когберн. – Ты вечно упрекаешь нас в том, что мы боимся крови. Чего медлишь?

– Директору НРА нельзя доверять. А убить миссис Нелл можно, само собой, только один раз. Так что эта смерть должна дать желаемые результаты.

Болтон покачал головой.

– Говоришь, ты можешь завершить всю историю, просто убив эту женщину в тюрьме? Мы окажемся в безопасности? Наши каперские свидетельства будут признаны? И ты ведешь игру?

– Эдвард, я стараюсь, чтобы мы все были в полной безопасности, если это произойдет.

– Нет, Квентин, – сказал Болтон. – Ты стараешься сам быть в безопасности.

* * *

Кассиопея присела, укрываясь за столом.

Два выстрела.

Совсем близко.

Окна за ее спиной разбились от пуль.

Она пришла в себя и выстрелила в ответ, целясь туда, где видела сквозь дым дульные вспышки.

* * *

Уайетт создал себе легкий путь побега, разбив окна позади этой женщины. Они поднимались от пола на шесть футов, как двери, выйти из них было легко.

Но он не выходил.

На третий раз он выстрелил в столик, за которым она укрывалась.

На четвертый он мог оказаться не таким добрым.

* * *

Малоуну требовалось вернуться на первый этаж, узнать, что с Кассиопеей. Она вела перестрелку с Уайеттом. Но спускаться по южной лестнице, по которой он поднимался, было нельзя. Малоун решил перейти на северную сторону, к другой лестнице.

Он быстро нашел ее и стал спускаться.

* * *

Кассиопея решила, что отступление будет разумным ходом. Слишком много пуль, слишком много дыма.

Сколько там противников?

И почему не отозвался Коттон?

Она еще раз выстрелила, потом выскочила в открытую раму, находившуюся позади нее, и спрыгнула с портика.

* * *

Уайетт увидел бегство женщины и решил сделать то же самое.

Малоун наверняка спускается.

Хватит.

* * *

Малоун спустился на первый этаж. Короткий коридор слева вел в вестибюль, но он не воспользовался им и вошел в комнату, похожую на столовую.

За другой дверью находилась большая гостиная, внутренние стены ее были увешаны картинами, в наружной стене располагались окна и ряд дверей, в воздухе вился дым.

Малоун вошел и посмотрел через другой ряд застекленных дверей в вестибюль.

* * *

Кассиопея забралась на портик и подползла к разбитому окну.

Нужно было снова войти внутрь.

Она поднялась на ноги и прижалась к стене, потом юркнула в заполненный дымом холл.

Окинула взглядом темную стену.

На противоположной стороне, за стеклянными дверями, в другой заполненной дымом комнате, испещренной окнами и портретами, она заметила движение.

Прицелилась и выстрелила.

 

Глава 49

Бат, Северная Каролина

Терпение у Хейла лопнуло. Эти трое глупцов понятия не имеют, что требуется для того, чтобы выиграть эту войну. Так было с самого начала. Хейлы всегда доминировали в Содружестве. Это они обратились к Джорджу Вашингтону и Континентальному конгрессу с идеей координировать военные действия каперов. До того они действовали независимо, делали что хотели и когда хотели. Конечно, они были результативными, но далеко не в той мере, как после объединения под единым командованием. Разумеется, Хейлы за свои труды получали обусловленную долю добычи, вели партнерство с каперами от Массачусетса до Джорджии, обеспечивали неустанные нападения на английские суда. Суркофы, Когберны и особенно Болтоны принимали в этом участие, но делали гораздо меньше Хейлов. Отец предупреждал его, чтобы он сотрудничал с другими капитанами, но при этом всегда сохранял дистанцию и поддерживал собственные связи.

Сынок, полагаться на них нельзя.

Он согласился.

– Мне до смерти надоели обвинения и угрозы.

– А нам до смерти надоело быть в неведении, – сказал Болтон. – Ты заключаешь сделки с теми людьми, которые стараются упрятать нас за решетку.

– НРА наш союзник.

– Тоже мне союзник, – сказал Когберн. – Они ничего не сделали, чтобы прекратить это. Потом завели шпиона в компании и вмешались в наше покушение на Дэниелса.

– Они разгадали шифр.

– И пока что не дали нам этой разгадки, – сказал Болтон. – Ну и друзья.

– Как влиял этот предатель на твои дела с НРА? – поинтересовался Суркоф. – Почему им потребовался среди нас шпик?

Это был первый дельный вопрос из всех заданных. И ответ оставался неясным, за исключением того, что «директор НРА хочет смерти Стефани Нелл…».

– Почему? – спросил Когберн.

– Тут что-то личное. Она не объяснила, только сказала, что Нелл расследовала нашу и ее деятельность. Прекратить это было в наших интересах. Она попросила меня сделать это, я согласился. Друзья должны помогать друг другу.

– Зачем ей потребовался шпик, если у нее был ты? – спросил Суркоф.

– Потому что он лжец, вор и убийца, – выпалил Болтон. – Паршивый, бесчестный пират, не заслуживающий доверия. Прапрадед гордился бы им.

Спина Хейла напряглась.

– Эдвард, мне надоели твои оскорбления. Я бросаю тебе вызов. Здесь и сейчас.

Это было его право.

Всякий раз в прошлом, когда корабли объединялись для общей цели, вероятность конфликта возрастала. Капитаны по своей природе были независимы – заботились о своей команде, до всех остальных им не было дела. Но гражданские войны лишь ухудшали положение. Цель состояла в том, чтобы грабить торговые суда, а не воевать друг с другом. В море никогда не выяснялись отношения, потому что команды редко рисковали своими жизнями и сохранностью кораблей из-за нелепых ссор.

Поэтому возник иной путь.

Вызов.

Это было представление, в котором капитаны могли блеснуть смелостью, не подвергая опасности никого и ничего, кроме себя.

Простое испытание мужества.

Болтон стоял и молча смотрел на него.

– Типично, – сказал Хейл. – У тебя не хватает духа для сражения.

– Я принимаю твой вызов.

Хейл обратился к Ноксу.

– Приготовь все, что нужно.

* * *

Малоун услышал выстрел, бросился на пол и залез под стол, окруженный стульями.

Стекла в шестифутовых дверях разбились.

Раздалось еще несколько выстрелов, не дающих ему подняться.

* * *

Кассиопея решила наступать. Выстрелила раз, другой, потом третий, не рискуя и направляясь к тому месту, где заметила движение.

* * *

Малоун не поднимал голову и ждал, когда закончится стрельба. Он собирался покончить с Уайеттом, но этот ход нужно было сделать наверняка. Он лежал, распростершись на полу под столом, держал в руке пистолет и собирался с духом.

Сквозь дым к нему приближалась какая-то тень.

От вестибюля к гостиной.

Малоун ждал, чтобы цель приблизилась.

Тогда он уложит Уайетта несколькими прицельными выстрелами.

* * *

Уайетт нашел подвал и с радостью увидел, что в маленьком кабинете у основания лестницы нет никого из служащих. Комнаты с кирпичными стенами образовывали фундамент дома и подземное хранилище. Они тянулись длинным коридором из одного конца здания в другой, их освещали яркие лампы на креплениях, торчащих из грубо сложенных стен. Он помнил по экспозициям в гостевом центре, что эти комнаты представляли собой продуктовые, пивные и винные погреба. Вгляделся в конец северного прохода, находившегося футах в семидесяти пяти, где виднелся свет утреннего солнца.

Никого.

Он устремился туда.

Уайетт знал, что позади находятся службы. В южной стороне были кухня, коптильня, молочная и жилища рабов. Здесь, на северной, располагались каретный сарай, конюшни и чулан со льдом. Уайетт дошел до конца прохода и остановился у двери, в которой узнал северный туалет.

Хорошее расположение, подумал он. На уровне земли, за стенами, укромное место.

Он взял сотовый телефон и нажал кнопку «Отправить» для заранее приготовленного сообщения.

ГОТОВ К ПОСАДКЕ. СЕВЕРНАЯ СТОРОНА.

Если бы что-то изменилось, он бы переделал это сообщение.

Он знал с самого начала, что войти в Монтичелло будет легко. Выйти? Гораздо труднее. Потому и принял помощь от Андреа Карбонель.

Он вышел наружу и пересек асфальтовую дорогу. Это место с дальней стороны парадного входа, среди деревьев и кустов, служило надежным укрытием. При изучении карт в «Гугле» обнаружилось открытое поле ярдах в ста к северо-востоку от дома.

Превосходное место для посадки вертолета.

Он услышал три выстрела в доме и улыбнулся.

Бог даст, эта женщина застрелит Малоуна.

* * *

Кассиопея знала, что в следующей комнате кто-то есть. Заметила движение, но сквозь дым больше ничего не увидела. Она беспокоилась о Коттоне.

Где он?

Кто в нее стрелял?

В коридоре справа, где собралось меньше дыма, она увидела основание лестницы.

Те, кто находился в соседней комнате, знали, что она здесь.

Но затаились. Ждали.

Ее появления.

* * *

Малоун прицелился в черное пятно, движущееся сквозь дым.

Еще несколько футов, и он сделает точный выстрел. Малоун не хотел промахнуться. Он пытался заманить Уайетта наверх. Не удалось.

Теперь Уайетт никуда не денется.

Он затаил дыхание, палец его плотно прилегал к спусковому крючку.

Раз.

Два.

* * *

Кассиопея вышла чересчур далеко.

Ее было видно, и она это знала.

Она метнулась вправо, используя коридор для защиты, потом окликнула:

– Коттон, ты где?

* * *

Малоун выдохнул.

Опустил пистолет.

– Я здесь, – сказал он.

– Выходи сюда, – позвала она.

Он поднялся на ноги и вышел из гостиной. Кассиопея появилась из дыма слева от него.

– Мы были на грани, – сказал он.

И увидел по ее глазам, что она согласна.

– Что здесь произошло?

– Я нашел источник всех наших бед.

Тишину нарушил новый звук. Ритмичное басовитое хлопанье. Приближавшееся.

Вертолет.

* * *

Уайетт бережно прижимал к груди колесо обеими руками, боясь его повредить. Дважды оглянулся – никто его не преследовал. Он скрылся среди деревьев и стал спускаться по склону к полю.

Вертолет появился с запада, пролетел над окружавшими поле деревьями и сел на траву.

Уайетт забрался в открытую дверцу кабины.

* * *

Малоун с Кассиопеей вышли на восточный портик и увидели вертолет, приземлявшийся примерно в четверти мили.

Слишком далеко, предпринять что-либо уже невозможно.

Через минуту хлопанье винта усилилось, вертолет поднялся в утреннее небо и полетел на запад.

Малоун понимал, что без колеса невозможно узнать, что сделал Джексон. И поскольку оно существовало в единственном экземпляре, разгадка шифра только что улетела.

– Мы можем проследить этот вертолет, так ведь? – спросила Кассиопея.

– Быстро не получится. Он приземлится где-нибудь неподалеку и высадит пассажира.

– Того, кто стрелял в меня?

Малоун кивнул.

К ним подбежали управляющий усадьбой и Эдвин Дэвис. Малоун вернулся в здание и направился прямиком в кабинет Джефферсона.

Остальные последовали за ним.

Он нашел стол, где лежал пустой стеклянный колпак.

– В окнах снаружи, – сказал управляющий, – были стекла девятнадцатого века. Рамы изготовили при Джефферсоне. Они незаменимы.

– Усадьба не объект Всемирного наследия, так ведь? – спросил Малоун, стараясь ослабить напряжение.

– Объект с восемьдесят седьмого года.

Он улыбнулся. Стефани это понравилось бы. Сколько окон он повредил? Четыре? Пять?

Он услышал, как окна открывают по всему дому, увидел, что дым рассеивается. Появилось новое лицо. Женщина средних лет с темно-рыжими волосами и веснушчатой кожей. Она представилась как старший куратор, хранительница артефактов усадьбы. Заметно расстроилась при виде того, что колесо исчезло.

– Оно единственное в мире, – сказала она.

– Кто был здесь? – спросил Эдвин Дэвис Малоуна.

– Старый знакомый, очевидно, затаивший обиду.

Он жестом пригласил Дэвиса и Кассиопею в библиотеку, а куратор и управляющий остались разговаривать в кабинете. Рассказал им о Джонатане Уайетте, потом добавил:

– Последний раз я видел его восемь лет назад на административном слушании, когда его уволили.

Дэвис тут же вытащил сотовый, позвонил, несколько минут послушал и выключил телефон.

– Он теперь контрактник. Работает по найму. Живет во Флориде.

Малоун вспомнил зашифрованное сообщение из письма Джексона. Двадцать шесть букв, пять знаков.

МРИБПОДОЕРОИБККИРТАПМПУДКБ

ΔΦ: ΧΘ

– Без этого колеса окончательное сообщение расшифровать невозможно, – сказал он. – Мы потерпели поражение. Теперь нужно сосредоточиться на Стефани Нелл.

– Мистер Малоун, – послышался женский голос.

Он повернулся.

Куратор.

– Насколько я понимаю, вас интересует шифровальное колесо.

Она пошла к нему, пройдя под аркой.

Коттон кивнул.

– Мы приехали за ним. Оно нам нужно, но, как вы сказали, это колесо единственное в мире.

– Оригинал единственный, – сказала она. – Не колесо.

Малоун слушал.

– Мы хотели, чтобы дети могли знакомиться с вещами Томаса Джефферсона в учебном центре. Поэтому изготовили копии его изобретений и устройств. Дети могли прикасаться к ним. Там есть колесо. Я сама поручила его изготовить. Оно сделано из пластика и очень похоже на оригинал. Там двадцать шесть дисков, на кольцевой поверхности каждого вырезано двадцать шесть букв. Мне ничего не оставалось, как попросить компанию, делавшую копии дисков, сделать их точно такими же, как сделал Джефферсон.

 

Глава 50

Бат, Северная Каролина

Хейл наблюдал за тем, как Нокс делал необходимые приготовления. Принесенные из бара шесть стаканов были расставлены в ряд на одном из столов. В каждый было налито по глотку виски. Нокс достал флакон с желтой жидкостью. Капитаны воззрились на содержимое. Болтон кивнул, выражая согласие продолжать. В любое время вызванный капитан мог уйти, признав свое поражение.

Но не на этот раз.

Нокс влил в один из стаканов несколько капель желтой жидкости. Яд был получен из карибской рыбы. Он был лишен вкуса и запаха, а убивал всего за несколько секунд. Содружество применяло его в течение многих столетий.

– Все готово, – сказал Нокс.

Хейл подошел к столу, посмотрел на третий слева стакан с виски, в котором был растворен яд.

Подошел Болтон.

– Все еще принимаешь мой вызов? – спросил Хейл.

– Я не боюсь умереть, Квентин. А ты?

Вопрос заключался не в этом. Целью было преподать этим троим урок, который они никогда не забудут. Не сводя взгляда с Болтона, он сказал Ноксу:

– Перемешай стаканы.

Он слышал, как донышки скользят по крышке стола, когда Нокс передвигал их, чтобы нельзя было понять, в котором содержится яд. Традиция требовала, чтобы участники поединка смотрели друг другу в глаза. Столетия назад команды наблюдали за перемещениями стаканов, потом делали между собой ставки на то, когда один из капитанов сделает неверный выбор.

– Готово, – сказал Нокс.

Шесть стаканов стояли в ряд, их взболтанное содержимое успокаивалось. Поскольку вызов бросил Хейл, ему полагалось сделать первый выбор.

Один из шести.

Самый безопасный.

Он взял четвертый стакан, поднес его ко рту и осушил одним глотком.

Виски обожгло ему горло.

Он уставился на Болтона.

Ничего.

Улыбнулся.

– Твоя очередь.

* * *

Уайетт сел в пассажирское отделение вертолета. Он совершил побег в точности, как планировал, оставив Малоуна с пустыми руками. Теперь не существовало никакой возможности узнать вторую часть сообщения Эндрю Джексона.

Миссия завершена.

Он положил пистолет на сиденье рядом и поставил на колени нейлоновую сумку. Осторожно вынул из нее устройство. Вертолет поднялся с поля и полетел на запад от Монтичелло. Утренний воздух был чист и спокоен.

Уайетт нашел два лежавших отдельно диска и стал искать, как присоединить их к остальным. Через центры этих двадцати четырех дисков шла металлическая ось, прикрепленная к корпусу и удерживаемая в этом положении шпилькой. Он обратил внимание, что диски шириной около четверти дюйма плотно прилегают друг к другу, место для еще двух есть только в конце.

Уайетт осмотрел эти два. На каждом, как и на остальных, были буквы алфавита, вырезанные на кольцевой поверхности и разделенные извилистыми линиями. Он много читал об этом колесе и знал, что диски должны располагаться на оси в определенном порядке. Но Джексон не оставил на этот счет никаких указаний, лишь добавил пять странных знаков в конце. Решив попробовать очевидное, Уайетт повернул первый диск на оси и увидел цифру 3, вырезанную на внутренней поверхности. На снятых дисках были в том же месте цифры 1 и 2.

Видимо, порядок просто номерной.

Он вынул диски с осью из корпуса, придержал, чтобы не съехали, и установил их в нужном порядке.

Потом Уайетт снова вставил ось с дисками в корпус и нашел сообщение Эндрю Джексона, которое переписал раньше.

* * *

Хейл ощущал напряженность в комнате, создавшуюся после первого выбора стакана.

Теперь настал черед Болтона.

Его враг свирепо смотрел на оставшиеся пять стаканов. Суркоф и Когберн наблюдали с явным изумлением. Отлично. Эти двое должны понять, что он не тот, кому можно бросать вызов.

Болтон сосредоточился на стаканах.

Интересно, почему этот злополучный олух никогда не выказывал страха? Гнев сберегал его? Или безрассудство?

Болтон выбрал стакан, поднял его и проглотил содержимое.

Секунда. Две. Три. Четыре.

Ничего.

Болтон улыбнулся.

– Снова тебе, Квентин.

* * *

Уайетт изучал последовательность двадцати шести букв, с помощью которых Эндрю Джексон зашифровал сообщение шифром Джефферсона.

МРИБПОДОЕРОИБККИРТАПМПУДКБ

Начав слева, с диска под номером 1, Уайетт вращал его, пока не обнаружил М. Затем перешел к следующему и нашел Р. И продолжил искать буквы в этом порядке.

Вертолет миновал окрестности Шарлоттсвилла, пролетел над Виргинским университетом. Карбонель ждала его еще в нескольких милях. Они условились не связываться во время полета по мобильным телефонам или по радио, чтобы никто не смог подслушать или пуститься следом. Летчик состоял на службе в НРА, был предан начальнице. Уайетт начал понимать, почему диски так плотно сидят на оси. Трение удерживало их от вращения после того, как найдена нужная буква.

Они летели на запад, внизу расстилался лес.

У него оставалось все меньше времени.

И он продолжал искать буквы.

* * *

Хейл осушил второй стакан, не тратя времени на выбор. Подождал пять секунд, зная, что яд действует с невероятной быстротой.

Отец рассказывал ему о другом вызове, имевшем место давным-давно с Абнером Хейлом. После неудавшегося покушения на Эндрю Джексона и признания каперских свидетельств Содружества недействительными напряжение между четырьмя капитанами достигло предела, и Суркоф бросил вызов Хейлу. Тогда в стаканы был налит кентукийский бурбон. После второго стакана глаза Абнера закатились, и он повалился замертво. Произошло это не в той комнате, где они теперь находились, но где-то рядом, в похожей гостиной. Смерть Абнера Хейла смягчила напряжение в Содружестве. Его преемник, прадед Хейла, был более сдержанным и не страдал из-за того, что сделал его отец.

Еще одно правило пиратского сообщества.

Каждый проявлял себя.

Виски улеглось в его желудке.

Яда не было.

Шансы Болтона уменьшились.

Предстояло выбрать один стакан из трех.

* * *

Уайетт увидел место их встречи примерно за милю. Недостроенная промышленная зона с заасфальтированным участком перед несколькими старыми металлическими зданиями. Два внедорожника. На асфальте стояла одинокая фигура, смотревшая в его сторону.

Андреа Карбонель.

Он нашел двадцать шестую букву.

Б.

Сжав кончиками пальцев крайний правый и крайний левый диски, Уайетт начал вращать все двадцать шесть. Он знал, что где-то среди двадцати шести расположений букв окажется связное сообщение.

Через четверть поворота он увидел его.

Пять слов.

Он запомнил их, потом перекрутил диски в беспорядочное положение.

* * *

Нокс видел, как Эдвард Болтон мучается перед вторым выбором, и впервые заметил нерешительность.

Одно только наблюдение действовало ему на нервы.

Он никогда не думал, что станет свидетелем вызова. Отец рассказывал ему о них, ни один не заходил так далеко. Но в этой непредсказуемости заключалось ясное сообщение. Не протестуй. Держи себя в руках. Однако никто из капитанов не хотел выказывать трусости, поэтому Эдвард Болтон держался твердо, зная, что один из трех оставшихся стаканов окажется роковым.

Темные глаза Хейла, блестящие и живые, смотрели, не мигая.

Болтон поднес стакан к губам.

Раскрыл рот, вылил содержимое в горло и проглотил.

Прошло пять секунд.

Ничего.

Суркоф и Когберн выдохнули.

Болтон усмехнулся, в уголках губ виднелось неприкрытое облегчение.

Неплохо, подумал Нокс.

Очень неплохо.

 

Глава 51

Хейл разглядывал два оставшиеся стакана. Их разделяли шесть дюймов полированного дерева.

В одном таилась смерть.

– Хватит, – сказал Когберн. – Вы оба проявили смелость. Отлично. Вы мужчины, вам это по силам. Теперь заканчивайте.

Болтон покачал головой.

– Нет. Теперь его очередь.

– И если я сделаю неверный выбор, ты от меня избавишься, – сказал Хейл.

– Ты бросил мне вызов. Мы не останавливаемся. Выбирай стакан.

Хейл опустил взгляд. Янтарная жидкость в обоих стаканах была неподвижна. Он поднял один стакан, взболтнул содержимое.

Потом другой.

Болтон напряженно наблюдал за ним.

Хейл потянулся к стакану.

– Этот.

Поднес его к губам.

Три капитана и Нокс не сводили с него глаз. Он упорно смотрел на их лица. Пусть знают, что он обладает подлинным мужеством. Вылил содержимое в рот, прополоскал им зубы и проглотил.

Глаза его расширились, дыхание стало поверхностным.

Он поперхнулся, черты лица искривились.

Потянулся к груди.

Потом рухнул на пол.

* * *

Уайетт ждал, когда вертолет сядет. Колесо снова лежало в нейлоновой сумке. Он работал в разведке после окончания колледжа. Не был ни либералом, ни консерватором, ни республиканцем, ни демократом. Был просто американцем, служившим своей стране, пока его не сочли слишком безрассудным, чтобы оставаться в штате. Собирал разведданные в нескольких самых горячих точках планеты. Разоблачил двух «кротов» в ЦРУ, обоих осудили за шпионаж. Убил двойного агента, выполняя секретный приказ, несмотря на тот факт, что официально Америка никого не убивала.

Приказов он не нарушал никогда.

Даже в тот день с Малоуном, когда погибли двое. Но теперь он не был связан никакими правилами или этическими соображениями.

Он мог делать что хочет.

Это было одной из причин того, почему он остался в этой борьбе.

Уайетт вышел из вертолета, который тут же поднялся и улетел. Вероятнее всего, он скоро скроется от любопытных глаз в ангаре.

Карбонель дожидалась его одна. Водителя во внедорожнике не было.

– Вижу, ты оказался удачлив, – сказала она.

Теперь на ней была короткая синяя юбка и белый жакет, облегавший ее рельефную фигуру. Ступни украшали сандалии с невысокими каблуками. Не доходя до Карбонель нескольких футов, Уайетт остановился, держа сумку с колесом. Пистолет он засунул за пояс сзади.

– Что дальше? – спросил он.

Карбонель указала на одну из машин.

– Ключи в замке зажигания. Можешь ехать на ней куда угодно.

Он притворился, что заинтересовался машиной.

– Могу я оставить ее себе?

Карбонель усмехнулась.

– Если хочешь. Мне совершенно все равно.

Уайетт взглянул на нее.

– Ты поработал с колесом и узнал местоположение, так ведь? – спросила она.

– Знаю.

– Можешь раздобыть эти два вырванных листа?

– Я единственный на планете, кто может.

Он сознавал уникальное положение, в котором оказался. У него в руках была вещь, нужная этой женщине больше всего на свете. С ней она могла найти два листа, вырванных из журнала Конгресса, и завершить свой план. Без этой вещи она ничего собой не представляла.

Он швырнул нейлоновую сумку на асфальт и услышал, как растрескались двухсотлетние деревянные диски.

– Можешь склеить их. На это уйдет примерно неделя. Желаю удачи.

И пошел к внедорожнику.

* * *

Нокс уставился на тело Квентина Хейла, лежащее на полу. Ни Суркоф, ни Когберн не шевельнулись.

Болтон посмотрел на него с нескрываемым облегчением, потом произнес:

– Слава богу.

На столе оставался один стакан.

Победитель потянулся к нему.

– Мы оказались в этой беде из-за Хейлов, и они бы нас не вызволили. Я считаю – мы используем эту женщину в тюрьме в своих интересах и заключим сделку.

– Будто это может что-то дать, – сказал Когберн.

– Чарльз, у тебя есть лучшая идея? – спросил Болтон. – У тебя, Джон? Что скажешь, квартирмейстер?

Однако Ноксу было наплевать на них. Сейчас он хотел только спастись, больше, чем когда-либо. Эти люди были не просто безрассудными – идиотичными. Никто из них ни на что не обращал внимания.

Болтон поднял последний стакан в тосте.

– За нашего павшего капитана. Пусть ему будет хорошо в аду.

Нокс шагнул вперед и выбил виски из пальцев Болтона. Стакан упал со стуком на деревянный пол, содержимое вылилось.

Болтон, опешив, уставился на него.

– Какого дьявола…

– Черт бы тебя побрал, Клиффорд, – сказал Хейл, поднимаясь с пола.

На лицах трех капитанов отразилось изумление.

– Я довел его, куда мне было нужно, – сказал Хейл. – Он бы допился до смерти.

Болтон был заметно потрясен.

– Да-да, Эдвард, – сказал Хейл. – Еще секунда, и ты был бы покойником.

– Лживый мерзавец! – выпалил Болтон.

– Я? Лживый? Скажи – если б я не притворился мертвым, выпил бы ты последний стакан, зная, что там яд?

Остальные ждали бы этого, чтобы завершить поединок. Конечно, если бы яд оказался в последнем стакане, капитан, которому предназначался этот стакан, смог бы уйти, тем самым признав соперника победителем.

– Эдвард, мне нужно знать. Выпил бы?

Молчание.

Хейл издал смешок.

– Я так и думал. Я не обманывал. Только помог тебе ступить на тропу, которой ты ни за что бы не выбрал.

Нокс сразу же понял, что Хейл не мертв. На этот яд не бывает подобной реакции. Он не раз пользовался им и хорошо знал его воздействие на человека. Скотт Парротт послужил наглядным примером всего несколько часов назад.

Хейл свирепо посмотрел на своих коллег.

– Не хочу слышать от вас ни единого слова. Не шутите больше со мной.

Все промолчали.

Нокс был доволен двумя вещами.

Во-первых, Эдвард Болтон знал, что Нокс только что спас ему жизнь. Во-вторых, это же знали и другие два капитана.

И то и другое определенно имело значение.

 

Глава 52

Монтичелло

Малоун вошел в комнату открытий на первом этаже гостевого центра. Куратор объяснила ему, что собой представляет центр практической деятельности для детей, где они получают сведения об усадьбе, о Джефферсоне и о жизни в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого веков. В этом организованном пространстве находился макет усадьбы, а также копии альковной кровати Джефферсона, мастерской по изготовлению гвоздей, жилища невольника и ткацкой мастерской; здесь проводилась выставка, где разрешалось трогать кузнечный молот и копию полиграфической машины Джефферсона. Несколько детей под наблюдением родителей занимались чем хотели.

– Это место весьма популярно, – сказала куратор Малоуну.

Кассиопея, Эдвин Дэвис и управляющий усадьбой вошли следом за ними.

Малоун увидел скопированное колесо. Трое детей вращали его желто-коричневые диски.

– Оно пластмассовое, – сказала куратор. – Оригинал гораздо менее прочен. Те диски вырезаны из дерева, им больше двухсот лет, толщиной они около четверти дюйма и очень хрупкие.

Он уловил в ее голосе озабоченность.

– Я уверен, что вор будет бережно обращаться с колесом.

По крайней мере, пока не расшифрует сообщение, добавил он мысленно.

Дети оставили колесо и направились к другому экспонату. Малоун подошел и осмотрел двадцать шесть дисков на металлическом стержне. На их кольцевой поверхности были черные буквы, разделенные черными линиями.

– У вас записана последовательность букв? – спросила куратор.

– Она ему не нужна, – с улыбкой сказала Кассиопея.

Да, не нужна.

Его эйдетическая память воспроизвела ее в одно мгновение.

МРИБПОДОЕРОИБККИРТАПМПУДКБ

Малоун начал вращать диски, устанавливая их в нужном порядке.

* * *

Уайетт продолжал идти к машине.

– Я знала, что ты прочтешь сообщение, – крикнула Карбонель.

Он остановился и повернулся.

Она стояла, освещенная солнцем, лицо ее было похоже на маску. Нейлоновая сумка все еще лежала на асфальте. Уайетт понял, что расчетливый мозг этой женщины просчитал возможности и быстро решил, что остается только заключить с ним сделку. Уничтожение дисков гарантировало ему безопасность, так как только он знал нужное место.

Карбонель двинулась к нему и остановилась только в нескольких дюймах.

– Утрой свой гонорар. Через два часа половина будет положена в любой банк, какой захочешь. Остальную часть получишь, когда доставишь мне в целости эти два документа.

Тут все было ясно.

– Ты знаешь, что Содружество заплатит за них гораздо больше.

– Конечно. Но, как и этим утром, тебе явно потребуется то, что можно получить только от меня. Потому ты разговариваешь со мной вместо того, чтобы уехать на своем новом внедорожнике.

Карбонель была права. Чтобы действовать по указанию Эндрю Джексона, ему требовалось несколько вещей, и было некогда добывать их самому.

– Мне нужен чистый паспорт.

– И куда ты поедешь?

Понимая, что ему все равно не скрыть от нее своих передвижений, Уайетт сказал об острове По в Новой Шотландии, а потом внес ясность:

– Об этом месте знаем только ты и я. Только мы двое можем сказать о нем кому-то.

– Это твоя манера вынуждать меня к честности?

– Если там появится кто-то еще, то, что я найду, сгорит в огне. И можешь идти вместе с Содружеством к чертовой матери.

– Это твоя манера демонстрировать, что ты лучше меня?

Он покачал головой.

– Просто моя манера.

Карбонель понимающе улыбнулась.

– Вот это мне нравится в тебе, Джонатан. Ты точно знаешь, чего хочешь. Хорошо. Сделаем это в твоей манере.

* * *

Кассиопея смотрела через плечо Малоуна, когда он приводил в порядок диски. Они с Эдвином так и не закончили своего разговора, и еще многое требовалось сказать, но с этим придется повременить. Подумать только, она летела в Нью-Йорк, чтобы романтично провести выходные. Теперь перед ней оказались стойкие воротца. Кассиопея улыбнулась фразе, которую любил ее отец. Он любил крикет, спонсировал несколько национальных испанских команд. Спорт был важен для него. К сожалению, Кассиопея не унаследовала его пристрастия. Но тут были стойкие воротца и ситуация, подобная тому, как жесткая корка на сырой земле заставляет крикетный мяч отскакивать в неожиданную сторону. Множество секретов, самолюбий, личностей. Не говоря уже о том, что двое игроков принадлежали к числу самых известных на планете людей.

Коттон покончил со своей задачей и сказал:

– Пяти знаков в конце сообщения Джексона на дисках нет. Значит, они относятся к чему-то другому.

Он принялся вращать одновременно все двадцать шесть дисков.

– Вот оно, – сказал он.

Кассиопея сосредоточилась на черных буквах. Слова тянулись в один ряд без пробелов.

ОСТРОВПОБУХТАМАХОНДОМИНИОН

– Нам нужен компьютер, – сказал Коттон.

Куратор повела их в кабинет рядом с выставочным залом. Там обнаружился настольный компьютер. Кассиопея решила похозяйничать и отпечатала: «ОСТРОВ ПО. БУХТА МАХОН».

Экран заполнили сайты. Она выбрала один.

Координаты бухты Махон представляли собой 44 градуса 30 минут северной широты и 64 градуса 15 минут западной долготы. Бухта находилась у побережья Новой Шотландии, выходила в Атлантический океан. Названа была по французскому слову mahonne, обозначавшему тип лодок, которыми некогда пользовались местные жители. Там располагалось почти четыреста островков, самым известным был Оук, где находился давно заброшенный британский форт, некогда носивший название Доминион.

– Джексон расчетливо выбрал это место, – сказал Коттон. – Оно очень отдаленное. Но подобающее. Этот регион долгое время ассоциировался с пиратством. В восемнадцатом веке это был рай для пиратов. – Он повернулся к Дэвису. – Я вылетаю туда.

– Согласен. Для Стефани так будет лучше всего. Нам нужны эти листы.

Кассиопея уже знала, чего хочет Коттон.

– Я заставлю их медлить с помощью прослушки. Сообщать Хейлу можно все, что угодно.

Малоун кивнул.

– Заставь. Колесом завладел Уайетт, и он тоже направится на север.

– Я буду искать Стефани, – сказала Кассиопея.

Малоун повернулся к куратору.

– Вы сказали, что изготовили этот дубликат колеса. Где-нибудь еще известно о нем?

Женщина покачала головой.

– Знаем только изготовитель и я. Даже управляющему усадьбой я сказала о колесе только что. Это не так уж важно.

Но Кассиопея прекрасно понимала, почему этот факт очень важен.

– Уайетт думает, что знает только он.

Коттон кивнул.

– Да. И значит, мы впервые ведем в этой игре.