Уже на самых первых километрах Ральф Понял, что Дуглас не зря уговаривал его передохнуть, прежде чем ехать. Кузен был прав, усталость брала свое, шутка ли-не спать две ночи, а потом вести машину из Нью-Йорка, а еще чуть погодя ехать обратно.
И вот наступил момент, когда Ральфу стало трудно даже сконцентрировать взгляд на дороге. Глаза болели и слезились, перед ними плыли разноцветные круги. Хотелось спать. Но даже если бы он, остановившись, попытался уснуть в машине хотя бы часа на два, вряд ли ему это удалось — слишком взбудоражен он был событиями последних дней.
Впереди показались огни мотеля. Разумнее всего было бы сейчас остановиться и немного поспать. На худой конец поесть и выпить чашечку кофе. Но он не мог-Элис не шла у него из головы. Так ужасно поступить с ней! Нет, он должен как можно скорее увидеться с Элис!
Стоянка оказалась ближе, чем Ральф предполагал, от усталости глазомер начал явно его подводить. Он съехал на боковую дорожку, как вдруг прямо перед собой увидел металлический барьер, ограждавший край дороги. Раздался визг тормозов, леденящий душу скрежет металла о металл, машину тряхнуло, и Ральфа швырнуло куда-то вперед.
Боль залила все тело, свет в глазах померк, кровь потекла по лицу. В общем, все! Приехали!
— Знаешь, пойди-ка ты лучше прогуляйся. А то вытопчешь ковер до дырок, — настаивала мать. — Вот уже полчаса, как ты носишься без толку по комнате туда-сюда. Если уж тебе так плохо, то свежий воздух пойдет на пользу.
— Пожалуй, — согласилась Элис. — Наверное, мне и правда сейчас не помешала бы прогулка.
— Тогда одевайся потеплее-и вперед! На улице мороз, хотя и солнышко.
Элис начала деловито готовиться к выходу. Уже три дня, как приехала ее мама. В скором. времени она планировала возвратиться в Японию. Миссис Лэнгнер продолжала настаивать, чтобы Элис отпросилась на работе и полетела вместе с ней. Можно было не сомневаться, что Кларенс спокойно отпустит ее, стоит только попросить. Сколько раз Элис оставалась работать сверхурочно, приходила в свои выходные дни. Но на что ей Япония.
Душевная рана никак не хотела затягиваться. Оставалось пытаться как-то жить, ощущая постоянную боль и отчаяние.
По молчаливому соглашению, после той ночи, когда Элис рассказала матери о своих переживаниях, они ни разу не упомянули имени Ральфа. Элис боялась лишний раз обратить к нему свои мысли, — горестное чувство потери начинало захлестывать ее с головой, едва это случалось. Миссис Лэнгнер, некогда утверждавшая, что Ральф все поймет, осознает и придет, теперь уже и сама сомневалась в своих словах. По прошествии нескольких дней ей стало казаться, что дочь ее права и что роман с неизвестным ей Ральфом Уорбертоном закончен…
— Я ненадолго, мам!
— Когда вернешься, давай сходим на выставку, а потом пообедаем где-нибудь в городе. Я знаю тут один итальянский ресторанчик, папе он нравился еще в незапамятные времена. Может, его мы и выберем, как ты думаешь?
Все ясно, мама пытается занять ее чем-нибудь, отвлечь от мрачных мыслей, заставить думать о другом. Она будет изо всех сил стараться, — обязательно отвлечется и рано или поздно боль пройдет.
Элис вышла из дома. Мать наблюдала из окна, как она направилась в парк, склоняя голову под пронзительным январским ветром. Проводив дочь, миссис Лэнгнер набрала номер мужа в Японии.
— Знаешь, я пока не уговорила ее лететь со мной. Ричард, я за нее очень волнуюсь, она такая бледная, худая, замученная. Если бы можно было увидеться с этим Ральфом… Да, я понимаю— не вмешиваться, но если бы ты только видел, как она переживает. Ой, прости, звонят. Кто-то пришел. До свидания!
Миссис Лэнгнер положила трубку и пошла в переднюю, откуда слышался настойчивый звонок. На пороге стоял высокий темноволосый мужчина с рукой на перевязи. На его щеке багровела широченная ссадина, под глазом расплылся синяк, а на лбу был жутковатого вида порез. Нежданный гость едва успел раскрыть рот, чтобы поздороваться, но миссис Лэнгнер его опередила:
— Здравствуйте! Если я не ошибаюсь, ваше имя-Ральф Уорбертон, так?-сказала она и приветливо протянула руку. — Признаюсь, рада видеть вас здесь. Потому что я уж решила, что вы никогда не придете. Вид у вас ужасный. Вы что, попали в аварию?
— Да, — ответил Ральф на первый вопрос. — Да, — ответил он на второй.
Тут миссис Лэнгнер опомнилась:
— Извините, я не представилась: мать Элис. Да входите же, что вы там встали? Элис скоро вернется, я отправила ее погулять в парк.
Они скоротали время за разговором, и Ральф в двух словах поведал об аварии:
— Я разбил машину несколько дней назад, очень уж торопился сюда. Сейчас уже все в порядке, доктор сказал, что могло быть и хуже. Лицо скоро заживет, а вот руку сломал-это надолго. Конечно, я сам во всем виноват-почти уснул за рулем. — Увидев, что мать Элис недовольно хмурится, он поспешил пояснить:-Я спешил из Кингстона после бессонной ночи. Гнал машину, что бы увидеться с вашей дочерью. А в результате пришлось провести несколько дней в больнице. Куда, вы сказали, Элис пошла? Погулять?
— Не беспокойтесь, Ральф, это ненадолго. Я уговорила ее пойти подышать свежим воздухом. A ТО она несколько дней провалялась в постели;
— Она заболела, что с ней? — забеспокоился Ральф.
И миссис Лэнгнер отвернулась, чтобы он не видел ее довольной улыбки. Ага, встревожился!
— Доктор поначалу очень серьезно воспринял ее болезнь, но теперь ей лучше. А свежий воздух вообще для любого человека полезен, поэтому я уговорила ее пройтись. У Элис сейчас почти все прошло, она лишь немного слаба, я и настояла…
— Слаба? Как же вы отпустили ее одну? Бедный, подумала миссис Лэнгнер, он всерьез беспокоится о моей дочери! Слава Богу, это не какой-нибудь сексуально озабоченный хищник. Похоже, что для него любовь не пустой звук. И вслух сказала:
— Да что вы, Ральф, зачем вы так беспокоитесь? Ей уже намного лучше, поверьте!
Элис гуляла по парку чуть больше получаса. Прогулка отвлекла ее от мрачных мыслей, свежий воздух и легкий морозец были ей в радость. Щеки слегка зарумянились, от холода чуть пощипывало пальцы на руках и ногах. Все было хорошо, кроме одного-боль в сердце ничуть не уменьшилась.
И избавить ее от этой боли мог только один человек. Ах, как уверенно мама предсказывала, что он непременно вернется, как настойчиво уверяла, что Ральф поймет, что потерял, и придет просить прощения. Но дни шли за днями, Ральф не появлялся. И сколько бы она ни размышляла над этим здравый смысл подсказывал ей лишь одно-шансы увидеть Ральфа Уорбертона неуклонно уменьшаются. И вряд ли теперь они увидятся снова…
В таком состоянии Элис повернула к дому-вроде бы и чуть полегче, чуть повеселей, но душа по-прежнему полна страданий. Какая-то часть ее действительно не хотела встречи с Ральфом. И, мысленно прогоняя его прочь, Элис даже самой себе не лгала. Как он, такой чуткий, оказался столь недальновидным и жестоким, если действительно любил ее? Другая же половина Элис все еще жадно цеплялась за воспоминания о том времени, которое она и Ральф провели вместе.
Она медленно подошла к дому, поднялась на свой этаж, занятая своими мыслями. Мать отворила ей дверь, поцеловала и сказала:
— Элис, у меня появились другие планы-я хочу уйти, так что побудь пока без меня. Чуть не забыла, у тебя гость. Будь с ним поласковее, ладно?-И миссис Лэнгнер втолкнула Элис в гостиную.
Ральф стоял, отвернувшись к окну. И безумный гнев захватил ее сразу при виде негодяя, который мог так необдуманно рисковать их любовью-самыми дорогим и незаменимым сокровищем. Элис явилась перед ним со сжатыми губами, несущая свою обиду, как знамя над головой.
— Что ты здесь делаешь?
Он, не отрываясь, смотрел в окно, наверное, так же он наблюдал и за ее возвращением. Настроение у Элис мигом переменилось, лишь он повернулся к ней лицом, и она разглядела его ссадины, синяки и раны. И руку на перевязи.
— Ральф, что с тобой?
— Да так, ничего особенного, торопился к тебе и угодил в аварию…
Элис подошла ближе, потом еще ближе, потом — на расстояние вытянутой руки, потом почти вплотную. Внезапно осознав это, подняла руки в протестующем жесте. Ральф обнял ее здоровой рукой— и поднятые ладони Элис оказались лежащими у него на груди.
— Отпусти меня, Ральф, — сопротивлялась она, чувствуя, что сейчас заплачет. Однако объятие его было крепко, а голос нежен.
— Элис, любимая, ну что ты, не плачь. Я не могу тебя такой видеть. А себя никогда не прощу за то, что так вышло. У меня только одно оправдание — я чуть с ума не сошел от ревности к Роджеру.
— Что? И ты не стесняешься мне говорить, что ревновал меня к Роджеру?
— Но ведь все сошлось одно к одному. Ты не торопилась выходить за меня замуж. А прилетев в Англию, я узнал от Дугласа, что ему звонила Холли и между делом сообщила, что Роджер Стрикленд женится. На ком-то, кого давно знает. Я бросаю все, посылаю к черту переговоры, прилетаю и прямо у твоих дверей… Если бы ты знала, как я измучился! Потом я подумал: она искала и нашла себе в мужья человека совсем другого типа, более традиционных взглядов, чем я. Знаю, что виноват, — торопил тебя все время. Но ты же сопротивлялась, а мне так хотелось тебя завоевать, и побыстрее. Думаю, я до сих пор остался ребенком, которому с трудом удалось пережить смерть матери. Я был мал и глуп и считал, что она нарочно покинула меня. Умом я понимаю, что был не прав, но меня грызет страх, что и тебя я потеряю, тебя и твою любовь. Так, наверное, у всех, кто любит…
— Да, да, понимаю. — голос Элис задрожал, глаза заволокла дымка слез. — Очевидно, когда любишь, даже гнев может проявиться самым неожиданным образом-например, как у нас в последнюю встречу. Мы оба были так злы друг на друга, а во что это вылилось? Мне стало потом так стыдно, я переживала и плакала…
— Ну что ты, глупенькая? Когда сердишься на того, кого любишь, ты ведь не перестаешь его любить? На самом деле… я и, правда, хотел тебе сделать больно. Но, едва коснувшись, понял, что мое тело, мое сердце-все это любит тебя и протестует против задуманного мною. А я собирался отомстить-я ведь не знал, кто избранница Роджера. Когда же узнал, все бросил и примчался замаливать грехи. Элис, милая, не молчи, эти дни без тебя я провел как в аду!..
— И я очень сильно скучала и тоже мучилась без тебя.
— А почему Роджер оказался здесь? Ты можешь мне сказать?
— Роджер… он явился специально, чтобы сообщить о своей женитьбе. Хочешь посмеяться?
Его ко мне прислала его драгоценная мама! Представь, она опасалась, что я захочу возобновить отношения с ее сыночком и, не дай Бог, расстрою его брак. Ты возник в тот момент, когда я только что пожелала счастья ему и его будущей жене, пообещала Роджеру никогда не нарушать его покой, вытолкала за дверь и поцеловала на прощание. А тут как раз ты и появился…
Так они говорили долго-долго о том, кто что подумал, что кому показалось, об обещаниях, которых он ждал, а она готова была дать, о том, как ожидали взаимной измены, как скучали и томились друг без друга.
И вот, наконец, наступил миг, когда слова уже были не нужны. Ральф впился в ее губы со всей силой изголодавшейся страсти, со всей жадностью, накопившейся за время их разлуки. Оба догадывались, что произойдет дальше, но был момент, с которым приходилось считаться.
— Элис, надолго ли ушла твоя мама?
— Думаю, время есть. Она, кажется, собралась на какую-то выставку, потом в ресторан… Но, может, сейчас не стоит… Твоя рука… — слабо запротестовала Элис. — Лучше расскажи, как это с тобой случилось.
— Расскажу еще, успеется. Мне в больнице велели поменьше времени проводить на ногах и побольше находиться в постели, поняла? И вообще, есть лишь одно хорошее лекарство от твоих слез и моих ран. — И он на ушко шепнул Элис то, что было у него на уме.
Какое-то время прошло в безумных ласках и заверениях. Страсть переполняла Ральфа и Элис, им захотелось настоящей близости. Не было во всем мире силы, которая могла бы им помешать. Что уж тут говорить о такой мелочи, как сломанная рука Ральфа.
Через несколько часов, когда уже начало смеркаться, Элис, сонно моргая, заворочалась в постели и тихо прошептала:
— Ральф, пора вставать. — А сама прижималась к нему все сильнее.
Он открыл глаза и пробормотал:
— Зачем, все равно скоро снова ложиться. Кстати, а твоя мама умница — позвонила и сказала, что ночует у знакомых. Такого понимания я не ждал. — И, ласково погладив Элис по голове, Ральф нежно поцеловал ее.
На землю спускались ранние зимние сумерки. Влюбленные вновь раскрыли друг другу объятия, не видя и не слыша никого в целом мире. Их праздник продолжался.