Гриффин устало вошел в пустую кухню. Ему пришлось провозиться с Джошем дольше, чем он рассчитывал. Тот с пьяным упорством вновь и вновь излагал историю своего неудачного брака, и Гриффин боялся, что он может наделать глупостей.

Развод с женой стал для Джоша настоящей катастрофой. Гриффин был уверен, что он до сих пор любит бывшую супругу, а финансовые проблемы, связанные с разводом, стали для него лишь поводом выразить те чувства, которые он обычно предпочитал скрывать. Человеку с его характером и воспитанием проще было проклинать алчность бывшей жены, чем признаться самому себе, что ее уход оставил в его сердце незаживающую рану.

Лекарством от душевных мук Джош избрал обильные возлияния, и это лишь ухудшило дело. Гриффин искренне сочувствовал приятелю, но сегодня тот ухитрился явиться в самое неподходящее время!

Доставив Джоша домой, Гриффин несколько раз пытался дозвониться оттуда до Бренды, чтобы сообщить, что задерживается, но телефон в усадьбе не отвечал, а это значило, что девушка уже уснула.

В своей постели, одна, а не в его объятиях! При этой мысли Гриффин неслышно застонал сквозь стиснутые зубы. Поразительно, с какой легкостью эта женщина ухитрилась свести его с ума.

Он думал, что не способен влюбиться безоглядно, потому что обладает аналитическим умом и умеет держать себя в руках, но тут в его жизни появилась Бренда, и выяснилось, что это заблуждение. Да, понял Гриффин, до сих пор я не знал настоящей, сильной любви, потому что не встретил женщину, достойную такого отношения. А Бренда оказалась такой, и я понял это с первого же взгляд; но вот она…

Он с горечью покачал головой. Можно надеяться, что когда-нибудь она расскажет чему стала такой подозрительной и осторожней и упорно не желает доверять мне…

Глаза его потемнели от этих невеселых мыслей. Он всегда считал, что взаимное доверие – краеугольный камень любых отношений. Сейчас, когда между ним и Брендой возникло сильное, волнующее и, как он надеялся, взаимное чувство, Гриффин в глубине души отчетливо сознавал, что она не решается быть с ним до конца откровенной. Эта девушка не только не доверяла ему, но и, казалось, все время подсознательно искала факты, оправдывающие такое отношение, оставляя для себя лазейку на случай отступления… Быть может, она действует так, потому что боится безоглядно отдаться своим чувствам?

Гриффин знал, что многие женщины ревниво оберегают свою независимость, обретенную в борьбе с мужским единовластием. Он нисколько не осуждал их, но поскольку ни в коей мере не хотел подчинить себе Бренду, ему больно было думать, что она может считать иначе.

Он любил ее такой, как она есть. Любил и желал. Когда сегодня она сказала, что хочет его, что не силах больше ждать…

Многие знакомые считали Гриффина сдержанным человеком, способным контролировать себя в любой ситуации, но если бы сегодня они смогли заглянуть ему в душу, их ожидал бы сюрприз! Он и сам не ожидал, что страсть вспыхнет в нем с такой силой. Дай он волю своим чувствам, и они с Брендой даже не доехали бы до усадьбы.

Однако Гриффин не хотел, чтобы их взаимное желание завершилось торопливым и сумбурным соитием на заднем сиденье «лендровера». Он не считал себя романтиком, но полагал, что утолять такую возвышенную страсть наскоро, в спешке – все равно что второпях перекусывать в придорожном кафе.

Нет, он мечтал о том, чтобы первая ночь с Брендой стала истинным пиршеством любви, чтобы они в полной мере насладились друг другом… При одной мысли об этом сердце в его груди неистово застучало.

Он глянул на часы: было уже далеко за полночь. Наверное, Бренда уже спит…

***

Бесшумно ступая, Гриффин вышел из кухни и поднялся на второй этаж. Дверь в гостевую спальню была закрыта. Помедлив, он осторожно надавил на дверную ручку.

Бренда лежала на боку, уткнувшись лицом в подушку; густые волосы спутанной волной рассыпались по ее плечам, искушая его протянуть руку и коснуться теплых шелковистых прядей. Лунный свет, проникавший в щель между занавесками, омывал ее нагое нежное плечо.

Словно ощутив взгляд Гриффина, девушка беспокойно шевельнулась и нахмурилась во сне. Он заметил темные круги у нее под глазами.

Неужели… неужели она плакала? У него перехватило дыхание. Плакала? Из-за него? Он изнывал от желания коснуться ее, разбудить нежными поцелуями, увидеть, как изумленно и радостно раскроются ее глаза, как загорится в них желание… Но Гриффин остановил себя. Он ждал от этой женщины не только страсти, не только физической близости, пусть даже и самой сладостной. Он полюбил Бренду и хотел, чтобы она навсегда принадлежала ему, но не знал, чего хочет она сама. Что-то удерживало ее от последнего шага, что-то разделяло их незримой стеной, вопреки неистовому влечению плоти.

Быть может, Бренда отдалась бы ему сегодня, не явись так не вовремя Джош, и сейчас они уже утолили бы любовный голод. Но поскольку этого не случилось, Гриффин получил время на размышления.

Я был прав, когда решил подождать, подумал он, особенно если Бренда действительно не доверяет мне из-за того, что не видит смысла в моей работе. Так что лучше подождать, пока закончится курс. Если только мне удастся удержать себя в руках…

Что ж, завтра это будет несложно, напомнил себе Гриффин, увидев стоящие в углу спортивные ботинки, – нас ждут горы. Какая ирония судьбы! Я, который посвятил много лет тому, чтобы обучать взаимному доверию людей, теперь должен добиться его от женщины, которая дорога мне, как никто другой, но не разделяет моих взглядов.

Затаив дыхание, Гриффин наклонился и бережно запечатлел на обнаженном плече Бренды легчайший поцелуй. Даже это мимолетное прикосновение поразило его как громом, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы отстраниться.

В глубине души он хорошо понимал, что Бренда, что бы она там ни говорила, все еще не готова принадлежать ему душой и телом, а какие бы плотские наслаждения ни сулила им нынешняя ночь, одной только страсти, без доверия, без слияния душ ему было мало.

***

– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

Бренда сердито отвернулась, стараясь не смотреть на Гриффина, и судорожно сжала в руках чашку кофе.

Как он смеет говорить со мной так нежно, если нам обоим хорошо известно, что все это лишь притворство?! – возмущенно подумала девушка.

– Вполне сносно, – отрывисто бросила она и с вызовом добавила: – Да и что со мной может случиться?

Минувшая ночь стала для Бренды сущим адом, но, проснувшись утром, она поняла, что есть вещи и пострашнее преисподней.

– Извини, что так вышло вчера, – сказал Гриффин, когда она утром спустилась в кухню. – Я пытался тебе дозвониться, но ты, наверное, уже легла спать… Что тебе приготовить на завтрак?

У нее хватило сил лишь отрицательно покачать головой.

– Но ты обязательно должна поесть, – настаивал он. – Нам предстоит нелегкий путь в горы, а на обед будут только горячий суп и бутерброды. Поверь, тебе сегодня понадобится много сил.

– О, уж в этом я не сомневаюсь, – желчно пробормотала Бренда.

Ее так и подмывало категорически объявить Гриффину, что она не пойдет с ним в горы, но осторожность все-таки взяла верх. По крайней мере, во время этой вылазки я смогу отвлечься от душевной боли, решила девушка.

Боль… Это слово слабо отражало то, что глодало ее истерзанную душу.

Как у Гриффина хватает наглости вести себя так, словно ничего не случилось, и притворяться нежным и заботливым? – мысленно возмущалась Бренда.

– Ты, кажется, говорил, что мы должны выйти пораньше, – допивая кофе, холодно напомнила она и встала, по-прежнему избегая смотреть на него.

Это лицо, глаза, губы, которые я успела полюбить, – все это нужно забыть, и как можно скорее! – убеждала себя девушка. Господи, только бы мне удалось сдержать слезы!

– Бренда! – окликнул ее Гриффин.

– Я пойду собираться, – сказала она, не желая его слушать.

***

Получасом позже Бренда снова спустилась в кухню. Гнетущие мысли мучили ее, а сердце словно придавил незримый, но невыносимо тяжелый камень.

Боль и гнев все так же бушевали в ней, но теперь к ним примешивался затаенный страх. Она узнала истинную цену Гриффину, но в глубине души опасалась, что не найдет в себе сил устоять перед его обаянием. Ей постоянно вспоминались их неистовые объятия и поцелуи, и, вопреки всему, она безрассудно желала снова испытать силу его страсти, поверив лживым признаниям.

Осознавая все это, девушка поспешно отвернулась от испытующего взгляда Гриффина.

– Подойди сюда и сядь, – приказал он и, прежде чем Бренда успела опомниться, легонько подтолкнул ее к ближайшему креслу.

Потом он опустился перед ней на колени, и на краткий, немыслимый миг Бренде почудилось, что сейчас он станет молить о прощении. Взгляд ее скользнул по его склоненной голове, темным жестким волосам… и сердце заныло от невыносимой боли и нежности.

Обхватив пальцами лодыжку девушки, Гриффин ловко поправил тяжелый ботинок.

– Ты его плохо зашнуровала, – пояснил он.

О Господи, разочарованно подумала Бренда. Так он, значит, всего лишь решил проверить, хорошо ли я подготовилась к походу! Она едва не разразилась истерическим хохотом, настолько эта прозаическая деталь была далека от ее романтических фантазий.

– Кроме того, концы шнурков надо заправлять внутрь, чтобы они не болтались, мешая при ходьбе, – продолжал Гриффин, проворно шнуруя заново ее ботинки. – Чего доброго, наступишь на них и упадешь.

– Спасибо, – процедила сквозь зубы Бренда. Он поднял голову. В глазах его застыл немой вопрос, но она не собиралась отвечать.

Какого черта ему приспичило хватать меня за ноги?! – возмущенно думала девушка. Если он сейчас же не уберет свои руки и будет продолжать осторожно гладить пальцами мою лодыжку, я брошу ему в лицо все, что думаю! Или… Она с силой прикусила губу, едва сдержав тихий предательский стон. Помимо воли ее плоть мгновенно отозвалась на прикосновение сильных мужских пальцев, и она вынуждена была собрать все свои силы, чтобы справиться с охватившим ее желанием.

***

Выйдя из усадьбы, они зашагали по дороге, ведущей в горы. Бренда старалась не думать о том, что случилось бы, если бы вчера их не прервал пьяный Джош: шли бы они сейчас на вылазку в горы… или еще лежали в постели, нежась в любовной истоме?

Гриффин обернулся, дожидаясь, пока она нагонит его.

– С тобой действительно все в порядке? – озабоченно спросил он. – Раньше ты была бледна, а сейчас отчего-то раскраснелась.

– Все в порядке, – снова солгала Бренда.

На взгляд неопытного человека – а она признавала, что по отношению к ней это определение справедливо, – тропа, которую выбрал для вылазки Гриффин, была пологой и более или менее удобной для ходьбы, вот только ноги девушки наотрез отказывались согласиться с этой оценкой. Она никогда не увлекалась спортом, но любила долгие прогулки и предпочитала ходить пешком, нежели пользоваться автомобилем, однако эти пешие прогулки не шли ни в какое сравнение с сегодняшней.

Гриффин оживленно болтал на ходу, но Бренда отделывалась односложными репликами, и не только потому, что по-прежнему злилась на него. Просто от усталости у нее перехватывало дыхание.

Украдкой глянув на часы, девушка убедилась, что с того момента, как они вышли из дома, не прошло и двух часов. Гриффин говорил, припомнила она, что в половине первого мы остановимся пообедать, а потом, после краткого отдыха, двинемся в обратный путь.

– Ты молодец, – дружелюбно заметил он. – Большинство новичков на этом этапе уже просят передышки.

Бренда промолчала и стоически стиснула зубы, стараясь не замечать ноющей боли в ногах.

– Если хочешь отдохнуть, то шагах в десяти отсюда есть удобная площадка, – сообщил Гриффин. – Оттуда открывается великолепный вид на усадьбу.

– Мне не нужен отдых! – отрезала девушка. – Я хочу только одного – как можно скорее покончить с этим фарсом и… – Она сердито прикусила губу.

Гриффин резко остановился и преградил ей путь.

– Послушай, – сказал он тихо, – я же вижу: что-то не так. Пожалуйста, не спорь. Если дело в том, что произошло вчера…

– Если?! – взорвалась Бренда, не в силах больше сдерживаться. – Да как ты смеешь?..

– Я все понимаю, – мягко прервал ее он. – Я и сам был разочарован…

– Разочарован? – Бренда недоуменно уставилась на него и залилась жарким румянцем, лишь сейчас сообразив, что он имел в виду. – Боже мой, да твоя наглость просто немыслима! – воскликнула она. – И чем же я должна быть разочарована? Тем, что упустила возможность оказаться в твоей постели, как другие доверчивые простушки…

– О чем ты говоришь? – В его голосе прозвучало неподдельное изумление, а в глазах… в глазах была боль. Нестерпимая боль.

– Игра окончена, Гриффин, – твердо сказала Бренда. – Тебе нет нужды больше лгать и изворачиваться. Твой приятель Джош выдал тебя с головой. Не удивительно, что жена бросила его, если он пытался во всем следовать твоему примеру! Что там он болтал? Ах да, помню: что завидует тебе, что в твоем распоряжении всегда полно хорошеньких девиц и ты вовсю развлекаешься с ними, да еще и попутно кладешь на свой счет кругленькую сумму…

Гнев переполнял ее, и жестокая боль с каждым словом все сильнее раздирала истерзанное сердце.

– Не говори так, Бренда! – взмолился Гриффин. – Ради Бога, выслушай меня. Ты ошибаешься…

– Разве? – едко прервала его девушка, – О нет, Гриффин, если кто и совершил ошибку, так это ты. Впрочем, не стоит винить одного тебя… – Ее губы скривились в безрадостной усмешке. – В конце концов, я отлично знала, каков ты на самом деле, и понимала, что тебе нельзя доверять… Если б только я послушалась здравого смысла!..

– Говоришь, мне нельзя доверять? – с безмерной грустью повторил Гриффин. – А может быть, ты просто не хочешь доверять мне, Бренда? Послушай: то, что наплел Джош, не имеет ни малейшего отношения к реальности – это всего лишь картина, созданная его воображением. Он считает, что именно так вел бы себя на моем месте, и таким образом пытается потешить свое оскорбленное мужское самолюбие.

У Бренды вдруг разом пересохло во рту.

– Если это правда… – голос ее упал до яростного шепота, – что же ты тогда промолчал? Почему не заткнул ему рот?

– Да потому что мне и в голову не приходило, что ты можешь поверить его пьяному бреду! Сам я услышал в речах Джоша лишь одно – жалкие хмельные излияния отвергнутого и страдающего мужчины. Его откровения не имели к нам с тобой никакого отношения, и я даже предположить не мог, что ты воспримешь это всерьез.

Голова у Бренды пошла кругом, мысли заметались, точно вспугнутые птицы. Это ложь, упрямо твердила она себе. Ложь, и больше ничего.

– Я не могу заставить тебя поверить мне. Так что опять все сводится к нему, верно? К доверию…

С этими словами Гриффин шагнул к девушке, и ее тотчас охватила паника. Еще шаг – и он дотронется до нее, сожмет в объятиях, а тогда…

– Бренда, стой! Не двигайся…

Крик Гриффина прозвучал в то самое мгновение, когда она уже попятилась…

***

Бренда упала с отвесного склона, с такой силой ударившись об острый камень, что не смогла даже закричать от боли. А потом покатилась вниз, скользя по кочкам, обдирая в кровь лицо и руки и увлекая за собой облако удушливой и едкой пыли.

В мыслях ее лихорадочно метались обрывки слов и образов: вот Гриффин говорит, что сланцевые пласты крайне неустойчивы и потому опасны, вот он показывает ей отвесный склон горы и бездонное ущелье, что чернеет далеко внизу…

Пыль забивала ей ноздри, ела глаза. Шорох падающих камней становился все громче, превращаясь понемногу в басовитый грозный рев. Вдруг Бренда всем телом ударилась о нечто твердое и пронзительно вскрикнула от боли в груди. На секунду ей показалось, что она разучилась дышать.

– Бренда! Бренда!

Словно сквозь туман она осознала, что ее падение задержал огромный валун, торчащий на краю узкого сланцевого уступа.

Девушка лежала на боку. Ее тело ныло, пульсируя нестерпимой болью. Бренда приподнялась и тут же услышала тревожный оклик Гриффина:

– Не двигайся, Бренда! Ради всего святого, не двигайся!

Почему он так говорит? Что еще может с ней случиться?

Девушка обернулась. Уступ был пугающе узок, а ниже в пустоту ущелья обрывался отвесный склон горы. Она задрожала всем телом, так как услужливое воображение тотчас подсказало, что будет, если ее ненадежное прибежище вдруг обрушится. Почудилось ли ей, или на самом деле сланцевый пласт чуть заметно шевельнулся?

– Я пойду за помощью! – крикнул сверху Гриффин. – Постарайся лежать неподвижно!

– Нет! – вне себя от ужаса закричала Бренда. – Ради Бога, Гриффин, не надо! Не уходи, останься со мной…

Она всхлипывала, дрожа всем телом и в панике представляя себе, как останется одна, совершенно одна на этом ненадежном уступе. Гриффин решил наказать ее… сейчас он уйдет и не вернется… бросит ее умирать… Он вовсе не собирается искать помощи, он…

– Бренда, я должен уйти. Клянусь тебе: если ты сделаешь все, как я скажу, ничего плохого с тобой не случится. Ты слышишь? Доверься мне…

С губ девушки сорвался истерический всхлип. О Господи! Если б она доверяла Гриффину, то вообще не свалилась бы в пропасть. Но разве можно поверить этому человеку… положиться на его слово? Это так опасно… и больно…

Он может просто уйти и бросить меня одну, думала Бренда. Никто никогда не узнает правды, и все сочтут случившееся очередным несчастным случаем.

– Бренда, обещай, что послушаешься меня. Не двигайся с места, хорошо?

Как он мог догадаться, что именно это я и задумала? – удивилась девушка. Она решила попытаться вскарабкаться наверх. Как это сделать, Бренда еще не знала, но…

– Обещай мне, Бренда…

Обещать? Довериться ему?! Девушка прикусила губу, чтобы не разрыдаться.

– Не могу! – в отчаянии крикнула она. – Не могу…

– Тогда я не смогу уйти за помощью, – сказал Гриффин. – И поскольку в одиночку мне тебя не вытащить, останется только одно…

Сердце Бренды гулко оборвалось в пустоту. Он уйдет. Уйдет и оставит ее одну.

– Я не могу спасти тебя, Бренда, но, по крайней мере, могу умереть вместе с тобой.

Умереть?.. Девушка повернула голову и увидела, что Гриффин присел на краю обрыва, собираясь спуститься вниз, к ней.

– Не надо! – В этом возгласе смешалось все: боль, страх, пронзительная нежность. Гриффин готов умереть вместе со мной! – пело ее сердце. – Я все сделаю, как ты просишь, – глотая слезы, заверила его Бренда. – Я дождусь тебя… обещаю.

***

– Бренда!

Выплывая из мучительного забытья, девушка с трудом открыла глаза. С тех пор, как ушел Гриффин, миновала, казалось, целая вечность. Вначале она храбрилась, ободренная мыслью, что он готов был пожертвовать жизнью, лишь бы остаться с ней, но постепенно ее одолела паника. Бренду подмывало подняться на ноги и попытаться выбраться наверх, и это искушение становилось с каждой минутой все сильнее.

Но ведь я дала Гриффину слово не шевелиться, вспомнила девушка, и вдруг тугой комок подкатил к ее горлу. Что, если он все-таки меня обманул?

– Бренда! – снова раздался голос Гриффина.

Все это время она то впадала в полузабытье, то приходила в себя, и оттого, решив, что у нее уже начались слуховые галлюцинации, даже не подняла головы. В этот момент маленькие осколки камней тонкой струйкой осыпались на уступ, и девушка вздрогнула от испуга.

– Бренда!

Да, это Гриффин. Только почему-то его голос доносится не сверху, со скалы, а откуда-то сзади.

Девушка осторожно повернула голову и едва не закричала от радости. Гриффин, обвязавшись страховочной веревкой, медленно, дюйм за дюймом спускался к ней по отвесному склону.

Лишь теперь Бренда поняла, почему он так настойчиво заклинал ее не двигаться с места. Каждое его движение обрушивало вниз струйки сланцевого крошева, и эти каменные ручейки сливались, постепенно превращаясь в грозный поток.

Скорчившись на узком ненадежном уступе, девушка неотрывно смотрела на Гриффина. Слезы текли по ее лицу, промывая в пыли светлые дорожки, но она не осознавала, что плачет, пока Гриффин, оказавшись уже совсем близко от нее, не проговорил:

– Не плачь, родная моя! Все в порядке, все будет хорошо. Спасатели уже выслали за нами вертолет, скоро он будет здесь.

С этими словами Гриффин осторожно опустился на уступ рядом с Брендой.

Она бросила выразительный взгляд на отвесный склон, по которому он только что спустился к ней.

– Нет, – разгадав ее мысли, сказал он мягко, – это слишком рискованно.

Однако он пошел на этот риск для того, чтобы оказаться рядом с ней! Сердце Бренды болезненно сжалось, слезы брызнули из глаз.

– Все хорошо… все будет хорошо… – повторял Гриффин как заклинание, осторожно придвинувшись к ней и бережно притягивая ее к себе.

От него исходил знакомый, кружащий голову запах, а придерживающая ее рука была такой теплой, сильной, надежной… Бренде захотелось броситься в объятия Гриффину и взмолиться, чтобы он держал ее еще крепче и никогда не отпускал, но она понимала, что нельзя шевелиться. На уступе едва хватало места для нее самой, а Гриффин вынужден был сидеть на корточках.

В одиночестве лежа на неверном уступе, Бренда вопреки всему в глубине души отчего-то твердо знала, что действительно может довериться Гриффину, что он никого не способен бросить на произвол судьбы.

Но если я смогла доверить ему свою жизнь, вдруг осенило ее, то почему бы не отдать ему свое сердце… свою любовь?

– Не нужно было тебе спускаться сюда, – дрожащим голосом прошептала девушка. – Ты так рисковал…

– Я хотел быть с тобой, – просто ответил Гриффин и, отыскав ее руку, ободряюще сжал холодные пальчики. – Ей-богу, – серьезно добавил он, – это приключение вовсе не входило в мои планы.

– В самом деле? – попыталась пошутить Бренда. – А я-то думала, что именно таким образом ты решил убедить меня в пользе своих курсов. Полная зависимость одного человека от другого – хороший довод! – И снова в глазах ее заблестели слезы. – Ради чего ты рисковал жизнью? Это я во всем виновата…

– Нет, я, – сурово поправил ее Гриффин. – Я ведь еще утром почуял неладное, но подумал, что ты…

– Что я дуюсь из-за вчерашнего? Гримаса боли исказила вдруг побелевшее лицо Бренды, и он тотчас встрепенулся:

– Что такое? В чем дело?

– Ни в чем, – тихо ответила она. – Просто я… – Девушка подняла голову и заглянула ему в глаза. – Ох, Гриффин, если с тобой… если с нами что-то случится… Мы ведь так до конца и не узнали друг друга. Мне так хотелось ласкать тебя, целовать, умирать от счастья в твоих объятиях… но мы ничего не успели. Когда ты ушел, я все время думала об этом. Какой я была дурой! Как много времени потеряла зря… Ты был прав, я просто не хотела доверять тебе. Потому что боялась.

И Бренда срывающимся голосом рассказала ему печальную историю Сандры. Когда она смолкла, он не проронил ни слова, и ей показалось, что на его лице появилось раздражение.

– Знаю, я судила о тебе предвзято, – хрипло прошептала девушка. – И ты угадал: я боялась довериться кому бы то ни было именно потому, что когда-то потеряла отца и маму… Но, ради Бога, Гриффин, не надо ненавидеть меня за это.

– Ненавидеть? Тебя? – Его голос звучал хрипло, словно он наглотался сланцевой пыли. – О Господи, Бренда!.. Как можно тебя возненавидеть?! Уж если кто и достоин ненависти, так это я сам. Мне следовало проявить терпение и действовать очень осторожно, а я был прямолинеен, настойчиво требуя от тебя доверия, на которое ты была не способна. – Вдруг он смолк и, сдвинув брови, запрокинул лицо к небу. – Слышишь? Это вертолет!

Бренда внимательно прислушалась и тоже различила едва слышный рокот мотора.

– Скоро все закончится, – сказал Гриффин, – и тогда… – Он одарил девушку таким взглядом, что ее бросило в жар. – Тогда мы осуществим наконец все свои заветные мечты!

– Думаю, нам придется потратить на это всю оставшуюся жизнь, – лукаво отозвалась Бренда.

Голова у нее шла кругом – и не только от радостной мысли, что скоро придет спасение. Странная, непривычная легкость пьянила девушку, потому что минуту назад она впервые в жизни открыла другому человеку душу и поделилась с ним своими самыми потаенными мыслями. И не кому-то, а тому самому, единственному, кто был этого больше всех достоин!

Счастье вскипало в ней, легкое и хмельное, точно пузырьки шампанского, и Бренде казалось, что она вот-вот взлетит.

– Гриффин… – прошептала она, не в силах выразить переполнявшие ее чувства, и нежно провела ладонью по его щеке.

– Не надо! – взмолился он. – Вот-вот прилетят спасатели, а я не хочу прославиться застигнутым на горном склоне в самый разгар интимной сцены. То, что опасность возбуждает – известный факт, но не до такой же степени!..

Бренда хотела что-то ответить, но вертолет уже завис над самыми их головами, и рев моторов заглушал все прочие звуки.

***

С прибытием спасателей события начали развиваться с такой скоростью, что потом Бренда сумела припомнить лишь жалкие их обрывки. Она испытала облегчение, когда ее наконец подняли в вертолет, но к этому чувству примешивалась тревога за Гриффина, остававшегося на уступе. И еще она твердо знала, что никогда не забудет его разговор с пилотом, который явно не предназначался для ее ушей.

Вертолет поднялся в воздух и взял курс на туристическую базу.

– Слава Богу, мы следили за вашим продвижением, – говорил пилот Гриффину. – Дело в том, что с побережья надвигается атмосферный фронт низкой облачности. Если бы нам пришлось долго разыскивать вас, вы могли бы проторчать на этом уступе всю ночь. Хорошо, что вы не успели подняться выше, ведь переутомление порой бывает опаснее любой травмы. – Он помолчал и с упреком поглядел на собеседника. – Ну, а вы-то хороши! Опытный человек, не первый раз поднимаетесь в горы… Какого черта вас понесло самостоятельно спускаться на уступ? Вы же знаете, как непрочны сланцевые пласты! Вместе с вами мог обрушиться весь склон, и такое уже не раз случалось. Всего лишь пару лет назад при похожих обстоятельствах погибла группа из пяти опытнейших альпинистов… К тому же вашей спутнице ничего не грозило, хотя уступ, конечно, был не слишком надежен. Но вы-то, вы… Если б только пласт зашевелился…

– Это был оправданный риск, – ответил Гриффин так тихо, что Бренда едва разобрала его слова.

– Черта с два! – огрызнулся пилот. – Только в двух случаях человек способен на такое сумасбродство: во-первых, если он по природе своей склонен рисковать и хочет прослыть героем, а во-вторых… если готов на все ради любви.

И он бросил проницательный взгляд на Бренду. К ее глазам подступили жгучие слезы.

Гриффин любит меня, и я это знаю! – хотелось выкрикнуть ей так, чтобы этот возглас далеко разнесся в горах и его услышали все. Что бы ни случилось между нами в будущем, даже если он по доброте душевной простит, что я усомнилась в нем, сама я всегда буду сожалеть о том, что у меня не хватило душевной смелости поверить в него.

***

Сколько ни твердила Бренда, что чувствует себя вполне сносно, в больнице настояли на том, чтобы провести тщательное обследование. Гриффин отказался уйти из палаты, когда медики снимали с нее одежду, и, увидев, как изуродовано ее тело, смертельно побледнел.

– Это лишь поверхностные ушибы, – торопливо пояснила медсестра, заметив его состояние. – С виду они страшнее, чем на самом деле. Все очень скоро пройдет.

Однако при виде покрытого синяками тела Бренды Гриффину захотелось подхватить ее на руки, утешить в своих объятиях… Он винил себя во всем происшедшем и хотел разделить ее боль.

Умоляя девушку довериться ему, он отлично сознавал, что судьба ее зависит только от везения и Господа Бога. Кто знал, насколько прочен окажется этот крохотный уступ? И все же выбора у него не было. Все, что он мог сделать – это оставить Бренду одну и идти за помощью.

Теперь все было позади. После тщательного осмотра медики отпустили ее домой, строго наказав соблюдать постельный режим.

Бренда с трудом разлепила припухшие веки… и сердце ее бешено заколотилось от страха, прежде чем она наконец осознала, что лежит не на горном уступе, а в своей постели, в усадьбе.

Ощутив во всем теле тяжелую сонную одурь, девушка мрачно заключила, что в питье, которое Гриффин дал ей по возвращении в усадьбу, были не только молоко и горячий шоколад.

– Ох, Гриффин, – беззвучно прошептала она, и теплая волна нежности к нему наполнила ее тело.

Словно в ответ на этот молчаливый зов, дверь открылась. Гриффин вошел в спальню, увидел, что Бренда проснулась, и лицо его просветлело.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, подойдя к кровати.

– Словно после схватки с медведем, – отшутилась Бренда.

– Десять тонн сланца будут, пожалуй, потяжелее, чем любой медведь, – без улыбки уточнил Гриффин.

– Который час? – буднично спросила она, не подозревая, как он терзается.

– Около половины шестого, – ответил он.

– Что?! – Бренда резко села в кровати и поморщилась от боли во всем теле. – Значит, я проспала почти сутки?

– Точнее, восемнадцать часов, – поправил ее Гриффин, умолчав, о том, что сам все это время не сомкнул глаз, готовый в любой момент прийти ей на помощь.

– Все равно это на целых девять часов больше, чем нужно, – бодро возразила девушка, – и мне пора вставать. Я проголодалась, – добавила она жалобно, увидев, что Гриффин собирается возразить. – Я же вчера не ужинала… и позавчера тоже.

Они молча посмотрели друг на друга.

– Я не хочу больше оставаться одна, – после долгой паузы охрипшим голосом проговорила Бренда. – Я хочу быть с тобой. Мы чуть не потеряли друг друга. Я имею в виду не только то, что случилось в горах…

– Замолчи! – взмолился Гриффин, торопливо накрыв ее руку слегка дрожащими пальцами. – Я никогда себе этого не прощу.

– Не говори так, – сказала Бренда. – Я тоже виновата, причем куда больше тебя. Если б только я доверилась тебе… Гриффин, я никогда, никогда больше в тебе не усомнюсь. Честное слово!

Она потянулась к нему, и взгляд ее помимо воли скользнул по его губам.

– Господи, Бренда…

Гриффин поцеловал бережно, словно хрупкую фарфоровую статуэтку, а потом разжал объятия, и она приуныла, сожалея о том, что этот поцелуй длился так недолго.

Легко ли сказать мужчине, что при всех своих синяках и ушибах ты по-прежнему изнываешь от желания, подумала Бренда, что готова отдать все на свете, лишь бы снова оказаться в его объятиях и сполна испытать наслаждение?

Нелегко, признала она, с тоской глядя, как Гриффин поспешно отходит от ее кровати.

– Я пойду. Тебе нужно одеться, а я пока кое-куда позвоню.

Закрыв за собой двери спальни, он мысленно чертыхнулся. Бренду явно удивило, что он так поспешно скрылся, но Гриффин понимал, что, задержавшись в спальне еще на минуту, он уже не смог бы удержаться от искушения доказать ей свою любовь самым недвусмысленным образом.

Однако он видел синяки на нежной коже Бренды и понимал, что сейчас она нуждается в очень бережном отношении. Поэтому, целуя ее, он огромным усилием воли сдержал порыв жадно впиться в сладкие губы и ощутить под собой мягкое, податливое женское тело…

Никогда прежде Гриффин не испытывал ничего подобного и даже не подозревал, что способен на такую сильную, первобытную страсть. Впрочем, он ведь никогда еще не любил.

***

Бренда вошла в просторную тихую кухню и озадаченно нахмурилась, увидев, что Гриффина там нет.

Она уже приняла душ, и это привычное занятие отняло у нее куда больше времени и сил, чем обычно, а после мытья головы руки разболелись так, что не было сил даже одеться. Поэтому девушка только набросила на обнаженное тело легкую свободную рубашку, которая доходила до колен и создавала хотя бы видимость приличий. Правда, сквозь тонкую ткань просвечивали трусики и темные полукружья сосков…

Но, в конце концов, мы с Гриффином стали уже достаточно близки, решила девушка, и он, конечно, поймет, что я оделась так вовсе не из желания соблазнить его.

Однако где же он? Бренда вышла в коридор и лишь сейчас заметила, что из-под двери кабинета пробивается узкая полоска света.

– Гриффин! – негромко позвала девушка, входя туда, и замерла.

Он крепко спал в кресле.

Бесконечная нежность волной нахлынула на девушку. Она неслышно подошла и опустилась рядом с креслом на колени.

– Гриффин! – шепотом повторила она. Он что-то пробормотал во сне, но так и не проснулся. Отблески огня, горящего в камине, играли на его мужественном, словно высеченном из мрамора лице. Протянув руку, Бренда бережно провела ладонью по жесткой щеке. Любовь и нежность переполняли ее, и к ним примешивалась безмерная благодарность судьбе, которая подарила ей Гриффина.

Другой мужчина, менее терпимый и понимающий, не был бы с ней так нежен и заботлив, но на этого действительно можно было положиться. Теперь Бренда в это твердо уверовала.

На глаза девушке навернулись слезы и, склонившись к Гриффину, она нежно поцеловала его приоткрытые губы, скользнула ладонью под расстегнутый ворот рубашки и прильнула щекой к теплой сильной груди, прислушиваясь к размеренному сонному дыханию.

Так и должно быть, думала она, задыхаясь от счастья. Я должна быть здесь, с ним, навсегда…

Она нежно провела пальцами по его шее, а затем, подавшись ближе, коснулась ее губами. Этот поцелуй вначале был почти невинным, но потом нежность с пугающей быстротой превратилась в страсть, и девушка затрепетала, охваченная непреодолимым желанием.

Не в силах бороться с собой, она покрывала поцелуями шею и плечи Гриффина, упивалась запахом его кожи, все теснее прижималась к нему… Груди ее под тонкой тканью рубашки набухли и потяжелели, изнывая по ласке сильных мужских рук.

Дрожа всем телом, Бренда закрыла глаза, и воображение стало рисовать ей картины одну соблазнительней другой. Вот Гриффин властно снимает с нее рубашку, вот обхватывает ладонями тяжелые груди, вот ласкает пальцами темные отвердевшие соски… Эти чувственные видения пьянили и будоражили ее и без того распаленную плоть.

Пораженная силой своей страсти, Бренда начала вставать с колен, чтобы отстраниться от Гриффина и таким образом обуздать себя. При этом она нечаянно оперлась рукой о его бедро… и тут же замерла, потому что обнаружила неоспоримое свидетельство того, что он и во сне готов откликнуться на ее безмолвный чувственный призыв.

Желание пронзило ее нестерпимой болью, кровь тяжело и гулко забилась в висках, сердце вначале замерло, а потом застучало все быстрее и неистовее. Кусая губы, Бренда боролась с искушением снова дотронуться до напряженной мужской плоти, а потом отдаться страсти…

Ошеломленная, она уже не осознавала, что делает, и даже не заметила, как рубашка соскользнула на пол с ее плеч, влажно мерцавших в полумраке, обнажив тяжелые, набухшие от возбуждения груди.

Медленно, словно во сне, она расстегнула Гриффину рубашку и, затаив дыхание, залюбовалась его загорелой мускулистой грудью, покрытой шелковистой порослью темных волосков, которая, сужаясь, исчезала под поясом джинсов. Бренда погладила их, прижалась лицом, с наслаждением вдыхая запах мужского тела, а потом стала осыпать поцелуями теплую кожу, касаясь ее отвердевшими сосками…

Она застонала, сходя с ума от неистового желания и, уже не владея собой, жадно прильнула губами к губам Гриффина.

Он открыл глаза.

Жаркая волна смущения окатила Бренду. Лишь сейчас она в полной мере осознала, что творит.

– К-когда ты проснулся? – сдавленно прошептала она.

– Проснулся? – вздохнул Гриффин. – Мне кажется, что я еще сплю… – Он увидел, что она залилась жгучим румянцем, и нежно погладил ее по щеке. – Не надо смущаться, родная. Нет и не может быть большего счастья для мужчины, чем то, которое ты мне только что подарила.

Сгорая от стыда, Бренда попыталась было отстраниться, но он удержал ее и медленно оглядел с головы до ног. Она затрепетала под этим чувственным, испытующим взглядом, нервно провела языком по пересохшим губам и затаила дыхание, когда он задержался на ее обнаженной груди.

– Я просто хотела… то есть, я не думала, что… – начала она, запинаясь.

– Не надо оправдываться, Бренда, – тихо сказал Гриффин, – и не надо ничего объяснять. Если ты сейчас чувствуешь хотя бы десятую долю того, что переполняет меня…

Он не договорил и, наклонив голову, нежно обхватил губами ее напряженный сосок. Бренда вскрикнула от наслаждения, выгнувшись всем телом. Она мечтала об этой ласке, но даже в самых смелых фантазиях не представляла, каково чувствовать ее наяву.

Отблески огня играли на ее нежной нагой коже, прекрасное тело отливало молочной белизной.

Гриффин с едва слышным вздохом отстранился. Сладостная дрожь пробежала по ее телу, словно нежный, ласкающий порыв ветерка, когда она прочитала в его темных глазах пламя едва сдерживаемого желания.

– О, Бренда!.. – Гриффин опустил голову ниже, прижался пылающим лицом к ее шелковистому податливому животу, и обхватил ладонями бедра. – Я хочу тебя… хочу тебя всю, без остатка…

– Нет, подожди… Разденься, – едва слышно прошептала она и жарко покраснела, изумляясь тому, что сумела выговорить такое. – Я хочу видеть твое тело, – сказала она тихо, – касаться его и…

Бренда осеклась, робко проведя ладонью по его затянутому в джинсы бедру. Она боялась, что зашла чересчур далеко и такая откровенная чувственность может оттолкнуть его. Никогда прежде ей не приходилось испытывать ничего подобного, и непреодолимое желание ласкать мужчину, открыто наслаждаясь его наготой, немного пугало ее.

– Пожалуйста… – умоляюще прошептала она, сгорая от смущения.

– Тебе надо бы отдохнуть, – с сомнением произнес Гриффин, но глаза его горячо и безмолвно твердили о том, что он хочет того же, что и она, и когда он взялся за молнию джинсов, руки его дрожали так же заметно, как у самой Бренды.

Он быстро разделся, словно не замечая ее жадного взгляда, в котором любопытство смешивалось с затаенной робостью, а потом помедлил и, посмотрев на нее, пробормотал:

– Мне-то казалось, что я знаю все способы, способные возбудить мужчину, но твой взгляд – это нечто особенное.

Его темные глаза светились любовью, и Бренда ощутила, как горячая волна желания смывает в ее душе последние барьеры, возведенные страхом и недоверием. От избытка чувств у нее перехватило дыхание, но она храбро проговорила:

– Ты такой красивый!

– Красивый? – рассмеялся он. – Ох, Бренда… Теперь я знаю, почему говорят, что любовь слепа.

– Ничего подобного, – возразила она, – наоборот. Для меня, Гриффин, ты действительно прекрасен. И душой, и телом. Я люблю тебя таким, каков ты есть… и любила бы твою душу, даже если б тело не было так прекрасно, – закончила она едва слышно, чувствуя, как слезы опять подступают к глазам, и, наклонившись, нежно коснулась губами его бедра.

– Бренда!.. – предостерегающе шепнул Гриффин, но девушка уже отбросила всякую осторожность, потому что страсть, которую она сдерживала так долго, вспыхнула неукротимым огнем.

Гриффин рывком поднял ее с колен, притянул к себе, и, стиснув в объятиях, впился в приоткрытые губы.

Окружающий мир перестал существовать для них обоих, остались лишь горячие поцелуи, которыми он осыпал плечи, шею, грудь Бренды, постепенно опускаясь все ниже. Когда он прижался разгоряченным лицом к ее бедрам, она задрожала всем телом и запустила пальцы в его темные жесткие волосы, безмолвно умоляя продолжить ласку. Его горячее дыхание опалило её, и, с готовностью раздвинув бедра, она застонала от немыслимого наслаждения, когда его язык, лаская, проник в потаенную, влажную, пряную глубину ее лона.

Никогда еще Бренда так остро не ощущала себя любимой и желанной.

Гриффин шептал, что в жизни не пробовал ничего слаще, что теперь он не сможет жить без нее, потому что не в силах отказаться от этой хмельной, любовной, желанной сладости…

Когда он наконец подхватил Бренду на руки и бережно уложил ее у камина на импровизированное ложе из подушек, она поняла, что их ждет незабываемый праздник любви.

– Я хочу тебя, Гриффин, – прошептала она. – Я так хочу тебя…

Он одним мощным толчком вошел в нее, и она, вскрикнув от наслаждения, благодарно приняла его.

Какое это блаженство, думала Бренда, ощущать внутри себя властные движения мужчины!

Они слились воедино, двигаясь в нарастающем ритме; их тела купались в волнах упоительного наслаждения, однако самые страстные поцелуи, самые нежные и интимные ласки показались незначительными, когда неописуемый экстаз одновременно потряс любовников. Бренда закричала, исступленно твердя имя Гриффина, и из глаз ее брызнули слезы счастья.

Они неотрывно смотрели в глаза друг другу, и это слияние взглядов порождало еще более сильное наслаждение, чем радости плоти.

Гриффин провел ладонью по мокрой от слез щеке Бренды. Глаза его были непроглядно-темны от еще не остывшей страсти.

– Я знал, что это будет прекрасно, – прошептал он хрипло, – но чтобы так… С тобой я чувствую себя почти богом.

Он отвел с ее лба влажную прядь и стал целовать – вначале легко и нежно, затем все настойчивее.

– Гриффин, – позвала Бренда дрогнувшим голосом. – Сегодняшнюю ночь я хочу провести в твоей постели.

– Неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе поступить иначе? – хрипло осведомился он и, взяв ее руку, прижал ладонь к своим губам. – Отныне я не соглашусь отпустить тебя ни на шаг!

Он провел кончиками пальцев по ее нагому плечу, и желание снова возродилось в ней.

– Впрочем, есть одна небольшая проблема, – продолжал Гриффин, посерьезнев.

Она вопросительно глянула на него. Что он сейчас скажет? Что не намерен оставаться со мной навсегда? Что все это – лишь минутная вспышка страсти?..

– Какая? – Голос ее дрогнул, во рту мгновенно пересохло.

– Безопасный секс, – пояснил он. – Мы с тобой совсем забыли о том, что надо предохраняться.

Когда смысл его слов дошел до Бренды, она пристыженно покраснела.

– Это я виновата. Я так хотела тебя, что не могла больше ждать…

– Нет, – покачал головой Гриффин, – это моя вина. Я должен был об этом подумать, но, когда ты оказалась в моих объятиях, забыл обо всем. Что ж, если эта ночь будет иметь для нас последствия…

– Последствия? – эхом повторила Бренда.

– Да, – кивнул Гриффин, гладя ее нежный, женственно-округлый живот. – Если сегодня мы зачали ребенка, то нам придется пожениться. Мы оба хорошо знаем, что дети нуждаются в полноценной, крепкой семье.

– П-пожениться? – с запинкой пролепетала Бренда. – Но мы… но я…

– Пожалуй, нам даже стоило бы поторопиться со свадьбой. На всякий случай.

– Ты… ты хочешь жениться на мне на тот случай, если я беременна?

– Будь на то моя воля, – хрипло ответил Гриффин, – ты уже завтра стала бы моей женой, причем независимо от того, стали бы мы предохраняться или нет. Я очень хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я люблю тебя, Бренда, и мечтаю, чтобы ты всегда была со мной. Но я понимаю, с таким серьезным решением нельзя торопиться. Всего два дня назад ты еще не доверяла мне…

Бренда крепко обняла его и с грустью подумала, как больно ранила его своим недоверием. Но больше такое не повторится. Никогда!