Филиппе пришлось прождать почти два часа, пока ее, наконец, пригласили войти в мрачный прохладный кабинет, обставленный массивной мебелью красного дерева. Вдоль стен плотно стояли шкафы с книгами за стеклом. На первый взгляд комната показалась ей пустой.

Девушка выпрямила спину, вскинула голову, готовясь к настоящей битве.

Неожиданно откуда-то из-за спины она услышала голос, говорящий по-английски, но с заметным акцентом:

— Входи, не бойся.

Голос звучал хрипло и принадлежал человеку, привыкшему приказывать.

Она прошла вперед, и звук ее каблучков вызывающе звонко прозвучал в тишине. Теперь глаза привыкли к полумраку, и она разглядела старика, сидящего за письменным столом в дальнем углу комнаты.

Приближаясь к нему, она стала независимо, осматриваться по сторонам, словно, кроме нее, здесь никого нет. И только подойдя к столу, наконец, посмотрела на него, чувствуя каждой клеточкой тела, как внимательно он изучает ее прищуренными цепкими глазами.

Лицо старика было сморщенным и морщинистым, но темные, казавшимися черными в полумраке глаза, выдавали быстрый живой ум и откровенно буравили ее насквозь.

— Итак, — прохрипел Диего Авельянос, обращаясь к своей внучке, которую видел впервые в жизни, — ты и есть дочь той уличной девки. Ну что ж, теперь это не имеет значения.

Филиппа вспыхнула от возмущения. Последняя призрачная надежда, что дед примет ее по-человечески, растаяла без следа. Разве мог такой жестокий человек, как Диего Авельянос, измениться! Прошло столько лет, а он по-прежнему остался все таким же бессердечным, грубым и безжалостным, если позволяет себе так отзываться о ее матери.

Усилием воли она взяла себя в руки. Стоит проявить истинные чувства — и ей придется вернуться в Нью-Йорк с пустыми руками. Надо удержаться во что бы то ни стало!

— Повернись, — хрипло проговорил старик. Не говоря ни слова, она подчинилась.

— Ты выглядишь чудесно, — констатировал дед с такой интонацией, словно она в этом виновата.

Она промолчала.

— Ты что, язык проглотила? — раздраженно спросил Авельянос.

Филиппа продолжала смотреть на него. Если душа отражается в глазах человека, то у этого старика, буравящего ее немигающим взглядом, дела с душой явно очень плохи. Такого страшного взгляда ей никогда не доводилось видеть.

Ни проблеска тепла, участия или оттенка юмора. Ничего не отражалось в холодных темных глазах.

Глубокая печаль охватила Филиппу. Несмотря ни на что, она все еще отказывалась верить в ужасную реальность. Ей так хотелось надеяться, что дед, которого она привыкла ненавидеть с детства, на самом деле окажется другим, более человечным.

Но чуда не произошло. Он именно такой монстр, каким рисовало его ее детское воображение.

— Зачем ты вызвал меня сюда? — Вопрос сорвался с ее губ помимо воли.

Инстинктивно она почувствовала, что ей надо принять битву. А что любые отношения с дедом — подлинная битва, сомнений не осталось.

Он понял ход ее мыслей, и его взгляд потемнел еще больше.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, — хрипло выдохнул Диего, откидывая голову назад.

Филиппа вздернула подбородок и попыталась говорить с ним как можно более твердым голосом, хотя ее сердце трепетало от страха.

— Я проделала тысячу миль по твоему вызову и теперь имею право знать зачем.

Диего хрипло и презрительно рассмеялся.

— Ты не имеешь никаких прав! Абсолютно никаких! О, я знаю, зачем ты приехала. Ты получила мой чек, почувствовала запах денег и решила сыграть свою игру. Я знал, что именно так и будет!

Страшный старик наклонился вперед, навалившись грудью на стол.

— Но запомни, детка, хорошо запомни. Если посмеешь ослушаться меня хоть на йоту, немедленно окажешься на борту первого же самолета в Нью-Йорк. Ты поняла меня? Твоя задача — в точности выполнять все, что я скажу.

Филиппа усилием воли выдержала его взгляд, хотя ей показалось, что на нее обрушилась многотонная плита.

Итак, как она и предполагала, ему что-то понадобилось от нее. Но что? Надо понять это как можно скорее. Иначе она не сможет выставить свои условия и получить от него деньги на лечение мамы. Как жестоко обошлась с ней судьба, дав в качестве родного деда такого страшного человека. Спокойно, Филиппа, спокойно…

Возьми себя в руки! — скомандовала она про себя.

— И что же именно ты хочешь от меня? — холодным тоном спросила она старика, выразительно подняв тонкие брови.

Старик нахмурился, уловив в ее голосе нотки сарказма.

— Ты обо всем узнаешь в свое время. — Он устало вскинул руку и добавил: — А теперь отправляйся в свою комнату и приготовься к ужину. С меня довольно общения с тобою. Как и следовало ожидать, ты не получила хорошего воспитания и не умеешь себя вести. У меня будут гости. Хочешь не хочешь, а тебе придется изменить свои манеры! В этой стране женщина знает свое место. Смотри, не осрами меня в моем собственном доме! Ну давай, иди!

Филиппа повернулась и вышла.

Так вот он какой, ее собственный дед!

Когда-то он выдворил ее мать — беременную, без гроша в кармане — за пределы страны, не позволив своему безвольному сыну жениться на ней. Никогда не признавал родной внучки, не помогал ей, зная, какую нищенскую жизнь пришлось вести одинокой женщине.

Всем своим существом она бунтовала против этого человека, отказываясь иметь с ним хоть что-нибудь общее. Ничего не связывает ее с ним. Ровным счетом ничего!

Что же ему от нее надо? Этот вопрос буравил мозг, не давая покоя.

Старый вышколенный слуга проводил ее в комнату на втором этаже и почтительно подождал, пока дверь за нею закрылась.

Филиппа с любопытством огляделась.

Богатое убранство комнаты производило ошеломляющее впечатление. Огромная кровать, декорированная белым покрывалом с золотыми лилиями, словно манила к себе, ведь она так устала с дороги. Но она преодолела себя и отправилась в ванную, отделанную нежно-розовым мрамором.

К изумлению гостьи, ванна оказалась наполненной теплой водой и источала успокаивающий запах лаванды. Невольно все тяжелые мысли улетучились, и Филиппа погрузилась в благоухающую воду, подставляя расслабляющим струям, мягко бьющим со дна, напряженные мышцы тела.

События последних дней невольно всплыли в памяти.

Она вспомнила, как вновь услышала свистящий кашель матери на кухне. Этот ужасный кашель становился день ото дня все сильнее. Джейн страдала астмой всю жизнь. Но последние полтора года ее преследовал еще и тяжелый бронхит.

Домашний доктор был симпатичным человеком. Однако его советы ограничивались выписанными таблетками и рекомендацией проводить зимнее время в теплом сухом климате.

Филиппа в ответ вежливо улыбалась, не произнося вслух, что с таким же успехом он мог бы посоветовать увезти мать на луну. Они и так с трудом сводили концы с концами. Денег едва хватало, чтобы оплатить текущие счета.

В один прекрасный день Филиппа услышала, как в их муниципальную квартиру, где она прожила всю жизнь, принесли почту, и заторопилась к почтовому ящику, чтобы опередить мать.

Обычно в ящике находились бесчисленные счета, и каждый из них нес в себе очередную финансовую проблему. Джейн всегда слишком близко к сердцу принимала каждую из них. Сейчас, например, она обдумывала, где бы взять деньги для оплаты отопления на предстоящую зиму.

Но на сей раз вместе со счетами и рекламными проспектами в почтовом ящике оказался толстый конверт кремового цвета. На нем стояло ее имя. Она нахмурилась.

Что это может означать? Ордер о выселении или какая-то информация из банка?

Она аккуратно вскрыла конверт, скользнула взглядом по витиеватому вензелю и обращению:

Дорогая мисс Гленвилл…».

По мере того как она читала, ее тело начало покрываться холодной испариной.

Дважды перечитав короткое послание, она спрятала его в свою сумочку. И весь день содержание письма, лежавшего на дне сумочки, без перерыва крутилось в ее голове.

«Сеньор Диего Авельянос приглашает вас посетить его в конце следующей недели.

Ваш авиабилет до Валенсии на вечерний рейс в следующий четверг забронирован. Ознакомьтесь с маршрутом дальнейшего следования до Валенсии заблаговременно.

Вас будут встречать утром в аэропорту Валенсии. Свяжитесь с нами по указанному телефону.

Офис Д. Авельяноса».

Ах драгоценный сеньор Авельянос собственной персоной! Ее родной дедушка. Человек, который может проглотить какую-то Филиппу Гленвилл с потрохами! — сверлило у нее в голове.

Воспоминание о другом письме всплыло в ее памяти.

Оно было адресовано ее матери и отличалось такой же лаконичностью и определенностью. В нем Джейн Гленвилл информировалась о том, что любая ее попытка связаться с сеньором Диего Авельяносом будет пресекаться и что упомянутый сеньор не берет на себя ответственность за последствия, к которым могут привести нарушения его запрета.

Это было десять лет назад.

Диего Авельянос предельно ясно дал понять, что родная внучка для него не существует.

Теперь, видимо, он изменил точку зрения.

Филиппа плотно сжала губы.

Неужели он всерьез полагает, что она соберет чемодан и в следующий четверг сядет на самолет до Валенсии?

Через день она снова получила письмо из мадридского офиса.

«Дорогая мисс Гленвилл!

Вы не связались с нами по телефону, указанному в предыдущем письме, датированном двумя днями ранее.

Пожалуйста, сделайте это незамедлительно».

Филиппа скрыла это письмо от матери, как и первое. Она должна защитить ее от отца человека, которого она когда-то так преданно и безнадежно любила.

Она написала ответ, стараясь выдержать ту же официальную форму, что и полученные письма, хотя в душе считала, что вовсе не обязана быть вежливой по отношению к этому гнусному типу.

«Прошу принять к сведению, что ваш труд бесполезен. Все последующие письма не будут мною прочитаны.

Филиппа Гленвилл».

Тем не менее, она не удержалась и распечатала следующие два послания.

Одно из них было адресовано ей престижнейшим нью-йоркским бутиком и сообщало, что ей посылают именную кредитную карточку с лимитом в пять тысяч долларов.

В письме разъяснялось, что информация о сделанных ею расходах в пределах обозначенного лимита будет передана в мадридский офис сеньора Диего Авельяноса для оплаты.

Второе письмо из мадридского офиса подтверждало, что она должна купить необходимую одежду для встречи с сеньором Диего Авельяносом в следующую пятницу. Ей напоминали, что ждут звонка с сообщением о получении инструкций.

Что затевает этот ужасный старик? Что еще он задумал? Он никогда раньше не признавал ее существования. И что теперь ему могло понадобиться от нее? Голова Филиппы шла кругом от вопросов, на которые не было ответа.

Что будет, если она просто-напросто сделает то, что ей хочется сделать больше всего, — порвет кредитную карточку и отправит ее обратно деду?

Он очень богатый и могущественный человек. Не повредит ли им с матерью такой поступок?

У Джейн множество долгов, гирей висящих на их шее. Филиппа прекрасно понимала их происхождение и не могла без боли думать об этом.

И мать, и дочь работали не покладая рук, чтобы постепенно шаг за шагом расплатиться, Но предстоит еще долгий путь к освобождению от долгов, длиною как минимум лет в пять.

К тому же здоровье Джейн резко ухудшилось. Приступ отчаяния тисками сжал горло Филиппы.

Мать для нее все. Она так старалась сделать дочь счастливой, постоянно жертвовала собою. Наверное, никогда на свете не было более заботливой, преданной, любящей и нежной матери, чем Джейн Гленвилл.

Их жизнь протекала в более чем скромных условиях. Лифт в доме, где Филиппа прожила всю жизнь, как правило, не работал. Их квартира давно нуждалась в капитальном ремонте, но местные власти пока не торопились с выделением положенных средств.

Самая большая проблема заключалась в сырости, особенно сильно чувствующейся на кухне и в ванной. Джейн уже с трудом переносила влажный воздух убогого жилища.

И все-таки стоит ли ей вступать в какие-либо отношения с таким человеком, как Диего Авельянос? Будь он во сто раз богаче самого Крёза.

Кто знает, как бы обернулось дело, если бы не вмешалась ее самая близкая подруга Джеки.

— А вдруг он хочет просто познакомиться с тобой? — предположила она в ответ на мучительные сомнения Филиппы. — Может быть, он состарился, стал больным и теперь сожалеет о том, как обошелся с вами.

— Тогда почему он сам не написал мне? Почему в этих посланиях он буквально приказывает, как мне поступать, да еще делает это через третьих лиц? О нет! Если бы в нем действительно заговорило что-то человеческое, он должен был написать маме, а не мне. И, конечно, в более вежливой форме.

— Я считаю, что тебе все равно надо поехать и на месте во всем разобраться, — настойчиво сказала Джеки. — Если я ошибаюсь и он планирует как-то использовать тебя в своих целях, ты всегда можешь отказаться. Подумай хорошенько, ну что ты теряешь?

Филиппа нахмурилась.

— Кроме того, если ему от тебя что-нибудь нужно, он наверняка предложит тебе что-то взамен в благодарность за услуги.

— Например, что? — вскинула брови Филиппа. — В нем нет того, в чем я нуждаюсь.

— У него есть деньги, дорогая. Столько денег, сколько тебе и не снилось, — тихо ответила Джеки.

— Пусть подавится своими деньгами. Мне от него не нужно ни гроша! — запальчиво закричала Филиппа, сердито раздувая ноздри от гнева.

— А как насчет мамы, Фили? — еще тише спросила Джеки и подалась вперед. — Вдруг он согласится погасить ее долги и поможет вам перебраться куда-нибудь поближе к морю, например во Флориду?

Сердце Филиппы быстро забилось в груди. Казалось, его удары гулким эхом разносятся вокруг.

Она представила хрупкую фигурку матери, согнувшуюся пополам в приступе кашля, и с трудом удержалась от слез.

И все-таки у нее вырвалось:

— Не могу я принять деньги от него. Ну не могу.

— Подумай хорошенько, Фили. Ты возьмешь их не для себя, а для мамы, — продолжала настаивать подруга. — Ты сама говорила, что он в долгу перед ней. И это чистая правда! Ей пришлось одной растить тебя, получив от него вместо помощи оскорбления и проклятья. Сделай это ради матери, дорогая.

Филиппа мучительно боролась с раздиравшими ее противоречивыми чувствами. Все в ней протестовало против сделки с дедом.

Но, в конце концов, решающую роль сыграло заветное слово «Флорида», произнесенное Джеки.

Она на мгновение представила, как перевезет маму туда, где она сможет поправить свое здоровье. И в этот момент поняла, что не сможет отказаться даже от такой призрачной возможности реализовать мечту.

Ну что стоит деду поселить маму в каком-нибудь скромном домике, там, где всегда сухо и тепло!

На другой день они с Джеки отправились в дорогой бутик по адресу, указанному в письме.

После долгих сомнений, перебирая роскошные вещи, Филиппа выбрала легкий брючный костюм, обманчивая простота которого, тем не менее, красноречиво свидетельствовала о сказочной цене. В таком костюме любая девушка могла бы почувствовать себя дочерью весьма состоятельных родителей.

За свой внешний вид ей, похоже, можно будет не беспокоиться.

Весь четверг Филиппа с помощью верной подруги занималась своим внешним видом, чтобы предстать перед противником во всеоружии.

Умелая Джеки привела в безукоризненный порядок и без того красивые ступни ног, сделала маникюр и уложила буйные непокорные волосы в строгую прическу.

Вечером такси доставило в аэропорт очаровательную молодую девушку из весьма респектабельной семьи, которую, впрочем, никто не провожал. Она оставила встревоженную Джейн на попечение Джеки, с трудом успокоив мать легендой о срочной командировке.

И вот она здесь, на вражеской территории, где нельзя терять бдительность ни на минуту.

После ванны Филиппа с удовольствием накинула на плечи белый махровый халат, расшитый такими же золотыми лилиями, как и покрывало, наконец-то добралась до кровати и, утомленная длинной дорогой, моментально погрузилась в глубокий сон.

Она не знала, сколько времени прошло, когда сквозь дрему услышала легкий стук в дверь.

— Войдите.

Она напряглась, вспомнив, где находится.

Дверь медленно открылась, и в комнату, Вежливо улыбаясь, вошла девушка в белом кружевном фартуке и сделала короткий реверанс.

— Меня прислали помочь вам одеться.

— Я не нуждаюсь в помощи, — резко ответила Филиппа.

Лицо девушки огорченно вытянулось, и Филиппа сразу же пожалела о своем грубом тоне. Она привезла с собой для вечера простую, но элегантную светлую блузку и длинную юбку того же тона и не видела никаких проблем с одеждой.

— В этом правда нет необходимости, — сказала она более мягко и подошла к гардеробу величиной с небольшую комнату.

Какого же было ее удивление при виде открывшегося перед ней ряда пластиковых пакетов с новыми платьями!

— Что это? — удивленно вырвалось у нее.

— Дон Диего распорядился доставить все это для вас, сеньорита. А также соответствующее белье и украшения. Какой наряд вы хотели бы выбрать для сегодняшнего вечера?

— Никакой, — коротко бросила Филиппа и потянулась к сумке со своими скромными, но вполне достойными торжественного вечера вещами.

Служанка растерялась.

— Но это… это очень официальный вечер, сеньорита, — заикаясь произнесла она. — Дон Диего рассердится, если вы будете одеты… несоответствующим образом…

Филиппа внимательно посмотрела на служанку. Выражение лица девушки заставило ее остановиться. Описать это выражение можно было только одним словом — страх.

Она могла вступить в единоборство со своим дедом, проигнорировать его гнев, но мысль, что ее упрямство и своеволие навлечет ярость жестокого старика на ни в чем не повинную девушку, заставила ее вздрогнуть.

— Ну хорошо. Выбери сама что-нибудь подходящее, — вздохнула Филиппа и, сев в кресло, стала наблюдать, как служанка перебирает бесконечные ряды прозрачных пакетов с нарядами.

Наконец та выбрала два из них, вскрыла упаковку и аккуратно расстелила платья на кровати. Вне всякого сомнения, эти наряды стоили безумных денег.

Немного подумав, Филиппа взяла в руки платье до пола с открытыми плечами.

— Вот это, — указала она девушке на изумрудно-зеленое чудо и невольно пробежала пальцами по его шелковистым складкам.

— Оно такое красивое, — восхищенно сказала служанка с едва заметным оттенком грусти.

Филиппа внимательно посмотрела на нее.

— Скажи, как тебя зовут?

— Росита, сеньорита, — ответила девушка.

— А меня — Филиппа. Знаешь, я на самом деле справлюсь сама. Спасибо, ты мне очень помогла. Можешь быть свободна. Не беспокойся, все будет в полном порядке.

— Как вам будет угодно, сеньорита.

Росита склонила голову набок, слегка присела и легкими шагами вышла из комнаты.

Через двадцать минут Филиппа подошла к огромному зеркалу, обрамленному резной позолоченной рамой, и с изумлением застыла.

Она смотрелась просто фантастически! Иначе не скажешь. Платье выглядело настоящим произведением искусства. Наверняка изделие от какого-нибудь известного кутюрье.

Оно мягко облегало ее стройные бедра, играя и переливаясь удивительно живыми оттенками изумрудного цвета. Полные груди красиво драпировались низко вырезанным лифом, поддерживаемым тоненькими бретельками, обсыпанными мелкими стразами.

Нельзя не признать — платье в своей изысканной простоте было просто великолепно!

Филиппа собрала пышные волосы в узел и уложила их на затылке. Несколько непокорных прядок выбились наружу и игриво упали на лоб и щеки, обрамляя строгий овал белоснежного лица.

Осталось только нанести легкий макияж, соответствующий цвету платья, и она готова.

В дверь постучали, и на пороге появился слуга, явившийся пригласить ее к ужину. Несмотря на бесстрастное выражение его лица, Филиппа без труда прочитала восхищение, отразившееся в его взгляде.

На мгновение ей показалось, что на нее смотрит не пожилой слуга, а тот молодой человек, которого она встретила сегодня днем на террасе. Его холодные серые глаза всплыли в памяти, перевернув все в ее душе вверх дном…

Она вежливо улыбнулась слуге и направилась к мраморной лестнице. Пора вновь приготовиться к битве…