— Когда я смотрю на тебя, я не уверена, что мы с Фрэнком поступили правильно, решив не обзаводиться детьми в течение нескольких лет, — заметила Джейн, вспомнив о своих чувствах в день свадьбы Роберта и Шарон.

Сейчас, в этот субботний вечер, Джейн и Шарон вместе ходили по магазинам. Джейн остановилась, чтобы привлечь внимание Шарон к витрине небольшого бутика с детской одеждой. Поколебавшись, она продолжила:

— Я знаю, для вас с Робертом все по-другому. С одной стороны, Робби куда более… куда более готов стать отцом, чем Фрэнк. Ты же знаешь, как он счастлив, что у вас будет ребенок.

— Да… — тихо подтвердила Шарон.

Это действительно было так. Нет сомнений, что Роберт не меньше, чем она, ждет и уже любит своего ребенка. Но к ней он таких чувств явно не испытывал. С того дня, когда в Италии Шарон сама разрушила последние барьеры между ними, он держал ее на расстоянии. Он так от нее отдалился, что сейчас, спустя шесть недель, Шарон с трудом могла представить, что они когда-то были любовниками. Но рассказать об этом она никому не могла, тем более болтушке Джейн, которая, к счастью, была уверена, что они с Робертом по уши влюблены друг в друга.

Горькую реальность своего брака ей приходилось таить от всех, как приходилось прятать от Роберта свои подлинные чувства к нему. Она скрывала их с того самого дня, как они в последний раз были вместе, последний раз любили друг друга!

О, разве можно забыть то утро, когда, проснувшись рядом с Робертом, она еще переживала благодатный, очищающий прилив любви и умиротворения! Впервые в жизни ей было так хорошо. Она тогда дотронулась до него, с такой кроткой покорностью в глазах… А Роберт… Он проснулся в раздражении, чужой, бесчувственный, и только для приличия сделал вид, что она ему не безразлична.

Шарон вспоминала ни с чем не сравнимую ночь в их тосканском гнездышке, и щемящая обида наполняла ее от того, как она вела себя, что делала, говорила и, что еще больнее, от того, что чувствовала.

Сейчас она полагала, что должна, обязана была не поддаваться минутным порывам, своим дурацким настроениям и трезво взвешивать каждый шаг. Конечно, теперь, оглядываясь назад, можно многое свалить на свою наивность, на ослепление, на страсть. Но и оправдывая отчасти себя, она признавала, что строптивой девчонке вроде нее, упорно внушившей себе и окружающим, что любит и может любить лишь одного мужчину — Фрэнка, было бы трудно согласиться, что все кругом правы, а она — не права. И вот результат… Она перепутала соблазны детского увлечения с серьезным, зрелым чувством. А сейчас, когда она наконец поняла разницу, слишком поздно. Время вспять не повернешь…

Ах, если бы можно было вернуться назад. Надуманная страсть к Фрэнку, сентиментальные терзания, уколы самолюбия — ничто в сравнении с тем, какие муки приходится испытывать теперь, когда она знала, что любит Роберта, и отлично понимала, что он к ней равнодушен.

Ей было ясно, почему Роберт вдруг заявил, что ему надо чаще уезжать по делам. Все полагали, что он хочет выиграть немного времени, чтобы после родов несколько недель побыть с ней и ребенком, она же усматривала в мотивах такого поведения мужа совершенно иную подоплеку.

Шарон считала, что это еще один признак того, что она наконец вступила в настоящий взрослый мир, лишенный каких бы то ни было прикрас. Она даже не пыталась расспрашивать Роберта о его делах, постоянных командировках, о его неизменном молчании. Ей казалось, что постепенно она свыкнется с тем, что в глубине души Роберт в лучшем случае по-человечески готов терпеть ее в качестве матери своего ребенка. Шарон слишком хорошо все понимала теперь, чтобы попытаться обмануть себя верой в то, что он может каким-то невероятным образом влюбиться в нее, как она когда-то прилепилась к Фрэнку. Этот не влюбится… Сама она уже совершенно не сомневалась, что привязана к мужу неисчислимыми нитями души и тела на всю жизнь. Именно поэтому Шарон не могла довольствоваться отношениями с ним только на почве секса. Будто пить грязную воду… Вначале утоляет жажду — но опасно и рискованно. Это разрушило бы ее.

Секс с Робертом на время мог бы влиять на ее тело как наркотик, но успокоить женское самолюбие, исцелить душу такое обманчивое лекарство не в состоянии. Наоборот, потом будет только хуже. И Шарон не рвалась найти выход из тупика, а просто старалась сохранять самообладание, придерживаясь стиля достойного поведения, соблюдать незримую дистанцию, быть подальше от Роберта и дома и на людях. И только в те ночи, когда его не было дома, она позволяла себе такую роскошь, как слезы. Плакала, пока не засыпала. И просыпалась в слезах.

Она устало размышляла, какие еще причины он выдумает, чтобы пореже присутствовать дома с появлением бэби. Несомненно, Роберт найдет для этого массу лазеек, и тогда она с полным правом сосредоточится на своей любви к малышу, зная, что пока длится их брак, лишь ребенок будет единственной отдушиной для нее.

Сегодня вечером Роберт снова должен был уезжать, и она специально до предела затянула их совместный с Джейн поход по магазинам, чтобы лишний раз не угнетать его своим присутствием.

Домой Шарон возвращалась окружным путем, непроизвольно все более снижая скорость. Однако, судя по всему, ее педантичный муж отправился в аэропорт еще полчаса назад. Шарон с облегчением припарковала свой автомобиль и поспешила в дом. Несмотря на то что ей не хотелось видеть Роберта, дом без него казался мучительно пустым. Как ее сердце… Как ее жизнь.

Шарон только что приготовила себе чай, как в дверь позвонили. Нахмурившись, она пошла открывать. К ее удивлению, снаружи маячил Фрэнк.

— Входи, — без особого энтузиазма пригласила она. — Роберта нет, но…

— Я как раз тебя хотел увидеть, — сознался Фрэнк с некоторой неловкостью.

Шарон снова нахмурилась. Со времени своей свадьбы она ни разу не была наедине с Фрэнком. Она поморщилась, вспомнив, что, вернувшись из свадебного путешествия, она даже не заметила, что Фрэнка нет в конторе, пока муж не обратил на это ее внимание.

Фрэнк неуклюже проследовал за ней на кухню, и она налила ему чаю.

— Это… Это насчет Джейн… — смущенно начал он.

— Джейн? Что стряслось?

— Ну, ты, наверное, знаешь… насчет детей. Эта дуреха вбила себе в голову, что хочет ребенка! — выпалил Фрэнк, как обычно не утруждая себя условиями этикета. — И ведь знала, когда мы поженились, что я… не похож на Роберта. Конечно, я не против приплода, но… Мне хотелось, чтобы некоторое время мы с Джейн пожили только вдвоем, без пеленок, подгузников, всей этой кутерьмы, а она, как ослица… уперлась… не слушает меня.

— Фрэнк, конечно… ты у нас еще сам ребенок. Мне так жаль, — посочувствовала ему Шарон с какой-то новой, родственной теплотой. — Но об этом тебе лучше было бы поговорить с самой Джейн, — мягко посоветовала она. — Как-нибудь нежно подлизаться к ней…

Странно, но этот доверчивый, несуразный мальчишка, когда-то болезненно запавший в сердце Шарон, теперь пробуждал в ней лишь почти материнские чувства.

— Да, я думаю, ты права, — удрученно согласился Фрэнк, потом вдруг встряхнул головой, как дикий мустанг в загоне, и подошел к Шарон вплотную. — Так приятно видеть, что вы с братом счастливы вместе… Я всегда относился к тебе особенно, — сказал он глухо, склоняясь к ней и так крепко обнимая ее, что у Шарон дыхание перехватило и она чуть не потеряла равновесие.

Никто из них не слышал, как отворилась дверь, никто ничего не видел, пока не раздалось:

— Что здесь, черт возьми, происходит?

Это был Роберт.

Фрэнк весело поприветствовал брата, не замечая, что Дуглас-старший в таком состоянии, что только чудом не влепил ему с ходу затрещину, а Шарон, белая как полотно, крадучись отступает в дальний угол кухни.

— Извини, старина, я тут экспромтом заглянул, чтобы поболтать с твоей женушкой. У нас с ней свой крутеж… Я не забуду, что ты сказала, — подмигнул он Шарон, а потом, поглядев на часы, сообщил: — Все, пора бежать, а то моя стрекоза начнет волноваться. Пока, молодожены!

Шарон дрожала, как кролик перед удавом, от взгляда Роберта, пока Фрэнк не ушел.

— И что же ты ему такого поведала, о чем он не забудет? Может, я догадаюсь? Ты говорила ему, как сильно ты его еще любишь? Как хочешь его?

— Ну, что ты! И не стыдно тебе?.. — начала Шарон, с трудом приходя в себя. — Нет, Роберт, ты все совсем не так понял. Ничего подобного! Фрэнк…

— Не лги мне, слышишь! Мы оба знаем, какие чувства ты испытываешь к Фрэнку. Это ты подстроила так, чтобы он сюда притащился? Что ты ему сказала? Что хотела бы видеть его своим мужем, что все время воображала его, трахаясь со мной, что никто не сможет заменить его в твоем сердце? Да?!

— Перестань! Как ты смеешь… — возражала Шарон, еще чувствуя себя скорее напуганной, чем оскорбленной. — Конечно, нет. Роберт…

— Нет! Ах, какие мы чистюли! Будьте любезны, поцелуйте, пожалуйста, мой зад! Ну, так что ты говорила ему? Может быть, о том, как умоляла меня взять тебя?..

Шарон пораженно уставилась на него. Никогда она не видела Роберта в такой зверской ярости, срывающимся в грязное хамство, на грани невменяемости.

— Боже, ты даже не выждала, чтобы убедиться, что я уже в пути! Сразу приволокла его сюда! Как давно это длится? Как часто он бывает здесь, когда меня нет?

Внезапно Шарон почувствовала, что с нее хватит.

— Тебе-то что за дело? Тебя все равно никогда здесь нет… — с горечью сказала она.

— А Фрэнк, конечно, есть. Что же, дьявол подери, ты все-таки придумала, чтобы наш карапуз сюда прикатился? Трагедия одиночества соединила родственные души! И ты… беременная… На что ты надеешься? Ты же знаешь, что он не хочет тебя!

— Да… — вконец оглушенная этим ядовитым, озлобленным выпадом, согласилась она со страданием в глазах. Мысленно Шарон добавила: «И ты не хочешь меня, подонок». — Фрэнк пришел, чтобы поговорить со мной о Джейн, — тихо сказала она. Боль смягчила ее гнев. — Он беспокоится, потому что она настаивает на ребенке, а ведь они договорились немного подождать.

— Вот как? И тогда ты призналась ему, что не одна Джейн хочет от него ребенка? Вот почему этот баран говорил, что у него к тебе особенное отношение?

Шарон не смогла скрыть, что слегка покраснела, когда он повторил слова Фрэнка.

— Он приходил только за советом. Как родственник… — дрожащим голосом сказала Шарон.

— Родственник! Хорошенькое дело. Именно поэтому он тебя так тискал!

— Роберт, куда ты? — заволновалась она, когда он пронесся мимо нее в холл.

— Взять то, за чем возвращался, — угрюмо процедил Роберт. — Зная, что ты не любишь, когда я дома, я очень торопился и забыл некоторые документы. Мне пришлось вернуться.

Шарон услышала, как хлопнула дверь, когда он вошел в маленькую комнату, служившую ему кабинетом. Когда Роберт вернулся, она все еще стояла на кухне.

— Роберт, нам необходимо поговорить. Так больше не может продолжаться.

— Да что ты? У тебя есть предложения? Уж не развестись ли? Ну-ка… Уйди с моей дороги, детка, пока я не сделал что-нибудь, о чем потом мы оба пожалеем!

В дверях Роберт остановился и не оборачиваясь грубо сказал:

— Предупреждаю, если когда-нибудь ты сумеешь подбить моего братца исполнить твои патологические фантазии, вы оба пожалеете, что родились на свет. Ты не любишь его, Шарон. Ты не знаешь, что такое настоящая любовь.

Да, Роберт, ты прав, я не люблю его, молча согласилась Шарон, услышав шум отъезжающего автомобиля. Слезы текли у нее по лицу. Я люблю тебя.

А что до настоящей любви, то она знала, каково это — любить. Но не ведала, что такое взаимная любовь. Наверное, сейчас Роберт проклинает тот миг, когда женился на ней. Неужели он действительно не исключает возможности развода? И, несмотря на ребенка, способен бросить ее?

Не в силах вынести одиночество в собственном доме, остаток уик-энда Шарон провела с родителями, объясняя свою бледность, вспышки раздражения и замкнутость тем, что скучает по Роберту. Вообще-то в этом — хотя бы отчасти — и было дело.

Утром в понедельник, хотя у нее голова раскалывалась от боли — видимо, от того, что она проплакала полночи в подушку, — Шарон все же настояла на том, чтобы отправиться в офис, хотя Мэри всеми силами пыталась ее убедить остаться дома. На работе в первые же часы голова у нее так разболелась, что она сдалась и предупредила Фрэнка, что едет домой.

— Ты не сможешь вести машину, — сказал Фрэнк, вглядываясь в ее осунувшееся изможденное лицо. — Я тебя подвезу. Когда Роберт возвращается?

Шарон отвернулась, не желая признаться, что не знает. Она понимала, что легко могла бы это выяснить, спросив у его секретаря, но гордость не позволяла ей демонстрировать всем, как мало ей известно о действиях собственного мужа.

Это случилось, когда Фрэнк только выехал на главную дорогу. Он остановился, чтобы пропустить мотоциклиста, а водитель машины, ехавшей сзади, не сообразил вовремя, что происходит, и врезался в них.

Шарон бросило вперед, в тело впился ремень безопасности. Она вскрикнула от острой боли в животе и страха за ребенка. Голова, казалось, вот-вот лопнет, похоже, от потрясения что-то творилось с сосудами. Боль швырнула ее в удушливый темный колодец, и она потеряла сознание.

Первое, что Шарон услышала, придя в себя, — звук сирены «скорой помощи». Она не поняла, что «скорая» мчится за ней.

— Не двигайся, Шарон! — в тревоге предупредил ее Фрэнк, когда она попыталась высвободиться из ременной удавки.

Он выбрался из машины еще раньше, сообразила Шарон, потому что сейчас, сжимая кулаки, набычившись, Фрэнк стоял у открытой дверцы с ее стороны, а какой-то незнакомый толстяк рядом с ним, суматошно жестикулируя, оправдывался с явным испугом:

— Но ведь на самом деле это был всего лишь легкий удар… клянусь… Поймите, серьезные последствия исключены даже при…

— Она беременна! — глядя куда-то, поверх его головы, заорал Фрэнк. — Боже, какого черта вы не смотрите, куда едете?

— Ну… С реакцией у меня, конечно, не так… Но осторожность всегда, поверьте… И потом, все же вы сами… Проклятый мотоциклист! Это он виноват.

— Не думаю, что полиция так на это посмотрит, — мрачно предупредил его Фрэнк.

Шарон хотелось, чтобы они оба перестали орать у нее над ухом и куда-нибудь исчезли. Перед глазами плыли мутно-красные круги, лоб и виски разрывались от тупой боли, а о том, что может значить эта жуткая резь где-то внутри, она вообще старалась не думать.

— Роберт… Робби… Где ты?

Шарон не замечала, что говорит вслух, пока озабоченно вглядывающийся в нее толстяк не поинтересовался с дурацкой непосредственностью:

— Кто этот Роберт?

— Ее муж, — резко ответил Фрэнк. — И не хотел бы я быть на вашем месте, приятель, когда он узнает, что случилось.

Шарон трясло от шока, когда наконец подъехали «скорая» и полиция.

— Прости, девочка, — извинился врач, здоровенный мулат с седеющими висками, осторожно помогая вытащить Шарон из машины. Он не разрешил ей встать и настоял, чтобы она легла на носилки. — Мы не могли проехать из-за дорожных работ, чтоб их… Что именно произошло? — Шарон слышала, как этот добродушный верзила разговаривает с Фрэнком, видела, как он нахмурился, когда полицейский сообщил, что от удара машина пролетела некоторое расстояние.

Но когда врач снова подошел к Шарон, в глазах его была спокойная уверенность. Он мягко сказал:

— Лучше всего отвезти вас туда, милая, где смогут верно оценить ваше состояние.

— Я поеду с вами… — начал Фрэнк, но Шарон покачала головой.

— Нет, не нужно, я не хочу с тобой, — давая волю своему настроению, потребовала она. — Пусть Роберт… — Глаза Шарон наполнились слезами, ее била дрожь.

Неважно, что со мной. Главное, что с моим ребенком?! Ей хотелось что есть мочи кричать об этом. Но врач настойчиво спрашивал, что именно и где ее беспокоит. Острая боль, которую она почувствовала вначале, отступила, но малыш почему-то совершенно не давал о себе знать, и затишье это казалось Шарон зловещим. Она, измученная бессонными ночами, когда движения ребенка не давали ей заснуть, сейчас молилась — пусть, ради всего святого, он шевельнется!

Дорога в больницу заняла, казалось, целую вечность. За это время ее дважды тошнило, и Шарон заметила, что врач и молоденький санитар обеспокоено поглядывают друг на друга. Медсестра, которая оформляла на нее карточку в приемной, была очень внимательна и пообещала связаться с родителями, одновременно уверяя ее, что карапузы, доношенные до такого срока, гораздо крепче, чем обычно думают.

— Давайте сначала разберемся с вами, миссис Дуглас, — сказала она, приглаживая растрепанную гриву Шарон, когда они остались вдвоем в уютной одноместной палате. — Сотрясение мозга, конечно, исключено, но все-таки вас приложило изрядно… Здесь болит?

Шарон, даже не замечавшая до того последствий ушиба, потрогала свой висок и поморщилась, почувствовав, что пальцы ее стали липкими от крови.

Когда приехали родители, она, чистенькая и опрятная, уже лежала в постели, плотно укрытая одеялом.

— Здравствуй, дорогая! Как ты? — устремилась к ней Мэри.

— Я в порядке, — успокоила ее Шарон. — Ребенок…

Она увидела, какими тревожными взглядами обменялись ее родители, и еще сильнее заволновалась.

— Мне говорят, что не надо волноваться, что лучше всего отдохнуть… Но я уже так давно его не чувствую… и еще эта ужасная боль… Я хочу, чтобы Роберт пришел, — грустно сказала она.

— Фрэнк старается разыскать его, милая, — попыталась успокоить ее мать. — Он уехал от Майкла Купера, прежде чем Фрэнк связался с ним. Но мы непременно найдем его…

Вторая половина дня прошла как в тумане. Обследования, тихие беседы врачей, из которых она ни словечка не могла расслышать, только усиливали ее тревогу. Малыш все не двигался, и она опасалась, что с ним что-то случилось… С ней. С дочерью Роберта…

Снова полились слезы. Родители хотели было остаться с Шарон, но она отправила их домой. Она хотела видеть Роберта. Только Роберта.

Шарон закрыла глаза, нашептывая его имя, скрестив руки на животе. Если бы она тогда вот так ее обхватила, то защитила бы… Она была бы невредима, грустно думала Шарон.

Дверь палаты отворилась. Нет, это был не Роберт.

— Фрэнк… — тихо, не скрывая разочарования сказала она, опираясь спиной на подушки. — Где Роберт? Ты смог с ним связаться?

— Пока нет. — Фрэнк попытался улыбнуться, но Шарон видела, как он встревожен. — Не беспокойся.

Он старался успокоить ее, поглаживая ее руку, но, слабая от шока и страха, Шарон отдернула ее, сердито попросив:

— Не надо, не надо… Я не тебя хочу видеть, а Роберта.

Она горько расплакалась. Краем глаза она заметила, как Фрэнк звонком вызвал медсестру, как та неожиданно появилась и как они шептались о чем-то. Шарон вся обратилась в слух.

— Вы должны понять… Она очень хочет видеть своего мужа, — объясняла медсестра Фрэнку. — Ее состояние и так нестабильно, к тому же мы весьма обеспокоены состоянием плода.

— Честное слово, я делаю все возможное, чтобы разыскать его, — услышала она срывающийся голос Фрэнка. — Брат уже должен был вернуться. Бог знает, куда он запропастился.

Шарон закрыла глаза. Куда же, куда он исчез? Как нарочно… Ему не было дела до того, что с ней стряслось. Если с ребенком что-нибудь случится, он даже не узнает, и она потеряет их обоих. А без них никакого смысла в ее жизни не было. Она чувствовала себя совершенно несчастной.

— Врачи хотят, чтобы я ушел, — по-медвежьи растопырив руки объяснил ей Фрэнк, отвечая на короткий кивок медсестры и поднимаясь.

Шарон не волновало, уйдет он или останется. Без мужа ей все равно было одиноко. Всегда будет одиноко. В какой-то момент Шарон вроде бы заснула. Она знала, что медсестра дала ей какое-то успокоительное. «Чтобы ребенок отдохнул», — твердо сказала та, когда строптивая пациентка пыталась возразить.

Сейчас, открыв глаза, Шарон поняла, что головная боль и тошнота, которую она чувствовала прежде, прошли, но тело ее было напряжено и болело, а висок болезненно саднило.

В комнате было темно, но, повернув голову, она поняла, что Фрэнк здесь, стоит в дверях, и что, вероятно, именно его появление разбудило ее.

— Шарон… — начал Фрэнк, но она отвернулась от него.

— Уходи, прошу тебя… — тихо сказала она. Когда он закрыл за собой Дверь, Шарон всхлипнула. — Робби… Робби, где ты? Я так тебя люблю… — шептала она. — Я так вас обоих люблю, — прибавила она, прикоснувшись к своему все еще спокойному животу. — Робби…

— Да, Шарон. Я здесь.

Она была поражена, услышав его голос, и так быстро повернула голову, что поморщилась от боли.

— Роберт?! — повторила она недоверчиво. Шарон не могла отвести глаз от его темного силуэта, словно боясь поверить, что он действительно здесь. — Где ты?.. Как?.. — начала она, задрожав, когда он сел рядом с ней.

— Фрэнк оставил для меня сообщение дома, — начал он с обычным бесстрастием, но внезапно чувства его вырвались наружу, он не контролировал больше свой голос. — Боже мой, Шарон, я никогда не прощу…

— Фрэнк не виноват, — быстро предупредила она. — Это была авария, он… — Ее била дрожь, она в тревоге теребила одеяло, пока Роберт не взял ее за руку.

— Ты замерзла, — сказал он, но Шарон покачала головой, прекращая разговор о себе.

— Роберт, наша малышка… — Ее губы задрожал и. — Я больше не чувствую, как она ворочается. Они говорят мне, чтобы я не беспокоилась и что с нею все в порядке, но как это может быть, если она не шевелится? Робби, я так боюсь за нее… — беспомощно прошептала она. — Наша девочка… такая маленькая, такая беззащитная, и я так люблю ее.

— Фрэнк мне сказал, что ты велела ему уйти, что тебе нужен только я. Это правда?

— Да. — Шарон приподняла голову и неопределенно спросила: — Где ты был?

— В Италии. На пути в Тоскану… на виллу.

— Как?.. Почему?..

— Ты не единственная, кто позволяет себе навязчивые фантазии, — уклончиво произнес он. — Вся разница между нами в том, что у меня куда больше опыта в этом отношении.

— Фантазии? Какие фантазии?

— Обычные… Ну, например, что женщина, которую я люблю, тоже меня любит… что она хочет меня… и ночью, в нашей общей постели, она поворачивается ко мне и просит взять ее, любить ее сейчас и всегда…

Шарон слушала его с болезненным напряжением.

— Кто она… эта женщина? — дрожащим голосом спросила она. Роберт любит кого-то еще. Почему она никогда не думала… не понимала? — Я ее знаю?

— О… Да, еще как знаешь, — с какой-то загадочной улыбкой признался он. Шарон заметила, что он смотрит не на нее, а куда-то еще. На ее живот.

— Малышка! — вдруг радостно вырвалось у нее. — Она шевельнулась… Робби, она шевелится, с ней все хорошо, она… — даже сейчас Шарон не могла заставить себя произнести слово «жива», ибо это означало признаться, в том, чего она страшилась.

— Робби!.. — Она держалась за его руку, счастливые слезы текли по ее лицу.

— Почему ты хотела видеть меня, а не Фрэнка? — спросил он, накрывая рукой ее живот.

— Ты… Ты — мой муж, — промолвила Шарон, не в силах заставить себя взглянуть на него. — Отец моего ребенка. Нашего ребенка.

— И… что ж из этого, моя маленькая? — Глаза Роберта лучились, словно небо ранним тосканским утром.

Он как будто не верил Шарон. Он все смотрел на ее живот, и, возможно, поэтому она нашла в себе силы для окончательного признания:

— Я… ведь люблю тебя. Ты у меня один… Но только не притворяйся, пожалуйста. Не нужно разыгрывать передо мной роль безупречного мужа. Я больше не девочка. Я знаю, что такое по-настоящему любить кого-то. Если ты хочешь, чтобы я… освободила тебя и ты мог бы уйти к ней… к той женщине, которую ты любишь… Тогда я сделаю это. — Шарон замолчала и отвернулась к стене, закусив губу, чтобы не расплакаться, не быть слишком жалкой.

— Уйти к ней? Но я уже с ней, — мягко откликнулся Роберт.

— Уже с ней? — Сердце у Шарон тяжело забилось. Она возмущенно переводила взгляд с закрытой двери на него и обратно. — Ты… Ты дошел до того, что не постеснялся прийти с ней даже сюда?..

— Ох, Шарон! — Он расхохотался так, что едва не опрокинулся вместе с креслом на пол. Потом внезапно замолчал, подошел к окну, а через несколько секунд уже стоял перед ней на коленях, целуя пальчик за пальчиком, сначала на правой руке, потом — на левой.

— Ты единственная, кого я люблю, кого всегда любил. Ты и в самом деле так слепа, что ни разу не замечала?

— Ты любишь меня? Но этого не может быть… Ты всегда так сердился на меня, и я…

— Потому, что только так я мог защитить себя, спрятаться от боли, которую испытывал от того, что у тебя один Фрэнк был на уме. Я в тебя влюбился почти тогда же, когда ты — в него.

— Но если ты любишь меня, почему?.. — Шарон запнулась, вдруг покраснев.

— Что почему?

— Почему ты так вел себя после… после?.. Почему был так холоден со мной после того, как мы любили друг друга? Ты же видел, как сильно я хотела тебя. Я думала, ты… я думала, что ничего не значу для тебя как женщина, что я противна тебе…

— Противна мне? — перебил он. — Шарон, если бы ты знала, что я почувствовал, когда ты сказала, что хочешь меня. Ты даже не знаешь, как близок я был той ночью к тому, чтобы признаться тебе во всем… до конца. Но я не мог выбросить из головы, как ты говорила мне, что хотела бы, чтобы на моем месте был Фрэнк… что ты думала, что тогда, в первый раз, это Фрэнк… — Роберт уткнулся головой в одеяло, как пес, выражающий преданность своей хозяйке. — Я перестал спать с тобой, потому что у меня не было выбора. Я знал, что это только вопрос времени, что когда-нибудь мое самообладание оставит меня и я скажу тебе, что я чувствую. Я не мог возложить на тебя эту ношу после всего, что я сделал.

— Что ты сделал?

— Я был с тобой, хотя и не сомневался, что на самом деле ты хочешь не меня… Я ведь давно не мальчик… и легко воспользовался твоей невинностью, ты же и сейчас не знаешь, как элементарно предохраняться. Я сделал это однажды и не в силах был противиться тому, чтобы повторить… понимая при этом, что лишь увеличиваю вероятность того, что у тебя будет ребенок.

— По-моему, я догадывалась… — в задумчивости промолвила Шарон. — Было что-то такое… Предчувствие…

— Я не собирался ставить тебя в положение, когда ты вынуждена была бы выйти за меня замуж. Правда, я всегда помнил, что такая возможность остается, но никоим образом не пытался воспользоваться этим. И тогда я начал убеждать себя, что мы сошлись по воле судьбы, что тебя действительно тянет ко мне, даже если сердце твое на замке… И что каким-то образом я рано или поздно найду способ доказать: ты не могла испытывать ко мне такое сильное физиологическое влечение без того, чтобы хоть немного не любить меня…

— Я наверное, уже любила тебя… Даже до того, как мы занимались любовью… — нерешительно сказала Шарон. — Когда была маленькой… До того… Ты всегда был… Я тебя тогда больше любила. Но почему-то когда я стала взрослеть…

— Все проходят через детские увлечения, — мягко произнес Роберт.

— Не понимаю сейчас, как я могла принять то, что я чувствовала к Фрэнку, за настоящую любовь, — встрепенулась Шарон. — Когда я оглядываюсь назад…

Она замолчала, потому что Роберт наклонился и поцеловал ее.

— Мне надо… сейчас. — Она трясла его за руку, прервав поцелуй.

— Что такое?

— Я хочу домой, — докончила она неуверенно. — Пожалуйста, Робби, уговори их отпустить меня домой… С тобой…

— Ты уверена? — тихо спросил ее Роберт. Он обхватил ладонями ее лицо и вновь поцеловал, обняв так, словно не мог позволить ей уйти. Для Шарон это было как чудо.

Теперь, когда она узнала правду, ее поразило, сколь долго длилось неведение. Любовь, на которую она уповала в мечтах, была все эти годы, рядом, здесь, в каждом прикосновении, в каждом взгляде. С внезапной мудростью Шарон осознала, что любовь можно передать не только словами.

Оглядываясь назад, Шарон понимала, что вовсе не удивительно, что она так отзывалась физически на ласки Роберта, когда они впервые занимались любовью. Ее тело уже знало правду, которую ее разум упорно и немного по-детски отказывался замечать. Не было никакого смысла даже сравнивать свои чувства к мужу с тем, что она испытывала прежде к этому… Фрэнк!..

Она грустно посмотрела на Роберта.

— Я отвратительно вела себя по отношению к твоему брату, — вынесла окончательный приговор Шарон.

— Это точно, — без всякого сочувствия отозвался Роберт, словно речь шла о ком-то совершенно постороннем.

— Как ты думаешь, у них с Джейн все будет в порядке? — с тревогой спросила Шарон. — Ведь теперь она хочет ребенка…

— Фрэнк и Джейн любят друг друга, в этом нет сомнений. Они найдут способ так или иначе уладить свои отношения.

— Я так рада, что ты здесь, — прошептала Шарон, когда он наклонился, тщательно оправляя одеяло. — И твоя дочка тоже. Ох, Робби, если бы что-нибудь случилось…

— Не надо, ладно? — попросил он почти с мольбой. — Если бы что-нибудь случилось с тобой, не знаю, как бы я смог жить.

Медсестра только неодобрительно прищелкнула языком, войдя в палату и обнаружив пациентку в объятиях мужа.

— Я хочу домой! — резво обратилась к ней Шарон.

— Ну, не знаю… — Медсестра с упреком покосилась на Роберта. — Вам надо отдыхать, миссис Дуглас.

Однако врач, складная, моложавая блондинка, вызванная по настоянию Роберта, более благосклонно отнеслась к просьбе Дугласов. Не было никаких обстоятельств, препятствующих выписке. Если в домашней обстановке жена не будет волноваться, то муж может рассчитывать на очаровательный сюрприз к Рождеству, — заверила их блондинка, шутливо погрозив пальчиком.

— Не беспокойтесь, мэм, не будет… — уверил ее Роберт, прибавив вполголоса для Шарон: — Даже если для этого мне придется самому лежать с ней в постели.

— Больше никаких деловых поездок? — строго осведомилась Шарон у супруга минут двадцать спустя, когда он осторожно усаживал ее в машину.

— Никаких, — торжественно заверил Роберт. — С сегодняшнего дня этим займется Фрэнк.

— Бедная Джейн!

— Ну, может быть, не все свалится на него, — смилостивился Роберт. — Но сам я в будущем смогу работать вне дома, только если моя законная жена будет неукоснительно сопровождать меня во всех деловых поездках.

— При одном условии, — насмешливо добавила Шарон.

— А именно? — поинтересовался Роберт, приподняв брови. Лицо его приняло прежнее высокомерное выражение.

— Глава компании и его переводчица должны останавливаться в одном номере и спать в двуспальной кровати, — промурлыкала Шарон. — Все, разумеется, во имя экономии, босс…

— Конечно, — покладисто кивнул Роберт, а потом со строгостью добавил, подметив, как жена на него поглядывает: — Надеюсь, пострадавшая не забыла, что ей полагается отдыхать?..