«Шарон, мне необходимо поговорить с тобой…» Голос Роберта, оставившего для нее короткое сообщение на автоответчике, звучал как-то отстраненно, и Шарон зябко поежилась, вспомнив прежнюю атмосферу их долгой разобщенности.

На ее счастье, вот уже три дня как он был в деловой поездке, а ей сегодня не нужно было на работу, поскольку она взяла трехдневный отпуск. Сегодня она намеревалась пообедать с Лорой, тридцатилетней мачехой Джейн, и своей закадычной подружкой Линдой. Еще три месяца назад в день свадьбы Джейн и Фрэнка, Линда взяла с них клятву устроить этот девичник.

Припоминая свой тогдашний пыл и наивную категоричность в уверениях никогда, ни за кого не выходить замуж, Шарон совсем приуныла. Прошлое, настоящее и будущее — все сливалось в ее воображении в тусклую, гнетущую безысходность.

О, если бы она не была такой безвольной тряпкой, она отбрила бы Роберта по первое число. Отказалась бы выйти за него и воспитывала бы их ребенка — своего малыша — самостоятельно. С того момента, как врач подтвердил беременность и надежд благопристойно выкрутиться уже не оставалось, в изощренную на фантазии голову Шарон безостановочно вкрадывались самые невероятные идеи. Например, побег. Сколько раз она обыгрывала эту мысль в самых различных вариантах. Убежать… Исчезнуть… Уйти, любой ценой уйти от того, что ее ожидает. Все равно кругом сплошная ложь.

Но как она могла так поступить? Для родителей ее отъезд накануне свадьбы, даже под каким-нибудь благовидным предлогом, станет ударом. И кроме того, куда бы она ни скрылась, от себя никуда не деться, не спрятаться от того, что сама натворила, став рабой собственной похоти.

Как бы то ни было, но пока Шарон не могла заставить себя встретиться с Робертом, хотя чувствовала, с каким неослабным вниманием наблюдает за ней мать, и подозревала, что та очень скоро догадается, в чем истинная причина приступов слабости, которые день ото дня все труднее становилось скрывать.

Конечно, выход пока еще есть, устало думала Шарон, собираясь на встречу со своими эмансипированными приятельницами. Но она никогда не позволила бы себе поступить подобным образом. Хотя появление бэби никак не входило в ее планы — не говоря уже о ребенке от Роберта, — она начинала чувствовать свою причастность к таинству новой жизни. Шарон бережно приложила к животу ладонь. Нет, она не способна на такое. Будь что будет. И хотя она никогда не отличалась особой набожностью, в это мгновение ее осенила вера, что Господь не оставит помощью, если будет невыносимо тяжело.

Шарон, конечно же, догадывалась, зачем Роберт звонил ей. Бедняга. Наверное, сейчас места себе не находит, беспокоится. Ему пришлось уехать по делам совершенно неожиданно, он не успел разыскать ее, спросить, чем закончился ее визит к врачу. Теперь-то она понимала, как Роберт тогда был прав — они действительно скованы одной цепью.

Меньше всего Шарон хотелось сегодня тащиться на этот обед. Разговоры будут вертеться вокруг их близкой свадьбы. Да, ей всегда была симпатична элегантная умница Лора, такая проницательная, такая отзывчивая. А ближе Линды у нее вообще никого нет. Неужели даже они, как ее родители и родственники, станут притворяться, что у нее с Робертом в самом деле любовь? Что все годы любви к Фрэнку ничего не значат, потому что это просто детская влюбленность?

Шарон до сих пор не могла смириться с тем, что ее родители — и особенно мать — без конца твердят, что Роберт ей очень подходит. О Фрэнке и остальной родне, с их телячьим восторгом, даже вспоминать не хотелось. Шарон казалось, что лишь ее и Роберта не радует вся эта предсвадебная канитель. Окружающие же по поводу и без повода выражали свое одобрение и удовольствие. Боже, как надоело…

Странно, но Шарон нисколько не обиделась на Фрэнка за его дурацкое ликование, за его, как выяснилось, полную неспособность разглядеть правду. Вместо этого она совершенно неожиданно почувствовала злость и раздражение. Что ж, теперь она не выносит Фрэнка? Подобные мысли приводили ее в замешательство.

Ресторан был довольно уютным, в зале царила приятная прохлада, но Шарон стало нехорошо, еще когда она садилась за стол. Лора, стараясь не подавать виду, безостановочно сыпала шутками и анекдотами, но на самом деле с беспокойством следила, как Шарон, односложно отвечая на вопросы, размазывает еду по тарелке. От запаха пищи в глазах у Шарон все плыло, а живот просто узлом заворачивался… И неотступно преследовали мысли о том, что она натворила, насколько ощутимо изменится вся ее жизнь в самое ближайшее время.

Ужас охватил Шарон, когда она осознала, насколько не готова к этим переменам. Не в силах проглотить более ни кусочка, она отодвинула тарелку и встала.

Добравшись до спасительного дамского туалета, она почувствовала, что тошнота отступила. К тому моменту, когда встревоженная Лора разыскала ее, Шарон уже взяла себя в руки, чтобы извиниться за свое неожиданное исчезновение — выдавала лишь легкая дрожь в голосе.

Шарон так и не смогла до конца разобраться в том, как относятся ее наперсницы к помолвке. Ни та, ни другая при всей своей эмоциональности и неиссякаемом остроумии не позволили и намека о том, что в день свадьбы Фрэнка две подружки в присутствии Лоры дали обет не выходить замуж и тем самым опровергнуть миф о магической силе упавшего букета. А если бы узнали всю правду?..

Независимо от того когда они с Робертом поженятся, рождение ребенка станет общей темой пересудов. Конечно, в наше время вовсе не обязательно обзаводиться детьми только после свадьбы. Будь они с Робертом в самом деле влюблены друг в друга, не было бы для нее большей радости, чем знать, что она носит его ребенка.

Но они не любят друг друга, а она беременна от него, все еще желая другого мужчину. Вот источник ее стыда и муки, того ужаса, который внушает ей перспектива замужества.

Она вздохнула свободнее, когда обед наконец закончился. Попрощавшись с Линдой у ресторана, Шарон и Лора остались вдвоем. Лора, похоже намеревалась ей что-то сказать, но тут Шарон увидела приближавшийся к ним слишком хорошо знакомый «ягуар». Роберт был за рулем. Шарон застыла. Ей хотелось убежать, но она чувствовала, что и пальцем не может пошевелить. «Ягуар» резко затормозил прямо перед ними. Роберт вышел из машины, потянулся и сделал шаг навстречу. Под каким-то предлогом Лора моментально исчезла. Спасения не было…

Шарон поморщилась от того, как он схватил ее за плечо. Вцепился, будто голодный тигр в добычу… По прежнему опыту она слишком хорошо знала, что любое сопротивление бесполезно.

— Роберт, что ты здесь делаешь? Как ты узнал, где я?

— Заглянул в твой ежедневник, — испепеляюще взглянув на нее, процедил он. — Садись в машину.

— Роберт, я… — Я не хочу с тобой ехать, чуть не сказала она. Но он уже угрюмо качал головой.

— Не сейчас, Шарон. Я не в настроении. Где, черт возьми, ты была? — Он подталкивал ее к «ягуару». — Не вздумай врать, что ты не смогла мне дозвониться. Сколько можно издеваться надо мной?

Как только она повернулась к нему, он предупредил:

— Только без игр, Шарон. Ты знаешь, что я имею в виду, что я хочу знать…

Какое-то мгновение Шарон раздумывала, не лучше ли солгать. Сказать, что вообще не беременна. Взрыв его негодования удержал от столь рискованного эксперимента.

— Я был прав, да? — безжалостно продолжал Роберт. Усадив ее в машину, он скользнул на сиденье и рванул с места. — Ты беременна с той ночи.

— Да… — еле слышно произнесла Шарон. Почему ей хотелось плакать? Ведь она знала, что их связь носит исключительно сексуальный характер, как мало любви и нежности в их отношениях… Отчего же она только что чуть не попросила его остановиться где-нибудь и обнять ее, укрыть, защитить? Дать ей почувствовать, что она любима?

Она напряглась, ожидая, что ее вынужденное признание еще больше взбесит Роберта. Однако он оставался спокойным — настолько спокойным, что Шарон захотелось посмотреть на него — впервые с того момента, как он в ярости подскочил к ней у ресторана.

Роберт не обращал на нее никакого внимания. Казалось, его взгляд был прикован к пустой дороге.

— Я… Я не смогу без своего ребенка, — с неожиданной твердостью закончила Шарон. Лишь услышав собственный, внезапно изменившийся голос будто со стороны, она поняла, как сильно уже любит этого ребенка, как стремится сохранить его, не причинить ему зла.

Теперь Роберт обернулся к ней. От этого пристального взгляда ее слегка передернуло. Он резко сказал:

— Если бы я хоть на секунду подумал, что ты способна… Это в такой же степени мой ребенок, как и твой, Шарон, и если бы я считал, что ты сделаешь что-то, что может повредить ему…

Шарон трясло, когда она его слушала. Она нисколько не сомневалась в том, что Роберт потребует от них обоих «поступать правильно», — такой он был человек. Но интонация, с которой он взволнованно говорил ей, что ребенок — плод их страсти — так же дорог и ему, внезапно приоткрыла в его душе нечто, о чем она никогда не подозревала.

О, конечно же, Шарон знала, как внимателен он к членам своей семьи, но ей совершенно не приходило в голову, что эти чувства могут распространяться и на ребенка, который был зачат или по прихоти слепого случая, или по воле рока.

— Нам надо будет поговорить с твоими родителями, — услышала Шарон, — а после — с моей матерью.

— Мы?.. Нам?.. Им придется все рассказать… — с убитым видом прошептала она.

— Да, — тихо ответил Роберт. — Или, по меньшей мере, почти все. Предупреждаю тебя, моя непредсказуемая невеста, не только ради твоего благополучия, но и ради нашего ребенка, что есть кое-что, о чем никому рассказывать не рекомендуется.

Сердце у нее тяжело забилось.

— Что… Что ты имеешь в виду? — Губы Шарон пересохли от дурного предчувствия.

— Они никогда не должны… Ни у кого никогда не должно возникнуть причины усомниться в том, что наш малыш… Что за нашими отношениями может скрываться что-то иное, кроме любви.

— Любви? — Шарон дико уставилась на него. — Но в это никто не поверит. Они все знают о моих чувствах к Фрэнку.

— Они все знают, что ты по-детски втюрилась в моего брата, — холодно поправил ее Роберт.

— Я не могу изображать, что влюблена в тебя. Никто мне никогда не поверит.

— Не поверит? Тогда тебе придется придумать что-нибудь, вести себя так, чтобы поверили. Если, конечно, ты и в самом деле не хочешь, чтобы наша история всплыла без прикрас… в своем натуральном виде.

— Нет! — встрепенулась Шарон как ужаленная, густо покраснев.

— Нет? — ехидно откликнулся он. — Боюсь, дорогая, тебе предстоит раз и навсегда в жизни сделать выбор. Или ты изображаешь, что любишь меня, или рискуешь тем, что каждый, кому только ни лень, может поинтересоваться, почему это, если мы не любим друг друга, у нас появился ребенок. Наверное, есть смысл остановиться на меньшем из двух зол.

— Фрэнк никогда не поверит, что я полюбила тебя, — лихорадочно попыталась парировать Шарон.

— Он слишком занят своей женой и собственной жизнью, чтобы копаться в твоей. Посмотри правде в глаза, девочка. Что бы ни происходило в твоей жизни, Фрэнка это мало интересует, разве что как кузена, и если что-нибудь…

— Он только рад будет, если я со своей любовью оставлю его в покое. Знаю… Ты мне уже это говорил.

— Сегодня вечером твои родители дома?

— Да… Я думаю, да, — ответила Шарон, пытаясь разобраться со своими путающимися мыслями. С одной стороны, ей хотелось обратить время вспять, чтобы все было как прежде, но если бы это было возможно… Значит… Она непроизвольно положила руку на живот. Ее вновь поразило, как сильно и как быстро привыкла она к мысли о ребенке.

— Хорошо. Нам нужно поговорить с ними как можно скорее. Я думаю, поскольку всем известно, что в семье только что была пышная свадьба, нам простят нашу спешку.

— Но обязательно подумают, особенно когда ребенок…

— Пусть думают, — равнодушно пожал плечами Роберт, поглядев на часы. — Я приду около восьми, — предупредил он Шарон, остановив машину возле дома ее родителей.

Шарон отворила дверцу и, понурив голову, вышла. Она чувствовала усталость и опустошение. Когда же кончится этот кошмар? Все было не так, как она себе представляла… Свою жизнь, свой брак. Никогда, даже в самом страшном сне, не виделось ей, что все будет покрыто такой беспросветной мутью… Без любви.

Роберт стоял рядом с ней на тротуаре и, что было на него совсем не похоже, восхищенно любовался звездным небом. Вместо того чтобы по возможности спокойно проститься с ним и уйти, как собиралась секунду назад, Шарон внезапно сорвалась:

— Мы не можем пожениться, Роберт. Мы не любим друг друга. Между нами нет ничего общего, ничего, что связывало бы нас, ничего, что сделало бы наш брак настоящим.

В этой выплеснувшейся отповеди были все потаенные, терзающие ее сомнения. Но Роберт и глазом не повел на хлесткую, взрывоопасную тираду. Перед домом ее родителей, на виду у прохожих, он крепко обнял ее, сжав за плечи и пару раз довольно сильно встряхнул, словно приводя в чувство.

— Нет! Хватит с нас этого, Шарон.

А потом исцеловал ее. Тубы его были твердыми и теплыми. Поцелуй обжег ее недвижные губы, вернул их к вулканической, наполненной болью жизни. Смерч чувств взвился в ней в ответ на его прикосновение.

Их окружение, возможные сплетни, страх — все сделалось незначительным. Шарон приникла к нему, всем телом отвечая на его поцелуй.

Когда наконец он отпустил ее, она несколько секунд не могла понять, где они и зачем они здесь. С пылающим лицом она отвернулась от него. В глазах Шарон сверкали слезы. Почему все ее тело так отзывалось на его прикосновения? — Шарон, — услышала она, уже собираясь уйти. Ее остановил звук его голоса. Непроизвольно она повернулась к нему.

— У нас есть еще и он, — напомнил Роберт. Его рука покоилась у нее на плече, а другой он прикоснулся к ее животу.

Сквозь одежду она чувствовала тепло — такое мужское и странно притягательное. И хотя Шарон знала, что это невозможно, она готова была поклясться, что новая жизнь в ней как-то отозвалась на его прикосновение.

Она стояла не сопротивляясь, уткнувшись головой ему в плечо. Так хорошо, так уютно было чувствовать дыхание Роберта на своих волосах, шее, плечах. Он склонился к ней, и страх перед тем, что он может снова поцеловать ее, без всяких усилий вызвать в ней предательскую волну желания, заставил Шарон отпрянуть и бегом рвануться к дому.

— Боюсь, что я один во всем виноват. — Роберт взял Шарон за руку. Странно, но в его руке ее напряженные пальцы чувствовали себя тепло и уютно.

Роберт только что сказал ее родителям, что они намерены пожениться в самом ближайшем будущем, объяснив и причину спешки. Наступила тишина. Шарон от стыда повесила голову, ожидая взрыва. Она ждала, что родители спросят ее, как это она оказалась беременна от Роберта, тогда как все знали, как сильно она любит Фрэнка. Но к ее удивлению, никто не сказал ничего подобного. Они с любовью обняли ее, а потом отец сказал:

— Дорогая, я всегда знал, что рано или поздно вы с Робертом преодолеете ваши разногласия, хотя, должен признать, я не ожидал, что таким образом…

— Это моя вина, — повторил Роберт, нежно притянув Шарон к себе, так что ей ничего не оставалось, как позволить ему обнять ее.

С искренностью, от которой у нее дух захватывало, а глаза просто на лоб лезли, он на ходу сочинял вслух романтическую историю их любви.

— Я так долго ждал, так долго таил свои чувства, и когда Шарон… Словом, когда наша взаимность стала явной, я обезумел от счастья и не подумал о возможных последствиях. И все же меня бесконечно радует, что так вышло, хотя мне следовало бы предпринять шаги… — Роберт покаянно вздохнул: — Сейчас мне больше всего хочется, чтобы Шарон не расстраивалась и чтобы вы простили меня за то, что я лишил вас возможности провести ближайший год, устраивая нашу свадьбу.

— Да, не скрою, детки, вы несколько удивили нас, — созналась Мэри, — хотя… Не смотри так, дорогая, — нежно обратилась она к Шарон. Я помню, каково это — быть по уши влюбленной. Мы с Диком…

Ричард Дуглас слегка кашлянул. Мать засмеялась.

— Придется устроить все тихо, по-семейному. У вас есть какие-нибудь планы? Шарон, конечно, понадобится платье, а потом будет свадебный завтрак…

— Нет уж, — вскинулась Шарон. — Я… — Родители изумленно посмотрели на нее, и она вспыхнула. — Мне не нужно платье. Для простой регистрации…

— Никакой простой регистрации! — резко перебил ее Роберт. — Мы будем венчаться в церкви, — к ужасу Шарон, заявил он.

И прежде, чем Шарон успела что-то сказать, он на глазах у Мэри и Дика повернул ее к себе и слегка поцеловал в кончик носа. А потом, куда более долгим поцелуем, — в губы. После этого он мягко сказал:

— Не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что кто-то из нас сожалеет о случившемся или что наш ребенок нежеланный. И конечно, я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что наша свадьба — не торжество любви, которую мы испытываем друг к другу, а нечто иное…

Шарон не замечала, что плачет, пока он не поцеловал увлажнившиеся уголки ее глаз. А когда Роберт наконец освободил ее из своих объятий, она увидела, что и у матери глаза подозрительно заблестели…

— Я не могу надеть белое платье, — с дрожью в голосе обратилась она к Мэри. — Оно должно быть…

— Кремовое или цвета слоновой кости, — согласилась мать, которая была явно не в состоянии вникнуть в истинный смысл ее слов. — Белый никогда не был тебе к лицу. Помню, когда я покупала тебе рубашечку для крестин…

— Если это будет лишь семейное торжество, сынок, думаю, мы могли бы устроить свадебный завтрак здесь — пробасил тем временем Дик, хлопнув новоявленного зятя по плечу. — Конечно, мы позаботимся об обслуживании. Ты еще не сказал Сильвии?

— Нет, дядя Рич, в нашей пикантной ситуации мы с Шарон сочли за благо начать с вас. Маму собираемся повидать в ближайшее время. Возможно, завтра…

Для Шарон все эти откровения были малоприятным сюрпризом, но у нее уже не оставалось сил, чтобы спорить. Кроме того, она невольно пребывала под впечатлением от того, что Роберт способен так виртуозно лгать. Если бы она сама не знала, как было дело, даже ее увлекло бы то небольшое представление, которое он только что разыграл перед ее родителями.

Как много значили бы для нее эти слова, это признание своих обязательств перед ней и перед ребенком, если бы она по-настоящему любила Роберта! Одновременно ее поразило, как мало думала она в последние дни о Фрэнке. Но ведь на нее столько всего навалилось — тут уж ни до кого, ни до чего… Раньше, когда не было в ее жизни никакого Роберта, никаких планов на будущее, никаких забот, ей хватало досуга грезить о Фрэнке и о том, как все было бы, если бы он любил ее.

К тому же казалось как-то неправильно по отношению к своему будущему ребенку позволять себе по-детски мечтать о мужчине, который ему не отец и который никогда не будет с ней.

И все-таки почему родители с таким умилением восприняли вранье Роберта, так легко поверили в идеальные, чистые мотивы их страсти?

Ведь она столько лет любила Фрэнка. Любила?..

Шарон почему-то показалось, что она стоит на краю очень глубокой и опасной пропасти, вдруг раскрывшейся прямо у нее под ногами.

— Готова? — услышала она вкрадчивый голос Роберта.

Готова? К чему? К будущему — к их общему будущему? Да как она могла быть готова, если это вовсе не то будущее, которое она избрала бы для себя?

Спустя шесть недель Роберт и Шарон обвенчались в церкви, На ней было шелковое с кружевами платье цвета слоновой кости. Заказ на этот свадебный наряд в фантастически короткий срок выполнил один из лучших европейских модельеров. Образцом фасона послужило прелестное венчальное платье итальянской прабабушки Роберта. Этот драгоценный подарок Шарон получила от тетки Роберта, которая специально прилетела из Рима заранее. Шарон полагала, что итальянская родня Дугласов позволила себе столь широкий даже для состоятельных людей жест с намерением подчеркнуть особую любовь к «нашему Роберто».

Платье понадобилось лишь слегка распустить в талии. Шарон отметила, что пока ее беременность внешне почти никак не проявилась, но полагала, что частые отгулы, вызванные приступами слабости в начале беременности, уже подготовили большинство сослуживцев к такому повороту событий. Сейчас она кротко стояла рядом с Робертом. Уже жена, не кузина…

Как бы то ни было, но никто практически не отреагировал на причины поспешной свадьбы, кроме пронырливой Джейн. Помогая Шарон одеваться в день венчания, та с завистью заметила:

— Мы с Фрэнком говорили, что несколько лет подождем, прежде чем обзаводиться детьми. Я думала, что в самом деле так лучше, но теперь… Ты молодец… По-моему, здорово — взять и «залететь» еще до свадьбы от парня, которого любишь… Это придает отношениям особую глубину, особую близость. Стоит только посмотреть, как счастливы Диана и Том, — вздохнула она мечтательно, а ведь они, как и вы, не зацикливались на предосторожностях до свадьбы, не побоялись наших кумушек…

Шарон не нашлась, что ответить. Как могла она хоть что-то доверить легкомысленной Джейн? Да и вообще слишком поздно изливать душу, ведь прошлого не вернуть. Хватит, разыгрывая мелодраму, мучить себя, копаться в воспоминаниях. Теперь они с Робертом обвенчались, они — муж и жена на всю жизнь, будущие родители…

Шарон пробирала дрожь, когда перед ее глазами вновь и вновь возникала сцена в церкви. В наступившей торжественной тишине Роберт приподнял тяжелую, в стиле конца прошлого века, вуаль, скрывавшую ее лицо и несколько мгновений, совсем не так, как раньше, смотрел в ее глаза. Она затрепетала, казалось, дрожат даже его ладони, нежно прикоснувшиеся к ее щекам. Роберт склонился к ней и медленно поцеловал. Не с чувственной страстью. Словно дуновение вечности в этот миг соединило их души. А потом они давали торжественные обеты в супружеской верности… Нет, это была не просто красивая церемония — они давали обещание Богу.

Наверное, никто из присутствующих не заметил, с каким благоговением его пальцы прикоснулись к ее животу. Это символизировало священную тайную клятву своему ребенку, столь же нерушимую, как и обет, произнесенный вслух.

Никто из приглашенных на свадебное торжество и не должен был видеть тот жест. Роберт поступил так во имя своего ребенка — сына или дочери. Шарон тогда почувствовала себя лишней. Роберт, безусловно, будет прекрасным отцом, но он равнодушен к ней. Лишь чувство долга, бесстрастное благородство заставляет его жениться, старательно разыгрывать перед всеми свою любовь к ней.

К ним подошел Фрэнк, заключил брата в медвежьи объятия и подарил Шарон широкую лучистую улыбку. Нестриженые волосы лезли ему в глаза. От этого он одновременно казался озорным и слегка застенчивым.

Слушая, как Джейн шутливо выговаривает ему за расстегнувшуюся верхнюю пуговицу рубашки и поправляет галстук, Шарон размышляла, что бы случилось, будь она беременна от Фрэнка, а не от Роберта? Как бы Фрэнк вел себя в таких обстоятельствах? Она попыталась вообразить его на месте старшего брата, в ситуации, когда необходимы воля, умение трезво, с тонким психологизмом вести игру с окружающими. Увы, Шарон была вынуждена признать, что, окажись героем подобного романа Фрэнк, ей самой скорее всего пришлось бы выкручиваться, объяснять… брать на себя вину.

— Перестань, — чуть слышно прошептал Роберт, как будто читая ее мысли. — Ты вышла замуж за меня, Шарон, а не за Фрэнка. Ты носишь под сердцем моего ребенка — моего!

— Ты думаешь, я не знаю? — с горечью отозвалась она. Платье внезапно показалось ей слишком тесным в талии. Голова болела, ей было жарко, и она чувствовала усталость.

— Ненавижу все это лицемерие, — со злостью крикнула она Роберту. — Если бы ты знал, как надоел мне этот спектакль!..

— Правда? Кажется, ты не возражала против участия в гораздо более крупном шоу, когда убеждала себя, что ты в постели не со мной, а с Фрэнком — грубо напомнил ей Роберт.

Шарон поразило это неожиданное, предательское нападение. Слишком быстро — после тех уверений в любви, которые он убедительно демонстрировал в церкви. Она с немым укором посмотрела на Роберта, потерянно провела рукой по лбу, пытаясь найти хоть какой-нибудь повод, чтобы отвлечься. В этот момент участливое вмешательство матери выручило ее:

— Дорогая, с тобой все в порядке? Ты довольно бледная… Садись. Все уже здесь, и официанты готовы подавать ланч.