– Это прозвучало как угроза, – сказала Глория, стараясь сдержать дрожь в голосе, когда Джеф заводил машину.
Они уже попрощались с Брайаном, и Глория успела принять душ и переодеться.
– Как угроза? – Он повернулся к ней, и при тусклом свете она увидела мрачное лицо. – То, что мы еще увидимся много раз?
Слава Богу, что темно и он не видит, как лицо спутницы залилось краской. Джеф завел двигатель.
– Нет, Глория, это не угроза. Никогда не угрожал женщине и сейчас не собираюсь. Это обещание.
– Обещание?
– Да. Теперь, когда я нашел своего сына, мне нелегко с ним расстаться.
Глория обреченно вздохнула, предчувствия сбывались. Какая же она дура! Когда Джеф сказал Брайану, что не хочет терять их, она от волнения неправильно поняла значение этих слов. Он, конечно же, не хочет терять Брайана, но как сказать об этом мальчику? Вот Джеф и упомянул о ней. И, как бы ни отрицал теперь, это самая настоящая угроза. Угроза спокойному и счастливому будущему.
Она откинулась на сиденье и смущенно сжала руки. Сегодня вечером, намеренно надев короткое черное шелковое платье с крохотными жемчужными пуговицами, тянущимися от шеи до пояса, Глория перестала быть самой собой. Ожерелье из агата блестело на шее, а серьги – в ушах; тени, тушь и румяна изменили лицо до неузнаваемости. В дополнение к макияжу она воспользовалась мягкой красной помадой, еще более подчеркнув полноту губ.
Глория смущенно посмотрела на свой облик еще в зеркале спальни. От испуганной и растерянной женщины не осталось и следа. Сегодня вечером она – элегантная и уверенная в себе дама; – все же в душе страшилась исхода этого ужина.
Джеф повез ее в респектабельный ресторан рядом с Холборн, о котором она читала немало восторженных отзывов. Но Глория чувствовала, что все это напрасно – можно поесть и в кафе.
Заказ вина означал, что разговор будет непростой, и когда официант оставил их сидящими в безмолвии, с двумя бокалами шабли и маленькой тарелкой с маслинами, Глория заставила себя первой прервать молчание:
– Не думаешь ли ты, что глупо с нашей стороны сидеть в замечательном ресторане и говорить о погоде?
– Вместо того чтобы говорить о благополучии моего сына…
– Нашего сына, – поправила она. – И никогда не забывай этого.
Его глаза сузились.
– Я не требую уступок.
Эти слова не успокоили ее: так мог сказать только адвокат, и мысль об уступке или о том, что ему что-то нужно от сына, наполняла огнем борьбы. Глория почувствовала новый наплыв сил.
– Позволь рассказать тебе все, Джеф, – произнесла она вежливым, но твердым как сталь голосом. – Брайан – мой сын, и я люблю его. Более того, я всегда заботилась о нем. И не пойду на то, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь, когда заблагорассудится.
Глория наклонилась вперед, не боясь встретить зелено-голубой пристальный взгляд.
– Мне известно, что ты адвокат, и притом хороший. Я читала твои бумаги. Знаю также, что ты богат, намного богаче, чем я когда-нибудь буду. И мне достаточно хорошо известно, что деньги – это сила. Но ты не сможешь забрать у меня Брайана. Я буду бороться с тобой на любом суде в мире, чтобы доказать это. А если все провалится, увезу сына так далеко, что ты никогда, никогда не сможешь увидеть никого из нас.
Глории с трудом удалось завершить эту маленькую, но страстную речь. Перехватило дыхание, и она замолчала, вызывающе глядя на визави. Но Джеф с холодным спокойствием наблюдал, как будто они уже стояли друг напротив друга в суде. И было ясно, что он серьезно о чем-то думает и с его натренированным умом адвоката никогда не впадает в истерику.
А вот она не умеет держать себя под контролем.
– Почему ты думаешь, что я собираюсь отнять сына? – спросил Джеф тоном, заставившим ее быстро поднять глаза.
Вопрос вызвал у нее чувство вины, но Глория не собиралась сдаваться.
– Не знаю, что ты собираешься делать, – ответила она спокойно. – Может быть, расскажешь?
Зелено-голубые глаза Джефа засияли мягким светом – красивые волнующие глаза все еще имели власть над ней.
– Пока слишком рано говорить, – туманно ответил он, изучая ее пронизывающим взглядом, который делал выражение лица жестким. – Как это случилось?
Глория моментально закрыла глаза в замешательстве.
– Что как?
– Брайан, – нетерпеливо сказал он. – Я уверен, что вел себя достаточно осторожно.
Женщина почувствовала, как сильный румянец покрыл щеки. Это было унизительно – сидеть в ресторане и обсуждать способы предохранения от беременности девять лет спустя после случившегося.
– Как? – опять спросил он.
О Господи! Ей хотелось скрестить руки подобно героине в ужасных мелодрамах. В тот раз…
– Это было один раз… Я… мы… – ты не помнишь? – Отчаявшись сказать что-то вразумительное, она умолкла.
Его брови нахмурились, светлые глаза вспыхнули.
– Конечно, помню.
Воцарилось долгое молчание.
– Я думал, это невозможно, – сказал он странно хриплым голосом.
И она тоже думала так вначале, помня необычное состояние, когда они в полусне прижимались друг к другу, не зная, зачем так делают. Это был превосходный акт любви.
И в другой раз, когда она осталась на уик-энд, дарованный им судьбой для взаимного удовольствия, тот безумный эпизод повторился. Медленное, бессловесное соитие, которое, казалось, уносило от земли куда-то в другой мир…
– Возможно, – сказала она, с трепетом вспоминая положительный результат теста на беременность спустя четыре недели. Глория не забыла, как сидела в крохотной комнатке медсестры, не смея думать о будущем, уверенная, что останется одна с ребенком…
– Возможно, – повторила она.
Джеф внимательно взглянул на нее.
– И что ты сделала?
– А как ты думаешь, что я сделала? – требовательно спросила она. – Родила ребенка.
– Оставив Оксфорд, не так ли?
Глория, удивившись, что он вспомнил это, кивнула.
– Да, учеба закончилась. Я бросила Оксфорд, чтобы родить Брайана, – жестко сказала она. – У меня не было выбора.
Джеф покачал головой.
– Выбор есть всегда.
– Не для меня, – гордо сказала она, запрокидывая подбородок и отбрасывая назад шелковистые волосы.
– Ты не подумала о?..
– Ни минуты, даже ни секунды.
– Так сильно хотела ребенка?
Не просто ребенка, а моего ребенка, подумала она, но с этой мыслью пришла новая обида.
– А как ты думал? Конечно, я хотела учиться, закончить Оксфорд! Хотела получить возможность соревноваться в учебе с самыми умными. Хотела подумать о себе…
Дрожащей рукой Глория потянулась за бокалом и сделала большой глоток вина, желая спрятать собственную жалость к себе. Но его слова успокоили ее.
– И ты преуспела в этом. Сделала что-то для себя, и Брайан – прекрасный ребенок, которым можно гордиться.
Она подозрительно посмотрела на Джефа, ожидая какой-нибудь колкости, но ничего не последовало, и его оценка требовала вежливости.
– Спасибо, – сказала она немного жеманно.
– А ты очень скоро вышла замуж после того, что случилось?
Когда же наконец он прекратит это! У него нет права спрашивать об этом после всего, что сделал. Глория посмотрела на нетронутую булочку, лежавшую на тарелке. Ее муж Джон был добрым, прекрасным человеком. Он так много сделал для нее в тот момент, когда была нужна поддержка. Она навсегда перед ним в неоплатном долгу.
– Я не отвечаю на вопросы, касающиеся Джона, – ответила женщина с достоинством.
В любом случае это вопрос, на который трудно ответить, как следует. Она любила Джона, но любовь такое растяжимое понятие. То, что она чувствовала к Джону, не имело ничего общего с тем, что чувствовала к Джефу, которого, конечно, тоже любила. И как только ее угораздило полюбить человека, который так безжалостно поступил с ней…
Они доедали ужин в напряженном молчании. Глория ела очень мало, но потягивала вино, хотя настроение было таким мрачным, что ничто не могло бы его улучшить. В довершение у нее заболела голова, и она отказалась и от сыра, и от пудинга.
Официант принес кофейник, и Джеф легким движением руки указал, чтобы он покинул их.
– Скажи, какой кофе тебе нравится?
– Черный без сахара, пожалуйста. – Она горько улыбнулась. – Как мало мы знаем друг о друге.
– Ты так думаешь? И все же мы родители.
– Биологический несчастный случай, – сказала Глория, ненавидя себя за эти слова, знала, как расстроился бы Брайан, если бы услышал их. И вопрос Джефа стал жутким отголоском ее дум.
– Что ты сказала Брайану? – спросил он. – Знает ли мальчишка что-нибудь о своем настоящем отце? Или он вырос, думая, что твой муж был его отцом?
Глория окинула Джефа пристальным взглядом.
– Я никогда не обманывала Брайана. Сказала ему то, что, по-моему мнению, маленькому мальчику следовало знать.
– Как это было?
Не хотелось повторять то, что она рассказала Брайану о сильной любви, которую испытывала к его отцу. Признание факта ее эмоциональной привязанности к Джефу только усложнило бы ситуацию. Выход нужно выбирать со смыслом и логикой.
– Я рассказала, что очень часто отношения между людьми не складываются и что его отец, так получилось, исчез из наших жизней.
Джеф резко поставил свою чашку на блюдце, но нежный фарфор не разбился.
– Ты говорила ему, что у меня не было выбора? Что я даже не знал о его существовании?
Что ему сказать?
Она хотела сразу поговорить с ним, понимая, что отец имеет право узнать о своем чаде, и надеясь, что если будет ребенок…
Глория почти с ненавистью смотрела на красивое лицо Джефа, вспоминая разговор с его тетей. Та очевидно, никогда не рассказывала племяннику об этой встрече. Он не заслуживает того, чтобы знать о ней, подумала Глория, когда вспомнила, как униженно тогда чувствовала себя. В тот ужасный день девушка вбежала в дверь квартиры дяди Джефа чуть не сбив с ног элегантную блондинку лет около сорока, одетую с головы до ног в модную одежду. Незнакомка посмотрела на посетительницу свысока холодными голубыми глазами.
– Что вы хотите? – подозрительно спросила хозяйка со слабым североамериканским акцентом.
– Вы – тетя Джефа. – догадалась Глория, нервно облизывая губы.
Лукавые выщипанные брови удивленно взметнулись вверх.
– А кто вы такая? – поинтересовалась тетушка.
– Я – Глория. А где Джеф? – спросила девушка, и, вероятно, в ее вопросе прозвучало отчаяние.
– Боюсь, его здесь нет.
Женщина вопросительно вгляделась в бледное лицо Глории, в красные от слез глаза и рассмеялась.
– О Боже мой, еще одна! – Она покачала головой, словно демонстрируя светло-пепельные волосы, рассыпавшиеся по плечам. – Куда бы он ни шел, маленькие девочки бегают за ним. – Вероятно, женщина увидела беспомощную улыбку на лице гостьи. – Позволь дать тебе один совет, Глория, не так ли? Сделай одолжение, забудь его.
Но Глория добивалась своего.
– Он оставил адрес?
Морщинка недовольства пересекла лоб тетки.
– Ты не понимаешь, моя дорогая? – вежливо спросила она. – Племянник ведь женится.
После этих слов Глория уже не могла уговаривать себя, что Брук не важна для Джефа. Все стало ясно. Рыдая, она выбежала на улицу и села на лавочку. Слезам, казалось, не будет конца, но когда все же успокоилась, решение пришло быстро. Глория положила руку на плоский живот и безмолвно пообещала ребенку, что он не будет покинут, как когда-то она своей матерью: я защищу тебя, что бы ни случилось, я защищу тебя.
Комнату она нашла легко, правда, очень тесную, но это не имело значения.
Работа в качестве помощника бухгалтера, которую ей вскоре предложили, тоже вполне устраивала. Так судьба свела ее с Джоном, тихим, добрым, не уверенным в себе и тяжело больным человеком. Джон был ее боссом. Годы забот о матери-инвалиде помешали ему жениться, и сейчас, когда мать умерла, он остался совершенно один. Рядом с его горестями собственное положение Глории уже не казалось столь удручающим. Болезнь Джона не оставляла ему шансов. Тем упорнее убеждал он принять его предложение, гарантирующее безбедное существование ей и ее ребенку. И девушка согласилась выйти за него замуж.
Глория очнулась от воспоминаний и поймала себя на том, что пристально всматривается в равнодушное лицо Джефа, словно ища подтверждения, нужна ли ему теперь эта история.
– Скажи, чего ты хочешь? – спросила она.
Джеф, казалось, ждал этого вопроса.
– Я хочу как можно чаще видеть Брайана, узнать его получше.
Глория вздохнула, потому что ожидала большего.
– И как долго?
– Пока я в Англии – несколько месяцев.
– А потом?
Он поднялся из-за стола.
– Это вопрос, на который я не могу сейчас ответить.
– Хорошо, когда бы ты хотел видеть его? И где? Могу ли я присутствовать при ваших встречах?
Неприятно спрашивать об этом, но она должна знать.
– Когда позволишь, но только без тебя. Ты, Глория, все еще слишком удручена, чтобы составить нам хорошую компанию.
Женщина нахмурила брови.
– Не знаю, что мне сказать Брайану о тебе.
– Не говори пока ничего. Пусть он узнает меня и доверится мне. И не забывай, что сын может о чем-то догадываться. – Джеф увидел ее лицо. – Да, догадываться. Дети гораздо понятливее, чем мы думаем.
– Возможно, ты прав.
Джеф оплатил счет, и они покинули ресторан.
Открыв входную дверь в ее дом, Джеф пропустил Глорию вперед. При этом оказался столь близко, что женщина не могла не чувствовать тепло, исходившее от большого тела. Он, должно быть, заметил напряженность, так как не мог удержаться от замечания.
– Соблазнительно, не так ли, Глория? – Его голос понизился. – Ты тоже чувствуешь это. Мы одни, постель – наверху, и ничто не может остановить нас, чтобы прилечь. Возможно, это избавит нас от плохих взаимоотношений. Что скажешь?
Закрыв входную дверь, он подтолкнул хозяйку в гостиную, и она как сомнамбула подчинилась приказанию, хотя знала, что за этим последует. Нужно было сказать ему «нет», но слова застыли на губах. Глория стояла в собственном доме, как незнакомка, пока Джеф включал лампы, и пристально смотрела на него. Ее рот был сухим, как пергамент, а сердце билось так сильно, что, казалось, слышен каждый удар.
Глаза Джефа были темны как ночь, и легкая улыбка заиграла в уголках рта, когда он подошел, оставляя только дюйм пространства между ними.
Джеф поднял руку, прикоснулся к ее лицу, затем глубоко вздохнул и кончиками пальцев тронул шею, плечо и, наконец, грудь женщины. Услышав томный вздох, он улыбнулся и, все еще дразня сосок одной рукой, другой обвил женскую талию.
Рассудок должен был бы предостеречь Глорию, но его заглушило желание, которое пробудил мужчина.
Она позволила нежно опустить себя на персидский ковер и снова вздохнула.
– Я знаю, – сказал он. – Я все знаю.
Глория закрыла глаза. Голос искусителя звучал странно, так странно, что она не хотела слышать его, боясь, что он разрушит предательски сильное желание, которое держало ее тело в своей власти.
Джеф уже расстегивал черное шелковое платье.
– Ты специально оделась так, зная, что мне захочется снять его? – пробормотал он бархатным голосом.
– Я?! – Но, возможно, так оно и есть.
Все пуговицы расстегнуты, и он, отбросив платье в сторону, замер на мгновение.
Глория быстро открыла глаза, чувствуя что-то не то, но тут же снова закрыла их, потрясенная откровенным желанием, которое мужчина не мог, да и не пытался скрыть.
Джеф потянулся, чтобы расстегнуть бюстгальтер, и когда сделал это, Глория свободно вздохнула, ощущая в грудях боль от сильного возбуждения.
Ох, пожалуйста, умоляла она безмолвно, как будто бы он слышал, склонив свою голову, чтобы вобрать губами тепло ее рта. Он поцеловал, мягко покусывая, доставляя ей острое наслаждение. Нарастающее напряжение передавалось и ему. И когда Джеф прикоснулся к ней всем сильным чувствительным телом, Глория знала, что хотела этого всегда.
Это была мечта – драгоценная, прекрасная эротическая мечта. Это был Джеф, милый, любимый Джеф, который мог доставить ей полное и абсолютное счастье.
Капельки пота выступили на лбу, когда она, почувствовав прилив наслаждения, назвала его имя и стиснула руками темноволосую голову, которая все еще была у нее на груди, даже в то время, когда его пальцы продолжали творить волшебство. Она хотела его, нуждалась в нем.
– Я знаю, – прошептал Джеф. – Верь мне, я знаю.
Он не мог не знать! Потому что прилив страсти наполнял ее до предела, и если бы он не прекратил то, что делал…
Звук старинных напольных часов вернул к действительности. На секунду она открыла глаза и встретила его пристальный взгляд, когда мужчина убрал руку с ее груди. Взгляд был непроницаемым, и ей стало не по себе, как только Джеф отодвинулся.
Напуганная, Глория увидела себя его глазами – на ней были только колготки, платье валялось в стороне, бюстгальтер наполовину снят и предательский румянец покрывал лицо.
– Тебе лучше одеться, – грубо сказал он и вдруг встал.
Она лежала не двигаясь, слишком потрясенная такой переменой.
– Оденься! Сейчас же!
Его голос звучал странно. Дрожащими руками Глория схватила платье и стала одеваться. Все, что только что случилось, было постыдно и непонятно. Джеф казался возбужденным, а с таким страстным партнером, как она, ни один мужчина не остановился бы перед желанием заняться любовью. Но этот человек не как все, что горько осознавать.
Поймав ее взгляд, Джеф мрачно заговорил:
– Да. Глория, я хочу тебя, не сомневайся в этом. Искушение отнести тебя по лестнице наверх и провести с тобой остаток ночи было слишком сильным. Мы могли бы заниматься любовью, забравшись под простыню, и, может быть, это заставило бы нас забыть весь обман, все зря потраченные годы.
– Зря потраченные годы?
Слова застряли в ее горле, а сердце забилось с наивной надеждой, которая, казалось, возникла из ниоткуда.
Но Джеф с мстительным выражением лица двинулся к двери и открыл ее.
– Да иначе не назовешь годы, проведенные без моего сына, и за это я думаю, никогда не прощу тебя.
Глория побледнела.
– Немедленно уходи отсюда! – запоздало прошипела она сквозь зубы.
– О, не беспокойся, дорогая, уже ухожу!
И Джеф захлопнул дверь, оставив женщину, дрожащую от обиды, одну в пустой комнате. Глаза затуманили слезы, заскользившие по лицу. О Господи, что она сделала? Как могла позволить ему… позволить себе?.. Глория вздрогнула; стыд прогнал последние порывы страсти, и она медленно двинулась вверх по лестнице, чтобы принять самый длинный душ в своей жизни.