На речном пароходе они отправились в Бабахойю. Качались в гамаках, прихлебывали бренди и смотрели, как мимо проплывают джунгли. Родники, мох, живописные прозрачные ручьи и деревья, вымахавшие до двух сотен футов. Ли и Аллертон не разговаривали, пока пароход пыхтел вверх по течению, изредка пробивая безмолвие джунглей жалобным воем газонокосилки.
Из Бабахойи автобусом они поехали через Анды в Амбато: четырнадцать часов тряски и холода. Перекусить нутом остановились возле хижины на самом перевале, гораздо выше линии лесов. Несколько туземцев в серых войлочных шляпах ели нут с угрюмой покорностью. По земляному полу хижины, повизгивая, носились морские свинки. Ли вспомнил, какая свинка была в детстве у него в отеле «Фэрмонт» в Сент-Луисе, где вся семья жила некоторое время перед тем, как переехать в новый дом на Прайс-роуд. Он помнил, как та свинка визжала, как воняла ее клетка.
Они миновали заснеженный пик Чимборазо — холодный под луной, на незатихающем ветру высоких Анд. С высокогорного перевала открывался совершенно другой вид — будто они попали на чужую планету, гораздо больше Земли. Ли и Аллертон пили бренди, укрывшись одеялом, и ноздри им щекотал запах древесного дыма. На них были застегнутые до самого горла армейские куртки, под ними — фуфайки, чтобы не пробирало холодом и ветром. Аллертон выглядел нереальным, как призрак; Ли он казался чуть ли не прозрачным, сквозь него проглядывал пустой призрачный автобус.
Из Амбато в Пуйо — по краю ущелья в тысячу футов глубиной. Они спускались в пышную зеленую долину, а вокруг шумели водопады, леса, и прямо по дороге текли ручьи. Несколько раз автобус останавливался — нужно было убрать огромные валуны, сползшие на дорогу.
В автобусе Ли разговорился со старым изыскателем по фамилии Морган — он провел в джунглях тридцать лет. Ли спросил его об айяхуаске.
— Действует на них, как опиум, — ответил Морган. — Ее все мои индейцы употребляют. Как сядут на айяхуаску, от них потом три дня никакой работы добиться невозможно.
— Мне кажется, она должна пользоваться спросом, — заметил Ли.
— Я могу достать в любом количестве, — сказал Морган.
Они проехали мимо сборных домиков Шелл-Мары. Компания «Шелл» потратила два года и двадцать миллионов долларов, никакой нефти здесь не нашла и все бросила.
В Пуйо они приехали поздно ночью, нашли комнату в обветшалой гостинице около универсального магазина. Ли и Аллертон были так измучены дорогой, что не разговаривали и сразу легли спать.
* * *
На следующий день Старик Морган пошел вместе с Ли искать айяхуаску. Аллертон еще спал. Они столкнулись со стеной отговорок. Один человек сказал, что принесет на следующий день, но Ли знал, что он не принесет ничего.
Они зашли в небольшой салун, где хозяйничала мулатка. Она сделала вид, что вообще не знает, что это такое. Ли спросил: может быть, айяхуаска запрещена законом?
— Нет, — ответил Морган. — Но люди здесь не любят чужаков.
Они сели выпить aguardiente с горячей водой, сахаром и корицей. Ли сказал, что занимается высушиванием голов. Морган начал прикидывать, что можно открыть целую фабрику.
— Головы скатываются с конвейера, — сказал он. — Их же не купишь ни за какую цену. Запрет правительства, понимаешь? Уроды людей убивали, чтобы головы продать.
У Моргана имелся неистощимый запас бородатых неприличных анекдотов. Он рассказывал о каком-то местном персонаже, канадце.
— А как он сюда попал? — спросил Ли.
Морган хмыкнул:
— А как мы все сюда попадаем? Дома неприятности, как еще?
Ли кивнул и ничего не ответил.
* * *
Днем Старик Морган вернулся в Шелл-Мару забрать какой-то долг. Ли поговорил с голландцем по фамилии Сойер — фермером из-под Пуйо. Сойер сказал, что в джунглях, в нескольких милях от городка, живет один американский ботаник.
— Хочет создать какое-то лекарство — забыл название. Он говорит, что если удастся сделать концентрат, он заработает целое состояние. А теперь ему трудно — ему там даже есть нечего.
— Меня интересует лекарственные растения, — ответил Ли. — Может быть, я навещу его.
— Он будет рад вас видеть. Но прихватите с собой муку, чай или еще чего-нибудь. У них там шаром покати.
Позже Ли сказал Аллертону:
— Ботаник! Это счастье. Наш человек. Поедем к нему завтра.
— Мы же не сможем сделать вид, что просто проезжали мимо, — ответил Аллертон. — Как ты ему объяснишь наш визит?
— Придумаю что-нибудь. Лучше всего — сразу сказать, что мы ищем яхе. Может быть, нам обоим удастся что-то на этом заработать. Судя по тому, что я услышал, он сейчас сидит в заднице. Нам повезло, что мы его на ней застанем. Если бы он был при бабках и хлебал шампань галошей в борделях Пуйо, то вряд ли повелся бы на то, чтобы продать мне яхе на несколько сот сукре. И, Джин, ради всего святого, — когда мы возьмем этого типа в оборот, пожалуйста, не говори: «Доктор Коттер, я полагаю?»
* * *
Номер гостиницы в Пуйо был сырым и холодным. Очертания домов через дорогу размывал ливень, точно весь город оказался под водой. Ли брал с кровати вещи и совал их в прорезиненный мешок. Автоматический пистолет 32-го калибра, патроны. Завернутые в промасленную шелковую тряпицу маленькая сковородка, чай и мука в жестяных банках, запечатанных клейкой лентой, две кварты «Пуро».
Аллертон сказал:
— Этот кир — самое тяжелое, к тому же, у бутылки острые грани. Может, здесь оставим?
— Нам нужно будет развязать ему язык, — ответил Ли. Он поднял мешок и протянул Аллертону новенький блестящий мачете.
— Давай подождем, когда дождь закончится? — предложил Аллертон.
— Подождем, когда дождь закончится? — Ли рухнул на кровать в приступе громкого нарочитого хохота. — Ха! Ха! Ха! Подождем, когда дождь закончится! Да здесь даже поговорка есть, что-то вроде: «Долг верну, когда в Пуйо дождь закончится». Ха ха.
— Ну ведь было два ясных дня, когда мы сюда приехали.
— Я помню. Мормонское чудо последних дней. Уже началось пешее паломничество, чтобы канонизировали местного падре. Vamonos, cabron.
Ли хлопнул Аллертона по плечу, и они вышли под дождь, оскальзываясь на мокрой брусчатке главной улицы.
* * *
Тропа была вымощена бревнами, все дерево — под слоем жидкой грязи. Они вырезали себе длинные палки нащупывать дорогу, но продвигались все равно медленно. Джунгли были лиственными, деревья твердых пород высились по обе стороны тропы, подлеска почти не было. И повсюду — вода, ручейки, потоки и реки чистой холодной воды.
— Хорошая здесь форель, наверное, — сказал Ли.
Они останавливались у нескольких хижин спросить, где живет Коттер. Все отвечали, что они идут правильно. А далеко еще? Два-три часа. Может, дольше. Казалось, молва их опережает. На тропе они встретили человека, тот переложил мачете в другую руку, чтобы поздороваться, и сразу сказал:
— Вы ищете Коттера? Он сейчас дома.
— Далеко?
Человек посмотрел на Ли и Аллертона.
— У вас это займет еще три часа.
* * *
Они все шли и шли. Близился вечер. Они подбросили монету, кому спрашивать у следующего дома. Выпало Аллертону.
— Он говорит — еще три часа.
— Мы это слышим уже последние шесть часов, — ответил Ли.
Аллертону хотелось отдохнуть.
— Нет, — сказал Ли. — Если будешь отдыхать, ноги задеревенеют. Хуже этого ничего нет.
— Кто сказал?
— Старик Морган.
— Морган не Морган, а я хочу отдохнуть.
— Только недолго. Красота будет, если нас темнота застанет. Спотыкаться о змей и сталкиваться с ягуарами, падать в quebrajas — так они эти глубокие овраги называют, которые ручьи вымывают. У некоторых глубина шестьдесят футов, а ширина — четыре. Как раз хватит свалиться.
Они остановились передохнуть в брошенном доме. Стен не осталось, но крыша была, причем, довольно прочная на вид.
— Если подопрет, здесь можно остановиться, — заметил Аллертон, озираясь.
— Если только подопрет. Одеял-то нет.
* * *
Когда они дошли до дома Коттера, уже стемнело. Крытая соломой маленькая хижина на поляне. Коттер оказался маленьким жилистым человечком, далеко за пятьдесят. Ли заметил, что принял он их прохладно. Ли извлек из мешка бутылку, и они выпили. Жена Коттера — крупная, сильная, рыжеволосая женщина — заварила чаю с корицей, чтобы заглушить керосиновый привкус «Пуро». Ли опьянел после трех стаканов.
Коттер задавал Ли много вопросов:
— Как вы сюда попали? Откуда? Давно ли в Эквадоре? Кто вам обо мне рассказал? Вы турист или здесь по делам?
Ли был пьян. Он на жаргоне торчков начал объяснять, что ищет яхе, оно же — айяхуаска. Он понимает, что с этим наркотиком экспериментируют и русские, и американцы. Ли сказал, что на этом они оба могут заработать. Чем больше Ли говорил, тем прохладнее становился Коттер. Он явно что-то подозревал, по что именно или почему, Ли понять не мог.
Ужин был довольно неплох, учитывая, что основными ингредиентами служили какой-то волокнистый корешок и бананы. После еды жена Коттера сказала:
— Мальчики, наверное, устали, Джим.
Коттер повел их куда-то, освещая дорогу фонариком, работавшим, только когда нажимали на ручку. Койка из бамбука, шириной дюймов тридцать.
— Вы, наверное, оба тут уместитесь, — сказал хозяин. Миссис Коттер расстелила одно одеяло как матрац, вторым можно было укрываться. Ли лег ближе к стенке, Аллертон — с краю. Коттер заправил противомоскитную сетку.
— Москиты? — спросил Ли.
— Нет, летучие мыши-кровососы, — только и ответил Коттер. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Все мышцы Ли болели после долгого перехода. Он очень устал. Одну руку он положил Аллертону на грудь и придвинулся ближе к мальчишке. Из тела Ли при теплом прикосновении потекла глубокая нежность. Он придвинулся еще ближе и ласково погладил Аллертона по плечу. Тот раздраженно дернулся и оттолкнул руку Ли.
— Отвали, а? Давай спать. — И он повернулся на бок, спиной к Ли. Ли убрал руку за спину. Все тело его сотрясалось от такого удара. Медленно он подсунул ладонь под щеку. Ему было очень больно — точно открылось внутреннее кровотечение. По его лицу текли слезы.
* * *
Он стоял перед «Эй, на борту!». Бар выглядел брошенным. Он слышал, как кто-то плачет. Он увидел своего маленького сына, опустился на колени и взял ребенка на руки. Плач стал громче, волной печали, и вот он заплакал сам, и все тело его затряслось от всхлипов.
Он прижал малыша Вилли к груди. Там стояла группа людей в робах заключенных. Ли не понимал, что они здесь делают, и почему он плачет.
Проснувшись, Ли по-прежнему чувствовал ту глубокую печаль своего сна. Он протянул было руку к Аллертону, но быстро убрал. И отвернулся к стене.
* * *
Наутро Ли ощущал только раздражение и опустошение. Он попросил у Коттера ружье 22 калибра, и они пошли с Аллертоном посмотреть джунгли поближе. Казалось, жизни в лесу не осталось.
— Коттер говорит, индейцы истребили всю живность в здешних лесах, сказал Аллертон. — У них у всех дробовики. Они купили их на те деньги, что заработали у «Шелл».
Они шли по тропе. Гигантские деревья, многие — выше ста футов, все опутанные лианами, закрывали свет.
— Даст бог, что-нибудь живое подстрелим, — сказал Ли. — Джин, я слышу, там что-то крякает. Попробую подбить.
— А что это?
— Откуда я знаю? Живое же.
Ли продрался сквозь кустарник возле тропы, споткнулся о лиану и свалился в какое-то растение с зубьями, как у пилы. Когда он попробовал подняться, сотни острых зубцов вцепились ему в одежду и кожу.
— Джин! — завопил он. — На помощь! Меня схватило растение-людоед. Джин, освободи меня, руби его мачете!
В джунглях они не встретили ни одного живого существа.
* * *
Коттер предположительно пытался обнаружить способ извлекать кураре из яда, которым индейцы пропитывают наконечники стрел. Он рассказал Ли, что в этом районе живут желтые вороны и желтые сомики с очень ядовитыми шипами. Его жена укололась, и Коттеру пришлось давать ей морфий — такой сильной была боль. Он же был медиком.
Ли поразила история про Женщину-Обезьяну. В эту часть Эквадора приехали брат и сестра — жить простой здоровой жизнью, питаться кореньями, ягодами, орехами и сердцевиной пальм. Два года спустя их нашла поисковая экспедиция: они ковыляли на импровизированных костылях, беззубые, переломы у них не срастались. Выяснилось, что в этом районе нет кальция. Куры не могут здесь нести яйца, потому что не из чего вырабатывать скорлупу. Коровы молоко дают, но оно водянистое и полупрозрачное без кальция.
Брат вернулся к цивилизации и бифштексам, а Женщина-Обезьяна еще здесь. Такую кличку она получила потому, что наблюдала за тем, что едят обезьяны: значит, это можно есть ей и кому угодно. Это знать полезно. Это знать полезно, если заблудился в джунглях. А также полезно привозить с собой таблетки кальция. Даже жена Коттера «жубы на шлужбе» потеряла. У него самого-то зубов уже давно не осталось.
От воров его хижину охраняла пятифутовая гадюка — чтобы никто не украл его бесценные записи о кураре. Кроме этого, у него жили две крохотные мартышки — симпатичные, но с гадким характером и мелкими острыми зубками, и двупалый ленивец. Ленивцы питаются фруктами, висят на деревьях вниз головой и плачут, будто младенцы. На земле они беспомощны. Тот, что жил у Коттера, просто бился на полу и шипел. Коттер предупредил, чтобы его не трогали вообще — даже по затылку не гладили, поскольку он может дотянуться назад своими крепкими острыми когтями, вогнать их человеку в руку, подтащить ее ко рту и начать кусаться.
* * *
Стоило Ли спросить про айяхуаску, Коттер начал юлить: мол, он не уверен, что яхе и айяхуаска — вообще одно и то же растение. Айяхуаска как-то связана с Brijeria — колдовством. Он и сам немного Brujo. У него есть доступ к секретам Brujo. А у Ли такого доступа нет.
— У вас может уйти много лет на то, чтобы завоевать их доверие.
Ли ответил, что нескольких лет на это дело у него нет.
— Вы можете мне достать растение? — спросил он.
Коттер кисло взглянул на него:
— Я здесь уже три года.
Ли попробовал сыграть ученого:
— Мне нужно исследовать свойства этого наркотика. Я готов принять его в порядке эксперимента.
— Ну что ж, я могу отвести вас в Канелу и поговорить там с Brujo. Он вам даст, если я попрошу.
— Это будет очень любезно с вашей стороны, — ответил Ли.
О походе в Канелу Коттер больше не заикался. Но много говорил о том, как мало у них припасов, как он не может тратить время ни на что, кроме своих опытов с заменителем кураре. Через три дня Ли понял, что они попусту тратят время, и сказал Коттеру, что они уходят. Тот и не пытался скрыть облегчения.