Стрельников Павел Афанасьевич, директор фирмы по реализации нефтепродуктов «Адмантис», принял Петра Прокопчука в своем кабинете. Павел Афанасьевич — суровый и жесткий человек — основательно «сдал» после известия о гибели сына Тимура. Обычно, даже в теле интервью он обычно представал перед телезрителями человеком активным, деятельным, а сквозь оправу его очков даже на экране можно было увидеть умные, озорные глаза. Сейчас же от былого лоска не осталось и следа. Теперь в его глазах жила ненависть и злоба. Петр выразил соболезнования и, не став юлить, задал прямой вопрос:

— Павел Афанасьевич! Скажите, не связываете ли вы гибель вашего сына с действиями областной компании «Террариус», что планирует открыть около десятка автозаправочных станций в городе и полтора десятка магазинов запчастей?

Стрельников помолчал, а потом каким-то бесцветным голосом ответил:

— Вполне возможно, Петр. Вполне возможно.

— А кто мог знать когда, каким маршрутом, с кем поедет ваш сын Тимур?

— Да многие! Ни я, ни он, никогда ни от кого не прятались в нашем городе. Он с друзьями всегда собирался часов в восемь-девять вечера, слушали музыку, танцевали, тусовались, одним словом. Так у них говорят. Играли в футбол, если было достаточно светло, чистили и отдраивали мотоциклы, потом отправлялись за город. Из Тулеевска они выезжали всегда через Веерную набережную, потом уходили в сторону московской трассы и уже там отрывались по полной. Я уверен, его выслеживали, следили. Снайперский выстрел! Снайпер, знаете ли, стоит дорого. Особенно, хороший снайпер. Этот сработал четко: один выстрел — один труп. Труп моего сына…

Стрельников сжал скулы.

— Получали ли вы какие-либо угрозы, Павел Афанасьевич? Угрожали ли лично, вашей семье, бизнесу?

Стрельников не отвечал.

— Поймите! Мы хотим выйти на тех, кто нанял этого киллера. При всем к вам уважении, но у нас гораздо больше рычагов для расследования и проведения всяких экспертиз, задержаний, арестов и т. д. Ведь стреляют в нашем городе! Милиции это тоже, как кость поперек горла.

— Я знаете, что не понимаю, Петр! — уклонился от прямого ответа Павел Афанасьевич. — Почему они не убрали меня, а убрали моего сына? Я ведь человек заметный. Охрана моя немногочисленна. Я часто езжу по городу, инспектирую свои автозаправки и магазины запчастей. Причем передвигаюсь в обычном автомобиле. Почему не убрали меня?

— Вполне возможно, что так они хотели запугать и администрацию и лично мэра города, который, как известно, ваш школьный товарищ и близкий друг. А дети есть у всех. Это самый ублюдочный, простите за выражение, но и эффективный способ заставить человека делать то, что ему делать не хочется. И даже то, что он сделать не может.

— Возможно, вы и правы, Петр, — растерянно выдохнул бизнесмен.

— Я повторю вопрос относительно угроз в ваш адрес или в адрес вашей семьи. Было такое?

Стрельников поколебался, но ответил:

— Было три телефонных звонка. Суть их сводилась к следующему: если я и дальше буду пытаться блокировать выделение земельных участков через своих людей в мэрии для областной компании «Террариус» из Зеленодара, то «последствия могут быть трагическими и для вас, и для ваших людей в мэрии». Это дословно. Как видите, угроза адресовалась, прежде всего, мне и моим знакомым во властных структурах города. Но не семье. А теперь они добились обратного: я их в город точно не пущу, а за Тимура ответят руководители «Террариуса»! — жестко, как о нечто само собой разумеющемся сообщил нефтяной король Тулеевска.

— Павел Афанасьевич! Прошу, не делайте глупостей! Пока нет прямых улик причастности «Террариуса» к убийству. Начнете войну — она затронет весь город. Дайте нам время, не предпринимайте пока ничего. Я вас понимаю, вам сейчас тяжело.

— У вас, Петр, есть дети? — перебил опера директор «Адмантиса».

— Да нет, пока! Но, надеюсь, что будут!

— Тогда вам меня не понять! — твердо отрезал Стрельников, — Я буду действовать, исходя из своих соображений.

Петр посмотрел на бизнесмена — тот сосредоточено протирал стекла очков. Молодой человек слегка наклонился к собеседнику и сказал:

— Советую вам изменить маршруты и время ваших инспекционных поездок по заправкам и магазинам.

— Спасибо за совет, Петр. Уже сделано.

— Еще вопрос, Павел Афанасьевич. У вас дома установлен автоматический определитель номера?

— Конечно!

— Звонки с угрозами поступали на этот номер?

— Именно так. Но эти люди не дилетанты. Номера не определились.

— А вы не проверяли всю память АОНа за более долгий период? Советую вам это сделать и передать информацию мне. Любые незнакомые номера, межгород, частые непонятные о кого звонки на номер — все может помочь в расследовании. И еще: Тимур не говорил вам об угрозах в свой адрес? Вы не замечали ли у него конфликты?

— Ничего подобного. Мой сын был обычным подростком.

— В последнее время были ли признаки беспокойства в его поведении? Странности, боязливость, нервозность?

— Не припомню. Он вообще был жизнерадостным ребенком, веселился, умел рассказать анекдот. Таким он и остался до кончины.

— Скажите, а он принимал наркотики?

Стрельников зло сверкнул глазами, но Петр спокойно пояснил:

— Пятнадцать лет это такой опасный возраст в этом плане.

— Позвольте, но зачем вам это? Убили моего сына, а не сын убил кого-то!

— Именно поэтому я задаю вам этот вопрос.

Стрельников поколебался, но ответил:

— Мне кажется, он изредка покуривал травку. Но то, что никаких уколов, кокса он не употреблял, это я точно знаю. Потому, как проверял его анализ крови. К тому же я бывший медик, молодой человек. Так что я сразу бы определил наличие наркотической интоксикации.

— В крови Тимура нашли минимальные следы травки, — сообщил опер, — Благодарю за ответы, Павел Афанасьевич. Вы не могли бы мне назвать нескольких людей из круга его общения? С их телефонами?

— Я занятой человек и не особо слежу за его дружками. Но троих ребят знаю. Я дам их координаты. Обычные пацаны.

— А девушка у него была?

— Да, он встречался с Леной Балакиревой. Они с детства вместе.

— Что за человек Елена?

— Приятная девочка. Отец — профессор нашего автомобильного института, мать — доцент медицинских наук. Дочка очень культурная, вежливая. Она даже один раз просила меня переговорить с Тимуром, чтобы он матом перестал ругаться при ней. Говорила, что понимает, что Тимур хочет казаться взрослым и «крутым». Но все это — мальчишество. Лена вообще весьма рассудительная девушка. Я переговорил с сыном и, насколько я знаю, Тимур перестал материться. Во всяком случае, при Лене. В кругу сверстников, я полагаю, значительных изменений в стиле общения не произошло.

— Тимур мог быть кому-то должен деньги?

— Я бы об этом знал. Тимура я воспитывал в уважении к деньгам: он не бедствовал, но я его и не баловал. Хотя, технику ему покупали хорошую. Та же «Хонда» — это был новый мотоцикл. Нет, с деньгами у него проблем не было, насколько я знаю.

— Что ж! — оперативник поднялся со стула. — Прошу вас сообщить мне данные по друзьям и кругу общения Тимура. Я проверю все звонки на его сотовый номер, а так же на ваш домашний телефон. Я уверен, мы еще не раз будем беседовать с вами. Примите еще раз мои глубокие соболезнования.

Прокопчук уже уходил, когда его окликнул отец убитого:

— Петр! У меня к вам просьба! Если вы что-нибудь накопаете по делу убийства моего сына, прошу, сообщите мне. Я все-таки отец! Я буду вашим должником! Речь идет о содействии в служебном росте, да и росте благосостояния. Имейте это в виду.

Прокопчук молча покинул кабинет директора фирмы «Адмантис», а Павел Афанасьевич Стрельников достал из ящичка шкафа игрушечный пистолет. Это была любимая в детстве игрушка покойного теперь Тимура. Мужчина щелкнул пластмассовым курком и неожиданно глаза его увлажнились, а скупые слезы добавили еще больше горечи в душе.

Г. Тулеевск, городская больница № 3

Беркут сидел с двумя своими подручными в приемном отделении Тулеевской городской больницы. Все четверо его бойцов лежали в травматологическом отделении. По словам медсестры, у двоих имелись переломы рук, многочисленные синяки и ссадины. Есть подозрения на сильные ушибы внутренних органов. У Опенка открылось небольшое внутреннее кровотечение в области желудка. Четвертому члену группировки беркутов повезло больше: сильных травматических повреждений, а тем более переломов, у него не обнаружено. А у самого младшего — Пескаря — вообще нет следов избиения.

Сейчас лидер банды терпеливо ждал. Наконец, Беркута пропустили в палату к его подопечным. Даже он, обладающий сильной нервной системой, сжал губы и чуть не проронил слезу, увидев, в каком состоянии пребывают теперь его бойцы. Хуже всех выглядел Опенок. С гипсом на руке, с перебинтованной головой, весь в синяках и кровоподтеках, со свернутой челюстью, паренек молчал. Беркут подошел к избитому тезке лесного грибочка и пожал его руку. Двое других бойцов также числились «неходячими», и вожак группировки сделал то же самое: просто пожал им руки. Самый младший из них, совсем еще пацан по кличке Пескарь, единственный мог передвигаться самостоятельно. Беркут позвал его в «курилку», где Пескарь рассказал, что произошло на Литейном, и передал бумажку с номером сотового телефона, на которой, помимо цифр, значилось одно лишь имя — Стилет. Пескарь сообщил, что это мини послание ему передал сам Стилет. «Оборотни», захлопнув ловушку на Литейном, заставили четверых беркутов тогда снять шлемы, и главный из них — Стилет, наказал своим людям: самого меньшого — Пескаря — лишь слегка «попинать», но не более.

— Я так понял: он меня выбрал потому, что я самый маленький по возрасту оказался среди всех четверых. А ему нужно было сообщение тебе, Беркут, передать. Через меня. Он хочет с тобой встретиться в честной драке. Сказал, когда ты готов будешь, то позвони по телефону, что на бумажке записан.

— Ты хоть драться пытался? — сурово спросил Беркут, пытаясь затушить окурок сигареты о банку из-под кофе, используемой в качестве пепельницы, — Только не ври! Говори, как есть!

— Да какой там драться! — с искренним сожалением ответил малец, — Два «лося» меня держали, я и рыпнуться не мог! Они выше меня на две головы, старше намного, да и здоровые такие, плечистые!

Главарь банды «Беркуты» посмотрел на хилое пока телосложение подростка. «Ух, рановато ему в банду, рановато!»- мелькнула мысль в его голове.

— Били сильно остальных ребят?

— Не слабо. Чуть душу не выбили, но Стилет все время приостанавливал своих бойцов, чтобы напрочь покалеченных не было. Но те все же разошлись не на шутку. Видишь, у нас два перелома, да отбитые внутренности. Там трава красной стала от крови. Выбили из нас все деньги, что мы забрали, а вместе с ними еще и наши собственные…

— А проститутки что?

— Они расправы над нами не видели. Но знали, похоже, что Стилет не даст нам уйти. Очень уж бесстрашно шлюхи себя вели.

— А почему не видели-то?

— Ловушку «Оборотни» нам за поворотом проспекта устроили. Мы сразу смыться попытались, как «бабло» получили, развернулись, но и там нам путь к отступлению отрезали. Мышеловка захлопнулась.

— Понятно! Разборка на проезжей части проходила?

— Зачем? Нет, они отволокли нас на пустырь. Недалеко, в окружение кустарников и деревьев.

— А мотоциклы?

— А мотоциклы наши они бейсбольными битами и кусками арматуры раскурочили. Превратили в куски металла.

— Менты в больничку приходили?

— Приходили. Но сам знаешь, нам с ними связываться ни к чему. Я сказал, что неизвестные напали на нас, грабанули, отмудохали. Хотели отнять мотоциклы. Но, типа, мотоциклы наши им не понравились, слишком старые и не престижные. Грабители, говорю, типа взбесились от неудачи, раскурочили наших «железных коней». Да и нас в придачу.

— Поверили? — с сомнением поморщился Беркут.

— Не особо, по-моему. Ну и хрен с ним! Зато больше с вопросами не приходили.

— Как вы все в больницу попали?

— Так сам Стилет нам скорую и вызвал! Сначала чуть не убили, измочалили, как боксерскую грушу, а потом эту, как ее… Ну, я по телеку слышал? О! Гуманность их старшак проявил! При мне скорую вызвал. «Оборотни» укатили, а через минут двадцать и больничка на колесах подоспела.

— Да! Съездили пацаны за «баблом», ничего не скажешь! — зло сплюнул главарь шаповской группировки.

— Послушай, Беркут, я вот чего не просекаю: Сизый же отзвонился, сообщил, что ничего подозрительного не заметил. Откуда же столько «Оборотней» повысыпало нас «мутузить»? Куда он свои зенки направлял?

— Наказал я его уже, Пескарь, наказал. Говорит, перепугался он тогда. Причем не людей испугался, а Фунтика.

— Какого Фунтика? — опешил Пескарь.

— Да ротвейлера. Дед там, в кустах, с собакой гулял. Ротвейлер по кличке Фунтик. А пес размером с молодого бычка. Сизый говорит, что дед чуть не натравил эту собаку Баскервилей на него. Лажу гонит, что убегал от пса.

Иначе порвал бы Фунтик его на мелкие кусочки.

— Убежать от ротвейлера? — с недоверием переспросил Пескарь, — Странно!

— Я тоже так подумал. А ты пацан хоть и мелкий, а башка варит, Пескарь! — похвалил мальца Беркут. — Я уверен — врет Сизый, трусливый заяц!! Но, теперь уже, что поделаешь! Но я его наказал: наши ребята его отдубасили, да выгнал я его из банды! Поумней и посмелей желающих к нам присоединиться много! А этот сукин сын и вас, и меня подставил. Ладно, Пескарь, выздоравливай, и за ребятами присматривай. Предкам вашим я сказал, что мы на рыбалку укатили.

— Да только в качестве рыбы мы оказались, а в качестве рыбаков «Оборотни»! — горько заметил малец.

— Так вышло. Значит, Стилет на бой меня зовет? Когда я готов буду, отзвониться просит? Место встречи обозначить желает? — уточнил Беркут.

— Зовет. Сказал, в честном поединке разбираться с тобой будет, как в законе сказано.

— Ясно. Прощевай, брат! Я раз в два дня гонца вам буду присылать с «гревом». Пожрать, попить, сигарет. Да и сам заезжать буду.

— Увидимся! — попрощался Пескарь.

Беркут покинул здание городской больницы в задумчивости. Его план по захвату части рынка тулеевских сексуальных услуг жестоким наездом потерпел крах. Главарь шаповской группировки достал из кармана записку с номером телефона Стилета, посмотрел на нее, и зло прошептал:

— Урою, гада! Под землю закопаю! «Оборотень»! Серебряную пулю тебе в висок, сука! Кинжал под сердце! Кастетом по темечку! Осиновый кол в поддыхало!

В этот момент глаза парня излучали ненависть и лютую злобу.